Я приехала домой ближе к одиннадцати. Вошла в душ, включила горячую воду и наконец-то дала волю слезам. Перед глазами стоял подаренный Матильде браслет.
До трех часов ночи я, размазывая по лицу слезы, искала в Интернете точную копию увиденного в руках матери Матильды украшение, а когда нашла, скинула изображение на флешку и по дороге на работу зашла в салон и распечатала десятки фото этого браслета.
Работать было тяжело. Я делала глупые мелкие ошибки и не могла дождаться шести, чтобы поехать к Владу. На его звонки в тот день я не отвечала и сообщения «Что-то случилось?» и последовавшее за ним «Какого черта ты молчишь?» проигнорировала.
Я знала, что Влад, если у него нет дополнительных встреч, возвращается домой ближе к восьми. Ключи у меня были. Я вошла в квартиру и, не медля ни секунды, развесила во всех комнатах фото браслета. Три в гостиной на шкафу и на кресле, шесть в спальне, в прихожей — около десяти фото.
Покончив с этим, я заварила крепкий чай, добавила туда коньяка и просто сидела в ожидании Влада, прихлебывая напиток.
Послышалась трель телефона.
— Да, Влад.
— Марина, какого черта? Ты не отвечала со вчерашнего вечера.
— Извини, у меня были причины.
— Что случилось? — Его голос звучал настороженно. — Что-то серьезное?
— Нет, дома расскажу… у тебя дома. Я жду тебя здесь.
В трубке молчали.
— Хорошо, скоро буду.
Через полчаса ключ повернулся в замке. Влад пришел.
Грудь сдавило от сдерживаемых с трудом рыданий. Мой друг, мой Влад, что же мне делать с этой любовью?
Я не знала, правильный ли выбрала способ начать разговор, но хотела, прямо-таки жаждала видеть его лицо, когда он заметит фото браслета. Его реакция скажет мне намного больше, чем слова.
В прихожей он снял ботинки, пальто и медленно вошел в кухню, где я ждала его, сидя за столом.
Остановившись в дверном проеме, он сказал мне в спину:
— Должен признать, намеки ты делать умеешь. — Потом подошел ко мне, наклонился и поцеловал в уголок губ. — Ты могла просто сказать, что хочешь браслет. Не обязательно было фото развешивать… Марина, да что с тобой?
Он наконец-то понял, что я не реагирую на его слова. Я сидела прямо, с ровной спиной, и на стеклянной поверхности духовки, напротив моего кресла, отражалась молодая женщина с длинными светлыми волосами, собранными в низкий хвост, и в объемном фиолетовом свитере.
— Влад, разве ты не узнаешь этот браслет?
— А должен? — спросил он сконфуженно.
Влад всматривался в мое лицо, как будто действительно ничего не понимал.
— Точно такое же украшение ты подарил Матильде, — пояснила я, допивая чай с алкоголем. — И в точно таком же украшении ее нашли мертвой.
Он выпрямился. Идеально сидящий костюм, широкие плечи, жесткая улыбка. Поведение Влада всегда неуловимо менялось, стоило заикнуться об этой части его прошлого. Но я не могла в очередной раз сделать вид, что прошлое осталось в прошлом.
— Она считает, что это ты убил Матильду. — Я почувствовала, как глаза сами по себе увлажняются, хотя мой тон оставался холодным. — И самое страшное, что какая-то часть меня в это верит.
— Кто считает?
— Мать Матильды. — Я назвала имя.
Влад отошел в сторону, прислонился к барной стойке и, сложив руки на груди, спросил:
— Ну и как бы я это провернул? В перерыве между экзаменами приехал бы из Лондона на час-другой и перерезал ей вены? Ты ведь помнишь — меня не было в стране, когда это произошло.
— Ты мог нанять людей.
— Мне было семнадцать! Где бы я нашел таких людей?
Когда он говорил вот так — насмешливо и уверенно, мне начинало казаться, что мои подозрения и гроша ломаного не стоят.
Он взъерошил рукой волосы и сказал устало:
— Давай начнем сначала. Почему ты думаешь, что я причастен к смерти той девушки, и при чем здесь какой-то браслет? И самое важное: где именно ты пересеклась с ее матерью?
— Это получилось случайно.
— Ну, в этом я не сомневаюсь! Такие случайности происходят на каждом шагу.
— Влад, — возмущенно сказала я, раздраженная его саркастичным тоном. — Ты приходил к ним домой, деньги им предлагал, чтобы они забрали заявление! Ты посмел явиться в дом девушки, над которой надругался!
Меня снова накрыло осознание того, в какой передряге я оказалась. Влад подошел ко мне и опустился передо мной на корточки.
