Мост

1

Полковник Матюхин вернулся домой расстроенным. А как не расстроиться, если любимое начальство сделало военному человеку выговор с занесением в личное дело? Да ещё сопроводило этот самый выговор крепкими выражениями, какие используются в армейской среде для убедительности.

Полковник Матюхин переживал.

– Василий, ты будешь ужинать? – спросила его жена Зина.

Но полковник лишь махнул своей богатырской рукой и заперся в комнате.

Он подошёл к мольберту, взял кисть и принялся дописывать картину. Полгода назад он начал писать автопортрет с генеральскими погонами, но всё не мог закончить его, потому что жизнь военного человека полна неожиданностей и досадных тревог.

Полковник водил кистью и вспоминал давно ушедшую юность, когда он, молодой и красивый курсант-первокурсник, был полон надежд и мечтал о военной службе.

Он вспоминал, как ухаживал за старшеклассницей Зиной, своей будущей женой, и обещал ей карьеру генеральской жены, чем и покорил её девичье сердце. Супруга целого генерала – это тоже должность, как её ни крути. Должность ответственная и почётная.

Но теперь собственная карьера Василия Матюхина трещала по швам. Ведь сам командующий округом крикнул ему в трубку: «Не быть тебе, б…, Матюхин, генералом!» И добавил такое, отчего у любого гражданского человека волосы зашевелились бы на голове, и случился бы инфаркт миокарда. Но военный – на то и военный, чтобы служить примером стойкости. Однако осадок, как говорится, остался. И такой, что впору в петлю лезть!

«Тридцать пять лучших лет жизни отдал армии, а всего лишь – полковник! Непорядок! Куда это годится?!», – думал Матюхин, – «И почему я не пошёл в «репинское»? Писал бы сейчас пейзажи где-нибудь на финском заливе… И Зинка бы плешь мне не проедала – за художника она бы в жизни не вышла! Что с него взять?! И никто бы мне в морду кокардами не тыкал! Эх… Вот если бы война! Я бы тогда показал всем этим штабным одуванчикам, чего стоит полковник Матюхин! Что я, а не Рюмкин, достоин носить генеральские лампасы! Рюмкину они не идут! А Зябликов с ними просто смешон!»

Василий представил себя с лампасами на брюках, и ему стало легче. Он отложил кисть – ему, как никогда, захотелось показать себя в настоящем деле.