Еще вечером на улице Овечьей никакого киоска не было. За ночь кто-то соорудил его под высокой пихтой с ветками-медузами, синий, обитый голубыми рейками.
В восемь утра распахнулись ставни, и торопливые пешеходы увидели за прилавком высокого кирпично-рыжего старика, веснушчатого, с длинными усами, облаченного в фиолетовый хитон с черными блестками. Старик, путаясь в обширных обшлагах рукавов, вывесил табличку, скромно и буднично извещавшую: «Исполнение желаний. Просьба соблюдать очередь».
В восемь тридцать утра от киоска вдоль нешумной Овечьей улицы тянулась длинная очередь. Торопилась старушка в магазин — остановилась. Шли восьмиклассники в школу, увидели необычный киоск, так всем классом и застряли на Овечьей. Бежал по улице четвероклассник, длинный да тощий, — галстук пионерский на худой шее, как вымпел на мачте, — подумал, тоже в очередь встал. И только строгие рабочие, хмуря брови, проходили мимо: торопились на завод.
Ровно в девять рыжий старик закончил какие-то мудреные приготовления и начал работу.
Первой посетительницей оказалась старушка в сером салопчике, сером платке и, несмотря на солнечный май, в серых валенках. Серая старушка протянула горсть медяков и прошелестела сухими губами:
— Два литра сметаны! Сметана-то у вас не разбавленная?
Волшебник улыбнулся.
— Нет, густая, как… сметана.
Он вытянул перед собой руки, пальцы мелко задрожали, и тотчас в воздухе над прилавком повис ослепительный белый шар. Он пах снегом и травами.
— Подставляй, бабка, посуду!
Старушка суетливо нырнула в громадную сумку, долго рылась там, но банки не нашла. Дома второпях забыла.
— А у тебя баночки не найдется? Я б и за баночку заплатила!
Волшебник виновато развел руками:
— За один раз могу исполнить только одно желание.
Шар нетерпеливо дрожал в воздухе. Бабка снова нырнула в сумку, достала газету, ловко свернула кулек. Сметанный шар мгновенно обрушился в него.
— Денег не надо, бабка! Здесь бесплатно!
— Што еще за глупости — бесплатно! — старушка фыркнула и, оставив на прилавке пирамиду темно-желтых монет, поплелась восвояси. Шла, а за нею через всю Овечью тянулась белая пунктирная дорожка — капала сметана…
Следующим подошел к киоску восьмиклассник математической внешности, в огромных очках, за которыми прятались трезвые умные глаза. Черты его лица были так правильны, что по ним можно было доказывать любую теорему — хоть о непересекаемости прямых, хоть о свойствах треугольника, хоть какую другую. Восьмиклассник иронично улыбнулся (при этом параллельные так и не пересеклись):
— Говорите, исполняется только одно желание? Так исполните единственное мое желание: хочу, чтобы исполнилось семь моих желаний.
Конопушки на лице волшебника покраснели от удивления. Он в молчаливом пассе вытянул руки и тихо сказал:
— Ваше желание выполнено.
Восьмиклассник еще раз улыбнулся и пошел в конец очереди.
…Очередь продвинулась еще на одного человека. Высокий парень нагнулся, разыскивая в полумраке киоска лицо хозяина. Доверительным тоном начал:
— Вас не мучает беспричинная тоска? Нет? Тогда вам меня не понять, В мире что-то происходит. Мы на пороге каких-то великих перемен. Я не могу понять себя. Мне, перед лицом светлых далей, хочется чего-то великого. Хочется отрешиться от нашей суетной жизни, от спешки, мелкой возни, хочется потерзать себя сомнениями, испепелить свое сердце грустью. Вам такого не хочется? Нет? Странно. А я жажду уединиться, вникнуть в суть мировых вопросов, попытаться разрешить вечные проблемы человечества.
— Вас уединить, что ли? — участливо предложил волшебник.
— Нет-нет! Я уже уединен. Я созерцаю сам себя. Если бы вы видели, как это красиво — сердце, тихо пылающее немеркнущим огнем грусти.
