Хюррем-султан
— Злюсь? — удивленно приподняв брови, Марк окидывает меня пустым взглядом, но уголки его губ насмешливо приподнимаются. — А у меня есть причины?
— Не знаю, — пожимаю плечами. — Ты мне скажи.
— Ты задала вопрос, — резко.
— Это из-за Димы или из-за того, что я говорила о тебе.
— Не злюсь, — он с глухим выдохом отходит от меня, и выглядит при этом отчужденным. — И я удалил то видео. Можешь больше не нервничать.
— Марк… — должна ликовать, но внутри все переворачивается от других эмоций, скручивающих нутро в тугой узел. Дышу с трудом.
— Синичкина, — натянуто улыбается. — Осади. Просто мне надоело.
— Что?
— Наша война. Мне стало не интересно.
Молча принимаю данную информацию, пытаясь отыскать внутри хотя бы крошечную искорку радости. Но мимо. Я чувствую нарастающую обиду. Колючую. Жгучую. Едкую.
Не могу спокойно наблюдать, как он уходит из кухни, даже не задев меня колким комментарием, как делал всегда.
— Так ты теперь с Васнецовой?
— Тебя это волнует? — насмехается, оглянувшись.
— Нисколечко…
— Ммм…
Мотаю головой и прикусываю язык, лишь бы не взболтнуть лишнего. И силюсь не закричать на него.
Оставшись одна, скучающе догрызаю шоколадные шарики, безлико бродя по кухне. Народ уже во всю веселится, катаясь на лыжах, а мое настроение ниже плинтуса. За окном Аленушка с Катькой крутятся, о чем-то секретничают. Не удержавшись, чуть приоткрываю небольшую щель, впуская морозный воздух, покрываясь при этом жгучими ледяными мурахами.
— Мы же договорились, когда вдвоем, Маркушу не трогаем, иначе… рассоримся с тобой, — жалобно пищит сестрица. — Ты договор нарушаешь, Катюш.
Так вот оно что, — хмыкаю я.
— У тебя был шанс на праздниках, а у меня — сейчас. Тебя здесь вообще не должно быть.
— Я тебе уже рассказывала, тогда нереально было, — пискляво оправдывается Аленушка.
— Сама виновата. Значит, ты ему не нужна. Просто, смирись с поражением, подружка, — убеждает Катька. — На этот раз он был у меня на крючке… но твоя сестра все испортила. Интересно, зачем? Ты ее подговорила? А еще мне претензии кидаешь, святыня.
— Да ты что?! Мы с сестрой врагини. И я тебе говорила, она не так проста… у них точно что-то было в ту ночь. Зуб даю! Возможно, она навертела что-то в машине папы. Иначе, с чего мы так внезапно сломалась?
Глаза насмешливо закатываю. Вот фантазерка.
— Не верится, — отмахивается Катька. — Зачем же она тогда стихи Димке строчила?
— На два фронта играет, — делает разумный вывод милая Аленушка. — У нее собственный план. Эта лиса похитрее нас с тобой будет. По головам пойдет, вот увидишь. Нам лучше не оставлять их вдвоем.
Сморщившись. закрываю окно. Чувствую себя Хюррем-султан в эпицентре дворцового переворота. Но на этом не все.
Неспешно одеваюсь, под грозным наблюдением сестрицы. На улицу выхожу, пересилив себя. Яркие солнечные лучи как насмешка. Ветер задувает в широкий ворот пуховика, нос краснеет и жжет от холода. И как я могла забыть дома свой теплый шарф?
В заледенелой беседке чуть поодаль от коттеджа Кудрявцев стоит, вредными парами организм насыщая. Явно нервничает, ходит из стороны в сторону, сжимая в руке зажигалку, периодически останавливаясь, чиркая огонек, с обреченной грустью глядит на яркое пламя.
Обхожу беседку по краю, он меня даже не замечет. Наведываюсь в пристройку для инвентаря за лыжами, выбираю под себя. Выхожу на улицу и вновь становлюсь свидетельницей заговоров, тайн и прочих интриг:
— Степ, помощь твоя нужна, — мягко дотрагиваясь до его плеча, просит Катька.
— И что на этот раз? — яростно усмехается Кудрявцев. — Какое распоряжение я должен выполнить, Ваше Величество?
— Ну чего ты… не обижайся… — на носочки привстает, пальчиками нежно по его щеке ведет.
— Что делать, Васнецова? — сдаваясь, спрашивает Степка. — Говори уже.
— Марк…
— Марк, — вновь насмехается он. — Кто бы мог подумать…
— Степааа…
— Продолжай.
— Марк остановился в смотровой будке в нескольких метрах от склона. Он не будет ночевать с нами в коттедже.
