Мы, аристократы – 4

12

После собрания все стали расходиться, и только слизеринцы в полном составе остались дожидаться меня. Как оказалось, я ошибся, предположив, что они меня не одобрят — на своём факультете я был достаточно авторитетен, чтобы остальные считали, что Поттер знает, что делает. Сначала слизеринцы были в шоке, но пока чемпионов не было в зале, они взвесили все плюсы и минусы моего поступка и сошлись на том, что обойти возрастной барьер, из-за которого несколько учеников попали с бородами в больничку, и натянуть носы претендентам с других факультетов — это круто и ради этого можно поступиться общеизвестным слизеринским принципом «не нарываться».

Поэтому у стола нас с Крумом встретили одни довольные и улыбающиеся лица. Болгары поздравляли своего чемпиона, а слизеринцы наперебой приветствовали меня.

— Поттер, здорово ты их всех…

— Поттер, я никогда бы не подумал…

— Гарри, невероятно! — а это кто-то из девчонок.

— Поттер, ну почему ты???

Пришлось ответить.

— Всё равно от Хогвартса кто-то был бы. Так почему бы не я?

— Поттер, зачем ты вообще в это влез? — Драко. Беспокоится, что отец скажет.

— По слизеринской причине, Малфой, можешь не сомневаться.

— Гарри, я же говорила! — ко мне подлетела сияющая Дафна и потянулась чмокнуть меня. Сейчас она была невероятно горда и польщена публичным признанием её талантов и от этого выглядела особенно красивой.

— Помню-помню, ты обещала мне борьбу и победу, — я улыбнулся и подставил ей щёку. — Девушки, кто ещё? Сегодня Поттер разрешает целовать себя.

Ух, что тут началось… Девчонки с писком облепили, затормошили меня, и я был со всех сторон поцелован. Это было приятно, хотя в глубине души я удивлялся на свою выходку. Для меня это было по меньшей мере нетипично.

— Поттер, проставляйся! — а это Кассиус Уоррингтон с шестого курса, которого в этом году выбрали факультетским старостой взамен закончившего школу Мориса.

— Да, Кэс, это нужно отметить, — посылать сов в Хогсмид было уже поздно, зато меня слушались хогвартские домовики. Кстати, неплохо было бы спросить их, где они берут заказанное и как им удаётся в течение одной-двух минут доставить уже готовые блюда. — Мистер Крум, не хотите ли вы с компанией присоединиться к нашей вечеринке?

Виктор Крум, из-под нахмуренных бровей которого поблёскивали весёлые глаза, был в отличном настроении.

— Да, было бы хорошо, — согласился он. — А то у нас на корабле нельзя, а попраздновать хочется.

Он заговорил с болгарами на своём языке. Судя по одобрительным возгласам, никто из них не был против совместной вечеринки. Я тем временем мысленно позвал Фиби и распорядился накрыть столы у нас в гостиной. После ужина не прошло и часа, поэтому я заказал фрукты, соки и другой лёгкий десерт.

— Леди и джентльмены! — с безукоризненно-светской улыбкой объявил я, когда болгары ответили согласием. — Сейчас у нас в гостиной состоится небольшой интернациональный фуршет по случаю избрания чемпионов. Прошу всех проследовать к месту проведения фуршета!

Мне зааплодировали, я сделал ручкой в ответ. Общее воодушевление было заразительным, и я поймал себя на том, что чувствую себя необычно. Пожалуй, это и называется словом «празднично». Наша толпа покинула Большой зал и, оживлённо гомоня, двинулась в подземелья. Где-то на полпути я услышал мысленный голосок Фиби, сообщивший, что всё готово.

В гостиной нас с Крумом усадили рядом на почетное место во главе самого большого стола. Уоррингтон произнёс короткую речь, закончившуюся тостом в нашу честь, все дружно подняли бокалы с соком — и пирушка началась. Мы с Крумом разговорились, и после тоста за предков наша беседа сама собой перескочила на них. С переводом моей фамилии он справился сам, а его фамилия, оказывается, означала «ворон» и его род вёлся с девятого века от болгарского хана Крума Грозного. Магловские потомки болгарского властителя давно вымерли, а линия магов осталась.

