Мой дикий сводный

1. Забава

– Ну кто так красит, блин?

– Ты чего сюда приперся? Советы раздавать? – цежу сквозь зубы. – Сам-то валик в руках держал когда-нибудь? Или твои пальцы только для понтов предназначены?

Сводный братец лишь кривит губы в усмешке и уходит, продолжая крутить на указательном пальце цепь.

Брат он мне, конечно, условный. Нам по двадцать и нас связывает лишь то, что наши родители недавно поженились. Еще пару недель назад мы были двумя счастливыми людьми, которые не знали друг о друге.

Мой отчим – бандит. Моя мама совсем недавно вышла за него замуж. И, с одной стороны, я за нее искренне рада, потому что она всю жизнь растила меня и сестру с ДЦП одна.

А, с другой стороны, меня пугает то, с какой легкостью этот дикий и опасный человек завладел ее сердцем. Я не верю в такую любовь.

Сама тщательно выбирала того, с кем буду встречаться, и то оказался мерзким предателем. А тут практически любовь с первого взгляда. Так не бывает. По крайней мере, не в моем мире.

Но, видя то, какая у них с мамой гармония и как привязана к нему моя младшая сестра, мне хочется верить, что будет то самое “долго и счастливо”, о которых пишут в сказках. Хотя бы у них.

Мне же, как очередное испытание, достался Мирон, сын отчима, такой же дикий, как его папочка. Только еще и с самомнением как у павлина. Он, по непонятной мне причине, все время появляется рядом и пьет мою кровь. Ощущение, что его цель – выжрать мне мозг.

За спиной что-то громко падает.

– Господи! – подскакиваю на стремянке и испуганно оборачиваюсь. – Ты придурок?

Он бросил свою цепь на железную банку и теперь стягивает с себя брендовые шмотки, видимо, собираясь устроить мне мастер-класс по малярному искусству.

– А в туалете нельзя переодеться? – рычу, отворачиваясь.

Сверкает тут своими голыми накаченными сиськами.

– Девственница что ли? – доносится ухмылка.

Сжимаю губы плотнее и прикусываю язык, потому что бесит. Я его вообще не звала. Приперся, умничает тут. Мама, что ли, рассказала, что я поехала красить стены в турагенстве?

Хочется побыстрее запустить этот бизнес. Мне кажется, должно быть интересно им заниматься. По крайней мере, меня всегда манили путешествия, просто возможности путешествовать не было. И я бы с удовольствием променяла свой медицинский университет на работу в этом месте.

– Валик есть еще? – раздается бесячий голос за спиной.

– Ищи.

– Я тебе собака, что ли?

– Собаки дрессировке поддаются, – усмехаюсь и тянусь выше. – А ты ни одной команды не понимаешь.

– Слышь, борзая, – хмыкает Мирон, – я тебе язык откушу.

Смотрю на торчащие из стены провода под потолком.

– Как ты думаешь, они под напряжением?

– Возможно. Проверь.

– Очень смешно, – закатываю глаза. Тянусь валиком ближе к проводам, встаю на цыпочки и сосредоточенно прокрашиваю возле них.

– Бах! – вздрагиваю от громкого голоса и резкого прикосновения к ребрам.

Вскрикиваю, взмахивая руками. Валик летит куда-то в сторону. Нога проскальзывает на стремянке, и она громыхает.

Дыхание захватывает, а сердце подпрыгивает к горлу от чувства парения. Я падаю!

Шум, треск, грохот!

Чувствую резкий рывок вверх.

Снова вскрикиваю и распахиваю глаза от неожиданности. Мирон смотрит на меня круглыми глазами, прижимая к себе. С громким “шмяк” падает на пол ведро с краской, следом – стремянка.

– Блин! – подскакивает сводный, глядя под ноги. Подскальзывается и через секунду мы падаем уже вместе.

Я приземляюсь на него, едва не разбив лоб об его зубы. Мирон стонет подо мной так, будто я ему сломала ребра.

– Слезь с меня, припадочная, – он пытается столкнуть меня жопой в лужу светло-серой краски.

– Сдурел? – подпрыгиваю и возвышаюсь над ним. – Ты охренел?! Вытирай давай теперь!

– Ага, сейчас, побежал уже. Ты разлила. – пытается сесть, но я толкаю его обратно. – Ненормальная! Травки успокоительные попей.

– Ты еще покурить их предложи! – ору, не в силах больше сдерживаться. – Это ты меня испугал! Я сейчас тобой вытру!

Дергаю его за ногу в сторону краски.

– Э, психушка, – одергивает ногу Мирон и я, не удержав равновесие, все же плюхаюсь задницей в краску.

Взвизгиваю. Пытаюсь встать, но скольжу. Пачкаюсь еще сильнее.

А этот гад ржет. Переворачиваюсь и ползу к нему, подскальзываясь. Он пытается увернуться, но я заваливаюсь сверху и хлопаю ему по лицу рукой, оставляя след.

– Ах, ты! – рычит Мир, дотягиваясь рукой до лужи и пытаясь испачкать мое лицо. Уворачиваюсь. Возимся на полу, размазывая краску по плитке.

– Ты! Охреневшая! Морда! – стучу ему кулаками по груди, когда он мажет мне по щеке грязными пальцами. Луплю со всей дури.

– Прекратииии! – хохочет на весь офис, уворачиваясь. – Щекотно!

Слышится мелодичный звон китайского дверного колокольчика. Замираем, глядя друг на друга. Смотрю на сводного в панике. Он сверлит меня в ответ взбешенным взглядом.

Кого могло принести? На двери написано, что идет ремонт. Представляю, как мы сейчас выглядим и что подумает пришедший.

– Вы охренели?! – раздается грозное рычание у входа.

2. Забава

Одновременно поворачиваем головы на голос.

Рэм, мой отчим и отец этого придурка, стоит в дверях с таким взглядом, будто сейчас вывезет нас в лес и закопает.

– Заберите своего идиота! – кричу, потому что накрывает обидой. Я-то тут вообще ни при чем.

Вздрагиваю от того, что Мирон все же припечатывает мне ладонь к лицу. Ошарашенно смотрю на него, чувствуя, как густая краска медленно стекает по моей коже и губам.

– Слезь с меня! Дура бешеная! – рычит сводный, выворачиваясь из-под меня.

– Вы что тут устроили? – Рэм заходит, оглядывая погром, пока мы неловко разлепляемся.

Да, до нашего участия тут было абсолютно чисто, не считая потертых стен.

– Маляры, твою мать, – смотрит он на плитку, хмурится. – Я же сказал, что найму мастеров.

– Я хотела побыстрее, – шмыгаю носом, устало поднимаясь с пола.

– Сделала? Молодец!

– Это ваш дикий виноват!

– Потому что ты – дура неадекватная!

– Тихо, – командует Рэм и смотрит так, что мы затыкаемся оба. – Вы задолбали меня лаяться. Вы умудряетесь найти причину для ссоры на пустом месте. Матери рожать скоро. Я не допущу, чтобы она из-за вас нервничала.

Слышу, как шумно дышит дикий гад. Не нравится, что отчитывают, как ребенка? Мне тоже не нравится за него получать.

– Взрослые, блядь, люди, а ведете себя, как школьники. Что, так трудно нормально общаться? Ну, или игнорить друг друга хотя бы?

– Да это он таскается за мной! – возмущаюсь.

– Да нужна ты мне больно! – взвивается Мирон. – Я помочь хотел, а ты!..

– Так! – снова прерывает нас Рэм и устало трет лицо. – Я уже понял, что друг без друга вы не можете. Просто общаться нормально не умеете. Что ж, я вас научу.

– Да не нужно меня ничему учить! Я и так умею! Уберите его от меня просто!

– Да, конечно, знаю я, как ты умеешь. На людей смотришь, как на говно. – рычит Рэм.

Теряюсь, но тут же зло оборачиваюсь на Мирона, услышав его ехидный смешок.

– Вот, примерно вот так, ага. – кивает отчим.

Сводный уже открыто ржет.

– А ты что ржешь? Думаешь, тебя это не касается? Базар свой научись фильтровать.

– Хватит нас воспитывать! – взвивается Мирон. – В детстве надо было!

– Я не собираюсь вас воспитывать. – усмехается отчим, а взгляд темных глаз становится таким недобрым, что по телу бегут мурашки. – Есть методы поинтереснее. Убирайте тут все и собирайтесь. У вас час, я жду в машине.

– Ты!.. – выдыхаю, стирая краску с лица. – Ненавижу тебя!

Мир оборачивается ко мне и прыскает хохотом. Здыхаясь от смеха, уходит в сторону туалета.

– На себя посмотри! – кричу вслед и чувствую, как в горле встает комок.

Обидно до слез, хотя из меня их выжать не каждому под силу. Но этот справился!

Всхлипываю, и горячие капли катятся по щекам. А я их даже вытереть не могу, потому что грязная, как свинья. Остается надеяться, что они высохнут до возвращения этого индюка.

Разглядываю погром. Со вздохом поднимаю стремянку и вытираю ее ветошью. Убираю валиком и руками в ведро остатки краски. Это ужас. Тут отмывать недели не хватит.

В туалете все льется вода. Я пытаюсь хотя бы частично оттереться влажными салфетками, глядя на себя в отражение из окна.

Наконец, гад выходит. Давлюсь воздухом от неожиданности, а он спокойно щеголяет мимо меня в одних трусах и ведром в руке. Выжимает свои испачканные рабочие вещи и начинает оттирать пол.

– Мойся иди, – рычит. – Или так и будешь пялиться?

Отворачиваюсь, хватаю свои вещи и пулей несусь в уборную. Со стоном смотрю на себя в зеркало.

Да уж, ничего, кроме смеха и жалости, я вызвать и не могу. Выгляжу, как чучело. Хорошо хоть волосы в пучок и под косынку убрала. А еще залипла на этом раскачанном гоблине, удивленная тем, что он взялся за уборку. Не дай бог, теперь он будет думать, что нравится мне.

Даже фыркаю от возмущения, тру лицо влажными руками.

К счастью, краска неплохо отмывается. Да, она местами остается на коже, но большая часть стекает серым потоком в раковину. Проблема лишь в том, что вода здесь исключительно холодная, а бойлер еще не повесили.

Минут пятнадцать спустя выхожу, сумев более-менее привести себя в порядок.

– Медленная ты, – раздается голос сбоку и я подпрыгиваю от неожиданности.

– Да прекратишь ты или нет?! – сжимаю кулаки, толкаю Мирона в плечо. Он лишь напрягает его, отчего мускулы под кожей перекатываются красивой волной.

– И истеричка. – невозмутимо отзывается он и заходит в туалет. – Жди, сейчас твоя очередь мыть.

Ага, сейчас.

Насвинячил он, а мыть я. Надеваю пуховик, вытаскиваю из кармана ключи и кидаю их на его одежду. Выхожу на улицу и оглядываюсь. Машина отчима призывно мигает фарами. Направляюсь к ней, понимая, что я все еще выгляжу не супер вау, и поэтому лучше не ерепениться и доехать домой с комфортом.

– А где Мир? – уточняет Рэм, когда я залезаю на заднее сидение.

– Домывает.

– А ты почему не помогаешь? – хмурится.

– Я уже и так помогла, – огрызаюсь. – Если бы он не напугал меня, ничего бы этого не произошло.

– Понятно, – вздыхает Рэм и прикуривает, приоткрыв окно. – Бросила, значит?

– Он сам виноват. Пусть сам и разгребает. – тихо бурчу и отворачиваюсь так, чтобы было похоже на то, что я сплю, потому что больше не хочу разговаривать на эту тему. И неожиданно вырубаюсь.

Просыпаюсь от тряски, озираюсь по сторонам. Уже стемнело. За окном – не Москва. А какие-то поля и темная узкая ухабистая дорога.

– Мы где? – удивленно выпрямляюсь и смотрю на Рэма. Сводный сидит на переднем сидении и задумчиво смотрит в окно.

– Тебе в рифму ответить? – устало отзывается он.

– Я не с тобой разговариваю, – огрызаюсь.

– Ну, давай я отвечу. – раздраженно вклинивается отчим. – В пизде, малая. Не хотите по-хорошему, будет по-плохому. Тимбилдинг от Жарова Рэма.

Забава

Дорогие читатели.

Хочу познакомить вас с нашими героями.

Забава, 20 лет

Старшая дочь в семье, закончила школу с золотой медалью.

Учится в медицинском, подрабатывает у мамы в гинекологическом отделении.

Перфекционистка. Максималистка. Активистка. Радеет за правду и мир во всем мире.

Не терпит лжецов и предателей. Сторонится мужчин, потому что не доверяет им.

Может за себя постоять в меру своих физических способностей. Резка на слова.

Комплекс отличницы и хорошей девочки - это все про нее.

Взрослая не по годам, так как с детства помогала матери сидеть с сестрой, пока та работала, чтобы их прокормить.

Листаем дальше, там наш главный герой.

Мирон

А это внезапный дикий сводный брат Забавы.

Мирон, 21 год

Любитель адреналина и любимчик девушек.

Эгоистичный, самовлюбленный, дерзкий. Этакий мажор и плохой мальчик.

Правда, он не берет деньги у отца, а зарабатывает, являясь его помощником.

Все детство провел на улице, в драках и мелких хулиганствах.

Отец его не растил, потому что не жил с матерью и занимался криминальной карьерой, а мать уделяла сыну не так уж много времени, больше увлекаясь личной жизнью, чем воспитанием сына.

Сам себя воспитал наш Мирон. Что выросло, как говорится, то выросло.

Дорогие читатели!

Прошу вас поставить книге звездочку ⭐( возле обложки книги или рядом с надписью "мне нравится").

На старте мне очень важна ваша поддержка. Вот ссылка на страницу книги:

https://litnet.com/shrt/SbMr

3. Забава

Отчим спрыгивает, утопая в снегу почти по колено.

– Выходим, выходим. – подбадривает нас, а сам идет к багажнику.

Достает из него что-то, пока мы нехотя вылезаем из теплой машины в холодные сугробы. В мои ботинки сразу набивается снег, обжигая голую кожу на щиколотках.

Озираюсь по сторонам и ежусь. Несколько темных домов по соседству и лес. Глухой, хвойный. Страшный.

– Вот ваш дом, – кивает Рэм на самый крайний к лесу.

– Н-наш дом? – выдыхаю, оборачиваясь.

Мирон обходит машину и встает у меня за спиной. Впервые я радуюсь, что он сзади. Если кто-то решит на нас напасть, его сожрут первым.

– Ваш, ваш. – Рэм вытаскивает из багажника два пакета, пихает в руки сыну и запрыгивает обратно в машину. Смотрит на нас пристально. – Тут еда. С новосельем.

– Ты серьезно? – раздражённо хмыкает Мирон у меня над головой.

– Абсолютно. – кивает отчим.

– Там же холодно, – пытаюсь воззвать к его разуму.

– Там есть печка. А в дровнице за домом – поленья и топор. Можете добыть топлива или побегать с ним друг за другом, в крайнем случае.

– А если мы не затопим печку? Нам что, трением греться? – рычу, сжимая кулаки.

– Можете и трением, вы все равно сводные. Счастливого нового года. – Рэм захлопывает дверцу машины и она резво двигается назад, покачиваясь на кочках и подсвечивая яркими фарами покосившиеся заборы, торчащие из сугробов.

С силой вдыхаю морозный воздух и не дышу. Легкие жжет. Хочется закричать во всю глотку, но я лишь громко выдыхаю.

В смысле “счастливого нового года”? До него еще несколько дней!

Нам что, тут неделю жить?! Да мы же переубиваем друг друга!

Свет фар все быстрее удаляется и все вокруг погружается в тишину и мрак. Сзади слышится хруст снега и я оборачиваюсь.

Мирон молча идет в сторону дома, как ледокол разбивая собой высокие сугробы.

– Ты куда? – зову его, зябко ежась.

– За топором, – хмыкает он, продолжая двигаться. – Нам же с тобой нужно выстроить иерархию. Мне кажется, у кого топор, тот и главный.

Бросаю взгляд на ночной лес. Подрываюсь с места и спешу за ним. Я надеюсь, что все это – дурацкая шутка отчима и он скоро вернется. Но, а что, если нет?

– Как думаешь, когда Рэм приедет? – пыхчу сзади, стараясь идти по следам сводного, но все равно проваливаюсь на каждом шагу и отстаю.

– Понятия не имею, – сквозь зубы отзывается Мирон. – Догони, спроси.

– Очень остроумно, – хмыкаю. Бесит меня.

Не удержав равновесие, плюхаюсь жопой в рыхлый снег и пытаюсь встать. Упрямо сжав зубы, громко соплю и барахтаюсь, но звать на помощь виновника торжества не хочу.

К слову, он оборачивается, но не спешит мне помочь, а невозмутимо идет дальше.

Рыцарь, блин. Хотя, о чем это я?

Фыркаю, встряхнув головой. Я и без него со всем справлюсь. Главное – привыкнуть, что рядом со мной несколько дней будет находиться это чудовище.

Хотя, о чем это я? Я вообще ни разу не была в деревне. Не уверена, что и этот городской мажор тоже имеет хоть какое-то представление о том, что нам делать.

Кое-как поднимаюсь на ноги и перевожу дыхание. Смотрю на широкую спину Мирона. Он уже воюет с калиткой, разгребая возле нее снег.

Повезло же кому-то родиться мужиком! А когда ты – девушка с бараньим весом, справляться с трудностями гораздо сложнее.

Поправив шапку, съехавшую на глаза, снова иду вперёд. Догоняю Мирона в тот момент, когда он, наконец, открывает калитку и разглядывает территорию.

– Давай теперь ты вперёд, я устал, – кивает мне на сугроб, сторонясь. Дышит на самом деле тяжело. От его разгоряченного дыхания в воздух вырываются клубы пара.

Хочется что-нибудь съязвить, но у меня и у самой сил уже практически не осталось, поэтому я молча шагаю мимо него.

С трудом передвигаю ноги, прокладывая нам путь. Снова падаю, в этот раз на колени.

Сильная рука рывком поднимает меня за шиворот и оттаскивает назад.

– Так мы до утра не дойдем, – презрительно фыркает сводный и молча продолжает идти к дому.

– Это изначально была провальная затея. – Вздыхаю и ползу следом. В силе с ним тягаться, конечно, бессмысленно. Тут брыкаться трудозатратно и нелогично. Ведь неизвестно, что нас ждёт впереди.

К концу пути оба дышим, как загнанные лошади. Расстегиваю воротник. Внутри будто пожар разожгли. Не удивлюсь, если проснусь завтра с температурой. Гортань дерет от частого дыхания.

– Фуух, – шумно выдыхает Мирон и ставит пакеты на крыльцо.

Отгребает ногой снег со ступенек, тяжело поднимается по ним. Достает телефон и включает фонарик.

– Блядь! – внезапно орет он громко и с яростью ударяет кулаком по двери, а я вздрагиваю от неожиданности. – Это пиздец какой-то!

Дорогие читатели!

Приключения наших ребят только начинаются.

А тем, кому интересно узнать немного больше о наших героях, советую заглянуть в историю знакомства их родителей:

https://litnet.com/shrt/SnDq

Аннотация:

Он ворвался в мои спокойные будни подобно огненному вихрю.
Хамоватый, грубый, напористый. Состоятельный.
Не знает слова “нет” и прет напролом.
А еще... я даже не могла представить, с кем имею дело на самом деле.

Третья книга цикла "Дикие", можно читать отдельно.

4. Забава

Сводный начинает истерично ржать и устало опускается на ступеньку, растирает лицо ладонью.

Молча смотрит на меня. Кажется, даже сквозь темноту вижу ненависть, блестящую в его глазах.

Судя по всему, наши приключения только начинаются.

– Что? – уточняю хмуро.

– Замок. – вздыхает Мир и снова встает. Толкает плечом дверь, наваливаясь всей массой. – Да блин! На совесть делали.

Достаю трясущимися руками телефон. Хочу позвонить маме, чтобы она наваляла своему дикому мужу и он вернулся за нами, но закусываю губу и медлю. Она на седьмом месяце беременности и ей любое волнение сейчас может навредить. Подружек с машинами у меня нет. Такси?

Пытаюсь поймать сеть, но интернет не работает. Нахожу в телефоне номер какого-то такси, но со связью тоже беда. Да и как бы я объяснила, куда ему ехать, если ни одного названия населенного пункта не запомнила?

Понятно. Мы отрезаны от мира.

– Да твою! Ж! Мать! – рычит Мирон и толкает дверь еще сильнее, но его старания не приносят никаких плодов. – Ладно…

Смотрю, как он снова включает фонарик и осматривает крыльцо и навес, видимо, в поисках ключа. Раздраженно фыркнув, выключает телефон и спускается вниз. Не говоря ни слова, спускается по ступенькам и идет за дом, снова тараня собой снежную гладь.

