Над трассой занималось утро. Было начало шестого, и трибуны пока пустовали. Оживление начнется не раньше семи. Сен-Жюст это знал: каждый год было одно и то же.
Только около машин, на контрольной вышке и в ложе прессы оживление не прекращалось. Краски потускнели, костюмы еще больше измялись, но сердце гонки билось в ритме моторов.
На трассе оставалось всего двадцать пять машин. «Игл» Левиса и Стоуна уверенно лидировала. Она на четыре круга опережала «Порш» Кремера и на шесть кругов «Матру» Лабруса и Рипа, для которых ночь оказалась тяжелой.
Победа «Игл», казалось, была вне сомнений.
Смертельно уставшая Доротея отправилась спать, Риотт сменил ее у наушников, Кандидо по-прежнему вел наблюдение за рестораном Танаки. Фабиен дремал в кресле.
Сен-Жюст только что вернулся с трибун в комнату детектива, когда примчался Кандидо. Он задыхался — Франк прибыл на трассу и вошел в ресторан Танаки.
Риотт подскочил от неожиданности, когда Сен-Жюст сорвал с его головы наушники, хватаясь за блокнот и карандаш.
Вначале Пьер услышал шум шагов. Затем Танака, которого он узнал по акценту, спросил: «Итак, все идет как вы хотите?»
Голос с парижским выговором, вероятно принадлежащий Франку, лаконично ответил: «Все нормально».
Наступило молчание, затем вновь послышался голос Франка: «Вот, возьмите».
Опять молчание, потом с отчаянием в голосе заговорил Танака: «Ах нет! Прошу вас! Оставьте меня в покое. Я вам помог. Я постарался».
Танака, должно быть, находился совсем близко от микрофона, потому что Сен-Жюст слышал, как он тяжело дышит.
«Для этого здесь Новали. Используйте его».— «Мы не хотим рисковать. Вы можете действовать совершенно спокойно. Франсуа один раз уже сделал дело. Этого достаточно. Все прошло хорошо, но нельзя слишком часто искушать судьбу. Он будет действовать только в случае, если вы потерпите неудачу».
Франк помолчал, потом заговорил вновь угрожающим тоном: «Ну, берите перстень и не спорьте. А если не возьмете...»
Пьер слышал каждое слово и представил себе жестокую улыбку на лице Франка.
«... А если не возьмете, мы будем вынуждены вытащить досье, касающееся Осаки».
Голос Танаки задрожал: «Долго вы еще будете меня мучать? Пообещайте, что это в последний раз!»
Сен-Жюст предположил, что японец взял этот таинственный перстень, потому что тон Франка стал более спокойным: «Я не могу вам ничего обещать, это не от меня зависит. Но, поскольку вы проявляете благоразумие, я доложу президенту. Решать будет он. Ну теперь вам карты в руки. Желаю удачи».
Было слышно, как захлопнулась дверь. Беседа закончилась.
Сен-Жюст снял наушники. Сияя от радости, он пересказал услышанное Фабиену, Риотту и Кандидо. Затем, обращаясь к детективу и португальцу, распорядился:
— Бегите к ресторану и не отпускайте Танаку ни на шаг. Ты, Риотт, разбуди Доротею — пусть возьмет наушники. А я пойду предупрежу Ронжье.
Фабиен, наклонившись, порылся в сумке; один пистолет он сунул в карман, другой дал Кандидо, а третий — Сен-Жюсту:
— Нам, вероятно, понадобится помощь полицейских, но и пистолеты не помешают.
Выходя, он спросил у Сен-Жюста:
— Что ты думаешь об этом перстне?
Пьер покачал головой:
— Неважно. Главное — это нейтрализовать Танаку.
Заглядывая в блокнот, Сен-Жюст подробно изложил комиссару разговор Танаки и Франка.
Ронжье тут же послал двух инспекторов следить за японцем.
— Они знают Фабиена и Кандидо и смогут им помочь, — сказал он.
Допивая очередную чашку кофе, Ронжье вдруг с силой ударил кулаком по столу:
— А Новали? Я все еще не получил сведений о Новали!
