Мой хищник

Мой хищник Линда Осборн

Глава 1

— Все мордой в пол! Руки вперед! — от неожиданного окрика внутри все сжимается.

Кругом начинается неразбериха: визг, рев, писк, крики. Это не шутка, не розыгрыш. Я вижу, как зал ресторана наводняют мужчины, одетые в черное. В их руках автоматы.

Я хочу незаметно сползти под праздничный стол, застеленный нарядной изумрудной скатертью, но не успеваю этого сделать: чья-то тяжелая рука ложится на мое обнаженное плечо.

— Тебя это тоже касается, конфетка, — почти рычит мужчина за спиной. Его руки горячие и немного шершавые, от чего неприятно покалывает кожу.

Встаю, и, ведомая им, иду еле передвигая ноги на танцпол, куда сгоняют всех моих гостей.

— Вы за это ответите, суки! — орет Билл, но тут же получает прикладом по носу от преступника в черном и летит на пол. Поднимается визг – мои подружки и мать реагируют на кровь и выбитый зуб сразу.

Мой однокашник валится без сознания на середину танцпола как напоминание о том, как себя нужно вести. Поэтому я и все мои пятнадцать гостей слушаемся беспрекословно.

Мы сидим на коленях и смотрим со страхом на тех, кто испортил мой праздник, мое торжество по случаю восемнадцатилетия.

Как нелепо все это красивое убранство, стилизованное под подводный мир из сказки про русалочку! Я весь месяц старалась, выбирая каждую деталь – от скатертей до шаров, от цветов на столе до камешков на полу возле стульев, и теперь все это волшебство испорчено.

Так странно, что в минуту опасности, смертельной опасности, я думаю о том, что цвет шариков все равно не очень гармонирует с цветом моего платья.

— Сотовые телефоны сюда! — команда резкая, и ослушаться ее нельзя, это мы сразу понимаем. Я снимаю с руки смарт-часы и кидаю в корзину, когда один из этих страшных людей оказывается рядом.

Оглядываюсь по сторонам – как их много! Человек двадцать, не меньше! Все в черных берцах, черных широких штанах с карманами, которые страшно оттопыриваются от веса какого-то оружия, черных куртках и черных бронежилетах. На головах – огромные защитные каски. Автоматы наперевес.

Впервые вижу такое обмундирование рядом, близко. До этого прежде – только по телевизору, где показывали сюжеты о задержании террористов.

— Сотовый где? В платье засунула? — вдруг возвращается ко мне тот первый, с корзинкой.

Я зажмуриваюсь.

Руками впиваюсь в оборку платья.

Страх накатывает волнами, даже трудно дышать. Перед глазами все плывет.

— Сейчас проверим, давно я таких зачетных сисек не мацал! — ухмыляется он и гогочет.

Я дергаюсь и вижу, как на меня смотрит Стив. Округляю глаза в надежде на то, что он правильно считает мой сигнал о помощи и спасет меня. В конце концов мы уже три месяца вместе, должен же он чувствовать ответственность!

Тем более, что именно сегодня должно было произойти все самое главное между нами. Впервые…

Террорист рядом тоже начинает гоготать, когда первый, с корзинкой, устремляется ко мне. Он так спешит, что буквально толкает всех на своем пути, в том числе и Стива. Парень морщится и отводит от меня взгляд.

Во мне нарастает паника. Дышать реально нечем. Воздух будто становится каменным и не может протолкнуться мне в сухую глотку.

Сейчас этот мужик залезет ко мне в декольте, сдернет его и…

Платье сделано как будто специально для того, чтобы его быстро сняли – сверху лиф на простой резинке, а длина только закрывает бедра. Такой откровенный наряд я выбрала для своего парня, думала поддразнить его, впечатлить на вечеринке, но никак не предполагала, что пожалею об этом сегодня…

Громада в черном нависает надо мной. Я чувствую, как от него исходят волны похоти, он даже автомат свой нервно заводит за спину, чтобы можно было легко нагнуться. Тянет руки, ухмыляется – эта пошлая ухмылка отражается в его глазах.

Нагибаюсь, отшатываюсь, удерживаю себя от того, чтобы не вскочить на ноги и не завизжать. В мою обнаженную спину утыкается дуло автомата.

— Пожалуйста, пожалуйста, — шепчу я, зажмуриваясь и отстраняясь.

Черт, кажется, эта поза и вообще вся эта обстановка только заводят его. Он шмыгает носом и радостно скалится под балаклавой, потому что голос будто хрипит от возбуждения.

— Тебе понравится, малышка, отвечаю, как и мне. Покажи мне свои прелести. Если они также хороши, как твое личико, поиграем с тобой от души.

Террорист за моей спиной ржет.

Гад напротив скалится и подмигивает ему.

— Тебе тоже достанется, не гони. Я первый эту красотку увидал.

Он делает быстрый шаг вперед, хватает одной рукой меня за шею сзади, чтобы я не могла отстраниться дальше, дергает чуть выше, и мое тело, легко, как у тряпичной куклы, повинуется. Колени теперь не достают пола, я балансирую только на носках, скольжу туфлями по мраморному полу.

Господи, как страшно. В его глазах не похоть, нет. Там разврат и страшные, ужасные обещания того, что он может со мной сделать.

Жмурюсь, дрожу.

Закусываю губы, чтобы не заорать, не дернуться, не влепить ему пощечину, которая может стать последней в моей жизни.

В ушах шумит кровь.

— Пусти ее. Девчонка моя, — вдруг слышу четкий приказ прямо над своей головой. Этот голос я слышу впервые. В нем сталь и уверенность, вьюга и власть.

Террорист отмирает, дергает головой, будто пытается взять себя в руки.

— Но… — начинает он.

— Я сказал: девчонка – моя!!! — от этого животного рыка, жуткого окрика, мужик отпускает меня, я падаю ниц на пол. — Все слышали?

2

Террорист отшатывается, а я обнимаю себя руками и чувствую, что дрожу так, будто бы голышом стою на снегу, обдуваемая ветром.

— Есть, — отвечает он, подхватывает корзинку с сотовыми телефонами и отходит.

Я сглатываю. Опасность прошла, но кто сказал, что дальше будет лучше?

Вокруг сразу все меняется. Словно ветерок пробегает по всем этим террористам, опасным, жутким, страшным. В ресторане будто даже становится холоднее.

Я ощущаю на своей спине тяжелый взгляд. Он словно прожигает меня насквозь, выжигает паяльником какие-то немыслимые узоры, считает открытые спинкой платья позвонки, охватывает шею, прижигает распустившиеся из прически дорожки волос.

Дергаюсь, провожу ладошкой по шее, будто желая смахнуть это назойливое внимание и понимаю, что больше всего на свете боюсь повернуться, встретиться с обладателем этих рентгеновских глаз лицом к лицу.

— Что вам нужно? — это Марк, мой одногрупник, подает голос. Даже странно, что это делает он, а не Стив, потому что именно мой парень обычно лезет на передовую.

Вернее, уже бывший парень…

Рядом с Марком тут же материализуется один из этих шкафов, затянутых в черное. Он размахивается, будто хочет ударить автоматом по лицу, и парень сразу отшатывается, закрывается, почти падает на спину. Мужчина хмыкает, он явно доволен произведенным эффектом.

— Персонал – к бару, остальных – на стулья, — вопрос Марка остается без ответа, а этот тяжелый, властный голос дает распоряжения прямо надо мной.

Все тут же приходит в движение.

Трое террористов остаются на месте, остальные тащат официантов, поваров к указанному месту. Люди спотыкаются, спешат пройти, чтобы не навлечь на себя гнев тех, кто носит оружие.

Липкий страх становится удушающим, я ощущаю, что еще немного и что-то может рвануть, пойти не так. Сама держусь из последних сил, чтобы не завизжать от ужаса.

Кэндис, которая сидит прямо напротив меня, зачарованно глядит вверх, на того, кто раздает тихие, но весомые команды. С удивлением отмечаю, что в ее глазах, помимо страха, есть еще что-то… Господи, что это? Интерес? Возбуждение? Чертова нимфоманка.

Словно в подтверждение моих мыслей, она чувственно облизывается. Горло тут же сдавливает спазм. Меня сейчас точно стошнит, что она творит?

Я шикаю, пытаясь привлечь ее внимание, показать, что такое поведение не уместно в том месте, где тестостерон буквально можно резать ножом. Если где-то чиркнет зажигалка, все взлетит к чертям, одно показательное представление мужчины с женщиной, и может начаться страшная вакханалия.

Перед глазами пробегают ужасающие картинки того, что с каждой из нас могут сделать, дышу часто и рвано. Дергаю головой, будто бы решая, куда можно сбежать. Но все входы и выходы заставлены этими людьми в черной форме без нашивок. Даже возле окон стоит по одному человеку.

Кэндис чуть приподнимается на коленках, делает губы уточкой, сводит руки вместе, чтобы грудь с высоты этого террориста смотрелась выгоднее.

—Кэн! — шиплю я, не выдержав, пытаясь ее одернуть.

И тут же слышу сверху сдавленный смешок.

Она же даже не обращает на меня внимание. Подмигивает.

Эта дура подмигивает какому-то мужику!

Неверяще откидываю голову назад и вижу, что этот человек смотрит прямо на меня. Он тоже во всем черном, похож на всех тех, кто рассредоточился по залу, выполняя его приказы. С одним отличием: на нем нет увесистого бронежилета, и вместо шлема на нем только черная балаклава.

Его глаза, огромные, черные, смотрят прямо на меня, и я даже вижу свое отражение в его глубине: маленькая куколка в плиссированном голубом платье, как Мальвина.

— Первый, все готово, — говорит кто-то ему рядом, и наш контакт глазами тут же теряется. Слава Богу.

— Персоналу связать руки. Стянуть одной веревкой, конец веревки привязать к балке, — голос командира этой шайки уродов глубокий и бархатный. Он говорит так просто, словно не распоряжается сейчас нашими жизнями, а заказывает в Макдональдсе завтрак. — Гостей привязать к стульям.

— Есть, — отвечают ему, вытянувшись в струнку.

Я горблюсь, скукоживаюсь, готовлюсь к тому, что сейчас меня схватят за руки и поведут к стульям, которые уже притащили из –за столов к краю танцпола.

Этот, которого назвали Первым, вдруг делает шаг вперед и оказывается прямо между мной и Кэндис. Он проводит пальцем по ее подбородку и девушка подобострастно следует за его движением. Она вся меняется на глазах, становится как собачка, которая увидела своего хозяина, вот только хвостом не машет и не скулит. Хотя, кажется по ее виду, что слюноотделение у нее повысилось очень и очень сильно.

Я же смотрю сбоку и хочу провалиться, стать невидимкой.

Этот мужчина реально огромный. Даже без бронежилета видно, что его тело – просто машина для убийств. Руки в черной водолазке настолько накачанные, что больше похожи на трубы, спина шире, чем моя двуспальная кровать, а ноги, расставленные на ширине плеч, демонстрируют вес и устойчивость хозяина.

— Пойдешь со мной? — спрашивает он у Кэндис своим бархатным голосом, и она облизывается снова, как дура, кивает, прикрывает глаза, будто уже возбуждена от одного его вида. — Точно?

Он будто забавляется – ему явно нравится, что она почти течет, шалава.

— Вставай, — командует он ей, она с готовностью вскакивает, оправляет свое короткое платье, делает шаг к нему. — Тут есть много мест, чтобы поразвлечься.

И вдруг он поворачивается ко мне, дотрагивается пальцем до моего плеча, тут же его одергивает, как только понимает, что привлек мое внимание. А меня…меня буквально прошибает пот от этого касания, внутри разгорается ураган эмоций, начинает колотить, но самое странное, что природа этого чувства мне не известна. Одно я вижу точно – это не животный ужас.

— Ты тоже, прИнцесс, вставай. Развлечемся втроем.

3

— Детка, — тянет руку ко мне мама, когда мы втроем проходим мимо. Ее тут же подхватывает под руку мужик с автоматом, тянет к стулу.

Сквозь пелену слез я вижу, что половина моих подружек уже сидит на стульях с высокими спинками, со связанными спереди руками. У кого-то видны подтеки туши, кто-то успел размазать яркую помаду по лицу. Стива в это время террорист привязывает веревкой к стулу, заклеивает рот серебристым скотчем.

Как ни странно, но даже сейчас, когда я чувствую, что меня ведут на Голгофу, при виде своего трусливого бывшего чувствую какое-то удовлетворение. Представляю, как тянет кожу на лице от клейкой ленты, и желаю, чтобы террорист резко сдернул ее со рта, чтобы парень ощутил резкую боль.

— Иди, — подталкивает меня в спину Первый, и я тяжело вздыхаю. Ноги на высоких каблуках не слушаются, они затекли от долгого сидения, меня почти мотает из стороны в сторону. Кэндис он привлек к себе, к своему бедру, и я рада, что иду впереди и не вижу этой отвратительной картины. Не думала, не ожидала, что моя подруга окажется такой непроходимой тупицей!

Я даже представить не могу что этот мужлан сейчас сделает с нами. Сначала с ней, а потом со мной! Руки бессильно сжимаются в кулаки, и я даже не нахожу в себе сил дать какой-то ободряющий знак маме, которая заливается беззвучными слезами, дергаясь от того, что ее тоже привязывают к стулу.

Но как только мой взгляд падает на внушительное оружие в руках террористов, вдруг думаю, что мы с ней, возможно, видимся в последний раз. Представляю, насколько это жалкая и противная картина – видеть сломленную страхом единственную дочь с размазанным макияжем на лице, которую уводит какой-то огромный качок.

И я распрямляю плечи, гордо поднимаю подбородок, напрягаю колени, чтобы не дрожали. Я не смотрю по сторонам, лишь на мать, подмигиваю, тут же отворачиваюсь и гляжу только вперед, чтобы, не дай Бог, не пересечься с кем-нибудь их этих отморозков взглядом.

И слышу за спиной утробное рычание. Довольное утробное рычание. Надеюсь, это реакция на какие-то ласкательные движения бестолковой Кэндис, прижатой к сильному и мощному бедру, но никак не на фальшивую демонстрацию моего несгибаемого духа.

На выходе из зала он вдруг берет меня за локоть и тянет вперед. Здесь только небольшое фойе, украшенное в том же стиле, что и зал: изумрудные, зеленые, синие шарики, золотая огромная цифра «18» в фотозоне с уютным диванчиком.

Именно к нему он меня и тащит. Здесь специально выставлен хороший свет для фото и селфи, рядом на столике – шампанское и тонконогие фужеры.

Именно за них я и зацепляюсь взглядом, даже пальцы сжимаю в предвкушении, заранее ощущая смертельную прохладу стекла. Кое-кто явно лишится своего мужского достоинства, как только попробует дотронуться до меня.

Я нервно оглядываюсь, оценивая обстановку. Холл пуст. Как только этот мужлан притащил нас с Кэн сюда, охрана в виде двух террористов вошла внутрь зала, и я вижу, что парадный выход пуст. Вернее, он, скорее всего, закрыт, но стеклянную дверь, думаю, можно будет выбить огромным барным стулом возле. Надеюсь, что этот стул не припаян к полу.

— Ну что, девочки, вперед, покажите, что вы умеете.

4

Он резко толкает меня на диванчик, и я не успеваю ухватиться за фужеры, оказываюсь по другую сторону. Кэндис сама садится, я даже не смотрю в ее сторону, настолько она мне противна.

— Злишься? — смеется он, поглядывая на меня, а сам в это время приспускает резинку своих огромных черных брюк.

Я зажмуриваюсь.

— Ну нет, конфетка, смотри. Повторишь все в точности. — Его забавляет то, что он так легко читает ненависть на моем лице. Я вижу, как искрятся его глаза. Смехом, ожиданием грядущего удовольствия, предвкушением победы.

Я демонстративно зло сплевываю в сторону.

И мою щеку резко опаляет удар.

Хватаюсь холодной ладонью за это место. Больно так, что даже глаза на секунду жмурятся. Пресловутых искр нет, но, кажется, это ненадолго.

Поднимаю глаза вверх. Он больше не смеется.

— Что, брезгуем, принцесса? — кивает на Кэн. — А вот она – нет.

Он приспускает брюки ниже и делает шаг к ней. Этот зверь не отводит от меня взгляда, держит им меня, а я чувствую себя так, будто бы нахожусь под прицельным огнем. Дернусь, и меня тут же расстреляет, разнесет по углам взрывной волной. Он сосредоточен, серьезен, но смотрит отчего –то только на меня. Будто бы кормится моей ненавистью, которая распаляется внутри моего естества все больше и больше.

Кэндис, поерзав, садится удобнее, протягивает руку, берет его член в руку, и я слышу чавкающие, хлюпающие, пошло- влажные звуки. Меня прямо передергивает от отвращения, от этого ужасного, отвратительного соседства. Рвотный позыв буквально сводит горло, но злость сильнее – не хочу показывать свой испуг, хочу, чтобы знал, видел, чувствовал, что я могу быть опасной, если он решит повторить тоже самое со мной.

В какой-то момент Кэн сбоку ускоряется, она прямо захлебывается, так старается отстрочить этому дебилу минет. Он внезапно хватает ее голову обеими руками и буквально насаживает на свой член, резко, быстро, и она давится, задыхается, мне кажется, я даже слышу, как ее слюни и его влага буквально капают на пол.

Я резко дергаюсь с места, получив, наконец, призрачный шанс на свободу.

Вижу: путь впереди к двери свободен, там действительного никого нет. Она закрыта, но я считаю, что успею добежать до нее, потому что этот придурок запутается в своих штанах, а остальным преступникам из зала тоже нужно будет постараться. Не думаю, что они, увешанные своим оружием, бронежилетами, смогут пробежать это расстояние также быстро, как я.

Делаю незаметное, но быстрое движение рукой, помогая туфлям скользнуть на пол, бросаю последний косой взгляд на этого мужика, который яростно и самозабвенно трахает рот Кэн, и дергаюсь.

От яростных движений балаклава на его голове съехала, и я сомневаюсь, что он видит даже ее сейчас. Ее, по-шалавски засунувшую одну руку себе в трусики, чтобы получить двустороннее удовольствие от этого минета.

Но все это я оцениваю буквально за одну милисекунду.

Едва шпильки снятых туфель коснулись мраморного пола, едва большим пальцем ноги я дотронулась до его холодной поверхности, едва дернулась вперед, скомпоновавшись как ядро, чтобы скорее стартовать с этого порочного дивана, как тут…

На мое плечо падает тяжелая рука.

Большим пальцем он буквально впечатался в мою ключицу, нажал на точку под ней так сильно, что я завыла. Я дернулась, отброшенная назад, задницей снова приземлившись на диван.

Но этот чертов хрен не только заметил, что я собралась свалить отсюда.

Он решает провернуть все совсем по-другому.

Резко отпускает голову моей бывшей подруги, задавая темп, чтобы она не сбивалась, правой рукой сдирает с себя балаклаву, второй снова хватает меня за плечо, резко тянет наверх, продолжая яростно вбиваться в девушку своими мощными бедрами.

От боли буквально ничего не вижу, вот сейчас реально все рябит, кружится, и я даже нехотя, но повинуюсь – он буквально тащит меня наверх, к себе, и я поднимаюсь к этой движущейся горе мышц, от которой исходит похоть, разврат, черное удовольствие секса.

Он снова дергает меня вверх, я встаю на носочки…

В этот момент он хватает Кэндис сзади за волосы, буквально впечатывает ее себе в пах, и я слышу, как она захлебывается, давится его неприлично большим размером.

А он в это время сверкает своими огромными черными глазищами и обхватывает мой подбородок, меняя дислокацию пальцев. Дергает лицо наверх, сам наклоняется…

И…впивается в мой рот поцелуем.

Хотя нет, поцелуем это назвать нельзя.

Он кусает мою нижнюю губу, всасывает ее, терзает, а после впихивает свой юркий язык и хозяйничает в моем рту. Бородой колет подбородок. Я сжимаю зубы, даже находясь на грани обморока от его резкости, напора, быстроты реакции, боли, которая всполохами проходит вдаль, но он нажимает большим и указательным пальцами на боковые точки на челюсти, и они сами разжимаются, впуская захватчика.

Мне не хватает воздуха, силы, я пытаюсь отпихнуть его своими кулачками, но ему все равно на это. Все безрезультатно, как если бы я молотила руками по стене.

Но буквально через минуту пытка заканчивается. Он дергается в последний раз, отпускает мое лицо, удерживает при этом за плечо. Вытаскивает свой член из горла Кэндис, буквально одной рукой поправляет штаны.

— В следующий раз это будешь ты, принцесс, — говорит он мне и я, кажется, теряю сознание.

5

— Я могу идти? — вдруг подает голос Кэндис. Она улыбается и подобострастно заглядывает в глаза этому животному. Он, увидев свое отражение в ее зрачках, тут же достает балаклаву, натягивает ее обратно на голову.

Пф, как будто хочет спрятаться. Я, честно говоря, даже его лица-то не разглядела толком – только горящие черным похоронным костром глаза. Если полиция спросит о том, как он выглядит, скажу только, что он реально огромен. И все.

— Нет.

— Как – нет? — кажется, мы с ней синхронно удивились, потому что он резко берет нас под руки и тащит обратно в зал.

Там уже все сделало так, как Первый приказал: все мои немногочисленные гости из школы искусств привязаны к стульям, мама находится ближе всех к выходу. Возле барной стойки несколько поваров и официантов, все стоят и в страхе ждут команды, когда будет известна их судьба.

Как только мы появляемся в поле зрения, мама дергается ко мне навстречу, но мужчина в черной форме тут же дергает ее за плечо назад. Она шипит через скотч, приклеенный ко рту.

Я снова чувствую, как страх начинает проникать во все мои клеточки тела, расползаться раковой опухолью, заполняя все пространство.

Все тело покрывается гусиной кожей, даже дергаюсь немного, как эпилептик. Сейчас, когда этот чертов террорист удовлетворил свою первую потребность (вернее, будем откровенны – потребность Кэндис), будет решаться главное – останемся ли мы в живых, или у них какие-то другие планы.

— Что вам нужно? — шепчу непослушными губами, искусанными этим извращенцем. Даже не надеюсь на ответ, потому что он занят тем, что сканирует пространство тренированным взглядом, проверяет, как исполнено его бесчеловечное распоряжение.

— Все, что мне нужно, у меня в руках, — равнодушно отвечает он, и я снова дергаюсь, как от удара. Это что значит?

Кэндис снова поворачивается к нему.

— Я никому ничего не скажу, поверьте! — она так честно открывает свои голубые глаза, что я даже сама готова поверить этой непроходимой тупице. — Отпустите меня, пожалуйста! Выполню все, что вы скажете!

Он даже головой в ее сторону не ведет. Все также мрачно смотрит по сторонам, оглядывает зал, в котором уже царит разруха. Связка шаров разорвана, стол разорен, фрукты, стекло валяются на полу. Странно, когда успели тут все так раскидать? Я даже ничего не слышала, оглушенная представлением этих двух извращенцев, а после дезориентированная его настырным и наглым поцелуем.

Мне хочется завизжать на нее: сама же все испортила! Зачем флиртовала с ним? Захотелось нервишки пощекотать? Или думала, что раз переспит с ним по-быстрому, то ее помилуют? Так это так не работает!

Я почувствовала, как от этого бесконечного страха и ужаса начала болеть голова. Да не просто болеть – трещать. Будто еще немного и разлетится на миллиард осколков. Черт, не надо было слушаться мать и сделать праздник в доме, благо размеры этой усадьбы позволяют пригласить туда всю школу искусств вместе с обслуживающим персоналом.

Он сделал шаг вперед и все внимание его шайки сразу же обратилось к нему, это было так заметно: они будто магнитом потянулись за ним. Первый тут же отбросил Кэндис вперед, в середину танцпола, кивнул одному из своих подчиненных, и тот тут же, исполнительно суетясь, ухватил ее под руки и потащил к свободному стулу. Кэндис ожидаемо заверещала, засучила ногами, на что получила удар в бок. Она охнула, я зажмурилась, и все настроение в зале сразу же изменилось.

Парни и девушки, мои одногруппники по школе искусств, сразу начали мычать, дергаться, пытаясь высвободиться. Даже предатель Стив тут же буквально запрыгал со своим стулом в сторону окна.

Однако шум, который они все хотели поднять, получался молчаливым, и от этого мне стало еще страшнее: нас никто не спасет. Никто не знает, что мы нуждаемся в помощи. Вряд ли кто-то сообразил послать сигнал о помощи по телефону, когда они еще были в наших руках.

Я снова дернулась, но, впрочем, без надежды сбежать, скорее из солидарности со всеми.

Главарь банды не стал церемониться. Он вместе со мной сделал два огромных шага вперед, выхватил свободной рукой автомат у одного из террористов, поднял дуло в верх и тут же выпустил автоматную очередь в потолок.

Раздался жуткий треск, оказывается, звук выстрелов – это очень, очень страшно. С потолка сразу же что-то посыпалось, появился неприятный запах пороха, шум оглушил так, что было не слышно, что происходит, но по испуганным лицам стало понятно: все замерли и замолчали.

— Значит так! — подал командный голос этот мужлан. — Вижу, что все обездвижены. Очень хорошо.

Он кивнул кому-то из своих подчиненных, и террористы медленно начали перемещаться к выходу.

— Сегодня я слишком добр. И потому дам вам всем шанс спастись!

Засунув руку в карман штанов, вытащил какую-то странную черную коробочку, больше похожую на будильник. Нажал на кнопку, от чего по ее зеркальной поверхности сразу забегали красные точки- гусеницы и бросил вещь на середину зала.

— Это бомба. Если рванет, сотрет вас с лица земли. Но я даю вам шанс спастись – нажмете на кнопку, и она отключится. Адьес!

6

С вытаращенными от ужаса глазами я рванула руку на себя, но ничего, абсолютно ничего не произошло – ему вообще было все равно на все мои попытки вырваться. Господи, нам всем что, придется умереть в этом ресторане? На мой восемнадцатый день рождения?

— А ты, принцесс, пойдешь за мной, — он грубо рванул мое тело на себя. Протянул руку вперед не глядя, и ему тут же вложили в нее большой пистолет. Черный, огромный, он блеснул хищными боками в свете нарядных лампочек с потолка, привлекая внимание. Я сразу все поняла. Поняла и завизжала, задергалась, забилась, как рыба, брошенная на берег.

Мужчина резко прижал меня к себе лицом вперед, чуть подтолкнул и зашипел довольно громко:

— Поторопись, принцесса. Или тебя расквасит в кашу, или ты еще сможешь сохранить свое красивое личико.

Он подтолкнул меня вперед, тут же шагнул следом.

Обмякнув, замолчав, я увидела, как мать смотрит на меня внимательно и цепко. Она не кричала, не билась в неслышимой истерике, пытаясь развязаться, или допрыгать на привязанном стуле к выходу, чтобы быть подальше от смертоносной бомбы, нет. Она просто смотрела на меня, словно пыталась запомнить каждое мое движение, каждую деталь.

Слезы, которые кипели в глазах, буквально рванули наружу. Сил изображать из себя сильную девушку в страшных обстоятельствах не осталось. Да теперь этого делать было уже не нужно. Террористы пришли с четким планом: уничтожить всех, кто был в ресторане, причем со мной они решили закончить быстро и «красиво» - уложив из пистолета.

Как только мы вышли на крыльцо, все сразу же разбежались по машинам, подъехавшим в ту же секунду.

Однако мужчина, который держал меня за руку, развернул меня лицом к себе, достал пистолет, поднял его на уровень моей груди, задумался. Я дрожала и молча всхлипывала. Прощаться с жизнью я начала уже давно, сейчас же не осталось никаких сил, только черное, тугое, противное разочарование, которое граничило с усталостью. За время их штурма прошло не больше получаса, а мне казалось, что за это время перед моими глазами промелькнула вся вечность, не говоря уже о моей короткой жизни, не очень богатой на события.

— Ну что, принцесс, можешь попрощаться.

Он поднял пистолет выше, коснулся его холодным железным дулом моей щеки, провел сверху вниз, будто следуя пунктиром по дорожке из слез.

Я сжалась, сморщилась, скуксилась, попыталась отстраниться, - сейчас-то, на пороге жизни и смерти к чему это унижение? Хочет насладиться моей слабостью?

Вздохнула и распахнула глаза, глядя прямо вперед. Как могла, попыталась взять себя в руки, задрала подбородок, чтобы ни в коем случае не столкнуться, не зацепиться за него взглядом, и представила себе, как сейчас, через минуту, моя душа подобно птице, свободно и легко вонзится в эти расслабленные белые барашковые облака на лазурном полотне неба.

Он одернул пистолет от моего лица. Отвел его ближе к себе, и вдруг тишину улицы пронзили друг за другом три выстрела – грозных, грохочущих и невероятно страшных.

— Ну вот и все, принцесс, — услышала я, прежде чем провалилась в липкую беззвездную фиолетовую ночь.

7

Голова раскалывалась на миллиард частиц. В горле будто бы орудовала маникюрщица с аппаратом для ногтей, прохаживалась пилкой, и от того все саднило и болело. Тело сотрясала мелкая дрожь, под веками нависала чернота.

— Очнулась? — дотронулся до моей ноги чей-то палец. Провел быстро от косточки вверх по икре, и я дернула ногу на себя, только бы избавиться от этого прикосновения. Хотела крикнуть, завизжать, отчитать негодяя, но губы не слушались, и все тело, будто бы отдав сохраненные на случай чрезвычайной ситуации силы, снова обмякло.

— Очнулась, — удовлетворённо сказал сам себе этот человек, и от его голоса по моим рукам пробежали мурашки, а на загривке встали дыбом волоски. Проникновенный, глубокий, бархатный, он словно пробирался внутрь мозга, провоцируя на откровенные воспоминания. Я дернулась, не желая вспоминать, как этот извращенец использовал Кэндис для удовлетворения собственных потребностей в то время, как впивался поцелуем в мои губы.

— Это хорошо, — вдруг сказал он сам себе, а мне стало не по себе. Я практически не ощущала свое тело, себя, не могла пошевелить и пальцем, и мне казалось, что мои ладони разбухли до невероятных размеров игрушечных ладоней, которыми болельщики размахивали на игре в баскетбол.

— Умннчччч хххрррщшшш — попыталась промычать я отрицательный ответ, имея в виду, что ничего хорошего в этом не вижу.

Он рассмеялся своим невероятным чарующим баритоном, и я застыла. Господи, кажется, его смех отозвался в капиллярах моих вен, заструившись под кожей горячим золотом. Дернулась, силясь согнать наваждение, от чего мой истязатель рассмеялся еще больше. Мне казалось, что он с любопытством естествоиспытателя наблюдает за моими потугами прийти в себя и только забавляется на мой счет.

Это ужасно взбесило.

И тут меня словно обухом по голове ударила одна мысль, от которой мне стало не по себе.

Перед тем, как потерять сознание, я слышала выстрелы – террорист, Первый, выпустил три пули. Так что, я могу сейчас лежать в больнице, и потому ничего не вижу, практически не чувствую, и совсем не могу пошевелиться, потому что, возможно, перемотана бинтами с ног до головы?

Я снова попыталась открыть глаза, но ничего не вышло, однако на сей раз ощутила, что мне мешает – голова была обмотала повязкой, закрывающей глаза. Не слишком тугая, но достаточно плотная, чтобы не пропустить дневной (или ночной?) свет.

— Успокойся, принцесс, — практически прошептал где-то совсем рядом со мной мужчина. И на меня дохнуло свежестью зубной пасты, ментоловым ароматом мужского геля для душа и легкой влагой. — Ты будешь приходить в себя постепенно.

Мысленно я послала его к черту, решила было отвернуться, чтобы не дать ему возможности насмехаться надо мной своим проникновенным голосом, порождая какие-то странные фантазии в воспаленном мозгу, но ничего не вышло.

Все внутри меня дергается, сжимается. Мне хочется прикрыться, спрятаться от него, испариться, но я понимаю, что просто мечты. Да, с мечтами у меня в последнее время совсем не ладится…

И вдруг я ощущаю, - явственно чувствую! – как он прикасается ко мне. К моей щеке. Языком.

8

От движения его мокрого и немного шершавого языка по моей коже бежит ток, и постепенно от этой точки расходится жизнь по моему телу. Он будто нажимает на кнопку, которая включает чувствительность тела. Жидкое золото в крови «добегает» до кончиков пальцев, и я чувствую сначала локтем, а потом и пальцами, что мои конечности свободны, а я лежу на мягком покрывале, которое ворсинками легко и нежно касается открытой кожи.

Мужчина проводит языком снова, словно пробуя на вкус сладкое мороженое, и ток от его прикосновения бежит пульсацией вниз по ногам, и я наконец-то могу сжать колени вместе, на всякий случай опасаясь, что платье может неприлично задраться, обнажив голые бедра.

Демонстрировать что-то еще этому хищнику мне не хочется, и я не совсем уверена, что мы находимся с ним вдвоем. А вдруг там собралось их много? Этих террористов?

Он вздыхает и снова ведет языком по щеке. Но уже медленнее, и на этот раз я ощущаю силу и мощь, которые волнами расходятся от его тела. Мне страшно – эта бездна может захватить меня в свой водоворот, схлестнуть цунами, обрушить оземь. Это ощущение его физического превосходства над моей ранимостью и легкостью будоражит, и в крови начинает бурлить настоящий коктейль эмоций, который подпитывается запахом, беспрекословно заполняющим пазухи моего носа.

Он медленно отстранятся от моего лица и снимает с глаз повязку. Это невероятное облегчение – ощущать себя свободной. До этого времени я была словно закованная в кандалы, настолько несоответствие зрительной и внутренней картинок дезориентирует.

Едва глаза привыкают к свету, я буквально тянусь вперед с распахнутой душой. Резкий свет словно режет сетчатку, выжигая собственные солнечные коридоры вглубь моего мозга, но я жмурюсь не сильно – игра света служит доказательством того, что я все еще жива!

И в этот момент мужчина резко сдирает с моих губ тугую повязку. Воздух толчками вбивается в грудину, и кажется, что я не могу надышаться – так и лежу с открытым ртом, втягивая в себя свежий воздух, буквально до ломоты в легких.

Вместе с солнцем, воздухом, меня наполняет вполне объяснимая, пьянящая радость.

Я жива!

И тут… я ощущаю вдруг, как картина вокруг меняется. Свет, бьющий в глаза, продирающийся сквозь длинные ресницы, пропадает – надо мной нависает черная гора. Я понимаю, что его настроение резко меняется, но не могу найти подходящую причину этому. Вот только он лежал и проводил языком по моей щеке легко и непринужденно, спокойно, как тут…

Всеми фибрами души я ощущаю, что сейчас от него исходит жар. Даже аромат тела меняется – из свежего становится тягучим, древесным с мускусными нотками. Распахиваю глаза и тут же жалею об этом: его огромные, черные колодца в обрамлении фарфорово-белых белков кажутся еще больше, чем в тот раз, в кафе, когда он впился в мои губы своим хищным поцелуем.

Он смотрит и жадно ловит каждую эмоцию, которая выползает из моего нутра наружу, на волю. И будто бы облизывается, когда мои ощущения меняются от радости к страху, а от страха – к ненависти и отвращению.

Между нами все замирает, и я боюсь пошевелиться – потому что в ту же секунду, в то же мгновение он (я знаю это точно!) сорвется с места и сделает что-то, что может мне не понравиться.

Потому что сейчас он больше, чем когда-либо, похож на хищника: охотится из –за угла на свою жертву, выжидая, планируя, строя одному ему понятные теоремы движения. Очень похож на огромную кошку…нет! На невероятно большого пса, готовый к тому, чтобы броситься вперед, на врага, на кость.

Он смотрит очень внимательно, и мне кажется сейчас, что от его решения, которое колотится в его сердце, зависит моя жизнь. Что он решит сделать сейчас? В его силах переломить мою тонкую шею…

Мужчина смотрит в мои глаза. Опускает взгляд на губы, а после – на ключицу. Глаза его темнеют, когда он медленно и очень по-свойски переводит взгляд на мою объемную грудь. Я даже задерживаю дыхание, чтобы она не вздымалась так высоко и часто.

Он ухмыляется, но улыбки на его лице нет.

И в это самое мгновение я чувствую тяжесть его тела на себе.

Он медленно, будто боясь раздавить, опускает вес своего тела на мое, удерживая себя на сильных руках, расставленных по обе стороны от моих плеч. Смотрит мне в глаза так, будто не может, не желает разрывать зрительный контакт.

Его сила обволакивает и пригвождает к месту. Я чувствую покалывание везде, мне кажется, что моя кожа, которую он разбудил своим касанием, горит буквально на каждом миллиметре.

Становится тяжелее дышать, но это не от того, что я чувствую своей грудью его грудь, а бедрами, - его бедра. Вокруг распространяется тяжелый запах цветов. Лилий, нарциссов, от которого кружится голова. Я буквально дурею от того, что происходит. Дурею и не понимаю, не осознаю границы реальности, сна и фантазий.

Его глаза мутнеют, словно поволока прикрывает пугающую черноту. Они очень живые, масляно-влажные, и будто бы обладают невероятной силой говорить без слов. Темные чуть отросшие волосы растрепаны, они свисают до линии темных широких бровей, и только случайно от поворота головы я вижу, что на лбу блестят капельки пота. И тут же меня пронзает мысль о том, что он сдерживает себя от чего-то, иначе сейчас все было бы по-другому.

На дне зрачка я вижу свое отражение: всклокоченные светлые волосы, разметавшиеся по подушке, испуганное бледное лицо, потрескавшиеся полные губы. Мне не нравится что я вижу, но еще больше – что чувствую.

Он дергает щекой, покрытой небольшой бородкой, которая красиво огибает губы и уходит к вискам.

Мне жарко. Невыразимо жарко, зной словно охватывает теплым стеганым одеялом, накрывает, подступает волнами, путая сознание. Он покалывает на кончиках пальцев и дергается электричеством на губах, когда мужчина смотрит на них так жадно и страстно.

Господи, это какое-то наваждение.

9

Выждав достаточно времени, чтобы понять, что я очнулась и смотрю на него с затаенным страхом, он медленно проводит правой рукой у меня над горлом. Я тяжело и глухо сглатываю, его глаза буквально плывут, распадаются на миллиарды частиц, и он ведет свою руку ниже, совсем не прикасаясь ко мне.

Проводит вокруг ключицы, и я ощущаю покалывание в том месте, где он мог бы дотронуться до горящей огнем кожи. Чуть дергаюсь, когда он ведет руку дальше – между полушариями грудей. В этот раз его сбоит, и он едва касается указательным пальцем ложбинки, задевая мизинцем кромку платья.

От этого неосторожного, случайного движения, нас двоих будто прошибает током. Я дергаюсь, от чего неожиданно бедрами впечатываюсь в пах, который недвусмысленно выпирает вперед. О боже.

Он нереально возбужден. Теперь я чувствую его огромный, жаркий, практически дымящийся член сквозь ткань, и пытаюсь незаметно отодвинуться, но в этот момент он вдруг опускает свою огромную, широкую ладонь ниже, огибает талию, бедра, останавливается на попе, и, вдруг просунув ее под меня, сжимает полушарие легко, со свистом втягивая сквозь зубы воздух.

Я резко вскидываю глаза вверх, возвращаюсь к нему, и тут же замираю, загипнотизированная.

— Тссшшшш, — выдыхает он, и непонятно, к кому это относится: ко мне, или, все же, к нему? — Тссссшшш, — повторяет, а сам в эту минуту сжимает до легкой боли ладонь, улыбается полноватыми губами, склоняется прямо к моему лицу.

Я даже чувствую небольшое покалывание его жестковатой бороды. Он припечатывает меня к себе ближе, и теперь я начинаю задыхаться от нашей близости. Вскидываю руки, впиваюсь в его каменные обнаженные плечи, но он даже не чувствует этого: закатывает от удовольствия глаза и делает движение вперед своими бедрами, недвусмысленно демонстрируя, что прямо сейчас делает с моим телом у себя в голове.

