Тамир снова учил меня защищаться. Мы были вдвоём. Только мы и звуки наших шагов на деревянном полу. Его низкий голос отдавался в ушах, каждый раз пронзая меня до самого сердца.
— Рука выше, — произнёс он резко, прохладно, как будто это было просто ещё одно занятие, как будто я для него — всего лишь ученица, ничего больше.
Его пальцы обхватили моё запястье, и я вздрогнула. Не от боли, не от его силы, а от его прикосновения. Тёплого, уверенного, пугающе близкого. Мне казалось, что это должно быть просто — слушать его команды, выполнять то, что он говорит. Но в его присутствии я теряю себя. Моя рука дрожала, когда он приподнял её, чтобы показать правильное движение.
— Ударь сильнее. Не бойся, — сказал он, и его голос будто прошёл сквозь меня, оставив на коже мурашки.
Не бойся. Как же это смешно. Единственный человек, которого я боюсь, — это он. Я боюсь, что он никогда не позволит мне быть ближе. Боюсь, что он никогда не увидит во мне ту, кто могла бы быть рядом. И ещё больше я боюсь того, что уже не могу без него.
Я сделала удар. Он кивнул, его губы на мгновение приподнялись в едва заметной, почти невесомой улыбке. Я живу ради таких моментов. Ради этих мелочей, которые он, возможно, даже не замечает.
Но урок закончился, и мы сидели рядом, на полу. Я тяжело дышала, чувствуя, как моё сердце колотится, как будто я пробежала марафон. Но это было не от тренировок. Это было от него. Он сидел слишком близко. Так близко, что я чувствовала его тепло. Слышала его дыхание, чуть замедленное, глубокое. Он казался таким спокойным, таким собранным. И в то же время я знала, что внутри он постоянно борется с чем-то.
Я смотрела на него, не отводя глаз. Он сидел, опершись локтями на колени, глядя куда-то вдаль, будто пытался уйти из этого момента, спрятаться за своими мыслями. Я не могла больше терпеть эту тишину, этот барьер между нами.
Я больше не могу молчать.
Он заслуживал знать. Заслуживал знать, что я его люблю. Что я готова принять его, каким бы сломанным он ни был. Я видела его боль, его раны, но это не пугало меня. Мне хотелось быть рядом. Хотелось быть тем человеком, который вытащит его из тьмы, который не отпустит, как бы он ни сопротивлялся.
Моё сердце стучало так громко, что, казалось, он должен был слышать. Стук в груди отдавался в ушах, делая всё вокруг размытым, тихим. Я протянула руку. Осторожно, медленно, словно боялась спугнуть его.
Мои пальцы коснулись его щеки. Я чувствовала тепло его кожи, как напряжение в его челюсти передалось мне через это касание. Он замер. Его глаза тут же нашли мои. Тёмные, глубокие, полные чего-то, что я не могла до конца прочитать.
— Диана, — выдохнул он, и в этом одном слове было столько предупреждения, что я на мгновение замерла. Но я не могла остановиться.
Я наклонилась ближе, не отрывая взгляда от его глаз. Моё дыхание смешивалось с его. Я видела, как он сжимает кулаки, как его мышцы напрягаются, будто он готовится к чему-то. Но он не отстранился.
Мои губы были так близко к его, что я могла чувствовать его тепло. В этот момент всё вокруг исчезло. Была только тишина, только мы, и я сделала то, о чём мечтала так давно. Я потянулась к нему, закрыв глаза, готовая почувствовать его…
Но он отпрянул. Резко, как будто я обожгла его. Его рука обхватила моё запястье, не сильно, но достаточно, чтобы я почувствовала границу.
— Не надо, Диана, — его голос был хриплым, но резким, почти злым.
Я открыла глаза и увидела его лицо. Его взгляд был холодным, но в нём была паника. Настоящий, чистый страх. Он не смотрел на меня, его взгляд метался где-то рядом, как будто он искал выход, спасение.
— Я не могу… — прошептал он, избегая смотреть мне в глаза.
— Почему? — я почти не узнала свой голос. Он дрожал, ломался. — Почему ты так боишься меня?
— Это неправильно, — он отступил ещё на шаг, отпуская моё запястье. Его слова звучали как приговор. — Я не могу… и не хочу.
— Ты лжёшь, — я сжала кулаки, чувствуя, как слёзы подступают к глазам. — Ты думаешь, что я не вижу? Ты думаешь, что я не чувствую, что ты хочешь этого так же, как я?
— Диана, хватит, — его голос снова стал жёстким, как ледяной нож. Он отвернулся, чтобы не смотреть на меня, его челюсть сжалась, а плечи напряглись. — Между нами не может быть ничего. Никогда.
— Ты говоришь это, потому что боишься. Боишься себя, боишься меня. Но я не отступлю, Тамир. Я не боюсь тебя.
