И. Окстон Муравьиный гнев


Фантастический рассказ И. Окстон.
Рис. худ. С. Лодыгина.

I. Странный покупатель улья

Работая на своей маленькой пасеке, я только что окончил пересадку роя и направился к контрольному улью взглянуть, сколько прибыло меда за сутки. К моему удивлению, около контрольного улья, заключенного в большую дощатую будку, задняя дверца которой была оставлена мною открытой, стоял высокий сухопарый старик с длинной белой бородой. Заложив руки за спину, он задумчиво смотрел на весы контрольного улья.

Когда я подошел к нему, старик взглянул на меня умными, проницательными глазами, какие бывают у серьезных ученых, и проговорил тоном глубокого убеждения:

— Вы пользуетесь очень неточным прибором для взвешивания. Как будто вы имеете дело не с насекомыми, а с быками.

Я невольно улыбнулся при этих словах незнакомца и заметил, что особой точности в моем деле и не требуется.

Ученый, — я уже не сомневался, что это был какой-нибудь зоолог или ботаник, — покачал головой и произнес сурово:

— Это большая ошибка с вашей стороны довольствоваться приблизительными цифрами там, где имеет огромный интерес точность. Впрочем, для получения точных цифр ваш метод взвешивания и не годится. Взвешивая прибыль или убыль меда, учитываете ли вы убыль пчел? Очевидно, нет, так как я не вижу никаких для этого приспособлений.

— Вы хотите невозможного, — удивленно ответил я, — как можно учитывать убыль пчел, погибших во время лета? Ведь для этого пришлось бы ежедневно взвешивать всех пчел отдельно от гнезда. Задача — совершенно непосильная.

— Конечно, перегонять для этой цели ежедневно пчел из улья — это было бы неправильно и не научно, — согласился незнакомец, — но там, где мы имеем дело с тысячами, очень полезны механические счетчики…

Я с удивлением слушал эти, как мне казалось, наивные рассуждения человека, подходившего к моей простой работе с требованиями, обычно пред'являемыми к химической лаборатории или аптеке.

Наша беседа была прервана появлением парня с обезьяньей физиономией, который еще издали жестикулировал и производил звуки, похожие на мычание коровы.

Старик сделал парню ответный жест и затем сказал мне:

— Не могу ли я приобрести у вас улей с семьей пчел и самые необходимые принадлежности для ухода за ними?

Я согласился отдать ему один улей и обещал лично доставить его к нему в сад. Необычайный посетитель моей пасеки назвался профессором Оржем, обитающим на окраине города. Ко мне на пчельник он пришел в сопровождении своего глухонемого слуги.

«Любопытно, — подумал я, — какой счетчик для пчел устроит профессор Орж, сторонник точных цифр».

II. В «муравьином саду»

На следующий же день я привез к профессору Оржу один «Дадан-Блатт» (система рамочного улья). С помощью глухонемого слуги профессора я установил улей в саду, в указанном самим профессором месте.

— Вы подождите меня на балконе, а я сейчас вернусь, — сказал профессор и скрылся в доме.

С открытой террасы мне хорошо был виден весь сад, окруженный высоким дощатым забором. Это, в сущности, был не сад, а огороженный пустырь с несколькими росшими на нем чахлыми деревьями.

Что меня удивило, так это присутствие в саду муравейников: на площади пустыря их находилось несколько, а один из них, отстоявший от балкона на три шага, достигал внушительных размеров.

Могли ли муравьи самостоятельно устроить на этом месте муравейники?

В этом я сомневался. Ведь для постройки муравейников нужен соответствующий материал, а его вблизи не было. Не могли же муравьи путешествовать в лес за пять верст за древесной хвоей!

Я улыбнулся при мысли, что мой новый знакомый занимается муравьеводством. Несомненно, эти муравейники перенесены сюда из леса, и муравьи получают пищу благодаря заботам их хозяина.

Я подумал о судьбе улья, поставленного на этой почве, обильно усеянной муравьями. Новоявленный пчеловод рискует остаться без меда, а, кроме механического счетчика для счета пчел, придется еще сделать счетчик для муравьев… похищающих мед.

Прошло минут пять, — профессор не появлялся. Не было видно и его глухонемого слуги. Я зевнул раз, другой от скуки, равнодушно поглядывая на неизвестный мне прибор, стоявший на балконе.

Глухонемой на минутку вышел на балкон, подвинул у прибора какой-то рычажок и опять исчез.


