Мой безумный Новый год

Глава 52

Память услужливо шелестела страницами прошлого, вновь и вновь заставляя меня мысленно погружаться в тот важный разговор с Костей. Пожалуй, эта была наивысшая точка нашего сближения — никогда прежде я так не обнажала перед ним свою душу. И после ничего подобного между нами никогда не было. Разве что сейчас, среди заснеженных елей, в маленьком сибирском городке. Но здесь уже по числу откровений солировал Костя, а я в основном молчала. Потому что моя душа вновь начала понемногу покрываться ледяной коркой. И через неё было ни пробиться, ни достучаться. И чувствам, что остались там внутри за этой стеной из люда и холода, тоже не было выхода. И не было сил сказать те самые важные слова, которые так от меня ждал Захаров.

Ты. Мне. Нужен.

Потому что всё это уже было бессмысленно.

— Лер, просто говори мне о том, что для тебя важно. Хорошо? — попросил меня Костя в ту тяжёлую ночь, наполненную слезами и откровениями прошлого.

Просто говори.

Но зачем? Что бы это изменило? Даже если я бы научилась говорить ему, что у меня на душе — разве это могло исправить тот факт, что он женат? Что его жена, и его семья всегда будут в приоритете? Зачем привязываться, тешить себя несбыточными мечтами, чтобы потом вновь собирать себя по частям после очередного разочарования?

Так уж повелось, что мужчины в моей жизни никогда не задерживались. Кого-то забирала смерть, кто-то уходил сам из-за своей трусости. Кого-то мне пришлось оставить самой, подарив осколки своего сердца и последней надежды, что я всё-таки могу быть счастлива. Банально по-женски счастлива — когда ты любишь и любима, и «просто милый рядом», как пелось в известной старой песне. Но рядом — это точно было не про нас с Костей. Как, впрочем, и любовь — именно так я думала многие годы. И жестоко ошибалась.

И вот сейчас он готов быть рядом. И любовь… она тоже есть. Та самая любовь, которую я не могла поставить вместе с Захаровым в одно предложение. Вот только этого уже было недостаточно. Роковая несвоевременность — это то, что можно сказать про наши странные отношения с Костей. Когда счастье могло стать явью, если бы не тысяча «но»…

— Слишком много ошибок, Кость, — тихо говорю я. — Слишком много недомолвок, недопонимания между нами, слишком много упущенных возможностей. Я не вижу здесь никакого выхода.

— Лер, можно просто обнулиться. И строить все заново. Вместе — ты и я.

— Поправочка — ты, я и где-то неподалеку твоя бывшая жена с ребенком. Отличный план, Кость! — не могу удержаться я от сарказма.

— Лер, я не хотел вмешивать в этот наш разговор ещё и тему Крис, — Захаров тяжело вздыхает. Медленно, тщательно выверяя каждое слово, пытается донести до меня свою мысль — Но я хочу, чтобы ты знала: Кристина — не тот человек, который умеет нести ответственность за свою собственную жизнь. Про жизнь и воспитание ребенка я вообще молчу… Ты даже не сможешь представить всю степень её глупости и инфантилизма.

— Кость, да будь она хоть трижды безответственной дурой, это не изменит того факта, что она мать! Точнее, что она ей будет!

— Да уж, будет… — горько смеется Захаров, качая головой.

И мне тоже невыносимо горько от того, что все именно так. И горечь эта будто бы уже пропитала каждую клеточку моего тела. Вдвоем из этого тупика нам было не выйти. Только по отдельности — в разные стороны, подальше друг от друга.

— Лер, я бы очень хотел, чтобы в моей жизни всё шло по стандартному сценарию. Но прости — приходится работать с тем, что есть. Мне уже заранее жаль этого ребенка. Потому что он зачем-то выбрал такую семью, как наша с Крис. Мать… Лер, я точно знаю, что смогу дать ребенку гораздо больше, чем Кристина.

— А мне какая отводится в этом роль? Злобной мачехи, которая увела из семьи отца и лишила ребенка родной матери?! Пускай даже плохой и безответственной… — непонимающе уставилась я на Захарова, всё больше сомневаясь в его адекватности. Потому что предлагать мне такое, зная весь мой багаж из прошлого — самонадеянно и глупо. А ещё довольно жестоко. Неужели он этого до сих пор так и не понял?! — Растить твоего ребенка вместе? Ты мне это предлагаешь, да? А ты подумал о том, что я, возможно, никогда не смогу его принять? Никогда не смогу по-настоящему полюбить? Хочешь, чтобы я его возненавидела через какое-то время? Так же, как когда-то возненавидели меня?!