Я озираюсь на темень вокруг и направляюсь следом за ним.

– Куда? – оборачивается он ко мне. – Жди меня возле двери.

– Я с тобой, – хмурюсь. – Вдруг помощь понадобится?

Ну, не рассказывать же этому чудовищу, что я боюсь темноты? Он же меня ради развлечения и до инфаркта доведет.

– Какая от тебя помощь?.. Ссышь, что ли? – будто читает мои мысли Мирон.

– Разбежался, – кряхчу, тяжело вытаскивая ногу из глубокого сугроба и упрямо шагая вперед.

То ли здесь снега намело меньше, то ли мы освоили какую-то правильную технику передвижения, но за домом оказались гораздо быстрее, чем у крыльца.

– Ура… – негромко и устало выдыхает в воздух сводный, притормаживая недалеко от покосившегося навеса, под которым лежат дрова. Поленья аккуратно сложены под самую крышу, до середины заметенные снегом.

Мирон снова включает фонарик и осматривается. Обгоняю его и иду к дровнице. Чтобы не думал, что я просто так за ним таскаюсь.

– Рыжая,.. ищи! – командует он со смехом, как собаке.

– Э! – оборачиваюсь на ходу. – Ты не боишься, что я быстрее тебя найду топор? Ау!

Споткнувшись обо что-то твердое, лечу головой в сугроб. Выставляю руки перед собой, но это не спасает. Падаю, впечатываясь лицом в снег. Он забивается в рот и нос, обжигает кожу.

Отплевываясь, сажусь на колени и вытираю лицо. Ноги саднит. Чувствую пульсацию под коленями, в местах ушиба.

– Фига се! Ты и команды понимаешь? – сводный присвистывает, подходит ко мне и разгребает ногой не замеченное мной препятствие. Это большой пень.

Мирон наклоняется и достает из снега топор, с удовлетворением вертит его в руках. Потом задумчиво смотрит на меня и закидывает его на плечо.

В тусклом свете телефонного фонарика эта картина выглядит немного устрашающе, а когда на скрытом тенью лице еще и появляется зловещая широкая белозубая улыбка, по телу бегут мурашки.

– Ну что, сестренка, погреемся? Беги.

– Да иди ты в жопу, – встаю и демонстративно равнодушно отряхиваюсь. А сама готова в любой момент сигануть от него по сугробам. Иду мимо, вздернув подбородок, чтобы не думал, что я его буду бояться.

– Метафорично? – доносится в спину.

– А? – не сразу понимаю, о чем он.

Внезапно оказываюсь в крепких объятиях, прижатая наглыми руками спиной к мощной груди.

– Пусти, дурак! – рычу, локтями отталкивая Мирона, но он не отталкивается. Склоняется к моему лицу. Так близко, что горячее дыхание чувствительно касается моей заледеневшей кожи на щеке.

– Или это приглашение? – чувствую, как по бедру медленно скользит топорище.

Протискиваю между нашими лицами ладонь и отодвигаю наглую морду от своего лица.

Мирон хмыкает и разжимает руки так неожиданно, что я едва не падаю, потеряв равновесие.

– Дикий, – бросаю ему и снова иду вперед. – Лучше бы свою энергию в мирное русло пускал. Уже давно бы все покрасили и дома были, а не тут.

– Да хватит ныть, – слышу голос сзади. Мирон идет очень близко. – Принцесса.

– Да я не ною, – усмехаюсь. – Я констатирую факт.

– Ты душнила.

– А ты прицепился как репейник. – бросаю через плечо и получаю тычок тупой стороной топора между лопаток. – Ай, ты придурок?!

– Иди давай. Для безоружного человека ты непозволительно много разговариваешь.

Мир несколькими тяжелыми ударами сбивает замок с двери. Она со скрипом отворяется, открывая нам темное пространство какой-то терраски.

– Дамы вперед? – делает приглашающий жест сводный, а я даже передергиваюсь, представив, что должна войти в этот старый черный дом.

Видимо, он замечает мое смятение, потому что через чур удовлетворенно хмыкает.

Сжимаю от злости зубы и решительно шагаю внутрь. Включив фонарик на своем телефоне, подсвечиваю себе путь. Первым делом мы попадаем в пристройку со старым диваном, столом какой-то огромной тумбочкой и древним холодильником. Высвечиваю на стене выключатель и щелкаю им, но ничего не происходит.

– Света нет, – вздыхаю.

– Капитан Очевидность, – усмехается сзади мой ненавистный родственничек. – Может, лампочка просто перегорела. Или где-то должен быть какой-нибудь счетчик. Пошли искать.

Встаю перед очередной дверью. Широкая, обитая линолеумом, как бы странно это не выглядело. Берусь за пожелтевшую от времени ручку и открываю. Свет фонариков освещает узкий коридорчик. Направо сразу виднеется дверной проем.

– Да иди ты уже! Замерзнем сейчас! – рычит Мир и я со вздохом шагаю внутрь. Деревянные полы скрипят под ногами.

Делаю шаг и внезапно замечаю какое-то движение справа от себя. Испуганно оборачиваюсь и с криком шарахаюсь в сторону, увидев какую-то бледную морду.

5. Забава

– Ай! – вскрикиваю, отшатываясь. Ножка стула со скрежетом подламливается, а я кренюсь и все же падаю, влекомая силой притяжения.

– Блин! – Мирон ловит меня за талию и прижимает к себе. Моя грудь на уровне его глаз. – Ммм, сосочки!

Резко перевожу взгляд вниз. Да что он там увидел-то, в темноте?

– Сдурел?! – отшатываюсь, влепляя ему по щеке ладонью. – Ты бессмертный, что ли? Отпусти меня, идиот!

– Сама идиотка! – сводный разжимает руки и я неловко соскальзываю вниз.

Он смотрит на меня в темноте пристально. Слышу его шумное, сбившееся дыхание. Не привык по морде получать?

– Тогда лезь сам и включай, раз умный, – шиплю ему в ответ, отстраняясь и спотыкаясь о покосившийся стул.

Мирон и спокойно дотягивается до автомата, щелкает кнопкой.

Иду к выключателю, нажимаю его и – о чудо – загорается тусклая лампочка в стеклянном абажуре, покрытом копотью и каким-то пейзажем.

С облегчением выдыхаю. Одна маленькая победа. Как здесь можно было бы прожить без света, я даже ума не приложу.

– Ну, что, вредный гном? – усмехается сводный, глядя на меня свысока. – Два-ноль?

– Я не собираюсь с тобой соревноваться. – вздергиваю подбородок. – Чем быстрее мы тут освоимся, тем быстрее вернемся домой и, надеюсь, будем пересекаться исключительно на праздниках. Так что, и в твоих интересах вести себя так, чтобы у меня не возникало желания тебя покалечить.

– О, это так страшно звучит из уст гнома, – с серьезным лицом троллит меня Мирон и достает из угла охапку дров.

– Разреши, хозяйка, я затоплю печь, пока мы тут не околели с тобой. – говорит Окая, пародируя речь крестьянина. – Пододвинь свою жопу в сторону.

– Клоун. – вздыхаю и отхожу к столу, на котором стоит наш пакет с продуктами и еще какой-то.

В неизвестном пакете лежит пара бутылок вина, какая-то готовая еда, нарезка. Судя по тому, что это все на ощупь ледяное, этот пакет здесь лежит уже не первый день. Смотрю сроки. Вышли уже как пару месяцев назад. Из пригодного в пищу – только алкоголь.

Убираю все в сторону и кошусь на Мирона. Воюет с печкой.

Накладывает дров, пытается поджечь, но, видимо, они отсырели и никак не загораются. В ход идет газета. Много газеты. Она начинает дымить.

– Фу, блин. – бурчу.

– Ща сама топить будешь. – рычит сводный недовольно и прикрывает дверцу, встает с корточек. – Вроде что-то там тлеет.

– Я печку впервые в жизни в глаза вижу, – усмехаюсь.

– Так я тоже, – разводит он руками.

Подходит ко мне и заглядывает в наш пакет с едой.

В нем небольшой запас продуктов. В основном то, что можно есть без готовки – консервы, заварная вермишель, печенье, но есть и кусок мяса, крупы, картошка, другие овощи.

– Не густо, мне одному дня на три максимум.

– Ну ты и жрешь, – усмехаюсь. – Так в тебе дури столько от переизбытка энергии? С сегодняшнего дня ты на диете.

– Ага, разбежалась, – Мирон демонстративно открывает пачку печенья и запихивает одно в рот, подмигивает мне. – Не забывай… у кого топор, тот и папочка.

– Точно. О чем это я? Поделим продукты и каждый будет сам себе готовить. И если сожрет свою половину за три дня, то сдохнет с голоду потом и я не виновата.

– Я отберу твою еду, – усмехается. – Тоже мне, проблема.

Вздыхаю. Так мы ни до чего не договоримся, а еда – это тот ресурс, который у нас очень ограничен.

– Ладно, давай так… – вздыхаю, глядя в его самодовольное лицо. – Еда на мне. Я придумаю, что приготовить из всего этого. Так нам должно хватить на более долгое время.

– А ты нормально готовишь? – щурится сводный. – А то мало ли, траванешь меня.

– А ты? – откашливаюсь, потому что в горле першит.

– Я вообще не готовлю, – пожимает Мирон плечами.

– Тогда тебе придется довериться мне, – вытаскиваю из пакета продукты и раскладываю на столе. – Макароны по-флотски можно сделать. Суп с килькой в томате.

– Что? – морщится сводный. – Суп с килькой?

– Это вкусно, – усмехаюсь. – Или ты привык в ресторанах питаться? Тогда боюсь тебя огорчить, но ты умрешь первым.

Мирон фыркает.

– Овощное рагу с мясом. Суп с мясом. Гречку… – закашливаюсь. – Да что ж такое-то?

– Достаточно. Я понял, что ты из всего что-то можешь сделать… Проблема в том, что я это не ем. Рагу, кильку твою. Гречку.

– Тогда для тебя тут ничего нет, иди умирай. – усмехаюсь. – О, сало, на костре можно пожарить с черным хлебом.

– Фу, сало, – кашляет Мир. – Чем так воняет?

Мое горло тоже раздирает кашель.

Оборачиваемся одновременно и я испуганно вскрикиваю. Из печки изо всех щелей валит дым.

6. Забава

Выбегаем на улицу с ведром. Мирон нагребает туда снега на случай, если начнется пожар.

– Блин, дом спалим, – стону в ладони.

– Сплюнь! – рычит он. – Наверное, дрова сырые и газета так дымит.

– Нет, скорее всего, заслонка в трубе закрыта. Дыму некуда деваться.

Мир останавливается и пристально смотрит на меня, растерянно взъерошивает волосы пятерней.

– Блядь.

Возвращаемся в дом. Дым уже расползается по коридору и комнате. Сводный, кашляя и прикрывая нос рукавом, заходит на кухню и дергает на себя железную пластину в трубе печи.

– Откуда ты знаешь про заслонку? Ты же не умеешь топить печку. – косится на меня, подпирая ведром дверь, чтобы проветрить.

– Я много читаю, в отличие от некоторых, – язвлю. – Могли задохнуться от угарного газа. Как мы спать-то будем с таким запахом?

– Выветрим сейчас. – Мирон заходит в единственную комнату в доме и включает свет.

Захожу следом, покашливая.

Комната одна, большая. Старенькие обои в цветочек, три маленьких окна с короткими занавесками. В одном углу круглый стол с двумя креслами, в другом – тумбочка с телевизором. По одной стене большой буфет с посудой и сувенирами, напротив – диван. Один. Другой мебели нет.

Иду к окну, одергиваю штору и распахиваю створки. Они открываются на улицу. Не привычно. Мир проделывает то же самое с другим окном. В комнату тут же заметает снег, шторы взмывают в воздух.

– Дом так быстро не протопится. – вздыхаю, разглядывая старые тарелки в буфете. – Как здесь спать-то ложиться?

– Напомнить про трение? – усмехается Мирон, подходя сзади. Вижу его отражение в стекле.

Резко оборачиваюсь, вздергивая подбородок.

– Губу закатай и строй себе гнездо. Я на одном диване с тобой спать не буду.

Сводный усмехается и сверлит меня насмешливым взглядом.

– Ну тогда ты и будешь строить гнездо, а я на диване лягу.

– Слышь! – смотрю с возмущением, как он разворачивается и идет к дивану. – Вообще-то, я девочка! И я должна спать на диване. А ты… можешь лечь в углу. Подстелим что-нибудь, чтобы помягче было.

– Я тебе собака, что ли, на коврике спать? – оборачивается Мирон и всем видом показывает свое презрение.

– Собаки умные, команды понимают. – вздыхаю.

Сводный с наглым видом падает всей своей массой на жалобно скрипнувший диван. Разваливается так, что занимает все место.

– Себе постели… на коврике.

Хочется накрыть его подушкой и придушить. И я уже даже делаю шаг навстречу своей мечте, как вдруг краем глаза вижу какое-то движение. Перевожу взгляд и завороженно наблюдаю, как из-под дивана в сторону тумбочки несется здоровая крыса!

– Мамочки! – взвизгиваю от неожиданности и страха. Крыс я боюсь не меньше, чем темноты. – Крыса!

Мирон резко садится, увидев мое ошалелое лицо. В один короткий прыжок я оказываюсь у него на руках и поджимаю ноги.

– Убей ее, пожалуйста! Я тебя умоляю! Боже мой! – визжу, цепляясь Мирону за шею.

– Ты чего? – шепчет Мирон, пока я бьюсь в истерике, крепко держит меня и гладит по волосам. – Она маленькая, сама тебя боится.

– Она с кошку размером! Она сожрет нас ночью! – чувствую, как мое тело трясет от испуга, но мягкие прикосновения его ладоней немного отвлекают.

– Трусиха. Я тебя защищу и от крыс, и от бабаек, если попросишь. – улыбается Мир и я вдруг осознаю, что наши лица слишком близко.

Я даже могу рассмотреть его глаза. Они ярко-голубые, обрамленные пушистыми темными ресницами, а на одном зрачке часть пигмента – светло-зеленого цвета.

– Хочешь? – шепчет он, с легкой хрипотцой в голосе, а я вдруг выныриваю из наваждения.

Чувствую, как наглая рука поглаживает мою ягодицу и плавно перетекает на талию, забираясь под куртку. А чувственные губы приближаются к моим со стремительной скоростью.

– Сдурел?! – отшатываюсь, влепляя ему пощечину и чуть не падаю с коленей Мирона, но он ловко придерживает меня за спину и я неуклюже сползаю на пол.

А этот гад ржет в голос.

– А как же греться телами? Из всех возможных способов, этот – самый доступный. – подмигивает он, гипнотизируя меня тяжелым возбужденным взглядом и самоуверенной улыбкой.

– Я не лягу с тобой спать, извращенец! – рычу грозно, но голос срывается.

– Жаль… Ну, тогда тебе все же придется спать на полу, с крысами. – сводный лениво встает с дивана и я краснею, потому что замечаю, что его ширинка прилично оттопыривается. То есть, он не попугать меня решил, а... реально был не против продолжения?

– А говорил, что я страшненькая, – усмехаюсь, кивком головы показывая на его пах.

– Страшненькая, – невозмутимо соглашается Мирон. – Но потрахаться можно. Жопа ничего такая.

– Угомонись, – хмыкаю, – ты мне ни в одном месте не нравишься.

– Ты просто еще не все видела... Крыса!.. – вдруг орет сводный, страшно вытаращив глаза за мою спину.

Испуганно оборачиваюсь, отшатываясь от буфета и врезаясь в Мирона спиной.

– ... Рыжая. – добавляет этот гад тихо, склонившись мне к уху.

Вижу себя в стекле и то, как огромная ручища обнимает меня за шею и впечатывает в твердую грудь.

– Не забывай, что мы здесь совсем одни.

7. Забава

– Только тронь! – рычу, отталкивая его плечами и отскакивая на шаг. Оборачиваюсь. – Я тебя ночью кипятком оболью.

Мирон закатывает глаза и ухмыляется, но ничего не отвечает.

Не дожидаясь, пока его пустая голова сообразит какую-нибудь очередную гадость, ухожу из комнаты.

На кухне нахожу веник и кладу на стул, чтобы отбиваться от крыс, если они снова появятся в поле зрения. Признаться честно, я бы уже сбежала отсюда, если бы было тепло или светло. Но сейчас я отдаю себе отчет, что в доме с крысами и сводным все равно безопаснее.

Гляжу на стол с продуктами. Нужно спрятать все, пока наш скудный запас не сожрали эти твари.

Складываю продукты обратно в пакет, тащу его на террасу, там был холодильник.

Выглядит он допотопно, правда, да и запашок внутри какой-то затхлый…

Вздыхаю и иду обратно. Вижу в конце коридора шторку и, кажется, там что-то стоит большое и белое.

Заглядываю – холодильник. Тихо радуюсь и включаю его в розетку, загружаю продуктами.

Возвращаюсь на кухню и задумчиво оглядываю ее. Надеюсь, что завтра нас заберут отсюда. Я бы на месте Рэма волновалась, оставив двух неприспособленных городских жителей так далеко от цивилизации. Он же должен понимать, чем это чревато. Мы уже чуть дом не спалили.

Но если нет… и мы действительно тут будем куковать до нового года, нужно подумать о том, как до него дожить, потому что еды реально маловато.

Возможно, здесь сохранились какие-то продукты?

Открываю створки под столом и подсвечиваю себе фонариком. Тут стоят какие-то банки с соленьями, на вид им лет сто. И лежит несколько пакетов с крупами, но они прогрызены мышами и рассыпаны. Вокруг – мышиные какашки.

Морщусь, закрываю обратно. Надеюсь, что мы не оголодаем до такой степени.

В узком серванте лежит чай, кофе и сахар с солью в закрытых банках. Ну, хоть что-то.

От печки уже начинает идти тепло. Это успокаивает. Мы не замерзнем и не умрем с голоду, а, значит, все не так уж и плохо. Осталось только придумать, что делать со спальным местом. Нужно поискать какие-нибудь одеяла, чтобы соорудить кровать.

Кошусь на дверь в другой стороне кухни. Там мы еще не были. Беру веник на тот случай, если кто-то выпрыгнет из-за угла. Аккуратно приоткрываю ее. Темно. Веет холодом.

Подсвечиваю телефоном, щелкаю древним выключателем на бревенчатой стене и шире распахиваю дверь.

Открывается вид на какой-то… предбанник что ли. Несколько ступенек заканчиваются земляным полом. Вокруг – хлам. Стоят какие-то кастрюли, банки, лопаты и грабли, на стенах, покрытых полосами старой паутины, на гвоздях висят старые рабочие куртки.

– Куда пошла? – взвизгиваю от неожиданного хлопка по жопе и подпрыгиваю.

Разворачиваюсь и замахиваюсь веником.

– Да ты достал меня! – луплю Мирона, яростно размахивая веником. Целюсь в голову. Бью так, что сухие ветки разлетаются в стороны. –

– Ты дура, что ли?! – сводный подставляет руку, перехватывает веник и дергает на себя, отшвыривает его в сторону печки.

– Давай, еще дров подкинь, чтобы вспыхнуло посильнее! – киваю ему.

Мирон отходит, отшвыривает веник ногой в другую сторону и возвращается.

– Ты с такими темпами будешь спать на улице, – усмехается.

– А ты точно умрешь не от голодной смерти. – корчу ему рожу.

Сводный лишь закатывает глаза и проходит мимо меня в предбанник. Оглядывается. Выхожу следом за ним. Перед нами две двери.

Мир дергает одну из них, бесстрашно заходит внутрь. Когда загорается свет, выглядываю из-за его спины.

Это совсем маленькая комната. Микроскопическая. Здесь стоит лишь кровать и тумбочка.

– Смотри, – усмехается Мирон, показывая на стену.

На стене поверх стареньких обоев наклеены пачки из-под сигарет в форме огромной звезды.

– О, “Парламент”. – с интересом разглядывает их сводный. – “Мальборо”.

Замечаю на другой стене фотографии. Протискиваюсь за спиной Мира, подхожу ближе. приглядываюсь к изображениям. Компания молодых парней, еще подростков.

– Это что, Рэм Алиевич? – показываю пальцем на парня. Он похож на Мирона. Получается, мы в его доме?

Мирон оборачивается и подходит ближе, чуть склоняется.

Мне не уютно, что он прижимается ко мне, но по-другому тут не разместишься.

– Наверное. Я познакомился с отцом, когда ему было уже за тридцать, совсем молодым не знаю. Но похож.

