Передо мной неясный образ мужского тела, подвешенного за плечи. Раз. Удар плетью рассекает его щеку. Он сплевывает кровь.
Образ начинает прояснятся. Я отчетливее вижу нос, губы, волосы.
Два. Второй удар. Истерзанный торс мужчины кровоточит.
Сердце щемит от страха и боли. Я зажмуриваюсь каждый раз, как его бьют. И инстинктивно касаюсь своего тела руками в тех же местах.
Три. Он орет во всю на людей, которые мучают его. Внезапно образ проясняется. Он весь в крови, его тело и лицо рассечены многочисленными ударами плети, синяки багровеют.
От ужаса я кричу и просыпаюсь.
— Сонь, что с тобой?
Алима трепет меня по плечу. Я приподнимаюсь на кровати, смахивая пот со лба и щек.
— Снова он снился?
Киваю, встаю с постели и иду за водой. Чувствую ее жалостливый взгляд за мной. Бесит!
— Не смотри так каждый раз. Если хочешь я съеду, — бросаю ей осипшим голосом.
— Нет! Нет! Нет! Все в порядке. И не думай, живи тут.
Алима уходит в ванную, чтобы не раздражать меня. А ведь я живу в ее квартире. Если, конечно, эту каморку можно так назвать. Пыльная квадратная комната с единственным окном выходит на базар, где мы работаем. Здесь одна односпальная кровать, на которой спит Алима и одна раскладушка, на которой умещаюсь я. Жалкие попытки выспаться.
Стакан громко ударяет о поверхность недо-стола.
— Черт, ты и так скоро развалишься, — говорю неодушевленному предмету.
Через тридцати минутные сборы мы выходим из квартиры. Тоненький коридоришко с кучей таких же убогих дверей выводит к лестнице, потом на пять этажей вниз и на свободу!
Внезапно дверь напротив нашей открывается. Алима и я дергаемся. Толстопузый грязный извращенец-сосед улыбается нам из проема своей двери.
— Доброе утро, девочки, — произносит он на арабском. — Сегодня будет хороший день.
Я фыркаю и тащу содрогающуся от ужаса Алиму за собой.
Мы выходим на шумный базар. Пять утра. А все уже забито и кипит. Жаркое солнце через час будет палить как не в себя. Поправляю длинные черные штаны. Вот бы в шортах или юбке походить.
Встаю за свой прилавок, достаю бакалею и начинаю раскладывать. Алима рядом, сидит на стульчике за прилавком и смотрит на меня овечьими чернющими глазами.
— Тебе бы только лодырничать, — замечаю я, на что она громко вздыхает.
Она не хочет разговаривать с людьми.
Работа пошла. Вон первая клиента, уверенно шагает сюда. Так мы проживаем до пяти, а потом…
Море! Единственное, почему я еще не сошла с ума. С вырученными деньгами покупаем манго, я его очень люблю. Я раскладываю одеяло на горячем песке, блаженно вздыхаю и ложусь под палящее солнце. Алима маленьким ножом разрезает манго, наливает асыр асаб, от которого я не могу ее отучить, и можно сказать тоже блаженствует.
Алима покрыта, но из-за меня проходящие мужики и на нее смотрят. Я хожу в закрытой длинной одежде, но она не скрывает лица и волос.
— Нечего смотреть! — бросаю на арабском очередными глазеющим мужикам.
За полгода я неплохо научилась ругаться. Алима сказала, что одна наша соседка называет меня “чокнутой русской”.
— Соня, расскажи мне про того мужчину, который тебе снится. Почему ты кричишь?
— Зачем тебе знать. Кричу и кричу. Что такого?
Вдруг чувствую прикосновение к моей руке. Черные глаза девушки блестят надеждой. Смотря на нее в такие моменты, понимаю, почему все-таки решила к себе подпустить. Она очень напоминает мне меня раньше.
