Если час назад Пьер неторопливо ехал, возвращаясь домой, то теперь летел на предельной скорости в больницу Лаенек. К счастью для него и для пешеходов, которые могли бы оказаться у него на пути, в этот час парижские улицы были почти пусты.
Приехав, он соскочил с мотоцикла и оставил его на тротуаре улицы Сэвр между двумя машинами.
В больницу вели старые ворота, выглядевшие очень мрачно. «Прямо как вход в тюрьму», — вздрогнув, подумал Сен-Жюст.
Он попал в точку. Дежурные у дверей фанатично соблюдали правила, которые наверняка знали наизусть. Пьер нервничал все больше, а они лишь угрюмо твердили:
— Посещения в этот час запрещены.
Потребовалось десять минут переговоров и кисло-сладких слов, чтобы один из швейцаров удосужился отправиться в «скорую помощь».
Прошло еще десять минут, прежде чем он вернулся. Эти десять минут Сен-Жюст провел в подворотне — ему даже не предложили войти, — нервно шагая и обкусывая ногти. Конечно, дежурный, с которым он говорил по телефону, успокоил его, но с врачами нужно всегда быть настороже. Вернувшийся швейцар сказал Пьеру, что тот может пройти к дежурному. Произнес он это таким тоном, словно полученное разрешение было величайшим преступлением.
Дорогу Пьеру указали настолько туманно, что он заблудился и попал в родильное отделение, где, к счастью, веселая нянечка указала ему правильный путь.
Наконец он добрался до «скорой помощи». «Право же, не стоит болеть», — вздохнул он, открывая дверь.
Дежурный врач, маленький и толстенький, был приветлив.
Он успокоил Сен-Жюста.
— С вашим другом ничего страшного. Только что сделали снимок, и никаких повреждений черепа не обнаружено. Сегодняшнюю ночь мы продержим его под наблюдением, и, если все будет хорошо, он сможет покинуть больницу завтра утром, самое позднее — после обеда. — Врач улыбнулся. — Он унесет с собой огромную шишку, несколько царапин и синяков. Ваш приятель счастливчик!
Сен-Жюст поинтересовался, как все это случилось. Дежурный сделал неопределенный жест:
— Полицейские, которые его привели, ничего толком сказать не могли. Да это и не мое дело. Какой-то лихач, который мчался сломя голову по улице Мэн, сшиб вашего друга, когда тот переходил дорогу. Большего я не знаю. — И он добавил, повернувшись к палате, где лежали больные, отделенные друг от друга тонкими перегородками:
— Но, может быть, ваш друг сам расскажет вам подробнее. После двадцатиминутного нокаута он пришел в себя. Я дал ему успокаивающие пилюли, и он не слишком страдает.
Когда Кандидо увидел Сен-Жюста, он радостно улыбнулся. Голову его украшала огромная повязка, — единственный видимый признак ранения. Пьер успокоился. Врач не обманул его.
Указывая на свою постель, на узкое пространство, где она стояла в этой огромной мрачной комнате, молодой португалец заметил не без юмора:
— Здесь, конечно, потеснее, чем в отеле «Авианосец» и тем более в «ПЛМ».
Потом он поведал свою историю Сен-Жюсту:
— Я боялся опоздать на поезд и перебегал улицу.
Я уже почти добежал до тротуара, когда большая машина налетела на меня на полном ходу. По шуму мотора я помню, что она набирала скорость. Когда я увидел, что она сейчас налетит на меня, я подскочил вверх. — И он, улыбаясь, посмотрел на Сен-Жюста. — Это футбол спас мне жизнь. Как центральный нападающий, я всегда мишень для защитников противника. Поэтому избегать их нападений для меня чрезвычайно важно, и я специально тренируюсь в этом. Кроме того, чтобы хорошо играть головой, я постоянно отрабатываю прыгучесть. Короче говоря, прыжок, который я сделал, спас меня от смерти. Я приземлился на радиатор, потом отлетел, ударившись головой о дверцу стоявшей у тротуара машины... И пришел в себя в больнице.
Он откинул простыню и показал Сен-Жюсту свое оцарапанное колено, огромный синяк на бедре и пораненные локти. Потом подвигал руками и ногами и с удовлетворением заметил:
— К счастью, ничего не сломано. Правда, башка еще болит. Но сегодня ведь только среда, я думаю, что все пройдет довольно быстро и я смогу играть в воскресенье в Гавре наш предпоследний матч сезона. Это хорошо, потому что иначе папашу Дюброя хватил бы удар. Позвоните ему, чтобы он не беспокоился. Он никогда не ложится раньше часа ночи.