– Ну, ничего, познакомился же? Зато раз – и внезапно сын богатого человека. – разворачиваюсь и пытаюсь протиснуться к выходу.

– Не надо вот, – повышает голос сводный, глядя, как я корячусь и не отодвинувшись ни на шаг. – Я не беру деньги у отца. Работаю на него и зарабатываю, как и все помощники. Единственное, квартиру он мне купил. Тут я не стал играть в благородного дебила и отказываться.

– Да я без претензий. – вздыхаю и выхожу обратно. – Я бы тоже не отказалась, если бы мне отец подарил квартиру.

– А где твой отец? – Мирон снимает со стены фотографии и выходит следом, пригибаясь, чтобы не стукнуться головой об низкий косяк.

– Я не знаю. Я его никогда в глаза не видела. Да и не хочу. – усмехаюсь и распахиваю следующую дверь.

Замираем на пороге. Делаю шаг в темноту и ищу выключатель. Щелкаю. Не работает.

– Че стоишь? Боишься? Не бойся, малая, я тебя защищу. – усмехается Мир, приобнимая меня за плечо и оглядываясь.

– Руки убери, – рычу, доставая телефон. Сбрасываю его руку.

– Смелая? Ну ладно, тогда одна тут гуляй.

Включаю фонарь и наблюдаю, как Мирон выходит, прикрывая дверь. Осматриваюсь. Меня аж передергивает от страха. Это большой сарай. С какими-то перегородками. Видимо, здесь было что-то типа свинарника.

Делаю пару шагов и, мне кажется, где-то вдали я слышу шорох. Пячусь обратно, толкаю дверь. А она закрыта.

– Мирон! Это не смешно! Выпусти меня. – стучу ладонью и внезапно замираю от нового шороха и ужаса, сковавшего тело. Медленно разворачиваюсь и в свете фонаря, в противоположной стороне сарая, мелькает что-то большое, а после раздается громкий, тонкий звук, от которого кровь стынет в венах.

8. Мирон

Стою, подпирая дверь плечом и ржу. Мне нравится, когда Забава пугается. В эти моменты она… настоящая. А то строит из себя не пойми что. Пытается казаться деловой, взрослой, ледяной. Смотрит свысока. Отец правильно сказал, как на говно. А сама… мелкая коза, в общем-то. Просто маскируется. Чем и бесит.

– Мирон! Это не смешно! Выпусти меня. – стучит по двери.

Нет, это очень смешно. Молчу и жмурюсь, чтобы не заржать в голос.

Вообще, меня, конечно, бесит вся эта ситуация. Сам не понимаю, на кой хер поперся к ней тогда в турагенство. Хотел помочь, но почему-то, как только я оказываюсь с ней рядом, сразу появляется странное желание ее выбесить. Каждый ее взгляд, каждая фраза – будто вызов. Может, это ревность ко мне, как к конкуренту за родительскую любовь, я не знаю.

Напряжение между нами появилось сразу, как только мы впервые увидели друг друга.

Помню, как мне написал незнакомый номер и попросил встречи. Я сразу понял, что это весточка от пропавшего после разборок отца. Но, когда я увидел, что ко мне идет мелкая рыжая девчонка по плечо, то был немного удивлен.

Сразу ее воспринял в штыки. Думал – подстилка отца. Та из молодых девок, которые ложаться под взрослых богатых мужиков и присасываются, как пиявки. А, оказалось, это теоретическая сводная сестра.

И я как-то из интереса нашел ее в соцсетях, начал поглядывать, чем занимается… И что-то увлекся, похоже.

Хотелось побольше узнать о ней, такой идеально неидеальной на картинках. Попытался подкатить, пообщаться. Она отбрила меня резко.

Зацепило.

С подкатами у меня вообще проблем никогда не было. Я умею нравиться соскам, но эта… удивила, короче.

Познакомиться поближе, сходить в кино, клуб, ресторан – отказалась.

Мне как бы с одной стороны и пофигу – не единственная девка во вселенной, а с другой стороны…

В смысле – мне отказали? Все соглашаются, а эта почему нет? На свадьбе родителей зазывал ее вечерком покататься. Тоже мимо. Снежная королева, не меньше. Ни одной улыбки, ни одного нечаянного заинтересованного взгляда. Бесит.

Зато когда злится – ух! Огнище! Столько эмоций полыхает во взгляде. Пусть негативных, но для меня.

Внезапно Забава начинает визжать как резаная и я распахиваю дверь. Девчонка вываливается спиной на меня, с огромными от ужаса глазами. Подхватываю, чтобы не упала. В первую секунду даже верю в ее страх. Потом – усмехаюсь и с интересом смотрю на хреновую актерскую игру.

Забава припирает дверь собой и смотрит на меня так, будто привидение увидела.

– Там кто-то есть, – шепчет одними губами.

– Ну что ты, малыш, опять крысу испугалась? – подхожу, подыгрывая.

– Это не крыса! Оно большое. – таращится на меня девчонка и,кажется, что вот-вот разревется.

Усмехаюсь. Сейчас зайду, а она закроет меня.

– Сейчас посмотрим, кто тебя напугал, – улыбаюсь, пытаясь отодвинуть ее, но Забава лишь сильнее вжимается в дверь и перехватывает мою руку.

Смотрю, как ее ладонь крепко сжимает мою, согревая теплом. Чувствую дрожь пальцев.

Еще раз всматриваюсь в глаза, на которых блестит влага.

– Не ходи, – просит она меня. – А вдруг это опасно?

– Пф! – закатываю глаза и достаю из кармана пистолет. – Смотри. Видишь? Я не боюсь.

Опять дергаю дверь, но Забава внезапно обхватывает меня за торс и прижимается всем телом.

По спине пробегает волна жара и руки слабеют. Есть в этих девчачьих уловках что-то магическое. Мозг сразу перестраивается на другую волну. Смотрю в ее испуганное, бледное лицо и ловлю себя на неожиданном желании прикоснуться к нему.

Склоняюсь и коротко касаюсь ее губ. А она не сопротивляется!

Вот это повергает в ступор. Реально что ли кого-то увидела?

– Не уходи, я боюсь, – всхлипывает она, отстраняясь.

– А ночевать в доме, где кто-то бродит, не боишься? – хмыкаю.

Глядя на нее уже и самому как-то не по себе. Поэтому нужно разобраться, кто там и, наконец, готовиться ко сну. Если повезет, завтра отец сжалится и вернется за нами.

– Иди в дом. Я скоро вернусь. – наслаждаюсь моментом ее беспомощности и глажу по волосам. Это заряжает меня драйвом, адреналином и желанием доказать, что я супер-мега-защитник.

– Я не пойду, – слезы, которые Забава так долго сдерживала, начинают катиться по ее лицу и я морщусь.

Обычно девушки слезами и истериками пытаются добиться своего. Заставить быть с собой или сделать что-то, чего ей очень хочется. Со мной не прокатывает. Но сейчас – другое.

Забава не плачет, пытаясь манипулировать мной. Она просто напугана и ей нужна помощь. Но вот утешать я не очень умею.

– Так, все. Успокоилась. – вытираю ей щеки и отодвигаю в сторону. – Жди меня здесь.

Включаю фонарик и захожу в сарай, закрывая за собой дверь. Сразу свечу по углам. Пусто. Медленно иду дальше. Матерюсь, споткнувшись об какое-то старое ведро, откидываю его в сторону. Пистолет на всякий случай держу на готове. Мало ли, какое дикое животное могло сюда пробраться. Дохожу до конца, осматриваюсь, но никого не нахожу.

Вздыхаю, пряча пистолет в карман. Разыграла, значит. Коза. Небось, подперла дверь чем-нибудь.

Сейчас попляшешь.

– Забава, беги! Беги! – ору, сложив руки рупором. Усмехаюсь. Выбраться отсюда мне не составит труда, а вот ей потом несдобровать, заразе.

Внезапно над головой раздается какой-то тонкий вопль и меня обдает потоком холодного воздуха. Тело резко напрягается от пробежавших электрических импульсов.

Уклоняюсь в сторону и оборачиваюсь, выхватив пистолет. Держу на вытянутой руке и смотрю вверх. Затем опускаю руку, и тру лицо ладонью, стирая напряжение.

Возвращаюсь к Забаве. Быстро дохожу до двери, толкаю ее и вдруг вижу, как мне в голову летит лопата.

9. Мирон

Подставляю руку, уворачиваясь от удара. Черенок больно ударяет по предплечью. С шипением отталкиваю лопату в сторону, и она выпадает из рук Забавы. Она замирает на серунду, а после бросается ко мне на шею, всхлипывая. Прижимается, как к родному.

– О, боже! Я думала, это не ты! Ты кричал и я подумала!.. – тараторит взволновано, а потом замирает и вдруг так же резко отстраняется, толкая меня в грудь. – Ты меня обманул! Идиот! Я чуть не описалась от страха!

Охреневаю от контраста эмоций. От защитника в сволочь за две секунды.

Хмыкаю, склоняя голову и разглядывая зареванное лицо рыжего чудовища.

– Пойдем, что покажу, – хватаю ее за руку и тяну в сарай. – Может, еще и покакаешь заодно.

– Я не пойду никуда с тобой, дурак! – сопротивляется Забава, но я упрямо веду ее следом. – Учти, что если ты меня напугаешь, то я тебя ночью подушкой придушу!

– Не шуми, – негромко говорю и включаю фонарик.

Идем с ней, держась за руки. Ее рука холодная и я ловлю себя на том, что поглаживаю тонкие пальцы, в попытке согреть. Отпускаю, недовольно хмурясь. Что это за нежности?

– Смотри, – показываю наверх.

– Мамочки! – шепчет Забава, глядя на потолок. – Сова!

– Прикольная, да? Смотри, жрет кого-то.

Сова сидит на балке под высоким потолком и, придерживая когтистой лапой что-то небольшое, увлеченно потрошит его.

– Фу, крысу, похоже, – брезгливо морщит нос девчонка, но взгляда не отводит.

Вдруг сова внезапно орет и мы одновременно вздрагиваем. Забава в секунду оказывается возле меня и я с ухмылкой обнимаю ее за плечи.

Не такая уж и ледяная ты, королева снежная.

– Не бойся, – довольно хмыкаю, ощущая дрожь тела под пальцами, – сегодня нас никто не сожрёт. А вот если окна не закроем, грозим не дожить до нового года. Пошли. Пусть птичка ужинает. А нам с тобой ещё делить территорию.

Возвращаемся в дом. В кухне уже ощутимо тепло, но в других комнатах все ещё холодно. Подкладываю дров в печь.

Хрен его знает, как правильно топить эту махину. Был бы интернет, я бы загуглил. Да нет, я бы вызвонил пацанов и уже через несколько часов был бы дома. Но не в этот раз, блин.

А в планах был клуб, пара свиданок, новый год на базе отдыха. Вот там кипешь будет, когда я не появлюсь в сети несколько дней.

Захожу в комнату и вижу, как Забава стоит возле окна и вглядывается в темноту.

– Что ты там интересного увидела? – хмыкаю, приближаясь.

– Сам посмотри. Ни в одном окне свет не горит. Деревня заброшенная совсем.

– Уууу, – понижаю голос. – Самое место для маньяков и страшных истооорий.

– Иди в жопу, – хмыкает Забава и тянется к распахнутым рамам.

Усмехаюсь и иду к другому окну, закрываю створки, которые поддаются с большим трудом. Дом перекосило от времени.

Внезапный визг заставляет меня обернуться.

Хруст и треск дерева режет по ушам. Вижу, как девчонка ныряет в оконный проем. Бросаюсь к ней, хватая за ноги.

Рама выпала и чуть не увлекла за собой Забаву. Она висит вниз головой в пустом проеме окна и не может выбраться. Пищит что-то, нелепо дрыгаясь.

Придерживая ее за бедра, аккуратно извлекаю обратно. Не упускаю возможности потискать задницу, что так и манит магнитом. Уж больно... кругленькая. Подтянув, перехватываю под грудь и прижимаю Забаву спиной к себе. Даже сквозь верхнюю одежду чувствую, как под ребрами бешено колотится ее сердце.

Стоим в обнимку и смотрим на дырку в стене.

– Пиздец ты хозяюшка, – усмехаюсь ей на ухо.

Забава отталкивает мои руки и отходит на шаг.

– Рама прогнила, – хмурится обиженно, потирает живот и аккуратно выглядывает на улицу.

Выглядываю следом. Повезло, что под окном рыхлый сугроб и деревяшки не развалились на части.

– Давай-ка, ты поищи молоток и гвозди, – вздыхаю, – а я пойду достану его.

Тащу окно обратно в дом, утопая в сугробах. Всегда любил зиму, когда жил в городе. Сейчас мое отношение к снегу немного изменилось. Пару раз споткнувшись обо что-то и чуть не завалившись вместе со своим грузом, матерюсь сквозь зубы. Шмот и так промок, теперь еще сверху налипло нового снега и тело ощутимо знобит от холода.

Взобравшись на крыльцо, перевожу дух, и тащу окно дальше.

Забава ждет меня в комнате.

– Нашла? – ставлю окно к стене и отряхиваю вещи.

– Да, на террасе лежали.

Беру ржавый молоток в руки, кручу, разглядывая. Как бы не развалился и он.

Вздыхаю, осматриваю раму. На удивление, даже стекла остались целы. Подбиваю гвоздями там, где рассыпалось дерево.

Вставляю ее в окно. Забава придерживает, я прибиваю к бревнам. Пытаюсь закрыть, но что-то мешает. Дергаю посильнее. Рамы закрываются, но по одному стеклу тут же идет трещина.

– Ммм, какой ты рукодельный! – усмехается рыжая, а я закатываю глаза.

– На себя посмотри. Я что, каждый день окна вставляю? – отбрасываю молоток на стол.

– Ой, да ладно, ладно, не психуй, – поднимает она руки, сдаваясь. – Пальцы под пистолет заточены, понимаю.

Резко притягиваю ее к себе за ворот пуховика.

– Не только, – усмехаюсь, приближаясь к губам. – Показать еще под что?

Отбивает мои руки, обиженно сопя.

– Ладно, давай спать уже ложиться. – стаскиваю куртку.

– Погоди, – зовет Забава и кусает губу, будто сомневается. – Проводи меня на улицу, пожалуйста.

– Зачем, – оборачиваюсь и вижу, как ее щеки начинают гореть румянцем.

– Я писать хочу.

10. Забава

– Хотя нет, я передумала! Не надо меня провожать. – отворачиваясь от сводного, быстро ухожу из комнаты.

Кажется, что щеки пылают огнем. И что меня дёрнуло его попросить? Если за все это время на нас никто не напал, значит, тут никого и нет. И все мои страхи только в моей голове.

Наверное, это самый удачный момент избавиться от них. Беру ту самую лопату, которой чуть не убила Мирона и смотрю на нее, усмехаясь.

Я ведь была почти готова броситься ему на помощь. Возможно, потому что понимаю, что без него здесь выживу вряд ли. Хотя и с ним шансов… не много.

Как только он появляется рядом всё идёт наперекосяк. Эти его вечные приколы с попытками напугать… удачными попытками напугать!.. бесят жутко.

Я пугаюсь, как ребенок, а он и рад стараться. И моя реакция меня тоже жутко злит.

И я даже не знаю, зачем попросила проводить меня на улицу. Я же прекрасно понимаю, что он что-нибудь придумает и я буду нестись из сугроба, сверкая голой пятой точкой ему на радость.

Кошусь на сарай и ежусь.

Нет, уж лучше на улицу. Там просто темно. А тут темно и крысы. Разворачиваюсь и вздрагиваю.

– Да е-мое! – подпрыгиваю.

Мирон молча стоит в дверях кухни и смотрит на меня.

– Ты задолбал пугать! – сжимаю лопату со злостью. – Что ты вечно подкрадываешься?!

– Вообще-то, – усмехается он, – я только подошёл. Это ты, психованная, дергаешься по любому поводу. Пошли.

– Не надо меня провожать, – сверлю ему взглядом спину, но все же иду следом. Просто нам пока что в одну сторону.

– Я не переживу, если тебя сожрут волки. Я же со скуки тут сдохну.

Волки? А ведь реально рядом лес, буквально в нескольких десятках метров.

– Да нет тут никаких волков, – фыркаю, стараясь придать голосу твердости. Опять он начинает меня запугивать.

– Я бы не стал сильно обнадеживаться. – Мирон открывает засов на двери и выглядывает на улицу. – Иди.

– Ага, а ты закроешь меня снаружи. – усмехаюсь.

Мир оборачивается ко мне и скрещивает руки на груди.

– Ведро принести?

Хмурюсь и, включив фонарик и сжимая лопату, обхожу его и спускаюсь с крыльца. Заворачиваю за дом.

Где-то же здесь должен быть деревенский туалет. Ну, такой, маленький домик.

– Ты куда пошла? – заглядывает сводный за угол.

– Искать туалет, – бурчу, повернувшись к нему.

– С дуба рухнула что ли? Тут везде туалет. – разводит он руками в стороны и ногой раскидывает сугроб, очищая маленькую площадку от снега. – Вот, пожалуйста.

– Издеваешься? – смотрю на него.

– Я? Это ты с ума сходишь. Провалишься ночью в дыру какую-нибудь, я тебя не буду вытаскивать.

Да, перспектива, конечно, так себе. Вздохнув, возвращаюсь обратно и смотрю на очищенное от снега место. Мирон, хмыкнув, отворачивается и, запихнув руки в карманы штанов, смотрит куда-то вдаль.

– Отойди, – прошу его.

Слышу, как он тихо цокает языком и уходит в сторону крыльца. Озираюсь по сторонам и очень-очень быстро стягиваю с себя штаны. Живот даже ноет от того, что слишком долго терпела.

Внезапно над головой вспыхивает яркий свет и тут же погасает.

– Ой, – слышу с крыльца. – Извиняюсь. Зато я нашел выключатель наружного освещения.

Притаптываю ногой снег, чтобы скрыть свои следы, потому что чувствую себя не уютно. Мне не хочется, чтобы мой сводный кошмар потом усмехался надо мной и сравнивал с собакой.

Возвращаюсь обратно почти бегом.

Неуютно. Тревожно.

– Все? – хмыкает Мирон и уходит вместо меня за угол.

– Тебя… покараулить? – уточняю я ему вслед, отставляя лопату в угол между домом и крыльцом.

– Можешь подержать, – доносится смешок. Поджимаю губы и ухожу внутрь.

За печкой я видела шкаф. Возможно, там есть какие-то одеяла? Подушки. Хоть что-нибудь. В доме все еще ощутимо холодно.

Слышу, как скрипят полы и шоркает по дереву дверной засов. Открываю шкаф и с радостью нахожу там подушку с одеялом. Иду обратно в комнату, где Мирон уже разбирает диван. Под ним тоже лежит подушка и простыня, но одеяла нет.

– Хм, – смотрит он на то, как я прижимаю мою добычу к груди. – По-моему, это судьба.

– Ага, разбежался, – усмехаюсь.

– Тогда спи на кресле, – он кидает подушку на диван и заваливается спиной ко мне, укрывается тонким пледом кое-как. – И свет выключи.

Стою и смотрю на него. Лежит на диване в куртке и ботинках, поджав ноги, потому что с трудом умещается в длину. Перевожу взгляд на кресла. В принципе, они довольно большие и массивные. Можно попробовать из них что-нибудь соорудить.

Выдвигаю одно, с усилием дергаю на себя. Оно с громким дребезжанием скребет по деревянному полу и поддается с большим трудом. Пыхчу, тяну на себя второе. Сводный же принципиально даже не шевельнулся на мои перестановки.

Далеко отодвинуть от окон не могу, но кое-как стыкую их между собой. Получается небольшая люлька. Устало выдыхаю, выключаю свет и трусцой бегу к своей импровизированной кровати.

Запрыгиваю, тут же укрываясь одеялом по шею, и смотрю в потолок. Страшно, аж поджилки трясутся. Не могу уснуть. Разные мысли лезут в голову.

А вдруг начнется пожар? Одеяло и подушка какие-то влажные и пахнут сыростью. Места мало и ногам не удобно. В окна вижу черные ветки деревьев и снежное небо. И мне ужасно неуютно.

Несмотря на то, что окна в этом доме довольно высоко, есть ощущение, что сейчас кто-нибудь заглянет в них.

Жмурюсь и с трудом вылезаю из своего убежища. Быстро задергиваю шторы и забираюсь обратно в кровать, снова укрываясь почти с головой.

Тело дрожит от того, как сильно промерзло и от того, сколько адреналина сегодня получило.

Я съеду от мамы и отчима сразу, как только мы выберемся отсюда. Уже давно было пора. А с таким воспитателем и подавно.

