На фига мне эти баксы!!

Ирина Тананайко НА ФИГА МНЕ ЭТИ БАКСЫ?!!

День начинался до обыденности противно — звонком будильника. Не то чтобы у Линки пропало чувство времени, но возраст начинал давать о себе знать бессонными ночами. Ночное бдение заканчивалось утренним сном; если это приходилось на выходные, всё семейство изображало из себя глухонемых призраков, если же на рабочие будни, то тут помогал будильник. В это летнее утро, когда муж был в командировке, а дети дрыхли, благо каникулы, именно его звонок выдрал Линку из цепких рук сна навстречу приключению, причём наша героиня об этом ещё не подозревала. Несмотря на то, что возраст уже перешагнул за рубеж сорокалетних, к своему лицу относилась Линка по-прежнему: весь макияж заключался в подводке для глаз и губной помаде. А посему в утренние обязанности входил выгул собаки (домашней тиранши — той-терьерши) и приготовления завтрака. Через 15 минут Линка готова была ехать на работу. Каждодневное прибытие на работу можно было сравнивать с подвигом. Доставка тела к месту трудовых вахт осуществлялась двумя дорогами: короткой, но дорогой, или длинной, но дешёвой. В общем-то всю нашу жизнь можно сравнить с поездкой в общественном транспорте. Ты запрыгиваешь бодрый в автобус, с новыми силами, локтями раздвигаешь других, забивая себе, любименькой, место. Всю дорогу тебя сопровождают люди: одни появляются, неся радость, другие — горе, и каждый из них сходит на своей остановке, оставаясь в твоей жизни: одни — дольше, другие — меньше. Где-то войдет человек, который займет свободное рядом с тобой место, и возможно, доедет до самого конца. А может, покинет тебя на следующей остановке. Где-то выйдут твои дети, и только ты сама доедешь до конечной станции. Так как на работу было в любом случае ехать долго, то поневоле становился философом. Чтобы не привыкать к умным мыслям, Линка старалась в транспорте читать что-нибудь легкое, не сильно обременяющее мозги. Прикинув по времени, что успевает по длинной дороге, женщина бодро потрусила к трамвайчику, благо в сумке лежала очередная книжка. Сказать, что Линка интересовалась каким-то одним жанром, было бы неправильно, читала она всё подряд, так как в молодости овладела техникой скоростного чтения себе во вред и оттого не имела возможности смаковать какой-то один жанр. Писатели писали медленнее, чем Линка читала. Когда-то в молодости у неё было три увлечения: обувь, бельё, и книги. Благодаря рыночной экономике остались только книги. Главным требованием, предъявляемым ко всем жанрам, был юмор. В принципе тот же подход был и к людям. Если есть чувство юмора — ты желанный собеседник, нет, — извините, общаться с неприятными ей людьми приходилось и так нас достаточно по месту работы. Работала она участковым акушер — гинекологом в районной женской консультации. Место работы находилось на окраине города, проживали здесь не коренные жители, а приехавшие из близлежащих сёл и соседних городов и даже республик. В советские времена народ активно плодился, и работы у гинекологов хватало. По нынешнем временам, когда богатые лечились за границей или в навороченных медицинских центрах, трудовому коллективу приходилось прилагать титанические усилия по изображению трудовой деятельности, потому что бедные не лечились и не плодились. Линка она же Лина Алексеевна выживала за счёт старых связей: непрерывный трудовой стаж у нее на одном месте составлял 15 лет, её пациентки шли к ней по старой памяти, вели дочерей, а те — подруг.

Иногда к ним в консультацию заглядывали и «новые» русские то ли украинцы: это когда требовалась скорая помощь — крутые веселились и ввинчивали электрическую лампочку в интересное место или стыдно было к богатенькому доктору идти со смрадным запахом — на деле оказалось — забыли мы тампон, поставленный в «критические» дни 2 недели назад. В общем с благами цивилизации нас ознакомили, а культуре поведения научить забыли. Совсем скучно в пустом здании не было, а изображать научную деятельность Линку научили ещё в институте. «Главное в медицине то, что ты напишешь, — говорила её шефиня — а то, что ты делаешь, никого не интересует, можешь вообще не лечить». Вот все медики по этому принципу и работают, ещё удивляться приходится, что больные выживают, а иногда и выздоравливают.

Часа три Линка заполняла дневник врача, статталоны, диспансерные карточки, формы 30. Затем потянулись коробейники», их теперь новым словом обзывают — дистрибьюторы. Благодаря им день не зря прожит: то информацию новую узнаешь, то панацею от всех болезней приобретешь. Потом тетя Глаша с пирожками пожаловала — это чтобы народ от работы не помер. Нет, больные тоже были в течение дня, но они явно были не к месту со своими проблемами, тем более что оплатить услуги врача не могли. В регистратуре знали: если надо сердобольность проявить, то отправляй таких клиентов к Линке. В общем самый обычный день, но Линку подвела материнская любовь: не ко времени занялась она телефонным воспитанием своих чад.

Когда проходил оживленный монолог разгневанной матери, в регистратуру вошла заведующая женской консультацией. «Лина Алексеевна, очень хорошо, что застала вас, а то мне некого послать в цыганскую слободу. Оттуда есть вызов: у женщины после родов высокая температура».

— Валентина Николаевна, но это же не мой участок — попыталась возмутиться Линка.

— Дзебенко уехала на Слободку к онкогинекологу отчет сдавать. Алексеева в Дом санпросвета должна успеть за наглядной агитацией. На первой смене вы одна.

Заведующая, как это было не приятно признавать, была права. Летом, чтобы не платить деньги, сотрудников отправляли в отпуска за свой счет. Линка работала только потому, что муж у неё находился в длительной командировке. Жаловаться было не на кого, а потому надо было отправляться на вызов.

В благословенные перестроечные времена у консультации находилась на балансе машина, и на вызовы врачи ездили, а не ходили. При демократии денег в бюджете на медицину никогда не оставалось, и доктора к больным ножками ходили. Хорошо в женской консультации вызовы редкость — то онкологическим больным гинекологическая консультация требовалась, то патронажи к беременным и родильницам.

Являясь старожилом консультации, наша героиня знала наизусть весь район обслуживания: объяснять, куда и как идти не надо было. Одежда и обувь позволяли сразу приступить к делу. Город южный, летом народ существовал на море, а посему форма одежды была у всех одинаковая — шорты и футболка. Простота нравов умиляла приезжих — ни возраст, ни объёмы тела не смущали коренное население. Линка не была белой вороной, а поэтому ходила, как все.

Выползая из консультации под безжалостное июльское солнце, она сожалела только по поводу отсутствия шляпы, так как тащиться по солнцепёку было далековато.

Слобода являлась знаменитостью на все СНГ, особенно после передачи Доренко. Самая большая пересылочная база наркобизнеса. И если до передачи в эфире это было лишь городское бедствие, ужас всех родителей и гроза местных жителей, то после адрес поселка стал известен всем нуждающимся в СНГ. Работа у поселковых в основном ночная: днем дозу можно достать в барах, на вокзале, на пляже, вечером — в казино и дискотеках, а ночью — извини-подвинься, надо тащиться в слободу. Вот и подрабатывали таксисты, у бабушек раскупались торты, с лотков улетала сладкая вода. В общем с наступлением темноты жизнь в поселке только начиналась. А поутру милиция доставала из кювета трупы тех, кому уже никакая доза не нужна. Вот и шла Линка спокойно; зная, что цыганки работают в городе — или воруют, или гадают, а мужики отдыхают перед ночной сменой.

Деньги в посёлке крутились громадные: с каждой проданной дозы народ богател, а богатство свое вкладывал в недвижимость — жилье. Поэтому архитектура слободы представляла собой такие шедевры, которые могло создать только больное воображение. Причем строительный антураж мог поведать о каждом хозяине и его «банковском» счёте: только начал зарабатывать, этот в силе, а того уже посадили. Среди обитаемых домов, только начатых строений, забытых зданий и строительного мусора Линка ориентировалась хорошо и в скором времени оказалась у нужного ей дома. Дом оказался ухоженным, с дворовыми постройками, огромным двором, виноградником и цветником — чувствовалось, хозяин разбогател, дела идут хорошо, садиться в тюрьму пока не собирается. Звонка на чугунных воротах не было, и после нескольких неудачных попыток докричаться до хозяев Линка вошла во двор навстречу судьбе. Во дворе мелькало много народу с озабоченными лицами, но как-то всем не было никакого дела до вошедшей с улицы незнакомой женщины. Такое невнимание к собственной персоне разозлило Линк она выловила из толпы мальчишку лет десяти и устроила допрос:

— Мне нужна Тамара Оглы, где я её могу найти? Я по вызову из консультации пришла.

Пацанёнок шмыгнул носом: «Мамка помирает».

Линка похолодела: «Господи неужели я опоздала? Женщина в агонии, а предусмотрительные родственники уже поминки готовят?!»

От волнения она сорвалась на крик:

— Вы, что, ее раньше времени хороните? Веди к ней.

Пацан удивился:

— Кто ее хоронит? В доме она лежит. Это папка гостей больших ждет, женщины обед готовят. Парень рванул к дому, Линка старалась не отставать, поспешила за ним.

Дорогие занавеси, ковры говорили о том, что хозяева надеялись на долгую безоблачную жизнь. При всём богатстве, мебели в доме почти не было. На шикарных паласах лежала неубранная постель.

Больная находилась в дальней комнате на широкой тахте. Рядом с ней лежал красный пищащий свёрток. Лина подошла к женщине поближе — красивая жгучая брюнетка лет 30-ти с нездоровым румянцем и закрытыми глазами металась по постели.

Мальчишка украдкой погладил материну руку и грубоватым голосом, чтобы вошедшая докторша не заподозрила его в телячьих нежностях, произнес:

— Ну, вот опять горячая, как вчера пришла с вокзала, родила девку и к вечеру гореть начала, ни с кем не говорит и есть не хочет.

— Подожди — Линка начала психовать — ты хочешь сказать, что она вчера родила дома и никто из вас не вызвал скорую и не отвёз мать в роддом? Это, что, табор?

— Вы, тётенька, не кричите, у отца какая-то сделка серьёзная ему не до матери. Он если разозлится, всех бить начнёт, а мобильник только у него. Мы и так со Светкой, это мамина младшая сестра, рисковали, когда у него телефон стащили, пока он купался. Отцу наплевать, что с мамкой будет, он из-за денег и материных родственников на ней женился. Мать у меня из древнего цыганского рода, дед у нас был барон. Мама красивая и непослушная была, влюбилась без разрешения. Вот дед её и наказал, за этого урода отдал, т. е. моего отца, хотя я очень надеюсь, что я не его сын. Пока дед живой был, этот придурок боялся мать обижать, всех бил, а её не трогал. Теперь же он изгаляется, зачем мать рожала? Никому эта девчонка не нужна. Помрут обе, а я что делать буду?

Видать, сильно припекло мальчонку, если вывалил свои сокровенные мысли на совершенно незнакомую женщину. Или почувствовал своим детским инстинктом зверёныша природную Линкину доброту, но нашёл он благодатную почву для сочувствия. Линка присела на тахту, притянула пацанёнка к себе и, погладив непослушные вихры, сказала:

— Давай знакомиться, Павлик Морозов?

Малыш не понял, что хотела сказать эта русская женщина, но честно ответил:

— Сашка.

— Ну что, Сашок, раз мамка тебе нужна, давай дуй за термометром и чистым стаканом. Да покажи, где руки вымыть можно.

Сашка указал на соседнюю комнату:

— Там ванная: можно руки вымыть и стакан найдёте. Только зачем он вам?

— Пока будешь искать градусник, я у матери молоко сцежу и сестрёнку покормлю. Принеси ложку, а ещё лучше бутылку с соской.

— Тётя, вы лучше мамку лечите, а девчонка пусть помирает, никому она не нужна, как и я.

— Саш, ты сам подумай, мать очнётся, а дочка умерла, она же опять заболеет. Вы же дети её, и она вас одинаково любит. Раз отец у вас сволочь, ты не становись на него похожим, наоборот, обо всех позаботься.

Последний аргумент был самый сильный, мальчишка так ненавидел своего отца, что готов был на что угодно, только не походить на мерзавца, давшего ему жизнь. Молча кивнул серьёзно головой и помчался добывать, что велели.

Линка тем временем осмотрела цыганку. По-хорошему, женщину надо было отправить в роддом, но муж, видимо, сознательно решил уморить жену: так как с документами у цыган по-прежнему была напряжёнка, сделать это было сложно. Родственников нет, кроме мальчишки, так что «скорую помощь» он на порог не пустит. Почему-то Линка, не видя этого цыгана в лицо, на сто процентов поверила в историю, рассказанную цыганёнком. Поэтому она начала оказывать первую медицинскую помощь подручными средствами. Первым делом сцедила грудь и, вручив стакан прибежавшему Сашке, велела кормить сестру с ложечки. Поставив термометр в рот больной, начала рыться в своих сумках. По дурацкой врачебной привычке таскала с собой кучу ненужных средств, в том числе ампулы и таблетки. Перебрав свою докторскую аптечку, нашла необходимые антибиотики. Дело было за малым: шприцами. Цыганёнок, неохотно занимающийся кормлением, наконец, увлёкся и незаметно скормил все молоко ребёнку. Линка, не забыв похвалить его, решила узнать о шприцах. Сашка удивился:

— Тетенька, вы, что, колоться хотите?

Не врубившись в его изумлённый тон, буркнула:

— Колоться, колоться, сейчас мать кольнём.

Ребёнок, пару минут пару минут назад немного успокоенный и немного повеселевший, побледнел:

— Мать — не наркоманка, я колоть её не дам.

Сообразив, наконец, где она находится, Линка попыталась успокоить мальчонку:

— Саня, колоться — это не всегда обозначает дозу наркотика. Маме нужно уколоть лекарство, иначе она умрёт. Ты сам говорил, что отец не пустит врачей. Я боюсь даже представить, что будет со мной, если он узнает, что я врач.

Мальчишка, прижав к себе сестру, внимательно вслушался в монолог. Обдумав Линкины слова, быстро с ребёнком на руках метнулся в чуланчик и вернулся с коробкой шприцов:

— Этого дерьма в доме много.

Убедившись, что, несмотря на возраст, собеседник у неё серьёзный, Линка постаралась объяснить самое главное:

— Саша, я не хочу тебя обманывать, мама действительно находится в очень тяжёлом состоянии. Лучше всего её по быстрому отправить в больницу.

Ребёнок отрицательно покачал головой. Линка продолжала:

— Но так как это нереально, то вы со Светой должны цедить молоко и кормить сестрёнку, колоть каждые 4 часа антибиотики, 2 раза в день сокращающие и жаропонижающие делать. Я покажу, как.

Мальчишка недовольно дёрнул плечом:

— Это ерунда, я и внутривенные могу делать — иногда приходится клиентов обслуживать.

— Да уж не знаешь, где найдёшь, а где потеряешь, — продолжила Линка — раз ты умеешь колоть, это уже полдела. У меня всего пара ампул с собой, я сейчас уколю, ты же ампулы не выбрасывай, в аптеке такие же купишь, да, проблема в деньгах, у меня всего гривен 20 с собой…

Сашка её остановил:

— Деньги не проблема, у меня есть. В аптеку Светка только завтра сможет попасть, когда на работу пойдёт, а сегодня все здесь должны прислуживать. За себя не бойся, я тебе заплачу и, когда те напьются, выведу из дома.

У Линки было двое сыновей, младший был Сашкиного возраста, но какое же у них было разное детство. Линкин сын был обыкновенный ребёнок, а этот в 10 лет — торговец белой смертью, имеющий на руках в день годовую зарплату врача акушер-гинеколога, но остро нуждающийся в материнской любви и ласке. Линка, уколов Тамару, объяснила, как ухаживать за сестрой. Послав Сашку за пелёнками или памперсами, осталась, наконец, одна в комнате. Посчитав пульс, померив давление, обратила внимание, что температура начала падать, и женщина заснула крепким сном.

«Видимо, просто устала да простуду подхватила, вот температура и поднялась; если бы что-то по женской части — так быстро не помогло бы». Успокоившись, решила подойти к окну, посмотреть на гостей, с которыми так носились. «Будет что рассказать в консультации, с наркомафиози познакомилась», — веселилась Линка, не зная ещё, какое близкое знакомство её ожидает. Взглянув в окно, она увидела у чугунных ворот две машины. Видимо, они въехали, когда Линка выхаживала женщину. Белая БМВ была закрыта, за тонированными окнами не было видно, есть там кто-то или нет. В джипе была открыта передняя дверь со стороны водителя, там сидел какой-то мужчина. Под виноградником накрыли столы, за которыми сидели три цыгана и один парень славянской наружности, у ног которого стоял дипломат.

Больше Линка ничего рассмотреть не успела, т. к. в комнату вбежал Сашка с памперсами. Забрав упаковку, она направилась к девочке, чтобы привести её в порядок. В это время мальчишка, привычно ткнувшийся в материну руку, замер. Ледяная рука неподвижно лежащей матери натолкнула его на единственную догадку, которую услужливо «подсказал» смертельно напуганный разум. С криком «Мама умерла!» он бросился на улицу.

Перепуганная Линка сначала подбежала к пациентке, но убедившись, что цыганка просто крепко спала после снижения температуры, поспешила во двор, чтобы успокоить насмерть перепуганного паренька. Во дворе она появилась в самый разгар трагедии: мужчины, вскочившие при первом же Сашкином крике, недоуменно воззрились на бежавшего к ним мальчугана. Вместо того чтобы с плачем броситься на грудь к отцу, Сашка с криком «Это ты, подонок, убил мать!» схватил со стола нож и бросился на ближайшего цыгана. Так как произошло всё слишком быстро, остановить его никто не успел. Он нанёс удар отцу, самому толстому цыгану. В это время молодой мужчина, очень похожий на Сашкиного отца, схватил мальчишку и отбросил в сторону машин. На этом всё и успокоилось бы, т. к. Линка бросилась поднимать ребёнка, готовая объяснить всем, что цыганка живая. Но в драку вмешался высокий интересный цыган в возрасте 40 лет: схватив Сашкиного отца за грудки, он закричал бешеным голосом: «Что с Тамарой?» Во двор из летней кухни выбежала молодая девушка, похожая на Сашкину мать, и с кулаками бросилась на зятя: «Захар, это он Тамару сгубил!». В драку вступили молодой родственник, впоследствии оказавшийся двоюродным братом Сашкиного отца, и парень славянской наружности. Линка, опустившаяся на камни перед лежавшим ребёнком, находилась спиной к дерущимся и была закрыта от взгляда обитателей двора машинами. Подняв Сашкину голову и убедившись, что нигде нет переломов, наложила пластырь, вытащенный из сумки, на лоб и нашатырем попыталась привести его в чувство. Дурацкая привычка на уровне рефлексов — таскать повсюду сумку за собой сослужила в этот раз хорошую службу, не пришлось бежать в дом, чтобы оказать первую помощь. В тот момент, когда Сашка открыл глаза, во дворе раздались выстрелы.

Автоматически, не соображая, что она делает, Линка, схватив ребёнка, под прикрытием колёс поползла к гаражу. И, только спрятавшись за дверцами гаража, решилась выглянуть во двор.

Расклад был такой: Захар и сопровождавший его парень были убиты, родственник отца и сам отец — ранены. После нескольких минут тишины поднялся плач и крик. Кричали по-цыгански, понять Линка ничего не могла, а потому обратила свой взор на Сашку. Тот не обманул её надежд:

— Беда большая случилась: по моей вине сорвалась большая сделка, убиты курьеры, отца ждёт наказание — если не убьёт наш барон, убьют люди Захара, это мой дядька родной со стороны матери. Им сейчас от трупов быстро избавиться надо, потом вспомнят обо мне — отец убьёт. Да мне после мамкиной смерти всё равно.

Линка обняла мальчугана:

— Мама жива, это она после уколов заснула. Отцу сейчас не до тебя будет, ему с бароном надо объясняться. А там мать поднимется, никто вас в обиду не даст, сам говоришь, у неё род знатнее и древнее, чем у вашего барона. Какие-то родственники всё равно есть, в обиду не дадут.

Первая же фраза вернула парнишку к жизни:

— Тётенька, вы не шутите, мама, правда, жива?

— Жива, жива, ты только не шуми. Вы-то тут все свои, а я хоть и спиной сидела и ни фига не видела, живой свидетель убийства, мне отсюда бежать надо, а то мои дети сиротами останутся.

Саша испуганно закивал:

— Ой, про вас никто, кроме Светки не знает, но она не скажет. Пока никто не видел, идемте через заднюю дверь гаража, я вас к соседней стене выведу.

Хотя Линка занималась физкультурой лет 20 назад, жить захочешь — вспомнишь, как по-пластунски ползать, чтобы не заметили через открытую дверь гаража, как, сняв шлёпанцы, вскарабкаться на соседнюю крышу гаража и по ящикам спуститься во двор. Сашка следовал за ней, как тень, помогал, где мог, тащил её сумку и обувь.

В соседнем дворе никого не было, здесь хозяин только начал зарабатывать деньги, строительство было в самом начале. Сашка отряхнул Линкин наряд, вручил сумку и обувь, объяснил, как выбраться:

— Тётя, вы сейчас вдоль забора, пригнувшись, до самой свалки бегите, за свалкой объездная начинается, там можно машину остановить. Вы не бойтесь; они про вас не знают, искать не будут.

Мамка живой останется, мы вас найдём. Спасибо большое, лекарство мы купим, за мамку не бойтесь.

Линка, махнув рукой, бросилась вдоль забора: «Эх, наивная душа, мне за себя сейчас беспокоиться надо». Все те ужасы, о которых она читала в детективах, стали реальностью. С нервами у Линки года три уже было плохо. Поэтому на ходу достала из своей дорожной аптечки транквилизаторы и проглотила, запивая «Спрайтом», который принесла Линкиным детям одна «утрешняя» пациентка.

