Мой сочельник в Нью-Хэнфорде

ТОМАС ДУЛСКИ

МОЙ СОЧЕЛЬНИК В НЬЮ-ХЭНФОРДЕ

Пер. с англ. И.Гуровой

Неправдоподобным это все может показаться только потому, что зовут меня Боб Крэтчит. Так не обращайте внимания! Появился я на свет Робертом Джеймсом Сербером Крэтчитом на Земле (в Джерсийском оргоцентре, если вам это что-то говорит) второго декабря три тысячи двадцать девятого года. Пятьдесят с лишним лет назад. А с тех пор как я последний раз побывал на матушке-Земле, прошло лет десять, никак не меньше.

Последние три года я провел здесь - на (и в) Нью-Хэнфорде, почти полом металлическом шаре около тридцати километров в диаметре, который обращается вокруг мертвой планеты, принадлежащей к необитаемой солнечной системе. А рассказ пойдет о том, что произошло там в минувший сочельник. Рассказ-то, собственно, не столько обо мне, сколько о Поупе и Мехтепогодите немножко, и вы с ними познакомитесь. Но в определенном смысле, пожалуй, рассказ все-таки обо мне. Я был там и видел все, что произошло, - и уж этого сочельника мне не забыть никогда!

В таких местечках их обитатели время отсчитывают не по шаблону. После головокружительных расширений, без которых сюда не попасть, каждый в конце концов начинает про себя соизмерять время с календарем родной планеты. Где бы там эта планета ни находилась.

Вот, скажем, снуки - у нас и они имеются, в основном для канцелярской работы - так для них это был никакой не сочельник, а Солнечная Пора; и всю ночь из их бараков доносились какие-то песнопения, а из-под запертых дверей попахивало чем-то вроде ладана, но только с добавкой жженого сахара.

На прошлой неделе, скажем, капеллец Фримен, начальник нейтрализаторов в секторе А, не вышел на дежурство. Я отыскал его только через два часа - висел вниз головой на пожарной лестнице, зацепившись ногами за перекладину. Какой-то там священный день покаяния и искупления. В таких случаях разумнее всего промолчать. Кто мы? Кучка всякого рода неудачников, запертых все вместе там, где никому из нас быть вовсе не хочется. Коли человеку легче, если он хоть мысленно возвращается на родную планету, пусть его. Вмешиваться только вред приносить.

Ну а для меня настал сочельник. День с особым смыслом. Я прикинул в уме, прослушал кое-какие навигационные кассеты, и убедился - действительно, нынче канун рождества.

Как старший инженер-оператор, я на Нью-Хэнфорде обладаю кое-какими возможностями побыть наедине с собой - куда большими, чем у некоторых, и много-много меньшими, чем у других, если уж на то пошло. Ну, так или не так, а я отпустил своих подчиненных чуть пораньше и прямехонько - в жилой сектор, чтобы успеть поставить елочку в уголке стальной клетушки, куда, кроме меня, никому входа нет. Ну, елочку не елочку, однако довольно приличную имитацию, которую изготовил полимерный фабрикатор по программе, мной самим составленной. Я украсил ее обрывками разноцветного пластика: в бачке для отходов фабрикатора их полным-полно. Один кусочек смахивал на звездочку, и я прицепил его на верхушку.

Дух от нее шел не смолистый, а такой, который витает вокруг мономера, когда идет подача газа, но смотрелась она ну почти как настоящая, во всяком случае, на мой усталый взгляд, искавший хоть чего-нибудь родного. Сначала я никому ее не показывал, в одиночестве наслаждаясь этой маленькой памяткой родной планеты. Но я знал, что и другие земляне на Нью-Хэнфорде в своих клетушках тоже смотрят сейчас на такие же деревца. Если не все, то многие.

Как я уже говорил, у каждого здесь имеется свой способ притворяться перед самим собой, будто он находится где-то совсем в другом месте. Так легче поддерживать в себе веру, что мы все покинем этот металлический шар живыми. Нью-Хэнфорд находится в большом отдалении от цивилизованных центров галактики по самой простой причине: стоит кому-нибудь из нас ошибиться, и он может тут же преобразиться в сверхновую огромной яркости.

"Проект Грендель" - думаю, вы про него ничего не слыхали. Он ведь неизвестен практически никому вне узкого круга военной верхушки Альянса Ближней Ветви. Мы тут создаем бомбу "системное оружие", как она именуется в технической документации.

Многие столетия обсуждались возможности "бомбы из антиматерии", "абсолютной бомбы" - называйте ее как хотите. Время от времени она становилась газетной сенсацией, ученые же высмеивали саму ее идею как технически неосуществимую. И вот теперь этот кошмар вот-вот должен был превратиться в реальность.

Термоядерная угроза, возникшая в двадцатом веке, сотни лет держала человечество на грани уничтожения, пока человек не вырвался к звездам. И стоило бы ему утвердиться на сотне миров, как род его обрел бы бессмертие. Таковы были эпические надежды.

Однако человек словно бы пока не сумел подняться над собой. Вопреки беспредельной доблести, беспредельному самопожертвованию, которыми озарен наш путь к звездам, вопреки смирению, которому научила нас прямая встреча со Вселенной,вопреки всему этому, господи спаси нас и помилуй, рождается проект "Грендель".

Альянс Ближней Ветви возник двести лет назад как довольно рыхлое объединение колоний, которое искало экономической поддержки у правительства Земли и признавало его арбитром в территориальных спорах и в вопросах распределения естественных ресурсов. Угрозы со стороны иных рас и естественные катастрофы не замедлили вызвать появление быстроходных военных кораблей с Земли, и со временем военные прибрали к рукам всю ответственность за колонии. Задача была не из легких - контролировать правительства почти пятидесяти миров, причем, по мнению многих, менее всего подходящая для мышления военного типа. Постепенно власть военной верхушки укрепилась. И вскоре все сведения о колониях, какими располагали жители Земли, свелись к тому, что считала нужным сообщать им эта верхушка.

И вот теперь двенадцать разделенных огромными расстояниями миров предприняли попытку порвать с Альянсом. Некоторые из них даже вступили в союз с иными расами, противопоставив себя остальной Ближней Ветви. Военная верхушка не замедлила принять меры: блокада и всякие санкции против бунтарей, введение особого положения на мирах, сохраняющих верность Альянсу, и потоки лживой информации на Землю. Последнее мероприятие увенчалось полным успехом: введенная в заблуждение Земля присылала на помощь и специалистов, и всевозможные материалы. Однако истинные сведения о том, что творится среди звезд, все-таки просачивались на Землю, и голоса недовольных звучали там все чаще и все громче.