— Так уж и быть, считай у тебя удачный день, — соглашаюсь. — В общем… Он такой красивый, что тебе и не приснится. Кожа светлая, волосы цветом как у меня, а улыбка широкая, притягательная. Он высокий и сильный, смелый, как-то он защитил меня от плохих ребят. Даже дважды. У него умные глаза, высокий лоб, пухлые в меру губы, красивый греческий нос. Характер правда так себе, любит приказывать, мало с кем общается уважительно, быстро выходит из себя, зато умеет признавать ошибки. Ни плохой ни хороший, но тебе бы понравился.
— А он богатый? — Лицо у Алимы взволнованное, мечтательное.
— Очень. Он бы увез нас с отсюда, если бы…
Осекаюсь, вмиг мрачное настроение и снова пропасть внутри, пустота, пожирающая все красоты моря, горячего песка и бриза.
— Если бы что?
— Ничего. Достаточно тебе сказок. Уходить пора.
Я поднимаюсь, краем глаза замечая ее разочарование. Зря рассказала, нечего ей о таких вообще знать. Наше место здесь, и судя по заработанным деньгам, мы не скоро отсюда уедем. Замуж за местного её выдавать, наверное, придется. Хотя она упрется, не захочет. Алима привязалась ко мне как мелкая собачонка к побитой собаке.
Мы вернулись к дому, вошли и поднялись на наш этаж.
Алима тихо шепчет мне в спину: “Я боюсь”.
Что поделать? Беру у нее ключи, подхожу к двери, чтобы ее открыть. Но слышу ненавистный шум сзади.
— Девочки, как у вас дела? Хорошо ли покушали? Не хотите зайти?
Не оборачиваясь, отпираю дверь, потом уже перевожу убийственный взгляд на этого идиота.
Вдруг краем глаза замечаю движение за его плечом.
Быстро хватаю Алиму за руку и буквально швыряю ее внутрь квартиры. Слышу возглас этого ублюдка, когда захлопываю дверь прямо перед его носом. Он начинает тарабанить. Алима плачет за спиной, а я стою у двери с бешено колотящимся сердцем.
К нему кто-то приехал. Еще бы чуть-чуть и все.
Что ж, этого и следовало ожидать.
— Я не могу так жить, — вой Алимы сзади.
Тарабанить он перестал, потому что вышел кто-то из соседей с руганью. Отхожу от двери.
Девушка сидит на полу, куда я ее кинула. Ревет как ребенок. Кладу руку ей на голову. Однажды ее уже изнасиловали, есть у меня такое подозрение…
— Завтра не пойдем на работу. Отсидимся, пока его друзья или родственники не уедут, — говорю ей.
Она хнычет, а я завариваю себе кофе. Рука разве что дрожит.
Мы продежурили у двери двое суток. Обе по очереди. Наконец ранним утром я услышала шум и голоса. Говорили: “Спасибо, приедем еще. Через месяц точно.” По шагам и голосам определила, что у соседа было около трех-четырех мужчин.
Как они все там уместились? Поразительно.
Подошла к кровати и разбудила Алиму.
— Заточение закончено. Сегодня идем на работу.
Она разлепила веки.
И снова пыльная улица, жар, а мы с Алимой за прилавком. Настал обед, клиентов стало поменьше. Мы перекусили чем было, а потом я заметила большую группу клиентов.
— Что хотите?
Показываю трем мужчинам весь ассортимент. Один подает голос и по телу пробегают мурашки. Бросаю взгляд вниз, на Алиму. Она непонимающе взирает на меня.
— Подешевле отдашь?
— Хватит вам. Берете?
Мой холодок им не понравился. Я подробно рассмотрела загоревшие лица всех троих. Но они мое тоже. Один с интересом поглядывал за прилавок. Он знал, кто там сидит.
Когда они ушли, Алима тут же поднялась и спросила:
— Почему ты так посмотрела на меня? Мне показалось ты испугалась.
Смерила ее серьезным взглядом, задумчиво посмотрела мужчинам вслед.
— Они не уехали. Я узнала голос.
Ее лицо исказила гримаса ужаса.
В голове тревожные мысли, денег нет, ехать некуда. Тогда что делать? У Алимы никого, у меня тоже.
Твою ж мать, снова очередное дерьмо.