Александр Тамоников Музей смерти

Глава первая

Видение последнего боя было необычно ярким, динамичным и страстным. Канва не менялась – менялись вкусовые добавки. Режиссер моих видений не любил повторяться. Два осколочных выстрела, выпущенные гранатометом «РПГ-7», рвутся перед носом головного джипа, и машина по красивой дуге уходит в кювет, встречаясь с глинистым водостоком. Зад внедорожника подлетает, падает обратно. И я сижу не где-нибудь в курилке на базе, а в этой самой головной машине! Меня выбрасывает через лобовое стекло – успеваю сгруппироваться, и основной удар приходится на шлем и плечи. Разлетается стекло, галдят люди. Я качусь в неприветливую Ливийскую пустыню, а за спиной все грохочет. Секретный груз, перевозимый нашим подразделением из Триполи в никудышный городок Аль-Шейх, находится в двух пикапах позади головных машин. Три джипа сопровождения – два впереди, один сзади. Процедура стандартная, никогда не нарывались на засаду! «АКС» кувыркается вместе со мной. Финальный удар головой о камень, брызги света… впрочем, тоже стандартные. Шлем выдерживает. Слева скалистая гряда, за ней и засело вражье войско. Я прихожу в себя, валюсь за камень и бью по головешкам, мелькающим на гребне. В обезглавленной колонне не сказать, что полный бардак, но все драматично. Из джипа, который я только что покинул, выкатывается старший лейтенант Овсянников, залегает в водостоке и начинает палить. Водитель Терехов навалился на руль, не шевелится. Пуля из крупнокалиберного советского «Утеса» пробила шлем. Шлемы в пути не снимали, но не всегда следование инструкциям спасает жизнь. У второго внедорожника пробиты колеса, экипаж вроде цел, ищет укрытия. Замыкающая машина ощетинилась огнем. И этот джип в плачевном состоянии, разлегся брюхом, пламя из капота. Рвутся гранаты, дым – как из башен Всемирного торгового центра. Пикапы целые – они бронированные, колеса защищены стальными закрылками. Пятится машина с грузом, упирается в расквашенный джип. Пока не видно отступлений от реальности, но все еще впереди! Рычит майор Незнамов – командир группы: к бою! Груз выводить из-под огня! Второй выстрел взрывается в опасной близости. За что мне такая честь? Осколки минуют, я лежу за камнем, голова гудит и тошнит, как на первом месяце беременности. Продолжается огневая дуэль. Вскакивает боевик с «калашом», но тут же роняет автомат и катится по склону. Боевики уплотняют огонь, но и бойцы особой группы Центра специальных операций не сегодня родились. Они уже в укрытиях, сосредоточены, стреляют прицельно, и еще парочка «духов» отправляется к чертовой матери. Но что это? На юге клубы пыли, катят пикапы, набитые вооруженной публикой, трещат пулеметы!

– Все туда! – Майор Незнамов тычет пальцем и откатывается. «Туда» – это справа от дороги. Заброшенное здание, похожее на ферму – длинное, неприглядное, с черными провалами глазниц. Возможно, бывшая автомастерская – перед зданием обширный пустырь, остовы сгоревших легковушек. Спецназ заливает врага свинцом, доставая еще парочку бандитов. Виталий Овсянников из канавы швыряет гранаты. Они рвутся у подножия скалы, создавая завесу. Пикапы с ценным грузом уходят вправо от дороги, несутся к двустворчатым воротам. Там действительно в лучшие годы «кровавого» режима работала автомастерская с собственным гаражом – головной пикап разносит створки, влетает внутрь, за ним второй…

