На последнем рубеже

День выдался жарким, солнце палило нещадно, но процессия тянулась от самой гробницы Великого Царя, находившейся вне стен, сквозь городские ворота Урука почти до самого храма Инанны. По обе стороны мостовой по стойке смирно стояли солдаты в форме, украшенной бронзовыми пластинами, отделяя глазеющих оборванцев от участников церемонии. Время от времени знойные лучи великого бога солнца, Царя Уту, добирались до одного из них, и спустя некоторое время он с веселым лязгом падал в пыль лицом вниз. Тут же неизвестно откуда появлялась пара учеников жрецов, похожих на скорпионов в набедренных повязках, которые оттаскивали потерявшего сознание человека — одни лишь боги знают куда.

— Гробница, — сказал Намтар, замыкавший вереницу. — Уж поверьте мне, именно там окажется несчастный. Как и все мы. — Процессия слегка продвинулась вперед, и он послушно сделал несколько шагов. — Жрецы скажут, будто это знак богов — а что для них не знак богов? Они заявят, будто очередной служака настолько огорчился гибелью нашего царя, что пожелал отправиться вместе с ним в загробную жизнь. На самом деле несчастный, изнуренный жарой, хотел лишь глотнуть холодного пива, но такая мысль никогда не придет в голову нашим жрецам, о нет! Если только они сами не захотят пить.

Процессия вновь сдвинулась с места, и Намтар вместе с ней.

— Ш-ш-ш! — сказал стоявший перед ним человек. — Мы не должны разговаривать. Это торжественная церемония. Цари умирают не каждый день.

— А жаль, — отозвался Намтар. Тут ему в голову пришла мысль о неизбежных последствиях смерти царей. — Да, — продолжил он, когда на него снизошел свет истины, — как жаль, что венценосный любитель крыс не может жить вечно. Или хотя бы столько, чтобы я успел умереть от старости. Паршивый, вонючий, несчастный, эгоистичный…

— Эй ты! — Один из солдат, стоявших на обочине, решил, что пришло время устроить маленькое представление для зрителей. Ты, идущий последним, заткнись!

— И не подумаю, — заявил Намтар, слегка покачав головой. Его высокий церемониальный головной убор со звенящими золотыми украшениями в форме ромба и яркими перьями заколыхался даже от такого легкого движения. — Я еще поболтаю. И буду говорить до конца пути, пока у меня есть силы. А что ты можешь сделать? Вывести меня из строя? Убить? — Его смех пронесся над крышами Урука, напряженный и пустой, как шорох сухого тростника.

Солдат был молод и полон желания что-нибудь доказать, хотя плохо представлял себе предмет спора. Тем не менее он воскликнул:

— Послушай, раб, есть вещи пострашнее смерти!

— Неужели? — На смуглом лице Намтара появилась учтивая улыбка. — В таком случае я должен считать, что мне повезло. Ура, ура, когда эта проклятая процессия дойдет до конца, я всего лишь умру. Какое счастье! Какая удача для жалкого раба! Нет, я не достоин такого везения. Вот что я тебе скажу, приятель: давай поменяемся местами. Я отправлюсь в путешествие, чтобы узнать, что же все-таки хуже смерти, а ты пойдешь вместо меня в гробницу и насладишься преимуществами Плана Гильгамеша о Раннем Уходе в Отставку для Рабов, Наложниц и Актеров. Возможно, мне придется воспользоваться своими связями — у тебя слишком надменное лицо для раба, наложница из тебя не получится, а если превратить тебя в актера, хм-м-м… вот что я тебе скажу, спой-ка мне сначала несколько куплетов «Полюби меня, малышка, как шлюха из Святого храма», а потом продолжим разговор.

— Какая дерзость! — Молодой солдат направил копье в ухмыляющееся лицо Намтара.

— Ты готов поставить на кон свою жизнь, солдат? — осведомился Намтар. — Ну, попробуй меня наказать. Заставь выйти из процессии и покажи, что может быть ужаснее, чем проглотить ядовитое зелье и умереть в темноте. Уж тогда-то ты меня проучишь! Заставь меня вернуться в мир и взглянуть в лицо опасностям, сразиться с чудовищами, бросить вызов самим богам — я могу продолжать и дальше молоть чепуху. Как забавно: наш мертвый царь, лежащий теперь в гробнице, не раз попадал в подобные переделки, но всегда умудрялся возвращаться домой живым. Заметь, живым. Но кто знает, возможно, ему приходилось встречаться с вещами худшими, чем смерть. Ну да — я видел его царицу.

Стражник прорычал что-то зловещее и бросился на раба, направив свое копье ему в живот. Намтар даже не пошевелился. Его ухмылка превратилась в торжествующую улыбку. Он умрет, но умрет на своих условиях. При данных обстоятельствах он радовался даже такой маленькой победе.

Однако его улыбка померкла в тот самый миг, когда он увидел четверку жрецов, успевших остановить стражника и вырвать у него из рук копье. Толпа радостно закричала. Нет, люди не были на стороне раба — они разразились бы точно таким же приветственным ревом, если бы солдат проткнул Намтара, — просто им нравились представления.

— Позор! Рявкнул старший жрец, сурово глядя на провинившегося солдата. — Гнусный комок собачей блевотины, так-то ты чтишь умершего царя Гильгамеша! И что же нужно сделать, чтобы в наши дни найти хорошего слугу?

Солдат, бормоча извинения, рухнул лицом вниз на пыльную мостовую у ног старшего жреца. Трое жрецов в набедренных повязках посмотрели на старшего, ожидая его решения. Между тем процессия продвинулась еще на несколько шагов, оставив позади небольшую группу возбужденных людей. Это движение привлекло внимание старшего жреца, и его посетило вдохновение. От его улыбки даже гриф сбросил бы оперение.

— Мы, служащие вечно живущим богам, не должны осквернять руки, наказывая смертных, которые не достойны даже войти в городские храмы. — Он подождал, пока тело распростертого перед ним солдата расслабится, После чего добавил: — За нарушение церемонии похорон мудрого Гильгамеша и попытку отнять у нашего почившего царя слугу, который должен был сопровождать нашего господина в загробной жизни, ты займешь его место, чтобы сам несравненный Гильгамеш покарал тебя. А теперь, встань! Встань и последуй в гробницу за своим господином… Кстати, когда увидишь его в загробной жизни, не забудь сказать, что Зикуарру и все парни из храма Энки передают ему привет.

