Моя (не) на одну ночь. Бесконтрактная любовь

Глава 6

– Оля! Оля! Блинчики! – услышала она сквозь сон и моментально открыла глаза.

Анечка сидела рядом, очень забавная в пижамке на вырост, и тормошила ее за плечо. Почему-то девочка не связывала слова в предложения, Оля еще вчера это заметила, когда читала ей сказку.

В книге было много картинок, малышка увлеченно комментировала и живо тыкала пальчиком в рисунки. Но это все равно были отдельные слова, максимум словосочетания.

У Оли был небогатый опыт общения с детьми, даже, можно сказать, довольно скудный. Единственными детьми в ее окружении оставались родные племянники Настя и Никитка. Но если сравнивать с Никитосом, то окажется, что процент отстающих в развитии детей всего земного шара довольно высок.

Парень болтает с полутора лет, слова проговаривает четко, и слова эти иногда наполнены настолько глубоким смыслом, что Оля сама не знает, как реагировать. То ли радоваться, что в их семье растет философ, то ли плакать, что ребенок лишен детства.

В два года в день своего рождения он с утра подошел к Данке и, прижав к груди обе руки, с чувством сказал: «Спасибо тебе, мама, за сестру!» На трехлетие Оля подарила ему гоночный трек. И когда они вместе запустили первую машинку, Никитка глубокомысленно изрек: «Мамочка, как же хорошо, что ты меня родила!»

При этом мальчик не сводил зачарованного взгляда трека, а они с Данкой убежали на кухню смеяться. Зато Настя очень долго вообще не разговаривала, Данка даже водила ее на консультацию к детскому неврологу. Племяшке, кажется, и двух лет не было.

Оля договорилась, чтобы ребенка обследовали, Данка привела дочку на анализы. Когда медсестра проколола Насте пальчик, девочка подняла изумленные голубые глаза и спросила очень внятно и правильно: «Зачем вы это сделали? Это же мой палец!»

Как потом оказалось, Настена просто не считала нужным заморачиваться, когда есть такой обаятельный и общительный брат. Даниял до сих порой впадал в ступор при общении с собственными детьми. Так что сравнивать Анечку с этими двумя умниками Оля не видела смысла, поэтому просто притянула девочку к себе.

– Мы вчера с тобой ели блинчики, зайчонок. Сегодня предлагаю молочную кашу, ее тоже можно полить черничным вареньем. А потом пойдем с тобой гулять, ты хочешь покататься на коньках?

Анютка радостно закивала и обняла Олю за шею. У той защипало в носу, и чтобы не пугать ребенка своими закостенелыми комплексами, она бодрым голосом отправила Анечку умываться. Малышка резво понеслась в ванную, Ольга торопливо вытерла глаза и погрозила своему отражению в зеркале.

Проверила, что Анютка делает в ванной – та сосредоточенно возила зубной щеткой по маленьким белоснежным – у всех Авериных они цвета дорогущей сантехники – зубкам, и быстро набрала реанимацию.

– Нет, в себя не приходила, – ответили коллеги на ее вопрос о состоянии пациентки Виноградовой.

Оля отправилась на кухню варить кашу, изо всех сил стараясь подавить в душе абсолютно неуместную и непрофессиональную неприязнь к пациентке Виноградовой. Судя по всему, та четыре года прятала от Кости дочку, и, если бы не необходимость, возможно, и продолжала бы прятать.

А что, если она для того и приехала в столицу? Как раз к Аверину и приехала, его же попробуй найди просто так. Не то, чтобы Оля пыталась нет, конечно. Почему-то так подумалось просто… Вон и Клима нет, его-то куда понесло? Жена беременная дома, дети.

Оля от души посочувствовала незнакомой Катерине. То еще удовольствие, видать, быть женой Аверина, все равно какого. То муж пропадет, то ребенка подбросят, а ты голову ломай, зачем и от кого. Хотя Клим ей очень нравился.

Платьице и колготки Анечки уже высохли после вчерашней стирки. Оля одела девочку, подала ей рюкзачок, и они вместе вышли из дома. Малышка, к слову, вела себя очень послушно. Не капризничала, с аппетитом поела кашу, даже одевалась сама, Оля только помогала.

Явно не аверинская черта. Оля, конечно, слабо представляла себе маленького Костю, но не сомневалась, что для родителей это была еще та головная боль. Упрямый, несговорчивый, своенравный. Уж на что они с Данкой девочки, а мама иногда жаловалась отцу: «Не могу уже воевать с ними, Миша. Хоть ты скажи что-нибудь!»

