Мой безумный Новый год

Глава 20

Не верю своим глазам — передо мной стоит Ковальчук. Собственной персоной! В тёмных джинсах и белой рубашке, с небрежно расстёгнутой пуговицей сверху. Наклоняется ко мне и демонстративно целует меня в шею. Я прикрываю глаза, чтобы не выдать степень своего изумления и не испортить спектакль. Но кожу будто опалило жаром в том месте, где он прикоснулся губами. И ведь как удачно взял и сразу попал в эрогенную точку… И откуда только узнал. Удачливый такой что ли? Или талантливый?

Со стороны, наверное, выглядит так, будто я обрадовалась и разомлела в его объятиях. Ну и плевать! Зато местный альфач явно напрягся. И если пока он ещё не готов свалить в закат, то уже точно об этом подумывает.

Рома, крепко обнимает меня со спины.

— Ты уже закончил все свои дела, дорогой?

— Да, — улыбается он моей неидеальной актёрской игре. Ну что поделать, если слово «дорогой» я довольно редко произношу в своей жизни в адрес мужчины. Поэтому невольно выделяю это слово интонационно. — Представишь мне своего собеседника?

Рома натянут, как струна, но виду не показывает. Это ощущаю только я — как сильно напряжены сейчас его пальцы, что так по-свойски и будто бы совершенно обыденно разместились сейчас на моём плече.

Ковальчук буравит взглядом Германа. Тот, стараясь сохранять спокойствие, одаривает его в ответ не менее «дружелюбным» взглядом. Поднимается со стула. Ну слава богу!

— Это Герман, он просто… обознался. И уже уходит. Да?

— Совершенно верно, — кивает в ответ «тёмный костюм». Теперь он совсем не улыбается. Один уголок губ опущен вниз в недовольной ухмылке. Взгляд — смесь удивления и раздражительности, но при этом как будто о чём-то усиленно размышляет, глядя на нас сверху вниз, — Обознался. Приятного вечера.

Я шумно выдыхаю, как только он повернулся к нам спиной и отошёл от столика на безопасное расстояние. Смотрю на Рому. Тот очень внимательно, можно сказать пристально смотрит в ответ. Молча кладёт на стол рядом со мной мой мобильный. Чувствую, как в воздухе повисла невысказанная фраза: «а ведь я предупреждал».

— Ну как? Послушала музыку?

Намекает на мои приключения. Хочется что-нибудь съязвить в ответ, но я всё-таки заставляю себя промолчать. Человек, как-никак, пришёл на выручку в трудный момент.

— Послушала… Спасибо.

С улыбкой убираю айфон в свой клатч, где он и должен был обитать сегодня весь вечер.

— За всё, — добавляю я, вкладывая в голос всю свою искренность.

Подзываю официанта, показываю ему жестом на свой пустой бокал и прошу повторить. Чувствую, что буду жалеть об этом с утра, но нужно же как-то заглушить перенесённый стресс?

— Хочется ответить тебе «всегда пожалуйста», но давай может всё-таки обойдёшься в следующий раз без подобных приключений? — усмехается Ковальчук. — Я ведь не всегда смогу успеть вовремя прийти на помощь. Ты хоть знаешь, кто это был?

— Понятия не имею. А кто?

— Герман Чернов — очень влиятельный человек в этом городе, с которым лучше не иметь никаких дел, — глухо отозвался Роман. — И я очень надеюсь, что с чтением у него всё очень туго, и он меня не узнал. Потому что никакой жены вот уже два года у меня нет.

Хочется ляпнуть в ответ: «знаю», но я вовремя прикусываю себе язык. Почему-то меня совсем не радует мысль, что Ковальчук может догадаться о моём повышенном интересе к его биографии. Пусть это и был всего один запрос в интернете. Да и не семейным положением я его интересовалась вовсе…

— Но судя по твоему выражению лица, ты это и так знаешь, — пристально рассматривает меня Рома, как будто сканируя малейшие изменения в моём взгляде и мимике.

Вижу, как он ещё больше напрягся после своих слов: тяжелый, чуть прищуренный взгляд серо-голубых глаз, челюсть сжата, а привычную улыбку с его лица будто бы стёрли ластиком. Сидит и выжидающе на меня смотрит.

А мне вот стало немного неуютно. Он, что действительно читает меня, как раскрытую книгу?! И вообще, чего он так напрягся? Я всегда умела держать в узде своё природное женское любопытство, поэтому лезть в его личную жизнь я точно не собираюсь!

— С чего ты взял? — я снова пытаюсь откопать в себе актрису. Хоть какую-то: не Мариинки, так хоть погорелого театра. Для убедительности даже немного хлопаю глазами. Не буду я сознаваться в том, что собирала о нём информацию в интернете. Обойдётся! Ещё возомнит себе чёрт знает что…

— А у всех, кто знает, вот такое выражение лица, как у тебя сейчас — смесь жалости, сочувствия и любопытства, — поясняет писатель и от каждого его слова так и веет холодом.

