Мой Мир 1

Глава 4. Серые будни

Когда я подошел к большой палатке, которая служила казармой для нашего подразделения, внутри слышался крик Колина:

— Вам чего не хватает! Как жрать, так вы первые, а как учиться, так вас нет! Каждому по 4 наряда вне очереди!

Я вошел и увидел картину маслом: Перед строем стояло 4 бойца из моего подразделения, а рядом на кровати было несколько кусков хлеба с маслом и миска супа. Колин распинался, а бойцы из других подразделений ухмылялись.

— В чем дело? — громко спросил я.

Колин опять собрался орать. Но под моим тяжелым взглядом пробурчал:

— У твоих хавку нашли. Голодают бедные.

Я повернулся к ним. Ответил один из мальчишек, кажется, его звали Орек.

— Тебя, то есть Вас, не было ни на обеде, ни на ужине, вот мы с ребятами и решили взять Вам поесть. А Сержант ничего слушать не хочет.

Я повернулся к Колину:

— Кажется, бойцы должны друг друга выручать?

Тот плюнул и сказал:

— Наряды я с них не снимаю.

— Я сам за них отдежурю, сказал я. В лазарете буду за теми, кого ты побил на тренировке, ухаживать.

Колин молча развернулся и вышел. Через некоторое время в палатку пришло трое моих бойцов из лазарета. Одного, того, что с сотрясением, Креона оставила до завтра.

— Подойдите ко мне, — сказал я, уписывая хлеб с похлебкой. — Спасибо за ужин. Сейчас я поем, и мы пойдем с вами заниматься.

Через какое-то время мы вышли к тренировочной площадке. Двигались, как это положено в армии, строем по двое. На встречу шел Сикор.

— Куда направляемся?

— На проведение дополнительных тренировочных занятий.

— Хорошо. Я пойду с вами, а то вам припишут нарушение устава за хождение после отбоя. Да и оружие не выдадут.

Он возглавил нашу колонну. На тренировочной площадке он раздал всем мечи, сел по своему обыкновению в сторонке и стал за нами наблюдать. Я решил начать заниматься с ними по ускоренной методике. Мы нападали друг на друга и оборонялись как в обычном бою, только в медленном темпе. Самое главное, чего я требовал — плавности движений. Когда все движения стали более-менее понятны, мы попробовали то же самое делать в более быстром темпе. Сразу полезли ошибки. Мы опять замедлились. Так пошло два часа. Сикор не только наблюдал, но, на каком-то этапе, стал делать бойцам замечания. А под конец мы с ним показали мастер-класс нападения и защиты. Плавные медленные движения, лежащие в основе боевого применения меча, завораживали.

— Все, отбой, — сказал Сикор. — Юджин вас отведет. Подъем для вас никто не отменит.

Я отправил своих спать, а сам сказал, что буду позже. Через 10 минут я был около палатки Креоны. Внутри, на столе горела одинокая свеча. Я решил войти не через вход, а сбоку, приподняв полог. Ко мне спиной сидела Креона в ночной рубашке — она пила какую-то настойку и смотрела на огонь. Я тихо подошел к ней сзади и, наклонившись, прошептал:

— Уже отчаялась ждать?

Она вскинулась и обернулась. Глаза большие-большие. Потом, прижавшись, прошептала:

— Я и не ждала… прошептала она, хотя глаза говорили об обратном.

Я поднял ее лицо:

— Я же сказал — буду…

А потом она отдалась мне. Сразу вся. Стала пластилином в моих руках, и я лепил из нее что хотел. Она принимала меня со всем жаром оттаявшей души. В какой-то момент, когда мы в очередной раз кончали, я рискнул и вкачал в нее немого Серого. Реакция меня совершенно поразила: сказать, что она кончила — не сказать ничего. Она металась подо мной, в оргазме приподнимая мое, совсем не легкое тело. Ее взгляд был расфокусирован. Наверное, в течение 15 минут после того, как прошел основной заряд, по ее телу еще гуляли волны новой энергии.

— Юджин, что это было?