Свалка была весьма живописным местом: кроме строительного мусора, старой мебели, здесь находилась куча металлолома. Главным украшением «мусорки» был заржавевший старый пикап, он стоял, как памятник кубизму — вроде картин Дали и Пикассо. Линка одолела уже большую часть свалки, как со стороны посёлка показались две машины, одной из которых была белая БМВ. Лучшего убежища, чем этот уродец сюрреализма, трудно было придумать. Но когда она взялась за дверцу машины, ей пришлось испытать очередное потрясение: на заднем сидении лежал труп, причем свежий, видимо, ночной — не рассчитал чудак с дозой. Менты сюда не заезжали, а местные, т. к. запаха ещё не было, не заинтересовались.

Дилеммы: лечь с трупом или стать трупом у Линки не было, а поэтому, оставив все нервы на потом, она бодренько спряталась на переднем сиденье.

Когда через некоторое время попыталась посмотреть, где машины, была припечатана головой прямо в педали — труп ожил! Согласитесь; мертвец — существо безобидное, тем паче по роду деятельности Линка не раз сталкивалась с мертвыми, но оживший труп — это перебор даже для врача.

А посему женщина грохнулась в законный обморок. Сколько она находилась без сознания, было неизвестно, но пришла в себя от острой боли в шейном отделе позвоночника.

«Опять остеохондроз замучает, видно, продуло», — обреченно подумала Линка, не сознавая, где находится. И только сообразив, что лежит вниз головой, а в шею упирается что-то холодное металлическое, с ужасом вспомнила всё происшедшее с ней за сегодняшний день. Со стороны трупа раздался предупреждающий шепот:

— Ещё раз дернешься, копыта навечно протянешь. Усекла, чумовая?

Экс — труп выглядел весьма впечатляюще: огромный «шкаф» внушительных размеров с квадратной бритой головой и золотым ошейником на шее. Одет он был в костюм типичного «качка», наверняка «шестерки», выше он не тянул: майка, дорогие спортивные штаны и кроссовки, на шее и руках небольшая ювелирная лавка.

Проверять пробу изделий наша героиня не хотела. Железная дисциплина, привитая ещё в мединституте, помогла Линке молча вылежать нужное время, и только, когда её весьма невежливо вытащили из — под руля, она решила поинтересоваться:

— Молодой человек, мы, что, знакомы, что перешли на «ты»? Молодой человек явно был ошарашен таким бестактным вопросом: «Тётка, у тебя, что, крыша поехала, вроде стукнул я тебя несильно? Тебе о жизни волноваться надо, а ты общих знакомых ищешь.

— Юноша, если бы вы хотели меня убить, то вы это и сделали бы, а т. к. я жива, значит, для чего-то я вам нужна, поэтому прошу быть вежливым, — слушая собственный бред, Линка как врач отметила, что с транквилизаторами она явно переборщила». Бандит, о принятых Линкой лекарствах не знал, а посему смотрел на неё, как на самурая, сделавшего себе харакири.

— Чокнутая, ты чё, мне ж тебя живой и здоровой к пахану доставить надо? Ты ж единственная из живых, кто на стрелке был; таборные за базар отвечать должны, мне без бабок и товара к Бате на глаза показаться нельзя.

«Обида так и плескала в его глазах, что Линка такая тупая и не «въезжает» в его неприятности. Линка решила пожалеть «мазурика», а то ещё тот решит, что клин клином вышибают, и «врежет» ей от всей «щирой» души опять по голове. — Так ты, что, водитель джипа? — догадалась, наконец, наша героиня.

— Ну, а я чё те толкую? — обрадовался уркаган.

— Подожди, я не пойму о каком свидетельстве идёт речь? Кому и чего я должна подтверждать?

— Ну, ты даёшь! На стрелке была — была, марафет видела — видела, баксы видела — видела. Как таборные из Захара и Слона жмуриков сделали, тоже видела. Что я после базара, пустой в натуре, видела — видела. Вот ты всё Ване Бешеному и скажешь, — облегчённо закончил, видно, самую длинную речь в своей жизни. Линка забеспокоилась:

— Молодой человек, вы в корне неправы. Насколько я разобралась в ваших обвинениях; поясняю — компанию вашу я видела из окна, причем лично вас мне помешала рассмотреть тонированная дверца джипа. Около ваших друзей я видела черный дипломат.

— Ну, я же толкую, — баксы — перебил опять бандит.

Линка уже кричала в полный голос:

— Откуда я знаю: баксы это или нет, если они в дипломате?

— Баксы, баксы, — подтвердил уголовник — знаешь, какая сумма?

— Не надо мне называть сумму, мне и так достаточно головной боли. На фига мне эти баксы, если они не мои! — Линка не заметила для себя что тоже перешла на жаргон. Парень смотрел на нее, как на живого Шварцнегера.

— Слушай, ну, ты чё, я ж тебя и не очень сильно ударил. Совсем крыша поехала — баксы ей не нужны. Баксы, они всем нужны.

«Произнеся эту фразу, он видимо почувствовал себя гуру, настолько снисходительным стал его тон. Лина Алексеевна попыталась взять себя в руки:

— Хорошо, в чёрном дипломате баксы, но наркоты я вообще не видела, я в этот момент за ребёнком побежала. А когда драка была, я находилась около машин с ребёнком, где тебя не было. Как Захара и Слона убили, не видела, т. к. спиной к винограднику сидела. Что ещё я должна сказать Ване твоему Психованному, если ты имел время здесь на свалке и наркоту, и баксы спрятать! Ведь добрался до мусорки быстрее меня.

Парень смотрел на неё «обалденными» глазами:

— Ну ты чего? Ты чего? Я же от стола далеко был и автомат у Слона на коленях лежал. Я поэтому слинял, чтоб пахану за пацанов доложить, чтобы таборные за базар ответили. Ваню Бешеного ещё никогда не кидали, он у нас, на Алтае, в самом большом авторитете будет.

— Хорошо, ты ни в чём не виноват, но это ваши дела, сами и разбирайтесь. У меня дома дети одни, я домой идти должна.

— Слушай, сука, у меня один выход — тебя к пахану доставить, не пойдёшь добром, прослежу за тобой и щенков твоих жмуриками сделаю, сначала одного, а не одумаешься — другого.

Лучше бы он этого не говорил, холодная ярость залила голову, и, ничего не видя от бешенства, она пошла на бандита. Ещё минута — и её дети остались бы сиротами, но парень шустро кинулся на Линку и, прежде чем она успела опомниться, скрутил ей руки за спиной.

— Ну, чё ты, в натуре? Давай по-хорошему: не трону я твоих детей, но ты должна поехать со мной к Бате.

Сидя со скрученными руками, Линка рассуждала про себя «Детей я подставлять не могу. Значит, надо тащиться с этим придурком. Ладно, первоочередная задача — обезопасить детей, о себе и что скажу мужу, буду думать позже. А то вдруг цыгане про меня узнают, тоже детьми спекулировать начнут». «Линка подняла глаза и потребовала:

— Развяжи руки, поеду с тобой добровольно, только мне надо утрясти с детьми. Надо добраться до телефона и позвонить, потом я в твоём распоряжении.

Бандит явно обрадовался:

— Нема базара, держи мобильник и звони куда надо.

Линка, задумавшись куда надо, начала набирать номер своей ближайшей подруги.

— Мариша, ты не удивляйся и ничего не спрашивай, я, когда появлюсь, если появлюсь, всё поясню. Ты не перебивай и запоминай, меня не будет некоторое время. Позвони на работу и скажи, что я уехала на какие-нибудь похороны. Придумай сама, какие. Пусть оформляют отпуск за свой счёт. Забери детей сегодня к себе, а завтра отправь в Ленинград, где мы с тобой в прошлом году хотели собирать грибы, но ты не смогла, и я поехала сама, правда, грибов не было. Позвони Алле, пусть она их встретит, и Муську отправь с ними. Я чушь не несу, ты у меня умная, всё поймёшь, только запомни всё правильно. Муж будет звонить, скажи, что я в деревне под Питером. Я очень надеюсь на тебя, если что случится, не оставь детей. Главное, чтобы завтра из моих никого в городе не осталось, а сегодня возьми их к себе. Я тебя люблю, подруга. Надеюсь, увидимся.

— Ну, ты впрямь Штирлиц, — хмыкнул парень.

— Так давай решим, как будем общаться: меня звать Лина Алексеевна, а тебя?

Мафиози хмыкнул:

— Погоняло моё БТР, а так Борькой звать, а я тебя по отчеству кликать не буду, не заслужила ты ещё, или Тёткой, или чокнутой звать буду.

— Чокнутой звать не рекомендую, т. к. за последствия не отвечаю, а я тебе живая нужна для дачи свидетельских показаний. Я твоё алиби, а с алиби надо бережно обращаться, понял, Борис-кис-кис?

— Чё обзываешься, если с детями решила, пошли на кольцевую. Линка внимательно взглянула на собеседника:

— Ты, что, серьёзно считаешь, что тебя выпустят из города? Если бабки и товар у них, тебя нужно убить. Это же цыгане, на всех вокзалах у них свои люди, на кольцевой сейчас все машины гаишниками проверяются. Вы как в город попали?

— По николаевской трассе.

— Ясно, кольцевая, вокзал, автовокзал и аэропорт под контролем, туда даже соваться нельзя. Ты Бате своему позвонить можешь, а я тут сразу с удовольствием подтвержу.

— Да, нет, он Алтай не достанет, мы уже пробовали.

— Понятно, давай сюда эту бесполезную игрушку. Будем звонить дальше.

Набрав номер военкомата, приготовилась ждать ответа:

— Девчата, привет. Как дела? Что-то давно в консультации не были. Девчата, у меня проблема, меня нелёгкая с родственником на ваш посёлок занесла, как у вас с машиной, до города подвезёте? Что, Светка в Раздельную к отцу машину с кирпичом отправляет, класс! Девчата, этому моему родственнику туда и надо, я его провожу, чтоб не заблудился. В общем через полчаса мы к мосту подрулим, раз вы через город едете. Целую, до встречи.

— Так, теперь давай быстро топай ножками в сторону переезда, около моста нас точно никто не ждёт. Там нас военкоматский автобус подхватит и довезёт до Раздельной, а дальше можно сесть на поезд, с деньгами, правда, у меня напряжёнка.

Борис развеселился:

— Конечно, баксов у меня не столько, как у Бати, но на проезд хватит. А ты молоток, здорово с военкоматом придумала, их гаишники точно не будут досматривать.

До Раздельной они добрались без приключений: на кольцевой милиционеры, проверяющие каждую легковую и рейсовые автобусы, даже не взглянули на военкоматский ПАЗик. На узловой станции Линка оставила Бориса в парикмахерской и в гордом одиночестве прошла к билетным кассам. В зале ожидания крутились цыгане, а на перроне милиционер спрашивал документы у всех молодых светловолосых ребят, чей рост зашкаливал за 1 м.90 см. Возвращаясь к своему компаньону, Линка разменяла 100 баксов, выданных бандитом на билеты, и купила пару полезных вещей. Борис честно скучал в холле парикмахерской, и, увидев Линку, от души обрадовался.

— Значит, так, объясняю обстановку — с вокзала мы никуда не уедем. Надо добираться на перекладных, сейчас идёт рейсовый на Вознесенск. От такого «крутого», как ты, никто не ждёт, что поедешь на автобусе. Доберёмся туда, попытаемся на поезд сесть. В автобусе мовчиш, як німий, я за двох розмовлять буду, чуєш? Скидывай свои дорогие шмотки, напяливай «секенд-хэнд» и не вороти недовольную рожу, люди здесь в рейсовых ездят простые, сейчас мы тебе рыжий цвет на голове опредилим — и порядок.

Борис категорически возмутился:

— Мало того, что я в блошиной одежде, так ещё и рыжим придурком сделают, отказываюсь.

— А те не все равно, каким придурком быть? — радостно спросила Линка, но, увидев, как пальцы сжались в кулаки, решила перевести тему. — Я тоже сейчас переоденусь, сельские в шортах не ходят.

Через полчаса на привокзальной площади появилась странная пара. Мужчина в видавших лучшие времена спортивных штанах, потёртых на коленях, растоптанных кроссовках и мятой футболке, за плечами рюкзак. Человек, видимо, был нездешний, так как отличался от аборигенов цветом кожи, слишком бледненький. Зато женщина, сразу видно, с огорода не вылезала — красная от загара, с облезшей кожей, в индийской юбке и майке, с грязными ногтями — это Линка, когда через забор перелезала, нахваталась микробов.

Транспортная сеть Советского Союза после развала державы на суверенные государства иссякла. Если сравнивать с человеческим организмом: крупные сосуды резко спали, работали только капилляры, причём выдавая по одной капле в сутки. Места в автобусе были нарасхват, так как желающих уехать было гораздо больше, чем мог вместить в себя автобус. Если «навороченный» мерседес, идущий по центральной трассе проверить не составляло труда, то набитый людьми львовский автобус, курсирующий по сёлам между райцентрами, останавливать никому не приходило в голову, так как это грозило гневом трудового крестьянства.

Упершись носом в широкую спину Бориса, поджатая сзади сумками и мешками, Линка возмутилась: изображать семь часов, а то и больше селёдку в бочке из-за каких-то чужих баксов она не собиралась. Оценив интеллект компаньона, прикинув психологию окружающих, рассчитывая на сердобольность славян и коллективизм «совковых» граждан, приступила к боевым действиям. Вдохнув спёртый воздух, включающий в себя чеснок, перец, жареную рыбу и пот, задержала дыхание, закатив глазки, начала медленно, но уверенно сползать вниз. Борис не подвёл: ощутив, что Линка сползает, и, помня еще её обморок, твёрдо уверенный, что удар сильно повредил его «алиби» голову, заорал на весь автобус:

— Ты чё, тётка?!

Фраза, вылетевшая из зажатой грудной клетки, вполне прозвучала по-украински, типа «Ти що, тітко» сдобренная удивлением и страхом в голосе, заставила окружающих потеснится. Шустрые бабульки, убедившись в неподдельном горе «племянника», взяли на себя заботу о «бездыханном» Линкином теле. Старушки потеснились, впихнули её между собой, напоили водой, покормили валидолом и до конца пути оставили при себе. Единственное: за сидячее место Линке пришлось рассчитываться включением в беседу. Приняв активное участие в спасении Линкиного тела, народ начал вовсю смаковать эту тему:

— До чого народ сволочі довели, жіночка он від голоду свідомість втратила.

— Та ні, то цей Чорнобиль проклятий екологію спортив, здоровя не має, от народ й помирає.

— Ой, перестаньте, а то нас мало без Чорнобиля травили, їли все як треба, і нічого нас не брало.

— Дорогенький, а хто вам заважає зараз їсти як хочеться? В магазинах все є.

— Розумний, тобі, може із, Ізраїля шлють копійки, щоб в магазині купувати, а тут останні гроші рахуєш.

— Ох, Сталіна на їх немає, зразу порядок навів би.

— Чудак, ти що по 37-му — році скучив, ну так біля Вознесенська менти лютують: всіх чоловіків перевіряють, чия морда не підходить, зразу об асфальт б'ють, можете ностальгію заспокоїти.

Линка, услышав о «ментах», бросила настороженный взгляд на партнёра. Тот же, зажатый со всех сторон селянами, пристроил свою не обременённую мозгами голову на мешок и спокойно погрузился в сон.

Если бы не цыгане, которые могли устроить Линке весёлую жизнь, сдать бандита ментам не составляло труда. Но пока Бориса не взяли, никто не знал о Линке, поэтому и приходилось нашей героине думать за двоих.

К пункту назначения прибыли поздней ночью, но Линка, разбудив своего «племянника», и поблагодарив народ за помощь, сразу после Веселинова пошла на выход.

Село, в котором они вылезли, было погружено во тьму, даже собаки не брехали. Хриплым со сна голосом Борис начал устраивать разборки.

— Ну и какого хрена мы в этой дыре сошли?

— А того, что спать меньше надо: у Вознесенска тебя менты ждали.

— Ну!

— Подковы гну. Давай искать просёлочную дорогу и, огибая райцентр, двигать на Троицкое. Тебя во всех больших центрах искать будут, транспорт под контролем на центральных трассах. Я сумму не знаю, тебе лучше знать, насколько ты им нужен.

— За 10 % от этих бабок меня все менты и таборные месяца три искать будут.

— Значит, если мы будем двигаться просёлочными дорогами через сёла, то сможем добраться до границы, т. к. в официальный розыск на тебя не подадут. Поджидать будут на местах. Всех сельских участковых не купят, а ждать будут на погранпунктах.

Беседуя таким образом, партнёры миновали спящее село и вышли на околицу. Где — то через час выяснилось, что спортивная ходьба не является главным хобби у коллег по неволе. Линкин ритм жизни уже лет 17 шёл по накатанной линии: дом — транспорт — работа — транспорт — дом. Последний раз пешком на дальние дистанции Линка шествовала на хлопок, когда была студенткой. Искоса поглядывая на своего спутника и гадая о его образе жизни, решила выяснить анамнез жизни.

— Борис, а ты сразу таким «крутым» стал или когда-то нормальным человеком был? — видя непонимание, продолжила допрос:

— Ну, родители твои тоже «крутые», в законе они или просто на зоне были? — Ты чё? И батя и мать в лесхозе работают, про зону и не слышали.

— Надо же, нормальные, а тебя как угораздило в криминал влезть?

— Слушай, хватит издеваться. В лесхозе работы нет, братва не знает, где бабки заработать. Мне повезло, я Ивану Владимировичу по матери роднёй прихожусь.

— А Иван Владимирович у нас кто будет?

— Ну, Ваня Бешеный! — Я как врач сразу поняла, что у тебя с наследственностью не всё в порядке, что правильно собранный анамнез и подтвердил.

Не зная, как правильно реагировать на последнюю фразу, Борис замолчал и подозрительно поглядывал на Линку. К концу третьего часа пешеходной прогулки сзади послышалось какое-то тарахтенье. Линка оживилась:

— Так, что бы это ни ехало, оно обязано нас подвезти. Я прилягу у дороги, держась за сердце, что бы в свет фар попасть. А ты за бутылку проси подвезти до ближайшей больницы. Мы неместные, беженцы из Таджикистана, жильё ищем для покупки. Смотрели в Веселинове, дорого, посоветовали за Троицким поспрашивать, решили спрямить, да заблудились. Вопросы есть?

— Бутылка где?

— Балда, дашь 5 гривен, он сам купит. Для села это большие гроши. Деньгами не кичись, а то вообще никуда не доедешь, стукнут монтировкой по голове и прощай раб Божий. Да, говори по-человечески, народ простой — «новый» русский язык не понимает.

Инструктаж заканчивала в спешке, т. к. трактор уже подъезжал к ним. Последняя инструкция доконала мафиози; остановившись у кабины и заговорив с трактористом, он с трудом воспроизводил нужные слова и со стороны конкретно смахивал на умственно отсталого.

Пожилой фермер, сообразив, что женщина лучше объяснит ситуацию, вылез из кабины, и сжимая в руке гаечный ключ, подошёл к Линке.

— Жіночко, що з вами?

— Ой, родненький, мы беженцы из Душанбе, дом хотим купить в селе, да везде дорого, от талибов бежали, денег совсем мало. Вот с племянником второй день блуждаем. Устала, сердце схватило. Подвези, Христа ради, православный.

— А племяник, что, больной?

— Контуженный он, говорит с трудом, — открыто издевалась Линка, зная, что сейчас Борис ей ничего не сделает.

Нательные крестики решили вопрос в положительную сторону: усадив женщину в кабину, а парня в прицеп, фермер двинул своего боевого коня. Мужик ехал на заработки за Широкое к «новому» русскому на строительство дома. Выехал ночью, чтобы утром успеть на стройку, попутчикам обрадовался, так как по нынешним временам ездить одному стрёмно.

Поначалу активная беседа, состоящая из жалоб колхозника на свою собачью жизнь и сетований Линки на участь беженцев, стало иссякать, и наша Мата Хари поневоле погрузилась в сон.

— Жіночко, — вырывая Линку из сладких объятий Морфея, разбудил её мужик — приїхали. Ви тут в Широкому походіть, попитайте, може хтось і продає будинок, а якщо нічого не підійде, їдьте в Новопокровку, у мене там кума батькову хату продає, не дорого просить. Тут в центрі медпункт є, а поряд бар, там поїсти можна.

— Спасибо тебе, родимый, — разбудив Бориса и держась за поясницу, Линка поползла к строению типа М-Ж. Удобства, построенные во времена царя Гороха, оставляли желать лучшего, хорошо хоть на улице колодец был.

Умывшись колодезной водой и приведя себя в порядок, спутники отправились в бар завтракать. Перед самой дверью Линка остановилась как вкопанная:

— Слушай, если ты хоть глоток спиртного візьмеш в рот, считай, меня потерял, в момент ментам сдам или просто одного оставлю. Что по мне лучше с цыганами разбираться, чем с пьяным по душам объясняться. Душевный понос мне на работе надоел, но там хоть по необходимости на меня всю душевную грязь льют, а в свободное от работы время категорически отказываюсь быть энергетическим донором.

Борис задумался, по лицу было видно, что Линка ему всю «малину» испортила, ну, настроился человек выпить. Сначала, было, решился пригрозить, но, взглянув на сосредоточенное лицо спутницы, понял, что вариантов нет. Прикинув, во что это ему обойдется, начал торговаться:

— Хорошо, я не пью, но и ты прекращаешь принимать колеса, тем более хоть было бы что приличное, а то всякое фуфло глотаешь.

Линка от удивления поперхнулась воздухом:

— Какие колеса я глотаю, БТР долбаный? Я, кроме лекарств, никакую гадость не пью.

— А чем твои лекарства отличаются от наркоты? Ты же их пьешь от боли, чтобы кайф словить.

— Ну, Парацельс новоявленый, я не знала, что гуталакс и экстази по действию одинаковые, я не знала и фармацевты всех стран догадываются. А алтайский самоучка ЛСД валидолом заменять будет, вместо анаши витамины группы В пойдут.

Врач в Линке разбушевался не на шутку. Увидев эту бурю в стакане, мафиози струхнул и начал отрабатывать задний ход:

— Ты по-русски переведи, что сказала.

— Я тебе по человечески объясняю, у меня порок сердца и без сердечных лекарств не могу, запоры по нескольку дней — без слабительного в туалет не хожу, а витамины при таких стрессах сам бог велел принимать.

