Монгол. Черный снег

Глава 18

ОСТОРОЖНО МНОГО МАТА! Братья они такие, да!

Тамерлан Дугур Намаев ввалился в дом, как и всегда, будто ему здесь всё принадлежало. Широкие плечи, дорогой костюм, тяжёлый взгляд — в нём всё говорило о силе, власти, чёртовой уверенности в том, что этот мир принадлежит ему, и точка. Вся эта золотая империя, этот блеск, этот ебучий успех — всё это было для него не просто жизнью, а частью его самого. Он был рождён, чтобы доминировать, чтобы подчинять, чтобы заставлять этот мир прогибаться под себя.

Он бросил взгляд на брата, который стоял у окна, глядя куда-то в пустоту, будто хотел пробить взглядом стекло. Тамир даже не повернулся, когда Тамерлан зашёл. Вот так всегда. Ноль уважения. Ноль желания заговорить первым. Ну и хрен с ним.

— Ну что, брат, — начал Тамерлан, снимая пиджак и бросая его на спинку кресла, — сколько ещё ты собираешь бродить по жизни, как ебучий волк-одиночка? Может, уже хватит, а?

Тамир молчал, не поворачиваясь. Лишь сжал кулаки, и это было достаточно громко, чтобы Тамерлан заметил.

— Я серьёзно, мать твою. Хватит корчить из себя героя. У нас есть дело. Большое дело. Империя, которая растёт, как на дрожжах. Ты мог бы быть частью этого. Вместо этого ты сидишь тут, как грёбаный отшельник, и жрёшь свои проблемы в одиночку. Ты думаешь, ты кому-то что-то докажешь?

— Хватит, Тамерлан, — наконец сказал Тамир, и голос у него был ровный, но пропитанный ледяной усталостью. — Я уже говорил тебе. Я не хочу быть частью твоей чёртовой золотой империи.

— Не хочешь? — Тамерлан рассмеялся, но смех его был холодным, без радости. — Да ты даже не понимаешь, что отказываешься от жизни, которую можно только мечтать, Тамир. Ты даже не представляешь, как ты меня заебал со своим героизмом. Своей ебучей независимостью. Ты называешь это гордостью? Я называю это тупостью.

— Это моя жизнь, Тамерлан, — рявкнул Тамир, наконец повернувшись. — Ты не можешь решить за меня. Ты хочешь, чтобы я был твоей игрушкой? Чтобы я был очередным колесиком в твоей машине? Хрен тебе.

Эти слова выбили Тамерлана из колеи. На миг он замолчал, но потом снова выпрямился, тяжело вздохнул и развёл руками.

— Ты реально думаешь, что я хочу сделать из тебя игрушку? Да пошёл ты, Тамир. Я просто хотел помочь. Чёрт, да ты мой брат, мать твою. Мне что, нельзя заботиться о своей семье?

— Тебе? — Тамир хмыкнул, сдавленно, с горечью. — Забота? Ха. Ты не заботишься, Тамерлан. Ты управляешь. Ты хочешь, чтобы все были под тобой. Чтобы все танцевали под твою дудку. И я не собираюсь становиться частью твоей схемы.

— Ты просто жалкий, — выплюнул Тамерлан, и в его голосе зазвучала ярость. — Сидишь тут, утопаешь в своих проблемах, вместо того чтобы взять свою долю власти, которую я тебе предлагаю. Ты думаешь, ты благородный, да? Гребаный герой. Ты просто боишься.

— Да пошёл ты, Тамерлан! — Тамир шагнул к нему, их лица оказались слишком близко друг к другу. — Ты нихера обо мне не знаешь! Думаешь, я боюсь? Я просто не хочу этой вашей золотой грязи. Не хочу сидеть с тобой за одним столом и чувствовать, как ты смотришь на меня сверху вниз. Мне это не нужно. Твоя помощь мне не нужна.

— Твоя жизнь — дерьмо, Тамир, — прорычал Тамерлан. — И ты это знаешь.

Тамир молчал, глядя на него взглядом, в котором горело столько ненависти, что на миг Тамерлан даже почувствовал укол сожаления. Но он знал, что отступать нельзя. Это был его брат. Его чёртов сломанный брат, которого нужно было вытаскивать за шкирку, даже если он орал и сопротивлялся.

И всё же что-то было не так. Тамерлан это чувствовал. Он видел, как Тамир избегал смотреть ему прямо в глаза. Видел, как он нервно дёргал пальцами, как будто пытался сдержать себя. И ещё одна вещь, которая не давала покоя: Диана. Эта девочка.

Она была где-то в другом конце дома, но когда Тамерлан мельком увидел её до разговора, он заметил в её взгляде что-то странное. Что-то слишком личное, слишком… болезненное, когда она смотрела на Тамира. И Тамир, мать его, смотрел на неё так же. Слишком пристально. Слишком… голодно.

— Тамир, — вдруг сказал Тамерлан, смягчая тон, — что происходит? Ты ведь не просто так так отталкиваешь всех. Что с тобой?