Она замолчала. А потом вдруг обняла меня, прижалась вся и жарко зашептала. При этом из нее шел такой поток энергии, что я даже не понял, слова это были, мысли, образы или эмоции:

— Я никогда в жизни даже не представляла, что может быть такое. Хотя я очень любила своего мужа и у нас с ним в этом плане все было хорошо. Но ты… это что-то. И секс здесь совершенно не причем — я понимаю, что пропала. Я твоя. Полностью. Вся. Ты можешь сказать мне бросится в реку, и я тут же сделаю это, не задавая ни одного вопроса… Я чувствую, что ты не тот, кем хочешь казаться, но мне это не важно. У меня не хватает слов… Ты дал мне новую жизнь, ведь я, после смерти своих, стала сама себе не нужна. А теперь у меня есть цель в жизни — это ты. Это…

Судя по яркости образов, которые всплывали в моей голове, по надрыву, который невозможно передать словами, она вошла со мной в двусторонний ментальный контакт,

— Это не любовь на войне, продолжила она, когда могут завтра убить и поэтому сегодня надо любить без оглядки. Я все это проходила и все это меня не трогало. Несколько раз на фронте было: я позволяла любить себя мальчишкам, у которых я была первой женщиной, а утром их убивали, и я ТОЧНО знала, что я никогда их больше не увижу. Это страшно, но все равно не трогало меня. Это было… частью моей Зеленой ипостаси — я просто обязана была им помочь. Но то, что сейчас произошло — это другое, это дало новую жизнь. Не суди меня за то, что было до тебя и прими меня всю.

Я не сказал ни слова, просто ментально закрыл собой ее израненную душу, принимая ее всю, а потом вкачал еще немного серого. Кстати, по-моему, она этого не поняла, просто почувствовала, что в ней пребывает моя сущность… И заполняет ее всю. До донышка.

Она замурлыкала от переизбытка эмоций. Я провел рукой по ее лицу, затем ниже, поиграл с ее грудями, ущипнул за сосок и накрыл ладонью шелку. Ввел внутрь два пальца. Обожаю рожавших женщин. Она со стоном выгнулась мне навстречу, открываясь как можно шире.

Еще один оргазм, ничуть не менее яркий, чем предыдущий, накатил на нее. Ее дыхание сбилось, она начала терять сознание. Я мягко привел ее в себя, чтобы она провалилась в сон.

Затем я тихо встал, оделся и выскользнул из палатки, а уже через 15 минут лежал в койке у себя в казарме. Кстати, дневальный спал. Надо будет завтра сказать Сикору и устроить ночную проверку.

С тех пор так и повелось — вечерами мы занимались со своим подразделением, а ночами я бывал у Креоны, и она засыпала в моих объятиях. И каждое утро она просыпалась, полная мной, моей энергией и моим семенем. Ее аура прибрела насыщенный зеленый цвет, а шарик вырос до размера теннисного мяча.

Так же, как в первый раз, каждое занятие мы проводили мастер-классы с Сикором. Наши скорости все увеличивались, а движения становились все сложнее. Он тоже явно прибавлял в мастерстве. Наши бойцы обожали смотреть на это завораживающее зрелище. В какой-то момент, примерно за полчаса до окончания тренировки, ко мне подошел Сикор и сказал:

— Иди уже в свой лазарет — тоже мне тайна. Я с нашими (так и сказал — нашими) позанимаюсь.

Через 3 недели, когда начались первые заморозки, Хорунжий решил провести смотр-конкурс подразделений.

Упражнения стандартные — стрельба, мечевой бой и тактическое действие. По просьбе Сикора он стал тестировать не целые отряды, а отделения. Вот здесь мы и смогли в полной мере показать преимущество нашей подготовки.

На стрельбе мое отделение показало не только 100 % попадание в мишени, а и 70 % попадание в незащищенные точки при стрельбе на 20 метров. Мечевой бой, по моей просьбе, было организован по олимпийской системе — с выбыванием проигравших. При этом, я попросил разрешения не участвовать. Сикор кивнул и Хорунжий с этим согласился. Каково же было общее удивление, когда в 1/8 финала вышло все мое подразделение в полном составе, а также Пул и Фтул. А вот в ¼ и выше прошли только мои. Перед боем с гигантами я кивнул своим, и они перестали сдерживать руку — в результате оба гиганта, все в синяках и кровоподтеках, охая и почёсываясь, сидели среди зрителей. Финальные схватки явных победителей не выявили и мое подразделение в полном составе вошло в состав разведвзвода под руководством Сикора. Однако Пул и Фтул затаили злобу.

