Моя история

Глава 1. Это может случиться и с вами

Когда в ноябре 1973 года я зашел в крошечную комнатку радиостудии Би-би-си, чтобы принять участие в программе «Джимми Янг Шоу», я и не предполагал, что произойдет через несколько минут. Я был готов ко всему, но не к тому огромному совершенно потрясающему результату, который меня ожидал. Мне сразу понравился Джимми Янг. Прекрасный человек, очень теплый и дружелюбный. Как правило, я сразу могу определить свое отношение к новому человеку. Джимми сделал все, чтобы я чувствовал себя как дома, и это было здорово, так как я изрядно волновался, впрочем как всегда перед началом публичного выступления.

Программа «Джимми Янг Шоу» была в то время очень популярна. Ее слушали очень многие и в Англии, и в Шотландии, и даже в Ирландии. Реакция зрителей на нашу встречу еще раз подтвердила популярность передачи.

Джимми, как всегда, начал с вопросов. Он поинтересовался, когда я впервые осознал, что способен гнуть ключи, гвозди и другие металлические предметы, лишь слегка к ним прикасаясь. Потом справился о том, когда выяснилось, что я могу заводить и чинить сломанные часы.

Я ответил, что начал замечать в себе все это с самых первых лет учебы в школе. Мои необычные способности, конечно, поразили одноклассников, учителей и родителей. Ну и, естественно, немало удивили меня самого. Кстати, я до сих пор не перестаю удивляться тому, как эти вещи происходят.

Затем Янг попросил меня что-нибудь продемонстрировать. Разумеется, я согласился. У нас ведь была договоренность об этом еще до передачи. Итак, Джимми достал из кармана массивный металлический ключ и положил его передо мной. Я проделал все, как обычно: накрыл ключ ладонью и стал меч-гать о том, чтобы он согнулся. Джимми наблюдал очень внимательно, звукоинженеры пытались разглядеть, что происходит, через стекло студии. Все были возбуждены, чего-то ждали. Я тоже нервничал, потому что знал, что иногда ничего не выходит и мне, естественно, бывает очень неудобно в таких ситуациях. Конечно, в большинстве случаев все было в порядке, но тем не менее всегда есть опасность потерпеть фиаско.

Едва я занес руку над ключом, сразу же вспомнил, как все получилось несколько месяцев назад во время радиопередачи в Техасе. Я и сам с трудом поверил в то, что тогда произошло. Записал радиопередачу, и она пошла в эфир через несколько дней после моего отъезда. В той программе я также демонстрировал, как гнутся ключи, гвозди, а комментатор в это время описывал радиослушателям происходящее. В принципе все очень просто, но тем не менее удивительно. Ключ вдруг начинает очень медленно сгибаться от едва заметного прикосновения моих пальцев или даже когда я не касаюсь предмета, просто держу над ним руку. Потом я вообще убираю руку, а он продолжает гнуться сам по себе. Иногда он лишь чуть-чуть сгибается и останавливается. А в другой раз продолжает гнуться до угла в 45°, а то и в 90°. Порой кажется, что гвоздь словно тает без воздействия какого-либо тепла и разваливается на две половинки. Поэтому я никогда толком не знаю, что произойдет именно сейчас.

После трансляции радиопередачи в Техасе я неожиданно получил письмо с показаниями, данными под присягой тремя сотрудниками Генерального офиса Техасской прокуратуры. Один из руководителей офиса предложил трем своим подчиненным прослушать передачу и любопытства ради положить перед собой на стол какие-нибудь металлические предметы. К всеобщему удивлению, ложка вдруг начала сгибаться. Ключ от двери сломался пополам, а большая канцелярская скрепка просто исчезла. Я понимаю, как странно это звучит, но их письменные показания абсолютно достоверны, и, мне кажется, у них не было причин выдумывать эту историю. Но больше всего меня поразил тот факт, что передача велась в записи и пошла в эфир в то время, когда меня уже не было в Техасе.

Итак, сидя на студии Би-би-си в Лондоне четыре месяца спустя и направляя все усилия на ключ, который дал мне Джимми Янг, я вспомнил эту историю. И быть может, именно это воспоминание натолкнуло меня на мысль предложить радиослушателям направить их собственные усилия на свои ключи, ложки или вилки и посмотреть, что произойдет. Я высказал это предложение вслух неожиданно для себя и добавил, что если у кого-нибудь в доме есть сломанные часы, то пусть они направят все свои усилия на них и попытаются сделать так, чтобы они заработали. «Возьмите часы в руку, — сказал я, — и все мысли сосредоточьте на них».

Примерно в этот момент я убрал руку от ключа, который мне дал Джимми Янг. Ключ уже немного изменил форму и теперь продолжал гнуться на наших глазах. Джимми Янг был настолько поражен, что почти закричал: «Он гнется прямо передо мной! Я не верю этому!» Ключ действительно гнулся, для меня в этом не было ничего удивительного. Его слова, полные возбуждения, передавались на всю Англию, Шотландию и Ирландию. Потом мы продолжили разговор, и тут в студию ворвался продюсер с ворохом каких-то записок в руках. Я не сразу понял, в чем дело, и поэтому просто продолжал рассказывать о том, что меня самого каждый раз удивляет, когда я вижу, как гнется ключ или ложка. А продюсер продолжал вбегать и выбегать из студии, внося одну пачку записок за другой. И только спустя какое-то время я понял, что происходит. Телефонная сеть Би-би-си зажглась словно рождественская елка. Звонки шли из самых разных уголков страны, со всех Британских островов. Казалось, вся Англия гнулась. Радиослушатели сообщали, что происходит с ножами, ложками, вилками, ключами, гвоздями в их домах, которые находились в двух шагах и в двух тысячах миль от Лондона.

Женщина из Харроу поведала, что она мешала суп, когда ложка вдруг начала гнуться. А у девочки в Сюре то же самое случилось с золотым браслетом. Один полицейский доложил, что у него согнулись несколько ножей и ложек. Какой-то часовщик утверждал, что в его руках согнулся пинцет. Также были сообщения, что часы, не ходившие годами, снова пошли.

На Би-би-си царила полная неразбериха. После того, что произошло в Техасе, я мог предполагать, что может случится нечто подобное. Мне казалось, что если люди очень захотят, чтобы какое-то чудо произошло в их домах, и если они действительно направят все свои силы на это, то я смогу им помочь. Но тем не менее я был просто поражен количеством звонков. Телефонная служба Би-би-си была настолько перегружена, что едва не вышла из строя.

Когда я вернулся в гостиницу «Гайд-парк» после радиопередачи, меня уже ждали корреспонденты почти всех крупнейших газет и телеграфных агентств. Там были журналисты из Рейтерс, Ассошиэйтед Пресс, ЮПИА, представители большинства британских газет и даже один журналист из Японии. Меня буквально забрасывали вопросами и просили снова продемонстрировать, как я гну ключи, ложки и кольца. Пришлось снова все повторить. Всех интересовало, что произойдет на следующий день в программе Дэвида Димблэби, одной из самых популярных на телевидении Би-би-си. Мне и самому было интересно. Если столько необычного произошло во время радиопередачи, где никто не видел, что происходит, то какими же могут быть результаты после того, как это покажут по телевидению. Я чувствовал, что зрителей будет очень много.

Проснувшись на следующее утро, я увидел в газетах заголовки «Ури скрутил Британию» и «Ури согнул Британию». Мне никогда в жизни никто не уделял столько внимания. Думаю, вряд ли найдется такой человек, которому не было бы приятно увидеть свое имя на первых страницах газет, и я в общем-то не исключение. Но тем не менее какая-то тревога все же не покидала меня, так как я прекрасно понимал, что процессы, происходящие с металлическими объектами, отнюдь не гак просты, как кажется на первый взгляд. Все эти годы я пытался разобраться, что же все-таки с ними происходит, и мне всегда не хватало времени, чтобы подумать о философии этого явления. Особенно той осенью в Англии — я готовился к турне по многим странам Европы с большой лекцией-демонстрацией. У меня практически не оставалось ни минуты, чтобы просто сесть и подумать.

Как всегда, я слегка волновался, собираясь в телестудию Би-би-си на следующий день. Был страх, что ничего не получится, когда я попытаюсь повторить перед телевизионными камерами то, что удалось накануне по радио. В телепередаче должны были принять участие еще два человека. Один из них — профессор Джон Тейлор, известный математик из Королевского колледжа Лондонского университета. Другой гость программы — доктор Лайол Ватсон, известный биолог, автор книги «Сверхъестественный».

Дэвид Димблэби был чрезвычайно предупредителен и любезен. Его помощники принесли различные предметы, необходимые для эксперимента: вилки, ложки, ключи, несколько пар сломанных часов. Перед началом программы ведущий и все приглашенные прошли в специальную комнату и заранее подготовили тщательно запечатанный в плотном конверте рисунок, который мне предстояло отгадать по ходу программы.

Быть может, если бы не те поразительные вещи, которые случились на радиопередаче в предыдущий день, я не так бы волновался. Но теперь… Мне очень не хотелось, чтобы в телепрограмме перед такой огромной аудиторией что-то вдруг сорвалось. Не давало мне покоя и присутствие такого крупного ученого, как Джон Тейлор, который, как я боялся, может отнестись ко всему скептически, даже если увидит что-то сверхъестественное собственными глазами.

Поначалу все вроде бы шло гладко. Я сосредоточил все свои усилия на запечатанном конверте, закрыл глаза и ждал, пока появится изображение на внутреннем экране, который всегда возникает, когда мои глаза закрыты. Прошло совсем немного времени, и я увидел силуэт парусника. Конверт вскрыли, и, действительно, внутри оказался рисунок парусника. Это всех поразило.

Дальше — больше. На стол были выложены разные предметы: вилки, ложки, сломанные часы и ключи. Я предложил телезрителям тоже попытаться направить свою энергию на подобные предметы. Димблэби зажал в руке ложку, и я легонько прошелся по ней двумя пальцами. Она тут же согнулась пополам. И одновременно с ней согнулась уже сама по себе вилка, лежащая на столе. К ней никто не прикасался. Потом я сконцентрировал все свои усилия на сломанных часах, разложенных на столе. Они тут же пошли. А вот наручные часы Лайола Ватсона, которые до этого прекрасно работали, вдруг остановились.

Профессор Тейлор, который в начале программы отнесся ко всему весьма скептически, был явно обескуражен и шокирован происходящим. В подобном состоянии пребывали и другие. Все шло очень удачно, и те сомнения, которые возникли у меня перед программой, исчезли. Телефонная служба Би-би-си снова разрывалась от бесконечных звонков. История повторилась практически полностью. Даже на острове Гернси, в проливе Ла-Манш, три семьи наблюдали за тем, как их ложки сгибались, а испорченные часы снова заработали. 14 телезрителей сообщили, что они телепатически видели изображение парусника.

Заголовки газет в этот раз были крупнее и ярче, и снова представители прессы битком забили мой гостиничный номер, большинство из них хотели побеседовать со мной, были и такие, кто пришел обвинить меня в шарлатанстве. Я привык к подобным вызовам, потому что всю жизнь люди обвиняли меня в том, что я просто дурачу их своими фокусами. Я прекрасно понимаю, почему они так считают. Если бы я сам прочитал где-то в газете о человеке, который вытворяет такие чудеса, наверно, тоже засомневался бы и захотел бы увидеть это воочию. Ведь обязательно нужно убедиться в том, что никакого обмана нет и тебя не водят за нос.

Я искренне радовался тому, как прошли передачи по Би-би-си, потому что тысячи людей во всей Англии смогли принять в них участие и теперь не могли обвинить меня в том, что я фокусник или гипнотизер. Всем было ясно, что невозможно искусственно организовать, чтобы разные предметы и часы вели себя так, как это было в тысячах домов по всей стране. Газеты посылали своих сотрудников проверять данные, полученные от слушателей и зрителей, и все подтверждалось. Передо мной встал очень важный вопрос: многие ли люди обладают такой силой и каким образом мои выступления по телевидению и радио смогли пробудить эту дремавшую в них энергию?

Точного ответа я и сейчас не знаю. За два года до передач Би-би-си я прошел курс научных экспериментов в США, в Сганфордском исследовательском институте. Первые результаты показали новизну и необычность процессов, происходящих под воздействием моей энергии как с металлическими предметами, так и с телепатическими эффектами. Исследователи утверждали, что если результаты экспериментов повторятся, то они могут иметь серьезное влияние на развитие современной науки. Один ученый даже высказал предположение, что если проведенные опыты найдут научное подтверждение, то, возможно, это заставит совершенно с новой точки зрения взглянуть на теорию Галилея, Ньютона и Эйнштейна. Особенно мне понравилась одна заметка в британской газете «Миррор», написанная Клиффордом Дэвисом, обозревателем телевизионных программ, известным также как фокусник и член Потайного Волшебного Круга — ведущей английской ассоциации фокусников. Он написал: «Любой фокусник может сделать то же самое, но это будет только фокусом. Ури, судя по всему, творит это в действительности» — и продолжил: «Я готов утверждать это, потому что Ури прошел через 13 лабораторных экспериментов в США, результаты которых показывают, что в данном случае лишь сила его ума заставляла объекты двигаться и даже гнуться».

Вообще-то многие фокусники не раз пытались доказать, что я всего-навсего иллюзионист. И мне было очень приятно, когда один из них написал такое, хотя я привык к тому, что мне не доверяют. Главное — я-то сам знаю, что все, что я делаю, — это правда. И то, что случилось в Англии, тоже было реальностью, а не результатом каких-то фокусов, и это очень важно. Наконец-то люди, знавшие об этих экспериментах только понаслышке, вдруг убедились в их достоверности, не выходя из собственного дома. И конечно, имело значение то, что благодаря удачным опытам можно было возбудить большой интерес к научным исследованиям в этой совершенно неизученной области. У меня есть ощущение, что эти энергии и силы идут не из меня — я как бы лишь тоннель, труба, через которую они проходят. Я уверен, что явление это уникальное, и хотел бы, чтобы как можно больше людей узнали об этом и чтобы мы изучали его вместе. Очень важно подключить к этой работе ученых. Но еще важнее, чтобы это стало достоянием миллионов людей. Примерно так я сказал Брайену Силкоку, научному редактору газеты «Санди тайме», вместе с которым ехал на такси в аэропорт Хитроу после двух передач Би-би-си. Силкок — очень известный корреспондент, и газета «Санди Тайме» — одна из лучших в Лондоне. К его мнению прислушиваются, и я надеялся, что благодаря его статье меня смогут понять многие интеллектуалы, писатели и ученые. В такси он вынул один из своих ключей. Я дотронулся до него пальцем — ключ сразу же начал сгибаться. Силкок был потрясен.