— Не твоё дело, — быстро отрезал Тамир, отворачиваясь к окну.

И тут Тамерлан понял, что дело гораздо глубже, чем он думал. Это была не только их старая ссора, не только чёртова "независимость" Тамира. Что-то ещё. Что-то, что он не мог понять. Но он догадывался, что это связано с Дианой.

Тамерлан сжал челюсти так, что мышцы на скулах заиграли. Он смотрел на брата, который уставился в окно, будто в этом грёбаном стекле мог найти ответы на все вопросы жизни. Всё его ебучее одиночество, весь этот героизм, за который он цеплялся, как утопающий за соломинку. И всё это, сука, не просто так. Тамерлан знал. Он чувствовал нутром, что тут кроется что-то ещё. Что-то, о чём Тамир молчит, как мёртвый.

И он был готов докопаться до сути.

— Это из-за неё? — произнёс он резко, даже не думая о том, как прозвучат эти слова.

Тамир чуть вздрогнул, но быстро взял себя в руки. Всё ещё стоял спиной, но плечи его напряглись, как струны, готовые лопнуть. Молчал. Но его молчание было слишком красноречивым.

— Так я и думал, — прорычал Тамерлан, шагнув ближе. — Диана. Чёрт возьми, Тамир, что между вами происходит?

— Ничего, — бросил Тамир коротко, холодно. Голос сухой, отрезанный, будто он хотел поставить точку и закончить разговор на этом.

Но Тамерлан уже не мог остановиться. Его злость, его ебучая жажда понять наконец этого младшего брата, разъедали его изнутри.

— Ничего? — Тамерлан усмехнулся, но в его усмешке не было ни капли веселья. — Ты серьёзно думаешь, что я куплюсь на это? Ты видишь её, и у тебя глаза горят, как у бешеного. Она смотрит на тебя так, что это можно почувствовать за три грёбаных километра. Так что не пизди мне тут, Тамир.

Тамир повернулся к нему резко, взгляд — ледяной, будто мог проткнуть насквозь.

— Ты не понимаешь, что говоришь. Иди к чёрту, Тамерлан.

— Ты меня к чёрту посылаешь? — Тамерлан взорвался, шагнув вплотную. — Да ты сам уже там, мать твою. Я не слепой, Тамир. Между вами что-то есть. Это видно по твоим глазам. Ты смотришь на неё, как волк на добычу, и даже не пытайся отрицать это.

— Хватит! — рявкнул Тамир, голос сорвался на рычание. — Ты не знаешь, о чём говоришь. Не лезь в то, что не касается тебя!

— Не касается? — Тамерлан оттолкнул его плечом, заставив шагнуть назад. — Эта девочка — она хорошая, чистая. Ты много ей дал…Но что ты можешь дать еще? Кто ты? Что ты? Зачем она тебе? Что ты замышляешь?

— Я ничего не замышляю! — Тамир шагнул вперёд, столкнувшись с Тамерланом грудь в грудь. Его лицо было перекошено от ярости. — Ты вообще понимаешь, о чём ты говоришь? Ты не имеешь права так со мной разговаривать. Я сказал, отвали! Она — не твое дело! Не лезь! Слышишь, не лезь! Я к тебе никогда не лез! В твое!

— Не имею права? — Тамерлан усмехнулся, но в его глазах сверкала опасная злость. — Я твой брат, Тамир. И если я вижу, что ты ведёшь себя, как идиот, как слабак, который не может справиться с собой, я имею право знать, что происходит. Она для тебя — кто? Ты можешь мне ответить? Или ты даже сам себе боишься признаться?

Тамир замер. Его лицо напряглось, как каменная маска, взгляд горел, но ответить он не мог. Он молчал. Его кулаки были сжаты так, что пальцы побелели, а вены вздулись. Но слова не выходили.

— Ты охренел, брат, — сказал Тамерлан, глядя на него долгим, пронизывающим взглядом. — Ты даже не можешь сказать правду. Не можешь признать, что влюблён в неё. Что, боишься? Боишься, что я скажу, какой ты жалкий? Какой ты ебучий слабак?

Эти слова ударили по Тамиру. Он рванул вперёд, схватил Тамерлана за воротник, притянул его к себе так резко, что тот даже не успел отреагировать.

— Заткнись! — прошипел Тамир, его лицо исказилось от гнева. — Заткни свой ебучий рот! Ты не понимаешь! Ты не знаешь, каково это, сука, жить с этим дерьмом! Ты даже не представляешь, что у меня внутри! Так что закрой рот и выметайся из моего дома!

Тамерлан смотрел на него, тяжело дыша, но не отстранялся. Его глаза были полны того, что Тамир ненавидел больше всего — разочарования. Не злости, не ненависти, а именно разочарования.

— Ты прав, — тихо сказал Тамерлан, оттолкнув его руки. — Я не понимаю. Но знаешь что, брат? Ты сам себя разрушаешь. И если ты потащишь её с собой в эту грёбаную пропасть, ты станешь ещё хуже, чем тот, кто сделал тебя таким. Ты этого хочешь?

