На осколок Атлантиды. Путешествие на Бермудские острова

ДОЛОГ ПУТЬ НА БЕРМУДЫ

Возможность побывать на Бермудских островах возникла внезапно. Сбылась моя давнишняя мечта совершить дальнее и долгое путешествие. Мечта о настоящих путешествиях — а таковыми я считал только морские — одолевала меня с самого детства, вернее, с тех пор, когда научился читать толстые книги, а еще точнее, когда стал осмысливать прочитанное.

Моя домашняя библиотека почти наполовину состояла из книг о путешествиях, причем путешествиях морских, о Великих географических открытиях. Отец не препятствовал такому увлечению, считая, что география развивает мышление, расширяет знания о мире и в конечном итоге — кругозор. Я любил географию, слыл в классе ее знатоком и легко выигрывал всевозможные конкурсы и викторины.

Любовью к книжным путешествиям я заразил нескольких своих одноклассников, и все свободное время, собираясь вместе, мы читали, фантазировали, мечтали о том времени, когда вырастем и своими глазами увидим то, что было доступно лишь взрослым.

Прошли годы. Настало время подумать о своем будущем, о профессии. Жизнь внесла коррективы в детские и юношеские мечты. Моряками никто из моих одноклассников не стал, путешественниками- тоже, да и «белых пятен» на Земле к тому времени почти не осталось. Друзья стали инженерами, врачами, а я — журналистом. И не пожалел. Журналистские дороги — те же путешествия, и на мой взгляд очень увлекательные, во время которых тоже можно делать свои «открытия». Одна из них и привела меня на Бермудские острова, затерянные в бескрайних просторах Атлантического океана.

Сборы были недолгими, и я выехал в Ленинград. Сразу же с вокзала поехал прямо в порт, где, у стенки грузового причала был ошвартован флагман Балтийского морского пароходства теплоход «Александр Пушкин», который и должен был доставить меня на Бермуды.

Добраться до Бермудских островов не просто и не дешево. Туда заходят пассажирские суда и летают самолеты. Только не наши. Постоянными авиалиниями — прямыми и транзитными — Бермуды связаны с США, Канадой, с Австралией. Прямыми судоходными линиями острова соединены с Соединенными Штатами. Круизные рейсы с туристами совершают туда теплоходы ФРГ, Греции, Франции и, конечно, Англии.

Я попал в юбилейный рейс теплохода «Александр Пушкин»: в августе 1969 года исполнилось ровно четыре года с тех пор, как теплоход был спущен со стапелей верфи в Висмаре (ГДР) и на нем был поднят красный флаг нашей страны.

Путь на Бермуды был долог.

Почти сутки потребовалось судну, чтобы, пройдя через фарватер Кронштадта в Финский залив и миновав узкий каменистый проход между некогда грозными бастионами легендарной крепости Свеаборг, подойти к причалам столицы Финляндии.

Полдня ушло на посадку пассажиров и погрузку их багажа. Затем, когда все было готово и швартовы отданы, маленький, но очень мощный буксир со смешным названием «Примус» сначала оттащил теплоход от причала, а затем медленно, напрягая все силы, вытолкнул его из порта через узкий канал. Началось путешествие по Балтике.

Балтика не тревожила ни судно, ни пассажиров. Лайнер со скоростью до 30 узлов плавно шел по ровной, словно озеро, глади серо-синего моря. Кое-где на горизонте на короткое время возникали миниатюрные очертания шедших навстречу грузовых судов, и вновь тишина, нарушаемая стуком дизелей где-то в глубине судна.

В конце вторых суток, когда сквозь державшуюся весь день хмарь выглянуло катящееся к закату солнце, с левого борта показался берег. О приближении его возвестили стаи крупных чаек, возникших как бы ниоткуда еще тогда, когда суша не просматривалась даже в бинокль. Птицы с криком преследовали корабль на всем протяжении проливов, отделявших Швецию от Дании, и скрылись, когда море и судно окутала ночная тьма. Теплоход замедлил ход и шел теперь сквозь все густеющий мрак, словно на ощупь.