В аэропорту сотрудник компании КЛМ, который видел телевизионную передачу, попросил меня завести сломанные часы. Я взял часы, положил их на ладонь, накрыл другой рукой — и через несколько секунд часы показывали точное время. Свою статью в «Санди Тайме» Силкок озаглавил: «Ури сгибает нож и вместе с ним мой циничный ум». В статье были такие строки: «Ури Геллер в конце концов сел на самолет, улетающий в Париж, оставив меня — некогда весьма скептического научного корреспондента — в состоянии полного шока. Я не видел его телевизионного выступления, а даже если бы и видел, то все равно, наверное, сомневался бы. Но теперь, убедившись во всем воочию, невозможно оставаться скептиком. Ури говорит, что будет продолжать свои показы до тех пор, пока большинство ученых мира не убедится в его правоте. Он готов принять участие в большом научном эксперименте».

Силкок также упомянул высказывание Джона Тейлора по поводу того, что случилось на телевизионной программе: «Теперь мы знаем, ЧТО он может, — говорил профессор Тейлор, — но мне хотелось бы узнать, КАК это ему удается. Должно же быть какое-то научное объяснение. Нужно прежде всего связаться с теми людьми, у которых во время телепередачи происходило что-то необычное, так как у них могут оказаться подобные, но более слабо выраженные возможности».

Впоследствии профессор Тейлор так и сделал, получив поистине потрясающие результаты. Но не будем сейчас на них подробно останавливаться.

Итак, в рамках большого турне я направлялся в Париж для интервью журналу «Пари матч». Потом мне предстояло вновь вернуться в Англию, а затем отправиться ненадолго в США, Швецию, Швейцарию, Норвегию, Данию, Голландию и Японию.

Но еще до вылета из Лондона представители одной из воскресных газет попросили меня сотрудничать с ними в одном, как они сказали, очень интересном деле. Мы договорились, что, находясь в Париже, я попытаюсь сконцентрировать все свои усилия в 12.30 дня по лондонскому времени и направить их на 15 миллионов читателей газеты «Санди пипл», которые должны были точно в это же время окружить себя разными металлическими предметами, взять в руки ложки, вилки и вместе со мной направить все усилия на эти объекты, не обращая внимания на то, что я в данный момент находился по другую сторону Ла-Манша, во Франции. То же самое им предстояло проделать со своими сломанными часами. Я предупредил редакторов газеты, что, возможно, ничего и не произойдет, но все равно интересно посмотреть, как будет на этот раз.

В назначенное время 25 ноября я находился в аэропорту Орли в Париже, откуда готовился вернуться в Лондон. В 12.15 я пытался сконцентрировать всю свою энергию и направить ее через канал. Если этот эксперимент будет успешным, он докажет, что энергию можно передавать на расстоянии. И никто уже не сможет заявить, что это лишь трюк иллюзиониста. Ровно в 12.30 я закричал: «Гнись!» Люди в аэропорту, наверно, приняли меня за сумасшедшего, но зато результаты превзошли все мои ожидания. Через несколько дней газета «Санди пипл» получила больше тысячи писем: сотни сломанных, никому уже не нужных часов вдруг заработали как новые, а вилки и ложки по всей Англии снова начали гнуться. У одной женщины из Дорсета пошли часы, которые не ходили больше 40 лет. В Бирмингеме часы тоже пошли, но стрелки стали двигаться в обратную сторону. В одном доме выскочили все винтики из деревянного шкафа, в другом согнулась птичья клетка. Газета подсчитала результаты эксперимента: починенные часы — 1031; вилки, ложки, погнутые или сломанные, — 293; другие объекты, погнутые или поломанные, — 51. Итого — 1375.

Профессор Эдвард Бастин, математик из Кембриджского университета, заявил газете: «Главный вопрос в том, чья же эта работа? Сами ли читатели добились такого результата, или они сделали все благодаря Ури?» Я тоже хотел бы это знать.

Другая газета, «Санди миррор», провела экспертизу по проверке моего воздействия на один из ключей, который погнулся в результате сеанса. Ключ был отправлен Крису Амону, известному специалисту в области металлургии, занимавшемуся именно структурой металла. Спустя некоторое время он заявил: «Здесь нет никаких трюков, я не обнаружил ничего подозрительного». По его подсчетам, на ключ было оказано давление силой в 63 фунта. А ведь я к нему даже не прикасался. Я просто направил все усилия на него.

События в Англии конца 1973 года были знаменательны для меня тем, что эффект распространился на десятки тысяч людей и напрямую вошел в их жизнь. До этого многие думали, что я обыкновенный трюкач, и не пытались искать объяснения тому, что у меня получалось. Но теперь сотни звонков на Би-би-си, многочисленные интервью крупнейшим газетам, статьи специалистов, прямая демонстрация сотням тысяч телезрителей, которые не только видели эту энергию в действии, но и сами принимали участие в происходящих событиях. И тем не менее, несмотря на все это, по-прежнему находились люди, которые заявляли, что я просто очень умный иллюзионист. Были и завистники, утверждавшие, что могут сделать то же самое. Но никто из них так и не решился продемонстрировать Мои возможности в условиях лаборатории, как это сделал я, приняв участие в экспериментах научного института в Станфорде. Мои недоброжелатели выдвигали самые невероятные гипотезы, пытаясь объяснить, как я все это делаю. То утверждали, что я пользуюсь кислотой, то — лазерным лучом. Если бы они только на минуту задумались, как смешно звучат их обвинения, то, наверно, никогда бы их не высказывали. Да воспользуйся я хоть раз чем-то вроде кислоты, мои пальцы давно уже отвалились бы, сгорели бы еще много лет назад. Что касается, скажем, портативного лазерного генератора, то, насколько я понимаю, он должен вырабатывать тысячи вольт электричества сложнейшим путем и через самую сложную электронную аппаратуру. Попробуйте представить, как тяжело и неудобно носить все это с собой. Одним словом, смех и грех.

Главным же моим аргументом против критиков были две эфирные передачи и сеанс, проведенный через Ла-Манш из Франции. Всем было ясно, что этот феномен не мог быть результатом какого-то шоу-бизнеса. Никто не пытался это оспаривать, как, впрочем, и тот факт, что десятки часов и часиков, не работавших много лет, снова заводились и шли.

Заканчивая эту тему, мне все-таки хочется сказать, что некоторые фокусники действительно могут делать какие-то вещи, похожие на те, которые я делаю. У многих из них это очень хорошо получается, но только в том случае, когда они выступают на заранее подготовленной сцене. Но в условиях научной лаборатории у них ничего не выходит. У меня, честно говоря, тоже не всегда все проходит гладко. И мне бывает очень неловко, что из-за того, что мои возможности идут от энергии, которая находится вне меня, у меня никогда нет стопроцентной уверенности, что все будет в порядке. И если бы я был профессиональным волшебником или фокусником, я бы репетировал и готовил себя до такой степени, чтобы у меня все получалось на сто процентов. Потому что у профессионального фокусника провалы недопустимы.

Сообщения в английской прессе в конце 1973 года были встречены читающей публикой с очень большим энтузиазмом. Брайен Силкок написал еще одну статью в газете «Санди тайме», в которой писал: «Если люди и в самом деле могут гнуть металл силой ума, значит, в науке, да и во всем представлении о нашем мире происходит революция. Это, пожалуй, самое значительное явление с того времени, когда три века назад Ньютон сделал свои открытия».

Глава 2. Все это слишком невероятно

Я прекрасно понимаю, что читателю нелегко поверить в то, о чем я рассказываю, до тех пор пока он не испытает все это на себе. Я просто иногда забываю, что для многих мои слова звучат странно и неправдоподобно. Сам-то я давно привык к этому и полностью принял все, что происходит в моей жизни. И если бы я мог войти в дом каждого человека, рассказать и показать ему силу своей энергии, это был бы самый простой способ добиться того, чтобы люди мне поверили. Но так как это невозможно, я пытаюсь передать свои знания через книгу или пластинку, при помощи радио и телевидения… И все-таки, к сожалению, это не так ясно доходит до людей, как бы мне хотелось. Думаю, что получается примерно то же, как если бы ко мне подошел незнакомый человек и сказал: «Послушай, я вчера видел, как собака играла на губной гармошке». Я бы, конечно, возразил: «Подожди, такого не может быть. Я не верю в это». Но если бы я своими глазами увидел такую собаку, наигрывающую на губной гармонике какую-нибудь мелодию, мне волей-неволей пришлось бы в это поверить. Для начала я бы тоже усомнился: «Одну минутку, это настоящая собака? Может быть, где-то здесь спрятана другая гармошка, и кто-то другой играет на ней эту мелодию? А может, в собаку встроен громкоговоритель? Что это за гармошка?» Если бы я все это проверил и эксперты установили бы подлинность гармошки и убедились бы в том, что в ней нет никакого усилителя или магнитофона, тогда мне пришлось бы признать, что все именно так и есть. И даже в этом случае я все равно, может быть, не был бы уверен в этом на все сто процентов. Что же говорить о том, если бы я просто прочитал об этом в газете, в журнале или в книжке — конечно, я бы засомневался. Поэтому я могу понять, как чувствует себя читатель, когда читает мою историю. Я отдаю себе отчет в том, что он просто не может мне поверить.

Речь идет о феномене, и для меня он бесспорен. Поэтому мне кажется очень важным подробно описать его с точки зрения науки, в условиях строжайшего контроля, где какие бы то ни было фокусы исключаются. Необходимо доказать, что в каждом человеке заложена сильная энергия, которая может взаимодействовать с энергией вне нас, и мы эти энергии пока еще просто не познали. Людям очень важно в этом разобраться.

В доказательство этого приведу письмо одного научного консультанта, которое я получил из Англии после моих триумфальных выступлений. Письмо начиналось довольно спокойно, с традиционного приветствия, с упоминания о моем визите в Англию. А дальше я прочитал: «Последствия Вашего метеоритного визита в Лондон были потрясающими. Это явление психосоциологическое. До сих пор Ваше имя находится на устах у всей Британии. И то, чего Вы добились всего за 48 часов, мало кто мог предугадать или предсказать. Но меня лично больше всего интересует то влияние, которое оказал Ваш визит на научные и политические круги. На разных уровнях была, разумеется, разная реакция. Но, как всегда, существуют скептики и всякого рода мистики и шарлатаны, они как бы выстраиваются в одну линию. Я даже иногда задумываюсь о том, что, может быть, большинство скептически настроенных ученых в будущем можно будет тоже называть шарлатанами, которые просто почувствовали какую-то угрозу своему положению. Но оставим их в покое. Намного важнее для нас другие отзывы, признаюсь, тоже не всегда для Вас лестные. Дело в том, что мне довелось слышать, я даже не хочу говорить от кого, что Вам могут больше никогда не разрешить работать в прямом эфире Британии. Почему? Потому что очень странные вещи во время Вашей программы на Би-би-си происходили с очень важными устройствами, приборами и передатчиками по всей территории Британии. Создается впечатление, что все эти аппараты просто сгорели и окончательно вышли из строя, пока Вы были в эфире. Сами понимаете, меня это сообщение шокировало.

Кроме того, мне рассказали подобную историю, которая произошла с разработкой проекта по изучению особенностей воздействия на человеческий мозг стоимостью в несколько миллионов фунтов. Он выглядит настолько фантастично, что мне придется самому немножко в нем разобраться, прежде чем что-либо говорить по этому поводу. Тем не менее скажу, что люди, создавшие этот проект, безусловно, выдвинули ряд очень интересных идей. Принимая во внимание их реакцию на Ваше появление, я прихожу к выводу, что у них, вероятно, вышла из строя такая важная аппаратура, потеря которой рассматривается как потенциальная угроза для безопасности Британии».

Все это, конечно, гораздо серьезнее того, что происходило в простых домах Британских островов. Хотя раньше я уже сталкивался с явлениями, подобными тем, которые были описаны выше, и поэтому не был удивлен. Дело в том, что, когда я работал в Станфордском исследовательском институте, прошел слух, что компьютеры в военном отделении того же здания просто «сошли с ума». Это, разумеется, никогда не было официально подтверждено, но я, конечно, вспомнил тот случай, когда читал письмо из Лондона.

Вообще в результате долгих наблюдений я пришел к выводу, что моя энергия работает только на добро. Я никогда не пытался делать ничего плохого при помощи этой энергии и не собираюсь. Кроме того, у меня стойкое убеждение, что даже при желании нельзя было бы воспользоваться ею ради каких-то отрицательных целей, представляющих реальную опасность для людей. Однажды, признаюсь, я пытался воспользоваться энергией, когда был в игорных домах Лас-Вегаса, и ничего не вышло. Не то что бы от этого кому-то было плохо, просто это было нечестно. И то, что случилось в Англии, уверен, было не опасно. Конечно, я не знаю всей правды о том, что случилось и каждом доме, но мне никогда не приходилось слышать ничего плохого.

Со мной часто происходят удивительные вещи, которых я сам не ожидаю. Вот, например, я очень много летаю по всему миру и, слава Богу, никогда ничего не происходит с самолетами. Но трижды во время полетов вдруг ломались кинопроекторы на борту Боинга-747 и пленка самопроизвольно выходила из бобин, или вдруг пепельница поднималась в воздух и резко падала в другом конце салона. Могу себе представить, как глупо это звучит, особенно для человека, который никогда не видел таких вещей собственными глазами.

