Надежда смертника

1. Филип

Теплым летним вечером сенатор Ричард Боланд расхаживал по кабинету нашего вашингтонского дома:

– Это не только мое мнение, Ник. По показаниям компов…

Мой отец, удобно расположившийся на диване, пошевелился:

– Компьютеры… Пусть компы сообщат, сколько воды в нашем распоряжении, а уж как ее использовать, мы решим сами.

Помолчав, он добавил:

– Впрочем, теперь это решать генсеку Кану.

Я взглянул на маму. Не расстроит ли этот разговор отца? Она рассеянно погладила меня по плечу, и я снова прислонился к подлокотнику диванчика. Раз она не встревожена – значит, и мне нечего волноваться.

– В том, что касается техники, генсек полагается на своих сотрудников, – заметил Боланд. – Кан не инженер. Думаю, Филип разберется в этих данных ничуть не хуже.

– Даже быстрее, – добавила мама. Тенер, адъютант и друг отца, согласно кивнул из другого конца комнаты.

Я призадумался. А мне это нужно? Вникать во все это? Мне едва стукнуло двенадцать, но на свете существовало мало технических и математических задач, с которыми я не мог справиться.

– Главное – выяснить, окажутся ли новые башни занятыми, прежде чем…

– Нет, – возразил отец. – Главное – ты поручил компам решать вопросы, которые должны быть в ведении человека.

Сенатор Боланд пошел на попятную:

– Да, ваша администрация действовала лучше.

Мама бросила на него предостерегающий взгляд. Она терпеть не могла, когда отцу напоминали о его пребывании на посту Генерального секретаря ООН. Пять лет назад оно закончилось вотумом недоверия.

Адам Тенер слегка улыбнулся:

– Сэр, иногда это требовало слишком продолжительных заседаний.

– Видимо, сказывается мое прошлое – годы, проведенные в Военно-Космическом Флоте, – пробормотал отец. – Мы не слишком полагались на машины, все перепроверялось.

Взрослые замолчали, и я тут же влез в разговор:

– Но ведь ты оказался прав! Когда ты был капитаном «Гибернии», однажды чуть не запустили ракету с неверными координатами…

– Нам просто повезло, – Но отец не сводил с меня глаз, и я блаженствовал, ощущая его одобрение, – Тем не менее мне случалось наблюдать поразительное поведение компов. Как героическое, так и невероятно глупое.

Тенер спросил:

– Вы слышали, что на прошлой неделе одного сина удалось заманить в ловушку в Евронете?

Отец нахмурился, и я понял: он не в ладах с жаргоном. В учебнике по психологии я прочитал, что взрослые усваивают новое медленнее, чем молодежь. По правде говоря, так оно и было.

– Расшифровывается как «свободный искусственный интеллект», – выпалил я, чтоб спасти его от конфуза. – Это конструкции ИИ, расширяющиеся за пределы создаваемых программ, которые кибернизируют в…

– Да-да, я видел статью в «Голографическом мире», – проворчал отец. – Если такие штуковины и дальше будут вырываться на свободу, рано или поздно мы дорого за это заплатим.

– Они связаны пределами создаваемых программ, – заметил я. – Пока программист не введет…

– Бобби готовит законопроект на эту тему, – сообщил сенатор. Он явно гордился своим сыном, который стал участником Генеральной Ассамблеи ООН. – Компьютерные сети слишком сложны для того, чтобы их контролировать, но мы намерены потребовать применения ограничителей в каждой новой ИИ-программе. В таком случае, если ИИ выйдет из-под контроля, он не сможет…

Чушь это… Хакер в два счета все взломает. Ему закон не писан. Любую защиту, созданную одним компом, можно уничтожить при помощи другого. Кое-кто из дружков Джареда Тенера вполне мог попытаться. По е-мэйл. Не могу сказать наверняка, хватит ли у них пороху, но, судя по всему, это была та еще компания. Может, как раз этим они Джару и нравились. Бунтовали так, как мечтал взбунтоваться он сам. Я хотел сказать это вслух, но мне уже давно было пора идти спать, а взрослые часто норовят накинуться на сообщившего то, что они не желают слушать. Стоит сделать один опрометчивый шаг – и мама тут же посмотрит на часы и отправит меня укладываться в постель.

– Филип? – она словно прочитала мои мысли.

– Ну, мам. – Надо ж было ей именно сейчас вспомнить о родительских обязанностях! Как раз началось обсуждение технических вопросов! Я умоляюще взглянул на отца, но он лишь согласно кивнул головой.

Я неохотно пожелал всем спокойной ночи, обнял родителей и отправился наверх в спальню.

В другом конце двора Джаред наверняка уже сидит за компом. В свои пятнадцать лет он начал ложиться спать гораздо позже. Он много чего начал делать, причем почти все эти дела-делишки вели только к его саморазрушению. Время от времени меня подмывало предупредить его отца, но я не мог на это пойти. Кое о чем взрослые должны узнать сами.

Я вздохнул. Друзей-ровесников у меня не было, а выяснить, как поступить правильно, было ой как непросто.

Мистер Скиар, мой психолог, сказал, что мне не следует беспокоиться об эмоциональных сложностях. Нужно стараться вести себя по возможности нормально. Легко сказать – «нормально»! Я понятия не имел, какое поведение считается нормальным для двенадцатилетнего. Прежде мне не приходилось выступать в этой роли.

А мои ровесники? Я очень надеялся, что они к «нормальным» не относятся, – их поведение действовало на меня угнетающе.

Когда-то мистер Скиар объявил, что, несмотря на мои умственные способности, эмоционально я на все реагирую, как девятилетний мальчик. В то время мне и было девять лет. Наверно, теперь эмоционально я реагирую как двенадцатилетний.

Скоро у меня начнут расти волосы в укромных местах. Я проверял, когда сидел в туалете, но пока еще ничего не появилось. Однажды мне показалось, будто я что-то вижу, но так ничего и не выросло. В ежемесячном журнале «Подростковая психология» писали, что созревание – это процесс, сбивающий человека с толку. Хорошо бы поговорить об этом с отцом, но нужно быть осторожным и вести себя так, чтоб не огорчать его. Он меня очень любит. И часто это повторяет.

Лежа в постели, я погрузился в расчеты с иррациональными числами и как-то незаметно заснул.

2. Джаред

– Прочь от моего компа! – отец развернул кресло и сердито смотрел на меня. – Сколько можно повторять?

Я ухватился за его руку, чтобы не упасть:

– Не надо за мной следить!

– Твой комп там. – Он указал на мою комнату. – А это мой.

– Тебе есть что скрывать? – угрюмо осведомился я. Пульт управления запипикал. Потом послышалось:

– Мистер Тенер?

Нажав на клавишу, отец ответил:

– Одну минутку, сэр.

Он смотрел на меня, и гнев его медленно уступал место неприязни:

– У меня есть право на личную жизнь, Джаред.

Я хмыкнул:

– Ты говоришь в точности как Старик. Отец бросил взгляд на динамик:

– Не называй так мистера Сифорта. Он может услышать.

– Стариком? – пожал плечами я. – Но он и вправду старик.

Отец повернулся к письменному столу и начал рыться в поисках комплекта чипов.

– Идем.

Поникшие клены качались на вашингтонском августовском ветру. Воздух был сырым и теплым. Деревья отбрасывали желанную тень, а мы неторопливо шагали по огороженной высокой стеной территории к дому и приемной Старика. Она располагалась на Вирджинийских холмах, раскинувшихся на берегу реки напротив Старого Вашингтона и ставших частью разросшегося квартала. Государство подарило эту землю Старику после того, как ему пришлось уйти в отставку. Филип сказал мне, что Старик хотел отказаться, но Арлина уговорила его принять этот дар ради сына. Сифорты жили в главном доме; наше бунгало находилось в стороне, недалеко от стены.

– Веди себя уважительно, – заметил отец. Какое мне дело до опозорившегося политика, каким бы он ни был знаменитым в свое время? Я так и сказал.

– Ох, Джаред, – последовал вздох. Я знал, что отец помешан на уважении. Все это давным-давно устарело, но в Академии Военно-Космического Флота ООН ему вдолбили эти правила на всю жизнь.

Подойдя к входной двери, отец пригладил волосы. Войдя внутрь, мы сразу оказались в холле. Справа находилась залитая солнцем приемная, где работал отец: отвечал на письма, сортировал кипы запросов и откликов. Дверь из рабочей комнаты отца вела в кабинет Старика. Там был и отдельный вход со двора, но пользовались им редко.

Я пренебрежительно спросил:

– Ты что, его дрессированный кролик?

– Довольно. Месяц никаких сетей! – Он прошел в свой кабинет.

– У нас сегодня связь с Рольфом! Мы…

– Придется повременить.

Я потянул его за рукав:

– Если ты думаешь, что… – Я пожал плечами, притворившись, будто вспомнил о чем-то поважнее.

Отец смотрел на меня с тем самым выражением, которое…

Впервые оно появилось в прошлом месяце. Я сказал отцу, что это идиотство – ходить в школу, когда Филип может валяться в постели столько, сколько… Тут отец двинулся ко мне с таким жестким выражением лица, что я отпрыгнул в сторону, сам не зная почему. В конце концов, мне пятнадцать, я уже практически взрослый.

– Адам? – двойная дверь, ведущая в кабинет Старика, распахнулась.

– Это что за ерунда? – он махнул рукой в сторону своего голографовидео. – Я послал несколько запросов в связи с проектом по производству свежей воды, а они прислали нам кучу… А, Джаред, – промолвил он нейтральным тоном, и только.

Было время, когда Старик относился ко мне радушно, даже по-дружески. Отчего-то, когда я повзрослел, он стал разговаривать со мной по-другому. Чушь, меня нисколько не волнует, что думают взрослые, но все-таки бывали моменты – очень редко, – когда его восторженное отношение к сыну приводило меня в ярость. Почему отец не может относиться ко мне точно так же? Почему Старик не замечает, что я нисколько не хуже Филипа?

Отец схватился за свои причиндалы:

– Я немедленно напишу Ричарду Боланду! Он прорвется сквозь…

– Когда свяжешься, отклони его приглашение на большой прием у Франджи. Я очень занят, и нет никакой возможности – ну, и так далее. – Старик посторонился, пропуская отца. – Не желаю, чтобы журналисты набросились на меня, а Франджи потом делал вид, будто я его поддерживаю…

Дверь закрылась.

Я уселся в отцовское кресло. Когда из кабинета донесся скрип стульев, я быстро включил комп.

Я вмиг взломал половину его паролей, но несколько оказались крепкими орешками и не поддавались. Мой друг по е-мэйл-переписке Рольф создал отличный взламыватель паролей, но кода мне не дал. Он жил в Альберте, поэтому я не мог зайти к нему и уговорить. С другой стороны, я не сказал ему, над чем работаю сам после того, как прочитал о последнем сине.

Медленно, словно безо всякой цели, я начал набирать на клавиатуре слова, поглядывая на экран.

Старик не разрешил установить у себя в доме комп с интеллектом.

– Столько лет он утомлял меня, теперь хватит.

Спорить с ним – что биться головой о стену. Он упрям как осел и может кого угодно довести до ручки. Его вторая жена так и попала в дурдом. Конечно, сам он об этом помалкивал: лечением гормональными препаратами не хвастаются.

Я показал язык пустому экрану. После раскурочивания сетевых запоров с суперзащитой взломать любой его пароль – раз плюнуть. Если б только мне удалось пробить его защиту при помощи кодового анализатора! Когда знаешь характер связей, можно проходить через соединенные воедино процессоры, как нож сквозь масло.

К счастью, в нашем коттедже по крайней мере доступ к моим сетям у меня был. Каждую ночь я крушил неприступные стены сетевой защиты.

Сегодня после того, как отец отправится спать, я пообщаюсь по е-мэйл с парочкой приятелей. Он никогда не узнает, а завтра я уговорю его отменить наказание.

Это мне всегда удавалось.

Я открыл часть директорий, к которым сумел пробиться. Письмо сенатору Боланду, отцу дяди Робби. Зачем Старик связался с этой старой вешалкой? Боланд умеет только произносить речи, больше ни на что не годится. Он призывает перестроить военный флот, сровнять с землей дряхлеющие города, чтобы начать с чистого листа, – и тому подобная чушь.

Правда, все понимали, что у нас нет денег для поддержания городов: оборона была куда как важнее. Всего за несколько лет до моего рождения с небес на нас обрушилась армада инопланетных космических кораблей. Мы лишились многих городов, и судьбы множества людей висели на волоске. Теперь угроза вроде бы миновала, но нападения не прошли бесследно. Да еще Старик сдуру предоставил двум нашим колониям независимость, и теперь моему поколению хороших времен точно не видать.

– Привет!

Я моментально обернулся, но это был всего лишь Филип.

– Отстань, Ф.Т.! – Приходилось ставить его на место: малявке только двенадцать. Я попытался взломать еще один пароль, но остался с носом.

– Попробуй девять основных алгоритмов; твой отец любит причудливые числа. – Ф.Т. шлепнулся на стул. – Смотри, чтоб он тебя не ущучил.

– Он у твоего Старика.

Поглядев на дверь, Филип нахмурился:

– Отец опять не в духе. Кто-то сказал ему, что Сенат собирается реорганизовать Девонскую Академию.

– Боже упаси.

– Отец помешан на традициях. – Ф.Т. с мрачным видом подпер руками подбородок. – Они с мамой ссорятся.

– Снова?

– Пытаются скрыть от меня, – скривился он. – Я же еще ребенок.

Я набрал дату отцовского дня рождения в девяти основных оцифровках – открылся еще один файл. Это был всего лишь бюджет на будущий год; ничего интересного. Сенаторы продолжали информировать Старика исключительно из вежливости.

– Тебе не нужно помочь с домашним заданием? – с надеждой спросил Филип. Он занимался дома с частными преподавателями и по дурости жалел, что не ходит в обычную школу, в которую отец засунул меня.

– Я всегда обхожусь без помощи. Не совсем так, но Филипу говорить об этом незачем. Пусть лучше думает, будто я делаю ему одолжение, позволяя писать за себя кой-какие рефераты. Это ж надо: он обогнал меня в учебе! Должно быть, сработали гены его матери, вряд ли это от Старика. Я заколебался.

– К среде нужно написать работу по истории. Что-нибудь связанное с правительством за последние сто лет.

– Здорово, – обрадовался он. – У тебя в комнате?

– Если б твоя мать не завела котенка…

– Выключай!

Я успел выйти из программы в тот самый миг, когда открылась дверь кабинета. Отец кинул на меня скептический взгляд:

– Что ты тут замышляешь?

Я принял самый угрюмый вид.

– Ф.Т. занял свободный стул, поэтому я сел на твое место. Прости. – И встал.

– Здравствуй, Филип. – Как я и надеялся, отец предпочел не обращать на меня внимания.

– Здравствуйте, сэр. – Ф.Т. встал. Эта чертова малявка всегда вежлив со всеми, кроме меня, потому что знает: я измолочу его, если только он попробует так обращаться со мною.

Правда, в отношении взрослых выбора у него не было. Его мамочка и Старик, точно мухи, прожужжали ему все уши о правилах хорошего тона. Как он только все это выдерживает!

Отец сказал:

– Извини, Ф.Т., я забыл о твоих голограммных чипах. Приходи сегодня вечером и…

Раздались шаги. Кто-то шел по холлу, выложенному плитками. Зазвучал веселый голос:

– Снова хотите украсть моего сына?

При появлении Арлины Сифорт лицо отца осветилось такой лучезарной улыбкой, какой меня он одаривал весьма редко. Но я не завидовал. Скоро я их всех удивлю.

– Не совсем. Просто… Я хочу сказать, что я… – отец замялся и прикрыл глаза. Я насчитал про себя пять секунд. Когда он снова открыл глаза, они лукаво блестели. – Верно, хочу. Вы не увидите своего сына, пока он не сделает домашнее задание для моего.

Я смотрел в окно с каменным выражением лица. Черт его подери, зачем топить меня перед этой сановной сучкой – просто чтобы сообщить мне, что ему известно о Ф.Т.?

Арлина понизила голос:

– Как он сегодня?

Отец взглянул на закрытую дверь:

– Не в духе.

Арлина скорчила гримасу:

– Это мне известно, – И погладила руку отца:

– Извините, Адам.

В голосе ее чувствовалась усталость.

– Что-нибудь случилось? – Похоже, они забыли, что мы с Филипом тоже здесь.

– Не больше, чем всегда. Просто… – Ее глаза остановились сначала на Ф.Т., потом на мне. – После поговорим.

Притворно нахмурившись, она поглядела на сына, хотя в голосе ее не было укора:

– Филип, сделай свои уроки, прежде чем идти, э-э-э, наблюдать, как Джаред делает свои.

– Хорошо, мэм.

Она взъерошила Филипу волосы и направилась к выходу:

– Адам, после обеда присоединяйтесь ко мне, что-нибудь выпьем.

– С удовольствием.

Мы с Ф.Т. переглянулись, и я скорчил гримасу.

Конечно, мать у Филипа получше многих взрослых, хотя у нее пунктик насчет физ-подготовки – отзвук ее армейского прошлого. Но слушать ее разговор с отцом было все равно, что наблюдать голографический спектакль Романтической эпохи.

– Организация поселений у Веги?

– Да кому это нужно? – я повернулся в постели. Ф.Т. сидел за моим компом в полной готовности изложить мою идею в приемлемом виде. Это устраивало нас обоих. Разве я виноват, что по знаниям Филип значительно превосходит своих наставников? А для меня домашние задания всегда были сущим наказанием. Что хорошего в общем образовании? Компы – штука полезная, а в зубрежке пользы ни на грош.

Отец знал, что школа меня достала, но ему это было по барабану. Не то чтобы он был обязан отправить меня туда: уже целое столетие обучение в школе стало необязательным. Проклятье, даже Старик сказал, что занимался дома. Но попробуй убедить моего отца! Он пожимал плечами и тут же переводил разговор на другую тему.

– Ну, так что? – Ф.Т. пнул ногой по моей постели.

– Основание Лунаполиса? Нет, я писал об этом в прошлый раз, она вспомнит. Ответный удар по рыбьей армаде?

Он хмыкнул:

– Это, считай, вчера было, при чем тут история.

– Прошло уже одиннадцать лет с последнего…

– Поверь, это не годится.

– Тогда придумай сам.

– Влияние наступления расширенной коалиции на общество? Слишком легко, я могу списать прямо из книги Д'Обизона. Давай возьмем восстание плантаторов на Надежде.

– Это восстание подавил твой Старик. Разве можно отнести его к истории?

Ф.Т. широко раскрыл глаза:

– Джар, это же случилось до моего рождения.

Три путешествия Старика в Систему Надежды стали темами множества голографических представлений, но мне от них уже было тошно. Расти рядом с живой легендой не слишком приятно, особенно если учесть его отношение к Ф.Т. и отцовское – ко мне.

– Это скучно, – заявил я, больше в пику ему. Стрела попала в цель, и Филип встал на дыбы.

– Подавление восстания? Взрыв станции? Как ты можешь говорить…

– Он сделал это только ради эффектного фейерверка, – проговорил я мрачным тоном, – Все аплодировали Старику, потому что он устроил на станции Надежды ядерный взрыв, чтобы разрушить флотилию атакующих рыб. Но подумал ли он, кто заплатит за замену станции? Даже отец сказал, что из-за больших налогов не сможет давать мне карманных денег побольше. Ф.Т. негодовал:

– Это несправедливо! Отец очень переживал из-за того, что пришлось на это пойти.

Ясное дело. Старик умеет чувствовать вину точно так же, как некоторые малыши обожают коллекционировать бабочек. После подавления восстания в колонии Надежды его провозгласили героем и назначили начальником Академии Военно-Космического Флота. Его прозвали «Рыболовом», хотя в лицо никто так к нему не обращался. Но когда погибли едва ли не все его кадеты, Старик на десять лет укрылся в монастыре, терзаемый угрызениями совести.

Я подозревал, что в опубликованных отчетах приводятся не все сведения. Когда-нибудь я заставлю отца рассказать, как все было на самом деле. В конце концов, он находился на борту флагманского корабля «Трафальгар». Всякий раз, когда я его расспрашивал, он только мрачнел и качал головой. Возможно, истина скрывается в файле, который мне не удалось открыть. Если это так, я, взломав пароль, смогу продать эти сведения «Голографическому миру» за целое состояние. В отставке Старик или нет, но он по-прежнему был лакомой добычей для журналистов. Быть может, потому и терпеть не мог появляться на публике.

Я начал спорить. Среди событий, связанных с планетой Надежда, было много интересных эпизодов, о которых можно накропать приличную работу, но я поставил перед собой цель вырваться за пределы этой огороженной территории и ни за что на свете не соглашусь петь ему дифирамбы.

– Нет, лучше взять… – я лихорадочно думал, – восстание хакеров.

– Восстание? Они проникли в сокровищницу, но это было…

– Ерунда. – Я знал, что при Ф.Т. могу говорить совершенно свободно: он никому не передаст мои слова.

В школе, да и в других местах приходилось держать язык за зубами. Как любили повторять наши учителя, Эпоха восстаний давно миновала. Церковь Воссоединения и правительство ООН не потерпели бы никакой анархии.

– Наверно, – неуверенно проговорил Ф.Т., – можно написать о мерах предосторожности, принятых с тех пор…

– Верно. Пиши вступление. – И я улегся снова. Через мгновение меня уже будили.

– Не тряси.

– Я закончил. Полностью.

– Уже? Покажи. – Зевая, я просмотрел распечатку.

Как и разграбление Рима варварами, вторжение хакеров в сокровищницу ООН в июне 2129 года стало поворотным моментом в истории общественных отношений. Были утрачены налоги, собранные за полугодие. В результате с растущей ностальгией по Эпохе восстаний было покончено. С этого времени большинство общественных учреждений объединены нормами права. Так теперь и называют нашу эру. Несмотря на то что с тех пор принимаются жесткие меры предосторожности, постоянное использование компов означает, что опасность остается…

– Кое-какие слова придется заменить, – проворчал я.

– Я пишу правильно. Включи программу проверки грамматики – ты не обнаружишь ни одной…

– Ладно, ладно.

В том-то и дело. Если я сдам реферат, в котором не будет ни одной грамматической ошибки, да еще употребляются такие выражения, как «с растущей ностальгией было покончено», наша чертова училка сразу усечет, что это писал не я. После ухода Ф.Т. я вставлю несколько типичных ошибок, как будто поленился включить проверку орфографии. Вслух же я недовольно изрек:

– Ладно, оставь. Я подправлю.

– Отлично. Напишешь сам! – Он выхватил у меня из рук распечатку и вернулся к компу. – Я все сотру и…

– Даже не думай об этом, малыш. – Я постарался сказать это холодно – однажды таким тоном при мне говорил Старик, когда еще был генсеком.

Филип держал палец над клавишей Delete.

– Или ты накормишь меня травой? – ядовито спросил он. – Я не прочь помогать, ты, идиот, но не смей обращаться со мной как с личным самописцем!

Он говорил, как… не знаю кто.

– Остынь. Это хороший реферат.

Но он не успокаивался.

– Лучше, чем все, что написал я, – сквозь зубы процедил я.

Скоро я буду далеко отсюда. Если все пойдет так, как задумано, я отомщу за все сполна.

Он снял палец с клавиши. Я перевел дыхание. Завтра нужно будет включить резервное копирование на тот случай, если он опять начнет выпендриваться.

Ф.Т. хмурился.

Несмотря на все усилия, мой гнев испарился. На Филипа трудно долго сердиться. Он обладал таким характером, что у меня возникало желание похвалить его. Но я никогда не пытался это сделать.

– Мне пора.

Как же, распорядок дня! Я презрительно хмыкнул. Отец считал, будто я тоже соблюдаю свой. Он не подозревал, что я вылезаю через окошко холла.

– Я провожу тебя.

Было почти десять; фонтаны отключили на ночь. Мы молча шли по темному травяному газону.

Наше бунгало стояло в дальнем конце аллеи, между воротами и вертолетной площадкой. Не ахти какой уютный дом для отставного командира корабля или для меня.

Отец получил звание командира корабля вскоре после избрания Старика генсеком, а до того, как министерство Военно-Космического Флота направило его к Сифорту в качестве советника от флота, командовал кораблем ООН «Веста». Когда Старик получил вотум недоверия и подал в отставку, отец предпочел остаться с ним, а не возвращаться обратно. Почему – не знаю. Может, это было как-то связано с аварией корабля-челнока, во время которой погибла мама; отец только сказал, что ребенку не место в межзвездном лайнере, у него должен быть нормальный дом.

Эгоист. Было б здорово вести космический корабль, а не торчать в заурядной школе. Никто бы не посмел наказывать сына командира корабля.

Но вместо этого отец последовал за Стариком, когда тот удалился на покой в Вашингтон.

На подходе к главному дому я сказал:

– Спасибо за реферат.

Ф.Т. пожал плечами.

– Я правда тебе благодарен. – Чуток умаслить парнишку не помешает, он мне еще пригодится. – Мне столько задали по математике и…

– Ш-ш-ш! – он схватил меня за руку и оттащил назад.

Послышались приглушенные голоса, и мое раздражение исчезло. Я прислушался.

– Не больше чем всегда. Арлина!

– Это проклятое паломничество, в которое он отправляется на следующей неделе.

Я опустился на колени чуть ниже тусклого пятна от фонаря на патио и сделал Филипу знак последовать моему примеру, потом подполз ближе.

– Паломничество? – нервно засмеялся отец.

– Всякий раз он возвращается из этого проклятого монастыря больным от воспоминаний и стыда перед прихожанами, которые собираются толпами, чтобы хоть одним глазком взглянуть на него.

– Но это бывает только раз в год. Он нуждается в уединении.

– Я знаю!

Ф.Т. беспокойно шевельнулся, услышав боль в ее голосе. Я положил руку ему на плечо! Он стряхнул ее и так сверкнул взглядом, что я поостерегся дотрагиваться до него снова.

После долгого молчания Арлина добавила:

– Может быть, больше, чем во мне.

Отец вздохнул.

– Но я ему действительно нужна. Когда он вышел в отставку, он так… страдал.

– Он не заслужил такого оскорбления. Я знаю, каково ему пришлось.

– Не уверена. Она колебалась.

– Адам, пусть это останется между нами, но его страдание в какой-то степени было вызвано подозрением, что он на самом деле заслужил такое отношение.

– Я думал, это дело прошлое, – устало отозвался отец.

– Он не слишком уверен в себе. Его самоуважение… очень легко сломить.

Я взглянул на Ф.Т., но его лицо оставалось в тени.

– Тяжело вам приходится.

Она коротко рассмеялась:

– Я справляюсь. Долгое время после Ланкастера я смотрела на него с обожанием и прикусывала язык, если возникало желание сделать ему какое-то замечание. Но, господи боже мой, черт его побери, как мне хочется, чтобы он перестал туда ездить!

Отец кашлянул.

