На Слайд-Инн-Роуд

Стивен Кинг На Слайд-Инн-Роуд

18+ перевёл Magnet

Дедушкин допотопный универсал «Бьюик» ползёт по грунтовой дороге со скоростью двадцать миль в час. Фрэнк Браун ведёт машину, прищурив глаза и сжав губы в тонкую белую линию. Его супруга, Корин, сидит рядом с айпадом на коленях, и когда Фрэнк спрашивает её правильно ли они едут, она отвечает, что курс верный, так держать: через шесть, максимум восемь миль, они доберутся до главной дороги, а дальше прыг-скок – и они на магистрали. Она не говорит, что мигающая синяя точка, отмечающая их местоположение, пропала пять минут назад, и карта зависла. Они женаты четырнадцать лет и по лицу мужа Корин видит, в каком он сейчас состоянии. На его лице написано, что он может психануть в любую минуту.

На просторном заднем сиденье разместились Билли Браун и Мэри Браун – бок о бок от дедушки, который поставил свои ноги в больших чёрных ботинках по бокам от горба карданного вала. Билли – одиннадцать. Мэри – девять. Дедушке – семьдесят пять, и он, насколько мог судить его сын, та ещё заноза в заднице, и слишком стар для таких юных внуков, но так уж случилось. Когда они выехали из Фалмута в Дерри повидать умирающую сестру дедушки, он чесал языком без умолку, в основном о спортивной сумке на заднем сиденье. В ней лежали бейсбольные сувениры Нэн. Она с ума сходила по бейсболу, говорит он им. Там бейсбольные карточки, говорит он, которые стоят целое состояние (в чём Фрэнк Браун пиздец как сомневается), её софтбольная перчатка времён колледжа, подписанная Домом Димаджио, и самая главная ценность – бита «Луисвиль-Слаггер», подписанная Тедом Уильямсом. Она выиграла её на благотворительном розыгрыше Фонда Джимми за год до того, как Неповторимый Крушитель объявил об уходе.

– Тедди-чемпион улетел в Корею, знаете ли, – говорит дедушка детям. – Бомбил чёртовых косоглазых.

– Не то слово, которое нужно знать детям, – говорит Корин с переднего сиденья, но без особой надежды. Её тесть вырос в неполиткорректное время и с тех пор не изменился. Она также хотела спросить, зачем умирающей, полукоматозной восьмидесятилетней старушке бита и перчатка, но промолчала. Дональд Браун никогда особо не говорил о своей сестре – ни плохого, ни хорошего – но должен был что-то чувствовать к ней, иначе не настоял бы на поездке. И он настоял на своём старом «Бьюике». Потому что он просторный, и как он сказал, он знает короткий путь, который может быть немного жестковат. Он прав в обоих случаях.

Он также засунул в сумку стопку старых комиксов. «Добротное чтиво для молодёжи в дороге», – сказал он. Билли было насрать на старые комиксы – он играл на своём айфоне, – но Мэри поднялась на коленях, залезла в багажный отсек, расстегнула дедушкину сумку и вытащила стопку комиксов. В основном отстойные, но есть и парочка неплохих. В том, который она сейчас читает, Бетти и Вероника ссорятся из-за Арчи, дёргая друг друга за волосы и тому подобное.

– Знаете, что: в былые дни можно было добраться до стадиона Фенуэй, потратив три доллара на бензин, – говорит дедушка. – Можно было пойти на игру, купить хот-дог и пиво…

– И получить сдачу с пятёрки, – бурчит Фрэнк, сидя за баранкой.

– Вот именно! – восклицает дедушка. – Как пить дать! На первой игре, что я посмотрел с сестрой, Эллис Киндер был питчером, а Хут Эверс стоял в центре поля. Ох, как же он бил! Один раз мяч улетел через правое ограждение и Нэн так радовалась, что растрясла весь попкорн!

Билли Брауну было насрать на бейсбол.

– Дедушка, почему ты так любишь сидеть посередине? Тебе же приходится расставлять ноги.

– Проветриваю шары, – отвечает дедушка.

– Какие шары? – спрашивает Мэри и хмурится, когда Билли смеётся.

Корин оборачивается назад.

– Ну, хватит, дедушка, – говорит она. – Мы везём вас повидать сестру, и мы едем в вашей старой машине, как вы того хотели, так что…

– И она жрёт бензин так, что мама не горюй, – говорит Фрэнк.

Корин пропускает его слова мимо ушей; она пристально смотрит на дедушку.

– Мы оказываем вам услугу. Так что окажите одну мне: никаких неприличных разговоров.

Дедушка отвечает, что больше не будет, извините, а потом скалит свои зубные протезы в ухмылке, будто говорящей, что он будет делать всё, что ему, блядь, захочется.

– Какие шары? – настаивает Мэри.

– Бейсбольные, – отвечает Билли. – Дедушка говорил о бейсболе. Читай свои картинки и не возникай. Не беси меня. Я дошёл до пятого уровня.

– Если бы у Нэн были шары, она бы стала настоящим профи, – говорит дедушка. – Эта стерва была хороша.

– Дональд! – почти выкрикивает Корин Браун. – Хватит!

– Да, была, – угрюмо произносит старик. – Играла в команде Университета Мэна, которая участвовала в женской Мировой серии. Дошла до самого Оклахома-Сити и чуть не угодила в торнадо!