Известия по поводу эффекта передач Би-би-си на важную секретную работу сильно меня встревожили. И тем не менее я не смог ничего сделать, чтобы узнать какие-то подробности. Я прекрасно понимал, что, если случится что-нибудь в таком роде, это может вызвать очень большие осложнения. И у меня не было ни малейшего желания добиваться этого. Пожалуй, это главная из причин, почему мне все хочется делать в открытую. Я не хочу работать секретно с каким-нибудь правительством. Я слишком сильно верю в силы любви и верю в возможности людей. А кроме того, я искренне верю в Бога, хотя и не исповедую какой-либо религии. А главное — я понимаю, что нам прежде всего нужен мир, чтобы выжить на этой планете.

В письме моего друга из Лондона были интересные моменты, о которых стоит рассказать. Он разговаривал с профессором Лондонского университета Дэвидом Бомом, известным физиком, который в свое время работал с Альбертом Эйнштейном и с Нильсом Бором.

«Профессор Бом, — писал мой друг, — в отличие от многих напыщенных академиков очень чуткий и умный человек с широкими разносторонними взглядами. Причем он первый человек из тех, с кем я говорил о тебе, который очень заинтересованно подошел к проблеме. Он видит в твоих опытах большое значение и выразил по этому поводу очень много интересных глубоких мыслей. После твоего визита я несколько раз с ним беседовал, и он каждый раз выражал очень сильное желание встретиться с тобой, поговорить и, если ты захочешь, провести несколько экспериментов, результаты которых можно было бы потом опубликовать в журнале „Нэйче“. Он считает, что это одно из самых влиятельных и престижных изданий в мире науки. Очень многие важные открытия впервые были опубликованы на страницах этого журнала».

Я слышал о таких публикациях в «Нэйче». Мне говорили, что первые работы о ДНК появились именно там. Мне, конечно, было очень лестно предложение выступить на ее страницах.

В письме я также прочитал: «Бом дал мне понять, что он хочет обсудить с тобой некоторые вещи. Если бы вы нашли общий язык, было бы неплохо».

Предложение выглядело очень заманчиво. Кроме того, мне было приятно, что оно исходит от такого человека, как профессор Бом. Конечно, любые эксперименты приносят дополнительные волнения, опасения, что не все получится, как задумано. Но я заметил, что, чем дружелюбнее ко мне настроен ученый, тем лучше результаты экспериментов. В противном случае я начинаю напрягаться, и они часто бывают не очень хорошие. Взвесив все за и против, я все-таки решил встретиться с профессором Бомом во время одной из моих ближайших поездок в Англию.

Но сначала я отправился в США с серией лекций и публичных выступлений.

А накануне моего вылета в Штаты профессор Джон Тейлор выступил с заявлением, из которого стало ясно, насколько серьезно британские ученые отнеслись к феномену. Он заявил прессе, что хочет начать очень серьезные исследования воздействия эффекта радио-телепередач. «В конце концов, мы, может быть, и докажем, что его силы не уникальны, — сказал он. — Но если он согласится с нами сотрудничать, то, безусловно, поможет сделать очень важные открытия в области человеческого разума. Речь вовсе не идет об еще одном телевизионном цирке. Нам хотелось бы провести серьезное научное расследование».

Одна из лондонских газет направила своего корреспондента вместе со мной в Штаты, чтобы тот постоянно освещал мое турне по университетам и колледжам США. Рой Стокдилл — так звали этого корреспондента — оказался очень приятным человеком и, конечно, как большинство людей на его месте, захотел собственными глазами увидеть, что я делаю. Когда мы летели в самолете, Стокдилл попросил меня согнуть его ключ от квартиры. Я слегка прошелся пальцами по ключу, который лежал на подлокотнике самолетного кресла. Он моментально скрутился. А когда мы прибыли в США, Стокдилл попросил меня сделать то же самое с его ключом от гостиницы, который был намного толще и крепче. Я попробовал, но у меня ничего не вышло. Ключ совсем не гнулся.

У Стокдилла было с собой небольшое зеркало для бритья в крепкой металлической рамке. Он продемонстрировал мне упругость этого зеркала, попытавшись согнуть его руками. Ничего у него не получилось. Тогда я провел пальцем по зеркалу, но тоже без успеха. Мне показалось, что это один из тех случаев, когда ничего не клеится. Я снова вернулся к ключу от гостиничного номера, и теперь он начал гнуться. Так часто бывает: сперва процесс не срабатывает, и только на второй раз что-то получается. Но самое поразительное было впереди. Стокдилл случайно взглянул на зеркало, которое оставил на маленьком столике возле окна. Оно сгибалось. Сгибалось до тех пор, пока не приняло форму буквы «U». Так тоже часто бывает — как бы задержанная реакция. А иногда совсем удивительные вещи происходят. Я провожу пальцем над какой-то определенной вилкой или ложкой, а в это время на столе гнутся другие приборы. Я и сам не знаю почему.

В тот же вечер мы со Стокдиллом отправились поужинать в ресторан, где крутили кино. Но стоило нам сесть за стол, как что-то случилось с проектором и вся пленка покатилась на пол. Клянусь, я не пытался ничего сделать, абсолютно не сосредоточивался. Стокдилл был поражен.

Вместе со Стокдиллом ездил фотограф — Майкл Брэннан, получивший в свое время звание «Британский фотожурналист года». И когда мы были в Маями-бич, я вдруг вспомнил, что в прошлом мне удавалось фотографировать себя, не снимая с объектива фотоаппарата защитного черного колпачка. Я предложил Стокдиллу и Брэннану попробовать так сделать. Они заинтересовались. Брэннан подготовил свой фотоаппарат «Никон», заряженный черно-белой пленкой «Три-Х». Я отснял три рулона пленки, держа фотоаппарат на вытянутой руке, направляя объектив, закрытый колпачком, себе в лицо. После того как заканчивался очередной ролик пленки, Брэннан брал фотоаппарат, вынимал пленку, запечатывал ее и запирал в своем кофре. Я больше к ней не прикасался. Когда они вернулись в Лондон, сразу же проявили пленки. Брэннан не сомневался, что вся пленка окажется чистой. Два ролика пленки, действительно, были чистыми. Но в середине третьей пленки обнаружились две моих фотографии. Конечно, они никогда бы не получили призов на фотовыставках, но тем не менее это были мои снимки.

В воскресенье 2 декабря 1973 года газета «Ньюс оф зе уорлд», имеющая практически самый большой тираж в мире, напечатала эти фотографии на первой странице, назвав их «Чудо-фотографии Ури». Конечно, было много шуму. Газета «Дейли мейл» цитировала фотоэкспертов, утверждавших, что это абсолютно невозможно, поскольку не существует ни физических, ни химических процессов, позволяющих фотографировать с закрытым объективом. Брэннан и Стокдилл твердо стояли на своем, убеждая читателей в том, что никакого обмана здесь нет.

Рой Стокдилл начал свою серию статей такими словами: «Это было потрясающе. Я провел с Ури Геллером невероятную, умопомрачительную неделю. То, что он делает, невообразимо, просто отказываешься верить своим глазам».

А закончил словами: «Ури — это нечто особое. Я видел его за работой. Не существует никаких логических объяснений того, что он делает, и того, что происходит в его присутствии. У меня лично не было никаких оснований заподозрить его в фальсификации. Может быть, есть какой-нибудь фокусник, который может как-то обмануть вашу бдительность и повторить некоторые вещи из тех, которые делает Ури. Но это тем не менее не дает никакого объяснения, почему скручиваются ключи и ложки в тот момент, когда самого Ури рядом нет. Потребуется вмешательство очень умных ученых, чтобы раскрыть всю правду об Ури Геллере».

К этому времени многие научные журналы, описывая феномен сгибания металлических предметов, называли его «эффектом Геллера». Это, конечно, было очень приятно, прежде всего, потому, что ученые становились все более непредубежденными. А это, я вас уверяю, совсем не так просто сделать.

Статья в «Нэйче» от 7 декабря 1973 года окончательно убедила меня в том, что научный мир стал больше доверять мне. А если учесть, что этот журнал пользовался особым уважением среди ученых, то, конечно, это сыграло важную роль в изменении отношения к моим опытам. Ведь очень долгое время каждый ученый, который серьезно ко мне относился, тотчас же подвергался критике со стороны своих коллег. И естественно, приятно было видеть, как поднимается этот железный занавес. Особенно в таких важных публикациях.

После шумных событий в Англии меня очень интересовало, что произойдет, когда я попытаюсь провести подобного рода программу в Норвегии. Перед поездкой у меня было время подумать, как вести себя дальше. Мои показательные выступления постепенно превратились в нечто большее, чем просто занимательное зрелище. Мысль о том, что во время сеансов выходит из строя аппаратура, связанная с системой национальной безопасности, постоянно преследовала меня. Долгое время у меня было очень смутное представление о природе моего дара.

Шло время. Мои взгляды утверждались, развивались, но я все равно не мог добраться до корней. Хотя к тому времени я уже твердо верил, что эти корни наверняка связаны с каким-то фантастическим разумом. Я не знал, как все это называется — до Бога ведь нельзя дотронуться. Но во Вселенной все эти разумы, безусловно, существуют. Их миллионы и миллионы. И может быть, один из них, или два, или пять — никто не знает сколько, — попытается пойти на контакт с человечеством.

Может быть, конечно, я ошибаюсь, но мне кажется, что человеческий разум пока просто не готов принять все это, потому что мы привыкли к одномерному, простому временному измерению и не пытаемся расширять свои познания в этом направлении.

Пока я еще, кажется, не достиг никаких успехов в объяснении своего феномена. Мне открылся только маленький верх огромного айсберга. Предстоит очень много работы. Но в одном я уверен: эти энергии действительно работают через меня и я не могу их игнорировать. Мне даже кажется, что вся эта шумиха вокруг моего имени — это хорошо, потому что благодаря этому все большее число людей узнают про существование сверхъестественных сил. И я уверен, что придет время и человечество вынуждено будет поверить в них и принять их, так же как в свое время оно приняло объективность существования электричества. Сперва они будут восприниматься как феномен, потом как теория, а потом, может быть, даже как физические законы науки.

Выгибание металла проще всего увидеть, потому что объект находится прямо перед тобой, и ученые могут свободно наблюдать за всеми процессами, происходящими с ним. Остальное, например телепатические явления, изменения хода часов и другие странные вещи, происходящие часто даже без моего ведома, тоже ждет своего изучения. В одном я твердо убежден: я должен продолжать демонстрировать свой феномен не потому, что зарабатываю этим себе на жизнь, а потому, что чувствую необходимость научных исследований и важность их возможных результатов.

Мое выступление на национальном телевидении Норвегии было назначено на 19 января 1974 года. Это был мой первый выход в эфир после триумфального телесеанса в Англии. Поэтому мне было интересно сравнить, чем на этот раз все закончится. Началось интервью. И почти сразу же в студию пошли телефонные звонки. Почти полностью повторялась ситуация с Би-би-си. Различные предметы гнулись в домах по всей Норвегии точно так же, как это происходило в Британии.

После передачи я направился к себе в гостиницу «Континенталь». Нужно было готовиться к новым выступлениям, которые мне вскоре предстояли в ФРГ, Швейцарии, Австрии, Швеции, Финляндии, Дании и Голландии. Мне казалось важным собрать статистические результаты в разных странах и потом свести их в единую систему. Достоверность происходящего была подтверждена записью передач, сделанных норвежским и британским телевидением и радио. Кроме того, с каждым днем росло количество публикаций в самых различных средствах массовой информации. Я снова и снова просматривал заголовки статей, читал научные комментарии, чтобы лишний раз убедиться, что все это не сон.

Для меня остается загадкой, почему эти силы иногда находят свое проявление в самых тривиальных вещах — во всех этих ложках и ключах. Конечно, мне хотелось бы, чтобы их существование приносило какую-то значительную и серьезную пользу.

Когда я вернулся в гостиницу «Континенталь», то подошел к администратору узнать, не было ли для меня каких-то посланий. Администратор передал мне конверт, выглядевший очень солидно и официально. Я его открыл.

Там оказалась визитка Алва Якоба Фостерволла — норвежского министра обороны. На обратной стороне визитки я нашел небольшое послание, из которого понял, что он хочет со мной встретиться и пришлет за мной машину на следующий день.

Я заснул в ту ночь с мыслями о том, что же нужно от меня министру обороны Норвегии? Зачем он хочет со мной встретиться?

Глава 3. Известность

Утром норвежские газеты были переполнены сообщениями по поводу странных событий, происходивших по всей стране во время телешоу. Феномен передачи энергии на большие расстояния, который начался с радиотрансляции в Техасе и получил продолжение в Англии, был для меня чем-то качественно новым и большим, чем все, что до этого происходило в моей жизни. Попробуйте представить себя на моем месте — как бы вы себя чувствовали, если бы такие вещи происходили с вами? Я, признаюсь, находился в состоянии какой-то эйфории. Я привык к простым вещам — ну, например, гнутся ключи, начинают ходить старые сломанные часы, — потому что все это происходило со мной с самого детства. Но когда эта энергия, сила стала передаваться через эфир тысячам других людей по телевидению или по радио, я был удивлен не меньше, чем все остальные. И естественно, как все, мечтал узнать научное объяснение этого феномена.

Никто не мог обвинить тысячи людей, сообщавших об удивительных случаях, в том, что они врали или фантазировали. Газетные полосы пестрели фотографиями, изображавшими этих людей с погнутыми ключами, ложками и гвоздями в руках. Вполне возможно, что кто-то из них мог сжульничать и сообщить какую-то недостоверную информацию, чтобы привлечь к себе внимание. Но я убежден, что таких людей не может быть тысячи, тем более во всех самых отдаленных уголках двух стран. Не приходится здесь говорить и о существовании какого-то рода гипнотического влияния или массовых галлюцинаций, ведь после каждого сеанса остаются сотни материальных подтверждений. И в то же время я прекрасно понимаю, что такое странное явление, как это, должно рассматриваться со всех сторон. Умеренная доля скептицизма — вещь хорошая. Единственное, что меня по-настоящему раздражает, — это когда люди отказываются верить увиденному собственными глазами.