Отец устраивал дочерям воспитательные часы, и Оля их обожала. Он отправлял маму к подружкам в гости, а сам или шел с детьми гулять, или устраивал совместные развлечения дома.

Они могли играть в лото, шахматы, даже маленькая Данка играла. Или просто что-то им рассказывал, но никогда не ругался и не наказывал. Мать та могла и полотенцем огреть при случае. Интересно, Аверин полотенцем в детстве получал?

– Оля, батут! – закричала Анютка, когда они вошли в здание торгового центра. В огромном холле возвышался яркий спортивный батут с рекламой детской развлекательной зоны.

– Хочешь попрыгать, заяц? – наклонилась к ней Оля. – Ты только позавтракала, давай пока пойдем купим тебе пижаму и платьице, а уже потом на батут, хорошо?

– Оля? – раздалось сверху. – Что это за девочка?

Ольга выпрямилась и посмотрела на подошедшего мужчину.

– Богдан, не кричи, ты испугаешь ребенка! – она прижала жмущуюся к ногам Анечку, исподлобья глядящую на Олиного бывшего. Богдан в свою очередь изумленно рассматривал малышку.

Стало даже обидно, что он так удивился. И сама не поняла, зачем соврала:

– Это моя девочка.

– Ты удочерила ребенка? – Богдан взял ее за локоть и притянул к себе. – Но зачем, Оля? Я ведь предлагал тебе, давай снова попробуем, ты здоровая молодая женщина, мы можем с тобой родить своего.

Разом нахлынули чувства смешанные и непонятные. Она ведь когда-то была в него даже немного влюблена, в бывшего мужа. Или ей с ним просто нравилась близость? Разве теперь поймешь, когда весь такой опыт слился в одну общую черную дыру и сверху запечатался одной-единственной, но такой потрясающей ночью…

А Богдан тем временем, неправильно истолковав ее замешательство, наклонился и зашептал прямо в ухо – они все были выше нее, ее мужчины:

– У нас с тобой будет дочка, похожая на тебя. С глазами, как у тебя, красивыми… И длинными светлыми волосами. Я научусь косички заплетать, помнишь, я же тренировался, у меня даже началось получаться.

Это правда, они часто дурачились в постели, и Богдан заплетал ей косички, когда она лежала на его груди.

Они оба знали об Олином диагнозе, но Богдан упрямо верил, что у них все получится и без унизительных процедур. Он уже тогда обещал, что первой будет девочка, а потом еще мальчик. Или даже двое, как у Данки. Оля была так ему благодарна! Пока однажды не получила в мессенджере снимок с УЗИ от незнакомой темноволосой девушки. Ребенку на снимке было уже почти 12 недель, и его отцом был Богдан.

Муж не стал юлить, сразу признался, что ребенок его. О разводе и слышать не желал, уверял, что все произошло случайно, с девушкой они едва знакомы, а любовь всей его жизни – Оля.

Странно, но до сих пор в мельчайших подробностях она помнит не этот день. А тот, в который ребенка не стало. Она проплакала до самого вечера, и ночью плакала. Не потому, что было жаль этого чужого ей малыша, а потому, что все оказалось зря.

И Богдан ходил потерянный, мрачный, вот тогда Ольга и узнала, что с Леной, той темноволосой девушкой, муж был знаком еще со студенческих времен. И даже встречался одно время, когда с Олей было все не определено.

Теперь она смотрела в серые глаза мужчины, глядевшие на нее с надеждой, прислушивалась к своему сердцу и понимала, что там тихо как на поверхности озера в безлунную ночь. Ни звука, ни проблеска. А еще понимала, что не хочет светловолосую дочку. Хочет похожую на Аверина. Как Анютка.

– У меня уже есть светловолосая девочка, Богдан. Моя племянница светловолосая и синеглазая. Я хочу такую как эта, – она успокаивающе подмигнула малышке, та довольно заулыбалась. – Мы с тобой оба рецессивные, так что без вариантов.

– Не понял, Оля. Ты сейчас пошутила?

– Какие уж тут шутки!

– Но, Оля, послушай…

– Оставь меня в покое, – тихо, но твердо сказала она, отводя руку бывшего, – ты можешь пробовать сколько угодно. Только без меня. Кстати, я слышала, ты сейчас живешь не один. Твоя девушка в курсе, какие предложения ты делаешь своей бывшей?

Он ничего не успел ответить, Оля подхватила Анютку на руки и быстро пошла по направлению к детскому магазину. В сердце по-прежнему было тихо и спокойно, она шла и улыбалась своему отражению в стеклянных витринах – стройной девушке с маленькой девочкой на руках.