Военная верхушка Альянса почувствовала, что почва уходит у нее из-под ног. Ее силы были слишком рассредоточены - попробуйте вести глобальные войны на двенадцать фронтов! И при коммуникационных линиях, растянутых на тысячи парсеков! А отложившиеся колонии вели борьбу с упрямым упорством людей, которые сумели преодолеть все трудности освоения прежде безжизненной, негостеприимной планеты. На остальных планетах, входивших в Альянс, тоже ширилось подпольное движение против тирании военных властей. Альянс рассыпался прямо на глазах. Необходимо было положить этому конец и побыстрее.

Так родился проект "Грендель".

Требовалось создать бомбу такой неимоверной силы, что солнце, на которое ее сбросили бы, расплескало бы корону, поглотив все обитаемые планеты своей системы. Это было оружие устрашения, разрабатывавшееся для того, чтобы одним своим существованием поставить на колени двенадцать отложившихся миров. Военные авторы проекта представляли дело только так. Хотя какое решение они приняли бы, окажись одной угрозы недостаточно, никто предугадать не мог.

В любое время мысль об этой ничем не оправданной войне и тайном плане терроризирования целых миров была малоприятна, но рождественское настроение заставило меня осознать происходящее с особой остротой. Казалось бы, внутрипланетные войны должны были нас кое-чему научить - как и все те, кто отдал жизнь ради дела мира. Так нет! Мы опять взялись за свое - на этот раз среди звезд. Мне стало мучительно стыдно за нас, людей. И ведь я тоже вносил свою лепту - начальник смены на Нью-Хэнфорде. Раб Смерти.

Нью-Хэнфорд был задуман и создан для осуществления проекта "Грендель". Один сектор занимала установка для производства антивещества "оружейной степени", если воспользоваться официальным обозначением. В основном производились газообразный позитроний и антиникель, хотя мы могли бы приспособить установку для изготовления любого управляемого антиэлемента. В другом секторе мы собирали получаемые с ускорителя антиатомы в миллиграммовые сфероиды. На заключительном этапе сфероиды собирались в аннигилирующую массу, иными словами-в бомбу. Первая из них была почти готова: пять килограммов антивещества, магнитным способом подвешенного в вакууме внутри метровой стальной камеры. И воплощала в себе потенциальную аннигилирующую реакцию почти в миллион тераджоулей. Нарекли ее Крошка Тим.

Внутренность Нью-Хэнфорда в значительной своей части представляла собой сложный лабиринт магнитностенных камер с дистанционным управлением, по которым автоматические "руки" вели сырье, преобразующееся в смерть на протяжении производственного процесса. Каждый рабочий день по этому пути приходилось проводить сотни вакуумных шаров со смертоносным грузом, удерживаемом в равновесии сложным взаимодействием разных сил. И если бы один из этих шаров лопнул, мы канули бы в вечность в таком ослепительном блеске, что он озарил бы ночное небо даже на далекой Земле.

Грузовые корабли доставляли необходимое сырье на самый край этой солнечной системы, углубляясь в ее пределы ровно настолько, насколько было необходимо, чтобы воспользоваться для пересылки автоматической ракетой-контейнером. Редкие счастливцы, которые покидали Нью-Хэнфорд, добирались до очередного грузового корабля в специальных челноках. Эти же челноки мы посылали за новоприбывшими.

Именно таким способом два года назад добрался до Нью-Хэнфорда и Нельс Мехта. Я до сих пор помню, каким грустным было его лицо, когда он вышел из челнока. По слухам, доктор Поуп потребовал, чтобы именно он возглавил сектор прикладной математики технического отдела. А Поуп всегда получал то, чего требовал. Мехта был светилом университета на Седьмой Антареса - признанный авторитет во всем, что касалось групп Ли, хотя несколько и не дотягивал до статуса самого Поупа. Я примостился на опоре сигнальной платформы чуть впереди толпы встречающих и успел хорошо его рассмотреть, пока он спускался по эскалатору. У него было удивительно моложавое лицо для человека, сорок лет читавшего лекции. Смуглые щеки, глубоко посаженные, почти черные глаза. Сойдя с эскалатора, он поглядел вокруг и сказал:

- Значит, все-таки и до этого дошло!

Но тут вокруг него с приветственными улыбками и протянутыми руками сомкнулись теоретики во главе с Поупом. По-моему, никто, кроме меня, этих слов не расслышал.

Мехта не отличался общительностью и держался в стороне от большинства научных сотрудников и инженеров. Насколько мне было известно, он сразу же с головой ушел в работу, и его сосредоточенность на ней изумляла даже Поупа, хотя крылась причина в интеллектуальной потребности разобраться в проблеме или в желании не думать ни о чем другом, сказать не могу. Во всяком случае, последнее было типично для Нью-Хэнфорда: в значительной мере наша высокая производительность там опирается на страх и стремление не думать, занимая мысли только требованиями вот этого часа.

Все, кто работает на Нью-Хэнфорде, не только высококвалифицированные специалисты в своей области, но и прошли тщательную психометрическую проверку. Ни у кого, начиная от физиков-теоретиков и кончая ремонтниками, нет допуска ниже девятой категории. Сплошные сливки квалифицированности, лояльности и уравновешенности. Во всяком случае, так неизменно утверждается в рапортах службы безопасности, подчиненной прямо Арбору. Ах да! Я же еще не упоминал генерала Лесли Арбора. Официально он руководитель проекта, поскольку "Грендель" носит чисто военный характер. Он фанатично предан идее Альянса, что разумеется само собой. Могучая, если не сказать грузная, фигура и острый практичный ум. Грубый и наглый солдафон, полная противоположность Поупу. Порой я подозреваю, что он упивается впечатлением, которое его хамство производит на щепетильные академические натуры в теоретическом секторе. Впрочем, сам Поуп составляет разительное исключение и отличнейше ладит с генералом, как и тот с ним.

Но как бы то ни было, официальные документы неопровержимо свидетельствовали, что на Нью-Хэнфорде все тишь да гладь. На самом же деле проблем здесь хоть отбавляй. Но никому знать об этом не положено. Арбор не допустит, чтобы на его репутацию пала даже самая легкая тень. Уж если на то пошло, текучесть кадров в пять раз выше, чем значится в документации.

Возможно, определенную роль тут играют страховочные учения. Некоторые люди просто неспособны свыкнуться с чувством, которое испытываешь, ныряя в кинетрансформационный люк и вновь материализуясь в воздушном колоколе на каком-то безымянном астероиде в полупарсеке от люка. Никто же не верит, что у нас будет время куда-нибудь нырять, если шар-контейнер окажется неисправен. А и нырнешь, так аннигиляция успеет сожрать кинетрансформационный аппарат прежде, чем ты где-то вновь материализуешься. То есть пользы эти учения принести ни малейшей не могут, но, подобно древним тренировкам в центрифуге для первых космических полетов, никому ни малейшего удовольствия не доставляют.