Захлебывается «Утес» на гребне скалы, но проблема решена – меткий выстрел сбивает пулеметчика, как кеглю, громоздкий пулемет валится вниз. Приближается пыльное облако. Внезапно здание с глазницами обрастает стеной огня – водители стащили с кузовов пулеметы «ПК», установили в окнах. Это реально дружеский огонь! Пикапы боевиков разносит, словно ураганом. Спецназ покидает позиции, бежит к зданию. Остаются раскуроченные внедорожники, мертвый Терехов за рулем – царствие ему небесное! Часть бойцов перебегают, остальные прикрывают, потом меняются. Вскрик – подстрелили капитана Карамышева, пуля в ноге. Его подхватывает здоровяк Белыш, тащит на себе, а шустрый Женя Гладышев пятится за ними, стреляет веером. Люди вбегают в растерзанные ворота, ныряют в оконные проемы. Я тоже переваливаюсь через подоконник, отбиваю бок. Некогда глазеть по сторонам. Майор Незнамов скорчился за колонной, хрипит в рацию: «Муслим, Муслим, это Марракеш! Попали в засаду в двенадцати верстах от Аль-Шейха! Есть потери, груз у нас! Требуется поддержка». Виталий Овсянников припадает к соседнему окну, производит выстрел из подствольника и злобно ухмыляется – верный признак точного попадания. Катятся с горки боевики – их больше, чем думали, наседают упыри из пикапов. Последние тоже не стоят на месте – пыль столбом, здоровенные арабы из закрепленных на турелях «браунингов» бьют по зданию. Снова вскрик – отваливается от амбразуры капитан Максимов из Калининграда, лицо залито кровью…

Спецназ несет потери, это недопустимо!

Я вертелся на кровати, обливаясь потом, не мог проснуться… Все меняется, достоверность происходящего начинает вызывать вопросы. Безоблачное небо покрывается разрывами молний, летают крылатые твари с огромными туканьими клювами. Ну все, киностудия Marvel представляет! Пространство искажается, куда-то плывет. Товарищи по оружию – уродцы из кривого зеркала. Каркают «птеродактили», сыплются перья, как из разодранных подушек. Взрыв за окном, я отшатываюсь, невольно озираюсь. Искажается «интерьер». Бетонные колонны, подпирающие потолок, меняют очертания, скругляются, обрастают вычурными капителями, распределяющими нагрузку с потолка. Они напоминают виноградные гроздья. Это и есть, черт возьми, виноградные гроздья! Расплываются стены, потолок устремляется ввысь. На полу полуметровые черные и белые плиты, уложенные в шахматном порядке. Разбитое оборудование превращается в домовины, устланные алой парчой. Все искривляется, рябит. Вия не хватает. И панночки с хорошеньким личиком. Где все? Почему так тихо? Словно затычки выдернули из ушей – море красок, рев! Я разворачиваюсь, высаживаю гранату из подствольного гранатомета. С воем падающей мины пикирует крылатое чудище, складывает крылья перед приземлением. Глазищи воспаленные, страшные. Пасть такая, что легкий джип проглотит. Граната попадает в брюхо, сыплются перья, тварь падает под окно, и мне ее теперь не видно. Нужно перегнуться, вытянуть шею, но дураков нет! Я пячусь, лихорадочно меняю отстрелянный магазин. Он выпрыгивает, как черт из табакерки, с обратной стороны окна. Бородатая морда – вполне человечья! Где рукокрылый демон? Только на носу почему-то блестят очки. Профессор террористических наук? Он скалится, хрюкает, борода развевается. Я выпускаю в него половину магазина. Во сне бывает всякое – пули летят куда угодно, только не в цель, причудливо ее огибают, а то и вовсе не желают покидать автомат. Сегодня все работает исправно, я стреляю кучно – мишень в полутора метрах. Цель поражена, разлетаются стекла очков. Но что-то не так. Мишень на месте, лишь разбитые очки сидят как-то криво. Боевик обижен, выплевывает зубную крошку, что-то шамкает беззубым ртом – мол, хороший выстрел. Он бросается на меня, игнорируя подоконник! Разверзается пасть – сноп зловонного пламени! Прямое «пушечное» попадание! Даже во сне я все чувствую, бронежилет выдерживает, распределяет нагрузку. Но боль такая, что я задыхаюсь, теряю сознание…