У меня почему-то круто изменилось настроение. Беспричинная внезапная тоска защемила сердце. Тоска сменилась ощущением, которое я не в состоянии передать. Это было какое-то омрачение сознания: я перестал понимать, где я нахожусь и зачем. Все предметы вокруг меня смешались в одну хаотическую массу. Что-то гнетущее, непонятное надвигалось на мой разум, и самое страшное было то, что разум исчезал, — мое «я» куда-то уплывало.

Сначала я почувствовал ужас от этих совершенно новых и непонятных переживаний, но потом впал в какое-то странное полузабытье. Когда я очнулся от этого странного состояния и снова увидел окружающие предметы такими, какими вижу их всегда, новая волна, ужаса охватила меня: разве не было это мое состояние, которое я только что пережил, припадком начинающегося безумия? Где гарантии, что этот припадок не повторится?

Я со страхом посмотрел вокруг себя и увидел в раскрытом окне за собой лицо профессора Оржа. Он невозмутимо смотрел на меня. Но зачем он глядел на меня из окна и не выходил на балкон? Ведь он знал, что я его ожидаю…

Он появился, наконец, в дверях, как всегда серьезный и спокойный. Однако, в глазах его я уловил чуть заметную усмешку.

«Он гипнотизировал меня», — мелькнула у меня мысль, и я сообразил, что мои опасения за свой рассудок оказались лишенными основания. Я почти радостно встретил этого серьезного важного старика, извинив ему несвоевременный гипнотический сеанс.

Профессор прошел через балкон в сад, к ближайшему муравейнику, и несколько раз провел сучком по его поверхности, отчего муравьи пришли в сильное возбуждение. После этой мальчишеской выходки Орж снова поднялся на балкон, бросив на меня мимоходом косой взгляд.

Опять мое сознание захлестнула волна странных, только что пережитых мною ощущений; мое «я» исчезло в мутном хаосе, приступ бешеной злобы заполнил все мое существо. Очнувшись, я застал себя в весьма странной позе: моя правая рука лежала на плече профессора, а левой я вцепился к полу его сюртука. Я чувствовал себя неловко, а профессор, как мне казалось, сохранял прежний невозмутимый вид.


Извините, профессор, — произнес я в смущении и досаде, — но со мной сейчас происходит что-то необыкновенное… какая-то чертовщина… Может быть, вы объясните мне, что это значит?

Профессор откашлялся и сказал вкрадчивым голосом:

— Не волнуйтесь, ничего особенного не произошло. Просто, в моем саду немножко необычный климат, и с посетителями бывают подобные казусы.

— Я боюсь, что у меня начинается сумасшествие.

— О, нет, пожалуйста не думайте этого! — произнес профессор ободряющим тоном, — поверьте мне: вам не угрожает никакой опасности.

Профессор торопливо перевел разговор на тему об уходе за пчелами, рассчитался со мной за доставленный улей, и я оставил этот странный муравьиный сад, не разрешив своих сомнений. Дорогой во мне пробудилось неприязненное чувство к Оржу, и я раскаивался, что не потребовал от него более энергично об'яснения по поводу его гипнотического сеанса.





Это было какое-то омрачение сознания… Я со страхом посмотрел вокруг себя и увидел в раскрытом окне лицо профессора Оржа.


Ведь я пришел к нему по делу, а вовсе не для того, чтобы стать жертвой какого-то эксперимента. Превращать заходящих по делу людей в «опытных животных», — это ли не верх цинизма!

III. Необычайные опыты над муравьями

Вскоре после этого моего визита к профессору Оржу я случайно узнал, что Орж уделяет много внимания насекомым, в частности муравьям. Муравейники, которые я видел в его саду, действительно, были переселены из леса. Муравьи нужны были Оржу для каких-то опытов, Я догадался, что и пчел у меня профессор приобрел для той же цели.

Три недели спустя, преодолев злость на профессора-гипнотизера, странные опыты которого меня очень заинтересовали, я понес к нему некоторые заказанные мне пчеловодные принадлежности и фунтов десять меду. Я решил быть крайне осторожным и ни в каком случае не допустить профессора опять произвести надо мной гипнотические опыты.

Я сказал профессору, что очень интересуюсь его работами по изучению муравьев. Профессор, видимо, вспомнив, с какою предупредительностью я отнесся к нему при посещении им моей пасеки, не счел удобным тотчас же отвязаться от меня и решил показать мне свою лабораторию.

— Я понимаю ваше любопытство, — сказал мне Орж, — ведь вы, как и я, работаете с насекомыми, хотя у нас совершенно разные задачи!

