Все лето я провела у бабушки. У нас тогда был дом на западе страны, куда я поехала, чтобы привести в порядок нервы. Там у меня вошло в привычку просыпаться ни свет ни заря. Я поздно ложилась, рано вставала и с усердием отличницы пыталась восстановить разрушенную психику.
Каждый день я думала о Матильде: как она, что делает? Я жалела, что уехала из города и не могу с ней увидеться. И в то же время ощущала облегчение от того, что нахожусь так далеко: ведь это освобождало меня от ответственности что-то делать и смотреть кому-то — ей — в глаза.
Это было худшее лето в моей жизни. Я не находила себе места, просыпалась среди ночи от кошмаров и потом долго не могла уснуть. Сидела у окна и думала.
У меня в городке были знакомые, с которыми я стала часто видеться. Они научили меня курить. Я даже поцеловалась с мальчиком: это было ужасно. Запах дыма вперемешку со слюной постороннего человека и опасными мыслями — такими были мои шестнадцать лет.
Зато я начала активно бегать по вечерам. Бег — единственное, что спасало меня от сумасшествия.
Первого сентября я пошла в одиннадцатый класс. Второго сентября школу облетела новость — повесилась десятиклассница. Матильда покончила жизнь самоубийством.
Новость эту я услышала на уроке немецкого. До сих пор помню, как выглядел кабинет: длинный, похожий на коридор, зато из окна открывался вид на школьный стадион, смотреть на который было намного увлекательнее, чем изучать немецкую грамматику.
Мне стало плохо. Меня отвели в медпункт и померили давление: оно зашкаливало. Неделю я не ходила в школу.
Мама тогда как раз уехала в очередную командировку в Германию. Она очень за меня переживала, но поездку прервать не могла, и я втайне ото всех испытала по этому поводу облегчение. Ведь мама была единственным человеком в моей жизни, кому я считала своим долго давать объяснения, а объяснять в тот момент я никому ничего не хотела.
Следующую неделю я просыпалась очень рано, часов в пять. До сих пор не знаю, в чем причина, но, даже засыпая в четыре, я просыпалась ближе к пяти часам утра.
Я готовила себе омлет и кофе, садилась у компьютера и читала всякую ерунду: любовные романы, научные статьи, бульварное чтиво о звездах.
Даже что-то писала: рассказы, которые так никто и не прочитал. Но как только я прекращала это делать — ударялась в истерику.
Я была на ее похоронах. Там собралось полшколы. Я смотрела на лица присутствовавших и скрашивала себя: многие ли знают, что случилось с ней на самом деле? Зачем они пришли? Учителя заставили, или что-то другое?
Жизнь — дерьмо! В день похорон на странице Влада в соцсети появились новые фото: он на фоне лондонского моста в окружении незнакомых мне людей, вероятно, будущих одногруппников. Мой друг поступил-таки в тот университет, которым тайно грезил много лет.
После смерти Матильды у меня началась своеобразная мания: я хотела узнать о ней все! Откуда она, чем увлекалась, какую музыку слушала… Иногда я приходила к ее дому и наблюдала за окнами квартиры, видела маму Матильды и младших сестер.
Я следила за посторонними людьми несколько месяцев. Каждый раз, когда в их квартире гас свет, я спрашивала себя: «До сих пор ли ее мама плачет перед сном в темноте? А сестры, понимают ли они до конца, что произошло?»
Моя мама видела, что я часто задерживаюсь после школы, и мне пришлось рассказать ей, куда я хожу. Она не знала всей правды и думала, что Матильда просто была моей подругой, смерть которой я тяжело переживаю.
Мама предложила пойти к психологу. Я отказалась. Бедная моя мама… какое это было сложное для нее время… как больно ей было видеть сходящую с ума дочь…
Влад начал выкладывать вFacebookвсе больше фото: он в компании друзей на студенческой вечеринке; в светлых шортах катается на велосипеде, играет в футбол. Позирует на фоне здания университета. Не выдержав, я удалила Влада из друзей. Больше его новости у меня в ленте не отражались.
Почему Матильда не написала заявление в полицию? Неужели ее мама не видела, в каком состоянии дочь вернулась с той вечеринки? Почему никто ничего не предпринял? Почему все делают вид, что все хорошо?
Мне начало казаться, что я единственная, кто помнит о Матильде. Даже Маша потихоньку отдалялась от случившегося. Она простила Саше его молчаливую покорность воле Влада, и у них снова все было в порядке.
А я не могла! Не могла отпустить, не могла забыть! Меня врачевало только время, но слишком медленно, попутно выворачивая мне желудок, ломая кости и срезая кожу.
