На гонках в Ле-Мане

Оставалось только одно — ждать. Ждать, что пре­ступники обнаружат себя, что какое-нибудь незначи­тельное происшествие наведет на правильный след.

Что касается умения выжидать, тут Ронжье и его полицейские были лучше натренированы, чем Сен-Жюст. Он бродил как потерянный: то шел на трибуны, где пытался заинтересоваться гонками, то в кабинет Фабиена.

Гонки длились уже три часа, а «Хонда» была по-прежнему впереди. Но и другие машины не отставали. Эта неизвестность делала гонку захватывающей, и за­чарованная публика не покидала трибун.

За это время, как и обычно, некоторые машины со­шли с трассы, но ни один случай не вызывал подозре­ний. Не произошло ничего такого, что бы заставило комиссара Ронжье нахмурить брови.

Пока Фабиен обедал в ресторане Танаки, Сен-Жюст навестил комиссара. Ронжье поглощал огромный бутер­брод с ветчиной, запивая его пивом. Он был в прекрас­ном расположении духа, что вызвало зависть Сен-Жюс­та. Комиссар сказал журналисту:

— У меня складывается впечатление, что ваши пре­ступники струсили. Вероятно, они чувствуют, что за ними следят.

Сен-Жюст раздраженно пожал плечами. Он озна­комил комиссара со своей теорией, согласно которой в интересах преступников было выжидать.

Прежде чем ответить, Ронжье не спеша дожевал последний кусок:

— Представьте себе, что и я об этом подумал. Но это годится только в том случае, если преступники на­целились лишь на одну марку.

Допив пиво, он продолжал:

— Лучший след, по которому мы можем пока идти, — это Милсент. Мы знаем, что он входит в банду и участвует в гонках на «Альфа Ромео». Так как Мил­сент большой мастер в гонках со столкновением, вполне возможно, что он попытается зацепить какую-нибудь машину. Когда он это сделает, ситуация станет яснее.

Такая циничность возмутила Сен-Жюста:

— Значит, мы вынуждены ждать, пока он спрово­цирует аварию, которая может оказаться для кого-нибудь смертельной?

Ронжье развел руками:

— Остается надеяться, что будет нанесен лишь ма­териальный ущерб.

Пьер должен был признать, что лучшего решения пока нет. Но это пассивное выжидание приводило его в отчаяние, и он распрощался с комиссаром.

Фабиен и Доротея уже вернулись из ресторана, ког­да появился Сен-Жюст. Девушка сменила Кандидо и вновь надела наушники. Детектив был в прекрасном настроении.

— Я не терял времени даром в японском рестора­не, — сообщил он Пьеру.

— Вот как! — произнес Сен-Жюст, опускаясь на стул.

— Ричардсон обедал у Танаки.

— Ричардсон? Патрон «Игл»?

— Совершенно верно. Он был гостем японца. Они обедали вдвоем и производили впечатление наилучших друзей. Вернувшись, я тут же послал Риотта в ложу прессы — навести справки.

Сен-Жюст одобрил решение Фабиена.

— Ты полагаешь, что Ричардсон заплатил преступ­никам, чтобы обеспечить победу «Игл»?

Фабиен сделал протестующий жест рукой и осто­рожно ответил:

— Это один из вариантов, не больше.

Пока они ждали Риотта, заняться было нечем, и Пьер страдал от безделья. Он рассеянно сжевал сэндвнчи, приготовленные из продуктов фирмы «Руло», ко­торые ему предложил Фабиен. Доносился шум мото­ров. Пьеру хотелось смотреть гонки, но он не разрешил себе уйти, считая это дезертирством.

Скорее чтобы убить время, а не из любопытства он спросил у Фабиена:

— Удалось что-нибудь подслушать?

Фабиен сделал неопределенный жест рукой. Он, как и его друг, переживал период затишья.

— Все какие-то глупости. Но зато ясно, что мой микрофон установлен как следует.

Сен-Жюст что-то проворчал. Устремив взгляд в пу­стоту, он поглаживал подбородок большим пальцем. Пьер подводил итоги, оценивал свой план, искал в нем недостатки. Продолжая размышлять, он внезапно спросил:

— Тебя не удивляет, что до сих пор еще нет ни­каких новостей от Франсуа Новали?

— Полицейского из Марселя?

— Да. Все-таки это странно. Его никто нигде не видел.

В этот момент пришел Кандидо сменить Доротею. Он услышал вопрос Сен-Жюста.

— Поскольку мне нечего было делать, — сказал он, — я пытался его отыскать. Но безуспешно!

Сен-Жюст поднял голову и поинтересовался у юно­ши, что нового происходит на гонках.