Я беззвучно фыркаю. Принц как обычно уединился, чтобы его никто не беспокоил.
— И?
— Завтра за нами прибудет вертолет. Двоих туристов не досчитаются. Я уже подкупила пилота.
— А? — недопонял Степка.
Я тоже не поняла. Подхожу поближе к кромке беседки, чтобы посильнее подогреть подмерзшие ушки.
— Случайным образом закроешь нас с Марком в смотровой. На замок. И подопрешь дверь чем-нибудь тяжелым. Ключ оставишь в пристройке, на стойке администратора. Он отпустил всех работников до понедельника. Ребят отвлечешь, Аленушку уволочешь, пусть хоть орет, хоть брыкается, делай что нужно. Я хочу провести с ним время наедине, у нас будет целая ночь в закрытом пространстве. Только он и я.
Я аж задыхаюсь от ее планов. Вот же ссс… интриганка! А еще говорят, что я по головам пойду. Куда уж мне до ее прыти.
— Я тебя услышал, — скрипучим голосом отзывается Кудрявцев, после бесконечной минуты молчания. А затем, ссутулив плечи, направляется к коттеджу.
— Ты сделаешь? — выкрикивает Катька.
— Не сомневайся! — как-то слишком подавлено отвечает Степка.
Морщась, перебирая в голове клубок отторжения и злости, волочу лыжи, орудуя неподъемными ботинками.
— Погода потрясающая! — навстречу мне бежит смеющийся Димка в удобном горнолыжном костюме. — А ты чего в пуховике? Он же длинный, неудобно.
— Нормально, — огрызаюсь я.
— Пойдем, там работает фуникулер, — улыбается, не заметив моего угрюмого настроения.
Вваливаемся в стеклянную кабинку, возвышающую нас на высокий заснеженный подъем. Там уж я прихожу в себя, завороженная горными красотами.
Катаюсь на последнем издыхании, и даже жарко становится. Аж пар из ушей валит. Лыжи — это не мое, но всеобщее веселье постепенно заряжает. Только когда ледяной мальчишка с Катькой присоединяются, опять зарождается зудящее непринятие происходящего. Их ласковые улыбки друг другу и легкий флирт полностью выводят из равновесия. А что будет, если они останутся вдвоем на всю ночь?
Нет, что у них будет, понятно.
А что будет со мной?
Голова начинает кружиться, мозг требует немедленно остановить безупречно выстроенные планы змеюки Васнецовой. Но озарение не приходит. Я в тупике.
Да что это внутри происходит? Что за мощнейший эмоциональный взрыв?
Украдкой кошусь на Маркушу, окидывая лютой ненавистью, он ловит мои сигналы, принимает, но не отталкивает.
В одну из последующих каток случайно сталкиваемся в кабинке, оставшись наедине. Тесное пространство наполняется роем огненных искр. Воздух трещит, тяжелеет. Молчим, сидя друг на против друга.
Я мысленно вонзаю в него острые клыки, но он не отбивается. Сощуривается только и надменно усмехается.
— Ревность — разрушительное чувство, да Лиззи?
— Это кто тут ревнует? — ощетиниваюсь я.
— Ты мне скажи.
— Ты задал вопрос, — повторяю его утренний шаг, делая голос резче и грубее.
Марк не отвечает. Приподнимается, медленно садится на корточки, снимает мне рукавички и кладет рядом, захватывает в плен ладошки. Наклоняется, утыкаясь лбом в переносицу.
Дыхание резко сковывает, я замираю. В ушах звучат истошные звуки «бам, бам, бам!» Огромные лазурные глаза слишком близко, сердце екает, вспышкой разносит тепло по венам. И я почему-то опускаю взгляд с его черных ресниц на пухлые манящие губы, которые мягко приоткрываются…
…но только, чтобы произнести:
— Ты ревнуешь меня, Лиззи.
— Не ревную, — протестую я.
— Просто признайся.
— Так ты играешь ради меня? Пфф… зря стараешься.
— Черт! Просто признайся, Лиззи! — рявкает мне в лицо. Дышит рвано. Ломано. — Давай… остановимся… больше не будем… воевать…
— Ты сам виноват! Дружить нам никак!
— А мы и не будем дружить, — хрипит он, медленно проводя языком по своей губе. — Не будем…
— Тогда что?
— Сама знаешь, — шепчет с придыханием.
— Не знаю, — отрицаю упрямо.
Кабинка останавливается. Марк поднимается, помогает мне встать. Снимает с себя шарф и накидывает на мои плечи.
— Решайся уже, Синичкина, — бросает равнодушно, будто и не было этой странной сцены секунду назад и выходит.
А я смотрю ему вслед, пытаясь затушить полыхающий внутри огонь.