Протестующе мычу, и он тут же распахивает свои глаза, вжимается в меня сильнее, и мне кажется, что его член готов прорвать преграду из его брюк, моего платья и трусиков, чтобы вонзиться в сокровенное местечко.

Он склоняет голову к моему уху, проводя щекой по моей коже, и снова делает выпад бедрами. Господи, это похоже на медленный секс, только в одежде.

Это невероятно странно, и, может быть, дело в транквилизаторах, которыми он, наверняка, опоил меня, но я ощущаю себя очень и очень странно. Никогда во время петтинга со Стивом я так не терялась в своих ощущениях, как сейчас под этим широким, мощным, огромным чудовищем, покрытым черными жесткими волосками.

Он вообще не похож на тех, с кем я когда-либо встречалась – никогда не видела столько растительности на теле, а тут чувствую ее даже сквозь тонкую ткань платья.

— Оох, — вздыхает он и проводит свободной рукой снова по моей талии и бедрам, хватает за край платья и с силой сжимает ее в ладонях. От этой демонстрации силы и власти над собой меня тоже ведет, тело словно обмякает, а мышцы внизу живота начинают сокращаться.

Он это чувствует – и тут же его грудная клетка начинает ходить ходуном, будто бы ему нужно заменить весь воздух в легких моим запахом. Моя хватка на его каменных плечах, под которыми гуляют мышцы, становится мягче, одна рука опадает на мягкое покрывало, и это будто бы служит ему сигналом к действию.

Мужчина дышит сквозь зубы, не выдерживает, опускает голову к моей груди, и я вижу его макушку с темными волосами. И тут же в шоке прикрываю глаза – он вцепляется зубами в мой сосок сквозь ткань платья.

Рыкнув, что-то нечленораздельно выдавив из себя, зубами стягивает резинку платья и на секунду застывает, оглядывая мою грудь. Я ощущаю его пронизывающий, страстный взгляд, он и холодит, и будоражит, - странное, невероятное ощущение, небывалое по своей мощи для меня.

Но мужчина не дает задуматься над природой чувств – он просто обводит своим горячим, шершавым языком ореол соска, и тут же втягивает своими мягкими губами его в свой адски обжигающий рот. Втягивает, прикусывает легко зубами, и я тут же рефлекторно пытаюсь сдвинуть колени, между которыми он и лежит на мне, но все становится только хуже – он обмякает на мне, впечатывается еще сильнее, пригвождая своим мощным телом к кровати, опустив себя на волю, второй рукой он оглаживает мою попку сквозь ткань, однако пальцем то и дело касается кромки трусиков на бедрах.

С рыком, граничащим со звериным, он выпускает изо рта мой сосок и перекидывается на второй, проделывая своим языком тоже самое, что делал только что. Эта грудь, оказывается, у меня гораздо чувствительнее, чем другая, и он это чувствует – как только я вздыхаю, стону, выгибаюсь в пояснице дугой, он вскидывает голову и пронзает меня своим темным взглядом, пришивает к себе суровыми нитками, припечатывает заклятьем.

От перемены температуры после его обжигающего рта я снова опадаю, и потому он возвращается к груди и тут же продолжает иссушающую пытку, облизывая, вытягивая, втягивая в себя мой сосок.

— Ааах, — сознание туманится так сильно, что, кажется, не понимаю, где верх, а где – низ, где – потолок, а где – пол. Мой стон простреливает его – скорее чувствую, чем вижу, как его будто пронзает стрелой, он рычит прямо мне в горло, впивается поцелуем в ключицу, жалит ладонью бедра.

Я открываю рот, и он набрасывается на него, обрушивается поцелуем. Втягивает нижнюю губу, обхватывает верхнюю, облизывает, проталкивается языком внутрь. И если первый поцелуй я ошарашенно не принимала, то сейчас буквально против воли своего сознания впускаю этого завоевателя в себя. Таких поцелуев со Стивом у меня никогда не было. Ни-ког-да.

Порочных, будоражащих, долгих, страстных. Мужчина будто трахает мой рот своим языком, но я ничего не могу поделать, вернее, не хочу ничего делать, а хочу отвечать ему, играя своим языком с его, танцуя в этом порочном танце губ.

Не понимая, что творю, разомлев от этой странной страстной ласки, я закидываю свои ноги ему на бедра, будто прижимая к себе, и в этот момент он стонет.

Стонет и рычит, и тут же прерывает наш поцелуй.

Отстраняется и я вижу, как горит в его глазах страсть, огонь, сожаление и раскаяние. Он прищуривается, резко вскакивает, и я обалдело смотрю на его полуголую фигуру, скольжу глазами по развитой мускулатуре, сильным рукам, бицепсам, плоскому животу, ярко выраженному треугольнику бедер в приспущенных трикотажных штанах.

Обдает холодом, и я резко обнимаю себя за плечи, а он, нервно взъерошив волосы, не оборачиваясь назад, делает шаг к двери. Второй. И резко развернувшись, распахивает ее, пропав в глубине темного коридора, и хлопает ей так сильно, что я тут же прихожу в себя от этого звука, так похожего на выстрел из пистолета.

Дёргаюсь и пялюсь на дверь, за которой он только что скрылся. Что происходит?!

10

Вот теперь, когда я остаюсь одна, без подавляющего внимания этого хищника, сознание начинает очищаться, как ручей после сели. Несколько минут рвано вдыхаю и выдыхаю воздух, несильно бью себя по щекам, чтобы кровь начала циркулировать по всему телу и отлила, наконец, от предательски загоревшихся огнем частей тела.

Что это было? Какой-то морок. Может быть, меня отравили?

Комната обставлена по-спартански просто: широкая кровать с покрывалом из нежного мягкого ворса, круглое окно в морском стиле, через которое пробивается луч света, освещающий танцующие в воздухе пылинки, небольшой круглый столик у двери с овальным зеркалом с подсветкой.

И ничего больше.

Столик пуст. На кровати нет подушек. Окно не прикрывают жалюзи, тюль или шторы.

Пустота.

Оправляю платье и подхожу к двери. Наверное, она закрыта на ключ, раз уж меня увезли в качестве заложника.

Дёргаю ручку на себя и с удивлением обнаруживаю, что она легко поддается. В коридоре ни души. Здесь тоже все оформлено довольно просто и светло. Дохожу до лестницы, спускаюсь вниз, держась за богато оформленные деревянные перила.

И едва только мои ноги касаются пола, застываю в недоумении.

На первом этаже, практически под аркой, - собрание. Сердце тарахтит, мельтешит, бьется, как мотылек в банке. Потому что я вижу, кто там находится. Комната пустая и светлая, но мне темно от того, что мужчины, которые оказались в ресторане в мой день рождения, сейчас навытяжку стоят в ряд. Охаю и хватаюсь за сердце, другой рукой уперевшись в перилла, чтобы совсем не сползти на пол.

И привлекаю внимание.

Они, как по команде, поворачивают в мою сторону свои головы. Практически как близнецы: огромные, рослые, в темных брюках и рубашках, опасные, пересушенные в спортзалах качки. Все десять человек.

А нет, одиннадцать.

Одиннадцатый, или, вернее, Первый, разворачивается всем корпусом ко мне. И это не тот дикий, необузданный мужчина, который явно терял голову от женской груди, - нет. Прямо сейчас я вижу его в новой ипостаси. Это приличный, ухоженный мужчина, больше похожий на классического бизнесмена: легкая льняная рубашка, расстегнутая на груди на несколько пуговиц, светлый пиджак с небрежно поднятыми рукавами, под которыми видны мощные запястья. Серые брюки обтягивают в рамках разумного сильные, упругие ноги.

Он одновременно и похож, и не похож на тех людей, которых я встречала в кабинете отца. Сейчас от него разит уверенностью, леностью, спокойствием. И, кажется, совсем не чувствуется подавляющий страх. Но глаза…они горят огнем, словно выдают тайну демонов, упрятанных глубоко в его душе.

Он словно опаляет меня, и я снова ощущаю, как подгибаются ноги.

Однако я беру себя в руки и делаю шаг вперед. Он вопросительно выгибает бровь.

— Отпустите меня, — громко говорю, смотря прямо вперед.

По ряду его бойцов пролетает шелест, будто они обмениваются мнением, однако никто не смеется, не выходит из строя, они так и стоят, смотрят на меня, только переглядываются друг с другом.

— Вы должны меня отпустить, — давлю я.

Первый, распахнув пиджак, засовывает кулаки в карманы брюк, и я неосознанно следую взглядом за его руками. И понимаю, что уже несколько секунд пялюсь на его пах. Дура.

Он хмыкает, будто понимает, что я неожиданно для себя вспоминаю наши поцелуи наверху и краснею.

— Нет, — через минуту отвечает он, разрушив странную, набрякшую тишину.

— Нет? — тупо переспрашиваю я.

Он пожимает плечами.

— Зачем я вам? — спрашиваю тише, и, честно говоря, не хочу услышать ответ на этот вопрос.

Он подходит ближе, и произносит буквально одними губами, но я понимаю его слова:

— Ты нужна мне. — Последнее слово он выразительно подчеркивает, и я опять начинаю дрожать.

Но теперь уже не от страха. От беспокойства.

— Что произошло в ресторане? — дрогнувшим голосом, сипло спрашиваю у него. Мужчина прикрывает глаза, и я ощущаю, как волнение свинцом затопляет сознание, выжигает все внутренности каленым железом.

Неужели?..

— О нет, они спаслись, — говорит он громко.

Один из прихлебателей молча подает ему пульт, и Первый щелкает им вперед. Тут же за моей спиной оживает стена – отворяются створки и оттуда выезжает экран. Я резко оборачиваюсь всем корпусом, чтобы воочию убедиться: все спаслись. Потому что на экране идут новости, а может быть, и запись новостей, выложенная в сети.

Ресторан цел, вокруг ходят люди, среди них мелькает прическа моей матери, крупным планом оператор берет лицо Стива, который что-то проникновенно вещает на камеру. Меня даже передергивает от отвращения. Наверняка бахвалится какими-то своими успехами, хотя во время штурма террористами даже слова в мою защиту не сказал!

— Убедилась? — мягко спрашивает голос сбоку. Я даже не смотрю в его сторону, продолжаю смотреть на кадры, где берут интервью у Кэндис, показывают, как Биллу оказывают помощь врачи.

Он проводит пальцем по моей руке.

Я дергаюсь и морщусь.

— Зачем вы бросили бомбу? Что вам нужно? —зло шиплю я, а сама закусываю щеку изнутри, чтобы не разреветься.

— Ты уверена, что это была бомба? — голосом змея-искусителя шепчет он прямо мне в ухо.

11

Я не то, что отстраняюсь, о нет. Буквально отпрыгиваю как минимум на полкилометра от него. Это его смешит: вижу, как блестят темные глаза, как легкомысленная ухмылочка ползет по породистому лицу.

Выставляю вперед руку.

— Вы должны меня отпустить. Вам нужны деньги? Моя семья вам заплатит, сколько нужно.

Он снова засовывает кулаки в карманы и небрежно откидывает назад легким взмахом головы волосы, упавшие на лоб.

— Джинджер, принцесс, деньги – не главное. И ты лучше других должна это понимать.

Я сглатываю. То, что похититель знает мое имя – плохо, очень плохо. Для меня. Наверное, их требования будут очень, очень невыполнимыми. Или моя семейка решит отказаться от выплаты выкупа…Сейчас я ни в чем не уверена.

— Тогда зачем я здесь?

— Скажем так, — он смотрит на меня почти смеясь. — Это будут небольшие каникулы. Тебе понравится…

У меня от его голоса по спине ползет холодок плохого предчувствия. После того, что было наверху несколько минут назад, я ни в чем не уверена.

Вытягиваюсь в струнку, приложив руку к груди, будто бы пытаясь прикрыть свой довольно откровенный лиф нарядного платья. Поняв, что меня охватило запоздавшее смущение, террорист веселится. Он откидывает голову назад и хохочет, демонстрируя ровные белые зубы.

— Может быть, вам и весело, — пытаюсь вернуть себе достоинство. — А мне – нет. Я у вас в плену?

— Джиндж, принцесс, — голос его тягучий и обволакивающий, как и взгляд, которым он окатывает меня. —Ты у меня в гостях. Ни в чем не будешь нуждаться.

— Если я в гостях, значит, могу уйти, когда захочу?

От этого вопроса его лицо тут же меняется. Становится уверенно – строгим. Ни одной эмоции не прочесть в глазах, которые резко будто покрылись пленкой.

— Выходить из дома запрещено. Для этого еще не время.

— А когда будет время? Когда? Когда вы меня убьете?

Он закатывает глаза. Делает знаку рукой одному из своих подпевал.

— Ты мне надоела.

Мужчина в черном тихо подходит ко мне, встает рядом. Я непонимающе кошусь на него. Он указывает рукой в сторону лестницы, тычет пальцем вверх. Все понятно – мне нужно вернуться в ту комнату, где я очнулась. Видимо, это будет «моей» комнатой на время заточения, на время плена.

Фыркаю, тряхнув головой, иду вперед. Охранник плетется за мной, но, странное дело, для его грузной, тяжелой, огромной комплекции он передвигается очень бесшумно. Я бы даже сказала, что он вышагивает как зверь, который тихо крадется на мягких лапках.

Прохожу мимо огромной залы, где только что стояли, вытянувшись как солдаты перед генералом, террористы и отмечаю, что их уже и след простыл. Наверху мужчина включает свет и коридор озаряется ровным электрическим освещением. Если бы я не знала, что этот дом – пристанище бандитов, террористов, то решила бы, что это просто одна из пятизвездочных гостиниц, куда я приехала пообщаться с семьей – матерью и отчимом.

— Через час – обед, — говорит мужчина, когда я открываю дверь. Стреляю в него взглядом. Огромная туша, качок, и при этом гибкий, стойкий, высокий. Волосы – короткие и светлые. Глаза пронзительные, серые, стальные, но при этом на дне мне чудится что-то ненастоящее…или наоборот, слишком настоящее?

— Да пошел ты, — отвечаю любезно и захлопываю прямо перед его носом дверь.

На всякий случай отпрыгиваю подальше, к окну, - а вдруг он не простит вспышки моей внезапной ярости и ворвется сюда, чтобы покарать? Но за дверью тихо. Так тихо, что это кажется странным.

На цыпочках подхожу к двери, дергаю ручку на себя. В коридоре пусто, тихо и светло. Никаких признаков охраны возле этой комнаты нет. Отлично. Они уверены, что у меня не хватит смелости сбежать, вырваться, выйти отсюда. Как же они ошибаются, эти чертовы террористы!

Снимаю туфли, от которых ноги устали невыразимо, осторожно ставлю их у двери, чтобы не было слышно ни одного звука, стука шпилек. На носочках подхожу к окну, распахиваю его настежь и удивляюсь непредусмотрительности этих горе-похитителей.

За окном – вечерний теплый воздух, ветерок ласково щекочет щеки и улепетывает обратно, на волю, стремится вперед сначала по высокой траве, потом теряется в высоких кронах деревьев, высаженных вокруг дома, а после взвивается ввысь в сиреневое вечернее небо.

Окно маленькое, но я не крупная, пролезу. Сначала оглядываю фронт работ, а после вылезаю задом из окошка. Животом опираюсь на круглую раму и нащупываю правой ногой выступ, который успела для себя приметить сразу же.

Оформление у дома очень красивое и очень удачное для меня – снаружи здание покрыто материалом, имитирующим крупный камень. Сбоку тянутся какие-то вьющиеся растения, а это значит, что из них тоже можно будет сделать для себя зацепки, ведь такие вьюнки не могут самостоятельно «ползти» вверх – для них наверняка устроены какие-то специальные леса.

Хорошо, что комната всего лишь на втором этаже! Четвертый взять таким штурмом я бы, наверное, побоялась, а вот высоту в двадцать футов вполне смогу преодолеть. Ногтями впиваюсь в камень, пальцами ног пружиню на выступе, чтобы удостовериться в его прочности. Выбираюсь из окна и начинаю медленно спускаться вниз.

Сердце колотится как сумасшедшее, словно я выпила не одну банку энергетика с кофе, но в глазах начинает гореть азарт – уже ощущаю на губах вкус свободы. Может быть, потом я даже расскажу об этом приключении маме, или своим подругам…но точно не Кэндис.

От воспоминания о ее поведении внутри у меня все переворачивается. Нет, ну это же надо – самой предложить себя чужому мужчине, который к тому же явился с оружием! Цокаю от переполнявших чувств языком, и тихонько провожу ногой ниже. Еще, еще. Отлично.

Выступ нашелся, и есть на что упереться рукам.

Немного задираю голову вверх, чтобы просто оценить место, из которого бегу. Ничего себе. Да это же целый форт-нокс! Целый замок. Стена высокая, а судя по тому, что ноги и пальцы рук скользят по камню на мхе, довольно старая. Да уж, дом явно не простой, с историей. А внутри-то! Все современное, новое с иголочки.

Шажок влево, чтобы удержаться на весу, и еще пара дюймов покоряются мне. Эх, надо было брать уроки скалолазания, когда отец предлагал! А я...двух раз по дорожке для начинающих с тросами для того, чтобы гордо именовать себя скалолазом и сбегать из большого дома через окно явно, не достаточно.

Еще шажочек.

Через плечо оцениваю сколько мне еще осталось. В принципе, все не так уж и плохо: осталось совсем чуть-чуть!

Балансирую на одной ноге, удерживая вес, второй пытаюсь нащупать новый выступ. Черт. К низу это получается сделать все хуже и хуже. Будто бы специально камни раздроблены на мелкие частицы, и они становятся ужасно неудобными. Надеюсь, что совсем у земли стена не пологая, и мне не придётся прыгать, чтобы добраться до свободы. Так и без ног остаться недолго!

Силы будто бы уже на исходе – пару раз приходилось буквально висеть на руках, чтобы совсем не грохнуться. Не думала, что у меня такая плохая физическая подготовка…а ведь я занималась йогой…уффф….

Оглядываюсь через плечо. Земля очень близко. В общем-то, можно и прыгнуть. Если приземлиться тихо и удачно, не подвернув ногу, то все будет очень хорошо. Сразу побегу вперед – к лесу. А там как-нибудь доберусь до дороги.

Предчувствие свободы застит глаза, и тяжесть в руках уже не кажется такой уж невыносимой. Ладони горят от царапин, которые оставили камни, на лице – какие-то мелкие веточки, пыль и кусочки мха, но отряхнуть все это никак не выходит.

Я в последний раз провожу по воздуху ногой и понимаю, что мои опасения подтвердились – стена действительно пологая, и придется прыгать. Жмурюсь, пытаюсь сгруппироваться и мысленно приказываю себе не орать от боли, даже если упаду настолько неудачно, что сломаю кость в ноге или еще что-нибудь в этом роде.

Раз..

Два…

Три…

Бабах.

Ух…приземление получилось на десять баллов из десяти. Встаю на целые, не поломанные, не вывихнутые ноги, отряхиваю руки, лицо, волосы, смотрю вверх, задрав голову, - оцениваю расстояние от земли до круглого окна - и горделиво щурюсь. Неплохой результат для девушки с такой ужасающе плохой физической подготовкой!

— Что, принцесс, погулять решила? — от этого голоса подпрыгиваю так высоко, что чуть не влетаю обратно в комнату, из которой только что сбежала.

Медленно оборачиваюсь. О нет. Почти возле меня стоят двое: насупленный Первый и тот охранник, что провожал меня в комнату на второй этаж.

Натужно сглатываю и делаю шаг назад, словно пытаясь найти защиту у стены. Когда и как они успели подкрасться так незаметно ко мне? Это не террористы, а какие-то сверхлюди…

— За непослушание обычно полагается наказание, — говорит тихо и внушительно этот хищник.

О нет. Зажмуриваюсь. У меня очень низкий болевой порог, и если он сейчас что-то сделает…я сразу же умру! Кажется, что по рукам и ногам тут же побежали муравьи, которых успела насобирать на отвесных стенах этого замка… ой, нет, это не муравьи, это мурашки…

Прода на 7 июня

Он подходит ко мне, притягивает за руку и прижимает к своему бедру. Резко, быстро, зло. Хватает за шею сзади своими сильными пальцами, сдавливает до косточки, заставляя поднять голову выше.

— А теперь смотри, что бывает за непослушание.

Из-за угла появляются еще двое мужчин, они одеты также просто – в брюки и черные футболки, как и тот, что сопровождал меня наверх.

— Смотри, Джинджеррр, — буквально рычит он мое имя мне в ухо, а я хочу зажмуриться, но не могу – страшно и так, и так. Страшно не увидеть то, на чем он так настаивает, и с другой стороны боюсь, что, увидев представление для меня, стану его участницей.

Он смотрит на своих подчиненных, кивает, и вдруг происходит невероятное: эти двое новеньких по очереди быстро и резко пинают третьего по ногам, от чего тот валится на землю, в траву, прямо перед нами. Не издает ни стона, ни вскрика, ни-че-го.

Я визжу, дергаюсь, пытаюсь вырваться из захвата сильных пальцев, которые заставляют меня смотреть вперед, не позволяя отвести голову, взгляд, отстраниться, но безуспешно.

Перед моими глазами начинается настоящее избиение. Эти двое – просто монстры, они пинают ногами того, кто только что стоял с ними в строю, и пинают не как мячик в игре, о нет. Явно чувствуется военная выправка, сила, я слышу каждое резкое соприкосновение с его телом, каждый быстрый выдох из его измученного тела. Кажется, будто бы палками стучат по мешку с мукой – звук точно такой же.

— Прекратите, прекратите! — ору я, извиваясь, слезы ручьем текут по щекам. Я вижу, как этот парень отплевывается – у него рассечена губа, бровь, подбородок.

Но при этом он не встает, не идет в открытую конфронтацию со своими недругами. Только резко вскидывает взгляд наверх, и мне кажется, что там, в глубине его зрачков резко вспыхивает желтое пламя, а сам зрачок словно меняет свое местоположение. Но он словно натыкается на темный недоброжелательный, приказывающий взгляд своего хозяина – моего пленителя, - опускает голову и продолжает сотрясаться от ударов.

Господи, так они его до смерти забьют! У него, наверное, там сотрясение!

— Пустите, пустите! Перестаньте! — мое горло опухло, охрипло от криков и из глотки доносится только кошачье мявканье. Голова реально болит – этот мужчина так давит на шею, что там точно будут синяки.

— Хватит, — наконец слышу я позади себя. Он дергает меня, и я шире распахиваю глаза смотря на тех, кто только что проводил настоящую экзекуцию. Террористы спокойно стоят, сложив руки на груди, а охранник, избитый до полусмерти, весь в крови, харкает бордовыми сгустками прямо в траву у моих ног.

— Он понес наказание за твой побег. Догадываешься, что будет в следующий раз? — натужно сглатываю, хотя к горлу снова подкатывает тошнота. Слезы катятся по лицу сами собой. Мне не то, чтобы жалко этого человека, - ведь он террорист! – мне жаль себя, страшно от всей этой дикой ситуации, крови и дикости.

— Ему нужна скорая, — всхлипываю я.

Он дергает второй рукой, и эти два амбала берут парня под руки, волоча его непослушное, обмякшее тело на себе в дом. И только они скрываются за углом, мужчина поворачивает меня к себе, прижимая к своей груди. Я утыкаюсь щекой в льняную мягкую рубашку, и только всхлипываю – истерика отступает волнами, просто так себя в руки себя не взять.

Чувствую, или мне только кажется, что он осторожно гладит меня по волосам, нашептывая что-то в макушку, касаясь губами волос. Меня обволакивает приятный аромат его мягкого ненавязчивого парфюма, свежего, с нотками древесного запаха, к которому примешивается его личный аромат. Мне он нравится больше всего – хочется втянуть ноздрями в себя так сильно, чтобы он отпечатался в легочных альвеолах. Это так странно, но он действует на меня успокаивающе.

И я, вздохнув несколько раз, отстраняюсь, самостоятельно утирая с щек свои горячие слезы.

— Отпустите меня, что я вам сделала, — шепчу я непослушными, разбухшими губами, а сама смотрю вниз, на свои пальцы, украшенные алым лаком, и носки его дорогих темных ботинок.

— Нет, это не возможно, — говорит он также тихо, но я слышу, чувствую вибрацию его груди.

— Вы меня все равно убьете, да? — вздыхаю, когда вижу чуть левее кровь, которая осталась после избиения этого несчастного охранника. — Потому что я – Пристли?

— Не говори ерунды, — фыркает он. — Иди наверх, смени это чертово платье и спускайся к ужину.

Я качаю головой и не могу себя заставить поднять ее, чтобы посмотреть в лицо человеку, который может так легко заставить избить другого.

12

Едва только за мной захлопывается дверь, я вижу, что в комнате уже побывали: окно закрыто, на кровати лежит какая-то тряпка, на полу стоят туфли, видимо, взамен моих шпилек.

Я оборачиваюсь и замечаю то, что сначала не увидела – в другом углу комнаты приоткрыта дверь. Медленно подхожу к ней, щелкаю выключателем. Это ванная комната. Боже, это действительно то, что мне было нужно.

Под легкими струями теплой воды в огромной современной душевой кабине мое тело немного расслабляется. Слез оплакивать свою судьбу уже нет, видимо, они все закончились во время истерики снаружи.

Подставляю лицо воде, и жадно глотаю прохладные струи. Смываю жидким мылом косметику, если она еще осталась на лице, промываю волосы от шампуня – на праздник стилист делала специальную укладку, чтобы на фотографиях я получилась как настоящая куколка.

Получилась…

В ванной комнате практически нет вещей. Возле зеркала лежит новая зубная паста, щетка, немного косметики, все еще упакованная в пленку и коробки. Удивительно – все тех марок, что пользуюсь я. Привычно наношу увлажняющий крем, а волосы сушу огромным полотенцем, которое висит тут же. Фена для волос, конечно же, нет. Наверное, эти твари справедливо полагают, что я сумею им воспользоваться для очередного побега.

Платье, которое приготовили для меня террористы, простое, но удобное: легкое, льняное, но довольно закрытое на груди и со спины, больше, чем я привыкла. Сандалии на низком каблуке, моего размера. Немного передергивает от мысли, что им так много известно обо мне – то, какой размер белья я ношу, каким кондиционером для волос пользуюсь.

Но даю руку на отсечение, что всего этого не было, когда я только очнулась в этой самой комнате! Все выложено впопыхах, подобрано быстро, выложено на тумбочке и кровати кое-как, не аккуратно, будто брошено в спешке.

Закручиваю гульку из влажных волос потуже и спускаюсь вниз. Тоскливо смотрю в сторону входной двери, но не делаю даже попытки сделать шаг в ту сторону – этот чертов террорист мне показал наглядно, что ждет меня, если ослушаюсь.

Прохожу мимо огромной залы, удивляясь, как тут все оформлено: мебели крайне мало, но она функционально подобрана так, чтобы ненавязчиво служить человеку. Все оформлено в светлых, максимум пастельных тонах, и видно, что владельцу этого жилища важно ощущение воздуха и пространства: здесь много стекла, окна огромные, с какими-то оригинальными витражами, которые делают всю обстановку веселее и без привычного декора.

— Присаживайся, я жду тебя, — он сидит во главе огромного стола, приложив пальцы к подбородку и держит меня на мушке своих глаз.

Я оборачиваюсь, оценивая обстановку. Столовая таких же необъятных размеров, как и все здесь. Мужчина резко расправляет в воздухе салфетку и кладет ее на свое колено. От неожиданного движения вздрагиваю и спешу сесть напротив него на огромный стул. Прямо за ним – открытые стеклянные двери, в которые холодком подкрадывается вечер, и я физически стремлюсь туда, даже уши покраснели от напряжения.

Он подает знак головой кому-то за моей спиной, и тут же возле меня материализуется рука с тарелкой. С другой стороны тоже выставляется какая-то еда, кладутся приборы, выставляется стекло для воды и вина. Все происходит очень быстро, словно я нахожусь не в доме психа, а в ресторане с лучшим обслуживанием в городе.

Легкий салат, крем-суп и вода без газа. Рядом – грейпфрут, апельсиновый сок со льдом. Обычно над моей привычкой обедать таким образом мама посмеивается, а сейчас мне снова становится не по себе – и здесь похитители устроили все по моему привычному расписанию.

— Ешь, ты слишком худая, — он замечает, что я отставляю от себя еду и пристально глядит в мою сторону.

— Я не голодна, — вру, даже ухом не веду.

— Боишься, что я тебя отравлю? — посмеивается он. — Я мог бы это сделать еще одиннадцать часов назад.

Прода от 9 числа

— Одиннадцать? — выдыхаю я. Это же сколько времени прошло с момента моего похищения! Он кивает в ответ на этот вопрос. Черт. Наверное, мать подняла на уши всех вокруг. Отчим тоже вовлечен в процесс: как бы ему не хотелось заниматься делами падчерицы, но уж с похищением должен будет разобраться.

Тут я думаю, что Кэндис, наверняка, передала полиции данные, составив вместе с ними фоторобот террориста. Это должно ускорить процесс! Даже если переговоры по выплате выкупа за меня затянутся, то спецслужбы уж наверняка найдут след благодаря этой запоминающейся внешности Первого!

И сейчас, когда надо мной не довлеет иссушающий страх, под прицельным взглядом черных внимательных глаз, наблюдающих, как я расправляюсь с салатом, могу точно сказать, что он очень красив какой-то звериной, магнетической красотой.

Мимо такого мужчины просто так пройти нельзя – не оглянувшись, не ощутив его покалывающее внимание, не забыв на секунду о том, где находишься. Теперь я могу в какой-то степени понять Кэндис, когда она вдруг решила отдаться ему. Даже если не видеть черт лица, по покатым плечам, мощной шее, упругому торсу, на котором (ты знаешь точно) есть пресловутые кубики, можно догадаться, понять о том, что это за мужчина.

Только я доедаю салат и допиваю сок, как возле меня снова материализуются тарелки. На этот раз – морепродукты, мясо, жареные на гриле овощи. Удивленно приподнимаю брови вверх.

— Ты очень мало ешь, — поясняет он мне, но смотрит все также прямо мне в лицо. Будто бы изучает, запоминает, но при этом решает какую-то сложную математическую задачу с одним неизвестным в моем лице.

Я промокаю губы салфеткой. Спорить с этим проходимцем, как бы красив он ни был, я не собираюсь. Мне нужно провести переговоры, чтобы отсрочить неминуемое.

Конечно же, теперь, когда я знаю, как выглядит похититель, смогу опознать кое-кого из его шайки отборных машин для убийств, представляю для них угрозу. Удивительно, как нагло он себя ведет со мной! Эта бесцеремонность обескураживает.

Скорее всего, он точно знает, как все произойдет: он получит выкуп, который мать заставит выплатить отчима и тут же убьет меня, без суда и следствия.

От этих мыслей у меня снова начало покалывать в висках, даже капельки пота проступили на лбу. Но внешне я стараюсь оставаться совершенно спокойной.

— Как долго вы собираетесь меня здесь продержать? — чуть дрогнувшим голосом спрашиваю у него.

Он откидывается на спинку кресла и выдыхает.

— У вас ведь есть какой-то план, правда?

Мне хочется подскочить к нему, потрясти за плечи, заставив выложить мне правду быстро и точно. Но он задумчиво молчит. Ну хотя бы не смотрит своим буравящим взглядом!

Я зеркально повторяю его позу и вдруг замираю.

Прямо за его спиной, в проеме раскрытых створок стеклянных дверей вижу, как сначала бежит легкой рысью, а потом садится спиной к нам огромный серый волк. Раскрыв от ужаса глаза, я хочу указать террористу на дверь, чтобы он скорее запер ее, не дав попасть хищнику внутрь, но все, что удается сделать, это рвано выдохнуть и пальцем указать вперед.

Он резко разворачивается, и теперь уже я ору на весь дом, как сигнализация, потому что зрелище, которое разворачивается перед нами, точно не для слабонервных.

Волк дрожит буквально несколько секунд, а потом на его месте оказывается мужчина.

Встает, поворачивается к нам лицом, и, поняв, что мы его обнаружили, застывает изумленно.

Все происходит одновременно: мужчина бегом бежит в противоположную от нас сторону, Первый бросается вперед, резко задергивает шторы, а я хватаю столовый нож.

Шторы распахиваются в проеме, и мне все видно. Видно. Как бежит тот человек, который только что был волком.

И пока он бежит, быстро, быстрее, чем Усейн Болт на олимпиаде, я понимаю, что знаю, кто это. Это тот самый охранник, которого избили его дружки до полусмерти.

13

В комнате становится заметно темнее. И, глядя в хищные глаза цвета ночи, которые с беспокойством глядят на меня, мне кажется, что и холоднее на пару градусов. Мужчина дергает подбородком, а я слышу позади себя шорох – он явно отпустил охрану, сбежавшуюся на мой надрывный крик.

— Ты все не так поняла, — говорит он, выставив вперед ладони. Я округляю глаза. Мы словно поменялись ролями и теперь преимущество на моей стороне.

Сжимаю сталь ножа сильнее, и она тут же становится очень теплой. Теперь, спустя несколько минут, я уже сама не очень уверена в том, что увидела. Кто знает – может быть, у меня было небольшое сотрясение головного мозга, и теперь посещают видения? Или это воспоминания кадров фантастических фильмов? Фэнтезийных книг?

Первый поступательно надвигается ближе. Все его тело – гибкое, огромное, но с виду легкое, - двигается просто и уверенно. Он крадется как животное, как хищник. И я ожидаю нападения. Но в отличие от обычного своего состояния, сейчас я готова к штурму.

Сглотнув, прячу руку с ножом под столом, укрытой скатертью.

— Что я не так поняла? — пытаюсь удержать дистанцию, но ничего не выходит – он все ближе, хотя, кажется, еще секунду назад стоял у окна. Ну и скорость у этого человека! А ведь я даже не успела моргнуть.

— Ты. Все. Не так. Поняла. — повторяет он, гипнотизируя своим голосом.

Я киваю, будто бы согласна с его утверждением.

И в эту минуту он кладет руку передо мной, другой рукой упирается в спинку стула. Я словно оказываюсь в капкане, ароматном, одуряющем капкане. Он вдыхает воздух сквозь зубы, шипит и матерится.

А потом вдруг проводит одной рукой по моим волосам, щеке, а после резко сжимает клок волос сзади, приникает к шее, ведет языком по тонкой ниточке пульса, что хаотично трепещет, как разрозненная кардиограмма.

Я дергаюсь – ощущаю, как от него волнами исходит желание. Настоящее, чистое, мужское желание. И это открытие словно кипятком охватывает всю меня.

Не мешкая ни секунды, я поднимаю руку с ножом и со всей силы вонзаю в его ладонь, которая покоится на столе. Нож входит глубоко, выброс адреналина придает мне столько сил, сколько никогда и не было, не таилось в моем тщедушном теле.

Я резко срываюсь с места и бегу к стеклянным дверям. Распахиваю тяжелые шторы, и не оглядываясь спешу вперед, по зеленой лужайке к темным деревьям впереди.

Слышу за своей спиной рык, животный рев, но даю себе зарок не думать ни о чем.

Свобода.

Свобода близка.

Расстояние от дома до леса я преодоляю в считанные секунды, а сама мысленно благодарю небо за то, что сейчас на мне не неудобные туфли – лодочки на высокой шпильке - а вполне себе удобные сандалии, в которых можно спокойно бежать, не боясь, что подвернется нога.

В лесу я скачу как встревоженный заяц от дерева к дереву, упираюсь в кусты и кору руками, отталкиваюсь, но спешу вперед.

Не разрешаю себе остановиться ни на секунду – этот зверь в этот раз не даст мне уйти, не разрешит исчезнуть, и наказание будет ужасающим.

На кону стоит моя жизнь.

Маленькая, хрупкая, желанная.

Горло хрипит, дерет, в боку колет от невероятно быстрого бега, я готова выплюнуть свои легкие, потому что они просто горят огнем.

Не знаю, насколько мне удалось удалиться от дома, но я не слышу звука погони, а это и радует, и настораживает. В голове мелькает мысль забраться на дерево, чтобы спрятаться, переждать, пока террористы пройдут мимо, но я откидываю ее, как нежизнеспособную.

Мне нужно двигаться вперед, только вперед.

Вдруг краем глаза вижу что-то сбоку. Справа. Дергаюсь в левую сторону, и тут же лечу кубарем в траву и колкие ветки, запнувшись о корягу, растопырившую подо мной свои корни.

Вот черт. Плюхаюсь прямо на колени, проехав ими небольшое расстояние. Ободраны не только колени, но и ладони. Да что говорить – все тело в мелких порезах, болячках, которые будут заживать ооочень долго.

Приподнимаю голову и тут же застываю в ужасе.

Прямо передо мной стоит огромный волк. Он внимательно оценивает ситуацию своими неестественно большими и ярко-желтыми глазами, и тут же, заметив мой интерес, ощеривает пасть.

Господи, у меня от ужаса даже волоски на руках встали дыбом. Он просто огромен, этот волк. И у него совсем не впавшие бока, как я видела в последний раз по Дискавери, нет. Шерсть лоснящаяся, тело упругое и большое, пропорциональное, лапы сильные, могучие, а когти…

Когти есть.

Присутствуют в этой машине для убийства одной маленькой девочки, которая по глупости сбежала из охраняемого домика.

Дура.

Я задерживаю дыхание, боясь потревожить его движением, а сама судорожно обдумываю варианты своего побега.

Что делать? Резко залезть на дерево, ведь он даже со своими огромными когтями не сможет меня зацепить там? Встать и побежать обратно? Закричать с просьбой о помощи?

И тут мне кажется, что этот зверь ухмыляется. Очень такой человеческой, понятной ехидной улыбочкой. Когда понимаешь, что противник никуда от тебя не денется и сделает то, что ты ему скажешь. Вернее, когда ты волен делать с ним все, что захочешь.

Я думаю, что он каким-то образом подумал по-человечески, оценил ситуацию, или еще хуже, прочитал мои мысли. Дрожу как лист на ветру, подтягиваю к себе все конечности, думаю, что свалиться в позе эмбриона будет самым лучшим решением. Волк решит, что я падаль, и уйдет.

И все же он ну уж очень большой, будто бы накачанный тестостероном, перекормленный каким-то химикатами. Странное это место – сначала огромные мужики, теперь – огромные волки. Может быть, рядом химзавод?

Я медленно подтягиваю к себе ноги, вставая на корточки, и тут волку надоедает ждать.

Он меняет выражение своей страшной звериной морды, выдыхает через нос, щурит свои огромные желтые глаза, и резко бросается вперед.

На меня.

Жмурюсь и выставляю вперед руки, будто бы ими я смогу отразить нападение огромного волчары, наивная.

И в этот момент сбоку кто-то резко выпрыгивает и кидается сверху на это животное.

Господи боже, да это еще один волк. Чернее, крупнее, злее. Он словно заведенная машина для убийства, не вру. Он впивается своими огромными челюстями в загривок серому и они кубарем катятся вперед, ударяются о всей силы о дерево, от чего от него отлетает довольно большой кусок коры, и тут же шерстяной ком распадается на два волка.

Хищники не бросают своего дела – серый яростно взвыв, запрыгивает вбок, чтобы ухватиться в бочину черному волку, а тот будто того и ждал: клацнул зубами, склонив голову, и ухватит капканом заднюю волчью ногу.

Тот завыл, рванулся вперед, назад, попробовал укусить противника, но ничего не вышло.

Смертельный захват делал свое дело – я вдруг услышала резкий треск. Меня чуть не вырвало от осознания происходящего – он перекусил ему ногу. Серый волк лишился костей в ноге!

И тут же добил: ухватился в бок, выдрал огромный кусок кровавой шерсти, и нацелился в шею, выискивая ракурс поудачней, чтобы перекусить жизненно важную артерию.

