Дмитрий
Полторы недели спустя. Среда. Конец июня.
– Дим, поешь хоть что-нибудь, – мама ставит тарелку с куриным бульоном передо мной, присаживается рядом, обнимая за плечи. Голова всё ещё немного кружится и в висках давит незначительная боль, но всё это мелочи, по сравнению с тем, что происходит у Аси в душе. Если бы я только мог забрать себе её муки, не задумываясь принял бы.
Опускаю веки. Чувствую, как под ними собирается влага. Жжёт. Растираю пальцами глаза, прогоняя слёзы, открываю их, часто моргая. Не могу спокойно смотреть на то, как она себя изводит, замыкается, отдаляясь от меня на недосягаемую дистанцию. Её молчание медленно убивает, словно яд.
– Нужно было послушать врача и обоим пройти курс лечения до конца.
– Я не мог. Ты же знаешь, бизнес не терпит отлагательств, да и Ася не могла больше там оставаться.
– Дима… поешь, – мать настаивает на своём, поглаживая мой затылок, как в детстве. Беру в руки ложку, сжимаю её до хруста в костяшках, и не могу сделать вдох. Мне бы поорать, выдохнуть из себя накопившееся отчаяние, да только родных напугаю. Сашка до сих пор вздрагивает от любого шороха, спит между нами, прижимаясь по-очереди то ко мне, то к Асе. Сука! Как же мать была права, чувствовала покойную тварь, а я даже пальцем не пошевелил, мозгами не пораскинул, все спустил на тормозах. Разрешил змее заползти в мой дом, ужалить побольнее…
– Не хочу, мам, кусок в горло не лезет, – со стуком опускаю ложку на столешницу. – Она ничего не ест, и я не могу.
Вина жрёт изнутри. Хочется лбом приложиться о стенку. В груди рывком спирает дыхание, будто кто всадил кол между рёбер и вкрутил его со всей дури. Как сумасшедший, тянусь разодрать ногтями футболку вместе с кожей. Мать останавливает меня, перехватывая мою руку.
– Но так нельзя, сынок! – отрезвляет командирским тоном. – Ты им нужен здоровым! Остынь! Не казни себя. Дай Асе время пережить несчастье.
Вздрагиваю, будто пытаюсь стряхнуть с плеч леденеющую вуаль.
– Мам! Да как остыть? – поднимаю на неё затравленный взгляд. – Ты едва очухалась после снотворного, Сашку к психологу возим, Илью Бог миловал, зато Аля никак в норму не придёт. Я хочу видеться с сыном! Бль… – прикусываю язык, сжимая пальцы в кулаки. – Илюшку со дня аварии не видел. Черррт! Как же всё усложнилось…
– Мальчик мой, отпусти её. Алине у Макса сейчас будет намного комфортней, чем где-либо. Девочка такой стресс пережила. Не каждый день на глазах убивают человека, пусть это даже преступница, но всё же… У Максима опыт в таких делах имеется, он поможет ей справиться с шоком. Куда ей одной в отель? Илюшка так по матери скучал, что теперь клещами не оторвёшь.
– Макс у нас прям Мать Тереза! – поднимаюсь со стула, и подхожу к окну, упираюсь лбом в прохладное стекло, ладони опускаются на прозрачную поверхность. Пытаюсь выровнять дыхание.
– Илья мой сын! И я не хочу, чтобы моя кровь и плоть называла отцом чужого дядьку!
– Ты запутался, мальчик мой, – пальцы матери успокаивающе проходятся по позвоночнику. – Время лечит любые раны, затягивает, вот увидишь. Поженитесь с Асенькой, детки сами появятся, ты и глазом моргнуть не успеешь. Разлуку с Ильей не так остро будешь чувствовать. Да он и сам к тебе будет тянуться, в гости приезжать. Никто не отберёт у тебя сына, между вами крепкая связь! Главное – правильно её поддерживать.
Ася
– Отпустите! Отпустите меня! Мама! Мамулечка! Не отдавай ей меня! Она злая! Злая! – сонный Сашка вздрагивает и кричит, выгибаясь всем телом от внезапного приступа страха. Руки хаотично прощупывают воздух, пытаются уцепиться хоть за что-нибудь. Резко сажусь рядом с ним на кровати, до смерти напуганная криком. Морщусь от внезапного приступа головной боли.