В тот день у меня почти не было времени, чтобы хорошенько обдумать смысл и значение записки от министра обороны Норвегии. Но тем не менее я несколько раз вспоминал о ней. И когда днем за мной подъехал к гостинице большой черный «Мерседес», мое любопытство еще больше возросло. Это был очень большой и солидный лимузин. На его капоте даже было место, куда вставляется официальный флаг, но самого флага не было. И хоть в записке говорилось о том, что министр обороны хотел бы со мной поговорить по личному вопросу, я продолжал думать, не связано ли это каким-то образом с министерством обороны, с вопросами безопасности, как это было в Англии. Я не мог не задавать себе эти вопросы.

По дороге мы проезжали мимо длинного серого правительственного здания, окруженного массивным железным забором. И я обратил внимание на несколько торчащих в стороны антенн разных размеров и видов. Шофер сказал, что это военный объект, но толком я не понял, какой именно. Меня заинтересовало, почему он сбавил скорость и мы буквально ползли вдоль железного забора, хотя в этом не было никакой необходимости. Я подумал, что, возможно, в здании есть компьютеры или какие-то радарные установки и он специально едет так медленно, чтобы можно было проверить, оказываю ли я влияние на их электронную аппаратуру. Слишком много довольно странных вещей происходило вокруг, так что мне нужно было быть предельно осторожным, не давая волю моей фантазии. А может, что-то случилось с их электроникой, когда я был в эфире, и теперь они хотели все окончательно проверить. Словом, я ломал голову в догадках.

А когда наконец добрался до дома министра, мы выпили с ним по чашечке кофе, и министр задал лишь один существенный вопрос: может ли моя энергия иметь влияние на ракеты и другие военные объекты? Я не знал, что ему ответить, и рассказал лишь о том, что произошло в Станфордском институте.

Когда я вернулся обратно в гостиницу, меня там ждал Гуннар Моу, корреспондент норвежского журнала «Hay». Он потратил массу времени и усилий, пытаясь с моей помощью разобраться в так называемом «эффекте Геллера», но я так и не смог толком объяснить ему, что же это такое. Тогда он достал принесенные с собой старые часы, которые не ходили уже лет пятнадцать. Я сжал руку в кулак, сосредоточился, и уже через минуту часы пошли. Еще пару секунд оставался в сосредоточенном состоянии, чтобы окончательно убедиться в том, что часы продолжают идти.

Когда мы снова посмотрели на часы, то увидели, что минутная стрелка скрутилась, согнулась пополам, хотя между циферблатом и стеклом было явно недостаточно места для того, чтобы это произошло. Я очень расстроился, что окончательно испортил его часы, но через несколько дней он сообщил мне, что стрелка опять распрямилась и часы ходили очень точно. Вообще-то до меня часто доходят сведения о таких вот задержанных эффектах. Бывают еще такие, как я их называю, параллельные эффекты. Как-то раз я согнул ключ по просьбе моих друзей из Коннектикута Дона и Салли Блин. Через некоторое время они отправились на свою летнюю дачу в Майне и, когда вошли в дом, обнаружили, что запасной ключ, который все это время висел на стене, также согнулся, хотя они убеждены, что его никто не трогал с предыдущего лета.

В Осло произошел еще один интересный случай. У меня в номере сидел один норвежский журналист из местной газеты. Мы говорили с ним о том, что сила моей энергии может быть очень разной, а я не всегда понимаю, почему это так. Окно моей гостиничной комнаты выходило на большую площадь Осло, из него был виден большой район города, ярко освещенный уличными фонарями, рекламой, театральными вывесками. Я сказал ему: «Знаете, иногда эти энергии бывают настолько сильными, что можно даже погасить свет, не прикасаясь к выключателю». Я еще не успел закончить эту фразу, как мы увидели, что этот ярко освещенный район Осло вдруг превратился в черное пятно. В гостинице свет продолжал гореть, и корреспондент подбежал к телефону и позвонил в редакцию узнать, что произошло. Ему сообщили, что огромный район Осло неожиданно остался без электричества и что городские власти предпринимают все попытки, чтобы наладить освещение. Это было очень странное совпадение, и корреспондент был очень возбужден и взволнован. Тем не менее сам я оставался спокоен и даже отнесся с некоторым недоверием к происшедшему. Нужно быть очень осторожным и никогда не делать никаких преждевременных выводов. Бывает очень много всяких совпадений. И делать на их основании какие-то серьезные выводы — просто глупо. Но вот когда подряд происходит целая серия таких совпадений, это уже значительно интереснее и иногда может дать повод для изучения и размышления. Но все-таки сперва нужно всегда поискать простую причину, почему то или иное могло произойти. Если ни одна из таких причин не подходит, то мне приходится предполагать, что какие-то энергии в данный момент работали через меня и способствовали тому, что произошло.

Некоторые явления находятся на какой-то, я бы сказал, пограничной полосе между реальностью и мистикой. Так, скажем, однажды мои близкие друзья Байрон и Мария Джанис пригласили меня составить им компанию во время круиза из Бордо в Италию на корабле под названием «Возрождение». Байрон — всемирно известный пианист, а его жена, Мария, — дочь известного актера Гарри Купера, прекрасная художница. Это был специальный музыкальный круиз. Байрон выступал на корабле с небольшим концертом, играл на пианино. Вместе с нами на борту находились и музыканты из венгерского струнного квартета. После остановки в Испании мы уже взяли курс в сторону Италии, у всех было прекрасное настроение. Мы шутили, веселились, а потом музыканты оркестра стали заключать со мной пари, требуя сделать что-нибудь грандиозное, ну, к примеру, прямо посреди моря остановить наш корабль, идущий на полном ходу. В этот момент на палубе было очень много народу. И, решив воспользоваться этим, я сказал: «Хорошо, давайте тогда все вместе сосредоточимся и будем думать о том, что нам непременно нужно остановить этот корабль».

Несколько секунд была полная тишина, а потом вдруг, к моему полному изумлению, корабль начал терять скорость, двигаясь все медленнее и медленнее, пока полностью не остановился. Мы все просто обалдели. А некоторые музыканты из оркестра серьезно перепугались. Мы нашли офицера с корабля, спросили у него, в чем дело. Он ответил, что причина пока не установлена. Это был один из тех случаев, когда я сам не ожидал, что что-то может произойти, хотя в принципе я всегда готов к любым неожиданностям.

Где-то через час с лишним двигатели корабля снова заработали, и он начал медленно двигаться и вскоре набрал свою нормальную скорость. Офицер пришел к нам и доложил, что случилось. Главная труба, по которой идет топливо в двигатель, по непонятным причинам согнулась и перекрыла поступление топлива к одному из двигателей. Они остановили корабль, чтобы провести срочный ремонт двигателя, который оказался не таким уж сложным. Раньше ничего подобного на этом судне не происходило. И никто из экипажа не мог объяснить, как это могло случиться.

Никто из нас не решался признаться в том, что мы наделали. Кстати, очень может быть, что это тоже было простым совпадением. Но на этот раз мое внутреннее чувство говорило мне о том, что мы в любом случае немного переборщили с экспериментом.

Вспоминая позже, я не мог не подумать, что это уж слишком большое совпадение, чтобы быть просто совпадением. Особенно если учесть, что причиной остановки корабля стал необъяснимый перегиб металлической трубы и что усилие было оказано коллективной мыслью целой группы людей, которые вместе со мной сконцентрировали все свои энергетические силы одновременно и на одном объекте. Но вы сами видите, что я сам каждый раз удивляюсь тому, что происходит, потому что бывает это очень часто неожиданно и всякий раз по-новому.

Я чувствую, что эти таинственные силы только начинают о себе говорить. И может быть, когда-нибудь из всех этих маленьких частиц сложится большая общая картина, из которой можно будет понять их природу. А пока, конечно, мои рассказы выглядят как шутки, как небылицы даже. Но я убежден, что в них заложено нечто большее, чем то, что лежит на поверхности.

После Норвегии я отправился в Германию. Интересно, повторится ли там тот же самый феномен? Мои внутренние чувства подсказывали мне, что и в третьей стране будет все успешно.

Выступления на западногерманском телевидении были подготовлены моим помощником Вернером Шмидтом.

Мне не пришлось ждать слишком долго, чтобы узнать, что мое появление на западногерманском телевидении принесло результаты такие же драматичные, как в Норвегии и Англии. Одна немецкая домохозяйка — Барбара Шейд рассказала в интервью газете «Майн пост», что во время передачи у нее произошла невероятная история. В закрытом кухонном шкафу она хранила набор столового серебра, состоящий из 53 ложек, пилок и ножей. Весь набор был завернут в тряпочку, и тем не менее каждый прибор согнулся. Обнаружив это, она даже вызвала полицию, чтобы засвидетельствовать происшедшее. Газе-га поместила фотографию, подтверждающую рассказ немецкой домохозяйки.

После ФРГ я продолжил путешествие по Европе, посетив Австрию, Швейцарию, Голландию, Финляндию и Швецию.

В каждой из этих стран я проводил теледемонстрации, аналогичные тем, о которых уже рассказывал. Все они прошли успешно и мало чем отличались от предыдущих.

Пожалуй, только в Швеции мы пошли на интересный эксперимент. Телепрограмма должна была выйти там только спустя месяц, после того как была записана, и нас, конечно, интересовало, будет ли она иметь такой же эффект и такие же масштабы, как при передаче прямого эфира.

Представьте себе мое удивление, когда я выяснил, что эффект этой передачи оказался сильнее, чем когда-либо. Создавалось впечатление, что эти энергии можно как-то заморозить, затормозить, а потом снова дать им ход. Я не понимал, как такое может быть? Моя мечта — хоть когда-нибудь в будущем получить ответ на этот вопрос. А в этот момент я уже думал о Дании, где меня ждал, пожалуй, самый большой сюрприз этого турне. До сих пор тяжело вспоминать, через что мне пришлось пройти там и какое сопротивление преодолеть.

Глава 4. Эффект Геллера

Я прекрасно понимаю, что мое европейское турне не сопровождалось необходимым научным контролем, который мог бы подтвердить гипотезы ученых по поводу природы и происхождения энергетических сил, названных «эффект Геллера». И все же надеюсь, что эти выступления не были бесполезными и смогли дать определенную пищу для размышления всем тем, кто заинтересован в этой проблеме. У них будет возможность сравнивать, измерять и сопоставлять результаты, полученные в лаборатории, с теми, которые мне удалось достигнуть благодаря телесеансам. И даже если эфирные передачи лишь ненадолго пробудили силы в других людях, думаю, это дало возможность ученым провести свои исследования этого феномена. По крайней мере, они могли убедиться в том, что «эффект Геллера» не какой-нибудь фокус, при помощи которого их постоянно водят за нос.

По дороге в Данию я пытался анализировать способы распространения эффекта. У меня даже стала зарождаться теория, но я не успел разработать ее до конца. Основывались мои рассуждения на том, что, по моему глубокому убеждению, каждый человек имеет внутри себя некую абстрактную силу, которую можно высвободить тремя способами. Способ первый — психологическое внушение. Второй — визуальный, связанный с возможностью видеть эту силу в действии или слышать ее подробное описание по радио. И третий способ — самовнушение и развитие внутренней уверенности в ее существовании.

У взрослых время действия этой силы, как мне кажется, короче, чем у детей, у которых, я убежден, эта сила значительно сильнее из-за того, что они еще не пережили и не восприняли псе негативные явления, которые неизбежно встречаются в жизни.

Пока силы глубоко еще спрятаны в нас, для их пробуждения необходимо что-то вроде сеанса космической связи, направленного в нашу сторону. В этом случае, если можно допустить такое сравнение, мы выступаем в роли радиоприемников, настроенных на определенную волну. Главное условие успеха — это вера. Она работает, как ключ зажигания в машине, — открывает все входы и выходы энергии в нашем теле. Увидев или услышав об этих необычных возможностях, человек должен заинтересоваться и, главное, поверить — это может создать, я думаю, прямой канал с этой космической связью. Пока что не многие люди доходят до этой стадии. Не хочу показаться нескромным, но я убежден, что постоянно настроен на то, что называется космической связью. Почему — не знаю. Но, может быть, именно это дает мне возможность передавать другим свою энергию. И поэтому, когда я выступаю в телевизионной передаче или читаю лекцию, для меня это прежде всего хороший способ быть связующим звеном по отношению к другим людям, помогать им принимать связь с силами, находящимися вне нас. Человек получает возможность изучать огромный новый мир, и это, по-моему, очень важно и интересно.

В Копенгагене во время телевизионной передачи вместе со мной должны были выступать еще три человека. Один из них — глава Союза часовщиков, другой — специалист в области психологии, а третий был представлен зрителям как бизнесмен, но мне было известно, что это один из ведущих иллюзионистов Дании — Лео Лэсли.

Впоследствии я узнал, что Лэсли очень серьезно готовился к этой встрече. В его задачу входило попытаться поставить меня в неловкое положение. Он приобрел химикат под названием «сулема» — дихлорид ртути, который по его замыслу должен был смягчать металлы. Идея заключалась в следующем: при помощи этого химиката он хотел согнуть ключ во время передачи так же, как это делал я. Кроме того, он договорился с режиссером, чтобы камера постоянно показывала мои руки, ни на долю секунды не оставляя их без внимания. И в довершение всего по его плану в студию были привезены пять будильников, которые были сделаны так, что не могли пойти ни при каких условиях. В один будильник они засунули кусок цемента, в другой — налили растительного масла. В механизм третьего вставили металлическую скрепку и т. д. Наготове у Лэсли были и несколько ключей и гвоздей, обработанных составом, сопротивляющимся воздействию химикатов, на тот случай, если бы я ими пользовался. Разумеется, я ни о чем не знал.

