Мой дорогой Влад

Глава 16

У всех пишущих журналистов есть одна любопытная привычка: они всегда носят с собой диктофон. Это рефлекс, который формируется в первые дни работы.

Вечером я достала из сумки диктофон, запустила на компьютере AdobeAudition— программу для работы со звуком и прогнала через нее последнюю запись.

— Ты убийца, Влад, ты жизнь у людей забрал, аварию Д. подстроил…

— Подстроил, потому что так было нужно. Марина, ты живешь в своем идеальном мире, пишешь свои книжки и статейки для домработниц в Техасе, ни черта не понимая, какова жизнь на самом деле.

— А ты, британский сынок, знаешь?

— Да, твою мать, знаю!

Я обрезала лишнее, оставив только одну строчку:

— Ты убийца, Влад, ты жизнь у людей забрал, аварию Д. подстроил…

— Подстроил, потому что так было нужно.

Я скинула запись на флешку, продублировала на съемном диске и на всякий случай поместила в гугл-хранилище. У меня больше не было сомнений. Я должна была сделать то, что задумала. Я понимала, что рискую, и никогда в жизни мне не было так страшно. Страшно за себя, за родных и почему-то за Влада. Глупо, очень глупо.

План быв таков: «слить» запись отцу Д.

Но я допустила ошибку: переоценила то ли себя, то ли Д., которая повела себя весьма неожиданно.

Я не стала изобретать велосипед, искать способы, как с ней связаться. Просто написала ей сообщение в соцсети. Того, как мы познакомились, должно было хватить, чтобы она восприняла мое сообщение серьезно.

«Мне нужно поговорить с твоим отцом. Это важно».

До сих пор не могу понять, где именно я просчиталась и почему она повела себя столь неожиданно. Может, Д. и не виновата, но на сообщение она не ответила, создав проблему на том этапе, когда, как мне казалось, проблем быть не должно. А на следующий день… Господи, что случилось со мной на следующий день!

Вечером я получила от Влада сообщение: «Выйди, нам нужно поговорить».

Сообщение было проигнорировано, но страх подобрался. Близко.

Что значит — выйди? Что он находится где-то недалеко? Телефон завибрировал снова.

«Марина, я не шучу. Выйди сама, либо пожалеешь».

На этот раз я элементарно побоялась не ответить.

«Что тебе нужно?»

«Либо спустить сама, либо я поднимусь к тебе и на хрен выбью дверь. Мне есть кому поручить эту работу».

Он не один — автоматически отпечаталось у меня в голове… и сразу стало дурно.

Как же я тогда испугалась…

Круглые часы в коридоре показывали 00:31. Мама к тому времени уже давно спала. Я тихонько накинула длинное коричневое пальто и такого же цвета объемный шарф. Запихнула в карман ключи и телефон и вышла из квартиры.

Рядом с моим домом было много новых зданий. Детский сад, магазинчики, кофейня, красивые ухоженные дорожки…

Влад стоял возле дома, идеально вписываясь в окружающую обстановку. Консьержка из нашего подъезда мило улыбнулась этому импозантному мужчине, а у меня руки дрожали.

«Мой друг, мой Влад, что ты, к чертям, задумал?» — спрашивала я себя снова и снова.

Он окинул меня взглядом с ног до головы, будто с нашей последней встречи прошел не месяц, а как минимум год.

— Нам нужно поговорить. — Он был очень близко.

— Говори.

— Не здесь. Поехали в другое место.

— Рядом есть кафе.

— Марина, садись в машину, — приказал он.

— И не подумаю.

— Дорогая, тут такое дело… — Он наклонился ко мне. — Тебя никто не спрашивает. Ты эту кашу заварила, тебе за нее и отвечать.

— О чем ты?

Он усмехнулся своей самой мальчишеской и беззаботной улыбкой, а затем вдруг оскалился.

— Какой у тебя псевдоним?

Я молчала. Он прекрасно знал мой псевдоним. Непонятно было, к чему он клонит.

— Садись в машину, писательница, а по дороге я подкину тебе идею для следующего романа и покажу одно занимательное видео, которое минут пять назад мне прислал мой человек. На видео такаааая девушка — с ума сойти, как хочется ее трахнуть: стройная, волосы длинные, губы пухлые, а эти веснушки… — Он насмешливо причмокнул. — …как же меня заводят эти веснушки…

— Хватит паясничать. Думаешь, я сяду к тебе в машину ради чужого мне человека? Не слишком ли ты уверовал в мою лояльность к этой семейке?

