Морские драмы Второй мировой

Гюнтер Прин. Тайны и легенды третьего рейха

Наверное, ни с одной из подводных лодок Второй мировой войны не связано столько тайн и недомолвок, как со знаменитой немецкой U-47, причем, как ни странно, самое прямое отношение к ней имел и Советский Союз, хотя «сорок седьмая» даже не дожила до 22 июня сорок первого года. С чего нам начать рассказ об U-47? Видимо, с его конца…

…Летом 1945 года в прихожей фрау Шмидт раздался внезапный звонок. На пороге стояли двое.

– Вы мать Вилли Шмидта? – спросили они.

– Да! – хмуро ответила пожилая женщина.

– Мы матросы с U-47! – сказал один из пришедших. – И хотим исполнить свой товарищеский долг, передать вам последний привет от вашего сына, который умер у нас на руках полгода назад! Мы с ним были очень дружны, а потому обещали навестить вас

– Как полгода назад? – воскликнула изумленная женщина. – Где?

– Известно где! – мрачно вздохнул один из пришедших. – В концлагере Торгау!

– В каком концлагере! Ведь мой Вилли погиб со всем экипажем своей подводной лодки еще в марте сорокового года!

– Да, фрау, лодка наша действительно погибла, но это лишь часть правды, потому что все мы во главе с командиром к этому времени уже были арестованы и находились за колючей проволокой.

Пока онемевшая от услышанного известия женщина приходила в себя, посетители, извинившись за беспокойство, ушли.

В течение нескольких последующих лет мать сигнальщика с U-47 обивала пороги всевозможных инстанций в надежде узнать что-либо о судьбе сына. Но все было тщетно. Чиновники лишь недоуменно поводили плечами.

– О чем вы говорите! U-47 со всем своим геройским экипажем погибла в Северной Атлантике в марте сорокового года!

– Но это не так! – кричала ищущая правды о сыне мать. – Ко мне приходили его товарищи по подводной лодке. Они говорили, что весь их экипаж и мой сын не погибли в океане, а были брошены в концлагерь!

– О чем вы говорите! – возмущались чиновники. – Гюнтер Прин и его команда погибли на боевом посту во славу рейха. Вас, наверное, кто-то попросту разыграл!

– Но этого не может быть! – настаивала убитая горем мать. – Я хочу лишь знать правду: где погиб мой единственный сын?

– Увы, но мы ни чем больше не можем вам помочь, – уже отмахивались от назойливой посетительницы сотрудники контор. – У нас много работы. Прощайте!

Отчаявшись выяснить хоть что-нибудь о судьбе своего сына, фрау Шмидт обратилась к журналистам. Вскоре в печати промелькнуло несколько статей о загадочной судьбе экипажа U-47, но на этом все и закончилось. Да и кого в послевоенной Германии могла интересовать судьба какой-то, пусть даже некогда знаменитой подводной лодки, когда таких, как она, погибли сотни! Кого могла волновать судьба двух десятков подводников, когда на полях Второй мировой погибли миллионы?

Что стало с безутешной фрау Шмидт, мы уже, наверное, никогда не узнаем, да и надо ли! Удел всех потерявших сыновей матерей один и тот же… Кем были те два неизвестных мужчины, что заходили к фрау Шмидт, тоже осталось неясным. Так родилась еще одна, но далеко не последняя, из множества тайн, окружающих до настоящего дня подводную лодку U-47 и ее экипаж, а также ее командира капитан-лейтенанта Прина. А потому наш рассказ дальше пойдет именно о нем.

Гюнтер Прин родился в 1908 году в старинном и известном своими морскими традициями Любеке. Семья будущего подводника была бедна, а после гибели отца под Верденом вообще еле сводила концы с концами. Впоследствии Прин вспоминал, что временами мать даже боялась открывать приходящие ей счета, зная наперед, что оплатить их она не в силах. В пятнадцать лет Гюнтер ушел навсегда из дома, чтобы заработать себе на сносное питание и хоть как-то помочь матери поднять младших. В те годы Германию трясло в конвульсиях послевоенной лихорадки. За доллар в то время давали 4200 триллионов марок, количество, которое просто невозможно себе представить. В ту пору даже зарплату рабочим выдавали дважды в день, ибо за несколько часов курс марки скатывался на несколько нулей.

Первое время Гюнтер кое-как зарабатывал на жизнь, пристроившись гидом на Лейпцигской международной ярмарке. Скопив немного валюты, Прин смог оплатить свое обучение в Гамбургской мореходной школе. Получив удостоверение матроса, он устраивается юнгой (иных вакансий попросту не было) на каботажный пароход «Гамбург». Однако в первом же рейсе пароход попал в сильный шторм неподалеку от Ирландии и затонул. Каким-то чудом Прину удалось доплыть до берега. Первое испытание, впрочем, нисколько не охладило его тяги к морю, и вскоре он уже плавает на других судах. Трудолюбивый и настойчивый, спустя несколько лет Прин добивается главной мечты своей жизни – получает диплом капитана. Но здесь честолюбивого юношу ждало горькое разочарование Свободного судна для него так и не нашлось. Немецкий торговый флот в ту пору был весьма мал, а на причалах стояли ждущие хоть какой-нибудь работы толпы моряков. Настал день, и среди них оказался 24-летний Прин. Отчаявшись в конце концов устроиться на какое-нибудь, даже самое плохонькое, судно, он вынужден был записаться в так называемую Добровольческую армию, созданную специально для таких, как он, кто уже потерял всякую надежду на работу и перед кем уже не было впереди ничего, кроме голодной смерти. Теперь Прин трудится на самых черных работах за кусок хлеба и крышу над головой. Жизнь явно не складывается, оставляя его на обочине. Трудно сказать, как сложилась бы дальше судьба Прина, если бы не его величество случай. Совершенно случайно в руки Прину попадает газета с объявлением о наборе молодых моряков в возрождаемый германский военный флот. Терять Прину было нечего, и он без долгих раздумий в январе 1933 года записывается в Кригсмарине. Наверное, это был его последний шанс обмануть злодейку-судьбу. Вскоре Прину удается поступить в школу подводников. Там у него произошла встреча с человеком, во многом предопределившая всю его последующую жизнь. Один из лекционных курсов будущим подводникам читал известный в то время энтузиаст подводного дела в Германии Вернер Хартман. Хартману пришелся по душе любознательный и старательный ученик, и, когда пришло время выпуска, он забрал Прина на свою лодку, входившую в состав единственной тогда флотилии германских подводных лодок «Веддиген», которой командовал капитан цур зее Карл Дениц. Вместе с Хартманом на U-26 Прин участвовал в Гражданской войне в Испании. Несмотря на то что лодка особо выдающихся результатов тогда не добилась, Прин все же сумел отличиться. Несмотря на скромное матросское звание, Хартман доверил ему самостоятельное несение ходовой офицерской вахты, с чем Прин блестяще справился. Здесь сказались как личные качества молодою честолюбивого подводника, так и его достаточно солидный опыт службы в торговом флоте. А когда лодка вернулась из похода в Киль, Хартман рекомендовал своего воспитанника на годичные курсы командиров-подводников. Во время учебы Прин женится, у него рождается дочь. В 1938 году Прин заканчивает курсы и сразу же ввиду блестящих результатов и имеемого опыта получает под свою команду новейшую U-47.

Принадлежащая к типу «7В» подводная лодка была только что спущена на воду с кильской верфи. Это была обычная серийная полуторакорпусная субмарина. Длина ее составляла 66, 5 метра, при наибольшей ширине в 6,5 метра и осадке 5,8 метра Имея водоизмещение в 763 тонны надводное и 867 подводное. Под дизелями лодка развивала ход до 17 узлов, а под электромоторами – до 8. Экипаж насчитывал 44 человека, четверо из которых – командир, помощник, штурман и механик – были офицерами. Вооружение подводной лодки составляли четыре носовых и один кормовой торпедных 533-мм аппарата, одно 88-мм и одно 20-мм орудия. Время экстренного погружения субмарины составляло 46 секунд.

Наконец-то сбылась самая заветная мечта жизни Прина, и он стал полновластным хозяином корабля. Может быть, именно поэтому теперь он ищет любую возможность, чтобы вырваться в море.

– Я предпочел бы месячные маневры в Атлантике любому отпуску! – не раз говорил он в кругу друзей.

В мае 1939 года, во время маневров Кригсмарине в Бискайском заливе, Прин обратил на себя внимание командира флотилии подводных лодок капитана цур зее Карла Деница. Тогда между знаменитым мысом Трафальгар и западным входом в Ла-Манш два десятка немецких подводных лодок усиленно отрабатывали тактику будущих «волчьих стай». Апогеем маневров стало всеобщее нападение на конвой условного противника и его полный разгром. Прин стал главным героем этой учебной баталии. Все учебные атаки, в которые выходила его U-47, были на редкость успешными. Дениц был очень доволен как результатами маневров, так и действиями Прина.

…В первый свой боевой поход Прин вышел накануне нападения на Польшу. 1 сентября, получив условный сигнал, он сорвал печати с хранившегося в командирском сейфе секретного пакета.

– Поздравляю всех с началом большой войны! – объявил Прин команде.

– С кем воюем на этот раз? – кинулись с расспросами возбужденные новостью матросы.

– Как всегда, с англичанами и французами, ну и заодно немного с поляками! – пожал плечами командир.

Первой жертвой только что начавшегося вооруженного противостояния стал британский пассажирский лайнер «Аттения», атакованный и уничтоженный по ошибке подводной лодкой U-30. Мировая общественность была потрясена количеством погибших женщин и детей. Немцы неуклюже оправдывались, но всем было ясно, что это всего лишь начало настоящего разбоя на морских и океанских дорогах.

Спустя четыре дня настал черед открыть свой боевой счет и Прину. U-47, всплыв, расстреляла из орудий нарвавшийся на нее французский пароход «Босния». Спустя четыре дня Прин удачно расстреливает из пушки груженый британский сухогруз «Рио Клара», а затем удачно торпедирует еще один сухогруз – «Гэртэвон». Мировое побоище еще только начинало набирать первые обороты, а Прин уже вырвался вперед по количеству утопленных судов противника в ряды «передовиков» подводной войны. На его боевом счету было уже 8270 потопленного тоннажа.

В Киле U-47 встречали оркестром. Еще бы, первый боевой выход в море, и сразу такой успех! Гросс-адмирал Редер лично представил Прина к Железному кресту 2-го класса. Экипаж субмарины получил двухнедельный отпуск.

Тем временем последовал новый успех немецких подводных сил. 17 сентября U-29 западнее Ирландии подстерегла и утопила первый боевой корабль неприятеля, и какой! Авианосец «Корейджес»! Начало подводной войны было явно блестящим.

Вот как вспоминал о своих первых удачных походах Прин в своей книге «Командир подводной лодки»: «Было два часа ночи. Я лежал у себя в полусне, не дающем отдыха. Из радиорубки напротив доносилось попискивание морзянки, отделенное от меня только байковой занавеской. Это большое неудобство на борту.

Штейнхаген доложил:

– Командир, радиосигнал всем подлодкам. Немецкий самолет сбит в Северном море. Указаны координаты.

Я вскочил, схватил фуражку и бросился в центральный пост. Бросив взгляд на карту, я увидел, что указанное место лежит близко к нашему курсу. Я поднялся в рубку. Вахта на мостике стояла, укутавшись в теплую одежду. Мороз был сухой и пронзительный. Дав приказание вахте «искать сбитый самолет», я вернулся в центральный пост, указал новый курс и велел разбудить меня в семь часов, если не случится ничего неожиданного.