Фрэнк не участвует в разговоре, только смотрит вперёд на дорогу, на которую ему не следовало сворачивать, и благодарит Бога, что не отклонил предложение отца и не взял «Вольво». Дорога становится уже? Ему кажется, что да. Она становится жёстче? Он уверен, что да. Даже её название кажется Фрэнку каким-то жутковатым. Кто назовёт дорогу, пусть и такую дерьмовую, как эта, Слайд-Инн-Роуд[1]? Дедушка сказал, что это кратчайший путь до шоссе 196, с чем согласилась Корин, сверившись с айпадом, и хотя Фрэнк не любитель коротких путей (как банкир он знает, что они всегда ведут к неприятностям), изначально его подкупило ровное чёрное покрытие. Однако вскоре покрытие сменилось грунтом, а через милю-другую грунт превратился в твёрдую ухабистую корку, заросшую по бокам высокой травой, золотарником и подсолнухами. Они проезжают по «стиральной доске», от чего «Бьюик» трясётся, как собака после ванны. Ему было бы плевать, если бы это древнее жрущее бензин детройтское недоразумение развалилось на части от тряски, не находись они где-то у чёрта на куличках. И теперь, господи-боже, мистеру Брауну приходится обходить слева засоренную дренажную трубу, которая размыла полдороги; колёса с его стороны едва огибают канаву. Если бы было, где развернуться, он послал бы всё к чёрту и поехал обратно, но развернуться было негде.

Им удаётся проехать. Едва.

– Сколько ещё? – спрашивает он Корин.

– Около пяти миль. – «МапКвест» завис, и она понятия не имеет сколько, но в её сердце теплится надежда. Это хорошее качество. Много лет назад она поняла, что быть женой Фрэнка и матерью Билли и Мэри – совсем не то, чего она ожидала, а теперь в качестве дерьмового бонуса с ними живёт этот противный старикан, потому что они не могут позволить себе отправить его в дом престарелых. Надежда помогает ей держаться.

Они едут навестить старую даму, умирающую от рака, но Корин Браун надеется когда-нибудь она поедет в круиз и будет попивать что-нибудь, увенчанное бумажным зонтиком. Она надеется, что у неё будет больше денег, более полная жизнь, когда дети наконец вырастут и станут самостоятельными. Она также хотела бы трахнуться с накачанным, загорелым спасателем с ослепительной улыбкой полной белых зубов, но понимает разницу между надеждой и фантазией.

– Дедушка, – говорит Мэри, – почему они назвали дорогу Слайд-Ин-Роуд? Кто скользит?

– Это «Инн», с двумя «н»[2], – отвечает дедушка. – Раньше здесь была неплохая гостиница, даже с полем для гольфа, но она сгорела дотла. Дорога стала хуже с тех пор, как я последний раз ездил по ней. Раньше была гладкой, как попа младенца.

– Когда это было, пап? – спрашивает Фрэнк. – Когда Тед Уильямс всё ещё играл за «Ред Сокс»? Потому что сейчас она выглядит совершенно убитой. – Они попадают в большую выбоину. «Бьюик» подскакивает. Фрэнк скрежещет зубами.

– Едрить твою налево! – восклицает дедушка, и когда Билли спрашивает его, что это значит, дедушка отвечает: так говорят, когда налетают на такую вот колдобину. – Правда, Фрэнк? Мы частенько это говорили, так ведь?

Мистер Браун не отвечает.

– Так ведь?

Фрэнк не отвечает. Костяшки его пальцев на руле белеют.

– Так ведь?

– Да, папа. Ёб твою налево.

– Фрэнк, – с упрёком произносит Корин.

Мэри хихикает. Билли гогочет. Дедушка обнажает свои зубные протезы в очередной ухмылке.

«Ну и веселуха, – думает Фрэнк. – Господи, вот бы эта поездка длилась подольше. Вот бы она длилась целую вечность».

«Беда с этим старым козлом в том, – думает Корин, – что он до сих пор кайфует от жизни, а люди, которые кайфуют от жизни, не торопятся сыграть в ящик».

Билли возвращается к своей игре. Он достиг шестого уровня. Впереди седьмой.

– Билли, – говорит Фрэнк, – у тебя есть деления на телефоне?

Билли ставит игру на паузу и проверяет.

– Одно, но оно моргает.

– Отлично. Замечательно.

Ещё одна «стиральная доска» сотрясает «Бьюик» и Фрэнк сбавляет скорость до пятнадцати. Он думает, не сменить ли ему имя, бросить семью и устроиться в какой-нибудь маленький банк в Австралии. Научиться называть людей «приятель».

– Гляньте, дети! – гаркает дедушка.

Он подаётся вперёд, оглушая сына на правое ухо, а невестку на левое. Они дёргаются в противоположные стороны не только от громкого звука, но и от его дыхания. Будто у него во рту сдохла какая-то маленькая зверушка и теперь разлагается. Почти каждое утро он начинает, отрыгивая желчь, а потом причмокивает, будто это какая-то вкуснятина. Что бы ни творилось у него внутри, это не может сулить ничего хорошего, и всё же он излучает эту неиссякаемую жизненную силу. «Иногда, – думает Корин, – я почти готова его убить. Серьезно. Только кажется, что дети любят его. Бог его знает почему, но они любят».

– Гляньте, вон там! – Скрюченный артритом палец тычет между мистером и миссис Браун. Ороговевший ноготь почти впивается в щёку миссис Браун. – Это старая гостиница «Слайд-Инн» – то, что от неё осталось! Вон она! Я бывал там раз. С сестрой Нэн и нашими родителями. Завтракали прямо в номере!

Дети послушно смотрят на то, что осталось от «Слайд-Инн»: несколько обгоревших балок и квадратная яма в земле. Миссис Браун замечает старый автофургон, стоящий среди травы и подсолнухов. Он выглядит даже древнее дедушкиного «Бьюика» – его бока покрыты ржавчиной.

– Круто, дедушка, – произносит Билли и снова возвращается к игре.

– Круто, дедушка, – произносит Мэри и возвращается к своим картинкам.

Руины гостиницы остаются позади. Фрэнк гадает, не специально ли хозяева спалили её. Чтобы получить деньги по страховке. Потому что ну кто поедет сюда на уикенд или, не дай Бог, на медовый месяц? В Мэне есть множество прекрасных мест, но это не одно из них. Вы не окажетесь здесь даже проездом, если только у вас нет другого выхода. А он был. Будь оно всё неладно.