А некоторые после них свихивались, так что остальным даже выдали ручное оружие. Но от этого стало еще хуже, и оружие отобрали. Затем Арбора осенило: вся беда в том, что здесь даже простые рабочие чересчур уж умны, чем сами себе и вредят. С Поупом и прочими "интеллигентами" теоретической секции ему волей-неволей приходилось мириться, но вот мы, остальные - инженеры, механики, рабочие, - вот тут он мог принять свои меры. По его мнению, мы слишком много размышляли об опасности, о том, к чему может привести хоть малейшая небрежность, в манипуляциях с шарами. А потому для выполнения наиболее опасных, но почти чисто механических операций он выписал на Нью-Хэнфорд около сотни умственно неполноценных людей, предложив для их отбора один-единственный критерий: хорошую координацию движений. Произошло это более года назад, и в прошлое рождество многие из них еще оставались тут.

Впрочем, от трудностей генерала это не избавило, так как, судя по всему, страх одолевал их не меньше чем любого из нас.

В столовой я в честь сочельника выпил кружку пива с одним из этих рабочих. Звали его Майкл Доббс, и он дежурил у панели управления нейтронными скребками. Васильково-синие глаза и лысина во всю голову. Его верхнюю губу украшали пышные усы из пивной пены.

- Э-эй, Крэтчит! - сказал он, отрываясь от пивной кружки, когда я вошел. - А у нас нынче один - того. Слыхали?

- Нет, - ответил я. - В вашем отделе?

- В изотопном. Маленький такой, как их там...

- Лилипут?

Доббс отхлебнул из кружки и утер рот ладонью.

- Во-во! Блаем звали. С Мирной Некко, что ли. Слыхали про такую планету?

Я кивнул, выбил себе кружку пива и сел за столик.

- А что случилось?

- Рак. В кишках! - Доббс погрузил указательный палец в собственный живот.

- А разве он не делал прививок?

Доббс, неопределенно пожав плечами, уткнулся в пивную кружку и не ответил. Но вздрогнул. Как и я.

Однако в сочельник я не хотел думать о таких вещах. И, допивая пиво, заговорил о карточном турнире, который был назначен на этот вечер в Зале отдыха. Потом я встал, чтобы уйти, а Доббс выбил себе очередную кружку.

Я уже упоминал, что отпустил свою смену пораньше. Сказал ребятам, что мы перевыполнили норму. (Мы ее и правда перевыполнили.) И что отдел планирования совсем не обрадуется, если в секторе Б скопятся излишки полуобработанного антивещества, пока сектор В еще будет доводить до ума предыдущую партию. (Вот тут я соврал: сектор В тоже перевыполнил норму.) Все с удовольствием разошлись, не задавая лишних вопросов. Контрольная рубка сектора Б опустела почти мгновенно.

Но теперь, выходя из столовой, я вдруг вспомнил, что второпях, думая только о том, как бы поскорее синтезировать себе елочку, я ушел, не опечатав рубку. Удрученно вздохнув, я свернул в длинный стальной коридор, ведущий в контрольный корпус.

В нашей рубке было темно и тихо. С потолка, точно ножки гигантской дохлой сколопендры, свисали десятки манипуляторов дистанционного управления, подсоедипенных каждый к своему магнитному полю особой конфигурации. Справа и слева уходили вдаль причудливые узоры зеленых лампочек, словно звездные скопления. Я было протянул руку к выключателю, но в ноздри мне повеял запах табачного дыма, и я шагнул к консоли Альбрехта, наперед зная, что в жестяной крышке, которая якобы служила ему подставкой под кофейную чашку, дотлевает окурок сигары. Окурок тотчас полетел в мусоросборник у консоли, и в лицо мне ударила струя воздуха. Ведь знает же, что тут не курят, и все-таки!.. Придется поговорить с ним по душам, а он, конечно, полезет в бутылку.

Мои глаза привыкли к зеленоватому сумраку, и я решил не зажигать плафонов, а пошел вдоль консолей и мониторов, проверяя, нет ли где еще какого беспорядка. Как обычно, Мадж, великан с Четвертой Ригеля, оставил свою гигантскую зеленую феску висеть на магнитном грейфере своей панели. Его сосед О'Дойл чертил женские фигурки на экране для черновых пометок. В длинном пустом помещении мои шаги отдавались както особенно гулко.

И вновь я невольно подумал, как похожи эти сложные узоры зеленых лампочек справа и слева от меня на звездные скопления. Мне вспомнился один давний сочельник. Сочельник в Колорадо, когда я был мальчишкой. Отец прокатил нас в аэробусе в Скалистые горы, где на верхних склонах можно было купить настоящую елочку. По-моему, тогда я впервые в жизни увидел, как выглядит звездное небо, если воздух чист. Как сейчас помню: мы заплатили внушительную сумму за не очень-то густое деревце и несли его к аэробусу, когда я вдруг посмотрел вверх. Небо из конца в конец прочерчивал Млечный Путь. Огромный водопад звезд. Мне показалось, что он смоет меня с этой горы. Небо такой пронзительной красоты, что даже теперь при одной мусли о нем щемит сердце.

Я прошел рубку почти до конца, настолько задумавшись, что красная лампочка, мигавшая на консоли Симпсона, заставила меня очнуться, когда я уже миновал ее. В безмолвном сумраке я вернулся и включил экран монитора. На нем возникла пустая камера внутри катушки силового поля. Я не сразу осознал, что все это означает. Лампочка указывала, что подача энергии прекратилась, но ведь все рабочие шары теперь, после конца смены, должны быть пустыми. Да, все, кроме шара Симпсона! Щеки мне обожгла прихлынувшая к ним кровь. Шар Симпсона находился там, куда поступала дневная продукция, перед передачей ее в сектор В.

Голова у меня пошла кругом. Я проверил, та ли это консоль. Да, та! Вон табличка с фамилией!

"О господи! - У меня в мозгу словно вспыхнули огненные буквы. - В нем же два часа назад находилось триста миллиграммов антиникеля!"

В ночную сектор В нынче не работал. Это я знал точно. Следовательно... следовательно, кто-то украл антивещество.

...Сбылся кошмар, который на Нью-Хэнфорде преследовал вcex и во сне и наяву: чьи-то нервы не выдержали... затаившийся среди тысяч сотрудников агент отложившихся миров получил сигнал действовать...