— Лояльность, — хмыкнул Влад. — Нет, Марина, давить на тебя я могу по-разному. Могу пригрозить потерей работы, которой ты так дорожишь. Знала бы ты, как это просто! Помнишь ошибку, которая произошла при верстке недели две назад, с твоими австрийскими экспатами?

Конечно, помнила. Я писала про четырех австрийцев, живущих в Киеве. Все проверила и перечитала сто раз, а на следующий день оказалось, что перепутаны имена двух персонажей: упитанный журналист, любитель борща, голубцов и пампушек, в моем тексте рассказывал, как сильно любит заниматься спортом, а худющий, как жердь, руководитель банка сетовал, что похудеть не может. К счастью, ошибка была не моя, всё обошлось, и на сайте я оплошность исправила, но было, конечно, неприятно.

— Ты постарался?

— Ну что ты! — возмутился Влад. — Как я могу? Я ведь твой друг. Друзья друг друга не подставляют, не так ли, Марина?

И тогда я поняла: каким-то образом он заранее узнал о моих планах «слить» запись.

— Ну так что? Сядешь в машину, или мне тебе напомнить, что у тебя еще мама есть?

Машина стояла неподалеку, каких-то пять шагов сделать — и я окажусь отрезанной от мира.

— Интересно, у тебя есть слабые места? — пробормотала я, пытаясь успокоить бешено бьющееся сердце, убеждая себя, что не убьет же он меня, в конце концов. Максимум припугнет немного.

— Думаю, тебе будет приятно узнать, что ты мое самое слабое место. — Он открыл дверцу машину, и я сразу бросила взгляд на водителя. — Но, чтоб ты знала, мне не нравится иметь слабые места. — И захлопнул дверцу.

Влад обошел машину и сел назад с противоположенной стороны. Машина тронулась.

— Куда мы едем?

— Увидишь.

Я заставила себя успокоиться, насколько это было возможно в данной ситуации. Присутствие водителя меня насторожило, а его габариты просто пугали: здоровенный накачанный мужик.

— Я видел твои фото с церемонии награждения. Купила-таки зеленое платье… — Он прищурился.

— Купила.

История под названием «Зеленое платье» — одна из тех историй, которые формируют характер ребенка. В детстве меня во дворе доставал один мальчишка: невысокий, противный, с постоянно недовольным выражением лица. Однажды вечером я пришла к маме и начала жаловаться на него, а мама в ответ пообещала, что, когда я вырасту и стану красивой-красивой, он увидит меня в зеленом платье и пожалеет, что так себя вел. Почему зеленое — не знаю, но с тех пор у меня не было зеленых платьев. Я все ждала тот самый наряд и тот самый случай. А недавно решила — хватить ждать. И купила зеленое платье. И надела его на первое подходящее мероприятие.

— Тебе идет, — сказал Влад холодно.

Благодарить я не стала — заметила, что мы въезжаем в лес.

— Твою ж мать, ты серьезно?! — психанула я. — Да тебя консьержка видела, люди…

— Марина, ты что же, думаешь, что я тебя отсюда обратно не привезу?

Мой Влад играл.

Машина съехала с трасы и двинулась по наезженной колесами колее. Остановилась, когда ехать дальше уже было невозможно.

— Выйди. — Это Влад сказал водителю. Тот повиновался и начал в быстром темпе отдаляться от машины, пока не исчез за высокими соснами.

Я подумала, что распоряжения насчет поведения водителя наверняка были отданы заранее. Как всегда, Влад избегает импровизаций.

Мы остались в машине вдвоем. Я поправила выбившуюся из пучка прядь волос и сразу же спрятала трясущуюся руку в карман, чтобы он не увидел.

— Ну что, прониклась ситуацией?

— Прониклась. Ты зачем меня сюда привез?

— Увидишь, — сказал он и достал из кармана пистолет. Положил его на сидение между нами, и мой взгляд прямо-таки приклеился к опасной игрушке. Я смотрела то на Влада, то на пистолет.

— Это слишком банально даже для тебя. — Я первая нарушила паузу.

— Банально, Марин, пытаться меня подставить. Вот это банально, а мое желание поговорить с тобой — это, дорогая, называется конструктивный диалог.

— В лесу?! Ты рехнулся?!