– Что если двоюродная бабушка Нэн умрёт до того, как мы доберёмся туда, дедушка? – спрашивает Мэри. Она дочитала комикс. Следующий про Малышку Лулу, и он ей не интересен. Малышка Лулу похожа на какашку в платье.

– Ну, значит мы развернёмся и поедем назад, – говорит дедушка. – Естественно, после похорон.

Похороны. Господи, похороны. Фрэнк даже не подумал, что она умирает. Может даже преставиться во время их визита и тогда им придётся остаться на похороны этой старой бестии. А у него нет сменной одежды…

– Берегись! – кричит Корин. – Стой!

Он останавливается и как раз вовремя. Впереди ещё одна забитая труба и вымоина на вершине холма. Только в этот раз она перекрывает всю дорогу. Расщелина кажется не менее трёх футов в ширину. И Бога знает насколько глубока.

– Что случилось, пап? – спрашивает Билли, ставя игру на паузу.

– Что случилось, пап? – спрашивает Мэри, прерывая поиск другого комикса про Арчи.

– Что случилось, Фрэнки? – спрашивает дедушка.

Минуту Фрэнк Браун только сидит, положив руки на большой руль «Бьюика» и смотрит поверх длинного капота. В былые дни они знали толк в машинах, любит иногда приговаривать его отец. Разумеется, в те же самые былые дни, когда ни одна уважающая себя женщина не ходила в магазине, не затянув пояс и не пристегнув чулки к подвязкам; дни, когда геи выходили на улицу в страхе за свою жизнь, а в каждом дешёвом магазине продавали конфеты, называемые «детёнышами нигеров»[3]. Дассэр, ничего не сравнится со старыми деньками!

– В жопу твой блядский короткий путь, – говорит он. – Смотри, куда он нас завёл.

– Фрэнк, – начинает Корин, но он выходит быстрее, чем она успевает закончить, и стоит уставившись на то место, где дорога обрывалась.

Билли перегибается через колено дедушки и шепчет сестре на ухо: «В жопу твой блядский короткий путь». Она закрывает рот руками и хихикает. Неплохо. Дедушка гогочет, что ещё лучше. Вот почему они его так любят.

Корин выходит наружу и встаёт рядом с мужем перед будто бы насмехающейся решёткой радиатора «Бьюика». Она заглядывает в расщелину и не видит ничего хорошего.

– Что будем делать?

К ним присоединяются дети: Мэри встаёт рядом с матерью, а Билли с отцом. Затем, с весёлым видом, к ним подходит дедушка, шаркая своими большими чёрными ботинками.

– Не знаю, – отвечает Фрэнк, – но мы точно тут не проедем.

– Придётся сдать назад, – говорит дедушка. – Назад до самой «Слайд-Инн». Сможешь развернуться на подъездной дороге.

– Господи, – произносит Фрэнк и проводит пальцами по редеющим волосам. – Ладно. Когда доедем до главной дороги, там и решим, ехать ли в Дерри или вернуться домой.

Дедушка выглядит возмущённым при мысли об отступлении, но всмотревшись в лицо сына – особенно в красные пятна на щеках и на лбу – решает держать рот на замке.

– Все в машину, – говорит Фрэнк, – но в этот раз, пап, ты сидишь либо с одной стороны, либо с другой. Чтобы твоя голова не маячила, и я видел, куда ехать.

«Если бы мы взяли «Вольво», – думает он, – я бы воспользовался задней камерой. А вместо этого придётся заниматься этой хернёй».

– Я пройдусь, – говорит дедушка. – Тут не больше двухсот ярдов.

– Я тоже, – говорит Мэри и её поддерживает Билли.

– Ладно, – говорит Фрэнк. – Только постарайся не споткнуться и не сломать себе ногу, пап. Это будет последний мазок к этому совершенно чудесному дню.

Дедушка с детьми начинают спускаться с холма к подъездной дороге сгоревшей гостиницы; Мэри и Билли держат старика за руки. Фрэнк думает: ну прямо картина Нормана Роквелла: «И старый засранец поведёт их».

Он садится за баранку «Бьюика». Корин – на пассажирское место. Корин кладёт ладонь на руку Фрэнка и одаривает его своей ласковой улыбкой как бы говоря: я люблю тебя большой сильный мужчина. Фрэнк не большой и не такой уж сильный, и на розе их брака осталось не так уж много цветков (и те полуувядшие), но ей нужно вывести его из красной зоны; долгий опыт научил её, как это сделать.

Он вздыхает и включает заднюю передачу.

– Постарайся не переехать их, – говорит она, глядя назад через плечо.

– Не искушай меня, – говорит Фрэнк и начинает вести «Бьюик» задним ходом. Канавы по обе стороны этой узкой дороги очень глубоки и если он заедет в одну из них, – тушите свет.

Дедушка с детьми спускаются к подъездной дороге быстрее, чем Фрэнк преодолевает даже половину пути. Старик замечает в траве следы от колёс. Хотя автофургон выглядит так, будто простоял там долгие годы, дедушке думает, что вряд ли. Может, кто-то решил выбраться на природу на пару дней. Это единственное, что приходит ему в голову. Тут, определённо, не осталось ничего, чем можно поживиться – это ясно любому дураку.

Дональд Браун любит своего сына, и есть много всего, в чём Фрэнк хорош (хотя сейчас дедушке ничего не приходит на ум), но когда дело доходит до вождения универсала «Бьюик» задним ходом, это жалкое зрелище. Задняя часть виляет из стороны в сторону, как хвост старой собаки. Он почти ныряет в левую канаву, выравнивается, почти ныряет в правую и снова выравнивается.

– Блин, у него не очень-то получается, – говорит Билли.

– Тихо ты, – говорит дедушка. – Всё у него нормально.

– Можно мы с Мэри пойдём посмотрим на старую «Слип Инн»?