— Но я предупреждаю вас, профессор, — сказал я Оржу, — сегодня мне не хочется испытывать на себе действия здешнего дурного климата. Другими словами, я не хочу еще раз подвергаться вашему гипнозу.

— Гипнозу! — усмехнулся Орж. — Нет, это нечто совсем другое… Но сегодня, обещаю, ничего подобного с вами не повторится.

Он обещает! Значит, то, что здесь случилось со мной в прошлый раз, несомненно, произошло по его вине. Для чего же эта забавная ложь ученого об особенном климате?

И я уже готов был разразиться гневом и притянуть Оржа к ответу, но сразу же спохватился. Ведь я воспользовался любезным приглашением ученого осмотреть его лабораторию, — разве уместно в такой момент заводить с ним ссору.

Орж ввел меня в свой домик. Две комнаты его были превращены в лабораторию. На длинных столах, сколоченных из простых досок, я увидел множество ящичков, коробок, банок, пузырьков и пробирок; тут же находились микроскопы, лупы и множество каких-то неизвестных мне приборов, о которых, по внешним признакам, я мог заключить, что они имеют прямое отношение к электричеству и радио-технике.


— У меня не хватило бы времени раз'яснять вам значение каждого этого прибора в отдельности, — сказал профессор, как бы отвечая на мои мысли, — скажу лишь что все они играют ту или иную роль при моих опытах, направленных на изучение муравьиной энергии.

— Муравьиной энергии? — переспросил я.

Профессор ничего не ответил, как будто он не расслышал моего вопроса, и провел меня в сад.

Там я увидел несколько уже знакомых мне муравейников разной величины. Эти муравейники принадлежали обыкновенному лесному муравью.

Я остановился у самого большого муравейника, поверхность которого была покрыта множеством муравьев, очень подвижных, благодаря жаркому дню.

— Это — Вавилон, — сказал профессор тихо. — У меня ведь каждый муравейник имеет название (Орж указал мне еще Трою и Мемфис). Всмотритесь хорошенько: вы увидите, что движущаяся масса муравьев «Вавилона» представлена не одним видом муравьев. В этом муравьином городе мирно сожительствуют несколько муравьиных наций (профессор стал перечислять их по-латыни: formica rufa, f. fusca, f. sanguinea и т. д.). Куколки всех пород муравьев подкладывались к рыжим лесным муравьям — основателям колонии, и в результате мы имеем интернациональный муравьиный город.

— А не являются ли воспитанники рыжих муравьев их рабами? — спросил я.

— Мне не удалось обнаружить в «Вавилоне» подавления одних муравьев другими, — муравьи всех видов чувствуют себя в муравейнике хозяевами. Муравьи-рабовладельцы, вскармливающие себе рабов и сами лишенные возможности без их помощи принимать пищу, не имеют ничего общего с моими «вавилонянами». Впрочем, я предоставляю другим разбираться в тонкостях социальной жизни муравьев[1]. Меня этот вопрос занимает лишь вскользь…

— В таком случае, какова же цель этого искусственно интернационализированного муравейника?

— Опыты над взаимоотношением разных родов муравьиной энергии.

Заметив мое недоумение, профессор продолжал.

— Я нашел способ распоряжаться по своему усмотрению заложенной в муравьях электрической энергией. Согласитесь сами, что миллионы движений в муравейнике, напоминающие молекулярное движение любого вещества, имеют какую-нибудь причину… Некоторые из наших предшественников и даже современников склонны об'яснять жизнь особой «жизненной силой». Допустим, что они правы. — Профессор усмехнулся. — И тогда мой, так сказать, виталистический аппарат[2] является конденсатором этой жизненной силы!

С этими словами профессор Орж подошел к прибору, который я сначала принял за метеорологическую будку, и стал повертывать рычажки и винтики.

— Следите за муравейником! — сказал он мне.

Я с удивлением стал замечать, что движения ползающих по муравейнику муравьев мало-по-малу замедляются и, наконец, вовсе прекратились: муравейник оказался усеянным муравьиными трупами.

— Вы их убили какими-то лучами! — высказал я свою догадку.

— Нет, — ответил Орж, — я только перевел всю муравьиную энергию этого муравейника в свой прибор! А сейчас я возвращу ее по принадлежности.

Новое движение руки Оржа у чудесного аппарата, — и муравьи стали постепенно оживать; через минуту муравейник был приведен в нормальный вид.

— Но это прямо чудо! — заметил я.

— Не более, чем превращения радия!.. А теперь смотрите: я выселю из «Вавилона» всех муравьев вида formica fusca!