Пора просыпаться. Именно так я и сделал – свалился на пол. Кровать скомкана, белье на полу. В окно сквозь неплотно задернутые шторы заглядывает майское солнышко. Все прошло, развеялось. Я привык к подобным вещам, они случались регулярно. Бывало, и в бодрствующем состоянии настигали видения – впрочем, не задерживались, и в присутственных местах я в припадках не бился. На часах начало десятого, на календаре – понедельник, 28 мая 2018 года. Лето пришло в Новосибирск – зеленое, короткое и малоснежное. Я, в принципе, выспался, только в горле застрял комок, тошнило, и болела голова. Смартфон на тумбочке исполнял вопли полицейской сирены. Каждому абоненту в телефоне я присвоил собственный рингтон. Я помотал головой, выгоняя остатки сна, высыпал на ладонь из флакона две таблетки (нужно одну, но где одна, там и две), проглотил их, запив водой из пластиковой бутылки. И только после этого потянулся к телефону.

– Это Никита? – осторожно осведомился Вадим Кривицкий, мой добрый однокашник, замещающий начальника уголовного розыска Центрального ОВД.

– А кого хотел-то? – проворчал я. Вадим усмехнулся.

– Но это не твой голос…

– Прекрати издеваться, – разозлился я. – Ты всегда узнаешь мой голос, даже с лютого бодуна. А сегодня, кстати, не он…

– Ой ли? – Мой старинный приятель продолжал веселиться. – А кого вчера патруль принуждал к миру на углу улиц Крылова и Каменской? Там есть кафе с таким банальным названием… – абонент задумался. – С пургой связано…

– «Ветрянка», – подсказал я.

– Да, точно, «Метелица», – вспомнил Кривицкий. – Пересказ песни: «А у кафе «Метелица» пять мужиков метелятся…»

– Я уложил четверых? – испугался я, машинально ощупывая лицо.

– Нет, только двоих, – успокоил Вадим, – Посетитель, не будем называть его имени, вышел из кафе, случайно задел мирно курящего гражданина, у которого, как выяснилось позднее, за плечами две отсидки и товарищи рядом…

– Разрушения были? – Я сглотнул.

– А ты не помнишь?

– Помню, – смутился я. – Просто уточняю.

– Разрушения минимальные, и мирно курящие граждане, как свидетельствуют очевидцы, получили по заслугам. Патруль проверил твои документы, старший наряда позвонил мне, поскольку фамилия задержанного показалась ему знакомой. Тебя отпустили, сделав строгое внушение: нельзя так сильно бить блатных людей, поскольку этим ты отбираешь хлеб у работников правоохранительной системы.

– И меня отпустили? – не поверил я.

– А что ты хочешь, это страна возможностей, – хохотнул Кривицкий. – Здесь возможно всё. Но отчаянно рекомендую, Никита, в следующий раз держи себя в руках. Твои таланты еще понадобятся нашим сотрудникам и мне лично. Надеюсь, у тебя была железная причина напиться в хлам?

Я невольно задумался. Причина была, но мир не пошатнулся, и я не чувствовал себя глубоко несчастным. Так – слегка уязвленным. Марина, с которой я встречался последние полгода, сообщила, пряча глаза, что она долго думала и поняла, что я не герой ее романа. Она выходит замуж – за престарелого владельца сети бургерных и шашлычных, к которому у нее вспыхнуло чувство. «Прости, Никита, ты хороший человек, но я нашла себя, – вздыхала Марина. – Все женщины хотят стать женами богатых мужчин». «Дорогая, не обманывай себя, – нашелся я. – Во-первых, не говори за всех, во-вторых, эти дамы хотят стать ВДОВАМИ богатых мужчин. Прощай, моя любовь, я уже скучаю». На этой минорной ноте Марина поспешила покинуть сомнительное заведение, а я остался и, видимо, напился. С личным богатством у вашего покорного слуги действительно проблемы. Особенно в текущем месяце.

– Ау, ты здесь? – осторожно осведомился Кривицкий.

– Прости, углубился в прошлое, – вздохнул я. – Спасибо, Вадим, это больше не повторится.

Я разъединился и бросил телефон на тумбочку. Но он опять завелся – заиграл пионерский горн, предваряющий утреннюю гимнастику. «Здравствуйте, ребята! В эфире «Пионерская зорька»!» Звонила моя помощница и секретарша Римма Казаченко.