Прислушиваюсь к звукам.

Мы с Мироном тут одни. Но дом поскрипывает и потрескивает, будто живет своей жизнью. Возможно, это из-за того, что он прогревается. А может в нем много кто… живет. Я вспоминаю про крыс и укрываюсь сильнее. Они же переносчики кучи болезней. Лишь бы не напали.

11. Забава

Распахиваю глаза и прислушиваюсь. Тишина. Только закрываюсь одеялом, как снова слышу протяжный скрежет и глухой звук. Кровь холодеет в жилах и я подскакиваю на кровати, моментально просыпаясь. За доли секунды оказываюсь возле Мирона.

– Блин! – вздрагивает он, когда я переваливаюсь через него. – Поаккуратнее нельзя?

Сонно что-то еще буркнув, отворачивается.

– Мирон, – зову шепотом и термушу его за плечо. – На улице кто-то есть.

– Мне его внутрь позвать? – зевает он, не оборачиваясь. – Успокойся, какой-нибудь зайчик.

– Какой зайчик? – стону и снова трясу его. – Оно скребет по стене и громыхает там.

– Ну, хорошо. – разворачивается сводный на спину и смотрит на меня. – Допустим, это волк. И? Дверь закрыта, никто не заберется.

– Нет! – выдыхаю шепотом. – Оно скребло высоко, на уровне окон.

– Ты замеряла, что ли? – хмыкает он. – Ну, допустим. И кто это? Твои предположения?

Пожимаю плечами. Мне кажется, это какой-нибудь монстр. Страшный, который заберется в окно и сожрет нас. Но, не озвучивать же Мирону этот бред?

– А вдруг это какие-нибудь воры?

– За ржавым молотком из леса пришли, – усмехается он, снова отворачиваясь на бок. – Спи.

Вздохнув, обхватываю колени руками и медитирую на окна. Если мелькнет какая-нибудь тень, я снова разбужу Мирона. У него есть пистолет, он сможет отбиться.

Упираюсь подбородком в ноги и протяжно зеваю. Глаза начинают слипаться, но я борюсь со сном, то и дело вздрагивая и поднимая голову.

– Да ложись ты уже, я тебя ото всех спасу, – слышу будто сквозь вату и проваливаюсь в темноту.

Открываю глаза и первые секунды не понимаю, где я. Потом память стремительно возвращается и я скашиваю взгляд в бок.

Я лежу в объятиях сводного брата. Он крепко спит, закинув на меня руку и ногу, и обжигая мою щеку горячим дыханием. Мы накрыты моим одеялом, а вместо подушки я использую вторую руку Мирона.

В доме прохладно. В комнате полумрак, но уже все отчетливо видно. И я разглядываю его, спящего, лежащего слишком близко ко мне. Не знаю, за что заносчивым высокомерным гадам достается такая внешность. Было бы гораздо честнее, если бы доброму человеку доставалась красота, а злому наоборот. Идешь по улице и сразу понятно: вот этот – святой человек, а этот где-то накосячил в жизни.

Но отрицать то, что Мирон – красивый, я не могу. Я, помню, знатно растерялась, когда увидела его в нашу первую встречу. Он вообще не похож на бандита. Вот на богатенького мажора – да. Удивил вчера, что у отца денег не берет. Хотя, может, врет просто.

Аккуратно шевелюсь под его объятиями, чтобы размять затекшие мышцы, и тут же чувствую, как его пах напрягается.

Замираю, краснея. В принципе, понимаю, что он спит и это просто физиология, но все равно жутко неудобно.

Стараясь как можно меньше его тревожить, приподнимаю тяжелую руку, обвивающую мою талию, и отворачиваюсь на бок. Не успеваю толком отстраниться, как Мирон притягивает меня обратно, впечатывая спиной в грудь, а ягодицами в налитый бугор. Выдыхаю, переставая дышать.

Мирон еще как специально толкается бедрами вперед, потираясь своим членом об меня, а потом снова замирает и я слышу над ухом его размеренное сопение. Неловкий момент.

Чувствую, как сердце колотится в груди. Но лежу, сжав ноги, и не шевелюсь. Я не знаю, что для меня сейчас страшнее: лежать в таком положении или сбежать и показать, что он меня смущает.

Закрываю глаза, стараясь дышать глубже. В принципе, мне почти нормально. Тепло и не страшно. Я даже начинаю дремать, когда чувствую, как горячая рука ныряет мне под толстовку и движется к груди.

– Ммм, Крис, – сонно тянет сводный и опять впечатывается в меня бедрами, одновременно нагло накрывая ладонью грудь.

Меня будто парализует от неожиданности. Я не понимаю, во сне это или нет. Тело реагирует мурашками и легкой дрожью. Сглатываю, когда рука ползет обратно вниз. Пока решаю, будить его или нет, он легко поглаживает мой живот.

– Хочу те… – расслабленно начинает Мирон и замолкает.

Его пальцы останавливаются в районе резинки штанов и я едва сдерживаю облегченный выдох.

– Бля. – тихо шепчет он и аккуратно отстраняется, вытаскивая руку из-под моей головы. Встает с дивана и уходит из комнаты. Только тогда громко выдыхаю и устраиваюсь поудобнее. Слышу, как сводный выходит на улицу и снаружи опять раздается тот странный звук, что испугал меня ночью. Подскакиваю на диване, сбрасывая одеяло, и выбегаю из комнаты.

– Мирон! – выскакиваю на улицу и, взвизгнув, отворачиваюсь.

– Забава! – рычит он, отворачиваясь одновременно со мной.

– Ты не мог поссать в другом месте? – возмущаюсь и смотрю на стену, по которой вчера кто-то шкрябал. Вижу в углу штыковую лопату, что я там оставила. Черенок в налипшем снегу. Беру ее, вожу черенком по деревянной стене и усмехаюсь. Вот оно какое, ночное чудище.

– Кого мне стесняться-то? Тут нет никого! Я ж не думал, что ты меня будешь преследовать.

– Извини, – развожу руками.

– Завтрак иди готовь, хозяюшка, – хмыкает он и берет в руки горсть снега, растирает лицо.

Смотрю на него и понимаю, что да, воды-то у нас нет.

Повторяю. Набираю в ладони снежок и прикладываю к лицу. Он тает на разгоряченной после сна коже и приятно холодит ее.

– Я там ссал вчера.

– Фуууу!​​​​​

12. Забава

– Да я шучу! – хохочет Мирон, пока я вытираюсь рукавом. – Да честно шучу!

– Ты отвратительный! – хватаю горсть снега и кидаю в него, а он ловко уворачивается. Второй порцией попадаю ему за шиворот.

– Ау! Ау! Зараза! – прыгает он и вытряхивает его из-под одежды, потом обхватывает меня за талию и под мои визги сажает в сугроб. – Кровь за кровь. Все. Пошли чай пить.

Мир протягивает мне руку и я со вздохом берусь за нее. Встаю на ноги.

– У нас нет воды, – усмехаюсь. – Нам надо набрать ведро снега и его растопить. Поэтому, ПОЖАЛУЙСТА, выбери для себя какое-нибудь одно место для туалета. А лучше найди где тут настоящий.

Мирон озирается и я, наконец, тоже осматриваюсь.

Большая территория огорожена деревянным забором. Все заметено снегом. Вдали, за домом сад и какой-то небольшой домик, явно поновее, чем тот, в котором мы живем.

– Сейчас позавтракаем и пойдем на разведку, – хмыкает сводный. – Может, тут люди есть все-таки? И телефон какой-нибудь найдется.

– Рэм Алиевич все равно за нами не приедет.

– А друзья на что? – хмыкает Мирон. – Пацанам позвоню и они тут же примчат.

Киваю. У меня нет друзей на машинах. Да и подруг… не много. Но говорить об этом я не хочу. Не такое сладкое у меня было детство, чтобы вспоминать о нем.

Заходим в кухню. Мирон открывает дверцу и подкидывает дров в печь.

– Потухли. Придется заново разжигать. – ворчит, доставая газету. – Нужно еще наколоть… Блин, куда я топор дел?

– В терраске у двери стоит, – отзываюсь и забираю ведро для воды из-под стола.

Выхожу на улицу и тщательно мою его снегом. Потом отхожу подальше и им же наполняю ведро, тщательно утрамбовывая. Если мы поставим его в печку, снег быстро растает и мы сможем добыть питьевую воду.

Захожу обратно в дом, когда из дверцы опять пахнет сырым деревом и жженой газетой.

Мирон стоит и пытается ключами открыть вино. По виду – психует.

– Ты чего? – хмурюсь.

– Еще скажи: “Это на новый год.” – ехидно улыбается и, наконец, продавливает пробку. Протягивает мне. – Будешь? Я пить хочу, не могу.

Тоже хочу пить. Но вино… С утра?.. Хотя, здесь кроме нас и нет никого. Кто осудит?

Беру из рук Мирона бутылку и делаю несколько глотков. Возвращаю. Он как-то уважительно что ли смотрит на меня и тоже прикладывается к горлышку.

Завороженно смотрю, как медленно двигается его кадык на напряженной шее.

– Фух! – отлепляется он от горлышка и снова тянет мне. – Жить будем.

– Но не счастливо и не долго, – хмыкаю и тянусь рукой в горнило, чтобы проверить, тепло ли там или совсем остыло. – Алкоголь выводит жидкость из организма. Совсем скоро ты снова захочешь пить. Остыло почти. Иду к старой газовой плите.

– Не работает, я проверил. Там в террасе баллоны с газом стоят, их можно подключить к ней. Но что-то я ссу, если честно, экспериментировать.

Вздыхаю. Газ - это страшно. Если рванет, мало не покажется.

– А давай на улице костер разведем? – предлагает Мир. – Это быстрее. Там, кажется, мангал стоит в сугробе.

– Я не умею костер разводить, – признаюсь.

– Да ладно? Ты что, в поход никогда не ходила?

– Представь себе, ходила. Только костер не разжигала. – тянусь за вином и делаю еще глоток. – Иди, жги. Я пока придумаю, в чем и что готовить.

Мирон уходит, а я открываю холодильник и пытаюсь вспомнить, что он не ест. По-моему, ничего не ест, поэтому достаю пакет гречки, кусок мяса в вакууме, картошку, лук и морковку. Пока мы приготовим, уже, наверное, будет обед.

Нахожу пару кастрюль и соду. Отлично. Подогреваю немного снега в теплеющей печке и стараюсь как можно тщательнее их отмыть, потому что фиг знает, кто в них мог лазить. Выхожу на улицу, чтобы посмотреть, как идут дела. Вижу, что почти у входа стоит мангал, а из-за дома доносятся глухие удары. Иду на звук, заворачиваю за угол и на секунду застываю, потому что Мирон по пояс голый рубит дрова.

Пялюсь на то, как красиво двигается его тело при каждом взмахе, как перекатываются бугры мышц, и одергиваю себя. Хмурясь, направляюсь к нему.

– Заболеешь.

– Блядь! – подпрыгивает он от неожиданности и быстро оборачивается. Вижу, как тяжело дышит и изо рта вырываются облачка пара. – Ты зачем к человеку с топором крадешься, безумная?

– Неприятно, да? – усмехаюсь злорадно. – Говорю: оденься, заболеешь. У нас таблеток нет.

– Не заболею, – отмахивается Мирон и морщится, глядя на ладони. – Жарко.

– Заноза? – киваю на руки.

Мир показывает мне ладони, на которых образовались и уже лопнули мозоли.

– Ну, я же говорила, что руки под пистолет заточены. – вздыхаю.

– Иди отсюда, женщина. – он гневно сверкает на меня глазами. – Твое место на кухне. И дрова захвати.

Набираю охапку дров и иду обратно к дому. Складываю их на крыльце и иду за следующей партией. По пути кошусь на какой-то покосившийся домик, пристроенный к сараю, и с опасением предполагаю, что это туалет. Отгребаю ногой от двери снег и аккуратно тяну дверь за ручку.

– Какой ужас, – хнычу тихонько, потому что туалет похож на какую-то декорацию из фильма ужасов: краска на деревяшках облупилась и от нее почти не осталось следа, на стенах – куски старой паутины с дохлыми мухами и скрюченными пауками. В углу на потолке осиное гнездо с кулак. Внизу небольшой постамент с прогнившими досками и зияющей темной дырой посередине.

– О, нет, – закрываю дверь и аккуратно отхожу. – Обойдемся.

Забираю еще одну охапку дров под пристальным взглядом Мирона. Он снова останавливается передохнуть, когда я подхожу. Вижу, что волосы и шея влажные от того, как усердно работает. Даже стыдно становится, что я шляюсь туда-сюда просто так.

Возвращаюсь в дом и нахожу полотенце в шкафу. Приношу ему.

– Зачем? – усмехается он, но все же забирает его у меня и быстро обтирает влажную кожу.

– Потому что я так сказала. Не спорь со мной. – вытираю ему спину. – Одевайся уже.

13. Забава

Мирон снимает зубами хлеб и кусок сала, медленно жует, глядя перед собой, потом выплёвывает в снег и запивает вином. Молча протягивает мне импровизированный шампур и качает головой.

– Значит, ты не голодный, – усмехаюсь, забирая у него сало и с удовольствием хрущу поджаренным ароматным хлебушком. – Мне больше достанется.

Пока все равно ничего не делаешь, набери ещё снега.

– У меня лапки, – демонстрирует он мне ладони с мозолями, но все же уходит в дом и возвращается с остатками печенья и ведром.

Смотрю, как набирает снег и качаю головой.

– Ты его хоть утрамбуй, – кричу.

– Слушай, иди отсюда, – оборачивается Мирон. – Без тебя разберусь.

Усмехаюсь и ухожу в дом, чтобы накрыть на стол.

Вообще, на этой кухне не помешала бы генеральная уборка, но пока слишком холодно и отмывать все вокруг ледяной водой совершенно не хочется.

Убираю со стола все лишнее, протираю потрепанную клеёнку и расставляю тарелки и чашки.

Если абстрагироваться от всего, что произошло, то пока тут довольно терпимо.

– Слушай, там все булькает, – заглядывает Мирон в кухню и ставит на пол ведро.

– Сделай потише, – отвечаю на автомате. Оборачиваюсь к сводному и замираю, поймав на себе растерянный взгляд и поняв, что ляпнула.

Внезапно одновременно начинаем ржать. Хохочем до слез, кажется, больше друг над другом, чем над моей нелепой фразой.

– Да ты просто гений, – выдыхает Мирон со стоном и, откашливаясь, уходит.

Слушаю скрип его шагов по деревянным половицам и вздыхаю. Что нам мешало нормально общаться изначально?

– Эй, ведьма! – зовёт он меня громко. – Мне кажется, твое зелье убегает!

– Лови его! – кричу в ответ, усмехаясь.

Ах, да, вот это. Дебильные подколы и павлиний хвост.

Когда еда, наконец, готова, я разливаю по тарелкам суп и раскладываю гречку.

Аромат такой, что во рту скапливается слюна.

Мирон садится за стол и разглядывает свои тарелки с сомнением.

– Слушай, не отбивай аппетит, – беру кусок хлеба и, зачерпнув ложку супа, дую и аккуратно пробую. – Ммм, как вкусно! С дымком!

Сводный нехотя берет ложку и пробует. Поглядываю на его реакцию, когда первая порция отправляется в рот.

Он снова задумчиво жует, глядя перед собой, а я сжимаю в руке ложку, готовая дать ему в лоб, если он сейчас опять выплюнет.

Но нет, Мирон продолжает есть.

– Вкусно? – улыбаюсь.

Он неопределенно вертит рукой в воздухе.

– Более-менее.

– Буржуй, закормила тебя Крис твоя, – усмехаюсь и охреневаю в ту же секунду.

Я готова сейчас сама себе язык откусить.

– Надо же, какая осведомленность, – хмыкает Мирон. – Справки обо мне уже навела?

– Много болтаешь во сне, – окусываюсь. – Полночи не затыкался.

– Да не смущайся так. Я привык, что бабы бегают за мной.

– Пф! Много чести! – закатываю глаза. – Не всем нравятся раскачанные наглые мажоры.

– Всем, – пристально смотрит на меня Мирон. – Рыжие так прикольно краснеют.

Я чувствую, как щеки начинают гореть ещё сильнее и бешусь от этого.

– Пятнами. – добивает меня.

– Я тебе напомню, что это ты то и дело появляешься на моем пути!

– Ой, один раз всего приехал помочь. – пожимает сводный плечами.

– Да конечно, – щурюсь. – Домой к нам припёрся и доставал меня, на свадьбе родителей рядом сел.

– Ты о себе слишком высокого мнения, сестрюнь, – усмехается Мир. – Дома я у вас был по работе, на свадьбе так поставили таблички.

– Лазил по моей страничке, – добиваю с улыбкой.

Как-то я увидела видимо случайный лайк от него, потому что он быстро исчез.

– Да тебе в разведку надо, – хмыкает Мирон. – Я ж должен был посмотреть, что за родня у меня. Так что, не переживай. На фотки не дрочил. Можно подумать, ты не поинтересовалась, кто я такой, и не попускала слюни на фотографии?

– Нет! – возмущаюсь.

Посмотрела, конечно же. Просто аккуратно, чтобы никуда не тыкать.

Фотографии у него, на самом деле, очень классные. Видно, что его фотографировал человек, который хорошо знаком с композицией. Но понтов там – мама не горюй. Посмотрела, глаза позакатывала, и все. Обошлось без слюней.

– Опять краснеешь, – усмехается сводный и отодвигает пустую тарелку. – Ладно, нормальный суп. Не как у Крис, конечно, но сойдёт.

Скриплю зубами. Мало какой женщине понравится сравнение с другой, даже если это сказано человеком, которому хочется поправить корону. Лопатой.

– Гречка, ммм! – делает счастливое лицо Мирон и вздыхает, придирчиво разглядывая еду во второй тарелке. – Обожаю.

Снова смотрю концерт с принюхиванием.

– Ну, не как у Крис точно, – хмыкаю. – Придется пострадать. Зато как вернёшься, начнёшь ещё больше ее ценить. Если она тебя дождется, конечно.

Мирон перестает жевать и сверлит меня взглядом.

– А тебя, походу, никто не ждёт, да?

Обидно сейчас было. Но я улыбаюсь.

– С недавних пор я целая.

Мир хмыкает, выковыривая мясо из тарелки.

– Мужику можно позавидовать. И сколько он тебя выдержал?

– Ой, давай вот без этого. Это я его бросила.

– А он очень расстроился, видимо? – усмехается это непробиваемое чудовище.

– Господи, у тебя на все ответ найдется? – возмущаюсь.

Мирон лишь довольно кивает и я замолкаю. Ем свою гречку, глядя в тарелку.

– Спасибо, – отодвигает он тарелку с оставшейся крупой. – Сейчас чайник принесу.

– Э, а доедать кто будет? – хмурюсь.

– Пощади, хозяйка, – прикладывает сводный руку к груди. – Я и так подвиг совершил.

После чая заваливаюсь на диван и листаю найденный в террасе романчик. В доме уже более-менее тепло, но ноги все равно мёрзнут, поэтому я укрываюсь одеялом, погружаясь в чтение.

Мирон заходит с улицы и, недовольно покосившись на меня за то, что я заняла его место, скидывает куртку и заваливается в мою колыбель. Его ноги при этом лежат на спинке и даже в таком положении торчат над ней.

14. Забава

Небо темнеет на глазах. А я боюсь темноты. Но я не знаю, чего я сейчас боюсь больше.

Вздыхаю и, взяв в руки штыковую лопату, направляюсь в сторону калитки. Хоть какое-то оружие. Прогребаюсь по сугробам до дороги. Сейчас это получается проще, чем казалось в первый раз. То ли потому, что мы примяли снег, то ли тело немного привыкло к ходьбе с препятствиями.

Кошусь в сторону леса и иду в противоположную сторону по колее, оставшейся от внедорожника отчима. Вижу протоптанные в сугробах следы возле соседнего дома.

Зову Мирона опять и с надеждой вслушиваюсь в тишину.

– Найду – закопаю, – выдыхаю пар в воздух и, кряхтя, лезу в снег по пояс.

По следам обхожу темный дом, то и дело озираясь по сторонам. Чувствую себя какой-то преступницей, посягнувшей на чужую территорию.

Переборов страх, заглядываю в покосившиеся окна, но везде ни души.

Вернувшись к крыльцу, смотрю на дверь, с которой сбит замок и понимаю, что Мирон мог заходить туда.

– Ну, если ты меня напугаешь и я не умру от разрыва сердца, – грожу пустоте и тянусь к ручке, – пеняй на себя.