— Сейчас лето, и витамины я тебе так организую, а запивать их будешь парным молоком — куда твой запор денется, сердечное лекарство мне отдай: буду выдавать по мере надобности. О'кей, я думаю, это по справедливости.

Линке очень не хотелось отдавать лекарства, ну, сроднилась она с ними за столько лет, но, прикинув, что сердечный приступ она всегда сымитировать сумеет и под этим видом у малахольного что нужно возьмет, много тот в медицине понимает, решила идти на компромисс. Достигнув консенсуса, партнеры зашли в бар. Спешили они туда, оказывается, зря, так как ввиду раннего времени кроме спиртного, ничего в продаже не было. Выяснив у продавщицы, где можно разжиться продуктами, двинули за пропитанием.

Верный своим убеждениям, бандит ехидно выдал Линке кулек с клубникой, свеженькие огурчики с пупырышками только что с грядки и бутыль парного молока. Да уж, при такой диете слабительное точно не понадобится.

Побродив для вида по селу, поспрашивав у деревенских о свободных хатах, нашли подводу с дровами, идущую в Новопокровку. Сколько они прошли в те дни сел и хуторов, Линка затруднилась ответить: названия населенных пунктов и лица селян смешались в ее памяти, где они шли пешком, а где их подвозил попутный транспорт типа трактора, грузовика, или телеги. На ночлег они не останавливались, спали урывками, когда ехали. На их счастье, правду говорят — дуракам везет, только раз они столкнулись с поселковым участковым, да и то приняли участие в ловле милицейского кабанчика, а когда поймали — какие документы, наоборот, их еще угостили вкусным борщом. От выпивки удалось отвертеться под видом болезни: контузия племянника — ну что с убогого возьмешь?

К Червонооскольскому водохранилищу они вышли ранним утром шестого дня совместного путешествия. Последние дни Линка извелась мыслями о переходе таможни, причем сильнее всего ее бесило отношение Бориса к этой проблеме. Он твердо был уверен во всеобщей «покупаемости» таможни до такой степени, что считал: за его бабки их пронесут чуть ли не на руках через государственную границу. Мысль, что его, как лоха, кинут, деньги отберут и сдадут цыганам, даже не приходила в его пустую голову, и сколько Линка ни билась, чтобы довести это до его ума, нечего не получалось. Все эти дни, верный своему слову, ехидный мафиози держал свою спутницу на обещанной диете, в результате чего путешествовать на транспорте они не могли чисто по физиологическим причинам. По этим же причинам любое Линкино выступление заканчивалась на самом важном месте, а когда она появлялась из-за кустов, беседу приходилось начинать с самого начала. В общем за время пешего турне и в прямом, и в переносном смысле Линка буквально изошла дерьмом.

На берегу водохранилища, они наткнулись на некем не занятый шалаш, видимо, хозяин приезжал рыбалить сюда только на выходные. Борис, добравшись до лежанки и скинув туда рюкзак, завалился сразу спать. Линка же, обрадовавшись возможности за целую неделю наконец, искупаться, схватив из сумки купальник и полотенце, рванула к воде, радуясь тому, что «критические дни», как принято сейчас говорить, прошли перед самым началом путешествия.

Сказать, что наша героиня отлично плавает, было бы слишком смелым высказыванием. Но, живя на берегу моря трудно не научиться хотя бы держаться на воде, а поэтому Лина смело устремилась в водохранилище. За мытьем своего бренного тела, она не заметила как ее отнесло от того места, где она входила в воду. Чертыхаясь вслух и дрожа в предрассветном тумане, Линка устремилась к своим брошенным вещам в надежде хоть немного согреться. Каково же было ее удивление, когда около ее полотенца расположился какой-то мужик, разжигающий костер и пристраивавший над огнем котелок. Мужчина, видимо, из местных, возвращался, скорее всего, с ночной рыбалки, так как с дровами находилось ведро, полное рыбы. «Абориген» был примерно Линкиного возраста, и внушительной комплекции, на лице у него светилась надпись» враг не пройдет». Правда, когда мужик усмехнулся, надпись эта с лица сошла:

— Ты гляди, русалка к нам пожаловала, откуда будешь?

— Сам говоришь, русалка, значит, вестимо, из воды.

— А ты говорливая, значит меня не боишься?

— Ой, родной, я лет двадцать как уже отбоялась, ну, выпорешь ты меня, так баба от порки только ядренее будет. Трястись, что ты меня убьешь, так вроде на сумасшедшего не похож, да и умалишенных контуженых афганцев в специализированных госпиталях держат.

— Глазастая, ты с чего решила, что я к Афгану отношение имею?

— Ну, извини, это из любви к искусству себе на пальцах ОКСВА наколол.

— А ты каким боком к ограниченному контингенту, приходишься?

— Я на этот контингент три года в госпиталях ТурКВО отработала, сначала два года в Окружном военном госпитале, а потом в гарнизонном госпитале славного города Термеза пахала.

— В Термезском госпитале когда и где работала? — голос говорившего явно стал меняться в лучшую сторону.

— Летом 1983 года в инфекцию пришла, я, в основном, на эпидфонде подрабатывала медсестрой по совместительству.

— Слушай, я тем летом с гепатитом там находился, но тебя не припоминаю, — голос опять стал вибрировать металлом, недоверие слышалось в каждом слове.

— Постой, начальник госпиталя — Савранин Олег Владимирович?

— Да.

— Начальник инфекционного госпиталя — Темиров?

— Темиров.

— Старшина отделения — Булюкин Коля?

— Да, я уже выписывался, когда его назначили, всего неделю я при нем лежал, затем в Мазари-Шериф меня отправили, там наш отряд стоял.

— Я же в конце августа, в двадцатых числах с подружкой устроилась, поэтому мы с тобой друг друга не знаем.

— Подожди, сестренка, мой земляк после меня там лежал, так что колись как звать тебя, родная?

— Тебе с отчеством или как двадцать лет назад?

— Я сам отгадаю: Булюкина из-за тебя перед самым дембелем из госпиталя турнули на учебную базу КАМАЗ?

— Ты мне полотенце сначала кинь, чтобы тело прикрыть, а потом в «Поле чудес» играть будем.

— Ну, вообще-то грех такое тело прятать, а судя по тому, как язык у тебя подвешен, звать тебя, сестренка, Линка.

— Я, конечно, польщена, не думала, что вам в Афгане других забот не было, как госпитальных медсестер вспоминать и обсасывать их поведение. И не подозревала, что как героиня легенд и былин за столько лет, не смотря на развал государства, не потеряла своей актуальности.

— Чего ты не потеряла, так это ядовитости и привлекательности. Опять же таки трудно забыть двух девчат, которые в каскадовской форме с автоматами в Союзе на плацу под «Аббу» танцуют, а весь инфекционный госпиталь им рукоплещет. Считай весь контингент от Хайротона до Мазари-Шерифа про концерт наслышан был. Да и знакомый твой мне забыть это не дает. Ладно, будем считать, что разминка закончилась, и ты, наконец, обьяснишь, что здесь делаешь в такое время одна?

— Ну, предположим, не совсем одна, но мое пребывание здесь меня совсем не радует. Оказалась я в ненужном месте в ненужное время, в результате чего стала обладательницей совершенно ненужной мне информации и теперь должна доказывать, что я не верблюд.

— Подожди, машин здесь поблизости точно нету и к берегу ты одна пришла.

— Ну, и что, что одна, разведчик хренов, Санчо Панса мой в шалаше чьем-то спит, знает, что никуда я от него не сбегу.

— Если тебе нужно от кого избавиться — проблем нет, здесь и останется, только скажи.

— Ох, Афган, Афган, сроду человеческая жизнь у вас цены не имела, сильно вас чужая кровь испортила, уже сколько лет войны нет, а вы все воюете. Если б мне только от него надо было избавиться, я бы давно дома была, но к сожалению, ставкой в этой игре жизнь моих детей. И пока я не доберусь до Алтая к одному сибирскому мафиози, чтобы он разобрался с мафиози из моего города, покой мне будет только сниться. А проблема в том, что ждут нас, а вернее, моего спутника на всех погранпунктах, как его возьмут, так и мне — конец котенку наступит — или бандиты пристрелят, или власти за отсутствие документов и содействие преступнику посадят. Единственное, что меня может спасти, это доставить моего бандита к его начальнику, а для этого сначала нужно границу перейти.

— Так если по — простому — тебе нужно кордон перейти?

— Ну, если это так просто, то таки да.

— Это ни для кого и никогда проблемой не было в наших краях, а для своей знакомой, почти родственницы, сестренка, даже с большим нашим удовольствием, тем более, что помогать тебе будет твой старый хороший знакомый.

— Слушай, если ты серьезно, то я бегу за своим спутником.

— Беги, беги, я тебя здесь с ухой подожду.

Линка рванула с принтерской скоростью за Борисом, боясь, что афганец, имени которого она не удосужилась на радостях узнать, передумает. Бандит, уставший за эти дни не меньше Линки, это вам не привычные бандитские будни типа разборок, стрелок, кабаков с телками — спал как младенец. Совершенно бесцеремонно, неинтеллигентно, схватив Бориса за ноги, потащила его из шалаша. БТР принципиально не собирался просыпаться. Видя тщетность своих попыток, пошла на радикальные меры: стащив с себя купальник и переодевшись в сухую одежду, выжала мокрое белье прямо на «морду лица» своего партнера. Результат превзошел ожидания, парень вскочил как ошпаренный. Не давая разгореться ссоре, схватив вещи в одну руку, а свободной рукой вцепившись в Бориса, Линка потащила его к озеру, на бегу обьясняя ситуацию. К его чести, БТР сразу «просек», что к чему, и уже молча следовал за ней.

Афганец никуда не пропал, без излишней суетливости кивнул подошедшим и предложил по миске супа. Уже пристроившись на дровах с тарелкой ухи, Линка поинтересовалась:

— Тебя как звать, братишка?

— А я все ждал, когда вспомнишь об имени, правда, земеля о тебе говорил, что ко всем людям ты с добром относишься. По нынешним — то временам такое доверие уникальным кажется, ведь за дурочку тебя не примешь. Борис, насторожившийся при первых же словах, открыто полез за оружием, но воткнувшийся в рюкзак армейский нож рядом с рукой заставил отдернуть пальцы.

— Сидеть, а то второй полетит в тебя. Если б не эта женщина, тебя уже в живых не было, так что ты на нее молись. А что разговоры такие веду, так это от удивления, что такие люди еще у нас остались, а я другу своему не верил. Василием меня зовут, ешьте спокойно.

Линку, превратившуюся во время этой сцены в соляной столп, отпустило, и она принялась хлебать дальше уху. Василий остановил ее, налив в три стаканчика водки. Беря стакан в руки, утвердительно кивнула вопросительно смотревшему на нее Борису.

— Давай первую за тех, кто там навсегда остался.

Молча, не чокаясь, опрокинули в себя стопки, а Василий уже разлил по второй:

— Ну, за нее — за удачу.

— За него — за успех, — закончила Линка тост, выпивая следующую чарку.

— Еще одну за наше будущее, и собираемся, моторка у меня в камышах спрятана.

По — быстренькому закончив нежданный завтрак, прибрав за собой, уселись в катер и понеслись вверх по Осколу.

Через несколько часов они причалили около какой-то конторы, где на пристани на воде качалось множество моторных лодок. Василий, не вставая из-за руля, гаркнул в сторону дома:

— Колян, с тебя причитается, смотри, кого я тебе привез!

Линка, всю дорогу настраивавшаяся на знакомого, с удивлением всматривалась в шедшего к ним. Щупленький мужчина небольшого роста лет сорока, а может, и моложе, не вызывал в тщетно вызываемой памяти никаких воспоминаний. Николай же, идущий сначала совершенно спокойно, вдруг споткнулся и осел на тумбу для швартовки тросов:

— Не может быть, это действительно ты, я не сплю…

Линка честно пыталась вспомнить стоящего перед ней мужчину, ведь от него, если верить словам Василия, зависела их переправка через границу, но память была стерильной.

Мужик, видя по ее глазам неузнавание, усмехнулся:

— Не мучайся, как всегда, до безобразия правдива, нет, чтобы притвориться, тем более что и имя мое знаешь. Ничего я для тебя двадцать лет назад не значил, вот ты меня и вспомнить не можешь, а я ведь тебе в любви объяснился, в письме, правда. Так не решился.

Мучительно припоминая, в действительности, какое-то письмо, Линка перешла в наступление:

— А я тебе на письмо ответила и честно предупредила, что любить тебя не смогу, так как после первого года работы в госпитале, похоронив больше половины своих друзей-афганцев, запретила себе к кому — то привязываться душой, иначе жить мне придется в психушке, а звать тебя Коля Шулейко, но лицо не вспоминается.

— Линочка, удивительно, что ты мою фамилию вообще вспомнила, ведь ты постоянно толпой была окружена. Я тебя не упрекаю, ты мое самое светлое пятно из того времени, только мысли о тебе не дали мне с ума сойти среди афганского кошмара, просто себе не верю, что опять тебя наяву вижу, дотронуться до тебя могу. И время тебя не тронуло, совсем такая же, только еще больше женской красотой расцвела.

Линка любила своего мужа и изменять ему не собиралась, но согласитесь, какая женщина не растает от сообщения, что двадцать лет пошли ей на пользу, что стоящий напротив нее бывший ухажер не видит ни морщин ее, ни полноты ее, что для него остается она озорной хохотушкой из прошлого? Поднявшись на причал, обняла Линка свою молодость, потому что и кто бы, ни говорили в газетах и книгах про этих ребят, они честно выполняли свой интернациональный долг. Не их вина, что они вторглись в чужую жизнь чужого народа, не их вина, что их заставили проливать чужую кров, — это их беда и болезнь. И никогда славяне не поднимали руку на больных, знали, что это грех, за это бог накажет. Горе тем, кто забыл — за всю грязь, вылитую на этих ребят, ждет их Божий суд. Линка, отдавшая кусок своей души афганцам, несмотря на драматизм ситуации, была искренне рада этой встрече.

Выяснив, в какую беду попала его первая Любов, Николай с радостью согласился помочь, ни минуты не колеблясь. Шулейко в настоящее время являлся бригадиром рыболовецкой бригады и на лов рыбы ходил по Осколу во все стороны, так как кумовья служили с обеих сторон кордона и никто рыболовецкие катера не проверял, если заранее предупреждали по телефону. Вот и сейчас, набрав номер кума, Микола объяснил, что ночью будет работать. Кум, привычный к таким звонкам, только хмыкнул и сказал, что свата, на той стороне служащего, предупредит сам, а с Миколая, как всегда, — магарыч и уха, тройная, по спецзаказу.

Переправа прошла без осложнений: в полтретьего ночи высадил их на той стороне и посоветовал идти вдоль дороги, не высовываясь до самого перекрестка, а затем по указателю идти на Уразово, а Миколай прижал к себе Линку на минутку, перекрестил на прощанье и пустил на — встречу судьбе. Вроде и была Линка обыкновенная на вид тетка: рядовая врач акушер-гинеколог, примерная мать и любящая супруга, да только был и у нее свой «скелет в шкафу». Так как была она по месту своего рождения азиаткой, пришлось ей в молодости очень близко столкнуться с Афганом.

Было это в начале восьмидесятых, когда народ жил при коммунизме, да только не догадывался об этом. Когда в профсоюзном комитете, на деле защищающем права трудящихся граждан, устраивались словесные баталии за очередь на машину. А в кассах Аэрофлота наблюдались кулачные бои среди желающих улететь самолетом. Это было время, когда плакаты с бровастым человеком с гипертрофированной грудью, напоминающей справочник «Награды мира», пестрели по всей громадной территории, шестой части света. Это было время, когда после ежемесячной твердой заработной платы народ уходил в запой на пару дней, а на кухнях после ужина «травили» политические анекдоты про вождя. Анекдоты, в общем-то беззлобные, так как старичок не мешал бездумно существующим в социалистическом лагере жить так, как они хотят. Не согласные с лагерными распорядками отъезжали за «железный занавес», все страдали там болезнью богатых людей, не знающих забот повседневных, вроде как достать продукты. Люди не знали, как жить в таком славном демократическом обществе, ну, не научили их. А посему начинали болеть. «Ностальгия» — болезнь называется. Да, доллар тогда стоил шестьдесят шесть копеек. Средняя зарплата населения была сто — сто двадцать рублей, мясо стоило один рубль девяносто копеек, правда, найти его была проблема. Каждую осень на газетную и журнальную подписку семья выделяла из своего бюджета не менее пятидесяти рублей. Мы были самой читающей страной в мире.

И хотя статистические данные сегодня заверяют нас, что в целом криминальная обстановка по странам СНГ улучшилась по сравнению со всеми годами Советской власти, мы ходили по освещенным улицам в любое время суток без газовых баллончиков и пистолетов. Мы просто о них не догадывались.

И вот в это прекрасное время собрались в Кремле трое персональных пенсионеров с пожизненным диагнозом «синильный психоз» и решили, что в стране развелось много «пушечного мяса». Опять же таки народ мог засомневаться в правильной политике партии без явного врага, а посему необходимо было близлежащую феодальную республику приобщить к социалистическим реалиям — значит, будем оказывать ей ненужную братскую помощь.

Решили, сразу же решение записали, а приказ в Министерство обороны отправили. Огромная машина военного бюракратизма запустила свои винтики: по всей стране военкоматы начали мобилизацию юного поколения, желающего оказать интернациональную помощь дружественной нам стране. Через двадцать четыре часа дивизия Кузьмина навела понтонную переправу первой вошла в Афганистан и прямиком направилась в Кабул. Оставшиеся в приграничном городе люди долго ничего не могли понять, когда по улицам, громыхая, поползли танки, гудели камазы с боеприпасами. А в одном из двориков старая бабка, пережившая на своем веку две эвакуации: Луганск — Сталинград и Сталинград — Термез, допытывалась у двух бравых лейтенантов:

— Паковать мне вещи, родные мои, или как?

На что офицеры, вернув взятый в долг стакан у старухи, возразили:

— Пока мы, бабушка, там, можете спать спокойно.

«Блажен, кто верует» — им, первым, было проще: за спиной — славное прошлое, впереди — счастливое будущее.

Нет, первых наших, встречали как освободителей, даже прозвище они получили «шурави» с переводом «друзья», а если обращаться к классике: «кричали женщины ура, и в воздух чепчики бросали…». Но время шло, и, обращаясь опять к классике»… когда в город входит армия, женщины теряют честь.» Кроме того, как ни старались отцы — замполиты, «боевые единицы» все чаще и чаще оказываться в пьяном состоянии, чем в трезвом. Пьяному человеку все равно, отец родной или почтенный аксакал, когда «трубы горят», а залить нечем. «Не дашь бутылку, так мы тебе в рыло, опять не даешь, так мы тебя автоматной очередью.»

Афганистан — страна феодальная, но с уважением к старикам и защитой своих женщин у них все хорошо поставлено, лучше, чем в обществе с социалистической моралью. А посему события развивались, как в известной русской пословице «Чем дальше в лес, тем больше дров». Прошел год, и, несмотря на недоумение Политбюро, интернациональную помощь надо было по — прежнему оказывать в таких же размерах. Никак пуштуны не хотели жить при социализме. Будь у наших вождей хоть мало-мальское приличное образование, они бы знали, что Британская империя вела свои захватнические войны на территории Афганистана больше ста лет и убралась оттуда несоло-хлебавши. Знали бы они, что это только в наших среднеазиатских республиках с инфекционными заболеваниями, в принципе, покончено, а там как раз наоборот.

Поэтому, когда в конце лета началась повальная эпидемия среди ограниченного контингента советских войск, были они неприятно поражены. Гепатит же, не вникая в планы советских военачальников, продолжал набирать силу, и госпитали в Кабуле, Поли-Хумри, Кундузе уже не справлялись с потоком больных, а ведь раненые также оставались на их попечении. Поэтому командование ТуркВО решило отправлять всех «инфекционников» в близлежащие медучреждения в Союзе. Окружной военный госпиталь за номером 340 имел две территории. Филиал в районе Госпитального рынка по приказу свыше был полностью отдан «под эпидемию». Ввиду масштабов, которая приняла болезнь, в ход пошли не только действующие отделения других профилей, но и спортивный зал, ЛФК, общежитие для интернов. С целью экономии каждого метра и учитывая, вероятно, людей с больной печенью, кровати ставили двухэтажные. Главный инфекционист оставшись доволен проделанной работой, приказом открыл эпидфонд, дал информацию о дополнительном наборе медсестер на работу, отрапортовал начальству, за что досрочно и получил звание полковника.

Когда на пятом курсе мединститута вся их дружная компания начала работать в клиниках, чтобы приобрести необходимый опыт внутривенных вливаний и прочих процедур, Линка устроилась дежурной медсестрой в инфекционное отделение госпиталя, так как там у нее работала крестная и платили больше, чем в остальных клиниках города, плюс огромаднейшее поле с «подопытными кроликами», которым надо было ставить капельницы.

Первое дежурство в госпитале приходилось на последние дни августа и было очень эффектным. Среди серо-белого госпитального уродства Линкино появление с орехово-шоколадным загаром в оранжевом сарафане с тоненькими бретельками из прошвы на голых плечах, в белых босоножках, с распущенными волосами выглядело потрясающе. В этот вечер дежурила Нина Андреевна, изумительная женщина предпенсионнго возраста. Взяв новоприбывшую за руку, повела ее к месту работы. Двадцать четвертое отделение испокон веков работало на гепатит. Во время эпидемии спортивный зал ЛФК, построенный вплотную к зданию, был отдан под командование начальника 24 го отделения и старшей медсестры. Лежали там больные с гепатитом средней тяжести, а поэтому на посту дежурили медсестры, набранные через эпидфонд. Добираясь до места работы, Линка получала инструктаж молодого бойца:

— На посту у тебя сто пятьдесят ребят, тяжелых больных нет. Кстати, у тебя будут помощники из выздоравливающих ребят, они тебе помогут на первых порах. Да ты их, де точка, не бойся, построже с ними, они же еще совсем дети.