– Ну что? – простонал я.

– Никита Андреевич, вы в курсе, который час? – нагловато осведомилась Римма. – Вы на работу сегодня придете?

– А что, опоздал? – фыркнул я.

– Нет, что вы. – Римма явно переигрывала. – Вы не можете опоздать на работу, поскольку это ваше агентство, и вы можете приходить, когда вам вздумается, или вообще не приходить. Так вы придете на работу?

В обязанности Риммы Казаченко входило сидеть в офисе весь рабочий день, принимать почту, отвечать на звонки клиентов и не совать свой нос в чужие дела.

– А есть смысл? – осторожно спросил я.

– Думаю, да. И поспешите. А не то выгодная работа уйдет в другое агентство. Не хочу вас расстраивать, Никита Андреевич, но деньги самостоятельно на банковский счет не ложатся. Они там появляются в результате упорной и неблагодарной работы…

Ну это у кого как. Впрочем, по поводу моих отношений с дензнаками Римма была права. Я раздраженно отбросил телефон и продолжил просыпаться. Я, в принципе, малопьющий человек (прикладываюсь часто, но немного), странно, что вчера такое случилось. С Мариной Потапенко, молодым неврологом из детской больницы Заельцовского района, я и не собирался связывать дальнейшую жизнь. «Временный роман», своеобразная почтовая станция на зимней дороге, где ямщики отдыхали и меняли лошадей. За последние полгода я не узнал ничего нового. Только то, что окулистов теперь положено звать офтальмологами, а невропатологов – неврологами. Видимо, меня уязвило, что я тоже был «почтовой станцией». Теперь это не имело значения. В голове еще витали остатки просмотренного сна. Видения давили на психику, и никакие таблетки не спасали. Последний бой, когда я получил тяжелую контузию, преследовал, как назойливый коллектор. Я потерянно бродил по своей двухкомнатной квартире в центре. Тихий дворик, старый сталинский дом на улице Советской недалеко от знаменитых Федоровских бань, которые несколько лет назад снесли, а потом заново построили. Третий этаж, крохотный балкон с видом на уродливый тополь, две неожиданно просторные комнаты и крошечная кухня, на которую входить рекомендуется боком. Мама объясняла: дом строился в конце сороковых для советских людей, а им не пристало отвлекаться на готовку от строительства коммунизма. Питаться нужно в столовой, а для экстренных случаев сойдут и четыре метра. Родители в этой квартире давно не жили. Отец скончался семь лет назад, мама переехала на Затулинку к больной сестре, а после ее смерти там и осталась. Надеялась, что сын скоро женится и будет жить с семьей в престижном центре. Но сын никуда не спешил, памятуя об английской мудрости: «Брак – это долгий и скучный обед, на котором десерт подается на первое».

Хорошо, хоть мама не звонила, иначе был бы полный комплект. Я бродил по холостяцким «апартаментам», убедился, что отражение в зеркале не деформировалось после стычки с неприятелем. Значит, грамотно работал, осталась память в руках. Из зеркала в ванной смотрело взъерошенное нечто (пока неплохо сложенное и с не самым отталкивающим лицом), сломавшее в подобных ситуациях не одну зубную щетку…

Личный автотранспорт в этот день я проигнорировал, будучи законопослушным гражданином. Не новый, но пока еще годный «Террано» стоял на парковке перед домом. Он простоял там все выходные. В субботу его полило дождем, в воскресенье обработало пыльной бурей, а сегодня он нежился на солнышке и меньше всего хотел куда-то ехать. До места работы – два квартала. Пройтись по городу было приятно. Реально наступало лето, припекало солнце, на небе – ни малейших признаков ненастья. Город позеленел, на клумбах распускались цветы. За десять минут я добрался до Потанинской улицы, преодолел шлагбаумы и баррикады из припаркованных машин. Заграждения в этом городе ставили ВЕЗДЕ – мирные жители отгоняли чужой транспорт, офисные работники не подпускали чужаков к своим владениям. Прокуратура устала бороться с этой эпидемией и теперь ограничивалась лишь небольшими штрафами. Офис располагался в двухкомнатной квартире на первом этаже внушительного каменного здания. Предыдущие владельцы вывели квартиру из жилого фонда, за что я им был крайне признателен. И все равно аренда в центре съедала половину дохода. У входа в подъезд висела табличка «ЧП «Ветров». Частные расследования». Я посмотрел по сторонам, протер ее носовым платком, после чего вошел в подъезд, воспользовавшись «таблеткой».