Через пару дней к нам в лагерь пришел новый призыв, в составе которого было три крестьянские девочки, оказавшиеся Зелеными. Их определили служить в лазарет под начало Креоны. И вот как-то ночью я услышал ее ментальный крик о помощи. Я помчался к ним. Когда я ворвался в палатку Креоны, один из близнецов, кажется Пул, держал около ее горла нож, а другой пыхтел, насилуя одну из новеньких. Несчастная только тихонько попискивала под ним. Когда я ворвался в палатку, Пул глумливо на меня осклабился и проколол ножом кожу на Креониной шее. Это последнее, что он сделал — подбегая, я схватил какой-то камень, а когда увидел все, что происходит, запустил его в улыбающуюся харю с такой силой, что он прошел на вылет, испачкав его мозгами заднюю сторону палатки. Затем я встал над Фтулом, который не видел меня, занятый своим делом и нанес удар открытыми ладонями по его ушам. Поскольку я был очень зол, то удар получился таким, что мозги этого урода мгновенно превратились в кашу. Пострадавшая девочка даже не поняла, почему насильник обмяк — ей ничего не было видно из-за его тела. Затем я подошел к Креоне:

— Не хочу, чтобы меня здесь видели. Конечно, все всё поймут, но лучше без прямых свидетелей. Через 5 минут поднимай тревогу.

Она была удивительно собрана и спокойна — военно-полевой хирург, одним словом. Поцеловав меня, шепнула:

— Беги.

Через 5 минут, после того, как я покинул палатку, над лазаретом забил гонг.

Был большой скандал. Искали убийцу, совершившего самосуд. Изнасилованная девочка ничего не могла сказать, поскольку не видела меня, а Креона сказала, что это сделала она в состоянии аффекта. Конечно ей не поверили, однако дело спустили на тормозах, а Пула и Фтула тихо похоронили за лагерем. Меня и ребят из моего подразделения долго допрашивали на предмет моего отсутствия ночью, но все сказали, что я спал в подразделении. Колина разжаловали в рядовые и в ближайшее время он должен был отправиться на фронт. Только Сикор подошел ко мне и спросил:

— Ты?

— Не, сами себя. Я только подсказывал, как.

— Им повезло. Они бы у меня на колу неделю за такое умирали бы.

— Ну нету их и нету. Я, например, по этому поводу не расстраиваюсь.

Он улыбнулся и отошел.

Из нового призыва были сформированы еще два отряда и пара моих подопечных стали в них сержантами. Мне тоже вручили лычки старшего сержанта, такие же, как у Сикора.

Как обычно вечером, я собрал своих на площадке.

— Бойцы, вы входите в элитное подразделение, поэтому я хочу изменить систему обучения.

Сикор, обычно сидевший в сторонке, немедленно подошел.

— Во-первых, надо приблизить методику боя к реальным условиям. Все эти танцы с саблями пригодятся для гарнизонных офицеров, желающих произвести впечатление на дам. Ваша же задача — убить. При этом надо всегда иметь в виду, что противник может быть обучен не хуже вашего. В ход могут идти любые приемы, любые предметы — в бою правил нет. Мы подготовим с вами несколько неприятных сюрпризов для врага — например, метательные пластины или шарики. Они достаточно эффективны на близком расстоянии и если уж не убьют противника, то достаточно его отвлекут, чтобы вы, безопасно для себя, сделали свое дело. Потом праща — великолепное средство для того, чтобы снимать часовых. Самое главное, что метать можно не только специально принесенные с собой предметы, а и любой камень. Давайте покажу.

Я снял с себя специально изготовленный мной поясной ремень, который носил на себе уже некоторое время вместо уставного. Мне, кстати, несколько раз делали замечания по этому поводу, но я их игнорировал.

— Смотрите внимательно. Кидаю специально не в щель для глаз, а в шлем.

Я поднял с земли камень, примостил его в ремень, раскрутил пращу и бросил камень. Послышался металлический звон и на шлеме появилась глубокая вмятина.

— Как видно, солдат противника не убит, но дезориентирован или без сознания. Что вам и надо.

Все внимательнейшим образом смотрели за мной.

— Я оставляю вам свой пояс на изучение, а сам приведу сюда подопытного для следующей дисциплины. Кстати, Сикор, договорись с Хорунжим, чтобы такие пояса вошли в форму для нашего подразделения. Пока у вас нет своих — потренируйтесь с моим.

Пока они рассматривали это «чудо инженерной мысли», я направился в казарму. Пройдя между спящими людьми, я подошел к Колину и скинул его с кровати.

— Бегом на тренировочную площадку.

— Я… Что… — залепетал он.

— Солдат должен быть готов к выполнению боевой задачи в любое время.

Поскольку теперь я был сержантом, он не посмел мне возразить и начал одеваться.

— Беги так. Ты не в форме мне нужен.

Он, как был в исподнем, сунул ноги в сапоги и побежал. Я, чуть задержавшись, взял головешку из печки и пошел за ним.

Когда я подошел к своим, он уже зябко ёжился рядом. Все, включая Сикора, смотрели на меня непонимающе.

