Мой темный Ромео

ГЛАВА 28

Даллас

У меня не было особых ожиданий от моего парижского медового месяца.

И все же моему мужу удалось меня разочаровать.

После того, как мы приземлились в Париже, самом романтичном городе в мире, мы с Ромео зарегистрировались в экстравагантном номере для новобрачных в отеле «Le Bristol Paris».

Что я должна была сделать, так это сорвать его толстовку и смыть румянец от нашей предыдущей встречи в самолете.

Вместо этого я крутила чемодан за ручку, любуясь Монмартром через открытые двери террасы.

— Хочешь пообедать, а потом посетить какие-нибудь туристические места?

Ромео уже снял смокинг, положив на нашу кровать еще один хрустящий костюм.

— У меня несколько встреч подряд с некоторыми клиентами и старым университетским другом.

Он оставил меня на произвол судьбы в наш медовый месяц?

Поскольку попытки воззвать к его совести МВД оказались тщетными, я остановилась на другом подходе. Тактика взбитых сливок.

— Звучит отлично, —я пожала плечами, расстегивая чемодан у изножья кровати. Кара упаковала мне достаточно нижнего белья, чтобы соблазнить всю французскую нацию. — Увидимся, когда-нибудь, я думаю.

Он остановился перед ванной, шрамы выглядывали из-под его расстегнутой классической рубашки, и достал свой телефон, бросив его мне в руки.

— Запиши сюда свой номер. Последнее, что мне нужно, это чтобы ты заблудилась.

Если повезет, меня похитят с целью получения выкупа а-ля «Взятые». Конечно, похитители были бы лучшей компанией.

Я набрала свой номер и вернула его телефон.

Он нажал на циферблат и сбросил вызов, когда мой рингтон пронзил воздух.

Большие проблемы с доверием.

— Хорошая девочка.

— Плохой муж.

— Перестань притворяться, что хочешь проводить время со мной больше, чем я хочу проводить время с тобой.

К сожалению, я действительно хотела проводить с ним время.

Я скучала по человеческому общению. Я бы не стала точно определять его как человека, но он был близок… вроде.

Как только он прыгнул в душ, я надела юбку-карандаш, шелковую блузку и прозрачные черные колготки с красной полосой спереди. Затем я подбежала к тумбочке и открыла его бумажник.

Он никогда не предлагал замену кредитной карте, которую он аннулировал, так что я интерпретировала его бумажник как открытое приглашение помочь себе.

И помогла себе.

К тому времени, как он закончил принимать душ, меня уже давно не было, мой телефон был выключен, а его карта Центуриона была на буксире.

Сначала я побаловала себя обедом из четырех блюд на Елисейских полях. Когда я не могла переварить больше, я распределяла богатство, метафорически и буквально, оплачивая счет за каждого посетителя в помещении.

После этого такси отвезло меня на улицу Сент-Оноре, где я купила себе несколько скромных свадебных подарков в виде трех сумок «Хермес».

Поскольку я не могла опозорить своего нового кавалера, купив одну из более доступных (читай: менее назойливо дорогих) «Биркинс», у меня не было выбора, кроме как замахнуться на респектабельные лимитированные издания.

120 тысяч за штуку, умноженные на три.

Настоящая сделка.

Неудивительно, что я вернулась, чтобы купить одну для мамы и две для Фрэнки.

Из «Хермес» я перешла в «Диор», затем в «Шанель», прежде чем сделать последнюю остановку в «Балмейн».

Но было бы негуманно уехать, не поддержав местных дизайнеров, так что в итоге я потратила неплохие деньги на единственные в своем роде бутиковые находки.

Изнурительное испытание длилось десять часов, в течение которых мой телефон оставался выключенным, а Черная карта работала, как Трейси Андерсон.

Я потратила почти семьсот тысяч долларов, прежде чем поймала такси около девяти вечера.