— Мариночка, родная, — сказал он ласково, и я разрыдалась от такого обращения. — Ну, не плачь, не плачь, пожалуйста. Что бы ты ни услышала, уверен, что могу все объяснить. — Он заправил мне за ухо выбившуюся прядь волос и приложил ладонь к моей щеке. — Я не могу исправить прошлое, но чего я точно не делал, так это не убивал. Что бы она ни говорила, я не причастен к смерти Матильды. А к ним домой приходил, потому что пытался загладить свою вину.
— Ты за себя боялся! — обвинила я, плача и прижимаясь к его руке.
— Да они к тому времени уже написали заявление, насколько мне помнится. И поверь, эта бумажка не могла нанести никакого ощутимого вреда никому, а мне — точно.
— Тебя могли посадить!
— Нет, не могли.
Влад сказал это уверенно, без тени сомнений. Казалось, его беспокоит только, как заставить меня перестать плакать.
— Хорошо, — я постаралась справиться с дыханием, — расскажи, зачем ты к ним приходил?
— Прощения попросить, Марин, не более. Я предлагал ее матери деньги, так как считал, что это универсальный способ утешения.
— Вот как!
— Она могла бы на эти средства отправить Матильду учиться в хороший университет, но они отказались. И я ушел.
Он запустил руку мне под свитер и погладил кожу — не эротично, но бесконечно нежно.
— Почему твой отец этим не занимался?
— Почему же? Еще как занимался! Он к ним тоже приходил, но я полагал, что у меня лучше получается убеждать, чем у него.
— Ты издеваешься?
— Нет, тогда я действительно так думал.
В квартире было светло — Влад всегда любил яркое освещение. Он уделял много внимания тому, как, под каким углом свет падает на предметы, различал холодные и теплые оттенки теней.
Перечитывая свои книги, я не раз замечала, насколько серьезно отношусь именно к освещению, и каждый раз убеждалась, что за этими «совпадениями» скрывается личность Влада.
— А браслет?
— Что не так с браслетом?
— Мать Матильды утверждает, что ты преследовал ее дочь, угрожал, и что…
— И что? — перебил он холодно. — Что я ее убил? Ты понимаешь, в чем меня обвиняешь?
Он засмеялся и по привычке взъерошил рукой волосы. Я так любила этот его жест.
— И какие она находит подтверждения?
— На ней был браслет.
— О, да, это, несомненно, доказательство!
— Мать Матильды считает, что это ты надел на нее браслет, чтобы они знали… Потому что Матильда никогда не надела бы его сама.
Я понимала, что говорю сбивчиво, и у меня, журналиста и рассказчика по призванию, не получается внятно выразить свои мысли.
Влад это видел.
— Влипла ты, Марина, не так ли? — засмеялся он. — Встречаешься с насильником и убийцей.
— Что?!
— Разве ты думаешь иначе? Ты почему-то не веришь, что я не имею никакого отношения к ее смерти, что жалею о том, как поступил с Матильдой.
— Ты даже не представляешь, насколько сильно я хочу тебе верить…
— Марина, у этой женщины горе. Я понимаю, как ей тяжело. Но она не может приписывать мне убийство только потому, что Матильде перед смертью вздумалось надеть подаренный мной браслет. Вряд ли Матильда была в своем уме, когда резала себе вены. Я знаю, что виноват, но не в этом!
Он по-прежнему сидел передо мной на корточках. Я гладила его волосы, обводила пальцем контур его лица.
— Ты ее любил и все же поступил с ней так жестоко. Что мешает тебе поступить со мной так же, если я когда-нибудь стану тебе не нужна, неугодна?
— Марина, Машенька, Маричка, я бы никогда…
— Я не слепая и вижу, как женщины на тебя заглядываются. Более того, отдаю себе отчет, что, если бы мы не были знакомы с детства, ты сейчас не выделил бы меня из толпы других женщин. Их слишком много. И я слишком хорошо тебя знаю. Пример отца и твое воспитание не позволят тебе хранить мне верность вечно. Рано или поздно тебе придется научиться скрывать от меня интрижки.
— Маричка, — он поцеловал мою руку и назвал меня так, как временами называла мама, — ты права. Возможно, однажды мне захочется сделать что-то, о чем я никогда не позволю тебе узнать, но… но заботиться я хочу о тебе и только о тебе. Хочу видеть тебя своей женой, другом, матерью моих детей. Ты знаешь меня так хорошо, понимаешь с полуслова, а я знаю тебя… Я не сделаю больно человеку, которого считаю равным себе по силе, по уму.
Я гладила его волосы, он нежно прикасался к моим коленям.