Когда я приехал в студию, мне сообщили, что в передаче, кроме моего сеанса, будет весьма откровенная беседа о сексе, в которой я не хотел принимать участия. Дело не в том, что я против секса, просто обсуждение этих проблем не имеет ко мне никакого отношения. Они согласились разделить передачу на две обособленные части: в одной обсуждался бы вопрос секса, а другая часть передачи была бы посвящена мне.

Но должен признаться, что я с трудом удержался от соблазна испытать свои силы в первой части программы в тот момент, когда мне на спор предложили сосредоточить все свое внимание на купальнике одной из девушек в студии, верхняя часть которого держалась на металлических застежках. Девушка была очень симпатичная и прекрасно сложена. Меня так и подмывало согласиться на это пари. Но мой помощник Вернер Шмидт тут же сказал, что это дурацкая затея, и предупредил, что эта шутка может очень плохо отразиться на моем имидже. Но я очень часто думаю, что бы, интересно, произошло, если бы я все-таки сделал это в прямом эфире? Датчане в то время были настроены очень либерально и, мне кажется, сумели бы воспринять это должным образом. По крайней мере, зрелище было бы любопытным.

Я выступал вместе с остальными участниками передачи во второй ее части, а после первой был запланирован перерыв. Но вот пришел мой черед, и в студию вынесли те самые будильники, которые не могли работать. Я, конечно, не знал о том, что сделал Лэсли, и постарался сосредоточить на них всю свою энергию. В то же самое время я предложил всем зрителям, которые нас смотрели, чтобы они тоже сосредоточили свое внимание на их собственных часах, ключах или каких-то других металлических предметах.

Я старался, как мог, но часы в студии так и не пошли. Это было удивительно, потому что я не сомневался в том, что хоть какие-то из этих пяти будильников должны были пойти. Я чувствовал себя очень неловко, потому что со стороны все выглядело так, будто я вообще ни на что не способен. Со стыда я чуть сквозь землю не провалился. Это ужасное ощущение — находиться перед телекамерой и знать, что миллионы людей видят: у тебя ничего не получается.

По счастью, мне повезло с металлом, который они принесли. Потому что моя энергия не имеет ничего общего с какими-либо химикатами или искусственными обработками, которой были подвергнуты эти металлы. Но настроение у меня, естественно, уже было испорчено, и я не мог понять, что же случилось с часами.

Во время перерыва мы перешли в другую студию. Там уже без телекамер я продемонстрировал своим собеседникам некоторые вещи, и они произвели на них большое впечатление. Я начинал чувствовать себя немного лучше, а потом Лео Лэсли признался мне в том, что он сделал с часами. В Австрии однажды меня пытались испытать таким же способом, но заранее предупредили, что заблокировали часовые механизмы, и я, применив еще большую энергию и силу, сумел добиться того, что некоторые часы все же пошли. Я попенял Лэсли, что ему нужно было раньше сказать об этом, а теперь уже поздно, потому что у нас оставалось всего лишь несколько минут.

Когда мы вернулись в эфир, психолог, часовщик и Лэсли по очереди взяли слово и рассказали зрителям о тем, что все накладки произошли по их вине. Потом каждый из них сказал, что они полностью убеждены в том, что мои достижения — это не результат гипноза или каких-то фокусов, и все мы от души посмеялись в знак полного примерения.

Лео Лэсли рассказал мне, что пытался воспользоваться дихлоридом ртути, чтобы погнуть ключи, ложки и другие металлы, но у него ничего не вышло, и поэтому он выкинул эту мысль из головы еще до того, как передача пошла в эфир. Правда частично ему удался эффект с предметами из алюминия, но, как известно, не слишком много ключей сделано из алюминия. Сказал он и о том, что мои руки все время были в поле зрения одной из камер, которая следила за каждым их движением. Позже Лео Лесли написал обо всем этом в своей книге. И хотя наши взаимоотношения начинались так драматично, впоследствии он стал одним из тех, кто меня сильнее всего поддерживал.

Вернувшись в Лондон, я планировал остановиться у своих друзей в квартире, расположенной в очень тихом районе города. К этому времени меня постоянно преследовала пресса, совершенно не давая прохода. Было впечатление, что у меня вообще не остается ни минуты покоя. Я пытался носить темные очки, но это меня совершенно не спасало. Репортеры выследили, где находится дом моих друзей, и всегда ждали на улице. Однажды мне нужно было поехать по делам в другую часть города, и я боялся, что мне не удастся скрыться от них и выйти так, чтобы они за мной не поехали. Взглянув на улицу через закрытые занавеси, мы увидели, что дом был практически окружен. Тогда был разработан такой план: мои лучшие друзья Шипи Штранг и Яша Кац, которые вместе с Вернером Шмидтом занимались организацией моего турне по восьми городам Англии, покрыв головы плащами, выбегут из дома в сторону большого «Лэнд Ровера», стоявшего на улице, и быстро уедут. Мы надеялись, что все представители прессы кинутся за ними, и тогда я незаметно смогу пробраться к другой машине. Им удалось сфотографировать Шипи в темных очках, и его приняли за меня. Наша уловка сработала, на следующий день пресса взахлеб рассказывала о моем «загадочном исчезновении».

Были и значительно более серьезные причины, по которым мне не хотелось попадаться на глаза. В мой адрес поступило несколько угроз — мне угрожала смертью, по всей видимости, одна из арабских террористических групп. Нам надо было быть очень внимательными и постоянно следить за почтой. Еще одну угрозу Вернер Шмидт получил по телефону в тот день, когда мы прибыли в Англию из Дании.

Я постоянно надеюсь на мирное решение всех проблем. У меня даже есть мечта — быть первым израильтянином, выступающим с показательной программой в Египте. Инстинктивно я чувствую, что этими энергетическими силами, этим высшим разумом нельзя воспользоваться в целях войны. В связи с этим вокруг «эффекта Геллера» всегда много различных шуток. Так, на одной карикатуре в газете были изображены два танка, стоящие друг против друга с пушками, связанными в узелок. Командир одного из танков говорит своему противнику: «Мет, ты развязывай!» На другой карикатуре был изображен самолет, согнутый буквально пополам, и один пилот говорит другому: «И вот я сказал этому Геллеру: „Ну что, умник, ты еще умеешь делать, кроме как гнуть ложки?“»

Я считаю, это очень важно, что такие мощные силы не могут работать в негативном направлении. Я прошел через войну, был парашютистом и видел все ужасы войны. Получил ранение в обе руки и в голову по время шестидневной войны 1957 года. И все это время была какая-то контролирующая сила, которая недопускала, чтобы эта энергия использовалась в каких-либо других целях, кроме мирных, чтобы никому от нее не было ни боли, ни вреда.

Эта последняя угроза в мой адрес прозвучала настолько серьезно, что нам нужно было срочно встретиться и обсудить, что делать в связи с предстоящим турне по восьми городам. Вернер Шмидт связался со Скотланд-ярдом, откуда к нам тут же выслали нескольких человек. Было принято решение переехать в большую охраняемую гостиницу в Лондоне и в спокойной обстановке решить, как поступить дальше. Гостиница надежно охранялась как с главного входа, так и со стороны коридоров.

Нужно было срочно решать, что же делать с британским турне. Это был очень сложный вопрос, потому что в это время обстановка в Англии была довольно напряженной. Владелец одного из крупнейших магазинов, принимавший активное участие в еврейских благотворительных акциях, был застреляй прямо на улице, и террористическая организация опубликовала список 20 известных английских евреев, которые также были приговорены ими к смерти в ближайшем будущем. Мне очень не хотелось отменять турне, но Вернер Шмидт убедил меня, что это слишком рискованная затея.

Итак, турне по Англии было отменено и у меня неожиданно возникла возможность отдохнуть в США. А главное — теперь было время как следует подготовиться к поездке в Японию, к выступлениям в этой стране. Нужно было самому в себе разобраться, подумать, на какой путь я встал и что это означает для меня и для всего мира.

Глава 5. Стихи

Хотя я сам не вполне сознавал это в то время, но теперь понимаю, что после европейского и скандинавского турне ситуация во многом была кризисной и в каком-то смысле переломной… В научных кругах все жарче разгорался спор о том, что представляют собой мои эксперименты — некий феномен или очередные фальшивки. Мне надоело защищаться и оправдываться, но избежать этого было очень сложно. Причиной всех этих дискуссий, думаю, стала серия сложных научных исследований в Станфордском исследовательском институте, начатая в 1972 году и продолженная в августе 1973 года. Этот институт известен тем, что проводит сложнейшие исследования по заказам крупных промышленных корпораций и даже правительства. Кроме того, в программу их работы входят и уникальные компьютерные исследования в военных целях. После окончания первой серии экспериментов в 1972 году институт выпустил доклад, в котором, в частности, говорилось: «Мы наблюдали за определенным феноменом, которому мы пока не можем найти научного объяснения. Единственное, что мы можем сказать в настоящий момент, — это то, что дальнейшие исследования необходимы».

Станфордский институт считается одним из самых престижных в мире, и поэтому даже такое, прямо скажем, скудное сообщение привлекло к себе очень большое внимание. Но результаты исследований не были опубликованы сразу из-за того, что ученые, проводившие эксперименты, настаивали на том, чтобы они предварительно были помещены в специализированном научном журнале. Насколько я понимаю, это было им необходимо для того, чтобы в научных кругах отнеслись к ному более серьезно.

Я находился в институте вместе с профессором Андриа Пухаричем и астронавтом капитаном Эдгаром Митчеллом. А ученых, которые непосредственно проводили исследования в институте, звали Рассел Тарг, специалист по проблемам изучения лазера и плазмы, и профессор Харольд Путхофф, специализировавшийся в области атомной физики. Надо сказать, что они оба очень сильно интересовались парапсихологией и пропели множество совместных исследований этого явления.

Я еще вернусь к рассказу об их деятельности в этом направлении. Итак, оба ученых, Тарг и Путхофф, были убеждены в том, что доклад о проводимых ими экспериментах должен появиться в самом лучшем и авторитетном научном журнале. Все сошлись на том, что таким изданием является журнал «Нэйче», очень требовательно и осторожно относящийся к каждому материалу, попадавшему на его страницы. Журнал нередко тратил месяцы, а то и годы, досконально проверяя все в той или иной научной работе, перед тем, как приступить к ее публикации.

К сожалению, исследования Станфордского института до сих пор не были опубликованы, хотя статья была направлена в журнал «Нэйче» уже несколько месяцев назад. Мне было хорошо известно, что почти все солидные научные журналы старались держаться подальше от изучения паранормальных явлений, потому что это направление очень долгое время считалось антинаучным. Если бы журнал «Нэйче» принял к публикации научную работу института Станфорда, это был бы настоящий прорыв. Возможно, это заставило бы замолчать наконец тех критиков, которые пытались дискредитировать меня. Словом, я очень рассчитывал на то, что научная работа появится в журнале «Нэйче», избавит меня от непрерывного и очень тягостного гнета, который я испытывал со стороны разного рода недоброжелателей и некоторых представителей прессы. Естественно, я надеялся на то, что если «Нэйче» с ее высокой научной репутацией все же примет статью после многомесячной работы, то научный мир и пресса должны будут согласиться с ее выводами. В этом случае я мог бы достойно выйти из того непростого положения, в котором находился.

Даже в тех странах, где я выступал и феномен распространялся от меня к другим людям посредством телевидения, оказывая влияние на предметы в тысячах домах, спор все равно продолжался. Мне передали, что профессор из Уэльского университета сказал, что все мои чудеса шиты белыми нитками и понадобится всего лишь полчаса хорошего тщательного контроля за экспериментом, чтобы снять маску с Геллера. Но ему, вероятно, не было известно, что условия контроля в Станфордском институте были предельно строгими и жесткими. Во время проведения исследований я был полностью изолирован от внешнего мира, и, таким образом, какое бы то ни было постороннее влияние абсолютно исключалось. По условиям экспериментов, в процессе которых я должен был телепатически дублировать рисунки, схемы, я был помещен в так называемую «клетку Фарадея» — комнату, обнесенную сетью устройств, блокирующих какие бы то ни было радиоволны, электрические и магнитные силы.

После прямого телевизионного эфира в Англии у ряда ученых возник интерес к изучению тех людей, в чьих домах происходили разные чудеса в тот момент, когда шла передача. Среди этих ученых был и профессор Джон Тейлор. Он считал, что если ему удастся изучить людей, у которых гнулись металлические предметы и начинали работать сломанные часы, а полученные результаты сравнить с анализом экспериментов, которые он предполагал провести со мной, то у него появится возможность подтвердить либо опровергнуть гипотезу о существовании особого «эффекта Геллера». Иными словами, если бы у него была возможность отобрать группу детей и взрослых, которым удавалось делать нечто подобное тому, что демонстрировал на экране я, то он вплотную мог бы подойти к доказательствам открытия новых, неизвестных науке сил.

Одна лондонская газета уже пригласила десять таких человек на обед в гостиницу и попросила их попробовать согнуть ложки, вилки или попытаться завести или остановить часы. Хотя это был далеко не научный эксперимент, результат был поразительным. На глазах у корреспондентов двое ребятишек сумели запустить сломанные часы, а семилетний мальчик по имени Марк Шелли, сфокусировав все свое внимание на целом ряде вилок, согнул их. «Я просто думаю о том, что вилка должна согнуться, и она гнется», — сказал он.

Перед поездкой в Японию у меня неожиданно появилась возможность немного передохнуть и в спокойной обстановке обо всем подумать. Эти необычные энергии или силы проявляли себя в совершенно разных ситуациях разными способами. Некоторые из них я мог контролировать, другие работали как бы сами по себе. К сожалению, удовлетворительного объяснения, почему это так происходит, я до сих пор не нашел.

Мне нравится жить настоящей, полной, насыщенной жизнью. Я люблю телевидение, люблю кино, люблю спорт. Люблю ходить на свидания с девушками, люблю путешествовать и везде встречаться с новыми людьми. Я получаю массу удовольствия от каждой лекции или демонстрации, куда бы я ни приезжал, в любой стране мира. Я люблю играть на пианино и люблю писать стихи. Стихи приходят ко мне очень странным образом, и я даже точно не знаю, сам ли их пишу, потому что в это время нахожусь в каком-то трансе и поэтому обычно наговариваю их на магнитофон. Правильнее, наверное, сказать, что стихи через меня приходят, чем мной сочиняются. Иногда я запоминаю, что наговариваю, а иногда нет. Бывает и так, что очень удивляюсь, когда прослушиваю то, что было мной записано на пленку.