Париж все еще гудел от активности. Ослепительные огни сверкали, как светлячки в темноте.

Влюбленные парочки толпились на тротуарах. Они держались за руки. Смеялись. Влюблялись глубже. Делали вещи, которые я бы никогда не сделала. Такие недостижимые вещи, как поцелуй солнца.

Ревность пронзила мое сердце. Все деньги мира не могли купить мне того, что было у них.

Настоящая, содержательная любовь.

Такси остановилось у входа в отель. Я дала на чай пятьсот евро и выскользнула, борясь с десятками сумок.

На помощь мне бросился посыльный. Он разгрузил мои руки и переложил мои покупки в золотую багажную тележку, следя за мной.

Легкий размеренный стук каблуков по мраморному вестибюлю меня не обманул. Я знала, что меня ждет в люксе.

Разъяренный муж.

Я представила, как Ромео хрустит костяшками пальцев и облизывает губы, ожидая возможности наказать меня.

Как только я побежала в лифт, я включила свой телефон. Как я и подозревала, на моем экране мелькнули три пропущенных звонка, а также многочисленные текстовые сообщения.

Ромео Коста

Я закончил со своими встречами.

Где ты?

Очень типично для тебя молчаливо обращаться со мной в единственный раз, когда я не хочу, чтобы ты заткнулась.

Ответь на звонок.

200 тысяч? Покупки?

Ты понятия не имеешь, что такое деньги?

700 000 долларов – ЭТО БЛЯДСКИЙ ДОМ.

О, подруга.

Он использовал ненормативную лексику.

Он никогда не использовал ненормативную лексику.

Кто-то не смотрел на стакан наполовину полным. На этой карте было 1,5% возврата наличных. Я заработала на ней 10 500 долларов, а папа однажды пожаловался, что я завалила алгебру.

Лифт со звоном открылся. Я на дрожащих ногах ввалилась в зал.

Теперь, когда пришло время смотреть в лицо кошмару, я вспомнила, как глупо было потратить достаточно денег, чтобы купить впечатляющий особняк в большинстве штатов, просто назло моему грубому мужу.

Посыльный катил за мной мои сумки с покупками, не подозревая о надвигающейся буре. Потребовалось четыре попытки, чтобы вставить карту-ключ в слот.

Как и ожидалось, когда я распахнула дверь, Ромео сидел в общей зоне, скрестив ноги в лодыжках над столом, жуя жвачку и наслаждаясь виски в полурасстегнутом костюме.

Его ледяное выражение лица не изменилось при виде меня, врывающейся внутрь с половиной содержимого магазина «Шанель» позади меня.

Поставив свой «Макаллан» на недавний выпуск «Блумберга», он выудил мелочь из переднего кармана и встал, сунув пригоршню купюр в руку посыльному.

Поблагодарив на прощание, малыш весело пошел своей дорогой, захлопнув дверь с убийственным щелчком.

Теперь были только я и Ромео.

Стоя друг перед другом, как два врага перед дуэлью.

Томный язык тела Ромео поднял мою бдительность.

Он выдавил одну из своих редких, но злобных улыбок.

— Хорошо провела день, милая?

Смогу ли я когда-нибудь смотреть ему в глаза, не чувствуя, что сижу на американских горках, вот-вот перевернувшись?

— Отлично, — я бросилась к мини-бару, набирая «Эвиан». — А твой?

— Хорошо. Была где-нибудь в интересном месте?

Я пожала плечами, стоя к нему спиной. Разве мои сумки с покупками не были явным признаком?

Осушив половину, я поставила воду рядом с виски Ромео, когда его ладонь сомкнулась вокруг моего горла. Он мягко надавил на меня, наклонив мое лицо так, что наши взгляды встретились.

Его каменно-серые цвета проникли в мой череп.

— Я спрошу еще раз, и на этот раз ты дашь мне полный, удовлетворительный ответ. Где ты была, Даллас Коста?

