5. Стеклянный потолок

– А что, девочки сюда только для поиска мужика устраиваются? – сладко уточняю я, выпрямляя спину еще сильнее. – Или это вы по себе судите, Кристина Сергеевна? А список сносных мужиков вы при трудоустройстве предоставляете? Всех самых вкусных уже разобрали? До вас, я так понимаю?

Язва обостряется мгновенно. Для этого много времени не надо.

Лицо Кристины дергается, и это самый верный признак того, что она мне тут не эйчар, а соперничающая за руку, сердце и прочие органы одного конкретного мудака, ревнивая гадина.

Я практически слышу, как со свистом смываются в унитаз мои перспективы в этой компании. Ну, их, получается, и не было вовсе, раз тут столько личного примешалось.

Боже, нашла за что воевать, этого дерьма по улице ходит… Выходи да ткни пальцем. С одной только разницей – обычный среднестатистический инфантил тебе максимум «Стерва» напишет на стене в подъезде. И то вряд ли. Ну, пришлет счет за все совместные свидания с требованием «вернуть деньги». Над этим можно хотя бы поржать.

Ветров же мудит не мелочась. И по принципу «потому что захотелось». И это совершенно не смешно…

Ведь сам на развод подал. Сам! Не объяснив мне причин, не удостоив даже разговором. А потом…

А потом – испорченная карьера от него самого, «ты не ровня моему сыну, так, девочка для сброса напряжения» – от его папочки, и все прочие постразводные бонусы, о которых меня при замужестве никто не предупреждал.

Описать бы это Кристине, вот только не хочу портить ей сюрприз. Пусть Ветров как-нибудь бросит и её. И вот так же вычеркнет её из своей жизни, по одному только своему капризу.

– Ну что ж, так и запишем, что стрессоустойчивость у вас отвратительная, – ядовито хмыкает Кристина, делая красную пометку прямо поверх распечатки моего резюме, – потому что стресс-интервью вы адекватно выдержать не смогли.

Как мило. Это, типа, проверка такая была? А границы у этой проверки имелись? Что-то мне сомнительно.

Я ощущаю: она врет, и выражение неясного удовлетворения на лице Кристины Лемешевой мне совсем не мерещится. Она хотела меня слить. И она меня слила. И Козырю она расскажет вот эту всю чушь: про отсутствующую стрессоустойчивость и игнорирование правил субординации.

Ну и катись оно все…

– Не представляю, насколько же много Эдуард Александрович развел гадин в своей фирме, что для того, чтобы работать тут, нужно обладать ядоустойчивостью мамонта, – я поднимаюсь из кресла и, сейчас уже абсолютно положив на этику очень большой овощ максимально анатомической формы, собираю мои документы в ту папку, в которой я их принесла.

Все уже понятно. Еще не работай в кадровом любовницы Ветрова – я бы могла полелеять свои надежды, а так… А так – глупо, да.

И, получается – нет. Восемь лет прошло, а милейшему Ярославу Олеговичу не надоело мудить.

Потому что вот это – пахнет так же паршиво, как и все, к чему прикасается Ветров. Не может быть, чтобы Кристина была не в курсе.

Господи, Ярик, оставил бы ты уже меня в покое… Ничего от тебя не нужно, только это.

– И карьероориентированность у вас тоже никакая, Виктория, – тем временем продолжает доканывать меня эта стервозина, – очень легко сдаетесь. Вы просто будете бросать поставленные задачи в условиях дедлайна и жесткого стресса.

По всей видимости, она решила напоследок мне поездить по ушам. Оставить от моей самооценки еще более мокрое место, чем там у меня было.

Впрочем, это она обломается. Заморачиваться словами любовницы Ветрова я не буду.

Нет, правда, отличная подружка у Яра. Ему под стать. Надеюсь, он с ней тоже расплюется и они устроят одну маленькую войну друг с дружкой. Желательно – с взаимной аннигиляцией. Я готова заплатить за билет в первом ряду, чтобы полюбоваться на ядерный гриб, что вырастет на том святом месте. И буду раз в год туда ходить в паломничества.

Резюме я пытаюсь забрать, но Кристина с ядовитой ухмылочкой его от меня отодвигает. Ну, точно, потом принесет Козырю и вытрет об меня ноги напоследок. Ну и…

Ну и ничего я с этим сделать не смогу.

Идея работать с Ветровым в одной фирме изначально была сомнительной. Особенно с учетом тех моих тайн, которыми я с бывшим мужем делиться не собиралась.

Нет, у меня был запас дезинформации, если что, у Маруськи даже отчество было в честь её прадеда нарисовано. В честь единственного папаши за пять поколений, который действительно выполнял родительские обязанности. Но, в конце концов, Ветров же мог озадачиться, да?

Хотя, с чего бы. Не интересовался же он моей жизнью до этого.