К середине пирушки Крум предложил мне, как он выразился, перейти «на ты» — то есть, звать друг друга по имени. Я согласился, но добавил при этом, что так у нас обращаются только к близким друзьям и родственникам. У болгар оказалось по-другому, у них даже слегка знакомые сверстники называли друг друга по имени, а обращение по фамилии было признаком отчуждённости или даже враждебности. На всякий случай я предупредил Крума, чтобы он не называл наших девушек по имени, потому что здесь для него такое обращение допустимо только к своей девушке.

— Значит, эта красивая девушка, Дафна Гринграсс — твоя девушка? — заключил он.

— Однокурсница. Ученики с одного факультета у нас в статусе родственников.

Крум задержал взгляд на Дафне — чуть дольше, чем требовали приличия.

— А кто её парень? — полюбопытствовал он.

— Насколько мне известно, она еще не помолвлена.

Болгарин снова посмотрел на Дафну и больше не спрашивал о ней. Он резко сменил тему и поинтересовался, как мне удалось преодолеть возрастной барьер, если это не секрет. Я не считал это секретом и рассказал ему как о ментальной проверке, заложенной в барьер, так и о том, что для его преодоления достаточно мыслить о себе как о совершеннолетней личности. Затем мы повеселились на тему, что самые простые ловушки оказываются самыми эффективными.

Незадолго до отбоя в общежитие явился Ранкорн вместе с Каркаровым, потерявшим своих подопечных. Каркаров увёл болгар на корабль, а я мысленно попросил Фиби навести порядок в гостиной — и остатки пирушки исчезли на глазах у нашего декана. Тот только слегка приподнял бровь и ничего не сказал. Народ, не уверенный в реакции нового декана, стал быстро расходиться по комнатам.

— Мистер Поттер? — окликнул Ранкорн. Я остановился на полпути к спальне. — Если вы не возражаете, мне хотелось бы поговорить с вами.

Когда мы уселись в кресла в одном из уютных уголков гостиной, я выжидательно посмотрел на декана.

— Не стану скрывать, о вас у меня состоялся отдельный разговор с вашим опекуном, — начал тот. — Лорд Малфой рекомендовал мне прислушиваться к вашим словам и не препятствовать вашим действиям, упирая на то, что вы не по годам разумный и предусмотрительный юноша. В связи с этим я затрудняюсь решить, как мне относиться к вашему участию в турнире. Судя по некоторым обстоятельствам вашего избрания в чемпионы, у вас есть враги, которые надеются, что вы не справитесь с опасностями турнирных заданий. Если это возможно, хотелось бы пояснений от вас, если же нет, тогда хотелось бы знать, чем я могу помочь вам.

— Пояснений… — я задумался над тем, как сообщить декану необходимое и не сказать лишнего. — Я и не думал о чемпионстве, но в последний момент вскрылось обстоятельство, которое побудило меня подать заявку. Возможно, это было не лучшее решение, но мне пришлось принимать его в спешке. И, как мы убедились на сегодняшнем избрании чемпионов, я всё равно не избежал бы участия в турнире.

— Тот клочок действительно был оторван от вашего обзора по ЗоТИ?

— Да, это был кусок заголовка обзора с моей фамилией. Не будем исключать, что некто посторонний забрался в неплохо защищённый кабинет ЗоТИ и вытащил мою работу из-под носа у Цепного Пса Министерства, причём этот посторонний знал, что сейчас в кабинете находятся обзоры четверокурсников, среди которых имеется и мой. В принципе такое возможно, поэтому не стоит публично обвинять в этом Аластора Грюма.

Мы внимательно посмотрели друг на друга. Ранкорн ответил мне медленным кивком.

— У вас есть предположения, кто может желать вам серьёзных неприятностей? — спросил он.

