Мы, аристократы – 4

10

К хеллоуинскому празднику в ГАВНЭ осталась одна Грейнджер. Лонгботтом не умел говорить «нет», но сообразил, что должны существовать обходные пути и что некий Поттер наверняка их знает. Он списался со мной насчёт встречи, на которой я посоветовал ему написать об этой истории бабушке. Разумеется, Августа Лонгботтом категорически запретила внуку вступать в подобные организации, и Невилл с чистой совестью покинул ГАВНЭ. Мало того, она прислала ему книгу о домовиках и велела дать её почитать магловской активистке.

В книге открытым текстом говорилось, что домовые эльфы для жизни используют родовую магию людей и что без неё они быстро старятся и умирают — то есть, люди фактически оплачивают их труд своей магией. Но на Гермиону это не подействовало, она ни в какую не понимала, как это можно платить за работу не деньгами. Она вернула Невиллу книгу, сердито сказав, что это реакционный труд, написанный поработителями. По словам Лонгботтома, точно такие же претензии у неё возникли и к «Истории Хогвартса», в которой не обнаружилось ничего о порабощении домовиков.

Ещё он рассказал мне, что Гермиона вяжет одежду и пытается раздать её домовикам, чтобы этим освободить их. Её лохматую умную голову ни разу не побеспокоила мысль о том, что символическая выдача одежды — это часть ритуала отлучения домового эльфа от рода, который может провести только кто-то из членов рода. Об этом тоже прямо говорилось в книге, как и о том, что изгнание домовика из рода — крайняя мера и что незаслуженное наказание домовиков наносит ущерб родовой магии, но эти сведения, слишком чуждые для маглокровки, так и остались для неё слепым пятном.

Гермиону не обескуражило, что хогвартские эльфы ничего не брали у неё и отказывались разговаривать с ней. Отчаявшись всучить домовикам свои изделия, она стала раскладывать их по гриффиндорской гостиной, надеясь, что эльфы нечаянно возьмут их в руки и освободятся. Вязаные вещички ничем не грозили домовикам, но те рассердились на её подлянку и подослали ко мне Фиби за разрешением не прибираться у грифов. Я разрешил, понадеявшись, что грифы сами возьмутся за вразумление Грейнджер, когда обнаружат, что у них в гостиной стало грязно. Но пока они были слишком взбудоражены предстоящим прибытием иностранцев, чтобы возмущаться из-за какой-то там чистоты.

Делегации Шармбатона и Дурмстранга приезжали в воскресенье накануне Хеллоуина. Незадолго до их прибытия деканы вывели нас из Хогвартса и расставили в торжественном построении перед парадной лестницей. Было около шести вечера, смеркалось. Погода выдалась ясная, осенний холод пробирал бы до костей, если бы не согревающее заклинание. Французы явились вовремя, ровно в шесть над рядами учеников разнёсся голос Дамблдора:

— Ага! Если не ошибаюсь, приближается делегация от Шармбатона!

Все завертели головами по сторонам, но ничего не обнаружили, пока кто-то не воскликнул: «Вон там!». Оказывается, смотреть нужно было вверх. Оттуда спускалась бледно-голубая карета впечатляющих размеров, которую тащила по небу дюжина золотистых пегасов величиной со слона. Карета совершила жёсткую посадку прямо перед нами, перепугав младшекурсников в первом ряду. Огромная дверь летающего дома распахнулась, и оттуда выскочил мальчик в бледно-голубой робе того же оттенка, что и карета. Мальчик откинул лестницу кареты, и по её ступеням величаво спустилась огромная женщина в чёрных шелках. Она была ростом с Хагрида, но, в отличие от него, выглядела культурной и ухоженной. У неё была оливковая кожа, большие чёрные глаза и нос с заметной горбинкой.

Дамблдор, принарядившийся сегодня в санта-клаусовскую робу пронзительно-лилового цвета с золотыми звёздами, громко зааплодировал, подавая пример ученикам. Те тоже захлопали в ладоши. Женщина приветственно улыбнулась нашему строю и направилась к директору, протягивая ему руку для поцелуя. Ему даже не пришлось наклоняться к ручке этой особы, потому что его голова находилась как раз на уровне её пояса.

— Моя дорогая мадам Максим, добро пожаловать в Хогвартс! — произнёс он, задравши к ней голову.

