На пределе

Глава 2

Три недели спустя

— Боже, как же раскалывается голова, — мой собственный голос набатом разносится в упомянутой, усугубляя и без того моё ужасное состояние.

— Мне, конечно, приятно, но можешь и дальше продолжать называть меня Женей, — раздалось где-то во внешнем мире, сопровождаемое громким сюрпаньем, — Вставай, Виноградова. На оперативку опоздаешь.

По комнате разносился аромат свежесваренного кофе и выпечки. Мне резко поплохело, но затуманенный мозг отказался выворачивать наизнанку пустой желудок. До противного пересохло горло, а руки, сжимающие подушку дрожали так, что это очевидно было даже лёжа и с закрытыми глазами.

— Прокопенко! — прокаркала я. — Ты, сволочь, чем меня вчера поил?

Тот самый «Боже» Прокопенко закашлялся, стараясь не ржать, что навело меня на мысль, что поил меня не он. Вернее, что он вообще меня не поил. Едва разлепив один глаз, я посмотрела на собутыльника и коллегу в одном лице, и обнаружила его сидящим у окна. Естественно, солнечный свет резанул по дорогому сердцу органу зрения, заставив вспомнить все известные проклятия. Не вслух, конечно, но…

— Я тебя не поил, Виноградова. — всхлипнул источник заветной информации, — Ты вчера после третьего стакана вискаря и похода в туалет, попыталась дать дёру из бара. Пьяная.

— Дала? — простонала я, сжав голову трясущимися руками.

По ощущениям стало понятно, что не очень-то я и дала. Вернее, дала-то я вчера хорошо, а вот дёру…

— Дала, Виноградова. Дала, — опроверг мои мысли Женька. — И такси вызвала, и домой уехала. Да только час назад мне тебя какой-то мужик притащил. Спящую и на руках. Ухмылялся так, будто блудную жену домой привёл, да и свалил в закат.

— Бли-и-и-и-ин, — провыла в подушку. — Прокопенко, вот столько лет знакомы, а ты!.. Как в первый раз. Ну ёжкин…

И вот убила бы гада за такой недогляд, да только мочи нет никакой. Пить мне нельзя. Вот совсем нельзя, у меня непереносимость. Наследственное от отца, правда у него она проявляется совсем иначе, но не это важно. Два стакана крепкого и я не помню на утро, что делала накануне. Хорошо, когда просто размазывает от усталости, но когда энергии во мне ого-го, там и горы по колено и море нипочём. А Женька прекрасно знает, что приключения моя задница будучи в пьяном состоянии ищет в два раза быстрее, чем в трезвом.

«Зачем тогда пьёшь?», спросите вы? Да чтобы забыться. Иногда переутомление от всего этого такое сильное, такое ужасное, что я спать не могу, пока не хряпну. А хряпнуть надо так, чтобы отключиться, а… а дальше вы поняли.

— Я, между прочим, нянькой не нанимался. Взрослая уже девочка.

В общем, теперь я не узнаю, кто и откуда притащил меня ночью, что не есть хорошо. Благо, никаких физических… эм… В общем, я не чувствую, что у меня с кем-то что-то было. Это вообще был бы полный алес.

Оторвав себя от дивана и разлепив сухие глаза, я бросила жадный взгляд на стоящий рядом стакан с «антипохмелином». Что добавляет туда Женька, я до сих пор не знаю, но что мне точно известно, так это, что через пять-десять минут, я весело помчусь домой.

Схватила стакан и жадно принялась глотать вожделенную, жидкость. Каждый глоток оживлял, придавал сил, а когда это целебное зелье подходило к концу, мне удалось сфокусировать взгляд на сидящем напротив мужике. Зря. При виде лица Прокопенко, а вернее, внушительного наливающегося фингала на оном, «антипохмелин» фонтаном брызнул в это самое лицо.

Женя молча, отставил чашку с кофе на столик к одуренно пахнущим булочкам, взял салфетку и невозмутимо ею утёрся, проявляя чудеса мужской выдержки.

