Айлин
«Ханым» у Айдара Муратовича всегда была догадливой. С ним это было и остается необходимым. Разжевывает он под настроение, а вообще… Живешь и ловишь вайб.
И я ловлю.
После короткого отрицания и перебора версий смиряюсь. Я же не маленькая, прекрасно понимаю, зачем зовет. Для него это будет часть моего наказания. Для меня — унижение или шанс?
Он показал мне, как может быть по-плохому. И как может быть по-хорошему тоже показал. Более глубокий след оставило второе. Так я хочу. Но только не из-за стекла за ними наблюдать, а находиться рядом.
Его злость не прошла. Усугубилась моим молчанием о дочери. Он ее лелеет и взращивает. Я добавляю удобрений. Это порочный круг, из которого нет выхода. Или есть?
Его требование — это не шаг навстречу. Но что, если я именно шагну?
Поиски няни — сложный и непонятный пока что для меня процесс, поэтому я не спешу. Снова договариваюсь с Аллочкой.
Как я и думала, заснуть после прогулки с отцом Сафие было сложно. Да и что греха таить? Мне было не легче. Малышка пересказывала события нашего дня, как будто мы прожили его не вместе, а я восторгалась.
Она спросила:
— Айдар хороший, правда, мамочка?
Я ответила сразу и правду, и ложь.
— Да, кызым. Айдар хороший.
Тот Айдар, которого я помню. По которому соскучилась до слез. В щелочку за которым подсмотрела. И который передо мной захлопнул двери в свой, созданный с моим участием, ад.
Я заснула только под утро. От Сафи не уходила. Она — залог моего душевного равновесия. Держалась за нее всю ночь.
Дальше — по накатанной. Сборы в сад, ателье, детское щебетание, фрикаделевый суп, подняться к Аллочке…
Я даже с ней пока не могу поделиться происходящим в моей жизни. С Лейлой тоже. Я пока и сама не понимаю, что происходит.
Возвращаюсь в квартиру и начинаю приводить себя в порядок. Не потому, что я какая-то неухоженная. Нет. Просто слишком волнуюсь. Уменьшаю риски получить под дых.
Чувствую себя странно. Аналогии с продажными женщинами выбиваю из головы как теннисные мячики ракеткой. У нас с ним был никах[6]. И талак[7] он мне не давал. Молчу себе же о том, что для него это всегда было неважным. Для меня важно. Тоже всегда.
Переживаю, как перед нашей с ним свадьбой. Тогда тоже совсем не понимала, чего от него ждать.
Трижды стираю стрелки и помаду с губ. Не хочу, чтобы посчитал агрессивно яркой. А потом наоборот хочу. А потом снова нет.
В итоге признаюсь, что в реальности хочу я одного: снова быть для него любимой Айкой.
Надеваю кружевное белье и одновременно с ним душу — в кольчугу. Потому что будет больно.
Еду на такси. Я затолкала в себя несколько бутербродов, но желудок все равно скручивает от волнения.
Наш с ним диалог опустился далеко за новостные каналы. Айдар не уточняет, приеду ли. Конечно же приеду.
Благодарю водителя, который несколько раз за время поездки безуспешно пытался завести со мной разговор. Как бывший муж и говорил, беру ключ от номера на лобби.
Подойдя к лифтам, смотрю на часы. Тютелька в тютельку.
В горле так сухо, что хочется одного — с порога попросить воды. Вижу куллеры, но не подхожу к ним. Не стоит опаздывать. Нет смысла оттягивать.
В лифте еду вместе с отражением визуально спокойной, вполне эффектной девушки, а внутри везу мешок сомнений, страхов и боли. Где-то на донышке — надежд.
Слабачкой быть не хочу. Силачкой не умею.
Прикладываю карточку, жму на ручку и тяну дверь на себя.
Номер кажется пустым, но я знаю, что нет.
Тишину разрезает стук моих каблуков. Всё, что я делаю — это кладу сумочку с телефоном в прихожей. Они мне не понадобятся. Чувствую.
С тем, как миную каждую новую дверную арку, сердце ускоряется. Последняя дверь — в спальню. Движусь к ней.
Она открыта, можно пройти, но я торможу в арке. Игнорирую современный интерьер и аккуратно заправленную кровать. Взгляд цепляется за мощную мужскую спину.
Айдар не волнуется и не скажешь, что прямо-таки ждет.
Стоит спиной ко мне, смотрит в окно. Его поза — расслаблена. В руке — широкий стакан с виски. Я помню, что он если и пьет, то чаще всего виски. Еще может вино за ужином. Никогда сильно не напивается. Слишком ощутимо алкоголь на него не влияет.
От обтянутых белой тканью объемных плеч еду вниз. Торможу на бедрах. Громко сглатываю.
Узнаю брюки. Хочется провести ладонями по ткани своей юбки, но это совсем по-детски. Держусь. Я надела блузку с открытыми плечами и юбку выше колена. Я же видела, он смотрел…
Еду глазами ниже. Он босой. Это во мне отзывается. Не знаю, почему так реагирую на вид голых стоп. Возможно, потому что это вся беззащитность, которая мне светит.
