Мороженое in May

Глава 1

Если у вас есть младшая сестра, мне жаль вас. Младшие сестры – как мороженое в руке. Его так любишь, что стараешься есть медленнее; но чем больше тянешь, тем быстрее оно тает. Нет, не подумайте, я не какой-нибудь там извращенец – я не питаю к своей младшей сестре никаких странных чувств, нас соединяет исключительно братски-сестринская любовь, как это бывает в других нормальных семьях. Но все же младшие сестры похожи на мороженое – спокойнее, когда они в нераскрытой обертке, в дальнем ящике холодильника, надежно спрятаны и хранятся до лучших времен.

Я старше Мэй на два года. Да, разница на первый взгляд небольшая, но все же… Внутренне я намного взрослее ее. Если вы когда-нибудь жили с пятнадцатилетней девчонкой, вы понимаете, о чем я. Жизнь она считает сказкой, плохо разбирается в людях, всем верит на слово, часто витает в облаках, мечтает о всякой ерунде.

«Кай, мальчишки в классе сказали, что если я не буду сексуальной, они не будут меня любить. А что это значит – быть сексуальной?», – выдала она мне, когда ей было всего семь. Мне же было уже десять, но я уже тогда понял, что Земля – не безопасное место для Мэй. Тогда я ответил ей, что все мальчишки – придурки. Ее большие, как у нарисованного олененка глаза, округлились, и она спросила: «А ты, Кай, тоже – придурок?». Конечно, я разозлился сначала, но что поделать – сам же ляпнул. «Я – не мальчишка, я – твой брат», – сказал я деловито, а она взяла меня за руку и, улыбаясь от уха до уха, потащила к качелям. Забравшись на деревянного пингвина (она тогда их обожала), она засмеялась и, болтая ногами, весело закричала во все горло: «Значит, если я не буду сексуальной, ты все-равно будешь любить меня, да, Кай? А другие мальчишки и даром мне не нужны!». Недовольные вздохи и сердитые цоканья горящими стрелами вонзились в мои покрасневшие уши. Я опустил взгляд, только чтобы не смотреть на взрослых, а про себя подумал: «Земля – должно быть, самое опасное место для Мэй».

С тех пор прошло много времени, мы стали серьезнее. Теперь на любые вопросы она сама находит ответы, да и за руки мы, конечно, больше не держимся. Но порой я вижу в Мэй все того же улыбающегося от уха до уха ребенка на деревянном пингвине.

«…й? …ай?… Кай?», – донеслось до меня.

– …Ка-а-а-й? Ты себя плохо чувствуешь?

Я поднял взгляд и увидел обеспокоенное лицо сестры. Она протянулась через стол и дотронулась до моего лба.

– Температуры вроде нет…

Я одернул ее руку.

– Все в порядке. С чего ты взяла?

– Ты только что положил в кофе три ложки соли. Не похоже на тебя…

– Верно, такие глупости – обычно по твоей части.

Я улыбнулся и уставился в чашку. Мэй вскочила из-за стола и, напевая что-то себе под нос, засуетилась:

– Давай быстрее. Шо будет ждать нас на станции.

Все еще наполовину погруженный в свои мысли, я взял ложку и неторопливо опустил ее в коричневую жидкость. Фарфоровые стенки звонко задребезжали, широкие круги разбежались в разные стороны.

– Разве? Не помню, чтобы я договаривался с ним об этом.

– Он мне вчера вечером написал. Давай быстрее, опоздаем же!

Я нахмурился. Неглубокая воронка сделала в чашке несколько ритмичных вращательных движений и, замедлившись, стихла.

– С каких это пор ты переписываешься с Шо? Тесты на носу, думай об учебе, а не о всяких парнях.

– Не будь занудой. Шо – твой лучший друг, а не всякий парень.

Я вспомнил звонкий голос той семилетней Мэй, размахивающей ногами на качелях, и того деловитого десятилетнего себя.

– Мне казалось, в школу нельзя с такой вот прической? – я строго посмотрел на сестру.