— У меня хватает недоброжелателей в Хогвартсе. Начнём с того, что это кое-кто из гриффиндорцев, но им, как я понял, застит глаза тысяча галеонов и они по глупости считают, что попасть в чемпионы — не смертельная опасность, а лёгкая нажива. Ещё меня сильно недолюбливает мой бывший декан. В излишней порядочности он не замечен, но ему я ничем не мешаю, кроме факта моего существования.

— Вы начали с наименее вероятных версий, так?

— Да, их не следует совсем исключать из рассмотрения. Больше всего я, пожалуй, разочаровал директора — настолько, что опекун не мог не предупредить вас.

— Предупреждал, — подтвердил Ранкорн. — Но если бы и не так, о вашем судебном процессе слышала вся Британия. С другой стороны, человек в возрасте и с положением Дамблдора достаточно благоразумен, чтобы не соблазниться местью.

— Местью, возможно, и нет, зато он может соблазниться устранением угрозы его планам на будущее.

— Вот как… — произнёс Ранкорн после некоторого молчания. — Я мог бы обратиться в Визенгамот или в Министерство с протестом против вашего участия в турнире, но оно вас, видимо, устраивает?

— Магический договор не позволит организаторам подстроить ничего такого, что поставит меня в худшее положение по сравнению с другими чемпионами, а с чем они справятся, с тем и я справлюсь. Даже если Дамблдор задумал избавиться от меня, он не знает всей моей силы.

В спальне Тед встретил меня одним из своих фирменных взглядов «нет, я не лезу в твои дела — я жду указаний». Спать он еще не лёг, значит, надеялся на разъяснения прямо здесь и сейчас. Я не стал разочаровывать его и в общих чертах рассказал всё, что происходило в комнате чемпионов, даже про свой резкий ответ на выходку Снейпа. Умолчал я только о том, что чуть не сорвался на зельевара — теперь, по прошествии некоторого времени, это не казалось мне странным. Общеизвестно же, что Снейп может вывести из себя и покойника, а я пока еще живой.

— Только хоть ты не спрашивай, зачем мне понадобился этот турнир, — справедливости ради нужно сказать, что за вечер, кроме Драко, меня об этом спросили только староста Кэс и Уолтер Бойд. Но на многих лицах я видел тот же самый вопрос, не высказанный, и это вызывало во мне неприятное скребущее ощущение. Как там его… наверное, раздражение. Именно оно и продиктовало предупреждение, которое вообще не должно было прийти мне в голову.

Раздражение не бывает справедливым. Как уж с ним советуют бороться? Считать до десяти? Надо попробовать.

Тед слегка пожал плечами.

— Я и так знаю. Чаша Хаффлпафф.

Я вспомнил, что это он навёл меня на заметку о чаше. Иногда Тед бывал пугающе догадлив, и в данном случае это было совсем некстати. Необходимо было выяснить, как далеко простирается его догадливость.

— Почему ты так решил?

— А что тут сложного? Диадему Равенкло ты взял, как только обнаружил, значит, мог заинтересоваться и чашей Хаффлпафф.

— Может, ты даже знаешь, зачем они мне? — спросил я, внимательно следя за его лицом.

— Нет, но Лорду Магии Хогвартса могут понадобиться артефакты Основателей.

Он говорил искренне, и у меня отлегло от сердца. Не то, чтобы я в чём-то не доверял Нотту, но всё-таки… Хоркруксы не из тех сведений, которые можно доверить даже ему.

Раздражение не бывает справедливым, но, как оказалось, бывает полезным. Если бы не оно, я и не подумал бы, что Тед наверняка знает о моих делах больше, чем я считаю, но ничего не говорит просто потому, что я не спрашиваю. Он как никто умеет быть сдержанным — с такой тёткой, как у него, научишься. А пожалуй, он может рассказать, как он с этим справляется.

— Тед, а как у тебя получается быть сдержанным? — в ответ на его приподнятую бровь я добавил: — Просто интересно.