— Рад видеть, что ты наконец-то начинаешь осознавать, что у тебя проблемы.

Он взял в руки пистолет и начал его гладить — нежно, как, наверное, гладят матери своих желанных новорожденных детей.

— Выходи, — скомандовал он, по-прежнему глядя на пистолет. — Я не шучу, Марина, просто выходи.

— Я хочу домой.

Он вышел из машины, обошел ее и открыл дверь с моей стороны.

— Когда я говорю — делай, как велено.

Он схватил меня за плечо и буквально вышвырнул из машины. Я едва удержалась на ногах. Потом он толкнул меня вперед.

— А теперь ты мне расскажешь, зачем пыталась связаться с отцом Д.

В лесу было темно и страшно, но стало намного страшнее, когда он направил на меня пистолет.

— Что ты хотела ему сказать?

— Да что ты себе позволяешь!

Я сделала шаг назад, а он так же медленно, держа меня на прицеле, приближался.

— Зачем ты лезешь в то, в чем не разбираешься, Марин?! Все, чего я хочу, — построить в области качественные дороги. Не присвоить деньги себе, не украсть их, а просто построить дороги! И если для этого мне нужно выиграть тендер — я это сделаю любым способом. Уже сделал. А ты мешаешь!

— Знаю я, чего ты хочешь! — крикнула я срывающимся голосом. — Построить автобаны за государственный счет, а потом приватизировать их.

Мне хотелось заполнить тишину и говорить, говорить, чтобы таким способом защититься от страха. Ведь пока я говорю — я не умираю, верно?

— И нападение на мать Матильды? Зачем, Влад, после стольких лет? Это что, такой оригинальный способ выразить мне свой интерес? Да пошел ты!

Он подошел ко мне и схватил за руку. Резко дернул и приставил пистолет мне к виску.

— Нет-нет, — прошептала я в ужасе. — Господи, Влад, нет…

Вспоминать об этом страшно. Холодное дуло у виска и осознание, что если он нажмет на курок — меня не станет. Ни фильмы, ни книги не способны передать и сотой доли того, что испытывает человек под дулом пистолета.

…Я вырываюсь из воспоминаний, с отвращением отодвигаю лэптоп и делаю паузу. На глазах слезы — непрошенные и злые. И мысль: я действительно все это пережила несколько недель назад. Я наливаю себе воды и выпиваю ее залпом. Медленно успокаиваюсь и заставляю себя вернуться в ту ночь…

— Если попытаешься мне помешать, ты очень пожалеешь об этом, Марина, — сказал Влад, глядя мне прямо в глаза. — Как пожалела Матильда. Ты была права, она не покончила с собой…

По щекам стекали слезы. Я смотрела на Влада в упор.

— Влад…

— Отец пытался дать им денег, но эта дрянь отказалась, и тогда… это была его идея — напугать Матильду, но, видимо, нанятые им люди немного… перестарались.

Я всхлипнула. Это была уже самая настоящая истерика. Он опустил пистолет.

— Я и тебя не пожалею, если посмеешь хотя бы подумать о том, чтобы нарушить мои планы. Понимаешь? Давай-ка, кивни.

Я сделала, как он просил.

— Умница. А теперь иди в машину… нет, садись вперед.

Уже в машине я перестала сдерживаться и вовсю заревела. Несколько минут он молча на меня смотрел. Затем положил пистолет в бардачок и притянул меня к себе. Я не сопротивлялась — то ли потому, что с сумасшедшими не спорят, то ли сил не было.

— Ну-ну, — приговаривал он, и от этого было еще хуже. — Постарайся успокоиться. С такой расшатанной нервной системой и до сорока не дотянешь.

Я плакала в его руках — в руках человека, который довел меня до этого состояния.

— А что, если я не стану таким человеком, каким хочу быть? Что тогда, Влад? Ведь сколько есть историй о людях, которым исполняется тридцать-сорок, и они понимают, что жизнь повернулась к ним мягким местом, и приходят от этого в отчаяние.

— Главное, ты знаешь, чего хочешь.

— Ерунда все это. Я хочу, чтобы мои книги переводили на все языки мира, хочу написать главную книгу в своей жизни.

— Помню-помню, история Александры Мариани.

— А что, если… я даже думать боюсь, что будет. Я очень боюсь рисковать. Влад, мне нравится мой дом, моя одежда, мои вещи… но иногда мне кажется, что мне придется все это бросить, уехать в другие страны ради призрачной идеи — стать писателем. Мечты не всегда хорошо, им свойственно разбиваться.