Но одно мне стало ясно сразу: кто бы это ни был, он досконально знал производственные процессы и все подготовил заранее. Антивещество перекочевало в портативный шар до того, как поле симпсоновской консоли было отключено. Иначе и Нью-Хэнфорд, и я с ним уже отошли бы в область преданий.

Я начал действовать, еще не до конца осознав весь ужас случившегося: выскочил в тамбур, опечатал сектор Б моим закодированным личным знаком и прыгнул в деконтамизатор. С его арки донеслось легкое пощелкивание: приборы сканировали меня с головы до ног. Чувствуя, как стремительно учащается мой пульс, я ждал, чтобы проверка завершилась.

Хотя антивещество, которое мы производим, все время находится в вакууме, удерживаемое интенсивным магнитным полем, такие постоянные проверки персонала строго необходимы. Ускорители сверхрадиоактивны сами по себе, а ядерные источники энергии для магнитных генераторов - и того больше. Не говоря уж о далеко небезопасном жестком излучении, порождаемом непрерывной аннигиляцией одиночных газовых молекул в магнитных ячейках, где вакуум абсолютно полным все же никогда не бывает.

Прошли нескончаемые тридцать секунд, и, не обнаружив отклонений от нормы, электронный счетчик отомкнул дверь в коридор. Мгновение спустя я уже опрометью бежал по нему. Несколько капелльцев, которые прогуливались там, сменившись с дежурства, поглядели на меня с недоумением, но больше я никого не увидел.

В лифте я нажал кнопку уровня службы безопасности - не по голофону же было докладывать о случившемся!

Майор Николь Лансон чуть-чуть наклонилась вперед над своим столом, когда дверцы лифта разошлись.

- Крэтчит! - сказал она. - Что с вами? На вас лица нет!

- Мне необходимо поговорить с генералом.

Она оглядела меня с тем невозмутимым спокойствием, которое, по-видимому, составляет профессиональную принадлежность офицеров службы безопасности.

- Так в чем дело? - спросила она, указывая мне на стул.

Но я не воспользовался этим приглашением.

- Мне кажется, вам следует прямо допустить меня к генералу, - сказал я и добавил, когда у нее на губах заиграла снисходительная улыбка: - Потому что из сектора Б исчезло триста миллиграммов антивещества.

Последнее слово я еле выговорил.

Улыбка исчезла как по волшебству. Лансон схватила трубку внутреннего телефона, что-то торопливо прошептала и открыла передо мной огромную створку двойной двери.

Арбор встретил нас свирепым взглядом, отражаясь в сверкающей стальной поверхности необъятного письменного стола.

- Ну, Крэтчит, если вы что-то напутали, поберегитесь! Если выяснится, что все сводится к ошибке в учете или цифровых данных, я вам шею сверну, - сказал он вместо приветствия.

Я уставился на насупленные брови, на китель, разбегающийся складками от пуговиц на округлости брюшка.

- Нет, сэр, - ответил я, от души желая, чтобы все и свелось к ошибке в учете. - Никаких сомнений.

- Выкладывайте, но покороче.

Я объяснил, что произошло.

- К концуу смены заключительный шар находился у Сммпсона. Я подписал последнюю сводку в пять пятьдесят.

Я заметил, что майор Николь Лансон стоит сзади, наверное, готовясь тотчас выполнить приказ о моем аресте.

- Вы числитесь по гражданской обороне, Крэтчит, - сказал Арбор зловеще мурлыкающим голосом. - Но, по-моему, вы понимаете, что можете незамедлительно оказаться мобилизованным... - Он несколько секунд молча жег меня взглядом, давая мне время хорошенько осмыслить его угрозу.

Мой взгляд скользнул по стене к латунной пластине у него над головой, и я прочел вычеканенную строку:

"Грендель грядет, гневных богов посланец". Взято из "Беовульфа", какой-то древнейшей-предревнейшей поэмы.

- Если бы я не вернулся в сектор через два часа, - прервал я молчание, - мы бы сейчас не знали о пропаже.

Арбор окончательно прожег меня насковозь, а потом сказал:

- Ну ладно! - Тон его изменился. - По-видимому, мы действительно столкнулись с чем-то серьезным. Майор! Привести все силы службы безопасности в состояние полной готовности! Обыск категории А на всех уровнях... - Лансон вытянулась по стойке "смирно". - Немедленно отменить всякое празднование! Гражданским лицам и военным, не занятым в операции, оставаться в своих помещениях до дальнейшего оповещения. Вызвать ко мне для допроса всех, кто имеет касательство к сектору Б! - Он бросил на меня еще один испепеляющий взгляд. - Это включает и вас, Крэтчит!

- Генерал, у вас не найдется для меня пяток минут? - В дверь просунулась голова доктора Поупа. В зубах он сжимал неизменную глиняную трубку.

- Входите, входите, доктор! Тут кое-что случилось... Майор, выполняйте приказ!

- Есть, сэр! - ответила Лансон, отдала честь, повернулась на каблуках и выскочила за дверь так стремительно, что чуть не сбила Поупа с ног.

Пока генерал излагал суть дела, я вглядывался в лицо Поупа, но оно оставалось непроницаемым, и только худые щеки чуть вздувались и опадали в такт попыхиванию трубки. Доктор Ричард Поуп умел сохранять железное хладнокровие - на Нью-Хэнфорде это знали все. За три года я ни разу не видел, чтобы он хотя бы на йоту утратил свою ледяную невозмутимость.

По слухам, на Земле его аспиранты перед ним просто преклонялись. Некоторые даже обзавелись глиняными трубками, его, так сказать, фирменным знаком, хотя мало кто мог бы соперничать с ним в умении ценить искусство или широкой осведомленности в гуманитарных науках, а уж в остроте ума - и подавно.

В двадцать три года он защитил докторскую диссертацию по сложнейшей проблеме теоретической физики, через два года стал профессором, а затем и директором огромной лаборатории на Л5. На обложке юбилейного номера "Физике тудей", выпущенного к тысячелетию журнала, красовалась глиняная трубка на краешке массивного охладителя установки для ускорения частиц антивещества. Никаких других опознавательных знаков читателям не потребовалось - Поуп действительно был звездой самой первой величины. Затем он внезапно исчез со сцены. Служба безопасности Альянса распустила слух, будто Поуп с головой ушел в разработку нового принципа двигателя для межзвездных космолетов. На самом неделе ему поручили создание аннигиляционной бомбы.

