Монгол. Черный снег

Глава 10

Тамир

Я всегда знал, что однажды найду его. Это было вопросом времени. И я был готов. Ждал этого момента, как ждут войны. Спокойно, хладнокровно, без лишних эмоций. Я знал, что он скрывался. Урод, который избивал свою дочь, запирал её в тёмном подвале, и в конце концов продал её за дозу грязным ублюдкам, не заслуживал ничего, кроме самой жестокой смерти. Этот день настал. Я нашёл его. Не он меня в поисках своей маленькой девочки — я его. Он жил в обветшалой квартире на окраине города, там, где даже крысы не хотели оставаться надолго. Грязные стены, вонь, разбросанные бутылки. Сигаретный дым, который тянулся в воздухе, как удушающий туман. Место, где человек умирает не сразу — он гниёт заживо, медленно. Он был таким же гнилым, как и это место. Я видел это по его лицу, когда вошёл.

Он даже не понял, что я здесь. Сидел, сгорбившись на старом, обшарпанном кресле, с бутылкой дешёвого алкоголя в руке. Его лицо опухшее, сине-фиолетовое от побоев казалось тоже опухшим как и его глаза. Но хуже всего был его взгляд — пустой, мёртвый, как у зомби. В этот момент я не почувствовал ничего. Ни капли сочувствия. Ни тени сомнения. Это был мертвец, который ещё дышал. Но не долго.

— Кто ты? — пробормотал он, заметив моё присутствие. В его голосе не было страха, только равнодушие. Как будто он знал, что конец близок, но не хотел ничего делать.

— Тот, кто пришёл за тобой, — спокойно сказал я, закрывая дверь за собой.

Он хмыкнул, как будто мои слова были чем-то, что его даже развеселило. Но это длилось недолго. Я подошёл ближе, и тогда его лицо исказилось. Он увидел что-то в моих глазах. Что-то, что он не мог понять. Но он знал, что это что-то опасное. Его дрожащая рука потянулась к бутылке на столе, но я выбил её прежде, чем он успел дотронуться до стекла.

— Ты знаешь, кто я? — спросил я тихо, но в моих словах чувствовалась угроза.

Его глаза расширились, как у крысы, загнанной в угол. Он не знал, кто я, но догадывался, что пришёл его конец. Я увидел, как на его лице промелькнула паника. Он попытался подняться, но его ноги заплелись, и он упал обратно в кресло.

— Что тебе нужно? — пробормотал он, теперь уже с явным страхом в голосе.

— Диана, — сказал я холодно, глядя ему прямо в глаза. — Твоя дочь. Где твоя дочь, ублюдок?

Его лицо побледнело. Он понял, что речь не о деньгах, не о наркотиках, не о каких-то там разборках. Я видел, как его глаза дергаются, пытаясь найти выход, но я был слишком близко. Он не уйдёт. Никогда.

— Что с ней? — спросил он, его голос дрожал. Но в этих словах не было беспокойства, не было отцовской заботы. Лишь страх за свою шкуру. Он не спрашивал о ней, как отец. Он спрашивал о том, что может случиться с ним. Я молчал, смотрел на него, давая ему возможность осознать всю глубину его грехов. Он был дрянью. Человеком, который никогда не должен был стать отцом. Человеком, который заслуживал только одного — медленной и мучительной смерти.

— Ты продал её, — тихо сказал я, мои слова были ледяными, как удар ножа. — Ты предал свою собственную дочь за дозу. Ты отдал её этим ублюдкам, как товар. И за это ты умрёшь.

Его глаза расширились от ужаса. Но, как и все крысы, он начал шипеть, пытаясь защитить свою жалкую жизнь.

— Это не я! — заорал он, пытаясь встать с кресла, но его тело было слишком слабым. — Это она! Ее мать! Она была сумасшедшей! Она мне мешала жить!

Я подошёл ближе, схватил его за волосы и резко дёрнул голову назад. Он взвыл от боли, его руки бессильно хватались за воздух, пытаясь оттолкнуть меня, но у него не было шансов.

— Диана была твоей дочерью, — прошипел я, сжимая его волосы сильнее, и его крик стал громче. — Твоей, ублюдок.

Он захрипел, его глаза налились кровью от страха. Я отпустил его, и он упал обратно в кресло, корчась от боли. Он попытался отползти, но я быстро схватил его за шею, вдавив его голову в стену.

— Её мать умерла от той дозы, за которую ты продал свою дочь, — холодно сказал я, прижав его лицо к стене так сильно, что его кожа начала разрываться о грубую штукатурку. — Ты убил их. Ты убил и мать, и дочь.

— Нет! Это не я! Это она! Моя жизнь была адом из-за неё! — его голос был истеричен, как у человека, который знал, что ему не избежать наказания, но пытался оттянуть неизбежное. — Она подсадила меня на наркоту! Отпустииии аааааа!

— Ад? — я отпустил его и посмотрел на него сверху вниз. Он закашлялся, хватая воздух, как утопающий. — Ты не знаешь, что такое ад. Но я покажу тебе.

Я схватил его за волосы и свалил на пол. Он жалобно заскулил, но я уже не слышал этого. Я поднял ублюдка, словно тряпичную куклу, и со всего размаха швырнул в стену. Его тело ударилось с глухим стуком, и он сполз вниз, оставив кровавый след на стене.

— Пожалуйста, — прохрипел, пытаясь подняться, но его ноги больше не слушались его. Он полз по полу, как раненное животное, оставляя за собой след крови и слёз.