— Лер, не надо смешивать прошлое и настоящее! Это совершенно разные ситуации!

— Нет, Кость. Не надо нам продолжать этот бессмысленный разговор, — отступаю на шаг назад, смахиваю с лица слёзы. Пока мы с Захаровым выясняли отношения, небесная канцелярия разбушевалась ни на шутку, решив засыпать серебром всю округу. Крупные, пушистые снежинки таяли на моих щеках, смешиваясь со слезами. Красивое и одновременно грустное зрелище. — Есть вещи, которые для меня недопустимы! Кость, я росла без родителей, потому что так сложились обстоятельства. Но я не хочу быть тем человеком, который своими руками разрушит семью и лишит ребенка одного из родителей. И я не могу взять на себя ответственность за ребенка, зная, что у меня в душе нет ни грамма любви к нему. Я просто не могу… И если ты и правда меня любишь, то не проси меня об этом. Если ты хотя бы немножко испытываешь те чувства, о которых мне говорил — уходи. Не мучай себя, Кость. Не мучай меня. Дай мне просто улететь домой и хоть как-то попытаться собрать себя заново и встретить это чёртов Новый год…

— Лера…

— Костя, пожалуйста! Хватит!!

И уже шепотом дрожащими руками добавляю:

— Пожалуйста…

Захаров хочет ещё что-то сказать, но осекается, увидев мой умоляющий взгляд. В котором я уже ничего не прячу — ни боль, ни тоску, ни отчаяние. Ни даже то, что на самом деле чувствую к Косте. И какое на самом деле он занимал место в моей жизни все эти годы. И в моём сердце.

Захаров делает шаг вперёд, чуть разводя руки в стороны — но я медленно качаю головой. Я просто не выдержу сейчас этих последних объятий.

Нервно дёргает кадыком, плотно сжимает губы и молча кивает. В его каре-зелёных глазах бездна из отчаяния и боли. Очень много боли… Я никогда не видела Захарова таким, как будто из него разом ушла вся радость и все краски этой жизни. Костя смотрит на меня так, что моё сердце рассыпается на тысячу мелких осколков, каждый из которых хотел сейчас одного — забыть обо всём, как о безумном, страшном сне. И просто остаться с ним.

Но я не могу…

Несколько мгновений мы просто смотрим глаза в глаза. Чтобы хотя бы взглядом прикоснуться друг друга на прощание. Чтобы хотя бы взглядом сказать всё то, на что нам не хватало все эти годы ни времени, ни смелости.

Прикрываю глаза. В лёгких невыносимо печёт от невысказанных слов и от разъедающей меня изнутри боли. С каждой секундой становится всё труднее дышать. И я боюсь, что если так пойдет и дальше, то я просто потеряю сознание прямо здесь рядом с лесом. Заставляю себя через силу делать вдох и выдох. Нужно оставаться в сознании. Чего бы мне это не стоило! Нужно держаться. Потом будет легче. Когда-нибудь будет легче, я знаю…

Сквозь пелену слёз вижу, как Костя скользит по моему лицу долгим, пронзительным взглядом. В котором намешено столько чувств и эмоций, что мне вновь становится трудно дышать. Заглушаю свой очередной горький всхлип и просто наблюдаю, как Костя засовывает руки в карманы пальто, разворачивается и быстрыми шагами уходит прочь. От меня и из моей жизни.

Поднимаю глаза вверх на небо, которое продолжало осыпать серебром всю округу.

Вот теперь всё правильно. С точки зрения морали, общественных норм и моей собственной совести. Моя внутренняя тётка-судья, которая всегда была щедра на суровые приговоры, теперь может быть полностью удовлетворена финалом нашей с Костей истории.

Ведь теперь всё именно так, как и должно было быть изначально. Я — сама по себе. Он — со своей семьей.

Но почему же мне тогда так больно внутри?..

Устремляю взгляд вдаль туда, где заканчивался лес — к заснеженным горным вершинам, что оставались единственным светлым пятном на всю округу среди сгущавшихся сумерек.