Ровно в семь меня разбудил Рот, включивший свет над моей головой. Когда я поднялся на мостик, ранний утренний туман полосами расходился по воде. Самолета не видели, и ничего не произошло во время моего сна. Нам не везло, мы уже прошли указанное место, где в море болтался беспомощный экипаж самолета.

Погруженный в свои мысли, я спустился в кают-компанию. Там уже завтракал Барендорф. Мы сидели друг против друга, он что-то говорил, но я едва слушал его, потому что мысли были заняты беспомощными летчиками. Мы должны добраться до них так или иначе. Вдруг меня озарило. Я бросился в центральный пост и приказал:

– Лево на борт. Курс двести сорок пять градусов.

Я вернулся к столу. Барендорф искоса посмотрел на меня, но ничего не сказал. Потом он встал и пошел на мостик. Я продолжал завтракать.

С мостика передали:

– Огни впереди.

Я поднялся в рубку. Барендорф указал вперед, в туман:

– Я видел белый свет оттуда.

Мы приблизились к месту. На волнах плавал круглый темный предмет – плавучая мина. Мы обошли ее и прямо перед нами увидели темно-серую тень, плывущую к нам. Это оказалась разборная шлюпка с тремя людьми на борту. Несколько человек из нашей команды стояли у поручней, наблюдая и радуясь.

– Эй, – закричал боцман трубным голосом, – довольны ли вы, парни?

В ответ закричали с шлюпки. Два человека вскочили, замахали руками, подбрасывая шлемы над головой. Мы медленно маневрировали около шлюпки. Летчики перестали грести и от радости чуть не забыли подхватить линь, который мы им бросили. Потом им помогли подняться на борт. Сначала подняли раненого.

– Где самолет? – спросил я.

– Утонул, – ответил летчик.

– Кто-нибудь из команды пропал?

– Да, сэр. Капитан.

– Почему?

– Убит.

– Полный вперед, – скомандовал я.

Мы должны были побыстрее убраться отсюда, потому что пламя, зажженное летчиками, могло привлечь противника. Мои люди помогли раненому пройти в люк. Совсем молодой, он был бледен и изможден» Два других сержанта последовали за ним.

Внизу закипела бурная деятельность. Раненого летчика положили на койку инженера, и пять человек принялись раздевать его. Двое других сидели на койке, окруженные командой, которая забрасывала их вопросами, угощая одновременно чаем, шоколадом и сигаретами. Я не поверил своим ушам, когда услышал, как Валу, кок, предлагает летчикам яичницу. Он обычно берег яйца как наседка, бросаясь на каждого, кто осмеливался намекнуть, что хотел бы съесть яичко.

Когда я подошел, раненый мальчик попытался встать, но я мягко подтолкнул его обратно и осмотрел раны. Одна пуля зацепила плечо, другая прошла через икру. Раны были чистыми и не грозили осложнениями. Пока я осматривал его, я попросил рассказать, что случилось, чтобы отвлечь его внимание.

– Как раз над каналом мы столкнулись с английским истребителем Он атаковал нас и прочесал из пулемета. Мы ответили, а потом инженер закричал, что пробита система охлаждения и мы падаем. Английский самолет развернулся и снова пошел на нас. Наш капитан бросился к пулемету. Вдруг ветровое стекло стало красным, летчик закричал: “Я не вижу!” В следующий момент мы очутились в море. Все были в порядке, только капитан мертв. Он был ранен в голову, и поток воздуха разбрызгал его кровь по стеклу. Мы вытащили его. Все это время английский самолет кружил над нами, как ястреб. Каждый раз, когда видел кого-нибудь из нас, он стрелял. Вот почему я получил две пули. Наконец мы вытащили мертвого капитана на крыло и достали шлюпку. Тогда английский летчик, грязная собака, перестал стрелять. У нас был карманный компас, и мы начали грести на восток. Английский самолет некоторое время кружил над нами, потом прилетел второй “бристоль” и прошел низко над нашей лодкой. Они не стреляли, но и не пытались спасти нас. Мы гребли весь день и всю ночь, потом еще ночь, около сорока часов. Мы установили очередь: один греб в течение часа, другой правил, третий спал… Спать удавалось немного. Время от времени мы зажигали свет, а потом увидели вас. Сначала мы подумали, что это англичане, а когда услышали, что вы говорите по-немецки, чуть с ума не сошли от радости. – Он остановился.

Я закончил перевязку.

– Ну, теперь ты прежде всего должен поесть и хорошенько поспать, – сказал я.

Всех троих накормили и уложили спать. Я послал по радио сообщение: “Летчиков подобрали, продолжаю свой курс”

Я не видел гостей до следующего утра. Два сержанта стояли рядом и смотрели на маленький кусочек неба, показавшийся в люке боевой рубки. Они казались птицами в клетке. Я определил их в вахту на мостик, чтобы они могли время от времени побыть немного на свежем воздухе. Мы надеялись, что спасение летчиков будет хорошим предзнаменованием, но с того часа, как мы взяли Иону на борт, мы не видели ни одного объекта. Погода была идеальной, солнце сияло на безоблачном небе, море слегка волновалось. Хотя после заката долго еще оставалось светло, небо и вода на горизонте оставались пустыми. Одиннадцать дней мы шли по району, считавшемуся одним из лучших для охоты. Нервы были натянуты до предела. Бинокли прилипали к глазам, когда мы осматривали горизонт с мостика. Не видно было ничего: ни дыма, ни мачт, ни парусов. Постепенно нас охватило настроение, сравнимое только с болезнью полярников. Малейшая провокация вела к вспышкам гнева и скандалам. Если смена на мостике задерживалась на две минуты, происходила дьявольская ссора. Даже обычное “Смотри в оба” застревало в горле, когда я уходил с мостика.

На рассвете двенадцатого дня мы проводили дифферентовочное погружение. Я стоял у перископа и позвал Бома:

– Густав, чертов перископ опять изгажен.

– Но я чистил его, сэр.

И в этот момент я увидел пароход. Это был шок.

– Внимание на постах! – прокричал я.

Мы быстро приблизились к одинокому танкеру, который пытался обойти нас диким зигзагом. Мы погрузились и вышли у него за кормой.

– Приготовить пушки! – приказал я, но случайно повернулся, и кровь застыла в жилах.

На западе появился лес мачт, большой конвой. Мы немедленно погрузились. Мы чуть не попали в ловушку для подлодок, поскольку единственное судно было послано как приманка. Я решил идти за конвоем. Мы шли за ним в течение трех часов, намереваясь отрезать один корабль. Но это было безнадежно, потому что под водой мы шли слишком медленно. Когда мы снова всплыли, лес мачт был далеко на горизонте. Только траулер шел к нам, вспенив носом волны. Мы снова погрузились и снова всплыли. На сей раз из облаков на нас выскочил “сандерленд”, так что пришлось быстро погружаться, чтобы спрятаться под водой. К этому времени конвой скрылся. Я проклял наше невезение, пока смотрел в перископ, как вдруг заметил пароход, лениво приближающийся к нам. Очевидно, он выпал из конвоя. Я определил его водоизмещение примерно в 6 тысяч тонн. Палуба была уставлена огромными ящиками, а на баке я насчитал восемь пушек. Мы погрузились и послали торпеду, ударившую в середину корабля. Через перископ я наблюдал, как команда садится в шлюпки. Потом пароход медленно исчез в вихре пены. Когда мы повернули прочь, на воде еще можно было видеть прыгающие ящики. Через планки виднелись детали самолетов, крылья, пропеллеры и так далее. Мы смотрели, как они тонут один за другим.

– Эти птички уже никогда не взлетят, – с удовлетворением сказал Мейер.

Я надеялся, что теперь заклинание разрушено, но невезение оставалось с нами, и следующие семь дней мы не видели ничего, кроме неба и воды. Полярная болезнь на борту приняла размеры эпидемии. Мы не могли выносить даже вида друг друга, а увидеть, как кто-то чистит зубы или ест, было достаточно, чтобы начало тошнить.

На седьмой день вахта в рубке заметила пароход. Это опять был конвой, обнаруженный одним из летчиков. На горизонте появилась длинная линия, около тридцати кораблей. Поскольку мы находились в невыгодной позиции, я позволил конвою пройти, подошел сзади и сделал широкий круг. Был уже вечер, когда мы снова вошли в контакт, но на этот раз мы хорошо разместились. Они казались прекрасным силуэтом на фоне вечернего неба. Я выбрал три самых больших: танкер 12 тысяч тонн, еще один 7 тысяч и грузовое судно, тоже 7 тысяч тонн. Мы приблизились к ним под водой. Я буквально прилип к перископу и наблюдал, как первый офицер передавал мои приказы. Выстрелил аппарат номер один, за ним второй, через несколько секунд должен был выстрелить третий, но не выстрелил. С носа докатились звуки спора, но тогда я не обратил на это внимания. Я наблюдал эффект взрывов. Первый удар был по 12-тонному “Кадиллаку”. Потом глухой звук детонации, фонтан воды, за ним появился окутанный желто-коричневым дымом корабль. Второй удар. Я не мог поверить своим глазам. Мы не целились в этот корабль: “Грация”, водоизмещение 5 тысяч тонн. И сразу после нее грузовой корабль 7 тысяч тонн. Во все три корабля попали точно, ни один из них нельзя было спасти. Мы убрались как можно быстрее, в кильватере уже рвались глубинные бомбы. Я повернулся к торпедисту:

– Какого черта, что там случилось? Почему не стреляли но команде?

Он выглядел сконфуженным.

– Простите, я поскользнулся и попал на рукоятку, торпеда вышла слишком рано.

Я засмеялся:

– По крайней мере, хоть куда-то попал. Но ты лишил нас тысячи четырехсот тонн.

Он минуту помолчал, потом спросил:

– А сколько всего, командир?

– Двадцать четыре тысячи тонн.

Новость облетела лодку, и лица засияли, как небо после затяжного дождя. Наконец нам повезло.

Через две ночи мы заметили пароход, нагруженный пшеницей. Около 2800 тонн. Чтобы поберечь торпеды, я заставил команду сесть в лодки и отплыть от корабля. Мы были довольно далеко от берега, поэтому я последовал за спасательными лодками и дал им хлеб, колбасу и ром.

Следующий день принес нам два корабля. На рассвете мы поймали корабль водоизмещением 4 тысячи тонн с грузом леса и расправились с ним несколькими выстрелами ниже ватерлинии. После полудня мы встретили датский танкер, нагруженный дизельным топливом. На мостике он нес огромный барьер из мешков с песком. Мы ударили но нему несколькими снарядами, но вместо того, чтобы затонуть, корабль все выше и выше поднимался из воды, поскольку топливо вытекало в море, и он становился все более плавучим. Мы прицелились в его машинное отделение, и только тогда корабль начал тонуть. Спасательные лодки и команда были уже на некотором расстоянии, когда мы увидели трех человек, плавающих в воде. Это были третий и четвертый механики и кочегар. Капитан не позаботился о них, а оставил тонуть в машинном отделении. Я остановился, подобрал их, догнал спасательные шлюпки и передал людей. К капитану-”христианину” я обратился с короткой речью, начинавшейся: “Ты чертов подонок…” и заканчивавшейся на подобной ноте. Теперь у нас на счету было почти 40 тысяч тонн, 39 885, если быть точными. Мы были довольны собой.

Но потом мы получили сообщение по радио: “Немецкая подлодка вернулась после патрулирования, потопив 54 тысячи тонн”. Ее командир проходил у нас практику. У людей вытянулись лица. Штейнхаген, наш заводила, выразил общее мнение:

– Обидно смотреть, как эти молодые выскочки нас обставляют.