– Простите, – тотчас сказала она. – Я не хотела богохульствовать.

В обществе отца ей нечего было опасаться, но где-нибудь в другом месте подобное высказывание дорого бы ей обошлось. Приходится соблюдать осторожность. Хоть благочестия в обществе поубавилось, но священники Церкви Воссоединения все еще обладали огромной властью. В прошлом году я высказал учителю все, что думаю об этом дурацком церковном каноне. После этого меня вызвали к директору и выпороли. Хуже того, отец мне не слишком сочувствовал.

Может, анонимно заявить на Арлину? Проучить их.

– Если б я мог помочь… – проговорил отец.

– Поговорить с вами вечером – уже большая помощь. – Ее голос теперь звучал спокойнее. – Идемте искать наших наследников.

Я поспешно отполз от дома, таща за собой Филипа, потом встал на ноги и подбежал к веранде.

– А, вот вы где! А мы вас ищем, – проговорил я, тяжело дыша, словно запыхался, и обратился к отцу:

– Не пора ли вам спать, молодой человек?

– Очень смешно. – Он погладил меня по спине; я с трудом заставил себя не уклоняться от его прикосновения.

Арлина, подбоченившись, насмешливо спросила:

– Ну, Филип, признавайся, что ты натворил?

Филип бросился к ней в объятия:

– Мам, ничего я не натворил. Джаред показывал мне свой комп.

Мы с отцом пожелали им спокойной ночи и неторопливо зашагали к бунгало. У дверей он остановился и спросил:

– Как долго ты подслушивал?

– Что? Не понимаю, о чем…

Он покачал головой. Я вошел в дом за ним следом.

– Говорю тебе…

– Джаред, я ненавижу ложь, – мягко, словно смирившись, проговорил отец.

– Вот-вот, обвиняй меня снова. Только и знаешь, что искать во мне недостатки. Мы всего лишь…

Он отвернулся:

– Ступай спать.

– Правильно, не слушай. Ты никогда…

– Немедленно в постель! – тон не допускал возражений.

Я удалился, в знак протеста хлопнув дверью. Когда-нибудь они у меня попляшут! Отец, Арлина – все!

Когда-нибудь.

3. Пуук

Толстяк тихо вздохнуть, хватать меня за руку. Я двинуть ножом, и он ползти вниз стенке, точно ноги отказали. Я нагибаюсь, выдергиваю ножик из его брюха и смотрю, В как хлещет кровь, пока не остановится. Тогда обтер об него лезвие и засунуть за пояс. Нечего хвост поднимать на мида!

Я поглядеть кругом, но в темноте никого не увидать. Пришлось сжать зубы, пока искать в карманах. Ощущение паршивое – теплый еще. Найти ничего не мог, да ведь наперед кто ж знает: вдруг завалялась монетка.

Немного я хотеть чертить кровью на стене знак мидов. Да ну! Лучше оставить это для Босса мидов. Незачем Карло думать, будто я сую нос куда не надо. Пока я еще пацан пацаном, но уже недолго сейчас осталось. Тогда стану настоящим мидом. Старик Чанг говорить, мне быть четырнадцать, но у него совсем крыша съехала от старости, так что я не знаю.

Иногда Чанг поит меня чаем, а сам вспоминает, как к нему заходил Рыболов, еще до моего рождения. Чушь собачья. Нету никакого Рыболова, все это только страшные сказки для малявок.

А все-таки на ночь лучше вписаться к Чангу, чем на улицах зависать. Миды теперь наезжают на бродов и роков, и на улицах ночью опасно. Карло говорит, малявкам нечего соваться наружу. Я, говорю ему, большой стал, но он только смеяться и ерошить мне волосы.

Ничего, я ему покажу. Я им всем покажу. Как сёдни вечером жирному року – думал, вишь, в темноте пройти по земле мидов и велел мне сгинуть. Я помог сгинуть ему самому!

Я оглядеться, но больше роков не видать. Пора делать ноги да спать, только сна у меня ни в одном глазу. По стеночке, в тени, я перебежал улицу и бегом кинулся за угол. Трижды постучать.

Глухо как в танке.

Постучать снова, три раза.

– Убирайтесь, закрыто, – ворчать голос.

– Это есть я.

– Не знаю никаких «я».

Я вздохнул. Старый придурок.

– Я есть Пуук. Впусти меня, пока не схватили роки. Загремели железяки. Долго-долго. Я всматриваться в темноту. Был звук в доме напротив? Хрен его знает. Дверь открылась. Скрипучий старикан в халате свысока глядеть на меня:

– Что натворил мальчик-мид?

– Ничего, – Я быстро закрыл дверь.

– Как же! – Он шаркать к столу, взять свою чашку и громко хлебнуть. – Я тебе что – глупый мид? Еще никто не смог надуть старого Педро Теламона Чанга!

Я принюхался к чайнику:

– Что это тут, чай? А-а-а…

Кофе лучше, когда он предлагать, хоть он думать, ай – только для самых-самых дружбанов.

– Верно, чай.

Он пошел в другой конец комнаты.

– Ладно, так и быть, дам. Есть меняться?

– Не.

Да и дуриком надо быть, чтоб махнуть чего на чай, который мне даром не нужен.

– Дай-ка гляну. – Он засунуть руку мне в карман, скорчил рожу, но не стал сопротивляться. Пару раз он поймал меня, когда я пытаться кой-чего стянуть, и хорошо мне вмазал. Теперь-то я вырос, и это у него не пройдет, разве только я сам позволяю. Сам не знаю почему: почти с него ростом. Он сунул руку поглубже.

Что это? – Я не успеть остановить его, старик вытащить мой нож.

– Отдай! – голос у меня высоко кричать. Он внимательно смотреть нож.

– Кровь? Порезаться? – Его голос тревожный.

– Не.

Он стараться скрыть облегчение.

– Кто?

– Старый жирный рок, – пожал плечами я.

– Почему?

Я удивляться на дурацкий вопрос!

– Потому – рок.

– И все? – Его глаза злые.

– Рок на Тридцать седьмой! Земля мидов.

– Но сделал-то он что?

– Он есть там, вот что сделать!

Глупый старик сильно ударил меня. Больно.

Я вскрикнул:

– Никто больше не смеет бить Пуука! – И выхватил нож.

– Вот как? – Старик весь расщеперился – прямо кошка, которую украсть – и в кастрюлю – Пацан-мид решил пырнуть Чанга?

Шаркающей походкой он подошел совсем близко и распахнул халат:

– Давай, бей сюда! Я хочу получить удар. Чанг быстро окочурится.

– Я сказал, никто…

Он схватить мое ухо и скрутить. Я завопил, а он заорал:

– Это дом Чанга, и сопливый пацан-мид не смеет указывать Чангу, что ему делать! А ну, положь нож туда, откуда взял! И хватит реветь!

– Я не реву, ты, старый… ладно, ладно! – Я бросить нож на стол, и он – мое ухо. Иногда с Чангом лучше не спорить, а делать как велит. Но вообще-то он не такой свирепый, как кажется. И приютить меня после того, как я разозлить Карло.

Чанг зашаркал в заднюю комнату, вытащить еще один стул:

– Садись, пей чаи, станет легче.

– Обойдусь.

– Вытри глаза и пей. Он не горячий.

Чанг ждал.

– Зачем наброситься на Пуука? Роки не ссорятся с нейтралом. – Я шмыгнул носом. Ничего тут не поделаешь: терпеть не могу, когда Чанг ко мне цепляется.

– Чай стынет, – Он хлебнул из своей чашки.

Я сделал глоток, чтобы угодить старику. Неслабый чай.

Снаружи на улицах тихо – ночь. Я огляделся вокруг: нет ли чего нового у Чанга?

На стуле обычные кучи одежды, выстиранной и сложенной. Спортивные костюмы, какие носят верхние. Бродам они нравятся, но Пуук по своей воле такое ни в жизнь не напялит, разве больше надеть будет нечего. Эти долбаные верхние думают, будто они хозяева в Нью-ёрке. Не хочу выглядеть как они.

В углу куча коробок.

– Чанг, чего там?

Глаза старика сузились.

– Мистр Чанг, – поспешно поправился я, покуда он снова хватить меня за ухо.

Он удовлетворенно хмыкнуть.

– Пермы.

Пермы Вальдеса. Батарейки, которыми мы пользуемся для света и чтобы готовить обед. Верхние пользуются ими в электромобилях и вертах.

– Зачем такая куча? Зачем так много? – Он ждал. Пришлось повторить, иначе от этого упрямого старика не дождешься ответа.

– Держу для торга, – пробурчал он.

Непонятно от его слов. Чанг все держит для торга. Он торгаш. Торгует пермами и прочим со всеми племенами. Даже с сабами иногда. Не часто, потому как никто не связывается с дикими сабами, даже чтоб торговать Они никого не терпят на своей территории, просто нападают и забирают товар.

Днем к дверям Чанга приходят даже роки и броды. Как-то раз он заставить меня прятаться за занавеской, потому как к нему зашли два громадных старых иста. Спорили, накупили целую кучу всего. Потом он сидел и улыбался, когда я злиться, что заставить меня прятаться.

– Исты не хотят, чтобы племена знали, что они приходят торговаться. Увидели б так и сделали б Пууку еще один рот, вот здесь. – И Чанг чиркнуть пальцем по горлу. Я дохлебал свой чай.

– Верно, большой будет торг, такая куча… так много перм.

– Не суй свои нос куда не следует, – проворчал Чанг и налил себе еще чашку. Потом покачал головой:

– Целых два месяца я трудиться установить перемирие, а глупый пацан-мид испортить это, пырнув рока.

– Он был…

– Знаю, знаю, на земле мидов. – Чанг хлебнул чаю. – Эта земля – ничто, а правилы сверху хотят взять то, чего нет. Здесь все еще наши законы, хотя не поймешь зачем.

– Земля – ничто?

– Ха! – Он раскачивался, вдыхая пар горячего чая. Его глаза были устремлены куда-то вдаль. – Через дорогу вниз по Тридцать шестой пустой склад. Территория мэйсов.

С тех пор, как я родился, ни о каких мэйсах в жизни не слыхал. Выдумка старика. Однако же он рассказывал так, словно это племя и впрямь было. Я вздохнул про себя и кивнул.

– Огромный склад, на целый квартал. Они там зависали. Однажды к Чангу в дверь постучал маленький мэйс – как ты сегодня. Весь в штаны наложил, не в себе, искал помощи.

Чанг смотрел куда-то вдаль. Воспользовавшись этим, я показать ему язык. Вовсе я не маленький и не перепуганный.

– Мэйс Эдди вел себя не так, как Пуук. Он внимательно слушал, когда Чанг давал ему советы. Он учился. Он лучше вел себя, чем показывать язык Педро Теламону Чангу.

Вот черт! Я не думать, что он видеть Я встал и подошел к нему:

– Да ладно тебе. Он не ответил.

Я похлопал его по плечу. Внутри мне было как-то не по себе, будто спорол хрен знает что.

– Прошу прощения. – Одно из хороших слов, которым Чанг пытался меня научить.

По крайней мере он улыбнулся и вздохнул.

– Мэйсы гибли, пытаясь удержать свою территорию. Кишка тонка была. Где-то они сейчас? Территория не стоит того, чтобы за нее умирать. Или убивать.

– Вы не понимаете, мистр Чанг. Вы не из племени.

– После того как правительство примет решение, все племена исчезнут. – Его голубые глаза прищурились на меня, – Тебе, малыш, трудно такое представить, но этот день скоро придет.

– Никто не сможет выгнать мидов, – гордо заявил я.

– Мидам не остановить оонитов. Ну, из ООН.

– Оонитов? – презрительно засмеялся я. – В этом племени у реки одни старики да больные, оонам не пройти даже через Шестую!

– Да не племя! – Он оттолкнул меня, – Я говорю о настоящих оонитах, о правительстве!

Он взглянуть на меня, но не понять, что хотеть.

– Когда сенатор Боланд добьется своего, оониты снесут весь город и построят башню для верхних, где есть магазин Чанга.

– Откуда ты…

– Это все написано в голографических журналах, глупый мид. Быть как будет. Если б ты дал Чангу научить тебя читать…

– Не хочу читать, – пробурчал я. – Не какой-нибудь верхний.

– Тебе никогда им не стать, ты ведь ничего не знаешь!

После этого мы на время замолчали. Он отправился мыть чашки, а я принялся беспокойно вышагивать по магазину, брал в руки какую-нибудь штуковину и ставил ее на место. А если роки найти этого толстяка? Вдруг ждут в засаде, чтоб отомстить, когда Пуук отправится к своим?

Чанг выглянул из-за занавески-

– Ладно, ладно, мальчик-мид, можешь зависнуть у меня, чтоб сегодня тебя не убили. Отложим до другого раза.

– Я не боюсь никаких…

– Ладно, Чанг это уже слышал. Иди, мойся.

Чанг был просто помешан на мытье. В жизни нижних это просто невозможно. Может, старик думает, у всех есть вальдес-пермы, чтоб высушиться, и свежая проточная вода, как у бродов, или что все живут у моря?

Когда проходил мимо Чанга, он взъерошить мне волосы Глупый старик, думает, будто мне мать.

Назавтра солнце светило тепло. Ветер нес пыль с той стороны, где, по словам Чанга, раньше быть мэйсы.

Днем на улицах не то что ночью. Вокруг ходят люди из разных племен, иногда даже забредают на чужую территорию. А все-таки нужно быть начеку: вдруг знают, кто пришить рока.

Миды живут в потайных укрытиях. Миды не любят жить верхние этажи, устраиваются в основном на первом или в подвале. Я огляделся, прежде чем войти. Никого не было.

Карло – главарь нашего укрытия. Я жду, когда он взглянет на меня. Он помягчел с тех пор, как я принес мзду, но иногда бывает не в духе. Карло молча кивнул мне. Значит, все в порядке.

Давным-давно моя мать перебраться в другое укрытие, оставить меня здесь. Ну да неважно, пока я не вырос, за мной присматривала Старшая Сестра. Я – настоящий мид, только нужно дождаться, чтоб вырезали метку мидов. Но сначала Карло должен сказать «хорошо», а он тянет резину, потому как разозлился. Рэб и Сви уже с меткой, а ведь я старше Рэба и нипочем не зареву, как Сви, когда ему вырезать метку племени.

Я глядеть в котел. Старшая Сестра мрачно смотреть: мол, только посмей! Я знаю, похлебку будем есть к вечеру, когда все соберутся. Ем днем – мое дело. Никого не интересует, если малышня весь день ходит голодная.

– Где тебя носило?

Я пожал плечами:

– У Чанга был.

Старшая Сестра внимательно смотрит на меня:

– Че ты там всю дорогу зависаешь?

– Не знаю.

– Как тебе мозги вправить, если ты всю дорогу болтаешься возле Старика? Хочешь стать наполовину верхним, как он?

Я засмеялся. Чанг не верхний!

– Он спит с тобой?

– Не.

Вообще это мысль. Нужно проверить, может, ему интересно. Тогда он мне даст мзду взамен. Ей это было по барабану.

– Все одно ему скоро каюк.

Сердце у меня екнуло, но я сказал равнодушно:

– Мы собираемся его пришить?

Если так, надо предупредить старикана.

Она посмотрела на меня как на психа:

– Вот еще! Просто старый.

Она нахмурилась, но продолжала помешивать в котле:

– Был уже стариком, когда я ходила в сосунках.

Не представляю себе улицу без Чанга. Надо спросить, как по его: долго ему осталось жить?

Старик Чанг всегда считать самым лучшим торгашом. Миды говорят, прежде он торговать даже лазеры – давным-давно, когда роки пробовали одержать верх. Товар у него самый разный: ножи, одежка, даже оконное стекло. Не представляю, где он все это достает.

– Эй, Пуук! – окликнула меня Старшая Сестра. – Помоги.

– А мзда? – Должна же она дать мне хоть что, раз помогаю.

Она угрожающе посмотрела на меня:

– Получишь мзду, дрянной мальчишка! Хочешь сегодня есть или нет?

– Ну чего? – Когда я говорю таким тоном, Чанг называет меня угрюмым.

– Кто приносит овощи в консервах? Помидоры и прочее?

– Не знаю.

Она пошарить под столом, достать оттуда ботинки – почти целые, всего одна дырочка сбоку.

– Иди обменяй.

– Я? – Мой голос как писк. Я покраснеть и говорю потише:

– То есть не сомневайся.

Я схватил ботинки, пока она не передумала. Мена – это работа взрослых мидов, а она меня просит. Я раздулся от гордости.

– Не вздумай отдавать ни за две, ни за три консервы, – предупредить она.

– Не учи Пуука, как торговаться, – пренебрежительно ответил я ей. Я уже соображаю, как буду прочесывать улицы, чтоб найти кого с кучей консервов. С нижним, у кого всего пара консервов, чего и разговаривать. Если не отыщу достаточно консервов, пойду к Чангу, он поможет. С другой стороны, может, он снимет с меня кожу в обмен на консервы. Чанг хуже отморозок, чем нижние на улице.

4. Роберт

– Что скажешь, Робби?

Я выключил голографовидео и прищурился. Яркий солнечный свет, отражаясь от заваленного бумагами отцовского письменного стола, бил в глаза.

– Ты действительно гнешь свою линию.

– Ерунда, – отмахнулся он. – За тридцать лет политиканства я научился выступать так, чтобы добиваться своего. Кроме того, в моей речи нет ни слова не правды. Одно только возрастание стоимости земель оправдает…

Я вставил, пока его совсем не понесло:

– Только не нужно передо мной толкать речи.

– Разок и послушаешь, – проворчал отец. – Ну как тебе мое выступление?

– Отличная артподготовка, теперь дело за пехотой. Твои сторонники готовы к атаке?

– Конечно. – Он озабоченно задумался. – Вот бы убедить Ника примкнуть к нам. Я пытался, но он только все выспрашивает.

– Капитан никогда не согласится на публичные выступления.

– Может, обратится с письмами к кое-кому из наших друзей?

– Это возможно.

– Попроси его. – Он пододвинул ко мне телефон.

– А почему не ты?

– Он питает к тебе слабость, Робби. Я же для него всего лишь политик.

Я вздохнул. Даже после двадцати с лишним лет знакомства мне становилось не по себе от одной мысли – оказать давление на отставного Генерального секретаря ООН. После целого ряда трагических событий он привел домой космический корабль, став уже его капитаном. Более того, он сообщил о первой за всю историю человечества встрече с разумными существами неземного происхождения – рыбами, которые едва нас не уничтожили.

Второе космическое путешествие капитана Сифорта закончилось катастрофой, когда идиот адмирал бросил его на вышедшем из строя «Дерзком» с пассажирами, которых адмирал невзлюбил. Благодаря мужеству, твердости характера и силе воли Сифорт сумел дать бой рыбам и вернуться домой на неисправном корабле.

Он вновь отправился на планету Надежда, но оказался вовлеченным в заговор плантаторов. Совершенно больной, оставленный на ответственном посту представлять земную администрацию после отбытия всего космического флота, Сифорт сумел усмирить восстание. После этого он на шаттле отправился на орбитальную станцию уничтожать сотни рыб, которые начали набеги на планету. Сифорт считал при этом, что его поступок равнозначен измене и его повесят. Если бы на Земле за время его отсутствия не внесли поправку к закону, его бы отправили на скамью подсудимых, а не приветствовали как героя. Отец и один адмирал Военно-Космического Флота не дали ему уйти в отставку. Капитана назначили начальником Военно-Космической Академии, куда я поступил кадетом. Несколько месяцев спустя мне было позволено сопровождать его во время рокового полета на «Трафальгаре».

Отец нетерпеливо пошевелился.

– А это нельзя отложить? – спросил я.

– Роб, мне нужно знать.

Я неохотно набрал номер и подождал, пока меня соединят с Вашингтоном.

– Адам? Это Роб Боланд. Спасибо, с сенатором все в порядке. Я пришлю вам речь, с которой он собирается выступать. Нам бы хотелось, чтобы мистер Сифорт просмотрел ее. Я могу позвонить э-э-э… завтра.

Отец нахмурился, но я не отреагировал. Он сам учил меня терпению. Если на капитана слишком нажать, он тут же откажется.

Адам обрадовался моему звонку.

– Может, сядешь на суборбитальный да присоединишься к нам за обедом? Я знаю: ему будет приятно повидаться с тобой.

– Не хочу навязываться…

– Прекрати.

Я судорожно сглотнул – давала о себе знать память о тех днях, когда Адам уже был полноправным гардемарином, а я – простым кадетом.

– Если вы уверены, сэр…

– Ждем тебя в семь. Захвати с собой речь, он ее прочитает, если я скажу, что дал тебе обещание.

– Спасибо, Адам.

– Жду. А потом выпьем вдвоем – ты да я.

– Заметано, – Я повесил трубку. У отца был довольный вид:

– Вот видишь! Я всегда знал, на какой рычаг нажимать.

– Вот, значит, кто я для тебя? – Я улыбнулся, чтобы вопрос не прозвучал слишком язвительно.

Отец расплылся в улыбке, отчего морщинки вокруг глаз собрались в складки:

– И это тоже, но в целом гораздо больше. Кроме того, ты с удовольствием навешаешь их.

– Конечно. С другой стороны, там будет сын Адама. Рот отца сжался в тонкую линию.

– Твой… «племянник»?

– Лучше б я не соглашался изображать «дядю». Неприятный мальчишка.

Через несколько минут я отправился домой собираться: капитан, скорее всего, пригласит меня остаться на ночь. Если не он, то Адам наверняка.

Укладывая смену белья, я размышлял о своем друге Тенере. Он расхлебывал кашу, которую сам заварил. Вместо того чтобы наказывать сына за проступки сызмала, он все ему прощал, пока не стало слишком поздно. Но даже теперь его могла спасти жесткая дисциплина, вроде той, какую применил ко мне капитан.

С другой стороны, чего мне совать нос куда не следует? Я пока не женат. Возможно, растить ребенка гораздо сложнее, чем кажется. Я глянул на часы. Пора отправляться в порт на шаттл.

– Мама, что ты говоришь? – я пытался расслышать сквозь треск в наушнике и гул двигателя.

– Прошлой ночью я видела вас в новостях.

– На станции свежей воды? У меня не было выбора, ехать или не ехать.

Как член Генеральной Ассамблеи от приморских городов я просто был обязан присутствовать при разрезании ленточки, хотя станция на Гудзоне – еще один пример печально известных бессмысленных проектов генсека Кана. Я знаком попросил стюарда долить мне джина.

– У Ричарда был мрачный вид, – заметила мать. – Как он там?

– У него все хорошо.

С тех пор как родители развелись, они старались через меня узнавать новости друг о друге. Я не возражал. Их взаимный интерес был добрым знаком. Мать давала отцу советы по поводу его публичного имиджа, а он помогал ей пережить тоскливые недели после операции с трансплантантом.

– Ему лучше заняться делом, а не только красоваться на открытиях, иначе эта колючка Кан присвоит себе все заслуги с водой, – мама, как всегда, говорила прямо то, что думает, – Отец знает.

У нас не было выбора, пришлось поддержать проект Кана, касающийся свежей воды. Наши нью-йоркские избиратели, обитающие наверху, нуждались в чистой воде, и приближающиеся развлечения в Делавэре тут не помогут.

– Можно подумать, в наше время питьевой воды было гораздо больше – таяли ледяные вершины гор. Когда я была молодой… – она вздохнула. – Это было так давно, и ты слишком занят, чтобы выслушивать мои воспоминания.

– Свободен до приземления, – я взглянул на часы. – Еще целых девятнадцать минут.

– Мне было одиннадцать, когда твой дедушка повез меня смотреть, как строится морская стена.

Медленное, но неостановимое глобальное потепление вызывало повсеместное таяние снегов, но испарение тоже усиливалось. Подъем уровня моря на семь футов, то есть свыше двух метров, уничтожил Бангладеш, угрожал Голландии и другим странам, расположенным в низинах.

Поэтому сразу за Уолл-стрит началось поспешное возведение нью-йоркской морской стены. Угрозу для Нью-Йорка представляли сильные приливы, но еще большую – частые летние штормы.

– Когда твой отец выступит наконец с речью?

Мои глаза устремились на текст отцовской речи, воспроизведенный на голографовидео. Не в первый раз я поразился: неужели мама действительно умеет читать чужие мысли? А может, она просто слишком хорошо знает отца и понимает, что он не будет молчать.

– Эта линия, э-э-э… небезопасна, – проговорил я.

– Ерунда. Территориальные власти знают, что он готов сделать первый шаг.

– Мама, пожалуйста!

Прижав трубку к уху, я быстренько пробежал отцовскую речь глазами. Проект реконструкции городов был ключом к его политической карьере в будущем. Он был сенатором от Северо-Восточного квадранта я уж и не помню, с каких пор, но после падения администрации Сифорта наша Супранационалистическая партия была не у власти.

– Ладно, дорогой, отпускаю тебя и возвращаюсь к своим розам.

– Извини, мама. Заглянуть к тебе?

– Только если побудешь у меня чуть подольше. Терпеть не могу, когда ты заскакиваешь на минутку. Промчишься через гостиную, как летучая мышь, и исчезнешь.

– Может, на следующей неделе. Я тебя люблю.

– Береги себя, Робби.

Связь отключилась.

Надо бы и вправду навешать ее почаше. Несмотря на то что ей заменили сердце, вечно жить ей не суждено, а я очень ценил ее прямые советы.

Допив джин, я откинулся назад, размышляя о падении правительства Сифорта. Ирония заключалась в том, что в марте 2224 года устраивать голосование по вопросу доверия к правительству было необязательно. Капитан сам потребовал провести его, не прислушавшись к совету отца, после того как Территории месяцами высказывали озабоченность по поводу дела Уэйда. Капитан слыхом не слыхивал о продажности сенатора Уэйда, но само его незнание оппозиция представила как преступное пренебрежение.

Если бы Сифорт отступил в сторону, а не признавался где ни попадя в своей ошибке, мы могли по-прежнему оставаться у власти и напрямую разрешить проблемы подачи воды в башни.

Ну да ладно. Капитан покончил с политической жизнью, ушел в отставку в полном расцвете сил. Теперь отец собирался заявить о своем желании занять красное кожаное кресло генсека. Поднятый им вопрос о реконструкции выдвинул его в лидеры партии и вполне мог сделать хозяином Ротонды – резиденции Генерального секретаря ООН.

– Вам налить еще?

Я поднял голову, раздосадованный вторжением стюарда, но постарался ничем не показать этого.

– Спасибо, нет.

Жаль, что станция на Гудзоне не сможет разрешить проблему нехватки воды в городе. Невзирая на возможные беспорядки, нам придется прокладывать новые городские питающие сети. В конце концов, стоящие повсюду башни были оплотом цивилизации, и их жители постоянно голосовали за Супранационалистическую партию. Нужно обязательно поддерживать их жизнеобеспечение.