Поуп выбрал орбиту для искусственного мира, получившего почерпнутое из глубокой древности название "Нью-Хэифорд", и руководил его сборкой. Он прочесал всю галактику в поисках физиков-теоретиков для лабораторного сектора. И многие из былых аспирантов, его поклонников, воссоединились со своим идолом, но в совершенно иной обстановке. Тем не менее преклонение перед ним сохранялось даже здесь.

- ...и, разумеется, я должен буду допросить сотрудников теоретического сектора, - говорил Арбор. - На кое-кого из ваших умников, доктор, у меня поднакопился материальчик, стоивший мне не одной бессонной ночи.

Поуп извлек из внутреннего кармана жесткий ершик и принялся сокребать нагар во внушительной чашечке своей трубки.

- Мне кажется, генерал, что в первую очередь необходимо вернуть эти триста миллиграммов антивещества. Как вы понимаете, если кто-то ...по любой причине захочет уничтожить установку... ценой собственной жизни, так для этого потребуется лишь... - Он вытащил зажигалку и раскурил трубку, ...разбить шарик, не более того.

Арбор прожег его взглядом, но ничего не сказал.

- У меня есть кое-какие соображения, - продолжал Поуп спокойно, словно обсуждая какую-то мелкую проблему сопряжения зарядов. - Я бы забрал Крэтчита, чтобы потолковать с ним, и, возможно, мы быстро найдем решение.

- Мы на особом положении, доктор. Прошу вас вернуться к себе и не выходить до тех пор...

- До тех пор, генерал, пока эта установка не рассыплется на субатомные частицы? Так сказать, имитация в миниатюре Большого взрыва, породившего Вселенную, но с обратным результатом? Нет, уж лучше мы с Крэтчитом посоветуемся между собой да и сообразим, что можно сделать. - Поуп выпустил кольцо едчайшего дыма, какой дает только лакатийский табак, и одарил генерала улыбкой, полной кроткого терпения. - Ведь нас-то с ним вы не подозреваете? Как-никак, Крэтчит обнаружил пропажу антивещества, ну а я... Кто лучше вас знает, что обещает мне успешное завершение проекта?

Голова у меня все еще шла кругом, но мне чуть полегчало, потому что генерал слегка расслабился.

- Ну ладно, доктор, - буркнул он, вставая. - Парочка-другая практичных идей будет нам сейчас не лишней. Только не тяните! И в процедуру обыска не вмешивайтесь. - Он постучал указательным пальцем по стальной крышке стола. - И сами никаких действий не предпринимайте! Погодите, я дам вам пропуск для контрольных пунктов. - Он что-то нацарапал в блокноте, вырвал листок и протянул Поупу.

Я побрел за Поупом вон из кабинета. Когда дверцы лифта сомкнулись за нами, он спросил:

- А вы успели пообедать, Крэтчит?

В столовой не было ни души, столики загромождали неубранные подносы и грязная посуда. Аппетита у меня не было ни малейшего, но я пожал плечами и пробил запеченную ветчину. И получил тарелку куриного супа. Что пробил Поуп я не заметил, только выдан ему был тот же суп. Грузовой корабль запоздал и в этом месяце. Мы очистили место на ближайшем столике и сели.

- По-своему, генерал - человек довольно порядочный, - заметил Поуп.

Я подцепил пару обжигающе горячих клецек и молча подул на них.

- Он искренне убежден, что Альянс воплощает последнюю надежду на сохранение человеческой культуры.

Я опять промолчал, не зная, что сказать. Поуп задумчиво помешивал в своей тарелке.

- Знаю, Крэтчит, люди вроде нас... инженеры, ученые... Мы воспринимаем проект не под тем углом, что профессионалы-военные. Мы просто решаем теоретические и технические задачи, а о последствиях своей работы не задумываемся... - Он нацедил бульона в ложку. - По-моему, у меня еще не было случая спросить, как вы оказались на нашем крохотном космическом островке? - В такой напряженной ситуации тон был слишком небрежным даже для Поупа.

- Ну-у... Меня призвали на Дриволде. Я участвовал в конструировании тамошних обогатительных заводов, производящих сто четырнадцатый. Нам предстояло наладить производство и других сверхтяжелых элементов, но меня забрали раньше.

Он поднял взгляд от тарелки, и я вспомнил все, что слышал про силу этих проницательных серых глаз.

- Вообще-то вы, кажется, с Земли? Дриволд был первым вашим назначением?

- Вторым. Когда я кончил Карнеги-Меллон, меня взяла фирма, строившая водные восстановители на Хаспере. Есть такая колонизированная планетка, но вы вряд ли о ней слышали.

- Система Лайтена... И какой-то кодовый номер, верно?

Я вновь поразился всеядности его памяти.

- Шестая Лайтена семьсот восемьдесят девять, - дополнил я. - Расстояние от Земли - одиннадцать и две десятых световых лет. Там я набрался всяких полезных сведений о ядерных генераторах. Понятно, это было еще до войны. Послушайте, доктор, вы сказали...

- А как вы попали на Дриволд? - Поуп явно намеревался вести разговор сам.

- Просто через семь лет фирма перевела меня с Хаспера на Дриволд на новую должность. Хаспер - маленькая колония на самом краю освоенного пространства, ну а Дриволд густо населен, хотя и представляет собой огромную пылевую равнину. Воздух скверный, почва практически не годится для сельского хозяйства, затобогатейшие запасы сверхтяжелых элементов. Из-за этих сверхтяжей, как мы их называли, население там все время увеличивалось. Меня послали снабдить относительло небольшие города новейшей системой водных восстановителей. А года через два началась война, и меня откомандировали на обогатительный завод. Я не особенно расстроился, так как нас бронировали от призыва. Мне пришлось подучиться кое-какой структуральной технологии... - Я вспомнил, что был тогда еще достаточно наивен, чтобы верить в необходимость этой войны, и искренне хотел внести свою лепту в победу.

Поуп молча ел суп, а я вспоминал и вспоминал... На Дриволде тоже был сочельник с елкой. Старший инженер, человек всего на своем веку навидавшийся, тайком привез ее с Лесистого мира, где их космолет заправлялся топливом. Конечно, к настоящим елкам это растеяьице никакого отношения не имело, но оно было зеленым, и мы украсили его светодиодами. Мы пили коньяк и пели рождественские песни - даже снуки к нам присоединились. Уже ночью я подошел к окну барака. Ветра против обыкновения не было, дневная пыль успела осесть, и в небе яркими точками сияли звезды. Через минуту-другую я отыскал среди них земное Солнце, подозвал к окну остальных и показал им его. И тогда Джергинс, старик, подаривший нам елку, предложил тост. Глядя на эту звезду, мы выпили за родную планету и рождество.