Конечно, когда тебе около пятидесяти пяти, их уже можно не бояться. На Линку, вошедшую в спортивный зал, уставилось сто пятьдесят пар голодных глаз. В первые минуты нельзя было различить лиц — одна сплошная похотливая рожа с волчьим оскалом. Вокруг новой медсестры специфический воздух ЛФК, состоящий из запаха мужского пота и плоти, закружился и сконцентрировался в сгусток циклона, в котором проступило желание, ничего общего с детством не имеющее. Кожей почувствовав запах «жареного», Линка презрительно передернула плечиками, хмыкнула сквозь зубы: «Мало брома вам в компот кинули» и гордо продефилировала в процедурную, где уже никто не мог увидеть смертельно напуганной девчонки. Устраиваясь в госпиталь, она и не подозревала, что встретит самых верных друзей в своей жизни, что столкнется с самым страшным горем в своей жизни: ее друзья и ухажеры — двадцатилетние мальчишки навсегда останутся в горах Гиндукуша. За три месяца их дружбы испытает Линка столько любви, обожания, поклонения, сколько выпадает только разве что на долю киноактрис и эстрадных певиц.

Кто может похвастаться что в их жизни была толпа в 200 мужчин, марширующая по плацу и весело скандирующая: «Здравия желаем, Линка!» Кого таскали бравые десантники на плечах, кого подбрасывали к потолку и подхватывали в дружные объятия, кому толпой в 20 человек переписывали конспекты, чтобы можно было ночью посекретничать. Она знала все про их семьи: вместе искали лекарства матерям, вместе писали письма любимым девушкам, вместе устраивали на квартиру приехавшую к одному из друзей жену. Линка выгораживала их перед начальством, выручала, где могла, для них всегда у нее была открыта душа и кошелек, а поэтому отошла она от своих однокурсников, так как все то напыщенное, что окружало ее в институте, смылось искренними чувствами наивных мальчишек, которых Родина отправила на пушечное мясо. Их смерть стала для нее огромным горем, вызвала сильнейшую депрессию. Она не смогла полностью отойти от Афгана, продолжая работать в госпитале. Но Линка запретила себе привязываться к кому-то душой, потому что нужно было быть совершенно бесчувственным существом, чтобы не реагировать на смерть и увечья таких юных ребят.

С Колей Шулейко Линка столкнулась на третьем году работы на «Афган», когда закончив институт, получила распределение в Термез. Но так как молодые специалисты получали слишком мизерную зарплату, то они с сокурсницей и пошли подрабатывать в гарнизонный госпиталь. Конечно, нельзя даже сравнить нагрузку в окружном военном госпитале и гарнизонном, но и там больных хватало из Хайротона и Мазари-Шерифа, крупных населенных пунктов Афганистана, где дислоцировались наши части. И офицеры, и рядовые проживали в палаточном городке, лишь ординаторская и приемный покой инфекционного госпиталя находились в каменном строении. Благо хоть погода жалела несчастных, ведь это происходило в самой жаркой точке бывшего Советского Союза. Пройдя хорошую квалифицированную подготовку в округе, Линка оказалась не подготовленой к тому безобразию, что творилось в гарнизонном инфекционном отделении. Воровали все и все: сотрудники тащили простыни, посуду, телевизоры, еду у несчастных больных. И если офицеры имели деньги или семью, проживающую в городе, которая их подкармливала, то рядовые воровали ночью с кухни картошку, запекали и ели ее или просили подаяние с госпитального забора у проходящих людей. Новеньких быстро оббирали: и чеки Внешпосылторга, и «шмотки» загонялись обслуживающему медперсоналу взамен еды и выпивки. Среди этого произвола подруги выглядели белыми воронами. Вместо того, чтобы включится в стройные ряды «голубых воришек», девчата наоборот стали таскать на дежурства еду и подкармливать самых несчастных. Естественно, они сразу восстановили против себя весь работающий персонал.

Человек, проживающий в большом городе, на протяжении всей жизни общается с огромным количеством людей. Он не — интересен как объект наблюдения. В маленьком городке, где все друг друга знают и уже порядком надоели друг другу, каждый новый человек становится объектом «обсасывания» на долгие дни до новой сенсации. Через месяц, взвыв от этой «простоты», девчата решили сбежать. Линка решила заключить фиктивный брак с пресловутым старшиной отделения Колечкой Булюкином. Местная публика находилась в шоке от такого мезальянса: симпатичная собой девушка с высшим образованием вместо подбора подходящего себе в мужья офицера закрутила роман с каким — то рядовым. Объяснять каждому, что Колечка ее земляк и через пару недель у него дембель, на который он поедет с молодой фиктивной женой, Линка не собиралась. А поэтому, как правильно заметил Василик, Булюкина «бортанули» перед самым дембелем из госпиталя. И все ничего, если бы Колюня вдруг не стал ревновать ее. Героиня наша вступать в сделку с личностью с неустойчивой психикой не собиралась. Отъезд домой отложился на неопределенное время, так как больше земляков поблизости не наблюдалось, именно потому Шулейко и удалось с ней познакомиться.

Но Линкина работа в госпиталях осталась в далекой молодости, и она не думала — не гадала, что «афганцы» опять появятся в ее жизни, чтобы помочь в трудную минуту. Тем и помнится Афган всем, кто с ним соприкоснулся, — дружбой, «чувством ліктя», друзьям помогают безвозмездно и не задавая лишних вопросов.

Видимо, безвозмездность и доконала Линкиного партнера, часа полтора он только молчал и искоса поглядывал на женщину. Затем открыл рот и сразу убил Линку наповал, обратившись к ней на «Вы»:

— Не, ну, что там, Афган — это круто, конкретно мужики крутые и Вы с такими… так просто… это круто. Вот и Бешеный… тоже за Афган когда базар ведет… так конкретно за душу берет, прям п…ц!

Линка, вся еще мыслями в прошлом, не сразу обратила внимание на дифирамбы мафиози. «Врубившись», что после перехода границы резко повысила свой рейтинг у бандита, сделала отметку в своей памяти на будущее, и решила поинтересоваться, каким «боком» Ваня Бешеный примазался к Афгану:

— Борис, ты меня извини, я вся сегодня такая рассеянная, видимо, что-то пропустила, но какое дело твоему пахану до афганцев?

— Ну, Вы даете, я ж говорю служил он там!

— Да уж кто только там не служил, каждой твари по паре.

— Только потом он за что-то в штрафбат попал.

Линка, чтобы не углубляться в дискуссию дальше, додумала дальше про себя: «И за что это он в штрафбат попал, прямо удивительно, вроде как речь идет не о пахане бандитской группировки, а, по крайней мере, о депутате каком-нибудь? Пришил кого-то — вот и посадили.»

Выспавшись на моторке, партнеры довольно бодренько добрались до шоссе и свернули на Уразово. Так как городок находился вдалеке от официальных погранпунктов, а высажены они были не в приграничной зоне, а на территории Российской Федерации, то добрались до места без приключений.

Узнав у первых прохожих, где рынок, направили туда свои стопы, по дороге знакомясь с местными достопримечательностями. Учитывая профессию Линки, неудивительно, что первым делом они залетели в парикмахерскую, напугав персонал, когда затребовали одновременно и стрижку, и бритье, и мытье голов, а также маникюр и педикюр. Правда, насчет последнего Борис засомневался, но Линка убедила его, что, приведя ноги в порядок, продвигаться в сторону намеченной цели им будет гораздо легче. И, действительно, после проведения процедур, рекомендуемых Мойдодыром, жизнь стала вырисовываться не в таком мрачном виде.

А когда на рынке, покупая себе спортивный костюм и чистые майки, она обнаружила, что впервые за 14 лет со дня рождения первого ребенка вернулась из 54-го размера в 48, то и день окрасился во все цвета радуги. И если бы не тревога за детей, которым она звонила при малейшей возможности, когда была уверена, что Борис их не разыщет по телефонному номеру, то, в принципе, Линка ничего не имела против своего вынужденного турне. ВСЕ эти годы она мужественно сражалась со своим весом, то пытаясь делать зарядку дня три, то голодать в течение дня, а чаще всего принимая какую-нибудь чудодейственную добавку, никогда не пытаясь изменить свой образ жизни. Будни так засосали нашу героиню, что свое врожденное любопытство она удовлетворяла телевизором или словарями, на пляж ездила на машине мужа, а самый большим праздником был праздник «живота».

Да уж, господа, в нас точно пропал дух авантюризма! Втянутая силой обстоятельств в это приключение, она втайне стала находить в нем положительные стороны: во-первых, она похудела, во-вторых, постоянная физическая нагрузка и молочно-фруктовая диета без таблеток привела к тому, что за много лет она перестала чувствовать себя больной женщиной.

Путешествие по России проходило с большим комфортом: днем они отсыпались в электричках или рейсовых автобусах, где не проверяли документы и не настораживало оружие, держась подальше от центральных трасс, спрямляли дорогу на Алтай. Россия настолько огромная страна, что партнеры разумно предположили: не перехватив их на границе, цыгане попытаются выловить их на подступах к родному городу Бориса. А посему, если не лезть в Москву с ее паспортным режимом, обходить большие города и важные стратегические пункты, не соваться в аэропорты с досмотром, не лезть в поезда, где требуют документы, то свободно можно добраться до места назначения автобусами и электричками. Действовали они по отработанной схеме: утром посещали парикмахерскую и кафе, покупали свежую местную прессу с кроссвордами и садились в вышеназванный транспорт, устраиваясь с удобствами. Причем, настаивая на посещении салонов красоты, Линка преследовала определенную цель — не вызывать у различных патрулей подозрений заброшенным видом: люди спали дома, просто едут по своим делам. В транспорте участвовать в общем разговоре, к решению кроссвордов привлекать как можно больше людей, причем у Бориса это стало хобби — как можно чаще брать на руки чьих-то детей. Выходить из транспорта ближе к часам 12-ти и ночью пешком по шоссе идти к ближайшему населенному пункту. Во время ночных прогулок Линка занималась образованием своего спутника: рассказывала повести, романы из школьного курса, заставляла разгадывать кроссворды. Вообще надо заметить, что после перехода границы отношение мафиози к ней изменилось и с каждым днем Борис уважал ее все больше и больше.

Однажды утром, подойдя к очередному провинциальному городку, Линка обнаружила что название ей почему-то знакомо. Порывшись в своей памяти, она спросила у первого встречного не где находится вокзал, а как пройти к кладбищу. На удивленный взгляд Бориса ответила:

— Друг молодости у меня здесь, зайти нужно.

— Вы же от меня всех своих знакомых и родственников прячете, чтобы мы с братвой их потом достать не могли? Или бояться перестали?

— Этого вы уже не достанете, его в 1983 году без вас достали.

Бандит был прав, когда говорил, что Линка прячет все свое окружение: все эти дни они проходили села, городки, станции, где жили близкие ей люди — родственники, одноклассники и однокурсники, вынужденные после развала Союза уехать с насиженных мест и перебраться в Россию. Со всеми ними Линка переписывалась и знала, что они пришли бы к ней на помощь, если б только она попросила. Но не желая подставлять ни в чем неповинных людей, она просто проходила мимо, здесь же был другой случай: в этом городке был похоронен один из Линкиных госпитальных друзей. Быть в городе и не зайти — значит, не быть Линкой.

Борис, привыкший за эти дни подчиняться, молча последовал за ней. На кладбище они разделились в разные стороны, пытаясь по дате смерти найти нужную могилу. Часа через три, Линка наткнулась на мраморное надгробие с большой цветной фотографией улыбающегося молодого человека:

— Ну, что, Виталик, здравствуй, вот и довелось встретиться, не так хотелось, не так мечталось. Думали, вернетесь вы из Афгана, соберемся все мы, ваши госпитальные сестренки, и пойдем в кабак, на все чеки закажем музыку и будем танцевать, пока ноги будут нас держать.

Говорила она, и слезы текли у нее по щекам, а Борис молча открыл бутылку водки и разливал в три стакана: ей, себе и ему. Не успели они поднести стаканы ко рту, как на них накинулась какая — то старушка:

— Мерзавцы, бомжи проклятые, места вам мало, что на могиле пить стали. Не для того мой сыночек жизнь отдал, чтоб всякая шваль над его могилой издевалась.

— Извините, вы мать Виталика?

— Я-то мать, а вы кто такие?

— Как бы вам объяснить: осенью 1981 года ваш сын заболел гепатитом и находился на излечении в Ташкентском госпитале, я в то время работала там медсестрой, мы очень дружили, а поэтому, попав сегодня в ваш город, я просто не могла не найти его могилу и отдать дружеский долг.

Женщина с недоверием слушавшая этот монолог, вдруг растеряла весь свой воинственный пыл, на лицо набежало множество морщинок, а из глаз потекли слезы. Она качнулась и, обмякнув, стала садиться на врытую рядом с могилой скамью:

— Вы — Алла?

— Нет, Алла — это его девушка была, а я всего лишь его друг, меня звать Линой.

— Господи, так что ж вы вот так на могиле, надо было ко мне зайти, я тут рядом живу. Вы уж извините, что я на вас напустилась, здесь столько бомжей бродит, я уж устала их гонять от своих родных, муж в тот же год за Виталиком ушел.

— Да, не волнуйтесь вы так, много лет прошло, я уже ваш адрес не помню. Просто с племянником, когда в городе проездом оказались, не смогли мимо пройти. На кладбище по дате смерти и фамилии могилу отыскали. Так что сейчас Виталика помянем и дальше пойдем.

— Нет, я вас так не отпущу, я одна живу, слово молвить не с кем. Дочка в деревне, одна с хозяйством мается, муж у нее алкаш, хорошо хоть дети подросли, помогают. Нет, она меня не забывает, денег и у нее нет, но продукты мне передает. На праздники приезжают. А здесь только соседи, тоже такие же старики, но вместе держимся, как-то скрипим по-маленьку. Да, еще крестница моя иногда забегает, она на рынке торгует, без выходных на хозяйку горбатится. Но когда свободная минутка у нее есть, она обязательно у меня появится, да не одна, а с каким-то подарочком. Любила Надюшка Виталика, так замуж и не вышла, я ей об Алле никогда не говорила.

— А друзья Виталькины?

— Те, которые в живых остались, либо спились, либо в бандиты подались. Но не мне их осуждать, жизнь у нас у всех такая, до себя времени нет, где уж старуху какую-то помнить.

Так за разговорами они подошли к хрущевским трущобам, где проживала солдатская мать. В перипетии времен, когда социалистический строй сменился вроде бы демократическим, коммунальная служба города, видимо, забыла об этих домах и сняла с учета. Дома были в таком кошмарном состоянии, что просто жуть: штукатурка отбита, стены настолько выщерблены, что, можно сказать, находились в аварийном состоянии. Когда же зашли в однокомнатную квартиру на первом этаже двухэтажного дома, наши нелегалы просто остолбенели. Борис, привыкший за 2 года бандитской жизни к роскоши, непроизвольно заматерился и никак не мог остановиться. Линка, наиболее закаленная сегодняшней жизнью, была просто поражена: такой вопиющей бедности не видела она давно. Видимо, после смерти своих близких женщина обменяла свою трехкомнатную квартиру на эту дыру, чтобы поставить мраморные надгробия, по этой же причине из квартиры исчезло все самое ценное, чтобы поддерживать могилы в хорошем состоянии. Старушка привыкла обходиться самым необходимым: стол, табуретки, расшатанный шкаф, продавленная софа, радиоточка и старенький холодильник «Ока» первого выпуска. Правда, все было будто вылизано, кругом идеальная чистота, а все стены — в фотографиях сына. С дрожью подошла Линка к этим дорогим материнскому сердцу реликвиям. С фотокарточек на нее смотрел Виталий: вот он, наряженный зайчиком на детсадовском утреннике, а здесь букет цветов скрывает гордого первоклассника, на этих школьных фотографиях видно, как он мужает от класса к классу, тут стиляга на выпускном балу, затем пошли солдатские снимки, среди которых нашла она госпитальные. И выплыло сразу в памяти здание ЛФК, переделанного под палаты для больных ребят из Афгана, всплыл тот зимний день, когда кто-то из них притащил в отделение фотоаппарат и повел всю компанию сниматься. Со слезами на глазах Линка всматривалась в толпу ребят на фоне заснеженных кустов и деревьев около фонтана, державших на своих плечах смеющуюся девушку в белом халате.

Шёл ноябрь 1981 года. Отработав два месяца на хлопковых плантациях, Линка вернулась в город, к институту, госпиталю. На дежурство она шла в приподнятом настроении, в ожидании какого-то чуда. В отделении всё было привычным, только больных в два раза больше. Эпидемия в Афгане была как раз в самом разгаре, из-за этого через военкомат стали призывать не только медсестёр, но и фельдшеров. Линкины так называемые помощники на это дежурство были из местных, и во время её прихода занимались очень важным делом — традиционным чаепитием. Причём всё было выдержано в самых лучших национальных обычаях: фельдшер, толстый узбек в мятом белом халате, застёгнутом с трудом на одну пуговицу, сидел с пиалушкой, а медсестра, юная смазливая узбечка, постоянно ему подливала из чайника.

— Да, тут дело будет, — подумала Линка, переговорив с ними несколько минут. Поняв, что пахать всё дежурство ей придется одной, вздохнула, пожалела себя, и отправилась в ординаторскую выписывать из историй болезни назначения, сделанные врачами за день.

Она пересмотрела большую часть историй, когда, подняв глаза, обнаружила перед собой двух ребят:

— Вы что, совсем рехнулись? Сейчас бы откачивали дежурную медсестру от инфаркта!

Андрей, старшина ЛФК, находившийся на излечении уже третий месяц, отъевшийся на казённых харчах и смертельно уставший от скучного госпитального быта, довольно рассмеялся:

— Плохие мы были бы разведчики, если бы ты нас услышала.

Довольно крякнув ещё раз и удобно развалившись в кресле, он стал представлять своего друга.

— Прошу любить и жаловать, «гроза душманов», разведчик из ДШБ, причём лучший, имеет медаль «За отвагу».

— Аркадий.

— Приятно познакомиться. Но, если вы пришли потрепаться, то ошиблись временем. Наверняка сегодня будет поступление. Ты лучше мне, начальник, скажи, сколько у нас свободных коек? У каптёрщиков чистое бельё есть? Кто из ребят медсёстрам сейчас помогает? А то моя напарница Диля, новенькая, сама ничего не знает.

Старшина, заметно поскучнев, буркнул:

— Тут приходишь радостный поздравить человека с выходом на работу, услышать новости со «свободы», а тебе сразу напоминают, что ты лицо подчинённое и должен работать. Линка, явно твоё отсутствие плохо на тебе сказывается.

Его рассуждения прервал телефонный звонок.

— Андрюша, это тебя, бери медсестёр: и быстро в приёмник. Партия большая поступает, бельё своё захватите.

Линка, выйдя с ребятами из ординаторской, отыскала свою напарницу:

— Диля, идёт поступление из Афгана больных ребят. Сделай вечернее назначение и приходи в приёмное отделение на смену мне. Отбой буду делать сама.

Транспортировка больных из Афганистана, производилась в несколько этапов: сначала вертушками их собирали из медсанбатов в один крупный центр, где имелся аэропорт с приличной полосой, затем оттуда самолетом переправляли в Союз. С аэродрома автобусами доставляли в госпиталь. Уставшие после путешествия, которое иногда длилось несколько дней, измученные печеночной болью и голодом (желтушный организм отказывался есть сухой паек, выплескивая его в знак протеста рвотой), отвыкшие за время службы в Афгане от роскоши мытья горячей водой, они буквально размякали под душем. Затем в чистом белье поступали в приёмное отделение, где на них заводили истории болезни, забирали документы и ценности на хранение.

В одной партии гепатитников было всегда не меньше 150 человек. Чтобы быстрее их принять, приходили все дежурившие в это время медсёстры. Когда Линка пришла в приёмное отделение, столы уже стояли вдоль стен, а на лавках сидели пришедшие медсёстры. Много было незнакомых лиц, видимо, военкоматных. Поздоровавшись с присутствующими, выбрала себе место с краю, чтобы не мозолить глаза начальству. И сразу же пошёл поток больных, открывающийся офицерами, за ними уже шли рядовые.

Спустя какое-то время Линка, качая затёкшей рукой в воздухе, отметила, что прошло уже два часа, а Дили на горизонте не видно.

— Как пить дать, болтает, упивается комплиментами, дура безмозглая, — разозлилась Линка, вспомнив, что ела последний раз еще в институте днем, и усталость навалилась на нее каменной плитой. Тоскливо взглянув на входную дверь, предоставила себя судьбе и со вздохом принялась заполнять следующую историю болезни.

В это время со стороны уходивших ребят послышался смех, все сидевшие обрадовались передышке и начали переглядываться между собой, ожидая развязки. Здоровенный детинушка, раздвигая толпу, весело отбивался от медсестры, тщетно пытающей остановить это движение локомотива. Парень оказался приятелем Андрея.

— Ну, что ты на меня, как на душмана, кидаешься, — уговаривал он медсестру, которая приходилась ему где-то по грудь. Пойми, из дому никаких известий уже два месяца нет. А тут, глядишь, зиму встречу, что-то узнаю о своих.

На непрекращающийся шум выглянул из ординаторской дежурный врач.

— Что тут у вас?

Этот майор был страшный зануда, и парень мог влипнуть в какую-нибудь неприятность. Желая спасти ближнего, а также улучшить свое незавидное положение, Линка поспешила вмешаться:

— Извините, товарищ майор, это за мной. У нас в отделении только партизаны (так называли между собой госпитальные работники медперсонал, набранный через военкомат), отбой сделать не могут.

— Так что же вы сидите, отвлекаете всех от работы, ступайте в отделение.

— Слушаюсь, товарищ майор.

Подхватив упирающегося парня, она заспешила к выходу под завистливые взгляды остающихся. На улице, довольно рассмеявшись вновь обретенной свободе, попеняла своему неожиданному попутчику.

— А ты, парень, нахал, кругом начальства валом, а ты прешь как БТР. Запросто мог нарваться на неприятность.

На что собеседник равнодушно ответил:

— Что они могут сделать? Дальше Афгана не пошлют, его же не боялся и дальше бояться не собираюсь.

Покачав головой в ответ на столь равнодушное и весьма самоуверенное заявление, Линка поспешила в ЛФК. Когда они проходили между столовыми — стационарным зданием двадцать четвертого отделения и стоящей напротив походной палаткой ЛФК, наткнулись на толпу ребят, выходивших из столовой — палатки.