Волк это понял, завыл, задергался, заелозил. Широко раскрыл пасть, словно выпуская последний воздух из легких, дернулся сильно, неожиданно и вырвался на свободу.

Даже не оглядываясь, он рванул вперед на трех ногах, от чего его заметно заносило то в одну сторону, то в другую, и пару раз заметно приложило о дерево.

Я встала и прижалась к дереву в ожидании. Ну все, сейчас этот черный волк точно меня сожрет. Сожрет и не побрезгует моими царапинами, грязными руками, коленками.

Зажмурилась и начала мысленно прощаться со всем миром. Молитв я совсем не знала, что прямо сейчас разговаривала с богом на одном, понятном каждому, кто находится на границе между жизнью и смертью, языке.

Но то, что произошло дальше, застало меня врасплох. Я почувствовала прикосновение шершавого языка к своим ногам. К своим. Ногам!

Черный волк, который в холке доходил мне до груди, склонив голову, вылизывал мои пострадавшие от падения колени! Его влажный язык лопатой действовал методично и довольно быстро: он словно пытался заживить или обеззаразить мои ранки.

Я сглотнула и протянула вперед руку. Сама не знаю, чем руководствовалась: или думала его почесать за ушком, или хотела оттолкнуть. Он резко поднял свою башку, шевельнул ушами, прищурился своими огромными желтыми глазищами.

Удивительно. Тут точно ставят опыты над животными, в природе не бывает таких глаз!

Волк неодобрительно покосился на меня и лизнул в руку, заставляя перевернуть ее ладошкой вверх. Я послушалась, и он тоже начал ее вылизывать. А после – вторую.

Через минут пять я неверяще приблизила свои руки к глазам. На них не было никаких ран! Царапины остались, но очень незначительные, как бывают от порезов бумагой или травой. Явно они заживут через пару-тройку дней.

— Не может быть. Чем мне отблагодарить тебя за спасение?! — я чуть не рассмеялась от того, что обращаюсь к волку, но в следующее мгновение едва не потеряла сознание.

— Будь послушной! — сказал, будто гавкнув, он.

14

Едва девчонка отключилась, я принял форму человека. После этой таблетки шерсть исчезала заметно медленнее, да и регенерация явно затянется. Наверное, пока от нее толк не очень большой, нужно думать над улучшением рецептуры.

Я повел носом, ловя направление ветра. Через минуты три сюда придут члены стаи, моя группа. Все те, кто принимал участие в захвате – никто не успел перевоплотиться в волков. В этом и есть упущение химиков - после таблетки, скрывающей звериную сущность, прийти в свое обличие очень и очень трудно.

Рядом завыл волк – Анджей, бета стаи. Я усмехнулся. Ему повезло больше. Повезло и не повезло. Из-за него мы все тут оказались. Чтобы быстрее залечить раны от побоев, он сразу начал перевоплощаться. Не его вина, что у него это получилось прямо перед носом нашей дорогой гостьи, однако придется все равно его наказать за невнимательность.

В моей группе не должно быть косяков.

Я осторожно приоткрыл веки Джинджер. Девушка была в отключке. Черт. Я не думал, что у нее могут быть проблемы со здоровьем. Или все-таки женщины могут упасть в обморок после такого количества происшествий, что свалились на нее за последние часы?

Взял ее на руки, поудобнее и едва удержался от того, чтобы не впиться губами в отрытую беззащитную шею. Эта девчонка просто сводила с ума своими выходками, своим характером, своими неимоверно пронизывающими глазами.

Разве могут так беспокоить девушки, люди? Едва мы вошли в ресторан, я сразу почуял ее аромат – свежий, цитрусовый, с нотками редких цветов. А ведь тогда обоняние не должно было быть привычным для оборотня, мы все выпили по таблетке, снижающей связь с внутренним зверем.

Черт, как она привлекательно пахнет, это невыносимо. Каждый миллиметр ее тела настроен на то, чтобы слизывать ее запах, вкушая его медленно, размеренно и спокойно, забирая и принося удовольствие.

А когда она возбуждается…Луна, мне правда хотелось ее сожрать прямо там, на постели, когда только-только очнулась и спросонья разрешила поиграть своими сосками, ощутить прохладу кожи, опробовать вес соблазнительного тела.

Черт, поскорее бы разобраться с заказом на нее и…

Избавиться?

Забрать себе?

Луна, не знаю, сам ни в чем не уверен.

Кроме, пожалуй, одного – за ней нужен глаз да глаз.

Пронырливая, сучка.

— Альфа, рядом никого. Была машина на главной дороге, но сейчас ее нет. Отследили по спутнику, — оборотни начали появляться у дерева по одному.

Так и есть. Перевоплотиться после таблетки не удалось. Только мне, наверное потому, что моя сила как альфы стаи сильнее и связь с волком глубже.

Тут же из-за куста выпрыгнул Анджей. Волком он обнюхал место, где была драка.

— Этому оборотню около пятидесяти, — начал диктовать я наводку. — Прокушена нога, сильно. Думаю, не скоро регенерирует. На шее может быть большая царапина, или на щеке. Смотрите внимательно.

— Он специально сюда шел, целенаправленно за мисс Пристли, — пробасил Дас.

— Да, знал куда идти. Но почему один? Очень странно. Он может быть охотником, думаю, его тоже наняли, чтобы убрать Джинджер. Увидели, что мы этого не сделали, и наняли кого-то еще?

— Бэд, — обратился ко мне Анджей. — Давай я унесу девчонку в дом.

Все во мне заворочалось, глухо завыло и засвербело. Я едва не кинулся на собственного бету стаи, выпустив клыки, будто бы он покушался на мою собственность. Волк тут же вскинулся, и я явственно почувствовал, что он может разорвать любого, кто прикоснется к девушке, кто косо посмотрит или подумает в ее сторону. Зверь изнутри словно царапал оболочку души, в которой сидел, пытаясь вырваться, прорваться к тому, что хотел ее коснуться.

Моя.

Моя добыча…

Волки почувствовали это, переглянулись, Анджей отступил.

— Альфа, прости, не хотел.

— Еще бы ты хотел! — рыкнул предостерегающе сразу на всех скопом. — Прочесать периметр. Искать все зацепки, кто это может быть. Собрать базу. Будет передислокация.

— Бэд, — рыкнул сквозь зубы Анджей. — Сегодня должны прибыть альфы с Юга и Севера. На пробу нового товара.

Черт, и правда. Из-за этой девчонки все вылетело из головы…

15

Кажется, меня посетило ощущение дежавю. Также болит голова, также сушит изнутри все тело, но кроме этого еще и болят руки. Ну конечно – мышцы в шоке после попытки побега через окно.

Приоткрываю глаза. Осторожно, чтобы не выдать того, что успела проснуться.

— Вставай. На тумбочке лекарство.

Только мычу.

— Мне нужно, чтобы ты приняла душ, приняла лекарство и побрызгала все тело вот этим.

Разлепляю глаза и смотрю на своего похитителя. Он, увидев, что стал объектом пристального внимания, кивает вперед, видимо, указывая на специальные средства, про которые говорит.

— А канкан не станцевать? — хриплю я.

— Если я скажу, задерешь юбку и спляшешь, — злится он.

Медленно поднимаю голову с кровати, дрожащей рукой беру две таблетки с прикроватной тумбочки, запиваю водой. Неловко ставлю стекло обратно и задеваю баллончик, похожий на дезодорант. От моего движения он катится на пол.

В глаза будто песка насыпали, такое сумрачное и пограничное с болезнью состояние.

— Покажи рот, — приказывает он, подходит и сжимает щеки. Приходится послушаться. Проверяет- все ли таблетки проглочены, не осталась ли одна за щекой или под языком. Черт, хорошо, что мне это сразу в голову не пришло, иначе сейчас пришлось бы действительно получить по шапке за такое самоуправство.

— Доволен?

Я силюсь удержать себя в руках, чтобы не упасть, в глазах все плывет и двоится, слабость опутывает паутиной. И вдруг чувствую, как его пальцы на моем лице расслабляются. Он будто легко проводит костяшками тыльной стороны ладони по моей щеке, задевает волосы, возвращается к губам и ведет большим пальцем по нижней губе.

Ловлю его взгляд. Внутри все переворачивается: это не черные глаза похитителя, нет. Это космос, в котором загораются и гаснут звезды, летят кометы, взрываются планеты. Я тоже замираю, оглушенная тем, что вижу перед собой. Он будто бы не дышит – грудная клетка в простой белой футболке с небольшим вырезом, открывающим едва заметную поросль, не двигается. Я и сама не дышу, лишь внимаю вибрации, поднимающейся между нашими телами.

Дрогнув, его большой палец надавливает на мою губу, чуть входит в рот, и тут он выдыхает, не отводя горящих, искрящихся электричеством глаз, от меня. Не двигаюсь, только смотрю, как дрожит жилка на его шее – кажется, он невероятно сильно напряжен, возбужден и держит себя в руках мощным усилием воли.

Я сглатываю и это будто бы приводит его в чувство. Он словно вырывается из фантазии, из мира грез, в которых только что находился.

— Как ты…себя чувствуешь? — хрипло и тихо спрашивает он, спрятав кулаки в карманы брюк.

Хищник нависает надо мной темной горой, и я себя чувствую маленькой серой мышкой, которая смотрит снизу вверх на огромного голодного удава.

Понятия не имею, как себя чувствую. Как птичка в клетке. Как кролик в коробке. Как бабочка с иголкой в тельце в альбоме коллекционера.

— Голова не болит? — уточняет он.

И тут я понимаю, что, похоже, его таблетки подействовали: голова и правда не рассыпается на миллиарды частиц, сухости и ощущения колючего комка в горле нет, и вообще во всем теле парит привычная бодрость и легкость.

— Понятно, — сухо бросает он и отстраняется.

— Постой. Что это было в лесу? То, что я видела, это было на самом деле, это не плод моего воображения, — молю его, чтобы хотя бы в этот раз был честен. — Я видела, как твой охранник превратился…превратился…в волка. И там, на поляне, другой большой волк зализывал мои раны.

Опускаю голову и смотрю на свои руки. Лак на коротких ногтях облупился, руки в царапинах, на ладони возле большого пальца образовалась заноза. Закатываю глаза. Это точно не руки художницы, не руки мисс Пристли, наследницы огромного состояния, нет. Это руки какой-то прачки, не меньше. Пытаюсь подцепить краешек тонкой занозы обрубками ногтя, но удалить ее не получилось.

— Ты видела… — он следит за мной, я чую его темный взгляд на своей шее – он будто прожигает тонкую ткань платья. — Что-то совсем другое. Думаю, у тебя стресс. Такое встречается.

Хмыкаю. Конечно, ему виднее.

Вдруг он опускается передо мной на колени, перехватывает ладонь своими огромными руками, приближает к губам. Резко провозит языком по саднящему месту у пальца, зубами вцепляется в плоть. Ахаю от неожиданности – он быстро избавил меня от неприятности.

И тут я смелею. Беру его правую руку в свою и переворачиваю ее то вверх ладонью, то вниз.

Провожу пальцем другой руки по длинной линии жизни, а потом с другой стороны – делаю дорожку по чистой коже от костяшки запястья до среднего пальца.

— Если я…видела… — медленно говорю, не поднимая головы, — не то, что было…Как ты мне объяснишь то, что у тебя…

Резко вскидываю взгляд и смотрю прямо в его черные омуты.

— Нет никакой царапины от столового ножа?

Его глаза широко распахиваются, он отнимает руку, отпрянув. Снова прячет кулаки в брюках.

Вскакиваю и подхожу ближе, смотрю снизу вверх, вижу, как дергается его кадык, когда он сглатывает. Смотрит с прищуром.

— Я всадила тебе нож едва ли не по рукоятку, — от воспоминаний по всему телу бежит крупная дрожь. — Но сейчас не вижу ни одной царапины. Твои люди все как один похожи на смертоносных убийц. Твой охранник превращается в собаку или в волка. Возле дома шастают огромные волки с желтыми глазами. Что происходит, Первый? Ответь мне! У вас здесь какая-то лаборатория? Вы ставите опыты над людьми и животными?

Он молчит.

Смотрит пристально. Снова щурится, словно просчитывает варианты дальнейшего разговора.

Делает шаг к двери – явно собирается уйти, оставив меня без ответа.

Я же, удивив не только его, но и саму себя, перекрываю ему путь, встаю грудью прямо перед ним, загородив выход.

— Ты не уйдешь отсюда, пока не скажешь мне хоть что-то. Я заслуживаю правды, какой бы она ни была. — Вскидываю голову, как мне кажется, гордо и с достоинством.

— Я тебе ничего не должен, — спокойно отвечает он мне. — Кроме одного.

Вскидываю вопросительно брови, ожидая ответа. Но то, что он говорит, повергает меня в тихий шок. Безбрежный ужас.

— Я должен тебя прикончить.

16

Возле двери он оборачивается и говорит спокойно, будто бы не подписал только что мне смертельный приговор:

— Прими душ. Полностью обработай все тело тем дезодорантом. Сиди в комнате, пока я к тебе не приду. Весь твой ужин должен быть полностью съеден. Если что-то останется в тарелке… — он веско замолкает, но, оценив мое ошарашенное молчание, решает закончить фразу. — Я приду и лично скормлю тебе все. Понятно?

Его мышцы бугрятся под футболкой, на открытых руках явственно проступают вены. Весь облик внушает уважение, страх, и я думаю о том, что он так и не ответил на мой первый вопрос.

Может быть, и надо мной будут ставить опыты?

Он закатывает глаза.

— Чем меньше ты знаешь, тем лучше для тебя, понятно?

— Дай мне самой решать, что лучше для меня. Я спать спокойно не смогу, не зная, не понимая, что происходит, — взмолилась я всей душой. — Ты запросил за меня выкуп? Что ответил отчим? Я знаю, что он будет против. Но я сама могу за себя заплатить. Это правда, ко мне перешло право подписи…тогда…в день восемнадцатилетия. Я…я…

Я начинаю задыхаться от волнения.

Его взгляд будто бы чуть теплеет.

— Делай как тебе говорят и все будет в порядке. Не пытайся бежать, это бесполезно. За пределами этого дома тебя ждет гораздо большая опасность, чем здесь. — говорит, а потом тихо добавляет, опустив голову: — Хотя и здесь… ты…не в безопасности.

— А что с тем волком? С твоим охранником?

Он ухмыляется.

— Забудь.

Едва только за ним закрывается дверь, я плюхаюсь на кровать. Сколько это будет продолжаться? Что происходит за пределами этого дома? Меня ищут, или нет? Одни вопросы и ни одного ответа…

Едва только выхожу из душа, спотыкаюсь о коробки с обувью и пакеты с логотипами самых известных мировых марок. Придерживая полотенце на груди, чтобы не упало, открываю один, второй, третий. Все они заполнены платьями, шортами, рубашками, бельем.

Нервно смеюсь.

Ничего не понимаю.

Первый сказал, что хочет меня убить, но обеспечивает всем необходимым как минимум на полгода вперед. Или он - сумасшедший, который сам не знает, чего хочет, или мне отведена какая-то странная роль…

Делать совершенно нечего. Ни телевизора, ни компьютера, ни телефона здесь нет. Повалявшись без дела в кровати бессчетное количество минут, я выбираю из всего вороха новой одежды легкую полупрозрачную блузку от Ральфа Лорена, белые обтягивающие брюки-сигареты Томми Хилфигера, черные босоножки Майкл Корс.

Снова удивляет то, как хорошо подобрана одежда, белье точно моего размера. В одном из пакетов даже находится косметичка – с люксовой декоративной косметикой. Ее, конечно же, распаковываю сразу и спешу к зеркалу.

Умирать, так красиво!

Время тянется невообразимо медленно. Я уже в третий раз стерла и заново накрасила губы, уже ярко-алой помадой с блеском, и прогнала в уме по сто третьему разу варианты моего нахождения здесь.

В голове пусто и глухо. Из зеркала на меня глядит красивая, яркая девушка с густо подведенными глазами, сложносочиненной прической из светлых блондинистых волос, переливающихся в электрическом свете, броской и модной одежде. Но во всем ее облике видна тоскливая обречённость королевы, которая поднимается по эшафоту.

Резко выдыхаю, открываю дверь и выхожу из комнаты. Иду вниз. Преодолеваю ступени. В полной тишине и полутьме прохожу через весь огромный дом, подсвеченный редкими бра на стенах и вижу полоску света из-за угла. Оттуда доносится неясный гул голосов.

Иду туда – что мне еще остается делать? Медленно и тихо. Тихо и медленно.

И тут замираю прямо перед тем, как сделать шаг и оказаться в комнате.

Прислушиваюсь.

— Эти таблетки могут удерживать зверя до пяти часов. Очень хороший товар, — говорит Первый. — Стоит своих денег.

— Не понимаю, зачем платить за это. Мы и сами это умеем делать, — басит незнакомый голос раздраженно.

— Нет, Юн, ты не прав. С таблеткой можно сойти за простого человека. Да и решать проблемы с зарвавшимися волками так будет проще, — прерывает его спокойный грудной мужской голос. У меня мурашки бегут по спине от того, что я слышу. И этот голос… он внушает страх. Будто бы на подсознательном уровне я понимаю, что этим самым голосом обычно отдаются приказы на отстрел животных. И.. людей. И ему, обладателю этого самого голоса ничего не бывает за его злодеяния. Уж слишком он расслаблен, хитер и изворотлив, просчитывая все своим холодным умом на раз-два.

Замираю и пытаюсь сделать так, чтобы и сердце стучало тише. Думаю повернуть назад. Чтобы уйти так же неслышно, как и пришла сюда.

— Я возьму небольшую партию. И… — тут он делает многозначительную паузу. — Ту зверюшку, что прячется за углом. — От этих слов у меня глаза расширяются до невозможности. Кляну себя всеми силами, всеми словами, какие только знаю. — Девственница. Красивая. Яркая. Не глядя заплачу любую сумму.

Я слышу, как резко отодвигается стул, и через секунду мое горло сжимают огромные сильные пальцы.

Воздух застревает прямо в глотке и я хочу откашляться, отдышаться, но совершенно ничего не выходит. Под веками от недостатка воздуха все плывет, но я успеваю уцепиться взглядом за черную погибель, колодезной, могильной мрачностью веющей из огромных глаз.

Кажется, это последнее, что я вижу в этой жизни…

17

— Пусти, — цепляюсь пальчиками в руку Первого.

Он смотрит с ужасающей яростью на мое лицо, скользит по губам, а потом вдруг приникает к уху и шепчет:

— Я тебе сказал оставаться наверху, что тут не понятного? — его буквально колотит, и я действительно очень жалею, что вообще вышла из комнаты, что открыла дверь и высунул из нее свой любопытный нос.

— Слушай внимательно, — говорит он, обжигая знойным дыханием ушную раковину. — Молчи, кивай и ничего не говори.

Я киваю. Хотя это сделать очень трудно.

Он отпускает, отстраняется немного от меня, подает свою руку, и я с опаской опираюсь на нее. Он снова выглядит совсем по-другому. Я в который раз не успеваю привыкнуть к его образу, как он тут же меняет его, и будто бы немного меняясь внутри от этого.

Сейчас на нем шикарный светлый костюм-тройка, синий широкий галстук держит в узде не только тугую шею, которая может разорвать его в одно мгновение, но и воротник кипенно-белой рубашки. Волосы уложены волной наверх, и от его вида реально бросает в дрожь.

Он выглядит неуязвимым, порочным и магнетически притягательным мужчиной, которому подвластно все. Устоять перед таким человеком невозможно, и я неосознанно распрямляю плечи, когда следую за ним. Он держит мою ладонь в своей руке и ведет за собой, делая вид, что приноравливается к моему шагу, понимая, что на каблуках также быстро, как он, передвигаться невозможно.

Через секунду мы оказываемся в огромной комнате. Она отличается от тех, что я уже видела в доме: высоченный потолок, который заканчивается окном, принимающим ночной свет; огромный шкаф с разноцветными корешками книг; шикарный каменный камин, в котором для декора лежат поленья.

Посреди всего этого великолепия за огромным круглым столом восседают двое. Видимо, их разговор я случайно подслушала. И теперь не они, а я стала предметом их пристального изучения.

Один больше похож на крысу: вытянутый, бледный, с тонким длинным носом. И второй – крупный, щекастый. Больше похожий на Джеббу своими жировыми складками, маленькими пронырливыми глазками.

Именно последний и заметил меня первым. Это я понимаю по тому, как он удовлетворенно принюхивается.

— Соул, как ты мог скрывать такой чистый цветок в своей оранжерее?

Первый сильнее сжимает мне руку, когда буквально дергает за собой к столу. Отодвигает стул, тактично помогая сесть среди мужчин, сам усаживается рядом.

— Кажется, я знаю, кто вы, прекрасное дитя, — вдруг прищурившись, выдает он и я буквально чувствую, как напрягся Первый. Он даже головой повел в мою сторону, блеснув черными глазами. — Мисс Пристли!

— О! — выдыхает Крыса. Но мой хищник даже не смотрит в его сторону. Кажется, что он держит на мушке именно этого толстяка.

Вокруг неуловимо накаляется атмосфера. У каждого из трех присутствующих явно что-то происходит в голове. Если это пристанище бандитов, а по их внешнему виду, разговору, что я успела услышать, да только по одному тому факту, что они находятся в доме у террориста, что меня украл, я делаю вывод, что они мысленно делят мое наследство, которое можно вытребовать за мою жизнь.

Медленно прикрываю глаза и закидываю ногу на ногу, приказывая себе не поддаваться панике.

— Джинджер. Можете звать меня Джинджер. — Когда-то я слышала одну мысль о том, что если тебя похитили, то нужно всеми силами постараться стать не безликим неизвестным человеком, а раскрыть как можно больше черт своего характера, привычек. Знакомого всегда труднее убивать, чем незнакомца, ведь правда?!

— Джинджер, — тянет Джебба, и его противные губы расползаются в неприятной ухмылочке. — Какими судьбами вы здесь оказались, спрашивать не буду.

Он даже не косится в сторону напряженного Первого, но именно его имеет в виду. Между ними идет какая-то игра, а я же являюсь просто пешкой, которую, скорее всего, прямо сейчас выдвинули на шахматную доску, чтобы или срубить и забрать себе в карман, или оставить на доске.

— Как вы поживаете, Джинджер?

— Немного нервно, — пытаюсь пошутить я, и он меня понимает: предвкушение и азарт разгорается на дне маленьких поросячьих глазок. — Я бы с удовольствием занялась творчеством. Это успокаивает.

Джебба кивает.

— Мисс Пристли, я все это могу обеспечить для вас. — Мои брови ползут вверх. Что? — Одно только ваше слово.

Он приподнимает брови, и я понимаю, что он не шутит. Крыса, вытаращив глаза, пялится на Джеббу. Толстяк напряженно смотрит на меня в упор, оглядывая своими маслянистыми глазками, ожидая ответа. Первый сжимает до хруста кулаки на столе и молчит. Он сидит вполоборота, и я вижу только желваки на его лице сбоку.

— Одно только ваше слово. И вы станете моей. — Повторяет противный Джебба, едва не облизываясь. Я дергаюсь от брезгливости. — В моем доме вы будете в безопасности.

И тут в этот момент одновременно происходит столько событий, что я, ошарашенная, застываю.

— Она – моя! — яростно, страстно, страшно рычит Первый.

Мужчина резко вскакивает на ноги, яростно поднимает стол, откидывая его в сторону, и он мелкими щепками расползается у стены, разбившись о каминную кладку. Крыса закрывает руками лицо, поджимает под себя ноги. Джебба хохочет зло, противно, громко, и вдруг начинает покрываться шерстью.

Я слышу вдалеке волчий вой и автоматную очередь. Но эти звуки не могут соперничать с тем, что творится здесь и сейчас. Щегольской костюм Первого буквально лопается на его стремительно увеличивающемся теле, и я вижу (наконец воочию вижу) то, что может происходить только на большом экране в кино!

Не мужчина, нет. Огромный черный волк бросается вперед на тушу животного, отдаленно напоминающего медведя, которая переваливается в кресле, где только что сидел незнакомый мужчина.

Он рычит, сотрясая пространство вокруг себя, злобно ощеривает пасть и не мешкая валит того на пол. Шерстяная борьба разворачивается не на шутку, и не известно, за кем останется победа, потому что несмотря на свою неповоротливость, животное – Джебба явно отличается немалой силой.

Вскрикиваю и отпрыгиваю к стене, уронив стул. Крыса все также прячется от происходящей бойни в позе эмбриона, но к нему уже спешит помощь.

Или не к нему?

Мужчины наводняют комнату, они делают все быстро и уверено. Двое закрывают своими телами Крысу, и я вижу, что за спинами телохранителей его собираются увести из залы. Пятеро кидаются вперед, разнимать рычащий клубок шерстяных оборотней.

Им это не удается – один за одним они отлетают в разные стороны, чтоб тут же волками ринуться обратно. От этой вакханалии у меня кружится голова, и я даже не уверена, что это происходит взаправду, и я не смотрю фэнтези, не стала персонажем сюрреалистического розыгрыша.

И вдруг все прекращается.

Раздается предсмертный всхлип, писк, и звук, больше похожий на кошачий визг, если ей в темноте наступить на хвост.

Тут же все замирает вокруг. Крысы уже и след простыл, будто бы его и не было, как и телохранителей, что закрывали его своей грудью.

Волки, которых черный разбросал по стенам, щерят свои пасти, но не рискуют подступиться к победителю странного жестокого поединка.

Он же вдруг делает резкое движение, как собака отряхивается от воды, и с пола поднимается человеком. Полностью обнаженным, окровавленным человеком. Жутким мужчиной.

Первым.

— Уведите ее, — хрипло приказывает он, вытирая рот кистью. — Здесь нужно прибрать.

18

— Вколите ей успокоительное. — В первую очередь даю распоряжение по поводу Джинджер, понимая, что скоро ее молчаливый ужас перерастет в сильную истерику.

За окном вижу мятущиеся тени – там идет бой моих волков с волками треклятого Амодея. Черт. Черт бы его подрал. Изнутри снова поднимается страшный запал ненависти, как костер, в который плеснули бензина. Уверен, что моя стая перебьет этих придурков в два счета, но цель была совершенно не в этом!

— Ты совсем рехнулся? — Анджей подходит ближе, протягивая мокрое полотенце. Утираю им лицо от крови жирного альфы. — Ты понимаешь, что ты наделал?

Припечатываю его тяжелым взглядом, но силу альфы не пускаю в ход. Сейчас будто бы говорит не Анджей, бета и правая рука моей стаи, а совесть. Моя личная и забитая в уголок сознания совесть.

Он понижает голос, хотя мои волки и так услышат то, что он скажет. Просто делают вид, что заняты уборкой кабинета от крови и…некоторых частей тела Амодея.

— Тебе никогда не казалось, что Амодей походил на жабу?

— На жабу? — удивляется Анджей.

— Нет, даже на Джеббу из «Звездный войн». Такой же огромный, неповоротливый, противный.

Анджей закатывает глаза.

Я же прислушиваюсь к тому, что творится наверху. Ожидаемо Джинджер начинает ругаться, пытаться увернуться от укола, а я представляю, как оборотни борятся сами с собой внутри, чтобы не надавать ей по заднице за неподчинение.

— Тебя эта девчонка совсем с ума свела. — Анджей качает головой. — Был заказ ее грохнуть, зачем ты притащил ее сюда?

Он начинает расхаживать по комнате, в которой уже никого, кроме нас, не осталось. Присаживаюсь в кресло у камина, единственное по счастливой случайности не пострадавшее во время фееричной драки, и с удовольствием вытягиваю ноги.

— Грохнул бы здесь. Нет же, она остается и видит все, что ей не следует! — он негодует и психует, выговаривая больше самому себе, чем мне: пытаться переубедить альфу бесполезно, это знают все члены стаи.

— За ней приходит какой-то охотник, и хрен знает, кто это. Понятия не имею, кто может пойти за девчонкой сюда, в одиночку, в наши владения. Или полный придурок, или реальный отморозок. Он затаился, и помяни мое слово, скоро наведается сюда уже не один.

Отмахиваюсь от слов Анджея как от жужжащей мухи. Понимаю, что все вышесказанное просто разминка перед важной частью перечня моих прегрешений за последние несколько часов.

— Мы сегодня могли по-быстрому срубить бабки и договориться о поставке таблеток на черный рынок через Крысу, причем так, чтобы Амодей сам оплатил всю логистику, и нам бы ничего не пришлось делать – только грести паршивые бабки!

Воот. Началось. Кладу полотенце на грудь – кажется, чертов оборотень прокусил мне вену, кровь стремительно покидает тело.

Анджей заводится и нервно вышагивает прямо за моей спиной. Слышу, как он отмеряет шаги от двери до окна, размахивая руками все больше и больше, как итальянец на рынке, оскорбленный в лучших чувствах.

— И сейчас ты что будешь делать? Все решат, что с нами дела нельзя иметь – мы сразу выпускаем когти!

Массирую виски.

— У Амодея два сына, они явятся сюда мстить, это точно. Но самое страшное не в этом.

Откидываюсь головой на спинку кресла и шепчу губами то, что произносит вслух Анджей:

— Убивший альфу должен стать альфой стаи. Или умереть.

Откидываю полотенце в угол и бреду к себе в комнату.

Плевать на все. Плевать на всех.

Она – только моя. Джинджер Пристли – только моя!

И никаким потным рукам чужих волков, других мужчин никогда не коснуться ее тела, ее руки, волос, губ. Едва только увидел ее в зале в ресторане, такую красивую, испуганную, невероятно притягательную, как у меня яйца поджались, и это ощущение перманентного возбуждения так никак и не проходит.

Чертов Амодей! Швыряю стул в сторону. Какого хрена он позволил себе показать, что заинтересован в девчонке? С какого хера решил, что может прямо у меня на глазах пытаться ее увести? Предложить что-то?

Как он вообще посмел положить на нее глаз?

В комнате темно и тихо. Только еле слышно жужжит ноутбук на столе, освещая синеватым светом пространство вокруг себя. Кондиционер врубается по щелчку пальцев. Система умного дома выстраивает для меня комфортную среду обитания, а мне хочется разгромить этот дом на сотню мелких кусочков.

Какого хрена ОНА пришла на переговоры? Все испортила. Удивительно, что я не почуял ее приближение, Амодей оказался быстрее и проворнее в этом плане.

Плевать на то, что моя стая не выполнила заказ – убрать с лица земли мисс Пристли. Плевать на то, что сделка сорвалась - я и сам могу организовать поставки таблеток на черные рынки мира. Плевать на то, что несколько минут назад нарушено хрупкое перемирие между стаями, и скоро сюда явятся потомки Амодея, чтобы вызвать меня на бой отстаивать титул альфы.

Я встаю под упругие струи душа и закрываю глаза, ощущая, как холодная вода льется по плечам, смывая чужую и мою кровь. Проворные ручьи окрашиваются внизу в бордовый, но для меня это привычный вид.

Мне плевать на все.

Я всю жизнь был сам себе хозяином и им же и останусь.

И тут вдруг…

Все изменилось вокруг…

Сразу почуял, что она рядом.

Прошла на звук льющейся воды в ванную, проигнорировав запрет оставаться в своей комнате. Снова.

19

Сразу почуял, что она рядом.

Прошла на звук льющейся воды в ванную, проигнорировав запрет оставаться в своей комнате. Снова.

Я буквально загривком ощущаю, как изменился ритм дыхания, сбилась ее атмосфера. Она боится и идет тихо, крадучись, как мышка.

Застыла в дверях, подглядывая за мной. Замерла, но то, что она увидела, ей явно понравилось – изменился личный запах. Стал интенсивнее, насыщеннее, ярче.

Он тут же буквально прострелил желанием в пах, и я отвернулся к стене прозрачной душевой, чтобы не напугать ее своим стояком.

Все внутри заклокотало от мысли о том, что нужно сделать. Нужно преодолеть это маленькое расстояние между нами, поднять ее на руки, запустить пальцы в волосы, откидывая голову назад, открывая шею.

Вонзиться проступившим клыком в ключицу и тут же слизать выступившую кровь, - пометив собственность альфы, чтобы никто никогда не смог посмотреть откровенным, мужским взглядом в ее сторону.

А после положить на кровать, стянуть одежду, огладить бедра, задницу, сжать в ладонях дерзкую грудь, втянуть губами ее задорные вершинки, пальцами войти в ее влажное лоно, растягивая, подготавливая для себя, своей длины, своей мощи, чтобы через секунду войти сразу и надолго. Вбиваться бедрами во влажную суть, резко, быстро, порывисто, ловя рваные вздохи с ее полных, порочных губ.

А после…поставить на четвереньки и сделать все, чтобы она забыла свое имя. Кричала не от страха, а от удовольствия, закатывая глаза, извиваясь под моими руками, ударяясь своей аппетитной задницей о пах. Тянулась ею за моим членом, как только я начинал выходить и вздрагивала, как только я снова и снова наполнял бы ее.

О, Луна…девчонка все больше будоражила сознание. Она смотрела на мою спину, оглаживала заинтересованным взглядом задницу, и я ощущал приятное покалывание во всем теле. О, она точно разбудила и свое сознание, свою фантазию тоже.

Грудь ее вздымалась уже сильнее, глаза, скорее всего, расширились, зрачки заполнили белок, дыхание стало прерывистым и мелким.

— Нравится? — не выдержал, пророкотал глухо.

Она резко отпрянула от двери и чуть не упала от неожиданности. Что, девочка, думала безнаказанно наблюдать за хищником? Подкрасться со спины?

— Можешь присоединиться.

Она фыркнула, хлопнула дверью и бухнулась на кровать, чтобы сидя рассмотреть мое жилище.

Мне тоже было не смешно – пустил воду ледяную, холодную, как арктический лед, чтобы он охладил это невероятное возбуждение, но аромат ее желания все равно витал в воздухе, прорывался в нос, в мозг, рисуя соблазнительные картинки нашего с ней единения.

— Сколько времени я здесь пробуду? — говорит, а сама не смотрит, отводит взгляд, боится, что снова начнет разглядывать. Сама невинность. Заинтересованная невинность.

Чтобы как-то занять руки, девушка отпивает из стакана воду, которая стоит на столике у кровати. Я сдерживаюсь, чтобы не расплыться в улыбке. Рыбка проглотила наживку.

Удерживаю полотенце на бедрах и сам стараюсь держать себя в руках.

Она. На моей постели. Доступная и закрытая.

Взгляд скользит по обольстительным, тонким икрам ног, оглаживает колени, вкус которых я уже успел ощутить, упирается в грудь, прикрытую темной тряпкой платья.

Во мне снова нарастает желание. Я даже сам не знаю, откуда столько похоти, всегда мог держать свой сексуальный интерес в узде, но сейчас оно нарастает воронкой цунами изнутри, поднимается из самого естества, проникает по синопсисам в мозг и дает одну- единственную команду: хочу!

Все в этой девчонке не так. Все не так, но все именно так, как я хочу. Хочу здесь и сейчас.

— Сколько я скажу.

— Ты не можешь держать меня здесь силой долго. Ты меня убьешь? Как того мужчину? Джеббу? — эта мысль прочно сидит в ее красивой головке, и, если честно, она очень правильная. Правильная и верная. Девушка не глупая, не тупая, она сделала точные выводы.

Никто не будет держать у себя заложника, который видел так много. А она успела увидеть достаточно, чтобы потопить всю мою империю, если останется в живых.

Мне нужно будет ее убрать.

Нужно.

Но проблема в том, что, увидев ее ближе, я этого делать не хочу.

Сейчас она впивается своими глазами в мои, требовательно, жестко. Хочет услышать ответы на вопросы, которые ей совсем ни к чему.

— Принцесс, тебе нужно отдохнуть, — выдыхаю, и сам снова направляюсь в душевую. Луна, как же эта девчонка меня заводит, это просто невероятно. Вся кровь бурлит кипятком, раскаленной лавой, магмой, сводит скулы от желания. — Возвращайся в свою комнату. Отдыхай.

Если сейчас я что-нибудь не сделаю, наброшусь на нее, распну, заведу руки над головой и воплощу все свои фантазии в реальность.

Все. До единой.

20

Быстро привожу себя в порядок. Заглядываю в комнату к Джинджер. Удивительно, но она и правда последовала моему приказу – спит в своей комнате, укрывшись одеялом с головой.

Недоверчиво подхожу к кровати. Чую ее, слышу расслабленное дыхание, которое периодически сбивается от плохого сна, вкушаю аромат тела, но все равно хочу удостовериться, что она – это она. Не муляж, не свернутые в кокон подушки. Девушка явно может сделать это, чтобы попытаться в очередной раз сбежать.

Глупая, она еще не знает, что теперь ей безопаснее находиться здесь, со мной, чем возвращаться в тот самый реальный мир, который так легко и просто ее предал.

Провожу рукой по спутанным волосам, касаюсь кончика носа, краешка губы. Ловлю себя на мысли, что хочу разбудить ее, чтобы снова воспользоваться бессознательным состоянием и насладиться ее ответной реакцией – мощной, молниеносной, от которой все кипит внутри и снаружи.

Но сейчас явно не время для таких кардинальных действий. Девчонка в шоке. Ей явно нужно какое-то время на восстановление после всех этих событий - сначала испорченный боевиками личный праздник, потом похищение, нападение оборотня, убийство волка на ее глазах.

Приподнимаю одеяло с края кровати, заглянув под него. Так и есть: она легла в постель в сандалиях, а это значит, что снова хотела ввести всех в заблуждение своим покорным, послушным видом. Чтобы потом снова сбежать.

Глупая. Как ты сбежишь от хищников, которыми напичкан весь дом?

В прошлый раз ты убежала так далеко только потому, что я тебе позволил это сделать. Только поэтому.

В своем кабинете подключаюсь к системе даркнет под своим логином и паролем. Сплит-система работает бесшумно, создавая комфортную обстановку. Свет не включаю, двигаюсь в полутьме, при моих способностях достаточно света из окна.

Освещение в доме поставлено на откуп дизайнеру, лампочки и прочая световая приблуда установлена только с их подачи, моя стая, мои заказчики могут обойтись и без всего этого.

Кроме одной гостьи…кроме одной, той, которая наконец-то уснула здоровым, спокойным сном, после которого должна проснуться полной сил.

Открываю личную почту даркнета.

Заказчик наверняка уже кипятком уссался по поводу того, что его задание не выполнено.

Так и есть.

Сообщения сыпятся со скоростью света. Специально не заходил после того, как было сделано дело – не собирался читать негатив.

«Какого х*ра вы ее увезли?».

«Вы должны были все решить на месте. В ресторане».

«Она все еще жива?».

«Мне нужны доказательства ее смерти».

«Прошло уже три дня. Где она?».

Откидываюсь на спинку стула и смотрю на буквы, передающие ненависть того, кто их составлял в слова. Они буквально сочатся злобой, ненавистью, и…страхом.

Кому ты так насолила, Джинджер Пристли, что твое убийство заказали моей стае под грифом «совершенно секретно»? Кому перешла дорогу, что выполнение заказа запланировали на день твоего личного праздника, к которому ты так долго готовилась и подбирала платье, аксессуары, составляла меню и волновалась по поводу размера камешков, символизирующих воду у столиков в ресторане?

Этот хрен по ту сторону *черной сети сделал все правильно – нашел меня среди анонимных иконок, перевел довольно крупную сумму херовых денег, и теперь жаждет получить отчет.

Отчет.

Когда задание пошло не так?

Когда меня позабавило, что убить человека нужно в день рождения?

В тот момент, когда увидел фотографию заказа?

Когда понял, что не могу найти ни одной зацепки, объясняющей смерть этой невинной овечки?

В любом случае, я рад, что отправился сам на выполнение этого проекта, а не поручил его на откуп своей стае.