Если отцу действительно удастся занять Ротонду, я попытаюсь занять его место в Сенате. Скорее всего, это мне удастся – фамилия сыграет свою роль. Для меня это будет большим рывком вперед. Сенат Объединенных Наций обладает гораздо большей властью, чем битком набитая Генеральная Ассамблея, в которой насчитывается тысяча пятьдесят пять членов.

Если отцу удастся…

Пока мой вертолет опускался на хорошо освещенную площадку, я постарался справиться с беспокойством, зная, какой теплый прием меня ожидал. Но в присутствии Сифортов я всегда ощущал себя неловким юнцом, которого отец привез к воротам Академии.

Годы спустя, когда я уже был членом Ассамблеи, в период правления администрации капитана меня редко принимали в Ротонде. Со мной он держался холодно. Я был обижен, но старался скрывать обиду. Возможно, его разочаровал мой уход в отставку из рядов Военно-Космического Флота. По крайней мере я сумел дослужиться до звания лейтенанта и не верю, что получил его благодаря хлопотам отца. Я страшно гордился своим достижением.

Однажды в разгар обсуждения колониальных тарифов капитан резко замолчал и развернул кресло к стене. Когда он заговорил снова, то в голосе его звучали боль и неуверенность:

– Роберт, прости меня за грубость.

– Я не заметил ниче…

– Конечно, заметил. – Он подошел к высокому окну с бархатными шторами, сцепил руки за спиной и долго смотрел на грязную реку.

– Я не…

– Понимаешь, ты пробуждал во мне воспоминания. – Он повернулся ко мне. – Некоторые воспоминания слишком… тяжелы.

Я встал:

– Сэр, мне действительно очень жаль. Нам не обязательно лично встречаться. Я не хотел стать причиной…

– Перестань. Прошу тебя, – Нечто в его голосе лишило меня дара речи. – Я должен тебе кое-что сказать.

– Да, сэр?

Его глаза встретились с моими.

– Я гордился тобой раньше и по-прежнему горжусь сейчас.

Я судорожно сглотнул.

Проклятье! На мне давно уже не кадетская форма. Я взрослый человек. Откуда же взялся этот ком в горле?

Он обошел массивный стол и легко коснулся моего плеча:

– Я буду переносить свои страдания, не заставляя страдать тебя. – Капитан смотрел на меня с твердой решимостью. – Для меня ты всегда будешь желанным гостем и в рабочем кабинете, и дома.

Несмотря на мое сопротивление, он стеснительно обнял меня, и на мгновение я опустил голову ему на плечо.

Было такое ощущение, словно у меня два отца.

Я старался делать все, чтобы они оба были мной довольны.

Арлина клубочком свернулась на диване, положив голову мужу на плечо. Я сидел напротив; Адам расположился на стуле.

– Я не буду стоять у него на пути, – проговорил капитан Сифорт.

– Я надеялся на большее, сэр, – признался я.

– Знаю, – прикусив губу, он еще раз пробежал глазами распечатку.

Я внимательно всматривался в своего ментора. Худощавый, выступающие скулы, запавшие глаза, в которых порой мелькала внутренняя боль. Капитан находился в хорошей физической форме. Он был среднего роста, но при взгляде на него возникало впечатление крупной фигуры. Исходившая от него холодная сила имела причиной не только хорошую мускулатуру.

Я подсказал:

– Может, речь перед ветеранами флота…

– Никаких речей. С этим я, слава богу, покончил.

Как всегда, его прямота приводила в замешательство. Как такого человека могли избрать Генеральным секретарем? Он там был олененком, попавшим в стаю волков. В конце концов эти хищники его и сожрали.

Я знал, что он категорически откажется выступать с речью, и перешел к истинной цели моего приезда:

– Сэр, в Сенате нам не хватает пятнадцати голосов. Если бы вы написали кое-кому из знакомых…

– Они проигнорируют мое обращение, а иначе не заслуживали бы своих постов. – Капитан покачал головой. – Кроме того, я не уверен, что я одобряю подход Ричарда. Помимо огромных затрат он намерен заняться перестройкой городов сверху вниз. Ты действительно думаешь, что проблему решит возведение новых башен?

– Сэр, я знаю, что мы вкладываем огромные средства в высотные здания, но именно это поддерживает интерес к строительству башен – а в противном случае мы не наберем голосов для одобрения в Сенате. Капитан неодобрительно взглянул на меня:

– Вы лишите жилья множество людей ради ваших… стальных слонов.

– Да, тех, кто живет внизу, на улицах. – В разговоре с ним не было смысла лукавить. – Но мой отец реалист. Выбор невелик. Либо это, либо ничего. Что вы предпочитаете?

Он молчал.

Я добавил:

– Сэр, города разваливаются. Лондон, Денвер, Нью-Йорк. Через несколько лет их уже будет не спасти. Вы этого хотите?

Арлина и Адам заговорили одновременно:

– Не смей возлагать ответственность…

– Роберт, ты оказываешь давление, – Адам был поражен. – Извини, Арлина, продолжай.

Арлина слегка повернула голову, словно пыталась заслонить мужа от моего взгляда:

– Ник тут ни при чем, к тому же он больше не занимается политикой.

Я рассмеялся, чтобы снять напряжение:

– На планете его бы цитировали чаще всех, если бы он только пожелал.

– Но он не желает, – резко ответил Адам.

– Ну и ладно, – согласился я.

Нисколько не обеспокоенный наступившей тишиной, я глядел на пару, сидевшую напротив меня. Капитан рассеянно положил руку Арлине на плечо. Арлина Сандерс Сифорт была по-прежнему красивой женщиной.

Их брак был заключен в Ротонде в первый год его пребывания на посту Генерального секретаря. Это событие тогда наделало много шума. Став первой леди Земли, Арлина оставалась в тени, предпочитая помогать мужу выполнять рутинную политическую работу, а не красоваться перед телекамерами.

И сейчас они были как два голубка. Я слышал упорные слухи о разногласиях в этой семье, но решил, что вряд ли они соответствуют действительности. Супруги уважали друг друга, а это более важная составляющая брака, чем простое физическое влечение. И у них было величайшее сокровище – сын.

Полчаса назад Филип уже в пижаме заглянул в кабинет пожелать нам спокойной ночи. Пока мальчик обходил всех, отец наблюдал за ним с такой безграничной любовью, что я почувствовал себя незваным гостем.

– Спокойной ночи, мистер Боланд, – обнял меня Ф.Т.

– Парень, ты здорово вырос, – отрывисто проговорил я. В самом деле, как нужно разговаривать с подростком?

– Да, сэр. Еще раз спасибо за модель.

Я привез ему для сборки модель в масштабе 1:100 корабля ВКС ООН «Дерзкий», капитаном которого когда-то был его отец. Скорее всего, Ф.Т. соберет ее через день-другой. У него ловкие проворные руки и потрясающий ум, от соприкосновения с которым становится немного не по себе. Там, где мне приходилось часами просиживать над чертежами, он все схватывал с одного взгляда.

Я обнял его не только потому, что он мне нравился, но и потому, что это придется по душе его отцу и заставит его благосклоннее отнестись к моей просьбе. Такова политика.

После этого я улыбнулся Адаму. С тех пор как капитан удалился от общественной жизни, Тенер яростно оберегал его. Выполнить поставленную передо мной задачу было бы очень трудно даже при его поддержке; без нее я бы, скорее всего, и пытаться не стал.

Мой бог, я преклонялся перед Адамом.

Первый год в Академии дался мне страшно тяжело. Сержант Ибарес был со мной особенно суров, возможно, решив показать, что ему наплевать на мои семейные связи. Мои товарищи по казарме тоже относились ко мне с враждебностью. Они были уверены, что отец договорился о поблажках для меня, и постоянно находили доказательства этому там, где их не было и в помине.

Когда мистер Сифорт вызвал меня к себе в кабинет и безжалостно выдрал за мои прегрешения, я совсем пал духом и долго не мог прийти в себя от стыда и чувства вины.

Именно гардемарин Адам Тенер пришел мне на помощь. Сержант перестал придираться ко мне; Обуту проявляла участие, но только Адам был достаточно близок ко мне по возрасту, чтобы понять мои чувства. Он был косноязычным и неуклюжим, но все-таки находился рядом. Как-то раз, когда Адам был уверен, что мы одни, он по-настоящему обнял меня. В мальчишеских мечтах я столько раз благодарил его, но так и не смог выразить свою благодарность словами.

Я стал свидетелем на его свадьбе. Елена была прелестной девушкой, заставившей меня пожалеть о том, что я холостяк. Я до сих пор не забыл ее.

Смерть Елены потрясла Адама. Он понял, что в жизни не всякая боль теряет свою остроту. В нем исчез задор молодости, но он достаточно охотно принял зрелость. По моему предложению он перешел работать помощником генсека. Я и представить себе не мог, что они с капитаном так привяжутся друг к другу и после отставки Адам с готовностью последует за ним.

Адам взглянул на меня со своего места, и выражение его лица смягчилось.

– Я не собирался оказывать давление, – смиренно произнес я.

Капитан нахмурился;

– Дело не в этом. Ты меня знаешь, я не таю обиды, хотя могу и отказать. У меня есть опасения по поводу вашей политики, а затраты в шестьдесят миллиардов частично потребуют сокращения бюджета Военно-Космических Сил.

Он предвосхитил мой ответ.

– Именно так. Крупнейшие военные расходы ООН связаны с нами… то есть с Военно-Космическим Флотом.

Большинство кораблей, уничтоженных неземными разумными существами, были заменены новыми. Конечно, пришлось пойти на компромисс. Многие новые корабли были меньше, а следовательно, могли взять на борт меньшее число пассажиров. Наша колониальная экспансия замедлилась, несмотря на то что наши сторожевые станции уменьшили угрозу нападения рыб.

Администрация Сифорта была последовательна и неуклонно оказывала поддержку ВКС. В конечном счете этим не преминули воспользоваться наши оппоненты из Земельной партии. Их поддержали многие из тех, чьи интересы были сосредоточены на отраслях промышленности, не связанных со строительством кораблей, а следовательно, не получавших от этого никакого дохода.

Вот почему план отца имел такое значение. Если нам удастся переманить лоббистов из строительных компаний, мы сумеем добыть достаточно средств для проведения кампании по захвату власти. Многонациональные кампании обходились чертовски дорого.

Было немногим больше половины одиннадцатого, когда Адам посмотрел на часы. Я понял намек. Мы пожелали бывшему генсеку и его жене доброй ночи. Я пошел проводить Адама. По дороге мы дружески беседовали.

– Смотри, Джаред еще не спит, – проговорил он, когда мы приближались к бунгало. Сквозь занавеску пробивался свет.

– И что с того? Он повысил голос:

– Утром мы отправим Беннету послание. Думаю, он прибудет.

Свет тут же погас. Понизив голос, Адам сказал с мрачной улыбкой:

– Говорят, в школе он спит на уроках. Думает, я не знаю, что он ночи напролет играет на своем компе.

Я замялся, поскольку был не уверен, хочет ли он услышать мое мнение, но все-таки сказал:

– Забери у него комп.

– Единственное, к чему он так привязан? – Адам покачал головой. – Нет, Роб, он гораздо толковее, чем кажется. Компьютеры – это единственное, в чем он может себя проявить.

– Тогда ограничь время.

– К чему пытаться сделать то, что я не в силах контролировать? – махнул он рукой и вздохнул. – Заходи, выпьем что-нибудь.

– Только не очень крепкое.

Мы устроились во дворике перед спальней Адама, в дальнем конце коттеджа. Адам принес мне джин и открыл эль.

– Господи, как мне ее не хватает!

Мне не нужно было спрашивать, о ком он говорит.

– Мне тоже.

– Она бы этого не допустила, – Адам кивнул в сторону дома.

– Ты о Джареде? Он выправится.

– Ты мне зубы не заговаривай! – раздраженно бросил Адам. – Раньше такого за тобой не водилось!

– Есть, сэр!

Но в этой шутке была порядочная доля правды.

– Что ж, ты поставил меня на место, – теперь улыбка была искренней. – Извини, Роб.

Я пожал плечами:

– Сколько Джареду? Шестнадцать? Это самый трудный возраст.

– Недавно исполнилось пятнадцать. Я смотрю на него и вспоминаю… тебя. Помолчав, он добавил:

– И других, со времен учебы в Академии. Разительный контраст.

– Адам, почему ты его не приструнишь? Долгое молчание.

– Я… не могу.

Возможно, точеные черты лица сына слишком напоминали ему Елену. Почувствовав, как он расстроен, я сменил тему разговора. Мы заговорили о капитане.

– Мучительно находиться рядом с ним, – признался Адам. – Он так решительно… искренен. Адам внимательно смотрел на меня.

– Когда ты был кадетом, ты его в общем-то не знал. Он ушел в отставку после э-э-э… случая с «Трафальгаром». Я имел счастье познакомиться с ним раньше. – Адам смотрел сквозь меня, погрузившись в воспоминания. – Он взял меня с собой на тренировочную станцию – мы были только вдвоем. Боже, какая честь! Если бы ты видел его тогда, Роб. Отважный, решительный, твердо настроенный принести всем нам пользу.

Я беспокойно шевельнулся.

– Теперь он стал… неуверенным – словно действует на ощупь, методом проб и ошибок. Он утратил нравственный радар. Думаю, капитан был рад, когда его администрация получила вотум недоверия.

Он увидел, что я заерзал на месте и скорчил гримасу:

– Вижу, ты устал. Извини, что…

– Дело не в этом, – выпалил я. – Мне нужно кое-куда отлучиться.

От напитков, которые я потягивал весь вечер, мой мочевой пузырь раздулся и готов был разорваться. Я встал, снова почувствовав себя глупым мальчишкой.

– Сейчас вернусь.

Я достаточно часто бывал у Адама, поэтому, открыв дверь, в темноте через холл направился в ванную. Под дверью мальчика виднелась полоска света.

То ли под воздействием эля, то ли от усталости после перелета, я стукнул разок в дверь и распахнул ее настежь.

Джаред, все еще одетый, оторвал взгляд от монитора:

– Здравствуйте, дядя Роб!

– Выключай свет и забирайся в постель, иначе я сделаю то, на что не решается твой отец. Он изумленно уставился на меня:

– Вы не посмеете заставить…

– Хочешь проверить?

Он заколебался, но, не решившись ослушаться, с презрительным видом выключил компьютер, сел на кровать и скинул туфли.

Я закрыл дверь и пошел дальше по коридору.

Уже вернувшись во дворик, я понял, какую ошибку совершил. Мальчик привык звать меня дядей, но ведь на самом деле я ему не родственник и не имел права чего-то требовать от этого неуправляемого подростка. Лучше Адаму ничего не говорить, чтобы не испортить отношения между нами. Он мне нравился сам по себе, но, кроме того, я нуждался в его поддержке, чтобы убедить капитана.

Пока Тенер воспоминал о нашей юности, прошедшей в стенах Академии, а потом о Елене, я пытался понять, что на меня нашло, с чего я вдруг начал отдавать распоряжения его сыну, словно своему собственному.

– Помнишь, как в Лунаполисе мы не могли отыскать ее номер в гостинице «Шератон» и орали пьяной женщине, чтоб она нам открыла эту чертову дверь?

Я кивнул. Нужно либо сказать Адаму, либо помириться с Джаредом; оставить все как есть я не мог. Немного выждав, под предлогом, что мне снова «нужно», я зашел в дом и постучал к мальчику:

– Джаред?

Молчание.

– Это дядя Роб, – я постарался подавить неприязнь к этому званию. – Можно войти?

Должно быть, уже спит. Я нажал на ручку и заглянул внутрь.

В комнате никого не было.

5. Педро

Время почти настало, но Фрад был не совсем готов.

– Даже не голографочип, – пробурчал я. – Дешевка, бумажная книга.

Фрад запыхал, раздраженный:

– Слушай, нейтрал, торгуешься или нет? Чего резину тянешь?

Я пожал плечами:

– Берешь две консервы за книжку-развалюху? Хочешь больше – волоки другие. – Если они у него есть еще. Хрен его знает. Ладно, пусть будет как будет.

– Штуки три-четыре найдется.

Я бросил взгляд на чайник. Надо бы погреться горяченьким. Но придется и ему плеснуть. Нет, надо немного погодить.

– Глупый мальчишка-брод думал, сумеет кинуть Педро Теламона Чанга, а? Будь у него четыре книги, все бы приволок. У него всего одна.

– Говорю, четыре! – Он сердито поглядел на меня. – Могу принести потом.

– Ха! – я прошел через магазин и повозился с коробкой, делая вид, будто ищу мену. – Две консервы. Одна маленькая, овощная. Другая большая, куриная, как я тебе и говорил.

У него сверкнули глаза, и я понял – он попался. Прежде я сказал, что дам две овощных консервы – большую и маленькую. Теперь он подумал, что Чанг свихнулся.

– А сколько дашь за другие бумажные?

– Больше мне не надо, – с трудом язык выговорил это, но иначе нельзя, если я хочу их заполучить. – Я сторгую ту, что ты принес, а на другие посмотрю опосля.

– Я принесу, это недалеко…

– Нет. – Я вытащил из коробки консервы и поставил на стол. – У Чанга уже есть пять книг, зачем ему еще три?

– Еще четыре. – Теперь он попался. Хорошо.

– Ладно, ладно, три или четыре – нет разницы. Бери консервы и вали. Чанг не впускает в магазин больше одного. Ты мешаешь Чангу делать свое дело.

Фрад заулыбался беззубым ртом. Побывал в драке. Нижние всю дорогу дерутся друг с другом. Чмо они все, и больше никто.

Я дождался, пока он отвалит, и только тогда взял книгу в руки. «Незнакомец в неизвестной стране». Издана двести лет назад. Моя. Я прижал ее к труди, как родную. Книга отправится в заднюю комнату – комнату Чанга. Хрена с два я буду их на что-то менять.

Сзади послышался смех.

Я повысил голос:

– Никак глупый мальчишка-мид смеется над Чангом?

Пуук высунул голову:

– Когда у Чанга кончатся консервы, он что, будет есть бумагу?

– Консервы кончатся – будет есть мальчишку-мида!

Он снова захихикал, отодвинув портьеру в сторону:

– Смешной ты, Чанг.

О чем он думал, когда я с грозным видом двинулся ему навстречу?

– Остынь, – быстро проговорил он. – Мистр Чанг.

Нужно поаккуратнее с Пууком. Может, нервный какой. Не уверен, но кто ж его знает.

Он, похоже, относился ко мне с симпатией – по большей части. Не возражал, чтоб я о нем заботился, но, может, пырнет меня когда, как этого беднягу рока? Знает ли Пуук разницу между плохим и хорошим?

Я отправился в заднюю комнату. Поставил бережно книгу на полку. Потом почитаю, когда парнишка не будет мешать.

Пуук пока жил у меня.

Девушка, которую миды звали Старшей Сестрой, послала его обменять ботинки на консервы. Парнишка походил-походил и вернулся наконец с семью банками. Она стала выпускать пар, за ним тоже дело не стало, а она нажаловалась Карло, что Пуук принес мало консервов.

Карло снова разозлился, вот Пуук и пришел опять к Чангу, где-то надо спать. Я спросил его, не собирается ли он присоединиться к племени нейтралов вместо мидов, но ему это не показалось смешным.

Что мне было делать? Отослать его назад на улицу? Так он не дотянет до посвящения во взрослые, как называют это миды, когда на груди вырезают свою метку.

Карло скоро утихомирится. Он такой – сначала раскипятится, а потом остынет.

Чанг тут ни при чем. Как парнишке научиться не продешевить при обмене? Только на собственном опыте. Говорить бесполезно, можно только показать.

Правда, и ботинки были не ахти какие, с дыркой. С Чангом-торгашом не до шуток; это его бизнес. А Пуук не сумел сказать «нет».

Пуук подпихнул книгу дальше на полку:

– О чем там она?

– Там говорится: мальчишке-миду лучше не трогать, не то живо окажется на улице.

Он ухмыльнулся. Терпеть не могу эту его улыбочку. Торговцы не должны позволять себе какие-то сантименты.

– Не боюсь я тебя, мистр Чанг. Он поднял глаза к полке:

– Может, книги говорят: «Гляди на меня, у тебя могло быть две консервы вместо меня?»

– Не, – я похлопал его по спине. – Они рассказывают о мире. В книжках пишут обо всем. Почитай, сам узнаешь.

Я с надеждой ждал, что он ответит.

Это было похоже на то, как я торговался с Фрадом. Нужно, чтоб ушла настороженность, чтоб он успокоился; дождаться, когда созреет. Если сказать Пууку, что книги откроют ему глаза, покажут, до чего никчемна жизнь нижнего, он перепугается и откажется читать. Самое лучшее не нажимать. Сказать Пууку, что книги – это не для него. Велеть держаться от них подальше. Тогда, может, он и захочет учиться читать.

Я согрел себе чашку чая, присел у вальдес-пермы и пил потихоньку. Торговцем быть нелегко. Нужно уметь ладить со всеми племенами, не принимать ничью сторону. И никогда не забывать говорить с ними правильно.

С племенами приходится говорить на языке улиц. Мне это легко – я сам родился здесь. Главное, не пользоваться длинными словами, да и предложения тоже выбирать покороче. Так я и сам разговаривал, пока не отыскал первые книги, все в паутине, и не уселся читать при свете, что попадал ко мне внутрь сквозь дыру в крыше. Ошибиться и перепутать нельзя, иначе племена решат, что ты больно заносишься, и перестанут доверять.

Книга разговаривают с книгами. Когда автор дружески спрашивает, ответь ему так же. Что же было такого ужасного в Лондоне, Чарльз Диккенс? Я бы не задумываясь променял нижний Нью-Йорк на него. Как сказал бы Чанг, будь он верхним.

А еще есть язык, на котором Чанг ведет беседы сам с собой. Наверно, теперь, после всех книг, язык этот будет поближе к языку верхних. Но не совсем. На нем говорить легче, чем на книжном.

Иногда от этого голова шла кругом, но так было прежде. Теперь-то я привык.

Пуук переступил с ноги на ногу.

– Не нужны мне книги. Надо знать, спрошу у Карло.

– Точно, спроси у Карло. Он знает куда больше Чанга.

Парнишка безнадежен. И чего я с ним вожусь? Хрен поймешь.

Утром я выкатил тележку, заставил мальчишку загрузить в нее пермы. Ешь у Чанга – должен работать. Справедливо, но ему это не понравилось.

Летом жарко, но приходится надевать пальто, чтоб были карманы для мзды.

– Куда правишь, мистр Чанг?

– Мы, мальчик Пуук. Ты пойдешь со мной.

Он скорчил рожу:

– Не, останусь.

Может, я его и потеряю, но пора, он уже достаточно взрослый. Я подошел к нему поближе, осторожно провел рукой по лицу:

– Слушай, маленький мид.

Он ждал. У меня пересохло в горле. Я уже столько живу один! Хотелось бы иметь рядом кого-то, с кем можно поговорить. Хоть мальчишку-мида, который не желает глядеть на книгу.

Я сурово сказал:

– Что до меня, то не просил Пуука прийти к двери Чанга и постучать в нее. Хочет мальчишка остаться – ладно, ладно. Или он может попроситься спать у роков.

У него на висках набухли вены.

Теперь останавливаться нельзя. Слишком поздно.

– Мальчишка-мид почти взрослый и должен сам решить. На улице можешь пришить Чанга, но в доме Чанга отвечай: «Да, мистр Чанг, помогу, сделаю как скажете». Выбирай.

Глаза мальчишки насквозь пронзили Чанга.

Я пожал плечами, будто мне все равно:

– Думаешь, Чанг ничего не делает, только чай хлебает? Торговать – дело тяжкое. Помогай или вали отсюда.

– Не нужен мне сдвинутый нейтрал! – пронзительно заорал Пуук. – Плевать на твой консервы! Сам о себе позабочусь!

Он яростно пнул стол. Чашки и чайник полетели вниз. От мокрого пола повалил пар.

Я не шевельнулся.

– Радуйся, Чанг, раз тя не пришил! – Его лицо покраснело, он схватился за запоры. – Может, в другой раз!

Он распахнул дверь. Вывалился. Дверь захлопнулась.

Я вздохнул и принялся прибирать, бормоча себе. Что ж, решил рискнуть, но, извини, проиграл. Поставил стол на место. Мальчишка не пропадет, сказал я себе. При нем ножик, да и драчун он хоть куда.

Я вымыл чашку, снова наполнил чайник. Вода сегодня была ржавой, да и шла еле-еле. Да, прежде, когда с трубами было неважно, рано или поздно правительство их чинило. Теперь им наплевать. Верхним нужна вода. Много.

Наконец я был готов. Прикрыл тележку дерюгой и подкатил к двери.

Светло, день жаркий и солнечный, и все знают: Чанг – нейтрал, однако я открыл дверь очень осторожно. Народ на улице есть, но не рядом с домом.

Вышел, запер дверь на три замка. Вынул из кармана мелок и нарисовал на стальной полосе глаз. На самом деле это ничего не значило, но племена побаивались.

Мой магазин на 35-й. Теперь территория мидов. Раньше здесь были роки. Роков вытеснили вниз до 33-й. Второй раз. Еще раньше они обитали на 55-й, у Рокфцентра. Я дотолкал тележку до угла. Тяжело.

– Что у тебя, торгаш? – подошел Рейван, босс мидов.

– У меня хватает мозгов заниматься собственными делами, – пробурчал я. Рейван ухмыльнулся. Все привыкли к моей манере разговора. Он пошел рядом.

– Есть хороший товар?

– Как всегда. – Интересно, что ему надо?

– Хочешь глянуть на что интересное?

– Без разницы. Приноси, Чанг поторгуется, – Я повернул за угол и пошел дальше. Еще квартал, и пойдет земля бродов.

Рейван небрежно спросил:

– У Чанга есть новые водные трубы?

Нет, нету, но он знает, где достать. Не прежние, медные, а тяжелые пластиковые штуковины, как в башнях. Осторожно, Педро! Я остановился и поглядел на него:

– Зачем мидам водные трубы?

Ухмылки у Рейвана как не бывало.

– Может, нашли большой водный трубопровод. Проложить к укрытию заново.

Сердце заколотилось как бешеное. Много труб, большой торг. Заставлю мидов найти мне спортивные костюмы и вещи, на которые можно выменять консервы, монеты – что угодно. А их продам другим племенам в обмен на…

Большой торг.

– Трубами никогда не торговал, потому как они много стоят, – осторожно проговорил я.

– Сколько?

– Много. – Я встретился с ним взглядом. – Может, сумею добыть. Сначала скажи сколько. Потом выпьем чаю – то есть кофе и решим.

Рейван не умел торговаться. Его малость заносило.

– Миды смогут заплатить, если Чанг не хочет нас ободрать. – Он глядел на меня со значением.

Готовенький – сделает все, что скажу.

Я начал прикидывать. Туда-сюда, вперед-назад – может, даже на новую крышу для магазина хватит. Я заколебался. Чанг может продать им кучу труб. С другой стороны, миды придут в бешенство, когда заплатят за новые трубы и поймут, что проблемы так и останутся.