— Дабль-дог, — ответила она сверху вниз глубоким голосом, — Надеюсь, ви в добрьом здравии?

Наш директор выглядел не лучше, чем старый сморчок, поэтому её вопрос мог расцениваться не только как формальная вежливость.

— Я в превосходной форме, уверяю вас, — ответил Дамблдор.

Пока они обменивались любезностями, все изумлённо разглядывали полувеликаншу — в том числе и мы, слизеринцы. Её можно было назвать даже красивой, а как выглядят великаны, мы знали. Значит, лицом она была вылитый отец. Воистину было достойно изумления, насколько эксцентричным был этот красавчик.

— Хотел бы я так же непринуждённо называть директора дважды собакой, и чтобы мне ничего за это не было… — мечтательно протянул Драко.

Вслед за директрисой из кареты вышло около дюжины учеников — преимущественно девушек, среди которых затесались трое-четверо парней. Одетые в летние шёлковые голубые робы, без верхних мантий, они мгновенно замёрзли до дрожи и пытались спастись от холода, кутаясь в свои шёлковые шарфики. Я еще допустил бы, что в Шармбатоне никогда не слышали ни о смене сезонов, ни о прогнозе погоды, но заклинание обогрева там могли бы и знать. Это у них претенденты в чемпионы или кто? Что-то мельчают лягушатники.

Получив от Дамблдора заверения, что в Хогвартсе найдётся кому присмотреть за её пегасами, шармбатонская директриса под предводительством мадам Спраут повела своих озябших подопечных в замок. Мы по-прежнему стояли торжественным строем, ожидая прибытия болгар.

Вскоре появились и они. Их корабль, реально претендующий на первый приз за лучшую модель «Летучего Голландца», медленно всплыл из глубин нашего озера и приблизился к берегу. До нас донёсся всплеск брошенного якоря и глухой удар спущенного на берег трапа.

От болгар приехал с десяток парней и пара девушек, все как один высокие, крепкие и мускулистые, наподобие наших Винса с Грегом. Было очевидно, что из физических нагрузок они практикуют не только движения палочкой. Медвежьи шубы, предусмотрительно надетые перед выходом, добавляли им осанистости и внушительности. Их директор Игорь Каркаров — высокий и тощий щёголь с сильной сединой в чёрной бородке-эспаньолке — был одет в дорогую, с изморозью, бобровую шубу.

— Дамблдор! — вскричал он издали, подходя по склону. — Так вот почему вы намекнули, что перед трансгрессией корабля по вашим координатам всем нужно войти в каюты и загерметизироваться! Это из-за вашей шуточки мы опоздали к сроку!

— Я подумал, что если вы всплывёте из глубин, это произведёт впечатление на моих учеников. — Дамблдор хихикнул, словно девица от щекотки.

— О моих учениках вы, разумеется, не подумали. И почему я не удивлён?

Каркаров говорил на нашем языке свободно и почти без акцента. Благодаря Малфою-старшему нам было известно, что в школьные годы будущий директор Дурмстранга перевёлся оттуда в Хогвартс на два старших курса и был распределён на Слизерин, а по окончании учёбы устроился на работу в нашем Министерстве, в Отделе Тайн. Учился он тремя курсами раньше Люциуса, поэтому они знали друг друга со школы. В Хогвартсе Каркаров познакомился со сторонниками Вольдеморта и примкнул к ним. По словам опекуна, он был вроде Снейпа — не принадлежал к идейным противникам грязной крови и промагловских воззрений, а искал выгоды. Поэтому, как и Снейп, он предал сподвижников при первом же серьёзном ущемлении своих интересов. Люциус до сих пор не мог простить Каркарову, что тот выдал властям Августа Руквуда, своего коллегу из Отдела Тайн и магического опекуна Драко, благополучно избежавшего волны арестов после исчезновения Вольдеморта.

— Но ничего же страшного не случилось, мистер Каркаров, — добродушно отозвался Дамблдор. — Я уверен, это маленькое приключение понравилось вашим питомцам — вижу, они у вас очень мужественные молодые люди.

— Ладно уж, прощаю ради праздничка. — Каркаров обеими руками потряс его ладонь и посмотрел поверх наших голов на замок. — Старый добрый Хогвартс, давненько я здесь не был…

Молодые люди в медвежьих шубах тем временем подтянулись к своему директору и тоже с восхищением разглядывали замок.