Его огорчение потрясло меня, оно было каким-то детским, но в то же время меня обрадовал дух команды. Я вызвал первого и второго офицеров. В итоге наших дискуссий выяснилось, что у нас осталось только шесть крупнокалиберных снарядов и несколько торпед. Следующей ночью одна из торпед ушла в белый свет. Пароход прошел мимо нас на большой скорости и на расстоянии, стрелять надо было быстро. Когда торпеда вышла из аппарата, мы начали считать. Сначала пятьдесят секунд. Каждая секунда делала попадание все менее вероятным. Минута, двадцать секунд.

– Моя прекрасная торпеда, – простонал Барендорф, стиснув зубы.

Мы попытались гнаться за пароходом, но он уклонился от нас, и темнота поглотила его.

Меня разбудила новость, что первый офицер заметил “Эмпайр Тукан”, лайнер в 7 тысяч тонн. Наша лодка тяжело качалась на волнах.

– Мы атакуем снарядами, – сказал я.

– Не уверен, что сможем попасть в таком море, – заметил первой офицер.

Я пожал плечами: еще вероятнее, что мы промахнемся торпедой. Вызвали боцмана Мейера заряжать пушку. Он отказался.

– Стрелять в такую погоду – сумасшествие, – сказал он тому, кто его будил. – Слишком большая качка, чтобы прицелиться.

За ним послали во второй раз с официальным приказом с мостика. Он наконец появился, сонный и раздраженный.

Я инструктировал его:

– Первый выстрел должен быть по пушкам, вы их ясно видите на палубе. Второй выстрел по мостику, чтобы они не могли радировать.

– Есть, – ответил он, щелкнув каблуками. Однако, судя но выражению его лица, он думал, что стоит экономить снаряды.

Мы стояли на мостике и наблюдали стрельбу. Это было последнее наше оружие. Первый снаряд ударил точно между пушками. Второй попал в бак, третий в корму, четвертый промахнулся, пятый не разорвался, шестой, наконец, ударил в мостик и попал в раструб вентиляции. Это было странное зрелище. Давление детонации изнутри вытолкнуло его и бросило прямо на мачту. Все это выглядело как белое привидение на рассвете. Несмотря на последний удар, радио яростно работало, посылая SOS. Команда расхватала шлюпки и бросилась с корабля. Только радист оставался и продолжал посылать сигналы. Больше мы ничего не могли сделать. Мы должны пожертвовать торпедой, если не хотим, чтобы нам наступали на пятки. В лайнер попали точно в середину. Он разломился, глубоко погрузился в море и вдруг встал на дыбы на фоне неба. Радист все еще оставался на посту. Внезапно мы увидели человека, бегущего по наклонившейся палубе. Он схватил красную лампу и, держа ее высоко над головой, прыгнул с тонущего корабля. Когда он упал в воду, красный свет погас. Мы остановились в том месте, где он скрылся, но не смогли найти его. Затем на севере показались тени, темные очертания в сумерках, возможно эсминцы. Поскольку у нас оставалась только одна годная торпеда, мы решили удрать. Через три минуты Штейнхаген принес мне радиосообщение. Это было последнее сообщение с “Эмпайр Тукан”: ‘Торпедирован подлодкой, быстро тону. SOS” и потом длинное тире. Это был последний сигнал радиста.

Следующий корабль мы встретили через два дня. Это было греческое грузовое судно, которое мы прикончили нашей последней торпедой. В нем было только 4 тысячи тонн. Штейнхаген просунул голову в дверь.

– Довольно, командир? – спросил он, затаив дыхание..

Я уже посчитал.

– Нет, – сказал я. – У нас только пятьдесят одна тысяча, другая лодка имеет на три тысячи больше.

По лодке прошла волна разочарования. Мы начали обратный путь с одной неисправной торпедой на борту. Я вызвал торпедиста;

– Если торпеда будет в порядке, у нас будет еще один выстрел.

На следующее утро он доложил, что торпеда в рабочем состоянии.

Утро было ясное, спокойное. Мы шли поблизости от берега. Сигнальщик доложил:

– Пароход по левому борту.

Огромное судно с двумя трубами приближалось к нам со стороны солнца диким зигзагом. Против солнца было невозможно определить его цвет, но по силуэту я узнал корабль типа “Ормонде”, свыше 15 тысяч тонн.

– Ребята, – сказал я и почувствовал их волнение, – скрестите пальцы, постарайтесь и добейтесь, – затем скомандовал: – Огонь!

Мы ждали, считая. Секунды тянулись медленно до боли. Корабль был на большом расстоянии, слишком большом, боялся я. Затем вдруг прямо в середине высоко над мачтой поднялся столб воды, и сразу мы услышали треск. Лайнер повалился на правый борт. Спасательные шлюпки спускали в большой спешке, их было много. Между ними в воде подпрыгивали сотни голов. Невозможно было помогать им, потому что берег был близко и корабль еще на плаву. На баке ясно были видны пушки. Мы отступили под воду. Когда через несколько минут мы всплыли, на поверхности моря видны были только спасательные шлюпки. Я спустился к себе, чтобы заполнить военный дневник. Когда я проходил центральный пост, мне в глаза бросилась надпись на двери: “66 587 тонн. Выучи наизусть”».

В послевоенное время было установлено, что заявленные Прином тоннаж был существенно завышен. Этим грешил, впрочем, не один Прин. Завышали свои результаты почти все подводники на всех воюющих флотах.

В целом пока все для Прина и большинства командиров немецких субмарин в море складывалось вполне удачно. Однако командующий подводными силами Германии многоопытный Карл Дениц не мог не понимать, что первоначальные успехи скоро неминуемо пойдут на убыль, так как англичане в самое ближайшее время обязательно усилят свою противолодочную оборону. Нужна была большая победа, причем скорее даже не столько боевая, сколько политическая, победа, которая нанесла бы противнику не только материальный, но и существенный моральный урон.

После долгих раздумий выбор Деница пал на командира U-47 капитан-лейтенанта Прина. При этом у Деница был выбор. К этому времени успели отличиться утопивший лайнер «Аттения» Лемп и уничтоживший английский авианосец «Корейджес» Шукарт. Думается, что не последнюю роль в выборе Деница сыграл тот факт, что Прин, имея уже определенный опыт боевых походов, был, в отличие от остальных командиров лодок, штурманом с большим стажем, а потому можно было надеяться, что он лучше справится со сложнейшим маневрированием, которое предполагалось при выполнении будущей задачи.

Вскоре Прин был внезапно для себя вызван на стоявшую на рейде плавбазу «Вейхзель», где держал свой флаг командующий подводными силами. Вместе с Прином туда были вызваны командир U-14 капитан-лейтенант Велльнер и командующий флотилией фрегатен-капитан Зобе.

Самое просторное помещение плавбазы было отведено под оперативную часть. Все переборки там были увешаны увеличенными в несколько раз аэрофотограммами Оркнейского архипелага и всех прилегающих к нему проливов, а огромный стол в центре занимала карта боевой обстановки в этом районе. Увидев все это, Прин сразу же примерно догадался о причине своего внезапного вызова. Едва офицеры вошли в оперативное помещение, как их встретил сам Дениц. Первым он дал слово капитан-лейтенанту Велльнеру. Тот показал по карте маршрут своей подводной лодки по акватории Оркнейских островов и подробно доложил все детали разведывательного похода, поднялся на палубу. Навстречу к нему вышел сам «папа Карл».

– Как ты думаешь, Гюнтер, – начал он разговор, когда оба вошли в адмиральский салон, – может ли решительный командир провести свою лодку. в Скапа-Флоу и атаковать корабли, стоящие там на якоре?

Опешивший от столь внезапного вопроса Прин несколько замялся. Заметив это, Дениц подошел к нему и положил панибратски руку на плечо:

– Я не требую немедленного ответа. Обдумай мои слова. Жду тебя через два дня и хочу услышать твое мнение по этому поводу. Что бы ты ни решил, это никак не повлияет на твою репутацию. Ты же знаешь, Гюнтер, насколько я о тебе высокого мнения!

Это был излюбленный психологический прием, дающий понять командиру подводной лодки, что у него якобы есть выбор. Что касается предприятия, которое задумал Дениц, то оно было на самом деле из категории невыполнимых. Ведь утлой субмарине предстояло прорываться в главную базу ВМС Англии, которую за мощную систему обороны уже давно и не без оснований прозвали «спальней британского флота». В годы Первой мировой войны три германские субмарины уже пытались попытать счастья в водах Скапа-Флоу, но две из них (это были U-22 и U-24) канули без следа, так не успев ничего сделать, а третья, U-18, налетев на подводную скалу, была вынуждена всплыть, после чего ее экипаж был взят в плен англичанами. Но Скапа-Флоу имела для немцев еще и особое значение.

Именно на подходах к этой базе в 1914 году отличился командир U-9 Веддиген, уничтоживший в течение получаса три британских броненосных крейсера. Так началась эпоха боевого использования подводных лодок. Именно в Скапа-Флоу в 1918 году был приведен весь плененный германский линейный флот. Там же он был внезапно самозатоплен самими же немцами, воспользовавшимися халатностью англичан. Для старых «кайзеровских» офицеров, в том числе для Редера и Деница, трагедия Скапа-Флоу всегда висела на душе тяжелым грузом И нанести удар старому врагу именно в этом месте было для них делом чести. Кроме этого Скапа-Флоу в глазах самих англичан всегда был олицетворением незыблемости их морской мощи, а потому удачный удар именно здесь нанес бы противнику наибольший моральный урон, что было особенно важно в только что начавшейся войне. В немецких же подводников он, наоборот, вселил бы уверенность в своих силах. А потому атака Скапа-Флоу была больше предприятием политическим, чем чисто военным, хотя и потопление какого-нибудь из находящихся в базе крупных британских кораблей тоже было совершенно не лишним.

Атаку на Скапа-Флоу Дениц задумывал еще до задолго войны, собирая по крупицам всю возможную информацию о базе на Оркнейских островах. В планы операции был посвящен самый узкий круг специалистов.

В своих воспоминаниях Денниц так описал возникновение замысла атаки главной базы британского флота: «Действия подводных лодок в территориальных водах противника также включали операции против военных кораблей. Самой замечательной из них, бесспорно, является проникновение подлодки U-47 командира Прина в Скапа-Флоу. Тщательная подготовка и блестящее выполнение этой сложнейшей операции, а также ее последствия заслуживают более подробного рассказа. '

С самого начала военных действий мне постоянно хотелось организовать операцию, направленную против Скапа-Флоу. Но, помня о двух неудачных попытках, предпринятых во время прошлой войны капитан-лейтенантом фон Хенигом и лейтенантом Эмсманом, а также о больших трудностях, связанных с подобным мероприятием, я на время отказался от этой мысли.

Основные трудности были связаны с необычными течениями, преобладающими в районе Скапа. В Пентленд-Ферт, к примеру, существовало течение скоростью 10 миль в час. А поскольку максимальная скорость лодки составляет только 7 миль в час, она не в состоянии противостоять такому течению, и оно может занести подводную лодку куда угодно. К тому же мы ожидали, что подходы к Скапа-Флоу, одной из главных якорных стоянок британского флота, будут хорошо защищены сетями, минными полями, боковыми заграждениями и охраняться сторожевыми кораблями. Адмиралтейство, имеющее огромный опыт в этом деле, и главнокомандующий флотом метрополии, вероятно, сделали все от них зависящее, чтобы быть полностью уверенными в абсолютной безопасности своих военных кораблей на якорной стоянке.