- Значит, на Нью-Хэнфорд вы попали оттуда? - сказал Поуп, прерывая затянувшееся молчание.

- На следующий год военная ситуация ухудшилась, - ответил я. - Призывать начали уже не раз в полгода, а каждый месяц. Сверхтяжи имеют ограниченное применение в военных целях главным образом сто четырнадцатый. Но почти все обогатительные заводы были уже запущеаы. Инженеры в моем бараке не сомневались, что их вот-вот призовут. Затем меня перевели на Нью-Хэнфорд, и больше я никого из них не видел... - Про себя я пожелал моим давним товарищам удачи, где бы они теперь ни находились.

Поуп бросил ложку на поднос и сунул руку в карман за трубкой.

- Типичная история, Крэтчит, - сказал он, насыпая в чашечку табак из свернутого кожаного кисета. - Война, боюсь, всех нас обездолила. У меня жена и двое детей, а я здесь собираю для них это чудовище...

Поуп умолк, потому что по коридору прогремели бегущие ноги - патруль. В дверях вырос сержант и навел на нас лучевой пистолет.

- Доктор Поуп...

Поуп помахал листком, который дал ему Арбор.

- Все, по-моему, нормально, - сказал он и разжег трубку.

Каракули Арбора произвели желаемое действие:

- Да, сэр, - ответил сержант, возвращая листок, - Только не потеряйте его, сэр!

Он выбежал за дверь и топот постепенно затих дальше по коридору.

Появление патруля вернуло меня к действительности: все наши жизни висят на волоске, а Поупа словно бы ничего, кроме моего прошлого, не занимает!

- Доктор Поуп, вы, кажется, сказали, что у вас есть некоторые предположения, кто мог похитить антивещество?..

Поуп задумчиво выпустил облачко сизого дыма.

- А... да, что-то такое я вроде бы сказал. А знаете, Крэтчит, война, которую ведет Альянс, не слишком-то популярна. Немалое число людей считает, что эти двенадцать колоний... ведь их уже двенадцать, если не ошибаюсь?.. что они имеют право на независимость, имеют право сами определять свою судьбу...

Я невольно обвел взглядом пустые столики. Разговор не слишком обычный в царстве военных. И особенно на Нью-Хэнфорде. А уж если его заводит научный директор проекта-то и подавно.

Мое тревожное смущение вызвало у Поупа улыбку.

- Будет вам, Крэтчит! Конечно, тут всюду вмонтированы микрофончики, но генерал все это слышал от меня и раньше. Я ведь просто излагаю факты. С конца двадцатого века прошло более тысячи лет. Хотя не отрицаю, генерал Арбор может послужить неплохим призраком кого-нибудь из воротил тогдашнего военно-промышленного комплекса. Несколько осовремененным, конечно.

В тот момент я не понял подтекста его слов, но мне была известна его привычка прибегать ко всяким историческим и литературным параллелям. Во всяком случае, легче мне от них отнюдь не стало. А вдруг Поуп проверяет, насколько я лоялен?

- Послушайте, доктор, - сказал я, - конечно, меня не так уж огорчает, что я не на фронте, но в войну я верю и верю в то, чем мы тут занимаемся.

Вранье, естественно, и я не сомневался, что Поуп отлично это понимает, но что мне оставалось? Тем более если Арбор нас подслушивает.

Изо рта Поупа вырвался бесформенный клуб дыма.

- Ничего иного я и не предполагал, Крэтчит. Я имел в виду лишь то, что у нас здесь, на Нью-Хэнфорде собрано свыше двух с половиной тысяч совершенно разных индивидов, относящихся к Альянсу каждый по-своему. - И вновь проницательные серые глаза словно заглянули мне в самую душу. - Не кажется ли вам, что среди них кто-то может искренне верить, что то, чем мы занимаемся, противоречит всем принципам морали и этики?

Я отвел глаза.

- Да, конечно, - пробормотал я. - Во всяком случае, один такой нашелся - тот, кто похитил антивещество из сектора Б.

- Я ведь говорю не о тайном агенте колоний или диверсанте, подосланном со специальным заданием, а совсем о другом.

Он словно умышленно истолковал мои слова неверно.

- Послушайте, - возразил я, - конечно, это, может быть, и шпион, но также и анархист, или пацифистфанатик... я в таких вещах не очень разбираюсь. О чем мы все-таки разговариваем, доктор? Что, собственно, вы хотите доказать?

Поуп помолчал, но я, казалось, чувствовал, как его взгляд сверлит мой мозг.

- Знаете, Крэтчит, - сказал он затем, - люди ведь выбирают профессию по самым странным порой причинам...

Еще один непонятный вольт непонятного человека. Я поднял на него глаза.

- Что вы подразумеваете, доктор?

Он вынул трубку изо рта и несколько секунд следил за струйкой дыма, завивающейся над мундштуком.

- Возьмите к примеру меня. В юности я увлекся физикой из-за... возможно, вам это покажется курьезным... из-за поэзии, в ней заложенной. В начальной школе - вообще-то на редкость унылом учебном заведении - меня, как сейчас помню, поразила музыка этой науки. Частицы со всей их необычностью, их красота. Восьмискладчатый Путь, проблемы симметрии. Пять Лепестков Единого Измерения - гребень топологии... Точно колдовской язык, на котором беседуют с богами. И я стал физиком. Возможно, это была ошибка.

- Вы показали себя в физике не так уж плохо?

Худое лицо погрустнело.

- Это только видимость, Крэтчит. А правда в том, что я кое-чего нахватался, обладая способностью организовывать и направлять работу других. Я куда больше критик, чем творец! Если я и добавил что-то к сумме наших знаний, то просто вынуждая других - подлинных новаторов - использовать свой талант в полную меру, подхлестывая их интеллектуально.

Говорил он как будто с глубокой искренностью, но я не мог понять, для чего он говорит это мне - и сейчас.

- Доктор, вами все восхищаются, - сказал я от души.

Вновь наступило длительное молчание: Поуп задумался о чем-то своем. Наконец он сказал:

- Если я и окажусь этого достоин, то не благодаря физике.

Он взглянул на свои часы, и по его губам скользнула легкая улыбка.

- Быть может, этот момент и наступил, - сказал он. Крэтчит, не прогуляться ли нам немножко?

Он уже встал и выбил пепел из трубки в пустую тарелку.

- Где? - спросил я с удивлением.

- Идемте, идемте, Крэтчит, - ответил Поуп. - Небольшая разминка поможет нам собраться с мыслями.