Я закончила школу, поступила в университет. В моей жизни появилось много других людей, которые не знали английского, но с которыми было весело и легко. Правила жизни Влада канули в Лету.
В спортзале я познакомилась с девочкой-моделью, и мы начали дружить. Она вдохновила меня на изменения. Я похудела, сделала стрижку «каре» и накупила много коротких соблазнительных платьев.
После этого в голову начала закрадываться мерзкая мысль: вот теперь-то я соответствую вкусу Влада. И становилось противно от подобных размышлений.
Я вступила в первые в своей жизни отношения. Тот человек внешне чем-то неуловимо напоминал Влада, но за два года, что мы были вместе, я так и не решилась рассказать ему о своем утраченном друге. С одной стороны, нечего было рассказывать, с другой… иногда мне кажется, что стоило рассказать все.
На четвертом курсе на Новый год я поехала в Словению. Маршрут проходил через Марибор — город, в котором жила бабушка Влада.
Я знала, что на новый год Влад всегда в Мариборе — гостит у по-настоящему любимой бабушки, матери его покойной мамы.
Впервые за пять лет мне захотелось его увидеть. Чтобы побороть это желание, я включила ту песню, которая звучала в доме Влада в день трагедии. Знакомая мелодия вызвала отвращение и напомнила о том, почему мы ни в коем случае не должны встречаться.
Но я продолжала бродить по городу в одиночестве, убеждая себя, что если мы пересечемся случайно — это будет не моя вина. Я всегда любила перекладывать ответственность на других.
Конечно, я не столкнулась с Владом в Мариборе, ведь в жизни подобные случайности не происходят. Но с той поездки меня не покидала мысль, что мы одновременно были в том небольшом городке, очень близко друг от друга, и эта мысль не давала мне покоя многие недели.
Год назад, первого марта, на мой двадцать третий день рождения, мне пришло от него сообщение: «Ты уже нашла того, кто первым читает твои романы?»
Второго марта 2017 года Влад вернулся в Киев…
«— Ты будешь сравнивать всех со мной.
— Дурак ты, Влад. Ни с кем я не буду тебя сравнивать. Я найду тех, кто лучше.
— Или того, кто лучше. Для девушки предпочтительнее использовать это слово в единственном числе.
— Для мужчин тоже.
— Тебе будет тяжело, Марин. Ты умная, но наивная. Все твои представления о жизни — из книг.
— А ты чем лучше? Живешь в своем доме с бассейном, путешествуешь и не задумываешься, где найти деньги. Ты мира реального так и не увидишь.
— Я и без денег многое могу.
— И кто же из нас двоих наивен?
— Хочешь, я расскажу тебе историю?
— Еще одну?
— Еще одну. В некой древней летописи под названием «Поучения Владимира Мономаха детям» я прочитал интересную мысль…
— Ты прочитал? В летописи? Ты контрольную по истории не можешь нормально сдать.
— Одно другому не мешает.
— Хорошо. И что же ты прочитал?
— Люди, которые знали бедность, не должны править. Это значит, что тот, кто ничего не имел всю жизнь, придя к власти, будет постоянно пытаться накопить капитал, которого у него не было. У бедных людей это в крови: они компенсируют то, чего не имели в детстве и юности. Из бедняков получаются плохие правители, хоть эта мысль и не популярна в массах. Ты понимаешь, к чему я?
— Из тебя, значит, получится хороший правитель?
— Думаю, да. У меня нет потребности копить для себя, я готов отдавать.
— Это неправда. Людям всегда мало.
— Мало тем людям, которым деньги нужны для поддержания и защиты их власти, или же они глупы…
— Давай пока оставим эту тему. Ты сначала достигни всего, что запланировал, а уж потом я проникнусь твоей философией.
Влад усмехнулся.
— Ты уже прониклась. Вот я и говорю — будешь всех мужчин сравнивать со мной. Но это к лучшему: мы оба нагуляемся, поймем, какая у нас особенная дружба, и будем себе жить в мире и согласии.
— Так ты, значит, в меня влюблен?
— Пока нет, но если ты возьмешь себя в руки и приведешь в порядок фигуру — все возможно.
— А тебе что нужно сделать, чтобы я в тебя влюбилась?
— Мне нужно что-то делать?!
— Безусловно. Избавься от этой своей самоуверенности, она меня бесит.
— Уверенность мужчины — ключ к успеху у женщин.
— Но тебя твоя самоуверенность до добра не доведет. Осторожно, иначе влипнешь в неприятности.
— Ну, какие неприятности, Марин? Я твой идеальный друг.
— Ну-ну…