Принимая во внимание указанные выше соображения, операция против Скапа-Флоу казалась чистейшей воды авантюрой. Помню, как я однажды в очередной раз сидел за столом, изучая карту Скапа, ничего нового не придумал, вздохнув, оторвался от карты и поднял глаза на присутствовавшего здесь же моего начальника штаба капитан-лейтенанта Ёрна. Встретившись со мной взглядом, он сделал шаг вперед и уверенно заявил, что знает, как проникнуть в заповедную гавань. Эти слова человека, которому я доверял больше, чем кому бы то ни было, заставили меня отбросить все сомнения и приступить к планированию операции. Еще в начале войны я запросил у командования подробный отчет по Скапа-Флоу, составленный на основании имевшейся тогда информации. Помимо других деталей в нем перечислялись предполагаемые препятствия, преграждающие путь в гавань через различные входы. 11 сентября 1939 года я получил дополнительную информацию в виде данных аэрофотосъемки. Из них стало ясно, что легкие и тяжелые военные корабли располагаются в Скапа, в районе к северу от Флотта, и в проливе между Свита Риза. В дополнение к этому я получил от командира “U-16” капитан-лейтенанта Вельнера, вернувшегося из похода к Оркнейским островам, очень содержательный отчет, касающийся патрулирования, освещения и преобладающих течений. Он считал, что, если нам повезет застать боковые заграждения открытыми, мы сумеем проникнуть в Скапа-Флоу через Хокса-Саунд. Тогда я запросил у авиации как можно более точные аэрофотоснимки всех сооружений, загораживающих входы Скапа-Флоу. 26 сентября мною был получен комплект отличных фотографий, после тщательного анализа которых я пришел к следующим выводам:

Проникнуть сквозь заграждения Хокса-Саунда вряд ли возможно. Проникновение через Свита-Саунд или Клестром-Саунд абсолютно невозможно и дальнейшему обсуждению не подлежит. Пролив Холм-Саунд полностью заблокирован двумя затонувшими торговыми судами, которые лежат поперек канала Керк-Саунд, к северу от них находится третье судно. Южнее до самого Лэмб-Холм располагается узкий канал шириной около 50 футов и глубиной 3,5 сажени. По обеим сторонам от него мелководье. К – северу от торговых судов тоже небольшой канал. Берега по обеим сторонам практически необитаемы, и здесь возможно пройти ночью по поверхности при тихой погоде. Основные трудности будут навигационными.

Итак, я решил, что стоит попытаться. Мой выбор пал на капитан-лейтенанта Прина, командира “11–47”. Он, на мой взгляд, обладал всеми личностными и профессиональными качествами, необходимыми для успеха. Я передал Прину все собранные материалы и предоставил право решать – возьмется он за эту задачу или нет. Я сказал, что даю ему на раздумья 48 часов.

Внимательно изучив представленную информацию, Прин решил рискнуть. Для успеха операции было необходимо соблюдать режим строжайшей секретности. Поэтому я сообщил о своих планах только главнокомандующему, причем лично и в беседе с глазу на глаз. Операцию было решено провести в ночь с 13 на 14 октября. Выбору способствовали два благоприятных фактора: тихая погода и новолуние. Я решил, что Прин будет иметь только торпеды и ни одной мины. Целью операции была торпедная атака на цели, которые, мы точно знали, находились в Скапа-Флоу».

Дениц не желал рисковать. Уже после войны на Нюрнбергском процессе были опубликованы личные записи Деница, касающиеся подготовки атаки на Скапа-Флоу:

На представленных Деницу фотографиях были хорошо различимы береговые батареи, аэродром, бонно-сетевые заграждения. Затем к Оркнейским островам была послана подводная лодка U-16. Итогом этого разведывательного похода стала ценнейшая информация о прибрежных течениях, режимах работы системы навигационного обеспечения и организации противолодочной обороны в районе, прилегающем к Скапа-Флоу.

Одновременно в подготовке будущий операции была задействована и агентурная разведка. За несколько же дней до вызова Прина адмирал получил весьма важную информацию от капитана нейтрального торгового судна, который незадолго перед этим побывал в порту Керкуэлла, что совсем рядом от Скапа-Флоу, и слышал, что англичане почему-то перестали следить за восточным проходом в пролив, ведущий к базе. Это сообщение почти сразу же подтвердила и аэрофотосъемка. В противолодочном заграждении по чьей-то халатности имелся проход шириной метров в семнадцать, через который достаточно опытный командир вполне мог провести на внутренний рейд Скапа-Флоу свою субмарину. В то же время было совершенно ясно, что долго так продолжаться не может и англичане со дня на день исправят свою ошибку. Надо было торопиться. Однако Дениц решил набраться терпения и подождать согласия Прина на выполнение этого сверхсложного задания. Более достойной кандидатуры он не видел. 24 сентября в Скапа-Флоу был послан еще один самолет-разведчик, уточнивший последние детали обстановки.

После сопоставления всей информации стало очевидным, что с навигационной точки зрения наиболее подходит для прорыва в базу пролив Хоке Однако пролив надежно перекрыт боновым заграждением. После Хокса были отвергнуты проливы Свита, Клейстрин-Саунд и Хой-Саунд. Разведка показала, что там мощная и надежная противолодочная оборона. Теперь в поле зрения немцев оказались восточные мелководные проливы Холм-Саунд и Керк-Саунд. Оба были столь малопригодны для судоходства, что англичане избегали ими пользоваться даже в мирное время. Прорыв в залив было решено проводить в новолуние при полной темноте и в часы прилива, чтобы подводная лодка могла в надводном положении пройти над затопленным судном. Учитывалось, что и при выходе из базы будет действовать это же течение, скорость которого достигает величины 10 узлов. В этом случае дизели лодки должны были работать на всю мощность, чтобы обеспечить скорость для преодоления течения. Следовательно, шум подводной лодки значительно повышал вероятность ее обнаружения и уничтожения. Здесь надежда была на то, что лодка «седьмой» серии развивает в надводном положении 15 узлов и это поможет ей вырваться из Скапа-Флоу. Что касается Деница, то он вообще не слишком-то верил в саму возможность возвращения подводной лодки из Скапа-Флоу. Посылаемый в пасть британского флота был почти обречен, но даже при этом политический эффект от атаки подводной лодки-смертника должен был оказаться потрясающим.

1 октября, сразу же после подъема флага, Прин прибыл к Деницу.

– Я готов пробраться в эту чертову ловушку! – бодро отрапортовал он адмиралу.

– Отлично, Гюнтер! – обнял его Дениц. – Сейчас же начинаем работать!

В течение нескольких дней и ночей U-47 усиленно готовили к походу. На подводную лодку были доставлены необходимые карты и навигационные пособия. Была проведена предварительная прокладка генерального курса с применением оперативного времени на путевых картах до мыса Роз-Нем. Пока штурман производил расчет элементов прилива, которые предполагалось использовать для преодоления многочисленных отмелей на пути в английскую базу, готовил маневренные планшеты с ориентирами и линиями опасных изобат, определял девиацию, поправку лага на мерной линии, механик готовил к форсированной работе дизеля и электромоторы, а помощник занимался подготовкой торпед. Из лодки удалили все лишнее, а провизии приняли лишь на небольшой переход. Парогазовые торпеды «Г-5А» были заменены на электрические. Самого Прина буквально измочалили штабные офицеры, пичкая информацией о британской базе. Издерганный, он то и дело срывался на крик, что не прибавляло боевого духа команде. Окончательно атака британской базы была назначена на ночь с 13 на 14 октября.

8 октября 1939 года Прин получил пакет с приказом вскрыть его только на траверзе мыса Роз-Несс. За несколько часов до выхода в море Прин пригласил к себе старшею помощника обер-лейтенанта Эндрюса и штурмана Шпара, рассказал им о предстоящем боевом задании, приказал провести проверку торпедных аппаратов и соблюдать полную секретность, а штурману в штабе получить соответствующие документы.

В установленное время U-47 скрытно покинула Киль. Операция организовывалась в глубочайшей тайне, и об истинной цели похода на подводной лодке знал один лишь командир. Однако Дениц, верный своему принципу всегда, по возможности, лично провожать и встречать подводные лодки, на этот раз сам нарушил свой же приказ и приехал на легковом автомобиле в Арсенальную гавань Киля за несколько минут до отхода Прина. Последнее наставление «папы Карла» прозвучало так:

– Уклоняться от всех встреч с кораблями и самолетами противника! В атаки не вступать!

Наконец упал в воду последний отданный швартов, и U-47 скользнула по черной воде к аванпорту старых шлюзов Кайзер-Вильгельм-Канала, мимо гавани Тирпиц-Хафен, мимо столь знакомой всем немецким морякам кирхи Данкес. Далее был путь по шлюзам. Наконец и они остались позади. Прощально мигнул светом плавучий маяк «Эльбе-1». За ним вдалеке угадывались очертания острова Дюне, а левее – скалистая громада Гельголанда. Теперь впереди было только Северное море.

Выйдя из Киля, Прин благополучно пересек за пять суток в надводном положении Северное море и только тогда, соблюдая скрытность, погрузился.

В ночь на 12 октября Прин вскрыл пакет с секретным пакетом. По внутренней трансляции он зачитал его экипажу. Настроение у матросов и офицеров было тревожным. Кто-то некстати вспомнил, что следующий день – это тринадцатое число и к тому же еще и пятница, так что удача в такой день маловероятна, зато гибель почти в кармане! Командиру пришлось объявить, что атака неприятельской базы будет произведена четырнадцатого. Только после этого страсти поулеглись.

Весь день 13 октября U-47, лежа на тридцатиметровой глубине, прослушивала горизонт. В отсеках привычно пахло человеческими телами, щелоком и жженой пробкой. В микрофон корабельной связи Прин объявил:

– Внимание! Сегодня ночью мы попробуем войти в Скапа-Флоу. Сейчас главное – режим тишины! Не забудьте обернуть сапоги тряпками! Всем свободным от вахты отдыхать!

Периодически подвсплывая, Прин осматривал горизонт. Погода не баловала. Море было покрыто барашками пены. По небу мчались рваные облака. Но все было чисто. В вечерних сумерках лодка была уже на подходах к Скапа-Флоу. Всплыли. Небо полыхало сполохами северного сияния. С севера его заволакивали черные тучи.

– Если и дальше будет держаться норд-норд-вестовый ветер, то вскоре все небо очистится от облаков! – мрачно констатировал старший офицер Эндрюс. – Может, лучше перенести операцию на сутки, а пока отлежаться где-нибудь на грунте?

– Нет, – подумав, решил Прин. – Ничего откладывать не станем. Атаковать будем сейчас! Оба дизеля полный вперед!

Зарываясь веретенообразным корпусом в набегавшие волны, 11–47 мчалась вперед максимальным 17-узловым ходом. Внезапно ночной небосвод окрасился ярким северным сиянием. Сполохи рубинового и изумрудного цвета то появлялись, то исчезали. Северное сияние – явление достаточно редкое и красивое, но сейчас оно было весьма некстати. На его фоне подводная лодка была как на ладони. Вскоре показался берег. Среди скал смутно угадывался ведущий в Скапа-Флоу залив Керг-Саунд. Ширина его была не более мили, к тому же полным-полно камней и отмелей. Где-то дальше, по данным разведки, располагались и минные поля. Чем ближе подводная лодка подходила к берегу, тем больше ее сносило течением Это попутное течение увеличило скорость хода, но оно и крайне затруднило движение, так как лодке то и дело надо было менять курс, чтобы вписаться в весьма крутые изгибы берега, находившегося в крайне близком расстоянии.

