Когда Сен-Жюст пришел в редакцию, он был в превосходном настроении. Недавно ему оборудовали две комнатки на третьем этаже «Суар» — большой популярной газеты, в которой пять лет назад он начинал простым репортером.
— Что нового? — спросил он у Жаки — секретарши, раньше чем проникнуть в закуток, служивший ему кабинетом.
— Какой-то тип с сильным иностранным акцентом спрашивал вас. Здесь был Риотт — ваш заместитель. Я хотела соединить с ним, но незнакомец отказался. Он желал говорить с вами и только с вами. Сказал, что перезвонит.
Пьер — так звали Сен-Жюста — что-то рассеянно пробормотал в ответ и протиснулся за свой рабочий стол. Перед столом было узкое пространство с единственным стулом для возможного посетителя. Было тесно и неудобно, но он был доволен.
Это помещение, удаленное от «вокзального перрона», в американском стиле на втором этаже, где были сосредоточены службы газеты, было в глазах Сен-Жюста маленькой победой над Гонином — заведующим отделом информации. Тот хотел оставить молодого журналиста под своим началом в большом редакционном зале.
Независимый характер Пьера восставал против «вокзального перрона» (именно он так окрестил огромную комнату). Эти же две маленькие комнатки, примыкавшие к архиву, он получил у Эстева — директора газеты, объяснив, что со своей новой рубрикой ему частенько придется принимать посетителей, не желающих афишировать себя.
Через открытую дверь маленького кабинета он быстрым взглядом окинул свои новые владения и испытал чувство удовлетворения.
Ему повезло в том, что в двадцать пять лет в самой большой газете Франции он ведет рубрику, которая носит его имя: «Сен-Жюст требует справедливости». Повезло и в том, что его помощниками являются Риетт — друг детства и Лоретта Паскье, которая ради его спасения бросилась бы в огонь... Дружная команда, на которую он мог положиться во всех отношениях.
Пьер легко писал, у него был элегантный и ядовитый стиль, он любил мотоциклы и красивых женщин, поп-музыку и истину. Это был крепкий парень, ростом сто восемьдесят сантиметров, скрывавший под внешней худощавостью значительную физическую силу.
Черты лица Пьера хоть и не отличались твердостью, но вряд ли могли быть названы тонкими, по той причине, в частности, что у него была мощная челюсть. Но лицо начинало светиться, становилось благодушным, когда Пьер улыбался, а улыбался он довольно-таки часто.
Эта улыбка обнажала два ряда крепких белоснежных зубов, а лицо освещалось синим ясным взглядом, каким обладают моряки и горцы. Большинство женщин говорило о нем: может быть, он не так уж красив, но в нем много обаяния, особенно когда он улыбается.
Что касается моды, то он следовал ей с осторожностью. Тщательно следил он лишь за своими пластинками, магнитными пленками, стереофоническим проигрывателем, мотоциклом и всем, что с этим было связано.
Чтобы приобрести могучую «Кавасаки-750», о которой столько мечтал, он залез в долги и теперь ухаживал за ней особенно скрупулезно. Такое же внимание он уделял сапогам, комбинезону, перчаткам, шлему и очкам.
Он осуществил звукоизоляцию квартиры, которую занимал на десятом этаже нового дома в XX округе.
«Теперь,— говорил он себе,— я могу слушать когда хочу и как хочу ту музыку, которую хочу слушать, с уверенностью, что не буду надоедать соседям». Это было весьма альтруистичное соображение, поскольку Сен-Жюст очень любил громкую музыку…