Я начал заниматься этим вскоре после того, как приехал в Америку. Однажды в комнате, где я сидел, оказалась печатная машинка, и, хотя я никогда не обучался машинописи, я сел и стал печатать какие-то ритмические строфы. Они скорее больше похожи на слова из песни, потому что я всегда чувствую в них музыку. В этих словах много мистики и разных символов. Все они приходят ко мне откуда-то извне. Вот стихотворение, которое называется «Тот день»:

Я находился в глубоком трансе, когда ко мне пришли эти стихи, и я записал их на диктофон. Когда я потом послушал это, то понял, что это уж слишком для меня. Попытался проанализировать строчку за строчкой. Первые же слова: «В тот день ветер пожелтел» — напомнили мне ветреные бури с летящей желтой пылью, которые я видел в пустыне. Мне казалось, что это описание огромной катастрофы, которая где-то происходила. Эти страшные ветры, которые гнали желтую пыль по пустыне, окрасили весь воздух в желтый цвет, потому что клубы пыли поднялись высоко над землей. А потом пыль вдруг резко упала и заволокла землю, как предвестие чего-то значительного, что должно было произойти. И «в тот день открылись небеса» для меня означало, что какая-то неведомая могущественная сила отворила небесный створ, чтобы проникнуть на землю.

Словом, вся поэма с ее многоцветием и образностью указывает на что-то космическое, всеобщее и очень величественное. Сиреневый цвет отражал бесконечность, зеленый предвещал собой или новую эволюцию, которая пришла на землю, или открытие новой планеты. Я не мог всего понять. Но понял, что когда-нибудь смысл этого стихотворения станет нам ясен. Наверное, только после того, как мы сами станем частичкой Бога.

Было еще много стихов, которые ко мне приходили таким же образом. Одни из них рассказывали о любви или об одиночестве, другие — о грустном настроении или о космических разумах. Чаще они получались короткими, но были и длинные. Вот, например, короткое:

Я прекрасно понимаю, что мои поэмы не литературные шедевры. Но я их очень глубоко переживаю. Когда они приходят, словно какая-то сила меня держит. Странно, конечно, но я физически чувствую легкое давление на точку прямо посреди лба.

Я показал свои стихи Байрону и Марии Джанис, и они им понравились. Кстати, Байрон даже сочинил на них музыку. Он же предложил показать их Дэлу Ньюмену, который занимается оранжировками музыки для таких известных рок-исполнителей, как Пол Маккартни, Элтон Джон, Кэт Стивене и Пол Саймон. Ему тоже пришлись по вкусу мои произведения. В конце концов мы с Яшей и Вернером решили, что пора выпустить пластинку с этими песнями на нескольких языках в Англии, в Германии, может быть, еще где-нибудь. Байрон и Дэл будут заниматься композицией, музыкальными оранжировками, а я буду просто начитывать стихи. Мэксин Найтингейл, известная по знаменитому музыкальному шоу «Волосы», будет исполнять те песни, в которых нужен сложный вокал в сопровождении хора. Пластинку решили назвать просто «Ури Геллер».

Честно говоря, с самого раннего детства я мечтал быть актером театра или кино. Я даже из-за этого всегда, пока рос, пытался скрывать свою энергию и силы, чтобы они не мешали мне раскрыться как артисту. По сути дела, я всегда был и остаюсь самым обычным человеком, если не считать, конечно, этих сил.

Так что желание быть исполнителем было для меня вполне естественным, хотя некоторые люди считают, что все это мешает моей работе, моим попыткам понять свой необычайный феномен. Я так не думаю. Мне кажется, что все, чем бы я ни занимался, в особенности эти стихи, является как бы частицей огромной картины, которая так же медленно вырисовывается, как фотопленка, спущенная в бачок для проявления. Фотография проявляется очень медленно и к тому же не сразу вся. Нужно подождать, прежде чем четко проступят все детали и весь смысл. Как всякий человек, не лишенный самых обычных чувств и эмоций, я осознаю, что существует прошлое, настоящее и будущее. Но когда я начинаю думать о каких-то более глубоких вещах, то убеждаюсь, что на самом деле не существует ни прошлого, ни настоящего, ни будущего для вечности. Все происходит одновременно. Я чувствую, что у каждого из нас есть два канала восприятия: космический и обыкновенный, и мы можем на них настраиваться в разные времена.

В одной из песен на своей пластинке мне хотелось открыть, сколько энергетических сил исходит от меня к другим людям. Я эту композицию назвал «Настроение». Она звучит так:

Прошло совсем немного времени, и мы узнали, что песни этой пластинки дали результат. На обороте альбома мы написали, что никто из тех, кто принимал участие в записи, не несут какой-либо ответственности за эксперименты и их последствия. Это необходимо было по двум причинам. Во-первых, если вдруг какие-то вещи начнут гнуться после того, как человек прослушает пластинку, то нам не хотелось брать на себя вину или ответственность за это. И кроме того, мы не хотели, чтобы кто-нибудь очень сильно разочаровался, если вдруг ничего не произойдет, потому что совершенно не могли предсказать, что будет.

Пластинка появилась в Европе в 1974 году, и однажды ее проигрывали по радио в Швейцарии. В тот день радиостудии получили сотни звонков от слушателей, которые сообщали, что в их домах гнулись вилки, ложки и ключи точно так же, как было уже когда-то во время передач Би-би-си. Если эта реакция будет повсеместной, то это станет важным подтверждением теории существования новой энергии в мире, которая заложена не только во мне, но и в людях. Тогда все поймут, что ей нужно уделить очень серьезное внимание.

В феврале я принял участие в нескольких телевизионных передачах в Японии. Реакция в стране Восходящего солнца оказалась такой же потрясающей, как и в Европе. Это говорило о том, что языковой барьер абсолютно не мешает работе энергии. Но даже это не убедило моих критиков и противников, которые по-прежнему пытались дискредитировать все, что я делал.

Особенно усердствовал в этом знаменитый журнал «Тайм», видимо, в отместку за отказ от предоставления ему материалов исследований Станфордского института до тех пор, пока они не будут опубликованы в журнале «Нэйче».

В противовес негативному подходу журнала «Тайм» лондонская «Дейли мейл» опубликовала несколько глав из книги Андриа Пухарича «Ури», а на первой полосе была напечатана анкета, в которой читателям предлагалось выразить свое мнение по поводу моего феномена. Газета так объясняла свой подход: «Разгорелись жаркие споры вокруг публикации глав из книги об Ури Геллере в „Дейли мейл“. В Америке ученые разделились на две группы, первая из которых считает Геллера выдающимся фокусником и иллюзионистом, другая же утверждает, что он обладает уникальным энергетическим потенциалом. Итак, теперь ваша очередь. Как, по-вашему, есть ли у Ури Геллера сверхъестественные силы? Пометьте „да“ или „нет“. Вырежьте анкету и пришлите ее нам».

Узнав об этом, я очень расстроился, потому что представил себе, что если бы я сам только прочитал по поводу этих сил в газете, не видя их своими глазами или не испытав их на себе, то, конечно, написал бы «нет». По моим подсчетам, не больше 20 или в лучшем случае 25 % опрошенных могли бы написать «да». Хотя к этому времени уже были известны некоторые, результаты исследований в Станфорде, которые выглядели очень убедительно и могли произвести впечатление на читателей газеты. 22 марта 1974 года газета опубликовала результаты опроса. Признаюсь честно — я был поражен. Выяснилось, что 95,5 % из тех, кто принял участие в этом голосовании, верили в то, что у меня есть такие силы, и лишь 4,5 % считали, что я просто фокусник. Объявляя эти результаты, «Дейли мейл» поясняла: «В подавляющем большинстве писем, которые мы получили, читатели говорят, что раньше относились ко всему этому скептически, но результаты института Станфорда их полностью убедили».

К сожалению, это были пока только неофициальные данные об экспериментах — о публикации в журнале «Нэйче» еще ничего не было известно. Прошло уже больше года, и казалось, что уже никогда эта статья не увидит свет.

Тем не менее в марте я закончил второе скандинавское турне и очень серьезно готовился к записи пластинки, которая была назначена на июнь. Примерно в это же время мне сообщили, что организация Роберта Стигвуда, крупная лондонская кинокомпания, поставившая в свое время как фильм, так и сценический вариант рок-оперы «Иисус Христос — суперзвезда», заключила контракт на право снять фильм о моей жизни. Эта идея меня очень вдохновила, хотя я подумал, что ученые, работавшие со мной, вряд ли будут в восторге. Они, конечно, считали, что мне нужно целиком посвятить себя научным экспериментам и не отвлекаться ни на что другое. Но я тут не вижу большого противоречия. Во мне прекрасно уживаются две стороны натуры. Одна — очень простая, земная, и другая — космическая, вселенская, которой принадлежат эти энергетические силы. И я не хочу лишаться ни одной из них. Мне кажется, что есть определенная польза и от моих публичных выступлений, и от телепередач, фильмов, музыки, поэзии, пластинок. Благодаря всему этому меньше чем за год меня смогли увидеть миллионы людей, и, возможно, я изменил их мышление, открыл для них новые горизонты Вселенной. Нужно пользоваться своей энергией, чтобы изменить что-то, особенно в умах людей.

Я абсолютно убежден в том, что если бы не моя публичная активность, наука просто игнорировала бы все эти энергетические силы. Публика заинтересована моими способностями, ей нужно знать, что из себя представляет этот феномен. Все это стимулирует и ученых, побуждая их к научному поиску.

Потрясающие результаты передач Би-би-си помогли профессору Лондонского университета Джону Тейлору и его помощникам запланировать новую серию экспериментов, направленных не только на меня, но и на тех людей, которые мод воздействием телепрограмм также испытали действие этой энергии, стали как бы ее проводниками.

Профессор Тейлор знал, что я планировал приехать в июне и Англию на запись пластинки. Он написал мне письмо, в котором спрашивал, смогу ли я уделить ему какое-то время для того, чтобы провести серию опытов в лаборатории Кингс-колледжа. Одновременно с ним ко мне обратились также доктор Джон Хастед и доктор Дэвид Бом с предложением сотрудничества и совместных экспериментов по изучению феномена. Я согласился на оба эти предложения с радостью, потому что мне было очень приятно, что на меня обратили внимание такие известные и уважаемые в мире науки люди.

Как известно, в ядерной физике есть даже эффект Бома, названный так в честь Дэвида Бома, и вся его работа в этой области ценилась очень высоко. То же самое можно было сказать о Хастеде и Тейлоре. И поэтому я мог не сомневаться, что имею дело с первоклассными учеными, к мнению которых будут прислушиваться.

Для меня настало очень сложное, насыщенное время. Шла подготовка к записи альбома и одновременно к двум сериям научных экспериментов в Кингс-колледже и в Биркбек-колледже Лондонского университета. Расписание каждого дня было насыщено до предела. Начались длительные сеансы записи с большим оркестром и все прочие осложнения, связанные со студийной записью. Продюсером пластинки стал Вернер Шмидт. Он занимался оранжировкой музыки Байрона Джаниса и Дэла Ньюмена. Мне приходилось готовиться к новой серии научных экспериментов в Лондонском университете прямо между репетициями и непосредственной записью.

Программу исследований готовил Брендан О'Риган, который внимательно ознакомился с работой Станфордского института и выработал систему принципиально новых экспериментов, направленных в первую очередь на изучение физического воздействия моих энергетических сил на различные металлы и другие материалы. Он вместе с доктором Тедом Бастином даже осуждал Станфордский институт за то, что его научное заключение свелось преимущественно к телепатическим явлениям, оставив в стороне многие важнейшие аспекты проблемы. Кроме того, они оба считали, что ученые Станфордского института непозволительно затянули выпуск в свет результатов исследования, что привело к ужесточению споров вокруг «эффекта Геллера» и к потере интереса со стороны ряда крупных ученых, предполагавших уделить большое внимание новым энергетическим силам.

В итоге разгорелась настоящая война между теми, кто принимал возможность существования новых сил, и теми, кто полностью их отрицал. Кроме этих двоих ученых и уже упомянутых выше Дэвида Бома и Тома Хастеда, в экспериментах Биркбек-колледжа должны были также принять участие А.В.Кливер, возглавлявший отдел двигателей в компании Роллс-Ройс, и два знаменитых писателя — Артур Кестлер, автор романа «Слепящая тьма», и Артур С.Кларк, очень популярный фантаст. Словом, подобралась очень интересная и представительная группа, с которой мне, безусловно, было лестно и приятно работать.

То же самое можно было сказать и о научной группе доктора Джона Тейлора в Кингс-колледже.

Вообще надо сказать, что я к этому времени уже значительно изменил свое отношение к ученым в лучшую сторону.

И тем не менее накануне новых экспериментов я все равно чувствовал некоторую нервозность и волнение. Не удавалось мне полностью избавиться от боязни провала, неудачи. Слишком важными мне представлялись результаты этой серии исследований.

Глава 6. Ученые

Когда я прилетел в Англию в июне 1974 года, то сразу же позвонил профессору Тейлору в Кинг-колледж. Он подтвердил, что все эксперименты подготовлены, что он готов меня встретить и очень ждет начала опытов. Но мне предстояло сначала посетить студию звукозаписи, где тоже все уже было готово, поэтому я пообещал доктору Тейлору, что, как только закончу работу в студии, сразу же приеду к нему в лабораторию. Я чувствовал, что мне лучше начинать работать с ним, потому что, во-первых, мы уже были знакомы, а я всегда в таких случаях чувствую себя намного удобнее и свободнее. А уж затем я мог бы ехать в Биркбек-колледж, где была запланирована принципиально новая серия экспериментов. Таким образом, я бы постепенно входил в процесс работы, привыкая и осваиваясь, потому что волнение все-таки не проходило.