— Не может быть!!! — донеслось со стороны грифов. Все повернулись на голос, как раз, чтобы увидеть, как Рональд Уизли тычет пальцем в сторону одного из болгар. — Невилл, смотри, это же Крум, Виктор Крум!!!

— О боже, Рон, это всего лишь квиддичный игрок, — разнёсся в наступившей тишине голос Гермионы.

— Гермиона, да ты что, это же один из лучших ловцов в мире! — до Рональда еще не дошло, что они с Грейнджер оказались в центре всеобщего внимания. — Я и представления не имел, что он еще учится в школе!

А прочитать в любом спортивном буклете биографические данные одного из лучших ловцов мира ему, видать, религия не позволяла. Хотя что с рыжего взять, это же Уизли. Заметив наконец, что все на него смотрят, включая болгар и отечески улыбающегося Дамблдора, Рональд испуганно заткнулся, а общее внимание переместилось на Виктора Крума. Несколько гриффиндорок стали рыться по карманам в поисках того, чем и на чём можно поставить автограф.

— Ну надо же… — с высокомерным презрением бросила в их сторону Грейнджер.

— Давайте пройдём в Большой зал, — радушно предложил Каркарову наш директор. — У нас там будет собрание… кхм… знакомство, объявления всякие, открытие турнира — ну ты сам знаешь, Игорь… но сначала праздничный ужин. Я учёл твоё пожелание, размещайтесь за слизеринским столом. А шармбатонцы будут сидеть за столом Равенкло, там тоже много свободных мест.

Оба директора направились в замок, ученики потянулись за ними — сначала гости, а затем и весь наш строй. Когда болгары проходили мимо, Драко окликнул своего кумира:

— Мистер Крум?

Тот оглянулся на голос. Привычно хмурое лицо знаменитого ловца посветлело.

— Мистер Малфой? — Крум был искренне рад увидеть здесь знакомую и дружелюбную персону. Его спутники тоже остановились, он перекинулся с ними несколькими фразами на своём языке, и они пошли дальше.

— Я слышал, ваша делегация будет сидеть за нашим столом, — сказал ему Драко. — Я со Слизерина.

— Директор хорошо отзывался о вашем факультете, — Крум скупо улыбнулся — чувствовалось, что улыбаться он не привык. — Он сказал, что на Слизерине лучше всего. Он учился там, когда был школьником.

— Да, отец говорил, что мистер Каркаров учился у нас в Хогвартсе, — сдержанно подтвердил Драко, потому что тема была щекотливая. — Идёмте, а то отстанем.

Действительно, последние ученики уже миновали нас. Мы впятером и Крум замкнули процессию.

— Мы приехали сюда на весь учебный год, нам нужно будет учиться. У вас другой язык, другая программа, поэтому нам нужно место для самостоятельной практики. Не хотелось бы терять целый год, — медленно подбирая слова, сообщил Крум, пока мы поднимались по парадной лестнице. — Еще мне нужно тренироваться. Четыре раза в неделю хотя бы. Чтобы не потерять форму. Директор сказал, что в Хогвартсе есть стадион.

— Да, стадион тут есть, — без энтузиазма подтвердил Драко, который был не в восторге от хогвартского стадиона. — Надеюсь, ваш директор договорится с нашим и они обеспечат вам классы и тренировки. А с кем вы собираетесь летать?

— Среди наших есть неплохие квиддичисты, мы сможем тренироваться командой. Но будет лучше, если у нас будет спарринг-команда. Или несколько спарринг-команд.

— Эх, а у нас в этом году школьный чемпионат отменили… — посетовал Драко. — Но сборная Слизерина, разумеется, почтёт за честь спарринговаться с вашей командой. Нужно только, чтобы декан разрешил. И чтобы Дамблдор позволил тренироваться на стадионе.

Мы не встревали в разговор Малфоя с Крумом. Это была сольная партия Драко, которую тот вёл наилучшим образом. Малфой не лез с неуместными восторгами по поводу спортивных достижений Крума, он искренне сопереживал беспокойству ответственного и основательного болгарина насчёт учёбы и тренировок, но не высовывался с поспешными авансами и предложениями, которые мог бы устроить через своего отца. Когда мы садились за стол в Большом зале, они с Крумом уже непринуждённо общались, словно старые знакомые. Глядя на них, остальные слизеринцы тоже стали обращаться к болгарам и быстро разговорили их. Ничего удивительного — если где и искать матёрых специалистов по наведению контактов с незнакомыми и плохо знающими местный язык людьми, то именно на Слизерине.