— Никаких изменений. После четырех часов состя­заний по-прежнему ведет «Хонда», но ее нагоняет мо­лодой Мазини на «Феррари». На каждом круге он вы­игрывает одну-две секунды. Сейчас он отстает всего на пятьсот метров.

— А остальные?

— Следуют за ним. Еще никто не проиграл гонку. Страшно увлекательно!

Это краткое описание пробудило любопытство Сен-Жюста.

— Как только придет Риотт, я отправлюсь на три­буны. Это немного меня отвлечет.

Вспомнив опять про Новали, он добавил:

— Потом зайду к Ронжье. Может быть, он получил информацию об этом невидимке от своего приятеля из Марселя.

У Кандидо была чувствительная душа: он сразу понял, как только вошел, что Сен-Жюст переживает кризис, что бездействие его тяготит. Юноша широко улыбнулся и произнес со своим певучим акцентом:

— Не огорчайся, Пьер. Я чувствую, что скоро что-то произойдет.

Сен-Жюст встал, похлопал его по плечу и вздох­нул:

— Будем надеяться.

Риотт принес из ложи прессы интересную инфор­мацию:

— Готье хорошо знает Танаку. Он отправился к нему и расспросил о деталях их разговора с Ричардсо­ном. Японец не заставил себя просить, явно обрадо­вавшись бесплатной рекламе. Танака является в Япо­нии генеральным представителем продукции «Игл». Между прочим, Готье мне сказал, что если Ричардсон один из самых богатых людей в Америке, то Танака является таковым в Японии. Короче, состоялся обед двух миллиардеров.

— Готье смог повидать Ричардсона?—спросил Сен-Жюст.

— Нет. После обеда американец уехал с трассы. Он вернулся на своем вертолете в замок-отель, распо­ложенный на берегу Луары в окрестностях Сомюра. Там расположился его генеральный штаб. Он вернется только завтра после двенадцати и лишь при условии, что «Игл» будет выигрывать. Готье сказал, что спеси­вый старик не выносит поражений. По его словам, это типичный образец властного и деспотичного капиталиста, который думает, что за деньги можно приобрести все.

Сен-Жюст выполнил данное самому себе обещание и отправился на трибуны посмотреть гонки. Он хотел повести с собой Кандидо, но португалец решительно отказался:

— Во-первых, я должен сменить Доротею. А потом, несмотря на мой наряд, я боюсь, что меня узнают.

— Кто?

— Кто-нибудь из Шартра. Здесь много знакомых. Только что я видел председателя моего клуба и почув­ствовал, что, встретив мой взгляд, он подумал: «Я знаю этого типа».

Сен-Жюст не стал настаивать. Он улыбнулся, пре­красно понимая, что это было только предлогом. На самом деле Кандидо, чья очередь была дежурить у на­ушников, не хотел уклоняться от своих обязанностей. К Сен-Жюсту вернулось хорошее настроение. «С такой прекрасной командой мы должны добиться успеха!»

На трибуне он уселся рядом с толстым разговорчи­вым бельгийцем, который с радостью изложил ему пре­дыдущие события на трассе. По сравнению с тем, что рассказал Кандидо, почти ничего не изменилось, разве что теперь с наступлением темноты «Феррари» Мазини висела на хвосте у «Хонды» Лангдона.

Белая с красным «Хонда» уже вышла в «вираж Форда» перед самыми трибунами, когда тут же вслед за ней появилась ярко-красная «Феррари» Мазини. Но между этими двумя машинами опытный глаз Сен-Жюс­та заметил маленькую «Альфа-Ромео». В то же мгно­вение он подумал о Милсенте.

Все последующее произошло очень быстро. Толпа испуганно закричала, когда «Альфа-Ромео» проходила вираж. Мазини, которого интересовала лишь «Хонда», решил рискнуть и обогнать «Альфу». Он слишком быстро вошел в вираж. «Феррари» занесло, она встала поперек дорожки и задела «Альфу».

К счастью, оба гонщика смогли справиться с маши­нами. «Отделались легким испугом», — подумал Сен-Жюст. Его сердце забилось сильнее.

Машины медленно подъехали к своим боксам. «Фер­рари» пострадала больше: лопнула передняя шина, а управление, по всей видимости, было повреждено. «Альфа-Ромео» была задета сзади. Кузов получил сильный удар, но мотор остался неповрежденным. Ма­шина участвовала под номером 47, и Сен-Жюст чуть не вскрикнул, взглянув в программу: это был автомобиль Милсента!

Сен-Жюст вскочил и, не глядя как механики суетят­ся у поврежденных машин, помчался к Фабиену.