Душераздирающий стон сорвался с губ приговоренного солдата. Казалось, им овладела болотная лихорадка — все его тело содрогалось, он цеплялся пальцами за прокаленные солнцем глиняные кирпичи царского тракта, словно надеялся, что это помешает другим солдатам поднять его на ноги, но лишь обломал ногти. Старший жрец посмотрел на двух стражей, стоявших рядом с ним, и едва заметно кивнул. Этого оказалось достаточно. Они поспешно бросились поднимать несчастного, мешая друг другу. Через несколько мгновений провинившийся занял место в конце процессии.

А Намтар тяжело вздохнул и пристроился за бывшим солдатом, но тут ему на плечо легла тяжелая рука старшего жреца.

— Только не ты, собака, — сказал жрец с бритым черепом.

— И чего я не должен делать? — Намтар ощутил легкое сомнение, но он достаточно долго был рабом, чтобы не испытывать напрасных надежд.

Он не мог позволить себе такой роскоши.

— Ты должен покинуть процессию. Этот солдат занял твое место. Убирайся!

Намтар нахмурился, но остался стоять. И дело не в том, что он не верил жрецам… ну ладно, он действительно им не верил, поскольку прекрасно знал, что бывает с теми, кто им доверяет. Жрецы вели привольную жизнь на самой верхушке социального зиккурата, неохотно разделяя свои привилегии с царями Урука. У них было много свободного времени. В одних праздность рождает интерес к поэзии, искусству и великим научным открытиям, в других — скуку и злобу. Какая досада, что никто не додумался создать шумерский словарь рифм, тогда в Уруке было бы больше плохой поэзии, но меньше дурацких смертей.

— Вы хотите сказать, что я могу уйти? — спросил Намтар, Жрец кивнул.

— Взять и уйти? Иными словами, мне не придется вступить в царскую гробницу и испить из чаши жидкую смерть, верно?

Жрец вновь энергично закивал. Он казался уязвленным, как человек, которому без конца задают очевидные вопросы.

— Я не знаю, откуда ты взялся, глупец, но у нас всем известен смысл слова «убирайся». Ну, как мне еще тебе объяснить? Назвать по буквам? Хорошо: три треугольника, смотрящих вправо, два без черенков, направленных влево, четыре обычных черенка и треугольник вниз: Убирайся! Если тебя тревожит твой статус, не думай об этом — полагаю, с такой простой задачей ты сумеешь справиться. Теперь ты свободный человек. Занявший твое место солдат стал рабом. По-другому и быть не может, иначе будут потрясены основы нашего бытия.

— Свободен? — Лицо Намтара засияло. — Я свободен? В самом деле? Это очень щедро с вашей стороны, ребята из храма, раздавать таким образом чужое имущество, даже если владелец мертв. Впрочем, я не жалуюсь, — торопливо уточнил он.

Старший жрец усмехнулся.

— Речь идет о соблюдении приличий, а не о щедрости. Количеств во слуг, которые должны сопровождать царя Гильгамеша в загробную жизнь, определено самым тщательным образом. Так величайший из жрецов оглядывает ночное небо, чтобы набраться мудрости из движения и числа звезд, чтобы увидеть здесь, на Земле, мистические священные числа, чью верховную власть следует уважать, чтобы наши недостойные ритуалы услаждали богов.

— Иными словами, в гробнице могут спать лишь тридцать два человека, — сделал вывод Намтар. — Если не считать лошадей. — Он улыбнулся. — Нет, я не намерен оскорблять богов и нарушать священные числа. Лучше я уберусь. — И он зашагал прочь, оглянувшись лишь однажды, чтобы спросить, указав на свой блестящий головной убор: — А шляпа у меня останется?

Пока другие рабы из погребальной процессии допивали ядовитое зелье, Намтар сидел в прохладной, хорошо знакомой ему таверне и потягивал горькое пиво из глиняной кружки через бронзовую фильтрующую соломинку. Ему не позволили оставить себе головной убор; такое сокровище не могло принадлежать оборванцу. И все же он был ужасно доволен тем, как закончилось это утро. Удаляющаяся погребальная процессия царя Гильгамеша с тем же успехом могла находиться на Луне.

— Принеси еще одну, Пуаби! — обратился он к хозяйке таверны. — Никогда бы не подумал, что свободный человек испытывает такую жажду.

Пиво разносила женщина с плоским лицом и руками, похожими на сваи. Она и Намтар были старыми друзьями, и он часто приходил в эту таверну в те дни, когда его усопший господин разрешал своим рабам отведать точно отмеренную дозу свободы. Один или два раза (или семнадцать), они составляли отличную пару во время Празднества Инанны, когда сначала пили в огромных количествах пиво, а потом доставляли друг другу удовольствие в постели, хотя едва ли об этом можно было догадаться сейчас, когда Пуаби бросала на него свирепые взгляды. Она вразвалочку подошла к столу Намтара с кружкой своего лучшего пива и с таким грохотом поставила ее, что глина треснула. Слегка захмелевший Намтар с болью посмотрел на кружку, из которой вытекало пиво.

— Какая досада, Пуаби! — воскликнул он, растягивая слова. — Как, жаль, что пропадет столько хорошего пива. — Тебе следует быть поаккуратнее.

— А тебе следовало бы радоваться, что я разбила кружку об стол, а не об твою тупую башку! — Глаза Пуаби сверкали от ярости. — Допивай и проваливай из таверны! Если я когда-нибудь увижу твою несчастную рожу, то разобью ее камнем — можешь не сомневаться!

Намтар решил, что знает, почему Пуаби так на него сердита.

— Послушай, дорогая, я и правда не могу заплатить за кружку — глупый жрец не разрешил мне сохранить шапку, но за мной не про падет. Теперь я свободный человек! Все, что заработаю, будет моим. Они хотели, чтобы я отправился с царем Гильгамешем в качестве запасного гончара, на случай, если царь вдруг скажет: «Эй! Я знаю, что умер, но мне бы не помешала дюжина новых чашек. Никогда не знаешь, кто тебя навестит в Земле мрака и пепла». А для выполнения срочного заказа потребуется два гончара — я и Иби-Син. Конечно, Иби и сам справится. Он шел впереди: сейчас он, наверное, вместе с царем осваивается на новом месте. Ну, а что касается меня, то для гончара всегда отыщется работа среди живых. Как только я найду noдходящее место, сразу же с тобой расплачусь!