— Марина, послушай меня внимательно. Слушаешь?

— Слушаю.

— Марина, ты получишь все, чего хочешь, я в этом уверен. Я же вижу, что тебе никто и ничто не нужно, кроме твоих историй. Главное не ждать, что наступит день, и кто-то преподнесет тебе долгожданный шанс, а уже сейчас, сегодня делать что-то, чтобы стать тем человеком, который пока чужой, но может стать тобой. Ты понимаешь?

— Ты даже не представляешь, насколько. Но в одном ты не прав — мне мои друзья тоже нужны, родители, ты… тоже.

— Ну, уж я от тебя точно никуда не денусь. Мы вместе состаримся и будем дружить семьями.

— Даешь слово, что никуда не уедешь и не бросишь меня?

— Поменьше банальности! Кто ж дает такие обещание в нашем возрасте?

— Влад, я серьезно.

— Ну, если серьезно, тогда это все меняет. Да, обещаю. Но что, если ты куда-нибудь уедешь, Марин? Сама ведь только что говорила…

— Я тебя с собой возьму.

— Ты иногда такая смешная… смешная и наивная.

— А ты иногда такой хороший.

— Иногда?

— Иногда. В остальное время ты такой кретин.

— Как же я тебя ненавижу, Влад! Зачем ты так поступаешь со всеми нами?!

Он молчал и гладил меня по голове, по волосам, целуя и крепко обнимая. Такими были наши отношения, такой была эта нездоровая любовь, поселившаяся в моем сердце на многие годы.

Влад отпустил меня и положил руки на руль.

— Помнишь холодильник с магнитами в отцовском доме, которые он изо всех стран, где побывал, привозил? — Влад усмехнулся. — Я с отцом раньше не очень ладил, а когда повзрослел, понял, что мне импонирует его способ мышления. Он начал ко мне нормально относиться лишь после двадцати, в смысле — как к равному, но история с Матильдой здорово подкосила наше взаимопонимание. Не спеши радоваться. — Он посмотрел на меня, зареванную, как будто я могла что-то возразить. — Это не потому, что я плохо поступил, а потому, что попался. Но сейчас не об этом. — Он завел машину, тронулся с места и вскоре вырулил обратно на трассу. — Мы однажды напились во время моего приезда и поговорили по душам. Помню, он указал на эти магниты на холодильнике и сказал: «Видишь, какие они разные: разные цвета, разная форма, и на первый взгляд страны разные: иудаизм, христианство, мусульманство, а суть-то одна: в каждой из этих стран есть и коррупция, и проституция, и заказные убийства, и много того, что считается нелегальным, просто где-то обойти закон легче, а где-то сложнее, где-то более порицаемым считается украсть, обмануть партнера, а где-то — сходить к проститутке. Но запомни, Влад, там, где есть люди, всё одинаковое, потому что люди одинаковы».

Влад бросил на меня взгляд, словно надеясь увидеть мою реакцию, но я не реагировала — на виске до сих пор ощущался след от дула пистолета.

— Пока я учился — много путешествовал. У меня всегда были средства, а они открывают много дверей. Однажды в университет приехал директор крупных заводов, расположенных по всей Европе, лекцию читать. А после занятий мы пригласили его в кабак. Уломали его выпить с нами, а дальше… слышала бы то, что он начал рассказывать… Все везде одинаковые, Марин, — резюмировал Влад, — и наши инстинкты: есть, спать, размножаться — руководят нами, просто умные это скрывают, а глупые кичатся своим происхождением от обезьян.

Мы въехали в Киев, проехали Троещину, мой дом, его дом и приближались к центру Киева.

— Куда мы едем? — решилась я наконец спросить, когда стало очевидно, что не ко мне и не к нему домой.

— Ты живешь в Киеве, но не знаешь этот город. — Влад аккуратно повернул налево. — Позволь тебя утешить, такие места, как то, которое я тебе покажу, есть во всех городах, где мне довелось побывать. Хочу тебе показать…

— Я не одета.

— Это хорошо, тебе не стоит там привлекать к себе внимание.

Он кому-то позвонил и заговорил на английском.

— Николас, я могу сегодня к вам попасть? Двое. Нет-нет, задний ряд нам подойдет.