— Просто интересно… — мягко повторил он. — Я привык сдерживаться с тех пор, как помню себя. Моё поведение слишком часто вызывало нотации тётки Прюданс, поэтому я приучил себя ничего не говорить и не делать, пока не просчитаю её реакцию. И так везде — сначала ни на что не реагировать, а вспомнить, оглядеться, прикинуть реакцию окружающих, выбрать подходящее поведение…

— Вот, — сказал я. — Как у тебя получается сначала ни на что не реагировать?

— Нужно поставить в себе нечто вроде мысленного барьера, который запрещает реагировать на всё немедленно. Если ставить его выборочно, рано или поздно всё равно попадёшься — жизнь, она такая разнообразная. — Тед улыбнулся. — Когда я рядом с тобой, вопрос об умении сдерживаться вообще не стоит… — он задержал на мне осторожный взгляд и аккуратно поправился: — …до сих пор не стоял.

Я понял, что если Нотт что-то и замечает, то считает, что это моё личное дело, в которое он не должен вмешиваться. Значит, для него это нормально и пока незачем тревожить его ненужными откровениями. Пока нет ничего такого, из-за чего стоило бы беспокоиться.

Наутро я чуть свет написал и отправил письмо опекуну. Понятно было, что Драко сообщит отцу свою версию, нужно было опередить его или хотя бы не отстать. А за завтраком мне предстояло узнать, как отнеслись к моему избранию другие факультеты.

Началось с того, что на входе в Большой зал меня дожидались близнецы Уизли. На груди у каждого из них красовался большой значок с детским горшочком, на котором была нарисована кривляющаяся рожица, отдалённо похожая на мою, и надписью на ним: «Потти — вонючка». Если учесть, что «потти» означает «детский горшочек», а «вонючка» помимо прямого значения употребляется ещё и в смысле «нечестный», «нечистоплотный», игра слов была вполне себе изощрённой для простых гриффиндорских умов. Впрочем, у близнецов всегда была изощрённая фантазия на гадости.

Когда я подошёл, они угодливо склонились и обеими руками сделали жест «проходите, пожалуйста», словно высокопоставленному лицу.

— Его величество Потти изволил прибыть на завтрак!!! — провозгласили они на весь зал, а затем запели вразнобой, не забывая кривляться: — Потти, Потти, Потти-вонючка…

Я отметил про себя, что остался полностью равнодушным к их выступлению. Значит, всё как обычно, со мной не происходит ничего странного.

— Не люблю клоунов, Крысли, но вы так стараетесь. Заслужили. — Я просунул пальцы в кошелёк для мелочи, под чарами невидимости всегда висевший у меня на поясе, и мысленно затребовал оттуда две кнатовые монетки, немедленно прыгнувшие мне в руку. — Держите.

Небрежным жестом — так швыряют мелочь надоедливым лакеям, чтобы отстали — я швырнул по монетке им в лицо и прошёл мимо остолбеневших братьев за свой стол. Во время завтрака я незаметно оценивал обстановку в зале, проверяя, изменилось ли что за ночь. Почти все грифы нацепили значки с горшочком — интересно, что их не было ни у Грейнджер, ни у Лонгботтома. Барсуки почему-то не поддержали грифов, со значками там было от силы трое-четверо. Равенкловцы в таких делах были индивидуалистами и пофигистами, они легко отнеслись к тому, что чемпионом стал слизеринский претендент, достаточно разбирающийся в чарах, чтобы преодолеть возрастной барьер, и сегодня выглядели уже не возмущенными, а сочувствующими. Что ж, могло быть и хуже.

Когда я уходил, меня окликнули в спину. Это оказался Седрик Диггори с Хаффлпаффа, тоже подававший заявку на участие в турнире.

— Поттер.

— Диггори, — я вежливо наклонил голову в ответ.

— Поздравляю, — он протянул мне руку, и я пожал её. — Не знаю, зачем тебе это, но ты молодец.

— А тебе это было зачем?

Седрик дружелюбно улыбнулся.

— Я спортсмен, а это вызов. Кроме того, весь мой род традиционно учится на Хаффлпаффе. Было бы здорово получить в родовую собственность чашу самой Хельги, да и тысяча галеонов лишней никогда не окажется.