Удивительно, какую сильную боль может причинить взрослому человеческому телу бронзовая соломинка для пива в руках Многоопытной хозяйки таверны. К тому моменту, когда Намтар сумел открыть глаза и приподнять голову, Пуаби уже держала в руках кружку с пивом. Она подняла ее над головой, и ему не потребовалась помощь математика из храма, чтобы определить, что траектория ее движения должна закончиться прямехонько у него на голове.

— Что… что я такого сказал? — бывший раб испуганно прикрыл череп обеими руками.

Он неожиданно протрезвел, однако лучше ему не стало.

— Неужели ты настолько глуп? — осведомилась Пуаби.

— Да, если верить жрецу, который приказал мне убираться.

— Жрецы! — В приступе отвращения Пуаби умела плеваться не хуже верблюда. Нескольким посетителям пришлось пригнуться, когда увесистый плевок угодил в противоположную стену. — Только не надо про жрецов! Неужели, если все они бессердечны, мы должны стать такими же? Так за что же я на тебя набросилась? — Она медленно опустила кружку. Ярость исчезла, осталась усталая беспомощность. — Ты и в самом деле не понимаешь, что наделал? С тем же успехом я могла бы обвинить во всем стульчак, который не дает заднице жреца оказаться в куче дерьма, где ей только и место. Стульчак делает лишь то, для чего он предназначен. Ты ничем от него не отличаешься. Вставай. — Она коснулась его ноги ступней в сандалии. — Я должна перед тобой извиниться, но лучше угощу тебя пивом. Только глупец пытается учить уму-разуму кочан капусты. — Она дождалась, когда Намтар усядется на прежнее место, поставила перед ним кружку с пивом и поспешила в заднее помещение таверны.

Намтар с недоумением посмотрел на стоящую перед ним кружку, потом перевел взгляд на дверь, за которой скрылась Пуаби, и спросил у других посетителей:

— Кто-нибудь уразумел, о чем она говорила?

— Понятия не имею, — ответил мужчина, от которого несло овчиной. — Однако наблюдать за вами было любопытно.

Хорошо одетый купец, сидевший напротив, протянул руку и треснул простака по голове.

— Глупый пастух! — проворчал он. — Если бы ты жил среди цивилизованных людей и обладал женой, которая не блеет, а говорит, то понял бы, что это все из-за сестры Пуаби, Сабит.

— Откуда же я мог знать? — спросил пастух, почесывая голову и с опаской поглядывая на купца. — Я пришел в город всего три дня назад.

— Да, но ты большую часть времени провел здесь, сидя за столом или валяясь под ним. — Похоже, купец принадлежал к категории людей, которые свысока смотрят на тех, кто занимает более низкое положение. Ему повезло, что у него был большой вздернутый нос, который облегчал решение этой задачи.

— В том месте, где я живу, выдался удачный год для овец и неудачный для пива, — ответил пастух. — Неужели ты станешь меня винить за то, что мне хочется выпить?

— Если бы ты хоть иногда пользовался ушами, а не глоткой, то мог бы заметить, что наша хозяйка часто плачет или отпускает злобные ругательства в адрес царя Гильгамеша, жрецов и всех богов и богинь, известных в Уруке.

Пастух пожал плечами.

— Не стану врать, ничего я не заметил. Женщины постоянно плачут или ругаются.

В следующий миг он получил по зубам — теперь уже от Намтара. С проклятьями и рыданиями пастух схватил свои вещи и выбежал из таверны.

— Друг, так что ты сказал? — Намтар, просительно сложив руки, обратил умоляющий взгляд на купца. — Три дня? Но три дня назад умер царь Гильгамеш. Почему его смерть заставила Пуаби ругаться и плакать? Она ненавидит его с тех самых пор, как ее маленькая сестренка Сабит попала к нему… — он замолчал.

Неожиданно Намтар все понял. Купец снизошел до кивка.

— …да, и стала любимой служанкой царя. Вот почему, когда подошло время похорон…

— …царица включила имя Сабит в жертвенный список! — Глаза Намтара широко раскрылись. — Мне показалось, что я узнал ее, когда нас собрали во дворе храма в наших звенящих шапках, но там была такая толпа. О, нет! Бедная Сабит! Бедная Пуаби! Вот почему она так меня ненавидит: мне удалось избежать участи ее сестры. — И Намтар так тяжело вздохнул, что мог бы вызвать зависть у Энлиля, бога ветров.

Купец ухмыльнулся.

— Только не делай вид, что тебя это очень расстраивает. Ты и думать забыл о том солдате, который занял твое место. Если бы у тебя был выбор между спасением жизни Сабит и своей собственной, мы оба знаем, что бы ты сделал.

— Вовсе нет! — воскликнул Намтар с Жаром человека, пытающегося опровергнуть жестокую истину. — Я даже не знал, что Сабит идет вместе с нами! Иначе я попросил бы жрецов пощадить ее, а не меня. Да, попросил бы! Ей едва исполнилось пятнадцать, бедное дитя, а я старый человек, разменявший двадцать седьмой год. Глупые жрецы — их священные числа нисколько не пострадали бы, а Сабит осталась бы в живых. Пуаби обрадовалась бы, и… и… и… — Он принялся возбужденно размахивать руками, привлекая к себе внимание посетителей таверны.

Купец с интересом наблюдал за ним.

Наконец Намтар успокоился и сказал:

— Но сейчас все это уже невозможно. Слишком поздно. Служанки царя шли в самом начале погребальной процессии. Сабит уже испила чашу забвения и умерла. И я ничего не могу с этим поделать.

Купец пододвинул Намтару еще одну глиняную кружку.

— Давай поспорим! — предложил он.

Вспыхнул зеленый свет, налетел ветер, подобный дыханию тысячи демонов, и богиня Инанна покинула свое обличье смертного и предстала перед потрясенными клиентами Пуаби, которые тут же упали в обморок.

Только не Намтар. Он лишь обмочился. Нос богини сморщился от отвращения.

— Смертные, — сказала она, ни к кому не обращаясь, затем ее многоцветные одеяния взметнулись, она схватила бывшего раба и исчезла вместе с ним.

— Где мы? — спросил Намтар, вглядываясь в темноту.

— В царстве моей сестры, — ответила Инанна.

Намтар различил почти человеческую нотку страха в голосе богини, но не слишком удивился. Он слыхал разные истории.

Когда умер смертный любовник Инанны, богиня любви и войны решила вернуть его из потустороннего мира, где правила ее сестра Эрешкигаль. В своих лучших одеждах и украшениях Инанна спустилась в темные земли мертвых, потому что ей ужасно хотелось лягнуть сестру в задницу своими изящными золотыми сандалиями и вернуть возлюбленного.