– Тише, родной, тише, я здесь, милый! – подхватываю на руки лёгкое тельце и усаживаю к себе на колени, прислоняя голову к груди. Укачиваю, целуя мягкую белокурую макушку.
– Мама рядом. Я здесь! Никому тебя не отдам, слышишь? Успокойся, мой хороший. Всё позади. Это просто дурной сон. Посмотри на меня.
– Лика уехала? – поднимает к верху отчаянный взгляд. – Она не станет меня больше душить рукой? Мамочка, мне было очень страшно. Она так разозлилась! – тянется к шее маленькими ручонками и крепко обнимает, прикладывая все свои силы.
– Нет, мой родной, она тебя больше не обидит, – оплетаю хрупкую спинку руками. Мгновенно ощущаю в горле ком, из-за чего не могу нормально дышать. Задумываюсь о будущем и на глаза наворачиваются слезы, я уже не уверена, суждено ли мне когда-нибудь стать счастливой. – Дядя Матвей позаботился, чтобы Лика больше не возвращалась к нам. Она уехала далеко-далеко. Больше ты её никогда не увидишь, обещаю, малыш. Забудь о ней.
Слёзы скатываются к подбородку, волосы Сашки липнут к моим мокрым щекам. Смотрю в никуда, раскачиваясь, словно маятник, а непрошеные мысли так и норовят взорвать мозг. Перед глазами вертится калейдоскоп картинок с черно-белыми изображениями УЗИ, окровавленной больничной сорочкой, аварией, поцелуем Алины и Дмитрия. Словно кто-то прокручивает фильм назад. Из головы не выходит маленький Илья, который неосознанно пытался собрать в кучу своими искренними объятиями разбитое на осколки давнее счастье, прижимаясь к отцу и матери вот так, как Сашка это делает сейчас. Иногда детские порывы открывают глаза на правду, на жестокую реальность и этим убивают, сводят с ума, загоняя в тупик. Умом осознаю – правильным будет уступить Диму родному сыну, женщине, которая до сих пор неравнодушна к отцу своего ребёнка, а сердце кричит, протестуя, пытается доказать разуму, насколько я сумасшедшая мазохистка и как сильно запуталась в своих желаниях. Не привыкла я строить своё счастье, идя по трупам. Достаточно того, что я несостоявшаяся мать. Сашка – мой единственный светлый лучик во тьме, в которую я погружаюсь день за днём всё глубже и глубже, не осиливая горькую реальность.
– Мам, почему ты так часто плачешь? – озадачивает своей наблюдательностью. – Ты больше не любишь папу? Поэтому он злится, да?
– Злится? Папа ругал тебя? – сердце пропускает удар. Не могу поверить, что Дима, потеряв контроль над собой, в один из отчаянных моментов мог сорваться на мальчике.
– Вчера ты с нами не ужинала. Папа ответил на звонок и на кого-то накричал. Затем вышел из беседки во двор и в ярости швырнул о стену свой стакан от сока. Бабушка Нина меня увела в дом. Сказала, что папе нужно побыть одному.
– Поэтому ты пришёл ко мне, как мышь, и лёг сразу спать? Испугался?
– Угу…
– Не стоит его бояться. У папы и у меня сейчас трудный период в жизни, но ты не должен волноваться по этому поводу. У взрослых часто бывают неудачи и недопонимания. У нас много забот, но мы одинаково тебя любим. Очень-очень сильно любим, малыш, не смотря ни на что. Почему ты решил, что я не люблю папу?
Замираю не дыша в ожидании ответа, ведь дети намного наблюдательнее взрослых. Сашка с Илюхой развиты не по годам. Им всегда есть чем удивить. Ребёнок стирает пальчиками с моего лица слёзы и грустно заявляет:
– Ты его не обнимаешь, как раньше, и не целуешь. Вы всегда ходили в обнимку, а сейчас он всё время грустит один. Много молчит и думает о чём-то, иногда меня даже не слышит.