И вдруг — неожиданность. На берегу, который был довольно близко, возникло какое-то бледное феерическое пятно света, а на его светлом фоне — зубчатые очертания, похожие на замок.

— Вот и Эльсинор, замок принца Гамлета, — произнес кто-то рядом. Я обернулся и увидел вахтенного офицера с красной повязкой на рукаве. — Через несколько часов будем в Бремерхафене, — добавил он.

— А почему замок освещен? — полюбопытствовал я.

— Вероятно, в рекламных целях. Для привлечения туристов. Все-таки историческая достопримечательность да и литературная реликвия заодно, — ответил он и добавил — А мы отсчитываем по нему время прихода в порт…

Утро следующего дня застало «Александра Пушкина» в просторной и мелкой Гельголандской бухте, на подходах к порту Бремерхафен. О небольшой глубине бухты говорил и желто-песочный цвет воды, и многочисленные буи и бакены, которыми была расчерчена вся гладь залива, насколько хватал глаз. «Водные дорожки» для судов вели прямо, ответвлялись влево, вправо, каждое ответвление имело еще и свои отроги. Ширина некоторых из них, как мне показалось с самой верхней, так называемой пеленгаторной палубы, не превышала десяти — пятнадцати метров. Настоящее шоссе с отходящими в стороны грунтовыми дорогами. Дорожки поуже — для мелких судов с малой осадкой. Там очень мелко. Дорожки пошире — для крупных океанских кораблей, и они значительно глубже.

«Прогулка» по самой широкой дороге длилась несколько часов. Это было любопытное зрелище. Гладь воды тихая, ровная, ни единой рябинки, ни единого «препятствия». Казалось, иди прямо и придешь в порт. Но судно шло зигзагами, не заходя за пределы коридора, отмеченного пунктирами разноцветных буев. Особенно поразил меня один эпизод, который наглядно объяснил, почему необходимо строго придерживаться фарватера. В одном месте, в нескольких десятках метров от борта теплохода, прямо у линии буев, я увидел лодку и рыбаков. Четверо мужчин стояли… по пояс в воде, забивали в дно залива шесты и растягивали между ними сеть!..

Из западногерманского порта Бремерхафен «Александр Пушкин» взял курс на Лондон, а точнее, на ближайший к городу порт на реке Темзе — Тильбери.

Погода тихая, безветренная, не предвещающая никаких осложнений или неожиданностей в пути. Я лег спать пораньше. Около пяти часов утра проснулся от какого-то громкого звука. Очнувшись, несколько мгновений я никак не мог понять, что это за звук и откуда он исходит. Потом сообразил, что это сирена и звуки ее несутся с верхней палубы. Тревожные, прерывистые сигналы эхом перекатывались над водой, у меня закралось предчувствие какой-то беды. Рев сирены не прекращался. Он рвался сверху с одинаковыми интервалами, будто пытался пробить брешь в стоящей на пути преграде.

Я выглянул в иллюминатор. За стеклом — сплошная вата тумана, не видно палубного ограждения. Вдруг пол под ногами задрожал, и я почувствовал, что винты судна отрабатывают назад. Потом все стихло и воцарилась тишина. И снова задрожала палуба: судно самым тихим ходом двинулось вперед.

Накинув куртку, я выбежал на палубу. Туман. Дышать было трудно, столь же трудно продвигаться. Куда ни взглянешь — белая мгла, почти осязаемая; капельки влаги ложились на лицо, руки, куртку. Стоишь и не знаешь, куда идти, — словно слепой.

Решил ориентироваться на непрекращающиеся гудки сирены и медленно двинулся вперед. Вот трап наверх. Взошел. Несколько шагов вперед. Снова трап, еще выше. Миновал «прогулочную» палубу. Вот и «пеленгаторная». Сирена ревет совсем рядом, оглушительно и по-прежнему тревожно. Иду на звук и упираюсь в поручни ограждения рядом с запасным компасом. Дальше хода нет. Подо мной рулевая рубка и капитанский мостик, а дальше — нос теплохода.

