Монгол. Черный снег

Глава 19

Иногда мне кажется, что я знаю Тамира лучше, чем он сам. Слишком много времени мы проводим вместе. Слишком часто я ловлю себя на том, что смотрю на него дольше, чем нужно. Слишком часто я запоминаю каждую мелочь: как он хмурит брови, как чуть наклоняет голову, когда внимательно слушает, как напряжённо сжимает кулаки, когда злится.

Наши тренировки стали для меня чем-то большим, чем просто уроки. Каждый раз, когда он ставит мне руку для удара, его пальцы лишь на секунду задерживаются на моей коже, но мне кажется, что это длится вечно. Его голос — низкий, жёсткий, почти равнодушный — даёт мне команды, а внутри я слышу в нём что-то ещё. Он хочет, чтобы я выжила. Чтобы я была сильной. Чтобы я не повторила его ошибок, его боли. И эта забота, скрытая за стенами его ледяного самообладания, сводит меня с ума.

«Локоть выше, Диана», — говорит он, и я тут же поднимаю руку, стараясь сделать всё идеально. Мне важно, чтобы он увидел, что я могу. Что я не слабая. Что я слушаю его.

Но я не могу просто слушать. Не могу просто делать, что он говорит, как послушная ученица. Всё моё тело реагирует на его присутствие. Моё сердце начинает бешено стучать, как только он оказывается рядом. Когда он поправляет мою стойку, обходит вокруг меня, чтобы показать, как держать баланс, я буквально чувствую, как его дыхание касается моей кожи. Это так мучительно. И так прекрасно.

Я знаю, что для него всё это другое. Для него это просто тренировка. Урок, необходимость, инструмент, чтобы убедиться, что я не сломаюсь в этом мире. Он строг, почти бесчувствен. Словно я просто обязанность для него. Но я вижу, что это ложь. Я вижу это в том, как его взгляд иногда задерживается на мне чуть дольше, чем нужно. В том, как он иногда задерживает дыхание, прежде чем сказать мне что-то резкое.

Он защищает меня. Каждый его жест, каждое слово кричит об этом. Но он делает это так, словно боится, что защита станет чем-то большим. Словно боится переступить эту черту, за которой он больше не сможет её вернуть.

Он для меня не просто защитник. Уже давно нет. Он — моя опора. Мой чёртов каменный бастион. Когда я рядом с ним, мне кажется, что со мной ничего не случится. Что этот мир, со всеми его страхами, жестокостью, грязью, не сможет меня сломать. Потому что он никогда этого не допустит.

Но одновременно с этим он и моя боль.

Чем ближе я становлюсь к нему, чем больше я узнаю его, тем сильнее я понимаю, что он разрушается. Я вижу это каждый раз, когда его глаза на миг пустеют, когда его лицо становится таким холодным, что я чувствую, будто он отрезает себя от всего мира. От меня. Я хочу пробить эту стену. Хочу дотянуться до него, но он каждый раз отстраняется, будто боится, что я узнаю слишком много.

Я вспоминаю, как он учил меня ставить удар. Как его руки легли на мои плечи, чтобы выровнять их. Как его голос звучал прямо у моего уха: «Не бойся. Ударь так, будто от этого зависит твоя жизнь». И я ударила. Тогда мне показалось, что я делаю это не для защиты. Я делала это ради него. Ради того, чтобы он поверил, что я могу быть сильной. Что я могу быть достойной его.

Но чем больше я стараюсь стать сильной, тем больше я понимаю, насколько я слаба перед ним. Я не могу контролировать то, что чувствую. Я смотрю на него, и в груди сжимается всё. Мне больно видеть, как он отталкивает меня. Больно видеть, как он мучается.

Он всё для меня. Он не просто мой учитель, не просто мой защитник. Он — мой воздух. Моя стена, моё укрытие, мой единственный шанс быть собой. И чем больше я это понимаю, тем сильнее я привязываюсь к нему. Тем сильнее меня тянет к нему.

Но он никогда этого не признает.