Но у нее ничего не получилось. Перед многочисленными вратами, преграждающими дорогу в царство мертвых, Инйнне приходилось договариваться с могущественными силами, постепенно расставаясь с украшениями и прекрасными одеждами. Наконец она предстала перед троном Эрешкигаль, обнаженная и беспомощная.

Эрешкигаль взглянула на жалкую фигурку Инанны и поступила с ней так, как и положено поступить с сестрой-соперницей. Она убила Инанну. Но боги не похожи на людей. Хотя смерть богов неизбежна — иногда, чтобы исполнить пророчество или почтить какой-нибудь тайный закон Вселенной, порой, чтобы заставить смертных сидеть смирно и слушать внимательно во время долгих церемониальных служб, или просто для того, чтобы сделать историю более интересной. Правда, это для богов лишь временное неудобство. Натягиваются божественные струны, на небесах заключаются сделки — и боги возвращаются к жизни.

Теперь она пришла в земли мертвых вместе с Намтаром. Почему богиня войны и любви так охотно вновь посетила место своего унизительного поражения? Бывший раб не смог бы ответить, даже если бы от этого зависела его собственная жизнь (оставалось лишь надеяться, что до этого не дойдет).

— О Лучезарная, зачем мы пришли сюда? — спросил он дрожащим голосом.

— Чтобы все исправить, — ответила Инанна. — Пуаби, владелица таверны, была одной из моих самых верных почитательниц. Вернуть ее сестру из мертвых — самое меньшее, что я могу для нее сделать.

— Нет, самым меньшим было бы гарантировать, что ее пиво никогда не будет киснуть. А вернуть ее сестру — это самое большее, что ты можешь для нее сделать. Со всем уважением, Лучезарная, — быстро добавил он. — Но я все равно не понимаю, зачем я здесь.

Тут богиня радостно заулыбалась.

— Я думала, ты догадался. Старший жрец ведь все тебе объяснил — во всяком случае, попытался. Дело в священных числах. Понимаешь?

Глаза Намтара широко раскрылись. Холодные пальцы отчаяния коснулись его спины, сжали горло и грудь, и он ощутил, как его мужские достоинства съеживаются, точно кисть винограда в песчаную бурю.

— Ты привела меня сюда, чтобы обменять мою жизнь на жизнь Сабит, — прошептал он.

Богиня потрепала его по щеке и ухмыльнулась:

— А ты умненький. Только не надо на меня так смотреть, мой дорогой: ты сам сказал, что поменялся бы с ней местами, если бы не было слишком поздно!

— Но тогда уже было слишком поздно! — так громко закричал Намтар, что спугнул стаю лишенных тел душ.

Темные пространства подземного царства содрогнулись от его пронзительного крика, и Инанна побледнела.

— О, чудесно, — пробормотала она. — Ну, вот и все… Глупый смертный! Я надеялась, что мы сумеем найти Сабит, а потом быстро и незаметно поменяем ее на тебя, но теперь ты привлек ее внимание…

Инанне не требовалось уточнять, кого она имела в виду. Речь могла идти только о ней: души начинали летать, словно сухие листья на ветру, лишь перед появлением мрачной и зловещей госпожи — Эрешкигаль.

Намтар сжался, но глаза закрывать не стал. Эрешкигаль вызывала благоговение, и он не мог оторвать от нее взгляда. Она была прекрасна, богиня обладала тревожным очарованием незнакомых пределов Южного моря и могуществом, подобным сотрясающей мир буре. Нет, Инанна все-таки была красивее, но Намтар не прогнал бы Эрешкигаль со своей циновки…

Эрешкигаль стояла перед своей сестрой, и души мертвых теснились у нее за спиной. Богиня направила палец с ногтем, выкрашенным в рыжий цвет, на Инанну.

— Кто тебя послал? — резко спросила Эрешкигаль.

Инанна прикусила нижнюю губу и попыталась сохранить остатки своего божественного величия, но истории о ее временном пребывании в царстве мертвых оказались правдивыми. Она помнила все ужасы своего испытания, за исключением самого мгновения смерти. Она бросилась лицом вниз к ногам Эрешкигаль, ее великолепное тело дрожало — слишком поздно богиня поняла, какую ужасную ошибку совершила, явившись сюда в сопровождении всего лишь жалкого смертного. Закрыв голову руками, она пробормотала нечто невнятное.

Однако ее ответ не удовлетворил Эрешкигаль.

— Отвечай! — закричала она. — Зачем ты явилась ко мне? Неужели ты опять завела смертного любовника? Это он? — Она мельком посмотрела на Намтара. — Неужели ты серьезно? — А потом вновь повернулась к Инанне. — И почему ты явилась в мое царство не через врата, как положено? На тебе украшения и одежды, твои… ой, какие чудесные сандалии! Могу я их примерить?

Намтар наблюдал, как Эрешкигаль сняла золотые сандалии с ног своей притихшей сестры. Они оказались слишком маленькими, и Эрешкигаль заметно рассердилась. И хотя хмурое лицо Эрешкигаль было мрачным, как недельной давности кровь, Намтар вдруг перестал испытывать страх. Его посетило откровение, вроде того, что снизошло на него, когда он вступил в спор с несчастным солдатом. Его дух обрел удивительную безмятежность, источником которой являлась вовсе не храбрость и даже не бравада, а уверенность в том, что ему уже нечего терять.

«Я и так в Царстве пыли и пепла, — подумал он. — Что же может сделать со мной богиня? Отослать в страну, где еще больше пыли и пепла?»

Он расправил плечи и спокойно проговорил:

— О царица Эрешкигаль, великая владычица мертвых, я гончар Намтар. Именно мои молитвы призвали твою сестру, богиню Инанну. По моей просьбе она предстала перед тобой.

Эрешкигаль нахмурилась.

— Из-за молитвы гончара? Едва ли это могло произвести впечатление на мою сестру. Неужели ты всего лишь гончар?

— Ну, раньше я был рабом, но когда умер царь Гильгамеш… — произнес Намтар и развел руками — мол, что тут поделаешь?

— Гильгамеш… — Никто бы не сумел прошипеть это имя с большей ненавистью, чем богиня мертвых. Земля задрожала от ее гнева. — О, то был великий день, когда этот жалкий хвастун оказался в моей власти. — Она так сильно сжала кулаки, что ее смуглые пальцы побелели.

— Кажется, тебе он не слишком нравился? — осведомился бывший раб.