— Прокопенко, только не говори, что это я тебя так приложила. Я в отключке и на взрыв гранаты рядом не среагирую! — оправдалась мгновенно.

— Да, нет, Мелкая. Не ты.

От старого прозвища поморщилась, но, чувствуя свою вину, не стала обзываться в ответ.

— А кто тогда?

— Тот, кто в закат ушел, — хмыкнул друг и поморщился.

А вот это уже очень интересно. Как это, Прокопенко, и в глаз дали? Между прочим, это он меня по борьбе натаскивал и многие приёмы подтянул, когда я на соревнования гоняла. Так что тут неприятным духом несёт.

Женя правильно растолковав мой взгляд, вздохнул и откинулся на спинку стула.

— Не знаю.

И всё?

— В смысле?! — возмутилась я.

— В коромысле, Лиза! В глаз я хотел ему зарядить, когда он тебя на диван сгрузил, а вышло…

— А вышло, как вышло. — поняла я. — Мдя.

Бросив взгляд на часы, поморщилась. Нужно бежать домой. Утренние терзания это, конечно, хорошо и воспитывает во мне чувство ответственности, но получать от Ваклонского ещё и за опоздание, как-то не горит.

— Ладно. Я потом попытаюсь восстановить цепочку событий.

Взгляд Женьки красноречиво выражал его мнение на этот счёт. И было оно, мягко скажем, далеко от веры в успех сего мероприятия, с чем я так же молча была почти согласна. Но попробовать-то стоит?

Со скрипом поднявшись с дивана, я проверила на себе одежду и с удивлением обнаружила разорванный ворот на футболке. Причём, ежу понятно, что тут применяли силу, хорошую такую силу.

— Собственно, вот из-за этого всё… — начал было, друг но заткнулся, когда я двинулась к зеркалу на стене.

Зеркало порадовало меня видом тёмно-фиолетового пятна на шее, а моё собственное отражение выражением недоумения. Судя по всему, кто-то вчера хорошо оторвался. И этот кто-то принёс меня утром к Прокопенко. И вот возникает вопрос: почему не ко мне домой? А потому что пьяная я, назвала только этот адрес.

— Такси, говоришь, вызвала? — проговорила я, бледнея. — Ну-ну, Прокопенко. Ну-ну.

— Виноградова! — рявкнул бессовестный, вскочив со стула.

Вот только, я уже решительно прошла к выходу из комнаты, распахнула дверь и наткнулась на Яну, пытающуюся внести чашку с кофе для меня. Вид у неё был более, чем виноватый.

— Виноградова, ну ты же реально такси вызвала!

Обернулась и глянула на него исподлобья.

— Вызвала, курносый. И адрес назвала. А вот почему ты со мной не поехал, это вопрос!

— Доброе утро, Лиза, — понуро протянула блондинка, стоявшая на пороге.

И стало всё понятно. Этот гад за ней поехал, вот и недосмотрел за моей невменяемой тушкой.

— Вот недоброе, Янусик. Вообще не доброе.

Девушка Женьки потупилась, но промолчала, пропуская меня в коридор, где я стремительно натянула кеды и, можно сказать, выскочила из квартиры Прокопенко. Только у лифта вспомнила про телефон. Нащупала оный в кармане джинс и с грустью отметила, что тот разрядился.

Твою-то мать!

Накануне

Музыка шумела в ушах, как плещущийся там же алкоголь. Многочисленные тела плавно двигаются, поймав ритм, чьи владельцы не обращают внимания на пьяную компанию на втором этаже, отрывающуюся этим вечером по полной программе.

Народу собралось много. Учитывая, что в группе двенадцать человек, включая командира. Компания дружная и шумная, как полагается, ведь главный зачинщик этого мероприятия в субботу женится на своей одержимости. Мы как-то негласно решили отметить это дело загодя, потому что с четверга на пятницу заступаем на дежурство, а на дежурство с похмелья — самоубийство в чистом виде. И дело вовсе не в том, что Польц будет гонять нас, как проклятых, дело в том, что реакции притупляются, а на задаче это может и жизни стоить.