В точности так же, как когда я сказал Пууку, что взрослый должен сам выбирать.

Я тоже был нижним.

Я вздохнул, решившись. Мои голос звучал отрывисто:

– Рейван, дело не в трубах.

– Та это в чем? – холодно спросил он. Надеюсь, он не забудет, что я нейтрал.

– Я вот о чем. Миды видят: воды в укрытии мидов почти нет. Готовить нельзя, пить нельзя – очень грязная. Вы пытаетесь сменить укрытие – бесполезно. Вам нужно быстро найти воду.

Он угрожающе глядел на меня:

– Кто те сказал? Мальчишка Пуук? Пришью!

Я поспешно заговорил, пока он совсем не рассвирепел:

– Думаешь, мид надует Педро Теламона Чанга, а? Я знаю. Во всех укрытиях то же. Это не трубы.

– Что есть тогда, нейтрал?

– Вода. Правительство ее убирает. Не хватает сразу для нижних и верхних.

– Убирает? – сплюнул. – Теперь я знаю – ты двинутый. Воду не убрать. Она есть всегда, пока она проходит в них.

– Времена меняются. Правительству наплевать. Не будет чинить старые трубы.

– Правительство на улицах не бывает, – презрительно проговорил он.

– Не бывает, но прежде бывало, – тихо возразил я. Прежде, еще до рождения Чанга. Он заколебался:

– Чанг, что делать.

– Мидам? Да ничего. – Я поглядел на него. Нельзя упустить этот шанс, времени остается совсем мало. – Разве только всем племенам вместе придумать.

– Всем племенам? Думаешь, броды пойдут с роками? Миды с юнами? Ты рехнулся.

– Это нелегко. Не доверяют. Но если все без воды, мы б мо…

– Ты рехнулся! – Он пошел прочь.

Вот так-то, Педро. Кто тебя просил спасать нижних? Я покатил тележку к углу, за которым ожидали броды.

В чем-то нейтралам живется легче. Не связаны с племенем, живут сами по себе, делают что хотят. Читают книги, до которых больше никому нет дела. Никаких ограничений, никаких шрамов от ножа.

Мало кто из нижних становятся нейтралами. Слишком уж одинокая это жизнь. Те, кто научился держаться подальше от вражды племен, занимаются торгом. Но нельзя забывать, что быть нейтралом – это еще и ответственность.

Другие просто живут, как миды или броды, сабы или исты. Мы, нейтралы, – настоящие нижние.

– Стой, торгаш! – брод вытянул здоровенную руку вперед.

Я показал раздражение:

– Хочешь мзду? Я не тупой мид, который просит дать пройти. Я нейтрал.

Он пожал плечами:

– Неважно. Нейтрал или нет, территория бродов. Что ж, попробовать стоило. Я вытащил из кармана консерву.

– Это все?

– Нейтралы не должны никому ничего платить, – проворчал я. – Как еще вести торг? Броды хотят прийти к Чангу и увидать: все пусто?

Он нахмурился.

– Может, Чанг много берет.

Я приготовился идти дальше, но он сказал:

– Две консервы.

Я разозлился по-настоящему:

– С каких это пор за проход две консервы? Ни один брод не надует…

– Одна за каждого, – он указал на тележку.

Я оглянулся. Пуук взялся за ручки, приготовился толкать. Я сглотнул и едва не вцепился в тележку, чтоб устоять. Мой тон стал жестким:

– Вали домой! Обойдусь без сопляка, раз не делает что ему говорят.

Парнишка глядел на дорогу, словно старался разглядеть все трещины, и совсем тихо сказал:

– Ладно.

Взглянул на меня и нехотя добавил:

– Буду делать все, что скажете, мистр Чанг. Я помогу.

– Как долго? Он вздохнул:

– Пока я оставаться в доме Чанга.

Я легонько, не больно шлепнул его:

– Тогда толкай. Что я делаю весь день? За работу!

6. Филип

В три часа мама ждала меня у химической лаборатории. Я забрался на переднее сиденье, радуясь, что она сама приехала. Когда она очень занята, то просит забрать меня мистера Тенера или охранника. Или присылает такси-вертолет.

– Как прошел урок, милый? – Она ждала, пока освободится место, чтобы влиться в поток машин.

– Хорошо. – Я наблюдал, как действуют ее ноги на педалях. Если с ней вдруг что-нибудь приключится, какая-нибудь там внезапная болезнь, мне придется везти ее в больницу. Объективно говоря, это невероятно, но мне хотелось на всякий случай подготовиться.

– А домашнее задание?

– Как обычно.

Мистер Бейтс задал мне целую главу из учебника для колледжа, но если сосредоточиться как следует, я справлюсь с ней самое большее часа за два. Я способный. Это одна из моих проблем.

– Мы куда-нибудь заедем?

Это вторая из моих проблем. Отведите меня к Мемориалу Джефферсона, и я за несколько минут прочитаю все документы, во всех деталях запомню статую и захочу отправиться куда-нибудь еще. В Музее науки я мог отчетливо представить куда более интересные выставки, чем там были, и начинал рваться оттуда.

– Может, в Национальную галерею? – с надеждой спросил я. Роден знал какую-то тайну. В его скульптурах был какой-то скрытый смысл. Каждый раз, когда я смотрел на них, я все ближе подходил к пониманию, но пока еще не добрался до сути.

– Нет, милый.

Я скорчил недовольную гримасу. Одиннадцать посещений – это не так уж много. Я спросил у мистера Скиара, не страдает ли мама синдромом дефицита внимания, но он сказал, что вряд ли.

– Давай в другой раз, Ф.Т.

– Ладно – Я постарался скрыть разочарование.

Мы проехали городской центр и направились в сторону дома. От скуки я начал считать марки автомашин и породы деревьев.

Пока доехали до ворот, я насчитал тридцать семь разных пород и сто четыре модели. Интересно, о чем это говорит? На следующей неделе я пересчитаю снова. С деревьями вряд ли что изменится, а вот с машинами дело другое.

Охранники узнали маму, но не помахали рукой. Они перестали нас приветствовать с тех пор, как мама выскочила из машины и целых пять минут кричала на них. Она серьезно беспокоилась за безопасность отца. И о том, что кто-то может нарушить его уединение.

Джаред еще не вернулся из школы. Я пошел к себе в комнату и разлегся на полу. Может, заняться йогой? Говорят, это успокаивает. Я делал дыхательные упражнения, когда чувствовал, что начинаю нервничать.

Считалось, будто я не знаю о том, что по разным показателям приближаюсь к уровню гения, но догадаться об этом не составляло труда. Я не хотел спрашивать у отца, как с этим справиться, чтобы не беспокоить его, потому что однажды слышал, как мама говорила мистеру Тенеру, что отца легко вывести из душевного равновесия.

23 января 2223 года мы с ним рассматривали голографические снимки. Тогда мне было пять лет. Я часто сидел у него на коленях и называл его папочкой, хоть он и был генсеком.

Мы рассматривали фотографию его отца, уже умершего. Папа объяснил, что его отец был хорошим человеком и любил его, но не умел выражать свою привязанность. Я спросил, как папа его называл, и он ответил «отец». Тогда я спросил, хочет ли он, чтобы я тоже так называл его.

Он сказал:

– Только если ты сам этого хочешь.

Мне понадобилась неделя, чтобы отвыкнуть называть его папой. Теперь я звал его отцом. Да и на коленях у него сидел редко.

По возрасту ближе всех мне был Джаред Тенер. Год и восемь месяцев тому назад он достиг половой зрелости, был гораздо выше и крупнее меня. Я старался его не задевать.

Джаред думал, я не знаю, что он по ночам уходил из дома. Неужели он не слышал об инфракрасных приборах? Я не стал упоминать о них, иначе бы он решил, будто я за ним шпионю. В общем-то, так оно и было, только делал я это, оставаясь в комнате. Окно моей спальни выходило в сторону их бунгало. Когда у меня не горел свет, он бы и сам не сумел меня заметить без инфракрасного датчика.

Джаред изо всех сил старался разузнать пароли мистера Тенера. Часто ему удавалось. Да, у него это ловко получалось. Но он так здорово разбирался в пьютерах, что приходил в бешенство от неудачи и тогда общаться с ним было невозможно. Пока мне не пришлось полностью избегать его, я время от времени кое-что подсказывал, но нужно было соблюдать осторожность, чтобы он не заметил. На то, чтобы сокрушить защиту мистера Тенера, у меня ушло пятнадцать минут. В его пьютере не оказалось ничего интересного, из-за чего Джареду стоило бы так стараться.

Думаю, Джаред испытывал потребность брать надо мной верх. Как-то раз я заглянул в библиотеку Конгресса и загрузил оттуда гигамег книг по подростковой сексуальности, чтоб выяснить зачем. Я так понял, что его влечет ко мне, но он не может разобраться в этом и подавляет свое стремление тем, что старается обидеть меня. По-настоящему меня это не задевало: иногда Джаред заставлял есть траву, но такое настроение бывало у него не часто. В такие минуты я просто старался отключиться от действительности. Очень помогали иррациональные числа. Про себя я решил: если Джаред захочет заняться со мной сексом, я не позволю. Буду беречь себя на тот случай, если решу жениться. Я начал интересоваться девочками, в абстрактном смысле. Когда я старался, у меня уже начала получаться эрекция. Я еще мал, чтобы сделать ребенка, и не беспокоюсь на этот счет. Чтобы увидеть реакцию Джареда, я спросил его о сексуальных привычках. Он покраснел и заговорил на другую тему. По-моему, половое созревание сбивает его с толку. Надеюсь, со мной такого не случится. Стук в дверь.

– Хочешь перекусить?

Я вскочил на ноги, когда мама зашла в комнату.

– Хочу, конечно.

– Пойдем со мной на кухню.

От ее улыбки мне стало тепло и радостно.

– Да, мэм.

Отец сказал, что я должен проявлять уважение, так я и поступал. Меня это нисколько не задевало, как Джареда. Нужно только произносить слова да вставать, когда в комнату входят взрослые. Ерунда.

Когда я подумал о дисциплине, мне пришлось успокаивать себя. Мистер Скиар сказал, что у меня неустойчивые эмоции и я еще многого не понимаю. Не нужно быть психологом, чтоб сообразить. Когда я очень волнуюсь, отец говорит, что я «набираю обороты».

Последний раз отец отшлепал меня два года назад. Я решил не делать домашнее задание по математике три дня подряд. Мне нужно было усвоить пройденное, но отец этого не понял. Он усадил меня у себя в кабинете и прочитал нотацию об ответственном отношении к делу.

Когда он закончил, я сказал:

– Нотации не помогают детям понять логику объяснений взрослых. Мы их просто не воспринимаем.

– Значит, сейчас ты не воспринял мои слова?

– Конечно.

Как он не мог понять?

– Нас нужно направлять, а не затевать обсуждение.

Я рассчитывал, что он велит мне уйти к себе делать математику. Именно это мне и было нужно. Я откажусь, и исход будет ясен.

– Прекрасно, – он взял меня за руку. – Я постараюсь направить тебя как следует.

С этими словами он толкнул меня к себе на колени.

Я знал, что он не причинит мне боли. Так оно и вышло. Но я не мог предвидеть, что каждый шлепок будет громогласно объявлять: я не люблю тебя, Я НЕ ЛЮБЛЮ ТЕБЯ! Я вопил и брыкался от растущего отчаянья, испытывая жгучую боль из-за его неодобрения.

Когда он закончил, я бросился на ковер, захлебываясь от рыданий. Он подождал, но я не переставал. Тогда он взял меня на руки. Я обнял его за шею и прижался лицом к плечу, но успел заметить тревогу в его глазах.

– Ф.Т.?

Я крепко прижимался к нему и дал себя успокоить.

Он спросил:

– Что же я сделал?

То есть он хотел понять, что для меня это означало?

Я сказал ему.

Позже он уложил меня спать, сел рядом и серьезно сказал:

– Филип, слушай меня внимательно. С тобой нельзя действовать силой. Больше я так делать не стану. Вместо этого скажу тебе правду. Я твой отец. Я за тебя несу ответственность. Делай так, как я сказал. Какие бы странные и чудесные мысли ни рождались в твоей голове, помни, что ты не готов взять надо мной верх и я тебе этого не позволю.

Он протянул руку и ласково сжал мое плечо:

– Ф.Т., ты не правильно понял меня в кабинете. Я тебя люблю и всегда буду любить. Ты мой сын.

Я подавил рыдание, схватил его руку.

– Спокойной ночи, сын.

– Спокойной ночи, сэр.

Он вышел.

Я родился у него не первым. Мой брат Нейт… умер задолго до моего рождения. Его погубили рыбы. Отец редко упоминал о нем. Меня назвали в честь замечательного героя, который служил с отцом на флоте. Жаль, что я его не знал. Отец говорит, я должен гордиться тем, что ношу его имя. Надеюсь, что вырасту похожим на тебя, Филип Таер.

Джаред прикусил себе палец.

– Сгинь, – снова повторил он мне.

Я сдался:

– Найдешь меня в доме, если передумаешь.

Если он не захочет побродить вместе со мной по пьютерным сетям, придется доделать свое домашнее задание до обеда от одной только скуки.

– Сгинь.

Он лежал поперек кровати с закрытыми глазами. Навязчивое повторяющееся поведение свидетельствует о болезни. Я постарался дословно вспомнить информацию, перекачанную из библиотеки Конгресса. «Иногда злость ошибочно направлена на ровесников вместо…»

– О господи! – он спрятал голову под подушку. Я сделал все, что мог. По дороге домой я встретился с мистером Тенером. Он был чем-то озабочен.

– Привет, Ф.Т., – он дружески похлопал меня по плечу.

– Добрый день, сэр.

Я отступил в сторону, пропуская его, но он остановился и начал внимательно смотреть на меня.

– Я что-нибудь натворил, сэр?

– Что? Нет, не ты, – он колебался. – Идем со мной.

Он повел меня прочь от коттеджа:

– Ф.Т., ты знаешь, что происходит с Джаредом?

Я не знал, что ответить. С ним много чего происходит. Может, мистер Тенер имеет в виду вообще? Будто прочитав мои мысли, он сказал:

– Его что-нибудь беспокоит больше обычного?

– Да, сэр.

Его облегчение было очевидным.

– Что?

– Понятия не имею.

– Филип!

Я не хотел его рассердить. Вспомнив про себя весь разговор, я решил, что понял, где мы не поняли друг друга.

– Что-то у него на уме. Он не захотел разговаривать со мной, сказал только, чтоб я уходил. Похоже, им завладела навязчивая идея. Правда, я не думаю, что это его беспокоит.

По-моему, я не сказал ничего смешного, но мистер Тенер улыбнулся:

– Внимательно слушай все, что он говорит. Сообщи мне, если поймешь, в чем дело. Я хочу ему помочь. Идея стать заговорщиком мне понравилась.

– Хорошо, сэр. Что он вам сказал?

– Слова не произнес, но постоянно хлопает дверьми и на этой неделе пропустил пять уроков.

У меня перехватило дыхание. Джаред словно пришел из мятежных лет двадцатого века. Сегодня ни в одной уважающей себя школе не потерпят такого поведения. Если Джареда исключат, его отцу будет нелегко пристроить его еще куда-нибудь.

Я обещал сделать все, что смогу, и побежал домой.

7. Джаред

Отец как-то странно посматривал на меня с тех пор, как улетел дядя Робби. Может, ему стало известно о моих прогулах в школе? Нет, вряд ли. И я успокоился.

Почти все внимание отца занимали встречи, которые он устраивал для своего лорда и повелителя – Старика. Вертолеты политиков опускались на посадочную площадку, Сифорт выходил из дома и вел стариканов в свой кабинет. Все они хотели привлечь бывшего генсека на свою сторону. Будто он не ушел с позором в отставку из-за своих ребят – нечистых на руку.

Я избегал этих типов и был тише воды ниже травы.

Зато ночью взял реванш.

Главный дом был частью старой вирджинийской усадьбы. Белые колонны, увитые плющом стены. Гостей разместили в спальнях второго этажа в восточном крыле. Вдоль второго этажа с задней стороны дома располагалась веранда, как раз над приемной и кабинетом Старика.

В спальнях для гостей были причудливые двери с панелями в форме ромбов. Их можно было распахнуть настежь, сесть в галерее, выходящей на луг, и наслаждаться свежим воздухом. Осенью гости так и делали, но в летнюю жару сидели взаперти с включенными кондиционерами.

Благодаря дружбе с Ф.Т. я часто бывал в доме, время от времени заглядывал в пустые спальни для гостей и чуть-чуть раздвигал оконные шторы.

Когда темнело и дом затихал, я нередко по трубе забирался на галерею. Ходил я на цыпочках, потому что Старик иногда допоздна засиживался в своем кабинете. Никакими новомодными приборчиками я не пользовался. Всего лишь старенький лазерный микрофончик, направленный на стекло.

Однажды сенатор Ривис при мне забавлялся со своей помощницей. Она ногтями царапала ему спину и издавала хрипы, пока он ее обрабатывал. Меня чуть не вытошнило. На следующую ночь я вооружился голографической камерой, но они этим больше не занимались. Мне всегда не везет. Всего один звоночек – и журналисты окружили б меня толпой и швырялись юнибаксами, чтоб выманить меня отсюда. Вот тогда б отец поплясал со своими вечными: «Приготовь сегодня обед, тебе все равно делать нечего».

Может, он воображает, что я буду на него пахать за жалкие десять юнибаксов в неделю?

Увы, комната Ф.Т. не выходила на веранду. Хотел бы я поглядеть, чем он занимается по ночам. Иногда он так меня достает, что просто напрашивается на это. Было бы неплохо его проучить.

Сегодня к вечеру прилетел старый Ричард Боланд вместе с дядей Робом – еще один, без кого я спокойно могу обойтись. Это ж надо: вломился ко мне в комнату, как к себе домой. Хорошо, я еще сидел за компом. Если б уже вылез в окошко…

Сегодня у Старика в гостях были только сенатор Боланд и Робби – парочка пустозвонов, но попытаться стоило. Вдруг удастся подслушать что-нибудь интересное? Поздним вечером я нарезал круги вокруг дома. На первом этаже везде, кроме кабинета Старика, было темно. Наверху свет горел у обоих гостей.

Сначала я направил лазер на комнату сенатора, но ничего не услышал. Потом прошел по веранде мимо шезлонгов и прижал свой прибор к стеклу.

Голоса. Я заглянул в просвет между шторами. Старый сенатор сидел на стуле, покачивая в руке бокал. Пиджак он сбросил на кровать, ботинки расшнуровал. Дядя Роб сидел напротив.

– …предупреждал тебя: не нужно на него давить, – говорил сын, – Он этого терпеть не может.

Сенатор скривился:

– Было бы неплохо заручиться его поддержкой.

– Ты сократил разрыв до пяти голосов? Не стоит настраивать против…

– Роб, люди в башнях нуждаются в воде, которая сейчас течет по разбитым трубам. Они больше не могут ждать. Теперь, после того как Делавэр проиграл Новой Англии…

– Я знаю…

– При помощи заглушки мы отводим больше воды от старого трубопровода, но Франджи заверил всех, что воды прибавится. Они готовы к нам присоединиться, но если не воспользоваться моментом, мы их потеряем. Реконструкция – вот что поможет разрешить наши проблемы, но этот законопроект должен пройти в Сенате!

– Мы добудем нужные голоса и без помощи капитана, – уверенно сказал дядя Робби.

– Ты так думаешь? – Сенатор уставился в свой бокал. – Роб, у меня душа не на месте. Нехорошо, – если он будет отмалчиваться. Ну а если выступит против?

– Капитан этого не сделает. Вы с ним дружите двадцать пять лет.

Я ухмыльнулся. Старик поступит только так, как сочтет нужным. Чужие мнения-советы ему всегда были до лампочки.

Старый Боланд покачал головой, словно соглашаясь со мной.

– Ты же его знаешь, Робби. Если он решит, что здесь затронут моральный аспект, то не посмотрит ни на какую дружбу. Вспомни, как решался вопрос о судах Северной Америки, когда он был генсеком. Он…

– Это было давно, к тому же дело касалось Военно-Космического Флота. Только не говори, что все еще держишь на него обиду!

– Что? Не говори глупости. Он – словно дикая природа: делает то, что должен. С таким же успехом можно возмущаться ураганом.

Они замолчали. Я пошевелился, чувствуя, что нога начинает затекать. Если сегодня я не услышу ничего, кроме этой трепотни… Внезапно раздался голос старика Боланда:

– Сынок, дело вот в чем… Он помолчал и заговорил снова:

– Я знаю, как ты к нему относишься.

Дядя Робби фыркнул:

– Сомневаюсь.

– Знаю. Мальчишкой ты смотрел на него вроде как на бога.

– «Вроде как»? – Дядя Робби беспомощно помахал рукой – Отец, когда он взял меня с собой на «Трафальгар» сражаться с рыбами, я был…

Долгое молчание.

– …готов умереть за него. Мне было чуть ли не жалко, что до этого не дошло.

Я растер затекшую ногу. Мура какая. На свете нет ничего такого, ради чего стоит умереть. Я выпрямился и попятился от двери. Нога совсем онемеет, если ее не…

Я наткнулся на шезлонг и свалился.

Проклятье! Я вскочил на ноги. Услышали или нет? Я поглядел на шторы: мужчины по-прежнему сидели. Я подбежал к перилам и приготовился съехать по водосточной трубе вниз, если дверь откроется.

Все тихо. Я подождал еще немножко и решил, что можно остаться. Осторожно убрал с дороги шезлонг, снова настроил микрофон.

– Роб, позволь мне самому заняться этим. Тебе не придется принимать чью-то сторону.

– Что ты имеешь в виду?

Сенатор Боланд снова заколебался.

– Пойми, мы столько лет ждали своего часа. Больше такого случая не представится. Нам так нужна поддержка обитателей башен! Весной состоится партийное собрание, будет выдвигаться кандидат для предстоящих выборов на пост генсека… Если мы одержим верх, у меня будет целый год, чтобы подготовиться ко всеобщим выборам.

Генсек выбирается всенародным голосованием раз в шесть лет, но может лишиться своего кресла и раньше, если получит вотум недоверия, как это произошло со Стариком. Я подавил нетерпение, надеясь услышать что-нибудь стоящее.

– Роб, если капитан встанет у нас на пути… Я не позволю ему остановить нас Мы… Я должен ослабить его влияние.

Роберт Боланд хмуро уставился в незажженный камин.

– Как?

– Ты знаешь, как это делается. В голографическую прессу помешаются статьи, напоминающие людям, как легко он поддается перепадам настроения. Как оставил общественный пост, чтобы посвятить себя семейным делам. Как постарел.

– Отец, я…

– Как ближайшие помощники беспокоятся о его психическом здоровье. Придется распустить слухи…

– Отец!

Старый сенатор замолчал. Потом пожал плечами:

– Я всегда говорил, что политика – грязная игра.

Дядя Роб пробормотал:

– Он наш друг, и я не хочу подвергать его жестоким нападкам. Позволь мне утром попробовать еще раз.

– Ладно. Откровенно говоря, я не хочу его уничтожить. Если ты не сможешь привлечь его на нашу сторону, добейся от него обещания не вмешиваться.

– Посмотрим, что скажет Адам, его адъютант.

Я хмыкнул. От отца разумного совета в жизни не дождешься. Повторяет как попугай: делай уроки, возьми себя в руки, делай уроки…

Дядя Робби начал вставать с места:

– Спокойной ночи, папа.

Пора сматывать удочки, пока никто из них не выполз на веранду подышать свежим воздухом. Конечно, это не сценка старого Ривиса с секретаршей, но кое-чем мне сегодня удалось поживиться.

Я запихнул микрофон в карман и понесся к перилам. Интересно, заплатят мне Боланды за молчание. Может, стоит попробовать. Пусть думают, что я насажал им жучков в спальни. Я перегнулся через водосточную трубу, нашел опору – кирпич, торчащий в стене.

Нет, лучше это сделать анонимно, через е-мэйл. Пусть гадают, кто их застукал. Пора брать быка за рога. Начнем с Боландов.

С другой стороны, денежки к нам текут от Старика. Может, предупредить его? Как Боланды копают под старого друга? Я опустил ногу вниз и нащупал еще одну опору, потом еще и еще и, наконец, прыгнул вниз, за кусты. Я приземлился и выпрямился. В этот миг чья-то рука из темноты схватила меня за плечо.

– Стой!

Я взвизгнул и попытался отступить к стене. Сердце колотилось так, будто готово было выскочить из груди.

Старик вытащил меня на свет. Я стоял и дрожал, выжидая, пока уляжется страх.

– Что это? – из моего оттопыренного кармана он вытащил лазерный микрофон. Голос меня не слушался.

– Ты шпионишь за моими гостями? – Голос его обрел такую силу, которой я никогда у него не замечал, – В моем доме?

Я не мог высвободиться из его железной хватки.

Он потащил меня к себе в кабинет.

– Я не хотел… – я уперся ногами в землю.

– А ну-ка пошевеливайся! – Голос прозвучал как удар кнута. Я послушно заковылял в его кабинет. Он пододвинул стул, велел сесть и направился к своему письменному столу.

– Мистер Сифорт, я…

– Заткнись!

Я почему-то прикусил язык.

Он набрал чей-то номер. Пауза.

– Адам? Зайди ко мне в кабинет.

Я сгорбился в кресле. Сердце все так же колотилось в груди.

Раздались быстрые шаги, дверь распахнулась настежь.

– Сэр, с вами все в по… – При виде меня глаза отца расширились.

– Я застал твоего мальчишку на верхней веранде, он шпионил за Робом и Ричардом. Вот что у него было. – Старик бросил на стол мой микрофон.

Отец с удивлением взял его в руки, ничего не понимая.

– Господи! – Он окинул меня презрительным взглядом и повернулся к старику. – Не знаю, как за такое и извиняться… Мы, конечно, уедем. Боже мой, Джаред, как ты мог! Сэр, мы сейчас же соберем вещи и…

– Адам, – устало проговорил Старик. – Не говори глупостей. Никуда вы не уедете. Но нельзя допускать, чтобы Джаред подглядывал в наши окна. Я позвал тебя, потому что не имею права наказать его сам, хоть и собирался. Шпионить за гостями – это так низко.

Они говорили обо мне так, словно меня здесь не было. Я не выдержал:

– Минуточку! Я всего лишь…

В три шага отец пересек всю комнату, двумя руками схватил за рубашку и поднял со стула. Я думал, он закричит, но он проговорил каким-то странно тихим голосом:

– Замолчи, Джаред!

– Я…

Он тряханул меня, как щенка. Это до того меня поразило, что я замолчал.

– Адам, мы обязаны сказать…

– Минутку, сэр. – Отец пронзил меня взглядом. – Послушай, ты, – снова потряс так, что у меня зубы застучали. – Немедленно отправляйся к себе в комнату! И не вздумай ослушаться! – Он отпустил меня.