— А ты, я вижу, не отличаешься умом! — парировала богиня. — Проклятье на голову Гильгамеша! Он пытался найти способ, который помог бы смертному ускользнуть от меня. Он искал вечную жизнь!

Намтар заметил, что, когда Эрешкигаль гневается, на лбу у нее набухают жилы, а из глаз начинает литься кровь. Он мудро решил не упоминать об этом — а вдруг дама придает значение своей внешности.

— Верно, но не следует забывать главное: он потерпел неудачу, — напомнил Намтар. — Да, он нашел цветок вечной молодости, но не сумел извлечь для себя никакой пользы. Глупец положил его на землю, и змей сожрал цветок! И тогда он умер — царь Гильгамеш, а не змей, — так что его поиски закончились раз и навсегда. Тебе следует научиться видеть положительную сторону вещей, о Властительница мертвых!

— Дело вовсе не в том, что Гильгамеш потерпел неудачу, — прорычала Эрешкигаль, точно страдающий расстройством пищеварения лев. — Беда в том, что он дал жалким людишкам новые идеи. Он не сумел получить бессмертие, но был первым, кто попытался. Именно он виноват в том, что появились орды его подражателей, убежденных в том, что кто-то из них добьется успеха. Благодаря этому мерзавцу вы, жалкие мошки, обрели надежду. Вы цепляетесь за жизнь, а некоторые из вас не прекращают борьбу даже после того, как спускаются в Царство пыли и пепла. Ты когда-нибудь слышал, что говорят оптимистичные идиоты? Они отказываются проводить вечность, пожиная тоску и упиваясь отчаянием. Они скитаются по теням и рассказывают друг другу, что это лишь временные неприятности, что мои владения не бесконечны, мое влияние не вечно, что наступит день, когда придет новый бог и посмотрит на происходящее их глазами! Мне даже удалось поймать некоторых — они осмелились летать в темноте и петь — петь! И если ко мне в руки когда-нибудь попадет болван, который похоронил этого проклятого мастера арф вместе со всеми его инструментами и материалами, я убью… э-э-э, я скажу ему все, что о нем думаю. Надежда! Радость! Арфа! Пение! Разве так следует проводить загробную жизнь?

Намтар сочувственно поцокал языком. Он даже настолько набрался дерзости, что подошел к возбужденной богине и похлопал ее по плечу.

— Вижу, мы пришли не в самое удачное время, — сказал он. — Мы у тебя загостились, не хотелось бы показаться назойливыми… Так мы пошли? — Он даже сделал несколько шагов, но вовремя вспомнил, что не знает обратной дороги. Вернувшись к Инанне, которая все еще лежала лицом в пыли, он легонько потряс ее за плечо. — Лучезарная, если бы ты указала направление… — начал он.

Инанна села так быстро, что сбила Намтара с ног. Похоже, богиню посетило такое же откровение, что и Намтара. Богиня любви и войны была готова действовать. Божественные рассуждения недоступны простым смертным, однако Намтару показалось, что он слышит мысли Инанны: «Почему я так боюсь этой суки? Однажды она меня уже убила — верно, было довольно скучно, да и пахло отвратительно, и почему-то у меня в носу копошились червяки, но я отсюда выбралась! И если она больше ничего не может, то ей меня не остановить!»

— О сестра моя, не трать больше времени на разговоры с недостойным смертным, — заявила Инанна, поднимаясь на ноги. — Он лжет, как тощий осел на рынке. Наше появление здесь не имеет к нему никакого отношения. Неужели я бы откликнулась на молитву жалкого гончара, к тому же раба!

— Ты совершала и более дурацкие поступки, — заметила Эрешкигаль. — Если ты его любишь, то, конечно, ответила бы на его молитвы. Инанна фыркнула.

— Неужели он похож на человека, которого я могла бы полюбить? — Эй! — запротестовал гончар, но богини уже не обращали на него внимания.

В ответ на язвительные замечания Эрешкигаль следовали не менее ядовитые реплики Инанны. Они давно перешли на личности. Намтару даже показалось, что божественные сестры получают удовольствие от перепалки. Бормоча под нос ругательства, он отошел в сторонку и уселся на землю среди мертвых.

Когда богини исчерпали запас взаимных оскорблений, Инанна перешла к делу и рассказала, зачем она привела Намтара из таверны Пуаби.

— …солдат, молодой, сильный, красивый, ты представляешь? Они спасли жизнь этому жалкому типу и предали смерти бедного, милого красавца. И за что? Из-за какой-то ерунды! Глупые жрецы. Я намерена наслать на них проказу, когда вернусь, вот увидишь! И чирьи. Да, обязательно чирьи! Жрецы их ненавидят.

— Ты всегда была неравнодушна к мужчинам в форме, — со смешком заметила Эрешкигаль. — Давай я угадаю кое-что про твоего солдата. Большое копьё?

Инанна в ответ лишь облизнула губы, что заставило ее сестру расхохотаться таким непристойным смехом, что покраснела бы даже невинная овечка.

— Это нечестно, — продолжала богиня любви и войны. — Какое ужасное расточительство. Я бы предприняла определенные шаги раньше, но мне не удалось вытащить его из похоронной процессии.

Эрешкигаль кивнула.

— Мистические священные числа. Из всего, что утверждают жрецы, когда описывают принципы устройства Вселенной, это единственное — верно.

Намтар, разинув рот, слушал разговор сестер.

— Так вот в чем дело, — пробормотал гончар, подтягивая колени к подбородку. — Молитвы Пуаби можно засунуть в задницу, божественная потаскуха просто хотела заполучить солдатика. Она и не собиралась менять мою жизнь на жизнь Сабит!

— Ты только сейчас это понял? — Слова донеслись откуда-то справа из темноты и были такими тихими и невесомыми, что Намтар усомнился, слышал ли их.

— Кто здесь? — спросил он.

Обитатели жуткого царства Эрешкигаль не сохраняли ни малейшего сходства со своими брошенными телами. Больше всего они походили на крылатые тени, серые, словно пепел, любимый материал богини Эрешкигаль для внутреннего убранства ее владений.

Тень, к которой он обратился с вопросом, быстро взмахнула левым крылом — получилось, что она легонько толкнула его в плечо.

— Ну, кто еще захочет поговорить с тобой, глупыш? Это я, Сабит.

— Сабит… Конечно, я тебя узнаю. Я бы узнал тебя в любом месте, — галантно солгал он лишенной облика тени. Почесав в затылке, Намтар добавил: — Пуаби передает тебе привет.