Я вышел следом за ним в коридор, и мы повернули в направлении тренировочного сектора. Ныо-Хэнфордне самое уютное место, даже когда кругом снуют люди. Но теперь после объявления тревоги, когда коридоры и служебные помещения были пусты, меня невольно пробирала дрожь. Я ни на секунду не мог забыть, что где-то в лабиринте, окружающем нас, полном призрачных отзвуков, прячется готовый на все человек, который держит жизнь всех нас в руке, направляющей шар. Я шагал рядом с Поупом, слушал глухое постукивание наших каблуков и пытался представить себе, какая "идея" им движет.

На пересечении двух коридоров нас остановил бледный как мел часовой. Поуп протянул ему листок, и он пропустил нас в полном молчании. Я до сих пор помню, какое юное и испуганное лицо было у этого часового.

Тренировочный сектор занимает значительную часть Нью-Хзнфорда. Там рабочие проходили обучение на безопасных моделях, точно повторяющих весь процесс производства, только без антивещества и ядерных источников энергии. Преподавание велось в трех аудиториях с амфитеатрами сидений. Мы прошли мимо внушительных двойных дверей. На одной висело объявление о завтрашней лекции: "13.30: страховочные системы, профилактика и проверка".

Дальше тянулись двери экзаменационных комнат и лабораторий, где проводились регулярные проверки физического состояния персонала с обязательной сдачей на анализ крови и мочи. Все было заперто, везде царила мертвая тишина.

Поуп ускорил шаг, словно точно зная, куда и зачем он идет. Мы не обменялись ни словом, после того как вышли из столовой. Наконец я не выдержал и спросил громким шепотом:

- Доктор, сказали бы вы мне, что у вас на уме!

Он поднял руку, делая мне знак замолчать, и остановился перед дверью тренировочного комплекса, где персонал отрабатывал процедуру аварийной эвакуации. Как почти все обитатели Нью-Хэнфорда, я ненавидел это место.

Поуп взглянул направо и налево. Он достал кольцо с магнитными ключами, отпер дверь и втолкнул меня в непроницаемую темноту - сумрак, к которому глаза постепенно привыкли, смоляной мрак, где слышалось слабое гудение аппаратуры. Я стоял, мокрый от пота, а перед зами у меня плясали голубоватые искры. Раздался щелчок - это Поуп закрыл за собой дверь.

Вспыхнули плафоны, на мгновение меня ослепив.

- Добрый вечер, Ричард, - сказал кто-то.

- Добрый вечер, Нельс, - услышал я голос Поупа. - Как вы?

Мой взгляд сфокусировался на невысокой плотной фигуре в двух шагах передо мной. Смуглое лицо... математик Нельс Мехта.

- Я устал, Ричард, - сказал он. - Невыносимо устал.

Мехта был без пиджака: нашейный шарф развязан, рукава рубашки закатаны. А рядом с ним... Глаза у меня полезли на лоб. Рядом с ним в амортизированной левитационной люльке покоилось стальное яйцо, которое снес Нью-Хэнфорд. Крошка Тим.

- Микрофон и камеру вы обезвредили? - спросил Поуп почти обычным небрежным тоном.

Мехта кивнул.

- Инфракрасный канал замкнут на петлю видеозаписи пустого помещения. - Он кивнул на меня. - Крэтчита вы прихватили для поднятия тяжестей?

Я поглядел на Поупа, потом снова на Мехту. Уж не знаю, какое выражение застыло у меня на лице.

- Вот именно, - сказал Поуп. - Думаю, втроем мы как-нибудь справимся. А ваше мнение, Крэтчит?

Губы у меня шевелились, но я был не в силах произнести ни звука.

Поуп подошел к кинетрансу и встал у зияющего люка аппарата.

- Знаете, Крэтчит, это очень интересная штука. У нас их на Нью-Хэнфорде сотни, но, как это часто бывает с созданиями рук человеческих, мы, в сущности, понятия не имеем о тех физических законах, которые управляют их действием. - Он погладил ячейки генератора над открытой камерой. - Нам известно, что кинетранс разлагает материю - людей, машины и так далее, - преобразует в закодированный луч энергии, а затем мгновенно синтезирует их в запрограммированном пункте. Мгновенно, Крэтчит! Переданные лучом часы не уходят вперед и не отстают ни на долю секунды - вопреки многим возлюбленным предположениям о том, как функционирует Вселенная. Луч не пронизывает пространcтво между двумя пунктами, а предсказуемо возникает в заданой точке. Существует немало теорий о том, куда девается луч, когда он покидает передатчик и возникает в приемнике. Например... Но тут мне придется прибегнуть к божественомму языку, про который я упоминал: он распространяется по горизонту измерения. А это своего рода грань между... - рука Поупа описала дугу, - всей этой Вселенной, то есть всем тем, что мы знаем, и... чем-то еще. Иными словами, луч проходит свкозь грань симметрии. А это, словно причесывание волос на бильярдном шаре, непостижимо, если только не применить золотой гребень топологии...

- Короче говоря, - перебил его Мехта, - по-моему, нам следует поторопиться.

- Сейчас, Нельс. Видите ли, Крэтчит, весь этот год велись определенные исследования. Мы не знали твердо, что произойдет, если мы попытаемся транспортировать с помощью кинетранса антивещество. Мы провели опыт в прошлом месяце с микросфероидами. Магнитный генератор прибыл в целости и сохранности с действующим полем. Но антивещество исчезло. Бесследно. Мы полагаем, что оно осталось в... в чем-то еще, про которое я сейчас упомянул. Возможно, это вселенная, состоящая из антивещества, где вещество - такая же редкость, как у нас антивещество. - Поуп развел руками. - Мы не знаем. И быть может, никогда не узнаем.

- Ричард...

Поуп кивнул.

- Нельс прав, Крэтчит. Время крайне важно. Так вы поможете нам избавиться от этой дряни?

Я был так ошеломлен, что утратил способность думать, и только беспомощно махнул рукой в сторону левитационной люльки и ее чудовищного груза.

- Из... избавиться от бомбы?..

Поуп заглянул в камеру.

- Вот именно. Больше ничего не потребуется. Доктор Мехта, как я вижу, уже загрузил туда все сырье, включая 300 миллиграммов из сектора Б. Ну-ка, Крэтчит, подсобите! - Он уже шел к стальному яйцу. - Эта штука очень тяжела даже в левитаторе.

Я ошарашенно пошел за ним и послушно повел люльку к камере.

- Стоп! Так, пожалуй, хорошо, - сказал Поуп. - А теперь попробуем все втроем...

Я почувствовал, как адское творение запрыгало в левитационном поле, когда мы взялись за него.

- По счету "три", - скомандовал Мехта. - Раз, два, три.

Бомба соскользнула с поля в люк, громко звякнув.