Как всегда, вокруг нас собрались любопытные. Всё сказанное нами уже к обеду станет достоянием всего Хогвартса, значит, слова нужно выбирать тщательнее.

— Я тоже подумал, что будет нехорошо, если уникальный артефакт Основателей покинет Британию. Я не ожидал, что Кубок выберет именно меня, но должен был попытаться.

Вот такая она, политика — ни слова правды, ни слова лжи. Если бы Кубок не выбрал меня, пришлось бы искать другие подходы к чаше, но чемпионство выглядело самым законным, хоть и не самым безопасным.

— А как ты преодолел возрастной барьер? — спросил Диггори. Я понял, ради чего он заговорил со мной, и без зазрения совести сдал Дамблдоров метод ему, а заодно и всем окружающим.

— Я сирота, мне пришлось рано повзрослеть, поэтому у меня в конце концов получилось, — пояснил я напоследок. — Признаться, я удивлён, что тебя не возмутило моё избрание.

— А чего возмущаться? — Диггори снова улыбнулся. — Ты обошёл заклинание Дамблдора, но не Кубок Огня. Если Кубок выбрал тебя, значит, это ты самый достойный, несмотря на возраст.

Видимо, это он уговорил свой факультет не поддерживать грифов. Я был благодарен хаффлпаффцу. Даже если общая неприязнь не задевала меня, жить в спокойной обстановке было удобнее. Про вторую записку никто не вспоминал. Подумали, что я сделал несколько попыток, две из которых оказались успешными, и забыли о ней.

Так уж нам повезло, что с утра у нас было зельеварение. Снейп был сильно не в духе. Впрочем, что это я? Быть сильно не в духе — его обычное состояние, а сегодня наш бывший декан был в тихом бешенстве, таком насыщенном, что, казалось, оно убьёт его самого, если не выльется вовне. Снейп инстинктивно это сознавал и с пристрастием искал, на ком бы сорваться. Первое, что он сделал — снял чуть ли не с каждого из слизеринцев по несколько баллов. За то, что сидели, за то, что стояли, за то, что раскрыли учебники, за то, что не раскрыли учебники, за то, что громко дышали… нет, не дышать ему в угоду никто из нас не стал.

— Противоядия! — провозгласил он, обводя класс неприятно горящими глазами. — У вас уже должны быть готовы рецепты. Варите тщательнее, потому что в конце урока мы опробуем их на ком-нибудь из вас.

Проверять рецепты учеников он не стал — не профессорское это дело. Интересно, не собрался ли он чужими руками устранить… не будем показывать пальцами, кого. Не хотел бы я испить противоядие, сваренное, скажем, Уизли, который двух слов списать без ошибок не может. Да и Невиллово не стал бы, хороший парень, но зелья у него как не получались, так и не получаются. Я варил своё зелье и размышлял, под каким предлогом буду отказываться пить их стряпню, пока наконец не подумал — а зачем мне искать предлоги? Просто пошлю.

Но сегодня мне не судьба была посылать Снейпа. В класс просунул голову начинающий желтописака Колин Криви и с сияющим видом сообщил, что меня вызывают наверх. Снейп не был бы Снейпом, если бы не заявил, что никуда не отпустит меня до конца урока.

— Сэр… мистер Бэгмен зовёт его, — испуганно пролепетал Криви. — Там чемпионов фотографируют… для газет. Все уже собрались, не хватает только Поттера.

— Для каких газет?! — рявкнул Снейп.

— Там их много. «Пророк», «Ведьмолитен»…

— Хватит! — Снейп перевёл на меня бешеный взгляд. — Всё-таки вы дорвались до славы, Поттер? Учёба вам уже не нужна?!

— Мистер Снейп, даже первокурсники способны понять, что шумиха вокруг турнира нужна прежде всего директору и Министерству. Поднапрягитесь, и у вас тоже получится.

Я очистил свой котёл с помощью Эванеско, сложил учебные принадлежности в сумку и пошёл к выходу из класса.