А брюки хорошо подрезала. И сели хорошо.
— Сафие с кем? — Айдар не заставляет меня привлекать к себе внимание голосом, но и не делает вид, что удивлен. Не тратит себя на приветствие.
Сначала спрашивает, повернув голову, потом разворачивается сам.
Внимательный взгляд оплетает плющом. Я чувствую его сразу и на лице, и на голой коже плеч и рук. Айдар дотошно и бесстыже изучает. А я хвалю себя, что готовилась. Если и были какие-то сомнения, то сейчас развеялись. И бежать поздно.
— С надежным человеком.
— Не таким надежным, как твой романтик?
Это он о Леше. Почему так сложно по имени — не буду спрашивать. Он никогда не любил мужчин рядом со мной. Даже когда мы с ним состояли в фиктивных отношениях. Митя был для него «мальчик». Теперь вот Леша — «романтик». Главное не спрашивать, кто для него сейчас я.
Глотаю свой маленький бунт. Продолжая смотреть в лицо, отвечаю примирительное:
— Нет. У нас есть соседка, мы дружим с ней с младенчества Сафи. Она очень мне помогала в самые трудные времена.
Слова бьются о монолит. Отскакивают. Но мне кажется, все же царапают. Я поздно и по взгляду Айдара понимаю, что про «трудные времена» сказала зря. Сама в них и виновата, знаю.
Сегодня страха смотреть на него, изучать, впитывать, почему-то совсем нет. Без Сафи мне в этом намного легче. Ее защищать не нужно. Себя я не планирую.
Шторма в зеленых глазах нет. Но и в штиль я не верю. В любой момент может подняться волна и накрыть с головой. Я готова тонуть.
— Подойди, — Айдар командует, отставляя стакан.
Делаю это.
Между нами стоит кресло. Его я огибаю. Приближаюсь. Паникую, замедляясь рядом с ним. Насколько близко — он не сказал. Зачем — тоже.
Торможу на расстоянии раскрытой ладони. Его. Она больше.
Рецепторы дразнит легкий запах знакомой до боли туалетной воды и чистой одежды. Я с жадностью, которую не сравнить с обычной жаждой, впитываю все черточки до единой. Ровную щетину, свежую стрижку. Узор на радужках.
Интересно, он уже у нас мастеров нашел или катается домой?
Интересно, мы когда-то поговорим?
Мой взгляд слетает вниз вместе с движением мужских рук. Айдар без слов берется за пуговицу на манжете рубашки. Расстегивает ее и закатывает. Сначала один рукав. Потом другой.
Это так красиво и одновременно так страшно, что меня пробирает до костей. Дыхание сбивается, пытаюсь нормализовать и возвращаюсь к глазам.
В них — плеск зеленой убийственной воды и легкая насмешка.
Ненавидь меня, да. И люби тоже. Ты же не смог разлюбить…
Иначе что значат слова «так и не ожил»? Пытался и не смог? Не забыл меня, да? Я тоже тебя не забыла…
Молчу отчаянно.
Айдар все прекрасно читает. Моргает. Держит глаза закрытыми чуть дольше, чем обычно. Секунда — снова баланс. Все под контролем.
Под удары сердца о ребра слежу, как опускается на одно колено.
В нашей истории такого не было и не будет, а все равно кольчуга разлетается на звенья.
— В гостях разуваются, Керимова…
Не Салманова. Понимаю. Салманова — только Сафи.
Чувствую горячие пальцы на застежке босоножка. Я специально надела красивые. На каблуке.
С Лешей в них не гуляла. Ни с кем бы не гуляла, только к нему приехала. Я и в этом всё такая же.
Он справляется очень быстро и ловко. Как будто всю жизнь только этим и занимался. Беззащитную снова душу жжет догадка. Но я не спрошу, конечно, сколько босоножек за эти годы он снял.
Спускаюсь пяткой на паркет. Потом — второй.
Салманов отбрасывает мои босоножки и тут же вырастает. Теперь сильно возвышается. Мне приходится запрокинуть голову.
Вторую серию нашей истории мы начали со случайной встречи, моей лжи и его угроз. Это ничуть не лучше, чем договорной брак и боль из-за неразделенной влюбленности. К чему придем — даже думать страшно. Но в то, что у нас хотя бы сейчас получится по плану — его или моему — не верю.
Внешне я продолжаю оставаться той спокойной девушкой из отражения. Судя по блеску во взгляде — она ему нравится. Судя по увеличившимся зрачкам — он ее хочет.
— Что смотришь? — Салманов спрашивает, легонько кивая. Я угадываю: дерзости хочет. Я дам.
— А ты разве не смотришь? — Мужские губы дрожат. Терпеть не может, когда вопросом на вопрос. Наглею когда. И обожает в то же время.
Потому что любим друг друга. До трясучки хотим. Разобьемся — так и будет.
— Нравлюсь, да? — Айдар спрашивает и тянется к моему подбородку. Я чувствую его подушечки кожей. Как скользят по контуру. Как обманывают нежностью. Съезжают на шею. Возвращаются под губы. Айдар ведет большим по нижней.