— Аркадий, Лина, где толпа? Мы ждем, ужин остывает.

Андрей же ехидно добавил:

— А тебя, милая, отбой ожидает.

Но Аркадий решительно стал подталкивать ребят опять к столовой. Те недовольно зашумели.

— Ты чего?

— Хочу, чтобы новая медсестра познакомилась с нашей компанией.

— Это ты правильно решил, голова.

Увлекая упирающуюся Линку, они зашли в столовую.

— Проходи, не стесняйся. Ты же должна знать своих помощников в лицо. Это все старшины палат, рядов, вспомогательных служб: Иван, Виталик, Серега, Алексей, Паша, Сергей, Павел, Витя, Коля, Володя. Меня и Андрея ты уже знаешь. Мы твои сила и опора. Будем дружить — никаких проблем у тебя в отделении не будет.

— Да, прямо и честно сказано, не рыпайся, дежурная медсестра, а начальство в ЛФК — мы, и будет все, как мы решим, — думала Линка, вглядываясь в эти юные мальчишеские лица, отмеченные печатью афганской войны. Рано повзрослевшие, они охотно отдавали дань детству — смеялись, шутили, прикалывались, пускались в авантюры, но глаза оставались жестокими, а душа мертвой. Жутко хотевшие жить, они спешили взять от жизни все, путая при этом материальные и духовные ценности.

Одурманенные замполитами, радио, телевидением, газетами, помнящие подвиги своих дедов, которые освободили пол-Европы от коричневой чумы, они рвались играть в любимую всеми мальчишками игру, искренне веруя в то, что несут помощь обездоленным людям.

Но, когда взметнувшийся к небесам вопль из груди матери, прижимающей к себе ребенка, захлебнется после автоматной очереди, игра заканчивается. И посреди тишины ты остаешься с окровавленными руками и такой же душой. Мир резко делится на две половины: в одной — друзья, в другой — враги. Друзьям они отдавали свои сердца и души, предлагали свои жизни взамен других, если того требовали честь, долг, обстоятельства. А враги — это просто масса, в которой нельзя различать лиц, что-бы они потом не приходили ночью. Даже анаша не даёт забыться в сладостном дурмане, если запомнишь чьи-то глаза, смотрящие на тебя в агонии.

Было кровное братство людей, связанных одним преступлением, одним пониманием своей вины. Симбиоз, в котором на первом месте было обостренное чувство локтя, девизом которого было: «Помогая выживать себе подобным, ты помогаешь выживать себе». Именно, руководствуясь этой формулой, несмотря на строгую дисциплину и даже «дедовщину», дембеля бросали дипломаты у вертушек и шли в бой, прикрывая собой молодых, неопытных ребят. Они считали, что все окружающие их в Союзе в неоплатном долгу перед ними, так как они проливали свою кровь в Афгане, расставались с жизнями, теряли свои принципы и убеждения, всосанные с молоком матери.

Это были опасные люди — ребята из войск спецназначения, десантники из Кандагара, изголодавшиеся по женскому теплу и телу. Возможно, не будь Линка так измотана работой в тот вечер, она почувствовала бы эту угрозу сразу и испугалась. А так она не ведала страху, когда весело переругивалась с мальчишками, шла в ЛФК. Отсутствие страха, не зная его причины, подкупило этих зверёнышей, её доброта покорила их, а узнав в дальнейшем, что их новая дежурная медсестра без пяти минут врач, озадачила.

Привыкнув постоянно спорить со старухой-смертью за свою жизнь и зная, что врач — единственное существо, могущее помочь в этом споре, порою становящееся более близким и родным человеком, чем мать, они боготворили эту профессию.

Прямо на глазах Линкин статус просто женщины, поменялся на статус женщины-врача, что заставило относиться к ней с уважением, ещё не заработанным ею.

В ординаторской время остановилось. Вроде бы и не отсутствовала Линка пару часов, чаепитие продолжалось. По-видимому, голод и злость заткнули рот восточному воспитанию и она заорала на своих помощников.

— Быстро в приемное отделение за больными и не забудьте документы.

Фельдшера с медсестрой как ветром сдуло. Закрыв за ними ординаторскую, она пошла делать отбой, который проходил на редкость спокойно. Ее новые друзья прошлись по рядам, и только что орущая толпа быстро улеглась по кроватям. После отключения света следовало пройтись по всему ЛФК, считая присутствующих по головам, и сверяя фамилии по спискам.

Когда вечерняя проверка завела ее в самый темный угол зала, там стоял старшина первого ряда Ванечка Ваянзин — красавец десантник из Кандагара, сибиряк, под метр девяносто, косая сажень плечах, туго обтянутых тельняшкой. Как бы ненароком, помогая дежурной медсестре пройти между кроватями, одна его рука легла на талию, придерживая девушку железной хваткой, а другая, убирая завитки волос на затылке, выбившихся из-под шапочки, ласкала шею. При этом, сделав невинное лицо, шепнул ей на ухо:

— Тут темно, можешь упасть, я тебя поддержу. Чувствуя по наступившей тишине, что ребята ждут дальнейшего развития событий, не оборачиваясь, громко бросила фразу в зал:

— Завтра пойдешь к офтальмологу, запись в историю я сделаю.

— Это еще зачем?

— У тебя, видать, от длительного воздержания сперма в голову ударила, вот зрение резко и ухудшилось. Я не на костылях хожу, а на своих двоих. Ни в чьей поддержке не нуждаюсь, довожу до общего сведения.

И отодвинув плечом оторопевшего парня, продолжила дальнейший подсчет по рядам. Толпа весело и дружно рассмеялась. Они быстро подружились, и три незаметно пролетевших месяца навсегда остались в Линкиной памяти. Не было больше таких верных и бескорыстных друзей в ее жизни, а смерть, как всегда, забирает самых лучших. И только напоминают об этом периоде жизни фотографии.

Борис, неслышно подошедший со спины, удивленно присвистнул:

— Ой, а это вы! Такая молодая здесь!

— Да, это я и вся наша компания: Леша, Сережка, Аркадий, Коля, Виталик, Витя, Леха, а Ванька нас фотографирует. Тетя Маша, вот здесь я с вашим сыном стою.

— Да, признала я тебя, Линочка, уже признала, я ведь каждый день эти фотографии смотрю, приду с кладбища и смотрю.

— Теть Машенька, вы что ж, каждый день туда ходите?

— А что мне еще остается, с утра их проведаю, приберусь, вроде день и прошел.

Линка, посмотрев на это запустение, вывела мафиози в коридор:

— Так, Боря, границу ты на халяву перешел, а посему ты мой должник. Меняй баксы и дуй с тетей Машей в ЖЭК, а потом в сберкассу, оплати все задолженности, а также заплати все, что нужно, до конца года за свет, газ, воду и подключи по новой телефон — одни старики живут, пусть на всех один будет для вызова скорых. Мне же дай долларов 300, я на базаре обои и краску куплю. Пока ремонт не сделаем, никуда не пойдем.

Борис без лишних слов выдал ей деньги, только покачал головой: «Круто!»

Дождавшись их ухода, помчалась на рынок за стройматериалами, около магазина заприметила толпу людей с табличками: «Малярные работы», «Сантехника», «Столярка». Быстренько узнав цены, отобрала самых дешевых, пообещав заплатить по двойному тарифу за скорость. По дороге домой у винного магазина прихватила толпу то ли бомжей, то ли просто обыкновенных российских пьяниц. На месте она приспособила алкашей зачищать фасад здания и стены в подъезде, маляров провела в квартиру и самого начала дала ценные указания:

— Значит, так, не надо мне рассказывать, как это нужно правильно делать. Если хотите получить деньги, делайте, как я говорю — усекли? Теперь, пока я аккуратно снимаю фотографии, вы быстренько выносите так называемую мебель, и одни начинают протирать и клеить навесной потолок, другие осторожненько снимают старые обои и клеят новые. Разделитесь, кто работает в комнате, кто на кухне, кто в ванной — и начали, время пошло. Задав работу мастерам, Лина вышла во двор: мужики в ожидании опохмела перелопатили массу работы. Пока одни счищали старую обсыпанную штукатурку, другие откуда-то притащили старый пульверизатор. Видя такое старание, в виде поощрения Линка выдала всем по рюмке из купленных ею запасов. «Господи, если всех наших мужиков вовремя опохмелить и направить энергию в нужное русло, давно из разрухи выбрались бы и коммунизм такой, как в Швеции построили бы».

Часа через три, дом сиял снаружи выкрашенными стенами и вымытыми окнами, в подъезде блестели выкрашенные стены. Квартира радовала чистенькими обоями и навесным потолком, диссонанс вносил запах покрытых белой краской дверей и окон, но в общем сделанной работой Линка осталась довольна, а потому щедро расплатилась с работниками. Пересчитав оставшиеся финансы, решила продолжить благотворительную акцию — взяв местную газету, отметила продажу «бэушных» телевизоров и реставраторов мебели, разумно решив, что все новые вещи женщина продаст, чтобы обиходить могилы. Залив ванну, раковины и унитаз средством от ржавчины, отправилась по адресам.

Когда вернулась хозяйка, она не узнала свой дом: на новых обоях на своем месте висели фотографии, старые занавески сменили новые симпатичные, но дешевые шторы, вместо лампочек Ильича — дешевые турецкие плафоны, на софе вправлены пружины и сделана перетяжка страшненьким таким материалом, чтобы не возникла идея продать. Но главное — у окна стоял «новый» старый телевизор» Горизонт» в хорошем рабочем состоянии, купленный Линкой по дешевке у людей, приехавших откуда-то с заработков и купивших себе «Панасоник», но позволить себе просто так отдать вещь им было накладно.

Линка обняла плачущую женщину:

— Тетя Маша, мы все, живущие, в общем-то находимся перед ними, погибшими, в неоплатном долгу. Поверьте мне, я живу на зарплату и не все могу позволить в своей жизни себе и детям, но эти деньги пришли ко мне необычным путем, я не могла их забрать себе, а поэтому я потратила их на вас и ваших соседей, я учла, что новые вещи вы захотите продать, чтобы улучшить что-то на могилах. А посему все вещи старые или такие, чтобы никому не захотелось их купить, телефоном и телевизором пользуйтесь сообща. Сейчас племянника пошлю за едой, позовем ваших соседей и помянем Витальку.

Пока Борис ездил за мукой, сахаром, крупами, чаем, Линка наварила кастрюлю украинского борща, котел узбекского плова, сделала еврейскую фаршированную рыбу, перец и синие по-молдавски. Накрыла стол новой клеенкой, выставила всю посуду из всех квартир и пригласила всех стариков за стол. Сидели душевненько, несмотря на запах краски и лака. Под конец застолья появилась Надежда, явно не ожидавшая таких изменений:

— Крестная, весь город бурлит, вроде Виталькина жена появилась и евроремонт тут вам сделала?!

— Что ты, Надюшка, какая жена, знаешь, что холостым умер, друзья его точно ремонт сделали, да не евро, а просто, чтобы жить могли мы со стариками. И так я их, глупая баба, задержала, им идти надо, а они со мной возятся.

— А куда надо-то? А то хозяйка за товаром едет, можно попросить, подвезет.

— Да нам на Белорецк, но будем рады за любое расстояние.

— Ну, тогда ложитесь, отдыхайте, в два часа заедем.

Видимо, не совсем поверив тете Маше, Надя хотела быстрее спровадить, возможно, бывшую соперницу, не желая делиться любимым даже после смерти. Проводив гостей, Линка залегла в ванной, отвыкнув за время путешествия от такой роскоши, привела свои руки и ноги в порядок, сделав нечто вроде маникюра и педикюра, поменяла белье и с чистой совестью улеглась спать на балконе, предоставив бандиту заняться своими делами.

Торговка высадила их в полпятого утра на развилке, ведущей в Белорецк, проехав за это время 300 километров, что существенно помогло нашим путешественникам восстановить упущенное время. Заплатив ей и поблагодарив, партнеры привычно побрели по шоссе. Минут через пятнадцать от начала ходьбы пешеходы услышали нечеловеский крик с той стороны, куда они направлялись. Борис, матюкаясь, вытащил оружие:

— Вот бля, не повезло, видать, братва стрелку забила.

Линка, внимательно вслушивавшаяся в крик, покачала головой:

— Не знаю, но что-то мне это напоминает.

Тут раздался очередной крик.

— Видать, пытают, гады, — выразил свое мнение Борис со знанием дела.

Лина, же взглянув на часы, позволила себе засомневаться:

— Думаю, ты ошибаешься. Сейчас она закричит, и я буду в этом уверена.

Борис ахнул:

— Бабу пытают, сволочи!

— Дурак, не пытают, а рожает она, схватки у нее, вот и кричит по часам.

— Не, при родах так не кричат.

— Много ты понимаешь, тоже мне акушер-гинеколог обьявился. Именно так и кричат.

Продолжая спорить, они довольно шустро продвигались в сторону крика и вскоре перед ними открылось шоссе, где в кювет скатилась белая иномарка, возле которой, размахивая оружием, бегали два «качка» типа «БТР», ругаясь в полный голос. Из машины раздался очередной вопль, заставивший мужиков бегать еще быстрее. Увидев подошедших, они сначала напугались, но распознав в предрассветной тьме женщину, с явным облегчением вздохнули:

— Ой, девушка, вы рожали?

— Ну, предположим, рожала, — открыто издевалась Линка, так как в связи с изменившимися параметрами ее тела, мужчины приняли нашу спортсменку за девушку, чуть ли не за девочку.

— Так помогите, в натуре!

— Только не таким тоном, это во-первых, во-вторых, что скорую не вызовете?

— Да, блин, в натуре, звонили: аварийка скоро подъедет, а скорая, когда освободится, у них всего три тачки на район, падла!

Уяснив ситуацию, Линка подошла к машине. На заднем сиденье «мерса» лежала перепуганная женщина с огромным животом, мокрыми брюками и бешеными глазами.

— Когда последние месячные были?

— Где-то в начале декабря, точно не помню, знаю, в сентябре рожать, мы в Лондон лететь должны были.

— Так значит, семь с половиной месяцев выходит, воды давно отошли?

— Да с час назад, когда в аварию попали. Поясница же с вечера побаливала, а сильно болеть начала где-то минут тридцать.

— Так, а обменная карта с собой есть?

— Забыла дома, в спешке собирались. И отец, и муж в отъезде, а тут сделка срывается, срочно пришлось ехать.

— Вы, вроде разумная деловая женщина, но ведь беременная, думать надо — или ребенок, или деньги.

— Вы знаете, это очень большие деньги!

— Ничего, сейчас вы потеряете эти деньги и можете потерять ребенка, — успокоила наша тактичная, — нужен этот был риск?

Заговаривая женщину, Линка успела ощупать живот и по минутам просчитать схватки — и так с налету получалось, что роды в полном разгаре. Для ясности картины необходимо было осмотреть роженицу изнутри. Лина с сомнением оглядела окрестности, окружающих и свои руки, затем обреченно вздохнув, спросила свою случайную пациентку:

— Ну что делать будем? Вас смотреть надо.

— А ты врач, что ли?

— Значит, если хотите помощи, перестаньте хамить. Развернусь и уйду, ждите скорую. Условий смотреть нет и нечем, а без этого я не знаю, чего от вас ждать.

— Извините, я волнуюсь, мне очень нужен этот ребенок, мы долго с мужем лечились. Это мой последний шанс: отцу и мужу нужен наследник их империи. Мы очень богатые люди, мы отблагодарим вас, только помогите.

— Дело не в благодарностях, просто у меня ничего нет ни для осмотра, ни для приема родов — это вам не Лондон, а российская глубинка во всей ее красе и действительности. Какие бы деньги у вас ни крутились, они вам на этом шоссе очень мало помогут.

Женщина опять закричала, успокоившиеся вроде охранники вновь забегали. Борис, поддавшись всеобщей панике, закружил вместе с охраной.

— Перво-наперво вы, мадам, заткнетесь, иначе вы своим криком даже не дадите ему родиться. При крике перестает попадать в организм кислород, у ребенка развивается гипоксия. Роды — это не только вам испытание, это в первую очередь большое испытание для вашего ребенка.

— Так вы все-таки врач?

— Врач акушер-гинеколог в отпуске, на ваше счастье, вечером руки отпарила и ногти состригла. Борис, неси мою сумку, у меня там перчатки стерильные завалялись. Водку, я так понимаю, найдем, не проблема?

— В баре полно спиртного, а в багажнике упаковка минералки.

— Ну что, солнышко мое, раздевайся и ложись на брюки, они уже все равно испорчены.

Надев перчатки и обмыв их водкой, Линка начала осмотр.

— Ситуация, господа, у нас хреновая. Скорую мы уже не дождемся, а ребенок идет ножками. Мне нужна вода, желательно горячая, водка и ножницы. Боря, у меня в сумке достань чистую футболку, во что младенца заворачивать, и ампулу с шелком, чтобы пуповину перевязать. Там же должен быть стерильный бинт и йод. А вы, рыбка моя, внимайте мне, как господу Богу, если хотите результата. «Шестеркам» велите меня слушать и указания мои без раздумий исполнять.

Был в Линкиной жизни период, когда принимала она роды каждый день. Но уже 16 лет, работая в женской консультации, на родах присутствовала только в качестве наблюдателя. Поэтому она срочно оживляла в своей памяти пособие по Цовьянову при тазовых предлежаниях. Точно говорят: глаза боятся, а руки делают. Аккуратно посадив ребенка на руку, открыла пальцем ротик, чтобы дите не захлебнулось, медленно начала вытягивать тельце на живот матери. Процесс сопровождался молитвами и матами — молились женщины, а матерились мужчины. А вскоре на дороге раздался возмущенный детский крик.

— Ну что, мамаша, с красавицей тебя, или для империи наследник нужен был?

— Муж дочке рад будет, а отец останется недовольным. Если б мальчик да принял его фамилию, все бы внуку отписал.

Линка осторожно вытерла девочку стерильным бинтом, смоченным горячей водой из автомобильной кофеварки. Обработала пуповину йодом, перевязала шелком и рассекла смоченным в водке ножом, запеленала в майку и поднесла малышку к маминой груди. Новорожденная, пару раз крякнув, ухватила сосок и начала сосать, чем вызвала безумный восторг у матери. Охрана и Борис тоже начали расслабляться, как вдруг женщина опять закричала. Линка, собравшаяся снимать перчатки, кинулась к родильнице:

— Ты что так орешь, послед так больно не идет.

— Не знаю, но прет еще сильней, чем раньше.

Осмотрев пациентку, Линка ахнула:

— Ешкин кот, у тебя двойня, второй головкой идет — терпи. У тебя долго детей не было, теперь сразу двое, ты только тужься правильно во время схватки, и все будет о'кей. Тебя как звать, страдалица?

— Ольгой, но я не страдаю, боль ерунда — перетерпеть можно, зато матерью буду, а вас как звать, я дочь вашим именем назову, если б не вы, мне детей не видать. Вообще не знаю, что со мной было?

— Все нормально было, давай, немного осталось, тужься, сейчас головка родится.

А через пару минут у Линки на руках лежал такой шикарный бутуз!

— Деда мы тоже удовлетворили, есть у него наследник!

Ольга смотрела на врача восхищенными глазами и ревела:

— Я тебе по гроб жизни обязана, я тебя во всех молитвах вспоминать буду, я тебе…

— Ладно, успокойся, молитвы мне точно сейчас нужны.

— Подожди, наша семья здесь много значит и мы много можем, если есть проблема, то решим.

В это время подъехала скорая, прервав их разговор. Из машины вышел молодой парнишка, лет двадцати, вид у него был такой же перепуганный, как у всех мужиков на этой дороге.

Линка, не отрываясь от ребенка, ласково так поинтересовалась:

— Ты на каком курсе, студент?

— На третьем, я медбратом подрабатываю.

— А в диспетчерской глухие сидят, ведь русским языком было сказано — роды, а ты только на четвертом курсе в родзал зайдешь, на хрена тебя посылать! Ох, Россия-матушка, точно тебя умом не понять, всю жизнь задницей думаем. Да не стой столбом, неси детский набор и для родильницы, детей двое, простыню придется разорвать, чтобы обоих в стерильное завернуть.

Не переставая давать ценные указания, Линка успела обработать второго ребенка, перепеленать первого, закапать альбуцид, продиктовать истории родов, выясняя у Ольги ее жизнь, вымыть минералкой руки и обругать всех присутствующих просто так от прилива чувств. Правда, на нее никто не обиделся.

— Оля, ниче, что я так, по-простому, а куда вы ехали?

— Тебе можно, ты мне как сестра теперь, мы на Озерное ехали, там на аэродроме должна была передать документы с чартерным рейсом. У меня на монгольской границе груз застрял. Когда товар закупали, платили — были одни таможенные правила, покуда груз на таможню пришел, наши депутаты поправку к таможенной декларации приняли, все то же самое, но документы по новой надо оформлять, отец в Москве на сессии, муж в Швеции на переговорах, один управляющий с аппендицитом, другой на свадьбу отпросился, ну вот такое стечение обстоятельств.

— А куда самолет за грузом лететь должен?

Под Кош-Агач, там недалеко от города военный аэродром, оттуда кары на таможню пойдут с документами. Теперь и не знаю, что лучше: или штраф платить, или от груза отказываться, так и так в копеечку влетит.

— Борис, нам Кош-Агач подходит?

— Ой, там пару часов на машине и мы на месте.

— Ну, если документы доверишь, мы их довезем до места в обмен на перелет до Алтая и будем считать, что в расчете.

— Ни фига себе, ты мне пару миллионов спасаешь, а говоришь, что мы в расчете, это я твоя должница вечная. Я тебе свою жизнь и детей своих доверила, а уж бумажки — тем более.

Ольга оторвалась от разговора, достала рацию и начала диктовать инструкции охраннику:

— Сережа, отдай парню документы на груз, объясни, как добраться до аэродрома и к кому обратиться там, выполняй.