— Сора, братан, давай за тебя! — доносится пьяный голос Ярыча.

Я бросаю на него взгляд и вижу, что он уже перебрал. Благо не буйный и трезвеет быстро. Да и у самого, если честно состояние уже на грани. Пора заканчивать.

— Яр, так мы же за Дема сёдня бухаем! — напомнил Волк, протягивая Ярому дольку лимона.

Я на всё это смотрел с улыбкой, потому что они казались мне сейчас надравшимися в драбадан. Ещё немного и кто-то из пацанов обязательно пойдёт искать приключения. Сам же Демон, увлечённо обсуждал что-то с Гвоздём и изредка пытался отследить кто и чего делает.

— Да чё мы всё за Дема, да за Дема? У него всё, как нельзя кстати, сложилось, — бурчит калека, зачем-то почёсывая свой гипс.

Мы до сих пор частенько припоминаем ему тот случай с Винградовой. Интересно, как она сейчас? Арестов говорил, что пару дней отгула Ваклонский ей не выделил, впаял! Ещё посмеялся, что чуть ли не насильно пришлось из управления выставлять. Девчонка, а по другому её назвать язык не поворачивается, не живёт на своей работе. Она ею дышит.

— За то и пьём, — протянул невменяемо Север, пальцем подзывая невысокую девушку официантку, что дежурила недалеко от нас. — Нам ещё пару бутылок виски, будьте добры.

Решив, что с меня хватит, поднялся с места и кивком указал, куда направляюсь единственному трезвеннику во всей этой богадельне.

Старый у нас язвенник, он только на соках и крепится, но чёрт возьми, этот мужик всегда всех тормозит, когда у пацанов начинает кольца рвать, поэтому все спокойны, как никогда.

Пробравшись между рядами столов, я спустился по лестнице вниз, где вышел на танцпол. Танцевать не хотелось, а вот добраться до туалета очень даже да. Как-то душно тут очень. Прям вот до тошноты. Нет бы, мальчишник где-нибудь в месте потише организовать, чтобы не только бухнуть, но и душой оторваться. Но парни настаивали на месте пошумнее, и чтоб девчонки были. Мы, не свободные, были в меньшинстве, чтобы возражать.

Выбравшись, наконец, из толпы, я выхватил взглядом знакомое лицо, которое пьяно поднялось с места и направилось со мной в одну сторону. Честно говоря, встретить здесь Виноградову я меньше всего ожидал, поэтому даже не сразу сообразил, что прусь за ней, как голодный телок.

Когда мы оказались в коридоре, а девушка прислонилась лбом к прохладной стене, я подошел и тронул её за плечо.

— Эй.

И вот кто бы мне сказал, на кой хрен? Незнакомое чувство стянуло грудь, как если бы кто-то сжал изнутри лёгкие.

Она повернулась, подняла на меня свой взгляд и…

— Чё бессмертный, что ли?! — выдала эта синь, прикладывая все силы, чтобы стоять ровно и смотреть прямо, не собрав глаза в кучу.

Я улыбнулся, глядя на эту смазливую мордашку, лишенную какой-либо косметики. Похоже, кто-то совершенно не умеет пить.

— Ну, положим, — ответил так же. — Тебе плохо?

Елизавета Виноградова вместо ответа пьяно икнула и, развернувшись на сто восемьдесят градусов, направилась дальше по коридору, оставляя меня в некотором недоумении. Её поведение казалось мне ну очень странным.

— Эй! — окликнул её я.

— З-завались, придурок, — обернулась, бросила на меня невменяемый взгляд и, качаясь, скрылась за дверью женского туалета.

Что-то подсказывало, что девушка непременно нарвётся на неприятности. В таком состоянии у неё ещё шевелится острый язычок, который может неприятно задеть. Мало ли уродов в клубе? Хотя, она вроде бы не одна была у барной стойки. Жаль, не разглядел парня.

И чего я так парюсь? Подумаешь, пьяный сотрудник УУР. Мало их, что ли?