— Стойте, Поттер!!! — прилетело мне в спину, когда я был уже в дверях. — Я вас никуда не отпускал!!!

Я оглянулся.

— А от вас это и не требуется. Вас уведомили, что сейчас я нужен в другом месте, — ответив ему с нажимом на «уведомили», я закрыл за собой дверь. Нотт остался там один — как бы Снейп не отыгрался на нём. Пусть только попробует…

Криви, дожидавшийся в коридоре, отвёл меня в заброшенный класс, который выделили для газетчиков. Почти все столы там были сдвинуты в дальний конец, а три оставшихся поставили в ряд перед доской и накрыли красным бархатом. За этими столами сидели Бэгмен и несколько журналистов, среди которых я узнал дамблдоровского ставленника и Риту Скитер. Напротив был выставлен ряд стульев, сейчас пустовавший, хотя оба иностранных чемпиона были уже здесь. Виктор Крум стоял особняком, сохраняя привычно-хмурое выражение лица. Флёр Делакур, напротив, выглядела счастливой и оживлённо вертела головой по сторонам. Пузатый колдограф с расчехленной камерой в руках то и дело поглядывал на вейлу, он явно не остался равнодушным к её чарам.

Увидев меня, Бэгмен проворно выскочил на свободное пространство перед столами.

— А вот и наш Гарри! — жизнерадостно объявил он представителям прессы. — Директора задерживаются, но вы, леди и джентльмены, пока можете задать несколько вопросов нашим чемпионам!

Журналюг не пришлось дважды упрашивать, они мгновенно сориентировались в ситуации.

— Мистер Крум, — обратился к болгарину с места один из них. — Что побудило вас принять участие в турнире?

Крум повернул к нему крупную черноволосую голову.

— У нас в школе дисциплина, — медленно подбирая слова, произнёс он. — У нас руководство говорит, кто будет в команде. Заявку подают все выбранные участники.

Выражение лица болгарина говорило о том, что он не понимает, как можно по-другому. Журналист немедленно зацепился за его фразу.

— Значит, вы приняли участие в турнире не добровольно?

— Почему не добровольно? — на лице Крума промелькнуло удивление. — Я же сказал — дисциплина.

— То есть, вы не вызывались участвовать, но довольны тем, что руководство выбрало вас? — болгарин утвердительно наклонил голову. — Что вы почувствовали, когда выбор Кубка пал на вас?

— Разумеется, я был рад. Это большая честь для меня.

— Замечательно, — просиял журналист, что-то строча в блокноте. Остальные акулы пера делали то же самое. Колдограф с камерой тем временем всячески примеривался к Круму, ловя ракурс и освещение. — А вы, мисс Делакур, почему решили участвовать? Или у вас тоже дисциплина?

— Нет, я настояля на свойём участьии, — лучезарно улыбнулась вейла. — Очень важьно для нас вейль, чтобьи я участвоваля. И это нужьно мне, признаньие и призи.

Понятно, она надеялась не только получить приз, но и заработать немного репутации для своего кукушечьего племени. Камера толстяка-колдографа непрерывно щёлкала, снимая француженку во всех ракурсах.

Журналист закончил записывать и обратился ко мне.

— Мистер Поттер? Густав Коул, «Министерский вестник». — А он, оказывается, представитель государственного издания. Вот почему собратья по второй древнейшей не лезут вперёд него. — Вы у нас самый молодой участник турнира, несовершеннолетний. Что побудило вас пренебречь возрастными ограничениями, которые были установлены ради безопасности участников?

— До Хогвартса я воспитывался в обстановке, не подходящей для наследника рода Поттеров, поэтому нынешний опекун обеспечил мне домашнюю подготовку. Мне захотелось проверить, достаточна ли она, чтобы я смог преодолеть возрастной барьер и подать заявку.

— Правильно ли я понял, что в ваши намерения не входило быть чемпионом?

— Я допускал такую возможность, но как маловероятную. Не ожидал, что хогвартское образование находится в таком плачевном состоянии.