— На шопинге. Где еще?

— В каком-нибудь укромном месте, где ты сможешь раздвинуть эти красивые ноги для кого-то другого, — его губы зависли в одном дыхании от моих. — Кто-то вроде Мэдисона.

Тревога пробежала по моему позвоночнику.

— Мэдисон? — челюсть Ромео сомкнулась. Он оторвался от меня и направился в спальню. Я ненавидела то, что преследовала его. Что мое любопытство взяло верх надо мной. — О чем ты говоришь?

— Я надеюсь, ради него, что ты симулируешь оргазм лучше, чем невинность. Не притворяйся, что не знаешь, что Мэдисон занимает номер двумя дверями ниже.

Он повернулся ко мне лицом. Впервые в его глазах мелькнуло раздражение. Он был все тем же отстраненным Ромео. Но что-то еще таилось под поверхностью.

Проблеск мальчишества.

Неуверенность, которую можно обнаружить на лице ребенка, когда его впервые отвезут в новую школу.

— Я не знала, что Мэдисон в Париже, — это была правда. — Откуда ты знаешь, что он здесь?

Он посмотрел на меня взглядом «как ты думаешь».

Я закрыла глаза, впиваясь ладонями в глазницы.

— Ты следишь за ним.

Господи. Что произошло между этими двумя?

— Твой талант к естественной дедукции не имеет себе равных. Ты уверена, что хочешь сохранить свою специальность в области английской литературы, когда ты можешь внести гораздо больший вклад в мир математики?

— Я же говорила тебе… я не знала, что он здесь.

— Это было бы убедительно, если бы меньше суток назад ты не сказала мне, что вы вдвоем устроили заговор против меня. И показала мне свое обручальное кольцо.

О, черт с тобой.

Я протиснулась мимо него, поспешив в ванную. Он шел за мной неторопливыми шагами, с расслабленными широкими плечами.

— Он украл твою бывшую девушку или что-то в этом роде? — я выдернула расческу из туалетного столика и провела ею по волосам. — Я знаю, что ты не ревнуешь, потому что тебе наплевать на меня, так что это должно быть что-то другое.

— У Мэдисона нет возможности украсть песчинку с моего заднего двора, не говоря уже о целом человеке, — его пристальный взгляд поймал мой сквозь отражение в зеркале. — Что он здесь делает?

Без понятия.

Но я уже знала, что он не примет этот ответ.

— Мое предположение? Играет с твоей психикой, — я вздохнула, ненавидя бросать Мэдисона под автобус.

Но я не хотела, чтобы этот автобус переезжал меня сто раз, пока не вышвырнет меня на улицу.

Так или иначе, Мэдисон был придурком. Приезд сюда был провокационным и в плохой форме. Он подверг нас обоих опасности.

Пришло время постоять за себя – только за себя.

— Возможно, мне следует опередить его и лишить тебя девственности раньше, чем он. Что ты думаешь? — он приблизился ко мне.

Я повернулась, поняв, что прижала себя к туалетному столику. Моя нижняя часть спины впилась в его мрамор. Через несколько секунд Ромео покраснел, его рука оказалась между моих бедер, одетых в юбку.

Удивительно, как быстро мое тело подчинилось ему, в отличие от того, как мой мозг боролся с ним на каждом шагу. Я вцепилась в столешницу позади себя.

— Что ты думаешь? — с дикой ухмылкой Ромео впился в мои губы своими, крепко целуя меня. Он сунул свою жвачку мне в рот, и хотя обычно я нахожу этот жест неприятным, если не откровенно отвратительным, я оставила ее между зубами.

— Должен ли я повредить товар?

Я сжала жвачку, отказываясь унижаться, но и не желая останавливать его.

Он опустился на колени, задрал мою юбку и заправил ее за пояс нижнего белья. Я ахнула, когда он разорвал мои дизайнерские колготки, разорвав их по центру, и стащил мои трусики в сторону.