Запись продолжалась до глубокой ночи, и мне удалось лечь спать только в 4 утра. Естественно, я был очень уставшим, когда на следующее утро приехал в Кингс-колледж. Меня привели в огромную лабораторию с различной аппаратурой, приборами и инструментами. Доктор Тейлор сказал, что главное, что нам предстоит сделать, — это исключить любую возможность фальсификации, предусмотреть все возможные придирки для того, чтобы результаты экспериментов были безоговорочно приняты учеными, поэтому здесь так много аппаратуры.

Я согласился с ним, потому что и мне было важно иметь гарантии полного контроля. Я знал, что никакого обмана, никакой фальсификации нет, но важно было, чтобы и другие в этом тоже убедились. По словам профессора, ему удалось разработать такие приборы, которые улавливали бы все виды силового воздействия, которыми я мог бы воспользоваться для того, чтобы гнуть предметы. Кроме того, каждый кусочек металла имел специальную маркировку, чтобы невозможно было спутать уже согнутый предмет с оригиналом, не прошедшим контроля. Была предусмотрена и проверка меня на использование химикатов, таких, скажем, как дихлорид ртути. Он объяснил мне, что эти весьма, кстати, ядовитые вещества иногда действительно искажают форму металла, но при этом оставляют после себя следы, которые ни с чем не спутаешь.

Он приготовил разные виды металла для эксперимента: алюминий, медь, латунь, разные сплавы железа, олово, свинец, серебро и цинк, а также кристаллы хлорида лития. Среди сложной новейшей аппаратуры были приборы, при помощи которых можно было измерять величину теплового нагревания, вольтметры, мониторы радиации, приборы по измерению ультрафиолетовых лучей и аппаратура для проверки инфракрасной радиации.

Профессор Тейлор и его помощники к этому времени уже закончили серию экспериментов с детьми, которые обнаружили способность и умение гнуть металлы после того, как посмотрели мои передачи по Би-би-си. Им также удавалось гнуть металл, направляя все свое волевое усилие на предмет либо лишь слегка притрагиваясь к металлу. Он проверил 15 детей в возрасте от 7 до 15 лет и был очень доволен результатами проведенных экспериментов, которые удавалось неоднократно повторять в условиях лаборатории.

Перед тем как мы начали испытания, профессор Тейлор по взаимной договоренности меня тщательно обыскал: его интересовали какие-либо магниты или химикаты. Проделав это и, разумеется, ничего не обнаружив, он начал первый опыт, который заключался в том, что кусочек латуни размером в десять дюймов был приклеен к весам, похожим на те, которыми пользуются на почтовых отделениях, чтобы взвешивать письма. Кусочек этого металла лежал на весах таким образом, что одна его половина была на весах, а другая — висела в воздухе и при моей попытке согнуть ее провисла бы.

Цель этого эксперимента была установить, применяю ли я какое-нибудь тяжелое давление на металл. Весы были настолько чувствительны, что даже малейшее давление тут же проявилось бы. Указателем величины давления служила шкала с гонкой иголкой. При едва заметном прикосновении к металлу указатель показывал около пол-унции давления. Естественно, этого явно недостаточно для того, чтобы согнуть металл.

Я начал слегка гладить металлический кусочек — иголка на указателе показывала как раз примерно пол-унции. Профессор Тейлор внимательно наблюдал, что-то записывал и следил за работой автоматического устройства записи. Иголка на шкале указателя давления ни разу не зашла за отметку в пол-унции за все время, пока я гладил кусочек металла.

Где-то спустя минуту металл потихоньку начал сгибаться. Всех особенно поразило, что металл гнулся вверх вообще без всякого давления, если судить по шкале на приборе. Потом вдруг сама иголка на указателе начала гнуться. Она продолжала медленно сгибаться и после того, как я уже перестал гладить кусочек металла. В конце концов иголка согнулась до угла в 70 °. Меня заинтересовало, почему в то же время кусочек металла, к которому я прикасался, согнулся лишь не более чем на 10°. А ведь я даже не подносил свою руку близко к прибору-индикатору. Профессора Тейлора очень смутил тот факт, что согнулась измерительная иголка.

Но это было только начало целой серии странных и поистине потрясающих вещей, которые произошли в лаборатории Кингс-колледжа в тот день. В следующем эксперименте использовался кусочек алюминия. В него был впаян небольшой цилиндр, покрытый тонкой диафрагмой, очень чувствительной к любому давлению. Профессор Тейлор объяснил, что это приспособление также измеряет физическое давление. Он с гордостью сказал, что этот крошечный прибор стоит больше 500 долларов.

Я слегка погладил металл, и он тотчас же начал сгибаться. Но вдруг приспособление перестало записывать давление, после того как металл лишь слегка прогнулся. Профессор Тейлор тут же исследовал диафрагму. К нашему ужасу, она буквально на глазах начала крошиться. Сначала в центре появилась маленькая дырочка, а потом эта дырочка стала разрастаться и вскоре разошлась по всей поверхности. Спустя десять секунд диафрагма полностью развалилась.

Алюминиевый брусочек по-прежнему продолжал сгибаться уже без моего прикосновения. В итоге он согнулся еще на 30°.

Все это произвело на присутствующих колоссальное впечатление. Профессор Тейлор сказал, что «эффект Геллера» был полностью доказан одним только этим экспериментом и стоило это все 500 долларов.

Дальше настала очередь маленького кристалла хлорида лития, который был закрыт в пластмассовом контейнере таким образом, чтобы мне нельзя было к нему прикоснуться. Меня попросили занести руку над контейнером, не прикасаясь к нему, чтобы проверить таким образом, какой эффект будут иметь на него эти энергетические силы. Соблюдая постоянное расстояние между рукой и пластмассовым контейнером, в котором находился кристалл, я сосредоточивал на нем все свое внимание, с тем чтобы попытаться разломить кристалл, не прикасаясь ни к кристаллу, ни к контейнеру, что с точки зрения науки совершенно невозможно.

Не прошло и десяти секунд, как кристалл разломился на несколько частей. К этому нужно добавить, что алюминиевый диск, который находился в соседнем контейнере, одновременно согнулся почти вдвое, хотя профессор Тейлор держал свою руку между моей рукой и вторым контейнером. Профессор Тейлор уже не скрывал своего удивления. И это удивление росло с каждым экспериментом.

Мы прошли в другую комнату, где было еще больше аппаратуры. Там они взяли кусочек меди и приклеили к нему очень тонкий проводок, который должен был записывать и улавливать с микронной точностью любые изменения в металле. Мне опять предстояло сгибать металл, не дотрагиваясь до него, а только сосредоточивая все свое усилие. Я очень старался, говорил про себя: «Сгибайся, сгибайся, сгибайся!» Но ничего не происходило. Мы на минуту остановились, потому что, казалось, эксперимент не удался. А потом вдруг металл начал гнуться сам по себе, а маленький измерительный проводок разорвался.

И тут профессор Тейлор случайно обратил внимание на то, что кусочек латуни, лежавший на столе в другом конце лаборатории, тоже согнулся. Он хотел использовать его в следующем эксперименте. Ни он, ни я даже не обращали на него внимание в тот момент.

Через некоторое время, уже продолжив работу, мы внезапно услышали звук падения какого-то предмета в дальнем конце лаборатории, примерно на расстоянии двадцати футов от нас. Оказывается, это тот самый кусок латуни приземлился на пол рядом с дверью. А еще спустя несколько минут кусочек меди, который лежал рядом с латунью, тоже соскользнул со стола и приземлился возле двери. Нашему удивлению не было предела, а тут еще железный прут, лежавший на дальнем конце стола, упал прямо под ноги профессору Тейлору, к тому же этот прут, который раньше был прямым, согнулся.

Я был счастлив, что все это происходило в лаборатории престижного университета в присутствии ученых, потому что понимал, что в другой ситуации мне никто не поверил бы. Позже, описывая все, что случилось, профессор Тейлор подтвердил, что ни до одного из объектов Геллер не дотронулся и не мог этого сделать, поскольку находился на довольно значительном расстоянии от них и ни на мгновение не выходил из поля зрения наблюдавших за всем этим ученых.

Профессор Тейлор был прав. Я находился на расстоянии от этих предметов и, как и во многих других случаях, сосредоточивал всю свою энергию на что-то другое, понятия не имея, что произойдет. Создавалось впечатление, что энергетические силы слегка шутили над нами. Они словно демонстрировали какое-то свое космическое чувство юмора. Это было поразительно — но было же! И главное — на глазах у известных и авторитетных ученых. Я не мог даже мечтать, что столько всего произойдет одновременно.

Эксперименты в Кингс-колледже главным образом уделяли внимание физическим аспектам воздействия феномена, и мне было особенно приятно, что они идут так хорошо. Профессор Тейлор сказал мне, что после работы с детьми, раскрывшими свои способности под влиянием программы Би-би-си, и серии опытов со мной, он окончательно убедился, что в указанных случаях происходил процесс качественного изменения материи совершенно новыми способами. Но поскольку современной физике не были известны силы, способные на это, основная проблема заключалась в том, чтобы определить, что это за силы.

Другими словами, нужно было прежде всего преодолеть сопротивление самой идее изучения этих сил. Ведь очень долгое время было невозможно добиться хотя бы серьезного отношения к феномену. Ну а теперь пусть очень маленькая группа ученых, но все же принялась за эту проблему серьезно. Это было только начало.

Работая над экспериментом в Кингс-колледже, я чувствовал, что такие ученые, как Джон Тейлор и его помощники, шли на известный риск стать посмешищем среди своих коллег лишь за то, что взялись за изучение этого феномена. Конечно, им не просто было на это решиться, но все же я убежден, что, если речь идет о чем-то очень важном, по-настоящему значимом, нужно рисковать.

Профессор Тейлор был готов допустить возможность того, что металл деформировался под воздействием новых неизвестных науке энергетических сил, потому что вел наблюдение за всеми процессами в условиях сильного контроля, который не давал ему права усомниться в достоверности результатов. Он выдвинул предположение, что в результате моего воздействия каким-то образом происходит разрыв цепочки, связывающей воедино систему металлических ионов. Он предполагал, что все должно было привести нас к обнаружению какой-то уже известной энергии, потому что в принципе все выливалось в известные результаты. Но в том случае, если эти эффекты исходят все же от неизвестных сил, это будет настоящим испытанием для всей современной физики, потому что, возможно, придется искать ответы в какой-то иной области человеческого знания. Он считал, что, если после длительных экспериментов ученые найдут подтверждение тому, что происходит, им придется пойти уже дальше, за установленные законы физики. И здесь могли возникнуть осложнения.

«Предположим, что эффект идет от мозга, но ведь медицина до сих пор еще не владела достаточной информацией о работе головного мозга, чтобы сделать какой-то прогресс в этом вопросе», — сетовал он. Науке придется искать объяснение тому, каким образом мозг может посылать излучение, способное сгибать и уничтожать металл.

Было сделано еще два эксперимента с разными приборами. В первом из них был использован счетчик Гейгера. Хорошо известно, что в любом месте на нашей планете существует хотя бы небольшой радиационный фон. Но когда я взял счетчик и направил на него свое усилие, счетчик показал величину в 500 раз большую, чем норма фона. Он стал издавать такие звуки: «клык, клык, клык». Потом он снова показывал нормальный фон, потому что я перестал концентрировать свое внимание на нем, хотя продолжал держать его в руке. Естественно, первая реакция у всех была однозначной — у меня где-то спрятано радиоактивное вещество. Ну, во-первых, я не такой дурак, чтобы подходить так близко к радиоактивным веществам, даже если бы я знал, где их можно достать. А во-вторых, я попросту не смог бы заставить счетчик Гейгера сначала зашкалить, а потом резко останавливаться и снова начинать работать, когда меня просили об этом. Даже если бы у меня было с собой какое-то радиоактивное вещество и мне захотелось бы его использовать, я бы физически не смог здесь обмануть ученых.

В другой раз ко мне привязали компас. Не дотрагиваясь до пего, я сумел заставить его повернуться на 40°. Потом я разрешил стрелке снова вернуться в сторону севера, когда прекратил воздействие, чтобы таким образом дать им возможность проверить, есть ли у меня какой-нибудь магнитсодержащий материал.

Уже в самом конце этого эксперимента мы вдруг услышали долгий щелчок в самом дальнем конце комнаты, где кусок латуни, который некоторое время назад слетел со стола, до сих нор лежал возле двери. Теперь он полностью исчез, и его никто не мог найти. Потом, правда, профессор Тейлор нашел его под радиатором, далеко от того места, где он лежал.

Все эти явления было очень сложно объяснить, и он, конечно, ни за что не поверил бы в них, если бы не видел собственными глазами и если бы все это не происходило в присутствии очевидцев. Он согласился со мной, что в этом случае самый простой способ — заявить, что я наверняка жульничал. Так, по крайней мере, спокойнее и привычнее думать. Но то, что произошло в лаборатории в тот день, было проверено, происходило под наблюдением и регистрировалось на разной научной аппаратуре. Тут уж не скажешь, дескать, все это шулерство или жульничество.

Ну и кроме того, были проведены эксперименты с детьми. И что самое интересное и удивительное — это многократная повторяемость результатов — явление крайне редкое в парапсихологии. Насколько мне известно, это вообще одна из самых труднопреодолимых проблем в изучении аномальных явлений. Они происходят лишь один раз, и их невозможно зафиксировать и тем более исследовать. Я, конечно, тоже не могу похвастаться стопроцентной гарантией повторения результатов, но она близка к 90 %. Практически то же самое было и с детьми, которых он проверял.

Меня очень заинтересовали результаты работы профессора Тейлора с детьми. Это давало редкую возможность посмотреть на эти энергетические силы как бы со стороны. Кроме того, мне теперь было легче понять людей, которые не могли воочию увидеть эти явления и, следовательно, с большим трудом заставляли себя поверить в них. Но главное, что мне не давало покоя: как те силы, которые демонстрировали дети, передавались им — посредством радио или телевизионной трансляции?