Пожав плечами, я вошел в мужской туалет, где ополоснул лицо холодной водой и некоторое время пытался понять, что не так. Почему в груди неприятно саднит интуиция? Обычно алкоголь притупляет её, а тут она словно вопит.

Нахмурился, подумав, что у пацанов могло что-то случится. Но учитывая, что там толпа целая и трезвый Старый, который всё разрулит, отмахнулся от этой мысли. Надо на воздух. Позвонить Тане и узнать, как у неё дела.

Вспомнив свою девушку, скривился, как от зубной боли. И как я умудрился так вляпаться? До сих пор так и не вспомнил, как случилось, что я затащил её в постель, зная, что назад дороги уже не будет. Перед Женькой, будь он жив, было бы стрёмно. Да и кого я обманываю? Мне и сейчас стрёмно.

Вздохнул и ещё раз ополоснул лицо. Опять эти мысли. Нельзя мне пить в таких количествах.

Снаружи донесся женский крик, от звука которого меня будто молнией шарахнуло. Вылетел в коридор, едва ли успев подумав об этом, и увидел не самую лучшую картину. Какой-то тощий хмырь прижимал оперативницу к стене, пользуясь её невменяемостью.

— Лапы свои убери! — рычала она, раненым зверем.

Я даже не знаю, что взбесило больше. То, что девушка, сломавшая Ярычу руку, не может отбиться от какого-то придурка, или то, что этот недоумок посмел к ней полезть.

Подойдя к парочке, я хлопнул парня по плечу, а когда тот повернулся, не говоря ни слова дал ему в глаз, после чего взял Виноградову за руку и молча повёл прочь из коридора.

— Я сама! — перекрикивала она громкую музыку, пытаясь вырваться.

А я почему-то подумал, что с удовольствием бы перекинул охламонку через плечо, звонко шлёпнул по заднице и утащил бы куда-нибудь в укромное местечко, где хорошенько бы прочистил мозги.

— Да ну я сама! — не прекращала девушка вырывать свою узкую ладошку из моей лапы.

Подумал, что у Тани руки большие. Она и сама ростом куда выше Лизы. Подумал и замер, выпустив горячую ладонь.

Неправильно. Всё неправильно.

Оперативница прошмыгнула мимо меня, даже не глянув на своего спасителя, и, всё так же качаясь, направилась к барной стойке, где хлопнула какого-то парня по плечу. Я не стал разглядывать парочку, решил выйти на улицу и проветрить мозги. Похоже, в них что-то переклинило.

Странные неприятные чувства вихрем крутились в груди, будто поднимая со дна всё то неприглядное, что копилось на протяжении многих лет. Смерть Женьки, близость Тани и собственная неполноценность. Разве я могу себе позволить обращать на кого-то внимание, когда у меня есть она? Нет. Нет, нет и ещё раз нет. Не когда мы оба нуждаемся в поддержке друг друга. Таня, так точно. Известие о смерти моего брата сильно её подкосило, ведь они с детства дружили, порой ломая дров не хуже компании парней.

Я не хотел, чтобы всё так… Несмотря на его уговоры держался в стороне, но всё равно, дурак, согласился с его просьбой. Да, пьяный и уже после того, как со вкусом отомстил за его смерть, но от этого не менее тошно. Слишком хорошо я знал, что Таня в меня влюблена, и слишком хорошо понимал, что мне эти чувства были не нужны изначально. Боялся и боюсь, что однажды вот такая Лиза Виноградова придёт в нашу жизнь и разрушит обоих до самого основания. Да только с Таней уже не повернёшь, а Лиза… Достаточно просто её «не видеть». Не замечать и не поддаваться лёгкому влечению.

— Просто нельзя поддаваться, — хмыкнул в темноту, сжимая кулаки.

Подумаешь, девчонка. В моей жизни их немало было. И рыжие, и блондинки, и брюнетки. Все разные, но все рано или поздно надоедали. Хотя, надо признать, ещё ни к одной не возникало такого странного чувства от одного только взгляда.

Вздохнул полной грудью.