Римма Казаченко проводила операцию по пересадке фиалок. Невысокая приятная женщина в эротично облегающем платье – к сожалению, замужем, 43 года, дочь на первом курсе медуниверситета. Муж не бедный, хорошая должность в компании «Сибэко», могла бы не работать. Однако числилась в моем штате уже два года – была единственной наемной работницей. Возможно, в семье у нее было что-то не так, я в эти дела не лез. Отношения с Риммой были чисто деловые. В прошлом она трудилась секретаршей у начальника районного отделения милиции (тогда еще была милиция); а когда он попался на взятке и загремел с поста, ушла в кол-центр, потом нас свел Вадим Кривицкий, порекомендовав эту женщину как идеальную работницу. Возможно, она и постукивала в полицию – меня это мало волновало.

– Надо же, прибытие, – покосилась в мою сторону Римма. – А что такой мрачный? Букет на похоронах поймал?

– Очень смешно, – буркнул я, падая на вращающийся стул.

– Еще и носки разные. – Она быстро глянула на мои конечности.

– Они одинаковые, – возразил я.

– Нет, они разные, – настаивала Римма. – Собрался спорить с женщиной, Никита Андреевич?

Она присыпала пересаженный куст свежей землей, задумалась – не прочесть ли эпитафию. Спорить глупо – женщине виднее. Она вернулась на рабочее место и стала пристально меня разглядывать. Как будто она тут начальница, а не я!

– М-да, – резюмировала Римма. – Как говорят алкоголики, жизнь прекрасна, пока есть печень. Тридцать пять мужику, а ума так и не нажил…

– Чушь, – фыркнул я. – Ты знаешь, что я пью мало.

– Но часто. – Она сделала сочувствующее лицо, которое ей, в принципе, шло. – Что случилось, Никита? На тебе лица нет. Марина бросила, выпивка, видения, галлюцинации под видом сновидений?

– Да, именно в этой последовательности, – неохотно согласился я.

– С Мариной ясно, – деловито сообщила секретарша. – Она тебе не пара, я давно говорила. Что с остальным?

– Не знаю, – отмахнулся я. – Я не толкователь галлюцинаций. Давай не злить меня сегодня, Римма Владимировна, хорошо? Выкладывай, чего звонила?

– Работу нам нашла, – не без гордости сообщила помощница. – Звонил клиент, и я сразу согласилась составить с ним договор. Ты в курсе, что в этом месяце мы пробили дно, клиентов нет, и кончится тем, что нас выгонят арендодатели и тебе придется объявить свою фирму банкротом?

– Ну, знаешь, Римма, – разозлился я, – не тебе судить о нашем положении! Ты наемная работница, вот и молчи в тряпочку! За что я ежемесячно плачу тебе бешеные тридцать тысяч? За пересадку вот этих органов? – Я ткнул пальцем в посвежевшие фиалки. – За то, чтобы ты в обход шефа нанимала нам клиентов? Знаешь, я не так часто тебя критикую…

– Поскольку не за что, – отрезала помощница. – Без моего опыта твой бизнес давно бы зачах. Будем ссориться, Никита?

– Ладно, не будем, – махнул я рукой. – Выкладывай, кому ты меня продала?

– Начнем с того, что сегодня 28-е число. – Римма выразительно покосилась на календарь. – Моя зарплата – в конце месяца. Почему я должна напоминать? Мы уже разорились?

Мысленно чертыхаясь, я добрался до сейфа, утопленного в стену, вынул и бросил на стол заранее приготовленный конверт. Римма взяла его осторожно, двумя пальчиками.