— Ваше желание? — перебил волшебник юношу, потому что очередь начала волноваться.
— Разве вы можете исполнить мое желание, если оно до конца мной самим не осознано? Впрочем, — понизив голос, промолвил юноша, — так уж и быть: наградите меня за мои мучения, за вериги, в которые облачено мое хрупкое сердце, за мой подвиг.
— Чем?
— Три тысячи: я думаю, на первый раз хватит.
— Три тысячи чего?
— Рублей, естественно.
Старик торопливо, как клиент сберкассы, помолол воздух своими руками, и на прилавок шлепнулось несколько пачек зеленых купюр. Тотчас они исчезли в карманах стройного юноши. Горстка медяков, оставленных старухой за сметану, тоже, кстати, исчезла…
…Очередь шла, шла, шла. Молчаливая, азартно ждущая чего-то, крикливая, счастливая от неожиданного поворота колеса фортуны. От множества сходных лиц у волшебника зарябило в глазах. От сходных желаний стало скучновато. У него просили американские джинсы, мотоциклы «Ява», записи модных ансамблей, юный коллекционер попросил автограф. Вновь подошла очередь восьмиклассника с математической внешностью. Он пожелал, чтобы каждое из семи желаний исполняло еще по семь желаний. Многие требовали, чтобы школа выдала им отличную характеристику, взывали устроить их в институт. Промелькнуло несколько бабок, заинтересованных слухом о сметане. Снова выплыл математический мальчик, горячечно высчитывая количество желаний…
Сотни ног выбили на пустыре возле киоска всю траву. Вдавленные в землю ромашки тускло смотрели в небо своими бельмами..
Возле киоска случилась ссора.
— Да стоял я здесь! Честное слово, стоял! Я за кирпичами ходил. Мне к окошку без них не дотянуться, — оправдывался худенький четвероклассник, как жевательную резинку, растягивая слова.
Волшебник глянул на мальчишку и улыбнулся.
— Мотай, мотай отсюда! — хором возмущались восьмиклассники.
— Кто там? — заинтересовался конец очереди.
— Ихтиозавр приплелся! Сейчас опять будет оригинальностью своей давить!
— Ихтиозавр! Ты еще копошишься? Тебе ведь когда сказано было, чудаки давным-давно вымерли. Не в моде они сейчас.
— Гоните его в шею! Время только тянет!
— Тише! — вдруг впервые за весь день крикнул волшебник и тихо спросил: — Что тебе, мальчик?
«Ихтиозавр» поставил на землю кирпичи и взгромоздился на них. Тонкая шея и большая голова возникли над прилавком. У мальчишки был неправильный прикус, и верхняя челюсть выпячивалась немного вперед. Вдобавок зрачки его чертовски огромных глаз не отличались однотонностью: левый зеленел, как у кошки, а правый, как море, светился синькой.
— Чего тебе? — ласково повторил волшебник.
— Мне… надо… большую… и красивую… радугу!
Ни одно желание волшебник не выполнял с такой готовностью. Он взмахнул рукавом, но мальчишка остановил его.
— Но мне надо не простую радугу! Ее я и так дождусь. А можно ночную радугу?
Волшебник закрыл глаза. Наверное, пытался представить себе радугу в ночи.
Потом сказал:
— Подожди! Я сейчас.
Он вытащил из-под прилавка лист бумаги, нацарапал на нем: «Ушел смотреть ночную радугу. Наверное, не вернусь». Прикрепил лист к витрине и вышел из киоска.
И они неторопливо побрели по Овечьей улице. Неторопливо — потому что фиолетовый хитон с черными блестками путался под ногами волшебника и не давал спешить. Они уходили, и сумерки сгущались за их спинами.
Скоро стало темно, как ночью. Небо покрылось сыпью белых звезд. И тогда в высоте вспыхнула радуга. От горизонта до горизонта! Она была такой сочной и такой живой, что многие люди на земле подняли к небу головы.
…Когда же ночь растаяла, в посветлевшем небе еще долго висели разноцветные обрывки радуги.