– «Слайд Инн», – говорит дедушка. – Конечно, сбегайте на минутку. Но только туда и обратно. Ваш папа сейчас не в очень хорошем настроении.

Дети бегут по заросшей дороге.

– Не свалитесь в яму! – кричит им вслед дедушка и хочет добавить, чтобы они были на виду, но тут раздаётся треск, короткий гудок клаксона и голос его сына, сыплющего проклятья. Последнее – это одна из вещей, в чём он хорош.

Дедушка отворачивается от бегущих детей и видит, что умудрившись спуститься с холма, не съехав с дороги, Фрэнк угодил в канаву, пытаясь выполнить трёхпозиционный разворот.

– Заткнись, Фрэнки! – кричит дедушка. – Перестань ругаться и выключи мотор, пока он не заглох! – Скорее всего, он уже оторвал половину выхлопной трубы, но нет смысла говорить ему об этом.

Фрэнк глушит мотор и вылезает из машины. За ним выбирается Корин, но с трудом. Она прорывается сквозь траву перед дверью и наконец справляется. Задний бампер машины завален вправо, а передний торчит вверх слева.

Фрэнк подходит к отцу.

– Земля просела, когда я разворачивался!

– Ты срезал слишком круто, – говорит старик. – Вот почему соскочило только заднее правое.

– Земля просела, говорю тебе!

– Срезал слишком круто.

– Земля просела, чёрт возьми!

Пока они стоят рядом, Корин видит, насколько они похожи, и хотя она уже много раз видела это сходство, этим поганым летним утром это становится для неё откровением. Она понимает, что её муж – яблочко от яблони, и прежде чем, оно укатится на кладбище, он превратится в своего собственного отца, только без его едкого, но порой обаятельного чувства юмора. Иногда ей так тяжко. От Фрэнка, да, но и от себя тоже. Разве она чем-то лучше? Конечно, нет.

Она смотрит туда, где были Билли и Мэри и обращается к дедушке:

– Дональд? Где дети?

Дети изучают автофургон на верхушке холма, недалеко от того места, где когда-то стояла «Слайд-Инн». Колесо с водительской стороны спущено. Пока Мэри обходит спереди, чтобы взглянуть на номерной знак (она постоянно ищет новые – этой игре её научил дедушка), Билли подходит к краю большой ямы, на месте которой раньше была гостиница. Он смотрит вниз и видит, что она заполнена тёмной водой. Из неё торчат обгорелые балки. И женская нога. На ноге ярко-синий кроссовок. Он смотри, поначалу застыв на месте, потом отступает.

– Билли! – зовёт Мэри. – Это Делавэр! Мой первый знак из Делавэра!

– Всё верно, дорогая, – произносит кто-то. – Самый настоящий Делавэр.

Билл поднимает голову. Двое мужчин подходят с заднего конца ямы. Они молоды. Один высокий, с рыжими волосами, сальными и сильно спутанными. У него много прыщей. Другой – низкий и толстый. В одной руке у него сумка, похожая на дедушкину сумку для боулинга, ту, что с выцветшей синей надписью «крутящаяся молния» на боку. Но на этой сумке надписей нет. Оба мужчины улыбаются.

Билли пытается улыбнуться в ответ. Он на знает, действительно ли это похоже на улыбку или больше на то, как ребёнок старается не закричать, но надеется, что на улыбку. Он не хочет дать понять двум этим мужчинам, что он заглядывал в яму. Мэри выходит из-за маленького белого автофургона со стороны спущенного колеса. Её улыбка кажется абсолютно естественной. Конечно, почему бы нет? Она маленькая девочка и насколько она знает, все любят маленьких девочек.

– Привет, – говорит она. – Я Мэри. Это мой брат Билли. Наша машина застряла в канаве. – Она показывает вниз по склону, туда, где её отец и дедушка смотрят на заднюю часть «Бьюика», а их мать смотрит на них.

– Что ж, привет Мэри, – произносит рыжеволосый. – Рад познакомиться.

– И с тобой, Билли. – Толстый молодой человек кладёт ладонь на плечо Билли. Это прикосновение пугает, но Билли и так слишком напуган, чтобы вздрогнуть. Он изо всех сил изображает улыбку.

– Да, наблюдается проблемка, – говорит толстый молодой человек, глядя вниз, и когда Корин поднимает в приветствии руку – нерешительно – толстяк поднимает свою в ответ. – Думаешь, мы сможем помочь, Гэлен?

– Держу пари, что сможем, – отвечает рыжеволосый. – Как видите, у нас тут тоже проблемка. – И он показал на спущенное колесо. – Нет запаски. – Он наклоняется к Билли. У него ярко-голубые глаза. Они кажутся пустыми. – Ты заглядывал в эту яму, Билли? В эту здоровенную.

– Нет, – отвечает Билли. Он старается говорить естественно, не обращая внимания на вопрос, но не понимает, проскользнуло ли что-то в его голосе. Ему кажется, что он сейчас грохнется в обморок. Господи, лучше бы он не заглядывал в яму. Этот синий кроссовок. – Я боялся, что упаду туда.

– Умный парень, – говорит Гэлен. – Правда, Пит?

– Умный, – соглашается толстяк и снова машет Корин рукой. Теперь дедушка тоже смотрит вверх на холм. Фрэнк, поникнув, продолжает смотреть на провалившееся заднее колесо.

– Худой – это твой отец? – спрашивает Мэри рыжеволосый.

– Ага, а это наш дедушка. Он старый.

– В натуре, – говорит Пит. Его рука всё ещё лежит на плече Билли. Билли смотрит на неё и видит под ногтем среднего пальца Пита то, что может быть кровью.

– Короче, знаешь, что? – говорит Пит, наклоняясь и обращаясь к Мэри, которая улыбается ему. – Уверен, мы могли бы вытолкать оттуда эту старую развалюху. А в благодарность твой отец мог бы подбросить нас туда, где есть мастерская. Чтобы достать новое колесо для нашего маленького грузовика.