– Ты чего? – насторожился я.

– Не бешеные? – Она засмеялась, бросила конверт в сумочку. – Ровно в девять утра звонил Якушин Сергей Борисович, спрашивал тебя. Я сказала, что ты на выезде, но обязательно будешь к одиннадцати…

– Кто это? – перебил я.

– Он сказал, что хочет предложить работу – как раз по твоей специальности, все законно, обещает достойно оплатить твой труд. Я сказала, что ты обязательно возьмешься, ему совершенно незачем обращаться в другие агентства…

– Кто это, Римма? – повысил я голос.

– Как, ты не знаешь? – Она округлила и без того круглые глаза. – Ты не слышал про наш крематорий и находящийся при нем музей мировой погребальной культуры?

Звучало, честно говоря, не очень. Я НИКОГДА не бывал в нашем крематории, не хоронил там своих близких и не посещал погребальной культуры. Хотя, будучи эрудированным человеком, что-то слышал. Не любил я мертвых, предпочитал сотрудничать с живыми.

– Сергей Борисович – основатель и директор крематория, – продолжала мой ликбез Римма (похоже, у нее было время изучить тему), – был вдохновителем создания Музея погребальной культуры. Кстати, штука уникальная – нигде в мире нет аналога. Американский сайт о музеях включил его в список самых странных музеев мира – наряду с музеями конопли, самогоноварения и эротики. Где еще поразмышлять о феномене смерти, как не на краю земли, в далекой и вечно заснеженной сибирской глубинке…

– Гордость берет за наш заснеженный городок, – пробормотал я. – Уникальный оперный театр, не имеющий аналогов зоопарк, самый большой аквапарк, самый длинный метромост… А теперь еще и… как ты сказала?

– Музей мировой погребальной культуры, – отчеканила Римма. – Кстати, крематорий у нас тоже уникальный и лучший в Европе. Это не я придумала, так пишут. И в этом заслуга Якушина Сергея Борисовича, бизнесмена и филантропа. Его идеи, его воплощение. Я все изучила, пока ты просыпался и шел на работу, вот, смотри. – Римма надула щеки и развернула ко мне монитор, по которому забегали яркие картинки. – В музее тысячи экспонатов, он занимает несколько зданий. Все, что относится к траурным традициям – нашим, зарубежным. От XVI века – и до наших дней. Редкие артефакты, похоронные экипажи, траурные платья, урны, венки, гробы, плиты, архивная документация, аксессуары, архитектура, украшения, гравюры, картины, иконы, посмертные маски, мемориалы из настенных украшений, инсталляции – манекены разыгрывают соответствующие сценки. Похоронные традиции разных континентов…

– Римма, выдохни… Что по клиенту?

– О, ты уже называешь его клиентом, – обрадовалась Римма. – Якушину – шестьдесят с небольшим. Высшее образование… ну это понятно. Преподаватель, переводчик, руководил «Сибирской ярмаркой». В 2003 году основал крематорий, где, между прочим, осуществляется тридцать пять процентов всех захоронений нашего города. Энтузиаст, которых мало. Академик Европейской академии естественных наук… – Римма развернула к себе монитор, увидев, что я не реагирую. – Основатель музея погребальной культуры, издатель журнала «Похоронный дом», учредитель интернет-ресурса «Похоронный портал», президент международной выставки «Некрополь», вице-президент Союза похоронных организаций и крематориев, член совета директоров Международной федерации ассоциаций танатологов… – Она уставилась на мой мутнеющий лик и добавила: – Музей, естественно, входит в федерацию танатологических ассоциаций… И перед кем я распинаюсь? – рассердилась она. – Этот неуч даже не слышал таких слов.

– Я знаю, что такое Танатос, – возразил я.

– КТО ТАКОЙ Танатос, – поправила Римма. – У древних греков – олицетворение смерти, родной брат бога сна Гипноса. Крылатый юноша с погасшим факелом. Единственный, кстати, из богов, кто не приемлет даров и подношений.

– А есть еще «танатос» с маленькой буквы, – сумничал я. – Один из терминов психоанализа – неосознанное влечение к мертвому состоянию. Обратное понятие – Эрос, но это не то, что ты подумала, а инстинкт самосохранения.