— Самое страшное, что я действительно знаю тебя. Я легко могу представить, как ты приходишь в квартиру Матильды, как бросаешь ей самодовольную улыбку… Я пока не могу, да и не хочу обвинять тебя в чем-то большем, но уверена, что ты приходил к ней домой и не просто извинялся и предлагал деньги. Ты вполне мог угрожать.
— Марина…
— Да, ты жалеешь, что я узнала о твоем поступке, но… — Слезы застилали глаза. — …этот поступок, вероятно, не единственный. Ты творил вещи и похуже. За время, что мы вместе, я ловила обрывки твоих разговоров, знаю людей, с которыми ты встречаешься. На Фейсбуке ты — представитель прогрессивного поколения с идеальными друзьями-реформаторами, на практике ты строишь бизнес по принципу 90-х. Думаю, ты бы очень хорошо чувствовал себя в те времена, когда людей можно было похищать и убивать.
Он молчал.
— Неужели ты думаешь, — спросил Влад после долгой паузы, — что сейчас другое время?
— Да, я так думаю!
Он рассмеялся.
— Потому что тебе не приходилось сталкиваться с настоящими сложностями. Ты живешь в столице, зарабатываешь недостаточно, чтобы поехать на выходные в Лондон, но на отпуск в Египте и качественную одежду тебе хватает. Ты не сталкиваешься с проржавевшей судебной системой и коррупцией на уровне личных интересов. Да, ты об этом пишешь, но одно дело писать и совершенно другое — пытаться уберечь свой бизнес, который ты развивал много лет и который хочет забрать какой-то заплывший жиром боров, выросший в хлеву и возомнивший себя королем.
Влад поднялся.
— Ты так наивна, Марина. Не понимаешь, как легко сломать твою жизнь, если бы кому-то этого действительно захотелось. Как легко отнять твою квартиру, причем, заметь, на законных основаниях. При желании, — Влад наклонился к моему уху, — тебя можно посадить в тюрьму, и ты никогда не сможешь доказать, что невиновна.
— Зачем ты мне это говоришь?
— Затем, что я могу тебя от всего этого защитить. Я могу сделать так, что ты будешь в безопасности до конца своих дней.
Я усмехнулась.
— Нет, Влад, не до конца моих дней, а до тех пор, пока тебе это будет угодно.
— В твоем случае это одно и то же.
— Твои слова звучат, как угроза.
— Да какая к чертям угроза?! Я лишь озвучил твои страхи. Ты и сама знаешь, что я прав.
Знаю. Прав.
В квартире было тихо, будто она прислушивалась к нашему разговору
— Помнишь, как мы сидели у бассейна в доме твоего отца, и ты расспрашивал нас с Машей, как тебе вести себя с Матильдой.
— Бл***! — не сдержался Влад. — Марина, ты опять!
— Мы давали тебе советы, что ей говорить, и ты нас чертовски внимательно слушал. Тебе было важно, чтобы она захотела быть с тобой. А потом… Влад, ты же в нее влюбился!
— Ты можешь наконец перестать о ней говорить?!
— Я отчетливо помню, как сильно ты прикипел к этой девочке! — Я не обращала внимания на его протест. — И тем не менее поступил с ней так жестоко! Почему?! Я знаю о тебе все или почти все, даже то, чего знать не стоит, но я до сих пор не понимаю, как ты мог быть таким жестоким по отношению к ней. Ты рассказываешь сказки, как мне будет с тобой хорошо, но я видела, как ты поступил с той, которая тебя любила и которую любил ты! — Я уже не разговаривала с ним — кричала. От переизбытка эмоций я вскочила с места. — Ты годами говорил о том, как важно беречь свою стаю, и я так тебе верила, что даже сейчас использую твою терминологию, и моя голова забиты твоими идеями! Но этот поступок выбивается из всего, о чем ты рассказывал и во что заставил меня верить!
— Потому что она были никем! — взорвался Влад. — У меня к ней было только физическое влечение. Чтобы любить по-настоящему, нужно уважать человека, гордиться им, считать его равным тебе по духу! Она же была олицетворением всего того, что я терпеть не могу в женщинах. Мы только начали встречаться, а она уже распланировала всю нашу жизнь, мечтала с мамой познакомить. — Влад запустил руки в волосы, собираясь с мыслями. — Ты хотела правду? Вот тебе правда: Матильда была глупа, как пробка, и я ненавидел себя за то, что именно к ней меня так сильно тянуло. Это была физиология, которую я не мог контролировать!
— И за это ты ее…
— Нет! Не знаю! Она поставила условие: женись на мне, и после этого я буду с тобой спать. Самое глупое условие, которое может придумать женщина!
— Потому что ставка слишком высока? Буду спать с тобой не за шубу или телефон, а только если женишься?
Он скривился.