– Удивительно, что до сих пор нет никакого признака дозора! – бормотал себе под нос Прин, вглядываясь в даль. – Наш «папа Карл», кажется, рассчитал все точно, ну а уж мы-то его не подведем!

– Вон торчат мачты какого-то затопленного судна! – показал рукой вперед Эндрюс. – Всё, как на нашей карте!

– Согласно разведанным здесь должно быть сразу три затопленных парохода. Сигнальщики, смотреть лучше! – Прин, стараясь не показать окружавшим свое волнение, кусал губы.

– Командир, мы, кажется, что-то перепутали! – вновь подал голос старший офицер, вновь сверившись с картой. – Мы входим не в Керг-Саунд, а в Скере-Саунд!

Прин нервно дернулся. Протянув руку, буквально выхватил у Эндрюса карту.

– А, черт, так и есть! Вот почему мы не смогли увидеть три затонувших судна! Поворачиваем!

Скере-Саунд был заливом, который заканчивался глухим необитаемым тупиком Скере-Саунд был путем в никуда. Если бы подводная лодка продолжила свой путь дальше, то вскоре она попросту вылезла бы на камни, а утром была бы расстреляна в упор береговой артиллерией. Плавно развернувшись на фарватере, лодка двинулась другим курсом. Через некоторое время раздался голос сигнальщика:

– Вижу мачты двух затопленных судов!

– Ага, – обрадовался Прин, – теперь-то мы на правильном пути! Смотрите, скоро будет и третий утопленник!

Слева проплыл в ночном молчании остров Лэндхоун. А вот наконец и скалы Мэйленда, большого острова, прикрывающего Скапа-Флоу с севера. Теперь U-47 уверенно шла прямо посредине входного фарватера между Мэйлендом и Лэндхоуном. Течение само несло ее вперед. Чтобы не шуметь, по команде Прина перешли на электромоторы. Теперь субмарина скользила во мраке ночи бесшумной и почти невесомой тенью. На мостике царила тишина, нарушаемая лишь едва слышным гудением репитера пеленгатора. Пока все у Прина шло по плану. Вновь появилось сильное течение. Эхолот давал не более полуметра под килем. Это было и немудрено: ведь при осадке подводной лодки в 4,8 метра Прин вел ее по проливу с глубиной всего в 3,2 метра! От прочной посадки на мель U-47 спасал лишь прилив, несколько поднимавший уровень воды в проливе. Но это было также опасно, ведь субмарина не могла находиться сколько угодно долго на Скапа-Флоуском рейде. Ей необходимо было успеть вернуться до окончания прилива, иначе судьба ее была уже предрешена… U-47 не входила, а буквально вползала во вражескую базу. Вскоре залив повернул вправо, и субмарина, вторя его направлению, тоже развернулась на фарватере.

– Курс 260! – объявил Прин.

– Есть 260! – вполголоса отозвался рулевой Шмидт.

Теперь до затопленных поперек пролива судов было уже меньше мили.

– Будем обходить утопленников с севера! – решил Прин. – Так будет безопасней!

И вот перед форштевнем подводной лодки мачты первого из затонувших судов. В этом месте Кирг-Саунд резко сужался и становился похожим на бутылочное горло. Сила течения сразу же сильно возросла, и Шмидт теперь едва удерживал лодку на заданном курсе. Светившая подводникам луна неожиданно скрылась в тучах, и всё погрузилось в кромешную тьму. Невдалеке были видны ходовые огни какого-то направлявшегося в Скапа-Флоу каботажного пароходика. На мостике замерли, но пароходик не выказывал никаких признаков беспокойства.

Однако успокаиваться было рана Быстрое течение уже несло подводную лодку прямо на затонувшее судно. Казалось, что субмарина просто не сможет протиснуться между останками утопленника и спешащим в базу пароходиком, шедшим немного впереди лодки. Минуты казались вечностью. Теперь малейший неправильный расчет мог обернуться трагедией для лодки. Вот U-47 поравнялась с мачтами затонувшего судна. К своему ужасу, внезапно Прин увидел новое препятствие – то была натянутая якорная цепь парохода, который отстаивался немного севернее. Теперь свободы для маневра почти не оставалось. Казалось, что столкновение лодки с цепью почти неотвратимо. Ну а что произойдет дальше, догадаться было не трудно. На пароходе обнаружат лодку, поднимется тревога, и даже вопрос собственного спасения для поврежденной субмарины будет уже весьма проблематичным, не говоря уже о выполнении задачи.

– Левый дизель стоп! Правый вперед полный! – скомандовал Прин.

Каким-то чудом, но U-47 все же протиснулась между натянутой цепью и затонувшим судном, проскрежетав своим днищем по его конечности. На ее мостике облегченно вздохнули: еще одно препятствие осталось позади. А течение уже несло лодку дальше. Однако главные испытания были еще впереди. Теперь они надвигались в виде обширных мелей, что опоясывали остров Мэнленд.

– Лево руля! Курс 220! – приказал Прин Шмидту.

Подводные скалы Мэнленда тоже прошли буквально впритирку. U-47 была теперь уже в самом центре Керк-Саунда. Залив в этом месте начал наконец-то немного расширяться, и течение заметно ослабло. Теперь подводников ждали уже обширные минные поля, непосредственно прикрывающие этот мелководный вход на рейд Скапа-Флоу. Где-то именно в этом районе в далеком 1918 году погибла на минах германская субмарина UB-116, пытавшаяся добраться до лакомой добычи.

Старший офицер с сигнальщиками до боли в глазах всматривались в воду по курсу. Может быть, они успеют разглядеть зловещие ряды начиненных смертью шаров.

– 35 градусов! Право руля! – командовал Прин.

Теперь подводная лодка шла параллельно побережью. Справа в каких-то пяти сотнях метров показались небольшие домики городка Сэйтмер, окна домов были по военному времени затемнены. Пустынной была и прибрежная шоссейная дорога.

– Вижу велосипедиста! – внезапно доложил сигнальщик.

– Черт побери! – огорчились находившиеся на мостике. – Только этого нам еще не хватало!

Велосипедист меж тем прибавил скорость и скрылся за холмом Офицеры гадали: увидел или нет? А если увидел, понял ли, что это не британская лодка?

Спустя несколько минут раздался звук приближающегося автомобиля, а затем показался и сам грузовик с включенными фарами. На какое-то мгновение крадущаяся субмарина попала в его луч.

– Англичанам надо было бы этого болвана посадить в тюрягу. Он что, не соображает, что надо соблюдать светомаскировку? – ругался вполголоса Прин.

И снова вопрос: заметил или нет? Несколько секунд спустя машина исчезла из виду.

– Впрочем какое-то время у нас все равно есть, – констатировал Прин, – пока машина доедет до базы и шофер разыщет дежурную службу, а та в свою очередь разберется, что к чему, и объявит тревогу, мы будем у цели, а там уже видно будет, что делать.

Сберегая электроэнергию, снова запустили дизеля, и теперь их неумолчный грохот разносился, казалось, на весь залив. Побережье тем временем приобретало все более и более суровый вид. Скалы на фоне яркого ночного неба смотрелись особенно зловеще. Море было похоже на пустыню. Нигде не было видно ни огонька. Все выглядело совсем не так, как ожидали немецкие подводники, а потому все сильно нервничали.

– Нельзя сказать, чтобы здесь кипела жизнь! – пытаясь хоть немного разрядить атмосферу, произнес старпом Эндрюс, но шутка его так и повисла в воздухе.

– Мы вошли на рейд Скапа-Флоу! – доложил штурман.

Прин, как мог, всматривался в даль, но не видел ровным счетом ничего. Молчали и сигнальщики.

– Давайте для начала оглядим места якорных стоянок! – велел командир U-47. – Руль лево 50!

Подводная лодка покатилась влево, прямо на скалы Мэйланда.

– Смотрите все внимательней! – велел Прин. – Может быть, кто-нибудь отсиживается в Хокса-Саунде!

Вот и Хоксаундский рейд. Сразу же резко обозначились очертания небольшого дозорного корабля. U-47 выскочила почти прямо на него.

– Если они видят нас так же четко, как и мы их, то нам сейчас конец! – пробормотал оценивший ситуацию Эндрюс.

И снова неизвестность: а вдруг обнаружили? Но на британском корабле царило полное безмолвие.

– Ветер дует прямо к англичанину, и сейчас они должны уже слышать грохот наших дизелей! – подал голос Прин. – Отворачиваем, пока не поздно! Попробуем поискать в северо-восточном углу у Мэйленда!

Лодка, повернув вправо, прошла еще полторы мили. На корабельных часах было 00.47.

– Мы всего лишь каких-то полчаса мечемся по этому логову, а кажется, что прошла вечность! – бросил кто-то из стоявших на мостике офицеров.

Оба дизеля работали на вентиляцию, и облака выхлопных газов буквально окутывали субмарину со всех сторон.

– Вижу что-то прямо по курсу! – внезапно раздался взволнованный голос второго лейтенанта Зиласа.

– А я ничего не вижу! – это уже поднял к глазам бинокль Эндрюс.

– Нет, есть, есть! – не сдавался Зилас – Это силуэт большого корабля, хотя пока и очень расплывчатый!

– Большой корабль справа по курсу 12 градусов! – увидел цель и сигнальщик.

Прин схватил бинокль, глянув в него, даже присвистнул:

– Да это же настоящее чудовище! Дистанция около трех миль! Похоже, кто-то из линкоров типа «Соверин» или «Куин Элизабет»!

– Скорее всего, по силуэту, все же «Соверин», – повернулся к нему старший офицер. – У «куинов» ходовые мостики значительно больше!

– Для нас разницы особой нет! Мы атакуем его в любом случае! – ухмыльнулся Прин.

Английский линкор явно стоял на якоре. То был флагман флота метрополии «Ройал Оук». Корабль буквально накануне вернулся из района Северного патруля, где попал в приличную болтанку, и теперь команда отсыпалась после всех перенесенных передряг.

– Прямо по курсу еще один корабль! – внезапно раздался голос сигнальщика.

Прин вскинул бинокль:

– Так и есть. Большой корабль с двумя трубами!

Вскоре был уже отчетливо различим еще один английский мастодонт с двумя мощными артиллерийскими башнями. Из-за корпуса более близко стоящего линкора выглядывала его носовая часть.

– Скорее всего, это «Рипалс» или «Ринаун»! – заключил Эндрюс – Они куда длиннее «соверинов» и потому выглядывают из-за него.

Прин кивнул:

– По разведанным, сейчас «Ринауна» в Скапа-Флоу нет, так что это, скорее всего, «Рипалс»!

Подводная лодка тем временем все ближе подходила к избранной ею жертве.

– Торпедные аппараты с первого по четвертый к стрельбе приготовить! – распорядился Прин. – Быть готовыми к срочному погружению!

– Аппараты к стрельбе готовы! – доложили через переговорную трубу.

– Торпедные аппараты товсь! – Прин прильнул к прицелу пеленгатора – Руль лево 10!

U-47 медленно подворачивала носом на безмолвно стоящий линкор. Наконец ее нос был точно устремлен по направлению к жертве. В оптическом стекле пеленгатора было темно от громады неприятельского корабля.

– Первый, второй, третий, четвертый! – крикнул Прин срывающимся голосом – Лос!

Лодку резко качнуло. С мостика были видны устремленные в ночь пенные следы от летящих под водой смертоносных сигар. Старший офицер щелкнул кнопкой секундомера.