У Влада был шикарный английский. У меня тоже, но когда меня однажды пригласили пройти собеседование на позицию ведущей новостей на английском, я его провалила именно потому, что мой акцент слишком заметен.

Мы свернули с центральных улиц в какие-то дворы. Заехали на парковку, чистую, большую и аккуратную. Вышли. Я застегнула пальто, чтобы не было видно, что на мне самая простая одежда — красный свитер с оленями и брюки.

Мы вошли в лифт и начали подниматься… куда-то.

— Главное, молчи, Марин. На каком бы языке ни разговаривали, не стоит упражняться ни в английском, ни в немецком, не говоря уж о наших языках.

Сбитая с толку происходящим, я лишь пробормотала:

— Влад, а тебе не кажется, что после угроз человека нужно оставить одного, чтобы он проникся важностью момента и подумал о вечном?

Он притянул меня к себе.

— Ты уже и так прониклась и успела подумать о вечном. Вижу, как вся дрожишь от страха, — и настойчиво, неприятно поцеловал меня в губы.

Лифт пиликнул, и двери распахнулись.

Нас встретил мужчина в черной накидке и маске и вручил нам две такие же маски. Они были черные, имитировали паутину и ничего не скрывали. Зачем они нужны — я не понимала.

Коридор, еще коридор — и мы оказались в большой комнате с множеством кресел у стен, установленных на достаточно далеком расстоянии друг от друга, как на шахматной доске.

Некоторые места были уже заняты. Люди были самые разные — кто в спортивном костюме, кто во фраке, кто почти голышом.

Девушка в коротком переднике, надетом на голое (голое!) тело, подошла к нам и провела к двум свободным креслам, которые сразу были подвинуты ближе друг к другу. Сдвигал массивные кресла мужчина в маске и черном плаще. Под плащом — черное белье… и больше ничего.

Я бы могла пошутить об их костюмах, но у меня было не то настроение, чтобы веселиться.

— Садись, — сказал Влад. — И чтоб в ближайшие полчаса вставать и не думала. Поняла?

— Да.

Я села, он тоже.

Вскоре все свободные места (их было около двадцати) были заняты. Я видела, что публика возбуждена и пребывает в нетерпении. Такие вещи сложно не заметить.

Свет погас, и на площадку в центре комнаты двое мужчин выволокли два кресла и… связанную девушку.

— О Боже…

— Сиди! — Влад схватил меня за руку и стиснул ее до боли.

Девушка была полностью одета, и одежда была простой, я бы даже сказала — школьной: юбка, капроновые колготы, черный гольф без рукавов и поверх — синяя кофта. Тушь на лице размазалась, во рту кляп, руки за спиной зафиксированы наручниками. Двое мужчин в черных брюках и в масках (у одного синяя, у другого белая) сняли с нее наручники и зацепили ее руки за крюк, который был спущен откуда-то сверху, и с абсолютно нейтральными лицами начали медленно снимать с нее одежду. Одежды было много, снимали ее медленно, делая продолжительные театральные паузы.

Влад наклонился ко мне.

— Запомни этот момент на всю жизнь, а потом используй в книгах, и твои тексты станут намного более правдоподобными. Посмотри на лица этих людей, внимательно посмотри. Ты ведь узнала некоторых?

Я не была уверена: маски казались полупрозрачными, но кое-что все-таки скрывали. И все же… да, некоторых я узнала. У некоторых из них я брала интервью, шутила.

— Что ты видишь, Марин? — шептал Влад мне на ухо. — Именно сейчас ты видишь, какова природа людей на самом деле… Почему, по-твоему, последние несколько лет так популярны темы насилия в сексе, БДСМ? Многим людям этого хочется, потому что такова человеческая природа — совокупляться, как дикие звери. Но раньше мы скрывали такие желание, а сейчас общество понемногу пытается к ним привыкнуть. Смотри, как внимательно все они наблюдают. Утром эти люди пойдут на работу, будут отдавать приказы, провозглашать так называемые «новые ценности»: равенство, честность, терпимость, — а сами будут вспоминать, как у них встает на сцены насилия.

— Не всем хочется такого… — Я в ужасе смотрела на разворачивавшуюся передо мной сцену, в то время как Влад спокойно наблюдал за мной.