Отсюда сверху в хорошую погоду море как на ладони. Но сейчас — бело-серая мгла. Беспокойство не рассеивается. Сирена с равными промежутками времени ревет, а судно то немного продвигается вперед, то «тормозит», то замирает на месте.

Вдруг справа набежал легкий порыв ветерка, и туманная пелена, словно прозрачная театральная декорация, начала медленно, а потом все быстрее отползать в сторону. Сперва открылось небо над головой и показалась его утренняя яркая синь, а через несколько минут открылся пролив Ла-Манш, такой же синий и спокойный, как и утреннее небо.

И тут моему взору предстала удивительная картина: вся водная гладь вокруг теплохода была усеяна десятками больших и маленьких, пассажирских и грузовых судов. Каких тут только не было! Прямо по носу теплохода, словно гигантское металлическое бревно, чуть развернувшись, застыл низко сидящий в воде танкер под флагом Либерии. В сотне метров, направив острый нос в борт танкеру, тихо покачивался белоснежный английский паром, курсирующий между Англией и Францией. Чуть правее, ближе к английскому берегу, и почти борт в борт недвижно стояли застигнутые туманом два сухогруза — датский и французский. Внизу, под высоким бортом нашего лайнера, словно в дреме, покачивалось маленькое рыболовное суденышко…

Туман быстро рассеялся. Теплоходная сирена смолкла, и тут только я обратил внимание, что над проливом стоит сплошной разноголосый вой сирен дрейфовавших судов. По мере того как туман растворялся и открывал все новые и новые суда, оркестр их гудков замирал и над морем воцарялась привычная для уха тишина, нарушаемая лишь плеском бьющих в борт легких волн.

Вместе с тишиной пролив стал приходить в движение. Сначала тронулись подвижные и юркие рыболовные суденышки, за ними по мере освобождения места пришли в движение более тяжелые суда, ложась каждый на свой курс. И только спустя около часа заработали винты либерийского танкера, который сначала двинулся вперед, а потом, просигналив нам флажками о предстоящем маневре, стал описывать дугу, широкую и пологую, беря курс на юг, к берегам Франции. Видимо, после остановки течение развернуло его в обратном по отношению к курсу направлении.

Часа через полтора пролив очистился от судов, наш теплоход плавно взял право на борт, к устью Темзы, причалам Тильбери.

Несколько часов поднимался лайнер вверх по Темзе мимо низких берегов, усеянных заводскими зданиями, трубами, задымленными домиками рабочих поселков и городков, огромными баками бензохранилищ, газгольдерами и всякими другими исторгающими дым и копоть сооружениями. Хорошо, что стояла жаркая, солнечная погода и было лето, а не осень с печально знаменитыми смогами и дождями. Однако солнце не радовало, а природа не ласкала взор: над землей стлалась сизая дымная пелена, придававшая небу пепельно-серый оттенок. Кое-где виднелись чахлые деревца, и цвет их листвы напоминал цвет использованной копировальной бумаги.

Несмотря на задержку в проливе, в Тильбери теплоход пришел раньше графика. Разгрузка и погрузка судна прошли четко и быстро.

С Англией мы расстались вечером. Теплоход вышел из устья Темзы и, обогнав рейсовый паром, взял курс на французский порт Гавр. Там предстояло взять на борт большую группу пассажиров и туристов, ехавших в Канаду. Сутки спустя «Александр Пушкин» покинул порт и полным ходом уже шел в глубь Атлантики, к берегам Канады.

Еще перед началом рейса где-то в глубине души я побаивался перехода через океан, хотя мне и хотелось «просолиться», увидеть штормовые двенадцатибалльные волны, одним словом, на себе испытать все то, о чем читал в книгах.