Крылатая тень захихикала.

— Пуаби не передавала никаких приветов. Моя сестра безутешно плачет. Она ужасно скучает без меня, а сейчас и вовсе пребывает в ужасе, полагая, что после того, как Инанна явилась в ее таверну и устроила отвратительную сцену, никто не захочет туда ходить. И еще она сожалеет, что сделала с тобой при помощи бронзовой соломинки.

— Откуда ты знаешь?.. — начал Намтар.

— Смерть открывает многие врата, — серьезно проговорила тень Сабит. Потом она издала непристойный звук, хотя Намтар никак не мог сообразить, как ей это удалось. — Так бы сказали глупые жрецы. Истина же состоит в том, что после смерти боги делают все тайны мира открытой книгой. Почему бы и нет? Ведь мы уже никак не способны использовать эти сведения.

— Значит, ты знаешь, что я…

— …никогда не предлагал занять мое место здесь? Конечно, — Тень Сабит еще раз игриво толкнула Намтара крылышком. — На твоем месте я бы поступила точно так же, схватила бы свою жизнь и побежала бы, как огонь по ячменному полю. Ну разве человек в здравом уме может согласиться прийти сюда?

Пока Сабит говорила, Намтар заметил, что вокруг них собирается уйма других крылатых теней. Они тихим хором подтвердили слова Сабит, хотя ни у одной из теней не было рта, горла или языка. Бывший раб услышал слабый и печальный перезвон золотых колокольчиков, украшавших шапки несчастных рабов, сошедших в обитель смерти вслед за царем Гильгамешем.

— Иби-Син? — спросил Намтар.

Он не слишком на это рассчитывал, но хотел проверить свои подозрения.

— Да, я, — приглушенно ответила одна из теней. — Значит, ты все-таки решил присоединиться к нам, Намтар? Опоздал, как обычно, и не надел форму, ты всегда был таким.

— Иби, мы были рабами. Какая форма?

Однако доводы Намтара не произвели впечатления на его прежнего наставника. Старый Иби-Син всегда был педантом, когда вставал вопрос об одежде гончара. Старик обожал всех учить. Смерть ничего не изменила.

— Призвание человека должно находить отражение в его одеянии. Если хочешь знать, это социальный контракт. От самого жалкого собирателя глины до Великого Царя каждый должен делать то, что от нас требует должность. Даже боги должны склоняться перед законами, в противном случае мы погрузимся в первородный хаос!

— Послушай, мою шапку отобрал жрец. Так что он и виноват в возникновении первородного хаоса.

Тень Иби-Сина исполнила тот же трюк, который ранее продемонстрировала тень Сабит — он ткнул Намтара своим крылом, только сделал это совсем не по-дружески. Намтару показалось, что его протаранили, он потерял равновесие и упал в пыль.

— Эй! — запротестовал Намтар. — За что? — Его досада тут же переросла в тревогу.

От Иби-Сина и других окруживших его теней исходила злоба.

Волна горького отвращения накатила на Намтара. Не требовалось быть пророком, чтобы понять причину их недовольства.

«Я жив, и они мне завидуют, — подумал Намтар. — Ничего удивительного».

Он встал и пошел прочь. Мрачные тени, не отставая ни на шаг, последовали за ним, хотя у них не было не только лиц, но и ног.

Намтар почувствовал, как его охватывает холодный ужас. Что они с ним сделают, если сумеют схватить? Намтар слышал, что мертвые не имеют власти над живыми, но вдруг это лишь очередной образец «знаний» жрецов? Он ощутил прикосновения Сабит и Иби-Сина. А что будет, если все рабы, сошедшие сюда вслед за Гильгамешем, попытаются наброситься на него? Намтар прекрасно понимал, что очень скоро узнает ответ на свой вопрос, если подпустит к себе тени, но предпочитал не ставить опытов на собственной шкуре. Он продолжал отступать, не сводя глаз с рассерженных теней, пока не наткнулся на нечто твердое.

— Что ты здесь делаешь, раб? — голос за спиной Намтара не принадлежал Инанне или Эрешкигаль, если только вышеназванные леди не решили изменить тембр на баритон, чтобы окончательно смутить своих почитателей.

Намтар обернулся и увидел существо, которое не было похоже ни на крылатые тени, ни на сияющих богинь, ни на смертных людей. Однако в нем было немного от всех трех. Ниже шеи клубился туман обычного призрака, но лицо сохранилось так хорошо, что Намтар сразу же его узнал.

— Царь Гильгамеш! — воскликнул он, автоматически поднимая руки вверх, чтобы воздать положенные монарху почести — впрочем, это помогло бы ему в случае необходимости защититься от удара.

Дух рассмеялся, и все его существо засияло так ярко, что тьма Царства пыли и пепла рассеялась. Угрожающая толпа теней, заставившая Намтара отступить к несуществующему углу, также отодвинулась от света. Лишь душа Сабит, единственная из всех, не питавшая ненависти к Намтару, осталась на прежнем месте.

Приветствую тебя, Намтар! — казалось, веселый голос Великого Царя наполнил владения Эрешкигаль. — Нам не хватало тебя. Они послали другого человека вместо тебя — кажется, солдата, — но солдат и без того было слишком много; когда же понадобится сделать новый набор красивых глиняных сосудов, от него не будет ни малейшего проку.

— Ну, да… — Намтар яростно почесал в затылке. Он не знал, куда обратить свой взор. — Я хотел сказать… разве Иби-Син с этим не справится?

Гильгамеш вновь расхохотался, и свет озарил подземное царство.

— Да, ладно, ладно, я пошутил. Взгляни вокруг! Ты видишь таверны или винодельни? Зачем мне здесь чашки? Или солдаты, арфисты, охотники и служанки, если уж на то пошло? — Он покачал головой. — Глупые жрецы. Они правильно поняли мистическое значение чисел, но не более того. К тому же я не заметил, чтобы они отправили со мной хотя бы кого-нибудь из своей братии.

Намтар решил, что сейчас не самое лучшее время передавать привет от Зикуарру, жреца Энки. Вместо этого он сказал:

— Ты неплохо выглядишь для человека… в твоем положении… учитывая все обстоятельства, о Великий Царь.

Лицо Гильгамеша было чем-то большим, чем плоть, а руки — чем-то меньшим, и все же, когда он положил ладонь на плечо Намтара, бывший раб ощутил ee.

— Мы находимся в месте, где титулы и заслуги ничего не значат, Намтар. — Здесь я царь теней, а теням наплевать на слово царей. Здесь я просто Гильгамеш.