Тамир не ответил. Он стоял, смотрел на брата, а внутри него всё разрывалось.

— Я вернусь, — бросил Тамерлан, подхватил свой пиджак и направился к двери. — Ты можешь меня ненавидеть, но я вернусь. Потому что, если ты потянешь её за собой…это будет самое большое скотство в твоей жизни!

Дверь хлопнула. Тишина накрыла комнату. Тамир стоял посреди неё, чувствуя, как его сердце стучит так громко, что заглушает всё вокруг. Потянуть её за собой? Эти слова, как яд, разливались в голове, и он не мог их вытеснить.

Я стоял посреди комнаты, как идиот. Дыхание сбивалось, в ушах гул, руки всё ещё дрожали. Это сука, Тамерлан, всегда знал, куда ударить, чтобы пробить меня насквозь. Он мог за пять минут вытянуть из меня всё дерьмо, которое я годами пытался закопать, и раскидать его по полу так, чтобы не осталось ни малейшего шанса его спрятать.

"Потянешь её за собой?" Эти слова, как гвозди, впились мне в мозг. Слышу их снова и снова, будто он ещё стоит здесь, у меня за спиной, и шепчет их мне на ухо. Потяну ли я её за собой? Чёрт побери, я уже тащу. Тащу с самого момента, как понял, что не могу жить без неё.

Я разжал кулаки, посмотрел на свои руки. Красные полосы на ладонях от ногтей. Всё тело напряглось, как будто меня готовили к бою. Но бою с кем? С ним? С самим собой? Или с этой грёбаной тьмой, которая годами жрёт меня изнутри?

Да, он прав. Чёрт его дери, он прав.

Я вижу, как она смотрит на меня. Как смотрела даже сегодня. Её взгляд, полный тепла, заботы. В нём нет страха. Она смотрит на меня так, будто я для неё всё. Так, как никто никогда не смотрел. И от этого мне хочется, чтобы она исчезла. Чтоб она выбежала из этой чёртовой комнаты, из моей жизни, чтобы уберегла себя от того, что я могу ей сделать.

Но нет. Она остаётся. Каждый раз остаётся. Смотрит на меня так, будто я достоин чего-то хорошего, хотя я уже давно доказал, что я только ломаю. Ломаю всё, к чему прикасаюсь.

Я сел на кровать, чувствуя, как внутри всё сжимается. Ненависть к себе колет, как осколки стекла. Он сказал правду. Я слабак. Я жалкий ебучий слабак, который даже не может ей сказать, что он чувствует. Не может признаться самому себе. Не может признаться в том, что я хочу её больше, чем могу себе позволить. Что она для меня больше, чем просто девушка, больше, чем просто семья.

Она мой грёбаный запретный плод.

Я смотрю на неё, и у меня внутри всё разрывается. Она — свет. Тёплый, чистый, недостижимый. Она — всё, чего я не достоин. И поэтому я стараюсь её оттолкнуть. Снова и снова. Брошу ей пару резких слов, накричу, отвернусь. А потом, когда она уходит, сижу вот так, в этой проклятой тишине, и чувствую, как пустота разрывает меня изнутри.

Я хочу её. Чёрт, как я её хочу. Когда она рядом, я задыхаюсь от её тепла, от её запаха, от её чёртового взгляда, который словно проникает в самые тёмные углы моей души. Я хочу быть с ней. Хочу держать её, прижать к себе, чувствовать её кожу, её дыхание.

Но я не могу. Я не имею права.

Всё, что я могу ей дать, — это боль. Только боль. Я знаю это, чёрт бы меня побрал. Моё прошлое уже разъело меня до основания. Там нет ничего, что можно было бы спасти. И если я позволю себе взять её, впустить её в свою жизнь… эта тьма сожрёт нас обоих. Она разрушит её так же, как разрушила меня.

И вот, что хуже всего: он прав. Тамерлан прав. Я потяну её за собой. Уже тяну. И она это чувствует, я вижу это в её глазах. Но она упрямая. Слишком упрямая. Она думает, что сможет меня спасти. Что сможет вернуть меня к жизни.

А я знаю, что она ошибается.

Я сижу здесь, и у меня перед глазами только её лицо. Её улыбка. Её взгляд, который я не заслуживаю. И я понимаю, что чем больше я её люблю, тем дальше я должен её держать. Потому что чем ближе она будет, тем сильнее я её сломаю. А я не смогу жить с тем, что причинил ей боль.

Мне кажется, я сейчас разнесу к чертям эту комнату. Просто чтобы хоть как-то заглушить это грёбаное чувство, которое душит меня. Тамерлан ушёл, но его слова остались. Они не дают мне покоя. Он вернётся, конечно. Этот упрямый сукин сын всегда возвращается. Но он уже сказал мне то, что я и так знал.

Я должен выбрать: оттолкнуть её раз и навсегда или уничтожить её вместе с собой.