Либо ему было фиолетово, что у трех лет семейной жизни могли возникнуть последствия, либо… Либо ему было плевать на рожденную мной дочь. Ну а что? Я ему не ровня, так ведь его папочка заявил? Ну и дочь от меня Ярославу Олеговичу вообще не нужна. Нестатусный ребенок. Их-то дети, «голубой крови», поди, еще в утробе на трех языках разговаривают…

Честно говоря, незнание Ветрова меня устраивало больше, чем вот эта версия, в которой он решил, что его дочь ему не интересна, раз уж она от меня.

Нет, не за себя мне было обидно. За Маруську. Я бы хотела чтобы никто в мире ей не пренебрегал. Никогда!

Даже Ветров…

В любом случае, я не хотела менять абсолютно ничего.

Была я, была Маруська, была мама на подхвате – и боже, дай бог ей здоровья, не знаю, что бы я без неё делала.

Ветров в этой системе координат был лишний.

– До свидания, Виктория, – насмешливо бросает мне в спину Кристина.

– И вам приятного аппетита, – ядовито откликаюсь я и еле удерживаюсь от того, чтобы не хлопнуть ей дверью напоследок.

Пусть всем плевать, но хотя бы перед собой я лица не потеряю.

Девушки на ресепшене оборачиваются ко мне, и Юля даже открывает рот, видимо, чтобы что-то предложить, но я ловлю её взгляд и отрицательно качаю головой.

Ничего мне не надо. До лифта я дойду сама.

Иду и хочу крови. Много крови. Очень-очень много крови.

Так и хочется сделать запрос моей фортуне: «Дорогая, тебе не надоело в меня сморкаться?». А я-то сдуру решила, что в моей жизни среди серых и черных полос внезапно забрезжило что-то беленькое. А это, оказывается, чтобы напомнить мне, что потолок – вот он, тут, над моей головой – и никакой не стеклянный, а самый что ни на есть мраморный.

Обойдешься, Вика, выше головы не прыгнешь…

У лифтов прорывается невроз, я нервно жму на кнопку несколько раз и хоть и вижу – лифт спускается, но… Но хочется нажать еще один, для верности.

Наконец, двери лифта бесшумно открываются и я шагаю…

Никуда я не шагаю. Так и замираю в полушаге, потому что из кабины с невозмутимым видом выходит Эдуард Козырь собственной персоной.

И со всеми претензиями к его долбанутой кадровичке – внаглую отпихнуть главу корпорации с дороги у меня не хватает ни наглости, ни злости. Вот этого маневра я точно могу не пережить!

– Ну, надо же, я думал, мне вас в розыск объявлять придется, – От Эдуарда Александровича за три метра несет недовольством, и опасностью, а я – в зоне поражения, меня от моего несостоявшегося босса отделяют шага два, – девушка-победа, где вас носит?

Я хлопаю глазами. Натурально так, как самая, что ни на есть блондинка. Девушка-победа? Миленько, конечно, но… В каком это смысле «где меня носит»? Собеседуюсь я!

– Идемте, – Эдуард прихватывает меня за запястье и тянет меня к лифту, – я покажу вам ваш отдел. И представлю коллегам. Только давайте в этот раз без задержек, мое свободное время уже на исходе.

Он… Он думает, что я прошла собеседование? Черт, вот ужасно обидно, что его придется разочаровать. На меня на данном этапе жизни ставят столь немногие, а настолько высоко летящие птицы меня обычно даже не замечали.

Но все-таки нельзя отнимать его время…

– Эдуард Александрович, – это я почти пищу, до того оглушена его напором, – не нужно меня никому представлять.

– Виктория, не говорите мне ерунды, – отмахивается Козырь, – вы еще не слышали правило, что «начальник всегда прав»? Так вот можете быть уверены, выше меня начальника у вас не будет. И ваша истина в последней инстанции – это я. И если я хочу представить вас моим сотрудникам, это из разряда «нужно». Необходимо. Потому, что я так решил. Вы еще хотите со мной поспорить? Сохраниться не забыли?

Ему явно нравится практиковать навык японского разговора. Потому что, кажется, после того как я ему в первый раз ответила, на русском он со мной и тремя фразами не обменялся. А на японском – болтает с таким удовольствием, будто большего кайфа не знает. Сомневаюсь, что говори он на русском, его ответ был бы настолько развернутым… Зачем время тратить, если можно просто сказать «мне виднее», и все?

Мне аж пальчики на ногах поджать хочется от того, насколько зашкаливает его мнение о себе. Кажется, при раздаче личных качеств самоуверенности Эдуарду Козырю насыпали за четверых.

И вот же ему заняться нечем, еще тратить время на меня!

– Я не прошла собеседование, – скрестив руки на груди, буквально спрятавшись за ними, сообщаю я, – поэтому…

– Какое собеседование? – Эдуард недоуменно хмурится. – Вы? Не прошли?

– Моя стрессоустойчивость вашего эйчара не устроила, – под пристальным взглядом этих темных глаз мне лично хочется скукожиться, – и карьероориентированность тоже. Я не выдержала стресс-интервью.