Свежий воздух немного остудил горячую голову. На город давно уже опустились сумерки, молодёжь во всю отрывалась, а я не мог заставить себя вернуться в эту грохочущую коробку. Никогда не любил шумных заведений, где не слышно собственных мыслей. Прошелся туда-сюда по тротуару, наблюдая, как вываливаются пьяные парочки, пару раз даже откровенно посмеялся над выходками столичных пижонов, пытавшихся пометить стены ночного заведения, как какие-то псы. Посмотрел, как подъезжают и отъезжают такси. Но назад всё равно не торопился, а когда всё же решился, из дверей вывалилась та самая Лиза Виноградова, которая всеми силами пыталась разглядеть что-то в своём телефоне.

Я не подошел к ней и не предложил помощи. Я просто стоял, как идиот, и наблюдал за её действиями, боясь, что если сдвинусь с места, то меня уже ничего не остановит. А я не хочу предавать Таню даже мыслью о ком-то другом.

Просто не поддавайся, Стагаров. Потом сам же пожалеешь.

Тем временем совершенно пьяная девушка, наконец, разглядела то, что искала, а вскинув голову, прищурилась и попыталась найти, судя по всему, такси. Таксист подъехавшей серебристой девятки мигнул фарамами, на миг ослепив меня, поскольку я стоял к нему боком, и вышел из машины, явно направляясь к оперативнице.

— Грёбаные суки, — тихо шипел парень родом явно из стран ближнего зарубежья. — Нажрутся, а ты вози их потом…

С одной стороны, мне понятно было его возмущение, но с другой…

Он подошел к Лизе, что-то спросил, а дальше, схватив за плечи, повёл её к машине.

Сердце в груди застучало, как сумасшедшее, а под рёбрами вдруг разгорелось жаркое пламя, мгновенно прокатившееся волной по всему телу.

Девушка споткнулась и неуклюже начала заваливаться, когда таксист, схватил её за шиворот футболки. Раздался треск, следом её хрип и нерусская брань парня. Тут уже я не смог стоять на месте. Едва ли не подпрыгнув, подхватил её на руки и понёс к девятке, стараясь не смотреть в лицо Лизы.

— Куда? Э! — возмутился таксист.

— Повезёшь! — бросил я, открывая дверь. Опустил взгляд и снова заглянул в эти бездонные серые глаза. — Куда ехать?

Девушка пристально посмотрела на меня, после чего вздохнула и тихо ответила:

— На край света, пожалуйста.

Не мог сдержать улыбки. Забавная пьяная оперативница казалась хрупкой на моих руках, что определённо мне нравилось, ведь я знал, что всё другое время она старается быть несгибаемым сотрудником полиции. И даже хмурится угрожающе, маскируя свою милоту.

— А может лучше домой? — спросил, удобно устраиваясь вместе с ней на заднем сиденье.

Выпускать её из рук не хотелось. Я даже краем нетрезвого сознания подозревал, что сработали какие-то собственнические инстинкты

— Домо-о-о-ой, — протянула она и тут же надула губы. — Я не хочу домой. Дома скучно.

— Таксисту всё равно придётся назвать адрес.

И тут она хитро улыбнулась, удобно устроилась на моих коленях и уткнулась мне в плечо, закрыв один глаз.

— Называй, — разрешила милостиво и закрыла второй.

Усмехнулся и решил слегка припугнуть, чтобы одумалась. Склонился к уху и тихо прошептал:

— Я ведь могу и к себе увести, малыш.

И я совершенно не ожидал того, что увижу, когда отстранюсь. Кожа на её руках покрылась мурашками, а соски под тонкой тканью футболки явственно напряглись. У меня во рту мгновенно пересохло, а в штанах стало непозволительно тесно. Девушка пристально посмотрела в мои глаза, но уже через секунду громко назвала адрес таксисту, который только этого и ждал.