Но далеко не всем моим надеждам суждено было сбыться. Прежде всего не было никакой морской качки. Виной тому — инженерная мысль и современная техника. Лайнер был снабжен специальными стабилизаторами — двумя огромными подводными крыльями, которые выдвигаются в обе стороны из корпуса судна, что делает его плавание через океан спокойным. По этой же причине не свалила меня и морская болезнь.

Но все же кое-что досталось и на мою долю. Дело в том, что на протяжении всех семи дней плавания через океан нас преследовала зыбь. Ветра практически не было. Были лишь отдельные его порывы. Они не сбивали с ног, но несли с собой сильную облачность и холод. Спокойно дышал и океан. Волны не набегали на судно, но вода была в постоянном движении. Она вздыбливалась невысокими буграми и тут же проваливалась вниз, снова вздыбливалась на этом же месте и снова падала. Ощущение не из приятных.

Теплоход шел вперед, почти не теряя своей крейсерской скорости, несмотря на выдвинутые в стороны стабилизаторы, которые несколько снижали ее, но зато спасали пассажиров от изнурительной бортовой качки. Однако оставалась качка килевая, продолжавшаяся до того момента, как судно вошло в спокойный залив Святого Лаврентия, уже по ту сторону Атлантического океана. А пока теплоход грузно взбирался на водяные горы и плавно скатывался по обратным их склонам, вспарывая острым форштевнем толщу воды.

Чтобы передвигаться в такую погоду по палубе, нужна сноровка, ибо, когда громада лайнера взбирается на кручу волны, какая-то неведомая сила словно припечатывает ноги к палубе, не давая сделать шага. Зато когда судно скользит по «склону» вниз, трудно устоять на месте — хочется бежать и бежать без остановки. Но повторяю, что это был единственный мой опыт подобного рода, ибо на обратном пути плавание напоминало прогулку на речном трамвайчике по водохранилищу…

Итак, Атлантический океан позади. Затем остался позади и залив Святого Лаврентия, и судно вошло в широкое устье реки того же названия. На протяжении всего многомильного речного пути до Монреаля вокруг нашего теплохода шныряли бесчисленные моторные лодки отдыхающих (был выходной день). Владелец одного довольно большого моторного катера, который, очевидно, оригинальности ради установил на его носу маленькую медную пушчонку, встретил наше судно приветственным салютом, в ответ на который (традиция есть традиция) прозвучала густая сирена «Александра Пушкина», а к верхушке мачты побежали разноцветные флажки…

Трое суток теплоход заправлялся в Монреале топливом, водой, продовольствием, готовясь к рейсу на Бермуды. В эти дни шла покраска палубных надстроек, шлюпок, проверка и ремонт такелажа, профилактика машин и механизмов. Одновременно шла посадка пассажиров. (В скобках замечу: наш рейсовый теплоход «Александр Пушкин», совершающий регулярные рейсы между Ленинградом и Монреалем, в течение нескольких лет дважды в навигацию совершал круизные рейсы на Бермудские острова с канадскими пассажирами на борту. Шел он в круиз и на этот раз.) Наконец, на четвертые сутки стоянки наступил час отплытия. К борту «Александра Пушкина» подошли два маленьких красных буксира. Один из них, зацепившись тросом за носовую часть теплохода, стал отводить его от причальной стенки. Когда он отошел на значительное расстояние, другой буксир стал подталкивать корму. Таким манером вдвоем они быстро развернули неповоротливый гигант вокруг собственной оси на 180 градусов. Теперь — на Бермуды.

Но не сразу теплоход пошел к далеким островам. Ему предстояло сделать одно отклонение и одну остановку, намеченные в плане круиза.