Иначе я бы никогда не увидел, не прочувствовал, не понял и не принял ее.

Джинджер, мать ее, Пристли.

Самую сексуальную сучку года.

Листаю фото приглашенных на день ее рождения гостей. Трое парней, остальные - девчонки. Почти все – художники, сокурсники из школы. Даже если принцесс перешла кому-то из них дорогу, то у этих ребят просто не хватит бабла, чтобы сделать заказ моей команде.

Потому что наши услуги по устранению различных неудобств стоят очень…очень...очень дорого.

Мать. Миссис Пристли. Симпатичная, моложавая женщина. Овдовев три года назад снова вышла замуж. Такие, как она, просто не могут оставаться в одиночестве. Обязательно найдется какой-то кобель, который примет самую удачную стойку, что привлечет ее внимание. Тем более, что мисс Пристли после смерти мужа стала достаточно обеспеченной женщиной.

Ее бывший муж был самым крутым химиком, которого только видел свет. Он создал свою фармацевтическую компанию, которая обеспечивает лекарствами большую половину земного шара.

Когда-то много лет назад пример его жизни и работы вдохновил меня на создание собственной лаборатории с привлечением лучших химиков, чтобы творить свою, теневую сторону существования оборотней.

Может быть, до сих пор не все получается так, как этого хочу я, но многие разработки помогают выживать и быть чуть-чуть впереди, чем конкуренты.

Взять, к примеру, последнюю разработку – таблетки, сдерживающие зверя внутри. Действуют несколько часов, совершенно не обнаруживаются в крови. Помогают пройти контроль на человека – то есть, даже если усилиями извне будет вызываться оборотень, ничего не выйдет. Эта клетка и помогла нам обойти всевозможный контроль и взять штурмом ресторан среди бела дня.

И при том, что вокруг было тысячи соблазнов, никто не выпустил зверя наружу, никто не перевоплотился, даже не сверкнул желтизной глаз…

С монитора компьютера на меня смотрела фотография отчима Джинджер.

Хренов проныра Джеральд Локк. Благообразный вид, небольшая щетина на щеках, упитанная фигура. Счет в банке довольно внушительный, но после женитьбы на Пристли намного выросший. За всю свою жизнь практически не привлекал внимания служб.

Даже штрафа за неправильную парковку в студенческом кампузе.

Очень скользкий, липкий тип.

Надо и к нему присмотреться получше…

В углу компьютера мигнуло новое сообщение.

Мне кажется, я уже догадывался о его содержимом.

Чем хорош даркнет и чем он плох – вы никогда не сможете отследить адресата сообщения. Шифрование настолько серьёзное, что в этой клоаке можно заказать все, что угодно: от костей мамонта из этнографического музея, до убийства одной восемнадцатилетней девушки с невероятно сексуальным, притягательным запахом и ангельской внешностью.

А кроме того, кто-то может заплатить больше и перебить ставку предыдущего заказчика.

Я щелкнул мышкой на экране, конверт раскрылся, и я прочел то, что и ожидал:

«Надеюсь, Джинджер Пристли жива».

21

— Доброе утро, — он снова сидит во главе стола в этой огромной столовой и наблюдает за моим поведением, как кот за мышкой. Будто знает, что в моих мыслях плодятся различные варианты побега из этого огромного дома и хочет их просчитать. — Присоединяйся.

Киваю, но не говорю ни слова. Медленно цокаю каблучками по мрамору пола новыми босоножками от Джимми Чу и усаживаюсь как можно дальше от своего похитителя. Скептически осматриваю стол. На нем стоит столько тарелок с закуской, разнообразной едой, что это больше похоже на какое-то гастрономическое шоу, не меньше.

На его глазах солнцезащитные очки, но я точно знаю, что он прожигает дыру на мне. Буквально ощущаю кожей в районе крайне низкого декольте моей рубашки, как он дюйм за дюймом оглаживает все, что не скрывает блузка.

А не скрывает она очень многое.

Демонстративно отпиваю сок и ставлю его на край стола. Удивлена, но рядом все же лежат столовые приборы – думала, что после происшествия с ножом их уже не будет. И мне предложат управляться…ну, скажем, бамбуковыми палочками.

— Ты совсем ничего не ела, — комментирует он. — Но должна.

Закатываю глаза. По-моему, мы тут совсем не об этом сейчас говорить должны. Например, о том, что этот дом напичкан оборотнями, или тем, что вчера этот террорист перегрыз горло одному человеку-волку, похожему на Джеббу. Или о том, когда, черт побери, и каким образом он собирается меня прикончить!!

Складываю руки на груди и вижу, как двигается его кадык вверх-вниз от того, что явилось его взору. Ну точно – эстетика рубашки без белья его заворожила.

— Я не голодна, — зло цежу звуки.

Он хмыкает. Но через секунду делает приглашающий жест рукой к столу.

— Я не хочу есть, — злость волной поднимается откуда-то из живота. Ну не будет же он меня насильно кормить, в самом деле?

Первый складывает руки на столе, оперевшись ладонями о столешницу. От этого движения скатерть идет волнами. Видимо, мой ответ тоже разозлил мужчину, как и его тупое предложение.

— Предлагаю сделку, — вдруг сипит он. Все во мне буквально вскидывается от удивления. Вчера сама не знаю как, но я вырубилась, хотя думала под шумок спуститься в гараж и затаиться в одной из машин, которые, точно знаю, должны быть в этом огромном доме. Поэтому белый флаг противной стороны для меня сейчас был бы просто подарком.

— Завтрак, обед и ужин. Полноценный. — Кривлюсь от его слов. — В ответ на твои вопросы.

Я тут же открываю рот, приготовившись озвучить все то, что говорила ему недавно.

Первый выставляет ладонь вперед, будто бы решив приостановить поток, который может сейчас политься из моего рта.

Вместо ответа беру чайную ложку и пододвигаю к себе ягодный джем. Он откидывается назад, и ему трудно скрыть торжествующую улыбку – еще бы, такой простой выигрыш! Смотрю на него ни слова не говоря, а сама спешно крошу круассан, запиваю его сладким американо.

Пока мой желудок получает белки и углеводы, мозг начинает судорожно работать. Наверняка, вопросов он не даст задать так много, как бы мне хотелось: киви, сок, кофе и булочка – не такой уж большой залог на чаше весов, который может оплатить данные о моей свободе или о том месте, где я сейчас нахожусь.

Однако…

Тут мужчина поднимает руку и в задумчивости поглаживает подбородок. Я вижу его крупные пальцы, изящную, но довольно массивную кисть, и вопреки всему разумному, что всегда находилось во мне, я вдруг начинаю представлять, как этот самый палец оглаживает мои губы, раздвигает их и входит в горячую мякоть рта.

Увлекшись этой мыслью, я совсем теряюсь и практически заглатываю все, что лежит на тарелке, принесенной тактичной мужественной прислугой.

Мне кажется, что даже мои бедра сжимаются от того, какой эффект вызывают его простые движения, и вся эта обстановка начинает тяготить. Лучше бы мы беседовали в спальне, где, по крайней мере, нет стекла, которое может вонзиться в мою обнаженную спину, если он вдруг решит опрокинуть меня на стол в порыве страсти…

Только я успеваю додумать эту мысль, как он прикладывает руку к виску, натужно сглатывает, будто бы то, что он видит перед собой, причиняет невообразимые страдания, манит и не дается в руки.

Резко одергиваю себя, опускаю глаза, разглаживаю краешек алой юбки, задравшейся чуть больше положенного.

Промокаю рот салфеткой, откладываю ее на тарелку, показывая, что трапеза окончена и теперь мы должны перейти ко второй части нашего договора. В голове тут же испуганными бабочками взвивается рой мыслей, и я не могу сфокусироваться ни на чем, кроме одного:

— Ты меня убьешь?

Он морщится.

— Нет.

Я выдыхаю. Кажется, будто бы гора с плеч падает и разбивается на миллиарды крошечных камушков, что давили мне сердце все это время.

— Ты меня отпустишь?

Дыхание снова остановлено, я смотрю прямо в его лицо, но трудно считать, что происходит там, за фасадом холодного спокойствия, в которое он завернулся, как в кокон.

— Нет, — наконец говорит мужчина.

Я сжимаю зубы, чтобы не начать кричать и бить посуду, которая выставлена на этом огромном столе.

— Первый, зачем я тебе? — нервно выбрасываю вопрос в воздух, надеясь на ответ, хотя бы короткий.

— Слишком много вопросов, — хмыкает мужчина, и я понимаю, что облажалась. Надо было спросить что-то совсем другое.

Он встает и проходит мимо стола. Грациозной походкой хищника приближается ко мне и нависает сверху. Я держу себя в руках, хотя его запах тут же бьет в нос и заставляет повиноваться, прогнуться под него, следовать за ним.

— Но один ответ я подарю тебе. Хоть ты его и не заслужила. — Он проводит кончиком языка по ушной раковине и это самое будоражащее, что я когда-либо чувствовала. Мое тело тут же приходит в готовность – я буквально ощущаю, как соски выпрямляются, царапаются о мягкий шелк рубашки, а ноги буквально сводит от неудовлетворенности короткого прикосновения. — Ты ведь до сих пор не знаешь моего имени. Меня зовут Бэд.

От его шепота по рукам и ногам пробегает дрожь, но я сижу, застыв как статуя. И не сразу могу обернуться, чтобы проводить затуманенным взглядом удаляющуюся от меня фигуру.

22

Половину дня я провалялась в ужасном ничегонеделании. Находиться одной, без компании, для меня не привыкать - в нашем доме не были приняты частые приемы гостей. Подруг как таковых у меня и не было, но скучала я не по этому.

Мне было и тошно, и муторно, и жаль себя. Я не знала, что делать и чем занять свой беспокойный мозг, который начал подкидывать самые страшные варианты развития событий.

Бэд…имя очень подходило этому мужчине. Быстрый, сильный, скорый на решения и совсем без тормозов. Я даже несколько раз сказала его вслух, но осеклась: подумала, что оборотни должны иметь супертонкий слух. Решит еще, что я его зову и появится здесь!

К моменту, когда в дверь деликатно постучали, давая понять, что обед готов, я была готова взорваться от переполнявших меня эмоций, но в то же время ощущала себя опустошенной.

Усаживаясь на своем месте напротив Бэда, который снова оценивающе скользил по моему телу глазами, в этот раз не скрытыми за стеклами очков, мне хотелось сразу же приступить к расспросам.

Но он, помня о нашем договоре, указал спокойным жестом на стол, приглашая к трапезе. Я вздохнула и взяла салатную вилку. Как ему не понять: в расстройстве от неизведанного кусок в горло не лезет, максимум, на что я способна – пить воду, и то только для того, чтобы восстановить в себе водный баланс от выплаканных слез.

— Что с моими родными? С гостями, которые были на вечеринке? — отставив тарелку, наконец спросила я.

— Бомба была муляжом.

Я выдохнула и закатила глаза. Представляю, в каком шоке все были, когда это выяснилось.

— Для чего вы все это затеяли? — чтобы не показывать, насколько сильно заинтересована в его ответе, придвинула к себе тарелочку со свежим чизкейком, украшенным малиной.

Он помолчал, собираясь с ответом, но все-таки подал голос:

— У меня был заказ, я должен был его исполнить.

— Исполнил?

Он окатил меня чернотой своих глаз, моргнул и снова помедлил перед ответом.

— Исполнил.

В просторной комнате, освещенной солнцем, бьющим из огромных окон, играющим в догонялки среди выставленного на столе стекла – посуды и разнообразных фужеров на любой вкус – диалог должен был быть другим. Мы должны были говорить о погоде, обсуждать мировые новости, шутить или смеяться. Но вместо этого мы играли в кошки-мышки. Но теперь я пыталась догнать своими вопросами ускользающую правду, а он – сбежать от ответа.

Мне казалось, что мы балансируем с ним на тонкой ниточке, натянутой между огромным рвом, в который могут провалиться оба, если сделают неверный шаг, неловкое движение, скажут вслух не то, что должен и может услышать собеседник.

— Это был заказ…

— …на тебя. Да, принцесс, это был заказ на тебя. Моя стая - это не команда девочек, торгующих печеньем. Не сброд волонтеров. Не хор мальчиков в церковной школе. Заказы мы получаем вполне конкретные.

Я сглотнула.

— Меня ищут?

Он кивнул.

— Найдут? — я хихикнула, и смешок этот осыпался снежком в теплой комнате.

— Джинджер, — он подался вперед. — Ты должна понять: сейчас я обеспечиваю твою безопасность. За пределами этого дома, или без меня тебя может ждать все, что угодно.

— Почему? — удивилась я.

— Я подумал, что ты мне ответишь на этот вопрос. Кому ты успела перейти дорогу? А?

Я недоверчиво хмыкнула. Повела плечом. У меня точно не было никаких врагов. Были небольшие недопонимания в школе искусств, потому что многие считали, что я нахожусь на очень уж особом положении, не часто посещая уроки, а в основном проходя обучение онлайн, но…Не думаю, что ненависть студентов может распространяться на то, чтобы нанять команду оборотней для моего убийства.

— Одно я знаю точно… — буркнула под нос. — Я бы не хотела перейти дорогу тебе.

Неожиданно он улыбнулся.

— А я, например, очень рад этому обстоятельству.

23

— Куда мы идем? — обмирая от этого «мы», которое было сказано совсем, кажется, не к месту, не вовремя, но, черт возьми, в очень подходящем антураже, выдохнула я.

Бэд, само собой, не ответил. Он просто держал меня за руку и уверенно вел вперед, через огромные коридоры своего неимоверно большого и светлого дома. Когда, казалось, что конца-края этому путешествию не будет, мы достигли цели. Он открыл передо мной дверь, и я буквально замерла.

Недоверчиво посмотрела на него, думая уличить в какой-то эмоции, но абсолютно ничего не прочитала ни в его лице, ни в положении тела. Он просто ждал, пока я осмотрюсь. А смотреть было действительно на что: на удивление именно эта комната оказалась не такой большой, как все предыдущие, которые я видела в этом доме. При этом именно ее аккуратность пришлась мне больше всего по нраву.

— Это все мне? — удивленная, я рассматривала огромные коробки с художественными принадлежностями: красками, кистями, чистыми холстами разного размера, загрунтованными и готовыми к тому, чтобы на них расцветали фантазии. Кое-что было распаковано, посередине комнаты выставлен большой мольберт, будто бы приглашая к тому, чтобы кто-то здесь и сейчас взялся за дело.

— Ты сказала, что хотела бы заняться творчеством, — глуховато сказал Бэд. Я бросила на него косой взгляд. Это было странно: помнить то, что говорит твоя пленница. Тем более, что после этого разговора и случился тот убойный в прямом смысле слова вечер, когда мужчина-оборотень в одиночку загрыз другого не-человека.

Я поежилась от воспоминаний и выронила коробочку с пастелью. Карандаши резво разбежались по всему полу, некоторые раскрошились на несколько частей.

— Тебе скучно здесь, — кажется, слова давались мужчине с трудом. Думаю, он просто не привык объяснять свои действия, а только лишь раздавал приказы, которые тут же выполнялись. — Здесь будет чем занять время и…мозг.

Я буквально развела руками. Что это? Попытка подкупа? Маневр, чтобы отвлечь мое внимание? Какая-то странная многоходовка?

Бэд не входил в комнату. Он задержался при входе и смотрел только на меня, жадно принимая то, что я транслировала: удивление, радость, недоверие, опаску и отторжение. Глаза его потемнели, когда он снова прошелся взглядом по всему моему телу – от щиколоток до ушей, открытых благодаря конскому хвосту, который я собрала буквально за несколько секунд перед выходом из своей комнаты.

— Это не подкуп, — раздельно и внятно сказал он с нажимом. — Это – подарок.

Я сделала несколько шагов прочь из комнаты. Даже все блага мира не нужны мне в плену, в который заточил меня этот террорист. Он хочет подружиться? Черта с два…

Он не отступил, когда я приблизилась. Даже не сделал шагу назад. Также и продолжил возвышаться серой теневой громадой. Еще бы немного – и я просто-напросто врезалась в его могучую грудь и снова задохнулась от того истинного запаха настоящего мужчины, которым этот человек владел и брал в плен.

— Не нравится? — поднял он бровь вверх.

— Нет. – буркнула, а сама глаз не стала поднимать, так и смотрела на носы своих красных босоножек на высоком каблуке, которые остановились в опасной близости от простых на вид темных туфель.

— Так и будешь сидеть все время наверху одна, без гаджетов, интернета, карандаша и альбома?

Я сглотнула. Он даже не пошевелился.

— Тебя никто здесь не потревожит. Только если ты сама не захочешь чего-то иного. — В его голосе проскользнули кошачьи нотки, и я не удержалась, вскинула взгляд прямо на его лицо. — Например, подняться в мою комнату, понаблюдать, как я принимаю душ.

Я покраснела так сильно, что, честно говоря, на моих щеках можно было бы жарить яичницу. Этот момент был самым позорным в моей биографии – тот вечер, когда я поднялась за мужчиной и прошла в его комнату, чтобы поговорить. И вместо того, чтобы выдать свое присутствие, смотрела, и млела от вида его обнаженного тела, как чертова нимфоманка.

— У меня нет вдохновения, чтобы что-то писать, — пролепетала я, не в силах сделать шаг назад, в комнату, полную сокровищ, или же шагнуть вперед, чтобы попытаться сдвинуть эту гору мышц с места.

— Я могу тебе помочь, — выдохнул он и я буквально ощутила жар его дыхания на своей щеке.

Закатила глаза. О боже. Этот мужчина просто невероятно упрям!

— Будешь позировать? — хмыкнула я для проформы.

— Почему бы и нет.

Он, наконец, шагнул вперед и разорвал этот странный миг, когда мы оба зависли посередине пути. Стянул с себя пиджак, бросил его в сторону, на коробку с глиной и гипсом, которую предусмотрительные помощники Бэда приволокли сюда.

— Как тебе такой натурщик?

Я едва не застонала. Но сейчас мы были вроде как при таком нейтральном положении, когда его шаг вперед должен повлечь с моей стороны или поддержку, или отрицание непонятного перемирия между хищником и жертвой.

И я пошла на компромисс со своей совестью.

Присмотрелась внимательнее, ловя все свои чувства в пучок, собирая в щепотку, чтобы разобраться, понять и услышать то, что мне нашептывает этот короткий миг. Вгляделась в его резко очерченные брови, скулы, сжатые губы и поняла: да, мне хочется сделать набросок этого воина. Этого чертового террориста. Этого странного человека – оборотня. Когда мне еще удастся это сделать?

В руку тут же лег простой карандаш с мягким грифелем, который тут же лег на бумагу черным углем. Взмах рукой, два, и на листе начали проступать узнаваемые черты.

— Я думаю усложнить тебе задачу, — вдруг подал голос мой натурщик и я вздрогнула, настолько углубилась в себя. Подняла голову. Подслеповато – после концентрации на белом листе – прищурилась.

А он…

Стянул футболку – поло через голову, и остался стоять передо мной в одних брюках. Взялся за ремень, ухмыльнулся…

— Нет, нет! – выставила руку вперед я, едва не запнувшись на каблуках, когда вскочила со стула, на который незаметно для себя примостилась. — Не нужно обнаженки. И так…справлюсь…

— Дело твое, — снова хрипловато сказал Бэд, от чего у меня волоски на загривке встали дыбом. — Я готов…

24

Мы были друг от друга достаточно близко, чтобы я могла медленно, но верно терять голову от его присутствия. И довольно далеко, чтобы все происходящее выглядело прилично, несмотря на то, что мы оба находились в небольшой полутемной комнатке, в которую не проникали в достаточной мере солнечные лучи.

Я не так давно обучалась в школе искусств, но за это время успела приглядеться к натурщикам и не воспринимать обнаженную натуру как объект для воздыханий или притязаний, и уж тем более не могла даже представить себе, что когда-то начну пускать слюни в прямом смысле этого слова!

Бэд буквально заполнил собой эту комнату. Распылился на миллионы небольших частиц, чтобы проникнуть в каждую щель, каждый угол помещения, осесть на моих веках. Он смотрел на меня в упор все это время, пока я нервно водила карандашом по листу, а я…

Я пряталась от его пронизывающего, прожигающего, горячего взгляда за альбомом, пытаясь успокоить бешено стучащее сердце, отзывающееся в висках и ушах.

— Тебе нравится… — неожиданно нарушил он тишину момента.

— Да, — торопливо брякнула я, и тут же облизнула сухие от волнения губы. Конечно мне нравилось то, что я вижу! Ни один спортсмен не мог иметь такой развитой мускулатуры. Ни грамма жира, только то, что можно развить человеческими и нечеловеческими способностями и при этом выглядеть настолько завораживающе органично, что отвести взгляд и не думать при этом о том, как ты могла бы проводить пальцем по этим кубикам пресса, широким плечам, дотронуться до темного соска было нереально.

Хотя…я делала это. Только на бумаге. Растушёвывала пальцем тень возле пупка, а сама представляла, как под моей рукой волнуется его плоть, вырисовывала изгиб полной губы, а сама вспоминала тяжесть и страстность этих самых губ, зная, на что они могут быть способны…

— Тебе нравится то, чем ты занимаешься? — насмешливо закончил свое предложение Бэд. И я снова покраснела. Опять. Боже, надеюсь, он не понял моих сокровенных и не очень приличных мыслей?!

— Всегда нравилось.

— Твой отец был не против школы искусств? — сразу же спросил он.

Пожала плечами. Градус моего напряжения немного сбился и оттого я сразу же ответила искренне:

— Конечно, он желал, чтобы я стала химиком, как он, или, на худой конец, бизнес-аналитиком, чтобы вести его компанию вместе с ним, но…У меня совсем нет никаких данных для этого. — Я тут же добавила карандашом глубокую складку на лбу Бэда, которая проявилась после моих слов. — После его смерти у руля компании встала мама…А теперь еще и мистер Локк, так что…Там и без меня хватает людей, которые во всем этом разбираются.

— А ты сама хотела бы попробовать?

Я рассмеялась в ответ.

— Что?? Нееет! Да, мы с ним много беседовали, он, играя пытался научить меня тому, как нужно вести бизнес, или как лучше сочетать несочетаемое. Но это все не мое. Мне кажется, я предам себя, если вдруг решу сесть в кресло генерального директора Пристли INC. И, скорее всего, подведу отца. Хоть он в это и не верил никогда…

— А твоя мать и мистер Локк…

— О, они легко поделили сферы влияния. Мама занимается сбытом и прочим, а мистер Локк пытается внедрить новые формулы, создать свежие разработки. Хотя… за три года ему этого сделать не удалось.

— Ваша компания терпит убытки, Джинджер.

— Я думаю, ты заблуждаешься на этот счет.

— Вы держитесь на плаву только благодаря прежним достижениям мистера Пристли.

— Надеюсь, что так и будет продолжаться. — Этот разговор взволновал меня. Я сама уже была не рада, что отчего-то решила открыться и поговорить на такую скользкую тему с человеком, о котором ничего не знала. Зачем ему это? Что он хочет узнать? Я закончила фразу довольно грубо, потому что не хотела обсуждать с ним дела этой компании. Вообще никогда не имела привычки говорить о делах, в которых ничего не смыслю, тем более с ним.

Бэд вдруг потянул шею сначала вправо, потом – влево, словно разминаясь, и в мгновение ока оказался рядом со мной. Он присел на корточки, чтобы оказаться на одном со мной уровне и заглянул в альбом.

— Похоже… — тихо сказал он, а я отпрянула. Его близость как обычно подействовала на меня обжигающе.

Бэд провел пальцем по контуру своего лица на рисунке, постучал по мощной груди, опустил руку ниже, к карандашным кубикам пресса.

Я зачарованно следила за тем, как он ведет себя, и ждала. Чего? Сама не знаю. Однако дыхание затаила.

— Очень красиво, — сказал он.

— Еще не готово, — я поспешила захлопнуть альбом, но он мне не дал этого сделать. Взял за руку, встал и потянул меня за собой, наверх. Провел пальцем по моим пальцам, по ребру ладони, испачканному в карандашных подтеках, не поднимая головы, чтобы не встречаться с моим взглядом.

И вдруг приложил губы к тыльной стороне ладони, как раз там, где начал истошно биться пульс. Я почувствовала, как он улыбнулся – губы на моей коже расплылись в улыбке.

— Ты волнуешься, — он не спросил, а подтвердил очевидное.

— Нет, я не боюсь тебя, — храбро сказала, но сама, конечно же, почувствовала, что колени вдруг стали мягкими, и они чуть подогнулись от его близости, его внимания, его настороженной и нежданной ласки.

Он снова приложил губы к моему пульсу, но на этот раз задержался чуть дольше. И ласка эта стала намного интимнее, острее. И мое сердце тоже отреагировало на это прикосновение полных и нежных губ, которое вкупе с покалывающей бородкой сделало ощущение намного ярче. И, видимо, чтобы совсем добить меня, он дотронулся шершавым и горячим языком до этой самой точки, где уже неистово клокотал пульс. Провел раз, другой. Мне показалось, что еще немного, я точно упаду без чувств, потому что прямо сейчас все чувства рассредоточились по всему моему телу, принимая импульсы его мужественной ласки и рассыпаясь на миллиарды оттенков тончайшего возбуждения.

Он медленно поднял голову, приблизился настолько, что я ощущала его горячее дыхание, как у дракона после извержения пламени, наклонился к уху. Завороженная, я даже не смогла бы пошевелиться, даже если в этот момент началось землетрясение и прямо под моими ногами разверзлась земля.

Бэд вдохнул в ушную раковину теплый воздух и по спине прокатилась волна предвкушения.

Не выпуская моих рук из своих, он притянул меня к себе, ненавязчиво и мягко, и я едва ли не задохнулась от прикосновения с его обжигающе-горячей кожей. Мои бледные руки играли на его смуглом теле резким контрастом, как мягкость и сила, сливки и кофе, лед и языки пламени.

В полуобморочном состоянии я ощутила, как он легонько коснулся виска, уголка глаза. Эта ласка была невыносимо нежна и приятна, словно майский ветерок касался лица. Проведя короткую дорожку легких касаний от глаз по щеке к губам, он замедлился на секунду, и вдруг выдохнул, рыкнул, дернул меня к себе, впечатал в свое тело и резко смял мои губы поцелуем.

Я ничего не могла поделать – отвечала ему со всей страстью, на какую была способна, как успевала перехватить инициативу на милисекунду, чтобы вновь покориться этому варвару и завоевателю моего сердца, моего тела. Все внутри плавилось от удивительных ощущений и чувств, руки и ноги стали ватными, а тело самостоятельно прижималось к его обнаженному торсу, плечам, прессу.

— Что ты со мной делаешь… — прорычал он, отодвинувшись на секунду. Я попыталась сфокусировать свой осоловелый взгляд на нем, но ничего не вышло, он будто пылал в пелене желания. Между ног все стало влажным, мышцы начали быстро сокращаться, придавая странный дискомфорт моему и без того нелегкому состоянию.

Одно я видела точно: он пылал не меньше моего. Эта невинная игра в поцелуй завела его реактивно, быстро, мощно, и он, находясь сейчас на расстоянии вытянутой руки, но не выпуская меня из своих объятий, выглядел как хищник, который готов сожрать с потрохами свою жертву.

Как вдруг…

— Бэд! — в комнате оказался третий. Мужчина, которого били прямо перед моими ногами. Тот самый оборотень, что перевоплотился на моих глазах.

Совсем не обращая внимания на то, что помешал нам, он обратился к мужчине:

— Альфа! Опасность!

25

А дальше события понеслись с ужасающей скоростью, и мне, сомлевшей от прикосновений Бэда, его поцелуев, мощной и подавляющей сексуальной энергетики, было очень трудно сориентироваться.

Но за меня уже все решили.

— Она летит на вертушке, — быстро кивнул он в мою сторону, натягивая на свое голое тело пиджак. — Приготовьте дом на острове.

Достал сотовый телефон, напечатал несколько распоряжений на нем, быстро взглянул на меня:

— Скажи Анджею, что тебе нужно взять с собой и иди за ним.

Я помотала головой. Мне ничего не нужно. Ничего, кроме того, чтобы меня хоть иногда посвящали в события, которые успевают разворачиваться вокруг.

Но высказать этого я не успела – Бэд приложил сотовый телефон к уху и начал резким тоном разговаривать с невидимым собеседником. Видимо, дела были плохи, потому что вид у него был сосредоточенный и очень суровый. Но, впрочем, таким я уже его видела и не раз.

— Что происходит? — обратилась я к блондину, который тоже озабочено отдавал какие-то распоряжения по телефону.

— Ты уезжаешь, — резко бросил он.

— Ну уж нет. — Я сложила руки на груди и, на мой взгляд приняла довольно устойчивую и непреклонную позу. Несмотря на то, что вокруг явно начинала неразбериха, моя уверенность в том, что это –явление временное, не проходила.

— Тебе что-то нужно из вещей наверху? — в перерывах между переговорами спросил Анджей.

Я отрицательно покачала головой.

— Из принадлежностей здесь? — он кивнул на комнату, в которой было полным –полно всего.

Но я тоже всем своим видом сказала: «нет».

Тогда он засунул сотовый телефон в задний карман джинс, кивнул своим собственным мыслям, и…резко подхватил меня на руки.

— Мне некогда с тобой пререкаться, принцесса, а бежать нужно уже сейчас, — выдохнул он и в мгновение ока буквально побежал к выходу из дома. Я завизжала, не желая, чтобы на мою свободу покушались таким диким, варварским способом. Но противостоять силе этих людей было нереально, это было понятно уже давно. И я только прижала к себе покрепче альбом с единственным карандашным рисунком, зажмурилась и открыла глаза только когда он поставил меня на траву.

Босоножки щекотали пальцы ног, и ветерок холодил открытые плечи. Оказалось, что в комнате за рисованием с Бэдом мы провели достаточно много времени – закат успел окрасить небо в сиреневый цвет с вкраплениями розовых облаков.

Анджей посмотрел наверх, резко положил на мою голову свою ладонь и немного прижал вниз, показывая, что я должна наклонить голову. И через мгновение я поняла, почему: к нам приближался самый настоящий не очень большой вертолет. Лопасти шумели довольно громко, перемалывая воздух вместе с мелкими листочками, которые поднялись от ветра вверх. И на нас с охранником посыпалась зеленая труха, покрывая мелкими частицами плечи и волосы. В таком шуме было ничего не понятно, и даже если бы Анджей начал что-то мне говорить, я ни в жизни не разобрала бы его слова. И потому делала то, что он мне показывал: не поднимала головы до тех пор, пока вертолет не сел в неопасной близости от нас.

Пилот не выключал зажигание, и ветер, вызванный этим воздушным средством передвижения, буквально бесновался вокруг нас. Анджей подхватил меня под руку и потащил за собой. В это время пилот уже открыл двери маленького вертолета.

Я уперлась:

— Нет, не полечу! — но кто бы меня послушал?

Мужчина просто-напросто снова подхватил меня под руки и буквально забросил в открытую дверцу. Пилот принял передачу, перехватил меня, как куклу, и резко усадил в кресло. Он тут же оплел мое тело ремнями безопасности, щелкнув тумблером, закрыл дверь и повернулся к лобовому стеклу.

— Пустите меня! Пустите! — крикнула я, но мои слова потонули в новом яростном шуме лопастей вертолета.

Мы взлетали.

Я смотрела вниз и оценила, насколько огромен дом у Бэда. Обычный террорист не может зарабатывать столько, чтобы позволить жить в таком замке, однако этому мужчине, похоже, это удалось. Он явно владел настоящим дворцом – американским Версалем. Старомодный дом, явно построенный в эпоху колонизации, судя по некоторым выдающимся моментам: открытой террасе, огромному количеству окон и огромным колоннам, которые были живописно увиты плющом. В этом замке явно было больше дюжины комнат и это только на первом этаже трехэтажного строения. Сколько еще секретов таилось в этом особняке?!

И только я перевела взгляд на огромную поляну красиво скошенной изумрудной травы перед домом, как от удивления едва не взвизгнула: увидела, как из леса, окружавшего этот островок уюта, буквально бегом приближается целая лавина серых и коричневых тел. Будто муравьи на сладкое, эти живые дорожки налетали на дом со всех сторон.

Приглядевшись, я поняла, что это волки. Волки самых разных мастей, размеров и цветов. Огромная армия животных, которая оказалась здесь явно не с добрыми намерениями…

26

— У нас гости, — Анджей, запыхавшись, ввалился в зал на первом этаже, где я уже собрал всю свою команду.

— Где Джинджер?

— Вертушка стартовала с поля пять минут назад. Она будет на острове через пять часов.

Я кивнул. На этот раз девушка была в безопасности. В относительной безопасности был и я – теперь можно было быть уверенным, что она не подкрадется из-за угла, неожиданно явившись в комнату для переговоров и не отвлечет на себя внимание.

Сотовый телефон разрывался от виброзвонков. Предупреждения о налете на мой дом сыпались отовсюду, но мне они были не нужны: уже из окна дома было видно, как наступает армия волков, потерявших альфу.

— Чертова девчонка. Это все из-за нее, — простонал Анджей, увидев, сколько волков наводняет поляну перед домом. Пока они бежали сами, но скоро должны были остановиться в ожидании временного вожака стаи – сына убитого альфы. Интересно, а он тоже похож на Джеббу?

— Не смей говорить о ней в таком тоне, — прорычал я своему бете, правой руке. — Иначе…

Оборотень покорно склонил голову. Перечить альфе никто не имел права.

Я повернулся к членам своей стаи. Сегодня предстоит нелегкий бой, потому что численное превосходство противника подавляло, но с другой стороны, мы находились на знакомой и даже родной территории, знали здесь каждый уголок и каждое укромное место, которое можно было удачно использовать.

Вся моя команда состояла из самых лучших бойцов, самых лучших волков. Внутренняя связь стаи была развита на уровне предвидения, и иногда было достаточно одного взгляда, чтобы дать команду, получить ответ.

Ни одно дело, на которое мы выходили, не было сложным именно из-за этой связи. Мои волки столько раз ходили под пулями, столько раз встречались со смертью лицом к лицу, что научились отделять все наносное, ненужное. Мы были одним единым организмом.

Который прямо сейчас был согласен со словами Анджея.

Мои волки явно были недовольны тем, как все повернулось с появлением этой девушки. Все началось с ресторана. Там мы должны были ее уничтожить, расстрелять и уйти, обставив дело так, что она сама нарвалась на огонь своим юрким дерзким язычком, но…

Я мотнул головой.

— Мы – самые сильные волки! Самые быстрые! Самые умные! И поэтому победа будет за нами! — рычал я, используя силу альфы. — Никому не прогнуть, не продавить нас! Мы – сила! Мы – мощь! Мы – ярость!

Волки склонили головы, повинуясь, и я понял, что они еле сдерживаются, чтобы не перевоплотиться в животных. Азарт уже подогревал кровь, гулял в венах, и нужно было дать ему выход.

Одно- единственное движение руки, взмах головой – и начнется бойня, которой не видел этот старинный дом. Но выбора у меня нет. На войне – так на войне. Я должен сражаться за свою силу, за свой пост альфы элитарной стаи бойцов.

А теперь еще мне нужно остаться в живых, чтобы защитить Джинджер, которая должна принадлежать мне и только мне!

Я принюхался. На поляну перед домом вышел сын Амодея. Похоже, он не такой толстый, как его отец, однако такой же хитрый и жадный.

Моя сила в противовес его силе, мое слово в противовес его слову…Думаю, исход битвы будет очевиден.

Резко открыл створки окон, дав, таким образом, команду к нападению.

Разговоры тут уже не помогут, они не нужны. Никаких компромиссов! Они пришли с оружием, и от оружия и погибнут! Я обнажил клыки, которые проступили на лице, и утробно зарычал.

В ту же секунду за моей спиной образовалась огромная армия серых, бурых волков, которые жаждали крови, ждали момента, когда можно будет вцепиться в загривок другому, и пролить кровь.

И этот момент настал.

Я отошел в сторону, и волки серой рекой, селем полились на улицу, чтобы заполонить все зеленое пространство у дома.

Замок был обустроен таким образом, что его не увидеть, не обнаружить просто так со стороны, людям сюда вход воспрещен. Да и оборотням тоже. Никто не может сунуть сюда свой нос без моего соизволения, разрешения. И то, что войско погибшего от алчности, похоти и желания прибрать к рукам то, что ему не принадлежит, Амодея, оказалось здесь – не результат их спланированного наступления, нет.

Только благодаря моему разрешению он оказался здесь и только благодаря моему кивку сейчас ждет выхода моего волка, чтобы один на один защитить честь своего рода и уйти ни с чем или возглавить две стаи.

Однако сыну Амодея есть за что сражаться, и у него есть Ахиллесова пята. Он боится.

Боится потерять уважение, боится потерять контроль. Но самое главное и важное в нашем сегодняшнем противостоянии – он боится не справиться, подвести свою стаю, потому что за ним стоят его родные, мать, сестры, брат-волчонок. На нем лежит такая большая ответственность, которая давит грузом на плечи, корежит сердце, туманит мозг.

У меня же ничего такого не было. Я свободен, как птица, как волк в лесу. Все, что мне нужно, у меня уже есть. Но если вдруг придется потерять то, что имею, уйду с легким сердцем.

Нет привязанности. Нет любви. И оттого голова легка. И оттого сердце чисто.

— Анджей! — бета тут же вынырнул из-за двери. — Снайперов расставь по точкам на выходе от дома.

— Есть!

— Пусть наши волки немного погрызут чужие кости, разомнутся, — медленно проговорил я, наблюдая, как разворачивается бой прямо перед моими глазами. И если в комнате, где мы стояли вдвоем с Анджеем, царили прохлада и покой, было довольно тихо, то там, снаружи, бушевала буря. В разные стороны летели клочья шерсти, барабанные перепонки пульсировали от напряжения, воздух был окрашен в бурые цвета крови, и казалось, что можно взять в руку и она окрасится в алый цвет.

Напряжение, витавшее в воздухе, становилось все более концентрированным.

— Первый! — в комнату ввалился солдат в разорванной куртке. — Все дороги к дому перекрыты.

Я согласно кивнул.

Эти придурки пришли воевать ко мне, в мой дом, и надеялись остаться в живых? Как бы не так. они теперь оказались в западне, из которой не так-то просто выбраться живым. А кое-для кого и невозможно.

— Отстреливать всех, кто явится с той стороны, — медленно проговорил я, наблюдая, как одного волка подкинуло вверх, и он, барахтаясь в воздухе конечностями, пытался поймать равновесие, чтобы приземлиться на лапы. Однако при такой скорости нападающих это было сделать невозможно.

— Есть.

Я повернулся к Анджею.

— Люди Юна присоединились к стае Амодея?

Бета напрягся.

— Они шли позади, но теперь мы не видим ни одного.

Я хрипло рассмеялся.

— Юн в своем репертуаре. Если и есть среди волков крысы, то это точно – он и его стая.

Анджей согласно кивнул.

— Сколько пострадало волков с их стороны?

— Около пятидесяти. Они все были уничтожены на подходе к дому.

— Юн сам свернул маршрут? Понял, что сюда лучше не соваться?

— Так точно. Видимо, понял, что пути отступления будут перекрыты и он окажется в каменном мешке.

— Ну что ж. Пришло время возглавить новую стаю!

Я скинул пиджак и рубашку и шагнул за порог окна, и в тот же миг на меня обрушились краски, запахи боя, непримиримой войны, драки не на жизнь, а на смерть.

Глаза сына Амодея с ненавистью смотрели на меня – волк сидел посреди этой вакханалии непоколебимой статуей, и мимо него текли с разных сторон волны дерущихся волков, каким-то чудом не задевая, не трогая, даже на миллиметр.

Я шел прямо на него и мою кожу покалывало ощущение предчувствия. Волшебное чувство – игры со смертью.