Он отталкивает меня снова и снова. Я вижу его борьбу. Вижу, как он каждый раз борется с самим собой, когда я рядом. И от этого я хочу ещё сильнее быть с ним.

Иногда мне кажется, что я схожу с ума. Это не просто любовь. Это что-то большее. Одержимость? Возможно. Но если это одержимость, то я не хочу от неё избавляться.

Я всегда знала, что Тамир не тот, кем хочет казаться. За его силой, грубостью, этой жёсткой бронёй, которую он носит как доспехи, скрывается что-то другое. Что-то хрупкое, болезненное. Я вижу это в его глазах. Они всегда такие холодные, такие отчуждённые, будто он никогда никого не подпускает к себе. Но в редкие моменты, когда он думает, что никто на него не смотрит, эта холодность исчезает, оставляя только боль. Глубокую, почти кричащую боль.

Однажды я увидела его таким, каким он старается быть только наедине с собой.

Я замерла в дверях, боясь нарушить эту тишину. Его лицо было таким открытым, беззащитным. Он, наверное, даже не понял, что я вошла, потому что был где-то далеко. И этот взгляд… Он был пустым, но в то же время таким кричащим, полным вопросов, боли, разрывающей тоски и какой-то страшной черноты. Это был человек, который видел слишком многое, пережил слишком многое. Внутри у меня всё сжалось. Я захотела подойти к нему, обнять, сказать, что он не один. Что я здесь, рядом, и что бы ни терзало его, он может поделиться этим со мной.

Но я не могла. Он бы меня оттолкнул. Я это знала. Тамир всегда держит людей на расстоянии. Это его защита. Его способ выживать. Его способ выжить в мире, который, похоже, слишком много раз его ломал.

И всё же, наблюдая за ним, я чувствовала, как в груди разрастается боль. Он был так близко — всего в нескольких шагах, но казалось, что между нами стена. Невидимая, высокая, непробиваемая. Он выстроил её сам, кирпич за кирпичом, чтобы никто не мог к нему приблизиться.

Я знаю, что он хочет защитить меня. Он думает, что я не замечаю этого, но я вижу. Каждый его жест, каждое слово говорят о том, что он боится, что я могу пострадать. Тамир слишком старается быть для меня чем-то вроде брони, щита. Но я также вижу, как он старается держать меня подальше от себя.

Словно он боится, что я слишком близко. Словно думает, что, если я перейду эту черту, что-то непоправимо изменится. Что-то сломается.

Иногда я спрашиваю себя, почему он так боится быть рядом со мной. Ведь он уже рядом, даже если сам этого не осознаёт. Каждый день, каждая наша встреча — это шаг ближе друг к другу. Но он упорно отталкивает меня, словно я могу разбудить в нём что-то, что он давно пытается похоронить.

Этот момент у окна я не могу забыть. Его руки были сжаты в кулаки, как будто он хотел бороться, но даже не знал, с чем. Он дышал глубоко, медленно, как будто пытался успокоить себя. А потом я увидела, как его пальцы дрогнули, как он разжал кулак и посмотрел на свои руки. Он смотрел на них так, будто ненавидел их. Будто эти руки сделали что-то, за что он никогда себе не простит.

В тот момент мне стало страшно. Я не знала, что с ним произошло, но в моей голове мелькнула мысль: он ненавидит себя. Настолько, что не может даже просто сидеть спокойно. Ненависть внутри него такая сильная, что она буквально разрывает его на части.

Я застыла, но он не пошевелился, не произнёс ни слова. Только его плечи были напряжены, как будто на них лежал груз, который он не мог сдвинуть.

— Ты в порядке? — наконец выдавила я. Голос сорвался, и мне показалось, что он прозвучал слишком мягко. Слишком… беспомощно.

Он медленно поднял голову, но не обернулся. Секунда молчания — долгая, гнетущая. А потом:

— Всё нормально. Иди.

Это «иди» ударило по мне так, будто он запустил в меня кинжалом. Холодное, безразличное. Но я не ушла. Не смогла.

— Ты не выглядишь нормально, — сказала я, делая шаг вперёд.