Подробности я зажимаю. Озвучивать эту грязь вслух? Нет, увольте, я не хочу в этом пачкаться.

Лицо у Козыря становится более жестким.

– Кто? – сухо спрашивает Эдуард Александрович, будто переходя в режим экономии слов. – Кто вас собеседовал?

Становится очевидно, что рубахой-парнем он прикидывался для меня, и то по каким-то своим, личным причинам. А сейчас… Сейчас большой и важный человек, которому не дали расслабиться, очень-очень недоволен..

– К-кристина Сергеевна, – я аж начинаю заикаться. Нет, серьезно, мне хочется отойти куда-нибудь подальше, потому что энергетика у этого парня невозможная. Я будто кожей ощущаю, как вскипает от его ярости воздух.

Козырь шагает в обратную сторону, в кадровый отдел. Быстро, будто голодный гепард, почуявший кровь.

Сотрудники шарахаются с его дороги – вот это все ощущаю не только я.

– За мной, Виктория, – голос раздражен до крайности, и в трех этих словах уже заложено все, включая обещание, что за побег, отступление, да хотя бы шаг в сторону полагается расстрел, четвертование и похороны в безымянной могиле.

Козырь шагает вперед, через приемную с двумя девочками, и я прям вижу, как белеют они обе. А потом он резко толкает дверь кабинета Кристины Лемешевой.

Она – разговаривала по телефону, стоя у окна.

Впрочем, это продолжается недолго. Смартфон буквально выскальзывает из её пальчиков, как только Кристина видит Эдуарда Александровича.

А я – тихонько закрываю за своей спиной дверь.

Мне вообще хочется сейчас оказаться где-нибудь подальше отсюда, потому что почему-то кажется, что сейчас здесь произойдет убийство.

– Стресс-интервью? – Козырь практически падает на стол своей подчиненной ладонями. – По-вашему, Кристина, мы можем себе позволить выставлять стрессоустойчивость для переводчика выше знания языка?

Он, вроде бы, не повышал тона, а все равно ощущение, что рычит. И от этого мороз по коже. В то, что происходит, я верю очень смутно.

Он и вправду натягивает своего кадрового директора? Из-за меня? Боже, да неужели эта работа нуждается во мне не меньше, чем я в ней?

– Эдуард Александрович, я… – заикаться начинает и Кристина. Она же вцепляется пальцами в подоконник, явно пытаясь найти в нем опору. Нет, все-таки я не одна такая, кто в таком режиме Эдуарда Козыря хочет оказаться где-нибудь подальше от него. Но сейчас Эдуарду Александровичу не очень нужны оправдания Кристины.

– Я не приказывал вам собеседовать Викторию, Кристина, – свистяще выдыхает он, чуть подается вперед, – это сделал я сам! Я сам сделал за вас вашу работу, потому что вы не справляетесь, Кристина. Вы набираете мне откровенно слабых переводчиков. И, кажется, я понял почему. Потому что вам важнее стрессоустойчивость! У переводчиков! Что это, Кристина? Некомпетентность? Неисполнительность?

Желание оказаться где-то подальше от этой сцены, очень похожей на публичную порку, где я выступаю за всех зрителей разом, только усугубляется.

Не сказать, что мне хотелось видеть Кристину такой – бледной, напуганной, с красными пятнами на щеках.

– Э… Эдуард Александрович… – снова заикается она и снова оказывается перебита одним только резким движением подбородка.

– Виктория, ваши документы, – Козырь протягивает руку назад, и я ватными руками вкладываю в его пальцы папочку с моим скромным пакетом документов. Господи, как трясет-то… И это ведь он не на меня рычит… Я бы ему сейчас, наверное, и квартиру последнюю отписала, лишь бы откупиться и чтобы он отвел от меня свой жгуче-кислотный взгляд.

– Оформляйте, – Козырь буквально швыряет эту папку на стол, – договор принесете Виктории уже на рабочее место. Лично. С извинениями. Ясно?

– Д-да! – Кристина торопливо кивает, а Эдуард Александрович выпрямляется.

– И скажите спасибо, Кристина, что я дал себе слово после рождения сына три дня никого не увольнять, – роняет он, разворачиваясь ко мне, – вы должны знать, как я отношусь к неисполнению моих поручений. Идемте, Виктория, – суше и чуточку теплее кивает мне Козырь, будто я пыталась сбежать.

Я буквально шмыгаю за ним. Мышкой. Я не смотрю на Кристину, мне не хочется наслаждаться зрелищем поверженного врага – я просто не из таких.

Я и так сомневаюсь, что Кристина Лемешева забудет мне эту сцену… Это минус! Не хотелось бы иметь в своих врагах такую противницу. Немного не моя весовая категория. Но что уж тут сделаешь?

Плюсы… Плюсы есть! Внезапно.

Кажется, у меня все-таки есть эта работа!

Загрузка...