– Из четвертого аппарата торпеда не вышла! – доложили снизу.

Прин отмахнулся:

– Разбирайтесь!

Все стоявшие на мостике буквально впились глазами в громаду линкора. Томительно бежали секунды. Раздался взрыв. Но почему-то один. Значит, две торпеды прошли мимо!

– Попадание в носовую часть! – раздалось сразу несколько голосов.

Однако корабль остался в таком же положении, как и прежде, более того, на нем по-прежнему не было включено освещение. Полная тишина царила и над всей Скапа-Флоу.

– Мне кажется, что все это лишь сон! – произнес недоуменный Прин. – Да они просто издеваются над нами! Будем атаковать еще раз! Торпедные аппараты к стрельбе приготовить! Первый, второй, пятый зарядить!

Два огромных корабля были похожи на привидения. Однако теперь уже можно было разглядеть, что атакованный линкор заметно осел носом в воду. Подводная лодка, совершая циркуляцию, выходила в повторную торпедную атаку.

– Перезарядить носовые торпедные аппараты! Штурман, рассчитать критический курсовой угол, произвести расчеты для занятия позиции торпедного залпа! – приказал Прин.

– Мостик! Торпедные аппараты к стрельбе готовы! – доложили из первого отсека.

– Право руля! – скомандовал Прин. – Курс 310! Пеленг стрельбы 310!

U-47 разворачивалась для нового удара. Прин посмотрел на часы. Прошло ровно четырнадцать минут с момента первой атаки.

– На этот раз будем подходить еще ближе! – решил он.

Штурман наскоро делал расчеты.

– До цели полторы тысячи метров! – объявил он.

Огромный силуэт корабля вновь заслонил собой полгоризонта.

– Первый, второй, четвертый! Товсь!

– Лос!

На этот раз лодку покинули все торпеды.

– Через две минуты мы будем знать все! – усмехнулся Эндрюс.

Командир промолчал. Шутить ему сейчас не хотелось. Он с тревогой ждал ответного хода англичан, но ничего по-прежнему не происходило.

– Если мы снова промахнулись, то это не корабль, а привидение! – наконец выдавил он из себя.

Последние слова командира U-47 заглушил страшный грохот, за ним еще и еще. Над атакованным кораблем поднялось огромное облако дыма. Лодку сильно тряхнуло, и с подволока на головы подводников посыпалась пробковая изоляция. Было хорошо видно, как линкор буквально весь вспыхнул.

На главный командный пункт «Роял Оука» после торпедного попадания поступил доклад: «Подводная пробоина в районе форштевня! Повреждены цистерны жидкого топлива, сорваны со стопоров якорь-цепи!». Через 12 минут линкор сотрясают последовательно, с небольшими интервалами, два взрыва у правого борта, и вслед за ними через 5 минут высокий столб воды взметнулся у правого борта в районе дымовой трубы. Это взорвался пороховой погреб зенитной и противоминной артиллерии. Смертельно раненный линкор, шипя и извергая клубы пара из разорванных паропроводов, повалившись на правый борт, опрокинулся, увлекая за собой в холодную пучину 833 человеческих жизни в точке с координатами 58°55′58″северной широты, 02°57′90″западной долготы.

Вместе с кораблем погиб командующий Флотом Метрополии адмирал Блэнгроув. Так погиб линейный корабль британского Королевского ВМФ «Ройял Оук»…

«Я никогда больше в жизни не видел такого ужаса», – вспоминал позднее лейтенант Эндрюс.

Наверное, именно о таких страшных минутах писал когда-то свои бессмертные строки Киплинг:

– Это не взрыв корабля, а взрыв склада боеприпасов! – так прокомментировал увиденное сам Прин.

Он наклонился к переговорной трубе.

– Внимание команды! Взрыв, который вы только что слышали, – это взрыв уничтоженного нами английского линкора! – прокричал он туда.

В отсеках радовались и обнимались матросы.

Спустя несколько мгновений подводную лодку стало отчаянно качать, словно какой-то неведомый гигант, схватив ее рукой, пытался вытрясти из нее всю душу, – это до U-47 дошла взрывная волна. А линкор уже грузно переворачивался, являя взору обросшее ракушками днище.

– Каков наш новый курс? – повернулся к Прину рулевой Шмидт.

– Мы возвращаемся домой! – ответил тот. – Оба дизеля вперед полный!

Из книги Прина «Командир подводной лодки»: «Мы подкрались еще ближе. Теперь мы могли ясно видеть выступы орудийных башен, пушки которых угрожающе поднимались к небу. Корабль лежал, как спящий великан.

– Думаю, он относится к классу “Ройал Оук”, – прошептал я.

Эндрюс молча кивнул.

Мы подкрались еще ближе и внезапно за первым силуэтом увидели смутно вырисовывающиеся контуры второго корабля, такого же огромного и мощного, как и первый. Мы смогли узнать его, увидев за кормой “Ройал Оук” мостик и орудийную башню. Это был “Рипалс”. Мы должны атаковать сначала его, потому что “Ройал Оук” – прямо перед нами и никуда не денется.

– Все аппараты готовы.

Команда эхом отдалась по лодке. Затем молчание, прерываемое только булькающими звуками идущей в аппараты воды. Потом шипение сжатого воздуха и тяжелый металлический звук, когда рычаг устанавливается в нужную позицию. Затем доклад:

– Аппарат один готов.

– Огонь! – скомандовал Эндрюс.

Лодка задрожала. Торпеда пошла к цели. Если она попадет, а она должна попасть, так как силуэт прямо перед нашими глазами… Спар начал считать:

– Пять, десять, пятнадцать…

Время казалось вечностью. На лодке не слышно ни звука, только голос Спара тяжело отдается в тишине:

– Двадцать…

Наши глаза неотрывно следят за целью, но стальная крепость остается неподвижной. Внезапно с носа “Рипалса” в воздух поднимается столб воды и доносится глухой звук детонации. Похоже на брань в отдаленной ссоре.

– Попал, – говорит Эндрюс.

Вместо ответа я спрашиваю:

– Второй аппарат готов?

Я направил лодку к “Ройал Оук”. Мы должны были поторопиться, иначе они вцепятся в нас раньше, чем мы выпустим вторую торпеду.

– Пять на левый борт.

Лодка медленно повернула налево.

– Руль на середину.

Мы были прямо против “Ройал Оук”. Он выглядел даже мощнее, чем раньше, Казалось, его тень стремится достичь нас Шмидт управлял лодкой так, словно сам мог видеть цель. Середина корабля в перекрестье. Теперь нужный момент.

– Огонь, – командует Эндрюс.

Снова лодка вздрагивает от отдачи, и снова голос Спара начинает считать:

– Пять… десять…

Но тут происходит нечто, чего никто не ожидал, а те, кто видел, никогда не смогут забыть. Стена воды поднимается к небу. Впечатление такое, будто море внезапно поднялось. Один за другим громкие взрывы звучат, как барабанная дробь в сражении, и соединяются в мощном грохоте, разрывающем уши. Пламя, синее, желтое, красное, ударяет в небо. Небо полностью скрыто этим адским фейерверком Сквозь пламя парят черные тени, как огромные птицы, и с шипением и плеском падают в воду. Фонтаны воды поднимаются высоко вверх, а там, куда они падают, видны обломки мачт и труб. Вероятно, мы попали в склад боеприпасов, и смертельный груз разорвал собственный корабль на части.

Я не мог оторвать глаз от этого зрелища. Казалось, распахнулись ворота ада и я заглянул в пылающую печь. Я посмотрел вниз, в лодку.

Внизу было темно и тихо. Я мог слышать жужжание моторов, даже голос Спара и ответы рулевого. Как никогда раньше, почувствовал я родство с этими людьми, молча выполняющими свои обязанности. Они не видят ни света дня, ни цели и умрут в темноте, если понадобится.

Я крикнул вниз:

– Его прикончили!

Минуту было тихо. Потом могучий рев прокатился по кораблю, почти звериный рев, в котором нашло выход сдерживаемое напряжение последних двадцати четырех часов.

– Молчать! – закричал я, и стало тихо. Слышен был только голос Спара:

– Три румба налево.

И ответ рулевого:

– Три румба налево.

Фейерверк над “Ройал Оук” замирал, лишь изредка оживляемый случайными запоздалыми взрывами. В заливе началась лихорадочная деятельность. Над водой прожекторы шарили своими длинными белыми пальцами. То тут, то там загорались огоньки, маленькие быстрые огоньки над водой, огни эсминцев и охотников за подлодками. Они зигзагами летали, как стрекозы, над темной поверхностью. Если они поймают нас, мы пропали. Я бросил вокруг последний взгляд. Подбитый корабль умирал. Больше я не видел ни одной стоящей цели, только преследователей.

– Лево на борт, – приказал я. – Оба дизеля полный вперед.

Нам оставалось попытаться сделать только одно: выбраться из этого ведьминского котла и в целости доставить домой лодку и команду.

Холмы снова скрылись. Течение, имеющее здесь силу разъяренного потока, схватило нас и бросало из стороны в сторону. Двигатели работали вхолостую. Казалось, мы двигаемся со скоростью улитки, а иногда просто стоим без движения, как форель в горном потоке. Позади из путаницы огней выделились огни эсминца и понеслись прямо к нам А мы не могли двигаться вперед Лодку бросало из стороны в сторону, в то время как противник настойчиво нагонял нас Мы уже могли различать его узкий силуэт на фоне неба.

– Интересно, догонит он нас? – хрипло спросил Эндрюс.

– Самый полный вперед! – приказал я.

– Двигатели работают на предельной скорости, – пришел ответ.

– Включите электромоторы. Дайте все, что можно.

Это был ночной кошмар. Нас как будто держала невидимая сила, а смерть подступала все ближе и ближе. Замелькали точки и тире.

– Он подает сигналы, – прошептал Эндрюс.

Лодка содрогалась, вытягиваясь против течения.

Мы должны выбраться… Мы должны выбраться. Эта единственная мысль стучала в моей голове в едином ритме с двигателями. Мы должны выбраться… Затем – чудо из чудес – преследователь отвернул. Свет скользнул над водой в сторону, а потом послышался звук первых глубинных бомб. С трудом, с болью лодка пробиралась через узкий пролив. Снова стало темно. Откуда-то издалека доносились слабеющие разрывы глубинных бомб.

Перед нами лежало море, широкое и свободное, огромное под бесконечным небом. Глубоко вдохнув, я повернулся, чтобы отдать последний приказ в этой операции.

– Всем постам Внимание! Один уничтожен, один подбит – а мы прошли!

На этот раз я позволил им орать».

Прорыв из Скапа-Флоу был не менее сложен, чем прорыв в нее. Но U-47 опять сильно повезло. Совершенно беззащитная подводная лодка, не погружаясь, в 2.15 прошла через проход в противолодочном заграждении и вырвалась на просторы открытого моря. Англичане (уже проснувшиеся) были теперь заняты больше спасением погибавших на торпедированном корабле, чем поисками причины, приведшей к только что случившейся трагедии.

Всего на две атаки Прин затратил 24 минуты, а общее время проникновения в базу и выход из нее потребовало около пяти часов. На выходе пришлось преодолевать сильное встречное течение, но все обошлось.

U-47 еще находилась на переходе в Киль, когда немецкая агентурная разведка уже передала в Берлин некоторые подробности результатов ее атаки. Как оказалось, Прин потопил флагманский линейный корабль британского флота «Ройал Оук» («Королевский дуб»), водоизмещением в тридцать три тысячи тонн. Вместе с линкором погибло более восьмисот человек команды во главе с самим командующим флотом метрополии адмиралом Блэнгроувом.