Пока проходил инструктаж, Линка передала детей второму охраннику и водителю скорой, закончила диктовать истории и собралась переводить Ольгу на носилки в скорую помощь: чем быстрее она окажется в медучреждении, тем будет лучше. Один «качок» оставался ждать «аварийку», Сережа с детьми сидел около шефини в салоне, Борис с вещами рядом с водителем, а студент и Линка тоже в салоне. Пока Олю несли на носилках в машину, она отдала Линке визитку со всеми своими, даже никому не известными телефонами и сняла с пальца кольцо:

— Не смотри, что невзрачное, кольцо фамильное от матери дочери передается, не хочу, чтобы ты потерялась, буду очень нужна — найдешь меня и кольцо своей тезке отдашь.

И кольцо, и визитку взяла в спешке, так как по времени послед должен был давно отойти, а посему, не выдавая своей тревоги окружающим, плохо соображала, что делает. Предчувствие ее не обмануло, они успели проехать пару минут, как у женщины открылось кровотечение:

— Студент, наркоз есть?

Побледневший медбрат лихорадочно искал что-то в своей сумке, Сережа, намертво прижав к себе детей, пытался потерять сознание.

Ольга, поняв, что может истечь кровью, умоляюще смотрела на Линку. Студент, наконец, радостно нашел эфир с жестяным остовом маски (жутко наркотическое средство времен Крымской войны и обороны Севостополя), подал Линке, которая за это время успела оторвать у себя на майке справа рукав, судорожно мыла руку водкой с йодом:

— Козел, обматывай маску бинтом и накладывай, эфир лей осторожно, не обожги лицо, я иду на ручное, у меня нет другого выхода. Оля, ты веришь, что я сделаю все, что в моих силах, но я не господь Бог и ты можешь умереть, мне нужно твое согласие в присутствии здесь сидящих, быстро.

— Сережа, для отца и мужа подтвердишь, что все делалось с моего согласия, если что, сбереги детей, давай…

Последние слова поглотились маской, начал работать эфир. Линка, перекрестясь и молясь, полезла в матку, плавными движениями она отслаивала послед, а когда вытянула, начала массаж матки на кулаке, и только почувствовав как мышцы начали сокращаться вокруг руки, поняла, что может сейчас сама потерять сознание:

— Коллега, прекращай наркоз, дай мне нашатыря и набери, что у тебя есть, сокращающего для матки, кстати, можешь дать понюхать нашатырь и аникам — воинам. Привыкли, козлы, жизнь отнимать на стрелках разных, разборках, там вас небось кровь не пугает, а вы эту жизнь давали, чтобы ей так распоряжаться?

Волнения сегодняшнего дня, наконец доконали нашу героиню, она разразилась такой истерикой, что Сергей с Борисом, и так напуганные ее окровавленным видом, только сильнее Сжались в сидения. В это время бедная женщина пришла в себя от наркоза:

— Лина, все в порядке?

— Не боись, подруга, мы на свадьбе твоих детей гулять будем. При двойне всегда с последом надо ждать неприятностей, поэтому я и хотела побыстрей тебя в роддом доставить, но не успела, слава богу обошлось. Как врачи тебя осмотрят, пусть антибиотики делать начинают, я руки, конечно, старалась обработать, но береженого Бог бережет, да и родственникам своим скажи, чтобы не тебя дергали, а светил от медицины и лекарства сюда доставили.

Монолог заканчивала уже в приемной приемного покоя. Поцеловав Ольгу, передала истории в руки врачу, и схватив Бориса за руку, поспешила на улицу, где почти сразу поймали машину, водитель которой согласился ехать на аэродром. Руки Линка успела вымыть в машине скорой помощи во время истерики, а переоделась уже в такси. Борис, молчавший как истукан, дрожащими руками только почтительно успевал подавать ей вещи.

На аэродром они добрались без приключений Боря, немного пришедший в себя во время дороги, быстро отыскал нужных им людей и, получив сопроводительные документы, они двинулись в сторону летного поля.

На аэродроме они быстро нашли Ольгиного представителя и, оформив все документы, пошли к самолету.

Направляясь в сторону летного поля, Линка рассматривала самолеты, стоящие на аэродроме. Пара грузовых АН-12 и один дряхлый ЯК-40. Она только собралась поинтересоваться, каким образом фирма использует «ячок», как услышала извинения представителя фирмы:

— Вы извините за задержку, даже хорошо, что опоздали, топливо вот-вот должны подвезти.

Борис, молчавший весь геройский день, решил реабилитироваться.

— Что за гнилой базар, в натуре, братан? Всего-то делов, сейчас от бензоколонки тачку пригоню. Сколько нужно?

Пока ошарашенный представитель пытался прийти в себя, Линка ласково прошипела в сторону мафиози:

— Боренька, у вас в лесу вообще физику преподавали или ты это слово первый раз в жизни слышишь? Самолеты летают на керосине.

— Пургу гонишь? — недоверчиво буркнул бандит.

— Сто раз тебя просила говорить по-человечески. Мне не веришь, вон инженера спроси.

Бедный интеллигент, так и не обретший за это время голос, только активно закивал головой. Таким трио: ласково шипящая Линка, немой представитель и возмущенный до глубины души Борис, подошли к самолету.

Пока подвезли топливо и производили заправку, Линка и представитель сидели на травке, а Борис скакал по трапу взад и вперед, осваивая неизвестную территорию.

В очередной раз, вынырнув из салона, поинтересовался:

— А, что за зверинец в самолете?

— Это заказ одного крутого человека из Алтайского края: хочет крокодилов на цепь посадить вместо собак, а по двору у него павлин ходить будет. К нам из зоопарка зверушек привезли, а так как точка доставки зверей и точка доставки груза обратно совпадает, мы рейсы совместили. Единственное, на пассажиров мы не рассчитывали, в герметическом отсеке за кабиной зверей разместили, а вам придется на полу сидеть в кабине пилотов.

Борис, уже отошедший от керосина, решил снова поучаствовать в разговоре:

— Это что за дела, в натуре? У тебя самолет пустой, а я с этим портфелем недоделанным на полу сидеть должен!

Уставшая от эмоций за весь этот долгий день Линка, не имевшая сил ругаться, передернув плечами, устало обратилась к представителю:

— Объясните этому балбесу про кессонную болезнь, если он и после этого не оставит мысль расположиться в негерметическом салоне, пусть кончает жизнь самоубийством на земле, нечего самолет пачкать, и не выдержав спокойствия, буркнула — тоже мне «Общество защиты животных», крокодил ему в соседях не нравится!

Представитель, с уважением взглянув на нее, поинтересовался:

— Вы как-то связаны с авиацией?

Борис, понявший, что опять сморозил глупость, решил подлизаться:

— Линка Алексеевна вообще во всем разбирается. Она — эрудит, вот кто!

Лина «заржала» про себя: «Ну вот, на старости лет удостоилась, бандит по имени-отчеству звать стал».

Молча, больше не пререкаясь, Борис залез в самолет и, пристроившись рядом с Линкой на полу, проспал весь полет.

Правда, на подлете к Кош-Агачу пережили несколько неприятных минут: на посадке не выпустилась правая стойка шасси. Пришлось мафиози помогать членам экипажа вручную выпускать шасси. Борис, привыкший верить в Линку, как в бога, заартачился выходить из кабины в салон, напуганный кессонной болезнью, получил от Линки пинок под зад, придавший ему ускорение.

В спину уже летел Линкин крик:

— Идиот, мы уже низко летим, разряженного воздуха в салоне нет. А ты, если не поможешь, разобьешься при посадке.

В Кош-Агач они прибыли поздней ночью, Ольгин представитель, встретив их и забрав документы, любезно согласился подбросить их к автовокзалу. Здание автовокзала располагалось на небольшой сопке, а автобусы стояли у основания горки.

Линке, было уже невтерпеж и она шустро рванула вверх к одиноко стоящему домику «М-Ж». Борис же остался внизу у автобусов, пытаясь узнать, что идет к его родному городу и в какое время.

Линка в чудесном настроении уже направлялась к автовокзалу, когда заметила цыганскую пару. Несколько безопасных недель заставили их расслабиться и забыть о цыганах.

Теперь, когда от цели отделяло несколько часов, нужно опять быть настороже. Поэтому, делая вид, что заинтересовалась товарами в киоске, Линка постаралась поближе к этим мужчине и женщине. Цыганка оживленно жестикулировала, изображая руками рост высокого парня. Когда же в разговоре прозвучало название Линкиного города, она уже не сомневалась, что Борис засветился.

Чтобы не вызвать подозрения у цыган, Лина осталась у киоска, мучительно соображая, как помочь Борису. Волнуясь, машинально начала лезть в карманы, сумку, и в потайном кармашке, наткнулась на свою заначку: 50 долларов.

Зажав деньги в кулаке, начала оглядываться по сторонам, пока не уперлась взглядом в тележку, нагруженную какими-то сумками.

Несмотря на ночь, на вокзале было довольно оживленно, челноки с монгольской границы заполонили здание сумками, баулами.

Грузчики с тележками шустро бегали вверх-вниз, перемещая товар. Один из них стоял с грузом перед Линкой.

Линка рванулась к мужику, тот испуганно отшатнулся, но недалеко, так как уже мертво был схвачен сильными руками акушер-гинеколога:

— Мужик, пятьдесят баксов хочешь?

— А что делать надо?

— У тебя на тележке что-то бьющееся?

— Нет, тряпки.

— Тогда двигаешь свой «мерседес» в сторону спуска, по моей команде толкаешь кару вниз, к автобусам. С хозяином груза разберешься как-нибудь, а баксы твои.

Мужик подумал, подумал, почесал затылок, пожал плечами и, взглянув на деньги, кивнул согласно головой.

В это время цыгане шумною толпою начали окружать автобус, где на ступеньках передней двери показался Борис, высматривающий по сторонам Линку. На цыган он обратил внимание, когда те уже возникли перед его носом, загородив выход из автобуса.

Решив, что момент настал, Лина перекрестилась, залезла на тележку со стороны ручки, обхватила крепко груз, кивнула грузчику головой, и с криком «банзай», рванула по «качкам вниз», прямо в толпу преследователей. Борис, стоящий лицом к автовокзалу, успел заметить летящий на автобус автокар, машинально подался назад, в салон. Цыганам же, стоящим спиной к этому безобразию, досталось по полной катушке: сначала по ногам их ударила тележка, затем на них свалились сумки с тряпьем. За это время бандит, пришедший в себя, выхватил пистолет, выпрыгнул из автобуса, и за шиворот вытащил Лину из этой свалки.

Двое цыган, сумевших выбраться из этого содома, в азарте погони рванули за беглецами. Борис, даже не прицеливаясь, на вскидку сделал 2 выстрела, после чего мужики как, в синхронной съемке схватились за бока, каждый за свой. Эта сцена сильно удивила Линку, которая искренне верила, что ее спутник вообще ни на что не годен. А тут оказалось, что он прекрасно стреляет. Но особенно любоваться времени не было, а посему беглецы шустро заскочили в ближайший автобус и Борис направив на водителя оружие, заставил того ехать. Машина рванула с остановки с максимальной скоростью. Слава Богу, в автобусе не было пассажиров. Перепуганный водитель выжимал из машины все, что мог, и скоро они уже ехали по тайге. На их счастье, на вокзале не оказалось ни одной патрульной машины, а преследователи, видно, не ожидавшие сопротивления, не сразу бросились в погоню. За очередным поворотом, дав четкое указание шоферу двигаться и дальше с такой же скоростью, схватив Линку в охапку, Борис выпрыгнул из автобуса и рванул в тайгу.

Несмотря на свои габариты продолжая держать Линку на руках, он практически бесшумно продвигался по лесу. Как мафиози удавалось передвигаться в такой темноте, можно было только догадываться. Сама Линка не видела, а поэтому решила довериться Борису, но из-за вредности характера поинтересовалась дальнейшим планом действий:

— И долго мы так будем передвигаться неизвестно куда?

— Нам сейчас нужно оторваться, по трассе нас быстро догонят. Если вычислят место нашего захода в тайгу, собака быстро след возьмет, поэтому дойдем до ближайшего ручья, вы пересядете мне на плечи, Лина Алексеевна, и я быстренько доставлю вас в безопасное место.

Приглядываясь по дороге к парню, Линка удивлялась сама себе — все эти дни она держала его чуть ли не за идиота.

В лесу Борис преобразился: двигался он бесшумно, не трогая ветки, ориентировался на местности прекрасно. Выйдя из воды, быстренько натер себя и Линку какими-то листьями, и все комары дружно шарахались от нашей парочки. По пути к месту стоянки приволок сухие ветки и разжег костер с одной спички (кстати, коробок спичек, естественно, нашелся в сумке нашей героини, хотя спрашивается, зачем некурящей женщине спички.).

Поджарил на веточках какие-то грибы, а на десерт накормил ягодами.

Затем переместил костер на новое место, а на старом постелил пляжное полотенце, опять же таки из Линкиной сумки, уложил на него Линку, и укрыл спортивной курткой — тепло было, как в сауне. Поражаясь его способностям, Линка заметила:

— Ну и на хрена тебе бандитская жизнь, в лесу ты родился, здесь ты на своем месте. А то на какого-то Психа пашешь.

— Он не псих, а хороший человек. Я серьезно, не думайте, что это из-за того, что он мне родственник. Вспыльчивый только очень.

— Кстати, о родственнике, может, позвонишь? А то на фига ты этот мобильник таскаешь?

Борис встрепенулся, мысль ему явно понравилась. Достал телефон, быстро по памяти набрал номер и, прослушав информацию, очень удивился:

— Телефон отключен, с дядей, наверное, что-то случилось.

— А что, других номеров нет?

— Если этот не отвечает, по другим звонить бесполезно.

— Ну, а друзья твои, девушка? Что, совсем некому позвонить?

— Браткам звонить опасно, а насчет девушки идея хорошая.

Борис опять пощелкал мобильником и, услышав ответ, радостно заулыбался в трубку:

— Натаха, привет! Как дела, в натуре? Как кто? Дед Пихто! Ты что, в натуре, меня не узнаешь? Да БТР это!

Ответный монолог явно не обрадовал партнера, радостное оживление на лице сменилось на удивленное, а затем испуганное.

— Вот стерва — трубку бросила! Ну, падла — получит у меня. Как баксы из меня тянуть — это завсегда с удовольствием. А как у человека неприятности, она знать меня не знает. Вот только до города доберемся, она и узнает, и запомнит на всю оставшуюся жизнь! Сука!

— Заткнись, объясни по-человечески, что еще произошло?

— Таборные стрелку Ване Бешеному забили. Очень конкретные люди были: решили, что я кинул всех и смылся с баксами, наркотой. А раз посылал меня Бешеный, то ему платить. Ивана Владимировича на счетчик поставили, а меня и таборные, и наши алтайские ищут. А эта чувырла от меня открестилась, как от черта. Убью сучку!

— Сам виноват. Вы же выбираете телок, чтобы ноги от ушей, а между ушами одна извилина, в которой две мысли: как быстро ноги раздвинуть и как еще быстрее баксы за это скачать. Бачили очи, что выбирали: за что боролись, за то и напоролись, — резко пресекла Линка жалобы бандита, задумчиво анализируя создавшуюся ситуацию.

— Лина Алексеевна, что делать будем? — жалобно поинтересовался Борис.

— Ну, в город нам точно нельзя: или цыгане подстрелят, как ненужных свидетелей, тем более что такая афера развернулась, по второму кругу бабки хотят получить, или твои друзья-бандиты просто по злобе, как Иуду, казнят. Слушай, Борь, а родители Бешеного где проживают?

— Как где? В деревне нашей, около лесхоза. Он их хотел в город забрать, а те ни в какую. Иван Владимирович домище им такой отгрохал, аккурат через дом от моих родителей.

У нас матери — двоюродные сестры.

— Он у нас как — почтительный сын?

— Старики у него славные, за них горой стоит.

— А тогда вырисовывается следующая картина: спозаранку двигаемся в сторону твоей деревни. Надеюсь, найдешь?

— Обижаете, Лина Алексеевна.

— Не перебивай, сама собьюсь. Как Штирлиц, встречаешься со своими предками, и рассказываешь все, как есть. Идет твоя мать к сестрице, падает в ножки и слезно умоляет помочь. Если та согласится, то пусть прикидывается умирающей лебедью и вызывает сына к смертельному одру. К предкам, Бешеный быстро примчится, а на глазах у стариков убить тебя не должен. Ну, а как успокоится, я выйду и подтвержу твои слова.

— Господи, какая вы умная, Лина Алексеевна!

— Да ты что, вроде недавно чокнутой была.

— Извините, пожалуйста.

— Ладно, спи, подлиза.

Привыкшие к пешеходным прогулкам, они за полдня добрались до заимки, располагающейся недалеко от деревни. Затем Борис выследил отца, шедшего на рыбалку, и с его помощью ночью партнеры по неволе перебрались сначала в подвал Борисовой избы. А после совета всех родственников их перевели в дом родителей Ивана Владимировича.

Владимир Иванович разбудил сына и по телефону доложил, что у матери приступ. Фельдшер подозревает инфаркт. Тот пообещал прибыть утром с врачом. Родственники вместе с Борисом расположились на кухне, в страхе поджидая приезда Вани Бешеного.

А Линку как гостью уложили в зале на диван, предварительно кинув туда перину.

Замученная дорогой, она уснула как мертвая и утром проспала прибытие бандитского главаря. Разбудили ее громкие крики, несущиеся со стороны кухни: родственники выясняли отношения. Женщины плакали, мужики что-то монотонно бубнили, извиняющиеся ответы Бориса прерывали эту симфонию. Но их всех забивал трубный глас приехавшего. Подобно Иерихонской трубе, он проникал во все уголки дома и сопровождался громом падающих предметов, типа табуреток, кастрюль и прочей домашней утвари.

Что-то в интонации голоса было для Линки знакомым. Призвав на помощь ассоциативное мышление, она пыталась проанализировать, где, когда и при каких условиях она могла столкнуться с обладателем этого баса. Мучаясь воспоминаниями, Линка застелила постель, привела себя в порядок и, как хорошая актриса, появилась на кухне в момент кульминационной фразы:

— Дядь Ваня, но у меня же свидетель есть.

Высокий мужик крепкого телосложения, с седыми вьющимися волосами, стоящий напротив Бориса, резко обернулся посмотреть на вошедшую. Встретив в упор взгляд холодных серых глаз, с таким знакомым прищуром, Линка отшатнулась назад. Все ее тщетные попытки оградить свою психику от такого стресса пошли прахом, у нее начались галлюцинации.

Отмахиваясь от стоящего перед ней «призрака» руками и бормоча про себя: «Свят, свят, Господи…», попыталась грохнуться в законный обморок. С алтайским авторитетом тоже происходило что-то неладное. Гнев и возмущение в глазах сменилось удивлением, и маска жестокости на лице исчезла в один миг. Явная радость преобразила бандита таким образом, что присутствующие, столкнувшиеся с этим явлением первый раз в своей жизни, сочли за лучшее слиться со стенами. Резко что-то вспомнив, Иван Владимирович бросился навстречу Линке и успел подхватить ее на руки, не дав ей упасть:

— Столько лет прошло, а ты не меняешься! В самое неподходящее время теряешь сознание, пугая присутствующих.

— Ваня, у меня галлюцинация или ты мне снишься?

— Ну, это вряд ли! О случаях конкретного массового помешательства мне неизвестно. Хотя ты врач, тебе лучше знать.

— Ваня, ты, честно, живой?

— Ну, до сегодняшнего дня я в этом как-то не сомневался. В конце концов, могу тебя ущипнуть.

Линка, уже не вслушиваясь в этот милый бред, поглаживала дрожащими пальцами лицо держащего ее мужчины. Слезы градом катились из ее глаз, ну, разве могла она подумать; что алтайский авторитет Ваня Бешеный и Ванечка Ваянзин, друг ее афганской молодости, затерявшийся в песках ДРА, считавшийся мертвым, окажутся одним лицом?! В это время, вспоминая про себя молодость, Иван Владимирович припомнил один факт из своей биографии, осторожно усадил Линку на лавку около печи и шустро рванул за буфет. Успел он вовремя, полетевший в его спину кувшин, разбился рядом с ним об стенку.

— Линочка, успокойся, я щас все объясню.

— Гад ползучий, ты, что, сообщить не мог, что живой!

В сторону буфета полетела следующая партия кухонной утвари. Память Ваньку не подвела: еще в молодости вся их компания в ЛФК усвоила, что Линкины слезы надо воспринимать как крокодиловы. Линка может резко прекратить «плач Ярославны», и тогда ховайся кто может — разгневанной хозяйке процедурного кабинета не слабо швырнуть кипящим стерилизатором, чему Иван сам был свидетелем. Во время далекой молодости, когда проходил курс лечения гепатита в ЛФК ОВГ — 340, он с друзьями играл в процедурной в нарды, когда один, явно чокнутый представитель Кавказа, предложил Линке за чеки «Внешпосылторга». «Не повернув головы качан и чувств никоих не изведав» она залепила армянину, не ожидавшему со стороны медсестры такой неадекватной реакции, шприцами, зажатыми в руке, по морде. А когда тот бросился убивать презренную женщину, та, ни минуты не сомневаясь, запустила в него стоящий под рукой 20-литровый стерилизатор. Ребята, бросившиеся к ней на помощь, сами разобрались с этой жертвой афганской войны. Но к дежурной медсестре в тот вечер никто не решался подойти, и отбой она провела в рекордное время.

Иван, вовремя вспомнивший молодость, уберег себя от бытового травматизма.

— Зараза, сволочь, я же тебя погибшим считала, панихиды в церкви служила, неужели так трудно было объявиться?

Иван Владимирович, продолжая скрываться за буфетом, зная, что по части бешенства Линка может дать ему сто очков форы, попытался оправдаться:

— Ну и куда бы я сообщил, ведь ты наверняка вышла замуж, поменяла фамилию. Я, что, на деревню дедушке сообщать должен был?

— Ты вообще, гад, как в штрафбат попал?

— Я не виноват, что тот подонок сразу после боевой операции в ДШБ приехал. Мы только ребят привезли, тела еще теплыми были.