Распахиваю скрипучую створку и трясущейся рукой достаю телефон. Подсвечивая себе, медленно захожу внутрь. Уговариваю свои трясущиеся колени, что дом, в котором мы живем, тоже выглядит так себе, но ничего страшного, кроме крыс, совы и Мирона там нет.

Прохожу в темную, холодную избу. Заглядываю в каждый уголок. Мирона нет. Пулей вылетаю обратно и перевожу дыхание, опираясь спиной на дверь. Но отдыхать особо некогда. Потому что я не хочу ползти обратно ночью. А впереди еще есть дома, которые нужно проверить.

В следующий дом тоже ведут следы. В этот раз морально готовиться решаю на ходу. Дом уже потихоньку утопает в темноте. А я не настолько смелая. И хорошо бы Мирону найтись здесь.

Ноги уже гудят к тому моменту, когда я добираюсь до входа. А еще нужно идти вокруг. Опираюсь о лопату и, немного постояв, решаюсь оставить ее, потому что сил таскать с собой туда-сюда дополнительную нагрузку уже не хватает.

– Мирон! – зову на всякий случай, уже не ожидая услышать ответа.

С трудом поднимаю ноги, перешагивая сугробы. Даже падаю, не удержавшись. Тело уже горит от напряжения, а одежда и обувь становятся тяжелее, впитывая в себя влагу.

Будет очень смешно, если я его тут ищу, а он уже где-нибудь недалеко от Москвы.

– Если я выживу, – выдыхаю, шмыгая носом, – я вообще больше с мужиками никогда не свяжусь. Проблемы от них одни. Мирон, ты где?!

Хочется сесть жопой в сугроб, плакать и ждать доброго Морозко. Но, увы, в сказки я перестала верить довольно рано.

Устало поднимаюсь на крыльцо, толкаю дверь. Интересно, что тут искал мой родственничек, кроме связи? И снова меня встречают темнота и тлен, которые уже становятся чем-то привычным, но сердце все равно колотится от тревоги.

Шарахаюсь от какого-то длинного халата, висящего на стене на гвозде, с опаской заглядываю в темные закутки с сухими вениками под потолком и разными баночками в стеклянном шкафу. Как будто в дом ведьмы попала. В мыслях будто по запросу всплывают какие-то кадры из ужастиков.

От этого становится еще страшнее и я бегу на выход, напугав саму себя до панического ужаса.

– Господи, хоть бы он уехал с друзьями и больше не было нигде следов, – стону, пробиваясь наружу с ощущением, что мне в спину кто-то пристально смотрит. Обернуться и проверить, что там никого нет, не хватает храбрости.

– Мирон!!! – кричу, выбежав на дорогу и закрывая лицо ладонями. Прохожусь вдоль колеи.

Вижу еще следы. К счастью, только к одному дому. Дышу в окоченевшие руки, сделав лодочку и стараясь унять панику.

Еще один и все. И моя совесть чиста. Потом я вернусь домой, закроюсь на засов и лягу спать. И никто ко мне не залезет, потому что тут никого нет. Ни-ко-го.

Без телефона уже не видно практически ничего, поэтому я не выключаю фонарик, все сильнее ощущая давление темноты. Тут Мирон наследил сильнее, обходя какие-то сараи, поэтому мне приходится заглядывать и туда. И я не понимаю: если он искал людей и не нашел, то куда делся? А если смог поймать связь и уехать, то почему у меня ничего не ловит?

Боюсь, точно что-то случилось. Но я хожу по его следам, проверяю каждый уголок в доме. И не могу понять, что произошло.

Обреченно захожу в последнее на сегодня заброшенное жилище, огибаю напольную вешалку в коридоре и, покрутившись в маленьком пространстве и не увидев ничего, что могло бы показаться мне странным, с горечью понимаю, что это провал. Фонарик внезапно выключается, а следом за ним и экран телефона. Сердце тут же ухает в пятки.

Оказываюсь в абсолютной темноте. Бросаюсь к выходу и врезаюсь во что-то твердое. Больно прикладываюсь головой и падаю. Взвизгиваю, запоздало осознавая, что врезалась в вешалку. Шарю руками в поисках выпавшего из рук телефона. Трясущимися руками убираю его в карман и на четвереньках выползаю на крыльцо, потому что ноги, кажется, отказали от страха.

Сажусь на холодную деревянную ступеньку, набираю горсть снега и всхлипываю, приложив его к ноющему лбу. Вокруг – темнота. Мирон не нашелся. Я одна. До дома не так уж и далеко, но у меня будто моментом выкачали все силы. И даже если сейчас сзади я услышу какой-нибудь шорох, то просто не смогу убежать.

Но вокруг тишина. И ни души. Ветер гонит сизые снежные тучи.

Проревевшись, из последних сил поднимаюсь на ноги. Возвращаюсь на дорогу. Медленно переставляя ноги, бреду в сторону дома. Единственное место, которое тускло светится в этом забытом богом месте.

Дохожу до конца колеи и делаю шаг в сторону калитки. Кошусь на темный лес неподалеку, когда тучи на секунду расступаются, и, кажется, замечаю движение.

– Мирон! – вскрикиваю с надеждой, оборачиваясь и вглядываясь в темноту, но мое горло тут же сжимает спазмом от ужаса.

На краю леса стоят две собаки. Только вот... откуда в нежилой деревне собаки?

15. Забава

Волки!

Они вышли из леса, видимо, почуяв запах еды. Один нюхает снег, второй тянет носом воздух, будто не сильно интересуясь мной.

Меня парализует от страха. Стою и смотрю на них, боясь пошевелиться.

Вокруг сугробы. Бежать, утопая в снегу, провальная затея. Они настигнут меня в два счета.

А что… если они напали на Мирона и загрызли его?

Страх разливается по телу и обжигает, как кипяток. Вспоминаю о том, что оставила лопату возле вполне безобидного домика ведьмы.

Прижимаю руки к груди и делаю медленный шаг в сторону калитки. Шанс убежать, наверное, один к десяти. Но, может, они не очень голодные и не нападут, если я не буду вести себя, как добыча? Главное, не поворачиваться спиной.

Делаю еще один аккуратный шаг. Темнота мешает контролировать происходящее, размазывая силуэты. Но я вижу, что волки тоже начинают плавно двигаться в мою сторону, то и дело принюхиваясь.

Пульс резко подскакивает так, что в ушах начинает шуметь. Выдыхаю, и медленно расстегиваю куртку. Скидываю ее на снег, чтобы не мешала если придется бежать. А еще надеюсь, что волки отвлекутся на ее запах. Шаг за шагом пячусь к дому.

Интересно, если я доберусь до калитки и закрою ее, это их задержит или они перепрыгнут через забор?

Внезапно один из волков поскуливает, а потом коротко воет, а у меня от этого звука все волосы на теле встают дыбом. Непроизвольно начинаю идти быстрее.

Слышу в стороне дома какой-то шорох и резко оборачиваюсь. В глазах темнеет. От страха кажется, что я вижу силуэт человека в дверном проеме…

Волки тут же издают громкое рычание и я срываюсь на бег. Падаю в снег.

Неожиданно два громких хлопка разрывают ночную тишину. Вскакиваю на ноги.

– Забава! – возле меня внезапно оказывается Мирон и я вижу его огромные ошарашенные глаза. Он рывком вытаскивает меня из сугроба и, прижимая к себе, быстро ведет в сторону дома. Цепляюсь в его толстовку и лишь слышу свое громкое дыхание, срывающееся на истерические всхлипы.

Уже когда забегаем в террасу и Мирон закрывает дверь на засов, вижу, что он босиком.

– Простудишься же, глупый! – смотрю на него сердито, а свет внезапно меркнет.

– Чшш, – слышу над ухом, когда вздрагиваю, выныривая из темноты.

– Волки, – выдыхаю, подскакивая на диване, но тяжелая рука тут же прижимает меня обратно.

– Все, все, – шепчет Мирон, притягивая меня к себе. – Нет никого, ты дома.

Лежу, недоуменно глядя в темный потолок и сжимая руку сводного. Мне что, приснилось это все?

– Ты живой, – выдыхаю с облегчением. – Где ты был?

Чувствую легкое прикосновение губ к моему лбу и смущенно замираю.

Он так измеряет мне температуру? У меня был жар и я бредила? Или он… целует меня?

– Что ты делаешь? – спрашиваю шепотом.

– Ничего, – усмехается Мирон у меня над головой. – Как ты себя чувствуешь?

– Нормально вроде. – теряюсь. – А что случилось?

– Да это мне у тебя надо спрашивать. Что случилось, Забава?

Молчу. Это как понимать?

– Подожди, волки были или у меня галлюцинации? – шепчу сердито.

– Были, – отзывается Мирон и я слышу в его голосе гнев, но в то же время он почему-то крепче прижимает меня к себе. – Тебя куда на ночь глядя поперло в гордом одиночестве?

– В смысле? – возмущаюсь, поворачиваюсь на бок и привстаю на локте. – Я тебя искала!

– В смысле “искала”? Я дома спал. – усмехается сводный.

– Да не было тебя дома! – повышаю голос. – Я проснулась – тебя нет нигде. Я же помню, что мы собирались идти проверять, нет ли тут соседей. Я нашла твои следы. Кричала тебе, а ты не отвечал. Как дура облазила все. Устала, как собака!

– Я все проверил, замерз и вернулся домой, – Мирон садится и, зевая, трет лицо. – Диван ты заняла. И я забрался на печку и вырубился.

– Молодец! – рявкаю и тоже сажусь. – А я до ночи по сараям лазила, думала, с тобой случилось что-то!

– Я тебя не просил! – возмущается он, но внезапно замолкает. – Ты что… спасать меня пошла?

– Нужен ты мне больно! – выдыхаю испуганно, когда он поднимает ладонями мое лицо и всматривается в него в темноте.

В тусклом свете, пробивающемся сквозь неплотно задернутые шторы, вижу, как блестят его глаза.

Мирон внезапно подается вперед всем телом, жадно впиваясь в мои губы короткими, влажными поцелуями.

16. Забава

Я теряюсь от его напора и внезапно отвечаю на поцелуи.

В тишине слышны лишь наши причмокивания и сбивающееся на хрипы дыхание.

Это не романтика, это какой-то животный инстинкт из-за всплеска гормонов.

Мирон обхватывает меня крепче за затылок и заваливает на диван, подминая под себя. Нависает сверху как огромный бизон, опираясь на локоть.

– Стой, – мычу ему в губы и пытаюсь отстраниться.

Упираюсь ладонями в грудь. Чувствую горячую кожу под ними и вдруг осознаю, что на мне нет штанов, лишь трусы и футболка.

Сводный со вздохом отрывается от моих губ и замирает, молча глядя на меня.

– Мирон, – выдыхаю и сама слышу, как мой голос предательски дрожит.

И он дрожит не от страха, что возмущает меня до глубины души. Я жутко злюсь на саму себя за то возбуждение, что сейчас испытываю.

– Так нельзя. Мы же не животные какие-то! – взываю к его разуму и, за одно, убеждаю себя. – У тебя девушка. Мы почти родственники, мы с тобой вообще-то ненавидим друг друга.

Мирон усмехается и отстраняется. Ложится на спину, закидывая руку за голову.

– Где мои вещи? – натягиваю на себя одеяло.

– Сохнут на печке. Не переживай, я не изврат какой-нибудь. Просто грел тебя.

– Спасибо. – сглатываю и замолкаю, не зная, что ещё сказать такого, чтобы объяснить свою внезапную слабость.

Поведение Мирона-то я объяснить могу запросто. Красивый наглый парень, который привык получать то, что ему хочется. Не факт, что Крис у него единственная, такие мажоры любят развлекаться при любой возможности.

А вот в какую пропасть чуть не полетели мои принципы?

Но я не такая. Это все на стрессе. Нет другого объяснения тому, что мой самоконтроль дал сбой. Да ещё и с тем, кто бесит меня до глубины души.

– Ноги согрелись? – Мирон забирается ко мне под одеяло и быстро проводит ладонью вниз вдоль бедра.

Ойкаю и покрываюсь мурашками, пытаюсь одернуть ногу.

– Холодные пока. – констатирует он. – Иди сюда.

– Мир! – только и успеваю возмутиться прежде, чем оказываюсь прижатая спиной к его телу.

– Лежи и не дергайся, – рыкает он. – Ноги прижми ко мне. И спи.

– Ты понимаешь, как это выглядит? – возмущаюсь, прижатая к нему, жаркому, как печка.

– Да плевать, как это выглядит. – рычит он тихо. – Не было ничего. И не будет. Ноги грей, я сказал.

Со вздохом прижимаю холодные ступни к его ногам и они мне кажутся очень горячими. Пытаюсь расслабиться, но куда там! Это как расслабиться в лапах медведя, зная, что он в любую минуту может тебя сожрать.

Смотрю в стену, слушая равномерное дыхание Мирона. Но, мне кажется, что он тоже не спит.

Похоже, будем лежать так до утра как два придурка. Закрываю глаза, устраиваюсь поудобнее на его плече и пытаюсь убедить себя, что все нормально. Он просто греет меня. И пообещал, что не тронет. И, увы, мы в той ситуации, когда нам придется научиться друг другу доверять, даже если не хочется.

Как там мама, интересно? Неужели, реально поверила, что я где-то на отдыхе? И, неужели, сейчас нас двоих не ищет никто из друзей? Мирона-то хотя бы Крис его ждёт. А меня…

А Мирон, хоть и гад, все же бросился спасать меня от волков. А его дурному папочке даже и невдомёк, что нас могли сожрать. Воспитатель хренов.

Просыпаюсь в гордом одиночестве, но слышу на улице какую-то возню. По спине пробегают мурашки от воспоминаний о вчерашнем вечере.

После встречи с хищниками мне совершенно не хочется выходить из дома.

Начинается второй день нашего безумного приключения. Хотя, приключением его очень условно можно назвать. Издевательство. Но, вариантов нет. Интересно, захочу ли я в старости рассказать это внукам?

Тянусь и переворачиваюсь на другой бок, на подушку Мирона. От нее чувствуется легкий запах сырости и… сводного. Не аромат его духов, нет. Лёгкий запах пота и кожи. Не неприятный, а, наоборот, притягательно-мужественный.

– О, боже, – вздыхаю и скорее обнюхиваю свою футболку. Я потею не сильно, но за эти дни я так употела, что тоже… попахиваю.

И Мирон это чувствовал, скорее всего. Кошмар какой-то. Нет, в принципе, мне нет дела до его тонкой душевной организации, я не заставляла его со мной спать, но… как девушке мне, конечно, неловко. Надо натопить снега и хотя бы постирать вещи.

Откидываю одеяло и встаю на прохладный пол. По телу пробегает лёгкий холодок. В доме уже достаточно тепло, но все же он до конца ещё не протопился. Ежась, семеню к печке. Возле нее на стульях висят мои штаны и кофта.

– Доброе утро, – раздается со спины голос, по интонации которого не сильно-то и похоже, что утро доброе.

Оборачиваюсь к Мирону, прикрываясь штанами. Он лишь хмыкает, глядя на это, и отворачивается, но не уходит. Опирается плечом о дверной косяк.

– Доброе, – отзываюсь таким же тоном и натягиваю штаны. Обращаю внимание, что он уже где-то раздобыл валенки и щеголяет в них. В принципе, это самое верное решение, потому что наша обувь не предназначена для высоких сугробов.

– Я развел костер. Приготовь еды.

– Так есть же, – замираю с кофтой в руках. – Гречка, суп. Я разогрею.

– Я не ем вчерашнее.

Давлюсь воздухом и закашливаюсь.

– Ты издеваешься? – выдыхаю зло. – Еда в холодильнике, она не испортится за один день. Суп, наоборот, еще вкуснее будет!

Мирон отрицательно качает головой.

– Тогда сам себе готовь, – возмущаюсь, – барин!

Сводный вскидывает голову, громко фыркнув, резко отстраняется от косяка и молча уходит на улицу, довольно сильно хлопнув дверью.

Психушка. Смотрю на свои носки, которые он тоже повесил сохнуть к печке и вздыхаю.

Несмотря ни на что, он позаботился обо мне.

Лезу в холодильник и смотрю, что у нас есть. Что он может любить? Мясо, наверное.

Выхожу на крыльцо. Мирон занимается огнем и стоит спиной ко входу.

– Ты картошку ешь? – уточняю у него. Молчит, будто меня нет.

17. Забава

Мирон демонстративно отворачивается от меня на бок. Срываюсь, хватаю подушку из-под его головы и, вложив всю злость, бью его ей по плечу. Он моментально вскидывается, поворачивается ко мне с таким взглядом, будто сейчас просто разорвет на куски.

— Ты дура? — рявкает он, но меня уже несет.

— Есть пошли! — повышаю голос, снова замахиваясь и Мирон поднимает руки, отбивая в сторону мое орудие возмездия.

— Не пойду! — снова рычит, выпучив глаза и бешено таращась на меня.

Но это меня не останавливает. Корчу ему свирепую морду, нанося очередной удар. На этот вкладываю больше силы. Мирон перехватывает мою руку, сжимает её на грани с болью. Вижу – бесится.

— Завязывай, — шипит сквозь зубы, но я вырываюсь, и, не долго думая, снова замахиваюсь.

Мирон ловит подушку и дергает на себя. Она натягивается в наших руках, когда он пытается выхватить её у меня. С силой дергаю обратно. Раздаётся громкий треск, и я отшатываюсь, нелепо взмахивая руками и едва не падая. Старые жёлтые перья взлетают в воздух. Пушинки летят, кружатся, оседают на нас обоих и все вокруг.

— Блять, — выдыхает сводный, откидывая кусок наволочки и стряхивая перья с головы и одежды. — Отвали от меня, чудище!

— Я старалась, готовила тебе! — огрызаюсь. — А ты — неблагодарный. То не ем, это не ем! Хочу – не хочу!

— Это я-то неблагодарный?! — Мирон фыркает с раздражением и снова заваливается на диван, подложив руку под голову и сверкая на меня своими глазищами. — Я тебя спас, грел! Надо было оставить, чтобы волки сожрали.

— Ну так оставил бы! — выдыхаю обиженно. — С волками проще договориться, чем с тобой, наверное. Ну-ка пошёл есть!

— Да не пойду я! — рявкает Мирон снова. – “Пошел”, блин! Сама пошла!

Его упрямство бесит до невозможности. Вот прям хочется взять веник и отхлестать его что есть силы!

— Пойдёшь! — выдыхаю, забираюсь на диван и, упираясь спиной в стену, толкаю его в бок ногами.

– Что ты делаешь? Мерзкий гном! – начинает хохотать он, пытаясь увернуться, но я лишь сильнее его пихаю и сталкиваю на пол.

Запыхавшись, поправляю упавшие на лицо волосы.

Мирон резко садится на полу. Его взгляд полыхает настоящей ненавистью. Он хватает меня за ноги, рывком стаскивает с дивана. Я вскрикиваю, съезжая прямо к нему на колени.

— Я тебя убью. — выдыхает он сердито, перехватывая мою руку и дергает на себя.

На ощупь хватаю другой рукой горсть перьев и бросаю в него.

— Фу, блин! — уворачивается он и тут же швыряет огромную горсть в меня.

Пух забивается в глаза, нос. Чихаю Мирону в лицо, кашляю.

— Дурак, — выдыхаю, втягивая воздух.

Снова тянусь к перьям, но сводный перехватывает мою вторую руку.

— Почему ты такая бешеная, а?! — орет мне в лицо.

— Да ты не лучше! Упрямый баран! — кричу в ответ, извиваясь как змея, но он лишь держит меня ещё крепче. Его лицо всего в нескольких сантиметрах от моего, и я чувствую, как мой пульс начинает бешено стучать.

Кажется, что сердце вот-вот выпрыгнет из груди. Замираю от странного ощущения беспомощности. Вижу, как грудь сводного быстро вздымается.

— Может, потому, что ты меня доводишь? — бросает он, недовольно морщась и сдувая с носа пух.

Мы оба тяжело дышим, мелкие пушинки всё ещё летают вокруг, напоминая какую-то нелепую сцену из фильма. Облизываю пересохшие губы, сплевываю в сторону прилипшее перо и сердито смотрю на Мирона. Его тёмные от ярости глаза буквально сверлят меня, но я не отвожу взгляд.

— Успокоилась? — спрашивает он тише, чуть ослабляя хватку, но продолжая держать меня в своих руках.

— Сначала ты успокойся, — выдыхаю, стараясь не показать вида, что готова сдаться. — Есть иди.

— Я сказал: не пойду. — голос сводного всё ещё звучит резко, но в нём тоже появляется тень усталости. — Ты умеешь отбивать аппетит.