Медвежьи шубы болгарам пришлось повесить на спинки своих стульев, потому что никто не догадался обеспечить их раздевалкой. Под шубами на них была школьная форма глубокого кроваво-красного цвета, по крою напоминавшая военную. Для лёгкой одежды французов в зале было холодновато, те по-прежнему кутались в шарфы и скинули их только перед едой.

Дамблдор, куда-то ненадолго исчезнувший, появился в Большом зале последним и не один. С ним пришли двое представителей Министерства, ответственных за организацию турнира — глава отдела международных отношений Бартемиус Крауч и глава отдела по спорту Людовик Бэгмен. Когда они уселись на свои места рядом с директорами, на столах появился ужин в праздничной сервировке. Как обычно на праздниках, вся сервировка была золотой, включая кубки и столовые приборы. Мы-то уже привыкли, а болгары были откровенно удивлены. Крум взял вилку и легонько постучал ею по краю тарелки.

— Что-то не так? — вежливо поинтересовался у него Драко.

— Смотрю, это металл или окрашенный фарфор, — объяснил свой жест Крум. — Нас учили, что праздничный стол сервируют хрусталём, мельхиором и фарфором. И что с металла не едят, на нём пища стынет быстрее. У вас в школе нет фарфора?

— Конечно, есть! — Драко не знал этого наверняка, но горячо вступился за репутацию родной школы. — А это заморочки нашего директора. Он вырос в бедности и учился на Гриффиндоре, поэтому любит всё жёлтое и блестящее.

— Грифам нельзя выставлять хрусталь и фарфор, они всё перебьют и никакое Репаро не поможет, — добавила Дафна, вместе с Асторией сидевшая напротив Малфоя. — Для них лучше подходит золото, оно не бьётся. И это один из их факультетских цветов.

— Теперь понимаю. — Крум слегка улыбнулся и поблагодарил Дафну кивком. — Это у вас небьющаяся посуда для торжественных случаев.

Слизеринцы, прислушивавшиеся к разговору, оценили шутку болгарина. Раздались смешки. Стол сегодня отличался разнообразием, кроме привычных деликатесов, были поданы и национальные, поэтому все с аппетитом принялись за еду. Только Грег ничего не ел — забыв про вилку и нож в руках, он таращился на равенкловский стол. Я проследил его взгляд и увидел там голубоглазую француженку с длинными бледно-золотистыми волосами. Её мелкие правильные черты худощавого лица были скорее отталкивающими, чем привлекательными, в них было что-то птичье.

— Грег, — позвал я.

Тот не ответил, словно меня и не слышал. Драко заметил это и тоже поглядел на француженку.

— Вейла, — он поморщился. — Гойл, не пялься на неё, это неприлично.

Словно очнувшись, Грег с трудом оторвал взгляд от девушки.

— Но она такая… такая красивая…

— Это вейла, Гойл. Ты же не собираешься жениться на вейле. — Драко не спросил это, а сказал как нечто само собой разумеющееся.

— Но родители… — Грег сглотнул. — …могут согласиться.

— Ты наследник рода, — скучающим тоном произнёс Малфой. — Получить метку вейлы в род — не самая хорошая идея. Это навсегда, Гойл.

В родословной Малфоев не было записано никаких вейл, но их родоначальник Арманд Малфой уже был таким же белокурым и обаятельным, как и все его потомки мужского пола. Сейчас было не время спрашивать, как проявляется в потомстве метка вейлы, но при случае не помешало бы это выяснить.

Я поглядел по столам и обнаружил, что на вейлу глазеет не только Грег. Сам я ничего не чувствовал, но по реакции других учеников догадался, что француженка распустила по залу свою ауру очарования. Видно, приехала сюда выходить замуж.

Когда тарелки опустели и сервировка исчезла со столов, со своего золотого трона поднялся Дамблдор.

— Час пробил, — объявил он, широко улыбаясь в зал. — Тремудрый турнир начинается! Перед вносом ларца я хотел бы сделать некоторые пояснения и представить вам наших гостей.