Молчу, не знаю, что сказать в ответ. Почему-то у меня возникло чувство, будто бы я невольно его оскорбила, зайдя на запретную территорию, где посторонним людям нет места. А как ни крути, я для Ромы совершенно посторонний человек.

— «Как же так? Такая любовь! Они ведь со школы были вместе…», — передразнивает Ковальчук воображаемых сочувствующих собеседников. — Знаешь, пару лет назад журналюги нормально так прошлись по этой теме. Вот только всё то, что они клепали в своих желтушных статейках — все это абсолютно мимо. Даже близко нет ничего похожего на правду. Поэтому если тебе интересно, можешь просто спросить. Лично.

— У каждого в жизни были свои раны, — пожимаю я плечами. — Но это вовсе не значит, что надо их бередить праздным любопытством. Если захочешь поделиться, чтобы выговориться и стало легче — я не против. Но специально я ничего спрашивать не буду. Мы же с тобой, как два случайных попутчика в поезде. Можем поведать друг другу всю свою жизнь, а потом сойти каждый на своей станции, и больше никогда не увидеться.

— Интересное сравнение, — усмехается Рома, снова впечатывая в меня этот пристальный взгляд серо-голубых глаз. Хочет понять вру я или нет? Ха! Надо озвучить ему сколько во мне сейчас бокалов вина, благодаря которым истина из меня так и рвётся наружу. Хотя нет, не буду, а то ещё начнёт отчитывать меня как за платье. — А главное очень правдивое.

Напряжение немного спадает. По крайней мере, мне показалось, что Ковальчук больше не сидит передо мной, как натянутая струна. Рассматривает меня, как диковинный экспонат в музее, пока я медленно потягиваю своё вино.

— Ром, а я ведь правда ничего о тебе толком и не знаю, — неожиданно для самой себя говорю я, — Мы когда заселились, я только тогда в инете посмотрела кто ты такой, что пишешь. Ну и про семейное положение на сайте тоже было написано. Но подробности о причинах твоего развода я не искала.

Ну вот, что я говорила? Истина всё-таки нашла выход наружу.

— А ты хочешь меня узнать?

— Что? — я даже опешила от такого вопроса.

Ковальчук сидит и улыбается, как ни в чём не бывало и совершенно не спешит развивать свою мысль.

— Ты знаешь, я как-то не очень умею сходиться с новыми людьми… У меня есть несколько подруг, с ними я могу быть собой. С новыми людьми нет… Я не очень люблю что-то рассказывать про себя, поэтому и к другим тоже не лезу с расспросами, — выпалила я в ответ, чтобы заполнить паузу и густо покраснела. Ну и к чему эти откровения? Кто тебя Штейнке за язык тянул, а? Может, человек в шутку вопрос задал, а ты ему вывалила всю подноготную, вопреки своим же последним словам.

Так всё, мне определённо больше не наливать!

— Предательство было, да? — спрашивает Рома. Или скорее констатирует факт, мягким обволакивающим голосом. Бесячей жалости и сочувствия я в нём не слышу, скорее искреннее понимание и сострадание.

Я от неожиданности вопроса аж немного поперхнулась глотком вина. Предательство? Разве можно, одним словом, назвать то, что тебя и всю твою жизнь разломали на тысячу осколков, каждый из которых разорвал тебя изнутри? Так что не хотелось ни жить, ни дышать, ни помнить… ничего не помнить.

А самое главное не любить. Больше никогда не любить.

— Можно сказать и так, — медленно говорю я, смотря Роме прямо в глаза. Если он и правда читает меня, как раскрытую книгу, то должен понять, что обсуждать я ничего не хочу. Ни здесь, ни сейчас, и ни в ближайшее время. И плевать, если в моём взгляде читается откровенная мольба. Не хочу я сейчас вытряхивать свою душу наружу! Не хочу!!

— Так, всё! Отставить грустные мысли, — улыбается Рома, поднимаясь. Берёт меня за руку. — Я ведь пришёл спасти прекрасную даму, и, значит, должен довести свой план до конца.

Чего?? Какой ещё план?

Рома тянет меня за руку, приподнимая вслед за собой из-за стола. Я в лёгком замешательстве. Что происходит? Куда он меня ведёт?! И смогу ли я сделать хоть шаг после того, как я влила в себя столько бокалов вина? Сидя было как-то комфортные, и я не так ощущала своё состояние.

— Что? Куда?.. — бормочу я, но Рома вряд ли слышит меня сквозь музыку.

Очень вяло пытаюсь высвободиться, скорее чисто для проформы, но Рома и не думает отпускать мою руку. Вместо этого Ковальчук ведёт меня ближе к сцене. Перед ней справа есть свободное пространство, предназначенное для пар, которые захотят потанцевать под медленные композиции. Только никаких пар там нет, и не было. Собравшийся контингент пришёл посидеть, выпить, расслабиться. Кто-то периодически снимал на телефон выступление группы, чтобы запостить в соцсеть в подтверждение своего исключительного музыкального вкуса, кто-то просто слушал и пил горячительные напитки, как я. Но никто, никто, чёрт возьми не танцевал!