Он резко обернулся, его глаза полыхали яростью, смешанной с болью.
— Ты должна бояться, Диана. Ты понятия не имеешь, о чём говоришь. Ты не знаешь, что я не могу дать тебе то, чего ты хочешь. Всё, что я могу, — это разрушить тебя. И я не позволю этому случиться.
— Ты уже разрушаешь меня, — я почти выкрикнула эти слова, чувствуя, как слёзы катятся по щекам. — Каждый раз, когда ты отталкиваешь меня, ты делаешь это. Ты говоришь, что не можешь быть со мной, но ты не понимаешь, что хуже уже не будет.
Он замолчал, его взгляд на мгновение стал пустым, прежде чем он резко развернулся и вышел из комнаты, оставив меня наедине с моей болью.
Он ушёл, а я осталась одна в комнате, будто отрезанная от всего, как будто мне вспороли вены и оставили подыхать. Сидела там, на полу, глядя в никуда, и пыталась понять, как мне дышать. Как вообще можно продолжать после этого? Его слова, его резкий голос всё ещё звенели у меня в голове: «Не надо, Диана. Не делай этого. Между нами ничего не может быть».
Эти слова — как ножи, которые он воткнул мне в грудь. Но я знала, что они ложь. Я видела его. Видела, как его пальцы дрожали, когда он убирал мою руку. Видела, как в его глазах блеснуло не равнодушие, а страх. Он хочет меня. Он хотел меня в тот момент так же, как я его. Он просто боится этого признать. Боится самих своих чувств. Боится, что если даст им волю, то это разрушит всё.
Чего ты боишься, Тамир? Себя? Меня? Или того, что ты не сможешь контролировать то, что чувствуешь?
У меня в голове творился хаос. Почему он продолжает отталкивать меня? Почему не может просто сказать правду? Почему всё должно быть так сложно? Я перебирала его слова в мыслях, крутила их, как обломки стекла, которые впивались в мои пальцы. Он говорит, что не хочет меня, но его тело, его взгляд, его дрожащие руки говорят об обратном. Если бы он действительно не хотел, то оттолкнул бы меня раньше. Он бы не позволил мне подойти так близко.
Но вместо этого он замер. Он позволил мне коснуться его. И только в последний момент, когда я почти была рядом, он сорвался. Я видела его панику. Видела, как он будто боролся с самим собой, как его холодная маска треснула, открывая что-то гораздо более тёмное и мучительное.
Я хотела кричать. На него. На себя. На весь мир. Почему ты не можешь просто признать это, Тамир? Почему ты так боишься меня?
Я думала, что этот момент будет другим. Я думала, что, если сделаю первый шаг, он отпустит свои страхи, свои сомнения. Что он хотя бы скажет мне правду. Но вместо этого он закрылся ещё сильнее. Теперь он избегает меня. Его холодность стала ещё более жёсткой, почти режущей.
С тех пор, как я сделала этот шаг, он держится подальше. Он не смотрит мне в глаза. Каждое наше общение стало натянутым, резким. Тамир отдалился, будто боится, что я снова попытаюсь подойти ближе. Иногда я ловлю его взгляд — он смотрит на меня через плечо, и в его глазах мелькает что-то дикое, почти отчаянное, прежде чем он отвернётся.
Его поведение изменилось. Теперь он напряжён, почти агрессивен. Раньше он был сдержанным, холодным, но сейчас в его движениях появилось что-то хищное, как будто он всегда на грани. Как будто он защищается. Защищается от меня.
Но я знаю, что это значит. Если бы ему было всё равно, он бы не вел себя так. Если бы он действительно не хотел меня, он бы просто продолжал жить своей жизнью. Но он сражается с собой. Его страх разрывает его на части.
Каждый раз, когда он меня избегает, когда холодно бросает очередное короткое «не надо» или уходит, не глядя в мою сторону, я чувствую, как во мне закипает злость. Но это не злость на него. Это злость на то, что он не может понять простую вещь: я не боюсь его. Я не боюсь его темноты, его сломленности. Я люблю его таким, какой он есть, и готова быть рядом, несмотря на всё это.
Но он этого не видит. Или, может быть, видит и боится ещё сильнее.
Я не могу перестать думать о том моменте. О том, как он дрожал, когда отталкивал меня. О том, как его взгляд метался, как будто он искал выход. Тамир не ненавидит меня. Он ненавидит себя. И эта ненависть разрывает его изнутри.
Иногда я замечаю, как он смотрит на меня, думая, что я не вижу. Его взгляд — тяжёлый, полный чего-то, что он отчаянно прячет. Он избегает меня, потому что боится сорваться. И я знаю, что в глубине души он хочет быть со мной так же сильно, как я хочу быть с ним.
ТОГДА ПОЧЕМУ ОН ГОВОРИТ И МНЕ И СЕБЕ «НЕТ»