В среднем возраст детей, с которыми он работал, был около 12 лет, примерно половина из них мальчики, половина девочки. Когда они поглаживали кусочки металла, профессор Тейлор проверял при помощи аппаратуры различные параметры изменений, происходящих с металлами. Особенно его интересовало то, что практически не происходит нагревания металлических предметов в тот момент, когда они гнутся. Зафиксированные максимальные повышения температуры металла были где-то в районе двух градусов, что, конечно, явно недостаточно для того, чтобы согнуть металл при нормальных условиях. Приборы показывали, что при этом отсутствует и какая-либо электрическая сила. Не удалось зафиксировать и никакого электромагнитного излучения. То, что профессор Тейлор называл статичными магнитными полями, тоже было исключено.

Он несколько раз подчеркивал, что заставило его подойти к «эффекту Геллера» серьезно. Именно тот факт, что дети дублировали то, что я делал. Потому что это полностью исключало возможность использования каких-то трюков. Представить себе, что, отобрав случайно 15 детей, можно за короткий срок обучить их виртуозному исполнению профессиональных фокусов, причем так, чтобы они могли еще обмануть целую батарею научных приборов и большую группу ученых, просто несерьезно.

Тем не менее результаты, которые получил профессор Тейлор с детьми, можно без преувеличения назвать феноменальными. Многие из его экспериментов показывали, как металл гнется вверх — в сторону, противоположную небольшому давлению детских пальчиков. Напомню, что такое происходило и со мной. Один кусочек металла, который подвергался такому эксперименту, согнулся в течение пяти минут на 90°. Маленькая девочка держала металлический брусок на расстоянии пяти дюймов от своего лба и сосредоточивалась — она даже не гладила его, а металл тем не менее согнулся на 10°. Другая такая же маленькая девочка сломала хромированную ложку через три минуты легкого прикосновения к ее поверхности.

Я даже не могу вам передать, как было важно для меня научное подтверждение необыкновенных возможностей этих детей. Пожалуй, в первый раз с тех пор, как все эти странные вещи начали происходить со мной, я почувствовал настоящее облегчение. Теперь я знал, что не один несу ответственность за явление, которое может быть отнесено к разряду чудес. Собственно говоря, это и есть чудо. Я употребляю это слово, имея в виду то, что я не изобрел эти поразительные энергетические силы. Я их только демонстрировал. Надеюсь, что мистическое их происхождение скоро будет объяснено и тогда они будут восприниматься как настоящий, реально существующий феномен. И постепенно, по мере того как ученые будут их изучать все больше и больше, они научатся применять к ним различные научные теории, смогут применять физические законы по отношению к этому феномену.

Сперва с ним, наверно, будет, как с любым другим феноменом Земли: что-то нельзя будет объяснить, что-то останется загадкой. Мы ведь до сих пор не знаем, что такое Вселенная, но в конце концов мы ее дети и должны принять ее, хотя бы просто потому, что она есть.

Точно так же нам придется принять и этот новый феномен, потому что он существует. Я верю, что объяснение, почему сгибается ключ от легкого прикосновения, будет намного проще, чем объяснение Вселенной или космоса. Я уверен, что найдется не слишком сложное объяснение этим силам и тогда мы сможем ими воспользоваться на благо человечества.

И еще я убежден, что силы, которые я демонстрирую, находятся в каждом человеке. Некоторые люди, особенно дети, имеют значительно более высокий уровень этих сил, чем другие. Почему? Не знаю. Где-то, вероятно, существует высший разум, который распределяет эту энергию. И пока я могу продолжать показывать эти энергетические силы людям, пока они во мне есть, я не перестану пропагандировать их, невзирая на тот спор, который они вызывают.

Благодаря тому что все так хорошо шло в Кингс-колледже, я практически перестал нервничать и по поводу экспериментов в лабораториях Биркбек-колледжа, которые мне предстояло посетить четыре раза. Брендан О'Риган встретил меня возле гостиницы, и мы с ним поехали в лабораторию профессора Бома. Как я уже писал, там меня ждала группа очень представительных ученых. В одном из экспериментов принимали участие писатели Артур Кестлер и Артур С.Кларк. О'Риган объяснил, что присутствие Артура Кларка будет особенно важным, потому что он придерживался крайне скептической точки зрения. Его позиция состояла в том, что такие его книги, как «2001 год» и «Конец детства», всего лишь научная фантастика, и едва ли возможно, чтобы что-то подобное сбылось, по крайней мере в течение его собственной жизни.

Профессор Хастед и профессор Бом — два крупнейших физика, которые отвечали за осуществление проекта, — встретили нас очень вежливо и дружелюбно. Они отвели меня в конференц-зал, где стоял длинный стол и стулья. Там собралось очень много незнакомых мне людей.

Я, конечно, очень волновался. Эти эксперименты носили совершенно иной характер, чем те, которые были в Кинге — колледже. Если и здесь все пройдет успешно, то это будет неопровержимым доказательством, что процесс может быть повторен, изучен и доказан различными научными группами. Учитывая серию экспериментов в институте Станфорда, это был бы уже третий цикл исследований, контролируемых учеными, и я надеялся, что каждый из этих циклов подтвердит результаты предыдущих.

Атмосфера в Биркбек-колледже была хорошей. Я не чувствовал никаких негативных проявлений. Все присутствующие искренне хотели узнать правду об энергетических силах. Они попросили меня поговорить с ними немного по поводу моей теории этого феномена, и я с удовольствием поделился своими соображениями, и, как они сказали, всем было интересно. Особенно заинтересовался Артур Кестлер, потому что он примерно об этом писал в нескольких своих книгах. Ученые тоже все слушали очень внимательно, но я тем не менее никак не мог понять, как они ко всему этому относятся. Не мог я избавиться и от ощущения, что смысл моих слов не доходил до Артура С.Кларка.

Тогда я решил, что, может быть, стоит прервать свой рассказ и попытаться согнуть ключ от его дома, чтобы Кларк почувствовал себя иначе. Я попросил знаменитого фантаста подержать его ключ в вытянутой руке и внимательно следить за ним, чтобы убедиться в том, что я не подложил вместо него какой-либо другой ключ или не сгибаю его каким-то физическим действием.

Спустя несколько секунд ключ начал гнуться, и он сказал: «Боже, мои глаза видят это! Он гнется». Потом мы перешли в лабораторию, чтобы приступить к настоящим экспериментам. Я чувствовал себя уверенно в тот день, но в то же время немного испуганно, как всегда себя чувствую в присутствии ученых, по крайней мере в первое время.

Профессор Бом и Хастед провели меня по всей лаборатории, показали, какие эксперименты они подготовили. В их число входили специально помеченные ключи, различные металлические объекты, кристаллы, диски, запаянные в стеклянных и пластмассовых цилиндрах, ложки, счетчики Гейгера и даже лазерный луч, который они тоже хотели меня попросить согнуть. Я предложил начать со счетчика Гейгера — взял его в руку и сосредоточил на нем свои усилия. Вся группа стояла вокруг, смотрела. Их было восемь человек, считая техников, которые устанавливали аппаратуру. Я продолжал направлять свою энергию, и счетчик Гейгера вдруг стал очень быстро щелкать, так же как у профессора Тейлора в Кингс-колледже. На этот раз счетчик был связан с еще каким-то другим прибором, записывающим все, что происходит, на каких-то сложных перфокартах. Естественный фон проверялся каждую секунду, за которую раздавалось два четких щелчка при нормальном фоне. В какой-то момент, минут через десять, щелканье вдруг стало раздаваться так часто, что казалось, будто оно уже превращается в сплошной звук «б-р-р».

Все были потрясены. В своей наивысшей точке счет дошел до двухсоткратного превышения нормального уровня. Профессор Хастед сказал, что если я ношу с собой радиоактивный материал такой силы, то это для меня может плохо кончиться. Щелканье то возрастало, то вдруг становилось тише, когда я переставал концентрировать свое внимание. Если бы на мне был бы какой-то радиоактивный материал, то быстрое щелканье продолжалось бы свыше десяти минут подряд.

Ни Бом, ни Хастед больше не высказывали версию, что увеличение счета Гейгера идет от какого-то радиоактивного источника. Поскольку магнитомер показывал отражение одновременно со счетчиком, они подозревали, что влияние происходит посредством «электромотивной силы» через металлический корпус самого счетчика. Конечно, все в лаборатории пытались повторить эффект, но ни у кого ничего не получилось. Но еще более они все были удивлены экспериментом с двумя тонкими кристаллическими дисками из материала, который назывался карбид ванадия. Эти два диска были запаяны в пластмассовые капсулы так, чтобы к ним было невозможно прикоснуться. Профессор Хастед вытянул свою руку над капсулами и попросил, чтобы я положил свою поверх его на несколько секунд. Одна из маленьких капсул слегка продвинулась по столу. Хастед сказал, что он почувствовал небольшое тепло, когда это случилось. Но еще более поразительно то, что половина одного из кристаллов исчезла из запаянной капсулы.

К этому времени Артур Кларк окончательно потерял весь свой скептицизм. Он пробормотал что-то типа: «Боже мой, это же все правда! Об этом я писал в книге „Конец детства“. Я не верю в это!»

Но Кларк пришел не для того, чтобы высказывать свои эмоции. Он хотел полностью убедиться в том, что феномен действительно существует. Когда он увидел все это, то сказал другим: «Посмотрите, всем фокусникам и журналистам, которые критикуют „эффект Геллера“, придется смириться с ним или просто заткнуться. Если они не могут повторить те вещи, которые Геллер делает под строжайшим контролем в лаборатории, им не о чем больше говорить».

Кларк рассказал мне немного о своей книге «Конец детства», научно-фантастическом романе об НЛО, которые летают над Землей и контролируют земную жизнь. Он написал эту книгу около 20 лет назад, а теперь признался мне, что был полным скептиком до сегодняшнего дня, когда его ум полностью перевернулся при виде этих экспериментов.

Я чувствовал во время тестов в Биркбек-колледже, что всем хотелось, чтобы эксперименты удались. Мне даже передавалась от них положительная энергия, особенно от Артура Кест-лера, который был среди всех самым заинтересованным.

Эксперименты продолжались два дня, и все они были успешные, кроме попытки согнуть лазерный луч. Тут я ничего не смог сделать. Суммируя все свои мысли по этой серии экспериментов, профессор Бом сказал: «Наблюдая за этими явлениями, происходившими со мной и с детьми, которые подвергались эксперименту, я считаю, что все это исходит от бессознательного состояния ума и что сознательное состояние ума скорее мешает, чем помогает». Кроме того, он сказал, что слишком много внимания до сих пор уделялось тому, что здесь могут быть замешаны какие-то фокусы и из-за этого очень много было затрачено лишних сил на доказательство истинности этого феномена.

Теперь, считали профессор Бом и профессор Хастед, пришло время подходить к изучению этих новых сил таким же образом, как наука ранее подошла к изучению магнитных и электростатических эффектов. Их также было очень сложно описать в тот момент, когда они были открыты, так как слишком низок был общий уровень знаний. Тем не менее эффекты были замечены и за ними пристально наблюдали.

Подводя итоги, они написали: «Мы предполагаем, что подобные опыты необходимо повторить через некоторое время, когда у нас будет достаточно информации и данных, для того чтобы всесторонне изучить тот совершенно новый процесс, который мы не в состоянии описать, пользуясь нынешними достижениями физики. Тем не менее мы считаем, что нами сделан серьезный шаг вперед».

Это были очень смелые слова, особенно если учесть, что исходят они от известных физиков. Мне сообщили, что и профессор Тейлор высказал сходные мысли по поводу результатов моих экспериментов в Кингс-колледже. Хастед в интервью британскому корреспонденту газеты «Дейли мейл» сказал: «Настало время ученым задуматься по поводу этих проблем. Целая серия уникальных явлений произошла в тот момент, когда господин Геллер проходил исследования в нашей лаборатории. Мы работали не только с ключами и ложками, но и с кристаллами, с различными объектами, заключенными в капсулы. Мы проводили очень тщательный контроль во время наших экспериментов. Я уверен в том, что наука когда-нибудь все-таки разберется во всем. Правда, для этого, боюсь, самой науке придется измениться».

Он продолжил свою мысль, сказав, что проблема не в том, чтобы бесконечно задавать себе вопрос, может ли происходить этот феномен, а в том, чтобы выяснить, как он происходит. «Это очень важный феномен, — сказал он, — который даст нам новые данные о человеке. Попытка постижения этого будет одним из самых интересных и волнующих этапов исследования в течение следующих нескольких лет».

И все же профессор Тейлор, пожалуй, написал самое сильное заявление из всех. Вот его слова: «Я проверял Ури Геллера в моей лаборатории в Кингс-колледже Лондонского университета, используя специальную аппаратуру.

„Эффект Геллера“, то есть сгибание металла, вызван не какими-либо иллюзиями. Он настолько исключителен, что является настоящим вызовом современной науке. И даже, вероятно, мог бы уничтожить ее, если не будет найдено какое-либо его объяснение.

Как ученый, я наблюдал за людьми, у которых тоже есть способности к сгибанию металлических предметов. Некоторым из них удается добиваться этого эффекта самостоятельно, так же как это делает сам Ури Геллер. У других же это получается только тогда, когда они слышат голос Геллера или видят его по телевидению.

Результаты были описаны в двух научных работах. Сейчас готовятся еще две статьи и книга под названием „Суперразум: расследования паранормального“».

Обе группы, как в Кингс-колледже, так и в Биркбек-колледже, начали работу над научными разработками по итогам проведенных экспериментов. И те и другие считали, что журнал «Нэйче» — самое подходящее издание для публикации их научных работ.

Тем времени я занимался в Германии записью пластинки. Когда же у меня было свободное время, я проводил его с друзьями в Италии. Мне нужно было отдохнуть, потому что вскоре у меня была запланирована серия лекций-демонстраций в ЮАР. Я согласился поехать туда только при одном условии, что мне можно будет выступать и перед чернокожими зрителями, а не только перед белыми.