Орж взял какой-то предмет, провод от которого уходил в дом, и стал с этим предметом в пяти шагах от муравейника. Вскоре я увидал, как черная лента муравьев одного вида потянулась от муравейника по направлению к профессору.

— У вас какой-то магнит! — догадался я.

— Именно!.. Он действует сейчас лишь на formica fusca подобно тому, как отклоняются магнитом, β-лучи радия![3] Но я с таким же успехом могу выселить из муравейника и любой другой вид муравья.

Профессор прекратил опыт, и муравьи, десятками тысяч собравшиеся у его ног, стали расползаться, ища дорогу к муравейнику, откуда их вытащила непреодолимая сила…

IV. Еще о муравьиной энергии

Орж нажал кнопку в стене беседки, и я стал ожидать нового «чуда». Но оказалось, что Орж лишь позвал световым сигналом слугу, который вышел на крыльцо с вопросительной миной на обезьяньей физиономии.

По данному Оржем знаку глухонемой на мгновенье исчез в доме, а затем снова вышел, волоча за собой длинную, тонкую проволоку. Профессор взял конец проволоки и прикрепил ее к столбику, вбитому около большого муравейника.

— Теперь идемте на балкон! — предложил мне Орж.

Там он указал на маленькое колесико, диаметром около одного дюйма, быстро вращавшееся.

— Этот крошечный мотор движется за счет электро-энергии «Вавилона», — сказал Орж. — При таком размере механизма муравьи почти не ощущают потери из своего тела драгоценной энергии.

— Стало быть, муравьиную энергию можно использовать… например, для движения трамвая!

— Разумеется, как всякое электричество! Но для этого пришлось бы извлекать энергию из сотен тысяч муравейников… Но, — продолжал профессор после некоторой паузы, — почему ограничиваться именно муравьями?!. Если я так широко поставил опыты с электро-энергией муравьев, то лишь потому, что еще давно заметил, что муравьи — это настоящие живые электроскопы, в смысле реагирования их на электрические явления. Но я отнюдь не думаю остановиться на полдороге. И… почем знать? Может быть, со временем мы, вместо постройки электростанций, станем извлекать электричество из людей.

Эту странную мысль Оржа я принял, как шутку.

Напоследок мне пришлось увидеть еще следующий «трюк» диковинного искусства профессора Оржа.

В то время, как его глухонемой слуга дразнил муравьев, тыча в муравейник палкой, Орж собирал в конденсатор «злую» энергию муравьев и затем, послав ее на соседний муравейник, приводил его обитателей в злобное возбуждение…

Из дома профессора Оржа я ушел, как из уголка «страны чудес».

Когда я возвращался домой, внезапная мысль осенила мое сознание: тот случай моего беспричинного умопомрачения, во время моего первого посещения профессора, наведший меня на мысль о проделанном надо мной гипнотическом опыте, — не находился ли он в прямой связи с опытами профессора Оржа по извлечению муравьиной энергии?

Припоминая все подробности этого случая, которым я раньше не придал значения, я все более убеждался, что профессор проделал со мной какой-то опыт, подвергнув меня действию лучей муравьиной энергии, Что означало мое странное, неразумное состояние, при котором я утратил обычное мироощущение? — Только то, что мое «я» на время было заряжено чуждой моей природе психической энергией. Иначе говоря, я на некоторое время был превращен в муравья.


Перед тем, как лечь спать, я читал занятную книгу Васмана[4] о психической жизни муравьев. И с мыслями о муравьях я впал в полузабытье…

…На стене моей комнаты показались муравьи; они выползали из каких-то таинственных щелей, число их все возрастало, скоро не осталось и клочка обоев не покрытого муравьями. Что это за порода? Они слишком велики для обыкновенных обитателей наших муравейников; затем цвет их, форма головы и манера держаться наводили на мысль, что это были муравьи «с другой планеты».

На границе яви и сна я слышал шелест, производимый движением всей этой массы муравьев, совершающих поход через мою комнату.

И вот я вижу профессора Оржа. Он вошел в комнату и тихо приблизился к моей кровати.

В глазах профессора сверкнул свирепый огонек.

— Слушайте! Я хочу, чтобы люди истребили друг друга, — произнес он с искаженным от ненависти лицом. — Освобождение земли от чудовищ, называемых людьми, — вот мое разрешение социальной проблемы!.. Этот вид заряжен бешеным количеством энергии. Я зарядил гневом этого муравья жителей нашего города, и сейчас они уничтожат друг друга в смертельной схватке. А вы… вас!..