А эта мразь тыловая, вместо того, чтобы хоть притвориться, сочувствие выразить, учить стал, объясняя на наглядном примере, тыкая в трупы рукой, к чему приводит элементарная расхлябанность и несоблюдение уставных документов…

— А кроме тебя, естественно, больше никого не нашлось, кто бы объяснил штабисту, как он не прав…

— Да все расстроенные были, а я как на эту крысу штабную взглянул, кровь в голову бросилась…

— Бешенство это было, а ты на этого несчастного бросился, контуженый мой. Штабист же оказался..?

— … родственником зам. командующего ТурКВО.

— Ты всегда умел правильно выбирать врага! Получил на всю катушку!

— Ну, забрали меня в штрафбат…

— Где ты через некоторое время опять нашел нужного человека, у кого морда требовала пластической операции с твоим непосредственным участием.

— Да, проверяющий сволочью оказался…

— А ты оказался на зоне?

— Подумаешь, зона!

— Там тоже решил порядок по-афгански устраивать.

— А они меня карцером хотели напугать?

— Ну, правильно, после того как ты в ДРА у душманов в зиндане неделю без воды просидел, тебе карцер за санаторий сошел.

— Естественно, народ меня заметил, в общем к выходу из зоны я уже в авторитете был.

При последних словах обстановка в комнате опять изменилось, Иван Владимирович вышел на середину кухни с привычным для окружающих выражением скучного безразличия на лице, глаза опять превратились в ледышки. Народ невольно поежился, а удивленно слушавшая их диалог охрана подобралась, одна Линка оставалась невозмутимой:

— Ты из себя, Вань, дона Корлеоне не строй. Ни в чем твой племянник не виноват, я все его слова подтверждаю, зря, что ли, он меня на Алтай припер.

Иван, расслабившись, захохотал на весь дом:

— А я ведь, правда, думал, что племяш врет. Мозгов у него на такое путешествие не хватило бы! Парень он золотой, но только в тайге, а в городе, как слепой. Но раз ты в провожатых была, я б не удивился, если бы всю Европу без документов проехали.

Он обернулся к Борису:

— Считай, счастливый билет, родственник, вытянул и гостью дорогую мне доставил…

— Ну, это еще вопрос, кто кого доставил.

— Лина, не перебивай. И со свидетелем тебе повезло: у этой чертовой бабы есть одна неприятная черта характера — выкладывать в глаза правду — матку, не задумываясь, что она может принести вред ей.

Борис усмехнулся:

— Я это заметил.

После чего родственники заржали в два голоса и вскоре к ним присоединились все присутствующие. Беседа на кухне стала оживленной, говорили все одновременно. Но бас Бориса перекрывал всех остальных. Вне себя от счастья, что его реабилитировали, он изливался комплиментами в адрес Линки. Да так, что его мать заинтересовалась Линкой, а отец, переглянувшись с дядькой, понимающе оглядев ее фигуру, с чувством затянулись сигаретами.

Линка, неловко чувствующая себя под этими взглядами, решила сменить тему:

— Вань, у тебя все подчиненные, как Борис? Ведь тебе тогда Всеобуч устраивать надо! Мне с твоим племянником всю дорогу приходилось ликбезом заниматься.

Старшее поколение, знакомое с этими словами, даже не отреагировало. Зато юное, то бишь телохранители, недоуменно переглянулись, а один даже решил уточнить:

— Что, БТР теперь на старых теток западает? Я не догнал, чем они занимались? Минет знаю, про анальный секс слышал, а ликбез — это что-то новенькое.

Иван Владимирович, тихонько похрюкивая от удовольствия, не имея сил смеяться в полный голос, сполз с табуретки на пол, констатируя про себя, что впервые в жизни видит покрасневшую от смущения Линку.

Срываясь от смущения на крик, Линка попыталась объяснить:

— Ликбез — это не сексуальное извращение, а ликвидация безграмотности!

После чего комната опять потонула в обвальном смехе.

Когда все дружно отсмеялись, Иван попросил мать отвести Линку к местной колдунье, бабке Евдокии. Разумно предположив, что вся эта история не прошла для его подруги даром, а посему необходимо полечить ее знаменитой сибирской баней с волшебными алтайскими травами, чтобы весь испуг ушел навсегда.

Что бабка творила с ней в бане, Линка не запомнила, так как «отрубилась», только добравшись до полки. Но вышла оттуда, скинув добрый десяток лет, чувствуя себя молодой и радостно опустошенной. После того, как их покормили ухой и пельменями, они на Ванькином джипе тронулись в город.

Иван с Линой устроились на заднем сидении, Борис с шофером, молчаливым мужчиной лет сорока с печальными глазами, были впереди. Остальной братве пришлось ехать на старой шестерке, взятой в долг у Ваниного соседа.

В машине Иван Владимирович попытался объяснить подруге сложившуюся ситуацию:

— Когда мои люди, поехавшие на сделку, пропали с деньгами и наркотиками, Барон, этот ваш местный авторитет, забил мне стрелку с серьезными людьми…

Иван, волнуясь, сошел с нормальной речи на жаргон:

— Законники на сходке решили, что я Барону за обиду должен, и на счетчик поставили. Я уже начал все свои предприятия оценивать, чтобы выставить на аукцион.

— Вань, я думала, ты просто бандит.

— Мелко берешь, я крутой русский предприниматель. Почти весь ресторанный и гостиничный бизнес в городе мой, казино, сауны…

— публичные дома с продажей наркоты…

— Да, пара бензоколонок, — тут до Ивана дошло, что он сказал:

— Подсела, змея! Не можешь не укусить. Да, сейчас бизнес непосредственно связан с уголовщиной, нравится мне это или нет.

— Ладно, я это уяснила, давай дальше про наши дела.

— Теперь я торги приостанавливаю, собираю по новой сходку, Барону — крышка. Моя обида не в счет, серьезных людей подставил. Борьке одному бы не поверили, ты — другое дело, незаинтересованный человек. Не боись, за тобой, как за зажженной бочкой динамита следить будут, я к тебе охрану приставлю.

— Этих, что в шестерке? — презрительно поинтересовалась наша героиня.

— Нет, афганцев. Ну, все, о грустном хватит. Расскажи про себя, как жила эти годы?

— Вас в Афган когда проводила, писем от вас ждала, вам писала. Потом молчание от всех сразу. Очень разозлилась, ничего понять не могла. Осенью опять по эпидфонду в госпиталь устроилась, в 24-отделение, в реанимации работала. А тут из вашего ДШБ комсорг к нам на лечение попал, он мне документы на тебя показал, что ты в штрафбат попал. Списки погибших комсомольцев из личного состава ДШБ предъявил, а там черным по белому: Дорохов Аркадий, Гостенко Виталий, Таранов Юрий, Пирин Алексей, Грылов Вадим — половина нашей компании.

Борис заерзал на переднем сидении:

— Это мы у Гостенко были?

Иван вскинул удивленные глаза на Лину, та устало махнула рукой:

— Родной город Виталика был у нас на пути. Мы зашли на кладбище, встретились с его матерью. Ты уж извини, но на штуку баксов я твоего родственника тряханула. Не могла не помочь Виталькиной матери.

Иван Владимирович молча смотрел на сидящую рядом с ним женщину и думал, как сложилась бы его жизнь, если бы судьба в свое время не развела их в разные стороны.

Он взял Линкину руку, поцеловал и долго держал ее в своих ладонях:

— Спасибо. Спасибо за всех ребят, оставшихся там. Мне стыдно, что за все эти годы я не смог найти деньги и время, чтобы проведать друзей. А ты с годами стала еще добрей. Я-то думал, что в наше время это уже невозможно.

Линка, чтобы не разрыдаться, дернула плечами:

— Ладно тебе, я тоже не святая, просто карта так легла.

Обстановку разрядил Борис, влез в разговор с шипящей радостью:

— Мы там ремонт сделали, телевизор и телефон старикам поставили, задолженности заплатили, продукты на зиму запасли. Ну, вернее, Лина Алексеевна, а я помогал. Ой, а почему дяди Ваниной фотографии я не видел?

Лина, увидев недоумевающий взгляд Ивана, объяснила:

— У матери все стены в Виталькиных фотографиях, там и госпитальные. Но тебя там нет, ты же фотографировал.

— Понятно, — голос алтайского мафиози подозрительно задрожал.

— На чем мы остановились: да, как я те списки увидела, мы с Ольгой Копыловой всю ночь вас поминали. Я зарок дала афганцев в душу не пускать, не смогу вас спокойно хоронить. Правда, Сережка Балабин, Славка Зайцев приезжали после дембеля попрощаться.

— Они живые?

— Да, у них все нормально. У меня распределение началось: попала я в Термез, у меня там бабка родная жила. Там тоже в госпитале проработала, тамошний кавалер помог нам с Борисом границу перейти. Затем с мужем своим встретилась.

— Он у тебя офицер?

— Нет, инженер гражданской авиации.

Борис опять влез в разговор:

— Вот откуда вы про самолет знаете!

— В чем дело? — поинтересовался Бешеный.

— Да когда в самолете летели, не дала умереть Борьке от кессонной болезни.

— Говори по-русски, а то убью словарем.

— Племяш твой в негерметическом салоне лететь хотел. Ладно, от темы не отвлекайся. Вышла замуж, уехала жить на море, родила двух пацанов. Работаю врачом в обыкновенной районной поликлинике. В дом, где сделка совершалась, попала случайно. Без ведома хозяина меня вызвал сын родильницы. Вернее не меня, а просто врача. Ну, а что я в эту историю вляпалась, это мое еврейское счастье такое.

— А как с деньгами у вас? Вы с мужем нормально зарабатываете?

— Вань, мы обыкновенные работяги. У нас трехкомнатная кооперативная квартира, купленная при Советской власти, машина «Жигули». Не нищие, не бомжуем, на хлеб с маслом хватает. Мальчишки ходят на английский, старший стрельбой увлекается, а младший — футболом. В общем все как у всех.

— А у меня видишь, какая машинка? — решил похвастаться Иван.

— Ваня, я в машинах не разбираюсь. Мне от этих железок два достоинства нужны: чтобы ездила, и была чистой.

— Хорошо, в город приедем, я тебе хату свою покажу.

— Представляю: ампир с кубизмом!

— Почему-то по твоему тону я догадываюсь, что ты сказала какую-то гадость.

— Что ты, что ты, это я просто об архитектуре размышляю.

Недоверчиво поглядывая на скромно замолчавшую Линку, Бешеный не вытерпел:

— Ладно, приедем, не понравится, делай ремонт по своему вкусу.

— Вань, я не поняла. Как это по-своему? А жена твоя, что, в восторг приходить будет от моих затей?

— А нет никакой жены и семьи нет. Я ж в законе, мне это не положено. И правильно, у меня день прошел и, слава Богу. А семью в заложники взять могут.

— А родителей?

— Ты нашу деревню видала? Почти в каждом доме родственники и у каждого оружие есть. Не завидую тому, кто сунется в нашу берлогу с такой идеей.

За разговорами они не заметили, как въехали в город. Городок был чистенький, с мини-супермаркетами, бутиками, ресторанами, офисами.

Недалеко от мэрии на центральной улице располагался Ванькин офис. На входе стояли секъюрити в защитной форме, в комнатах работали за компьютерами смазливые девушки, сновали из комнаты в комнату молодые люди.

Кабинет Бешеного находился в самом конце коридора и резко выделялся своим по стилю от остального офиса. Его можно было описать одним предложением: кабинет золотопромышленника конца XIX века плюс экспозиция современного оружия. Огромная комната, пол которой покрыт ковром ручной работы. Вдоль стен холодное и стрелковое оружие, начиная с XVIII века и кончая сегодняшним днем. Дальняя стена, возле которой стоит стол, вся в картинах. Окон нет. Стол заслуживает отдельного описания: деревянный монстр, которого можно использовать вместо бомбоубежища. На огромной, отбитой сукном поверхности, стоят мраморные чернильные наборы, пепельницы, телефон, «свистнутый», видимо, из Смольного и лампа в виде огромной голой бабы. Типичный купеческий кабинет, из общего стиля выпадали только полки с оружием. Около стола стояли огромные кресла из черной кожи. Устроившись в одном из этих кресел, Линка начала смотреть, как Ванька строит подчиненных.

Иван Владимирович успел утрясти множество мелких и крупных проблем, когда со стороны входа послышались выстрелы. Серьезные ребята, совершенно не похожие на тех шестерок, что приезжали в деревню, попытались закрыть дверь в кабинет изнутри устройством, напоминающим автоматические запоры в атомной подлодке. Но события происходили слишком быстро, и они были отброшены от входа людьми цыганской наружности. Автоматы применять на таком близком расстоянии было глупо, и народ перешел на рукопашный бой. Причем было такое впечатление, что все присутствующие служили в десантных войсках или, по крайней мере, в морской пехоте.

Учитывая сложившуюся обстановку, Линка решила перебраться под защиту стола. Кидая в дерущихся предметы с поверхности письменного стола, она успешно осуществляла переброску своего тела. Но тут какой-то гад с вражеской стороны решил взять ее в заложницы.

Прижав Линку к стене под картинами, схватил ее руками. Где-то со стороны раздался Ванькин крик: «Линка, вспомни ЛФК».

Дальше все было, как в замедленном кино. Из памяти выплыл спортивный ночной зал, пол, покрытый матами, испуганная девчонка в Виталькином спортивном костюме, Иван, обучающий ее приемам каратэ: «Если какая гнида пристанет, схватит за плечи, хватаешь его за грудки, ногу ниже пупка на ладонь, присаживаешься и перебрасываешь через себя». Услышав, через годы эти указания, Линка попыталась претворить их в жизнь, благо была она в спортивном костюме.

Схватив цыгана за грудки, особенно не церемонясь, вдавила ногу в его мужское достоинство. А когда тот заорал благим матом, дернула его через себя. О переброске и речи не было, за спиной стена, а на ней картина. Но не повезло мужику, за картиной у Ивана сейф оказался. Треснувшись головой, он начал сползать на пол. Прикрываясь мужиком, как щитом, Линка ящеркой переползла под стол, решив переждать бой там, так как видела, что Иван успел вызвать подкрепление.

Тем временем драка не прекращалась, обещанная поддержка не объявлялась, а в комнате появилось новое лицо. По злому воплю Бешеного и длинной цитате, состоящей, в основном, из матерных слов, она догадалась, что объявился Барон, а соотношение сил складывалось в пользу врага.

Думая, как бы помочь Ване, Линка устремила свой взор на полку с оружием. Выглядев там что-то кругленькое и темненькое, сбоку вроде бантиком, она решила, что это граната типа лимонки. Напрягая свои мозги, Линка пыталась выдавить из них хоть какие-то сведения об этой штуковине. На память приходили только фильмы про войну, где герои за что-то дергали и взрывали врагов на хрен. Правильно оценивая свои силы, так рисковать она не решилась, поэтому, выскочив из укрытия, Линка просто схватила эту гадость бантиком вниз, чтобы окружающие только догадывались, как и что она выдернула.

С криком «Банзай, гады!» Линка заскочила на стол с вытянутой рукой, где была зажата граната. Как Сейлор Мун остановила сражение и добилась внимания. Мужики, вглядевшись в зажатый предмет, начали как-то бледнеть и отступать к стенам.

Ванечка очень ласково попросил:

— Линочка, ты только крепко держи эту хреновину.

Представительный седой цыган, впоследствии оказавшийся Бароном, испуганно поинтересовался:

— Она, случаем, не из психушки?

Это он, конечно, зря сказал. Линка взвилась, как укушенная:

— Ты, Терминатор первого поколения, Будулай засушенный, Алеко недорезанный, достали вы меня. Это за что же я Господа так разгневала, что второй месяц из себя Чингачгука строю?! Что за вороватое племя вы, цыгане? Мало того, что Ванькиных курьеров пришили, правда, не специально, карта так легла. Так и бабки, и наркотики прихватили, да еще на Ванечку все это повесили. Мне терять нечего, детей я от вас спрятала, муж воспитает, а вы меня все достали.

Более внимательной аудитории в Линкиной жизни не было, боевики внимали каждому слову, но еще более внимательно следили за Линкиной рукой.

Барон, насмешливо улыбающийся в начале Линкиного спича, в конце перестал скалиться и повернулся в сторону Бешеного.

Иван дурашливо развел руки в разные стороны и утвердительно закивал головой:

— Все ее показания заснял на видеокамеру, а также свидетельство своего племянника, по вашим словам, покинувшего нашу многострадальную Родину. В случае моей внезапной кончины пленка попадает к Юристу на стол. Что будет с тобой в этом случае, когда законники узнают, как ты их подставил, я даже думать не хочу. Линкина игрушка подарком покажется. Ты же понимаешь, даже моя обида не в счет.

Хорошо в комнате не было Бориса, так как он со своей наивностью мог бы сорвать игру, Иван блефовал по-крупному. Никакой видеокамеры не было и кассеты, следовательно, тоже, но Линка ехидно кивала головой и в такт так изящно махала ручкой. На каждый взмах, присутствующие резко кидались к стенкам. Очень эффектная по убедительности сценка получилась.

Барон, подняв вверх пустые руки, двинулся в сторону Бешеного:

— Иван, братан, мы вместе срок на зоне мотали. Я, в натуре, думал, что ты меня, как последнего лоха, кинул. Только из-за этого к законникам обратился. Такая обида меня заела. Иван, не отсылай кассету Юристу. У меня нет баксов и товара, но за обиду я тебе любую компенсацию выплачу. Давай вместе искать, найдем, сам с повинной головой к Юристу пойду.

Слишком долго на нашу героиню никто не обращал внимания:

— А чего искать? Если у вас нет, и у Ивана нет — значит, они в доме, где сделка проходила. Спросите Тамару и Сашку Оглы, они вам родичи, врать не станут.

Барон развернулся в сторону стола:

— Так ты действительно была в доме, когда это произошло? Ты знаешь их фамилию.

— Объясняю, ваше Палермо на территории нашей консультации. Тамара после родов помирала, Сашка втихаря вызов к матери сделал. Сейчас отпускная компания, вот меня не иначе как сам черт на этот вызов потащил. Ваши люди не знали, что в доме врач. Невольно из-за меня разыгралась драма: Тамара горела, я температуру ей сбила, она уснула. Сын побледнел: мать ледяная, не двигается, решил-умерла. Я ему ничего объяснить не успела, он бросился на отца. Тут Захар в драку ввязался, Сашку откинули к гаражу. Я, когда во двор вбежала, бросилась к ребенку, тут выстрелы раздались. Борис в машине сидел, его к столу не приглашали, ему через гараж уйти плевое дело. Я же перед тем как бежать, из-за машины выглянула, все присутствующие под виноградником были. Захар и русский парень убиты, дипломаты под столом стояли, а Сашкин отец и его родственник ранены были, их женщины перевязывали. Как вам рассказали, не знаю. Если вы не брали — значит это Тамарин муж.

— Он умер, кровотечение сильное было, его не успели в больницу доставить. А вот его двоюродный брат, Яков Оглы, мне несколько иначе рассказал. Что в доме врач была, он не знал. Сказал, что Захар ссору первым начал, ранил Тамариного мужа, а русский стал стрелять в Якова, тому пришлось, защищая брата, отползти к дому. Русский с водилой на БМВ рванули со двора, прихватив дипломаты. Женщины, услышав выстрелы, сидели не высовываясь. Яков, чтобы искупить свою вину, лично организовал погоню. Потом мне сообщили про выстрелы в Кош-Агаче, и я вылетел сразу сюда.

— Можете звонить Тамаре, она подтвердит.

Барон медленно подошел к телефону, опасливо поглядывая на камикадзе женского рода.

Набрав по междугородке телефон, он быстро заговорил по-цыгански.

— Твоя правда, женщина. Тамара, Сашка, Света подтверждают все твои слова. А Яков уехал на похороны своего родственника в село.

— Звоните туда.

Цыган, опять набрав номер, переговорил пару минут, затем уставился на Линку:

— Тот умер уже как два месяца, Яков в селе не показывался. Видимо, мы нашли, кто нас кинул.

В разговор вмешался долго молчавший Иван Владимирович:

— Барон, если компенсацию заплатишь, я не в обиде. В результате этой истории я очень дорогого мне человека встретил, да и к Юристу мне просто так западло обращаться. Давай вместе этого резвого поищем.

Паханы скрепили сделку рукопожатием.

— Мне не хотелось вносить резонанс в ваше полюбовное соглашение, но по смею обременить вас своей особой и заметить, что эта гадость типа гранаты по-прежнему находится в моей руке. А, учитывая мое отношение к технике, могу смело вас заверить, что без домкрата вы мою руку не разожмете. Я не уверена в предназначении домкрата, но смысл в целом остается прежним.

На сей раз Линку прервала появившаяся, наконец, группа поддержки во главе с БТР. Паханы по военному вступили в руководство подчиненными, комната быстро опустела. Остались начальники, Борис, парень со змеиным, остановившимся взглядом и наша героиня, выступающая на этот момент этакой статуей Свободы.

Иван Владимирович велел Борису, зажав Линкину руку, осторожно опустить гранату на пол, в этот момент кто-то притащил бронежилет и шлем, которые натянули с величайшей осторожностью на Линку. Обрядив Линку в защитные одежды, Борис, не отпуская ее руки, встал впереди нее. Теперь к работе приступил афганец, бывший минер. Медленно, палец за пальцем, разжимал он Линкину руку, готовый в любую минуту подхватить гранату. Наконец, этот долгожданный момент наступил, и в комнате повисла какая-то неприятная тишина. Затем мужики начали переглядываться, а минер, рассмотрев гранату со всех сторон и даже зачем-то понюхал, со злостью сплюнул:

— Она же учебная.

— А я не собираюсь доказывать обратное. Что было под рукой, то и взяла. А учебная она или боевая, не знаю. На ней же не написано.

Хохот, раздавшийся в комнате, заставил братву рвануть в кабинет начальника.

Иван, ласково обнявший Линку, вытирал ей слезы и успокаивал:

— Бедная ты моя, Аника-воин, гроза мафии.

— Опять мне к бабке Евдокии нужно. Если так дело и дальше пойдет, я из бани вылезать не стану, постоянную прописку оформлю.

— Не переживай, тебя Борис сейчас в мой салон красоты отвезет, там сауна с травами, массажист и вообще все, что твоей душе угодно. Отдохнешь, пока я с делами разберусь. Охранять тебя уже не нужно, все утряслось.