– Сашенька, это потому, что папа переживает и погружается глубоко в свои мысли, но не из-за того, что тебя разлюбил. Я тоже могу задуматься и не услышать чей-то голос поблизости. Так случается.
– А о чем он думает? – не унимается Почемучка, продолжая мучать меня расспросами.
– О работе. У него много подчинённых. Им нужно платить зарплату и требовать с них результат. О том, что тебе скоро в школу. Скучает по Илюшке, он тоже его сын. И папа его также любит как и тебя.
Целую Сашку в висок, заправляя чуть отросшие локоны за ушко.
– Мама Ильи говорила, что они скоро уедут жить к морю. Это правда?
– Возможно.
– Илья не хочет уезжать без папы. Ему нравится жить здесь. С нами. Почему его мама не может жить в нашем огромном доме? – вдруг выдаёт он, вынуждая меня поперхнуться слюной. От такого неожиданного заявления я прихожу в недоумение, и еле нахожу слова ответить.
– Потому что у мамы Ильи, наверное, есть свой дом, и она хочет быть в нём хозяйкой.
– Такой, как бабушка Нина? Она всё время хозяйничает.
Наверное эти слова меня должны расстроить, но я так сильно полюбила эту женщину, что даже не могу её ни в чём упрекнуть. Да и не за что.
– Бабушка Нина гостья. Она помогает папе в домашнем хозяйстве. Главный хозяин в этом доме папа.
– А ты?
Господи, насколько же дети наивные и бескорыстные создания. Ему невдомек, как невыносимо больно мне сейчас слышать этот вопрос.
– А я его люблю, – перевожу стрелки, чмокая маленький нос, – поэтому мы сейчас спустимся вниз и поищем на кухне что-нибудь подкрепиться. Хорошо?
– Ага. Я хочу бабушкин супчик. Она очень вкусно готовит. И ты тоже вкусно готовишь, ма. – Сашка в очередной раз пленяет мою шею крепкими объятиями. – Я так тебя люблю.
– И я тебя люблю, малыш, очень-очень…
Высокие стены дома окутаны необычайной тишиной. Сашка в одиночку несилён всколыхнуть атмосферу этого жилища заливистым смехом и весельем. Непривычно и грустно не слышать неумолкаемую забавную болтовню Ильи. С тех пор, как мы вернулись домой после покушения и аварии, жизнь в коттедже кардинально изменилась. Воспроизвожу в памяти последние моменты того ужасного дня и мне становится жутко в гостиной. Здесь Светлана отдала Богу душу. Стоит забыть, отпустить непрошеные мысли и жить дальше, но прохлада, скользящая по позвоночнику не позволяет расслабиться ни на минуту. Я всё ещё чувствую её присутствие, хоть и понимаю, что это всего лишь моя психологическая установка, не более того.
– Доброе утро, – произношу, заметив Дмитрия у окна. Он тотчас оборачивается на мой голос, слегка сбитый с толку, я растерянно приподнимаю уголок губ, замерев в проёме двери. Его присутствие не позволяет мне окончательно расклеиться в этом доме. После возвращения я впервые захожу на кухню. Сашка сжимает мою ладонь, напоминая о своём беспокойстве.
Пару секунд мы молча смотрим друг другу в глаза. В них вижу отражение своей боли. Знаю, он чувствует то же, что и я, переживает тысячу разнообразных эмоций, но первым делает шаг навстречу, несмотря на невидимую пропасть между нами.
– Здравствуй, родная, – сгребает в нежные объятия мои плечи, опуская мягкий поцелуй на висок. Замирает, останавливая моё дыхание. Прикрываю на секундочку глаза, впитывая дрожащим телом его теплоту. – Как ты себя чувствуешь? – незаметно трётся виском о мой, затем отпускает, чтобы подхватить Сашку на руки. Мальчик льнет к его шее за считанные секунды.
– Нормально, Дим. Голова немного кружится и болит. А в остальном сносно.
– Лекарства принимала? Ася, нужно поесть. На голодный желудок не помогут.
– Тааак, – протягивает шутливым тоном, – а кто тут у нас такой грустнячий?
– Я… – раздаётся робкий голосок.