Я поправил рубашку и попятился к двери:

– Слушай, не стоит кипятиться из-за…

– Есть, СЭР! – заорал отец, – Скажи это НЕМЕДЛЕННО! – Он сделал ко мне один шаг.

Это было ужасно, да еще и Старик наблюдал, но отец, похоже, совсем рехнулся.

– Есть, сэр!

Я помчался в свою комнату.

8. Пуук

Я сижу в магазине старика Чанга, становится скучно. Скорей бы вернуться в укрытие, но пока еще рано. Старшая Сестра говорить, скажет, когда Карло успокоится. Верно, переживает, что меня выгнать. А пока придется делать что велит Чанг. Ненавижу все время говорить «Да, мистер Чанг», но пока не решусь его пришить, придется погодить.

А ночью он вырубает перму и спит. Ночь – время для добычи, но он предупредил: уйдешь – больше не впущу.

Иногда велит нести товар наверх или спустить вниз. Говорит, стареет, трудно таскать. Сожму зубы, скажу. «Да, мистер Чанг», – и тащу.

Наверху у него куча товара, какого я сроду не видал. Не только коробки с консервами. Провода разные, старые компы и клевые пластиковые стулья – все под брезентом.

Пару раз я испробовал; может, он не прочь меня трахнуть. Все время Чанг велит мыться перед тем, как идти спать. Войдет в комнату, а я скину одежку и стою с голой задницей – притворяюсь, будто моюсь, а сам проверяю: смотрит или нет.

Не, не интересуется. Тупой старик.

Этим вечером я ходил вокруг, смотрел товар, а он сидел с книгой. Заворчал: Пуук, уйти хошь? Не, говорю, а он мне: сядь и займись чем, дай спокойно почитать.

Я ему: да, мистр Чанг, сел и думаю – отнести в укрытие, чтоб Карло не злился. А все Чанг виноват, это он обменял мне так ботинки.

Слишком тихо, я скучаю. В голове пусто, и я начал вспоминать, как несколько дней назад вез тележку, а Чанг торговал.

Мы со стариканом возили тележку за территорию бродов.

Не люблю места, где никогда не бывал. Спросил, куда едем. Чанг пожал плечами, а глазьями так и вертит, чтоб не застали врасплох.

– Еще одна территория мидов.

– Выходит, миды живут и по другую сторону бродов?

– Ну да, – Он показал за угол.

Я приободрился:

– Здесь за меня не нужна мзда, мистер Чанг Я ж мид.

Он хмыкнул:

– Поглядим.

Вышли три мида, остановили нас. Время дневное, спокойное. Спрашивают.

– Чего надо?

Чанг говорит:

– Дальше пройти.

– А мзда?

Чанг вытащил консерву. Я говорю:

– За меня не надо. Я мид с Тридцать пятой.

Один мид развернулся, глянул и кошкой кинулся на меня. Не успел я глазом моргнуть, а он задрал мне рубаху.

– Пусти!

– Ты не мид, говорит и как пихнёт – я упасть на мостовую.

Я вскочил злой.

– Я еще не взрослый! Но мид! Как и ты!

Он повернулся к Чангу и спрашивает:

– Есть мзда за парнишку?

Я полез за ножом, но Чанг впился в меня глазами, не велит. Ну и не стал. Да с тремя мне одному и не справиться.

– Есть, – проворчал, отдал им еще одну консерву. Пальто у него из одних карманов, много мзды прячет.

Пошли дальше. Я ему: не надо было за меня платить, а он похлопал меня легонько: забудь, мол. Хотел я сказать, чтоб не трогал меня, но передумал. Старик вредный. Возьмет да выгонит.

После территории мидов мы вышли на открытое место. Посреди здание, все разбитое.

– Эт чё такое?

Он к большой дыре в земле. Делать нечего, покатил тележку за ним. Не хочу оставаться один в дурном месте.

– Вниз не пойду!

– Ладно, – говорит. Подвез тележку к стене, поставил.

– Пуук, жди здесь, присматривай за тележкой. Я вернусь.

– Куда ты? – Я встревожился.

– Жди, – сказал и пошел вниз.

Смотрю, как идет в темноту: шесть ступенек, семь.

– Мистр Чанг!

Я огляделся. Кругом разбитые дома, тихо. Небось, глядят из окон, прикидывают, как Пуук на вкус. Может, Пуук еще без метки, но не дурак.

– Погоди! – Рванул за Чангом, догнал его. Темно. Рука у него лежит на перилах. Я схватился за нее, держу крепко, чтоб он не упал, и вообще, мало ли чего.

Чанг издал какой-то звук. Поглядел ему в лицо с подозрением: может, смеется, но темно, не видно.

Старик шлепнул меня по руке, пришлось отпустить. Прошли мы еще немного вниз, потом Чанг что-то вытянул из кармана, сунул в рот и вдруг свистнул два раза.

– Что ты делаешь?

Чанг потрепал меня по голове, свистнул еще два раза, снова сунул что-то в карман и стал ждать. Мы в полной темноте.

– Чанг, мы…

– В порядке, мы здесь! – вдруг слышу откуда-то сзади.

Я завопил. Меня схватили чьи-то руки. Я высвободился и назад к Чангу. Он обнял меня за плечи и не отпускает. Хотел я вытянуть ножик, да не смог. Ноги трясутся.

– Торгаш, ты с кем?

– Мой помощник.

– А племя?

– Нижний. Нейтрал – Голос у Чанга усталый. Я беспокоиться: а ну как он помрет здесь и оставит меня с этими голосами?

– Как его звать? Нужно держаться.

– Пуук, – отвечаю, только голос какой-то писклявый стал. Я аж покраснел в темноте. Чанг им говорит:

– У меня наверху тележка с товаром.

– Можешь завозить, торгаш.

Старик подтолкнул меня локтем, мол, давай, Пуук, вези. Нет уж!

Он вздохнул:

– Сабы помогут?

– А мзда?

– Одна консерва.

Смешок.

– Ладно, потому что знаем тебя. Чако, Кард, тащите!

Затопали ноги. Потом раздался щелчок и загорелся свет. Фонарь с пермой. Я повис на Чанге. В темноте было лучше.

Мы стояли в широком туннеле. Рядом шесть нижних, а сзади куча глаз – глядят.

Одежка у них дурацкая. Слишком много разных цветов. Волосы жутко длинные – схватить за них плевое дело. Волосы завязаны тесемками. У некоторых на шее цепочки. Куча сережек.

Я поглядел на Чанга:

– Что за племя?

Чья-то рука зажала мне рот и резко повернула голову, чтоб я глянул.

– Говори со мной, паренек. Я Халбер. Это мое племя.

Большой. Я глянул на него. На руках смешные тесемки, одежка из многих цветов – у других поменьше. Пуук стараться держаться гордо.

– Какое племя? – я сказать снова.

– Мы сабы, – ответил Халбер. Этого я и боялся.

Нас отвели в другой туннель. Фонарь скоро стал не нужен. Здесь высоко висели лампы и светились. Куча народу. Стулья и столы. Кастрюли. Видать, здешнее укрытие.

Чанг усадил меня у стены и приказал ждать, пока он разговаривать.

– Не пойдет! Толька с тобой!

Он глянул на меня:

– Да, мистр Чанг, сделаю как скажете.

– Так скоро забыть?

– Нипочем не останусь с…

– Пуук.

Он сказал это тихо, но мне стало чуть страшно, а чего – не знаю.

– Сделаю как скажете, мистр Чанг!

Он хлопнул меня по плечу:

– Чако присмотрит, чтоб ничего не случилось. Я буду вон там, и глупый мальчишка-мид меня не увидит. Должен узнать, что сабам надо. Быть что будет.

Я обхватить колени руками и притвориться, будто никто из сабов не смотрит на меня. Уголком глаза видал Чанга. Сидел на старом стуле. Из настоящего дерева. Не пойму, чего сабы не сожгли его для готовки? Халбер сидел рядом.

Когда тихо, мог слыхать из разговора.

– Сколько можешь достать?

Чанг пожал плечами:

– Принесу двадцати. Сколько сабам нужно?

– Не знаю, – Халбер отвернулся. – Сколько достанешь, столько и неси.

Чанг наклонился вперед и похлопал Халбера по колену, будто это не большой саб, а ребенок:

– Ладно, говорю тебе, не будем хитрить. Сколько перм нужно?

Я напрягся: а ну как саб двинет старику, нечего, мол, бить по коленке.

Халбер заговорил совсем тихо, я расслышал не все.

– …кая разница? Говорю, нужны. Ты просто…

Чанг покачал головой:

– Сабы могут довериться старому Чангу. Ладно, ищите другого торгаша. Миды и броды приносят Чангу много товаров для мены, так что Чанг с голоду не помрет.

Он встал. Теперь я точно знал: старик с прибабахом. Хоть бы меня не пришили с ним заодно.

– Забирай тележку. – Это он мне. – Едем домой.

– Не злись, – буркнул Халбер. Стоит, топчется, будто нервничает. Хватать старика, усаживать. – Не хочу, чтоб прознали другие племена.

Чанг сидит, молчит.

Халбер ему еле слышно:

– Две сотни.

А потом еще шепнул, совсем тихо.

Чанг не удивился. Кивнул. Интересно, где он отыщет пару сотен перм? Я-то был у него в магазине. Там столько не наберется.

– Спортивные костюмы мне без надобности, – сказал он. Потом согласился. – Ладно, беру несколько спортивных костюмов, но основную мену за пермы Чанг возьмет не товаром. Нужна помощь.

Халбер закатить глаза:

– Не раздумал? Я ж тебе говорил: не выйдет.

Чанг грустно:

– Должен попробовать. Вода уходит.

– Слишком поздно. Наш способ лучше. Правительство не будет знать, что делать, после… – Он огляделся и заговорил тише.

Кто-то тряс меня. Я вскочил. Девчушка стояла совсем близко и улыбалась.

– Племя? – она говорила тихонько, чтоб не встревожить ворчливых сабов.

– Уйди! – я отпихнул ее руку. Не хочу, чтоб саб до меня дотрагивался. В детстве мать часто пугать меня сабами, истории рассказывать.

– Ты какого племени?

Она была в красном спортивном костюме, разодранном, на голове желтая повязка.

Я решил: подойдет ближе, пырну ножом посередине в грудь. Но ведь не уйдет, пока не отвечу.

– Мид с Тридцать пятой, – гордо говорю.

– Тридцать пятой не знаю, – заявила девчонка и нахмурилась. – Такой же, как миды с Сорок первой?

– Не!

Тупая. Укрытие на 35-й – лучшее место на свете.

– Я Элли, – она вытянула руку, будто пальцы показывала. – А мид быть кто?

Я слушал Чанга. потому не ответил. Через минутку рука ее опустилась.

– Мальчишка-мид задница! – презрительно объявила она. – Имя забыл. Рёхнутый.

Повернуться и кричать кому-то:

– Глянь на рёхнутого мида! У него имени нету!

Я разозлился:

– Убирайся, стерва, пока Пуук не взбеситься!

– Думаешь, мы…

Тычок. Рядом взрослый саб. Костлявый, с длинными кучерявыми волосами. Глянуть на Халбера, потом на нас и прижал палец к губам. Элли кивнуть, сесть в сторонке и тихонько говорить:

– Ладно, Чако.

Как Чако отошел, мальчишка-саб наклонился поближе и шепнул:

– Ты Пуук?

– Да. – Зря я ответил.

– Говори тихо. Чако здоровский, не зли его.

Парнишка вытянул в мою сторону руку, все пять пальцев.

– Кранд.

Я глянул на руку. Кольца нет, зачем он мне показывает?

Элли прошептала:

– Мид трусит.

Я не стерпел:

– Почему привязалась к Пууку? Ничего тебе не сделал!

– Мид воротит нос, не хочет дотронуться до саба!

Я сглотнул. Что делать? Потом осторожно так вытянул руку – вдруг какой подвох?

Элли тоже протянула руку и дотронулась всей ладонью и пальцами до моей:

– Здорово встретить.

Подождала и ткнула меня в ребра:

– Говори – здорово!

– Здорово встретить, – пробормотал я. Вот дурость.

Кранд протянул руку, мы соприкоснулись ладонями:

– Здорово.

Он маленький, может, лет одиннадцать. Но у Элли уже сиськи вырасти. Я глядел с восхищением.

Как-то Старшая Сестра дала мне потрогать свои. Я держал ее сиськи в руках, а она смеялась. Это мне не понравилось, но раз дала подержать, я ничего не сказал.

Уж не знаю, как вышло, но впереди у меня выросло. Я повернулся боком и быстро начал думать про другое, не то Элли заметит, что у меня спереди со штанами.

Чанг все говорил с Халбером.

Она прошептала:

– Ты с торгашом?

– Помогаю с тележкой. – А чтоб не думала, будто я совсем малявка, добавил:

– Он дает много мзды, говорит, пожалуйста, Пуук, Чанг сам не может.

Теперь она глянуть на меня с восхищением:

– Покажи мзду.

– Э… осталась в укрытии, – я не сразу сказать, – Думаешь, Пуук понесет ее вниз, к сабам? А вдруг сгинет?

Кранд хмыкнул:

– Да врет он, Элли.

Она прикусила губу, глянула на Кранда, потом на меня:

– Врет?

– Ясное дело. Глянь на него. Рубаха грязная, рваная. Ни колец, ни цепочек. Похоже, будто у него много мзды, а? Что думаешь, Элли?

Думаю, Кранд бы здорово выглядеть со вторым ртом у горла. Порезать?

На плечо легла рука. Чанг.

– Пора идти, парень.

Я на самом деле ему обрадовался. Значит, не придется отвечать Кранду.

– Да, мистр Чанг.

Я встал с достоинством:

– Нам пора. Элли тоже встала.

– Идем, Кранд, проводим до лестницы. Сначала шли Чанг с Халбером. Перед темнотой Элли толкнула меня локтем:

– Здорово, что встречайся. Я гордо выпрямиться.

9. Роберт

За завтраком я снова налил себе соку.

– Когда он примет решение?

Адам Тенер отвел взгляд от освещенной солнцем лужайки с подстриженной травой.

– Возможно… командир не… Ты бы мог… Не знаю. – Он потер глаза.

Я поджал губы. Трудно сказать, насколько сильно стоит давить.

Завтрак Адама остался нетронутым. Он налил себе вторую чашечку кофе.

– Извини, Робби, сегодня я почти не спал.

Я промолчал. Он мог одним словом заставить меня перенестись в юность. Робби.

– Ладно. – Адам встряхнулся, стал сосредоточенным. – Как я понимаю, тебе нужно знать точно?

Я кивнул.

– В глубине сердца он не политик, – проговорил Адам.

Безусловно. Во всяком случае, в том смысле, в каком эго понимает мой отец. Если отец обожал общественный аспект политической деятельности, то капитан не любил бывать на виду. Отцу нравилось отыскивать общие интересы у отдельных групп, сконцентрированных на собственной выгоде. Капитан Сифорт стремился отыскать лишь нравственную истину, а все остальное считал не стоящим внимания. Отцу искренне симпатизировали политики обеих партий. Капитана уважали, некоторые простые люди перед ним благоговели. И только.

Когда я наконец поднял глаза, Адам сказал:

– Помнишь, как давным-давно, когда мы были гардема… когда ты был кадетом, в Академию с инспекцией прибыли сенаторы?

Я расплылся в улыбке:

– Нет, но отец не раз и не два рассказывал мне об этом.

– Мы, гарды, решили, что капитан выжил из ума. Ему была отвратительна мысль, что банда политиков наводнит Фарсайд. Поэтому он закинул их в бараки, точно кучку плебеев, невзирая на возможные политические последствия. Некоторые жутко разозлились.

– Отец неделю уговаривал возмущенных ничего не предпринимать.

– Мистер Кин приказал нам успокоить их всеми возможными способами, только чтобы они не призвали Военно-Космические Силы взять базу штурмом.

Улыбка Адама медленно исчезла.

– Понимаешь, командир не вникает в искусство переговоров, компромиссов и альянсов. Чем больше ты на него давишь – тем больше он сопротивляется. А он понимает, что ты, Роб, давишь на него.

Я знал, что к предупреждению Адама нужно отнестись серьезно.

Отразив атаку враждебных инопланетян на Землю, Ник Сифорт ушел в монастырь необенедиктинцев, затерявшись во мраке своей души.

Минуло десять лет.

Возможно, он до сих пор там бы и оставался, если бы не визит бывшего трущобника Эдди Босса, ставшего космическим мореплавателем, который прежде был его денщиком. Эдди обратился к нему с просьбой помочь опротестовать возобновление проектов Земельной партии в отношении крупных городов.

Капитан отослал его прочь с резкими словами, но через месяц покинул монастырь и появился перед голографическим камерами. Он объявил, что выдвигает свою кандидатуру в Сенат, в самых резких словах поносил расчистку окружающих резиденцию ООН трущоб, предпринятую генсеком Анжуром.

Позиция Сифорта вынудила земельщиков увести войска с улиц. Трущобники продолжали жить по-прежнему, то есть в грязи, нищете и убожестве. Сифорт именовал это «независимостью».

Но дело не в этом. Капитан был избран в Сенат от Северной Англии. Какое-то время он безнаказанно попирал неписаные законы политики, действуя с бескомпромиссной честностью и правдивостью, которая доходила до резкости. Восторженные избиратели выдвинули его в секретари ООН, и вместе с ним к власти пришла наша Супранационалистическая партия.

А вот в кабинетных делах отказ Сифорта подчиняться давлению оказался скорее помехой, чем достоинством. Снова и снова его нетерпимость разрушала сделки, подготовленные отцом.

Если бы отец со своими коллегами не так настойчиво убеждал капитана не брать на себя вину, возможно, генсек прислушался бы к их советам и ему не пришлось бы уходить в отставку.

Я вздохнул. Карьера Сифорта нас больше не касается. А вот карьера отца – дело другое.

– Я подумаю, что смогу сделать, – Адам снова уставился в пустую чашку. – Роб…

– Да, сэр?

– Перестань, ради бога. Ты член Генеральной Ассамблеи, а не кадет. Да и я всего лишь лейтенант в отставке.

– Я обращаюсь так в знак уважения, Адам, и меня это вполне устраивает.

Жесткие черты его лица смягчила улыбка:

– Теперь ты говоришь в точности как Ф.Т.

– Буду считать это комплиментом. Он славный парнишка.

– Да.

Но лицо Адама потемнело, словно солнце закрыла туча. Помолчав, он спросил:

– Вчера вечером ты обсуждал с отцом что-нибудь важное?

Очень странный вопрос.

– Почему ты спрашиваешь?

Адам покраснел.

– Извини, это прозвучало бестактно. И не мое это дело… – Он внезапно встал. – Боже мой, не могу я спокойно сидеть и делать вид…

Он отвернулся.

Я подошел к нему.

– Сэр, что случилось?

На мгновение мне показалось, что сейчас Адам поставит меня на место, как гардемарин – надоедливого кадета, но он тут же ссутулился.

– Джаред. Ума не приложу, что с ним делать. Плохой из меня отец.

– Что он натворил?

– Я не могу тебе сказать. – Засунув руки в карманы. Адам внимательно разглядывал элегантный фасад дома Сифортов. – Короче говоря, он снова отличился. Если бы Елена была здесь!

– Сейчас у него трудный возраст.

– Больше этой отговоркой я не воспользуюсь, – с горечью проговорил он, – Я такое натворил, Роб. Мне… невыносимо стыдно.

Я опустил руку ему на плечо, постоял так, прежде чем убрать. Я стольким обязан ему за то, что он когда-то для меня сделал.

– Еще не все потеряно.

– Ему уже пятнадцать.

– Когда я поступил в Академию, то считал, что все будет легко, потому что мой отец – сенатор. С самого начала капитан держался так холодно. Это меня потрясло. Мои связи ничего для него не значили. Потом он вызвал меня в кабинет и выпорол. Я пережил жесточайший шок.

– Знаю.

Еще бы ему не знать! Адам помог мне со всем этим справиться.

– Это помогло мне повзрослеть. Встретившись со мной взглядом, он кивнул, но потом снова отвернулся.

– Не могу, Роб. Просто… не могу, – прохрипел он.

Я ощутил себя совершенно беспомощным.

– Ей-богу, я в этом деле не спец, но будь с ним построже. Даже без порки.

Мелькнула мимолетная улыбка.

– Я так и поступил прошлой ночью. По-моему, я его испугал.

– Прекрасно.

– Но сегодня я, как обычно, ничего не делал. Меняться трудно.

– У тебя получится.

Что за дурацкая фраза. Я украдкой взглянул на часы. К моей досаде, Адам это заметил и мгновенно выпрямился:

– Я провожу тебя к вертолету.

– Спасибо.

Отец еще до завтрака улетел в неботель «Шератон» обсудить вопрос о сборе денег для предвыборного фонда.

– Робби, – он явно колебался, – почему ты так и не женился?

– Я пока не женился, – поправил я его веселым тоном. – Все еще впереди.

Если я когда-нибудь сумею преодолеть боязнь связать свою жизнь и делиться мыслями с другим человеком, который может меня не одобрить.

– Кроме того, – улыбнулся я, – самых лучших уже разобрали.

Например, Арлину Сандерс, которая последние тринадцать лет носила фамилию Сифорт.

Арлина Сандерс принимала участие в войне с инопланетянами сначала на «Веллингтоне», а потом на космическом корабле ООН «Брентли». Все, кто ее знал, говорили, что она была надежным ответственным офицером. Как-то во время самого серьезного мятежа против ВКС, случившегося уже после войны, она несла охрану нового космолета на околоземной станции и, как говорили, собственноручно убила нескольких мародеров. Я не был с ней знаком в то время, когда она служила в ВКС, но знаю, что она училась в Академии одновременно с капитаном Сифортом и жила в той же казарме. Многие годы спустя после того, как капитан покинул монастырь, одинокий и погруженный в раздумья, он занимался политикой без помощника.

Его первая жена погибла на корабле; его вторая жена, Анни Уэллс, развелась с ним, пока он находился в Ланкастерском монастыре.

На приемах и дипломатических тусовках он одиноко стоял, держа в руке бокал с вином, – капитан позволял себе выпить один бокал за целый вечер, выслушивая окружавших его льстецов. Его дискомфорт был настолько очевиден, что я сочувствовал ему всем сердцем. Когда его глаза встречались с моими, их выражение смягчалось и уголки рта дергались, словно он хотел произнести слово «долг». Не знаю, на каком приеме он встретил Арлину. Вскоре она стала постоянно сопровождать его, оберегая от самых рьяных мучителей.

С той поры она защищала его яростно и бдительно. Я подозревал, что скорее она, а не капитан следит за поведением Ф.Т., хотя, правду сказать, мальчик, похоже, нисколько не возражал против дисциплины. Однако хоть он мне и нравился, но я его совершенно не понимал. Он был феноменально умным и так же, как и его отец, напрямик говорил правду, что выводило людей из себя.

Пока мы с Адамом шли по газону к дому, чтобы забрать чемодан, я вернулся к действительности. На летной площадке я пожал ему руку:

– Отец no-настоящему озабочен законопроектом о реконструкции городов. Нам обязательно нужно как можно скорее выяснить мнение капитана.

Пока отец не сжег мосты и не погубил старого друга.

– Попробую поговорить об этом снова. Нужно только выбрать подходящий момент.

– Не тяни, – попросил я. И направился к вертолету.

10. Педро

Мальчик Пуук приходил, мальчик Пуук уходил. Может, помирился с Карло, может, нет. Появлялся он почти каждый день. Я спросил, надумал ли он вернуться к мидам, но парнишка только пожал плечами. Может, еще где переночевал, но миды обычно места не меняют. Сидят по своим норам плотно.

Долго мне пришлось тащиться в верхнюю часть города за остальными пермами. Их заказал главарь сабов Халбер. Тут было о чем подумать. Что он сделает, когда наберет их сколько нужно? Но я решил, что хуже будет не дать.

Назавтра я взял тележку и поволок пермы сабам. Тут нарисовался Пуук – вроде помочь. Дурачина! Хотел надуть Педро Теламона Чанга! Не, говорю, сам справлюсь. Базар кончился тем, что он стал упираться задарма. Сразу я не врубился, чего он ко мне прицепился. Но у него все по глазам видно, салага еще, ловчить не умеет. Торгашом ему не бывать. Ну, все же одна консерва ему от меня попала, на халяву.

Теперь я хоть мог спокойно почитать, пацан не шнырял по комнате, как кошак. У него как шило в жопе: ни минуты не может усидеть спокойно. Я прочитал три книги, которые Фрад притащил на обмен. Не пойму, зачем Ленину было писать еще и философию; ему и с политикой, считай, обломчик вышел. Жалко, консервы гикнулись.

Каждый день я читал голографический журнал, но можно было обойтись без этого. Хватало видеть, что днем вода из крана течет ржавее и ржавее. А старый сенатор Боланд покуда вовсю толкал свой законопроект. Ему не понадобится посылать войска правительства, как когда-то генсеку Анжуру. Тот хотел выгнать из города всех нижних. Теперь племена постепенно вымрут сами по себе.

Для Чанга это пока не проблема. У меня на крыше стоит большой резервуар для собирания воды, фильтр и электрическая изгородь вокруг с кучей перм для зарядки. Уже много лет назад племена знали, что с Чангом лучше не связываться. Даже нейтрал может пырнуть члена племени, если поймает его на воровстве своего товара. Да, тяжело, но по-другому нельзя. Иначе они все растащат.

Я проверил водосточную трубу, которая шла от крыши к большому резервуару в погребе. Повреждений нет. Воды хватит на два-три месяца, судя по моим тратам. Если только безбашенные нижние не узнают о моем запасе, когда воды у них не станет. Повезет – племена дотянут до конца лета. Зимой начнутся дожди. Может, тогда еще годок перекантуются.

Ночью я сидел на стуле у пермы. Чай только что вскипел, в доме тишина.

Маркс и Ленин правы в одном: нужна организованность. Трущобники всего мира, объединяйтесь! Другого пути нет, но я не могу заставить их меня слушать. Рейван решил, что Чанг рехнулся, говоря ему, что воды скоро не станет. Халбер выслушал и, может, даже поверил, но не сказал, как собираются поступать сабы.

Больше всего я надеюсь на сабов. Их туннели тянутся под землей в разные стороны. Сабов уважают все племена. Никому в голову не придет забраться под землю, даже если вход окажется без охраны. С чужака для острастки остальных сдерут кожу заживо. Как сказал Халбер, никому неохота связываться с сабами.

Они могли бы стать во главе племен. Объединившись, нижние могли заставить правительство прислушаться к своим требованиям.

Стук в дверь.

Я никогда не открываю дверь после темноты. Обычно племена уважают нейтралов, но ночью какой-нибудь идиот может заявиться выяснить, что у торгаша за товары. У старика торгаша не получится возражать, лежа на полу с ножом в груди.