— Солдат, раздевайся полностью, сказал я.

Колин дрожащими руками снял с себя последнее тряпье.

— Солдаты, как вы знаете, ваша задача не только убить противника, но и допросить его в боевых условиях. Более того, абсолютно не факт, что вы сможете его потом с собой забрать. Как же это сделать быстро и так, чтобы вам не соврали? Смотрите. Как вы знаете, я немножечко Зеленый. Но это не значит, что я добрый дядюшка, готовый лечить поцелуями царапинки на ваших порезанных пальчиках.

Солдаты гыгыкнули.

— Это значит, что я знаю человеческое тело. А тело человека — интересная штука. Например, на нем есть специальные точки, при нажатии на которые жертва испытает сильную боль, или не сможет даже закричать, или у нее отключатся руки, ноги. Сейчас я вам продемонстрирую:

Я взял уже потухшую головешку, перестроил свой диапазон видения в зеленый спектр и расставил на теле несчастного Колина несколько точек. Все, открыв рот, смотрели за моими манипуляциями.

Я надавил на точку около локтя. Колин задергался и тоненько закричал. По его телу начали прокатываться судороги.

— Думаю, сейчас вы можете задать ему любой вопрос, и он с удовольствием на него ответит, правда, Колин?

Тот мелко закивал в ответ.

— А есть, например, точка на шее, при нажатии на которую вы можете одной рукой контролировать самого агрессивного вооруженного человека — он будет вести себя как беззащитный ребенок.

Я продемонстрировал и это действие.

— Чтобы вам не казалось, что Колин подыгрывает мне, попрошу подойти Сикора. Ни у кого нет сомнений, что это боец высочайшего класса, однако смотрите: я нажал на эту же точку на шее Сикора, и мы прошлись с ним кружок.

На его лбу выступил пот.

— Сикор, попробуй мне сопротивляться.

Он только молча помотал головой — явно ему было не до того.

Когда я отпустил его, он мешком опустился на землю. Минут через 5, он сумел поднять голову и сказать охрипшим голосом:

— Ну и Учитель у тебя был, Юджин. Я вообще ничего не мог сделать.

Я показал на несчастном Колине еще несколько интересных точек, включая точку на горле, которая отключала голос, и точку, которая потом его возвращала.

— Потренируйтесь на Колине. Пусть он послужит Родине. Ведь солдат должен уметь терпеть боль, правда?

Он мелко затряс головой, соглашаясь.

— Не бойтесь, вы его не покалечите — фатальные точки вам знать пока рано. Я думаю, что договорюсь в лазарете — у меня там знакомство и Колина за завтра починят. Тогда он опять с удовольствием нам послужит, правда?

Все, кроме Колина, заулыбались.

Затем я ментально связался с Креоной:

— Привет труженицам медицины!

— Юджин! Ты! Как ты сумел? Ты же неавторизованный Зеленый? Давно ты это умеешь?

— Всегда мог. Ты не рада? Иначе как бы я услышал, что на вас напали?

— Я не подумала об этом. Просто позвала тебя, потому что очень испугалась.

— Я, Женщина, многое могу. И хочу.

Она явно хихикула на той стороне.

— Креона, часа через два к вам доставят Колина. Он будет не в лучшем виде. Не задавай вопросы, пожалуйста, и просто подремонтируй его — завтра к вечеру он должен быть как новый. Он теперь для Родины служит лабораторной крысой.

— Что вы с ним делаете?

— Креона, я же просил не задавать вопросов. Мы на его примере изучаем тело человека.

Через пару часов тренировок Орек оттащил почти бесчувственного Колина в лазарет.

Когда я, уже ночью, пришел к Креоне, она накинулась на меня с расспросами:

— Что вы ним делали? Его периферийная нервная система повреждена, на грани срыва. Он только услышал твое имя — сразу задрожал. Мои силы, после начала общения с тобой, возросли многократно, и то я измучилась приводить его в порядок. И на нем сажей были отмечены точки боли — это закрытая часть школы Зеленых. Откуда ты об этом узнал?

— Я тебе потом все расскажу, а пока просто приводи его в порядок. С недельку он будет приходить к тебе такой. И, к тому же, я не все точки на нем отметил.

— Я обратила на это внимание. Кто ты?

— Я … Я Юджин.

Я снял с нее ночнушку, развернул к себе спиной и стал мять и перебирать ее груди. Честные и любимые груди, выкормившие двоих детей. Потом я нагнул ее вперед и вошел в такое родное для меня, разработанное мной и ждущее меня влагалище.

На сей раз я вкачал в нее значительно большее количество серого, чем обычно.