Ей никто не давал ее тридцать, везде принимали за малолетку. Как и сестру Данку, у той до сих пор в супермаркетах спрашивают документы, подтверждающие, что ей есть восемнадцать лет. Больные вечно принимали за интерна или медсестру-практикантку, даже Аверин тогда так решил…

Вспомнилось их первое знакомство, и Оля улыбнулась собственным мыслям, как тут снизу послышалось требовательное:

– Оля, пижама!

Спохватилась и проследила за маленьким пальчиком. Они остановились у магазина мужского белья, в витрине стоял мужской манекен в кальсонах и лонгсливе. Оля поспешно потянула девочку прочь.

– Это пижама для дяди, солнышко. А нам надо для девочек. Это вон там, пойдем.

Они обе получили море удовольствия от шоппинга. Видимо, аверинская пассия часто баловала дочку разными нарядами. Анютка с удовольствием мерила выбранные платьица, в то время как Настя проделывала это же с видом вселенской мученицы.

Оля купила девочке платье, джинсы со свитером, домашний костюм и пижаму. Еще тапочки и новую расческу. Теперь смотрела на лазающего по веревочным лестницам лабиринта ребенка, а сама пила капуччино с пышной шапкой молочной пены.

Ожил телефон, заиграла знакомая мелодия. Волошин.

– Дядя Сережа, доброе утро, – кивнула на приветствие из трубки, – что-то случилось?

– Оленька, я просто подумал, что тебе надо знать, – Волошин прокашлялся, неумело маскируя смущение. Сердце застучало чуть сильнее. – Мы пробили по этой Виноградовой. Очень своеобразная особа. Нигде не работает, сидит с ребенком, при этом живет в ста квадратах в фешенебельном районе. Не столичная штучка, конечно, но и не село. Не замужем, но живет явно не по средствам. Я запросил свидетельство о рождении девочки…

– И? – сердце уже ощутимо колотилось где-то в горле.

– В общем… Отчество ее – Константиновна.

«Какой же ты, все-таки, гад, Аверин…»

А чего она ждала? Оля на автомате улыбнулась Анечке и помахала девочке рукой. Та повисла на веревочной лестнице, состроив забавную рожицу. Оля вздохнула.

Что она узнала особенного? Или все-таки надеялась, что девочка похожа на Аверина совершенно случайно, а пострадавшая Виноградова приехала в столицу найти знакомого, которого тоже совершенно случайно зовут Костя Аверин?

Ну бред же. Однако, расказанное Волошиным внесло в ее душу еще больший раздрай. Молодая – слишком молодая! – незамужняя девушка с ребенком живут в достатке, у девочки официальное отчество Константиновна. Может ли это говорить о том, что Аверин знает о ребенке и, так же, как и всем своим бывшим контрактницам, помогает Юлии и дочке?

Нет, она пока еще не сошла с ума, и в сказки об аверинской уникальной регенерации верит так же, как и в его две игрек-хромосомы. Но все-таки… Костя все время говорил о сыновьях, а выходит, у него есть девочка, и он о ней знает, обеспечивает материально и… не общается?

А вот это совсем не похоже на Аверина. Хвастаться сыновьями и скрывать дочь это вовсе не в его характере.

– Дядя Сережа, – звонить Волошину было стыдно, но без конца варить все это в своей голове тоже не хотелось, – а в свидетельство Аверин вписан как отец?

– Нет, – прозвучал немного озадаченный голос из трубки, – там вообще никто не вписан, прочерк стоит.

– Просто я подумала, что Аверин не стал бы помогать этой Виноградовой, если бы она отказалась записать на него дочь, – забормотала Оля, оправдываясь. – Он же помешанный. У него все должно быть оформлено и задокументировано.

– Я тоже об этом думал, Олечка, – задумчиво ответил Волошин, – но кто ж их разберет, этих миллионеров. Может им всем сыновей подавай наследников, а дочка – так, в нагрузку?

Ну нет, с этим Оля была решительно не согласна, но не делиться же ей с Волошиным! Она торопливо попрощалась и обернулась на знакомый голос.

– Оля, здравствуй!

Ей радостно улыбался рыжеволосый мужчина с залысинами. Оля порылась в памяти и выудила имя – Олежка. Они вместе проходили интернатуру, он пытался за Олей ухаживать, но безрезультатно. И в итоге в прошлом году привез ей в отделение жену с аппендицитом.

Жена сейчас стояла рядом, вцепившись в его локоть с таким видом, будто все окружающие женщины готовы бороться с ней за Олежку до первой крови.