– А ну-ка, посмотри на меня! – чмокает второго сына в носик. Сашка расплывается в счастливой улыбке, что неимоверно радует.
– Опять снились плохие сны?
– Угу, – подтверждает его догадки. – Пап, я скучал без тебя, – гладит ладошкой по колючей скуле отца, не отпуская взгляд Димы. – И мама скучала… Ты опять работал в кабинете? Мы проснулись одни.
– Мне не спалось, малыш. Идём-ка за стол, сейчас бабушка вернётся и накормит нас.
– А когда Илья к нам приедет? Я соскучился. Хочу с ним играть во дворе в пиратском домике.
Дима слегка напрягается, хмуря лоб, усаживает Сашку за стол.
– Пока не знаю, сынок. Возможно, он скоро нас навестит, а сейчас ты возьмёшь ложку и приступишь к делу. Хорошо? Вот, держи, – пододвигает к Саше тарелку с супом. – Ешь, пока не остыл. Бабушка Нина очень старалась.
Тема «Илья-Дима-Алина» с некоторых пор для нас довольно щепетильна. Особенно для него. Ситуация слишком сложная. Вижу, как он мечется, в основном из-за меня, не знает как правильно поступить. Скучает по сыну, но не просит его привозить в гости. В голову приходит единственная правильная мысль: дать нам всем время, ибо другого выхода я не вижу в разрешении некоторых вопросов. Пора взять тайм-аут, если, конечно, эта вынужденная пауза не окажется окончательной жирной точкой в наших отношениях.
– Дим, нам нужно поговорить… – поднимаю на него решительный взгляд.
– Думаю, ты права, Ася, пришла пора разобраться со всем, и чем быстрее мы это сделаем, тем будет лучше для всех нас.
Дмитрий
Обед прошёл в молчании. Уловив очередное напряжение между мной и Асей, мать с трудом уговорила ребёнка уйти с ней на террасу, чтобы на какое-то время занять его чтением сказок.
Всё это время, украдкой глядя на отрешённое лицо Аси, я прокручивал в голове варианты её терзаний, не отбрасывая даже самые худшие. О чём думала всё это время, неохотно ковыряясь в своей тарелке? Такое чувство, что уже приняла важное решение за нас двоих и вряд ли пересмотрит свои взгляды на сложившуюся ситуацию. После выкидыша Ася стала недосягаемой, едва ли не чужой. Сколько не пытался подобрать нужных слов, чтобы успокоить её – всё напрасно. Моя девочка, словно застряла в точке невозврата, зависла, в одиночку переживая боль утраты, и не собирается приходить в норму, всё глубже погружаясь в свой кокон.
– Ему очень не хватает мужского внимания, Дим, – внезапно произносит.
Очнувшись, отставляю в сторону изученный до мелочей стакан, поднимаю на неё глаза.
– Он скучает. Ему нужен отец, – добавляет она.
Ася поднимается со стула и начинает складывать в стопку пустые тарелки, собирает грязные приборы и относит их в раковину. Встаю следом за ней, чтобы помочь, убираю со стола остальную посуду и следую к кухонному островку, сгружаю в раковину, незаметно втягивая аромат волос своей женщины.
Вымотался за последние два дня. Старался не давить на неё своим присутствием, от чего ужасно соскучился. Мне до боли не хватает её тепла. До ломоты в теле хочется прижать к своей груди хрупкий родной стан и не отпускать. Зацеловать всю, чтобы вытеснить из её головы тревожные мысли. Любовь, не подкреплённая физическим удовольствием, гаснет со временем, и я боюсь, что Ася остынет ко мне окончательно. Боюсь опять возвращаться в пустое жильё и ложиться в одиночку в холодную постель, после того, как пережил с ней самые ошеломительные моменты в нашей жизни.
– Я знаю, – отвечаю ровным тоном, обдумывая в голове ошибки, из-за которых произошёл раскол в наших и без того шатких отношениях. – На кону важный проект, Ася. Я потерял в больнице много времени. Пришлось навёрстывать упущенное. Я должен заботиться о вас, и моя забота не предусматривает только тесное общение в семейном кругу. У меня есть и другие обязательства.