— Я так понимаю, что знакомство с Германом ты продолжать не хочешь, — улыбается Ковальчук, подходя ближе и притягивая меня за талию. Я стою, остолбенев от такого развития событий, но руки не убираю. — А для этого нужно немного убедительнее сыграть влюблённых мужа и жену. Поэтому… потанцуем?

— Мы уже танцуем, — прошипела возмущенно я в ответ, совершенно не понимая как одна моя рука оказалась на плече у Ромы, а пальцы второй доверчиво переплелись с его. У меня что тело живёт отдельно от меня и моего мозга?!

И какая самоуверенность! Ведь действительно вопрос он мне задал, уже медленно кружа в танце.

— И меня даже никто не спросил! — продолжаю бурчать я, но всё же не могу сдержать лёгкой улыбки. Какие-то противоречивые чувства внутри от всего происходящего.

— Немного вышел из образа верного рыцаря, каюсь, — смеётся Рома. Его глаза совсем рядом, я могу пересчитать каждую ресничку. Никогда не понимала, зачем природа наделила мужиков такими длинными красивыми ресницами. А этому ещё и глаза достались, как два глубоких синих моря. Почему-то сейчас в полумраке зала они казались именно синими, а не голубыми.

Становится невыносимо жарко. Я не поднимаю, как передвигаю ноги и попадаю в такт музыке. Нужно отвести взгляд, пока совсем не поплыла и не наделала глупостей. Но не могу.

— Давай закончим этот вечер на позитивной ноте? А не на грустных воспоминаниях и точно уж не обществом всяких там Германов. А чтобы он и завтра тебя не побеспокоил, придётся тебе, Лер, перестать дуться на моё вероломное поведение и немного войти в роль. Можно, например, чуть более ласково посмотреть на меня… ну вот, как сейчас, например.

Заметил значит мой взгляд. Вот чёрт! Я и не думала, что меня так легко смутить, но сейчас понимаю, что мои щёки предательски пылают. Боюсь, что их видно даже в темноте.

— Ты думаешь, он снимает номер в этом отеле? — спрашиваю я, положив голову на плечо к Роме и пряча свой взгляд.

Хорошо-то как, удобно, тепло. Даже не хочется думать, что наш танец с Ромой скоро закончится. Хочется, чтобы меня вот так обнимали, как сейчас, и никуда не отпускали…

Осознав это, я поняла, что мне совершенно не стыдно за свои мысли. Я просто женщина, уставшая, одинокая, немного запутавшаяся в происходящем в своей жизни. Женщина, которая хочет человеческого тепла. Хочет, чтобы её обнимал мужчина, с которым ей сейчас хорошо.

— Не думаю. Таких, как Чернов, не устроит даже самый лучший люкс в «Васильевском», эта птица другого полёта, — усмехается Рома. — Скорее всего, приезжает сюда время от времени покушать в ресторане. Кухня здесь действительно отменная. Ни Мишленовского уровня, конечно, но очень даже достойная. Такую во всём Междуречье надо поискать. Да и программа развлекательная на высоте… Давно я так не получал удовольствие от музыки. И уж тем более от медленного танца.

— Что? — мне показалось, что я ослышалась. Я подняла голову с его плеча и растерянно посмотрела Роме в глаза. Ковальчук лишь улыбнулся в ответ и сильнее прижал меня к себе.

Тепло рук, казалось, обжигало сквозь платье. Я не отстранялась. Мне нравится все то, что он делает. Нет, даже не так — мне определённо понравится все, что бы он не сделал. И я знаю, что хочу большего. Это то, чему очень сложно сопротивляться.

Быть может всему виной алкоголь, но… а не всё ли равно? Я понимаю, что меня накрывает, но ничего не могу с собой поделать.

— А ты очень хорошо вжилась в роль, — говорит Рома, наклоняясь ко мне. Его губы почти касаются моего уха, обжигая горячим дыханием

Меня атакует тысяча мурашек, разбредающихся по тысячам дорожек моего тела. До чего же у него приятный низкий голос… С таким голосом на телевидение надо идти, или фильмы озвучивать, да что угодно, но не книжки строчить. И как я раньше не замечала? Наверное, всему виной колдовство этой ночи.

Нас разделяет буквально пару сантиметров. Я чувствую запах его парфюма, такой маскулинный, дерзкий, который пьянит покруче вина. В номере я его раньше точно не слышала. Это что, получается, он ради меня нанёс? Плевать! Просто понимаю, что сейчас мне на всё наплевать, лишь бы он вот так и дальше смотрел не меня своим обжигающим, раздевающим взглядом. Я уже и не помню, когда во мне в последний раз так ярко отзывались все эмоции. Я чувствую себя снова живой. Снова готовой довериться судьбе, коварству и безумию этого вечера, мужчине, который не сводит с меня своего пылающего взора, да наконец просто самой себе….

— А я и не играю, — чуть слышно говорю я, не отводя взгляда.

— Я тоже, — хрипло выдыхает Рома, накрывая мои губы своими.