— Не всем. Но девушка, которую сейчас раздевают, добровольно пошла на это. Хозяин клуба в этом плане строг. К ней тоже присмотрись — за деньги она позволила, чтобы с ее телом обращались подобным образом. Кто она, Марин? Беспринципная дешевка или просто пытается выжить в этом жестоком мире, в котором ей не повезло родиться в достойной семье с материальной защитой? Вполне возможно, что она выбрала не такую уж плохую тактику, и через год ты увидишь ее на обложке журнала или будешь брать у нее интервью. Потому что на коне оказываются не самые умные и даже не самые смазливые, а те, у кого есть цель — выбраться из дерьма.

Я смотрела. Либо связанная была прекрасной актрисой, либо ей претило то, что происходит. Девушка была напугана.

Она осталась полностью обнаженной, и тогда двое мужчин начали раздеваться. Связанное тело дернулось.

— Контрактницам, — я догадалась, что речь идет о девушке, — никогда не сообщают подробностей, в какой сцене они будут играть: спать с другими женщинами, с футбольной командой или животными. Но суммы приличные, так что девушки соглашаются. А те, кто здесь сидит, получают еженедельную рассылку с «меню»: расценки, какие сцены будут разыгрываться, даже присылаются фото участников… хм… спектакля. Конечно, получить доступ к такому «меню» непросто.

Голый мужчина подошел к подвешенной на крюк девушке и начал ее целовать: губы, шея, живот, ноги, между бедер. К нему присоединился второй. Тот опустился на колени, зарылся в женские ягодицы. Встал, отошел к креслу, на котором лежала смазка, выдавил немного на руку. Подошел к девушке и начал смазывать ей анальное отверстие.

— Я хочу уйти! — прошипела я.

— Не хочешь! — возразил Влад негромко, но твердо. — Когда я вел себя в постели грубо — тебе же нравилось.

— С тобой было по-другому!

— Почему? Ведь я тоже на твоих глазах кого-то насиловал.

Я посмотрела на него и встретила насмешливый взгляд. Влад был красив: прямой нос, высокие скулы, но лицо не худое — породистое. И это выражение: будто он меня препарирует, понимает и предвидит все, что случится дальше.

Я в который раз спрашивала себя, как попала в такую ситуацию и как мне из нее выбраться.

— Еще немного, — усмехнулся Влад. — Совокупление — недлительный процесс.

Мужчина вошел в девушку сзади, другой минуту спустя толкнулся в нее спереди. «Веселье» началось, но молчаливая публика не издавала ни звука.

Мне вспомнился мультик про короля-льва. Когда гиены хотели наброситься на Симбу, героя мультика, у них были такие же голодные морды, как у зрителей «спектакля».

Влад прикоснулся к моей руке.

— Знаешь, у тебя такое выражение лица, что мне хочется…

— Заткнись.

— Хочешь, я скажу тебе, что в этой ситуации самое пикантное? На каждом кресле сзади есть кнопка. Если ее нажать — действие прекратится, но тому, кто нажал кнопку, придется заплатить за это немалую сумму. Это просто игра, Марин. — Влад заправил мне прядь волос. — Люди, которые здесь сидят, знают, что могут в любой момент прекратить страдания этой бедной девочки, но еще никто ни разу не воспользовался этой возможностью.

— И где эта кнопка?

— Тебе ни к чему. У тебя нет столько денег, а платить за тебя я не буду, даже если попросишь.

Девушка кричала. Синяя маска доставал из ящика разного рода игрушки. Это была настоящая игра в жертву и маньяка. Ее не били. Задание было напугать до состояния загнанного животного.

Да, я смотрела на людей. Одного мужчину я узнала — он в университете когда-то читал лекцию о новых энергетических стратегиях. Кажется, это было так давно.

Передо мной словно открылся занавес, вот только заглянула я не за кулисы, а в бездонный колодец, из которого несло сыростью, и не было видно дна.

Как только все закончилось, свет погас, зато зажглась лампочка над дверью у выхода. Едва живая, я поднялась с кресла и направилась к двери. Влад шел за мной.

На стоянке, едва сев в машину, я не выдержала — опять заплакала.

Я представила, что Влад — это картина, написанная в семнадцатом столетии. Картина очень ценная, но лишь потому, что была первой в своем роде в то время, когда была создана. Влад был драгоценной картиной, на которой мне впервые стали заметны трещины и следы времени.

— Это было то, чего ты хотел, верно? Чувствовать власть.

Он включил печку — в машине стремительно теплело.