Машина уже тронулась, а я не мог оторвать взгляда от представшей картины. Более того, едва держал себя в руках от того, чтобы смять её в объятиях, прижать к себе ещё крепче…

Лиза, будто услышав мои мысли, внезапно приподнялась, глядя в мои глаза, обняла ладоням моё лицо и просто приникла к губам.

А я замер, как идиот. Как последний придурок, боясь, что если спущу того внутреннего пса, что затаился в глубине, с цепи, ни за что не смогу остановиться. Наброшусь, сомну и… Нельзя, Стагаров. Она пьяна, как хренов десантник второго августа. У тебя Таня, твоя проклятая, но почти семейная жизнь!..

Мягкий шершавый язык скользнул по сжатым губам, вынуждая тело отреагировать. Жажда до этой девчонки взорвалась где-то в груди, отметая любые доводы, а она словно наслаждалась падением железобетонных стен, так тщательно выстраиваемых на протяжении нескольких лет. Устроилась удобнее на моих коленях и мягко прижалась к груди, по-прежнему требуя ответа, не понимая, что я уже срываю своё мясо до костей, лишь бы не…

— Ну же… — проникновенный стон стрелой до самого дна и всё…

Нет ничего. Совершенно ничего. Сжимаю девчонку так крепко, как только могу, и жадно впиваюсь в эти губы, пытаясь унять сосущую пустоту внутри и болезненное пламя, танцующее на коже.

Как не хотеть? Как тебя не хотеть, чертовка? Как прекратить целовать, когда так необходимо чувствовать твои сахарные губы? Как не скользить пальцами по гладкой коже под футболкой и как не сжать мягкую грудь, чтобы услышать твой болезненно сладкий стон, от которого дрожит моё нутро?

Ты даже пахнешь как само наслаждение…

— Приехали! — нервно крикнул самоубийца, отрывая моё внимание от этой невозможной женщины.

Я отодвинул Лизу, держа за плечи. Серые глаза были стеклянными, совершенно пьяными и она тяжело дышала, как после забега. Я и сам чувствовал себя марафонцем.

— Быстро, — едва не хриплю, подумав, что как-то потерялся во времени, позабыв обо всём и досадуя, что вообще позволил такому случиться.

— Так дом через перекрёсток от клуба, — всё так же нервно отвечает водитель.

Так близко? А зачем тогда такси?

Лиза снова тянется к моим губам, прерывая мозговую деятельность, и коротко целует. Коротко, потому что я не позволяю продолжиться этому безумию. Открываю дверь авто и подхватив оперативницу под упругую попу вылезаю из машины, стараясь не ударить её головой. Что-то мне подсказывало, что подобного мне не простят. Поставил качающуюся девушку на ноги, снова залез в машину, оглядывая сиденья, чтобы понять, не выпало ли чего из карманов, а после протянул парню купюру.

Визг тормозов и девятка уносится прочь. Видать сильно мы парня достали своим поведением. Усмехнулся и повернулся к источнику своего безумия. Лиза медленно плелась к лавочке на детской площадке. Устало села на неё, а затем и вовсе откинулась так, чтобы запрокинуть голову.

— Мне кажется, что тебе нужно домой.

— Дома скучно, — повторила она, после чего перекинула ногу через лавку, оседлав её, и просто легла на спину. — А тут есть звёзды.

Взглянул наверх и действительно разглядел далёкие небесные тела, едва угадывающиеся в тёмном небе.

Ничего не ответил. Иногда вот так же с ребятами на задаче, соревнованиях или на учениях сидели и просто смотрели в небо. Порой полезно отделить себя от Земли и представить, какого это быть в пустоте. Быть кем-то отдельными от человечества, несущественным.

— Временами, когда смотрю на них вот так, чувствую, что всё зря, — вдруг тихо проговорила Лиза, озвучив мои мысли. — Будто иду не туда, делаю не то.