Мирон отпускает мои руки и сдвигает меня со своих ног. Встает и тянется за курткой.

— Не повезет твоей жене, — ухмыляюсь, потирая ладонью лоб. Даже голова начала болеть от всего этого.

Мирон раздраженно фыркает в воздух и оборачивается.

— Можно подумать, твоему мужу повезет? — усмехается язвительно, разглядывая меня. — Чудо в перьях.

— Баран. — стряхиваю с волос перья и пушинки.

— Душнила. Тебе на “а”.

Зависаю на секунду. Мирон уходит и хлопает дверью, не дожидаясь, что я ему отвечу. Вот гад!

Встаю на ноги и осматриваю место нашего побоища.

Красота!

18. Забава

Стряхиваю с себя последние перья и, тяжело вздыхая, иду за веником. Голова гудит от злости, но что еще остается? Сама устроила это перьевое побоище. Нахожу веник в углу, хватаю его и яростно сметаю перья с дивана, представляя, как луплю им Мирона.

— Придурок, — бурчу под нос, подметая пол.

Перья повсюду. Через несколько минут понимаю, что веник с этим бедствием уже не справляется. Открываю шкаф, нахожу старую наволочку и начинаю заталкивать туда остатки перьев. Новая подушка выглядит, мягко говоря, убого, но все же это лучше, чем ничего.

Когда в комнате наконец становится чище, ухожу на кухню. Сажусь за стол, смотрю на еду. Гречка уже едва теплая. Беру ложку и съедаю свою порцию. Суп и мясо для Мирона оставляю на столе. Пусть ест, когда захочет, выпендрежник.

Хожу туда-сюда, пытаясь успокоиться. Нахожу в столе хозяйственное мыло и решаю, что пора уже заняться стиркой.

Оглядываю свою одежду. Она явно пойдет на помойку после возвращения домой, а после сегодняшней возни вообще выглядит как тряпье. Лезу в шкаф искать что-нибудь на смену. Все же тут когда-то жили люди, должно найтись хоть что-то!

Нахожу старые коричневые свитера, которые больше похожи орнаментом на ковры, леггинсы в довольно приличном состоянии и какие-то огромные мужские спортивные штаны. Вся одежда хоть и чистая, но пахнет сыростью. Однако, выбирать не приходится.

— Ну, ковер, так ковер, — вздыхаю, стягивая с себя толстовку с футболкой и натягиваю тот свитер, который поменьше. Он колючий, но теплый. Леггинсы велики и немного сползают. Выгляжу убого, наверное.

Пока переодеваюсь, поглядывая на то и дело вылетающие с меня перья, не могу выбросить из головы Мирона. Ну вот как так? Он то спасает меня, заботится и ведет себя как герой из книжек, то ловит звезду и превращается в трамвайного хама. Как будто в нем два разных человека живут. И самое странное — почему меня вообще это цепляет? Наш поцелуй ничего не значит, но я не могу перестать думать о нем.

И ведь этот гад красивый. Ужасно красивый! Даже в тот момент, когда орет или смотрит так, будто я ему миллион должна. И, что самое странное, я понимаю, что меня задевает его отношение. Не просто раздражает, а именно задевает. Почему? Почему мне не все равно?

От этих мыслей злость на себя только растет. Вот кто мне этот Мирон? Никто! А я из-за него уже второй день хожу, будто издерганная.

Я привыкла все делать хорошо. Я работала, училась, помогала матери по дому и вообще была порядочной девушкой с идеальной репутацией. Я заботливая и ответственная.

И еще никто, кроме сводного гада, не говорил мне, что я… страшненькая! То, что я не стремлюсь заводить отношения – мой осознанный выбор. Сначала не до них было, все время отнимала учеба. А потом попробовала. И ничего, кроме разочарования, они мне не принесли.

Переодеваюсь, иду к маленькому зеркалу в коридоре и вздыхаю. Выгляжу так себе, конечно. И мне не хочется, чтобы Мирон меня видел такой. И это снова злит.

Захожу на кухню, чтобы взять ведро со снегом, бросаю взгляд на остывшую еду и вижу на столе… серую мышь. Она сидит прямо на краю тарелки с супом и лакает бульон.

Мышь – не крыса, но мышей я тоже боюсь до ужаса.

Взвизгнув, отскакиваю назад и бегу за веником, который остался возле дивана. Слышу, как в дом заходит Мирон.

Возвращаюсь из зала в тот момент, когда он садится за стол. Мыши, конечно же, уже и след простыл.

Сводный бросает на меня хмурый взгляд и пододвигает к себе тарелку с супом.

Боже… Он же сейчас его сожрет!

— Нельзя! — выхватываю тарелку прямо из-под носа Мирона и быстро выплескиваю суп в умывальник.

Оборачиваюсь. Он смотрит на меня обескураженно, крепко сжимая в руке ложку, потом подскакивает, хватает тарелку с мясом, вышвыривает ее в мусорное ведро и опять уходит.

Да твою ж мать! Ну что за псих?

— Мирон! — зову его, но уже хлопает входная дверь. — Аааа, я чокнусь тут!

Накидываю куртку и иду следом. Бесит до невозможности, но снова испытывать чувство вины за то, что Мирон все не так понял и подумал фиг знает что, я не готова.

— Мирон! — кричу, обходя дом.

Сводный с остервенением рубит дрова, скинув куртку на груду поленьев.

— Шла бы ты отсюда, а? — выдыхает он зло, не оборачиваясь. — Была бы весна, я бы тебя прикопал уже где-нибудь в лесу, честно.

— В твоем супе сидела мышь! — рявкаю, всплеснув руками. — Ты хоть понимаешь, что они всякие болезни переносят? Смертельные, в том числе!

— А сразу нельзя было сказать? — Мирон хмурится и ставит новое полено на пень.

— Да я растерялась, — усмехаюсь. — Не ожидала, что ты вернешься. Носишься туда-сюда как псих!

— Да рядом с тобой, — сводный с яростью всаживает топор в пень и отряхивает ладони, поглядывая на меня исподлобья, — любой нормальный психом станет.

— Ну хватит, а? — вздыхаю. — Я боюсь, мы тут с тобой такими темпами не только новый год отметим, но и Рождество, и Пасху. Я сейчас погрею тебе нормальный суп. Оставь дрова в покое уже.

Мирон усмехается и кивает мне на небольшой домик неподалеку. Смотрю на него и вижу, что из трубы идет дым.

— Это что? Баня? — перевожу взгляд обратно на сводного.

— Ага. Специально для тебя, между прочим. — усмехается он.

— Если от меня пахнет, то это потому, что я вчера лазила по сугробам и вспотела. Из-за тебя,.. между прочим. И ты тоже с душком, на минуточку. — отвожу взгляд и краснею от стыда.

Мирон закатывает глаза и притягивает меня за воротник куртки, запахивая ее сильнее.

— Это чтобы ты не заболела, дура.

19. Забава

Полощу вещи в тазу на маленькой табуретке на кухне. Мирон сидит за столом и ест мясо с картошкой. Молчим, то и дело поглядывая друг на друга.
С удовольствием замечаю, что он не морщится и не выкобенивается, а спокойно доедает все, что я ему положила.

– Спасибо, было вкусно.

– Вау, это высшая степень похвалы! Я польщена! – усмехаюсь, пристально глядя ему в глаза.

– Слушай, ну что ты такая язва? – хмурится он. – Я в детстве трижды в больнице валялся с отравлением. Чуть не помер.

– Ну не помер же, – пожимаю плечами.

– Не помер. Но желудок посадил. Потом несколько месяцев питался одной гречкой и овсянкой. С тех пор ненавижу каши. Ну, не могу я, блин, есть твоё жареное сало! У меня потом желудок сводит.

– А сразу нельзя было сказать? – выжимаю футболку и вешаю ее на спинку стула.

Мирон пожимает плечами и встаёт из-за стола.

– Пойду ещё снега натоплю, чтобы точно хватило и помыться, и постирать.

– Я там вещи в шкафу нашла, если тебе нужно переодеться.

Сводный кивает и уходит. А когда возвращается, несёт в руках штаны и тот самый свитер-ковер, похожий на мой. Прикладывает его к груди и смотрит на меня с сомнением.

– Тебе очень идет, – прикладываю руку к груди, сдерживая смешок.

– Да у нас с тобой настоящий фэмили лук! – усмехается и откладывает вещи в сторону.

Пока он уходит на улицу, быстро стираю бельё и убираю его подальше за печь, чтобы не было видно. Минут через десять Мирон возвращается.

– Баня почти готова. Можно идти мыться.

– Помоги мне выжать штаны, чтобы побыстрее высохли, – прошу его.

Мирон протягивает руку, а после скручивает ткань так, что она начинает трещать в его ладонях, и я боюсь, что мои штаны просто разойдутся по швам.

Вижу, как напрягаются его мощные плечи. Я не могу не отметить, что Мирон сильный. Наверное, он частенько пропадает в спортзале, чтобы поддерживать себя в форме и красоваться перед девчонками.

Хотя я не могу сказать, что он сильно выпендривается сейчас. А может, это потому, что я ему не нравлюсь, и у него нет цели произвести на меня впечатление.

Беру таз с грязной водой, но Мирон забирает его у меня.

– Ты чего? – удивляюсь.

– Тяжело же, – фыркает он и выносит его на улицу самостоятельно.

– Одевайся и пошли, – командует, возвращаясь и ставя таз на место.

Накидываю куртку и надеваю ботинки. Мирон смотрит на мои ноги и хмурится, но ничего не говорит.

Иду за ним и отмечаю, что он даже расчистил дорожку до бани. Наверное, занимался этим все утро, и тут ещё я со своей гречкой. Хорошо, что хотя бы в этом разобрались.

Мирон открывает дверь и пропускает меня вперед. Захожу в небольшой предбанник с маленьким окошком. В нем стоит стол с лавкой, а на стене прибита вешалка.

В нос тут же бьет теплый воздух с ароматом жжёного дерева и листьев. Запах кажется приятным и очень уютным.

Мирон заходит следом и плотнее закрывает дверь. Скидывает куртку и сразу стягивает футболку.

– Ты чего? – отступаю от него, выжимаясь в стол.

– А что ты хотела? – хитро щурится сводный. – У нас мало дров. Будем мыться вместе.

У меня по телу тут же пробегает волна мурашек. Я вижу его пристальный взгляд и внезапно понимаю, что, если он решит приставать, то помощи ждать неоткуда. Набираю легкие побольше воздуха, чтобы сказать что-нибудь такое, от чего у него пропадает всякое желание.

Но в мысли не приходит ничего путного, кроме как уязвить самолюбие, а я боюсь, что это может спровоцировать его ещё сильнее.

– Да расслабься, я пошутил, – внезапно усмехается Мирон и кивает мне на лавку.

Там стопкой лежат простыни и какие-то нелепые шапки.

– Переодевайся и иди первая, а я пока постираю.

Непроизвольный выдох облегчения вырывается из моей груди.

– Выйди, я переоденусь, – прошу его.

– Ты выгонишь меня на мороз? – усмехается Мирон. – Я же уже разделся.

– Ну, не мне же переодеваться на улице, – возмущаюсь.

Сводный отворачивается к двери и тянется, демонстрируя мне свою идеальную трапецию.

– Переодевайся, я не буду смотреть, – бросает он небрежно и запихивает руки в карманы штанов.

Подозрительно кошусь на его расслабленную фигуру, и, вздохнув, стягиваю с себя вещи. Оборачиваюсь простыней и открываю дверь парилки.

– Куда без шапки? – Мирон захлопывает дверь обратно и натягивает мне на голову страшную войлочную серую шапку с вышитым серпом. – В парилку нельзя без головного убора.

Захожу внутрь и вижу, что это не парилка, а какая-то комнатка с тазиками. Наверное, здесь моются после бани — что-то вроде душевой. Мысленно возмущаюсь тем, что Мирон не сказал мне о ней. Ведь я могла бы переодеться здесь.

Открываю вторую дверь, и меня тут же обдаёт жаром. Внутри парилки несколько уровней лежаков, а в углу — печка с камнями и кадка с замоченными вениками.

Горячий воздух обжигает слизистую, и я начинаю дышать ртом. Сажусь подальше от печки, на самую нижнюю полку. Но даже там мое тело просто горит от высокой температуры. Выдерживаю буквально минуту и ​​пулей вылетаю наружу.

В предбаннике перевожу дыхание, усаживаясь за стол.

– Что-то ты быстро, – Мирон дёргает бровями.

– Мне кажется, в аду не так жарко, как там, – усмехаюсь, прикладывая ладонь к полыхающим щекам.

– Я думал, это твоя стихия, – хмыкает он.

Закатываю глаза.

– Ну ладно, тогда я схожу, – говорит Мирон и, ни капли не смущаясь меня, стягивает с себя штаны.

Я отворачиваюсь к окну и смотрю на улицу, чувствуя, как мое тело понемногу начинает отпускать. Но не проходит и двух минут, как слышится хлопок двери, и ко мне вываливается раскрасневшийся сводный.

– Фух, блин, – выдыхает он шумно. – Реально горячо.

Мирон садится напротив меня, и я вижу, как его кожа блестит от влаги.

– Впервые мне хочется пива с соленой рыбой. – задумчиво произносит он, облокотившись на стену и прикрыв глаза. – Но у нас его нет.

20. Забава

Ощущения – непередаваемые! Я задыхаюсь от эмоций и контраста температур.

– Ах, ты, гад! – выдыхаю, тяжело дыша. Мирон тянет мне руку и я принимаю его помощь, но как только встаю, тут же швыряю ему в лицо горсть снега.

– Забава, блин! – уворачивается он, но не отпускает мою руку, а, наоборот, дергает на себя и сердито хмурится. – Сейчас еще раз полетишь!

Хочется его подзадорить, но, боюсь, тогда он по-настоящему реализует угрозу.

Усмехаюсь, а потом только осознаю, что мы как-то слишком близко стоим. Соприкасаемся влажными телами. Отодвигаюсь немного.

– Пошли снова в парилку, – тянет меня Мирон.

Смотрю на наши руки и снова смущаюсь. Он ведет меня за собой, пропускает вперед и подхватывает на скользкой лесенке, когда я теряю равновесие.

И я покрываюсь мурашками от горячих ладоней на талии, чувствуя их сквозь тонкую простыню.

Оборачиваюсь смущенно, но Мирон уже заталкивает меня внутрь.

– Пошли, пошли, холодно уже!

Мы снова оказываемся вдвоем в парилке. Ароматное тепло приятно окутывает тело. Сажусь на настил, а Мирон достает из кадки распаренный веник и крутит его в руке.

– Ну, что? Попробуем порку? – он хитро щурится, глядя на меня.

Это вызов? Усмехаюсь и ложусь на настил. Подкладываю руки под щеку и кошусь на него.

– Если мне будет больно, то я тебя кипятком ночью ошпарю, – обещаю , пока Мирон спускает простыню с моей спины пониже.

– Фига се, ты кровожадная! – усмехается он. – Я девочкам делаю больно… только если они сами хотят пожестче.

Его провокационные разговорчики немного смущают, но когда веник прикасается к коже, разгоняя горячий воздух по телу, то из головы вылетают вообще все мысли.

Я просто растекаюсь по лавке и плаваю на волнах нирваны.

– Э, рыжая, ты жива? – чувствую, как Мирон склоняется ко мне.

– Угу, – отзываюсь, не открывая глаз.

Чувствую, как сводный задирает простыню на моих ногах повыше и продолжает парить меня дальше.

Волны тепла прогревают мою кожу, а когда Мирон начинает аккуратно похлопывать меня веником, то я непроизвольно покряхтываю от удовольствия. Тихий шорох листьев обладает каким-то медитативным эффектом и я готова так лежать бесконечно.

– Поворачивайся, – командует Мирон и я послушно переворачиваюсь на спину.

Он мочит веник, стряхивает с него лишнюю влагу и снова воздух под его ударами становится горячее. Если бы я знала, что это такой кайф, я бы ходила в баню при каждой возможности. Непроизвольно постанываю.

– Да у нас с тобой тантрический секс, практически, – усмехается сводный и я недовольно приоткрываю глаз.

– Слушай, я поняла, в чем у нас с тобой проблема, – ворчу, еле ворочая языком.

– И в чем же? – усмехается Мирон, паря меня сквозь простыню.

– В твоем голосе, – продолжаю.

– А что не так с моим голосом? – хмыкает он недовольно.

– То, что он есть. Если бы ты был немым, мы бы могли подружиться, – вздыхаю.

– А, может, я не хочу с тобой дружить? – фыркает он, останавливаясь. – Все. Твоя очередь.

– Нуууу, – нехотя приоткрываю второй глаз.

– Твоя о-че-редь. – повторяет он по слогам с демонстративно каменным лицом и я тяну ему руку.

– Только если ты поможешь мне встать, потому что я сама не в состоянии.

Мирон помогает мне подняться и тут же заваливается на мое место. Он едва помещается на лежаке что в ширину, что в длину. Огромный, здоровый медведь!

– Да на тебя три веника надо, лось. – усмехаюсь, аккуратно похлопывая его по спине. С интересом разглядываю витиеватую татуировку, переползающую с лопатки на шею и плечо.

– Давай поиграем в Русалочку? – глухо просит он, отворачиваясь. – Колдунья забрала твой голос.

Опять обиделся, что ли? Хлопаю его посильнее, сжав губы, но, кажется, абсолютно никакого дискомфорта он не испытывает. А хотелось бы, чтобы испытывал. Но моих сил явно не хватает, чтобы задать жару этому толстокожему слоненку.

– О, да, Ариэль, так куда приятнее, – усмехается он.

Сдерживаю улыбку и пытаюсь парить его посильнее, настолько, насколько хватает сил моим разомлевшим рукам.

Несколько минут спустя, все же устаю.

– Ложись на спину, – командую и Мирон безропотно исполняет приказ. Не помещается в плечах, поэтому закидывает руки за голову. Мышцы груди красиво натягиваются, подчеркивая талию и рельефный пресс.

С трудом делаю вид, что мне как бы совсем безразлично видеть такое тело. Тело, как тело. Пф! Ну, да, атлетичное. Но не в красивой фигуре счастье. Вон, с характером зато не повезло. Ни одна умная девушка такому дураку не светит. Покрасоваться рядом с таким, наверное, тешит самооценку, а вот серьезные отношения… Что с ним делать можно? Поставить на полочку и любоваться? Другое дело, душа!.. Чтобы и помолчать было интересно, и книгу обсудить, а не только в постели развлечься. А еще лучше, чтобы тоже в медицине разбирался.

Избегаю бедер в низких боксерах. Стараюсь даже и близко не смотреть в ту сторону. Парю накачанные чуть выше колен и голени с грамотно проработанными мышцами. Анатомия, конечно, у Мирона отличная.

– Слушай, я уже рук не чувствую, – оборачиваюсь к сводному и он быстро переводит взгляд с моей груди на глаза.

Смотрю на себя сверху вниз и осознаю, что светлая простыня промокла и довольно сильно облепляет тело, просвечивая. Ахаю, прикрываясь веником, а Мирон внезапно резко садится и отворачивается спиной.

– Я в душ, – бросает он на ходу. – Помоюсь, позову.

Бросаю веник в кадку и плюхаюсь на настил, когда за ним закрывается дверь. Еще раз смотрю на свою грудь в налипшей листве. Соски просвечивают, хоть и не сильно. Стыдоба. И вообще, жарковато, а ждать еще неизвестно сколько.

Со вздохом встаю и берусь за ручку двери. Внезапно перед глазами плывет и я, вместо того, чтобы позвать Мирона и сообщить, чтоб он прикрылся, просто вываливаюсь из парилки, держась за стену.

21. Забава

– Прости, – выдыхаю и, прикрыв глаза рукой, на ощупь выбираюсь в предбанник.

Падаю на лавку и закрываю лицо руками. Боже, как это развидеть? Моя жизнь не станет прежней. Мне хоть сейчас одевайся и беги отсюда куда глаза глядят. Наверное, если бы было лето, я бы уже стартанула. И плевать, что до дома путь в несколько дней пешком.

Как мне смотреть-то ему в лицо теперь, если перед глазами – голая жопа и… Фу.

Встаю и приоткрываю дверь на улицу, чтобы глотнуть прохладного воздуха. Лицо горит. Опрометчиво с непривычки столько времени в парилке сидеть. Но, что сделано, то сделано.

Дышу, понемногу приходя в себя. Сзади хлопает дверь. Вздыхаю и оборачиваюсь. Мирон стоит с тазом в руках и хмуро смотрит на меня.

– Мойся иди, извращенка, пока вода не остыла.

– Я не пойду, – выдыхаю, заливаясь краской снова. – Кто из нас еще и извращенец!