Вторым стоявшим за ним линкором, по некоторым данным, был его «систершип» «Ройал Соверин» (по другим данным, это был старый гидротранспорт «Пегасус»). В отличие от «Ройал Оука» у «Роял Соверина» будет совершенно иная, куда более счастливая судьба. Спустя пять лет его передадут в счет раздела итальянского флота советской стороне под новым именем «Архангельск». Благополучно дожив до конца Второй мировой на Северном флоте, бывший «Ройал Соверин» был возвращен британской стороне. Вместо него же советской стороне будет передан итальянский линкор «Джулио Чезаре», получивший наименование «Новороссийск». Судьба «Новороссийска» мистически повторит судьбу «Ройал Оука». Темной октябрьской ночью 1954 года, т. е. почти день в день спустя пятнадцать лет после трагедии Скапа-Флоу, огромный линкор внезапно взорвется, а еще через несколько часов затонет, унеся с собой на дно Севастопольской бухты более шестисот человеческих жизней. Так трагедия одного корабля спустя много лет отзовется в трагедии другого. Ведь до сегодняшнего дня в истории гибели «Новороссийска», так же как и в истории гибели «Ройал Оука», все еще остается слишком много белых пятен…

Но вернемся обратно в далекий 1939 год. Из воспоминаний Деница: «Утром 14 октября мы получили информацию о том, что линкор “Роял Оук” потоплен предположительно подводной лодкой. А 17 октября Прин вернулся на базу в Вильгельмсхафен. Он доложил следующее: “Проход в обе стороны через Холм-Саунд был сопряжен с большими трудностями. Мне пришлось двигаться очень близко к блокирующим пролив кораблям, а на обратном пути я попал во встречное течение скоростью 10 миль в час Проход через Холм-Саунд не охранялся. В Скапа мы заметили “Рипалс” и “Роял Оук”. При первой атаке было отмечено одно попадание в носовую часть “Рипалса”. Перезагрузив два торпедных аппарата, атаковали “Королевский дуб”. Отмечено три попадания. Через несколько секунд корабль взорвался. Выйдя из Холм-Саунд, наблюдали повышенную противолодочную активность противника в Скапа-Флоу. Очень мешало северное сияние”».

Спустя некоторое время, несмотря на всю секретность англичан вокруг трагедии в Скапа-Флоу, стали известны некоторые детали происшедшего. Как узнали впоследствии Редер и Дениц, они опоздали с атакой Скапа-Флоу ровно на сутки. Накануне рейд Скапа-Флоу покинули новейшие тяжелые корабли Великобритании, ценность которых была намного выше, чем старого «Ройал Оука». За сутки из Скапа-Флоу ушли в море авианосцы «Арк Ройал», «Гермес», линкор «Ринаун», десять крейсеров и больше десятка эсминцев. Страшно даже предположить, какой погром мог учинить на тесном рейде Скапа-Флоу Прин, если бы вся эта масса кораблей осталась в базе.

Позднее стали известны и некоторые другие обстоятельства атаки Прина. Прежде всего то, почему английское командование даже не пыталось оказать какого-либо противодействия неприятельской подводной лодке. Дело в том, что взрыв торпеды после первой атаки U-47 командование британского линкора приняло за взрыв внутренний, и было поэтому озабочено прежде всего поисками причины взрыва внутри самого линкора. Вместо того чтобы дать команду на поиск возможно проникшей на рейд неприятельской подводной лодки, державший свой флаг на «Ройал Оуке» адмирал Блэнгроув вместе с командиром линкора, после попадания первой торпеды, принялись обсуждать возможность внутреннего взрыва. Это обсуждение продолжалось до самой второй атаки, после чего все было уже кончено. Когда Прин атаковал второй раз, то «Ройал Оук» поразили сразу три торпеды. После этого началась паника, и ни о какой серьезной борьбе за живучесть и спасение линкора уже не могло быть и речи. Продержавшись на воде всего каких-то двадцать три минуты, линейный корабль внезапно для всех перевернулся и затонул. К слову сказать, столь быстрой и неожиданной гибели огромного корабля способствовали и его существенные конструктивные недостатки, в первую очередь очень слабая подводная защита, низкой была и остойчивость линкора. Скорее всего, получив сильный крен от серии взрывов торпед, вызвавших детонацию артиллерийских погребов, «Ройал Оук» зачерпнул большое количество воды своими низко расположенными казематами орудий вспомогательного калибра. Дальше – больше, и вот уже огромная туша флагмана переворачивается кверху днищем. Заслуживает внимания и тот факт, что, считая гибель линейного корабля национальной трагедией, британские ВМС до настоящего дня так и не опубликовали никаких подробностей о той давней катастрофе. Небезынтересно отметить и тот факт, что немецкое командование до самого конца войны считало, что Прину удалось поразить торпедами и второй линейный корабль – «Ройал Соверин», который, якобы получив повреждения, все же смог удержаться на плаву. Лишь после войны немцы с горестью узнали, что второй линейный корабль остался абсолютно невредимым.

В своем труде «Война на море» британский военно-морской историк Роскилл так описывает происшедшее в Скапа-Флоу: «Нельзя не отметить силу духа и упорство лейтенанта Прина, с которым он реализовал рискованный план… До сих пор существуют сомнения относительно маршрута, по которому ему удалось проникнуть на территорию Скапа-Флоу. Видимо, он обошел вокруг одного из бонов, который охраняли весьма немногочисленные сторожевые корабли, или же проник через один из не полностью заблокированных восточных входов. Очевидно одно: все входы на якорную стоянку следовало перекрыть настолько надежно, насколько это было в человеческих силах, причем сделать это было необходимо немедленно. Однако для этого требовалось некоторое время, а пока флот метрополии не мог использовать привычную базу. Печальная ирония заключалась в том, что одно из судов, предназначенное для затопления на входе, прибыло в Скапа-Флоу на следующий день после гибели “Роял Оука”..»

И все же результаты атаки, которую столь тщательно и скрупулезно готовили Редер и Дениц, превзошли их самые смелые ожидания. Узнав о позорном потоплении своего линейного корабля, да еще в главной базе ВМС, Англия пришла в состояние настоящего шока. Немецкие же моряки, да и все остальные немцы, теперь не без оснований считали, что отныне былой позор Скапа-Флоу смыт навсегда. Кроме того, сама потеря линейного корабля в только что начавшейся войне была для англичан весьма и весьма ощутимой. Но и это не все! Атака Прина привела к тому, что на несколько месяцев Скапа-Флоу вообще перестала существовать как главная база британских BMC. Корабли вынуждены были рассосредоточиться по иным, более отдаленным от неприятеля, пунктам базирования, что тоже было весьма немаловажно для немцев.

Была в потоплении «Ройал Оука» и еще одна неприятность для англичан. Дело здесь было в одной из древних легенд об адмирале Фрэнсисе Дрейке, о том самом, который в середине XVI века вторым после Магеллана обошел на своей каравелле вокруг Земли, а затем был одним из героев истребления испанской Непобедимой армады. Дело в том, что, умирая, Дрейк якобы завещал Англии свой барабан, который должен был бить тревогу, когда его родине будет угрожать опасность. Легенда гласит, что впоследствии все именно так и происходило: едва над Британией сгущались тучи очередной войны, как барабанная дробь немедленно начинала звучать на одном из британских кораблей. Как гласит легенда, корабль, на котором был слышен звук боевого барабана, считался избранным для особо выдающихся подвигов самим Дрейком. Перед самой Первой мировой войной барабанная дробь внезапно раздалась именно на только что построенном «Ройал Оуке». Веря в удачу Дрейка, именно на «Ройал Оуке» держали свои флаги британские флагманы на протяжении всех лет Первой мировой. Именно веря в удачу, корабль, в отличие от немалого количества пущенных на слом однотипных линкоров, уберегли от переплавки в межвоенный период. Наконец, именно в силу все той же легенды, поднял на «Ройал Оуке» свой флаг и командующий флотом метрополии и в начале Второй мировой. И вот теперь британский флот лишился своего талисмана. Об этой особой и неофициальной стороне моральной угнетенности личного состава английского флота вслух почти не говорили, но думал об этом и делал свои неутешительные выводы в те скорбные дни почти каждый англичанин…

Еще один английский историк так характеризует итоги рейда Прина: «Это было больше, чем победа. Дениц предполагал, что если атака Прина будет успешной, английский флот уйдет на другие стоянки, и будет находиться там, пока Скапа-Флоу не станет более безопасной базой. Еще до этого рейда, Дениц приказал своим лодкам расставить мины в трех наиболее вероятных убежищах – Лох-Эве, Фирт-оф-Форт и Фирт-оф-Клайд. Предчувствие Деница оказалось верным лишь частично, так как англичане начали действовать раньше, чем он ожидал. К 10 октября, то есть еще до успешной атаки Прина, английский флот оставил Скапа-Флоу, действительно опасаясь, что гавань не была надежно защищена от нападения подводных лодок противника. Там остались только “Ройал Оук”, “Пегас” и несколько вспомогательных судов. Другие корабли направили прямо в ловушки Деница. От немецких мин серьезно пострадал новый английский крейсер в Фирт-оф-Форт и линкор “Нельсон” у входа в Лох-Эве».

В ночных событиях 14 октября есть еще одна удивительная деталь. Дело в том, что на Скапа-Флоу боевая тревога не была объявлена не только после первого взрыва на линкоре, что уже непонятно, но и после второго, когда обреченный корабль уже валился на борт, – это вообще невероятно! Почему это произошло, остается только догадываться. Английские источники хранят о причинах столь вопиющей безалаберности командования главной базы своего флота дружное молчание. Именно это позволило Прину спокойно выбраться из лабиринта проливов на чистую воду. В открытом море уже его прикрывали развернутые предусмотрительным Деницем две подводные лодки. Теперь U-47 была почти в полной безопасности. Гремя дизелями, лодка мчалась домой.

Меж тем Киль готовился к встрече U-47. Стоявшие на рейде корабли подняли флаги расцвечивания. Перед самым входом в бухту старший офицер лодки Энгенбельт Эндрас нарисовал на ее рубке мчащегося разъяренного быка, из ноздрей которого во все стороны пышет огонь. Этот знак, названный экипажем «пыхтящий бык», станет с этого момента отличительным знаком U-47. А вскоре и Прину командиры других лодок дадут шутливое, но вполне почетное прозвище: Бык Скапа-Флоу.

На берегу подхода лодки-победительницы ждали огромные толпы народа. Когда же показалась сама субмарина, команды стоящих на рейде кораблей встретили ее настоящим ревом восторга.

Немецкий биограф Прина так описывает чествование командира и экипажа подводной лодки после ее возвращения в базу: «Когда U-47 в сопровождении двух эсминцев вошла в Вильгельмсхафенн, ее встречали ликующая толпа, оркестр и делегация очень важных персон, возглавляемая гросс-адмиралом Редером, который поднялся на борт лодки и пожал руку каждому моряку (что было для него весьма нетипично). Он вручил каждому Железный крест 2-го класса. Командиру же был вручен Железный крест 1-й степени. Прин должен был лично доложить фюреру о ходе операции. В полдень в Вильгельмсхафене матросов и офицеров U-47 уже ждали FW 200 и Ju.52 —личные самолеты Гитлера, доставившие весь экипаж U-47 в Берлин. Когда на следующий день они приземлились в Темпельсхофе, все улицы по пути от аэродрома до Кайзерхоф-отеля были забиты толпой, оравшей: “Мы хотим Прина! “» Гитлер принял их в рейхсканцелярии и наградил Прина еще и Рыцарским крестом. Подобной награды за совершенный подвиг был удостоен лишь кайзеровский подводный ас Отто Ведиген, который в 1914 году в течение какого-то получаса отправил на дно три британских броненосных крейсера, а Прин стал первым из немецких офицеров, получивших эту награду во Второй мировой.