– Вы из Делавэра? – спрашивает Мэри.

– Ну, мы там были, – отвечает Пит. Затем он переглядывается с Гэленом и они смеются.

– Давайте-ка посмотрим, что там с вашей машиной, – предлагает Гэлен. – Хочешь, я отнесу тебя вниз, милашка?

– Нет, спасибо, – отвечает Мэри. Её улыбка становится слегка неуверенной. – Я могу идти.

– Твой братец не слишком-то разговорчив, а? – говорит Пит. Его рука, та, что не держит сумку для боулинга (если это была она), всё ещё покоится на плече Билли.

– Обычно его на заставишь замолчать, – говорит Мэри. – Язык без костей, мелет, как помело, – так говорит наш дедушка.

– Может, он увидал что-то такое, что его испугало, – говорит Гэлен. – Сурка или лису. Или что-то ещё.

– Я ничего не видел, – говорит Билли. Ему кажется, что он может начать реветь и говорит себе, что этого делать нельзя.

– Что ж, пойдём, – говорит Гэлен. Он берёт Мэри за руку – она позволяет – и они начинают спускаться по заросшей подъездной дороге. Пит идёт рядом с Билли, удерживая ладонь на его плече. Это не похоже на хватку, но Билли подозревает, что пальцы вцепятся в плечо, если он попытается бежать. Он почти уверен, что мужчины видели, как он заглядывает в яму с водой. Он подозревает, что у них серьёзные проблемы.

– Здорово, мужики! Приветствую, мэм! – Гэлен звучит бодро, как майский день.

– Кажется, у вас тут проблемка. Подсобить?

– О, это было бы замечательно, – говорит Корин.

– Отлично, – говорит Фрэнк. – Долбаная дорога ушла прямо из-под машины, пока я разворачивался.

– Слишком круто срезал, – говорит дедушка.

Фрэнк зло глядит на него, затем поворачивается обратно к вновь прибывшим и расплывается в улыбке.

– Держу пари, мы с вами сможем вытолкать её оттуда.

– Не сомневаюсь, – говорит Пит.

Фрэнк протягивает руку.

– Фрэнк Браун. Это моя жена, Корин, а это мой отец, Дональд.

– Пит Смит, – отвечает толстый молодой человек.

– Гэлен Прентис, – говорит рыжеволосый.

Все пожали друг другу руки. Дедушка бормочет: «Здрасьте», но едва удостаивает их вниманием. Он смотрит на Билли.

– Мэм, – говорит Гэлен, – почему бы вам не сесть за руль? А мы бы с Питом и вашим красавчиком мужем толкали бы, пока вы рулите.

– О, ну я не знаю, – говорит Корин.

– Я могу, – говорит дедушка. – Это моя машина. Из далёких старых времён. Раньше они знали толк в машинах. – Голос у него надутый, и сердце Билли, которое слегка воспрянуло, теперь упало. Ему показалось, что дедушка кое-что понял об этих мужчинах, но это не так.

– Дедуля, с тебя достаточно наблюдать за процессом. Уверен, благоверная Фрэнка сама справится. Я прав?

– Я полагаю… – Корин замолкает.

Гэлен показывает ей большой палец.

– Ну конечно сможете! Дети – в сторонку вместе со своим дедулей.

– Он дедушка, – говорит Мэри. – Не дедуля.

Гэлен ухмыляется.

– Конечно, – говорит он. – Дедушка – не бабушка.

Корин садится за руль «Бьюика» и пододвигает сиденье вперёд. Билли всё думает о ноге, торчащей из мутной воды в яме. В синем кроссовке.

Гэлен и Пит занимают позиции слева и справа от кормы «Бьюика». Фрэнк встаёт посередине.

– Заводите, миссис! – кричит Гэлен, и когда она заводит двигатель, трое мужчин наклоняются вперёд, расставив ноги и упёршись руками в плоскую заднюю часть универсала.

– Так! Прибавьте немного газу! Не сильно, потихоньку!

Двигатель набирает обороты. Дедушка наклоняется к Билли. У него как обычно кислое дыхание, но это дыхание дедушки и Билли не возражает.

– Что случилось, парень?

– Мёртвая леди, – прошептал Билли и теперь не смог сдержать слёз. – Мертвая леди в той яме.

– Ещё чуток! – орёт толстый Пит. – Напрягите эту колымагу!

Корин прибавляет ещё газу и мужчины толкают. Задние колёса «Бьюика» прокручиваются, а затем вгрызаются в землю. Универсал выскакивает на дорогу.

– Стоп, стоп, стоп! – кричит Гэлен.

У Билли вдруг возникает невольное желание, чтобы его мать просто уехала и оставила их; чтобы она оказалась в безопасности. Но она останавливается, ставит «Бьюик» на ручник и выходит из машины, прижимая рукой подол платья.

– Проще пареной репы! – восклицает Гэлен. – Снова в строю и как новенькая! Только вот у нас всё ещё есть одна проблемка. Так ведь, Пит?

– Так точно, – отвечает Пит. – На нашем грузовике спустило колесо и нет запаски. Наверное, наскочили на гвоздь, когда поднимались. – Он надувает свои небритые щёки, теперь вспотевшие, и издаёт звук спущенной шины: пшшшшшш! Он поставил свою сумку на землю перед тем, как толкать машину, и теперь поднимает её. И расстёгивает.

– Чёрт, – говорит Фрэнк. – И нет запаски?

– Хреново, да? – говорит Гэлен.

– Что вы там делали? – спрашивает Корин. Она не заглушила двигатель «Бьюика» и оставила дверь открытой. Она смотрит на мужа, который улыбается своей широкой банкирской улыбкой, затем на двух своих детей. Дочь выглядит в порядке, но лицо Билли бледное, будто из воска.