Теплоход на несколько миль поднялся вверх по течению притока реки Святого Лаврентия — Сагэнэй. Затем остановка. Прямо посредине реки на высоком, метров триста, крутом утесе (его называют мыс св. Троицы) стоит величественная скульптура женщины. Когда и кем воздвигнута эта гордая и вместе с тем скорбная камеи пая фигура? Одни пассажиры — канадцы — говорили, что это памятник женщине-вождю когда-то жившего здесь индейского племени. Другие — что это будто бы некий обобщенный образ индейской женщины-матери, скорбящей о своих сыновьях, погибших в войнах с евро-, пейскими колонизаторами. Так или иначе, но большинство сходилось на том, что скульптура — дело рук самобытных индейских мастеров. Только много позднее я узнал, что эта статуя была высечена из дерева французским скульптором Луи Жобином в 1881 году и названа им Сагэнэйской Божьей матерью.

Выйдя из горловины реки Святого Лаврентия, судно вошло в пролив Гаспэ. Здесь внимание привлекает живописный, изрезанный кружевными гротами и промоинами морской мыс.

Теплоход идет дальше к приткнувшимся у самых берегов канадского острова Ньюфаундленд французским островам Сен-Пьер и Микелон.

Внешне острова ничем не примечательны. Голые камни, местами прикрытые почвой. На большем по площади острове Микелон нет ни одного мало-мальски крупного населенного пункта. На меньшем — Сен-Пьер — есть городок того же названия.

Здесь можно наблюдать интересное явление: вода вокруг островов прямо-таки «кипит» даже при полном отсутствии ветра. Причина тому — мощнейшие подводные течения, которые образуют волнения на поверхности, а под водой — незаметные водовороты. Просто диву даешься, каким образом, находясь на «скачущих» лодочках, рыбакам удается вести лов и выбирать вручную сети, не вывалившись при этом за борт. «Прыгают» здесь и более крупные суда. Сильно раскачивался и наш «Александр Пушкин».

Достопримечательностью, а вернее, особенностью островов Сен-Пьер и Микелон являются…. деньги. Да, именно деньги, которые выпускает местный банк. Купить на них товары можно только здесь, на островах. Иностранная валюта в уплату за товары в магазинах не принимается. Однако банк ее берет и охотно меняет на местные денежные знаки. Они не являются международной валютой, но тем не менее быстро исчезают из обращения. Причиной тому — нумизматы. Как ни странно, но именно эти увлеченные коллекционированием люди, приезжая на острова, меняют деньги своих стран на местные ассигнации и монеты, которые имеют довольно высокую коллекционную стоимость.

…Острова Микелон и Сен-Пьер мы покинули под вечер. Погода немного испортилась, вода почернела, небо стало свинцово-синим, подул резкий ветер. Сразу же испортилось и настроение. Однако штурман, взглянув на алевшую на горизонте полоску заката, сказал: «Завтра будет отличная погода. На Бермуды придем с солнцем».

И действительно, утром океан будто подменили. От серой монотонности не осталось и следа. Вода, гладкая как зеркало, сверкала под лучами яркого и теплого солнца сапфировой синевой. Несмотря на резкий ветер, явственно ощущалось приближение теплых широт.

В полдень по судовому радио объявили, что пассажирам, которым не противопоказан загар, можно принимать солнечные ванны — короткие, по четверть часа в день, во избежание ожогов. Совет был незамедлительно выполнен, но с некоторыми поправками. В конце дня у судового врача появились первые обожженные.

На четвертый день плавания около десяти утра на горизонте возникла тоненькая, почти незаметная полоска. Суша! Судно замедлило ход. Пассажиры, вооружившись биноклями, фотоаппаратами и кинокамерами, высыпали на палубу и застыли в ожидании приближения долгожданного объекта съемок. Приготовился и я. Впереди Бермуды!

Судно приближалось к земле. Оно, маневрируя, выписывало на водной глади плавные зигзаги, оставляя за кормой пенный след, в точности повторяющий все маневры корабля. Говорят, что на воде не остается следов, Оказывается, это неверно. След остается. Более того, моряки утверждают, что след, оставляемый винтами крупнотоннажных судов, сохраняется на поверхности воды на протяжении примерно двух миль и в течение около полутора часов.

