Tom Misch & Carmody — Easy Love
Мы лежим в нашей постели, беспечные, спокойные, умиротворённые. Я целую её затылок, наслаждаясь его теплом и запахом, всё тем же необычным фруктовым ароматом… Женские головы так не пахнут обычно, это запах скорее варенья, нежели косметического средства. Я улыбаюсь ей, хотя она не видит, я всё равно улыбаюсь, потому что счастье струится из меня нескончаемым потоком, а губы мои, как и руки давно уже живут по своим собственным законам… Мои пальцы ищут её руку, находят, сжимают, убедившись в тёплой отзывчивости, принадлежности мне, ответном и взаимном желании быть ближе, максимально, настолько, насколько вообще это возможно по законам физики. Мне всё мало её, сколько бы ни было, всё равно всегда мало, и я в несдержанном порыве вжимаю её тело в себя ещё больше, прильнув к её спине, стремясь уловить дыхание и размеренный ритм биения её сердца, и вдруг слышу её голос — это впервые за всё время, когда она говорит со мной:
— Я беременна от тебя! У нас будет дочь!
И со мной, с моим сознанием случается нечто невероятное, внезапно приходит понимание, что то, что я называл до этого счастьем, ещё вовсе и не было им… Эта новость на неимоверной скорости погружает меня в состояние необъяснимой эйфории от осознания того, что Чудо всё же свершилось: моё стремление любить её, мои ласки и моя близость оставили свой след в ней, и теперь мы соединены максимально возможной связью, невидимыми узами физического, вплетённого в духовное… Моя женщина носит в себе часть меня, моя женщина подарит мне ребёнка, мою дочь…
Негромкий, но оттого не менее раздражающий голос близкой подруги разрушает мой мир:
— Алекс, просыпайся! Пропустишь пробежку…
Не открывая глаз, отвечаю:
— Не хочу сегодня, голова раскалывается после вчерашнего…
— И что, потом снова накажешь себя троицей случайных баб? — Кристен бывает очень убедительна местами.
— Сегодня позволю себе поблажку.
Да, сегодня можно, потому что этой ночью (ведь мать родила меня именно в ночь) мне исполнилось 24 года. Открываю глаза, смотрю на неё, обнажённую полностью, и не знаю плакать мне или смеяться… Да, не знаю, потому что Кристен — одна из немногих женщин, способных доставить мне удовольствие, единственное исключение из всех, где я не вкалываю, как раб на галерах, а позволяю себе расслабиться. У Кристен великолепное тело, она талантлива в своих ласках и умеет доставить удовольствие мужчине. Но сегодня ночью я понял, что перестал реагировать на женские прелести окончательно…
Впервые это случилось четыре месяца назад, и тогда я подумал, что всё дело в возрасте партнёрши. Однако печальный опыт вскоре повторился с молодой, но не слишком красивой девушкой, затем с красивой и молодой… Теперь — с Кристен.
— Зая, ты был великолепен этой ночью!
— Неужели?
Конечно, великолепен, ведь пришлось прибегнуть к запретному… Запретному и сладкому, такому желанному, и такому недосягаемому, безнадёжно несбыточному…
— Твоё мастерство растёт… Есть ли предел?
— Мне помнится, я был в стельку пьян. Что мы пили в том клубе?
— Не знаю, что пили вы с Марком, а я как обычно — текилу.
— Да… Марк, как всегда, подсунул мне какую-то дрянь… Я очень пьян был?
— Было немного, — смотрит лукаво и улыбается, щурясь, кукольно взмахивая своими длиннющими ресницами.
— Много болтал?
— В этот раз нет, — снова улыбается, не скрывая лукавства.
— Признавайся, что я выкинул на этот раз? — поворачиваюсь на бок, чтобы лучше видеть её и следить за мимикой — нужно выявить все подвиги и срочно, чем раньше ликвидирую последствия, тем лучше.
— Да ничего. Всё нормально, не переживай.
— Не обманываешь?
— Нет. Зачем?
— Не знаю. Вы женщины — странные создания!
— Не все. Некоторые из нас вполне предсказуемы. Вот я, например, сейчас буду просить у тебя денег.
— Проси.
— Много…
— Много?
— Очень много…
— Очень много не могу, у меня планы.
— Какие?
— Хочу строить тестовый дом по своему проекту, денег осталось мало, боюсь и этого не хватит.
— Алекс…
— Да?
— Кроме тебя просить больше некого. Деньги правда очень нужны.
— Сколько?
— 500 тысяч.
— Это много.
— Да, много.
— Зачем?
— У моей племянницы обнаружили рак… Ей только исполнилось два года в этом месяце, она скорпион, как и ты.
— Такая малышка и рак?!
— Да, Алекс. Жизнь намного более жестока, чем нам хотелось бы. Нужно срочно начинать лечение, а денег нет совсем. Есть фонды… Но это очень долго. Если ты не поможешь, у неё, скорее всего, и шансов не будет.
— Я выпишу чек.
— А как же тестовый дом?
А как же тестовый дом и… моё будущее… Моё будущее и будущее маленькой девочки, которая хочет жить…
— Не волнуйся, я придумаю что-нибудь.
Только вот, что?…
— Алекс, ты Чудо!
— Вовсе нет. Я просто человек, у которого есть деньги. Были.
Мы молчим, Кристен натягивает на себя простынь, и я понимаю, что вскоре услышу нечто неприятное.
— Говори, — требую, подталкивая её, наконец, к тому, о чём подозреваю, но хочу знать наверняка.
— Ты снова звал её во сне.
Чёрт, вот я так и знал! Вот знал же! Голимая моя болтовня и предательская башка!
Тру глаза рукой, скрывая этим жестом алый стыд, разлившийся по моим щекам. Я почти никогда не краснею, потому что никогда не испытываю ни стыда, ни стеснения, ни дискомфорта. Я уверен в себе и доверяю своим поступкам. Но когда вскрывается то, что я так старательно прячу, мои эмоции меня не просто выдают, они меня обнажают, делают уязвимым, хрупким, я ощущаю себя бокалом из тонкого горного хрусталя, в слабой, неуверенной руке нетрезвого шутника… И этот шутник — моя жизнь, моя судьба…