Мне нужно побыть одной и подумать, что же делать дальше. Желательно там, где нет лыжников, скучающих без своих питомцев собачников и прочих постояльцев отеля. Там, где никто не сможет увидеть моих слёз. Где наедине с природой буду только я и моя боль.

Ноги непроизвольно делают шаг вперёд в сторону леса. Быстрее, ещё быстрее. Надеваю на ходу свою усыпанную снегом шапку. Но лучше всё-таки так, чем без неё.

А, впрочем, какая уже разница?

Этот же вопрос я задала себе, когда поняла, что заблудилась. Какая разница, даже если я сейчас замёрзну здесь среди царства снега и холода? Что поменяет это в масштабах вселенной? Ничего.

И всё же не хотелось вот так погибнуть — глупо, по какой-то нелепой случайности. Просто потому что рассталась с мужиком и бросилась прочь — к тому самому обрыву, с которого открывался потрясающий вид на горы и потом заблудилась в лесу.

Интересно, что сказал бы на это Ромка? В голове тут же зазвучал его низкий, приятный голос, который начал отчитывать меня в своей привычной манере — когда серьёзная аргументация была слегка приправлена парочкой шуточек.

При воспоминании о Роме на душе на несколько секунд становится чуточку теплее. А потом снова невыносимо гадко — стоило мне вспомнить, при каких обстоятельствах мы расстались с моим соседом. Тот наш поцелуй, после которого я бросилась к Косте… Далеко не факт, что после такого Рома вновь захочет прийти мне на помощь. Потому что всему есть предел. И даже безграничному терпению товарища писателя. Потому что фактически — он ничего мне не должен. Не должен спасать меня из очередной передряги, не должен выслушивать мои нелепые объяснения, почему я решила поговорить с Костей и почему я сейчас я не с ним…

Но я бы всё равно рискнула позвонить Ромке и попросить его помощи. Если бы не один важный момент — мой айфон приказал долго жить, окончательно разрядившись на морозе. Лыжников или других постояльцев отеля на обратном пути мне не попадалось — наверное, они за обе щёки сейчас уплетают то, что удалось урвать со шведского стола себе на ужин. И только я одна бродила в лесу, как неприкаянная, тщетно пытаясь отыскать путь к отелю. Или хотя бы к лыжной трассе — да хоть к чему-нибудь из тех мест, где мы гуляли и катались с Ромой. Мне нужен был хоть какой-нибудь ориентир, чтобы добраться до «Васильевского».

Мороз крепчал. И если вначале я шла к обрыву довольно быстро, не разбирая пути, точно за мной гналась стая демонов, то сейчас мои силы начали потихоньку таять. Энтузиазма заниматься пешей прогулкой тоже существенно поубавилось. А вместе с этим вполне ожидаемо снизилась и скорость моего передвижения по заснеженным тропам. Я чувствовала, как холод начинает пробирать до самых костей. В очередной раз поправляю капюшон и одёргиваю край своей дублёнки, точно это могло спасти меня от объятий морозной ночи. На мне по-прежнему перчатки Захарова — маленький, но безумно важный сейчас презент, который Костя оставил мне на прощание. На прощание…

При мысли о Косте я сбиваюсь с дорожки и спотыкаюсь о какую-то корягу, что спряталась среди снега. Не успеваю ухватиться за ствол стоящего рядом дерева, не успеваю сгруппироваться — просто лечу кубарем в какой-то сугроб, зачерпывая снег ботинками, царапая кожу лица о скопившиеся на поверхности кусочки льда. Тонкая ткань джинсов сразу же намокает от снега, но вместо того, чтобы встать и начать отряхиваться, я просто лежу, бессмысленно смотря вверх на вершины деревьев. Крупные хлопья снежинок кружатся надо мной в своем медленном танце. Какая-то птица пролетела высоко в небе, а потом спикировала на макушку сосны.

Вот бы и мне тоже можно было просто взять и улететь далеко-далеко от этого проклятого городка, в котором вместо долгожданного праздника я получила ворох несбыточных надежд и уничтоженных мечтаний.

И всё же лежать вот так — чертовски некомфортно, особенно ногам. М-да, не думала, что моя прогулка настолько затянется, когда выбегала на улицу следом за Ромкой. И уж точно я не предполагала, что произойдёт потом и какие «чудесные» новости сообщит мне Костя.