Он провел своим горячим языком по моей щели.

— Ооо...

Зубы Ромео задели мою киску.

— Лучше поторопиться, судя по твоему рвению потерять девственность. Или он уже запятнал тебя?

Он просунул свой язык между моими губами, задевая мои нервы. Казалось, что он целует меня по-французски там, внизу. Облизывает в чувственном ритме.

Мои колени превратились в желе, внутри меня закрутился жар, а соски превратились в жемчужины.

О Господи.

Это было лучше, чем что-либо, что я когда-либо испытывала.

Определенно лучше, чем мотоцикл для бездорожья.

Ромео вынул свой язык из меня, теперь посасывая мой клитор.

— Ответь мне.

Все, что я могла сделать, это стонать, когда мой первый в жизни оргазм обвился, как плющ, вокруг моих лодыжек, поднимаясь по всему моему телу.

Он вонзил в меня язык, массируя большим пальцем мой клитор.

— Он лишил тебя невиновности?

Я знала, что он делает. Разрывает меня на части. Убедившись, что он уничтожил мою девственную плеву.

И все же каждая рациональная мысль ускользала из моего мозга.

Я изо всех сил пыталась подобрать слова.

— Нет, нет, клянусь. Я не видела его сегодня.

— Лучше перестраховаться, чем потом сожалеть, я полагаю.

Его язык погрузился глубоко внутрь меня. Я выгнула спину, опустила голову и застонала так громко, что едва не закричала.

— Ахххх.

— Я купил корову. Справедливо, что я получаю молоко.

Он исследовал местность – меня.

Я почувствовала, как кончик его языка сопротивляется. Боль сопровождала давление, но также и удовольствие. Столько удовольствия, я думала, что умру, если он остановится.

Я была такой гладкой, такой влажной для него, моя похоть капала по моим бедрам ниже колен.

— Пожалуйста, — мои костяшки пальцев побелели на столике, — пожалуйста, я уже близко.

— Это как отобрать конфету у ребенка.

Еще один толчок.

Затем еще один.

Затем еще один.

Кульминация захватил каждый мускул в моем теле. Плющ. С головы до ног.

Странное ощущение, будто плавание в теплой воде, покорило меня. Я раскачивалась взад и вперед у его лица, распутывая дюйм за восхитительным дюймом.

Пронзительный звон пронзил дымку. И тут же Ромео отстранился, вставая на ноги.

Он прижал телефон к уху и вытер рот тыльной стороной ладони. Его язык и губы покрылись розовыми полосами. Еще один трофей моей невинности запятнал и его левую щеку.

Моя кровь.

У него во рту была кровь моей девственной плевы.

Волчье удовлетворение коснулось его губ.

— Ему повезло, что ты еще не запятнана, — его пальцы обвились вокруг моей шеи, прижимая мое ухо к его губам, — или я бы убил его и заставил тебя смотреть.

Липкое желание обволокло мои бедра. Возможно, и моя кровь тоже, но я не осмелилась опустить глаза, чтобы подтвердить.

Когда язык Ромео был на безопасном расстоянии от моего тела, мои трусики задрались. Определенно испачканные. Определенно, еще один трофей для моего мужа.

Я больше не была девственницей.

Он сделал это.

Он взял меня.

Ромео нахмурился, прижимая телефон к уху.

— Ты все проверил?

Мой пульс ударил по моей коже. Я думала, что мое сердце взорвется красным конфетти в моей груди.

Почему я так волновалась? Мне нечего было скрывать. Я провела свой вечер с армией продавцов.

Ромео сунул телефон в карман, наблюдая за мной с отчужденным недовольством. Как будто ничего не произошло между нами всего несколько секунд назад.

Как будто он не забрал у меня что-то столь ценное.

— Умойся и надень что-нибудь. Мы уходим.

— Ты следил за мной? — злость лишила меня дыхания.

