Мой темный Ромео

ГЛАВА 31

Ромео

Я ходил взад и вперед по улице Фобур-Сент-Оноре, пережевывая семь кусочков жвачки и почти срывая волосы с головы.

Какого черта я дразнил Печеньку этой зубной щеткой?

Упрямая маленькая нимфа тоже почти согласилась. Это была смелость с моей стороны. Которая эффектно взорвалась у меня перед носом.

Ей удалось заставить меня проклинать.

И обниматься.

Конечно, я мог бы ворваться прямо в аптеку и потребовать пачку презервативов. Двойную упаковку. Потом прикончить пачку и добавить еще одну.

Затем еще одну.

И когда один из ста или около того, неизбежно в следующий раз, когда Даллас вильнет попкой в воздухе, приглашая меня припарковаться внутри ее киски, презервативов порвался, TLC мог бы добавить нас в актерский состав "девятнадцать детей и подсчет".

Жесткий пропуск.

У противозачаточных таблеток и ВМС были свои недостатки. Во-первых, я не мог сказать ей, что делать с ее телом. Во-вторых, я бы никогда не доверил ей принимать таблетки или держать внутриматочную спираль. Она явно хотела детей.

И, наконец, оплошность. Вазэктомия имеет только 99,9% успеха. Зная свою удачу, я бы попал в этот один процент.

В конце концов, я был в этом проценте по всем остальным аспектам – интеллект, внешность, налоговая категория и так далее.

В голове сформировалась идея. Я развлекался ею, топая по тротуару.

Печенька умоляла почувствовать ее хоть раз.

Только один раз с моим членом в ее киске.

Не слишком большая просьба. Я мог бы покончить с этим и жить дальше.

Прежде чем я успел все обдумать, я вернулся в отель.

На самом деле я никогда не ожидал, что Даллас заснет. Не после того дня, который у нас был. Но я недооценил лень моей жены.

Она не только крепко спала, но и храпела, прижав к груди недоеденную булочку.

Я сел на край матраса, передвинул булочку на тумбочку и заправил пряди ее растрепанных волос за уши.

Оливер был прав.

Она была неотразима.

Какая-то красивая, невинная и одухотворенная одновременно. Изысканная и колючая, как дикая роза

Я даже не колебался, прежде чем сбросить туфли и штаны. В одних трусах я встал на колени между ее ног и ткнулся носом в ее щель через нижнее белье.

Она застонала во сне, слегка покачивая попкой. На ее губах появилась небольшая улыбка.

Я прижал свой горячий язык к ее центру. Она задохнулась. Хлопок стал влажным как у моего рта, так и у ее тела, догоняя мои намерения.

Сквозь тонкую ткань я потрогал ее и пососал ее клитор, дразня.

Ее соски сморщились под атласным топом, а глаза распахнулись.

К моему огромному удовольствию, она все еще была в полусонном состоянии, не в полном сознании. Возможно, она заткнулась бы для разнообразия.

С тихим стоном она толкнула свою киску мне в лицо.

— Еще.

Я сильнее сосал ее клитор, ослабляя давление. Используя указательный и средний пальцы, я полностью завел их в ее киску, натягивая тонкие трусики и одновременно трахая ее пальцами.

— М-м-м. Хорошо.

Хорошо?

Я не прикасался к женщине почти полдесятка лет. Хорошо не подходит.

Бедра Печеньки задрожали, зажав мои уши. Ее пальцы нашли мои волосы, яростно дергая их.

Я стал сильнее, грубее, вцепившись в одну из ее сисек через верх и ущипнув ее сосок. Ее глаза наконец распахнулись. Она моргнула, глядя на меня за занавеской невинной похоти.

На секунду я подумал, что смогу к этому привыкнуть.

Потом я вспомнил слова Оливера о ней.

Стрела собственничества пронзила меня, включив в игру третий палец. Я дразнил ее клитор кончиком языка, кружась.

Она дернулась вперед, скользнув бутоном по моему носу.

— Блядь! — закричала моя красивая, нежно воспитанная южная жена. — Неудивительно, что папа не разрешал мне встречаться. Если бы я знала, что это так приятно, я бы переспала с каждым парнем из моего класса.