— Пожалуйста? — переспросил я, сев на корточки рядом с ним. — Она тоже тебя умоляла? Когда ты бил её, когда закрывал её в подвале на несколько дней, она тоже просила пощады?

Я схватил его снова за волосы и прижал его лицо к полу. Его дыхание стало прерывистым, он захрипел, как умирающий зверь.

— Ты не заслуживаешь смерти, — сказал я, глядя на него сверху. — Смерть — это слишком легко. Слишком быстро. А тебе нужно страдать. Как она страдала.

Я резко поднял его за патлы вверх, и он застонал от боли, его руки беспомощно тянулись ко мне, пытаясь остановить то, что было неизбежным. Но я не остановился.

— Ты мразь! — шипел я, глядя прямо ему в глаза. — Ты — ничтожество. И сегодня ты умрёшь, так же медленно, как и она могла бы умереть, если бы я не пришёл.

Я швырнул его обратно на пол и достал нож. Его глаза расширились от ужаса. Он понял. Понял, что ему не выжить. Понял, что я пришёл за ним, чтобы забрать то, что он отнял у своей дочери — её жизнь, её будущее.

— Пожалуйста… — прохрипел он, когда лезвие моего ножа приблизилось к его лицу.

— Я не знаю пощады, — холодно ответил я и резко ударил ножом. Лезвие погрузилось в его плоть, и он закричал, но этот крик был коротким. Я ударил снова. И снова. Каждый удар — это месть за её слёзы, за её боль. За то, что он сломал её жизнь.

Он пытался что-то сказать, но его слова утонули в крови, которая хлынула из его горла когда я перерезал его от уха до уха. Глаза подонка стали стеклянными, губы задрожали в предсмертной агонии. Я смотрел на него сверху вниз, без жалости, без сожаления. Он был ничтожным куском дерьма, и я сделал то, что должен был. Одна жизнь за другую. Он был уже мёртв в моих глазах задолго до того, как я вошёл в эту проклятую квартиру.

Кровь текла по его шее, медленно впитываясь в грязный пол, как бордовая вода. Я поднялся на ноги, глядя на его тело, ещё содрогающееся в конвульсиях. Но я не чувствовал ни облегчения, ни триумфа. Я просто стоял там, в этом убогом месте, где его жизнь закончилась, и думал о том, что смерть этого ублюдка не изменит того, что произошло с Дианой.

Его боль не вернёт ей детство. Его смерть не снимет с неё тех шрамов, которые он оставил на её душе. Я сделал это не ради неё. Сделал это ради себя. Чтобы очистить этот мир от ещё одного монстра. Но монстров в мире больше, чем людей, и убивать их всех не хватит одной жизни.

Я стоял над его телом ещё несколько минут. Просто смотрел. Не знаю, что я пытался увидеть. Может, искал хоть малейшее оправдание для того, что я только что сделал. Может, пытался убедить себя, что этого было достаточно. Но чёрт возьми, я знал, что этого никогда не будет достаточно. Я убил его для того, чтобы избавиться от части той тьмы, что преследовала её. Но тьму не так легко прогнать. Убрал нож в кобуру на поясе и медленно вытер руки в перчатках о штаны мертвеца. Кровь липла, тянулась тягучими нитями, как паутина. Смерть этого ублюдка была грязной, но чистота в этом деле меня не волновала. Всё, что оставалось — это тишина. Я пошел в туалет вонючий и грязный. Вымыл руки в перчатках с мылом. Посмотрел на себя в треснувшее зеркало. Чудовище уничтожило чудовище…Но чудовищ от этого меньше не стало.

Я знал, что вернусь к Диане. Я знал, что не смогу рассказать ей, что сделал. Она никогда не узнает об этом. Никогда не должна узнать. Ей не нужно это. Она потеряла мать, хотя её потеря была лишь формальностью — наркоманка, которая сама себя убила долгими годами разрушения. Продала дочь за дозу, которую не выдержала. Я узнал о её смерти недавно — очередной передоз. Тело нашли в грязной постели в той же съёмной комнате. Никто не сожалел о её уходе. И теперь я убрал и второго родителя из её жизни.

Диана осталась одна. Полностью одна.

И я понял, что этой тьмы, которая окружает её, гораздо больше, чем я мог бы себе представить. И как бы я ни пытался убивать тех, кто нанёс ей эти шрамы, её травмы останутся с ней навсегда. Я повернулся, не оглядываясь на его тело. Он больше не был для меня важен. Его жизнь закончилась, и это было единственное, что имело значение. Я покинул его грязную квартиру, оставив дверь открытой настежь. Пусть кто угодно найдёт его. Мне всё равно. Шаги эхом разносились по лестничным пролётам, когда я спускался вниз. На улице было темно, холодный ветер бил в лицо, но мне было наплевать. Мой разум был сосредоточен на одном — на Диане. Да — у не никого больше нет. Теперь у нее есть Я. Это был мой выбор! Эта девочка останется со мной.

Я подошёл к машине, сел за руль, врубил мотор. Металлический рёв "Бугатти" прокатился по улицам, как рык дикого зверя. Я выехал на дорогу, вдавив педаль в пол, и машина рванула вперёд. Чёрный асфальт блестел под фарами, как мёртвая река, и в этот момент я не чувствовал ничего, кроме глухого, болезненного рёва в груди. Я убил её отца. Но не убил тех демонов, что поселились внутри неё. Эти демоны жили и во мне. И я знал, что они никогда не умрут.