Никогда за всю свою жизнь я не подвергалась такому женоненавистническому поведению. Даже в маленьком религиозном городке, в котором я выросла.

Ромео повернулся и направился к бумажнику и карточке-ключу. Я схватила расческу и погналась за ним, плечи тряслись от остатков моего оргазма и свежей, горячей ярости.

— Ответь мне!

Но он не отвечал.

Он просто… не отвечал.

И в этот жалкий момент я была так зла, так расстроена, так потеряна в этой искривленной вселенной, в которую он меня втянул, я прицелилась щеткой и метнула в него.

Она с треском врезалась в его спину и рухнула на пол.

Он перестал двигаться.

Я перестала дышать.

Что я сделала?

Напала на своего мужа.

Я никогда раньше никого не била.

Никогда.

Казалось, прошла вечность, прежде чем он повернулся ко мне лицом. Его глаза стали цвета пепла, мертвые и сумеречные.

— Я… я не хотела… — остаток фразы застрял у меня в горле.

Я споткнулась отступая назад, когда он приблизился ко мне. В его позе не было гнева. Только размеренные шаги, разумные и опытные.

На каждый его шаг вперед, я отставляла одну ногу назад. Когда мой позвоночник ударился о стену, его руки обхватили меня.

Он провел пальцами по моему подбородку, поднимая мое лицо вверх. Его горячее дыхание скользило по моей плоти. Он пах как я. Точнее, как то, что он сделал со мной.

Дрожащий вдох сотряс мое горло, и я проглотила жевательную резинку, которую он положил мне в рот.

— Давай проясним одну вещь, моя прекрасная, расстроенная жена. Видя, как твой бывший жених хотел бы, чтобы моя голова была проткнута кинжалом на его кованых воротах, я не остановлюсь ни перед чем, чтобы гарантировать, что ты и Мэдисон не вцепитесь мне в горло. Не путай мое желание вылизать твою киску с любовью. Эти два понятия не имеют ничего общего друг с другом. Я уничтожу тебя в один миг, если ты проявишь настоящую, серьезную нелояльность ко мне.

— Я не…

Его большой палец задел мою ключицу, останавливая мой протест.

— Что касается шопинга… Это открытое приглашение сжечь мои деньги дотла, но если ты намеренно откажешься от моих звонков и отключишь телефон, ты будешь наказана. И последнее, но не менее важное: в этом браке мы не поднимем друг на друга руку без согласия. Это также относится к неодушевленным предметам, домашним животным и маленьким детям. Не. Бить. Ни в коем случае. Я ясно выразился?

Я не могла поверить, что он отпустил меня с предупреждением после того, как я едва не расколола ему череп расческой.

То есть импульс был. Мир толкания ядра упустил природный талант.

Хотя он выразился более чем ясно, это не означало, что я приняла условия, которые он мне поставил. Но сейчас было не время спорить. Не тогда, когда он мог вызвать на меня полицию.

Повернув лицо набок, я ответила, высвобождаясь из его хватки.

— Богом клянусь, Даллас…

— У тебя нет Бога.

Я попыталась оттолкнуть его. Он схватил мои запястья руками и своим весом прижал меня к стене.

Его глаза дышали огнем. Острые линии его челюсти были такими жесткими, что я боялась, что его мускулы выпрыгнут из кожи.

— Нравится тебе это или нет, но мы женаты. Это не изменится. И неприятные последствия моей занятости включают в себя реальный риск для наших жизней. Твой телефон остается включенным, заряженным и готовым к использованию. В любое время. Что касается твоего сомнительного образа жизни…

— Мой худший выбор образа жизни – это быть замужем за тобой. Вообще-то… — я попыталась и не смогла освободиться, — ...это был не выбор.

— Неужели так ужасно быть замужем за мной?

Он казался озадаченным. Как будто идея быть нежеланным была ему совершенно чужда.

Я думаю, так оно и было.