27

Мы летели так долго, что к концу путешествия я даже успела заснуть, и потому не сразу поняла, где нахожусь, как только шум лопастей затих.

Оказалось, что пилот приземлился прямо на золотом песке, на пляже у небольшого дома с открытой террасой.

— Где мы? — сонно спросила я, но тут же поняла, что пилот мне не ответит: он показал на наушники и весело улыбнулся, делая вид, что не может слышать в аппаратуре. Как будто бы я не знала, что это – оборотень, волк с идеальным слухом!

— Я здесь буду одна? — спросила, не спеша выбираться из вертолета, медленно расстегивая ремни безопасности. Пилот снова покачал головой. Понятно. Он так и не скажет ни единого слова.

— Между прочим, — медленно начала я, — играть в глухонемого глупо. Вам не идет.

Оборотень только ухмыльнулся и отвернулся, смотря вперед через лобовое стекло.

Кое-как справившись с ремнями, я буквально выпала наружу. Пилот сделал знак поспешить и уйти с места взлета, и мне пришлось послушно подхватить туфельки в одну руку, а второй придержать волосы, чтобы их не разлохматило ветром и не нанесло песка.

В два счета я отбежала на приличное расстояние, к дому, в котором были приветственно раскрыты двери, и бросила обувь на песок. Мелкие песчинки приятно охватывали ступни ног, согревали своим теплом и мне показалось, что я давно не испытывала такого чувства единения с природой. Это было немного странно, волнующе и приятно.

Едва вертолет улетел, скрылся в небе, решительно прошла в дом.

— Эй! Есть тут кто-нибудь? — крикнула при входе и мой голос унесло гулким эхом. Однако в ответ не донеслось ни единого движения, звука, шороха. — Эй, Бэд! Ты что, решил оставить меня одну? Даже без охраны? — веселилась я.

Но даже на такое саркастичное замечание никто не выпрыгнул из-за угла. И потому я решила, что нужно проверить, в какое место меня занесло с нелегкой руки этого властного оборотня на этот раз.

Этот дом тоже был отстроен на удивление схожим с тем, где я находилась прежде. Все в белых тонах. Дизайн спланирован и выполнен так, чтобы можно было удобно и расслаблено смотреть на потрясающе красивый океанский залив с террасы у бассейна. Раздвижные стеклянные двери, световые люки, оконные проемы в потолке – все действовало на меня умиротворяюще.

Даже удивительно, насколько мои вкусы в дизайне совпадали со вкусами Бэда! Все было подобрано таким образом, чтобы обойтись без излишеств, открыть обзор на богатую и потрясающую природу, с минимальной нагрузкой на восприятие и помочь прийти к единству с самим собой.

Улыбясь, я прошла по двум этажам, заглянула в каждый угол, но поняла, что в доме, действительно, нахожусь одна. Здесь не было ни единой души. Ни одного человека. Ни одного оборотня. Я была тут одна.

Мне стало смешно. Бэду нужно было сразу привезти меня сюда, и, может быть, я сама бы согласилась скрасить свои последние деньки в этом чудесном месте, и не пыталась сбежать, а лишь насыщалась энергией и красотой этого волшебного места.

От мыслей о доме меня отвлек насущный вопрос: в животе забурчало. Да, и правда, ела-то я в последний раз довольно давно и очень мало – не очень-то хочется думать о желудке в тот момент, когда на тебя упрямо и молчаливо смотрит страшный оборотень, а ты не можешь предугадать, как повернется его мысль через минуту и что он может сказать…

Но в кухне, которая обнаружилась тут же, было все, что нужно голодному путнику. Холодильник оказался забит едой и фруктами, и все явно было свежим – видимо, в дом, все же, наведывались люди, чтобы следить за ним.

Я набрала в тарелку фруктов и вышла к морю. Вечерний воздух приятно охлаждал плечи, гулял в вырезе блузки, играл с локонами волос. Медленным шагом я побрела вдоль кромки воды, двигаясь не спеша и изредка останавливаясь, чтобы промочить ноги и снова идти вперед.

Цели у меня не было, но прямо сейчас мне нужна была эта небольшая остановка, чтобы чуть-чуть передохнуть после всего того, что на меня обрушилось с таким невероятным размахом. И я воспользовалась этой передышкой сполна.

Совсем скоро начало темнеть и довольно быстро. На небе зажглись звезды, похожие на капли молока на черной шелковой простыне, и я побрела обратно. Дом издалека показался темной громадой – стекла отражали чернеющее небо, но как только я приблизилась, включила везде свет, стало светло и уютно.

Бэд так и не появился, чтобы снова пугать меня, вгонять в краску, и я вдруг подумала, что он таким образом удачно от меня избавился – теперь-то никто не будет подглядывать за тем, как он принимает душ или сидит в кресле в столовой, нагоняя страх.

И тут мне в голову пришла мысль, которая, казалось, могла прийти в голову только отъявленной безбашенной девчонке. Я даже рассмеялась от того, что решила для себя, о чем подумала.

Прежде за мной не водилось таких наклонностей, но сейчас…

Я скинула всю одежду, белье, и вышла к океану. Он приветственно накатил волной, смыл песчинки, перемешал редкую гальку.

Переступив с ноги на ногу, я побежала вперед. Обнаженная, свободная пленница. Вода окутала меня приятным покрывалом, захватила в себя, вжала и пригрела. Я будто бы оказалась на небесах, только с тем отличием, что все вокруг было темным.

Легла на спину на воде, раскинув руки и ноги в позе звезды, и начала считать звезды. Небо и море сошлись воедино, и я ощутила небывалое чувство счастья. Это было так странно – что именно сейчас, в плену неизвестного чело…оборотня, не зная, что ждет меня завтра, и вообще, останусь ли я жива, я поняла, насколько мне хорошо.

Всю жизнь я провела в застенках дома, под присмотром отца и матери, особо не подпуская к себе друзей, других людей и потому чувство одиночества мне не было недругом, я прекрасно себя ощущала и одной. Но при этом я никогда не была одна! Повсюду кто-то следил, ходил, советовал.

И сейчас, без оков цивилизации, в этом богом забытом месте, я обрела единение с собой.

На берег я вышла не боясь и не тревожась, что меня кто-то заметит голой – как и прежде, несколько часов назад, здесь не наблюдалось ни единой живой души. Если раньше, в своей другой, прошлой жизни, я тут же бы кинулась за одеждой, покрывалом, то сейчас…

Встреча с оборотнями повлияла на меня каким-то странным образом, сняла с глаз шоры. Тонкая граница между жизнью и смертью начала размываться, видоизменяться, а я стала проще ко всему относиться. С меня словно шелухой слетало все наносное, пустое.

И хоть я и была пленницей зверя, я становилась свободной.

Поднявшись на второй этаж, я обнаружила у окна небольшой столик, на котором лежал альбом для рисования, карандаши. И тут же, не мешкая, я села рисовать. В этом тоже была какая-то своя прелесть: писать обнаженной.

Штрих…один…второй…третий…

Из-под моей руки выходили какие-то странные геометрические фигуры, но я видела перед собой только черную, бездонную пропасть. Вдохновение накатило, залило глаза, сдавило виски, и руководило моей собственной рукой.

Очнулась я оттого, что сильно надавила на карандаш, от чего гриф, царапнув бумагу, раскололся на несколько частей.

Отряхнув руку, я отодвинула от себя альбом, пытаясь понять, что же получилось на рисунке. Очень странно, но эта фигура мне не была знакома.

Я пожала плечами, и вдруг меня осенило.

Перевернув вверх ногами альбом, я увидела, ЧТО было нарисовано.

Вернее, КТО.

С листа бумаги на меня смотрели темные, бездушные глаза Бэда. Того, кто похитил меня. Он смотрел упрямо вперед, проникая в самые тайные глубины души и оставляя там выжженное пространство. Он порабощал, прогибал под себя, и делал то, что хотел.

Проникнув в мои мысли, он властвовал там, в темной моей глубине, не видной при свете дня, и я, сама того не понимая, увлеклась этой силой и показной жестокостью…

Взяв альбом за краешек, я взяла его с собой в постель. Накрыла одеялом рядом и положила руку на нарисованную грудь, чувствуя, как под моей ладонью начало биться его горячее сердце…

28

Утро началось так, как должно начинаться всегда: не открывая глаз, я услышала, как поют райские птицы. Легкое отдаленное пение прекрасной музыкой звучало вокруг, пробуждая улыбку.

Я потянулась и поняла, что лежать не очень удобно: с правой стороны мое тело было прижато теплым, большим одеялом. Открыв глаза, чуть не охнула от неожиданности.

— Проснулась? — хриплым со сна голосом спросил Бэд. Глаза его были заспанными, в белках глаз протянулись красные прожилки.

Недолго думая, он откинул одеяло, в которое был закутан, и тут же привлек меня к себе, своему большому и горячему телу. И тут же в мое бедро уткнулось его возбуждение.

— МММ, ты так вкусно пахнешь, — протянул он прямо мне в ухо. Я попыталась дернуться, оттолкнуться, но ничего не вышло.

— Ты что здесь делаешь??!

Мужчина сковал все мои конечности своими сильными руками. И тут же, чтобы показать, кто здесь главный, он закинул свою ногу на мои.

Бэд полежал секунду – другую, и медленно, очень медленно шевельнулся, а я снова замерла. Он поцеловал мое ухо, укусил за мочку, оттянув ее вниз, и по моему телу тут же пробежали мурашки.

— МММ…да… — протянул он, и провел рукой по все левой стороне моего тела, чтобы тут же подняться вверх и положить свою огромную ладонь мне на грудь. Моя нагота оказалась ему как нельзя кстати: он с удовольствием легко сжал руку, двумя пальцами поиграл соском и одновременно снова потянул за мочку уха.

— Ты так вкусно пахнешь, когда возбуждаешься… — тихо сказал он, и по голосу чувствовалось, что мужчина довольно улыбается.

— Я не… — тут же начала я вырываться.

— Тшшш, — он положил указательный палец мне на губы. — Не порть такое прекрасное утро.

— Я…— но все мои поползновения были тут же прерваны: Бэд сменил положение тела и оказался сверху.

Мужчина окинул мое тело своим темным взглядом, и, когда мы встретились с ним глаз к глазу, я воочию увидела, насколько сильно он возбужден. И эта явная реакция на мою близость…она мне понравилась. Я чувствовала свою власть над ним и при этом ощущала его контроль.

Сквозь зубы он втянул в себя воздух, и…

Резко опустился к груди.

— Ты такая сладкая и такая податливая со сна, — прошептал он и несколько раз легко поцеловал за ухом, прошелся по скуле, резко опустился к груди.

Я охнула от того, с каким пылом он втянул внутрь сосок. Все тело парализовало и тут же отпустило – в один миг тело прошибла дрожь от возбуждения. Бэд не давал расслабиться: он играл, ласкал, лизал и кусал по очереди то один сосок, то другой, сминал грудь, чтобы ни одна половина не оставалась без внимания, а я…от жара, который пылал между нами, я металась, горела, стонала.

Никогда еще прежде я не ощущала все так живо, так остро, так невероятно хорошо. Бэд облизнул палец и прошелся по моим складочкам между ног.

— Тебе понравится, моя девочка, тебе понравится, — прошептал он на ухо и тут же медленно начал вводить его в меня.

Это стало последней каплей моего нарастающего возбуждения.

— Пожалуйста, пожалуйста, — сипела я, метясь по подушке, не зная, чего больше прошу от него: чтобы мужчина оставил меня в покое и ушел из комнаты, или чтобы приступил ко всем тем активным действиям, о которых уже умоляло мое неподвластное разуму тело.

— Да, прИнцесс, да, — улыбнулся он порочно и мрачно вдруг отстранившись на секунду. — Тебе точно понравится.

И тут он вдруг опустился на колени, придвинул мое тело к себе ближе и нырнул вниз.

— Ох, — я схватилась за его волосы. Бед только стрельнул в меня своими черными, темными глазами, в которых плескалась похоть, возбуждение и азарт, но не остановился.

Он медленно лизнул внутреннюю сторону моего бедра, провел подбородком, покрытым жестковатой бородкой по моему открытому, гладкому лобку. Все внутри перевернулось, я задрожала от тревоги и странного чувства, когда позволила ему ОТКРЫТЬ себя.

Мне казалось, я слышу довольное рычание, которое еле пробивалось сквозь грохот моей крови в ушах.

То, что он начал делать дальше, заставляло меня…сжимать ноги, чтобы прекратить эту сладостную пытку, и тут же разжимать их, побуждая его продолжать.

Никогда в жизни я не ощущала себя такой желанной, такой хрупкой, такой нужной. Казалось, что и он, этот невероятный мужчина, испытывает невероятное наслаждение, прикипая к моим губам внизу своими губами, ввинчиваясь языком, шаля подбородком, чтобы подарить неземное, невероятное блаженство.

Я парила в небесах, другого определения не подобрать…Парила, и, казалось, готовилась сорваться вниз, быстро, резко, свободно, от одного только его движения языком или пальцем.

Теперь я слышала только свой громкий шепот, который нес что-то неслышимое, нечитаемое, воздушное. Просила продолжать…просила остановиться…просила сделать все…просила…просила…

И тут…

Бэд ускорил движения своим языком, ввинчиваясь в меня, как штопор, глубоко, упрямо, быстро, и у меня потемнело в глазах.

Он не остановился, держа меня на грани удовольствия, а наоборот, продолжил свое истязание, и вдруг втянул в себя воздух. От этой разницы температур мне стало жарко, и я вся сжалась внутри, как пружина, которая возведена до предела.

Мужчина оставил глубокий поцелуй и добавил второй палец. Я заметалась по постели от чувства такой наполненности, которое он мне подарил, и поняла, что взлетаю. Взлетаю туда, где еще ни разу не была, и неизвестно, побываю ли еще раз.

И вдруг…

Все перед глазами рассыпалось цветным калейдоскопом. Быстро и резко, остро и упрямо, реальность выплюнула меня в параллельный космос, и я потерялась там, ощущая негу и воздушность, безбрежность и красоту.

И только уверенные руки вернули меня обратно.

— Принцесс, какая же ты сладкая, какая же… — он выцеловывал внутреннюю сторону бедра, слизывая влагу, соки, снова и снова заставляя меня дрожать.

Осознание того, что только что произошло, затопило стыдом и раскаянием, я начала отбиваться, пытаясь освободиться от его внимания, его ласки, его присутствия. Да, мне все понравилось, да, я была в шоке, да, все было просто великолепно, но…

Это был Бэд! Это был тот человек, который держал меня в плену! Который испортил мой день рождения, праздник, который я так долго ждала!

— Отпусти! Пусти, чудовище! — вдруг рассвирепела я.

Мне стало противно за себя: от того, что я так бесстыдно принимала его ласки, которых мне было мало и мало, и хотелось еще; от того, что мое тело выгибалось под ним, и совершенно не ощущалось неправильности происходящего.

Я должна была его ненавидеть, бояться, избегать, а не млеть под властными пальцами тяжелой руки.

Он поднял на меня тяжелый, нечитаемый взгляд своих темных глаз. Облизнулся, и от этого порочного жеста стало еще хуже. Демонстративно втянул воздух, и крылья его точеного носа затрепетали.

— Отпусти меня, — медленно и тихо попросила я, боясь, что сейчас в таком состоянии он может сделать что-то плохое.

Но…он вдруг улыбнулся. Просто и довольно.

— Нет уж, принцесса, мы только начали играть, — от его низкого тембра во мне снова все завибрировало.

29

— Знаешь что, — разозлившись на себя от того, как взыграли во мне гормоны на его голос, резко сказала я. — Поищи себе для этого дела других дурочек.

Он поднял брови до линии роста волос.

— Каких других? — непонимающе протянул он, а потом вдруг его лицо просветлело. Он будто догадался об одной крохотной мысли, которая порхала в моей голове. И сказал довольно жёстко, вставая. — Принуждать я тебя ни к чему не буду, можешь не волноваться. А другие…Тот случай с твоей подружкой был ошибкой.

— Меня это не волнует, — насупилась я, притягивая одеяло к груди, чтобы прикрыться от его насмешливого взгляда.

Он же нагнулся и щелкнул меня по носу:

— Джинджер, во-первых, она сама предложила свои…хм…услуги. А во-вторых, если бы не она, то я бы не сдержался, и тебе бы в твой первый раз пришлось несладко. Подумай об этом! Ну а в-третьих, — тут он развернулся и направился к двери, сверкая своей голой задницей, нимало этого не смущаясь. — Трахая ее ротик, я мысленно представлял тебя. Сделать это было нетрудно, ведь твой язычок уже был в моем рту.

— Хам! — рассвирепев, пульнула в него подушкой, но она не успела до него долететь – Бэд уже спускался по лестнице, я слышала его шаги.

Ну и что мне теперь делать? Что думать? Как быть?

Я приложила холодные ладони к горячим щекам и задумалась. Вернее, попыталась подумать, здраво и рассудительно, но ничего не выходило. Перед глазами мелькали события этого утра, и я снова и снова видела как наяву, что Бэд ухмыляется порочной и сытой улыбкой, выныривая у меня между ног.

Однако бесконечно так продолжаться не могло, желудок уже напоминал о себе, и я с сожалением натянула брючки и рубашку, в которых меня привезли в этот дом.

Если честно, одеваться совсем не хотелось, мне снова желалось ощутить ту безбрежную свободу, которое мне вчера дало море во время нагого купания, однако щеголять в костюме Евы перед хищником было нельзя. Кто знает, когда в нем перемкнет его выдержка, и перевесит плотское желание. Которое, кстати, внутри себя я уже с ним разделяла…

— Садись завтракать, — он даже не обернулся, когда я тихо скользнула на первый этаж. Так и стоял у плиты, на которой шкворчало мясо. Работал лопаточкой он как заправский повар, или как очень голодный человек. Мышцы под кожей на огромной спине ходили ходуном, мощные лопатки двигались в такт с руками.

— Ты не собираешься…одеться? — я демонстративно выставила вперед ладонь, чтобы оградиться от зрелища совершенно обнаженного мужчины.

Он повернулся и хмыкнул.

Подмигнул.

Снова вернулся к своему делу, даже не думая рвануть за фартуком или полотенцем, чтобы прикрыть свое интимное место.

— На завтрак – мясо-медиум и фрукты, — дождавшись, когда я сяду за маленький стеклянный столик, он жестом фокусника поставил передо мной тарелку, в которую тут же начал выкладывать мясо.

Я скривилась.

Он тут же заметил мою реакцию.

— Не забывай! — вдруг довольно грозно сказал он, оказавшись сбоку. — Ты ешь, я отвечаю на вопросы.

Я вздохнула и подцепила непослушной рукой вилку.

Бэд сел напротив с тарелкой, в которой дымилась гора мяса. Наконец я смогла поднять на него глаза, потому что нижняя его половина спряталась под столом, и можно было не краснеть и украдкой не бросать туда взгляды, ощущая, что мои мысленные поползновения в ту сторону просчитываются им на лету.

— Я думала, тебя убили… — медленно сказала я, пережевывая пищу. — Те, другие волки. Их было очень, очень много.

Он ухмыльнулся, но не перестал есть. Только сейчас, при свете раннего утреннего солнца, когда между нами было все как в нормальной реальности – мы сидели за столом и могли спокойно говорить без посторонних глаз и ушей, - я рассмотрела, как он устал. Под глазами залегли тени, между бровей нахмурилась складка. Глаза немного отливали краснотой, на руках и груди виднелись порезы, царапины.

Он проследил за моим взглядом, дотронулся до большого синяка на плече возле ключицы.

— И не убьют, можешь не волноваться.

Я тоже нахмурилась.

— А может быть, это было бы к лучшему? — обращаясь скорее к себе, сказала шепотом.

Бэд притих, но через секунду-другую снова продолжил жевать.

— Я долго здесь пробуду?

— Пока я не буду уверен, что ты в безопасности.

— Тебе не кажется, что здесь я, как раз, нахожусь в большей опасности?

Он закончил с едой и отставил тарелку.

— На много –много миль здесь никого нет и не будет. Только несколько оборотней знают об этом месте, и они надежные партнеры, не расскажут никому. Мы здесь одни.

Бэд поиграл бровями. Я удивилась. Казалось, что, оказавшись здесь, вдали от всех, в этом доме, он стал немного…легче? Бесшабашнее?

— А если… — протянула я, но мужчина все решил за меня.

Он встал, снова заставив меня покраснеть от своей наготы, взял за руку и буквально поднял за собой.

— Пойдем купаться, — улыбнулся он.

— Но…у меня нет купальника, — попыталась отговориться от такой компании.

— А он тебе и не понадобится! — хихикнул Бэд и буквально потащил меня прочь из дома, под разгоряченное солнце, на мягкий песок, прямо к воде, которая переливалась яркими и сочными оттенками бирюзового, соленого и радостными оттенками.

— Предпочитаю купаться голышом.

30

Девчонка просто срывает крышу. Сносит все эмоции в сторону, оставляя одно-единственное желание. Желание настолько яркое, ярое, животное, что сопротивляться ему нет сил.

Все то время, когда она была в моем доме, я еще мог держать себя в руках, потому что над головой довлело нереальное количество дел, которые нужно было решать, держать руку на пульсе жизни стаи, разруливая проблемы, возникающие в последнее время по моей же вине…

Но здесь…

О, Луна, думаю, что этот остров сделает все для того, чтобы я свернул с праведного пути.

Умом я понимаю: трогать ее нельзя, все-таки она – мой заказ. Причем двойной!

Если один заказчик жаждал ее смерти, второй, заплативший, к слову, в три раза больше, должен был быть уверен, что она жива. Причем, думаю, подразумевалось, что и невредима.

Связь с оборотнем вряд ли простят.

Да и стоит ли мне связываться с человеком?

Человеческие девушки хрупки и не находят общий язык со зверем внутри, удовольствие от секса с ними небольшое. Так, что-то вроде закуски перед полноценным обедом.

Но Джинджер…

Все в ней было не так. Вся она была не такой, как остальные, начиная от запаха и кончая ее реакциями на меня и ситуации, которые разворачивались перед нею.

Я оставил ее на песке, а сам повернулся спиной и шагнул в прохладные волны океана. Песок буквально разверзся под ногами, стирая мои шаги на дне, будто меня тут никогда и не было, и я подумал, что это прекрасная метафора всей моей жизни.

Мне приходилось всю свою жизнь подчищать за собой следы, чтобы никто и никогда не вышел на мое логово, не обнаружил его и не нарушил моего уединения.

Да, моя стая выполняла не очень приличные, законные дела, но не всегда это было сделано ради денег. Мы были заточены на то, чтобы подчищать информацию об оборотнях в человеческом мире, и только иногда брались за решение нестандартных вопросов, например, как убрать с лица с земли миловидную восемнадцатилетнюю девчонку в день ее рождения.

Я разбегаюсь и ныряю в набежавшую небольшую волну, разбив ее на миллионы брызг. Прохлада бодрит, немного остудив пылающий, разбуженный присутствием девчонки разум.

Черт, все с ней не так. Но хуже всего, что она девственница. Мой тестостерон просто может ее разорвать к чертовой матери, а желание зверя настолько сильное, что удержаться и не сделать лишнего движения просто невозможно.

И сегодня ночью, когда я доплываю до острова, увидев свой собственный портрет, написанный ее рукой рядом с ней на постели, я понимаю, что она сама постоянно думает обо мне, мечтает и эти мысли уже под ее кожей, тянутся ко мне.

При этом и самому мне находиться где-то в другом месте, далеко от нее, тоже нереально.

Даже во время боя отдаленно думал о ней. А это не-до-пус-ти-мо!

— Как вода? — кричит она с берега.

Я медленно оборачиваюсь и окунаюсь в прохладу воды с головой, а после резко выныриваю: Джинджер стоит обнаженная, вся в золотом сиянии солнца, прекрасная, как пенорожденная Афродита, которая обмывает ступни своих ног в морской воде.

Девушка смотрит прямо на меня, хоть и щурится от палящего солнца, но видит меня прекрасно. Я читаю по ее глазам: ей хочется оказаться рядом. Ей это необходимо, буквально на физическом уровне, так же, как и мне.

Между нами так много электричества, что им можно осветить небольшой город, но и также слишком много недоговоренностей и тайн. А также одна большая обида: я ее похитил, украл, испортил ее собственный праздник, да еще и дал понять всему миру, что она мертва.

Сможет ли она решиться, выйти за пределы этих оков?

Сделает ли шаг навстречу?

Меня буквально потрясывает от того, что я начинаю ее ощущать, и вдруг отчетливо понимаю, что никому не дам посмотреть на нее, дотронуться, сказать что-то плохое. Да, я это доказал уже своим поступком в доме, когда развязал войну между альфами из-за нее, но тогда это совершил на эмоциях, не думая, сейчас же у меня не осталось ни тени сомнений.

Я пойду за нее против всего мира.

И даже против нее самой.

Мне уже не важно, что она – человек.

Что она – невинна.

Что Джинджер – мой заказ, посылка, которую я должен буду доставить в нужное время в нужное место не распакованной.

Я просто ДОЛЖЕН дотрагиваться до нее.

Любить.

Ласкать всеми способами, на которые только способен мужчина или волк внутри меня.

От этих сумбурных, ярких желаний все внутри переворачивается, сжимается, колотится и бьет набатом.

Принцесса, ты ведь того же хочешь, да?

Твои руки не лгут: все то время, когда меня не было рядом, ты мечтала обо мне, вырисовывая каждую деталь моей волчьей наружности, человеческого содержания. Я это видел. Я это чувствовал.

И ощущаю сейчас.

Нет, ей нельзя давать больше ни минуты на раздумья.

И я начинаю медленно выходить из воды, делая вид, что она еще может передумать и направиться в дом, скрыться от меня.

Потому что хищник внутри уже почувствовал, что добыча готова сдаться, и я этот момент не могу упустить.

31

Он медленно выходит из воды, и капли стекают по его загорелому, огромному телу без унции лишнего жира. Бэд невероятно красив, особенно сейчас, подсвеченный этой игрой солнечных зайчиков, которые смело прыгают по его накачанному торсу, широким плечам, огромным рукам, увитыми бороздками вен.

Капли текут с волос, вода бриллиантами блестит на щетине, огибающей подбородок, и я вижу предвкушающий оскал на его лице. Он явно затаил дыхание, впрочем, как и я, и мы магнитом тянемся друг к другу, слишком явно, слишком интенсивно…

Я опускаю взгляд и округляю глаза от удивления: вижу его член, наливающийся силой. Он буквально смотрит на меня, покачиваясь в такт шагам, но не меняет своего направления.

Боже, неужели это возможно, и такой большой орган может поместиться во мне? Помещался в других?

Ноги немного подкашиваются от страха при этой мысли, и Бэд немного хмурится, поймав мою реакцию, но не считав, на что она пришлась.

Я беру себя в руки.

Нет, дальше тянуть эту пытку нельзя, мне кажется, он слишком, слишком хорош, невероятен, и противиться нашему взаимному притяжению дальше нельзя. Как только он удаляется, я буквально ощущаю физический дискомфорт, граничащий с болью, - так он мне нужен.

И эти полные, порочные губы, указующие дорогу в космос, и эти крупные пальцы, бесстыдно ласкающие каждый микрон моего тела, и даже этот член, тугой, налитый, упругий, ждущий своего часа.

Мне от него нужно все.

Не важно, что будет дальше, теперь-то я точно знаю, что нужно жить сегодняшним днем. И то, что я скинула оковы хорошей незаметной девочки, познакомившись со второй половиной своей натуры – бесстрашной и дерзкой, - заслуга Бэда.

И потому будет верным довериться ему полностью.

Я делаю шаг по направлению к нему.

Второй.

Третий.

Вода холодит ступни ног, добирается до икр, щекочет, искрит и бурлит, обнимает, ласкает, настраивает. Солнце буквально полностью слепит глаза, я уже почти ничего не вижу, кроме одного темного, наполненного загаром мазка темной вертикальной фигуры, что целенаправленно движется в мою сторону.

Я сглатываю и в тот же миг буквально оседаю, оплываю свечой, таю, проваливаюсь в его руки. Он сейчас словно гарант всего земного, что может быть на целом свете.

Бэд подхватывает меня под рукой и коленями, резко вскидывает в воздух, и я взмываю ввысь, к лазоревому небу. От прикосновения с его прохладной после воды кожей в крови начинает пульсировать жидкое золото, а перед зажмуренными глазами встают радужные круги.

Все это слишком, слишком горячо, остро, внезапно и вместе с тем очень продуманно и вовремя.

Я отпускаю себя на волю и обхватываю его плечи руками, удерживаясь за шею. Бэд в мгновение ока пересекает пляж и минует лестницу. Миг – и он уже опускает меня на кровать.

Прохладные простыни обжигают разгоряченную кожу на спине…а спереди…

Внимание этого невероятного мужчины завораживает. Он просто сжигает меня своими черными глазами, путешествующими по каждому выступу тела, оглаживает, поджигает и обещает все, что только может обещать. Фитиль подожжен, скоро рванет фейерверк.

Бэд ничего не говорит, но между нами ведется немой диалог. Он опускается на кровать одним коленом, прогибая матрас своим огромным телом и не разрешает мне отстраниться, свести ноги вместе.

Мужчина резко дергает мою ногу на себя, опускается ниже, как сегодня утром, буквально несколько часов назад, но сейчас смотрит уверенно прямо в глаза. И я киваю.

Он издает какой-то звук, больше похожий на рычание, и снова начинает выцеловывать внутреннюю сторону бедра, касается щиколотки, целует прямо в сердцевину ступни, и меня захлестывает от накативших эмоций.

Бэд не ждет, поняв, что мое сознание дезориентировано, он действует уверенно и страстно, властно распределяя свои ласки теперь уже по всему телу.

Оставив меня на самой кромке возле погружения в космос, он вдруг отстраняется и перемещает свое тело на руках, нависнув прямо надо мной.

— Джинджеррр, — мурчит он мне прямо в ухо, при этом оттягивает зубами мочку, от чего прямо к промежности скользит электрический ток. — Какая же ты невыносимо сладкая…

Я вижу, как напряжены руки по обеим сторонам от моего лица. Мышцы играют под кожей, вены кажутся огромными ручьями на большой земле.

Он нагибается ниже, касается своим лбом моего и тут же набрасывается с поцелуем. Кажется, что вулкан, который все время хотел разорваться, затопив все вокруг лавой, наконец, решился.

Меня почти обжигает его страстью, властью, контролем и безудержным влечением. Я не то, что отвечаю ему со всей своей душой, пылом и старательностью, - я просто плыву по течению в его бурной реке.

Бэд сжимает в своих руках мою грудь, тянет за ее вершинки, и видно, что он забывается от страсти, потому что теперь в его действиях нет ничего нежного. Все подчинено теперь только ему – только его удовольствию, и это вдохновляет сильнее.

Я льну к нему, обхватываю его руками, запускаю пальцы в волосы, притягивая ближе.

Бэд резко разводит мои ноги, и я обхватываю его торс своими ногами, пятками уперевшись в задницу, немного надавив, будто бы приглашая к себе.

— Ухмммм, — что-то невнятно произносит он, и смачно облизывает свою ладонь, потом быстро проводит по всей длине своего члена, покрывая естественной смазкой, и направляет его в меня.

От накатившего ужаса я закрываюсь, сжимаюсь.

— Тссс, тише, тише, тише, моя сладкая, — шепчет медленно и внятно Бэд, целуя горло, щеки, виски, по которым начинает стекать неконтролируемая влага от боли, а руками лаская все, до чего может дотянуться – бедра, руки, грудь, зад.

Кажется, что мужчина находится везде – сверху, снизу, спереди, сзади, и его контроль, его забота, терпкий аромат и аккуратные движения сводят с ума.

— Сейчас, сейчас, — говорит он и входит все глубже и глубже, а я же закусываю губу, чтобы не завыть от боли. Но отстраниться уже нельзя – как нельзя скинуть с себя многотонный дом. Да и Бэд не дает задуматься об этом, он снова ласкает, целует, обнимает, и вдруг я вижу, как глаза его сверкают желтым светом.

Из глубины его обычной черноты на меня смотрит звериное золото с вертикальным зрачком, я сглатываю, но видение не проходит. Бэд смотрит прямо на меня, двигается во мне, а я изумлена настолько сильно, что даже не могу сказать – больно ли мне сейчас или нет.

Мужчина закусывает губу, будто борется с собой, и я вижу мелкую точку крови, что стекает к подбородку, и понимаю, что ему нужно больше, чем я прямо сейчас могу ему дать.

И вдруг меня озаряет каким-то светом, уверенностью в том, что я могу сделать: я снова внимательно смотрю на него, в глубину его глаз, будто хочу познакомиться со всеми демонами и зверьми, что обитают на дне его души, и киваю. Киваю уверенно и приглашающе.

Бэд закатывает глаза, будто бы недоволен моим решением, но в противовес глаза его радостно вспыхивают.

Он открывает рот, и я вижу большие клыки.

Мужчина рычит и вдруг вонзает зубы мне в шею.

И я тону…

32

О, Луна… этот вкус ее крови… он невероятен. Это будто снег и зной, вода и пламя. Мое нёбо обжигает от ее ванильного привкуса, и я не могу удержаться, чтобы не расплыться в торжествующей улыбке.

Невероятно.

Неописуемо.

Волшебно.

Мой член зудит от напряжения, бедра дрожат – так хочется пуститься в привычный и резкий, быстрый танец, но с ней, девушкой, для которой все это впервые, нужно делать все аккуратно и точно.

Но как она поняла, как увидела, что мне хочется? Что мне нужно попробовать ее крови именно в этот момент, когда член уже орошен ее каплями?

А полностью обнимаю ее своими руками, пытаясь накрыть голову, укрыть от всего мира, и в то же время впечатать в себя, поставить клеймо везде, на каждом участке ее тела.

— Бэд, Бээд, — стонет она. — Еще, еще…пожалуйста…

И это действует на меня спусковым механизмом, я выпускаю своего зверя наружу. Он уже доволен и сыт – мелкие капельки крови блестят на клыках, которые убираются обратно в челюсть, и потому я с огромным удовольствием внемлю мольбе Джинджер.

Прислушиваюсь к себе, к ней, и понимаю, что не могу причинить ей ни малейшего вреда. Только если своим промедлением.

И тут же ускоряюсь, вбиваясь в ее тело от всей души, на всю длину. Слышу, как отзывается влага между нами, как вибрирует тело Джинджер под моими руками, в предвкушении, и выплескиваюсь своим удовольствием на полную мощность.

И только после того, как понимаю, что она затихает, переворачиваюсь на бок, тяну ее к себе, укрываю одеялом и не даю сделать даже шага по направлению к ванной.

Теперь и навсегда она – моя. Полностью и бесповоротно, до конца моих и ее дней.

Джинджер охает, когда дотрагивается до маленькой отметины на шее.

Я тут же поглаживаю едва заметный укус подушечками пальцев.

— Обязательно было кусаться? — кривит губы она.

— Не смог удержаться, прости, — покаянно говорю, но внутри все поет и цветет от удовольствия.

— Мне нужно в ванную, — вдруг дергается Джинджер.

— Нет, не нужно тебе никуда, лежи, — перехватываю ее легкую руку, кладу себе на грудь, чтобы она слышала успокаивающее биение моего сердца, и это срабатывает. Девушка расслабляется, решив дать себе пару минут для того, чтобы снова перевести дух, и медленно погружается в дремоту.

Глажу ее плечо, задумчиво вывожу пальцем какие-то фантастические узоры на коже. Чувствую ее кожу, прильнувшую грудь, ощущаю приятную тяжесть ноги, которую Джиндж закинула мне на бедро, и думаю о том, что таких волнующих и невероятных впечатлений от секса у меня никогда не было.

И никогда не возникало желания укусить партнершу в шею, чтобы слить ее пульс со своим, опалить нервы вкусом ее крови. Даже с самыми развратными оборотницами, волчицами, в момент наивысшего напряжения, опустошения, зубы никогда не чесались так сильно, как с этой девушкой, которая доверчиво обнимает меня за талию во сне.

Именно в этот момент, когда кровь начинает бурлить в обычном ритме, на меня накатывает понимание того, что я натворил.

Я связал себя самыми прочными узами с этой девчонкой. Самыми прочными и нерушимыми, сделав ее своей парой.

Нужно будет ей как-то об этом сказать, аккуратно сообщить, что теперь…она навечно моя.

Вздыхаю громко, так, что Джинджер беспокойно приподнимает голову.

— Что-то случилось? Все в порядке? — спрашивает она у меня, глядя внимательно и цепко своими прозрачными глазами.

Хмыкаю. Кажется, последний ее вопрос должен задавать мужчина, но никак не девушка, которая только рассталась с невинностью при помощи зверя.

Провожу рукой по ее волнистым волосам, и чувствую, как загораюсь от ее присутствия. Снова и снова.

— Рад, что в день твоего рождения заглянул на огонек, — неуклюже шучу. Но за этой шуткой кроется многое: девушку в любом случае кто-то бы заказал, по ее красивую и неуемную душу отправили убийцу, и его рука бы точно не дрогнула, всадив три оговоренные пули в грудь.

Она ожидаемо морщится, дергается, будто бы пытается уйти. Но кто же ей позволит?

Перехватываю посередине живота, от чего она дергает ногами и руками, и начинает заводиться.

— Тшшш, — шиплю и подминаю под себя. Джинджер, распахнув глаза, смотрит в потолок. — Детка, что случилось – то случилось.

В ее глазах начинают закипать слезы. Черт, с женской истерикой я точно не совладаю. Но у меня для этого есть одно самое действенное лекарство.

Отвожу голову чуть назад, окидываю ее тело жадным взглядом ненасытного зверя, и понимаю, что внизу живота все сразу отзывается на ее аромат, на ее мягкость, на ее упругость и ее настоящий вкус и ритм крови.

Провожу языком по шее, и понимаю, что она немного расслабляется. Удовлетворённо хмыкаю – ее тело начинает настраиваться на меня, это такой биохакинг, и то, что он работает у нее со мной, не может не кружить голову.

Мелкими поцелуями прохожу по коже ниже к груди и примыкаю губами к ее груди. Тяну сосок, кручу его между зубами. Джинджер шипит, выгибается навстречу, руками цепляется то за мои плечи, то за чуть отросшие на затылке волосы.

Она немедленно возбуждается, но я не хочу спешить. Мне кажется, я уже знаю ее тело вдоль и поперек, но мне нужно еще, еще, она как доза адреналина, без которого волку не прожить в теле человека.

Облизываю ладонь, обильно, как могу, и провожу ею у нее между ног – ген волка поможет регенерировать клетки той, ради которой он теперь будет существовать. Не хочу, чтобы второй раз был болезненным или неприятным. Моя девочка должна содрогаться в объятьях оргазма, биться, достигать неимоверных высот и как можно дольше оставаться в своем личном космосе. И я, мое тело, мой член могут ей это подарить.

Джинджер начинает полыхать – кожа становится горячее, бедра немного дрожат, аромат возбуждения рассыпается вокруг нашей постели. Думаю, она его тоже ощущает – крылья носа подрагивают, втягивая воздух, голова запрокидывается чуть вверх, обнажая длинную красивую шею с тонкой фарфоровой кожей, через которую просвечивают тонкие голубые венки.

Неосознанно она приглашает снова слиться во взаимном экстазе, призывая волка изнутри меня, предлагая каплю своей крови, чтобы закрепить союз. Как мне отказаться от этого? Никак.

И я нависаю над ее телом. Удерживая свой вес на двух сильных руках, балансируя на грани между нежностью и разнузданностью, и втягиваю ее запах в себя, чтобы он отпечатался там татуировкой навечно – притягательный и тонкий, свежий и родной.

— Как ты? — медленно шепчу, глядя в ее глаза.

— Если ты не поторопишься, клянусь, я сделаю все сама, — ерничает она, но смешинки в ее глазах пропадают, как только принцесс запрокидывает ноги мне на талию и чувствует мой готовый член рядом, у своего влажного входа.