– Да. Конечно, – в голосе сквозит сожаление, больше похожее на ревность. – Я понимаю, Дим.
Пытается обойти меня, но я не позволяю ей увильнуть, беру за локоть, останавливая и не давая вырваться.
– О чём ты хотела поговорить? – мой голос становится тверже. В данный момент не вижу надобности сюсюкаться с ней. Либо она очнётся и начнёт жизнь с чистого листа, либо погрузится ещё глубже в свой персональный ад, ища в нём спасение и комфорт. – Алекс всего лишь предлог. Ты же знаешь, что я к нему отношусь как к собственному ребёнку. Люблю его не меньше Ильи. У меня нет опыта общения с детьми, но я стараюсь соответствовать, быть тем, кем он хочет меня видеть.
– Отпусти меня, Дим. Мне больно.
Мгновенно разжимаю пальцы. В порыве отчаяния не рассчитал силу. Черррт! Это какое-то безумие и хуже всего то, что она не видит из него выхода, а без согласия Аси я не могу вытащить её оттуда, как бы не пытался – всё тщетно.
– Маленькая, пора что-то решать. Так продолжаться больше не может! – нависаю над ней, оттесняя девчонку к шкафчику. Ася упирается спиной в гарнитур. Ставлю ладони по обе стороны её головы, соприкасаясь с ней лбами. – Я чувствую, ты винишь во всём меня, злишься за тот нелепый момент с поцелуем, ведь из-за него произошла вся эта беда. Прости! Я тысячу раз покаялся! Я не знаю, каким способом вымолить твоё прощение за всё, через что тебе приходится проходить. Я сотню раз вторил и ещё повторю – он ничего для меня не значил! Между нами с Алей больше нет притяжения. Всё, что ты надумала себе – это ложь. Я остыл к Алине, но как женщину и мать моего сына не перестану уважать. Я ведь его не хотел. Она родила Илью вопреки моему желанию и поэтому сейчас, осознав свою ничтожность, я благодарен ей за сына и точка!
– Дим, очнись! Я ведь не слепая! – ладошки Аси толкают в грудь, вынуждают слегка увеличить расстояние между нашими лицами. – Скажи, в твоей голове никогда не проскакивала мысль вернуться к ней хотя бы на миг? Да хотя бы взять тот момент, когда ваш общий ребёнок сблизил вас на какие-то скудные пару минут. Илья изо всех сил прижимался к обоим. Он хочет видеть вас вместе, не по отдельности! Ребёнку нужна полноценная семья! Ты говоришь о благодарности, а как же я? Как должна чувствовать себя я? В данный момент я всё потеряла. Всё!
– Почему ты решила, что я хочу возобновить с ней отношения? Это чушь! – крепко обхватываю ладонями печальное лицо Аси, прожигая его насквозь своим отчаянным взглядом. – Если ты не видишь моих слез на глазах, то это не значит, что моё сердце не болит! Ася, я не меньше шокирован утратой, я ведь мечтал о наших с тобой детях, ждал, когда ты, наконец, придёшь и скажешь: «Дим, я беременна». Но этого не случилось. Знала Катя, знал Кирилл, только не я! Ты позволила себе риск, не захотев даже поговорить со мной, выслушать меня, не дала нам шанса. Подставила под удар наши жизни, чувства и решила за нас обоих, что лучше, а что нет! Я же люблю тебя, маленькая, ты мне очень нужна! Пойми же меня, прошу…
Ася
Дима распинает меня умоляющим взглядом, вызывая в теле неконтролируемую, нервную дрожь, вынуждает сердце щемить от тоски и отчаяния. Не в силах смотреть ему в глаза, пялюсь на шов над левой бровью, но даже эта деталь расплывается на глазах тёмным пятном. Два серебристых осколка стали впиваются в душу слишком остро, глубоко, слова не облегчают боль, лишь разжигают её сильнее, от чего ещё больше хочется волком выть. Без него не могу, и с ним никак! С ним ещё больнее!
– Прекрати… – прошу так жалобно, с мольбой, что не узнаю собственный голос.