— Прошу прощения, о Великий… но мои глаза убеждают меня, что ты куда значительнее, чем эти тени. У тебя сохранилось лицо. Да и они выказывают тебе уважение.

— А если не станут? — Гильгамеш пожал плечами. — Все дело в легендах. Легендах обо мне. Они всегда делают человека более значительным, так что даже здесь что-то остается. Впрочем, в конечном счете это ничего мне не даст. Да, у меня есть лицо, и я сияю, точно задница бабуина; наверху я мог бы благодаря этому и серебряной монетке купить вина. А здесь — кажется, я уже говорил, — здесь вина нет.

Намтар видел проблему несколько в ином свете, нежели умерший царь.

— Если легенды о твоих подвигах придают тебе сияние, о Гильгамеш, и если этот свет может держать на расстоянии обычные тени, я в твою честь вылью несколько мер вина, когда вернусь домой.

Гильгамеш покачал головой.

— Это не стоит дюжины мер вылитого вина и маленького кусочка влажной земли. Мы, духи, не ощущаем жертвоприношений смертных.

Но я всё равно помогу тебе покинуть это место и благополучно вернуться в Урук. Богиня Инанна ловко заморочила тебя ложью, которую Любовь и Война используют со дня творения. Моя сила будет убывать вместе легендами обо мне, но пока у меня еще кое-что остается, и я с радостью преподам этой даме урок.

Тень упала на Гильгамеша и Намтара, а также на все души, отступившие подальше от сияющего царя. Над ними угрожающе нависли Инанна и Эрешкигаль, сложившие руки на груди и нахмурившие брови.

— Я же говорила тебе, что от него одни неприятности, — сказала сестре Эрешкигаль.

— А, чепуха, — ответила Инанна, — Ну что он может сделать? Он ведь мертв. Если ты разрешишь мне поменять смертное ничтожество на моего солдата, чем помешает этот Царь Пустоты?

В ответ Эрешкигаль взмахнула рукой над толпой теней из гробницы Гильгамеша, призывая одну из них к себе. Затем она подняла руку к своему сверкающему головному убору из золота и самоцветов, прапрапрадедушке звенящих шляп. Сняв безупречной формы ромб из великолепного лазурита, камня небес, она протянула его сестре.

— Возьми, — сказала она. — Этот талисман дает обладателю камня право вывести из моего царства любую попавшую сюда душу, если взамен будет предоставлена другая душа. Душа, выведенная наружу, обретет свое прежнее тело, как только покинет подземный мир. — Увидев, что Инанна уже открыла рот, Эрешкигаль поспешила добавить: — Нет, оно не будет таким же, как перед смертью. Человек не вернется в тело, которое было отравлено. Он. будет живым и здоровым, как ты того желаешь, и для меня оскорбительно, что ты могла подумать, будто я способна на такой гнусный трюк. Вот талисман, вот гончар, вот твой солдат. Прикоснись талисманом к солдату, а другую руку возложи на гончара — и считай, что дело сделано.

Инанне не пришлось повторять дважды: она ткнула талисманом из лазурита в тень солдата и со словами «Иди к мамочке!» схватила Намтара прежде, чем он успел удрать.

Ничего не произошло.

Инанна проделала те же манипуляции во второй раз, и вновь ничего не произошло, но теперь это произвело впечатление. Богиня любви и войны бросила выразительный взгляд на сестру, а Эрешкигаль невинно захлопала глазами, но было видно, что она не удивлена.

Взяв ромб из лазурита, властительница мертвых потрясла его, а потом с важным видом поднесла к уху, словно рассчитывала что-то услышать.

— Он действует, — заявила Эрешкигаль. — Так что существует только одна причина твоей неудачи. — Она показала на Намтара, стоящего рядом с Великим Царем Урука. — Я сказала тебе, что от него одни неприятности — жив он или мертв. До тех пор, пока гончар прижимается к Гильгамешу, он находится под защитой его героической ауры, мешающей талисману. Дурацкие легенды. Они пристают ко всему, к чему прикасаются, точно мед. Для талисмана гончар пахнет как настоящий герой, поэтому он и не дает поменять его на обыкновенного смертного вроде твоего солдата — получается неравный обмен.

Инанна разозлилась, повернулась к Намтару и сказала:

— Говорю тебе в первый и последний раз: убери свои руки и отойди от героя.

А Намтар все с той же холодной решимостью, которую он уже демонстрировал в этот день, покачал головой и ответил:

— Чтобы ты превратила меня в одну из несчастных теней? Со всем уважением, о Лучезарная, отправляйся и займись любовью сама с собой.

Говорят, что тупиковая ситуация не могла разрешиться много дней. Конечно, это неправда, но так звучит гораздо эффектнее. Тем не менее не следует забывать, что Намтар был смертным и не смог бы противиться богине в течение многих дней без воды и пищи, в то время как в распоряжении Инанны была вечность.

На самом деле Инанна, которая могла и подождать, обладала устойчивостью внимания хорька. Когда ее божественная угроза не возымела действия, и гончар показал, что не собирается отступать, она нахмурилась и смотрела на него в течение семи вздохов, после чего швырнула талисман из лазурита и заявила:

— Проклятье. Я найду себе другого солдата. Их полным-полно. — И с этими словами она исчезла.

Эрешкигаль довольно фыркнула.

— А я уж думала, что она никогда не уйдет. — Властительница мертвых потрепала Намтара по голове. — Ты настоящее чудо, маленький человечек. Мне понравилось твое хладнокровие. Быть может, аура героизма принадлежит тебе самому.

— Великая Властительница, ты оказываешь мне слишком большую честь. — Намтар поднял руки и поклонился. — Но не стоит путать упрямство с отвагой. Я самый обычный человек, который хорошо понимает: когда тебе улыбается удача — даже если улыбка у нее смущенная, — следует принять ее в дар, схватить, сделать своей, прежде чем она успеет сделать вдох и спросить: «А ты уверен, что я улыбалась тебе?».

Богиня рассмеялась, и в первый раз ее смех не сопровождался сарказмом:

— Никогда не сделаю подобной ошибки в будущем, о смертный! — с улыбкой воскликнула она.

Намтар ухмыльнулся в ответ, игриво подмигнул властительнице мертвых и сказал:

— И еще я прошу тебя, Великая Властительница, не думать, что я обладаю врожденной способностью находить дорогу. Как мне выбраться отсюда?