– Выбрались на природу, – отвечает Пит. Его рука исчезает в сумке, которая была вовсе не для боулинга.

– Хм, – произносит Фрэнк. – Это…

Он умолкает; вероятно, не знает, что сказать, и, кажется, никто не знает, как снова начать разговор. Птицы щебечут в ветвях деревьев. Сверчки стрекочут в высокой траве – для них это весь мир, который они знают. Семеро человек стоят неполным кругом позади работающего на холостом ходу «Бьюика». Фрэнк и Корин обмениваются взглядом, как бы вопрошая: что тут такое происходит?

Дедушка знает. Он видел таких людей во Вьетнаме. Им бы только поживиться чем-нибудь и быстрее сделать ноги. Одного такого поставили к стенке и пристрелили свои же после сворачивания Тетского наступления – полнейшего пиздеца, о котором внуки, для которых он слишком стар, вероятно, никогда не прочитают в своих книгах по истории.

Тем временем Фрэнк оживает, как заводная игрушка. Снова появляется его улыбка «ваш-кредит-одобрен». Он достаёт бумажник из заднего кармана.

– Я бы хотел отвезти вас в мастерскую или ещё куда, но у нас все места заняты как вы видите…

– Твоя миссис могла бы сесть мне на колени, – говорит Пит, подёргивая бровями.

Фрэнк решает не обращать на это внимания.

– Но вот как мы поступим: первым делом мы остановимся и пошлём кого-нибудь сюда. А пока что: как на счёт десятки? За помощь.

Он открывает свой бумажник. Гэлен очень спокойно забирает бумажник из его руки. Фрэнк даже не пытается остановить его. Он просто продолжает смотреть широко открытыми глазами на руки, будто всё ещё держит бумажник. Будто он всё ещё чувствует его вес, но сам бумажник каким-то образом стал невидимым.

– Почему бы мне не забрать всё? – спрашивает Гэлен.

– Верните назад! – говорит Корин. Она чувствует, как Мэри берёт её за руку, и в ответ сжимает её ладонь. – Это не ваше!

– Теперь наше. – Его голос такой же спокойный, как и рука, взявшая бумажник. – Посмотрим, что тут у нас.

Он открывает его. Фрэнк делает шаг вперёд. Пит достаёт руку из своей сумки-не-для-боулинга. В ней лежит револьвер. Дедушке кажется, что это 38-ой калибр.

– Назад, Фрэнки-Вэнки, – говорит Пит. – Мы тут заняты делом.

Гэлен достаёт из бумажника небольшую пачку банкнот. Он складывает их, засовывает в карман джинсов, затем протягивает бумажник Питу, который кладёт его в сумку.

– Дедуля, теперь твой.

– Бандиты, – говорит дедушка. – Вот, кто вы.

– Всё верно, – соглашается Гэлен своим спокойным тоном. – И если ты не хочешь, чтобы я выбил душу из этого парнишки, отдай свой бумажник.

Это действует на Били: его мочевой пузырь расслабляется, а в промежности становится тепло. Он начинает реветь, отчасти от стыда, отчасти от страха.

Дедушка вытаскивает из переднего левого кармана своих мешковатых брюк старый потрёпанный «Лорд Бакстон»[4] и отдаёт его. Он пухлый, но в основном там карточки, фотографии и товарные чеки пятилетней давности. Гэлен достаёт двадцатку и ещё несколько монет, засовывает их себе в карман и протягивает «Лорд Бакстон» Питу. Бумажник отправляется в сумку.

– Надо бы время от времени его чистить, дедуля, – говорит Гэлен. – А то вон его как расперло.

– Говорит человек, который, похоже, последний раз мыл голову в прошлый День благодарения.

Дедушка произносит это, и Гэлен с быстротой змеи, выпрыгивающей из кустов, отвешивает ему оплеуху. Мэри ударяется в слёзы и прижимается лицом к бедру матери.

– Перестаньте! – говорит Фрэнк, будто дело ещё не сделано и у его отца не течёт кровь из губы и ноздри. Затем на том же дыхании: - Заткнись, пап!

– Никому не позволено дерзить мне, – говорит Гэлен, – даже старикам. Старики должны лучше всех это понимать. Теперь очередь Корин. Давай-ка достанем твою сумочку из машины. А ты, малышка, можешь пойти с нами. – Он берёт Мэри за руку, кончики его пальцев погружаются в её скудную плоть.

– Отпусти её, – говорит Корин.

– Ты здесь не командуешь, – отвечает Гэлен. Теперь его голос звучит не так спокойно. – Ещё раз укажешь мне, что делать, и я подправлю тебе лицо. Пит, сделай так, чтобы Фрэнк и его папаша встали рядом. Плечи вместе. Если кто шевельнётся…

Пит делает жест револьвером. Дедушка прошаркивает к своему сыну. Фрэнк дышит через нос, издавая короткие сопящие звуки. Дедушка не удивился бы, если бы его сын потерял сознание.

– Ты ведь видел, не так ли? – спрашивает Пит Билли. – Признавайся.

– Я ничего не видел, – отвечает Билли сквозь слёзы. Он хнычет, как маленький ребёнок, но ничего не может с собой поделать. Синий кроссовок.

– На лгунишке горят штанишки, – говорит Пит. Он смеётся и ерошит волосы мальчика.

Гэлен возвращается, засовывает в кармане ещё несколько банкнот. Он отпустил Мэри. Девочка теперь прижимается к матери. Корин выглядит потрясённой.

Дедушка не смотрит на своих. Он наблюдает, как Гэлен подходит к Питу – ему важно увидеть их манипуляции, и он видит почти то, что и ожидал, и не стоит надеяться на что-то иное. Они могут взять «Бьюик» и оставить семью Браунов или могут взять «Бьюик» и убить Браунов. Если этих двоих поймают, они получат пожизненный срок в Шенке и не важно, какой у них будет счёт.