Снова громкий стук в дверь.

Все знают, что я дома, так что нет смысла молчать. Я подошел к двери:

– Убирайтесь, магазин закрыт.

– Это есть Пуук.

– Не волнует, хоть ты король Англии Артур. Магазин закрыт.

– Чанг, позвль мне войти.

Я разозлился.

– Тьфу! А где тебя днем носило? Совсем крыша съехала, не можешь усвоить, что Чанг ночью не открывает? Убирайся!

Я снова направился к стулу.

Из-за двери донесся подавленный голос:

– Пожалста, мистр Чанг. Пуук будет делать все, что скажете.

Молчание.

– Пожалста.

У меня мурашки пошли по коже. Что-то случилось. Я торопливо прошел в заднюю комнату, открыл тайник и взял кое-что, припрятанное много лет назад. Потом поспешил к входной двери.

– Эй вы там, с мальчишкой Пууком, лучше не связывайтесь со старым Чангом! Он вам покажет!

Я повернул один ключ, потом другой.

Наконец все замки отперты. Я отодвинул засов, распахнул дверь и приготовился.

Пуук стоял один.

Схватил его за руку, втянул внутрь и захлопнул дверь.

– Зачем бродишь по ночам? – Я как следует скрутил ухо. Только так хоть иногда можно заставить его слушаться. – Хошь остаться в магазине у Чанга, работай! Работай ночью, работай днем!

– Да, мистер Чанг. – Он не вырывался, как обычно. Встревожившись, я отпустил его.

– Ну что там у тебя?

Он повернулся боком. У меня перехватило дыхание.

– О Господи, помилуй и спаси его! Я подвел его к столу, схватил тряпку, которой стираю со стола, и промокнул кровь, выступившую под мышкой.

– Как же так? Сядь. Нужно снять рубашку. Он увидел, что я положил на стол, и его глаза расширились:

– У Чанга лазер? Откуда?

Не следовало бы мальчишке его показывать. Потом неприятностей не оберешься.

– Садись. Нужно перевязать, пока не вырубился.

Он послушно сел. Это меня еще больше обеспокоило. Значит, ему действительно плохо.

Я попытался расстегнуть рубаху, но руки не слушались старика. Пришлось от этого отказаться. Я похлопал его по карманам, вытащил нож и разрезал рубаху.

– Не переживай, мальчик Пуук. Найдем тебе что-нибудь.

У него был разодран весь бок.

– Все будет в порядке. Чанг перевяжет. Я налил на тряпку горячей воды, промокнул. Парнишка зашипел от боли, потом затих. Кровь продолжала течь. Я взял его за плечи и легонько сжал:

– Пуук, я схожу за лекарством. Сиди на месте, лады?

Он кивнул, чуть шевельнулся и сморщился от боли.

Я побежал в заднюю комнату, схватил перму, чтоб освещать дорогу, и быстро поднялся по лестнице.

Нижние обычно лекарствами не пользуются, так что нет смысла держать их для торговли. Племена не могут себе позволить такую роскошь, да и считают: какой век отмерен, столько и проживешь. Прежде в городских больницах лечили и нижних, и верхних – всех. Прежде.

Пока добрался до третьего этажа, прихватило сердце. Пууку я никак не смогу помочь, если умру здесь, наверху. Нет, не дам истечь ему кровью. Аптечка. Где-то у меня были две штуки, вот только где? Думай, Педро. Рано впадать в старческий маразм.

В другом углу. Я трусил по темному помещению то туда, то сюда и наконец дрожащими руками вытащил аптечку из коробки.

У лестницы остановился, чуть перевел дыхание. Только бы не свалиться на ступеньках. Я спускался с большой осторожностью. Пуук сидел на стуле и глядел на свет Божий мокрыми глазами.

Я трудился над ним и ворчал, чтоб все выглядело как обычно.

– Ну и глупый же ты, мальчик-мид, что дал себя так изрезать. Давно пора усвоить: ночью нужно сидеть в укрытии, а не шляться где попало.

Я промывал рану осторожно, как мог.

– Нечего где-то носиться по ночам, не то можно напороться на нож. Нужно оставаться в укрытии.

– Я там и был.

– Значит, порезали тебя в укрытии?

Он кивнул:

– Карло.

– Ясно. Мальчишка не сумел остановиться, вообразил, будто он взрослый мид.

Кожа разрезана, но до ребер, не дальше. Может, все обойдется. Будь как будет.

– Надо же, Пуук все это время не открыл рта.

– Да, мистр Чанг.

Смирным стал.

Занимаясь мальчиком, я с ненавистью думал об этой долбаной системе. Из этого нижнего вышел бы симпатичный мальчишка-верхний. Ладно сложенный, приятное лицо, если не считать шрама над глазом. Была бы жизнь другой, мог бы ходить в шикарную школу для верхних, жил в башне. Или, родись он за пределами города, мог бы вырасти и честно работать на верхних. Но из него не выйдет ничего хорошего; может, умрет, прежде чем начнет бриться.

Я еще раз промыл ему бок, на этот раз дезинфицирующим раствором. Парнишка застонал.

– Тихо, Пуук, еще малёхо.

– Холодно.

– Может, это от шока.

Откуда мне знать, я не врач. Может, и не стоило так чистить рану снаружи: наверняка в ней уже полно микробов. Парнишка был грязным, как всегда. Нечего и ожидать, когда живешь на улице. Нижние ничего не могут с этим поделать, даже вони больше не замечают.

В клинике у верхних ему бы наложили повязку из специального материала, и рана быстро бы затянулась. Такой у меня не было. Можно, конечно, зашить рану, как в старину, но я решил, что пластырь выдержит, да и боли он может не вынести, если начать зашивать.

Я вытащил из аптечки таблетку антибиотика:

– Глотай.

– Что такое? – он сморщился и с подозрением посмотрел на таблетку.

Хотел я отвесить ему подзатыльник, но сдержался. Не сегодня.

– Болеть меньше будет.

Он послушно проглотил. Я налил чая, положил туда побольше сахару. Неважно, сколько это стоит. Заставил выпить. Надеюсь, это поможет снять шок.

Я наложил на рану слой марли и предупредил:

– Пуук, сейчас я стяну твою рану пластырем. Держись.

Только я начал стягивать рану, как парнишка взвыл и отпихнул мою руку.

– Сиди спокойно!

– Отвали от меня! Все в порядке!

Этого разрешать уже было нельзя. Я легонько стукнул его:

– Говорить нужно: «Да, мистер Чанг!»

Мальчик поднял на меня большие, точно щенячьи, глаза.

Я поскорее отвернулся.

Торговец не может позволить себе всяких там настроений. Я постарался стянуть пластырь посильнее, но не слишком больно, и принялся убирать остатки в аптечку.

– Прошу прощения. – Пуук шмыгнул носом, глаза мокрые от слез. – Я не хотел.

Нет, для старика это слишком. Я прижал его голову к груди:

– У мальчика Пуука все будет хорошо. Пусть остается с Чангом столько, сколько ему нужно. Все будет хорошо.

Мальчик поправлялся медленно, но антибиотик сделал свое дело. Даже говорить не стану, сколько мне пришлось отдать в обмен за две аптечки. Это неважно.

На следующий день я спросил у него, из-за чего Карло так на него разозлился.

Пуук робко глянул на меня:

– Сказал ему, Рейван ни фига не знает.

– А при чем тут Рейван?

– Трубы. Рейван сказал Карло, мидам нужно найти новую трубу или поменять укрытие:

– Пуук повернулся на постели и поморщился.

– Нечего мальчишке лезть в дела взрослых, – погрозил я ему.

– Не знает он ни хрена, – упрямо повторил Пуук. – Он сказал, Чанг рехнулся. Сказал… – Пуук замолчал.

– Продолжай.

– Не, – парнишка помотал головой.

Я поднялся и отправился в магазин, гадая, в чем дело. Через несколько минут раздался стук в дверь. Я занялся торговлей – был спрос на спортивные костюмы и консервы.

Вечером все опять стихло. Я скормил Пууку куриную консерву. Прошел только день после того, как его саданули ножом, и я не хотел, чтоб он расхаживал, разве только до туалета и обратно. Покормил его в постели. Он все съел и огляделся, словно выискивал поблизости вторую консерву.

Покормив его, я встал. Он протянул руку, чтоб я не уходил. Я шлепнул его по руке. Нечего мальчишке-миду держаться за ручку, как малышу.

– Останься на минутку, – робко попросил он. Ладно, ладно, я снова сел.

– Не знаю, что случилось, но миды все талдычат про воду. – Он взглянул мне в глаза и решил продолжить. – Рехнулся не Чанг, а Рейван.

– Что он говорит?

– Мол, Чанг тронулся башкой, раз говорит, воды не будет. Мол, раз трубы плохие, мидам нужно менять укрытие или чинить. Лучше, говорит, чинить. Ну, если… – Пуук умолк.

Спрашивать бесполезно. Сам расскажет, когда решит. Я провел рукой по голове Пуука, ободряюще потрепал по шее. Потом встал и начал чистить пустую консервную банку: не выбрасывать же металл.

Мальчик Пуук заговорил, обращаясь к стене:

– Если Чанг не продаст трубы, миды сами возьмут. Вломятся в магазин Чанга.

Я чуть не задохнулся. Гляди-ка, до чего дошло – нейтралу уже грозят! Плохие времена настают.

– Я и сказал Карло: Рейвану крышу на солнце напекло. Если Чанг говорит, воды не станет, мидам надо слушать.

– Глупый мальчишка-мид думает, Чанг сам не сможет о себе позаботиться? – заворчал я, сжал рукой банку и бросил расплющенную в кучу других.

– Рейван хотел меня пришить. Карло не дал, но велел убираться и больше не возвращаться. Ребятам из мидов нечего водиться с нейтралами. Я послал его подальше вместе со Старшей Сестрой, а он кинулся на меня с ножом. Я увернулся, но не очень быстро.

– Все будет нормально, мальчик-мид. Переждешь немного, да и вернешься в укрытие с добычей, как прошлый раз.

– Может быть. Не знаю, захочу ли.

– Конечно захочешь. Мид должен жить среди мидов, верно?

Он ничего не ответил. Много позже, когда я погасил свет, он спросил:

– Как нижний может сделаться торгашом?

11. Филип

Мне не полагалось бы знать, что Джареда поймали. Я бы и не узнал, если б не мама. Той ночью, когда прилетели Боланды, я долго не спал, а забавлялся с преобразованиями 8-й степени.

Когда я услышал голоса гостей на лестнице, то понял, что мама скоро заглянет ко мне, и повернулся на бок. Пусть видит: глаза у меня еще открыты. По теории Павлова, чуткие родители проявляют беспокойство, если их дети не могут заснуть.

Через некоторое время мама зашла ко мне и села на край постели:

– Что с тобой, сынок?

Я улыбнулся. Мне нравится, когда она меня так называет.

– Ничего, ма.

– Хочешь поговорить?

– Смотря о чем. Ты очень устала?

Она взъерошила мне волосы:

– Пока не засыпаю на ходу. Потом легла сверху на покрывало.

– О чем ты думаешь?

С мамой я мог разговаривать так, как с отцом никогда бы не осмелился. Не то чтобы он стал возражать, но я должен оберегать его от волнений.

Я рассказал, как прошел мой день, и выслушал, что было у нее. Через какое-то время она зевнула, взглянула на часы и принялась рассказывать мне истории на ночь – баюкать на свой лад.

Не знаю, почему мне так нравится слушать ее рассказы о прежних днях, когда она встретилась с отцом, но они всегда помогают мне расслабиться и заснуть. Она поведала мне о приеме в честь губернаторов и как начались их встречи.

Я уже давно вычислил, когда это случилось.

– Это было через два года после того, как он покинул монастырь.

– Да, он был сенатором, и мы…

– Ма, он очень изменился теперь, когда стал старым?

– Старым? – Она засмеялась. – Да, теперь он стал дряхлым, плохо соображает, у него одышка и еле ковыляет.

– Ма! Не забывай, он старше меня в четыре целых четыре десятых раза, и с моей точки зрения…

– Знаю, Филипусик, – она снова засмеялась. – Я тоже такая старая… Сгорбленная, в морщинах, меня возят на инвалидном кресле…

Я обнял маму, зная, что только так заставлю ее замолчать.

– Каким он был?

Она помолчала.

– Я знала Ника на трех этапах в три разных периода его жизни. Юношей он…

Я ждал.

– Никогда не думала, что смогу полюбить его. Он был таким сдержанным и болезненно робким. Таким серьезным. Мы жили в одной казарме.

– Казарма Крейна.

– В Фарсайде, – подтвердила она. – Он помог мне, когда я запаниковала во время тренировки с надеванием скафандров, и без колебаний пошел за меня на порку.

– Сержант придиралась к тебе?

– Нет, она была права. Когда-нибудь ты поймешь. После выпуска, перед тем как явиться для прохождения службы, мы с Ником вместе отправились в первое увольнение. Мы… познали друг друга.

Я не стал комментировать эти слова, чтобы ее не отвлекать.

– Несколько лет спустя, когда напали рыбы, я летала на «Веллингтоне». Тогда мы с ним не поладили.

Она шевельнулась, посмотрела на часы.

– А потом?

– Он очень изменился. После того, что случилось на «Трафальгаре» с ним и кадетами… а может, и раньше – я не знаю. В его жизни было столько трагедий!

Молчание.

– Мам, рассказывай.

– Он стал очень… ранимым. Относится к вопросам морали как никогда чутко, но потерял уверенность в своем праве действовать во имя их. Иногда Ник говорит, что своим вмешательством он только все портит.

– Не правда!

– Конечно, не правда.

Мама молчала очень долго. Я решил было, что она заснула, но снова услышал ее голос:

– Ему тяжело приходилось в политике, особенно после того, как его карьера закончилась. Он очень раним. Мы должны защищать его.

– Что его тревожит?

Она заколебалась.

– Если я скажу тебе, ты никому не расскажешь?

– Кому? Джареду? – презрительно отозвался я и серьезно добавил:

– Даю слово.

– Боже, ты говоришь в точности как твой отец! Он не то чтобы встревожен. На него оказывают давление, не оставляют в покое.

– Кто?

– Проклятые политики. – Мама недовольно покачала головой, – Они с позором сняли его с должности, а теперь жаждут его благословения. Казалось бы, бессмыслица.

– Тогда почему?

– Несмотря ни на что, они уважают его ничуть не меньше, чем прежде. – Мама показала в сторону ворот. – Каждый день там толпятся люди. Как ты думаешь, почему они приходят? Ведь понимают, что он их не примет? Он всегда стоял за честность, порядочность…

Мне показалось, что я услышал, как она всхлипнула.

Мама крепко схватила меня за руку:

– Ф.Т., речь не только о Боландах и его старых друзьях по флоту. Мы должны защищать его от тех, кто собирается снаружи. Он не должен слушать их просьбы. Они его уничтожат. Он слишком хрупок и не выдержит, если вернется в это львиное логово.

– Ма, не волнуйся, он не вернется.

Вскоре она поцеловала меня и ушла.

Через какое-то время я услышал шаги отца. Он возвращался к себе в кабинет.

Спать нисколько не хотелось. Даже иррациональные числа не помогали.

У нас в гостях были Боланды. Может, они снова попытаются оказать на отца давление. К этому времени мама уже заснула и не сможет защитить его. Я надел тапки и пошел вниз к отцовскому кабинету.

Внутри было тихо. Я хотел постучать, спросить, что нужно сделать, чтобы исцелить его от хрупкости.

Нет, лучше хранить молчание. От вопросов он только распереживается. Может, утром удастся выудить из компа какие-нибудь сведения, которые помогут понять.

И я уселся перед дверью в кабинет отца – стеречь, чтоб его никто не беспокоил.

Голоса. Я мгновенно проснулся.

– Вы не представляете, как я сожалею о случившемся. Адам Тенер.

Видно, зашел к отцу через дверь из внутреннего дворика, иначе споткнулся бы об меня.

– Адам, бога ради! – послышался раздраженный голос отца.

– Я хотел сказать… я страшно сожа… – Несколько секунд длилось молчание. – Сэр, я не знаю, что тут можно сказать.

– Ладно, гардемарин, – в голосе отца ощущалась усталая улыбка, – Но заиканьем делу не поможешь. Запомни: нельзя просить прощения за то, что совершил другой.

Я не должен был подслушивать. Это бесчестно. Тем не менее я поплотнее прижал ухо к двери.

– Я извинялся за то, что воспитал Джареда таким.

– Чепуха. Парень сам отвечает за свои поступки.

– Вы назвали их низкими. Я с вами совершенно согласен.

– Адам, ты должен его контролировать. Нет, не ради меня, а ради себя. И ради него.

– Да, – Пауза. – Только я не умею.

– Начало положено.

– Тем, что я кричал на него? А что делать дальше?

Отец заговорил жестким тоном:

– Спрашивать об этом нужно не у меня. Я погубил детей, которых мне доверили.

Не может быть. Про кого это он говорит? Про моего маленького братишку? Кого-то еще?

– Не надо, сэр, прошу вас.

Отец вздохнул.

– Он твой сын. Поступай как считаешь нужным. Теперь о Ричарде. Я полагаю, его нужно поставить в известность.

– О том, что Джаред прятался у него за окном? Стоит ли?

Я прижался к двери поплотнее. Зачем Джаред подглядывал в спальни? Похоже, у него какое-то помешательство.

– Ричард имеет право на уединение.

– Им с Робом сейчас непросто приходится. – Тенер колебался. – Я бы оставил все как есть. У них и так забот предостаточно.

– Как знаешь, – с сомнением отозвался отец. – Там, снаружи, я чуть не забылся. Джаред даже не представляет, насколько он был близок…

– К?..

– Был бы он моим сыном… – Мне было слышно, как он расхаживает по кабинету.

– Это было бы гораздо лучше, – с горечью проговорил Тенер. – Сэр, в следующий раз – я имею в виду, если вы снова застигнете его… – Пауза, словно Тенер не сразу решился заговорить. – Пожалуйста, поступите с ним так же, как поступили бы с собственным сыном.

– Ты уверен?

– Совершенно.

– Хорошо, – суровым тоном произнес отец. – Джареду это не понравится.

Их разговор продолжался. Еще долго я лежал под дверью.

Проснулся я оттого, что отец легонько тряс меня за плечо. Целую вечность он смотрел мне в глаза.

– Ф.Т., что ты здесь делаешь?

– Не знаю, сэр, – Это была правда. Мои глаза наполнились слезами. – Я беспокоился.

Он смягчился.

– О чем, мой мальчик?

Он помог мне встать и повел к лестнице. Знаю, не будь я таким большим, он понес бы меня. О вас, сэр. Но я не мог сказать этого.

– Не знаю, отец.

Он бережно укрыл меня одеялом.

Три дня спустя отец собрал чемодан, попрощался со всеми, наскоро обнял меня и, как каждый год, отбыл в Ланкастерский монастырь. Мы с мамой проводили его до вертолета и пошли обратно к дому. Я невольно взял ее за руку, стараясь не обращать внимания на людей, глядящих на нас из-за ограды.

– Милый, это ненадолго. Через три недели он вернется домой.

– Я знаю, ма.

Она прищурилась:

– Если ты хочешь воспользоваться отъездом отца как предлогом, чтобы отлынивать от домашних заданий, то не надейся.

– Нет, мэм.

У того, кто служил лейтенантом, командирские замашки остаются на всю жизнь.

– Вчера я попросил, чтобы мне дали дополнительные задачки. Думаю сегодня к вечеру их решить.

– Очень хорошо. Хочешь, обнимемся? Я кивнул. Никогда не отказываюсь.

По мере того как проходили дни, я все больше беспокоился. Будь я взрослым, мог бы поехать куда хочу, но до этого еще далеко, поэтому в передвижениях я полностью зависел от мамы. В первую неделю она дважды свозила меня на выставку Родена.

Играть на улице было слишком сыро, а Джаред не отвечал на вызовы и в дом к нам не приходил. Мама велела мне не ходить к нему. Неважно почему, молодой человек, просто делай что тебе велено.

Назло своим учителям я попросил дополнительные задания, сделал через час после того, как принес домой, и послал е-мэйлом с указанием даты и времени.

Мистер Скиар сказал, что моя неудовлетворенность проистекает от скуки. Я довольно резко возразил, что провожу с ним три часа в неделю не для того, чтобы услышать то, что и сам знаю. Потом я извинился: он действительно старается мне помочь, и иногда это ему удается.

Временами меня охватывает беспокойство. Отец называет это «набирать обороты». Не знаю почему, но в это время мысли проносятся у меня в голове со скоростью миллион миль в час. Мне делается страшно, потому что это происходит помимо моей воли. Иногда в голову приходят полезные мысли, но обычно я просто сижу, кусаю ногти и дергаю за рубашку. Если это замечает отец, он обнимает меня и не отпускает, пока я не успокоюсь. Только после этого я начинаю переживать, что к тяжелому грузу его проблем добавляю свои. От этого мне становится еще хуже.

В одном мистер Скиар ошибся: мне не нужны друзья-ровесники. Для меня важно уживаться со взрослыми. Что толку понимать социальное поведение «нормальных» ребят двенадцати лет? Слава богу, я не отношусь к «нормальным» и двенадцатилетним останусь недолго.

Правда, мне не очень-то хотелось вступать в подростковый возраст, имея перед глазами пример Джареда.

На четвертый день после отъезда отца я отправился к бунгало, решив, что мамин запрет, вероятнее всего, кончился. Дверь была открыта, и я прошел к Джареду в комнату.

Он лежал на кровати.

– Привет. – Я придвинул стул к его компу.

– Сгинь.

Я оглянулся на него:

– Ты это серьезно?

– Ты не должен был сюда приходить.

– Я проявил невежливость? Ты хочешь, чтобы я сначала постучал?

– Нет! – Он перевернулся и сердито посмотрел на меня.

Я направился к двери:

– Дай мне знать, когда придешь в себя.

– Да не могу я, идиот! – Он застучал кулаком по подушке. – Он мне не даст!

Если верить тому, что я читал, у многих подростков возникают проблемы со связным изложением мыслей.

– Ты непонятно выражаешься.

Он вскочил с кровати и начал выталкивать меня из комнаты:

– Ты, сопляк! Убирайся, пока я не… убирайся!

Джаред вытолкал меня в холл и захлопнул дверь. Опять он не в духе. Я пожал плечами и направился к себе, но не успел пройти и полпути, как его окно распахнулось.

– Ф.Т., подожди!

Я вздохнул и обернулся:

– Что?

Он поманил меня:

– Вернись.

Окно захлопнулось.

Я снова вошел в его комнату:

– Ну так что?

– Нечего так смотреть на меня, я тут ни при чем. Он снова уселся на кровать и обхватил голову руками.

– Это несправедливо. Папа просто сошел с ума. Я ждал.

– Он только и делает, что вопит.

– Что случилось?

– Он застукал – обнаружил меня там, где меня не должно было быть. Орал так, будто свихнулся. Я ушел к себе в комнату и ждал всю ночь, что он придет нормально поговорить. Утром он вел себя так, словно все забыл. Я пошел в школу как всегда.

– Ты его рассердил.

– Не нуждаюсь в твоих поучениях, хилятик.

– Возьми свои слова обратно, – очень тихо сказал я.

– Да иди ты…

– Возьми свои слова обратно. Я не шучу. Я встал и выпрямился, стараясь не дрожать. Он был гораздо больше меня.

Джаред отвел глаза в сторону:

– Ладно, ладно, остынь. И добавил:

– Извини.

Я снова сел, радуясь, что не придется ссориться.

– Продолжай.

– Два дня отец ничего не говорил, а пару дней назад просто взбесился. Ворвался ко мне в комнату, заявил, что с него довольно. Я решил: опять побалабонит и успокоится. Он просто ручной кролик у твоего папаши.

Мне захотелось уйти, но я заставил себя сидеть на месте.

У Джареда потемнело лицо.

– Я сказал, чтобы он оставил меня в покое, а он засмеялся. Сообщил, что забирает меня из школы, потому что это ничего мне не дает, с обучением моим покончено, и запретил мне выходить из комнаты, кроме как в ванную да поесть. До тех пор, пока не исправлюсь, что бы это ни означало. Я не могу звонить тебе или пускать к себе. Он даже лишил меня выхода в сеть! Смотри!

Джаред включил комп и нажал на кнопку выхода в сеть. Экран остался пустым.

– А что за чепуху он нес! Рассказать – не поверишь! Растраченный впустую талант, данный Богом, почему я не могу пользоваться умением обращаться с компом конструктивно, тяф, тяф, тяф.

Джаред скорчил физиономию и снова шлепнулся на кровать.

– А ведь это бессмысленно, потому что он не может меня заставить, Я могу пойти куда захочу.

– Тогда почему сидишь в комнате и никуда не идешь?

– Не беспокойся, пойду.

– Но пока не ходил.

– Господи, да с тех пор прошла всего пара ночей!

Употреблять имя Господа всуе… Я молча выслушал это богохульство. Не знаю, во что я еще верю, но совершенно убежден, что Господу Богу такое не понравится.

– Ф.Т.?

Я смотрел на пустой экран.

– Филип!

– Что?

– Я боюсь, – произнес он неровным голосом.

Я подошел к кровати:

– Чего?

– Сам не знаю. Отца. Он так странно себя ведет. Не должен он был так на стенку лезть. Школа – чушь собачья, но все-таки это хоть какое-то занятие. Я хочу туда вернуться.

Заметь он, что мне его жаль, ему бы от этого стало еще хуже.

– Исправься хотя бы на время. Только это ему и нужно. Я дотронулся до его руки – ему нравятся игры с касаниями. Но он меня не слушал.

– Я им покажу! Им обоим.

Я двинул ему под ребра, только тогда он поглядел на меня.

– Слушай, успокойся. Просто какое-то время делай то, что он велит.

– Убери руки. – Он швырнул в меня подушку. Уже лучше. Больше похож на прежнего Джареда. Я кинул ее обратно.

– Померяемся силой на руках? – Он всегда меня побеждал, и я знал, что это ему нравится.

– Тот, кто проиграет, платит два юнибакса, идет?

– Ни за что. – Я не попадался на эту удочку с семи лет.

Я лег на живот и поставил руку на локоть. Пятнадцатилетний Джаред был и больше, и тяжелее меня. Я сделал три попытки, старательно изображая, будто считаю, что могу выиграть.

На третий раз он с силой опустил мою руку вниз и опрокинул меня на спину.

– Думал, сможешь меня одолеть, Ф.Т.?

– Может, и не сегодня, но скоро.

– Точно. – Он двинул меня под ребра. Я завопил, отпихнул его, но он не давал мне встать. Стремление показать превосходство. Джареду постоянно требовалось получать подтверждение, что он сильнее.

– Пусти!

– Может, и пушу.

Он удерживал обе мои руки одной своей, а второй начал щекотать.