– Приятно такое слышать от военного человека, – похвалила Римма. – Так вот, что касается детища Якушина. Это не только крематорий и музей. Там все поставлено на широкую ногу. У предприятия свой завод, свои мастерские – изготовляют гробы, кресты, атрибутику. Обработка металла и камнеобработка, столярные цеха, учебный центр с широким выбором профессий – от гробовщика до церемониймейстера. Есть фабрика по производству похоронной косметики, проводятся лекции для приезжих специалистов – по искусству бальзамирования, танатопластике – это процесс восстановления изуродованных трупов…

– Все, Римма Владимировна, довольно… – взмолился я.

– Можешь заключить с крематорием прижизненный договор. – Римму несло, она меня не слышала. – Услуга недорогая, составляется контракт, в котором ты оговариваешь все, что хотел бы увидеть на своих похоронах: ритуал, сценарий развития событий… Нет, пойми меня правильно, – спохватилась помощница, – я не спешу как можно быстрее от тебя избавиться. Так поступают многие – и большинство из них вовсе не спешит умирать. Есть договора, составленные в 2003 году, – клиенты живы и процветают. Считается, что этому есть объяснение, но оно тебе не понравится…

– Стоп, – сказал я. – Помолчи, моя дорогая, отдохни, ты устала. Когда позвонит клиент – в одиннадцать?

Мы дружно повернулись к настенным часам. 10:48.

– Да, в одиннадцать, – согласилась Римма. – Он сказал, что работа, которую он хочет предложить, связана непосредственно с музеем.

«Ладно, не с крематорием», – подумал я.

Она опять уставилась в монитор – повышала свой образовательный уровень. Иногда боязливо косилась – словно это был какой-то экстремистский материал. А я, если честно, не знал, что думать, поэтому просто ждал. Походил из угла в угол, закурил у открытой форточки. Настенные часы быстрее не пошли. Римма выключила монитор, обратила на меня лик пресвятой мадонны.

– У самой-то как? – спросил я.

– Нервно, – призналась Римма. – Летняя сессия у нас на носу. Экзамены в университете – это разновидность терроризма. Федор отстранился – работа у него, сами долбитесь. Люська вся на нервах, общаемся исключительно на грубостях. Вчера дома не ночевала – у подруги всю ночь писала курсовую…

Я сочувственно кивал. Странно, Римма еще не знала, что скрывается под фразой «всю ночь писала курсовую у подруги».

Телефон зазвенел ровно в одиннадцать. Римма схватила трубку и сделала круглые глаза.

– Да, Сергей Борисович, он уже здесь. Даю ему трубку…

– Никита Андреевич Ветров? – осведомился абонент. – Руководитель детективного агентства «ЧП “Ветров”»? – У него был мягкий спокойный голос.

– Да, это я. Здравствуйте, Сергей Борисович.

– И вам доброго дня, – подхватил собеседник. – Знаете, Никита Андреевич, я не буду ходить вокруг да около. Разумеется, я наводил о вас справки. Хочу предложить работу по вашей детективной линии. Если интересует, можете подъехать через час-другой. Я буду в музее, и мы поговорим.

– Это разовая работа? – вырвалось у меня.

– Да, конечно, – удивился Якушин. – Впрочем, если мне понравится ваш подход к делу, то не вижу причин не предложить дальнейшее сотрудничество. А вы сами решайте, хотите ли с этим связываться.

– О какой сумме идет речь?

Он назвал сумму, и чем-то она меня зацепила. Сумма на порядки превышала прожиточный минимум в этой стране и со всех сторон смотрелась привлекательно.

– В случае успешного разрешения вопроса вы получите бонус в размере пятидесяти процентов от гонорара, – добавил Якушин. – Итак, я жду вашего решения, Никита Андреевич.

Римма жестикулировала всеми частями тела – давай, давай, не останавливайся! Когда еще представится возможность поправить наше финансовое положение?!

– Хорошо, Сергей Борисович, приеду.

Загрузка...