– Есть ещё, – говорит дедушка.

– В смысле? – спрашивает Гэлен. Он тут самый общительный. Его толстый подельник, похоже, из тихонь.

– Ещё деньги. Прилично. Я отдам их, если вы отпустите нас. Возьмите машину и просто оставьте нас.

– Сколько? – спрашивает Гэлен.

– Не скажу точно, но, думаю, около тридцати трёх сотен. В моей сумке.

– На хрена старому пердуну, как ты, разъезжать по чигирям с тремя с лишним тыщ?

– Из-за Нэн. Она моя сестра. Мы ехали в Дерри проведать её перед смертью. Ей не долго осталось, если это уже не случилось. У неё рак. Это всё из-за неё.

Пит снова поставил свою сумку-не-для-боулинга на землю. Теперь он потирает два пальца друг о друга и говорит:

– Это самая маленькая скрипка в мире и она играет «А не навалить ли мне большую кучу».

Дедушка не обращает на это внимания.

– Я обналичил большую часть своего социального обеспечения, чтобы оплатить похороны. У Нэн нет ни цента, и они дают скидку, если платишь наличными. – Он поглаживает Билли по плечу. – Этот парень нашёл всё это для меня в интернете.

Билли ничего подобного не делал, но если не считать одного-двух сдавленных всхлипов, он молчит. Он хочет, чтобы они с Мэри никогда не ходили к «Слайд-Инн», и когда он смотрит затуманенными глазами на отца, он ощущает проблеск лютой ненависти. «Это ты виноват, папа, – думает он. – Ты посадил машину, и эти мужики забрали наши деньги и теперь хотят убить нас. Дедушка это знает. Я вижу, что он знает».

– Где твоя сумка? – спрашивает Гэлен.

– Сзади с остальным багажом.

– Доставай.

Дедушка идёт к «Бьюику», который всё ещё продолжает работать на холостом ходу. Он кряхтит, поднимая заднюю дверь, – у него почти сводит спину. Его отец говаривал: первой выходит из строя спина, последним – причиндал, а всё остальное между ними. Сумка почти такая же, как у Пита, с молнией сверху, только длиннее; больше похожа на вещмешок, чем на сумку для боулинга. Он расстёгивает молнию и раздвигает края.

– Там ведь нет пушки, дедуля? – спрашивает Гэлен.

– Нет, нет, это для таких парней, как вы, но глянь-ка сюда. – Дедушка достаёт старую потрёпанную перчатку для софтбола. – Я говорил вам о сестре. Так вот – это её. Я хотел отвезти ей, пока она ещё не скончалась. Или не впала в кому. Она пользовалась ей в Женской мировой серии в Оки-Сити. Была шорт-стопом. Не верится, но это было ещё до Второй мировой. Посмотри сюда! – Он переворачивает перчатку.

– Дедуля, – говорит Гэлен, – при всём моём уважении, но мне совершенно до лампочки.

– Да, но вот тут, сзади, – не унимается дедушка. – Видишь? Подписана Домом Димаджио. Ну, братом Ударного Джо.

Он откладывает перчатку в сторону и снова залезает в сумку.

– Тут около двух сотен бейсбольных карточек, некоторые подписаны и стоят денег…

Пит хватает Билли за руку и выворачивает её. Билли кричит.

– Нет! – вскрикивает Корин. – Не делай больно моему сыну!

– Это твой сын виноват, что ты вляпалась в эту историю, – говорит Пит. – Мелкий негодник. – Затем обращается к дедушке: – Нам нахуй не нужны твои бейсбольные карточки!

Мэри рыдает, Корин рыдает, Билли видит, что его отец вот-вот потеряет сознание, а дедушке, похоже, нет до них никакого дела. Дедушка пребывает в своём собственном мире.

– А, может, комиксы? – спрашивает он. Он достаёт стопку и помахивает ими. – «Арчи» и «Каспер» ничего не стоят, но есть парочка про супермена… и про бэтмена, где он борется с Джокером…

– Думаю, я велю Питу пристрелить твоего сына, если ты не прекратишь тянуть резину, – говорит Гэлен. – Там есть деньги или нет?

– Да-да, – отвечает дедушка, – на дне, но есть кое-что ещё, что может заинтересовать вас.

– Всё, мой интерес иссяк, – говорит Гэлен. Он шагает вперёд. – Я сам достану деньги. Если они там. Свали отсюда.

– Да ты только посмотри, – говорит дедушка. – Это будет стоить в два раза больше, чем у меня есть налички. – Он вытаскивает «Луисвиль-Слаггер». – Подписана Тедом Уильямсом, самим Неповторимым Крушителем. Выстави её на «иБэй» – выручишь семь тысяч. Не меньше семи.

– Как она попала к твоей сестре? – спрашивает Гэлен всё-таки заинтересовавшись. Он видит на ручке подпись, потускневшую, но читаемую.

– Она просто улыбнулась и подмигнула ему, когда он проходил по «аллее автографов», – говорит дедушка и взмахивает битой. Она контачит с виском Гэлена. Его черепушка раскалывается, как арбуз. Брызжет кровь. Его глаза жмурятся от боли и удивления. Он шатается, вытянув одну руку и пытаясь сохранить равновесие.

– Хватай второго, Фрэнки! – кричит дедушка. – Вали его!

Фрэнк просто стоит с открытым ртом, не шелохнувшись.

Пит таращится на Гэлена, на какое-то драгоценное мгновение совершенно ошеломлённый, но мгновение проходит. Он направляет оружие на дедушку. Билли бросается к нему.

– Нет! – кричит Корин. – Билли, нет!