– Почему? – сводный дергает бровью.

– Ты мастурбировал! – вскрикиваю шепотом. – Другого времени не мог найти? Как мне теперь с тобой спать в одной комнате?

Мирон щурится, смотрит на меня пристально и долго, да так, что по спине пробегают мурашки. Затем показывает мне таз.

– Я стирал, дура. – усмехается сердито и ставит его на стол, затем сжимает свои ручищи в кулаки и трет ими друг об друга. – Вот так, блять! Мойся иди, вуайеристка хренова!

– Да мне плохо стало! – оправдываюсь, уже пылая от смущения.

– Да конечно! На жопу мою хотела посмотреть, так и скажи!

Боже, какая же я дура! Я же и правда в каматозе толком ничего и не разглядела, а напридумывала и наговорила такого, что единственная озабоченная извращенка тут – я!

Скулю от обиды, закрыв лицо ладонью. Почему нельзя провалиться от стыда? Очень хочется!

– Да ладно, ты чего? – внезапно смягчает тон Мирон, делая шаг ко мне и убирая мою руку от лица. – Только не ной. Я пошутил.

– Я ничего не разглядела, – отвожу взгляд.

– Ну, если ты из-за этого так расстроилась, могу показать, – слышу усмешку над головой и сердито вскидываюсь на сводного.

– О, о! – улыбается он, глядя мне в глаза. – Все, отпускает?

Закатываю глаза и иду в сторону душевой.

– Хочешь, спинку потру? – доносится мне вслед. Усмехаюсь. Дурак.

В душевой пахнет мылом. Это у нас сейчас и гель для душа, и средство для стирки. Намыливаюсь и хоть как-то пытаюсь промыть волосы. Получается с трудом, но это все же лучше, чем ничего. Вожусь долго и споласкиваюсь уже прохладной водой.

Когда выхожу, на столе стоит чайник и кружка с чаем. Мирон сидит уже одетый в трофейные штаны, но с голым торсом.

– С легким паром. – поднимает он свою кружку так, будто произносит тост.

– Спасибо, – сажусь напротив, крепче завязав на груди полотенце, и отпиваю пару глотков.

Чай сладкий. Обычно я не пью сладкий чай, но сейчас мне очень вкусно. И то, что Мирон его сделал, приятно.

– Знаешь, если абстрагироваться, то здесь не так уж и плохо, – усмехается он, глядя в окно. – Наверное, можно было бы приехать летом, на шашлыки. Семьей.

Пожимаю плечами.

– Я не могу абстрагироваться. Наверное, я еще долго не захочу сюда приезжать. Впечатлений от нашего “отпуска” мне надолго хватит. Мне нужны хоть какие-то минимальные условия комфорта. Вода, личное пространство. Туалет, в конце концов!

– Ладно, одевайся, – Мирон встает и, накинув куртку, забирает чайник и выходит на улицу.

Натягиваю на себя одежду. Прибираюсь в предбаннике. Накидываю куртку, прячу под шапку мокрые волосы и иду в сторону дома. Чувствую, как по телу разливается приятная усталость. Даже ноги заплетаются.

Захожу в комнату и вижу, как Мирон разглядывает себя в экран телефона, напялив тот самый свитер.

– Тебе очень идет, – усмехаюсь.

– Нда? – с сомнением уточняет он и, зачесав пятерней волосы на бок, делает до жути бесячую слащавую морду и фотографируется на фоне стены с вышивкой.

– Ахахах, – сажусь на диван и, скинув ботинки, поджимаю под себя ноги, – деревенский ловелас.

– Кантри-стайл, – хмыкает Мирон и вдруг переводит телефон на меня и делает фото.

– Сдурел? – хватаю подушку и прикрываюсь ей. – Не смей!

– Почему? Прикольно же.

– Мирон, – рычу, слыша еще один щелчок камеры. – Удали.

– Неа.

Подпрыгиваю с дивана и бросаюсь к нему. Хватаю сводного за руку с телефоном, но он ловко перехватывает меня и, приобняв за шею, смотрит серьезно.

Потом медленно поднимает руку с телефоном вверх и фотографирует нас в обнимку.

– Мирон! – рычу, дергаясь в крепком захвате, пытаясь вывернуться. – Не смей!

– Почему?

– Я страшная!

– Хм… – Мирон опускает телефон на уровень глаз и смотрит несколько кадров. – Да нормальная.

Разглядываю фотографии.

– Страшная! И размытая.

– Ну, так не дергайся и улыбнись. А то смотришь так, будто убила кого-то минуту назад.

– Я тебя сейчас убью, – рычу сквозь зубы и тыкаю его кулаком в бок.

– Прекрати, щекотно, – елозит он, но не отпускает меня. – Давай, пару кадров для семейного архива, и я отстану.

Вздыхаю и прекращаю сопротивляться. Вряд ли он осмелится потом наши совместные фотки где-нибудь выложить.

– Хорошая девочка, – сводный перехватывает меня за талию и прижимает к своему горячему телу так резко, что из груди рвется непроизвольный выдох. Упираюсь ладонями ему в грудь, чтобы быть хотя бы немного подальше. Смотрю в камеру.

– Да улыбнись ты. – усмехается Мирон.

Натягиваю улыбку.

– Боже, – начинает хохотать сводный, – сама искренность!

– Фотографируй давай! – говорю сквозь зубы.

– Ахаха, – Мирон заливается смехом и делает это так заразительно, что я непроизвольно начинаю смеяться следом.

– Да в банке искренней улыбаются, – выдыхает он сквозь слезы и все же делает еще несколько кадров.

Смотрим то, что получилось.

– Капец, – вздыхаю. – Страшила лохматая.

22. Забава

Вижу как губы Мирона сжимаются в тонкую недовольную нить, а глаза сужаются до состояния хищного прищура. Он шумно фыркает и отпускает меня.

Судорожно вздыхаю от облегчения и, бесконечно зевая, ползу в зал. Укладываюсь на диван и кажется вот-вот вырублюсь. Вижу как Мирон одевается.

– Ты куда? – приподнимаюсь на кровати.

– На Кудыкины горы, – усмехается он сердито.

– Да я серьёзно. Ты хотя бы скажи, куда собрался.

– Буду где-нибудь здесь, на территории. Не переживай. – Мирон притормаживает в дверях комнаты и поправляет капюшон толстовки. – Искать меня не надо. Спи.

Заваливаюсь обратно и закрываю глаза в попытках уснуть. В таком расслабленном состоянии я должна заснуть за секунду, но мне не даёт покоя то, что происходит у меня внутри.

Я осознаю что меня влечёт к сводному.

Я начинаю находить в его характере положительные черты. Я начинаю привыкать к тому, что мы живём вместе. Что он не ест гречку. Что мы спим на одном диване. И это неправильно!

Нужно прекратить всё это, но, как только я закрываю глаза, мой мозг упрямо прокручивает диалог за диалогом, сцену за сценой, взгляд за взглядом.

Мой разум твердит, что это совершенно не то, чего я хочу от жизни. Мирон слишком далёк от идеала, к которому я стремлюсь. Нахальный, иногда грубый, саркастичный, чересчур сексуальный и красивый.

Стону, закрывая лицо одеялом. Хочется себе леща дать.

А ещё у него есть девушка. И, если его не сильно беспокоит её наличие и он может позволить себе целоваться с другими женщинами, то для меня это неприемлемо.

Переворачиваюсь на другой бок и закрываю глаза, но спустя несколько секунд они распахиваются сами собой.

Как же он целуется! Каждое прикосновение его губ вызывало в моём теле необратимые реакции, от которых дрожали ноги и пробегали мурашки от поясницы до самого затылка.

А ещё он ринулся спасать меня от волков, несмотря на то, что сам мог пострадать.

И мне хочется записать этот поступок в рыцарский, но скорее всего, это просто необдуманное импульсивное действие. Просто он привык к риску, работая на своего сумасшедшего отца, и не думал в тот момент о последствиях. Действовал на рефлексах.

Поворачиваюсь на спину и снова разглядываю потолок. Слышу как Мирон что-то снова делает на улице. Ходит туда-сюда, гремит чем-то в предбаннике возле сарая. Потом доносятся удары молотка.

Злюсь, что Мирон мешает мне спать, но прекрасно понимаю, что он тут совершенно ни при чём. По крайней мере, уж точно не шум, который он устраивает.

Сажусь на диване и беспощадно зеваю.

Вот уж никогда бы не подумала из-за кого начнут страдать бессонницей!

Достаю книгу, которую начала читать вчера, и ложусь в надежде, что меня смотрит сном в процессе чтения. И, кажется, даже немного умудряюсь подремать, потому что резко вздрагиваю от хлопка двери.

За окном ещё не успело стемнеть, но лёгкие сумерки начинают опускаться на землю.

Наверное, надо что-то приготовить Мирону на ужин. У нас ещё осталась гречка, но мне не хочется, чтобы он давился ей.

Надо спросить у него, что он будет есть.

Встаю с дивана и потягиваюсь, пытаясь прийти в себя. Натягиваю обувь и куртку, открываю входную дверь. Вижу, что Мирон сидит на ступеньке перед мангалом, в котором прогорают дрова, и смотрит наши несуразные фотографии на своём телефоне.

– Мирон, – недовольно рычу сквозь зубы из-за его спины, – удали их.

Сводный будто не ожидал, что я появлюсь, и подозрительно быстро прячет телефон в карман куртки.

На секунду мне кажется, что он смущается того, что я увидела. По крайней мере, в бане с голой задницей он вёл себя гораздо спокойнее и невозмутимее.

– Я сам решу, что делать со своими фотографиями. – усмехается он и я вновь вижу того самого сводного.

Даже облегченно вздыхаю. Показалось.

– Ты назло мне их никогда не удалишь, да? – злюсь на Мирона, а его губы растягиваются в хитрой улыбке.

Ну вот зачем ему сдались эти фотографии?

– Если очень хочешь – удалю. Одна фотография – одно желание.

– Например, какое? – скрещиваю руки на груди.

– Ну, например, первое желание: будешь называть меня “мой господин”.

– Знаешь, я не настолько страшная, – цокаю языком.

Мирон усмехается и внезапно достаёт откуда-то сбоку пару потрепанных валенок и протягивает мне.

– Смотри, что нашёл, – улыбается, – теперь ты хотя бы не замерзнешь.

– Спасибо, – удивленно разглядываю их.

Никогда не думала, что буду радоваться… старым валенкам. В ботинки то и дело забивается снег и промокают ноги.

Сразу вспоминаю истории, где выжившие обустраивают свой быт. Всего несколько часов езды отсюда – и Мирон получил бы этими валенками по своей красивой мордашке от одаряемого. А мне… правда приятно.

– Где ты их нашёл? – кошусь на него сердито. – Ты же обещал не уходить далеко.

– Я и не уходил далеко, – усмехается он. – Я сказал, что буду на территории. За территорию деревни я точно не выходил.

Закатываю глаза и хочу уйти в дом, но Мирон ловит меня за руку.

– Пойдём, я тебе ещё кое-что покажу, – азартно улыбается он.

Судя по блеску в глазах – это должно быть что-то фееричное.

Отставляю валенки в сторону и иду за ним. Мы проходим мимо дома и останавливаемся в уже известном мне месте. Мирон открывает дверцу туалета.

– Смотри.

– Эмм… ну, вау!

23. Забава

Он привел меня к туалету.

Но, не просто к туалету. Он его… починил. Видимо, после нашего разговора в бане.

Убрал осиное гнездо. Настелил новых досок на пол, даже стены обил каким-то старым линолеумом, чтобы не дуло. Раздобыл рулон бумаги. Итог: туалет выглядит все так же убого, но теперь им можно пользоваться. Теоретически.

– Свет только не провел. Боюсь, что проводка тут настолько древняя, что трону ее – и останемся без электричества. Как тебе?

– Эээ… Супер! Я впечатлена. – перевожу на него взгляд и усмехаюсь. – Туалеты в мою честь ещё не чинили.

Мирон закатывает глаза и закрывает дверцу.

– Да ну тебя в жопу. Сиди в сугробах до нового года.

– Да я серьезно, – ловлю его за руку, когда он собирается уйти. – Серьезно, мне очень приятно. Я просто… удивлена, что ты ради меня его починил. Мне правда… нравится.

Мирон смотрит на меня с сомнением.

– Практично и романтично, – добавляю со смехом.

Сводный закатывает глаза и уходит. Иду за ним, хихикая.

– Прикинь, у меня спросят, что мне подарили на новый год… И я скажу: туалет и валенки.

Мирон набирает горсть снега и, сжав его в комок, запуляет в меня. Уворачиваюсь, хохоча.

– А ты мне ничего не подарила. – обиженно щурится он.

– Я искуплю свою вину вкусной едой, – обещаю ему.

– Ага, гречневой гречкой? – Мирон лепит еще один снежок и швыряет его далеко за забор.

Тоже комкаю снег в руках и кидаю его в ту же сторону. Мой снаряд пролетает всего несколько метров.

– Ты думаешь, твой отец реально нас оставит тут до нового года сидеть? – смотрю, как еще один снежок Мирона улетает вдаль.

– Не знаю. Вполне возможно.

– Блин, – смотрю в темнеющее небо. – Хреново.

– Да ладно тебе, – усмехается Мирон. – Осталось-то потерпеть…

– Да я все понимаю. – вздыхаю. – Я тут просто… мечтала с классным парнем новый год провести. Не думала, что вселенная так извратит мое желание.

– А я, что? Не классный? Или ты с кем-то конкретным планировала? – Мирон бросает на меня хмурый взгляд и запуляет очередной снежок дальше всех остальных.

– Ого! – впечатляюсь. – Ты… нет, знаешь, ты гораздо лучше, чем казался на первый взгляд. Просто я-то мечтала о другом немного.

– РомантИк?

– Типа того.

– А как же “практично и романтично”? – усмехается Мирон и я тоже смеюсь, глядя на него.

– Ну да, туалетом, бесспорно, ты меня поразил в самое сердце.

– Да ладно, не ссы. Нарядим елку вон ту, приготовишь праздничную гречку. Классный парень есть.

– Да я хотела с любовью всей своей жизни встретить, – решаю уже прояснить этот момент, чтобы не было больше никаких попыток с его стороны. – С тем, с кем как за каменной стеной. И в горе и в радости. Вот это вот все. А у тебя, как минимум, девушка есть.

– Как минимум? – щурится сводный. – А как максимум? На каменную стену не тяну?

– Да что ты начинаешь-то? – возмущаюсь и, обогнув его, ухожу к крыльцу.

– Да просто мне интересно, на каком уровне от дна я нахожусь по твоей шкале охуенности.

– Да при чем тут дно? – оборачиваюсь и Мирон врезается в меня. Отступаю на шаг и смотрю на него. – Я про любовь. Про серьезные отношения. Вряд ли ты про это, правда? У нас просто приоритеты разные, понимаешь? Нет никакого дна. Я тебя вообще как парня не рассматриваю.

– Бля, ты только комплименты никому не делай, ладно? Не твое это. – хмыкает Мирон и демонстративно отворачивается к мангалу, подкидывает в него дров. – Неси свою гречку, погреем.

Вздыхаю.

– Давай, я тебе что-нибудь другое приготовлю? – предлагаю миролюбиво.

– Не надо. Гречку поем.

– На суп с килькой еще не созрел?

Мирон оборачивается, с сомнением глядя на меня.

– Чисто из любопытства, если только.

Спустя час мы сидим возле мангала на двух крупных поленьях, которые притащил Мирон. Уже темно и я с опаской кошусь за забор.

– Они не пойдут к костру. Но, если что, у меня в кармане пистолет. – успокаивает меня сводный и пробует мой фирменный картофельный суп с килькой в томате.

Мы решили разнообразить наш досуг и поужинать возле костра.

– Ммм, необычно. Но съедобно. – сосредоточенно разглядывает он свою тарелку. – Даже вкусно, наверное. Надо было оставить на новый год.

Усмехаюсь.

Или “голод не тетка” и скоро ты полюбишь и гречку тоже – думаю про себя.

– Ты с отцом не жил вместе, да? – уточняю, чтобы поддержать разговор.

– Да я его большую часть своей жизни даже не знал, – усмехается Мирон. – Потом появился внезапно дядька со словами “Люк, я твой отец”.

– И как ты его принял?

Сводный задумчиво пожимает плечами.

– Да никак сначала. Он стал подарки дарить дорогие. Приставку, телефон. Я на это повелся. Решил, пусть в папу играет, раз хочется. Мне в четырнадцать от него только подарки и нужны были. Потом уже, когда старше стал, он мне работу предложил. Тоже вроде “пусть будет”, денег лишних не бывает. А потом привык. А с твоим отцом что?

– А мой не появился, – качаю головой. – Я о нем ничего не знаю.

– А хотела бы? – хмыкает Мирон. – Хочешь, попробуем поискать данные?

– Нет, – отвечаю, долго не раздумывая. – Не появился, значит, ему не надо. И мне не надо. Я уже выросла из того возраста, когда мне нужен папа.

– Конечно, тебе нужен молодой, горячий, красивый парень, – хитро подмигивает мне Мирон.

– А еще умный и скромный. – усмехаюсь и ухожу в дом, чтобы отнести тарелку.

– Зануда. – доносится в спину.

– Павлин, – отзываюсь беззлобно.

Мы пьем чай, убираем еду и посуду, а потом ложимся на диван. Я устраиваюсь у стены с книгой, Мирон просто пялится в потолок. Долго молчит, потом с психом отворачивается.

– “Как за каменной стеной”, блин, – фыркает он тихо.

– Что? – отрываюсь от истории.

– Я говорю: с чего ты решила, что я – не про серьезные отношения? – сводный поворачивается ко мне на бок.

24. Забава

Сердце заходится в бешеных ударах, когда я чувствую его дыхание на своих губах. Щёки горят от стыдного признания сводного. Я вся сжимаюсь от напряжения, а пульс долбит по вискам, разгоняя адреналин в крови.

– Мирон, – выдыхаю испуганно, но он проглатывает мой шепот, впиваясь в губы.

По телу разливается горячая волна возбуждения. Она накрывает меня с головой, заставляя отвечать на его медленный, глубокий поцелуй.

Его горячая кожа обжигает мои пальцы, когда я прикасаюсь к напряженным плечам.

Пытаюсь оттолкнуть Мирона. Не получается. Он лишь сильнее углубляет поцелуй. Плавлюсь от его напора. А руки сами, как заколдованные, скользят по шее вверх, поглаживая короткие волоски на затылке.

Низ живота сводит болезненным спазмом. Уж я-то точно знаю, что для молодой половозрелой девушки совершенно не полезно отказываться от секса в угоду каким-то принципам. Мои гормоны шалят из-за воздержания и, чтобы меня не колбасило, я пью контрацептивы. Они выравнивают настроение и успокаивают мое тело, которое сбоит.

Но сейчас, рядом с Мироном, оно просто перестает меня слушаться. Мое тело хочет секса с красивым, наглым гадом, что в данную секунду подхватывает меня под поясницу, рывком сажает на себя и срывает с меня свитер.

Мы находимся в полной темноте. Видны лишь очертания наших фигур и слышно тяжелое сбившееся дыхание, сливающееся в один возбужденный рваный ритм. Прихожу в себя на доли секунды. Машинально пытаясь укрыться от его взгляда, прижимаюсь грудью к груди Мирона. Остро чувствую, как мои возбужденные соски трутся об плиты его грудных мышц и непроизвольно ахаю.

Приподнимаюсь, пытаюсь отстраниться, но Мирон будто контролирует мое тело. Он придерживает меня за талию и лишь плотнее пододвигает к себе. Так, что я чувствую его напряженный твердый член между своих широко разведенных бедер настолько остро, будто мы сейчас полностью обнажены.

Горячая ладонь сводного проскальзывает между нашими телами и накрывает мою грудь, сдавливает ее нежно, неторопливо. Зажимает сосок между пальцами и я не могу удержать короткого стона.

– Стой, – прошу его, не ожидав от себя такой реакции.

Тело дрожит то ли от страха, то ли от неконтролируемого возбуждения.

Но, вместо того, чтобы остановиться, Мирон сгребает мои волосы в охапку, сжимает их на затылке и снова запечатывает мои губы страстным поцелуем.

Мычу, протестуя, но он не слышит меня. Сжимает в объятиях, подчиняет мое тело, не дает даже секунды, чтобы опомниться.

Толкается бедрами вверх, сильнее вжимаясь в мою промежность. Трется об меня так, чтобы я ярче почувствовала его желание. И я чувствую, что тонкая ткань леггинсов промокает от моей смазки.