Он представил залу Крауча и Бэгмена. Бывшему спортсмену хлопали гораздо громче, потому что квиддич у нас любили. Бэгмен приветственно помахал залу рукой, Крауч сухо поклонился, не вставая с места.

— Мистер Бэгмен и мистер Крауч долго трудились над организацией турнира, поэтому они вместе со мной, мадам Максим и профессором Каркаровым войдут в состав жюри, которое будет оценивать чемпионов. Будет три состязания, равномерно распределённых по всему учебному году, потому что организаторам потребуется время для подготовки к конкурсам — а чемпионам оно, возможно, понадобится для восстановления между конкурсами. Хотя мы принимаем усиленные меры безопасности и допускаем к отбору в чемпионы только совершеннолетних претендентов, конкурсы остаются опасными. Возможно всё, поэтому хорошо обдумайте свой шаг перед тем, как подать заявку на участие. Чемпиона избирает Кубок Огня, в который вы будете складывать свои заявки. При избрании артефакт заключает с участником нерасторжимый магический контракт, который обязывает его пройти весь чемпионат до конца. Чтобы младшие ученики не натворили глупостей, я поставлю вокруг кубка защитный барьер, через который пройдут только претенденты, подходящие по возрасту.

В зале взволнованно зашушукались. Впрочем, далеко не все — близнецы Уизли, например, сидели с видом «трусьте-трусьте, нам больше достанется». Они, определённо, что-то придумали, чтобы пропихнуть себя в участники.

— А теперь о приятном, — продолжил Дамблдор. — Победитель получит неувядаемую славу и войдёт в историю Тремудрого турнира. Помимо славы ему полагается также тысяча галеонов и наградной кубок победителя — это сам Кубок Огня, который является переходящим призом и хранится в школе-победительнице. Кроме того, чтобы поощрить возобновление традиций наших школ, Министерство учредило для нынешнего турнира дополнительный приз, который перейдёт в собственность победителя. Как известно, в сентябре нашлась чаша Хельги Хаффлпафф, много лет назад украденная у законных владельцев. Поскольку наследников этого уникального артефакта не обнаружилось, Министерство приняло решение вручить его победителю Тремудрого турнира.

Далее Дамблдор добавил, что чемпионы школ освобождаются от годовых экзаменов. Ученики одобрительно загудели, преподаватели заулыбались. Снейп почему-то проглотил это молча, хотя ему самое время было выступить со своим «слава — это еще не всё». Я слушал директора вполуха и не обратил внимания, какие экзаменационные отметки поставят чемпионам, «превосходно», «выше ожидаемого» или «приемлемо», потому что у меня возникла неожиданная проблема.

В моё ясное и точное мышление просочился диссонанс. Тогда как разум вычислял, почему и зачем чашу Хаффлпафф назначили в призы, некое новое ощущение давило на него, упирая на то, что чаша нет-нет-нет, ни в коем случае не должна уйти в чужие руки. Противное, заячье чувство опасения и обеспокоенности — оно нашёптывало, что артефакт может исчезнуть из страны и оказаться недосягаемым, оно вынуждало меня суетиться, хотя и не спешило объяснить, почему я должен это делать. Не привыкши к переживанию подобных ощущений, я не сумел полностью отмахнуться от него, и даже засунутое в самый дальний уголок сознания, оно продолжало скулить оттуда и жаловаться.

Что это со мной происходит?

— Сюзерен? — вдруг окликнул меня сидевший рядом Тед. — Что случилось?

— А что-то случилось? — насторожился я.

— Я чувствую через ауру, что ты тревожишься. Никогда не замечал этого прежде.

Да, ведь у нас с ним общая аура, как у близнецов. Значит, это и есть чувство тревоги — не основанное на расчёте предвидение опасности, а безотчётное томление эмоционального существа, понуждающее его к действию, даже если оно не знает, что именно следует делать.

— Не бери в голову, я с этим разберусь.

Тед успокоился, он поверил мне. Я сам себе не верил — я не знал, как разбираться с этим. Заячье чувство скулило и хныкало, оно настаивало на получении чаши, мешая разуму просчитывать, чего хотели добиться этим шагом Дамблдор и Министерство.

А может, и не нужно ничего просчитывать?

Это ловушка? Возможно. Чаша нужна мне? Да.