Несмотря на глубину, подходы к островам сложны и опасны. Бермуды — это вершина подводной горы, самая высокая часть скрытого толщей воды горного хребта. Чтобы подойти к острову и войти в бухту порта Гамильтон, нужно хорошо знать направление всех подводных горных долин и ущелий и по их лабиринту войти в залив. Насколько сложен и опасен подход к островам, я понял, увидев небольшой танкер, который, как-то скособочившись, сидел на рифах у самого берега. Нос его был высоко поднят, а корма осела в воду почти по самую палубу.

Мы подходили к островам с востока — со стороны, противоположной порту. Когда теплоход приблизился к берегу на расстояние 200–300 метров, на высокой скале мы увидели мрачные зубчатые стены старинной крепости. Это был форт Сент-Катрин — средневековая фортеция. Чугунные пушки и сейчас лежат на ее толстых стенах. Но теперь они никому не страшны, точно так же как не представляет опасности вполне современное артиллерийское орудие, которое встретило наш теплоход приветственным залпом. Вслед за ним на флагшток взлетел флаг колонии: Бермуды приветствовали приход советского судна. «Александр Пушкин» дал троекратный сигнал сиреной, и к верхушке мачты побежали разноцветные флажки ответного приветствия.

Пройдя форт, судно пошло на запад вдоль побережья, огибая остров Бермуды с севера. Чем ближе к заливу, в глубине которого притаился порт Гамильтон, тем больше стало попадаться маленьких островков и рифов с плоскими, отшлифованными до блеска головками, словно крупные грибы, выраставшие из глубины океана. Появлялись и более крупные островки, покрытые растительностью, и даже с одним-двумя домиками на вершине. Судно осторожно огибало такие островки, проходя так близко, что порой казалось: вот-вот чиркнет о них бортом. Слева по борту по-прежнему тянулось побережье, все в густой зелени, среди которой белыми и розовыми пятнышками мелькали домики. Над сплошной зеленой стеной густых кустарников поднимались стройные стволы пальм.

Прошел час. Зрительных впечатлений не прибавлялось. Зелень, пальмы, домики. Ласкали взгляд лишь яркие, многоцветные, самой разнообразной конфигурации и размеров паруса яхт, нехотя колыхавшихся невдалеке при полном отсутствии ветра. Они, словно тропические цветы, выделялись на синей, сверкавшей алмазами солнечных бликов гладкой воде. Вокруг же судна, как водомерки, сновали моторные лодки и скутера, оставляя за кормой тонкие нити пенистого следа, словно жирные царапины на поверхности стекла. Воспользовавшись спокойной водой, спортсмены рискнули выскочить на простор океана, правда не удаляясь далеко от берега. Каждый из них старался блеснуть перед нами своим судоводительским мастерством, иногда даже на грани риска. Лихо пролетая вдоль бортов теплохода, они круто поворачивали и ныряли под острый нос судна, проскакивая буквально в двух-трех метрах от острого форштевня.

Но вот впереди показались два небольших буксира, шедшие нам навстречу. Подойдя вплотную, они, как два резвых мустанга, резко осадили и, развернувшись на 180 градусов, пошли «в ногу» с теплоходом — один чуть впереди, другой сзади. С палубы был брошен конец — толстый пеньковый канат, который ловко подхватил матрос переднего буксира и закрепил на корме. В это время задний буксир уперся своим широким, с толстым резиновым амортизатором носом в корму нашего теплохода, застопорившего свои машины, и по принципу «тяни-толкай» они оба стали подводить корабль к причалу порта, который внезапно предстал перед нашими взорами из-за берегового выступа.

Последний крутой поворот. Затем судно аккуратно протиснулось в узенький проход между двумя каменными островками, и оба буксира, теперь уже упершись в стальной борт громадины, гудя и фыркая своими мощными дизелями, придвинули лайнер к причальной стенке.

С верхней палубы нам предстал весь Гамильтон как на ладони. Мы на Бермудах.