Оля вспомнила, что они знакомы и приветливо улыбнулась. В конце концов, никто не виноват, что у неё ужасная память и на имена, и на лица.

– Оль, а напомни, сколько диету держать после операции? Через месяц уже можно суши есть? Анжелочка просит, а я уже забыл.

Олежка ушел работать в фармацевтическую компанию, начал хорошо зарабатывать и страшно этом гордился.

– А какая операция?

– Так аппендицит!

– Снова? Олег, мы твоей жене ещё в прошлом году аппендикс вырезали. Разве может быть два аппендикса? Ты еще скажи, что он заново вырос! Забыл уже, чему тебя учили?

– Двух аппендиксов быть не может, – с недовольным видом ответил Олег, – я это прекрасно помню. В вот вторая жена может быть вполне!

Анютка выскочила из лабиринта раскрасневшаяся и довольная, бросилась к присевшей на корточки Оле. Обхватила за шею перемазанными ладошками и задышала в ухо.

Оля прижала к себе девочку, а потом начала дуть на взмокший лобик с прилипшими темными прядями.

– Это ваша девочка? – спросил Второй Аппендицит, тьфу ты, Вторая Жена, как ее там?..

– Анжелочка, у Оли нет детей, – со скорбной физиономией проговорил Олежка. – Или ты удочерила девочку, Оля?

«Точно, Анжелочка… Что? Удочерила?»

– Это дочь моей знакомой, – ответила Оля, хватая за руку Анютку и уводя подальше от любопытно пялящейся на девочку парочки. Как в зоопарке, честное слово… – Всего хорошего. А диету можно и дольше соблюдать, хуже точно не будет.

– Пойдем на каток, – предложила малышке.

«Там точно никаких знакомых!»

Встала в очередь в прокат, чтобы подобрать себе и Анютке коньки. Девочка прилипла к ограждению и с восторгом следила за ледозаливочной машиной.

– Олька! Сколько лет, сколько зим! – подняла глаза и увидела бывшую сокурсницу Натку. За руку бывшей однокурсницы держался мальчишка лет семи.

– Привет, – без особого энтузиазма отозвалась Ольга.

Натку было сложно вынести из-за бесконечного потока самых удивительных словесных конструкций. С другой стороны, она отдыхала от Натки уже семь лет, поэтому потерпеть недолго было можно.

– Как дела? Все хорошеешь! – затараторила та. – Слышала, ты развелась? Слушай, правильно, только что детей нет, плохо, конечно. Ты это, мать, не тяни, рожай для себя, а то часики, знаешь, тикают…

– Натка, извини, мне надо идти, – Оля направилась к Анечке, проклиная собственное неумение посылать подальше таких как Натка.

– Ты что, удочерила ребенка? – понеслось в спину изумленное. Однокурсница переводила взгляд то на Анечку, то на Олю. – А чего же не сказала? И правильно, кому нужны эти роды. Только фигуру зря портить.

– Слушай, – повернулась к ней Ольга и недобро блеснула глазами, – заткнись, а?

– А что я такого сказала? – удивилась Натка. – Я за тебя переживаю, гены пальцем не задавишь, а нормальные люди от детей не отказываются.

Оля демонстративно перешла на другую половину раздевалки и присела зашнуровать Анечке коньки. А сама представила на секунду, что и правда удочерила девочку. И теперь на каждом шагу им попадаются знакомые, вот такие наглые и бестактные. А ведь Анечка все понимает, хоть и маленькая.

Внезапно ее охватила злость. Не выдержала, достала телефон – фото Анютки так и висели не просмотренными.

Оля хмуро погипнотизировала экран, а потом пальцы сами набрали текст:

«Если тебя хоть немного интересует собственный ребенок, ты отзовешься. Твоя бывшая в реанимации, дочь у чужих людей. Какой же ты гад, Аверин!»

То, как она возмущенно посверкала глазами, Аверин видеть никак не мог. Быстро, пока не передумала, нажала «Отправить» и сунула телефон во внутренний карман куртки.

Они насмеялись и надурачились вволю. К концу сеанса малышка уже неплохо стояла на коньках, она правильно группировалась, ноги не разъезжались. И вообще, дети намного лучше поддаются обучению, чем взрослые. Вспомнить того же Богдана, которого она так и не научила кататься. Его максимум – хождение вдоль бортика катка.

Достала телефон посмотреть на время – по привычке, над катком горело электронное табло. Скользнула взглядом по экрану, и сердце сделало кульбит. Тройной с переворотом. Галочки, стоящие на всех ее сообщениях, окрасились в темные оттенки. И, значит, Аверин ее послание получил.