Вечером в Винтергартер Театре моряков принимал Геббельс. Пропагандистская машина рейха уже начала создавать из Прина образ национального героя и всеобщего любимца. Все газеты запестрели статьями о «подводных рыцарях», «корсарах глубин» и «морских львах рейха». На все лады превозносилась отвага и мужество командира подводной лодки.

Подводники тем временем прошлись по ночным клубам, где в их честь на этот вечер был отменен запрет на танцы. Главные торжества были организованы в ресторане «Кайзер», где под звуки модного тогда среди подводников фокстрота «Гольфстрим» произносились тосты и бились об пол на счастье и удачу хрустальные фужеры.

Гюнтер Прин стал кумиром рейха. Геббельс во всеуслышание объявил еще вчера никому не известного капитан-лейтенанта новым Зигфридом. Не было ни одной деревенской школы, где бы отныне на стене не красовался портрет нового героя. Но внезапная слава, если верить немецким источникам, смущала Прина. Письма от женщин, приходившие мешками, он первое время просто выбрасывал, не читая, говоря, что он не кинозвезда. Однако по прошествии времени он все же изменил этому правилу и чтение писем с изъявлениями любви стало для него настоящим хобби. Теперь уже, уходя в очередной раз в море, он всегда брал с собой их по несколько мешков.

– Это развлекает меня в свободные минуты! – говорил Прин друзьям, когда те посмеивались над ним за столь необычный вид отдыха.

Известность на первых порах нисколько не повлияла и на отношение Прина к своим соратникам, он, как и прежде, любил выпить пива и поболтать со старыми друзьями. По свидетельству знавших его, Прин обладал и неплохим чувством юмора. Но при этом, по воспоминаниям коллег-офицеров, на службе «новый Зигфрид» преображался. Он и его офицеры беспощадно выговаривали подчиненным за малейшую ошибку. На борту U-47 всегда царила самая железная дисциплина, а боевой дух экипажа был всегда на редкость высок. При этом ряд авторов отмечает, что команда не слишком любила Прина за его суровость и предельную требовательность. Его ценили, его уважали, но его одновременно боялись, и уж ни в коем случае не обожали.

Вскоре в свет вышла якобы написанная Прином книга «Мой путь в Скапа-Флоу», имевшая большой успех в Германии. На самом деле Прин лишь надиктовал основной сюжет, все же остальное сделали придворные журналисты Геббельса Спустя некоторое время командиры других подводных лодок стали отмечать, что Прин несколько зазнался и стал держать себя в кругу товарищей несколько высокомерно. Что касается книги Прина, то она стала постоянным предметом для шуток над командиром U-47.

За победными торжествами как-то всеми забылось, что из семи выпущенных Прином торпед четыре почему-то не сработали. Надо отдать должное командиру U-47: он сразу же по возвращении в родную базу немедленно доложил об этом прискорбном факте и даже попытался выяснить причину, но от Прина тогда просто отмахнулись – победителей не судят! Однако совсем скоро об этих невзорвавшихся торпедах всем еще не раз придется вспомнить…

Трагедии Скапа-Флоу уделил немало места в своих мемуарах и Уинстон Черчилль, бывший в ту пору первым лордом адмиралтейства и несший поэтому самую непосредственную ответственность за прорыв U-47. От отставки с поста Черчилля спас тогда лишь малый срок нахождения в должности. Черчилль пишет: «-.Произошло событие, нанесшее нашему морскому министерству удар в самое чувствительное место. В 1 час 30 минут утра 14 октября 1939 года немецкая подводная лодка, преодолев сильные морские течения, проникла через наши оборонительные линии и потопила стоявший на якоре линкор “Ройал Оук”. При первом залпе только одна из торпед попала в носовую часть и вызвала приглушенный взрыв. Адмиралу и капитану, находившимся на борту корабля, возможность взрыва торпеды в защищенной стоянке Скапа-Флоу показалась такой невероятной, что они решили, что взрыв произошел внутри самого корабля. Прошло двадцать минут, пока немецкая лодка – а это была именно немецкая подводная лодка – перезарядила свои торпедные аппараты и произвела второй залп. Три или четыре торпеды ударили одна за другой в корпус линкора и вырвали дно корабля. Не прошло и двух минут, как корабль перевернулся и затонул. Большая часть экипажа в этот момент находилась на боевой вахте, но из-за быстроты погружения корабля почти никому, кто находился внизу, не удалось спастись.

Погибло 786 офицеров и матросов, в том числе контр-адмирал Блэгров. Подводная лодка U-47 тихо проскользнула обратно через узкий проход.

Этот эпизод, который можно с полным основанием рассматривать как воинский подвиг командира немецкой подводной лодки, потряс общественное мнение. Это событие вполне могло оказаться в политическом отношении роковым для любого министра, отвечающего за довоенные меры предосторожности. Как новичок, я был избавлен от подобных упреков в эти первые месяцы пребывания на своем посту. Я обещал провести строжайшее расследование.

…17 октября был произведен налет на Скапа-Флоу и близкими разрывами поврежден старый корабль “Айрон Дьюк”, с которого к тому времени были сняты вооружение и броня и который использовался в качестве плавучей базы. Корабль сел на мель и продолжал служить по назначению всю войну. Во время налета был сбит вражеский самолет. К счастью, флот в это время не находился там Эти события показали, насколько важно было обеспечить защиту Скапа-Флоу от любого нападения, прежде чем пользоваться этой базой. Но прошло почти полгода, пока нам удалось воспользоваться огромным преимуществом этой стоянки.

Нападение на Скапа-Флоу и потеря “Ройал Оука” немедленно побудили адмиралтейство к действиям. 31 октября я вместе с начальником военно-морского штаба отправился в Скапа-Флоу для проведения второго совещания по этим вопросам на флагманском корабле адмирала Форбса. Меры по усилению обороны Скапа-Флоу, о которых мы теперь договорились, предусматривали укрепление боновых заграждений, увеличение количества брандеров в открытых восточных проходах, а также установку управляемых минных полей и других заграждений. Наряду со всеми этими внушительными преградами намечалось увеличить число дозорных судов и установить орудия, которые прикрывали бы все подступы. На случай нападения с воздуха было решено установить 88 тяжелых и 40 легких зенитных орудий, а также много прожекторов и аэростатов воздушного заграждения. Была организована оборона при помощи истребителей, имевших базы на Оркнейских островах и в Уике – на материке. Считали, что все эти мероприятия будут завершены или, по крайней мере, осуществлены настолько, что к марту 1940 года вполне можно будет вернуть сюда флот. Тем временем Скапа-Флоу можно будет использовать как базу для заправки эсминцев».

Лишь после войны стали известны еще некоторые подробности Скапа-Флоуского прорыва. Как оказалось, за несколько недель до атаки U-47 британское адмиралтейство, справедливо считая, что установленные в проливе Керк заграждения явно недостаточны, решило приобрести стоящее на приколе в Лондоне большое старое судно и затопить его в соответствующем месте пролива, перегородив его наглухо. Однако бюрократическая машина всегда крутится неторопливо. Государственное казначейство ни с того ни с сего внезапно отказалось выплатить запрошенные владельцем деньги за покупаемое судно. Адмиралтейство настаивало. Начались переписка и выяснение отношений между ведомствами. Наконец после долгих переговоров судно-блокшив было все же куплено. Его уже начали буксировать в залив Керк, когда пришло страшное известие о гибели «Ройал Оука». Англичане опоздали всего на сутки, и если бы Прин вздумал перенести свою атаку всего на одну ночь, как ему предлагали офицеры U-47, то эта атака у него уже наверняка не получилась бы.

Атака Скапа-Флоу имела и весьма значительные последствия для всего хода подводной борьбы во Второй мировой войне. Довольный успехом Прина, Гитлер сразу же ослабил ограничения на ведение войны подводными лодками. Отныне любое неприятельское торговое судно могло быть атаковано без всякого предупреждения, а пассажирские суда в конвое могли подвергнуться нападению после объявления о своих намерениях. Пользуясь расположением Гитлера, Дениц, не теряя времени, тотчас отдал приказ топить любое судно, плывущее без огней в водах, «где можно ожидать» английские суда. Это было началом беспощадной и страшной неограниченной войны на морях…

Отголоски событий вокруг Скапа-Флоу докатились в конце концов и до Советского Союза Здесь внимательно следили за всеми перипетиями развития мировой войны на море, стараясь извлечь максимальные уроки из всего происходящего. Первым потребовал информацию об атаке Скапа-Флоу Сталин. Молодой и энергичный нарком ВМФ Николай Герасимович Кузнецов также приказал военно-морской разведке собрать для него всю возможную информацию об атаке Скапа-Флоу, а офицерам подплава – ее досконально изучить и сделать соответствующие выводы. Подробные очерки о событиях, связанных с атакой Прина, были опубликованы в главном теоретическом печатном органе ВМФ, журнале «Морской сборник», там же была развернута и весьма оживленная дискуссия о возможности атак подводными лодками неприятельских кораблей в базах в условиях современной войны. А в публицистическом журнале «Красный флот» вышла даже документальная повесть, посвященная немецкому подводнику.

Но и этим дело на ограничилось! Почти целый разворот атаке Прина уделила… главная газета СССР – «Правда»! Случай сам по себе беспрецедентный. Одновременно с этим знаменитый отечественный кораблестроитель академик Крылов выступил с подробным научным сообщением об уроках гибели британского линкора «Ройал Оук» на… специальном заседании Академии наук СССР. Впрочем, в последнее время появилась информация и еще об одной, куда более существенной, связи Гюнтера Прина с нашей страной. Имеются свидетельства о том, что якобы в сороковом году в период посещения делегацией ВМФ СССР Берлина там состоялась встреча советских моряков с командиром U-47. Кто именно встречался с Прином и о чем шла речь на этой встрече, пока не известно, но нетрудно догадаться, что советских моряков могли интересовать прежде всего вопросы организации системы обороны британских военно-морских баз и тактические приемы немецких подводников при выполнении столь сложной задачи, как прорыв в эти базы. Чаша весов Второй мировой все еще пребывала в зыбком равновесии, и то, на чьей стороне будет сражаться Советский Союз, было никому не известно…

Но и на этом влияние операции в Скапа-Флоу на предвоенные взгляды советских военно-морских деятелей не исчерпывается. Уникальный опыт атаки британской военно-морской базы командование советского ВМФ решило использовать во всех его составляющих. В течение недели с 7 по 14 октября 1940 года в Москве состоялось совещание представителей Главного морского штаба, морской авиации и Военно-морской академии по вопросу об освещении опыта современной войны. Фактически там решался далеко не праздный вопрос: как воевать в надвигающейся мировой схватке на море? Совещание собрало весь цвет тогдашней советской военно-морской мысли, а поднимаемые и обсуждаемые на нем вопросы стали краеугольным камнем нашего тактического и оперативного искусства в разразившейся спустя каких-то полгода спустя Великой Отечественной войне. Разумеется, что на столь серьезном форуме просто не могли не прозвучать оценки и выводы из операции U-47. Кто же и что говорил из советских военно-морских руководителей об уроках приновской атаки?