— Когда не угрожаешь и не творишь кошмар — да. — Не вижу смысла врать. Бывший муж снова улыбается. Плохо. Хищно. А мне не страшно.
Продолжает водить, размазывая помаду. Отрывает палец — смотрит на свой слегка окрасившийся отпечаток. Потом опять мне в глаза.
— Вот и мне так. Когда хуйню не творишь… А потом вспоминаю — и прибить тебя мало.
Молчу. Сжимаю губы. Слышу, как цокает. Слушаюсь — расслабляю. Впитываю порами взгляд.
Он наверняка видит каждый из недостатков, которые я отчаянно пыталась скрыть. Но фокусируется ли на них — не знаю. Хочу верить, что как и я…
Жжет мне ключицы. Голые плечи. Возвращается к лицу.
Тишина провоцирует выработку адреналина. Он меня толком не коснулся даже, но я горю.
— Как я люблю, помнишь? — сердце обрывается. Дальше — ускоряется. Жар становится сложно переносить. Хочется обмахиваться, но я не отрываюсь от лица Айдара. Медленно закрываю и открываю глаза вместо кивка.
Кровь стекается в одну точку. Я начинаю чувствовать пульсацию там. А еще, как твердеют соски.
Я все помню. Шайтан, я все до последней секунды и черточки помню.
— Целуй.
Полуприказывает, полуподталкивает. В губы — страшно. Я взрослая, а все равно скованная. Айдар не разрешал, но мне за что-то нужно держаться. Кладу руки на плечи. Сжимаю. Ощущения взрываются фейерверками под кожей. Жадность и неверие топят той самой волной.
Поднимаюсь на носочки и тянусь к колючей щеке.
Меня тормозит сжавшийся на шее хват. Айдар наверняка чувствует, как дурной птицей трепещет артерия. Разворачивает меня к себе лицом. Шевелит губами, практически касаясь моих губ.
— Такие поцелуи для Ромео оставь.
Сглатываю.
Мужские пальцы разжимаются. Я подаюсь вперед. К губам. Он их не сжимает, но рот закрыт. Должна сама. Это ясно, но как?
Интимно близкое размеренное дыхание щекочет кожу и нервы. Жму на твердые плечи, двигаюсь ближе. Прижимаюсь еще раз, а потом высовываю кончик языка и веду.
Хочу «невзначай» сползти по хрустящей рубашке и прислушаться к сердцу. Но мне нельзя. Никто не разрешал.
И реакции очевидной я не вижу. А что делать — не знаю. Целую в уголок. Вспоминаю, как сильно люблю…
Снова веду кончиком языка к второму.
Айдар дергается, отстраняется.
Смотрит внимательно. Я в ответ. Не могу скрыть испуг. Мое положение — более чем шаткое. Я бы даже сказала подвешенное. На волоске.
Не выдерживаю первой, свою слабость выражаю через произнесенное шепотом: «что?».
Хочу, чтобы в уголочках заиграла улыбка. Я же для этого их целовала.
Такая же, как вчера для дочки. Хочу. Но вместо нее — серьезный взгляд. Я вижу, как поднимаются затворы. Из-под них сочится чернота. Ее много. Распространяется быстро. Ее много даже для нас двоих.
Ощущаю неуловимое движение. Рука Айдара ложится на мой живот. Он перебирает пальцами, доставая подол заправленной в юбку блузки. Дальше — ныряет под. Мышцы от прикосновений непроизвольно сокращаються. Волнуюсь до желания дернуться. Запрещаю себе. Он непредсказуемый, но я стараюсь не пытаться угадать.
С нажимом едет вверх по животу и ребрам. Накрывает грудь. Сердце колотится. Он сдавливает до боли.
Наверняка видит, как расширяются мои глаза. Может быть даже наслаждается моей беззащитностью. Наверняка наслаждается.
Расслабляет руку, но не отпускает. Мнет. Перебирается на вторую грудь.
— Айдар… — даже не знаю, что хочу сказать. Чувствую, должна быть реакция.
— Тих… — Но он пресекает. Ныряет под кружево. Касается голой кожи. Мнет по-хозяйски. Сжимает пальцами сосок. Я чувствую, что теку.
Сам отрывается. Опускает взгляд. Пальцами ведет уже вдоль резинки блузки, которая опоясывает плечи.
Он хочет не любить, а потреблять.
Возвращается к моим глазам. Дает понять — мы будем пить вчерашний коктейль. Он меня пускает внутрь, туда где темно и страшно.
Дергает блузку ниже. Под белье. Мой пульс ускоряется. Хочетку кусать губы, но вместо этого я только сильнее держусь за плечи.
Айдар отворачивает чашки бустгальтера. Стреляет глазами на голую грудь. Мне кажется, что вершинки даже болят. Возвращается к лицу.
Я не такая, он это знает.
Знает и игнорирует.
Сжимает мой сосок и прокручивает. Это больно. И это сладко.
Когда-то он портил меня очень мягко. Сейчас мягко не будет. Как не будет и права отказаться.
Он сознательно ведет себя иначе. Знакомит с новым собой.
— Сосать научилась? — Спрашивает, не нуждаясь в ответе. — Хочу проверить.