Посмотрел на неё, вот такую пьяную и задумчивую, ещё способную размышлять о чём-то возвышенном, и неожиданно понял, что мне интересно. Интересно, что в этой хорошенькой головке происходит на данный момент и вообще. Почему так? Почему, я так долго привыкал задавать вопросы Тане о том, как у неё идут дела на работе, как прошел день и что она думает о том или ином событии? Мне было неинтересно, но я понимал, что она нуждается в моём внимании, в поддержке, в мелочах, которые составляют нашу совместную жизнь. Почему сейчас я сдерживаюсь, чтобы не спросить оперативницу о том, почему она считает, что всё зря? Почему, как и я, вообще о подобном задумывается?

Вздохнул и потёр саднящий висок, боль в котором была явным признаком утомления.

— А ты, когда-нибудь думал о том, зачем мы здесь? — тихий голос вновь разорвал ночную тишину. — На работе часто нет времени остановиться и просто подумать о таких вещах. Например, какая сила заставила мать задушить собственное новорожденное дитя или выбросить его в мусоропровод. Зачем шестнадцатилетняя девочка при хороших и весьма обеспеченных родителях подаётся в проституцию и зачем в двадцать первом веке кто-то готовит террористов-смертников.

И я снова не ответил. Всё это — человеческая психология. Она это знает. Но вопрос относится к категории религии, веры, и, по сути, является риторическим.

Подошел и сел на лавку, глядя на неё. Девушка же усмехнулась, чуть подтянулась и уложила голову на мои колени, продолжая созерцать небо. А вот я туда смотреть не мог.

Внутри всё натянулось от сладкого ощущения, затопило невообразимой нежностью, и я не удержался, скользнул пальцами по мягким волосам. Девушка на миг прикрыла глаза, и я понял, что нам обоим это приятно.

Чёрт возьми, откуда такое? Я же всего раз тебя видел. Всего один грёбаный раз, а сейчас понимаю, что жаждал новой встречи, как маны небесной. Настроение апатичное, подавленное, даже Таня увидела перемену…

Таня.

Чёрт, я же так и не позвонил ей.

Рука замерла над головой девушки.

Что ты делаешь, Стагаров? Какого хрена? Что ты, мать твою, вытворяешь? Женька, наверное, в гробу перевернулся за такое непозволительное отношение к его любимой женщине. Неужели ты готов вот так просто предать его? Неужели позволишь случайно появившейся в твоей жизни женщине вот так просто нарушить твою клятву, данную у его могилы?

Стиснул зубы, стараясь отмести все мысли. Пусть эта ночь будет исключением. Пусть эта ночь будет моей собственной тайной, которую никто и никогда не узнает. С Лизой я больше не увижусь, ни к чему хорошему это не приведёт, но пусть хоть сегодня отведу душу.

Взглянув на девушку, обнаружил, что та заснула.

— Эй, адрес-то у тебя какой?

Открыла один глаз, посмотрела на меня оценивающе, вздохнула и назвала место жительства, после чего так же благополучно уснула.

— Что ты за женщина такая, Лиза Виноградова? — усмехнулся я, не ожидая получить ответа.

— Отвали, Прокопенко. Сам знаешь, что из меня женщина, как из тебя балерина, — промямлила она, сонно перевернувшись на бок и по-детски уложив свои ладони под щёку.

Честно говоря, ответа не понял. Просто продолжил гладить мягкие волосы, мрачно размышляя о собственной жизни. О том, как многое хотелось бы изменить. О том, что ничего не могу изменить.

Если бы мог, отказался бы от Тани. Но она так преданно меня любит, что остаётся, несмотря на то, что я не могу иметь детей, хотя очень хочу. Одного обследования хватило, чтобы знать наверняка: у меня никогда не будет ни дочери, ни сына. Таня пыталась исправить ситуацию, всё же она фармацевт, и на диетах особых держала, и добавки какие-то пить заставляла… Но всё это пустое.

Вздохнул и снова посмотрел на Лизу.

— Что я здесь забыл, а?

На этот раз не ответила. И правильно. У меня самого не было чёткого ответа.

Я так и просидел до самого рассвета, размышляя о собственной жизни. Мысль за мыслью, уверяясь, что выхода из этого дерьма нет. Нужно просто плыть по течению и не оглядываться, на тех, кого могу утянуть вслед за собой.