Профессор зашевелил усами, как муравей; я увидел, что на его черном, блестящем туловище очутилась треугольная голова, снабженная длинными клещеобразными челюстями. Глаза профессора-муравья заблестели страшным зеленым блеском… Еще секунда, и муравей-гигант бросился ко мне на грудь, придавил меня своею тяжестью, как тяжелой глыбой, и ухватился за мое горло страшными челюстями.





Профессор зашевелил усами, как муравей. На его черном, блестящем туловище очутилась голова, снабженная длинными клещеобразными челюстями… Еще секунда, и муравей-гигант бросился ко мне на грудь…


Я дико закричал и очнулся, весь облитый холодным потом.

— Что с тобой? — послышался тревожный голос моего брата, спавшего в этой же комнате.

— Меня душил муравей. Необыкновенный кошмар… — пробормотал я в ответ, ища спички, чтобы зажечь лампу. При свете ее я осмотрел стены и убедился, что на них нет муравьев. Остаток ночи я проспал глубоким сном.


V. Страшный финал опытов проф. Оржа

В конце августа, когда я только что собрался отправить к профессору Оржу еще один заказанный им улей, меня потрясло неожиданное известие о смерти профессора и его глухонемого слуги.

Профессора Оржа и его слугу нашли мертвыми, лежащими на «муравьиной площадке», при чем тела их были сильно об'едены муравьями. Труп глухонемого лежал даже на самом муравейнике, сильно разрытом. По подозрению в убийстве был арестован лесник, поставщик профессора.

Судебно-медицинское освидетельствование трупов обнаружило, что профессор Орж и его слуга были задушены, при чем смерть последнего наступила от набившихся в его глотку муравьев. На теле убитых были обнаружены многочисленные ссадины и царапины.

Арестованный отрицал какое бы то ни было участие в этом преступлении.

Все ценности в квартире ученого оказались целы.

Имевший место факт моего «превращения в муравья» — на балконе дома профессора и последующие размышления о «муравьиной энергии» дали мне надежный ключ к открытию загадки…

Я счел нужным дать свои показания судебному следователю, так как был убежден в правоте своих подозрений и хотел помочь выпутаться из опасности ни в чем неповинному леснику.

Профессор Орж перенес свои опыты с «муравьиной энергией» на человека! Это было центральным местом вопроса.

В психике профессора Оржа и его глухонемого слуги перед их смертью уже не осталось ничего человеческого. Это были два больших муравья, в смертельной ненависти друг к другу вступившие в отчаянную схватку.

Профессор Орж, тонкий образованный ученый, восприняв муравьиную психику, без сомнения, не стал тем же муравьем, что и его полудикарь-слуга: из них получилось два разных муравьеподобных существа. И скрытые прежде в этих двух людях слабые инстинкты взаимной антипатии, с превращением этих людей в «муравьев», немедленно выросли до страшной, бешеной ненависти.


Не было сомнения, что Оржу удалось сосредоточить в мощном конденсаторе большое количество «муравьиной энергии». Затем вся эта энергия была разряжена профессором — умышленно или по неосторожности — на себя и своего слугу.

И если еще допустить, что конденсатор был заряжен энергией «муравьиного гнева», то дальнейшее поведение насыщенных им людей становится понятным!

Ведь и со мной был момент, — там, на балконе профессорского дома, — когда я в припадке бессознательной злобы пытался задушить профессора Оржа. Но тогда аппарат, регулирующий ток муравьиной энергии, был во власти Оржа, и опасный эксперимент был во-время прекращен…

Глухонемой слуга Оржа, восприняв психологию озлобленного насекомого, бросился на профессора и стал его душить. Профессор, вероятно, защищался с неменьшим озлоблением, но, как менее сильный физически, был побежден.

Почему труп слуги лежал на самом муравейнике?

Я об'ясняю это так.

Заряженный «муравьиным гневом» глухонемой, задушив профессора, бессознательно устремился к муравейнику, как будто он сам стал муравьем. С этой психологией озлобленного муравья он вступил в борьбу с муравьями и, не приходя в человеческое сознание, задохся от набившихся ему в нос и глотку рассерженных муравьев…

* * *

Приехавшая из Н. женщина, назвавшаяся племянницей профессора Оржа, собрала все диковинные приборы своего дяди и увезла их с собой… Кому достались эти приборы и будет ли новый обладатель их продолжать незаконченные работы профессора Орж, — покажет будущее.



---


Журнал «Всемирный следопыт», 1926, № 10.

Рис. худ. С. Лодыгина.


Загрузка...