Билли хватает Пита за руку, опуская её вниз, и когда Пит стреляет, пуля уходит в землю между его ног. Гэлен выпрямляется, одной рукой вцепившись в открытую заднюю дверь универсала. Дедушка замахивается, игнорируя взрыв боли в спине, и бьёт рыжеволосого по рёбрам 33-унцевым куском твёрдого кентукийского ясеня. Колени Гэлена подгибаются и он на выдохе, почти шёпотом произносит: «Пит, застрели этого пидара!» Дедушка поднимает биту. Раздаётся ещё одни выстрел, но пуля не попадает (по крайней мере, ему так кажется) и он опускает биту на опущенную голову Гэлена. Гэлен ныряет вниз, лицом в протектор от колеса «Бьюика»

Пит пытается стряхнуть Билли, но Билли вцепился, как хорёк, выпучив глаза и закусив нижнюю губу. Оружие качается вперёд и назад, и выстреливает в третий раз, посылая пулю в небо.

– Теперь твоя очередь, сукин ты сын, – рычит дедушка.

Наконец Пит отшвыривает Билли, но прежде чем он успевает навести оружие, дедушка обрушивает биту на его запястье, ломая его. Оружие падает на землю. Пит разворачивается и бежит, оставляя на земле свою сумку-не-для-боулинга.

Дети бросаются к дедушке, обнимают его, чуть не сбив с ног. Он отталкивает их. Его старое сердце колотится и если бы оно не выдержало, он бы ничуть не удивился.

– Билли, возьми сумку толстяка. Там наши вещи. Мне кажется, я не смогу наклониться.

Мальчик не выполняет просьбу – возможно, выстрелы немного оглушили его, – но выполняет девочка. Она бросает сумку в багажник универсала, а потом вытирает руки о свою футболку с единорогом.

– Фрэнк, – говорит дедушка, – этот рыжеволосый мёртв?

Фрэнк не двигается, но Корин опускается на колени рядом с Гэленом. Через несколько секунд она поднимает голову, её глаза сияют голубизной под бледным лбом. – Он не дышит.

– Не такая уж большая потеря для этого мира, – говорит дедушка. – Билли, возьми оружие. Но не касайся спускового крючка.

Билли поднимает револьвер. Он протягивает его своему отцу, но Фрэнк лишь смотрит на него. Дедушка берёт его и суёт в карман, где раньше лежал бумажник. Фрэнк стоит на месте и смотрит на Гэлена, лежащего лицом вниз в траве с проломленной макушкой.

– Дедушка, дедушка! – зовёт Билли, дёргая старика за руку. Губы его дрожат, по щекам текут слёзы, на верхней губе пузырятся сопли. – Что если у толстяка есть ещё оружие в грузовике?

– Что если мы просто свалим отсюда на хрен? – произносит дедушка. – Корин – за руль. Я не могу. Дети – на заднее сиденье. – Он даже не уверен, что сможет сидеть; он угробил свою спину самым праведным способом, но ему придётся сесть, не важно, насколько это больно.

Корин закрывает заднюю дверь. Дети бросают последний взгляд на подъездную дорожку – не возвращается ли Пит, – затем бегут к универсалу.

Дедушка подходит к сыну.

– У тебя был шанс, а ты просто стоял. Меня могли убить. Всех нас могли убить. – Дедушка отвешивает Фрэнку оплеуху, точно так же, как ему отвесил оплеуху человек, который лежит мёртвый у их ног. – Садись, сын. Не знаю, может, ты слишком стар, чтобы перебороть самого себя.

Фрэнк подходит к переднему пассажирскому сиденью, будто в прострации, и садится. Позади него дедушка открывает дверь и обнаруживает, что не может согнуться. Поэтому он просто падает навзничь на сиденье, подтягивая за собой ноги и тихонько всхлипывая от боли. Мэри переползает через него, чтобы закрыть дверь, и от этого ему тоже больно. И дело не только в спине; такое ощущение, что его пырнули в живот.

– Дедушка, вы в порядке? – спрашивает Корин. Она смотрит назад. Фрэнк смотрит прямо перед собой через лобовое стекло. Его руки лежат на коленях.

– Я в порядке, – отвечает дедушка, хотя это не так. Он бы сейчас не отказался от обезболивающего, которое, без сомнения, его сестре выписывает её онколог, но Нэн в сотне миль отсюда и что-то подсказывает ему, что сегодня они её не увидят. Нет, не сегодня. – Езжай.

– Дедушка, у тебя правда есть эти деньги? – спрашивает Билли, когда его мама начинает движение тем же путём, каким они приехали, но гораздо быстрее, чем осмеливался Фрэнк. Желая оставить «Слайд-Инн» позади. И Слайд-Инн-Роуд – тоже.

– Конечно, нет, – отвечает дедушка. Он вытирает слёзы с лица внучки и прижимает её к себе. Ему больно, но он вытерпит.

– Дедушка, – говорит она, – ты забыл бейсбольную биту тёти Нэн.

– Ничего страшного, – говорит дедушка, гладя её по волосам. Они все влажные от пота и спутанные. – Возможно, позже она вернётся к нам.

Фрэнк наконец заговаривает:

– Как раз перед поворотом, на шоссе 196, был магазин «Ред Эппл». Я позвоню оттуда в полицию. – Он поворачивается и смотрит на старика. На его щеке видна красная отметина от оплеухи.

– Это твоя вина, отец. Всё из-за тебя. Нам пришлось взять твою сраную машину. Если бы у нас был «Вольво»…

– Заткнись, Фрэнк, – говорит Корин. – Прошу тебя. Хот разок.

И Фрэнк замолкает.

Вспоминая Фланнери О’коннор[5].

Перевёл Magnet. Текст взят из американской версии журнала «Esquire» за октябрь/ноябрь 2020 года.

[1] Примерный перевод: дорога имени «Скользкой гостиницы».

[2] Slide in – скользнуть куда-либо. Inn – гостиница.

[3] Конфеты в виде маленьких черных человечков.

[4] Бумажник марки «Лорд Бакстон».

[5] Фланнери О’Коннор (1925-1964) – американская писательница.