Сен-Жюст кивнул и спросил:
— Я ведь не оставил тебе своего адреса. Как же ты нашел меня?
— Дежурный, который оказался очень симпатичным человеком, позвонил в вашу газету. Поскольку речь шла о таком происшествии, телефонистка, в конце концов, согласилась сообщить ваш домашний телефон.
Все было очень просто, и Пьер рассердился на себя, что не догадался об этом сам.
Он посмотрел на Кандидо и увидел, что тот больше не улыбается.
— Я не позвал бы вас так поздно ночью, — сказал тот, — лишь затем, чтобы вы пожалели и приласкали меня.
Сен-Жюст понял намек и спросил глухим голосом:
— Ты думаешь, что речь идет не о случайном наезде, а о покушении на убийство?
В знак согласия Кандидо кивнул. Сен-Жюст заговорил снова:
— Значит, ты думаешь, что в «ПЛМ» Франк тебя узнал и что он и его банда решили ликвидировать тебя?
Кандидо снова кивнул. Сен-Жюст потер большим пальцем подбородок. Мысли вихрем проносились в его голове. Перед ним вставало множество вопросов. Не его ли вина, что угроза смерти нависла над Кандидо? Не слишком ли легкомысленно пустился он в это предприятие? Не следует ли посвятить во все полицию? Подходит ли для журналиста играть в детектива, не имея ни тренировки, ни специальной подготовки? Но Кандидо, заговорив, остановил поток этих беспорядочных мыслей.
— Я позвал вас прежде всего для того, чтобы посоветовать вам тоже остерегаться. Мне кажется, что эти бандиты не только очень хорошо организованы, но и очень хорошо информированы. Мы были вместе в «ПЛМ», мы были вместе в ресторане до того, как случилось со мной это происшествие, и вас гораздо легче опознать, чем меня.
Сен-Жюст принужденно улыбнулся:
— Ты прав. Теперь придется играть серьезную игру. Ты не боишься?
Кандидо пожал плечами:
— Если бы я сказал, что это происшествие не напугало меня, я бы просто соврал. Но мне оно не представляется достаточной причиной, чтобы мы бросили это дело.
— Почему ты говоришь «мы»?
— Потому что я хочу помочь вам схватить этих бандитов. Они чуть не убили меня, и у меня есть к ним свой счет.
Вернулся врач.
— Скоро полночь, — мягко сказал он. — Надо дать ему отдохнуть. У него был все-таки сильный шок. Я сейчас дам ему что-нибудь, чтобы он провел ночь спокойно.
Сен-Жюст поднялся. Ласково опустил руку на перевязанную голову Кандидо. подмигнул ему и прошептал:
— Ничего, мы их сделаем.
Он уже выходил, когда Кандидо вернул его и тихо произнес:
— Главное, берегитесь. Будьте осторожны.
Советы об осторожности, которые высказал Пьеру молодой португалец, произвели на него впечатление. Выйдя в подворотню, он сказал себе, что следует оглядеться раньше, чем высунуть на улицу кончик носа. Он находил эту предосторожность несколько смешной, но разумной.
Не успел Пьер об том подумать, как какой-то тип схватил его «Каву». Человек вытащил ее на середину улицы. Вскочив на мотоцикл, он включил мотор в тот самый момент, когда Пьер уже готов был броситься на него.
Мотор взревел, невероятной силы взрыв в эту же минуту потряс весь квартал. «Кава» Сен-Жюста испарилась, а вместе с ней и вор. На секунду потрясенный Пьер застыл на тротуаре. Потом мгновенно его мозг проанализировал ситуацию.
Чем стоять около больницы, он посчитал лучшим поскорее исчезнуть. Так или иначе, несчастный, который пытался украсть его мотоцикл, превратился в бесформенную груду мяса, и он ничем не мог ему помочь.
Вокруг останков машины и вора уже суетились швейцары больницы и прохожие, толпа все росла. Сен-Жюст направился к стоянке такси возле отеля «Лютеция», пытаясь на ходу составить план действий.
Он вскочил в такси и поехал к себе.
На его глазах был убит человек, его любимый мотоцикл превратился в прах— Он удивлялся своему спокойствию. Он вспомнил рассказы Эстева о его борьбе в рядах Сопротивления и сказал себе: «Так, наверное, было на войне».
Когда Сен-Жюст вернулся к себе, уже миновала полночь, но он все-таки решился позвонить комиссару Ронжье домой. Ему повезло: полицейский еще не спал, и поэтому он разговаривал с хорошо соображавшим человеком.