Он выругался и приказал одному из своих помощников позвонить Пеньо в Марсель.
— И тем хуже, если я его разбужу. Пусть мне срочно разыщут этого Новали!
Сен-Жюст скрылся, оставив разгневанного комиссара одного. Он чувствовал себя ответственным за безопасность Фабиена и Кандидо и боялся, что они допустят какую-нибудь неосторожность. Поглаживая рукоятку пистолета, выпиравшего из кармана, Пьер отправился искать друзей.
Вскоре он увидел их. Они ждали, притаившись в пятидесяти метрах от ресторана Танаки. Очевидно, японец еще не выходил из своего кабинета.
Подойдя ближе, Сен-Жюст заметил также и двух полицейских, которых прислал Ронжье. Он решил не показываться и нашел невдалеке удобное для наблюдения место.
Было около шести, день обещал быть прекрасным. Лишь шум моторов нарушал время от времени тишину раннего утра.
В какой-то момент Сен-Жюст решил отправиться в бокс к «Игл» и предупредить там об опасности, но вспомнил, что ему сказал на этот счет Ронжье: «Танака — приятель Ричардсона. Они поднимут вас на смех и вышвырнут как обманщика».
Значит, оставалось ждать. Теперь, когда час решительных действий приближался, он чувствовал себя спокойно и расслабленно. Он подумал о Лоретте, которая спит сейчас как младенец, разметав по подушке длинные волосы. Пьер улыбнулся, представив себе эту картину. Вдруг он увидел, как из ресторана выходит Танака.
Японец шел медленно, тяжело ступая. Его лицо было напряжено и приобрело восковый оттенок. Он направился к месту где располагалась команда «Игл». Фабиен и Кандидо последовали за ним; чуть поотстав, шли полицейские. Шествие замыкал Сен-Жюст. «Целая процессия», — подумал он.
Танака медленным шагом приблизился к вагончикам, в которых отдыхали гонщики перед тем, как вновь сесть за руль.
«Игл» по-прежнему шла впереди. За рулем был Стоун, но наступило время меняться, и механик пришел будить Левиса.
Танака уже был почти у дверей вагончика, когда появился Левис. Гонщик вдохнул свежий утренний воздух и направился к машинам, широко вращая руками, чтобы размять мышцы.
Японец, увидев Левиса, решительным шагом двинулся к нему навстречу. Он широко улыбнулся гонщику, похлопал по плечу, как бы желая удачи, и пожал руку.
От этого прикосновения Левис подпрыгнул.
— Вы меня укололи, — сказал он, потирая пальцы.
— Ничего страшного, это мой перстень, — успокоил его Танака.
Левис улыбнулся, пожал плечами и исчез в боксе. В этот момент Сен-Жюст увидел, как Фабиен бросился на японца. Детектив был хорошим дзюдоистом, но он недооценил Танаку. Движением плеч тот сбросил с себя Фабиена. Когда детектив поднялся, на него и на неосторожно приблизившегося Кандидо был направлен пистолет.
Сен-Жюст находился всего в двадцати метрах. Забыв об опасности, он приблизился к Танаке со спины, прыгнул, как кошка, схватил его за руку и заставил выронить пистолет.
Японец метнул на него свирепый взгляд и высокомерно произнес:
— Я буду жаловаться в полицию. Это вам так просто не пройдет.
Когда он увидел двух полицейских с пистолетами в руках, его лицо исказилось. Он мгновенно достал что-то из кармана, сунул в рот, разгрыз и упал как подкошенный.
Фабиен первый пришел в себя. Он снял перстень с пальца Танаки и, внимательно его рассмотрев, воскликнул:
— Взгляните. Механизм выбрасывает жало, по всей вероятности отравленное.
Он обратился к полицейским:
— Пойдите к Ронжье и отдайте ему перстень. А Сен-Жюст добавил:
— Он найдет нас у бокса. Надо во что бы то ни стало остановить Левиса, если еще не поздно. Ты, Кандидо, отнеси труп в вагончик. Незачем волновать народ.