Я провожу им по поверхности ее половых губ, вверх – вниз, и она замирает, готовясь его принять.

Однако мне не хочется спешить. Удовольствие – это такая вещь, которое иногда нужно растянуть.

Джинджер снова изгибается, выгибаясь струной, открывая свою беззащитную шею с матовой кожей.

Я целую прямо посередине, ловлю губами бешенный пульс.

— Девочка моя, я все сделаю сам, — говорю внятно, спокойно, а у самого внутри все переворачивается, стремится заполнить ее собой.

И я так и делаю.

Как только вхожу в нее, она тут же прижимается ко мне всем телом, сильнее сдавливая в объятиях ногами, пятками вжимая глубже в себя.

Вхожу не на всю длину – мне нужно ее немного помучить, прежде чем Джинджер снова получит свою порцию адреналина.

Дразню, выхожу, чтобы снова войти не до конца.

— Бэд, если ты не поторопишься, — вздыхает девушка, закатывая глаза от накатывающего удовольствия, которое останавливается на грани, — я тебя убью.

— Интересно было бы посмотреть на это, — снова выхожу я из нее, чтобы через секунду провести членом по половым губам.

Джинджер напрягается, льнет, ерзает. Поворачивает голову ко мне, обхватывает лицо двумя руками, смотрит прямо в глаза.

— Не нужно надо мной трястись, я уже не девственница, забыл? — она облизывает свои полные губы, и мне становится не до смеха.

— Когда ты успела стать такой ненасытной? — поддеваю ее я.

— Когда очнулась в твоем доме с мужиком на своем теле, — ее показная грубость очень уместна, и я с удовольствием вхожу в нее до самого конца, практически с размаха. От ее узости и жара подгибаются ноги, из горла вырывается стон.

В ответ Джинджер всхлипывает, ее ноги дрожат, и теперь я знаю, что так она ощущает оргазм. Даю ей немного времени, чтобы понять, прочувствовать, поймать эту волну, и тут же вхожу еще и еще раз.

Немного прикусываю свою первоначальную отметину, и, как только капля крови попадает в рот, тут же сам взрываюсь оргазмом, сильным, мощным, диким.

И я совру, если скажу, что когда-то кончал в кончающую девушку с таким охрененным удовольствием.

33

Я покачиваюсь на прозрачных изумрудно – бирюзовых волнах, и ощущаю такое расслабление, какого никогда не испытывала в самом богатом, самом оснащенном СПА – салоне мира.

Раскинув руки и ноги звездой, лежу на воде, которая поддерживает меня лучше пухового одеяла, и слушаю, как поют райские птички где-то вдалеке.

Рядом плавает Бэд. Ему нужно движение – он ныряет, всплывает рядом, смешно отфыркивается, а после снова отплывает, причем делает это разными стилями, и с разной интенсивностью.

Мы как будто бы попали в другой, параллельный мир, где все возможно и мир крутится в другую сторону. Он – не мой враг, не террорист, который похищает людей, и уж точно не кровожадный оборотень, а просто невероятно красивый, обеспеченный и просто умопомрачительно сексуальный мужчина. Буквально пришедший из моих грез.

Я нисколько не жалею, что произошло между нами. Я сама сделала первый шаг, и, если повернуть время вспять, сделала бы это еще раз. Никогда даже во время самых откровенных ласк со Стивом я не испытала таких будоражащих чувств, как когда Бэд просто смотрит на меня.

Вот и сейчас я буквально кожей ощущаю, что он приглядывает за мной, бросает свои темные и томные взгляды, и думаю о том, что буквально через пару секунд ему надоест наше расстояние и он снова вынырнет рядом, чтобы утянуть меня к берегу и снова поцеловать так, что я снова потеряю счет времени и забуду, в какой из реальностей нахожусь.

Так и происходит.

— Принцесс, я думаю, тебе пора выходить из воды, — он подхватывает меня под руки, и сначала плывет с такой ношей на руках, а после уже вышагивает по песку. Я вижу нашу с ним тень. Она похожа на огромную скалу, впрочем, таким образом она точно передает размеры Бэда.

— Я бы еще немного поплавала, — прижимаюсь к его мокрой груди.

— Нисколько не сомневаюсь, но солнце здесь довольно опасное, а у тебя очень нежная кожа. — Мне хочется усмехнуться ему в подмышку: злой, жестокий террорист беспокоится о том, что я плаваю без солнцезащитного крема! Кто бы мог подумать!

Мы доходим до крытой веранды, и я опускаюсь на землю. Дефилирую мимо к кухне, достаю из холодильника бутылку воды.

Пью жадно, не беспокоясь о том, что капли текут прямо по подбородку, горлу, стекают к груди, пробегают струйкой ниже, к пупку и падают кляксами на пол.

Бэд следит за мной. Ему нравится, что мы с ним вдвоем здесь олицетворяем природу – такие же нагие, гордые, открытые.

— Я хочу тебя, — низко говорит он, но не двигается с места. Так и стоит у входа в дом, уперевшись руками в дверной проем. Огромная гора мускулов, покрытая загорелой кожей.

Медленно поворачиваюсь к нему. Будет неправильным сказать, что я не хочу его. Это очень странно, - никогда не думала, что стану нимфоманкой едва лишившись девственности. Но с ним по-другому быть не может. Звериное его нутро просто кричит о сексе и о тех неземных, райских удовольствиях, которые он может щедро подарить.

— Так подойди и возьми, — нагло отвечаю ему, и тут же бросаюсь наутек. Бегу вверх по лестнице, но знаю: он даст мне немного форы, а после бросится следом. Мой хищник всегда думает на шаг вперед, но не забывает о своих желаниях.

На последней ступеньке он хватает меня за руку, резко дергает на себя.

Притягивает властно, резко.

Бэд вдруг запускает пятерню мне в волосы. Оттягивает голову назад, и тут же прикусывает кожу на открытой шее. Я сразу заметила, что шея – это его личный фетиш, и показываю ему постоянно, что мне очень приятны его ласки в этом месте. И спустя какое-то время это выбранное им место вдруг становится эрогенной зоной, и во время наивысшей точки кипения во время секса поцелуй или укус туда придает небывалых, фантастических красок.

— Не дразни зверя. Если не знаешь, что можешь ему дать, — говорит он хрипловато.

Я задыхаюсь от того жара, который волной поднимается по моему телу.

— Но я…знаю, что хочу ему дать, — эти слова буквально сносят ему крышу, и Бэд впивается резким поцелуем мне в губы, при этом сминая грудь, оттягивая соски чуть дальше так, что возбуждение становится просто невыносимым.

Он тоже не может терпеть – я чувствую его наливающееся силой возбуждение между ног. Мужчина разворачивает мое тело спиной к себе, кладет горячую и большую ладонь на поясницу, прогибая меня для лучшего удобства, а другой рукой наматывает волосы на кулак. Кожу головы покалывает, а мое тело немного потрясывает от вожделения и от предчувствия того, что и этот раз будет особенным и мозговыносящим.

Бэд легонько дразнит какое-то время, проводя членом между ног, давая время распалиться так сильно, насколько это возможно, и медленно входит, когда я стону.

Он делает все нарочито медленно, давая мне возможность ощутить полное единение с ним, такое же сладкое и порочное, как он сам, и я буквально начинаю задыхаться, когда он вдруг тянет мои волосы назад и одновременно входит до конца. Это становится невероятной пыткой – легкое покалывание на грани с болью и тянущим нарастающим удовольствием.

Бэд ускоряется, и я слышу порочные шлепки плоти о плоть, и этот звук (что очень странно и непривычно для меня), заводит невероятно.

Хочется кричать, молить о чем-то, неизвестно о чем, но я только стону, добавляя дров в костер его страсти. Он с удовольствием отзывается на все желания моего тела, буквально чувствует на грани предвидения, когда мне нужно, чтобы он дотронулся до пульсирующей точки в ожидании моего персонального взлета к вершинам мира. Делает это, и я…

Опадаю, распадаюсь на сотни частиц.

Бэд в два счета догоняет меня, размашистыми и точными движениями, и в самый пиковый момент прижимает к себе обеими руками, замерев.

Он содрогается внутри меня, извергая горячую лаву, и мне кажется, что я плыву на волнах удовольствия далеко от реальности, всего мира.

— Мне нравится, когда ты меня дразнишь, рыжая кошечка, — мурчит он мне в ухо. Я закатываю глаза. Бэд уложил нас с ним в постель, принес какую-то еду и поставил на поднос на углу кровати. По комнате начинает плыть аромат апельсина, грейпфрута и еще каких-то фруктов, названия которым я, похоже, не знаю. Приподнимаю голову с подушки, придерживая шелковое покрывало на груди.

— Кошечка…и волк… — ухмыляюсь я, и тут же понимаю, что пошутила не очень удачно: Бэд позади меня напрягается. Все его мышцы буквально сводит, и сам он превращается в статую, холодную и безликую.

Тут же резко поворачиваюсь к нему всем телом и заглядываю в его теплеющие от моей реакции глаза.

— Ты сомневаешься во мне? — резко спрашивает он.

— Бэд… — пытаюсь подобрать слова я. — Согласись, мы познакомились при не самых приятных обстоятельствах.

На этом моем заявлении он откидывается на подушки и смотрит в потолок.

— Я провела в твоем доме несколько довольно страшных минут… — говорю, и чувствую, как мои слова буквально опадают холодными камнями на пол этого прекрасного светлого лофта, который стал раем для нас двоих, спасением среди ужасающих реалий новой для меня действительности.

— Ты хочешь уйти? — вдруг спрашивает он меня.

Это все очень странно для нас. Все страшно запуталось. И из пленницы я стала любовницей, причем по собственной воле. Думаю, что это постоянно выделяющийся адреналин от присутствия Бэда сподвиг меня стать той, кем на самом деле я еще стала до конца.

Хочу ли я уйти? Я хотела уйти все это время, с самого начала нашего знакомства. И делала все для того, чтобы испариться и пропасть, больше не видеться с этими людьми, которые в итоге оказались волками.

Но я смотрю сейчас в бездонные глаза моего бывшего врага и понимаю, что уйти-то как раз не хочу.

Каким-то образом он все понимает и без слов притягивает меня к себе.

Целует в макушку, от чего все мое тело покрывается мурашками.

— Ты должна верить мне, — говорит он с хрипотцой. — Во всем.

Я зажмуриваюсь. Кажется, я уже верю, хотя не должна. Эта передышка на прекрасном острове не спасет нас от реалий мира за пределами кажущимся бескрайним океана. Совсем скоро ему придется выпустить нас из своих сладких объятий, и мы окажемся там, в суровом мире, который будет диктовать свои условия.

— Я никогда тебя не оставлю, — гладит он меня по голове. — Но и принуждать к чему-то…Тоже не буду.

Я киваю, сглатываю. Уже поняла, что принуждения как такового в его действиях нет. Он просто всегда смотрит на несколько шагов вперед и хочет обезопасить, помочь, уберечь.

Как это все в нем уживается? Жесткость и нежность? Напор и легкость?

— Ты мне веришь? — спрашивает он, чуть погодя.

Я улыбаюсь. Ему нужно знать, что я расслаблена и не зацикливаюсь на его словах.

— Верю, — отвечаю тихо и это чистая правда.

И дело совсем не в сексе, потому что я поняла: он тоже верит мне.

Став свидетельницей превращения его охранника в волка я уже, можно сказать, подписала себе смертный приговор. Но он так и не был приведен в исполнение. Узнав, что побывала в замке оборотней, стала настоящей персоной нон грата, но ни малейшего неудовольствия не ощутила с его стороны. А уж то, что невольно стала причиной убийства во время переговоров, что развязало настоящую кровавую битву, бойню…И говорить нечего: он мне верил, доверял и не боялся, что я расскажу кому-то подробности его странной и мистической жизни.

— Верю, — повторила я. — Конечно верю.

Он вздохнул, так, будто бы камень упал с души. И мне стало немного щекотно в области живота от того, как он себя повел прямо сейчас. У нас только что был не первый и явно не последний секс, он целовал меня так жарко и пылко, что я запросто улетала к небесам, но затаил дыхание, ожидая честного ответа от меня – верю я ему или нет? Это действительно было немного смешно.

Он провел по моей голове своей широкой ладонью, пропустил сквозь пальцы ручеек волос, поцеловал в макушку. Его действия были полны такой нерастраченной нежности и заботы, что я буквально затаила дыхание, вбирая эти мгновения в себя.

Отчего-то мне показалось, что все эти эмоции, которые я испытывала прямо сейчас, могут в скором времени пропасть и не повториться, а наша жизнь сделает такой кульбит, к которому мы не будем готовы.

— В таком случае, нам нужно серьезно поговорить, — уверенно сказал мой хищник. — Вставай, у нас не очень много времени.

34

Она смотрит на меня своими прекрасными светлыми глазами, ожидая. Я вижу, что в них нет ни тени сомнения, недоверия. Она полностью отдалась своему второму «я», рыжему и невероятно чувственному, с перчинкой, которое меня сразу привлекло к себе.

Джинджер – это имбирь. Попробуешь немного, и он переливается на языке, затрагивая вкусовые рецепторы, и тебе некуда деваться, только покоряться его вкусу и будоражащему аромату. Она делает все, чтобы ты ощущал себя настоящим, живым, более живым, чем есть на самом деле.

Кровь сразу начинает течь в жилах так быстро, шустро, как никогда прежде.

И теперь, когда я знаю ее вкус, понимаю, что просто не смогу отказаться от нее. Никогда. Хочу ее всю без остатка, навсегда, на веки вечные, и мой чертов укус, который обычно ставят парам, усугубил это состояние.

Чееерррт…

Только воспоминания о том, насколько она сладкая, насколько привлекательная, заставляет дернуться мой член, снова восставая. Хочу ее. Снова и снова.

Хочу брать ее сзади, когда она выгибается под моими ласками. Хочу тянуть ее за волосы назад, чтобы прогнулась в спине, давая бОльший простор моему вожделению, и даря ей возможность ощутить все краски моего возбуждения, которые, я вижу, возбуждают ее не меньше.

Хочу разложить ее на спине, входя резко, быстро, часто, ловя губами вдохи и выдохи.

Хочу, чтобы она оказалась на мне сверху, давая доступ к своей привлекательной, нежной груди, дерзким соскам, розовым ареолам, длинной и хрупкой шее.

Хочу повернуть ее лицом вниз, чтобы она брала мой длинный и жаждущий ласк член в свой порочный ротик, до тех пор, пока ко мне не придет освобождение под ее упорными ласками. А я же в это время буду ловить ее возбужденную влагу из интимных лепестков, помогая пальцами, губами и языком.

Когда я успел так на ней помешаться?

Откуда такое сильное, невероятное влечение?

В моей голове сейчас только одно – она. Целиком и полностью.

Но так быть не должно, наши короткие каникулы на этом острове, о котором никто не знает, кроме самых близких доверенных лиц, должны подойти к концу, и чем скорее, тем лучше.

Счет буквально идет на часы, потому что осиное гнездо разворошено – я не знаю, как поведет себя дальше клан убитого альфы, мне нужно показать волкам, кто здесь хозяин, кто главный, кто их альфа на веки вечные, и я до сих пор не знаю, кто заказал Джинджер и кто решил ее спасти.

Я беру ее под руку и мы выходим в приятный зной из дома. Не разрешаю девушке накинуть на свое прекрасное тело рубашку и упрямо веду ее прямо под солнце – таким образом мне кажется, что я буквально вывожу ее из сумрака на волю.

То, как она улыбается мне, как ехидно облизывает уголок губы своим язычком, заставляет меня напрячься – черт побери, я все время возбужден в ее присутствии! – и показать, что она, кажется, тоже видит и понимает, как я действую на нее, вытаскивая наружу из стеснительной девушки настоящую хищницу, которая не стесняется никого и ничего.

— Ты должна рассказать мне все о себе, — говорю я ей, переплетая свои пальцы с ее тонкими пальчиками.

Джинджер хихикает и прикрывает ладошкой рот.

— Прямо все?

Мы подходим к пальмовой рощице, чтобы укрыться от палящего солнца и оказаться в спасительной, влажной тени раскидистых деревьев с мясистыми листьями. Тут же нас оглушают райские птицы, таящиеся в этих деревьях и изумрудной траве.

— То, что ты поджимаешь пальцы и краснеешь во время оргазма, можешь мне не рассказывать, это я знаю и сам, — хмыкаю и с удовольствием наблюдаю, как в глазах Джиндж начинают танцевать бесята.

— Ах вот как? — смеется она, но продолжает уже более серьезно. — Во мне нет ничего примечательного. Жила всегда в доме. Люблю рисовать. Врагов нет. Друзей мало.

По ее лицу пробегает тень – думаю, она вспоминает о своем дне рождении, когда смогла воочию убедиться, что каждый человек из ее окружения думает только о себе.

— Какие у тебя отношения с родителями? Матерью? Отцом? Отчимом?

Джинджер задумывается, провожает взглядом большого зеленого попугая, неожиданно соскочившего с ветки и пропавшего в темноте небольшого леса, выросшего посередине маленького острова.

— Мы с отцом были близки, мне нравилось наблюдать, как он работает, как общается с людьми. И для меня стало большим открытием, что мама вышла замуж за Джеральда Локка спустя такое короткое время. Как будто она предала память об отце, понимаешь? — она замолкает, рвет пожухлую травинку рядом, и легонько и задумчиво бьет ею по дереву. Мы останавливаемся, потому что я боюсь пропустить хоть слово из ее уст.

— Хотя, на самом деле, она вполне могла бы выйти за Уильяма Росса.

Если до этого я и издавал какие-то звуки, слишком громко выдыхая, то сейчас однозначно и буквально замираю. Джиндж понимает причину моего замешательства.

— Росс – старинный друг семьи, папин лучший товарищ и партнер. Они вместе основали компанию, но Уилл вышел из нее, когда решил, что компания идет ко дну. Однако отец не опускал рук никогда и верил в лучшее, от чего и смог снова задать верный курс своему делу, которое и сделало его таким богатым и знаменитым. Но они всегда поддерживали дружеские связи, Уилл не пропускал ни одного нашего семейного торжества…

Джинджер ежится, и мне кажется, я понимаю причину ее легкого расстройства: она точно знает, что никогда и ничего из ее прежней жизни не сможет повториться, все растает, как круги на воде…

— После смерти отца…он даже предлагал маме руку и сердце, чтобы помочь ей справиться с горем и управлением компании, но мама предпочла Джеральда… — Джиндж вздыхает. — Наверное, это было бы очень хорошим решением, но мама…она уже увлеклась Локком, буквально бредила им и потому у Уильяма ничего бы не вышло. Он понял это и ушел в тень, буквально пропал.

— Хорошо, а как Локк? Какие у тебя отношения с отчимом?

Она возводит глаза к небу.

Мне интересно, но я не могу не заметить, насколько жду каждого ответа Джинджер. Это мне не очень нравится – я ПРИВЫК, что все всегда происходит наоборот, особенно с женщинами – это мой собеседник ждет моих ответов, а не я. Но тут же сам одергиваю себя – «не нравится» - это не подходящее слово. Скорее, я удивлен своей реакции.

— Отношения? Да никаких, в общем-то. Я его не трогаю, он - меня. Мы живем каждый в своей плоскости и особенно не пересекаемся своими орбитами.

— Как думаешь, он бы хотел убить тебя? — невинно задаю такой странный и страшный для нее вопрос.

Она хихикает.

— Ну уж нет. Зачем ему это? Скорее, это бы сделал Уильям Росс, я думаю. Он вообще стал странным в последнее время – все время что-то вынюхивает, все время находится будто бы рядом, но при этом очень далеко. Все это довольно странно, я бы сказала.

Она помолчала, а потом посмотрела на меня своими ясными глазами, горящие малахитовым огнем.

— Убить меня у отчима нет никаких причин. Но они есть у тебя. — она буквально прожгла дыру во мне своим взглядом. — Бэд Соул. Настала пора признаться, зачем ты похитил меня с моего дня рождения и чего же ты хочешь на самом деле.

— Да, думаю, ты права, — вздыхаю я. — Пойдем, я покажу тебе кое-что и расскажу, что к чему.

35

Бэд включает ноутбук и опускает ролл-шторы, чтобы свет не падал на экран. Он усаживается удобнее на стуле, и я с удовольствием смотрю на его широкую грудь, которая будто высечена из мрамора – настолько она кажется совершенной. Смотрю и не могу поверить, что могу беспрепятственно касаться ее, целовать и прижиматься к ней тогда, когда мне этого захочется.

На нем легкие льняные шорты, как и на мне, но размером меньше, и это немного смешит меня – дела он предпочитает вести хотя бы немного, но одетым.

— Моя стая — говорит он, вытягивая свои длинные, мускулистые ноги под стеклянным столом, — особенная. Я собрал себе друзей из волков, которые так или иначе оказались за бортом. Можно сказать, что я собрал себе команду из самых яростных волков, которым не было места в их настоящих домах. Но именно благодаря мне они обрели свой дом. У каждого волка – особенная история, почему его вышвырнули из стаи. Но почти все истории касались того, что они не могли управлять своим внутренним зверем. И я дал им эту возможность. Всегда знал, что мы – просто кожаные мешки, состоящие из гормонов, которыми можно и нужно управлять и очень много работал над препаратами, которые могли бы в этом мне помочь. Сначала одно открытие, потом – другое. Довольно скоро мы начали изготовление таблеток для волков с…определенными проблемами, так скажем. Последнее наше изобретение – это возможность «отключить» на какое-то время своего внутреннего волка, буквально усыпив его.

— Для чего? — невольно вырывается у меня удивленный возглас. Казалось, что все солдаты, террористы, как я впервые подумала, состоящие при Бэде – очень довольны своим положением дел. Для чего им отказываться от своей сущности? Только я так подумала, как тут же удивилась и едва не захихикала – за совсем короткое знакомство с Бэдом и его темной стороной жизни я не только успела осознать и смириться с тем, что оборотни существуют, но и попыталась понять их, что совсем немыслимо.

— Чтобы не вызывать подозрения у других оборотней, чтобы не вызывать подозрения у людей, если попалось какое-то определенное задание, — обтекаемо говорит он.

В горле сохнет.

— Например, такое задание, когда нужно убить девушку в день ее совершеннолетия?

Он смотрит на меня виноватыми глазами. Кивает.

— Я думаю, что ты должна кое-что знать, я покажу тебе, из-за чего именно взялся за это задание, отчего решил, что девчонка восемнадцати лет достойна моего внимания.

Бэд ерошит волосы и ждет, пока операционная система его ноутбука загрузится. Потом набирает пароль, снова и снова, в разных вкладках, после чего по экрану, как в фильме «Матрица», бегут зеленые знаки.

Наконец, он подгружает свой сайт, ради которого мы и пришли сюда, вернулись в дом, - чтобы он показал мне самое важное, в чем давно должен был признаться.

— Я получаю заказы от зашифрованных заказчиков, но не могу узнать, кто это. Ни имени, ни фамилии. Мы можем общаться только здесь, — говорит он медленно, смотря мне прямо в глаза, будто бы ожидая, что я буду задавать уточняющие вопросы. Но пока мне все понятно. — Я получил заказ на тебя. Письмо, в котором были твои имя, фамилия, фото и желательный день для того, чтобы тебя «убрали» с лица земли. Но через какое-то время, буквально за пару дней до твоего дня рождения получаю второй заказ, уже от другого человека – заказ на твое спасение.

Я потрясенно молчу. Как такое может быть?

— Ты знаешь, кто это может быть?

— Покажи мне, каким было письмо, — вдруг прошу я. Из меня никакой детектив, но вдруг появляется призрачная надежда, что можно попытаться угадать по стилю письма адресата.

Бэд согласно кивает. Он нажимает на пару кнопок и вдруг щурится и морщится, будто бы увидел не совсем приятную картинку.

— Что такое? — сразу вскакиваю на ноги и спешу к нему. Нависаю за его спиной и внимательно смотрю на экран, где открывается e-mail. Загружается текст и от увиденного прижимаю кулак ко рту, задерживая вскрик.

«Жду доказательств смерти Джинджер, — написано там черным по белому. — В течение трех дней. После этого получите оставшуюся сумму, а также новый заказ».

Пальцы Бэда быстро и легко порхают над клавиатурой.

«Что за заказ? Женщина? Мужчина?»

Он не смотрит на меня, не поднимает голову, но я вижу, как напряжены его плечи. И едва ли я напряжена меньше!

Заказчик в сети. Я вижу облачко и три точки, которые обозначают, что он набирает ответ оборотню.

У меня в голове творится неизвестно что. Сердце колотится, будто готовясь выпрыгнуть из груди, майка Бэда, которую он достал из шкафа с потайной дверью и буквально сам натянул на меня, чтобы я не обгорела под полуденным сильным солнцем тропиков, в которых мы с ним оказались, буквально вздымается в унисон с моими тягостными вздохами.

И, увидев, какое слово написал загадочный заказчик, я готова закричать.

Что и делаю.

В теле письма появляются черные буквы, складываясь в слово, которое я не могу осознать своим испуганным, заторможенным мозгом, потому что отказываюсь в это верить.

«Женщина», - прилетает ответ, а после второй, увидев который я тут же буквально падаю на колени, не сдерживая себя в рыданиях от страха, боли, несправедливости.

«Ее мать».

36

— Нам нужно заканчивать наши каникулы, — говорю с сожалением. — Но ты и сама это знаешь, принцесс.

Джинджер подавленно кивает головой.

Мне не хочется видеть ее такой печальной, испуганной грядущими перспективами. Я буквально слышу, как в ее голове начинают крутиться шестеренки, появляются разные мысли, одна другой ужаснее, и понимаю, что так она еще больше себя измучает.

Поэтому я двумя пальцами беру ее подбородок и тяну вверх.

— Ты не пострадаешь, — уверенно говорю ей, надеясь, что эта уверенность из моего голоса перейдет к ней в тело, расслабит конечности, отпустит натянутую пружину. — Я все сделаю так, что никто из вас не пострадает.

Она согласно кивает головой, по щеке ползет одинокая слезинка. Я опускаюсь перед ней на колени и слизываю ее своим горячим языком. Джинджер утирается, шмыгает носом.

— Обязательно меня облизывать? — спрашивает она, и я вижу, что могу отвлечь ее от тягостных мыслей.

— Я же волк, принцесс, настоящий оборотень, обнимашки не для меня.

Девушка качает головой, и в ее зеленых глазах распускаются цветы. Она пускает стрелу хитрого взгляда из-под полуопущенных ресниц в мою сторону.

— Тебе больше нравится лизать?

Запрокидываю голову и хохочу. Она присоединяется ко мне, и вот мы уже вместе смеемся с ней на полу над тем, как быстро эта рыжая девчонка стала такой откровенно-притягательно-пошлой. Все, как я люблю.

Я чувствую, как мой член в шортах приподнимается, едва она внимательно глядит на меня, и глаза ее темнеют от накатившего желания. Возбуждение распространяется по комнате со скоростью пожара в сухом лесу, и я не могу ему противиться.

Все-таки я укусил ее, отведал ее крови, а это значит, что наше притяжение друг к другу становится все больше и скоро должно достигнуть пика.

Сейчас ее глаза совсем не зеленые. Они напоминают скорее темный шоколад или жидкий огонь, да, точно, - огонь. Я приближаюсь к ней, замолкаю и все вокруг становится серьезнее некуда. Она тоже это сразу чувствует – мы уже так быстро настроились друг на друга, что слов почти не нужно, нужна только разрядка, которая должна последовать совсем скоро. Именно тогда, когда я окажусь в ней.

— Нам нужно будет уехать отсюда, — говорю ей.

Она кивает, послушно, серьезно.

— Нас не найдут здесь, это место секретное. И если ты захочешь остаться, я тебя пойму.

Джинджер отрицательно качает головой, но не произносит ни слова. Волосы распускаются волной по ее спине и блестят искорками света, будто бы кто-то подул на огонь и он рассыпался вокруг маленькими блестками.

— Мне в любом случае нужно будет разобраться с тем, кто решил моими руками избавиться от тебя. Потому что ты же сама понимаешь – если не я, то найдется другой исполнитель.

Джинджер проводит своей нежной рукой по моей щеке и жмурюсь от удовольствия.

— Я рада, что в том ресторане оказался именно ты, — говорит тихо она. — Потому что иначе я бы не узнала…

Я прикрываю глаза. Мне понятны ее слова и ее чувства. Если бы меня там не оказалось, если бы загадочный заказчик передал свое пожелание какому-то другому киллеру, который может расчищать чужие дела, то я бы никогда не встретил эту солнечную, боевую девушку, от взгляда на которую мне хочется выть, облизывать ее с ног до головы и не позволять никому даже прикасаться к ней взглядом, не говоря уже о руках, пальцах, плохих мыслях.

Запрокидываю ее голову немного назад, кладу ладонь на затылок, приближаю к себе.

— Ты будешь принадлежать только мне, — говорю хрипло, ловя отблески огня в ее прекрасных, бездонных глазах. — Потому что мы предназначены друг другу судьбой.

Она тихонько смеется, звонким колокольчиком, и от этого в моей груди расцветает, распускается тепло.

Она еще не знает, и я пока не могу подобрать правильные, верные слова для того, чтобы сказать – ТЕПЕРЬ, после того, как я укусил ее и попробовал немного капель соленой, сладкой, терпкой и невероятно нежной, как зефир, крови, мои слова о том, что мы предназначены друг другу судьбой, - не выдумка.

Их нужно понимать буквально.

Если она укусит меня в ответ, опробует рецепторами своего языка немного моей крови, то наш союз будет скреплен крепче, чем это делается в мэрии.

37

Я хочу большего.

— Я хочу почувствовать тебя в себе, — говорю ему, понимая, что скорее всего, он думает, что близости мне не хочется после всех этих сообщений, событий, близком и нависающем над нами знамении смерти и того факта, что уже совсем скоро нам придется выбраться из этого райского места в страшный, сумрачный и тяжелый мир.

— Да? — хриплым голосом переспрашивает он.

— Да.

Я делаю медленный вдох. Решение принято, и мой пульс ускоряется еще больше, стуча в ушах.

Бэд вздыхает судорожно, когда я смело провожу рукой по всей длине его члена. Он садится, снимает с меня футболку, и его большие ладони обхватывают мои груди. И вот я уже лежу на спине, прижатая к матрасу огромной кровати его мускулистым телом, полностью в его распоряжении.

— Войди в меня.

Я нетерпеливо целую Бэда, мои бедра непроизвольно поднимаются, пытаясь найти желаемое.

— Сначала я хочу подготовить тебя.

Его губы пускаются в путешествие по моему телу, вызывая приятные мурашки.

Мозолистые пальцы Бэда царапают мою кожу, когда он легкими движениями ласкает внутреннюю поверхность моих бедер прежде чем раздвинуть мне ноги. А когда его рот касается моего клитора, по телу разливается волна наслаждения.

Бэд просовывает кончик пальца в мою щелочку.

— Черт! — стонет он. — А ты уже очень даже готова.

Да, я завелась уже от одних поцелуев с ним.

— Вот видишь? А теперь иди сюда.

— Нет.

Я чувствую, как Бэд улыбается. Его язык снова пробует меня на вкус, и он продолжает свои ласки еще несколько мучительных минут до тех пор, пока моя голова не заваливается набок, а руки не стискивают простыни.

Характерная пульсация в клиторе предупреждает меня о приближающемся оргазме. Я борюсь с ним, отчаянно желая сохранить этот момент до того, как Бэд окажется внутри меня.

— Бэд, — умоляю я, — пожалуйста.

Чертов Соул становится на колени между моих ног. Солнце скользит по его прекрасной фигуре, и я провожу пальцами по мускулам, наслаждаясь тем, как они вздрагивают от моего прикосновения.

В его взгляде полыхает желание, он приподнимает мою задницу и подстраивает свое тело. Я ловлю себя на том, что задерживаю дыхание, ожидая, когда он проскользнет внутрь. И когда Бэд наконец это делает, я испытываю самое сладкое, самое острое ощущение. Он растягивает меня, полностью заполняет изнутри.

Погрузившись в меня на всю длину, он тихо, вымученно ругается.

— Все в порядке? — тут же спрашиваю я.

Грудь Бэда поднимается – он делает глубокий вдох.

— Ты такая тесная! Мне кажется, что я снова попал в рай.

Я усмехаюсь, целую его в плечо и немного прикусываю кожу от наплыва эмоций.

Он тут же немного замирает.

Или мне только это кажется?

Время во время секса течет как-то совсем по-другому.

Он осторожно двигается во мне. Снова стонет. Потом медленно наклоняется надо мной, и мы оказываемся в миссионерской позе.

Он целует меня, неторопливо, дразняще, искушая. В то же самое время его бедра двигаются в таком же неторопливом, мучительном ритме, и я начинаю нетерпеливо извиваться под ним.

— Ты специально это делаешь?

— Что? — изображает он недоумение.

Мне хочется его поддразнить, но на это совсем нет сил – я близка к разрядке, а он мне ее не дает.

— Нет. Просто я слишком близко. Если увеличу темп, то сразу же кончу.

— А что случилось с твоей выдержкой? — подкалываю я его.

— Она вся внутри твоей тесной киски, детка.

Я смеюсь.

— Может, мне стоит почаще трахаться, чтобы тебе не было слишком хорошо?

Он яростно зыркает глазами, и я понимаю, что это – запретная тема даже для шуток. Но он будто бы делает одолжение и все же откликается на эту тему:

— Только если со мной. Или с вибратором. Все остальное запрещено законом.

— Каким законом?

— Моим законом.

Бэд проникает в меня еще глубже, и мы оба сдавленно стонем.

Его грудь покрыта капельками пота. Но он по-прежнему не увеличивает ритм, и это сводит меня с ума. Я обхватываю руками его широкие плечи и поглаживаю его спину. Рот Бэда приникает к моей шее, а его бедра продолжают медленно двигаться. Это просто невыносимо. Я хочу, чтобы он ускорился, и в то же время не хочу, чтобы это закончилось. Моя рука проскальзывает между нашими телами и начинает легкими движениями ласкать клитор.

И тут Бэд совсем перестает двигаться.

— Ты издеваешься? — стону я. — Ты так и собираешься лежать без движения?

— Я хочу подождать, когда ты тоже будешь совсем близко.

Он наблюдает за моим лицом, пока я ласкаю себя.

— Ты чертовски красивая!

Я сглатываю. В его черных глазах полыхает огонь, и кажется, он смотрит в самое мое сердце. Но в то же время я не могу отвести от него взгляда. Мои пальцы начинают работать быстрее, и мы оба слышим, как учащается мое дыхание.

— Вот оно! Черт, да, давай!

Я издаю стон, вращая бедрами.

Но Бэд прижимает ладонь к моему животу, чтобы сдержать меня.

— Не сейчас.

И я продолжаю ласкать себя, ощущая внутри его член. Я чувствую себя наполненной. Мы по-прежнему смотрим друг другу в глаза. Бэд такой сексуальный, что я не могу отвернуться. Он облизывает губы, и этого мне хватает.

— Я кончаю, — выдавливаю я, и он тут же дает мне то, о чем я так мечтала – глубокие, быстрые толчки приводят меня к оргазму.

Мир вокруг исчезает. Здесь только мы с Бэдом. Душа и тело. Он с силой входит в меня еще несколько раз, а когда тоже кончает, то впивается зубами в мою шею и хрипло и довольно стонет. И один этот волшебный момент делает всю ночь просто изумительной.

38

Я решаю действовать по обстоятельствам. В планах сделать многое, задач невероятное количество, но я отодвигаю все на задний план и приступаю к детальной проработке плана номер один: спасению Джинджер.

Это даже немного смешно – насколько быстро и круто поменялись мои ориентиры, мои приоритеты с тех самых пор, как только я ее увидел.

Заказчик хочет получить доказательства смерти Джинджер Пристли, чтобы дать мне второе задание – убийство ее матери. Я же хочу сделать все быстро, и сам очень спешу, хотя понимаю, что спешка в этом деле недопустима, очень часто только благодаря нехватке времени или эмоциям мы можем упустить важные детали, которые губительно скажутся на исходе всего дела.

Но…

Времени у меня и правда крайне мало.

Моя стая, стая убитого Амодея нуждаются в альфе, сильном, не имеющем ни одного темного пятна на душе, и потому мне нужно срочно все решить с Джиндж, определиться с ее жизнью и вернуться в свой замок снова сильным и уверенным в своей непогрешимости волком.

Сейчас мы летим на небольшом вертолете с нашего прекрасного острова, и, видит Луна, мне жаль менять дислокацию, расставаться с этим местом, потому что именно здесь я сполна ощутил настоящее счастье.

Просыпаться рядом с той, кто заставляет твое сердце биться чаще, заботиться о ней, - не то, конечно, о чем я мечтал всю жизнь. Но именно наличие рядом пары, которую, возможно, я однажды наберусь смелости и назову истинной, безусловно делает мою жизнь ярче и интенсивнее, чем она была до этого.

Как будто бы в моей темной комнате зажегся свет. И я сделаю все, чтобы сохранить этот свет, чтобы он не погас. И сделаю все возможное для этого.

Мы приземляемся недалеко от дороги, где Анджей заказал для меня машину. Я прощаюсь с пилотом – Туком – машу ему рукой, и он взлетает вверх буквально сразу же, как только моя нога касается земли.

Джинджер ежится от ветра, прячется от мелкого мусора, поднимаемого лопастями небольшой машины и обхватывает себя руками. Я приобнимаю ее за плечи своей большой рукой, снова и снова удивляясь тому, насколько в такой маленькой, невысокой девчонке таится характера и силы воли. Веду ее к машине.

Как я и приказал Анджею в телефонном разговоре, ключи от «кадиллака» лежат под козырьком от солнца. Завожу мотор и мы выезжаем на дорогу. Включаю негромко музыку и пытаюсь сосредоточиться на дороге.

— Итак, какой у нас план? — Джинджер теребит край льняных шорт, которые нашлись в моем шкафу на острове и поправляет широкий ворот мешковатой и очень большой для нее белой футболки, спадающей платьем. На ней нет белья – от него просто ничего не осталось из-за моей некоторой…несдержанности…и потому я вижу очертания ее красивой идеальной формы груди с дерзкими сосками, напрягшимися от моего пристального внимания.

С трудом, но снова перевожу взгляд на дорогу.

— Рассекретить место расположения своего острова я не могу, поэтому нам пришлось лететь в совершенно другой штат. Здесь мы инсценируем твое убийство.

— Инсценируем? — она щурится на солнце, но не переводит на меня свой потемневший взгляд. Я вместо ответа нашариваю ее руку на коленях и сжимаю ее. Потом подношу к своим губам, целую тыльную сторону ладони и едва заметно прикусываю, игриво, большой палец с красным маникюром.

— Неужели ты думаешь, что я тебя кому-то отдам? Ни смерти, ни другой жизни без меня, ни-ко-му, — говорю уверенно и краем глаза оцениваю ее реакцию на эти простые слова.

Джинджер на минутку задумывается и вдруг расплывается в счастливой, радостной улыбке.

— Я знала, что ты не устоишь против моего обаяния, — хихикает она.

— Принцесс, ты не представляешь, насколько, — говорю, добавляя в голос ехидцы, но она даже представить не может, насколько сказанное – правда. Против ее обаяния, запаха, красоты, одному мне понятной пульсации крови, предназначенной для меня девушки устоять нельзя, и только теперь я это понимаю. Бегать от этого влечения и притяжения было глупо, нужно было укусить ее уже в замке, присвоить себе, но тогда я был слишком занят другим…

— Сейчас мы приедем в гостиницу на краю города. Она довольно большая, однако в ней не так много постояльцев на сегодняшний день, — поясняю ей свой план. — И там на глазах у всех мы тебя и «убьем», — беру последнее слово в виртуальные кавычки двумя руками, оторвавшись от руля на мгновение.