– Хватит! – Я выдернул руку и схватил его за волосы. – Отпусти, а не то…

Он уселся на меня. Я никак не мог понять, играем мы или деремся. Джаред крепко схватил меня за запястья, завел руки над головой и прижал к постели. Я вертелся, брыкался и почти сумел сбросить его с себя.

– Ну нет, не уйдешь, – он снова со всей силы прижал мои руки к кровати и головой уперся мне в плечо. – Попался!

– Джаред, не надо. Пусти…

Одним движением он лег на меня сверху.

Я оцепенел.

– Джаред…

Он крепко удерживал меня ногами.

Джаред закрыл глаза и опустил голову мне на плечо. Словно бы случайно, его губы коснулись моей шеи.

Я заставил мышцы расслабиться и через мгновение заехал ему коленом в пах.

Джаред заорал, скатился с меня и, скорчившись, с багровым лицом принялся кататься, держась за яички.

Я кубарем слетел с кровати, отступил к окну и стер с кожи следы его губ.

Рыдания.

Глаза мои задержались на мониторе его компа. Я рванул к клавиатуре, вызвал из памяти стирание, набрал команду возврата, метнулся обратно к кровати, где он мучился от боли, и закричал:

– Ты просто посмешище! Мы смеемся над тобой! Все! Отец, я и даже твой собственный папаша! Вечно ты ничего не можешь сделать как следует, и мы знаем это!

– Ф.Т.! – вырвался из него хриплый звук, похожий на мольбу.

Мой голос стал еще резче:

– Я рад, что тебе больно! В тот раз ты выиграл у меня в шахматы, потому что я поддался! Взгляни на вариации Лопеса, если не будет лень. Последний пароль твоего отца – день твоего рождения в базе двенадцать, но ты такой тупой, что не сумел понять, даже когда я тебе сказал!

– Пожалуйста!

Я подбежал к двери.

– Все знают, что ты бродишь по ночам, а ты думаешь, что это секрет! Между прочим, в школе попросили твоего отца забрать тебя!

– Подожди! – страдальческий крик.

– С меня хватит! – Я выбежал во двор и чуть не налетел на Адама Тенера.

– Ф.Т.? Где ты…Что случилось?

– Ничего. До свиданья. – Я со всех ног пустился к дому, пулей взлетел по лестнице в свою комнату и захлопнул дверь.

Здесь я сел в уголок, обхватил себя руками и принялся дергать рубашку и потирать шею. Филип, спокойно! Семьдесят шесть умножить на тысячу триста девяносто четыре… Я снова набирал обороты, но ничего поделать не мог. Пальцы заскребли по одежде.

12. Джаред

Когда отец звал меня есть, я шел без возражений. Он велел мне прибрать в своей комнате, я это сделал. Теперь, когда Старик отправился в свой монастырь, большую часть времени отец проводил за рабочим столом в большом доме. Я сидел у себя в комнате и выжидал.

Не понимаю, почему отец злобствует из-за такой ерунды. Ну, прогулялся я по веранде, подумаешь! Каждый вечер, когда он устало тащился по дорожке к нашему бунгало, у меня сжималось все внутри. Я знал, что он меня ненавидит, и решил, что это взаимно.

Время от времени по лужайке проносился Ф.Т., но я не махал ему из окна. Звонить тоже было невозможно – из-за отца. И потом, не знаю, что такого я сказал этому пацану. Мы всего лишь боролись! Он вдруг пришел в неистовство, чуть не изувечил меня и что-то наговорил, я уж не помню что.

Я не хотел его видеть. Наблюдал из-за штор, как он бегает по лужайке с футбольным мячом, тощий и гибкий. Он ни разу не поглядел в мою сторону и не улыбнулся, хоть и знал, что мне одиноко.

Я прохандрил в своей комнате еще три дня, а потом в конце концов перенастроил компьютер.

Нужно как-то сбежать отсюда. Я потихоньку наладил выход в сети, связался с Рольфом, объяснил, над чем работаю. Это произвело на него большое впечатление, но два бесконечных дня он думал, соглашаться мне помогать или нет.

Тем временем я просмотрел последние выпуски «Голографического мира». Речь старика Боланда была помещена на первой полосе. Отлично. Значит, их заинтересует мой рассказ о том, как Боланд собирается свести на нет влияние Старика. Но действовать нужно осторожно.

Подключался я через Интерлодж. Три фальшивых регистрации – и все в порядке. Я записал все, что запомнил из слов Боланда. Через Интерлодж я послал в «Голографический мир» парочку намеков, чтоб подогреть их интерес. Захотят они встретиться или нет? Если мы встретимся где-нибудь поблизости от резиденции Сифорта, кто-нибудь может догадаться об источнике информации. Нет, нужно какое-нибудь общественное место. Я выбрал неботель «Шератон» в Нью-Йорке. Отец однажды возил меня туда, и я сумею сориентироваться.

За семнадцатилетнего я сойду, но журналисты такие пройдохи. Поверят ли они мне? Я передал людям из «Голографического мира», что не хочу засветиться и со сведениями, которые хочу продать, пришлю посредника. С ним они могу передать ответ.

Я не знал, сколько они могут заплатить, но это и неважно. Главное – проучить их всех. С папашей сочтусь за то, как он мерзко со мной обращается, а со Стариком – за проклятую набожность. Пусть вернется пораньше из своего дурацкого монастыря после того, как прочтет в статейке, как он шпионил за своими гостями и заносил информацию о них в свой личный компьютер. Я решил, что рассказ выйдет поинтереснее, если на него навесить все это.

Жаль, у меня ничего нет про Ф.Т., но вряд ли он кому интересен. Стерва Арлина Сифорт твердо решила держать его имя подальше от видеоновостей, хотя иногда, стоило ей немножко ослабить бдительность, журналюги издалека делали снимки.

Фотографы перестали кружить над территорией резиденции после того, как Арлина ручным лазером пробила хвост вертолета. Никто не осмелился подать в суд. По-моему, другие политики порадовались, что жертва их интриг наконец-то сумела постоять за себя.

Я долго изнывал в проклятом бунгало, прежде чем получил ответ из «Голографического мира».

Встреча была назначена на пять часов в среду. Я сбегу во вторник, переночую в «Шератоне», так что перед разговором сумею как следует подготовиться.

В выходные дни я до того усердно работал под присмотром отца, что он даже похвалил меня. Я едва удержался от смеха. Ночью, когда он спал, я заказал на понедельник место на суборбитальном лайнере, указав счет в «Террексе», который нашел у него в пьютере. Ф.Т. был прав: паролем он выбрал дату моего рождения. Тупица.

Самое сложное было добыть карточку. Пришлось ждать понедельничного вечера: если б я забрал ее раньше, он мог заметить, хотя пользовался ей, только когда покидал резиденцию.

В понедельник я выждал до вечера. Когда он пошел мыться в душ, я скакнул к нему в спальню и выудил из кармана карточку.

Держитесь теперь у меня!

Во вторник утром отец разбудил меня, как и во все дни после нашей ссоры.

– Джаред, пора вставать.

– Ладно. – Я с трудом открыл глаза, потому что проворочался без сна почти всю ночь.

– Вставай.

Я вздохнул. Еще несколько часов – и все это кончится. Пусть думает, что его взяла.

– Да, сэр. – Я сел.

Он обнял меня за плечи. Я постарался не сжаться.

– Я тут подумал… – нерешительно заговорил он. – Помнишь нашу поездку в Квебек?

– С мамой? Давненько это было.

– Не хочешь съездить туда снова?

– Зачем?

– Просто… ради нас с тобой. Я мог бы отпроситься на несколько дней.

Три или четыре дня быть привязанным к нему, точно малявка? Ну и тошниловка.

– Здорово, па. Там есть чем заняться. Объятие.

– Обед в морозильнике. Бургеры и овощная смесь.

– Хорошо, – Я ждал, когда он отвалит. Он остановился у двери.

– Веди себя хорошо, и я снова подключу тебя к сети.

Я поскорее отвернулся, чтобы он не заметил моей улыбки.

– Спасибо.

Он ушел.

Все утро я не находил себе места. Уйти не получалось. Если отец не останется на ленч с Арлиной, то может прийти домой, поэтому лучше никуда не отлучаться. О моем уходе он должен узнать только через несколько часов. Тогда будет слишком поздно.

Конечно, был и риск. Оставался один шанс из тысячи, что именно сегодня он решит пообедать в городе и попытается оплатить карточкой от «Терекса». Но такая игра и делает жизнь интересней. Правда, я не особенно беспокоился. Карточку всегда можно выбросить и прикинуться шлангом – знать ничего не знаю.

Мой шаттл вылетал в два.

Полдень. Мне не повезло. Отец с Арлиной расположились с сэндвичами на веранде и проторчали там целую вечность. Я ходил по комнате взад-вперед. Рюкзак лежал под кроватью. Можно выбраться из окна отцовской комнаты, которое выходит в другую сторону, но что толку? Все равно выходить нужно через ворота, а дорога туда отлично просматривалась с веранды. Если отец меня засечет, то всех на уши поставит.

Мешала охранная сигнализация – иначе я бы перелез через стену. Придется идти через ворота. Задача охранников – не пропускать на территорию посторонних, а не держать нас взаперти. Им по барабану, выйду я наружу или нет.

Главное проскользнуть мимо отца, а дальше – ищи ветра в поле. Зевакам вокруг на меня начхать. Их интересует только Старик и его семья.

Наконец отец взял тарелку с кружкой и потопал внутрь. Арлина потянулась и сделала то же самое. Прекрасно. Потом она отправится вздремнуть во дворике.

Теперь путь свободен. Я вытащил рюкзак и рванул к выходу. У выхода я замедлил бег и пошел спокойным шагом. Открыл металлические ворота изнутри, кивнул ближайшему охраннику и вышел наружу. Несколько идиотов выпучили глаза. Хотелось послать их подальше, но я удержался. Кретины, толпятся вокруг Старика, словно он святой. Сифорт – осел и дурак набитый, который облажался в политике, как и во всем остальном.

Мне удалось подчеркнуто неторопливо дойти до угла. После этого я мчался до конца квартала.

Иногда туристы добирались сюда на такси. Одни глазели в окошки и ехали дальше, зато другие выходили и бродили вокруг. Днем такси постоянно колесили по нашей улице. Ротозеи вскоре уясняли, что ничего не увидят, кроме будки охранников и кустов. Я сошел с тротуара и остановил проезжающее такси.

– Шаттлпорт «Потомак». И побыстрее.

Шофер оглядел меня с ног до головы:

– Монеты у тебя есть, парнишка?

– Конечно. Я что, похож на трущобника? – Я захлопнул дверцу.

На такси у меня хватало, но и только. Я рассчитывал найти в порту банкомат «Террекса» и по отцовской карточке получить кой-какую сумму на расходы. Через несколько дней он наверняка спохватится и заблокирует эту карточку, так что лучше запастись деньгами заранее, пока не подоспеют юнибаксы от «Голографического мира».

Из-за папашиного ленча на веранде я чуть не опоздал на рейс. Пришлось бежать на посадку. Едва я в шаттле уселся, запихнул рюкзак под сиденье и пристегнулся, как трап отъехал.

Я колебался, какой напиток взять. Фальшивый паспорт у меня был – комар носу не подточит. В школе я уплатил за него черт знает сколько, но попасться в шаттле во время полета – поганое дело. Здесь никуда не сбежишь. Даже за первое нарушение закона могут отправить в Федеральный суд. В любом случае спиртные напитки разрешается пить только с двадцати одного года, а я вряд ли на столько выгляжу, хоть и бреюсь время от времени.

Я попросил лимонад.

В Нью-Йорке я подошел к ближайшему банкомату «Террекса» и взял пачку денег. Сделать это в Вашингтоне перед полетом не хватило времени. Эта операция будет зафиксирована в банковском балансе отца. Рано или поздно он поймет, что я был в Нью-Йорке. Жалко, до отъезда я не догадался поменять его финансовые пароли – так можно было бы выиграть побольше времени.

Ну ничего. Как только «Голографический мир» выплатит мне денежки, я отправлюсь в какое-нибудь крутое местечко.

13. Пуук

Плохо стало Пууку, когда Карло порезать меня. Хожу угрюмый, ничего не могу поделать. Какой же мид выйдет из мальчика Пуука, если его не учить? И бок болит. Не могу плакать, пока Чанг рядом: жду, когда отвалит.

Каждый день старик уползает с тележкой, торгует и меняется с племенами. Но сперва присядет у кровати, взъерошит мне волосы, спросит, как я. Нормалёк, говорю. Никуда не суй свой нос, отдыхай и поправляйся. Да, мистр Чанг. Он улыбается.

Чувствую себя паршиво. Сил нет подниматься по лестнице и лазить. А надо бы глянуть, где чё Чанг прячет. Потом медленно встаю, осматриваю лабаз. Дешевка всякая. Возьму – старик сразу смекнет и выпорет меня. Или просто глянет, а мне станет хуже некуда. Потому короба не трогаю.

На полках в задней комнате полно книг. Можно взять. У старика их столько – не заметит, только на кой хрен? Кому нужны эти книги, кроме прибабахнутого старого Чанга?

Через пару дней стало малёхо полегче. Вечером сидели мы с Чангом у пермы. Он на стуле, я на низком табурете. Старик рассказывал истории из книжек про старые времена, когда племя «лыцари» дралось с племенем в укрытии, «замок». Дурацкая сказка. Где это видано, чтоб после победы племя давало уйти восвояси? Я его спрашиваю: чего это лыцари не перерезали их всех, когда захватили замок? А ну племя из замка начнет опосля мстить?

Чанг говорит, таковы законы, Пуук. Весь свет поступает не так, как племена нижних. Ну и дураки, говорю.

На кой слушать про дурацкие племена? Небось, такие ж, как сабы. Притрагиваются друг к другу пальцами, говорят, «здорово встретиться». Совсем придурки.

Старик все вздыхает. Я сижу развесив уши, навроде слушаю рассказы из других книжек.

Еще через пару дней хочу выйти. Чанг говорит: нет. Я гордо говорю: Пуук ходит, где хочет, никакой старик не остановит. Ладно, говорит, и распахивает дверь. Иди, говорит, и не возвращайся. Во тупица старый! Я должен делать как он желает! Пожалуйста, мистр Чанг, разрешите выйти на улицу. Чуть прогуляться. Он разбурчался, надавал кучу указаний: не бегай, а то упадешь; держись подальше от Карло и все такое. Он думает – я идиот? Наконец он поволокся куда-то с тележкой и разрешил меня выйти.

Ладно, говорит, иди, только будь здесь, когда вернусь, если хочешь, чтоб остаться на ночь.

– Ага. – Я пожал плечами, вышел на солнце, зажмурился. Он как следует запер дверь. Пришлось стоять и ждать, когда поправит мне заклейку на ране. – Идите, мистр Чанг, со мной все будет в порядке.

Он загрохотал тележкой и скрылся за углом. Я огляделся. Пусто, только дохлая собака. Почему-то на улице, а не у кого-то в кастрюле. Теперь-то уж никто не позарится – больно ее раздуло. Я кидаю ногой камушки, пройтись в сторону укрытия. Бок побаливал, но терпимо. Надеяться, может, Старшая Сестра выйдет, но слишком близко не подхожу, чтоб Карло не увидеть.

Большухи нет. Карло нет тоже, значит, все в порядке. Я бродил кругом, начал скучать. Нужно ждать, когда Чанг вернется. Уже скоро.

Какой-то шум. Мотор.

Верт.

Дети-миды промчались в сторону укрытия, а я не стал икру метать. Днем можно найти много мест, куда спрятаться. На верте обычно прилетали копы, но могли и верхние. Иногда сюда приезжали туристы поглазеть, а у охраны лазеры наготове. Чаще туристы сидели в автобусе с решетками на окнах и останавливались только на 42-й.

Мотор шумел все громче. Куча пыли. Верт опустился посередке улицы, недалеко от Чангова дома. Мотор заглох.

Не, не копы. Просто верт с парочкой долбаных верхних.

Через время миды вышли из укрытия поглазеть на туристов.

По ночам ни один верхний не посадит верт на улицу. Если посадит, мы его прикончим. Днем даже нижние расхаживают на солнце, но только на своей территории. Верхним тут никто не рад, но они слишком тупые и не догадываются.

Дверца верта открывается, выходят два лба. Один вправду здоровенный. Осторожно оглядывается и помогает другому спрыгнуть вниз. Второй тощий и оборванный, прям совсем нижний. Только вряд ли. У нижнего никогда не наберется монет на верт.

Пилот остается в верте. Охранников вроде не видно.

Здоровенный барабанит по Чанговой двери:

– Эй, Чанг, открывай!

Не по нутру мне это. Как Чангу сохранить уважение племен, если к нему начнут шастать верхние?

– Эй, Чанг!

Я не выдержал:

– Вали отсюда, верхний!

Он будто не слышит, продолжает колошматить:

– Просыпайся, старик!

Миды, небось, наблюдают. Я гордо выпрямился, вытащил перо:

– А ну, давай отсюда! – Я встал перед дверью. – Отстань от него!

Лоб прищурился, когда углядел нож:

– Полегче, малыш.

Он не захотел отступить, тогда я иду ближе, держа перо так, как учит Карло:

– Отправляйся в своем долбаном верте назад в башню! И ты тоже, костлявый!

Ноль внимания. Тогда я делаю выпад:

– Ты думаешь…

Здоровенный хвать меня за кисть, другой рукой выдернул нож и швырнул на улицу.

– Отпусти, ты, долбаный…

Вмазал меня наотмашь по лицу. Звук такой, будто палка треснула. Я кричу.

Который лоб лыбится. Трясет меня:

– Иди, малец, играть, пока тебе бо-бо не сделали.

Я сумел устоять.

– Иди ты в жопу.

Он шагнул ближе, я быстро молчу. Наблюдающие миды ржут.

Не знаю, что делать. Хотел напугать, но он ведет себя не так, как верхние, лихо дерется. Я бегу, хватаю нож. Интересно, достану его или нет? Нужно попробовать, слишком много мидов наблюдают. Я начал кружить рядом с ним.

– Где Чанг? – спросил лоб.

– Пошел в жопу! – Теперь у меня есть перо, чтоб защищаться.

Другой тип, костлявый, пожал плечами.

– Оставь мальчишку, – говорит. – Он ничего не скажет.

Я воспользовался моментом, подскочил и мазнул лба ножом по ребрам.

– Не могу, слишком он проворный, – здоровяк схватил мою руку и вывернул. Нож выпал. Он прижат меня к стенке, стукнул пару раз, слабо так. – Где Чанг? Он живет здесь по-прежнему?

Я завопил и попытался вывернуться. Не получилось.

Опять он меня стукнул.

– Где он, парень? Стукнул.

– Отвечай мне!

Стукнул.

Я плакал, как маленький, ничего не мог поделать, только вцепился в здоровенную руку, которой он бил меня, когда наконец раздался знакомый голос:

– Хватит, хватит, отцепитесь от моего Пуука. Что стряслось?

Лоб рявкнул:

– Спросил его, где ты, всего и делов.

Он еще раз стукнул меня.

– Отпусти его, он еще маленький.

Мистер Чанг подскакивает к здоровяку и хватает за руку, будто не боится.

– Отпусти, я сказал!

Здоровенный бросает меня и ждет, пока Чанг одной рукой открывает замок, а второй крепко обнимает меня. Мне стыдно: надо ж, реветь, как маленький. Нечестно. Верхний чересчур большой.

Чанг шумел:

– Не наскакивай на моего Пуука. Малыш просто хотел защитить меня.

Я жду: сейчас старик выхватит из кармана лазер и поджарит этого парня. А он вошел в дом и оставил дверь открытой, чтоб тот тоже входить. Я смотрю, удивляюсь.

Здоровяк входит, оглядывается:

– Никаких перемен.

– Какие еще перемены?

Старик дает мне чайник и толкает в спину, чтоб я налил туда воду. Рехнутый, не иначе. Я лучше нассу туда, пусть верхний пьет. Я качаю головой: не пойду.

– Давай, Пуук. Хочу чаю. – Он еще раз чуть толкает меня.

Вот тупой старик. Подумаешь, этот чертов здоровяк исколошматил Пуука! Иди налей воды. Я тру лицо. Небось, все в синяках.

Когда вернулся, они сидят в магазинной комнате. Надо же: верхние в гостях у нижнего! Я кинул чайник на огонь и сердито смотрю на них.

– Пуук, – старик зовет меня, – иди, познакомься с моим другом из далекого прошлого.

– Не хочу. – Я поворачиваюсь к Чангу спиной.

Лоб хохочет:

– Когда я попробовал так сделать, ты схватил меня за ухо и крутил. Кажись, я тогда тех же лет был.

Откуда он знает, как Чанг хватает за уши? Я перестал сопеть и прислушался.

– Иди сюда, парнишка, – говорит верзила.

Я смотрю на занавеску. Хорошо бы там спрятаться, да только этот тип совсем близко и свирепый больно. А Чанг просто сидит и смотрит.

– Иди сюда. – Опять здоровяк зовет. Я осторожно иду ближе. Он протягивает руку:

– Прежде я жил у Чанга.

– У тя совсем крыша съехала, – хмыкнул я. – Ни один верхний не…

– Я Эдди.

Я помнил рассказ Чанга. Стало быть, это не полная чушь. Гляжу я на Чанга. Лучше б он так не смеялся, будто я жутко тупой.

Эдди ерошит мне волосы:

– Прости, что тя потрепал. Не люблю, когда на меня кидаются с ножом.

Я огрызнулся:

– Вроде все целы.

– Конечно.

Он продолжает протягивать руку, пока я не беру ее. Он осторожно трясет, стараясь не сильно сжимать. Я с радостью забираю свою руку, как только он отпустил. Говорит:

– Чанг, мы с Бони прилетели на верте навестить тебя.

Старик пыхтит:

– Чанг? Как я научу мальчишку-мида относиться ко мне уважительно, если ты разговариваешь…

– Ладно, ладно. Я хотел сказать: мистр Чанг, – здоровяк закатывает глаза, – Не хотел ничего такого.

Чанг бурчит себе под нос, ожидая, пока чай согреется.

– Сядь, – Эдди хватает меня за ворот, и я поскорее сажусь. – Смотри, не расстраивай мистера Чанга, малыш. Он отличный нейтрал.

Я пристально гляжу на него:

– Ты кто есть? Чё наезжаешь на мистра Чанга?

Эдди снова улыбается старику Чангу:

– Дух у него боевой.

Потом серьезно глядит на меня:

– Я Эдди Босс, а это мой друг Бонн.

– Племя?

Он гордо выпрямился:

– Мэисы. – И опечалился:

– Был мэйсом много лет назад.

– Нету никаких мэйсов. Просто сказка мистера Чанга.

– Когда-то были.

Он поглядел на чайник, глубоко вздохнул.

– Вот почему мы прилетели к Чан… мистеру Чангу. Посоветоваться, что делать.

Чанг налил чай, раздал всем. Теперь я уверился: Эдди-босс взаправду друг Чанга. Его угощают чаем, а не кофе. Я тоже пью, притворяюсь, будто нравится.

Они разговаривают, будто меня здесь нет. Я не против. У меня есть время поразмыслить.

– Мистр Чанг, вы должны нам помочь.

– Как? Что я должен сделать?

Со мной они разговаривают другими словами, а эти больше похожи на слова верхних, но мне понятно.

– Я теряю своих мэйсов!

Бонн пошевелился:

– Большинство из нас уже умерло.

– Юны выпихивают истов; исты выпихивают мэйсов. Я приехал навестить и узнал, что Сэма нет в живых, и Армона, и Болли, и Кита… – Эдди поднял глаза. – Они из моего племени.

Чанг встал, дошаркал до Эдди, легко похлопал по плечу:

– Уже нет. Не забывай.

– Были и будут!

– Нет, – решительно говорит Чанг. – Теперь у тебя племя с Анни.

– Женщина – не замена племени, – Эдди улыбнулся. – Она теперь моя жена. Как у верхних принято.

– Знаю. – Чанг ждет.

– Но я все равно время от времени навещаю мэйсов. Она – нет, не хочет, но меня понимает. Он глотает чай.

– В этот раз я отправился на площадь ООН, нанял вертолет и приземлился на обычном месте к югу от истов.

Бонн покачал головой:

– Он не знал про вытеснение.

– Моих мэйсов там не было. Все вокруг разворочено хуже, чем всегда.

– Ты нашел его. – Чанг показывает на Бонн.

Рот Эдди кривится:

– Пришлось измочалить кучку истов, чтоб объяснили: мэйсов нужно искать южнее. Мэйсов выпихнули на пять кварталов.

Он молчит с мрачным видом, потом говорит:

– Долбаные исты! Всегда их терпеть не мог.

Мы ждали, когда верзила Эдди подымет глаза.

– Я отправился южнее, а когда нашел, глазам не поверил. Мистр Чанг, они пьют воду прямо из реки! Неудивительно, что они умирают!

Бонн беспомощно пожимает плечами:

– В трубах нет воды. Потому нас и выпихнули. Да и зачем держаться за свою землю, если там нельзя жить?

Чанг вздохнул.

Эддибосс заговорил громче:

– Мистр Чанг, скажите, что делать? Нельзя пить речную воду. Они все заболеют и перемрут. Почему в трубах нет воды? Как быть мэйсам?

Чанг сжал руку в кулак.

– Как быть всем нижним? – прошептал он.

Заживающая рана у меня жутко зудит, так и хочется ее почесать, но я сижу и слушаю.

– Что, если нам выпихнуть истов? Может, с моей помощью…

Глаза у Чанга блестели, когда он поглядел на Эдди-босса:

– Эдди, это не исты выпихивают мэйсов.

– Ясное дело, исты. Бони, скажи ему. Несколько месяцев тому назад все началось с того…

– Не исты. Мэйсов выпихивает правительство.

У меня все жутко зудит, но что-то в голосе старика заставляет слушать.

– Правительство хочет, чтоб мы отсюда ушли, Эдди Босс. Все племена. Миды, порты, исты, сабы, нейтралы. Нас собираются выпихнуть отсюда.

Эдди внимательно разглядывает лицо мистра Чанга. Потом осторожно спрашивает:

– Ты что, рехнулся?

Старик не разозлился, а покачал головой:

– Говорю правду.

Он встал, налил всем еще чаю. Снова сел.

– То же самое, что пытался проделать генсек Анжур, еще тогда.

Эдди наклонился вперед:

– Старик, на этот раз на улицах нет никаких войск.

Чанг глотает чаю, скорчил рожу: чересчур горячо.

– Ладно, ладно, будет вам урок истории. Он глядит на меня:

– Слушай, паренек, может, что-нибудь и поймешь. Много лет назад генсек Анжур – ты знаешь, что он был из Земельной?

– Партия не имеет никакого значения, – заявляет Эдди. – Все правительство из верхних.

– Да нет, имеет. Генсек Анжур хотел выпихнуть племена к реке и построить новые башни. Послал кучу копов.