– Ася, я люблю тебя, – его горячие губы накрывают без спроса мои влажные веки, целуют в хаотичном порядке то лоб, то нос, то щеки, шепча что-то едва различимое, при этом опаляя дыханием мокрую от слез кожу лица. – Люблю, очень сильно люблю, малыш… Неужели ты не чувствуешь?
Меня встряхивает, словно от электрического разряда, внутренности затягиваются в тугие узлы, кожа под одеждой воспламеняется, будто на ней разжигают костры, когда напряжённые мышцы Дмитрия вжимаются в моё тело, надёжно фиксируют к мебели, чтобы не свалилась на пол без чувств. Облизываю пересохшие от волнения губы, пытаясь подобрать подходящие слова для того, чтобы озвучить своё решение, но так и не могу выдавить из себя ни единого слова, не в силах оттолкнуть, послать к черту и наорать за то, что он снова вводит меня в транс своей близостью, своей крышесносной энергетикой. Парализованная им и своей слабостью не могу пошевелиться. Его губы плавно опускаются на мои, ждут ответной реакции и я безвольно сдаюсь на несколько долгих минут, полностью подчиняясь ему, отвечаю на желанный, горько-сладкий поцелуй, будь он неладен. Пью его хриплый стон облегчения. Пальцы любимого мужчины скользят к затылку, запутываются в волосах, перебирая прядь за прядью, разгоняют под кожей жар. Ладони Дмитрия не отпускают мою голову, то нежно фиксируют её, то гладят, то спускаются к шее и снова возвращаются к затылку. Задыхаюсь. Наслаждение сковывает тело и рассудок невидимыми цепями. Что-то заставляет меня опомниться, и я в очередной раз нахожу в себе силы оттолкнуть его, на этот раз сильнее надавив на грудную клетку.
– Хватит! Все! Прекрати!
Дима не противясь, отступает на полшага назад. Радужки его глаз наливаются тёмным металлом, жгучим, в них разгорается одержимость. Понимаю, что он возбуждён. Мне становится страшно. Больше не хочу подпускать его к своему телу.
– Не трогай меня, прошу… – всхлипываю, закусывая губу, чтобы не разрыдаться. Обхватываю себя руками в защитном жесте.
В голове стоит шум. Всё, чего я хочу: сбежать от него подальше, скрыться, затаиться на какое-то время и привести свои мысли в порядок, сосредоточиться на важном, в первую очередь на Сашке. С ним не могу этого сделать. Не получается игнорировать мужское обаяние, ласку и теплоту. Нежность Дмитрия сводит с ума. Вкус его губ и аромат кожи дарят запредельные эмоции. Я с лёгкостью поддаюсь искушению, теряю себя, растворяюсь в нём без остатка. Так нельзя! Боюсь в один миг возненавидеть его и себя…
– Нам нужно расстаться, – выпаливаю на одном дыхании. – Я так больше не могу. Мне нечем дышать рядом с тобой. Это какое-то безумие! Наша встреча, секс, попытки понять друг друга – всё безумие, Дим. Это не любовь! Это одержимость!
– Ася, ты чего? – в растерянности произносит, поднимая руку, чтобы коснуться дрожащими пальцами моего лица.
Отпрянув от мужчины, как от огня, оборачиваюсь к нему спиной, опираясь на раковину. Едва дышу, ощущая затылком дыхание Димы. – Маленькая, я и не думал. Я лишь хотел успокоить, хотел обнять тебя, просто поцеловать. Я соскучился по тебе прежней. Сколько тебе нужно времени? Я дам тебе его, только не делай глупостей. Всё наладится, Асенька, всё у нас будет хорошо, а то и лучше! Я уверен в этом. Даже сомневаться не хочу.
– Дим, ты меня не понял, – до хруста в пальцах сжимаю холодный выступ мрамора. – Нам нужно взять паузу, разбежаться, разойтись. Опомниться… в конце концов. Я забираю Сашку и уезжаю в свой лофт. Больше не могу оставаться здесь ни минуты.