— Да, Марин, это всегда было то, чего я хотел.

— Но ты выбрал не равного по силе противника, а беззащитную девочку. Матильда, в отличие от сегодняшней жертвы, согласия не давала.

— Она была прирожденной жертвой.

— Она была доброй. — Я вытерла слезы и теперь смотрела прямо перед собой. — Она просто была доброй, не такой, как ты, и не такой, как я.

— Да, и хотела стать писательницей, стишки сочиняла. Ты ведь терпеть не можешь поэзию, правда? — Я молчала. — Ну, а ты, Марин?

— Что я?

— Тебе разве не нравится ощущать власть? Почему тебя привлекает только тип мужчин, похожих на меня?

— Тот, с кем я была раньше, не был похож на тебя.

— Внешне — похож.

— Только внешне.

— Согласен, он скорее исключение из правила, вот у вас и не заладилось.

— Зачем ты начал этот разговор?

— У меня пистолет в бардачке. Я могу начать любой разговор, и ты будешь его поддерживать. Когда я повез тебя к друзьям, разве тебе не нравилось чувствовать себя моей? Тебе нравится видеть, как на меня заглядываются другие женщины, и знать, что я выбрал тебя. Для тебя это всегда было важно.

— Для тебя тоже!

— Для меня тоже, — согласился Влад. — Тебе завидовали, мне завидовали, нам завидовали. Мы друзья детства, которые выросли и полюбили друг друга. Чем не прекрасная история любви, которую ты почему-то постоянно пытаешь испортить?

— Как же! Ты меня не любил.

— Дура мы, Марина. Если б не любил — я бы тебя уже закопал.

— Куда закопал?

Он лишь ухмыльнулся на мой вопрос.

— Ты даже представить не можешь, как я был на тебя зол, когда отец Д. мне позвонил. Он решил, что я пытаюсь еще какую-то аферу с его дочерью провернуть, требовал, чтобы моя … хм… девушка не приближалась к его дочери. Тебе очень повезло, что я не поехал к тебе сразу, а немного остыл. Хватит, перестань плакать! — Он ударил ладонью по рулю. — Я отвезу тебя домой, ты успокоишься и подумаешь о своем плохом поведении.

— Пошел ты! — огрызнулась я.

Мы выехали со стоянки и поехали в сторону моего дома.

Перед тем как выпустить меня из машины, он меня поцеловал и сказал «до встречи».

Я дождалась, пока его машина скроется из виду, и бросилась к соседнему дому, где была детская площадка с семью качелями.

Часы показывали четыре утра. Я села на качели и снова начала захлебываться в истерике. На левой руке проступил синяк — след от его прикосновения.

Только оставшись одна, я смогла наконец осознать то, что со мной произошло за один вечер. Хотелось кричать.

Мой Влад стал человеком, который вызывал во мне панический страх. Я боялась повторить судьбу Матильды, я боялась его мышления. Он не верил в законы, мог поступить, как ему заблагорассудится, если будет знать, что некому его за это наказать. Некому. Влада страхует его отец, занимающий очень высокий пост. А кто защитит меня?

Я думала о Д. и о том, как ей, наверное, было больно от понимания того, что ее подставил человек, которого она, возможно, любила. В таком возрасте любые отношения — это любовь.

Я плакала около часа. Когда сил на слезы не осталось, я пошла домой.

Меня трясло, я не находила себе места. От холода кожа посинела, а затем, в тепле, медленно начала краснеть. Руки никак не переставали дрожать, мысли путались. Я села на кровать в позе лотоса и, раскачиваясь, шептала один и тот же вопрос: «Что делать, что делать, что делать?»

Как легко быть смелой в книгах и как тяжело в реальной жизни. Я не хотела, чтобы Влад остался безнаказанным, но рисковать жизнью близких или своей была не готова. Меня разрывало на куски от двух взаимоисключающих желаний: наказать ублюдка и просто выжить.

Не выдержав, я налила вина и, подтянув к себе ноутбук, создала новый файл. Руки тряслись, болела голова, но я знала, что если прекращу писать — мне будет намного хуже.

Самый пугающий книжный жанр — это вовсе не ужасы, а любовные романы, которые идеализируют богатых красивых мужчин, превращая их в эдакий недостижимый идеал. Книги заставляют нас поверить в то, чего нет: что такие мужчины добры и лучше других знают, как нужно заботиться о своих избранницах.