Пьер рассказал ему о взрыве, о страшной смерти вора и добавил:
— Полиция неизбежно узнает, что мотоцикл принадлежит мне. Я просто хочу вас попросить скрыть это обстоятельство, хотя бы для того, чтобы не напугать моих родных и друзей.
Ронжье не был простофилей, и история, которую ему рассказал Сен-Жюст, показалась ему явно подозрительной. Он хотел знать больше. Эта настойчивость раздражала Сен-Жюста, и он пожалел, что обратился с просьбой к полицейскому. Но в то же время он понимал, что выбора нет. В конце концов он сделал уступку:
— Прошу вас, окажите мне эту услугу. Завтра утром до двенадцати часов я зайду к вам на службу и все объясню.
Ронжье питал чувство уважения к молодому Сен-Жюсту, он согласился, но все же раньше, чем повесить трубку, сказал:
— Я жду вас завтра у себя в кабинете на набережной Орфевр ровно в полдень. Будьте точны.
Закончив разговор, Сен-Жюст вздохнул н оглядел свою комнату. Этот привычный мир он вынужден будет покинуть. Не сможет он показаться и в газете. Преступники считали его мертвым, и ни в коем случае нельзя было допустить, чтобы они узнали, что это не так.
По той же причине он не должен видеться с Эстевом, Риоттом и Лореттой. И вообще со всеми теми, с кем он обычно встречался, не должен показываться в тех местах, где его знали.
«Я как гангстер, скрывающийся от полиции», — подумал он, укладывая чемодан.
У Лоретты не было телефона, и он позвонил Риотту. По его голосу Сен-Жюст определил, что помешал ему. Но, услышав о всех приключениях, которые пережил Сен-Жюст в этот вечер, Риотт сразу стал внимателен.
Пьер уточнил:
— Ты предупредишь Лоретту, успокоишь ее и временно будешь вести рубрику. Эстеву и Гонину ни в коем случае ничего не говори. Я сделаю это сам. Я поселюсь в отеле «Терминюс» возле Восточного вокзала под именем Пьера Мартэна. Этот адрес должны знать только ты и Лоретта. И, конечно, Фабиен, когда он обнаружится.
Повесив трубку, он вновь оглядел комнату, чтобы удостовериться, что ничего не забыл. Потом взял чемодан.
Он уже собирался выйти, когда вспомнил, что должен был позвонить папаше Дюброю.
После полуночи телефонные линии были свободны, и ему сразу дали отель «Авианосец». Он объяснил Дюброю, что Кандидо попал в небольшую аварию, что в воскресенье он наверняка будет играть против Гавра, и добавил:
— Я заеду к вам в Шартр, чтобы оплатить расходы.
Хозяин отеля не протествовал, видимо, считая это вполне нормальным. Пьер опять хотел схватить чемодан, но вспомнил, что должен что-то сказать Риотту. Мысль о том, что он снова побеспокоит друга, неожиданно развеселила его.
— Алло! — вскричал рассерженный Риотт. Пьер заговорил вкрадчивым голосом:
— Это опять я. Я забыл — а это очень важно — попросить тебя напечатать в разделе новостей завтра утром короткую заметку о том, что вчера вечером на улице Мен какой-то лихач сбил насмерть молодого португальца. Я надеюсь, ты понимаешь зачем?
Риотт усмехнулся:
— Ты ошибаешься, если думаешь, что у меня затуманены мозги. Ты хочешь, чтобы преступники считали, что убили вас обоих.
Сен-Жюст положил трубку, поклявшись, что не будет его больше беспокоить до утра. Он в третий раз схватился за чемодан, но в этот момент увидел себя в зеркале. Как обычно, он был одет по-спортивному: рубашка с короткими рукавами, замшевый пиджак, джинсы, мокасины. Такая одежда не соответствовала облику Пьера Мартэна, каковым он должен был стать. Он разделся, покопался в гардеробе и достал оттуда синий костюм — «костюм первого причастия», как он называл его, который надевался лишь на вечера «к тете Жанне».
Выбрал белую рубашку, бордовый галстук и надел черные ботинки.
Переодевшись, он снова посмотрел в зеркало и посчитал, что достаточно изменил свою внешность. Теперь он больше был похож на молодого дипломанта политехнического института, чем на репортера газеты «Суар».
В который раз он взялся за чемодан и в который раз опять поставил его. В два часа ночи на улице Орфила нужно особое везение, чтобы поймать такси. Он заказал такси по телефону и, когда услышал, что оно будет у дверей через пять минут, окончательно покинул свой дом.