Несколько минут спустя прибежал, запыхавшись, Риотт. Он рассказал:

— Я видел аварию. Потом мы с Готье поспешили к машинам. Тут полный скандал. У «Феррари» — ры­дания и проклятия. Мазини обвиняет «Альфу», что та ему загородила дорогу. Но Готье сказал, чтобы я не обращал внимание. По его мнению, виноват Мазини. Он слишком быстро вошел в вираж. Это было тем более рискованно, что он хорошо видел перед собой «Альфа-Ромео». У Милсента — та же картина, но ругают Ма­зини, утверждая, что он представляет собой всеобщую опасность.

Фабиен спросил, опередив Сен-Жюста на долю се­кунды:

— Значит, по-твоему, Милсент сделал это не на­рочно?

Риотт пожал плечами:

— По всей видимости, нет. В противном случае это было бы высоким мастерством. Такой специалист, как Готье, не колеблясь всю вину возлагает на Мазини. Он сказал про него: «Это "молодой волк", дерзкий и често­любивый, У него есть талант, но слишком мало опыта, чтобы сдерживать свой темперамент».

Сен-Жюст не был в этом убежден:

— Готье, быть может, и прав. Но надо отметить, что в этом столкновении «Феррари» сильно поврежде­на, а машина Милсента гораздо меньше. Возможно, что она уже продолжает гонки.

Пока друзья обсуждали происшествие, Сен-Жюст подумал, что Ронжье, возможно, имеет на этот счет свое мнение. Он решил зайти к нему и поинтересовать­ся заодно насчет Новали.

Он подошел к полицейскому посту тогда же, когда и комиссар. Сен-Жюст не успел раскрыть рта, как Ронжье втолкнул его в кабинет, захлопнул дверь, выта­щил из кармана бумажку и заговорил:

— Знаю, что вы мне расскажете насчет происшест­вия с Милсентом. Я знаю также, что Ричардсон обедал с Танакой.

Он взглянул на бумажку:

— Но я знаю также, что после пяти часов состяза­ний из пятидесяти пяти участников двадцать уже пре­кратили борьбу. А из машин, которые нас интересуют, «готовы» уже шесть: «Игл» врезалась в защитное ог­раждение после виража у Красного холма; у «Матры» отказала коробка скоростей; у одной «Феррари» проте­кает масло, плюс «Феррари» Мазини, которая, вероят­но, не сможет продолжать гонку; две «Хонды» и «Порш» вышли из строя по разным причинам, не вну­шающим подозрений. В чем же дело?

Ронжье перевел дыхание:

— Не могу же я, в самом деле, вести следствие каж­дый раз, когда какая-нибудь машина терпит неудачу и пропускает вираж!

Сен-Жюст не собирался спорить. Он сказал прими­рительным тоном:

— Вы правы, комиссар. Но если бы было легко вести расследование, то любой мог бы стать полицей­ским.

Ответ был настолько неожиданным, что изумленный Ронжье только улыбнулся.

Сен-Жюст, осмелев, продолжал в том же тоне:

— А Новали? Вы не знаете, где он может быть? Ваш приятель из Марселя ничего не сообщил вам?

Ронжье принял таинственный вид. Это говорило о том, что вопрос поставил его в затруднение, и ответ был уклончив:

— О Новали никаких новостей. Что касается доне­сения Пеньо, я его жду.

Комиссар был явно смущен, и Сен-Жюст решил не настаивать. Он направился к дверям.

Полицейский пост располагался в деревянном строе­нии. Находясь в одной комнате, можно было слышать все, что происходит в другой. Выйдя из кабинета Ронжье. Пьер остался в большой комнате, которая слу­жила дежурным помещением. Он прислушался.

На его лице появилась удовлетворенная улыбка, когда он услышал, как Ронжье сердитым голосом вызывает набережную Орфевр. Было очевидно, что комис­сар забыл про донесение о Новали, но не хотел при­знать перед журналистом свою оплошность.

Инспектору, который в Париже подошел к телефо­ну, не повезло: его немилосердно обругали, а вместе с ним и всю марсельскую полицию.

Ронжье говорил тоном начальника штаба, не допу­скающим возражений:

— Немедленно разыщите этого тупицу Пеньо и по­требуйте от него сведений о Новали, которые я жду уже целых три дня! И сейчас же позвоните мне. Это очень срочно!

Насвистывая, Сен-Жюст покинул полицейский пост. Уже совсем стемнело. Погода была прекрасная, сияли звезды, а машины продолжали свою адскую гонку. Пьер решил, что самое время позвонить Лоретте, кото­рую непростительно забыл с тех пор, как приехал в Ле-Ман.