Богиня опустилась на колени рядом с гончаром и. погладила его прохладной смуглой рукой.

— Ты хочешь так скоро уйти? — проворковала она. — Ты очень ловко посмеялся над моей сестрицей; мне нравятся подобные способности в мужчине.

— Но ты никогда не любила это качество во мне, — запротестовал Гильгамеш. — Я не раз противостоял Инанне! Вспомни: когда был жив, она хотела забраться в мою постель, но я ответил отказом. Я сказал ей об этом прямо в лицо! Она постаралась отомстить, но я не испугался и…

Эрешкигаль бросила на него презрительный взгляд.

— Она отомстила твоему лучшему другу, Энкиду. Гораздо проще, если за тебя платит другой. О да, ты рыдал, когда он умер, но я не заметила, чтобы ты захотел прыгнуть в могилу вместе с ним. Нет, именно эта история заставила тебя отправиться на поиски цветка вечной молодости. Ты испугался, о Гильгамеш, ты был охвачен ужасом! И если ты хоть раз вспомнил об Энкиде, я готова съесть свою шляпу!

Гильгамеш не стал терпеть оскорблений. Он бросился в бой, обрушив на Эрешкигаль все известные ему ругательства, коих оказалось немало — не зря же он обладал героическим прошлым. Намтар отошел в сторонку, и о нем вновь забыли. Однако теперь он хорошо знал, что рядом обретаются раздраженные души из гробницы Гильгамеша. Если они возобновят свои атаки, он превратится в бездыханное тело, прежде чем Гильгамеш придет к нему на помощь. Единственной надеждой Намтара оставалась легендарная аура героя, но, увы, Гильгамеш принадлежал к той категории людей, которые так же охотно пускают в дело руки, как и языки, стоит им вступить в спор. Мертвый царь Урука так размахивал руками во время ссоры с Эрешкигаль, что подойти к нему было просто невозможно. Намтар понимал, что один удар царя причинит ему вреда больше, чем совместные усилия рассерженных теней.

Намтар понял, что попал в безнадежное положение.

— Мне никогда отсюда не выбраться, — пробормотал он. — Во всяком случае, живым. Какое значение имеет время для богини и мертвецов? Они будут спорить, начисто позабыв обо мне, пока я не умру от старости. Во всем виноваты глупые жрецы: они могли оставить меня в процессии. Что проку от их так называемого милосердия! — Он злобно пнул почву Царства пыли и пепла.

Что-то звякнуло под его сандалией — нет, этот предмет не мог быть пеплом. В воздух взлетело нечто ярко-синее, бросающее вызов мраку царств Эрешкигаль. Намтар подпрыгнул и ловко поймал талисман из лазурита. Потом он стряхнул с него пепел л собрался сообщить Эрешкигаль, что она кое-что потеряла.

Но тут перед ним мелькнуло полупрозрачное крыло, и он услышал тихий голос Сабит:

— Ты собираешься совершить очень глупый поступок, Намтар. Бывший раб посмотрел на лишенную лица тень, а потом опустил взгляд на зажатый в руке талисман.

— Благодарю, Сабит, — ответил он. — Ты не покажешь мне дорогу домой?

Тень Сабит замерцала от удовольствия.

— Иди за мной, о Намтар, — сказала она и полетела вперед. Намтар торопливо последовал за Сабит.

Мстительные души из гробницы Гильгамеша попытались остановить его, но остаточное действие легенд о славном Великом Царе задержало их. Гончар прошел сквозь них со словами:

— Не беспокойтесь, друзья, я обязательно вернусь!

— Большое дело, — проворчала тень Иби-Сина. — Все сюда приходят.

Зикуарру, старший жрец Энки, был доволен собой. Он только что превосходно поужинал и собирался на вечернюю прогулку. Он очень любил гулять в одиночестве, поскольку только так мог порадоваться удачно проведенному дню.

Сегодня старший жрец имел все основания гордиться собой: о погребальной церемонии царя Гильгамеша жители Урука будут говорить еще много дней. Все прошло безупречно, тридцать две человеческие жертвы отправились в загробный мир вслед за своим повелителем. Да, произошел неприятный спор между рабом и молодым солдатом, которому следовало бы держать себя в руках, но поскольку они находились в самом конце процессии, лишь немногие заметили, что произошло. Достоинство и влияние жрецов не пострадало, а все остальное значения не имело. Ради поддержания этого достоинства и влияния Зикуарру надел высокий головной убор, украшенный золотом, сердоликом, лазуритом и черным янтарем. Прохожие должны видеть, кто перед ними.

Позвякивая колокольчиками, Зикуарру шагал по улице Урука, когда из темноты выступил мужчина и встал у него на пути. Его лицо показалось жрецу знакомым, но Зикуарру тут же отбросил сомнения, чтобы продемонстрировать выскочке свою власть. Жрец не привык к проявлениям неуважения и решил обрушить на голову наглеца все свое могущество.

— Пошел прочь, жалкий червяк! — воскликнул жрец. — Посторонись, перед тобой жрец Энки, который в одиночку способен наслать на город чуму, мор, проказу или вызвать падение Урука!

Человек в ответ лишь улыбнулся и потянулся куда-то за спину. Зикуарру удивленно обернулся: быть может, ему показалось, но темнота вдруг стала более плотной? Прежде чем жрец Энки понял, что произошло, прохожий протянул другую руку и — о, какое оскорбление! — схватил Зикуарру за запястье.

— Скажи царю Гильгамешу, что Сабит и все другие ребята из гробницы передают ему привет, — сказал прохожий.

Колокольчик на головном уборе жреца жалобно звякнул, и Зикуарру исчез.

А на его месте появилась хорошенькая девушка в роскошных одеяниях, достойных царского дворца, которая с наслаждением вдохнула прохладный вечерний воздух. Она обняла своего спасителя, шепча ему на ухо слова благодарности и обещания.

— Нет-нет, не стоит, я и сам получил огромное удовольствие, — ответил Намтар, осторожно высвобождаясь из ее рук. — Почему бы тебе не вернуться домой, к Пуаби? Я присоединюсь к вам позже и не стану отказываться от кружки холодного пива, но сначала мне необходимо закончить дела: нужно вернуть обратно еще тридцать одну душу.

— Но где ты найдешь тридцать одну замену? — спросила Сабит. Намтар обратил задумчивый взор на великолепные храмы Урука, возвышавшиеся над городом.

— О, не сомневайся, где-нибудь я их отыщу. — Он улыбнулся. — Я даже разрешу им сохранить шапки.