Когда сквозь облака стали пробиваться первые бледные лучи, я подтянул девушку ближе к себе. Даже не проснулась. Внимательно рассмотрел её лицо, после чего пошарил по карманам джинс и вытащил оттуда ключи с брелоком от мазды. Ключа от машины не было. Желание? Наиболее вероятно. Перехватил поудобнее и поднялся с лавочки, направляясь к нужному подъезду. Квартира на пятом этаже, вот только я никак не мог подобрать ключ к замку.

Даже нахмуриться не успел, как мне дверь открыл заспанный парень, которого видел в день похищения Виноградовой. Муж? Усмехнулся, вспомнив, как жадно меня целовала эта девчонка, пока мы ехали сюда.

— Какого?..

— Заткнись, — шикаю я, и нагло вношу девушку через порог. — Куда?

«Муж» указывает пальцем на дверь комнаты, куда я прохожу не разуваясь. Дверь напротив была открыта, и я заметил на двуспальной кровати блондинку, натянувшую одеяло до самого подбородка.

Нахмурился, но внёс Лизу. Взгляд невольно выхватил угловой диван, в центре которого была полка с фотками этого парня и Лизы в обнимку. Не одна фотка, а несколько подряд.

Всё же муж. Муж, который беззастенчиво изменяет. И Лиза хороша, раз целуется по пьяни с первым встречным. Твою мать, откуда это желание унести девушку подальше от этого придурка?

Положил её на диван, сжимая зубы.

— Какого хрена ты с ней делал, ублюдок?! — вдруг взрывается он, а я в свете лампы отмечаю тёмно-фиолетовый засос на её шее.

И он ещё спрашивает, держа в собственной постели другую бабу? Вот кретин!

Я разворачиваюсь ровно в тот момент, когда мне в лицо летит кулак. Ей богу, сработал на автоматизме! Я, честно, не хотел. После удара стряхнул боль с собственных костяшек, глянул на отлетевшего идиота, который не ценит то, что у него есть, и молча ушел, оставляя безумие этой ночи позади.

Я не скоро забуду её. Более того, я не скоро захочу забыть. Запру воспоминания в чертогах своей памяти под амбарный замок, и буду доставать в самые сложные периоды жизни, чтобы вспомнить, как может быть хорошо. Просто, чтобы удержаться на плаву. В последнее время мне действительно не хватало чего-то такого. Какого-то псевдо-якоря, который сможет удержать от ошибки на задаче.

Домой вернулся, когда было уже совсем светло. Открыл железную дверь, разулся, прошел в комнату, где спала Таня. Посмотрел с минуту на её красивое безмятежное лицо, а после ушел в душ, чтобы смыть с себя запах другой. Запах той, что в какой-то миг свела с ума одним только своим прикосновением мягких губ и тихой просьбой.

От этого воспоминания реакция тела почти мгновенная. Ледяная вода и сжатые до боли зубы, чтобы успокоится.

Не сейчас, Стагаров. Сейчас о ней думать нельзя.

После душа лёг на кровать, обнял Таню и поцеловал в затылок. Никакой тебе щемящей нежности, никакого ускоренного биения сердца. Никогда такого с ней не было. Зато всегда спокойно и стабильно.

— Вернулся? — спрашивает сонно.

— Угу.

— Как мальчишник?

— Как мальчишник, — отвечаю устало. — Все пьют, все веселятся. Ничего нового, Тань.

— А стриптизёрши? — спросила сквозь хорошо различимую улыбку в голосе.

— Не было. Стас слишком любит Нюту, чтобы позволить себе подобное поведение по отношению к ней.

— Ну-ну, — хмыкнула и замолчала, погладив мою ладонь. — Спи, Слав. Скоро вставать.

Спать не хотелось. Хотелось думать. Много думать, но этого делать было нельзя. Ведь я, как любой обученный человек начну просчитывать варианты, что рано или поздно приведёт к приведению в исполнение.

Чуть крепче обнял Таню и закрыл глаза, погружая нетрезвый мир во тьму.