Кажется, я пьяная от адреналина и не отдаю себе отчёта в том, что творю, потому что мои руки покорно касаются его груди. Скользят по каждой напряженной мышце, проглаживают ее, впиваются ногтями.

– Малышка моя строптивая, – хрипло усмехается Мирон мне в губы и съезжает поцелуями по подбородку и шее вниз, оставляя за ними дорожку мурашек. Прогибая меня в спине, он втягивает губами мои соски, по очереди лаская их, а я задыхаюсь от острого удовольствия, отключаясь от реальности.

Я никогда не испытывала ничего подобного! Меня размазывает в его руках, вышвыривает в какой-то параллельный мир, где я не могу думать ни о чем, кроме прикосновений его губ и рук, своих болезненно-приятных спазмов внизу живота и дрожи от предвкушения большего.

– Мир, я не могу, – пытаюсь сопротивляться хотя бы голосом, когда его рука оттягивает пояс моих леггинсов и ныряет под него.

То, что сейчас происходит между нами – не правильно и было бы невозможно в реальной жизни, а не в этом скачке во времени. Это больше похоже на какую-то искаженную реальность, где, вместо того, чтобы ненавидеть друг друга, мы люто друг друга хотим.

– Я тебя хочу, – тут же подтверждает мои мысли низкий от предвкушения голос Мирона и его рука ложится на мой, вздрагивающий от спазмов удовольствия, лобок. Слышу, как Мирон возбужденно шипит, ныряя пальцами ниже, раздвигая мои скользкие от влаги половые губы.

Непроизвольно вздрагиваю навстречу его руке, протяжно и тоненько ахая, потому что его прикосновения запускают в моем теле необратимые процессы.

– Мир!.. – зову его будто в бреду, снова хочу попросить остановиться. – Ах! Мир!

Взрагиваю и забываю слова от каждого точного движения его пальца. Он проводит им между моих губ, обводит клитор, трет его все настойчивее и быстрее.

И я, зависимая от ласки, танцую на его руке, сама подаваясь бедрами яростнее и резче.

Кажется, я стону.

Короткими хриплыми криками заставляю его добивать меня жестче и быстрее. Наконец, мое тело сводит мощной судорогой. Я несколько секунд сокращаюсь все сильнее и сильнее, чтобы потом внезапно ослабнуть и без сил рухнуть на жалобно скрипнувший диван. Мирон едва успевает придержать мою голову, чтобы я не треснулась затылком об деревянный подлокотник.

То ли в комнате стало темнее, то ли я на какие-то секунды провалилась в небытие, но прихожу в себя от того, что Мирон хватается за резинку моих штанов и резким движением стягивает их вниз, оставляя меня полностью обнаженной перед собой.

– Мирон, – испуганно сжимаю ноги, когда он разводит мои колени в стороны и нависает сверху.

– Не бойся, я буду нежным, – шепчет он мне на ухо, снова расталкивая мои ноги коленом.

– Мирон, нет! – хватаюсь за его шею и пытаюсь хоть как-то отдалиться от его бедер. – Я девственница!

25. Мирон

Забава цепляется мне за шею так, что, кажется, вот-вот задушит. Ее слова не то, чтобы выбивают меня из колеи, но доходят не сразу. Замираю.

Мы остановились на самом интересном месте, поэтому мое тело бунтует и требует продолжения. Сдерживаюсь усилием воли, потому что она испуганно шепчет мне на ухо мольбы о пощаде.

– Остановись, пожалуйста, – слышу ее писк на грани с истерикой сквозь долбящий в висках пульс.

– Девственница? – уточняю еще раз на всякий случай.

Забава кивает.

Немного отстраняюсь и она тут же отпускает меня. Чувствую, как шарит рукой по дивану и натягивает на себя одеяло. Не даю ей этого сделать. Откидываю его обратно и упираюсь лбом в ее дрожащий живот. Член ноет от возбуждения, но я терплю, сжимая зубы.

Этих три долбанных ночи рядом с ней – пытка.

– Хорошо, я буду очень аккуратным, – целую ее нежную, будто полупрозрачную кожу. Еще в бане я обратил внимание на то, какая она тонкая.

Забава вся как будто из тончайшего фарфора. Похожа на коллекционную статуэтку. Кажется, только тронь – тут же останется отметина. Красивая и недоступная, она вызывает желание обладать ей.

Только когда высокомерно задирает нос, хочется ее прибить.

Забава… имя такое странное. Раньше оно меня раздражало, а теперь я его мысленно повторяю то и дело.

Да она вся с первой встречи меня раздражала, с первого взгляда. Потому что сразу было понятно – другая. Сложная. Редкая. Не похожая ни на одну, что была у меня до нее.

Разные были. Такой не было. И от этого мне еще больше хочется, чтобы она была моей.

Мне не нужна ее покладистость. Мне нравится ее огонь. Мне нравится то, как между нами искрит каждый раз. Блин, да я специально вывожу ее на эмоции, потому что она щедро осыпает меня ими, а не бегает и не вымаливает мое внимание!

– Нет, Мирон, ты не понимаешь! Я не готова! – Забава пытается меня отстранить, чем еще больше заводит.

Хочу. И добьюсь.

– О, нет, – начинает она елозить и пытаться выбраться из моих рук, когда я опускаюсь поцелуями ниже пупка. – Прекрати!

– Расслабься, – усмехаюсь, упрямо целуя ее еще ниже, снова и снова. – Тебе понравится.

Забава начинает дрыгать ногами и больно попадает мне в плечо. Морщусь.

– Ты, дикая! – немного отстраняюсь и придерживаю ее за щиколотки. – Ты в монастыре что ли жила?

Молчит. Хмурюсь и вдруг понимаю, что, походу, попал.

Со вздохом ложусь рядом. Забава пытается откатиться от меня, но я притягиваю ее обратно, обнимаю.

– Ты хочешь сказать, что вот все то, что между нами только что произошло… у тебя впервые?

Немного помедлив, она кивает.

– То есть, ты своего парня на голодном пайке держала? – усмехаюсь, а сам то и дело то прижимаю ее к себе, чтобы снова чувствовать прикосновение кожи к кожи.

Тащусь от того, как ее торчащие соски трутся об меня.

– Мы целовались, – отзывается она тихо, а я не могу сдержаться и начинаю ржать.

Забава обиженно пыхтит и выкручивается из моих объятий. Хватает подушку и пытается меня ей ударить.

– Пощади, – уворачиваюсь и снова заваливаю строптивую девчонку на спину.

Вжимаю ее руки в диван, переплетая наши пальцы. Слышу рваное дыхание. В тусклом свете вижу, как часто вздымается ее грудь. Ловлю губами сладкие горошины сосков, играю с ними по очереди.

– Мирон! – рычит Забава, выгибаясь и пытаясь вывернуться. – Прекрати!

– А то что? Кончишь опять? – поднимаюсь к ее губам, настойчиво разжимаю их языком и проникаю внутрь.

Забава первые секунды сопротивляется, а потом обмякает и поддается.

– Иди ко мне, – переворачиваюсь на спину и сажаю ее сверху.

Она смешно пищит, напарываясь бедрами на мой стояк, пытается сбежать, но я ловлю ее и снова сажаю сверху себе на пресс.

– Да стой ты. – усмехаюсь, придерживая ее. – Не бойся.

– Я не боюсь, – вскидывается она и хлопает меня ладонью по груди. – Я не хочу!

– Ага, конечно, – глажу ее бедра и скольжу ладонями вверх по талии, перебираюсь пальцами по ребрам на спину и притягиваю Забаву к себе на грудь. – Так не хочешь, что я весь мокрый от твоей смазки.

– Пусти меня, – шипит она, всматриваясь в темноте в мое лицо. – Я. Не. Хочу.

– Ага, кончила, а теперь “не хочу”, хитрая. – сердито шепчу ей в ответ, поглаживая ее спину вдоль позвоночника и с удовольствием ощущая, как под пальцами расползаются мурашки. – А я-то хочу. Не отпущу тебя, пока не кончу. А как это произойдет, решай сама.

26. Забава

– Да я тебя ни о чем не просила! – возмущаюсь, пытаясь выскользнуть из его объятий.

– А меня не надо просить. – усмехается Мирон, удерживая меня от побега. – Ты текла мне на пальцы.

– Боже, – выдыхаю, краснея до кончиков волос, кажется. Хорошо, что темно. – Это всего лишь физическая реакция тела на раздражитель.

– Раздражитель? – фыркает Мирон, сжимая мои ягодицы и сдвигая меня ближе к торчащему, как маяк, члену.

Всеми силами пытаюсь отстраниться.

– В таком случае, ты тоже раздражитель. И мое тело пиздец, как на тебя реагирует!

– Прекрати, – рычу.

– Я же сказал: не отпущу, пока не кончу.

– Тогда подрочи, – бью его по груди, но Мирон лишь перехватывает мою руку и дергает за нее так, что я падаю на него снова.

– Да запросто, – ухмыляется он мне в губы. – Но с условием, что ты будешь смотреть.

– Нет! – возмущаюсь, но он тут же затыкает мой рот очередным поцелуем. Не замечаю, как уже оказываюсь на боку.

Мирон тянет мою руку вниз и кладет ее на член. Пытаюсь одернуть ладонь, но он лишь сильнее сжимает ее своей вокруг напряженного ствола и шипит, не скрывая удовольствия.

– Мирон, – хрипло шепчу от того, что голос садится, – прекрати немедленно.

– А то что? – с вызовом усмехается он, кусая меня за подбородок. – Боишься, захочется продолжения?

– Боюсь, оторву, – фыркаю.

– Попробуй.

Сжимаю сильнее его горячий толстый ствол.

Вдоль позвоночника пробивает горячей волной, которая собирается мурашками в области поясницы и перетекает в горячий спазм внизу живота.

Гладкая нежная кожа под пальцами бугрится венами и легко скользит в ладони.

Мирон возбужденно выдыхает и втягивает воздух сквозь зубы, толкаясь в мою руку.

– Умничка, – прижимает он меня к себе крепче. – Уверен, ты такая же тесная внутри.

– Мирон, – всхлипываю от того, что мое тело предательски сжимается от его пошлых словечек.

– Хочу тебя, – хрипло шепчет он мне в волосы, шумно выдыхая и все быстрее толкаясь в мою руку.

Утыкаюсь лбом в его шею и закусываю губу. Жадно вдыхаю аромат его кожи. Он безумно приятно пахнет.

– Иди ко мне, – зовет Мирон, отпуская мою руку и закидывая мое бедро на себя. – Не бойся.

– Что ты?.. – испуганно выдыхаю и давлюсь словами, потому что он толкается в меня.

Тело выкручивает от сладкого стреляющего спазма. Сжимаю бедра, ахая.

Мирон не входит в меня, просто медленно скользит между половых губ, взрывая мое тело миллионами электрических искр.

– Прекрати, – шепчу, но уже не могу отстраниться.

Это слишком приятно, чтобы мозг мог думать о чем-то еще.

Молча подаемся навстречу друг другу. В тишине слышны лишь пошлые, влажные звуки и наше шумное дыхание.

Распаляемся. Жадно целуемся. Мирон рывком укладывает меня на лопатки, нависает сверху и, пока я пытаюсь вынырнуть из накрывшего наслаждения как из омута, уже устраивается между моих ног и продолжает быстрее подаваться бедрами навстречу моим.

Стону, обхватив его за плечи и судорожно вжимаясь в них пальцами.

– Как же я хочу… в тебя! – с болезненным рычанием убирает он мою руку от своего плеча и, коротко поцеловав ладонь, закидывает себе за шею.

– Нет, – шепчу упрямо, хотя мое “нет” звучит уже скорее как “да”.

Если он сейчас решит сделать по-своему, у меня не хватит сил его остановить.

– Злыдня, – хрипло усмехается он, ускоряясь и еще жестче вдалбливаясь в меня бедрами.

Стону сквозь зубы, выгибаясь и жмурясь от мощного спазма. Замираю на мгновение и обессиленно падаю на кровать.

Мирон еще несколько раз толкается между половых губ, а после отстраняется и прижимается бедрами к моему животу. Чувствую, как его член вздрагивает, зажатый между наших тел, и выталкивает вязкую сперму.

Я еще несколько секунд обнимаю Мирона и льну к нему, а после начинаю медленно осознавать, что все зашло слишком далеко. Господи, лучше бы он ненавидел меня и дальше издевался, чем быть такой… беззащитной рядом с парнем, чье имя – антоним слову “серьезность”.

Стыдно, очень стыдно.

Стону в ладони, а Мирон тут же убирает мои руки от лица и покрывает его нежными поцелуями.

– Слезь с меня, мне тяжело, – прошу его, уворачиваясь.

Сводный тут же переворачивается на спину, увлекая меня за собой. Хочу слезть с него, но он не отпускает снова.

– Куда ты уже несешься? – усмехается он.

– Нужно одеться, – шарю по дивану в поисках одежды.

– Зачем? – Мирон ведет кончиками пальцев по моей груди, отчего она тут же снова напрягается. – Можно повторить еще пару раз.

– Нет! – повышаю голос, отталкивая его руку. – Не можно. Можно забыть все, что произошло и дальше жить спокойно.

– Забыть? – усмехается сводный сердито. – Ты серьезно?

– Абсолютно. – фыркаю и он отпускает мои бедра. Тут же слезаю с него, чувствуя, как размазанная по животу сперма начинает стягивать кожу.

– Пиздец просто, – Мирон рывком садится на диване, резко встает с него и уходит в сторону двери.

Он бьет ладонью по выключателю и я жмурюсь от тусклого света.

Вижу, как Мирон на ходу подтягивает штаны и выходит за дверь.

Встаю, собираю свою одежду. Осматриваю себя и хнычу от бессилия. Я вся в следах Мирона. Кажется, я пропахла им насквозь.

Вытираю живот и натягиваю вещи, поправляю сбившееся постельное белье.

Как мы будем жить дальше и смотреть друг другу в глаза после всего, что было?

Хочется испариться и больше никогда не пересекаться со сводным. Но таким даром я, увы, не обладаю.

Иду на кухню, чтобы попить воды. Входная дверь хлопает и в дом заходит Мирон. Сталкиваемся с ним нос к носу в маленьком коридоре. Ловлю на себе его злой взгляд и отвожу глаза. Пытаюсь проскользнуть мимо, но Мирон делает шаг в сторону и преграждает мне дорогу.

27. Забава

– Что тебе надо опять? – пытаюсь отстраниться, но Мирон обхватывает меня за талию и дёргает на себя. Впечатываюсь в его обнаженную грудь, упираюсь ладонями в прохладную после морозного воздуха кожу.

Он выходил на улицу голым, сумасшедший.

– А если я не хочу забывать? – рычит он глухо.

Выдыхаю испуганно.

– Твои проблемы, – отталкиваю его. – Можешь не забывать. Но не трогай меня больше.

– Да щас, ага, – Мирон снова ловит меня за талию и вжимает в себя. – Буду трогать столько, сколько захочу.

Беспомощно дергаюсь в его руках. Наконец устало замираю и поднимаю глаза. Вижу на лице сводного злую усмешку. Как у вредного ребенка, который поймал муху и собирается поиздеваться над ней.

– Отпусти, – прошу. – Я не собираюсь быть девочкой для развлечения. Я не хочу с тобой воевать. Просто я ищу серьезные отношения, а не вот это все.

Мирон раздраженно фыркает и хмурится.

– Что – “все”? – он отпускает меня и я протискиваюсь на кухню.

Наливаю в кружку воды из чайника, жадно пью. Краем глаза вижу, что сводный стоит в дверях и, видимо, ждет моего ответа.

Со вздохом оборачиваюсь к нему.

– Потрахушки, например. – скрещиваю руки на груди, а Мирон удивленно вскидывает брови. – Вот это дурацкое “буду – не буду”. Мы с тобой чуть из-за гречки не передрались. Да мы даже стены нормально вместе покрасить не смогли! Как детей будем воспитывать?

– Ну ты еще до пенсии все распланируй! – усмехается он.

– И распланирую. – повышаю голос. – Я знаю, чего я хочу от жизни. И я иду к этому. А ты!.. Ты даже половины моих запросов не потянешь! И я не про деньги сейчас.

– А про что?

– Про секс.

– Да что с ним-то не так? – психует Мирон. – Ты кончила два раза и это было только начало!

– Да потому что я не собираюсь ни с кем спать до свадьбы! – рычу, сжимая кулаки и краснея. – А ты отказов не понимаешь! И терпеть вряд ли будешь!

– Боже, – сводный закрывает лицо рукой и усмехается. – Ты в каком веке застряла? А если тебе мужик не подойдет? Может, у него писюн с мизинец окажется?

– Вот! – тыкаю в него пальцем. – О чем и речь! А для меня секс – это не главное. Главное – любовь.

– Ты так до пенсии будешь принца ждать, – закатывает глаза Мирон.

– Значит, буду. – невесело усмехаюсь. – Уж лучше, чем родить в шестнадцать неизвестно от кого.

Сводный пару секунд молчит.

– Это ты сейчас про маму свою? – щурится он.

Не отвечаю ничего. Ухожу из кухни и залезаю на диван. Отворачиваюсь к стене, закрываю глаза, стараясь унять бешеное сердцебиение. Злюсь.

Да, я не понимаю, чем думала моя мать, когда рожала меня. Я не осуждаю ее. Но не понимаю. Я не хочу, чтобы мой ребенок рос без отца. Не хочу выскочить в двадцать лет замуж, а в двадцать пять развестись и остаться матерью-одиночкой. Я хочу долго и счастливо. И пусть мой избранник не будет крутым красавчиком, типа Мирона, зато он будет надежным, верным семьянином и любящим отцом.

Слышу, как сводный выключает везде свет и ложится рядом. Он не трогает меня, лишь отбирает краешек одеяла. Лежу, слушая его дыхание. И мне немного грустно. Находимся в нескольких сантиметрах друг от друга, но я понимаю, что между нами пропасть.

– Пиздец, ты сложная, – выдыхает Мирон зло и поворачивается ко мне.

Он накрывает меня своей ручищей и я уже напрягаюсь, чтобы отодвинуться, но он не пристает.

– Доброй ночи. – бурчит себе под нос, обнимая меня.

Молчу, ожидая подвоха, но нет. Никаких попыток. Просто обнял и все.

Лежу в его объятиях и пялюсь в стену. В доме то и дело что-то шуршит и потрескивает, но сейчас мне не страшно. Рядом с Мироном не страшно. И я не знаю, что мне дальше делать. Потому что на душе тепло и екает в груди…

Открываю глаза от прикосновения к плечу. Утро. В окно светит солнце. Лежу на груди у Мирона, обняв его за талию, а он поглаживает меня по руке.

Тут же пытаюсь отстраниться, но он требовательно притягивает меня обратно.

– Да полежи ты пару минут, – шепчет сонно.

Вздохнув, устраиваюсь поудобнее и слушаю громкие удары его сердца. Я не могу отрицать, что мне приятно с ним вот так. Когда мы не ссоримся, не делим ничего. Просто лежим и все. Обнимать его и краснеть из-за вчерашнего.

Мне было очень хорошо, я не могу отрицать очевидного. Ему сто раз скажу, что он не в моем вкусе, но себе врать бессмысленно.

Мне нравится его внимание, мне нравится его забота. Пусть она не очень романтичная, но искренняя.

И, если абстрагироваться от того, что мы ненавидим друг друга, то можно было бы подумать, что мы…

– Слушай, я не понимаю, – усмехается Мирон тихо, перебивая мои мысли, – а вот если так подумать: ты вся такая серьезная, ответственная, а я распиздяй.

– И что? – отзываюсь негромко, не понимая, о чем он.

– Ну, как “что”? Противоположности ведь притягиваются.

– Сказки, – хмыкаю. – Людям должно быть о чем поговорить друг с другом. У них должны совпадать интересы и взгляды на жизнь.

– И он обязательно должен есть гречку, да? – недовольно цокает Мирон.

Не могу сдержать смешок.

– А я думаю, что это правильно, когда люди разные. Они могут показать партнеру жизнь с другой стороны, научить чему-то новому. Главное, в принципе, в будущем хотеть чего-то схожего.

– Что это за минутка философии? – усмехаюсь, поднимая голову.

Мирон переводит на меня взгляд, а затем разворачивается так, что я падаю на спину, а он нависает надо мной, облокотившись на руку.

– Мне кажется, нам есть чему научить друг друга. – шепчет сводный, задумчиво поправляя мои волосы.

– Ты не выдержишь меня, – смотрю на него серьезно, потому что меня уже пугает этот разговор. Он сворачивает в неожиданное русло.

– Что не выдержу? – усмехается Мирон. – Секс? Да ты еще за мной бегать будешь, а я тебе не буду давать, вот увидишь.