Я чуть не подавился ее трусиками. От смеха или возмущения, я не был уверен.

— Да. Да. Вот так, но, может быть… может быть, даже быстрее.

Детское ликование в ее голосе заставило меня стараться лучше.

Мое сердце билось о ребра. Я не мог вспомнить, когда в последний раз чувствовал, что оно работает должным образом. Обычно оно делало самый минимум для поддержания моей жизни и ни на йоту больше.

Она извивалась и стонала подо мной, мертвой хваткой обхватив ногами мой череп, чтобы я никуда не ушел. Потребуются три армии и целый апокалипсис, чтобы оттолкнуть меня.

Даллас Коста была изобразительным искусством. Я хотел запечатлеть ее в этот момент и возвращаться к этой сцене всякий раз, когда желание сожрать ее поднимало свою уродливую голову.

Она была так отзывчива. Ее переполняло неподдельное волнение. В ее реакции на меня не было ничего заранее продуманного или рассчитанного. Она была безжалостно честна.

Честной, когда она сказала мне, как сильно она меня ненавидит всем, что у нее есть.

И честной, когда я заставил ее рассыпаться на части своим языком и пальцами.

Больше всего она отличалась от Морган, которая отпускала себя и срывалась на мой язык, только когда была пьяна, что случалось намного чаще, чем следует в состоянии опьянения.

Безжалостная, расчетливая Морган больше заботилась о том, чтобы хорошо выглядеть во время секса, чем о том, чтобы получить удовольствие от самого процесса.

— Да. Да! Я кончаю!

Моя маленькая неприрученная порнозвезда так сильно толкнула меня между ног, что мой уровень кислорода резко упал. Она сжала мои пальцы сквозь свои трусики, пока оргазм прокатывался по ней волнами.

Поток тепла пропитал хлопок. Я целовал ее сквозь ткань снова и снова, зная, что завтра все вернется на свои места – мои границы, мои пределы, мои комплексы, мои демоны.

— Могу я вернуть услугу? — Даллас приподнялась. — Но не через твои трусы. Мужские трусы всегда пахнут старым сыром, который несколько дней пролежал в кастрюле. Я знаю, потому что всякий раз, когда моя домработница уезжала в отпуск, мы все по очереди стирали. И, ну, я действительно не должна говорить, но папа...

Не желая, чтобы момент был испорчен разговором о нижнем белье ее отца, я подался вперед, закрывая ее умный рот поцелуем, который на вкус был как ее сладкая киска.

Сначала она поджала губы и скривилась, не зная, что думает о собственном вкусе.

Но когда я провел кончиком своего твердого члена по ее щели через нашу одежду, она пришла в ярость и поцеловала меня в ответ, засунув язык так глубоко мне в горло, что я подумал, что она выудит мой ужин.

— Да, — она извивалась напротив меня. — Пожалуйста, сэр, можно мне еще?

Она цитировала Оливера Твиста, пока ее трахали.

Действительно, женщина была уникальной.

Зная, что это идиотизм, опасность и сумасшествие, я вставил кончик в ее щель. Она была тугая, еще туже, сквозь изодранный, растянутый хлопок ее испорченных трусиков, но влажная и гладкая, готовая к тому, что грядет.

Ощущение, какой теплой и тугой она себя чувствовала, полностью сломило меня. Я толкался сильнее и глубже, входя в нее через наше нижнее белье, медленно трахая ее, и между нами была только тонкая ткань.

Я оторвал свой рот от ее рта, глаза прикованы к моему члену каждый раз, когда он погружался в нее. Я едва мог поместиться внутри, настолько она была тесной.

Это был, безусловно, лучший трах, который у меня когда-либо был.

Она задыхалась.

— Это то, что люди называют «сухой трах»?

Нет.

Ничто в этом не было сухим. Я фактически трахал ее через нижнее белье.

Вот только объяснять ей, что это полноценный секс с побочным порядком моих проблем, не входило в мои планы на сегодняшний вечер. Или когда-либо.

— Конечно.