– Сколько ты хочешь получить этого чертового времени, чтобы вернуться в тот день, когда ты поклялась стать моей женой? Сколько? – отчаянное и громкое рычание Димы над ухом вынуждает вздрогнуть. Его руки ложатся на мои плечи. Пальцы сжимаются. – Ася, когда ты, наконец, поймёшь, что я не бросаю слова на ветер и не делаю предложение каждой второй женщине?
– Будет правильным, если мы начнём учитывать желания наших детей, а не идти на поводу собственных прихотей.
Дмитрий
– Хорошо же ты учла желания Сашки. Что ж тут скажешь? Браво! Ты невероятно проницательная мать…
Едва сдерживая стон разочарования, прислоняюсь лбом к затылку Аси, зажмуривая от безысходности глаза, пока в них не начинают плясать разноцветные огоньки. Растворяюсь в аромате золотистых волос. Под пальцами тело настолько хрупкое, что я боюсь сжать его посильнее, встряхнуть, подмять под себя и никуда не отпускать, боюсь допустить очередную ошибку, сделать ещё один неверный шаг, надавить морально на тонкую психику своей глупенькой девочки. Боюсь сломить её волю. Боже, как же она права… я становлюсь одержимым ею. Не знаю, как дальше жить без Анастасии. Не отпущу, чтобы она там себе не напридумывала.
– Зачем ты так, Дим? – раздаётся её почти сиплый голос. Ася на нервах шумно глотает комок. – Я знаю, какого это – расти без отца, каждую минуту желать увидеть его мельком если не наяву, то хотя бы в своих снах. В детстве я боялась приближения сумерек. Как только сгущались тени в спальне, я накрывалась с головой одеялом, чтобы случайно не уловить взглядом в одном из тёмных углов злого бабайку. Кроме деда меня некому было защищать. Он часто пропадал допоздна за работой. Знаешь, как страшно просыпаться ночью в слезах не в силах унять бешеный стук сердца, пытаясь удержать в памяти ускользающий родной облик мужчины, который я сама себе выдумала? Я всю жизнь мечтала о родителях! Лучше подумай о своём ребёнке. Ты до сих пор не имеешь на него прав. Займись усыновлением Ильи, а меня и Сашку отпусти, пока ещё не поздно, пока он не прикипел к тебе всей душой. Я боюсь, что однажды ты исчезнешь из нашей жизни и мальчик ощутит на себе все мои переживания и тяготы. Я не хочу, чтобы он страдал. Мы справимся как-нибудь. Я найду для сына нужные слова.
Её жалящая речь ранит больно, но не смертельно. Сжимаю зубы в порыве гнева, но тут же прихожу в себя. Учитывая моральные потрясения Аси, можно и это пережить. Нахожу в себе силы оторваться от девочки и отойти в сторону на какую-то дистанцию. На данный момент важна трезвая голова. Между нами виснет давящее молчание. Минута кажется вечностью. Звонкая тишина больно сверлит мозг. Наконец, собравшись с мыслями, я разрываю паузу, голос звучит слегка грубо и раздражённо:
– У меня двое детей. Если ты забыла, то я напомню тебе, что Александр носит мою фамилию и моё отчество. Илья не единственный ребёнок, за которого я несу ответственность!
– Я прекрасно помню, как и то, что моего мнения на этот счёт не спрашивали! – вспыляется, резко разворачиваясь ко мне лицом. – Сам же просил быть честной и открытой, так почему же не поговорил со мной? Возможно, сейчас ситуация бы выглядела по-другому. Или ты привык всё и всегда решать один?! За всех?!
– Я тебя жалел! Берёг твои нервы. Не хотел добивать очередным шоком. У меня времени не было обдумывать, как бы помягче тебе преподнести новости от Раисы! В тебе сейчас говорит ревность! Будь честна хотя бы с собой! – понижаю тон, делая успокоительный вдох. Держусь на волоске, чтобы не разгромить гарнитур кулаком. – Неужели ты не понимаешь, что толкая меня в руки Алины, ты не сделаешь Илью более счастливым ребёнком, чем он есть на самом деле? Рано или поздно он хлебнёт сполна завуалированной прохлады между родителями.
– Ты не изменишь моего решения. Нам нужна передышка.
– Хорошо, я дам тебе это время. Но только на моих условиях…