Мы едем по полупустой дороге, Джинджер открывает все окна и высовывает руку из машины, словно ловя ветер за хвост. Волосы ее развеваются, и прекраснее зрелища я не видел никогда. Но, что примечательно, этот разговор, в котором мы буднично обсуждаем ее смерть, хоть и мнимую, не пугает и не страшит ее. И тогда я понимаю главную и прекрасную вещь: девушка действительно стала моей.

Из скромницы и домашнего цветочка она в мгновение ока превратилась в розу с шипами, открыв свое сердце и натуру под действием обстоятельств, и это не может не радовать меня. В моей жизни так много разных темных ситуаций, что они в мгновение ока могут погасить свет в любом человеке, и только тот, в ком есть хотя бы капелька тьмы, сможет выдержать прессинг обстоятельств моего настоящего.

— Насколько все это опасно по шкале от одного до десяти? — невинно хлопая ресницами задает она вопрос, который таится в ее душе уже очень давно.

И я спешу в очередной раз ее заверить, что все под моим контролем, с прикрытием издалека некоторых членов моей стаи, а это значит, что ни один волос не упадет с ее прекрасной головы. На самом деле, опасность грозит скорее мне, чем ей – здесь меня могут опознать как оборотня, но я взял с собой таблетки, которые разрывают связь с сущностью волка, и так я смогу мимикрировать под человека не привлекая внимания. Жаль только, что действие лекарства довольно долгое, и я смогу прийти в себя не скоро. Но мне нужно рискнуть ради нее.

В кармане начинает вибрировать телефон, и я беру трубку, перевожу разговор на громкую связь.

— В отеле «Вереск» почти все готово. Вам забронированы разные номера, никто и не подумает, что вы знакомы. Главное - не попасть под камеры слежения с машиной, — рапортует Анджей. Как бета стаи в этих непростых условиях он справляется просто прекрасно, и я делаю себе пометку о том, что нужно будет его отблагодарить после…После того, как эта нервотрепка завершится. — Джинджер нужно будет оказаться после двенадцати дня в холле на первом этаже, там как раз соберется новый заезд в гостиницу, будет много свидетелей.

— Как насчет того, что нужно будет опознавать? — не хочу при Джинджер называть слово «труп», но она, кажется, понимает, что таится между строк и вздрагивает.

Анджей будто бы качает головой, и тут же отвечает:

— Опознавать будет нечего. Девушка спустится, встанет напротив часов, раздастся взрыв. Она не пострадает – на секунду опустится клетка, которая ее прикроет в клубах дыма, а после ей нужно будет только выбраться из нее и быстро улизнуть на улицу, спрятаться в машине. Тебе же нужно будет только провести съемку, трансляцию, а после уехать. Главное – позаботиться о том, чтобы на видео был именно твой голос, комментирующий происходящее. Тогда заказ будет считаться выполненным, помнишь?

Я киваю и потираю подбородок, на котором начала пробиваться щетина, большим и указательным пальцами.

— План ясен! — говорит Джинджер и поворачивается ко мне всем корпусом. — Но кто? Кому нужно, выгодно то, что бы я пострадала, а потом и мама?

— Есть несколько вариантов, — говорит Анджей, но я его прерываю. Мне нужно сказать об этом лично.

Накануне при подготовке операции мы с Анджеем и представителем моей лаборатории много обсуждали план операции, спорили по ходу дела, и пришли к некоторым выводам.

— Мы думаем, — кашлянув, говорю я, поглядывая на Джинджер немного виновато. — Что за всем этим стоит Уильям Росс, друг вашей семьи, бывший товарищ твоего отца.

Она округляет губы, глаза, и видно, что от этой новости девушка полностью шокирована и даже немного дезориентирована.

— Не может быть! — Джинджер пытается осознать эту новость, а я мысленно вспоминаю всю информацию по поводу этого человека, что пришла мне на телефон от моей команды специалистов. — Не может быть!

Пока Джиндж пытается переварить шокирующую новость, я обращаюсь к Анджею:

— Что с кланом Амодея?

Бета замолкает на секунду, и эта заминка мне о многом говорит. Не все волки признали мою власть после того, как я распорол брюхо альфы их стаи и перегрыз горло его сыну, который планировал стать его преемником. Даже то, что я завыл волком во время боя в ходе нападения на замок в человеческом обличье, подняв над собой шерстяное тело поверженного врага, произвело впечатление не на всех. Но это и понятно. Я бы тоже так поступил.

— Держи их всех под наблюдением в карцере, — отдаю четкий инструктаж. — Скоро я вернусь и предложу им последний раз играть за мою команду.

— А если будет отказ? Мы их ликвидируем? — после небольшой паузы спрашивает Анджей.

— Нет, — даже не замешкавшись, отвечаю я. — Пять наших таблеток одновременно, и они полностью разрушат связь с волком. Останутся оборотнями без возможности переворота.

Анджей ахает. Джинджер непонимающе хлопает глазами. В этом разговоре только оборотни понимают, насколько это страшное наказание – когда все тело ломает в попытке перевоплотиться, но внутренний зверь не приходит на зов и ты медленно умираешь в облике человека, так и не ставшего волком.

Бэд Соул не убивает просто так. Бэд Соул мстит.

39

Мы заселяемся в разные номера «Вереска». Я постепенно понимаю, отчего стая Бэда выбрала именно это место для выполнения операции. Гостиница достаточно удалена от города, службы спасения сюда доберутся не сразу, при этом она довольно большая, здесь заселено большое количество людей, которые станут свидетелями моей смерти.

Моей смерти…

Так странно рассуждать, думать о своей смерти среди этих симпатичных вещей – белых вазонов с красивыми большими цветами, источающими тонкий аромат, ярких штор, скрывающих солнце, внешне веселых людей, которые снуют по огромным коридорам, этажам, едут в зеркальных больших лифтах. В общем, среди этого средоточия радостной, веселой жизни.

Как бы там ни было, но мне не страшно при мысли о том, что меня ждет впереди.

Я верю своему мужчине, Бэду. Он достаточно показал мне, продемонстрировал свою силу и желание быть со мной, на моей стороне.

Да черт побери, он даже развязал войну с другим кланом, решив спасти меня! От этой мысли становится тепло на душе, и появляется такое щемящее чувство, будто бы сердце пощекотали легким мягким перышком.

Соблюдая все меры предосторожности, мягко крадусь к нему в номер.

У нас есть еще пара часов, и я не хочу проводить их в одиночестве, потому что тогда попросту сойду с ума от беспокойства. Да что там, даже несмотря на то, что я все понимаю, ко всему готова, прослушала четкий инструктаж от Анджея о манере своего поведения во время операции, понимаю, что от волнения, которое закручивается тугим узлом внутри живота, могу сорваться и наделать глупостей.

Например, спуститься на рецепшен и набрать номер мамы, чтобы предупредить ее о возможном покушении на нее саму. И тогда…тогда всем нам будет несладко.

— Уильям, ну как же так, почему? — шепчу я себе под нос, пока бреду по коридору к номеру Бэда.

Когда я задала этот вопрос своему волку, он пожал плечами, не отрывая взгляда от дороги.

— После смерти твоего отца он постоянно отслеживал дела вашей фирмы, — спустя время рассказал мой мужчина. — Он сканировал все: и то, как работает лаборатория, и то, куда уходят деньги. Но самое главное, — тут он покосился на меня. — Мы засекли несколько видео и аудио датчиков, которые вели из вашего особняка к нему.

Уильям Росс следил за нами? Но это же уму непостижимо!

Бэд же кивнул, развеивая мои сомнения.

— Он был в курсе даже твоих телефонных переговоров.

Я поморщилась. Как же это подло, низко, вот так шпионить!

— Ты уверен? — переспросила я, не понимая все равно, как и зачем все это нужно было уважаемому другу моего отца, которого тот при жизни ценил очень высоко за свои человеческие качества.

— Насколько можно судить по нашим шпионским программам, он был очень острожен и не мог установить свое оборудование везде, где ему бы хотелось. Однако оно было установлено в таких местах, где его было бы невозможно обнаружить.

Я даже не стала спрашивать, откуда это стало известно Бэду. Как я поняла, для этого человека не было ничего невозможного…и это…возбуждало? Определенно, да!

Добравшись до его номера, я легонько постучала. Раз, другой, третий.

Он открыл дверь только через две минуты – ужасно долгое время для этого быстрого и резкого во мнениях, суждениях и движениях оборотня!

— Неужели ты меня не почувствовал? — легонько ударила его кулачком в обнаженную влажную после душа грудь, проходя в номер. Бэд быстро оглядел коридор, оценивая опасность – не видел ли кто, что я вошла к нему.

— Не волнуйся, никто меня не видел, я была очень и очень осторожна, — ухмыльнулась я, плотоядно оглядывая его внушительное тело мускулистого альфы, на котором было только лишь одно полотенце, завязанное на бедрах. Бэд явно только вышел из ванной комнаты: на красивой груди блестели капельки воды, которые он не удосужился смахнуть полотенцем, с волос стекали тонкие струйки, и я поймала себя на невыносимом желании слизнуть их языком.

Удивительно, но Бэд вел себя немного иначе – если он чувствовал мое возбуждение и тут же реагировал на него нужным образом, то сейчас он только вглядывался в меня, оценивая.

— Не почувствовал, — развел он руки в стороны и нагнулся за футболкой, которая лежала на большой кровати. — Я принял две таблетки перед тем, как заселиться в номер, и теперь мой волк спит.

— Это большой риск для тебя, — медленно сказала я, оказавшись рядом с ним, в такой близости, после которой становится ясно даже без оборотничьего чутья, чего же на самом деле хочется девушке от мужчины, открывшего ей дверь в большой, наполненный красочными ощущениями, невероятными взлетами, мир секса. — Быть обычным человеком во время операции. А вдруг что-то пойдет не так?

Он окинул меня томным, тягучим взглядом.

— Конечно пойдет…Но все исправимо, — Бэд немного нагнулся, чтобы коснуться моих губ своими – большими, мягкими и горячими. В моем теле тут же отозвались все рецепторы, которые отвечают за наслаждение, привязанность к этому огромному, сексуальному человеку, ставшему моим смыслом жизни за такой короткий срок.

— Все в порядке? — он сощурил глаза, отстранившись на секунду.

— Абсолютно.

— Ты помнишь все, что от тебя требуется?

Я не удержалась и хихикнула. В момент, когда все в тебе буквально звенит и поет в ожидании прикосновений мужественных рук и нежных губ партнера, меньше всего хочется говорить о делах, но в этом весь Бэд. И на самом деле я благодарна ему за то, что он для меня делает.

— Я подхожу к месту у часов на первом этаже, резко роняю фужер, и после того, как он разобьется, считаю до трех, — Соул прищурился, едва заметно кивнув. — И как только раздается первый взрыв, тут же сажусь на пол, жду момента, когда сверху упадет люстра, в которой будет спрятана бронированная клетка. Через три секунды после взрыва открываю дверцу, стягиваю футболку, бегу на выход и прячусь в «кадиллаке».

— Моя девочка, — целует меня в губы Бэд. — Я появлюсь примерно через семь минут, и мы тут же отправимся в замок. Мы возьмем этого чертова Уильяма Росса с поличным. Он не сможет отвертеться. Мои парни дали непрозрачный намек на то, ГДЕ именно все произойдет.

Я застываю.

— Ты думаешь, что Уильям Росс уже здесь?

Бэд пожимает плечами.

— Нет, конечно нет. До края света, где мы с тобой находимся, добраться не так просто, тем более буквально за несколько часов. Но я уверен, что он покажется так или иначе – через своих нанятых людей, или еще каким-то образом…

— Отчего ты так уверен? — тихо спрашиваю я.

В какой-то момент мне кажется, что я буквально падаю в сиреневую дымку безумия – все, что происходило и происходит со мной никак не может остановиться. Небольшая пауза, передышка перед большим рывком на острове немного привела расшатавшиеся нервы в порядок, но это очень, очень мало для меня. Да, во мне проснулась авантюрная жилка, да, я поняла, что мало чего боюсь и действительно стала сильнее, но все же…

Следующие слова Бэда буквально выбивают воздух из моих легких.

— Я уверен в Россе, потому что выяснил одну важную вещь о нем. Он – оборотень!

40

Джинджер потрясенно молчит, а я думаю о том, что должен был сказать ей эту новость еще раньше.

Но с другой стороны, тогда бы она вообще закрылась, погрузившись в раздумья, вспоминая его поведение, его самого, и тогда могла бы попросту провалить задание.

— Когда ты узнал? — шепчет она.

— Совсем недавно, — вздыхаю. И говорю то, от чего сам пришел в ярость совсем недавно, когда понял свою ошибку. — Тот оборотень, волк, которого мы встретили с тобой на поляне, когда ты думала сбежать из моего замка…Это и был Уильям Росс. Мы долго не могли найти этого волчару, но как только ты назвала его имя, и на него была открыта охота моими спецами, это вскрылось случайно.

— Невозможно… — потрясенно говорит она.

— И тем не менее, это так, — говорю, глядя ей прямо в глаза. — Он не принадлежит ни к какой стае и потому распознать волка-одиночку было сложно, но из-за твоей ситуации, и после твоей информации, мы поняли, что он – такой же слуга луны, как и члены моей стаи.

Возможно, я делаю ошибку, открывая эту тайну прямо сейчас, но у меня есть важное оружие: наша с ней невыносимая связь, химия, которая так и зудит на коже, покалывая тонкими иголками возбуждения. Именно она поможет ей принять действительность, потому что мое существование примиряет эту невероятную девушку с тем странным миром, в котором я живу.

И к слову о желаниях: Джинджер всегда вызывает одно, практически инстинктивное, когда нежно поглаживает кончиками пальцев мои губы.

Придвигаюсь ближе, изо всех сил отводя взгляд от ее груди. Под майкой все также просвечивают ареолы сосков, которые возбуждают невероятно. Не поймите меня неправильно: смотреть на них мне хочется больше всего на свете. Но в облике человека секс становится немного другим, немного приглушенным, и я думаю о том, что возбуждение может распалить мое естество так быстро до критической отметки, что для Джиндж не останется времени, чтобы испытать оргазм, который я уже привык ловить губами, языком, взглядом.

— Ты уверена? — шепчу я.

— У нас еще есть время, — беззащитным голосом отвечает она.

— Ты все еще хочешь меня? — задаю вопрос, ответ на который и не требуется.

Она отвечает на это крышесносным поцелуем.

Да, никто из нас не собирается останавливаться.

Мы срываем с себя одежду. Вернее, мне-то это сделать легче и быстрее всего – только скинуть белое простое полотенце из гостиничной ванной.

Я не помню, как это случилось, но внезапно понимаю, что лежу на Джинджер полностью обнаженный, просунув одну ногу между ее ног и прижимаясь низом живота к ее нежному местечку. Наши губы сливаются воедино, и она приподнимает бедра, бесстыдно потираясь о мой член в попытке стать одним целым.

Провожу языком по ее губам. Она тут же раздвигает их, впуская меня внутрь. Когда языки сплетаются, Джиндж издает отчаянный стон, который эхом откликается в моем теле. Ослабляю напор, покусывая ее полную нижнюю губу, прежде чем осыпать поцелуями подбородок.

Спускаюсь к шее, моя девочка отклоняет голову, и мой рот впивается в ее плоть, нежно посасывая. Она всхлипывает и сильнее прижимается ко мне.

Она пытается просунуть руку между нами, чтобы схватить мой член, но я мягко отбрасываю ее ладонь.

— Не-а, — бормочу я, — ты и так все время доставляешь мне удовольствие. Теперь моя очередь.

А затем пускаюсь с ней во все тяжкие. Глупцы те, кто обращаются к наркотикам… Знаете, в чем настоящий кайф? Сосать идеальные груди Джинджер. Целовать невероятно чувствительное местечко прямо под ее пупком и наблюдать, как ее бедра извиваются от желания, чтобы член вошел в тело.

Моя щетина оцарапывает Джиндж под округлой, торчащей грудью, когда я прокладываю языком путь обратно, чтобы еще немного поиграть с ее сосками. Бесконечно долго целую и полизываю их, а она запускает пальцы мне в волосы, притягивая к себе. Ха. Как будто я собираюсь куда-то деться. Сильно втягиваю в рот один сосок, срывая громкий стон с ее губ, затем словно перышком щекочу языком оба твердых бутона, пока ее бедра снова не начинают извиваться.

— Бэд, — умоляет она. — Хватит меня мучить. Мне нужно…

Я соскальзываю вниз и зарываюсь лицом между ее ног.

— Тебе вот это нужно? — со стоном выдыхаю в ее плоть.

Ее попку подбрасывает над матрасом.

Усмехнувшись, я удерживаю ее бедра и начинаю дразнящие движения языком. Каждое долгое, неторопливое касание вызывает у нее всхлип, стон или хриплый вздох. Ввожу в нее один палец, и ее внутренние мышцы жадно сжимаются вокруг него, подводя меня к оргазму. Боже, она такая узкая внутри. Теряю способность ясно мыслить, когда накрываю ртом клитор и посасываю его, томительно двигая пальцем в ее плоти.

— О, боже, — говорит она сдавленным голосом. — Только не останавливайся. Я скоро кончу…

Я замираю.

— Ну почему! — вскрикивает она.

Провожу языком по губам. Проклятье, я чувствую лишь ее вкус.

— Еще рано, — отвечаю я.

— Рааано? — всхлипывает она и это порождает из глубины моей груди только смешок. Кажется, моя девочка становится нетерпеливой.

— Кажется, быть только человеком тебе не идет! — дразнит она.

Бросаю на нее взгляд, и дыхание перехватывает. Ее щеки пылают, зеленые глаза сверкают от возбуждения, грудь вздымается с каждым прерывистым вздохом. Я никогда не видел более сексуального зрелища.

— Почему ты еще не во мне? — Ее дыхание учащается.

Я накрываю ее своим обнаженным телом и мучительно медленно вхожу в нее. О, Луна. Это лучшее ощущение на свете. Это… Ощущение единства, которого я никогда раньше не чувствовал. И в моей груди становится странным образом тесно, когда я смотрю на Джинджер и вижу, как та смотрит на меня в ответ.

Думаю, она тоже это чувствует.

Пружины гостиничной кровати скрипят, когда я начинаю двигаться. Медленными, неглубокими толчками, проникая в нее и тут же отступая, когда она пытается удержать меня в себе.

— Глубже, — умоляет она.

— Нет.

Собственная сдержанность впечатляет даже меня. Мне до смерти хочется ускорить темп. Кончить. Но в то же время я желаю, чтобы это заканчивалось. Ни за что на свете не хочу потерять это ощущение абсолютной правильности происходящего.

Так что я оттягиваю финал, входя и выходя так осторожно, что на лбу выступают капли пота. Когда Джиндж пытается обхватить ногами мою задницу, я наказываю ее, кусая за шею и полностью вытаскивая член.

— Черт возьми, Бэд… пожалуйста. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста.

Я заставил ее умолять меня о сексе. О, это очень смешно. Кто бы мог подумать, что она будет вот так умолять меня об этом, когда я впервые оказался сверху, в тот момент, когда она приходила в себя в моем замке?

Никто.

Хриплый смех вырывается из моей груди.

— Похоже, мне нравится мучить тебя.

Чтобы подчеркнуть это, я снова вхожу в нее и медленно вращаю бедрами.

Она цепляется за мои плечи, расплющивая груди о мою грудь. Ее соски, как нагретые солнцем камешки, впиваются в мою плоть. Она сжимает меня так сильно, что перед глазами все плывет.

— Мне нужно кончить.

Стоит Джинджер произнести дрожащим голосом это слово – нужно, и я сдаюсь. Нужно, а не хочется. Я мучил ее достаточно долго.

С мучительным стоном вонзаюсь как можно глубже, и нас обоих уносит. Секс становится жестким, быстрым и порочным. На этот раз я разрешаю ей обхватить меня ногами, и новая поза позволяет тереться о клитор при каждом толчке. Она кончает первой, я – почти сразу, а потом мы оба задыхаемся от удовольствия и содрогаемся в объятиях друг друга, словно делали так уже сотни раз.

Возможно, я потерял сознание, потому что, придя в себя, не могу вспомнить, когда успел перевернуться на спину и как она оказалась сверху. С волком вместе такого не было бы, но и человеком заниматься с ней сексом просто нереально хорошо.

Джинджер прижимается щекой к моей ключице.

— У тебя так быстро бьется сердце.

— И у тебя, — я чувствую ее учащенный пульс, который почти совпадает с моим. Запускаю пальцы в ее волосы.

Она счастливо вздыхает.

— Мне нравится лежать с тобой в обнимку голой.

— Мне тоже, — хрипло отвечаю я.

— Мне нравится заниматься с тобой сексом. — Ее теплое дыхание касается моего левого соска, и меня бросает в дрожь.

— Только сексом? — беззлобно и расслабленно подтруниваю я над ней.

— О нет. Мне кажется, мне нравится заниматься с тобой всем, — медленно говорит она и в отместку вдруг поднимает голову и прикусывает шею, отчего я замираю.

Вот оно. Полное единение. Полное совпадение интересов, какое бывает только у истинных пар.

41

Едва за Джинджер закрывается дверь номера, я вздыхаю. Медленно натягиваю футболку и шорты. Девушка отправилась к себе в номер, чтобы потом продефилировать своей сексуальной походкой под видеокамерами, установленными в коридорах и лифтах этого отеля так, чтобы ее засекли все – и охрана, и этот чертов Уильям Росс, который, держу пари, уже настроил все свои программы, взломав доступ к камерам отеля. По крайней мере, я бы поступил именно так.

Действия Росса понятны и просты. В день восемнадцатилетия Джинджер в силу вступает поправка к завещанию ее отца: все активы переходят к ней, мать становится только помощником, советником при молодом управленце. Едва только девушка пропадает с лица земли, женщина бы стала полноправной хозяйкой всего имущества, активов и пассивов магната.

И только после ее смерти – сюрприз, сюрприз! – компания со всем ее богатством переходила бы в руки Уильяма Росса.

Бедняга отчим Джинджер, Джеральд Локк, похоже, понимал всю раскладку этих перестановок, поскольку явно ознакомился с поправками к завещанию до дня ИКС – совершеннолетия своей падчерицы, Джинджер до того, как они стали известны другим.

И потому держал девушку всегда под замком, охраняя ее бдительным оком от посягательств извне, насколько это было возможно, чтобы не вызвать подозрений.

Но кто же знал, что Росс найдет выход из этой ситуации, наняв профи в темных делах – мою стаю в моем лице. И как же я рад, что заказ поступил именно мне! В который раз благодарю Луну за это прекрасное совпадение, потому что иначе бы я никогда не нашел свою истинную пару, которой стала эта несносная рыжеволосая девчонка, взбодрившая все мое нутро, пробудившая всю мою суть, став солью моей жизни.

Я проверяю зарядку своего сотового телефона, на который буду вести запись с комментариями мнимой смерти Джинджер, потягиваю плечи, руки, ноги, потому что нужно будет действовать быстро и оперативно. Мне очень не хватает волка внутри, потому что без него мое тело становится слабым и почти безвольным. Беспокоясь о том, что здесь могут вычислить волка, я принял на одну таблетку больше, чем нужно. И теперь получаю откат, отдачу от этого.

Но все под контролем.

Все.

Я не привлек к этой операции всю свою стаю, только несколько человек, чтобы они подготовили для меня все, что нужно. Потому что не хочу привлекать внимания ни к себе, ни к Джинджер.

Сейчас в стае трудное время, идет слияние двух разных культур волков, и чем меньше они знают, тем лучше.

Тем более, что это дело – спасение моей женщины, моей истинной пары, - только мое.

Вдруг тишину номера разрезал надвое звонок сотового телефона. Я нахмурился: что за черт? Этот контакт был у буквально двух человек на земле…

— Да? — отрывисто крикнул в трубку, понимая, что час ИКС уже близок и мне нужно срочно занять исходную позицию на лестнице, прямо над головой Джинджер, когда она будет бить стакан, украденный из гостиничного номера, чтобы привлечь внимание людей на первом этаже.

— Бэд…— слышу запыхавшийся голос Анджея. — Не выходи из номера! Не выходи!

— Что за черт? — мгновенно взвиваюсь огнем ярости я. — Ты рехнулся?

Я уже хочу отключить связь, открываю дверь, но вдруг понимаю, что что-то не так. Повсюду слышатся крики, звуки борьбы, автоматная очередь.

Быстро вспоминаю номер Джинджер, из которого она должна пойти вниз, но в голове только гулкая пустота. Луна! Что-то пошло не так!

Анджей говорит быстро и четко, а я в это время спешу по лестнице на первый этаж, потому что понимаю: Джинджер должна быть в это время уже внизу.

Я буквально вижу внутренним взором, как она поднимает вверх тонкий хрусталь стакана, чтобы разбить его оземь, но меня-то на исходной позиции нет!

Да и эта страшная суета…мое чутье говорит о том, что все это неспроста, и в дело вступили совсем другие силы.

Торможу на втором этаже, откуда видно первый, стойку рецепции и Джинджер, которая находится буквально около дверей.

— Бэд, не выходи из номера! — слышу я в телефоне, о котором буквально забыл во время перемещения. — Мы выслали группу вам в помощь, все будет хорошо!

— Ты рехнулся? — повторяю я грозно и вытягиваю руку вверх, привлекая внимание девушки, чтобы дать ей отмашку, что все отменяется, потому что вокруг происходит что-то странное.

— Бэд, все пропало, — кричит Анджей. — Юн, крыса подзаборная, узнал, где ты, и выслал туда наряд своих волков. Он знает, что ты беззащитен, и решил тебя убрать, убить. Хочет забрать себе нашу стаю и стаю Амодея. Понимаешь? Ты меня слышишь?

Паника в голове Анджея невероятно сильна, это понятно даже простым, человеческим ушам. И я сильно жалею о том, что принял две таблетки и сейчас не могу превратиться в волка, чтобы прыгнуть со второго этажа, приземлиться на лапы и бежать в поисках Джинджер.

И в этот момент происходит несколько событий: буквально сзади меня слышится рев автоматов.

Дверь отеля распахивается и там появляется как минимум шесть мужчин в полном военном обмундировании цвета хаки.

А мое тело простреливает сильная боль и я падаю без сознания прямо на пол.

Луна вас всех подери.

42

Комната была маленькой и совсем не походила на номер в отеле, в котором мы сняли номера. Пустая узкая кровать, рядом – санузел, зарешеченное окно. К нему я побоялся подходить напрямую. Вполне возможно, что здесь было установлено видеонаблюдение, и я сразу же занялся осмотром. Тщательным и очень точным.

Прошелся по стенам, особое внимание уделил углам. Заглянул даже под стульчак унитаза, вдруг там был жучок или другое устройство, реагировавшее на движение.

Но все было чисто.

Я приблизился к окну и осторожно выглянул туда, чтобы постараться составить представление о том, где нахожусь.

В голове немного гудело и это не удивительно – сзади назревала огромная шишка.

Я задумался и постарался понять, что же произошло.

Первое – Джинджер не было на первом этаже.

Второе – люди Юна захватили отель в поисках меня.

Третье – у меня совсем нет никакой связи, поскольку в момент, когда меня ударили сзади по голове я его успел потерять. В самом этом маленьком номере, конечно же, связи не было.

Четвертое – таблетка все еще действовала и должна будет действовать еще долго, и я ума не приложу, как мне искать в этом огромном отеле девушку и остается только уповать на то, что она либо спрячется, либо Анджей успеет ее спасти ДО того, как до нее доберутся люди этого чертова Юна, Луна его подери.

Тут же почувствовал, как струя пота сползла по моей спине. Мне повезло, что я на инстинктах вырубил солдата и случайно упал в приоткрытую дверь подсобки для горничных, - именно благодаря этому я спасся.

Вдруг я услышал сильный взрыв снаружи.

Подошел к двери– она поддалась и открылась.

Вышел в вестибюль и увидел, что снаружи, на полу лежал окровавленный человек. Видимо, шел штурм здания.

Теперь взрывы стали чаще, и они были слышны повсюду. Я понял, что мне просто повезло, что солдаты не поняли, что случайно оглушили того, на кого была объявлена охота.

Мне нужно было воспользоваться преимуществом, выданным судьбой.

Я запер входную дверь. Снял с одной из пустых кроватей матрас и прислонил его к входной двери, чтобы как-то защититься от гранат. Потом собрал простыни, полотенца, связал все это вместе для того, чтобы в случае необходимости спуститься вниз, через окно.

И задумался, что делать дальше. Я не знал, сколько человек напали на здание, сколько оборотней находилось в нем и что мне еще предстоит.

Для того, чтобы успокоиться и привести все мысли в порядок, я сложил ладони лодочкой и подышал в них.

Это просто упражнение не раз выручало меня.

Углекислый газ немного затормозил все процессы, которые пошли в организме, и паника отступила. Адреналин начал сходить на нет, что мне и было нужно. Все же человеческое тело было не совсем то, что мне было нужно, но и с ним я научился работать так, как должны были бы работать все процессы во время оборота в волка.

Я разворошил простыни на постели с матрасом и тщательно прибрал постель без матраса. Выключил свет и решил спрятаться в темноте за мебелью.

Прошло примерно полтора часа. Я услышал, как все кругом закопошилось. Началась реальная война. Было слышно, как люди бегали по крыше у меня над головой, где они отстреливались от боевых вертолетов, шумевших ужасно громко.

Тут началась стрельба в коридоре, и в этот момент пропало электричество.

И вдруг я услышал, что в дверь моей камеры стреляют, и подумал, что плохо спрятался.

Страх заполонил мой разум, но мне нужно было оставаться в сознании, и я подумал о Джинджер. Мне нужно было отправляться на ее поиски, но было бы самоубийством выдвигаться прямо сейчас, когда шел штурм со всех сторон.

Я пополз в сторону кровати с матрасом и залез под нее в попытке хоть как-то защититься. Уперся в дно кровати руками и ногами, поддерживая ее вес.

Нападающие прострелили замок входной двери, ударили по двери кувалдой, и в номер ворвались четверо человек.

Я услышал выстрел из пистолета, всего один выстрел, и подумал, что через несколько секунд я погибну. Я думал о Джинджер, обо всем хорошем и плохом в моей жизни.

Но больше всего я думал о смерти.

Знаете, что такое смерть? Это воспоминания. Это не притягательный свет в конце длинного тоннеля, нет. Это память.

И она более чем добра к своему хозяину - в самый важный час к нему придут лучшие воспоминания из его детства, юности, приправленные спецэффектами фантазии.

В этих кадрах вы будете в центре внимания своих родных и близких людей, юных, смешливых, взаимно влюбленных в жизнь. Все они будут улыбаться и смеяться только одному человеку, для того, чтобы он знал: весь его жизненный путь был пройден не зря, не просто так, и следы его земной жизни не смыло прихотливой волной течением забвения, они остались в памяти всех тех, с кем он как-то соприкасался. И остался интересным, хорошим, чистым, смелым и юным душой.

Смерть будет шептать успокоительно: именно таким тебя запомнит мир, а не дряблым, скукоженным осенним листом на асфальте, без желаний и поражённым очагами депрессий и злости. Не завистливым малым, с трусоватыми желаниями. Ты останешься самим собой - главным действующим лицом прекрасного фильма, героем, в котором были прекрасно прописаны лучшие человеческие качества: чувство юмора, доброта, милосердие. Только так. И никак иначе.

И перед моим внутренним взором улыбались все те, кто имел отношение к моей жизни: семья, приютившая волчонка после случайно смерти родителей от оружия охотников, друзья, которые отвернулись, едва во мне начал просыпаться альфа, и члены стаи, изгнавшие подростка со сложным набором гормонов, грозящих вырваться на волю и захватить власть в собственной стае.

Но больше всего я видел перед глазами Джинджер. Джинджер Пристли, которая стала моей судьбой за такое короткое время…

Входная дверь оставалась открытой, и в номер постоянно входили и выходили вооруженные люди. Потом они стали врываться в другие двери.

Я слышал, как кричали люди, которых расстреливали. Были слышны голоса и мужчин, и женщин. Это было очень страшно. Но я старался держаться за толику сознания, которое еще сохранялось у меня.

Прошло невероятно много времени. Я думал, что ослеп или умер, но все еще лежал там, где придумал спрятаться.

Крики стихли. Все смолкло, но ненадолго.

Стало темно.

Навалилась ночь.

И только я начал выбираться из своего укрытия, чтобы пойти на поиски своей истинной пары, еле передвигая ногами и руками от навалившегося отката от таблетки, понял, что оборотни Юнга пришли на этаж. Они разожгли большой костер в холле и ушли, и дым страшными щупальцами начал пробираться всюду, куда только мог достать.

Какое-то время стрельбы не было слышно, и я решил вылезти из-под кровати.

Когда я выполз, то обнаружил, что они прострелили вторую кровать, а также приподняли ее, чтобы убедиться, что под ней никто не прячется.

Я подумал, что в который раз избежал смерти – под кровать, где прятался я, они не додумались заглянуть, а действие таблетки не дало распространяться аромату моего живого тела, и его не учуяли волки.

Эта мысль придала мне сил в том аду, котором я оказался.

Вскоре номер стал наполняться едким дымом. Надо было что-то делать, и я посмотрел в окно. Слева от меня разгорался пожар, и я понял, что они разожгли не только костер в холле, но и в некоторых номерах. Это был серьезный пожар, и мне стало ясно, что если огонь дойдет до меня, то я не выживу.

Я заметил кабели, которые свисали с крыши до самой земли. Я потянулся к ним, чтобы проверить, выдержат ли они мой вес, чтобы я мог по ним спуститься, и в этот момент мимо меня пролетели пули. Одна пролетела сантиметрах в двадцати от моего левого плеча, а вторая примерно в полуметре. Обе пробили находившееся позади меня окно.

Скорее всего, это был снайпер, который при помощи камеры ночного наблюдения увидел, как я смотрю в окно, и решил меня резко убрать. Снайперы не промахиваются на таком расстоянии, но ровно в эту секунду я потянулся к телевизионным кабелям и пули пролетели мимо меня.

Я решил вернуться в номер. Пошел в ванную комнату - очень, очень медленно, чтобы меня не было слышно. И тут мне повезло: увидел маникюрные ножницы. Я их взял, и сделал дыру в пластике, покрывавшем дно кровати. Там оказалось достаточно места, чтобы я мог в нее залезть.

Я взял с собой две бутылки воды, которые нашел на полу, а также футболку. Разрезал футболку на небольшие куски и заткнул ими нос, чтобы таким образом отфильтровать дым. Оставшейся частью футболки я обвязал рот и залил ткань водой, сделав фильтр. Этот прием показывают новичкам – волкам – членам моей стаи при приеме на работу.

Почти сразу же после того, как я залез под дно кровати, волки вернулись. Один из них сел на кровать, в которой я прятался. Я видел его ноги, и он постоянно плевался.

Он начал резко отдавать отдавал приказы другим.

— Что на первом этаже? — спросил он.

— Все чисто, — ответил один.

— Спустись и проверь еще раз.

— Второй этаж? — резко рубил он.

— Все чисто, — ответил другой голос.

— На втором надо пустить газ. Там было много мужиков и девок, некоторые могли спрятаться. Хитрые, стервы.

— Третий тоже чист, только что оттуда, — сказал кто-то с жутким акцентом.

— А здесь я сам все проверил. Юн будет доволен. Зачистка удалась.

— Бэда так и не нашли.

— А может быть, его тут и нет?

Тут он встал и подошел к окну, и разрядил несколько магазинов своего "Калашникова". Я лежал тише мыши, опасаясь издать хоть один звук, потому что сразу после стрельбы воцарялась полная тишина.

43

Все мое тело затекло, болела спина, руки и ноги. Но несмотря на это, я думал, что все равно останусь в живых. Мимо меня ходила, принюхиваясь, присматриваясь, смерть, а я уже в который раз отходил в сторону, как только она протягивала ко мне свои когтистые лапы. И снова и снова оставался в живых.

Я не играл, но она скалила свой зубастый рот в ухмылке, и дело оставалось за малым – дождаться, кому надоест выжидать.

Боевики вновь открыли огонь рано утром, прямо из моей комнаты. Я слышал, как они волокли какие-то вещи, отрывали и тащили в комнату ковры, а потом свалили все в кучу, облили бензином и подожгли.

Пожар был в двух шагах от меня, и я знал, что при таком огне и сильном дыме я проживу минут пятнадцать, полчаса максимум. Я держал голову как можно ближе к полу, где еще оставался кислород, проникавший в номер через открытую дверь на балкон.

У дыма был странный запах, не похожий на запах горящей древесины или тряпья. Это был очень неприятный запах.

И тут я понял, что это был за запах. Запах горящих тел.

Поскольку я не слышал людей, я решил вылезти из-под кровати. Но как только вылез, я услышал, что где-то разбивают окна. Звук исходил из комнаты рядом, но потом то же самое произошло и в моем номере. Мне надо было срочно как-то защититься от осколков стекла.

Находившиеся снаружи при помощи брандспойтов пытались потушить огонь, и именно это и разбивало окна. Пожар был быстро потушен, но я стоял вымокший с ног до головы в комнате без окон и дверей, а в это время температура воздуха была около минус трех градусов.

Через несколько удручающе томительных часов я услышал звуки стрельбы со стороны лифтов. Выстрелы звучали иначе, не так, как ранее, и я подумал, что до этажа добрались международные силы. Боевик в соседней комнате отвечал на огонь из своего "Калашникова".

И тут снаружи посыпались гранаты. Коридор наполнился жуткими взрывами, снова стало нечем дышать. Бутылка воды, которой я промокал свою повязку, подходила к концу.

Примерно в двенадцать дня казалось, что на этаже остался лишь один боевик - человек в соседнем со мной камере. Я слышал, как он перестал стрелять из "Калашникова" и перешел на пистолет. У него кончались пули. Потом он попытался разжечь огонь при помощи паяльника, но ему это не удалось.

Я был очень рад и полон адреналина. Мне пришлось зажимать самому себе рот, чтобы не рассмеяться.

Это было очень странное состояние –пир во время чумы: когда все вокруг дымится и плавится, мир идет ко дну, и я смотрю в глаза костистой ведьме по имени Смерть.

Стрелок замолк через несколько минут.

Я очень устал. Мне казалось, что я не спал около недели, или даже больше.

Отсидев какое-то время в кровати, мне показалось, что снаружи уже никого нет, можно было выбираться.

Осторожно передвигая руками и ногами, я вылез из своего укрытия и прислушался. Стояла тишина. Я прижал к груди маникюрные ножнички, как будто они могли меня спасти от всего этого хаоса, и вышел в коридор.

Двери были открыты, кругом – следы разрушения от гранат, дыры от пуль, обломки кафеля.

Было страшно ползти по разрушенному коридору. Кругом были выбоины от пуль, черные, обожжённые двери, кое-где лежали тела людей – мужчин и женщин. Их было немного, но каждый раз с замиранием сердца я смотрел на всех людей женского пола, боясь угадать среди узких маленьких ног ту, которой было отдано мое сердце.

Я заглянул в номер, откуда прежде слышалась стрельба.

Возле окна, оперевшись о стену, полулежал мужчина. Его седую бороду и взгляд я узнал сразу, хоть и видел всего однажды, когда смотрел анкеты близких Джинджер Пристли.

Это был Джеральд Локк, отчим Джиндж.

Он смотрел вперед и не шевелился.

Я замер и тоже смотрел на него. Это был всего лишь старик, но только в солдатском обличье: униформа цвета хаки, зеленый стандартный бронежилет.

Он держал автомат в руках, но палец бы не на спусковом крючке. Возможно, просто закончились патроны.

Я вошел в комнату, и он, наконец, ожил: повернул голову и всмотрелся мне в лицо. Видимо, он ожидал увидеть боевиков, или тех, кто развернул военные действия по ту сторону здания, но точно не меня.