— Да. Да! — тяжелое отчаяние схватило меня за горло. — Ты шутишь? Все твое существование дает мне хлыст. Ты принуждаешь меня выйти замуж, тащишь меня в свой дом, бросаешь меня, угрожаешь мне. Ты съедаешь меня в одну секунду, а в следующую ругаешь. Ты… ты…

— Перемирие, — он резко отстранился, давая мне пространство.

Я чуть не рухнула на плитку, но он не удерживал меня вертикально.

Подняв голову, я нахмурилась.

— Хм?

— Я предлагаю тебе прекращение огня. Белый флаг. Возможность начать все сначала. Я готов выслушать все, что ты хочешь сказать, и сделать это соглашение более приемлемым для тебя. Мы оба знаем, что ни у кого из нас нет выхода из этого брака. Так может, стоит сделать его управляемым.

Трудно отказаться от такого очаровательного и романтичного предложения.

Я изучала его, неуверенная.

— В чем подвох?

— Никакого подвоха.

— У тебя всегда есть подвох.

— Прими мое предложение или оставь его, Печенька. Но если ты его оставишь, не жди, что оно будет на столе через пять минут, — его челюсть напряглась. — Плохой бизнес иметь плохие отношения с человеком, который имеет легкий доступ к твоим вещам и оказывается близок с человеком, который хочет тебя сбить, — мимо пробежала пауза тишины. — Кроме того, пробовать тебя было бы не худшим занятием, которое я мог бы сделать в свободное время.

— Перестань, я начинаю злиться.

— К сожалению, я еще не достиг такого уровня пылкости, как Мэдисон Лихт, который всю свою помолвку с тобой засовывал свои гениталии во все возможные отверстия, в которые он мог влезть.

— Он действительно здесь? — я нахмурилась, вспомнив, как началась наша ссора.

Ромео кивнул.

— Ты купила что-нибудь интересное?

Я покачала головой, чувствуя облегчение, что он оставил эту тему.

— Просто набор дизайнерских вещей. О, и вся серия Генри Плоткина на французском языке. Я собираю их на всех языках. Это было кульминацией моего шопинга.

— Интересно.

— Нет, это не так. Во всяком случае, не для тебя, — я играла с безлимитной картой в кармане. — Знаешь, если бы я действительно перерасходовала деньги, ты мог бы аннулировать карту. Я удивлена, что ты этого не сделал.

— Это было единственное доказательство жизни, которое у меня было.

— Ты имеешь в виду, что не следишь за мной?

— Ты ускользнула от охраны после того, как обеденная толпа собралась вокруг твоего столика, чтобы поблагодарить тебя за то, что ты угостила их блюдами парижской кухни по завышенной цене на тридцать тысяч евро.

— Если бы ты попробовал их fricassée de coquillages (прим. редактора - фрикасе из молюсков), ты бы не нашел их слишком дорогими.

В кои-то веки, несмотря на то, что я не делала абсолютно ничего, чтобы изменить себя, он не казался совершенно потрясенным моим существованием.

Он посмотрел на меня с неохотным согласием. Как будто я была рутиной, с которой ему нужно было покончить.

Я могла сказать, что все происходящее здесь было для него совершенно новой территорией.

— Давай начнем сначала, хорошо? У меня забронирован столик в «Оке Парижа». Он находится на террасе с видом на город. Ты присоединишься ко мне.

Я потерла ухо.

— Так странно. Должно быть, у меня нарушен слух, потому что я не могу запомнить слово на букву «П».

— Называть тебя паразитом в данном случае казалось неуместным.

— Я имела в виду, пожалуйста.

Я могла сказать, что довожу его до того, что он готов меня задушить, но мне пришлось одержать несколько маленьких побед после того, как он буквально лишил меня девственности своим языком, просто чтобы убедиться, что Мэдисон не опередит его в этом.