Вся журналистская братия ретиво взялась за перья. Мистер Коул откинулся на спинку стула, и это оказалось сигналом для остальных. Вопросы посыпались на нас со всех сторон.

— Боб Панч, журнал «Всё о квиддиче». Мистер Крум, как вы надеетесь провести предстоящий квиддичный сезон?

— Отборы в сборную страны придётся пропустить, но мне сказали, что здесь будет возможность регулярно тренироваться.

— Рита Скитер, газета «Ежедневный Пророк». Мисс Делакур, как ваш молодой человек согласился отпустить вас сюда одну?

— О-о, — ослепительная улыбка вейлы, частые щелчки колдокамер, — я еще не делаль свой вибор. Я сначальа посмотреть мирь.

— Шейла Робертс, журнал «Ведьмолитен». Мистер Поттер, где вы одеваетесь?

— Косой переулок, магазин одежды «Бомонд».

От дальнейших расспросов нас избавили директора, вошедшие втроём. Делакур сразу же метнулась к своей директрисе. Крум остался на месте, Каркарову пришлось подойти к нему. Дамблдор с отеческой улыбкой направился ко мне.

— Директор, почему вы не предупредили профессора Снейпа, что меня вызовут с его урока? — спросил я, когда он приблизился. — Профессор не хотел отпускать меня сюда.

Невинные глаза Дамблдора забегали по полу.

— Гарри… кхм… мистер Поттер… Я полагал, что Северус сам поймёт…

По директору невозможно было догадаться, умышленно он промолчал или прохалатничал. Впрочем, на результат это не влияло.

— Сэр, вы слишком хорошего мнения о вашем… — я сделал крохотную, но весьма выразительную паузу, — …Северусе и его интеллектуальных способностях. — Директор закашлялся. Журналюги навострили уши. — Боюсь, ваш Северус не способен понять, что не в его компетенции устраивать помехи проведению министерских мероприятий. Любовь — прекрасное качество, сэр, но не находите ли вы, что розовые очки искажают картину мира?

Наградой мне было выражение лица Дамблдора, обнаружившего, что его подставили так ловко, что и комар носа не подточит. Но дедок хорошо держал удар и почти сразу же встал в высокоморальную позу.

— Мистер Поттер, — сказал он сухо. — Это гораздо лучше, чем смотреть на мир через чёрные очки.

— Гораздо лучше иметь ясный взгляд на мир, поэтому тот, кто стремится всучить людям розовые очки, ничем не отличается того, кто навязывает чёрные.

— Здесь не место для философских дискуссий, Гарри… кхм… мистер Поттер. Мы здесь для того, чтобы ответить на вопросы прессы, потому что широкая общественность очень интересуется Тремудрым турниром.

— Да-да, у меня есть вопросы, — вмешалась подошедшая к нам Рита Скитер. — Мистер Дамблдор, могу я получить приватное интервью от мальчика? Самый юный чемпион и всё такое — читателям это понравится.

Дамблдор с облегчением отдал меня в её распоряжение — Скитер всё равно ничего хорошего не напишет, но меня по крайней мере не услышат другие писаки. Она вытащила меня в коридор, пошарила вокруг глазами и затащила в первую попавшуюся дверь, за которой оказался хозяйственный чулан. Пока я осматривался, Скитер облюбовала для себя перевёрнутое ведро, а меня силком усадила на картонную коробку с моющими средствами.

— Здесь нам никто не помешает, Гарри, — она хищно блеснула тремя золотыми зубами. — Сейчас я достану самопишущее перо, так нам будет удобнее…

Скитер положила раскрытый блокнот на соседнюю коробку, а поверх него — последнюю модель самопишущего пера. Если не считать эпизода с жучком на втором курсе, я еще не сталкивался с ней напрямик, потому что вся газетная работа велась через опекуна. Жучок больше не появлялся рядом со мной, и я решил, что Рите Скитер присуще благоразумие, а значит, с ней можно иметь дело.

— Так, Гарри, — начала она, — давай рассказывай, почему ты захотел участвовать в турнире.