Несмотря на ужасную усталость после боя, напряжение, он узнал меня. В его глазах промелькнул страх.

— Тты? — выдохнул он, и его лицо преобразилось: из иссушенного утомлением и болью оно стало моложе. Будто бы рябью подернулось. — Ты должен был умереть.

Я кивнул и вошел в комнату, предварительно оглянувшись по сторонам, боясь, что какая-нибудь опасность может явиться без предупреждения.

Вошел, помедлив пару секунд, а увидев, что мужик не шевелится, подошел к нему ближе и взял в руки автомат. У старика даже не было сил мне противостоять. Возможно, он был ранен, а может быть, просто пришло его время…И потому он только следил своими старческими водянистыми глазами.

Кругом было тихо, будто во всем мире оставались только я и он.

— Что с Джинджер?

Сначала он непонимающе посмотрел на меня, а потом противно ухмыльнулся одной стороной рта, обнажив желтоватые зубы: понял, о ком я говорю.

— Не скажешь, пристрелю, — сказал я и приставил «калашников» к груди.

— Да мне все равно уже помирать, - прохрипел он.

— Она жива? — я надавил дулом ему в шею.

Он закаркал – засмеялся. Из угла рта потекли слюни, желтоватого, противного цвета.

— Я спрашиваю: она жива?

— Надеюсь, что никого не осталось в живых, — сказал он, глядя на меня. — Никого.

— Что происходит? Кто по ту сторону? — я мотнул подбородком в сторону окна.

— Кх..Кх.. враги.

Я закатил глаза к небу. Видимо, у чертова Локка начался бред. Он оценил мой жест и пояснил:

— Это я заказал убийство Джинджер, — голос его был противным, тихим и надтреснутым. — Хотел избавиться от девчонки, потом от ее матери. Я бы стал полноправным владельцем компании этого чертова Пристли! Но ты… — он сверкнул глазами в мою сторону, — все испортил.

Он закашлялся и по углу его рта потекла струйка крови.

Меня самого страшно штормило, перед глазами уже в который раз все плыло, руки и ноги отказывали. Все же это был передоз – две таблетки. И это было чертовски плохо.

— Вы решили, видимо, что это все проделки Уильяма Росса, — он снова закашлялся от смеха. — Послали ему намек, ГДЕ искать чертову Джинджер. Но послали через меня. Через моих людей, и я оказался тут вовремя, чтобы убрать ее.

Он показал глазами на «калашников».

— Понял, что надеяться ни на кого нельзя и обеспечил себе алиби, а сам прилетел сюда, в отель.

Он помолчал. Я уже сползал от усталости и боли по стене.

— Но тут… У тебя много врагов, да, чертов Бэд Соул?

Я ухмыльнулся.

И все понял: Джеральд Локк пришел убивать свою падчерицу, но сам попал в переделку, в капкан, расставленный волками Юна, альфы чертовой стаи чертовых оборотней, на меня.

Рассмеялся хрипло, тяжело.

— Мои враги чуть не убили тебя, Локк, — сказал я. Направил к его голове дуло автомата. «Калашников» встал ровно.

Я зажмурился от накатившей боли и сглотнул. Во рту было сухо, язык противно лип к небу, желудок подскочил к горлу и встал там комом – такое было странное ощущение.

Руки похолодели, даже показалось, что ногти изменили цвет, став синими.

Он протянул руку к горлу, будто бы на нем стягивалась узлом веревка.

— Я должен был избавиться от нее. От Джинджер. От тупой Мередит. Но ты помешал мне.

— Я передам им твои последние слова, — через силу выдавил я из пустой глотки. — Ты отправил один заказ?

Он непонимающе глянул на меня.

— Второе письмо, с заказом на спасение Джинджер, было от тебя? — уточнил я, хотя уже понял ответ: нет, ничего такого он точно не писал. Этот человек был одержим жаждой власти и денег и только хотел избавиться от досадных помех: девушки, которая в день своего восемнадцатилетия вступала в права наследования, и от своей жены, с которой жил столько лет, притворяясь любящим супругом.

— Кто же это был? — задал я вопрос скорее себе и вдруг разразился смехом.

Ну конечно!

Конечно!

Этим человеком был чертов Уильям Росс!

Он следил за переписками, за телефонными разговорами.

Это был совсем не враг, о нет.

Это был настоящий друг, друг в томительной серой тени, который всегда держался далеко, чтобы не привлекать внимания, не вызывать подозрений. Оборотень, который выбрал для себя роль друга издалека. По просьбе мистера Пристли, почившего так рано, он присматривал за его маленькой семьей – женой и дочкой, и потому прознал о заказе.

Однако признаться напрямую не мог – тогда бы всплыло то, что он оборотень и то, что все эти годы он шпионил без ведома этих людей за ними.

Неприглядно? Некрасиво? Зато действенно!

Я с трудом поднял автомат на уровень груди чертова Локка – ужасного отца и мужа.

Нажал на курок всего один раз.

Думаю, Джинджер и ее мать поняли бы меня.

От этих усилий у меня подкосились ноги, и я буквально грохнулся оземь.

Радуга накрывала сознание, стало чертовски сложно двигаться. Кажется, я умирал уже по-настоящему.

Но умирал с чистой душой – я отомстил за Джинджер.

Я отомстил.

44

Едва стрелки часов приблизились к нужному времени, показав без четверти двенадцать, я медленно, не торопясь, вышла из номера. Сильнее хлопнула дверью, чтобы камеры, если пишут звук, среагировали на меня.

Медленным шагом прошла по коридору.

Медленно вошла в лифт, улыбнулась трем немцам, которые также мило среагировали на мою улыбку, отзеркалив ее, и я на всякий случай еще раз стрельнула глазами в самого внимательного, чтобы наверняка им запомниться, чтобы при опознании моего фото они точно указали: да, это я была в лифте, да, это я погибла при взрыве.

Действовала по схеме, которую несколько раз повторила с Бэдом: дошла до первого этажа, остановилась буквально посередине зала и взглянула на часы. Руку приятно холодил хрусталь стакана, которому нужно было стать привлекающим сигналом.

По спине поползли мурашки. Стало немного страшно и не по себе, закрались крамольные мысли: а вдруг что-то пойдет не так? А вдруг Уильям Росс явится раньше и сам пристрелит меня, а после убьет и маму, чтобы завладеть нашим наследством? А вдруг меня придавит той самой бронированной клеткой?..

В душе я корила отца и, если честно сказать, даже саму себя. Из-за меня, из-за моего чертова совершеннолетия все и произошло – все эти погони, убийства, заказы…

Я стала причиной для страхов и переживаний многих людей, но в первую очередь – своей мамы, ну и отчима, Джеральда, заодно. И, конечно же, самого Бэда. Моего мужчины, моего самого главного мужчины, который уже столько перенес из-за меня…

Встав в нужном месте я уже почти подняла руку вверх, чтобы создать как можно больший размах для того, чтобы осколки стекла разлетелись по всему полу, как вдруг что-то произошло.

Отовсюду послышались автоматные очереди (этот звук я знала очень хорошо – хватило моего дня рождения, из которого я вышла живой и невредимой несмотря на наличие огромного количества оружия в руках так называемых террористов).

Пригнувшись, осмотрелась по сторонам, задрала голову вверх в поисках Бэда, но его нигде не было. Люди и служащие отеля в недоумении переглядывались, и это только распаляло гнетущую обстановку – никто ничего не понимал.

И вдруг сверху, со второго этажа, упало тело. Мужчина. Белая футболка. Черные волосы. Массивная фигура. Человек явно сразу умер – об этом сказала его неправильная, сломанная поза – отброшенные под сложным углом руки и простреленные ноги, в бордовой липкой крови.

Все вокруг завизжали, но я буквально бросилась вперед.

Бэд? Неужели это Бэд?

Господи боже!

Страх, ужас, неверие сплелись в темный узел и распутать его было нельзя – только разрубить. Я протянула руки вперед, продвигаясь к телу мужчины, чтобы сразу перевернуть его на спину, убедиться в том, что это не Бэд, не он, и мой странный, любимый похититель жив, и я ошиблась, но вдруг все завертелось с ужасающей скоростью.

Двери открылись и в них рекой потекли люди в форме цвета хаки. Автоматы, каски, бронежилеты, просто футболки, разорванные на груди, на лицах – балаклавы.

Я буквально оцепенела от навалившегося дежавю.

Что происходит?

Кто это?

Враги?

Друзья?

Партнеры?

В груди набух и застыл крик.

До предполагаемого тела Бэда оставалось всего ничего, но сделать хоть шаг уже не удавалось – люди начали стрелять в воздух, раздавать криком какие-то команды. Всюду сыпалась штукатурка, падали на пол люди, закрывая руками головы, и в этом бедламе нельзя было что-то разобрать.

Что происходит?

Глаза заметались от одной двери к другой.

Вдруг открылся лифт, показав свое доброжелательное пустое нутро, и кто-то, не выдержав напряжения, рванул к нему, решив, видимо, спрятаться там.

Но не тут-то было: буквально на подлете его остановила автоматная очередь, росчерком красных отверстий в спине определившая его земной путь.

И тут уже я закричала, присоединившись ко всем тем возгласам страха и ужаса, которые раздавались то тут, то там.

— Тихо! — вдруг крикнул кто-то, и я, последовав примеру многих, тоже рухнула на колени, закрыв голову руками.

Сражаться со страхом не осталось сил.

Вокруг распространялся запах гари, но откуда он раздавался, понять было невозможно.

Разум опалял настоящий кошмар, но хуже всего было то, что я понимала – судьба не даст мне еще одного шанса для того, чтобы спастись, как это было бессчетное количество дней, веков назад, во время моего совершеннолетия, когда своим волевым решением, авторитетом альфы Бэд спас меня от неминуемой смерти.

— Всем оставаться на своих местах! — начали раздавать команды военные, и люди послушно скулили от страха, но не двигались с места. Все, кто видел, что стало с тем, кто побежал к лифту в поисках спасения.

Я задрала голову вверх и вдруг меня пронзила мысль, оказавшаяся такой же удивительной, как и все сегодня.

Стрелки часов встали ровно на двенадцати, а это значило, что прямо сейчас должна была начаться операция моего спасения…

Может быть…

Может быть, эта операция ДЕЙСТВИТЕЛЬНО спасет мою жизнь?

Почти по-пластунски, помогая себе руками и ногами, опираясь на локти, я медленно подползла к тому месту, которое мне понятно и хорошо объяснил Анджей, бета стаи Бэда.

Темный треугольник прямо напротив часов.

Пять…

Четыре…

Я зажмурилась, дрожа от страха.

Три…

Два…

Один!

Раздались выстрелы, появился белесый непрозрачный туман и в ту же секунду на меня буквально обрушился потолок.

«Люстра» - догадалась я.

Ее хрустальные звенья блестели за пределами прозрачной клетки, в которую я оказалась заключена.

Я помнила, что мне нужно сделать: пока не рассеялся туман, открыть маленькую дверцу, выбраться наружу и добежать до входной двери, а там уже прятаться в машине.

Но ситуация требовала совсем других мер.

Голова буквально разрывалась от возможных вариантов событий, которые рисовались в моем мозгу.

Но победил один: прямо сейчас я находилась в самом защищенном месте этого отеля, и очень надеюсь, что бронированное стекло не пустит ни одной пули, не даст ни одной трещины.

Я потрясла свою нечаянную спасительницу и поняла, что она очень крепко вошла железными прутами в паз на полу – сдвинуть ее было нельзя. Потому и была предусмотрена дверца!

Мне захотелось смеяться, хохотать от радости.

Я спаслась!

Спаслась!

Не может этого быть!

Бэд и его команда, сами того не подозревая, в очередной раз спасли мою жизнь!

Это было невероятное чувство.

Чувство легкости, окрыления, парения. Но самое главное – понимания. Понимания того, что я останусь жива. Хотя бы еще несколько минут…

Туман перед клеткой рассеялся, и я от страха присела на колени, обхватив все свое тело дрожащими холодными руками: прямо на меня были направлены по меньшей мере десять пар злых глаз солдат, десять дул автоматов.

От страха задрожали губы, зубы начали отбивать чечетку.

Такого ужаса я не ощущала никогда. Даже когда смотрела в одиночестве, на спор, фильм ужасов «Ведьма из Блэр». Адреналин схлынул, и место бесшабашной уверенности в хорошем исходе этого ужасного дня появилось страшное предчувствие беды.

Катастрофы, после которой меня на этом свете точно больше не будет.

Я прикрыла глаза, понимая, что солдаты ждут одной-единственной команды. Я видела краем глаза, прежде чем закрыться внутренне от них, что пальцы некоторых буквально дрожат на курках. Секунда – и раздадутся выстрелы.

Три…

«Мамочка, прости за то, что была не очень послушной дочерью, но я действительно любила тебя».

Два…

«Папа, мне не хватало тебя все эти годы, но я действительно хранила память о тебе, и помнила, каким ласковым и правильным человеком ты был».

Один…

«Бэд Соул. Моя единственная и настоящая любовь. Я любила. И я люблю…только тебя!».

Ноль…

— Что вы стоите? Стреляйте в нее! — после этих страшных слов я зажмурилась сильнее, чтобы не видеть, не слышать, не ощущать, как пули начали вылетать из дул.

45

— Это девчонка Пристли! — услышала я приглушенный голос, как только набралась смелости открыть глаза. — Как поживаете, мисс Джинджер?

Я присмотрелась внимательнее. Голос показался знакомым, но через стекло он звучал искаженно.

Солдаты окружили мою прозрачную стеклянную небольшую клетку со всех сторон. Ручаюсь, даже сверху на меня было направлено дуло снайпера. И за спиной одного из безликих оруженосцев прятался он…

Я прищурилась.

Весь облик, фигура, лицо казались знакомыми, но кто это, я так и не могла вспомнить.

— Что, мисс Пристли, и тут нашли, как выйти сухой из воды? — засмеялся каким-то едва слышным, крысячьим голоском этот человек.

Крысячьим…

Точно!

— А, это вы, мистер Крыса? — усмехнулась я. Он вытянул лицо в недовольной гримасе. Ручаюсь, до меня никому и в голову не приходило говорить так в глаза альфе стаи оборотней.

— Да как ты смеешь! — возмутился он.

Я встала во весь рост. Расправила плечи.

— Мистер Юн, вы снова прячетесь за спинами других. Тогда как у меня нечем даже пустить вам кровь, — я развела руки в стороны, показывая, что действительно не имею при себе оружия, опасаясь, впрочем, что бронебойное стекло может вдруг в любой момент рассыпаться после всех тех пуль, что были высажены в него оружием солдат этого чертова альфы. Однако оно крепко держало оборону и было хорошо и намертво укомплектовано в пол, к моему счастью.

«Крыса» показался из-за спины переднего солдата. Подошел ближе, но я обратила внимание, что сзади его прикрывал другой оруженосец.

— А хотелось бы? — он подмигнул и тут же его лицо утратило добродушное выражение. — Отвечай, где этот Бэд Соул. У меня к нему несколько счетов, на которых он должен расписаться. Своей собственной кровью, потом и жизнью.

Я вздохнула. Волна терпкого ужаса разлилась по телу, защипала на языке. От волнения начало подташнивать, но я усилием воли переборола подступающую дурноту, начав глубоко дышать. Показывать свою слабость перед врагом – последнее дело, это я хорошо и точно усвоила, проведя время с Бэдом. Он бы никогда не показал свою ахиллесову пяту, даже если бы оказался лицом к лицу с дулом пистолета.

Проглотила соленый ком из слез, который подкатил к горлу, сжала зубы, сцепила в кулаки пальцы.

Крыса подошел ближе, жадно ловя все оттенки моих эмоций, которые усердно прятала в сундуках своего сознания.

— Так где же он? — цепко осматривая мое лицо, спросил он.

— Его здесь нет! — храбро выпалила я ему в лицо. — Нет и не было. Вы ошиблись. Он отпустил меня, отдал тому, кто решил убить меня, и таким образом выполнил свой заказ.

Я сглотнула. Казалось, прошла вечность, когда он вдруг рассмеялся.

— Как мииило! — протянул он, прижав ладони к груди, совсем как девчонка.

А потом вдруг лицо его изменилось, затуманилось злобой, силой, темным предзнаменованием зла:

— Говори! — рявкнул он. — Говори, девчонка! Иначе пожалеешь!

Мое тело непроизвольно дернулось, но я смело изобразила натужный смех.

— Ты – обычный неудачник, Крыса. Обычный неудачник.

Выражая своим взглядом презрение, я прошлась по тонким чертам его противного лица, и вдруг неосознанно скользнула туда, к краю большой комнаты, где лежало тело Бэда. Крыса сощурился, сжал губы, проследив за направлением моего взгляда, и понял, обо что споткнулось мое подсознание.

— Туда! — резко скомандовал он одному из солдат и тот тотчас же бросился вперед, грузно шлепая тяжелыми сапогами. Автомат, пристегнутый к ремню, бился о его спину, и я со страхом следила за направлением движения этого волка в обличии человека.

Оборотень остановился возле мужчины, пнул его ногой.

— Нееет! Что ты делаешь, урод! — закричала я, на что Крыса только захихикал. Видеть, как тело Бэда недвижимо лежит на полу, было невыносимо и казалось страшнее самой смерти.

— А ты выйди, мышка, — подмигнул мне противный альфа оборотней. — Отомсти за своего мужчину.

— Да! — горячо закивала головой я, утирая слезы, которые горячим водопадом лились, не переставая, из моих глаз. — Я отомщу тебе!

Я взялась за рычажок двери. Он отозвался жжением на пальцах, будто предупреждая о том, что обратной дороги не будет. Я тяжело вздохнула…

46

Вдруг совсем рядом с нами что-то тряхнуло, разорвалось, и послышался такой звук, будто бы по мрамору рассыпались камешки – глухой, разрозненный, больше похожий на увеличенную громкость шума дождя.

Юн снова испугался и тут же спрятался за спины своих солдат, полностью оправдывая кличку, которую я ему дала. Крыса. Я сплюнула на пол, глядя на него, на его поведение, но его уже уносили оборотни, забывшие, что альфой стаи должен быть волк совсем другого типа – смелый, сильный, умный и ставящий интересы стаи превыше своей жизни. Совсем как Бэд.

Уперевшись руками в стенку клетки, я всматривалась в происходящее. Юн не убрал своих солдат с этажа – они все также ходили рядом, оценивая пространство, угрожали оружием людям, сжавшимся в комочки от страха. Несмотря на то, что этого трусливого главнокомандующего не было, осада здания продолжалась.

Вдруг с другой стороны снова раздался треск, появилось небольшое белесое туманное облачко. Я напряглась. Солдаты Юна тоже в недоумении смотрели на то, что происходило рядом со мной.

Казалось, что вокруг меня начался прицельный обстрел, но это точно были не подчинённые Крысы – они направили автоматы на меня, и в их глазах стояло недоумение. От этого становилось еще больше не по себе.

Вдруг странная осада увеличилась, и теперь уже я в страхе смотрела, как то тут, то там вспыхивает туман, слышится шорох гравия, и моя защита начинает шататься.

Я вцепилась в единственный уступ, который был здесь, с моей стороны – маленькую защелку, с помощью которой можно было бы открыть дверь, смутно надеясь, что она может меня спасти, уберечь от странного нападения неизвестного врага.

Пол подо мной задрожал, и вокруг снова поднялся туман, который будто бы рос снизу вверх, вопреки всем законам физики.

Я бросила последний взгляд в ту сторону, где лежал Бэд, и вдруг чуть не закричала от странного, неуместного облегчения: это был не он.

Тот мужчина, который упал с простреленными ногами сверху, точно не был Бэдом Соулом. Об этом сказала его борода, которой у моего мужчины точно не было.

Накатившее облегчение, казалось, немного разрядило что-то в моем мозгу, но тут же схлопнулось: я поняла, что под обстрел пуль, выпущенных из автоматов озадаченных солдат Юна, моя спасительная клетка опускается вниз, в подвал.

Что происходит?

Уперевшись в стенки узко расставленных стекол, я погружалась вниз, в подвал, или цокольный этаж этой гостиницы…

И вдруг движение остановилось.

Я задрала голову вверх – прямо надо мной клубился туман первого этажа, и я увидела пару солдат, которые по-пластунски пролезли к моей стеклянной бронированной клетке, но ничего сделать не могли – ее потолок держал оборону, даже если бы они решились выпустить все свои пули, бросить все свои гранаты.

Опустив голову, вздрогнула – прямо на меня из темноты подвала смотрел горящими глазами Уильям Росс – друг отца.

Я сложила руки на груди.

— Что вам нужно, мистер Росс? — добавив голосу безразличия спросила я. — Пришли лично выполнить свой заказ?

Он моргнул, и в его глазах зажегся ненастоящий, нереальный желтый свет.

— Да, это так, Джинджер, — улыбнулся он. От этого мне стало не по себе.

— Что? — ярость поднялась во мне огнем так быстро, как будто в огонь плеснули керосином. — Вы пришли убить меня? Как вам жить после этого? Как смотреть в глаза отцу на небе? Как?

На его лице отразилось недоумение.

— Что? Нет, Джинджер, детка, все совсем не так.

— Не называйте меня деткой! — я снова часто задышала, не давая пролиться слезам, которые были наготове пролиться из глаз после его ласкательного слова – так называл меня отец и напоминание о том, что он сильно ошибся, доверившись этому черному человеку с дьявольской душой, буквально выжигало мне сердце.

— Нет, нет, не плачь! — заволновался он. — Ты должна мне верить! Должна! Я никогда и никому не позволил бы причинить вред тебе и Мередит!

— Не упоминай имя моей мамы! — огрызнулась я, резко вытирая влагу под носом.

— Послушай, малыш, — мягко сказал он, показывая ладони, демонстрируя, что в его руках нет никакого оружия, будто бы я не знала, что он- оборотень, и может перегрызть мне глотку своими зубами! — Питер велел приглядывать за вами, чтобы ничего не случилось, потому что знал один мой секрет, и хранил его всю свою жизнь. Он знал, что я никогда бы не поступил с вами плохо! И мне больно, что сейчас ты не веришь мне…

— Убирайтесь, — рявкнула я.

— Милая, у нас мало времени, нам нужно срочно выбираться отсюда, солдаты Юна везде, и осада будет длиться очень долго, неизвестно к чему это приведет! — умоляюще обратился он ко мне.

Однако я покачала головой.

Доверять убийце? Ни-ког-да!

Уильям обернулся резко, будто бы услышал сзади какой-то шум и вдруг его лицо посветлело. Я озадаченно уставилась на него.

— Сейчас я тебе докажу, что я – друг, — улыбнулся он.

И вдруг из темноты показалось второе лицо. Анджей, бета стаи Бэда Соула, озабоченный, в крови и с грязными подтеками на лице, с неровным дыханием, ка после бега, обратился ко мне.

— Джинджер, нужно срочно спасаться. Сюда идут солдаты Юна, и сейчас они точно откроют нашу консервную банку, — он постучал согнутым пальцем по моей камере спасения.

Я перевела взгляд на Уильяма Росса. Он кивнул, будто бы подталкивая меня к тому, чтобы я доверилась этим двум людям.

Анджей перехватил мой настороженный взгляд и буквально завыл от нетерпения.

— Скорее, Джинджер, скорее! Снаружи творится настоящий коллапс, как и внутри. Это настоящая война! Нам всем нужно срочно действовать!

47

Мы стояли в палатке снаружи и смотрели в небо. Оно озарялось страшными залпами, всполохи кострища отражались и на наших напряженных, осунувшихся лицах.

Уильям подошел сзади п протянул мне чашку с горячим кофе, приобнял за плечи.

— Все образуется, милая, все образуется.

Я с благодарностью прижалась к его большой и широкой груди.

Почти сутки назад я чуть не сделала грубую и глупую ошибку своей жизни, решив не доверять своему сердцу, оставшись в клетке, сделанной для меня специалистами стаи Бэда Соула, которые, как выяснилось, все делают на совесть.

В его мыслях даже не было вредить нам. Через час после того, как мы сбежали подземными коридорами из отеля, он все рассказал мне – и о том, что все эти годы присматривал за мной и мамой издалека, и о том, что иногда подслушивал телефонные разговоры, и о том, что изредка подглядывал в истории браузеров домашних компьютеров.

— Я выполнял просьбу своего друга, — сказал он тихо, пожав плечами. — Неужели я бы оставил тех, кто так по-доброму отнесся ко мне, несмотря на мою…проклятую…натуру…

— Это не проклятье! — горячо возразила я ему тогда. — Это настоящее благословение! Быть оборотнем – это…

Он остановил мой поток нервных слов рукой, выставив ладонь вперед.

— Ты во всем права, во всем, — мягко сказал он, но я видела, что Уильям остался при своем мнении.

— Но Джеральд! — возмущенно хрипела я, вспомнив о том, что это именно отчим сделал заказ на мое убийство, после чего планировал избавиться от матери, прикарманив наше наследство себе.

При имени Локка у Уильяма изменилось лицо. Краска залила не только его щеки, но и спустилась к шее. Он сжал кулаки.

— Он заслуживает смерти! — прорычал Уильям.

Я устало потерла виски.

— А я лишь хочу, чтобы Бэд выжил. Мы не можем найти его, вытащить из этой ловушки от Юна, и с каждым часом надежда все больше гаснет и тускнеет, — призналась я Уильяму, глядя из двери походной палатки, как Анджей раздает приказания «террористам» - волкам стаи.

— Он обязательно выживает, милая, — ласково погладил мою руку Ильям. — Он придет с того света, потому что не сможет оставить свою истинную пару.

— Что? — резко обернулась я к нему.

— Он тебе этого так и не сказал? — ухмыльнулся Уильям. Указав пальцем на укус на моих ключицах, он рассмеялся. — Это –знак принадлежности паре. Теперь вы связаны навечно и уже ни он, ни ты, никогда не сможете смотреть на других в поисках потенциальных партнеров.

Я ошарашено отвернулась от друга отца. Как же так…вот это новости…

Вдруг Анджей что-то истошно закричал в рацию. Все вокруг пришло в движение.

— Что? Что происходит? — выскочила я из палатки и зябко поежилась на прохладном ветру.

Анджей отодвинул меня, будто бы я была простым стулом, сел в маленький грузовичок и приказал быстро ехать к отелю.

Не долго думая, я тут же запрыгнула сзади.

— Куда? — спохватился бета стаи, но тут же повернулся вперед, будто бы мысленно подгоняя машину.

— Я с вами, — запыхавшись, ответила, перекинув волосы назад – они так и норовили залезть в рот на ветру.

Анджей только махнул рукой, и я поняла, что ему некогда со мной спорить.

Спустя томительные минуты мы были уже у стен отеля. Оттуда выносили раненных, выводили солдат, закованных в наручниках, и я поняла, что последний бастион сдался.

Анджей, словно собака-ищейка, заволновался, и я вцепилась ему в руку, чтобы он довел меня до цели своего назначения.

И это случилось: мы вместе вбежали на первый этаж отеля, и я увидела то, от чего мое сердце сделало кульбит.

Два оборотня несли на носилках моего Бэда. Моего Бэда Соула. Он не подавал ни единого признака жизни, и от того Анджей встал как вкопанный. Я буквально впечаталась ему в спину.

— Не ходи туда, Джинджер, — сдавленным голосом сказал он мне, не отводя повлажневших глаз от носилок со своим беззащитным и неподвижным альфой. — Не ходи.

Я тяжело сглотнула. — Не нужно тебе этого видеть.

48

Черная мгла покрывалась белыми, золотыми звездами, которые пронзали ее своими яркими лучами напополам. И вдруг впереди показался сноп света. Он тоже рос, расширялся в размерах и становился таким ярким, что, казалось, заполонял собою все вокруг.

Я знал, что мне нужно идти вперед, к нему, погрузиться в молочную белизну этого холодного искусственного света, чтобы стать им, слиться с началом и окончанием всего сущего. Наконец пришло и мое время – вернуться к истокам.

Когда человек или оборотень приходит в мир, на землю, уже заранее известны две цифры – дата начала его жизни и дата его смерти, и потому к своему земному пути нужно относиться философски, растягивая удовольствие, вкушая все, что дает тебе земной мир. Я испытал достаточно боли и успел познать настоящую любовь. Ту, ради которой забываешь о себе, перестаешь быть эгоистом, становишься лучше, светлее, чище душой. Ту, ради которой ты готов бросить все, начать все сначала и совсем не боишься этого. Ту, ради которой ты готов встать наперекор всему миру, своему обществу, вселенной. И, наконец, ту, ради которой ты ощущаешь в себе силы вернуться с того света.

Джинджер дала мне все – открыла во мне такие ресурсы, о которых я даже не подозревал. Всю свою жизнь я был сильным, и поэтому рано лишился стаи: волки, чувствуя угрозу, иногда идут на все, чтобы сохранить свою власть, даже на то, чтобы выгнать из семьи волчонка. Пучина жизни не поглотила меня, я смог выкарабкаться, оброс связями, деньгами, как волк – шерстью, но никогда не давал себе волю стать слабее, чем был. И не рассчитывал свою силу, все решая ей. Но последние свои часы перед жизнью я оказался настолько слаб физически, что не смог выбраться из ловушки, расставленной мне самой жизнью…И я выучил этот урок: никогда не расслабляйся, но и никогда не возносись выше, чем ты есть на самом деле. Карать и миловать – не твой удел, это возможно только в зоне твоей личной ответственности.

Да, любовь ослабила меня, но и дала мне гораздо больше, чем дала бы смерть – она дала мне новую жизнь…

Я посмотрел с тоской на свет, который переливался искрами, пронзал сиреневую мглу, дотягивался своими лучами до черной, могильной темноты, резал ее, словно ржавым ножом, выпарывая внутренности, и думал о том, что…

— Чертов Бэд Соул! Как ты мог! Как ты мог оставить меня! — донеслись вдруг до моего воспаленного сознания сдавленные рыдания. Этот голос я не мог перепутать ни с чем. Мой волк внутри встрепенулся, почувствовав родные нотки, и завилял хвостом, готовясь завыть, как обычно приветствовал луну.

— Никогда тебе не прощу! — странное чувство, но мои руки и щеки горели от прикосновений, которых я не мог чувствовать на самом деле. Темная пелена держала меня в своих объятиях, опутывая, как паук свою жертву, но руки и лицо обжигали укусами чьи-то прикосновения.

— Ты обещал, что будешь рядом, а сам бросаешь меня, — слышал я сбивчивый шепот. Голос то приближался, то отдалялся, но я мог уловить все малейшие оттенки тоски и боли, горькой, как полынь, печали. Меня обжигало огнем ее прикосновений, и я понял, что это – то были ее горячие соленые слезы, слезы моей истинной пары.

«Джинджер!» — воскликнул я, но мой голос потонул во тьме. Свет впереди разгорался все сильнее, лунное сияние звало к себе волка и человека, но…

— Бэд, как же я люблю тебя. Ты не можешь меня оставить, чертов оборотень! — всхлипнула Джиндж. — Я не смогу без тебя…

Вся вселенская тоска, которую может испытать человек – ничто с тоской волка, который слышит голос своей пары и не может успокоить ее, не может прижаться к ее теплому боку, ощутить будоражащее кровь дыхание, раствориться в успокаивающем запахе.

Я повернулся спиной к свету, что звал меня к себе, простирая светлые лучи грядущего облегчения, и простер руки вперед.

Джинджер…Джинджер…Единственная моя, любимая моя…

И я сделал выбор.

Черная пелена взбунтовалась, все перевернулось вверх дном, и, казалось, сменились ориентиры, если они и были когда-то. Вселенская дыра, из которой был только один путь, и отнюдь не обратно, вспенилась, затряслась, как желе на блюде, стало не понятно, где я нахожусь и каким образом могу выбраться отсюда.

— Бэд. Бэд Соул, — слышал я отовсюду голос своей истинной пары, но теперь мне виделось, что я ощущаю ее присутствие везде. Везде и нигде…

Я сам становился той самой тьмой, что держала меня, не отпускала, засасывала глубже, чтобы подтолкнуть меня к единственно возможному и правильному, по ее мнению, пути – к последнему свету.

— Бэд, я не отпускаю тебя! — вдруг крикнула Джинджер, и в ее голосе было столько злости, боли, ярости и в то же время ощущения безысходности, что эти слова вдруг прорвались через весь мир.

Мой хищник внутри встал на дыбы – он тоже понял, откуда шел голос, куда нужно было стремиться, и ради чего мне нужно было выбраться из плена этого последнего пристанища заблудших душ.

Вперед!

Зверь внутри зарычал, принимая свою форму и вспорол ткань мироздания своими мощными когтями.

Я рванул вперед.

— Джиндж, принцесс, — смутная рыжая пелена перед глазами была, несомненно ею – моей любимой девочкой. — Довольно реветь.

Горло от боли садануло, будто бы кто-то засунул туда железный ерш и провернул его несколько раз.

— Это я тебя не отпускаю.

Вокруг тут же воцарилась мертвая тишина, вязкая, тягучая. Для того, чтобы через мгновение рассыпаться в прах, осесть пеплом на земле.

— Господи, Бэд! — девушка бросилась мне на шею, чтобы осыпать лицо, ключицы, виски поцелуями, приправленные вкусом слез и крови. Но даже то, что мне пришлось охнуть от боли, не остановило ее – она никак не могла успокоиться, приближаясь ко мне все больше и больше, и на самом деле я не имел ничего против этого – голос Джинджер, моей пары, вернул меня с того света, ради него я перевернул весь мир и мог потерпеть недомогание, вызванное ее настойчивым желанием быть ближе.

— Я люблю тебя, Бэд Соул. И никому не отдам. И никогда не отпущу. Ты это знаешь? — сквозь слезы была видна улыбка на ее прекрасном лице. — ты полностью изменил меня, перекроил под свой вкус и показал другую жизнь. И места в этой жензи без тебя мне нет, понимаешь?

Мне оставалось только кивнуть. Потому что и без нее в этой и следующих жизнях места мне не было.

Эпилог

Никогда бы не подумала, что когда-то хотела сбежать из этого прекрасного замка. Нет, ну серьезно. Это самое красивое, величественное здание, которое, к тому же, охраняется как Форт-Нокс! А сейчас, когда сюда съехалось половина штатов, и подавно.

Расправляю шлейф позади себя и смотрю в круглое окно на площадку перед лесом – с важным видом там расхаживает Анджей. Знаю, что ему не очень нравится ходить в костюме, больше по нраву бы пришлось пробежаться в виде волка среди кустов, но сегодняшний день – великий день не только для меня и для Бэда.

Сегодня объявляется перемирие для всех стай волков.

Соул захватил слишком много власти, которая постепенно начала давить на него, он прибрал к рукам столько стай волков, пока шла негласная война за лидерство, а во время штурма гостиницы «Вереск» зацепила и многие другие стаи – те, которые пришли на помощь к нему или встали на сторону Крысы Юна.

Этот гордиев узел нельзя было распутать – только разрубить.

И Бэд Соул – самый умный, самый великий человек и оборотень сделал это. Он предложил создать совет волков, который будет регулировать все численные изменения внутри стай. Особое внимание мой мужчина решил уделить волкам- подросткам, чья сила превосходила силу альфы стаи, но была нестабильна.

Однако крысу Юна созданный совет решил изгнать из своего состава. На что Бэд заметил, что врага лучше держать ближе, чем друга, но я думаю, что он не прости ему нападение на меня, и уверена, что рано или поздно он отомстит ему, но так, чтобы этого никто не понял. Бэд умеет делать так, как ему нужно, и, мне кажется, он весь мир готов перевернуть вверх ногами, если этого захочет. Силы и ума ему для этого не занимать – он легко управляется со своей силой и слабостью и в ипостаси волка, и в виде человека.

На наше бракосочетание были приглашены все – и волки, и люди. Все останется в тайне – никто не прознает о темной стороне моего мужа, потому что он наладил выпуск препаратов, которые могут скрывать волчью сущность, но сейчас они в тысячи и тысячи раз безвреднее, ведь все Бэд проверяет на себе.

Во время похорон Джеральда Локка мама не проронила ни слезинки – она была слишком выбита из колеи всеми новостями, которые ей пришлось осознать: мой отчим так хотел прибрать к рукам наше наследство, оставленное отцом, что был готов на убийство – мое и ее. Уильям Росс оказался рядом – он вообще всегда был рядом, и без его помощи и поддержки никогда бы в нашей сказке не было счастливого финала, и за это ему благодарна не только я и Бэд. Думаю, мама, как настоящая женщина, пленилась его уверенностью и брутальностью, и потому уже второй день расспрашивает о его жизни. Уильяму непривычно такое внимание, однако он ни на секунду не оставляет ее одну. А вчера вечером так вообще нарычал на официанта, который слишком долго стоял возле мамы, помогая ей определиться с заказом. Бэд в ответ на его реакцию только ухмыльнулся и пробормотал что-то насчет волка, который никогда не может отдать свое.

Как бы там ни было, я готова.

Ко всему, чтобы мне не предложил Бэд. Я доверяю ему всю себя и знаю, что он отвечает мне тем же.

Всю свою жизнь я прожила взаперти, но именно он, мой хищник, открыл для меня двери в другую реальность, где я могу быть кем угодно – сильной, слабой, похотливой, скромной, красивой, злой…Я прогнула под себя свой мир и прочувствовала свои границы, и поняла, что теперь могу сделать все. В моей мастерской множатся картины, на которых изображены волки, но больше всего – картины в стиле «ню» - и все они об одном: о торжестве жизни над смертью, о любви, о силе и слабости. И на всех них изображен он. Моя истинная пара – Бэд Соул. В моих планах устроить выставку этих прекрасных, чувственных работ, и, хоть Бэд не хочет выставлять свое естество на всеобщее обозрение, у меня есть несколько рычагов, чтобы его в этом переубедить. И все они используются в нашей с ним спальне.

Оу. Все. Кажется, мое время пришло.

Пора.

***

Я оглянулся.

И обомлел.

Дыхание сбилось.

Из лимузина выходила Джинджер. Уильям держал дверцу, а Миранда Пристли помогала ей выйти, удерживая шлейф позади.

Фатиновая белая юбка водопадом опадала в пол, скрывая ножки, облаченные, как я знал, в кружевные чулки и атласные туфли на высоком каблуке. Тонкую талию обнимал широкий пояс, завязанный позади шикарным бантом. Грудь покоилась в корсете, вытканном тончайшим кружевом, которое переливалось, искрилось на солнечном свете, и отбрасывало теплые солнечные зайчики на каждого, кто приближался к невесте, смягчая черты и обещая праздник. Волосы стилист уложила в скромную и очаровательную прическу, украсив обманчиво небрежные волны тычинками искусственных цветов и речным жемчугом - изысканная и притягательная красота невинной девушки.

Джиндж будто бы вышла из сказки Диснея, прекрасной принцессой в самом конце, буквально перед титрами – счастливая и немного взволнованная.

Сделал несколько шагов по направлению к ней и остановился – было приятно видеть, как она идет, глядя на меня.

Я знал: гости – мои близкие коллеги и друзья по бизнесу, оборотни, люди, многие друзья из прежней жизни моей принцессы – ждут под воздушным шатром в парке, наслаждаясь пузырьками шампанского и летней приятной погодой. То есть все, что оставалось там, во внешнем мире, ожидало только одного – моего и ее слова.

— Ты готова? — мягко спросил я Джиндж, как только она поравнялась со мной и подняла свои до невозможности бездонные глаза, в которых отразилось небо. И в этом вопросе было все: готова ли она делить со мной всю нашу жизнь? Готова ли мириться и принимать нелегкий характер? Готова ли терпеть мою всепоглощающую к ней любовь? Готова ли вернуться с того света за мной, ко мне? Готова ли…

— Да, — твердо сказала она, улыбнувшись, понимая, будто бы услышав всех моих демонов. — Я готова!

Конец