Он выглядел так, будто скорее потрется гениталиями о ржавую терку для сыра, чем произнесет это слово, но в конце концов пробормотал:

— Пожалуйста.

— Позволь мне быстро принять душ и одеться.

Тридцать минут спустя оливковое атласное платье с открытыми плечами и облегающим силуэтом обволакивало мои изгибы.

— Ты выглядишь прилично, — проворчал Ромео, когда мы прошли через вестибюль к ожидающей шоферской службе.

— Остановись или я упаду в обморок.

Он открыл мне дверь. Я скользнула внутрь, не зная, как себя вести теперь, когда мы заключили так называемое перемирие.

— Какие-нибудь особые пожелания сегодня вечером? — каждое слово вылетало из его рта, как будто оно было прибито к его языку.

— Упасть замертво? — я выдохнула, прежде чем смогла помочь себе.

— Я думал о вертолете или драгоценностях.

Если бы все мое тело могло закатить глаза, оно бы это сделало.

Персонал в форме приветствовал нас у входа в ресторан и провел к эксклюзивному столику наверху. После того, как мы сделали заказ, я сжала бокал с шампанским, наблюдая, как машины мчатся по Сене, ожидая, когда Ромео нарушит тишину.

Множество оскорблений заякорили мой язык. Мне было нечего сказать без их знакомой компании.

Альтернативой было бы надавить на него по поводу его шрамов. Вопрос, который часто занимал меня. Но я знала, что он не ответит.

Кислое настроение, которое непременно последует за этим, только испортит мои эскарго с петрушкой и маслом.

Когда наше молчание начало привлекать любопытные взгляды за соседними столиками, я наконец сорвалась.

— Когда у нас будут дети, я бы хотела вырастить их в …

— У нас не будет детей, — Ромео щелкнул салфеткой на коленях легким движением запястья.

— Я не имею в виду скоро, — я бросила на него убийственный взгляд.

Не то чтобы я была поражена идеей, что он станет отцом моих детей. Я могла бы найти больше эмоционального интеллекта в пироге с лаймом. Еще больше комфорта.

— У нас не будет детей. Не скоро. Не позже. Никогда.

— А почему нет?

Конечно, я не расслышала его правильно.

Забудьте о плохих манерах, бессовестности и общем мудаке. Это было нарушением моей сделки.

На самом деле, я хотела только одного в жизни.

Детей.

Четверых.

Я любила детей. Любила все, что с ними связано. Пухлые щечки, звонкий смех и чистое обожание.

Даже в то воскресенье, когда Ромео похитил меня из дома, я проводила время в церкви, играя с малышами на улице.

Бабушка всегда говорила, что дом без ребенка – это как тело без души. Я не возражала.

Ромео насыпал на ложку фуа-гра.

— Потому что я их не хочу.

— Но я хочу.

— Удачи в их зачатии от сосания моего члена и вылизывания твоей киски, потому что это примерно единственные сексуальные контакты, которые у тебя будут.

Женщина позади него подавилась маринованной скумбрией.

Мои щеки вспыхнули.

— Ты имеешь в виду, что не хочешь заняться со мной сексом?

— Я хочу заняться с тобой сексом. Есть несколько вещей, которые я хочу больше, Печенька. Так совпало, что отсутствие детей – одна из них, так что ответ – нет. У нас не будет секса.

Я так потеряла дар речи, что меня даже не волновало, что половина людей вокруг нас перестали есть и решили смотреть на нас, как на премьеру фильма.

— Никогда не говори «никогда».

— Это, наверное, самое глупое высказывание, которое я когда-либо слышал в своей жизни. Люди говорят «никогда» о многих вещах. Прыжки с тарзанки без веревки, тяжелые наркотики, ананасовая пицца...

— Мне нравится пицца с ананасами.

Он выпил половину своего стакана.

— Христос. Становится все хуже.