Я непонимающе посмотрел на неё.

— Я только что озвучил это при всех, в классе.

— Ох, Гарри, мы же с тобой понимаем, что это общая версия. А что такое общие версии? Они общеизвестны, скучны и приличны. Но нам с тобой нужно нечто такое, такое… ну, Гарри?

— Ну… если подумать… Когда я узнал, что уникальный артефакт Основателей — можно сказать, национальная реликвия — может оказаться за границей, во мне поднялись патриотические чувства и я решил предотвратить утечку национальных ценностей.

Самопишущее перо забегало по блокноту. Я не стал подглядывать — в конце интервью проверю сразу всё.

— Уже лучше, но этого мало. Должны быть ещё какие-то причины, которые потрясут наших читателей. У тебя есть девушка, Гарри? Кто она? Может, ты нарушил запрет ради того, чтобы произвести на неё впечатление?

Я вдруг ощутил, как во мне нарастает лёгкий холодок. Кажется, пора считать до десяти. Неверно истолковав моё молчание, Скитер продолжала разливаться соловьём.

— Может, это мисс Октавия Грей? Ну Гарри, ну сознавайся! Я всё понимаю, милый, даже если тебе с ней ничего не светит, чувствам не прикажешь. Это правда, что в прошлом году у тебя чуть не состоялась дуэль с её братом, который был вынужден вступиться за её честь?

Во мне заледенело всё, даже взгляд. Я почти ощущал, как иней осыпается с моих ресниц. Раз, два, три, четыре…

Скитер наконец учуяла опасность. Легилименцией она не владела, зато по лицам читала профессионально. Я смотрел на неё, как удав на кролика, боясь пошевелиться, а она поймала мой взгляд и замерла. С каждым отсчётом её лицо становилось бледнее.

…девять, десять.

— Мисс Скитер, — мой голос был полон вселенского холода. — Я уверен, вы способны на лучшее, это касается и ваших манер.

— М-мистер Поттер? — осторожно спросила она.

— Уже лучше, но этого мало. Где вы подслушали эту сплетню? — Скитер замялась, и я добавил: — Как вы её подслушали, я знаю.

— Я слышала, как мисс Грей ссорилась с братом. Он угрожал, что вызовет тебя… вас… на дуэль, а она говорила, что он ошибается и всё не так понял. Статьи из этого не сделаешь, но я запомнила.

— А теперь запомните, что брат мисс Грей действительно ошибался и всё не так понял. Никакого романа с мисс Грей у меня не было, нет и не будет. Это был обмен мелкими светскими любезностями, в котором были заинтересованы мы оба, и больше ничего. Надеюсь, у вас хорошая память, мисс Скитер.

— Да, мистер Поттер.

Краски стали возвращаться на её лицо. Я тоже успокоился и продолжил в своей обычной ровной манере:

— Значит, так — никаких романов, сладких слюней и прочих сюсей-пусей. Такой имидж мне не подходит, его потом не исправишь. Нужен патриотизм и беспокойство за судьбу школьного образования, но не перегибайте, мне пока только четырнадцать лет. По Дамблдору топчитесь как угодно, но тоже не перегибайте, а то не поверят. Ранкорнов и Флитвика не трожьте, Снейп и Грюм — ваши, остальные — на ваше усмотрение, но не приписывайте мне того, чего я о них не говорил. Полагаю, для нашего интервью моё присутствие больше не требуется. Вы опытный и талантливый специалист, вы сами знаете, что и как. Статью покажете мне, я проверю. Возможно, добавлю фактов.

Я встал, очистил заклинанием пыль, отпечатавшуюся сзади на робе, и вернулся в класс, где проходила конференция. Там мне задавали всякие вопросы, но вспышки ледяной ярости больше не повторялись. Вызвать её получилось только у Скитер, и к концу конференции я всё-таки разгадал, чем так взбесила эта меня женщина, больше всего похожая на дорогую девку.

Она посмела считать меня своей добычей. Лёгкой добычей.