Каждый толчок приближал меня к кульминации.

От медленных, контролируемых, дразнящих толчков, призванных свести ее с ума от желания, я быстро перешел к отрывистым, маниакальным, требующим-быть-внутри-этой-женщины погружениям. Мужчина так жаждал человеческой связи, ласки, удовлетворения плотских потребностей.

У меня закружилась голова. Я принял во внимание возможность того, что Даллас не сможет кончить через проникновение. Это просто ставило ее в один ряд с большинством женщин на планете Земля.

Но она тряслась, царапалась и тянулась ко мне, выглядя готовой к кульминации. Ее сиськи подпрыгивали и тряслись каждый раз, когда я врезался в нее.

Ее рот открылся в благоговении, вероятно, потому, что этот оргазм отличался от первых двух. Более глубокий и жестокий.

Она вцепилась в лацканы моей рубашки, уткнувшись лицом в мое.

— Сними нижнее белье, — она встретила мой толчок и застонала, когда моя головка выглянула из прорези моих боксеров. — Я хочу, чтобы ты вошел в меня. Я хочу чувствовать тебя.

Я был примерно в двух секундах от выполнения ее требования. К счастью, моя логика ухватилась за руль, за который как-то этим вечером ухватился мой член, и пустила ситуацию под откос от полномасштабного бедствия.

Мне удалось дождаться, пока она кончит, едва-едва, прежде чем вынуть, перевернуть ее на живот и начать дрочить.

Я целился в ее голую задницу, но каким-то образом попал ей в волосы. Неважно. У нее было достаточно времени, чтобы помыть их. Ее планы были не слишком насыщенными.

Даллас упала на подушки с кривоватой ухмылкой на лице.

— Это официальное заявление, — она притянула меня к себе и осыпала мое лицо влажными, неряшливыми поцелуями, еще раз напомнив мне, что разница между ней и щенком действительно незначительна. — Секс – мой новый любимый вид спорта.

— Секс – это не спорт.

— Должен быть. Я бы делала это целыми днями, если бы это было так.

— Ага. Это называется проституцией.

Я упал на нее сверху, совершенно не обращая внимания на ее небольшой вес, потянулся к тумбочке и запихнул себе в рот две мятные жвачки.

— Другого раза не будет, — я скатился с нее, мое тело было мокрым от пота, мышцы впервые за многие годы успокоились.

— Конечно, дорогой, — она прижала свои сиськи к моей руке. Под нами простыни были пропитаны всем, что мы только что сделали. — Только один раз.

Но соблазн оказался слишком велик.

В конце концов я предоставил себе бесплатный пропуск на время нашего медового месяца. Целую неделю я трахал Даллас через ее одежду при каждом удобном случае.

И каждую ночь я трахал ее через простыню, стараясь всегда кончать ей на лицо, язык и сиськи. Я почти даже трахнул ее голым в Лувре.

Затем я съел ее сладкую маленькую киску в «La Madeleine». Церковь всех мест, потому что моя возмутительница спокойствия жена просто не могла дождаться, пока мы вернемся в отель.

Она даже умоляла меня потрогать ее пальцами на «Додо Манеж». Это означало, что мне также пришлось сосать ее сиськи под пальто, которое я накинул ей на грудь в такси обратно в отель.

Картина была удручающе ясной.

Я женился на женщине со склонностями к нимфомании и не имел ни малейшего желания лишать ее того, что она хотела.

Меня выпороли. Так сильно, что я забыл попросить, ожидать, приучить ее к ответным действиям.

Я был так очарован ее киской, что забыл, что это мухоловка Венеры моей спермы.

Одно было ясно.

Когда мы вернулись на американскую землю, мне нужно было держаться как можно дальше от жены. Нахождение с ней в тесном помещении поставило бы меня в явно невыгодное положение в нашей психологической войне.

Ей понадобится месяц. Два. Возможно, даже целый год. Но нутром я знал, что она убедит меня трахнуть ее без презерватива. Грязно.

Пока она не наполнится до краев моей спермой.

Чего бы Даллас Коста ни хотела, Даллас Коста получала.

А сейчас она хотела моего наследника.