Я сидела, пытаясь понять, что мне кажется более непривлекательным – личность моего мужа или улитки на моей тарелке, которые на вкус были как будто напечатаны на 3D-принтере.

— Почему ты так против детей?

— Помимо того факта, что лично я их ненавижу? Они прерывают твой сон, снижают качество твоей жизни, требуют каждого момента твоего времени и, как правило, приносят сокрушительное разочарование, когда достигают зрелости.

Один только мой взгляд говорил о том, что это чушь.

Но так как он отказался поймать мой взгляд, я сказала:

— Мы оба знаем, что дети – это тщеславный проект, а не инвестиция. Это рефлекторная реакция цивилизации на самосохранение. Есть что-то большее, что удерживает тебя от рождения детей и это не дискомфорт. Ты в финансовом положении, чтобы вырастить потомство, даже не имея с ним дело.

В его глазах мелькнула вспышка интереса.

— Ты не полная идиотка, не так ли? — я скрестила руки на груди, приподняв бровь. — Что ж, ты оказалась права. За всем этим стоит большая повестка дня. Я не хочу иметь детей, потому что хочу прервать династию Коста.

— Я думала, вы с Брюсом ссоритесь из-за «Costa Industries».

— Да.

— Зачем тебе унаследовать эту компанию, если ты не собираешься передать ее своему гипотетическому ребенку?

— Подумай сама, Печенька.

Мне потребовалось меньше секунды, чтобы понять это.

Итак, он может разрушить это. Разрушить до основания. Уничтожить это, как и все остальное, к чему прикасались его холодные руки.

Это так в стиле Ромео жаждать разрушения.

Из одного семейного ужина я поняла, что его отец заботится об одном и только об одном – о компании.

Убить его единственную любовь было бы жестоким ударом, прежде чем он погибнет.

Акт чистой мести.

Причина ненависти Ромео дразнила меня. Я не была настолько наивна, чтобы думать, что он действительно доверится мне.

Тем не менее, в моей голове зародилась идея.

Ромео не хотел детей. Я не хотела, чтобы он был рядом. Что бы он сделал, если бы я забеременела?

Развелся бы он со мной или отправил бы меня обратно в Чапел-Фолс с неповрежденным достоинством и обручальным кольцом?

План был не совсем идеальным.

Во-первых, было больно думать, что у моего ребенка не будет отца в лице Ромео. Но я отказывалась отказаться от своей мечты стать матерью.

Так или иначе, в распоряжении этого моего гипотетического ребенка будет вся семья Таунсенд. Без папочки, которого официально сняли с дедовских обязанностей за то, что он был полным слабаком.

Бессмысленно было рассказывать Ромео о моем плане для нас.

Итак, я отпила шампанского.

— Отлично.

Его глаза сузились.

— Ты принимаешь меня за дурака? Ты бы никогда не сдалась так легко.

— Извини, муженек, но твоя ДНК не кричит о горячем товаре.

— Ты бы размножалась с помощью органического пакета из «Trader Joe's», если бы действительно хотела ребенка.

— Хочешь, я встану на колени и буду умолять тебя?

— Да, но не о ребенке.

Глупо рассмеявшись, потому что в нашей ситуации не было ничего смешного, я заметила:

— Ты не ошибся. Дети слишком отнимают много времени и утомительны для такой ленивой, неряшливой девушки, как я. Мы можем заниматься сексом, не беременея, знаешь ли.

— Спасибо за удивительную новость, — его глаза тлели, когда он разрезал свое блюдо с точностью нейрохирурга. — Но лучше перестраховаться, чем потом жалеть.

Что ж, безопасность – это последнее, что нам нужно. Я бы разрушила его планы, забеременев, дав ему наследника, которого он никогда не хотел, и освободилась бы от его когтей.

Вилка зависла перед его губами.

— Наслаждаешься своим блюдом?

— Почти столько же, сколько и компанией, — проворковала я.

Остаток ужина мы притворялись обычной парой.