Хотя Сен-Жюст бегло говорил по-английски, у «Игл», как он и опасался, его приняли за сумасшедшего и хотели уже выставить, употребив силу, когда, к счастью, появился Ронжье. Командир показал свое удостоверение и перстень. Лишь тогда руководитель команды, забеспокоившись всерьез, решил остановить Левиса.
При первом проходе гонщик не успел заметить сигнал немедленной остановки и пошел на очередной круг.
Ронжье велел найти врача и прислать вертолет, чтобы отправить Левиса в местную больницу. Глядя на перстень, он пробормотал:
— Знать бы, что было в этом жале! Яд? Снотворное? Медленного действия или быстрого?
Сен-Жюст взглянул на хронометр. Левис должен был пройти круг чуть меньше чем за четыре минуты. «Если через четыре минуты он не появится, значит, все пропало».
Стоуна разбудили, и он, так же как Сен-Жюст, смотрел на хронометр. Вероятно, из суеверия он скрестил указательный и средний пальцы.
Все собрались у края трассы. В последний раз Левис прошел три минуты назад. Через минуту он должен был бы появиться вновь. Все взгляды устремились на «вираж Форда» у входа в прямую возле трибун.
Сен-Жюст заметил, что механик, нервничая, вытирает руки масляной тряпкой.
Прибыли врач и два санитара с носилками. Врач сообщил Ронжье, что вертолет готов к взлету.
Комиссар поблагодарил и добавил:
— Будем надеяться, что эти меры мы принимаем не напрасно.
Наконец «Игл» появилась на «вираже Форда». Все закричали: «Вот она!» Машина приближалась на небольшой скорости, мотор чихнул и заглох.
Левиса пришлось вытаскивать из машины. У него хватило сил лишь сказать: «Я больше ничего не вижу», и он упал. Стоун вскочил в машину и, дав полный газ, умчался. Гонка не знала пощады.
Врач склонился над Левисом:
— Пульс есть, но очень слабый.
Затем он понюхал перстень, и выражение его лица стало менее озабоченным:
— По-моему, это снотворное. Я думаю, он выкарабкается. Правда, для гонщика снотворное может быть так же смертельно, как и мышьяк.
Он дал знак санитарам. Те приподняли носилки и понесли к вертолету, который минуту спустя уже летел к больнице.
— Будем надеяться, что доктор поставил правильный диагноз, — сказал Ронжье.
Вместе с Сен-Жюстом они вышли из бокса и остановились на минуту, глядя, как «скорая помощь» увозит тело Танаки.
— Мы одержали маленькую победу, — вздохнул комиссар, — «Игл» продолжает гонку, но «угроза Новали» остается.
Простое упоминание этого имени испортило ему настроение. Он обругал марсельских полицейских:
— Надеюсь, что удалось вытащить Пеньо из постели! Идемте!
Донесение Пеньо ждало комиссара. Он начал читать и неожиданно вздрогнул. Хмуря брови, Ронжье повернулся к Сен-Жюсту:
— Знаете, какова одна из специальностей Франсуа Новали?
И, не дожидаясь ответа, который мог быть только отрицательным, сказал: — Он снайпер.
Пока комиссар отдавал приказ схватить Новали, Франка и Марко, Сен-Жюст незаметно покинул его кабинет.
«Небо чистое, видимость, должно быть, прекрасная»,— подумал он и содрогнулся при мысли о том, какому риску подвергается несчастный Стоун за рулем «Игл».
Чтобы спокойно подумать, он пришел в комнату Фабиена и обрадовался, что там никого нет.
На письменном столе лежала записка, написанная рукой Кандидо: «Я нашел Марко. Он завтракает в баре. Я за ним слежу».
Сен-Жюст почувствовал огромную усталость, бессонная ночь давала о себе знать. На одном из столов он увидел термос с кофе. Пьер заставил себя подняться, налил в чашечку кофе и выпил. Сейчас было не время спать.
Он взял бумажку, где был записан разговор между Франком и Танакой. Одна деталь его насторожила: «Франсуа уже один раз сделал свое дело, этого достаточно».
Пьер перечитал фразу. Да, Франк сказал именно так. Впрочем, он прекрасно помнил эти слова, он слышал их собственными ушами.