Салон действительно оказался сказкой наяву, Линку, как драгоценность, передавали из рук в руки, в один момент возник мужик с фотоаппаратом. Но Линке после травяных коктейлей было уже все бар-бир, как говорят узбеки. Когда визажист заканчивал свою работу, в комнату внесли очень миленький брючный костюм белого цвета и удобные спортивные туфли. Чтобы по-новой не получить стресс, цену Линка принципиально узнавать не стала.

Войдя в Ванькин офис, Линка поняла, что она не зря потеряла четыре часа. У сидящих в кабинете мужчин отпали челюсти. Оба пахана решили проявить себя джентльменами, они встали, дав Линке усесться в кресле.

Барон, до этого видевший в ней только свидетеля, настолько заинтересовался ее новым имиджем, что Ивану пришлось вмешаться:

— Только из-за этой женщины я решил не обращаться к законникам, но учти, я могу и передумать. Запомни, обижая ее, ты нанесешь обиду мне.

После этих намеков Барону оставалось только глядеть на Линку, не предпринимая никаких действий.

В этот момент в кабинете появился Борис с документами, которые он отдал Бешеному:

— Ну, что, Линочка, держи свой паспорт с российским гражданством. Извини, только выписан он на твою девичью фамилию, так как нынешнюю я не знаю.

Линка сидела с обалденным видом, рассматривая свой новый паспорт: бумага пахла еще типографией, а фотография липла к рукам. Господи, тысячи беженцев оббивают пороги российских посольств в надежде на гражданство. Ее же за деньги в три часа сделали россиянкой.

Ну, ей выбирать не из чего: за неимением гербовой бумаги пишут на простой.

— Лина, перекусим уже в самолете, нас ждут на аэродроме.

— Ваня, у тебя, что, личный самолет есть?

— Нет, здесь машина, чартерным рейсом доставившая сюда Барона. Он любезно предоставляет ее нам для поездки.

Как во сне, они добрались до аэродрома, затем на ТУ-134 полетели в Линкин город. Перекусив, Линка погрузилась в сон и очнулась уже в Лиманском, где они приземлились на военном аэродроме.

Таможенники даже не заглянули в салон, предпочитая беседовать только с паханами.

Больше месяца они с Борисом добирались до Алтая и за одну ночь вернулись обратно. Лето уже подходило к концу, солнце не так светило, приближался бархатный сезон.

Их встречали на десяти машинах, в которых устроились и цыгане, и афганцы, Ванькины боевики.

Сидя в фольксвагене, Лина убеждала Ивана отпустить ее к детям:

— Вань, я же не Никита, я нормальная среднестатистическая баба. Я устала врать мужу и родителям по телефону, успокаивая всякими байками. Я очень соскучилась по своим детям, им же в школу собираться пора. Жертва у вас есть, ищите его уже без меня.

— Лин, у меня нет гарантий, что ты в безопасности. Пока эту гниду не поймаем, будешь со мной.

— Ванечка, но домой я хоть заглянуть могу?

— Можешь, но только с охраной.

— С Борисом? — обрадовалась Линка.

— Нет, этому веры уже нет. У него в мыслях — одна Линка. Через слово тебя поминает. Я тебе афганскую гвардию в охрану дам, скорей всего, Серегу-минера определю тебе в телохранители.

Линка приуныла — ведь это мужик, совершенно лишенный чувства юмора, да еще злой на нее за дурацкий розыгрыш с гранатой.

Около железнодорожного вокзала Линка попросила остановить машину:

— Вы сейчас на Палермо рванете, а у меня дом в совершенно противоположной стороне. Чего туда-сюда шляться? Ты только моего телохранителя предупреди, что я сначала в туалет зайду, сил терпеть нету.

Минер приклеился за ней вплотную, его змеиный взгляд она аж спинным мозгом чувствовала. Вот не зря она этих гадов не уважает, одни от змей неприятности.

Сетуя на судьбу, Линка отправилась в платный туалет, высматривая по сторонам знакомых. Не видя ни малейшей возможности побега, она зашла в кабинку. В это время в зале, где стояли умывальники, послышался шум — гам. Кассирша пыталась обилетить вошедших цыганок, те же размахивали удостоверениями многодетных матерей, упорно отказываясь платить. Линка поинтересовалась у ближайшей цыганки:

— Вы, часом, не с поселка Шевченко будете?

— Да, бриллиантовая! А что за интерес у тебя, яхонтовая? Хочешь, погадаю?

— Я сама погадать могу: умирала у вас в поселке женщина после родов, муж у нее сволочь был. А в доме — казенные короли собрались, большой бубновый интерес был. Затем вижу смерть, смерть. Женщина живая осталась, а муж — сволочь подох.

Цыганка, внимательно слушавшая это гадание, вгляделась в Линкино лицо и, что-то найдя в нем интересное, крикнула:

— Тамара, тут про тебя гадают.

Трудно было узнать в этой цветущей жгучей брюнетке ту несчастную, лежавшую без сознания женщину.

— Это кто же на меня гадает. До сих пор я гаданием кормилась.

— Значит, хорошая гадалка говоришь, на тебе мою руку, говори, где судьба нас с тобой свела.

Тамара недовольно повела бровями, взяла руку и, вглядевшись в линии на ладони, вздрогнула:

— Это ты мне жизнь спасла?

— Как Сашка поживает? Как дочка?

Цыганка прижала Линку к себе, начала целовать, попутно что-то объясняя по-цыгански своим удивленным товаркам.

В результате каждая посчитала своим долгом погладить ее по плечу.

— Сестра, ты как здесь? Почему к нам домой не пришла? Сашка к тебе на работу звонил, говорят, ты в отпуске.

— Я, Тамара, из-за этого вызова к тебе, до сих пор в бегах. Детей полтора месяца не видела. Вот и сейчас меня у входа стерегут, а я к детям хочу. Испереживалась за них.

— Сестра, благодаря тебе я солнцу радуюсь. Увидишь ты своих детей, это я тебе говорю, Тамара Оглы.

Она резко бросила что-то товаркам, и те начали каждая сбрасывать с себя по одной юбке.

— Так, надевай на себя юбки, меняемся с тобой кофточками, волосы прячем под платок, шаль на плечи. Сейчас косметику на лицо наложим, ни один мужик не узнает. Женщина узнает, а мужик нет. Подруги мои его сейчас отвлекут, а ты выходи и прямиком к поездам. Деньги, документы есть?

— Паспорт есть, а денег ни копейки.

— Пусть все беды будут у тебя такие, а не больше. Мои деньги — твои деньги. Я за визит тогда не расплатилась, считай, тебе долг вернули.

Она всунула кипу бумажек Линке в лифчик и, дождавшись, когда цыганки окружили Линкиного телохранителя, прикрывая Линку собой, потащила к ближайшему вагону. Поезд оказался львовским, а проводница-покладистой бабой: за 20 долларов она предоставила Линке свое купе, чай, бутерброды и сотовый.

Когда поезд уже подъезжал к Раздельной, Линка освободилась от юбок и головного платка, не сняла шаль, так как в цыганской кофточке и брюках у нее получился очень сексуальный прикид.

По памяти, она попыталась пробиться на Ваничкин мобильник:

— Кто? — рявкнул Иван.

— Ваня, не бесись, это Лина.

— Твою мать, с тобой все в порядке? Я чуть не убил Минера.

— Сережа ни в чем не виноват. Но я от вас устала и очень хочу к детям. Не волнуйся, буду держать тебя в курсе.

— Но, ты же без баксов?

— Та на фига мне эти баксы, у нас здесь другая валюта. А язык и без денег до Киева доведет. Целую, всем привет.

Ночью на узловой станции она пересела на волынский поезд и поехала к детям, которые жили все это время у родственников мужа. Когда Линка при БТР говорила с подругой о Питере, Лина знала, что Маринка поймет, о какой деревне идет речь. Прошлым летом они собирались с подругой под Луцк за грибами, а Аллочка, Линкина племянница, проживала в Ковельском районе — так что других вариантов просто не возникало.

И хотя Линка знала, что под Аллиной опекой детям ничего не грозит, сердце материнское изболелось. Ранним утром она вышла в Рожищах, дошла до базара, купила себе кофточку, сладости детям, подарки родственникам. Остановила машину и через час уже обнимала своих сыновей. Рассказала Алле свою эпопею, придумали с Аллой для родственников полуправдивую историю о командировках-заработках. А так как среди родичей пользовалась уважением и непререкаемым авторитетом, была оставлена в покое наслаждаться заслуженным отдыхом.

Привыкнув за это время к большим физическим нагрузкам, Линка моталась с детьми пешком в лес за грибами, на рыбалку, помогала на сенокосе.

Энергия из нее била ключом! От Бешеного с Бароном никаких утешительных новостей пока не было.

В один из дней Линка собралась со швагером (родственником мужа) на ночной скотный рынок в Колки. У родственников мужа был свой маленький бизнес: они мотались по селам, покупали телят, забивали, мясо оптом отправляли в Москву, а шкуры продавали полякам.

На ночном рынке телята иногда были дешевле, чем в селе. А поэтому швагер, муж двоюродной сестры Линкиного мужа, раз в две недели гонял в Колки.

Федор был мужик озорной, обожающий подшутить, с чувством посмеяться. Так как Линка смеялась всегда с удовольствием, то для Феди являлась любимой родственницей, которой он ни в чем не мог отказать.

Подъезжая к Колкам, родственник предложил Линке посидеть в машине, пока он будет выбирать телят. Та категорически отказалась:

— Я не для того ночь не сплю, чтобы в машине находиться. Это я с комфортом и в деревне могла сделать, у тебя во дворе.

— Ну тогда ориентируйся на здание милиции, оно двухэтажное, построенное еще во времена Советской власти. Со всех сторон базара видно, а когда к нему выйдешь, слева стоянка. Ну, с машиной, надеюсь, не перепутаешь. Часа два можешь побродить по базару, время у тебя есть.

Такое количество скота Линка видела только в фильмах. Это все было такое живое, оно все время шевелилось, перемещалось и сопровождалось беканьем, меканьем, оглушительным «му» и радостным похрюкиваньем. Картина впечатляющая, голова начала болеть от непривычного шума.

Решив, что она полностью познакомилась с рынком, стала разворачиваться в сторону милиции, так как справа заметила загон с лошадьми. Лошадей Линка любила, ездить не ездила, но равнодушно пройти мимо них не могла.

В загоне было где-то 10 или 12 лошадей, причем «пенсионного» возраста, видимо, их тоже привезли, как один из сортов мяса.

Лошадок было жалко, захотелось погладить их морды, почувствовать мягкие, осторожные губы.

При посещении зоопарка Линка запасалась морковкой, печеньем, сегодня у нее не было даже хлеба. Но не в правилах нашей героини отступать от задуманного, если цель определена — за работу, товарищи!

Линка тащилась через весь загон перепуганных лошадей, рискуя попасть под копыта старых кляч, ради любого лошадиного лакомства, которое она наделась выклянчить у людей, закрепленных за этим мини-табуном.

В самом конце этого импровизированного корраля, Линка заметила двух мужиков, активно решающих какую-то проблему. Они жестикулировали руками, орали друг на друга, правда, в этой гамме не было слышно, что именно они орали. В конце концов, один, пониже ростом, замахнулся на другого, повыше ростом, но моложе. И молодой, успокаивающе выдвинув руки в знак примирения, угодливо закачал головой. Затем, вытащив откуда-то из-за пазухи пачку денег, отдал коротышке, взамен получив совсем маленький беленький пакетик. Линка, удивившись такой невыгодной сделке, благоразумно решила податься назад, к людям.

Уже выбравшись на свет, она решила немного пройтись за парнем, надеясь по дороге раздобыть хлебушек. Молодой вертлявый парень вел себя странно: суетился, постоянно оглядывался, кого-то выискивал. Вдруг он рванул в сторону, завидев знакомого: совсем молодой пацан нетерпеливо кинул ему деньги, а долговязый вручил ему еще меньший пакетик. В базарной суете на них никто не обращал внимания, это только нашей любопытной Варваре нужно было больше всех больше всех. Вроде как не ее два месяца бандиты искали! Просчитав ситуацию: большие деньги — за маленький беленький порошок, «врубилась» — наркота! «Господи, что же за напасть такая, куда ни плюнь, везде наркотики! Хватит с меня наркобизнеса на всю оставшуюся жизнь. Слежку прекращаю, покупаю хлебушек, кормлю животных и иду к машине» — решила наша благоразумная героиня. Но ее планам не суждено было сбыться. Когда с буханкой хлеба она развернулась в сторону лошадей, взглядом Линка уперлась в двух цыган, причем один показался ей знакомым.

«Кто-то из окружения Барона? Нет, у него все молодые, подтянутые, спортивного вида. А этот хоть и молодой, но обрюзгший, и вызывает какие-то неприятные ассоциации. Где я еще цыган видела? На железнодорожном вокзале только цыганки были. В Кош-Агаче были мужики, но ростом с Бориса. Этот же — коротышка. Тем не менее, я его где-то видела».

В это время подозреваемый обернулся, скользнул по Линке васильковыми глазами и, не заинтересовавшись, отвернулся. Линка же в страхе присела на какой-то выступ, сообразив, наконец, кого ей угораздило лицезреть: «Это же Сашкины глаза, дядька того цыганенка, у которого я мать лечила. Это же Яков, которого Иван с Бароном ищут. Ну, и что мне с этой информацией делать? Следить я за ним не смогу, навыков у меня нет, а он заметит, убьет, не задумываясь, хорошо если сразу. Ваньке я позвонить могу, но пока они доберутся, Яша смоется, и все опять при своих интересах останутся. Но, с другой стороны, не могу я постоянно в бегах быть, да и детям через неделю в школу идти, надо с этой историей кончать.

Линка пересчитала у себя всю имеющуюся наличность, прикинула, сколько в сумке, оставленной в машине, и пошла покупать «казенку». С двумя бутылками казенной водки, она разыскала родственника. Не вникая в подробности, посвятила в свои проблемы: была на вызове у роженицы, случайно оказалась свидетелем наркоразборок, пригрозили детьми, поэтому сыновей к ним отправила, а сама по подругам пряталась (не рассказывать же про свое путешествие в Россию), а сегодня на базаре увидела этого гаденыша, из-за которого у нее неприятности.

Есть у Линкы пациентка, муж которой бандит. Он обещал найти того гада и разобраться с неприятностями. Но та сволочь убежала, и здесь, в Колках, объявилась, наркотой торгует.

Надо мужу пациентки позвонить, чтобы он приехал и разобрался с наркоторговцем, а для этого того надо задержать. Федя возмутился и предложил самим устроить разборку. Лина еле успокоила родственника и посвятила в свой план. Федор выслушал, засмеялся и начал претворять его в жизнь.

Забрав водку, пошел к продавцам, у которых купил телят. Мужики начали обмывать удачную сделку. Федя, хлебосольная душа, стал приглашать к их столу своих знакомых: кумовьев, родственников, односельчан. Линка поднесла еще пару бутылок, веселье начало набирать темп. Подливая мужикам, Линка отметила, насколько водка лучше наркоты, — вон как душевно сидим. Присутствующим идея очень понравилась, компания стала развивать эту тему. Направляя пьяную энергию в нужное русло, Линка не забывала подносить бутылки с самогоном, а Федя — кидать реплики, направленные против наркотиков.

Наконец, «дубинка народного гнева поднялась» и опустилась на головы наркоторговцев. Среди пьющих обнаружился мужик, у которого племяш помер через наркоту — это было последней каплей. Народ начал вооружаться вилами, лопатами, кнутами, монтировками. Пьяная вооруженная толпа пошла крушить базар, вылавливая наркоторговцев. Линка вовремя остановившая Федю во время пьянки, подхватила родственника под руку и потащила к опорному пункту милиции.

Удивленные менты, имеющие определенный доход с продажи наркоты, ошалело смотрели на народный бунт и, не получив прямых указаний от начальства, пока не вмешивались.

Линка, закрывая лицо руками, завыла на все отделение, отвлекая на себя внимание дежурных:

— Ох, лишенько, москали кляти!

Милиционеры, окружившие плачущую жинку, не обратили внимания на Федю, проникшего в дежурку к начальнику с водкой и долларами. Начальник, получив мзду, дал указание подчиненным, и менты бросились на помощь селянам ловить наркомафиози.

«Операция «Перехват» совершенная личным составом местного отдела по борьбе с наркотиками при помощи местного населения закончилась благополучно».

Всех, кого поймали, засадили в КПЗ, а из дежурной части прекратившая рыдать, Линка, набрала номер сотового Ванькиного телефона:

— Кто это!?

— Ванечка, совершенно незачем так рычать в трубку, у меня со слухом все нормально.

— Линка, ты? Ты живая? У тебя все нормально? Стерва ты хорошая, т, как шип в моей заднице! Что, раньше позвонить не могла? Вместо того чтобы заниматься поимкой лоха, который меня кинул, я кидаю братву на поимку тебя.

— Зато я здесь не сижу на месте и выполняю за вас вашу работу.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Я хочу сказать, что птичка по имени Яков в клетке. Но только до 8 часов утра, затем придет новая смена ментов. А я истратила всю свою наличность на эту смену.

— Короче, где ты?

— Я на скотном рынке в Колках, недалеко от Луцка. У вас 9 часов времени: сможете машинами — хорошо. Но лучше чартерный рейс самолета, через час вы будете в Луцком аэропорту. С собой берите человека, «розмовляющего на украинской мове». Народ здесь москалей не любит, при советской власти всего ничего прожили, в каждой хате если не пулемет, то автомат точно где-то сохранен, а поэтому ведите себя вежливо, по-человечески.

— В Колках где тебя искать?

— Около базара опорный пункт милиции. Но учти — жду до восьми, потом уезжаю.

Бандиты появились в полседьмого утра на четырех машинах: чем они добрались до места назначения, Линка не успела спросить, а вот лошадок она покормила.

Во-первых, опять же таки по Линкиной милости, лошадки хозяев лишилась. А во-вторых, кто-то же должен животных кормить.

Ну, дальше вообще было неинтересно. Помня народную мудрость «длинный язык, укорачивает жизненный путь говорившего», опять же таки «меньше знаешь — спокойно спишь», Линка к вместе с родственником покинула Колки до вывоза наркоторговцев вместе с Яковом. Зачем фигурировать в людях «их знали в лицо» а, посему, оставив свои координаты Борису, уехали от греха подальше.

Что стало с Яковом, каким образом Барон с Иваном вернули свое кровное, Линка не спрашивала. Но ровно через сутки, утром в село завалила кавалькада джипов, за которыми тащился асфальтоукладчик.

Это благодарные мафиози решили заасфальтировать селянам дорогу, начатую при Советской власти и заброшенную при независимости.

Бандиты вытаскивали из машин ящики с казенной водкой и закуской, такого в селе отродясь не видывали. Выставили голове казенку, занесли все, как полагается, батюшке в церковь и накрыли всему селу поляну. Гуляли хорошо, с цыганскими плясками, украинскими песнями и с русским размахом.

Через два дня, забрав Линку с детьми, бандиты отправились назад. По пути домой Линкины сыновья оторвались по полной программе: старший, утоляя свою страсть к стрельбе (он уже три года в секцию ходил при школьном тире) стрелял из окна, перепробовав все оружие, имеющееся у бандитов, благо кругом лес шел. Младший, потребовавший себе фильм, наслаждался «Мумия возвращается».

Иван же уговаривал Линку взять деньги, процент с нашедшегося товара и долларов:

— Ну, чего ты отказываешься? Ты же честно заработала эти деньги, без тебя мы вряд ли бы его нашли. Он и так уже за кордон собрался. Ты даже представить не можешь, какую сумму ты нам вернула.

— Не могу и не надо. Не то всю оставшуюся жизнь жаба есть будет: такие деньги были, а я их своими руками отдала. Хотя наверняка живой не осталась, большие деньги — большая головная боль.

— Мудрая ты женщина. Ну не хочешь знать цифру — может, это и правильно. Но процент возьми, вы же с мужем не миллионеры, чтобы от таких бабок отказываться.

— Ну, скажем, миллионеры как раз не отказываются. А мне на фига эти баксы? Я как мужу объясню появление этих денег? Вы же, мужики, все одноклеточные: у вас и ум, и сердце, и душа — все в одном органе расположены, которым вы детей делаете.

У вас как мысля, работает: баба деньги только одним местом заработать может, вы у ней мозги там же ищете, где они у вас расположены. То есть или панель, или любовник. Для валютной проститутки по возрасту не подхожу, а любовники стобаксовые вокруг меня, как мухи, вьются!?

Я же Мерлин Монро местного пошива. Уточняю, это не мое мнение, а мнение моего мужа, он меня только к фонарному столбу не ревнует. Поэтому появление больших денег будет воспринято как мое обзаведение любовником. Мне нужен этот дембель? Нет! А рассказать, каким образом я их заработала, не смогу. Ближних надо беречь, а не сокращать им жизнь различными авантюрными выходками! Зря, что ли, я конспирацию целых два месяца соблюдала? А тебе если денег некуда девать, купи в консультацию новый вакуум-экстрактор, а то старый уже на ладан дышит.

Мне же с заведующей объясняться придется по поводу моего отсутствия.

— За это не переживай, а деньги я тебе на банковский счет положу в Швейцарии, кроме тебя, их никто взять не сможет, а тебе когда понадобится, только нужно будет у меня номер и пароль спросить.

— Хочется деньги выбросить на ветер — твое дело. У богатых свои причуды!

День начинался до обыденности противно — звонком будильника. Отправив детей в школу, отметила на календаре день, до приезда мужа оставалась еще неделя. Захватив последнюю книжку Белянина, поспешила на работу в женскую консультацию.

Заведующая, благосклонно относившаяся к Линке после покупки вакуум-экстрактора, приветливо улыбнулась на входе. Но когда Линка взялась за дверную ручку кабинета, остановилась, вроде что-то вспомнив:

— Ой, я забыла вам сказать: Приходько сама на больничном, Мазуревич с ребенком, сидит, Дашкова с Семеновой на Дне специалиста, на первой смене вы одна. А у нас вызов из азербайджанской слободы!!!

Одесса — Ташкент, 2001 год.