— Диана… — он произнёс моё имя медленно, почти выдохнул, и я почувствовала, как внутри всё дрогнуло. — Я сказал, иди.

— Почему ты всегда так? — я не выдержала, сорвалась. Голос дрожал, но я не могла больше этого терпеть. — Почему ты всегда отталкиваешь меня? Я вижу, что тебе плохо, Тамир. Ты думаешь, я не замечаю?

Он резко обернулся. Его глаза — такие тёмные, такие глубокие, полные чего-то, что я не могла понять до конца. Это не просто злость. Это был целый шторм из эмоций, который он отчаянно пытался скрыть.

— Ты ничего не понимаешь, — бросил он грубо. — Я не отталкиваю тебя. Я просто… Просто оставь меня в покое.

— Не могу, — я подошла ближе, чувствуя, как у меня начинают гореть глаза. — Не могу, понимаешь? Я не могу просто смотреть, как ты страдаешь.

— Это не твоё дело, — резко ответил он, но в его голосе была трещина. Маленькая, почти незаметная, но я её услышала.

— А если я хочу, чтобы это было моим делом? — спросила я, глядя на него.

Он встал, слишком быстро, слишком резко. Его движение было угрожающим, но я не испугалась. Он двинулся ко мне как хищник, готовый кинуться, но я знала — он никогда этого не сделает.

— Ты не понимаешь, что творишь, ты ничего не понимаешь… — прорычал он.

— Тогда объясни, — я не отступала. — Объясни мне, Тамир. Ты всё время отталкиваешь меня, но я знаю, что ты… Я знаю, что тебе не всё равно.

— Ты ничего не знаешь! — его голос был резким, громким, почти злым, но я видела, что это защита. Всё, что он говорил, он говорил, чтобы держать меня подальше. — Ты думаешь, ты можешь мне помочь? Ты думаешь, что понимаешь, через что я прошёл?

— Я не знаю, через что ты прошёл, — я вздохнула, чувствуя, как в горле горит от сдерживаемых слёз. — Но я хочу знать. Ты не обязан быть один, Тамир.

— Я должен, — он сжал кулаки, его плечи снова напряглись. — Это не жизнь, Диана. Это просто существование. Ты не понимаешь, с кем ты пытаешься связаться. Я — проблема. Я — дерьмо, которое ты не заслуживаешь.

Я шагнула ближе, уже почти вплотную. Он замер, его дыхание стало рваным, но он не отступил.

— Я сама решаю, что я заслуживаю, — сказала я тихо, но в моём голосе было больше уверенности, чем я сама ожидала. — И я хочу быть рядом с тобой.

— Ты не знаешь, чего хочешь, — он прошептал это, почти хрипло. Я видела, как он борется с собой. Его кулаки, его взгляд, его дыхание — всё говорило о том, что он хочет…хочет того что и я.

— Тогда расскажи мне, — я осторожно коснулась его руки, почувствовала, как он напрягся. — Расскажи, Тамир. Дай мне понять.

— Ты не выдержишь этого, — он выдохнул, но голос его уже не был таким жёстким. Он посмотрел на меня, и я увидела в его глазах что-то, что разбило моё сердце.

— Попробуй, — я чуть сжала его руку, и это было как мольба. — Просто попробуй.

Он отвернулся, словно не мог смотреть на меня. Его дыхание стало тяжёлым, и я услышала, как он сдавленно выдохнул.

— Ты не понимаешь, Диана. Всё, к чему я прикасаюсь, ломается. Всё, чего я касаюсь, я уничтожаю. Я не могу позволить себе сделать это с тобой.

— Ты не сломаешь меня, — я сказала это почти шёпотом, но он услышал. Он повернулся ко мне, и на его лице была такая смесь боли и гнева, что у меня в груди что-то оборвалось.

— Уже ломаю, — он прошептал, и это прозвучало так тихо, что мне пришлось напрячься, чтобы услышать. — Ты просто ещё этого не поняла.

И с этими словами он вырвал свою руку из моей, развернулся и вышел, оставив меня в этой комнате наедине с пустотой.