Костя… Пытаюсь сдержать поток слёз, который в очередной раз начинает щипать мне глаза. И дело ведь не в холоде. Просто пока рана свежа, его имя каждый раз отзывается во мне болью. Закусываю нижнюю губу и неуклюже пытаюсь подняться. Чувствительность лица пока что есть. Но это пока… А что будет потом, через пару часов, если я не найду путь к отелю? А что будет, если меня вообще не найдут?..

Принимаю вертикальное положение и понимаю, что моё падение не прошло бесследно. Правая нога начала побаливать, лишь только я попыталась на неё наступить. С одной стороны радуюсь, что пока ещё чувствую ноги. С другой стороны, не представляю, как теперь дойду до отеля, если мой темп всё больше напоминает передвижение старой больной черепахи.

Стиснув зубы, делаю робкие, неуверенные шаги вперёд. Но не пройдя и пары метров, спотыкаюсь об очередную неровность и проваливаюсь в снег. Чёрт! Аккуратно достаю сначала одну ногу, потом другую и перекатываюсь поближе к дереву. Упираюсь руками о ствол и медленно встаю. Быть может лучше так и идти — от одного дерева к другому, чтобы минимизировать падения?

И что мне вообще теперь делать?

Я взрослый, разумный человек (голос Ковальчука очень красноречиво хмыкнул в моей голове, но я не стала обращать на него внимание), я никогда не паникую в стрессовой ситуации. Но почему чёрт возьми я не могу сейчас вспомнить ни одного совета о том, как выжить в лесу? А ведь у нас в универе был какой-то курс по технике безопасности или что-то вроде того, который я даже сдала на отлично. В итоге оценка есть, а знаний ноль… Единственное, что помню — при встрече с медведем нужно залезть на дерево. Потрясающий факт! Но толку от этой мега полезной информации для меня было примерно ноль целых и хрен десятых. К счастью, все косолапые тихо-мирно спали в своих берлогах до весны. Хотя будь тут рядом Ромка, он бы обязательно пошутил, что такой везучий человек, как я, запросто может вытащить медведя из зимней спячки и организовать с ним незабываемое свидание тет-а-тет.

Я бы рассмеялась, какие нелепые шутки решили посетить мою голову, но мысль о диких зверях пронзила меня насквозь, заставляя сердце пропустить удар, а потом бешено забиться о грудную клетку.

Лера, ты в лесу. Тут могут быть дикие звери, тем более ночью. Ты сошла с тропинки, по которой ходят люди. Лера, ты попала. Причём по полной программе. Нет не так — Лера, ты в заднице! Ты в полной заднице!!

Правая нога по-прежнему отдавала болью, но что именно с ней не так, мне было сложно понять — то ли при падении я потянула щиколотку, то ли повредила стопу. Сейчас это было неважно. Нужно найти ту самую тропинку, которая выведет меня к «Васильевскому». В отеле должен быть врач. И Ромка…

Закусываю губу и вновь начинаю пробираться вперёд. Тяжело дышу от напряжения, но продолжаю медленно идти куда-то в темноту. Наличие снега немного спасает положение, я не представляю, как бы я передвигалась тут летом в кромешной тьме. Пытаюсь найти хоть какие-то плюсы в своём отчаянном положении, но внутренний голос саркастично замечает, что летом вообще-то тепло. И максимум, что бы мне грозило — быть с ног до головы покусанной комарами.

Когда в очередной раз на что-то натыкаюсь и падаю в снег, больно задевая правую ногу, я уже не выдерживаю и начинаю плакать в голос, практически навзрыд.

Всё. С меня хватит. Больше не могу!

Утыкаюсь лицом в ладони, что были надёжно укрыты перчатками Захарова. Улавливаю знакомый аромат его парфюма и просто выключаюсь из реальности. Потому что в голове начинают разом прокручиваться сотни воспоминаний, связанных с ним. От самой первой нашей встречи в офисе и первого поцелуя на корпоративе вплоть до сегодняшнего дня, когда мы поставили точку в нашей истории.

Сквозь горькие, отчаянные всхлипы едва различаю своё имя, которое доносится до меня откуда-то сбоку. Снег поглощает Ромин голос, который кажется мне сейчас каким-то нереальным, иллюзорным. Точно он был частью того бреда, который овладел моим сознанием на этом невыносимом, лютом холоде.