- Отлично, - сказал Поуп. - И особого труда не потребовалось. А теперь, Нельс, предоставляем вам честь...

Мехта наклонился над контрольной панелью кинетранса.

По-видимому, мое лицо все еще хранило нелепое выражение. Во всяком случае Поуп положил руку мне на плечо.

- Ну-ну, Крэтчит! - произнес он мягко. - Я понимаю: профессиональная гордость инженера и все такое прочее. А эта бомбочка конструктивно была очень даже неплоха. Но не забывайте, мы же можем собрать еще одну года за три.

Кинетранс уже громко гудел - ячейки генератора включились на максимум. Мехта стоял рядом с аппаратом, положив правую ладонь на включающий рычаг.

- Ричард...

- Нажмите, Нельс, уже пора.

Мехта прижал левую ладонь ко лбу. Смуглая кожа собралась в болезненные морщины.

- Ричард, по-моему... Арбор, очевидно...

Поуп успел подхватить его на руки. Мехта слепо пытался схватить рычаг, который выскользнул из его пальцев.

- Нет, старина.. .дайте мне... отправить эту...

Он успел взяться за рычаг, но тут же его тело обмякло и повисло на руке Поупа.

- Что случилось? - еле выговорил я.

- Стирающий импульс, - ответил Поуп. - Он уничтожил запись личности. Я надеялся, что генерал не станет так торопиться.

Я потрясение уставился на безжизненное тело Мехты.

- Запись личности... Так значит... значит, доктор Мехта был андроид?

Худое лицо Поупа совсем обострилось.

- Да. Нельс Мехта умер два года назад на Седьмой Антареса. Запись его личности поместили в эту физическую копию. Генерал, разумеется, знал об этом. Мне удалось убедить его, что специализированные знания доктора Мехты нам абсолютно необходимы, и он дал согласие, чтобы я выписал копию сюда для участия в работе над проектом... Крэтчит, подержите его, пожалуйста.

Поуп переложил неподвижную фигуру мне на руки. Трудно было поверить, что это остывающее тело никогда не было по-настоящему живым.

- Генерал, видимо, близок к панике, - сказал Поуп. - Несомненно, он уже знает, что бомба исчезла. И знает, что Нельса у него в комнате нет. Стирающий импульс - мера, к которой он прибегнул от отчаяния, на всякий случай. - Поуп обхватил кисть Мехты, все еще сжимавшую пусковой рычаг кинетранса. - Ну, Крэтчит, кончаем! - Он нажал на рычаг.

Раздался легкий треск.

Я поглядел в камеру. Она была пуста. Поуп отключил генераторы и гул затих.

- Ну вот, - сказал Поуп. - Нельса мы оставим тут. Дайте я вам помогу.

Вдвоем мы опустили тело на пол и прислонили к аппарату. Его правая рука все еще сжимала пусковой рычаг.

- Вполне убедительно, - заметил Поуп. - Генерал вотвот явится. Тем не менее нам следует доложить ему... - Он поглядел на меня, а потом на безжизненное тело. - Такой чудесный человек, Крэтчит. Блестящий мыслитель, но не только: он принадлежал к тем по-настоящему хорошим людям, каких мне выпало счастье узнать.

Поуп сунул руку во внутренний карман и извлек трубку. Я с недоумением смотрел, как он спокойно уминает табак в чашечке - как будто кончил читать лекцию перед завороженными студентами.

- Кстати, Крэтчит, - сказал он сквозь первый клуб дыма, вы, конечно, знаете, что отвечать генералу, когда он начнет вас допрашивать о случавшемся.

Я еще не собрался с мыслями, но ответил сразу:

- Я доложу ему, что доктор Мехта нажал на рычаг до того, как мы успели его остановить.

- Вот именно. У меня есть сыворотка на случай, если генерал сочтет нужным прибегнуть к наркодопросу, но, думаю, до этого не дойдет. Насторожить его может лишь одно: каким образом Нельс сумел в одиночку ввести бомбу в камеру. Однако генерал прекрасно знает, что у человека в отчаянном положении включаются все запасы сил. Не сомневаюсь, что он в конце концов придет именно к такому выводу.

Как ни ошеломили меня события последней четверти часа, на душе у меня было на редкость хорошо. Загадка доктора Ричарда Поупа немного прояснилась, но одно оставалось мне непонятным.

- Откуда вы знали, доктор? - спросил я невольно.

- Что именно, Крэтчит?

Я улыбнулся.

- Откуда вы знали, что я буду вам помогать?

Поуп ухмыльнулся и выпустил кольцо дыма.

- Я же говорил вам, что обладаю способностью будить в людях самое лучшее. - Он поглядел на часы. - А знаете, Крэтчит, если не ошибаюсь, пришло время обмениваться праздничными поздравлениями!

- Счастливого рождества, сэр! - ответил я.

Я знал, что нас с Поупом ждут не такие уж приятные часы в обществе генерала Арбора. Но кроме того, я знал, что мы сумеем выйти сухими из воды. И Поуп, если ему не найдут замены, начнет сборку новой бомбы для Альянса. А я? Скорее всего я, как и раньше, буду следить за процессом изготовления компонентов для нового чудовища под бдительным надзором генерала. Ведь в это рождественское утро мы всего лишь обеспечили человечеству еще три года, чтобы оно успело повзрослеть. Но во мне крепло убеждение, что этих трех лет окажется достаточно. Поуп направился к голофону, чтобы связаться с кабинетом генерала, а во мне заполыхала радость, какой я не испытывал уже давным-давно.

"Триста световых лет от родной планеты, - думал я. - И Крэтчит, инженер, винтик военной машины, внес свою посильную лепту в дело мира. Вернее, помог другим внести ее".

И мне почудилось, что вокруг меня в это рождественское утро собрались призраки. Мой отец с колорадской елкой на плече... Изо рта у него вырывается белый пар. И Джергинс, контрабандой провезший елку на Дриволд... От стопки с коньяком в его руке отражается звездный свет. И Блай, лилипут с Мирной Некко. И Нельс Мехта... С улыбкой на усталом лице.

"Настанет день, и с войной будет покончено, - сказал я им мысленно. - А пока: счастливого вам рождества!"

"...Нам будет нелегко сохранять наше сознание свободным от предубеждений и сохранять его ясным, а также сохранять ощущение красоты, и способность творить ее, и редкое умение видеть ее в самом далеком, непривычном и чуждом. Нам будет нелегко, всем нам, сохранять и поддерживать все это в огромном, широком, пронизанном ветрами мире. Но тогда мы сумеем помочь, потому что сохраним способность любить друг друга".

Роберт Оппенгеймер