— На таких условиях женятся только больные люди.
— И поэтому ты решил: пусть она в первый раз сразу с несколькими переспит? Да ты больной! — закричала я. — Ты хоть понимаешь, насколько ты болен! Не нравятся условия — откажись от сделки, а не поступай, как скотина! — Я схватилась за голову. — Боже, как же я тебя ненавижу!
— Неправда, Марина. Ты меня любишь и всегда любила…
— Очень смешно! Ты действительно в это веришь? — Меня прорвало. — Расставаясь впервые, я и не догадывалась, что это может быть так больно. Но потом… у меня появилась новая работа, новый круг знакомств, и понемногу чувства к тому мужчине превратились в воспоминания. С тобой все будет по-другому, я это прекрасно осознаю.
— Марина, не сгущай краски…
— Но… я слишком тебя боюсь, и мне это не нравится. Со мной ты играешь роль прекрасного принца, и я бы очень хотела поверить в эту роль. Но ты опять мне врешь. Ты постоянно мне врешь!
Влад отреагировал неожиданно: вместо того, чтобы разозлиться, он подошел ко мне и обнял.
— Марина, у меня есть для тебя одна история. Ты не против, если я тебе ее расскажу?
Я посмотрела ему в глаза, и он воспринял это как согласие.
— Помнишь, в 2015 году ты поехала в Марибор. Это было после Нового Года.
— Конечно, помню, — ответила я удивленно.
— Не спрашивай, как именно, но я заранее узнал, что ты приедешь в Словению. У меня была мысль «случайно» столкнуться с тобой где-нибудь на улице. А что, городок маленький… ты знала, что я в это время всегда гощу у бабушки, — она, кстати, до сих пор там живет, — и наша встреча была очень естественной. Знаешь, почему я тогда так к тебе и не подошел, хотя был от тебя на расстоянии нескольких метров?
— Почему? — всхлипнула я, совершенно не понимая, к чему он клонит.
— Сначала ты решила прогуляться по Марибору без друзей, что было мне на руку. Но пока ты шла, с тобой пытались познакомиться несколько мужчин. Я могу их понять. Ты в тот день была не просто очень красива, но и очень счастлива, а это всегда привлекает. Но потом… — Влад улыбнулся, вспоминая, — …ты умудрилась познакомиться с какой-то девушкой, у которой был день рождения, и пошла на вечеринку.
Я помнила тот день. Он был просто сказочным.
— На той вечеринке ты оказалась в центре внимания, хоть день рождения был не у тебя, и ты никого не знала. Некоторые гости даже на английском толком не разговаривали, но тебе удалось превратить общение с ними в некое выступление циркачей: очень смешно жестикулировала, выкрикивала, а я сидел почти за соседним столиком и смеялся: наблюдать за тобой было очень интересно и приятно. Иногда я даже удивляюсь, как ты могла меня не заметить.
— Почему?
— Почему не подошел? Почему ты меня не заметила?
— Нет, почему ты хотел меня увидеть?
Он впился в меня долгим напряженным взглядом.
— Видимо, потому же, почему отправил твоему редактору приглашение на мою лекцию. Марина, не буду отрицать. Сейчас мне нравится твоя внешность. Но главное — с тобой очень легко. Мне ни с одной женщиной не было так легко и просто. Я знаю: что бы я ни сказал — ты поймешь. Марина… Там, в Мариборе, наблюдая за тобой, я снова убедился, как мы с тобой похожи. И ты, и я умеем чувствовать себя как дома в любой обстановке. Нам не страшен мир. Я уверен, что где бы ты ни оказалась, ты меня подстрахуешь. То, что я испытывают к тебе, Марина… если это не любовь, тогда я не знаю, что это…
Я смотрела на него и не понимала, что говорить. В тот момент я не могла представить, что Влад может врать. Еще несколько минут назад я хотела с ним разойтись, а теперь…
— Марина… — Он погладил мои бедра, нежно прикоснулся к губам. Рывок — и он посадил меня на кухонный стол.
— Влад, — мои руку погрузились в его волосы, пока он целовал мою шею. — Ты даешь слово, что не причастен к смерти Матильды?
— Марина, — он оторвался от своего занятия и преданно посмотрел мне в глаза, — я даю тебе слово, что в этом не замешан.
И начал целовать, ласкать и раздевать меня, сводя с ума.
А потом нам стало не до разговоров.
— Что такое «дать слово», Марин? Дал — забрал.
— Главное, чтобы забранное слово репутации не навредило.
— Видишь, как быстро ты все схватываешь.
— Влад, все равно я считаю, что слово нужно держать.
— Да, иногда нужно…
— А иногда нет?
— Говорю же: быстро все схватываешь.