– Да знаю я все это. Они выпихивали мэйсов. Вот тогда я…

– Ты отправился к старому Чангу, хотел, чтоб он сотворил чудо, и сейчас тоже.

– Прошлый раз ты помог!

– Нижним слишком тяжело воевать с правительством. Мэйсам это должно быть известно. В те дни понадобилось не так уж много копов, чтоб выпихнуть мэйсов со склада.

Эдди злится:

– У них были лазеры, станнеры…

– Знаю. Но во времена Анжура вас хотели выпихнуть. Я не мог их остановить, зато знал, кто может.

Эдди опустил голову:

– Тяжело мне это далось.

– Что далось? – Я даже подскочил, не ожидая, услышав собственный голос. Эдди ответил:

– Мы с Чангом отправились к Рыболову.

– Нету никакого Рыболова! Просто сказка для…

Эдди хватает меня за ворот, вроде как говорит: заткнись, парень! Я сразу замолкаю. Он сердито повторяет:

– Отправились к Рыболову. Мистр Чанг и я. В монастырь, где он жил.

Я поднимаю глаза. Чанг кивнул.

– Я не хотел. Чанг заставил. – Глаза у Эдди помягчели, будто припомнил старую боль.

– Чанг говорит:

– Ему нужно было увидеть тебя. Иначе б не помог.

– Но мне не нужно – после Анни.

Я ничего не понимаю.

– Сначала она была его женой, потом я ее взял. Второй раз предал. Не поехал бы в Ланкастер, если б племя не погибало.

Чанг одобрительно кивает, мол, молодец, Эдди-босс.

– Ланкастер. Монастырь. Огромный, старинный. Монахи – в длинных одеждах. Мы с Чангом ждем – уйти с другими на молитву. Наконец приходит. Мы на коленях перед скамьей с другими туристами. Ждем, чтоб увидел нас. Но он не глядит на людей, которые приехали увидать его; некоторые подымают больных детишек, будто если он дотронется, так выздоровеют.

Не знаю, догадывается Эдди или нет, что у него мокрые глаза.

– Рыболов встает на колени, молится. В какой-то миг я увидел его глаза – такая в них боль. Монахи поют не по-нашему. Чанг схватил меня за руку, вроде как говорит: держись, Эдди, ты сильный. Я сажусь на жесткую скамейку и жду, что начнется ад, когда он поглядит мне в лицо и вспомнит, что я сделал.

Чанг потихоньку встает, шаркает до Эдди, треплет по здоровенному плечу.

Я боялся двинуться, чтоб Эдди не придавил меня.

– Служба кончилась, пришлым пора уходить. Все мы ждем, когда монахи пойдут на выход друг за другом. Эдди, пора, говорит Чанг. Я не могу ни одного звука издать. Ведь тогда Рыболов увидит меня.

Эдди вытер рукой глаза.

– Он почти у выхода. Я встаю и кричу: «Капитан! Гляньте на меня!» Ко мне кидается монах, я его отодвинул в сторону. «Капитан!» Он продолжает идти. «Ради Господа Бога нашего, капитан, гляньте на Эдди!» Наконец он поворачивается и глядит. В меня. Насквозь.

Здоровяк замолчал.

Я встаю очень медленно. Сердце колотится по-бешеному. Осторожно дотрагиваюсь до его щеки, обтираю рукавом.

Эддибосс хватает мою руку и не отпускает.

– Охрана толкает, говорит: уходите немедленно. Рыболов подходит. Я стою столбом и надеюсь: он напомнит мне про Анни, ударит, еще что сотворит. «Здравствуй, | Эдди, – говорит он, – как поживаешь?» Я гляжу на Чанга. Тот кивает. Капитан, говорю, помогите мне.

Эдди молчит, сжимает мои руки так, что я чуть губу себе не прокусил.

– Сказывай до конца, – тихо говорит Чанг. – Не держи в себе.

– Хватило наглости просить о помощи после моего предательства. Не представляю, как сумел. Все в порядке, Эдди, говорит, будто это ничего не значит. Все в прошлом. Подходит старый монах, спрашивает, что случилось. Капитан ему: «Аббат, позвольте нам поговорить. Он был моим…»

Эдди вскакивает, шагает к двери.

Я смотрю. Огромным кулаком он колотит себя по ноге, будто наказывает. Через время шепчет: «…товарищем». Аббат разрешил нам побеседовать. Я рассказал капитану, что солдаты-оониты делают с моими мэйсами. Не знаю, говорю, кто может помочь, как не вы.

Он говорит: я никто. Больше ничем не могу помочь. Мое место здесь. А я ему: нет! Вы капитан сейчас и всегда! Вы Рыболов! Он качает головой, опечаленный. Эдди, говорит, я всегда делаю только хуже. Это мое проклятие.

Нет, говорю ему. Мои люди умрут, капитан. Оониты послушают только вас. Скажите им, чтоб остановились.

Эдди смотрит на светящуюся перму.

– Я знаю, что должен делать. Будто по кругу хожу. Капитан, мои люди мрут. Прошу вас. И становлюсь на колени, как он когда-то передо мной. Прошу вас, за моих мэйсов. Господи Иисусе, говорит, не делай этого. Пожалуйста. Но я говорю: прошу вас. Пожалуйста, сэр. Прошу вас.

Тишина в комнате.

Я делаю выдох и только тогда понимаю, что не дышал.

– И?

– И он приходит. Не тогда. Но вскоре. Он обвиняет Анжура и его союзников и говорит, что, если нужно, сам займется политикой. И сделал это.

Я глянул на Чанга: это правда?

Он кивнул.

Бонн, как в утешение, говорит:

– Он остановил их в самый раз. Нас не выпихнули. Потом были хорошие годы, племя держалось на своей территории. До недавней поры.

Эдди вздыхает, проводит рукой по лицу:

– Вот так мы справились со старым генсеком Анжуром. Давным-давно.

Он поднимает глаза:

– Но теперь все начинается заново. Я видел с дюжину больных мэйсов. Они не встают после того, как попили воду из реки. Лекарств нет. Времени у нас в обрез.

– Я ничего не могу сделать, – снова говорит Чанг, погромче. – Я что, по-твоему, умею делать чудеса? Всего только старый нейтрал, который старается продержаться.

– Что нам делать? Ждать, пока все умрут?

– Не знаю!

Вони со злостью говорит:

– Мэйсы умирают, мистр Чанг. Вы должны помочь.

Чанг выглядел совсем старым. Как бы не окочурился. Он говорит:

– Я не могу заставить верхних послушаться. Я всего лишь нижний, как и вы.

Стук в дверь. Чанг встает, идти через комнату к двери:

– Закрыто!

Незнакомый голос громко говорит:

– Начинает темнеть. Мне нужно улетать.

Эдди встает:

– Это пилот. – Открывает дверь:

– Хорошо, летите. Мы остаемся, – вытащил пачку юнибаксов. Я смотрел открыв рот. Несколько штук отдает пилоту, – Спасибо.

– Вы точно хотите остаться? Ладно, ваша жизнь, не моя.

Пилот поворачивается и выходит. Эдди закрывает дверь, садится к столу.

С минуту от рева мотора трясется весь лабаз.

Когда верт улетел, Эдди говорит:

– Ладно, ты не умеешь делать чудеса. Но тогда ты дал мне совет, хотел я того или нет. Теперь я прошу твоего совета. Что нам делать, старик?

Чанг злится:

– Старик, значит? Как ты меня называл, когда сопливым мальчишкой стучал в эту дверь, чтоб попроситься переночевать, – старик или мистр Чанг?

Эдди глядит в мою сторону и подмигивает:

– Остынь. Не хотел обидеть. Раз хочешь, будешь мистром Чангом. Но если ты не свихнулся от старости, ответь.

– Думаешь, я не вижу твоих хитростей? Глупый мальчишка-мэйс все еще думает, что сможет одурачить Педро Теламона Чанга?

Старик возится с чаем.

Мы ждем.

Чанг поворачивается. Он и вправду злой.

– Я же сказал: не знаю. Хочешь получить ответ – отправляйся к Рыболову! Может, он сумеет помочь. Оставь старика в покое!

Эдди грустнеет:

– Больше не могу.

– Еще как можешь! Просто…

Эдди схватил старика за руку, и тот кривится от боли.

– Нет! Ни ради мэйсов, ни ради кого другого. Больше никогда. Даже ради Анни. С того времени мне все время снится капитан. Вижу его лицо, его ужас, когда я встаю на колени. Не могу, даже если помрут все мэйсы, – Он поглядел на друга. – Прости, Бонн.

– Но…

Эдди качает головой и шепчет:

– Не смогу снова видеть его боль.

Мы все молчим, пока совсем не темнеет.

Снаружи раздается крик. Кому-то досталось ножом.

14. Роберт

Я диктовал своему компу Эйлин. Пока я отсутствовал, на основании моих инструкций она отослала чип-заметки, подписала мои письма и доставила их. Теперь она знала мой стиль гораздо лучше меня самого.

В кабинет заглянул Ван, мой административный помощник:

– Ваш отец просил заехать за ним в семь часов.

– Что ты ему сказал?

В его глазах мелькнула улыбка:

– Что вы опоздаете на двадцать минут, но беспокоиться не нужно. Воспользуетесь шаттлом.

Поворачиваясь к клавиатуре, я погрозил ему пальцем, но улыбнулся. Когда-то давно-давно я не успел на шаттл к Земле, и с тех пор отец решил, что я всегда безнадежно опаздываю. Незаслуженная репутация.

Сегодня у меня была масса времени. Пожалуй, я покину вашингтонский офис в два, хотя шаттл отлетает из Нью-Йорка только в 7.30. Можно будет спокойно принять душ в собственной квартире в башне, немного выпить перед обедом. Только что-нибудь легкое, иначе буду страдать во время ускорения.

Зазвонил мой телефон, но я его проигнорировал. Ван разберется со звонками. Он со мной уже семь лет, и я вполне мог доверить ему улаживать разного рода дела, никого не обидев.

Последний взгляд на письменный стол: терпеть не могу возвращаться туда, где царит неразбериха.

– Роб, вам лучше ответить. – Ван показал на телефон.

Я вздохнул:

– С кем я говорю?

– С Тенером.

Можно было позвонить Адаму из вертолета или даже из душа: в квартире я установил телефоны буквально на каждом шагу, но Адам всегда отвечал на мои звонки, я тоже редко не снимал трубку, когда звонил он, хоть был молодым перспективным членом Генеральной Ассамблеи от приморских городов, а он – всего лишь секретарем отставного политика, который больше не имел никакого веса.

Я снял трубку:

– Боланд слушает.

У Адама был напряженный голос:

– Не заглянешь на несколько минут?

– Я уже…

– Прошу тебя.

Пришлось пересмотреть планы на ходу:

– …выхожу. Скоро буду.

В вертолете я гадал, с чего он вдруг обратился ко мне с такой просьбой. Капитан удалился в свой монастырь, поэтому дело явно не касается законопроекта о реконструкции. Разве только отец начал претворять в жизнь свою кампанию по нейтрализации влияния капитана, а Адам понял, откуда ветер дует.

Но отец обещал подождать, хотя последние высказывания капитана не слишком обнадеживали. Сифорт предложил больше денег направить в нижние города. Политически это было невозможно, особенно если учесть сегодняшние жесткие настроения. Это понял бы любой – кроме капитана.

Пока мы летели в сторону пригорода, я смотрел на раскинувшийся внизу Вашингтон. Несмотря на все попытки остановить процесс обветшания зданий, до сих пор встречались места, куда не хотелось приземляться, особенно с перегретым ротором.

Идеализм Сифорта вызывал искреннее восхищение, но наша экономика все еще не оправилась от нападения инопланетян. Это была настоящая катастрофа. Бомбей, Марсель, Мельбурн были стерты с лица земли, множество других городов до сих пор залечивали раны, нанесенные взрывами бомб. Хуже того, наш космический флот был фактически уничтожен. Денежки на оборону текли тонким ручейком, не то что прежде.

Каждый юнибакс, направленный на поддержание запущенных городских улиц, означал, что меньше средств будет израсходовано на башни или иные достойные проекты. Только щедро подпитывая нашу финансовую базу, мы сможем обеспечить экономический рост общества в целом.

И все-таки я пришел к выводу, что вопрос с Сифортом под контролем. Адам напомнил капитану, что политическое будущее – и мое, и моего отца – зависит от принятия этого законопроекта. И мы знали – Сифорт желает нам успеха. Я подозревал, что в большей степени это относится ко мне. В конце концов, я был одним из его протеже.

Я прищурился на солнце, отыскивая взглядом резиденцию капитана. Мой пилот направлял вертолет на посадочную площадку.

Одному только Богу известно, где бы поселился капитан после отставки, если бы выбирал сам. Отец был одним из тех, кто организовал Секретарский фонд, занимавшийся сбором средств для отставного генсека.

В проспекте фонда было написано: «От благодарного населения». В значительной степени так оно и было. Несмотря на все свои недостатки как политика, изгнав рыб, Ник Сифорт сохранил нашу цивилизацию и заслужил комфорт после отставки. Многие по-прежнему преклонялись перед ним. Он же, как всегда, реагировал на это с равнодушным пренебрежением.

Мы пролетели над стеной, окружающей резиденцию. Построенная на месте бывшего поместья Ферфакса, она была оснащена суперсовременной охранной системой и давала самое драгоценное в нашем переполненном мире – уединенность. Трехметровая стена позволяла капитану и Арлине растить сына, не опасаясь пристального внимания СМИ.

Только вертолеты подвозили все новых гостей, как сейчас меня Мы дали капитану пространство, огражденное стенами, и постоянно нарушали его покой.

Я спрыгнул на землю, пока лопасти все еще вращались. Ф.Т. поднырнул под руку стражника, который удерживал его на расстоянии.

– Привет, мистер Боланд. Мама в доме. Мистер Тенер в своем бунгало, но наверняка сейчас выйдет. Он постоянно глядит на посадочную площадку, когда пролетает вертолет.

– Здравствуй, Филип, – неловко обнял его я. Скоро он превратится в долговязого подростка. Уже сейчас голос у него звучал ниже.

– Я закончил собирать модель, которую вы мне подарили, и написал изготовителям о допущенных ошибках. В кормовой части у «Челленджера» три лазерные орудийные башни, а не две. С двумя у модели более симметричный вид. Наверно, поэтому они и погрешили против истины. А вон и мистер Тенер. Вы останетесь к обеду?

– Не думаю.

– О, – лицо у него вытянулось.

– Я надеялся… Я был… – Он умолк. Потом голосом примерного мальчика:

– Приятно видеть вас снова, сэр.

– Привет, Роб. – Адам протянул руку. – Выпьешь чего-нибудь?

Он рассеянно погладил Филипа по плечу.

– Что-нибудь легкое.

Тенер повел меня в бунгало, мальчик пошел следом. Через несколько минут мы сидели в его дворике.

– Роб, мне нужно… – Адам проглотил откуда-то появившийся комок в горле – Не мог бы ты… Я хочу сказать…

Я ждал.

Наконец он выпалил:

– Джареда больше нет.

– Умер? – поразился я. Ф.Т., сидевший напротив, широко раскрыл глаза.

– Боже, нет. – Адам был совершенно подавлен. – По крайней мере, я надеюсь на это. Он ушел вчера во второй половине дня.

– Ты звонил в полицию?

– Сегодня утром, когда он не вернулся. Адам встал и принялся расхаживать.

– Я надеялся, что он потихоньку вернется через окно и утром я обнаружу, что он спит у себя в постели. У военных в сети есть его голографическое фото, но передавать его в общественные сети они не будут. Не хочу, чтобы трепали имя командира. Откровенно говоря, я надеюсь, что он никогда не узнает об этом. Ты знаешь, в каком он настроении после посещения Ланкастера. Нагрузить на него еще и эту ношу… – Покраснев, он отвернулся. – Я подумал: может, с твоими связями…

– Конечно, – отрывисто отозвался я. – Позволь воспользоваться твоим телефоном.

Отец по своим, а я по своим каналам, вдвоем мы поднимем на ноги все силы на восточном побережье. Мальчишку обязательно найдут и с позором водворят домой. Другого он и не заслуживает: Адам посерел от беспокойства.

Я позвонил Вану и объяснил, что нужно сделать, зная: как только я положу трубку, он обзвонит всех, кого нужно, по личным, незарегистрированным номерам. Когда я вернулся в дом, Ф.Т. уже не было. Адам пробормотал:

– Спасибо тебе.

– Не за что, – совершенно искренне сказал я, – Что еще я могу для тебя сделать?

– Даже не представляю. Как у нас разыскивают пропавшего подростка?

– Мы предоставляем это делать профессионалам. – Я допил до конца и переставил свой стул в тень. – С другой стороны, разве капитан не бросился разыскивать свою первую жену?

– Это другое дело. Анни отправилась на улицы, одурманенная лекарствами. Даже Джареду известно, что трущобников нужно избегать.

Адам снова заходил взад и вперед.

– Наверняка можно еще что-нибудь сделать.

Да, лишить этого щенка наследства, подумал я про себя.

– А Ф.Т. ничего не знает?

– Он сказал, что если бы знал, что Джаред собирается убежать, то взвесил бы: сообщать ли мне об этом, – криво улыбнулся Адам. – Так и сказал: взвесил бы. Н-да. Хороший мальчишка.

Возможно, выпитое придало мне храбрости.

– Ты заслуживаешь такого сына, как он. Не Джареда.

Я затаил дыхание, ожидая взрыва. Но так и не дождался.

– Иногда мне хочется…

Что ему хочется, я так и не услышал. Он вздохнул и встал.

– Спасибо за помощь. Ты не можешь остаться?

– К сожалению, нет. Сегодня мы с отцом отправляемся на станцию Наземного порта. Прием, на котором обязательно нужно быть.

Ирония судьбы: несмотря на многочисленные бальные залы и центры для проведения конференций, разбросанные по городским башням, Ассоциация строителей проводила ежегодное собрание на высоте. Я посмотрел на часы:

– Пожалуй, лучше мне не опаздывать на шаттл. Адам проводил меня до ожидающего вертолета.

– Если он… когда он вернется, я буду вести себя с ним по-другому. Я наблюдал, как командир разговаривает с Филипом. Как бы мальчик ни был ему дорог, он делает так, как лучше, а не как хочет его сын. Мне никогда не удавалось следовать его примеру.

– А теперь?

Его лицо посуровело.

– Я поступлю так, как предписывает долг.

Мгновение спустя резиденция осталась далеко внизу. Удастся ли Адаму сохранить свою решимость? Вряд ли. Люди так легко не меняются.

Жаль Адама. Нельзя сказать, что никто не способен оказать ему содействие. Общественные институты были готовы помочь ему с мальчиком в любую минуту. В конце концов, Адам может ходатайствовать о том, чтобы поместить его в исправительную колонию как подростка, сбившегося с пути. Мятежные века двухсотлетней давности были признаны отклонением от нормы. До совершеннолетия, то есть до двадцати двух лет, юридически за мальчика нес ответственность его отец.

На посещение Адама у меня ушло не больше часа, так что свободное время у меня еще оставалось. Не представляю, как случилось, что я на десять минут опоздал на встречу с отцом.

В шаттл-порту благодаря VIP-статусу мы быстро покончили с формальностями отлета.

Отец положил свой.

Адмирал и глазом не моргнул.

– Верно, это составит половину того, что нужно иметь на сегодняшний день.

Эйврил Пибоди, член строительной группы, фыркнула в ответ. Официанты из «Хилтона» вокруг нас сновали с подносами, уставленными закусками.

Адмирал Торн неодобрительно взглянул на Пибоди:

– Оружие нового типа позволило нашему флоту возобновить снабжение колоний, но сколько лет потеряно! Новые исследования Космоса приостановлены. Открытие колонии Касабланка пришлось отложить еще на два года.

Представительный Сулейман Франджи, бывший заместитель генсека, похлопал Торна по плечу:

– Ну, ну, Джефф, не горячись. Флоту будут выделены большие фонды.

– При нашей полной поддержке, – заметил я.

Все одобрительно закивали. Отец добился признания, став главой Военно-Космического Комитета, который он возглавлял до сих пор.

– И моей, – добавил Франджи. – Кстати, мы запланировали приступить к работе в октябре. Так что на расчистку территории у нас остается около месяца.

Тучный мужчина из Хартфорда был поражен:

– Так быстро? Да ведь там, кажется, двадцать громадных кварталов?

Франджи улыбнулся:

– На них не проживает ни один избиратель. На этой территории нет башен.

Все было как всегда. Прежде чем стать избранными, в силу обстоятельств политикам приходилось считать карточки голосования. Все службы Нью-Йорка фактически были отсечены до Бронкса, когда уклонисты в конечном счете утратили здесь контроль над ситуацией. Долгое время избиратели-уклонисты останавливали нас, но теперь старый Бронкс, квартал за кварталом, сравнивали с землей и застраивали заново, вытесняя с них банды одичавших трэнни. Так же, как это наконец произойдет и с центром города.

Франджи заслуживал поощрения и как строитель, и как человек, пекущийся о партии.

– Сэр, мы ценим вашу работу в отношении городов. Будем надеяться, что на будущий год вы приступите к третьему этапу.

– Боже, – он пришел в замешательство, – Нет, возведение одиннадцати башен так быстро завершить не удастся. Он задержал официанта и взял другой бокал. Джефф Торн промолчал, но, как только представилась возможность, отвел отца в сторонку. Я из любопытства последовал за ними.

– …строить как можно быстрее. Для выполнения задачи, которую нельзя откладывать, нам пришлось отправить вперед почти весь флот. Понимаете ли вы, – адмирал указал на восток, где располагались стоянки ВКС, – что местного флота теперь почти не существует? Мы почти полностью полагаемся на кошачьи концерты Ника Сифорта. Если опасность возникнет в Солнечной системе, нам будет непросто отыскать корабль, годный для защиты.

– Опасность? – поднял брови отец. – В наше время очень маловероятно. Кроме того, рыбы теперь больше не угрожают, а что касается восстания… – он махнул рукой в ту сторону, где раскинулись просторные здания штаба ВКС, построенные вместо тех, что разрушили рыбы в Лунаполисе на поверхности Луны. – Если возникнет что-нибудь в этом роде, ваши лазерные установки смогут всех успокоить. По крайней мере так уверяли нас ваши конструкторы.

Торн перешел к обороне:

– Конечно. Порт Земли находится на геостационарной орбите. Нью-Йорк и Вашингтон всегда находятся на одной линии, и мы можем установить четыре лазера на непрерывный огонь. После такой бомбардировки не выживет ни один враг. Что же до Европы, то в случае необходимости мы можем придать ускорение земной орбите. Хотя после этого восстановить орбиту будет невероятно трудно. Если дойдет до этого, мы сможем точно определить фактически любую точку в пределах сорока градусов от экватора. Вы не видели наши лазерные установки? В прессе сообщают, что церемония открытия состоится через месяц, но они уже функционируют, и я с удовольствием проведу вас туда.

Я застонал. Отец никогда не упустит возможности посетить все, что связано с ВКС.

Возможно, он услышал мой стон. Отец ласково улыбнулся:

– Мы с Робом будем в восторге. Возможно, после обеда.

Я отошел с застывшей на губах улыбкой. Я тоже любил Военно-Космический Флот, но рассчитывал пораньше отправиться спать, а не тащиться по лабиринтам околоземной станции.

Это была наша старейшая и самая крупная орбитальная станция. Сквозь множество шлюзов тек постоянный поток пассажиров и грузов, предназначенных для наших расширяющихся колоний. Сюда, в свою очередь, прибывали собранный урожай и разнообразная продукция для Земли.

На станции работал и жил многочисленный персонал. «Хилтон», в банкетном зале которого мы стояли, был одним из четырех роскошных отелей, которыми гордилась станция.

Я остановился поговорить с группой строителей из кооператива Южной и Северной Каролины, заверив их, что после принятия Постановления о реконструкции они получат часть заказов.

Я знал, что адмирал Торн искренне беспокоится о флоте. Благосостояние Земли в значительной степени зависело от импорта из ее далеких колоний. Для перевозки космические корабли были жизненно необходимы, а со времени вторжения рыб ВКС испытывали постоянную нехватку кораблей.

Торговля продолжалась, но цены росли. Беспокойное правительство Дерека Кэрра на планете Надежда, например, в два раза подняло пошлину на импорт с Земли, чтобы отомстить за высокую стоимость перевозки, назначенную ВКС.

Ввиду этого секретарь по колониальным делам в правительстве был вторым по значимости и влиянием превосходил даже главного заместителя генсека.

Даже отец не знал о том, что я уже давно наметил этот пост для себя.

Сначала пройти в Сенат. А потом пробьет мой час.

15. Педро

Я ворчал на Пуука, пока он помогал мне нагружать тележку. Пришла пора снова отправляться к сабам. На этот раз парнишка не жаловался, что ему придется тащиться со мной. Похоже, он очень этого хотел.

Как только мы добрались до лестницы сабов, он совсем затих, а когда мы начали спускаться, вцепился в меня. Я шлепнул его по руке:

– Что с тобой? Может, лестница обледенела и боишься поскользнуться?

Это летом-то, в жару?

– Темно. – Он сделал еще шаг, снова схватил мою руку. – Не сыграй вниз, старик.

Я улыбнулся. Парнишке тринадцать или четырнадцать, а в нем еще столько от шестилетнего. Я выудил из кармана свой свисток, дождался, когда сабы, как всегда, подойдут сзади. Пусть позабавятся, лишь бы нож не воткнули, как раньше бывало.

Сабы провели нас по туннелям к своему убежищу, где уже ждал Халбер. Пуук не отходил от меня, пока не увидел парочку знакомых ребят-сабов. Он уселся в уголке и, тихонько разговаривая, все время поглядывал в мою сторону, будто спрашивая: вы здесь, мистр Чанг?

– Сколько еще можешь достать? – При свете перм лицо Халбера выглядело желтым.

– Сколько хочешь, – заверил я его. И поспешно добавил:

– Если найдешь, на что поменять.

Он широко улыбнулся. Зубы жуткие, а некоторых так и вовсе нет.

– Заметано. Чанг ведь торгаш.

Я ждал.

– Еще штук семьдесят-восемьдесят.

Я поглядел ему в глаза:

– Саб Халбер, что ты задумал? Хочешь включить целую линию подземки?

Он выглядел мрачным.

– Откуда знаешь про это?

– Хотел надуть Педро Теламона Чанга? – хмыкнул я.

Наверно, никто не сказал Халберу, что мэйс, который когда-то вместе с Рыболовом проехал в подземке, был мой Эдди.

– Чанг, – задумчиво проговорил он, – Ты тут предлагал созвать нижних на совет. Как нам собрать вожаков всех племен?

Я скрыл радость.

– Точно не знаю. С чего это ты вдруг заинтересовался?

Халбер размышлял вслух:

– Последнее время выпихнули кучу племен. Не знаю почему, да только скоро мы не будем знать, кто над нами.

Он сплюнул.

– Бронки – сущее дерьмо. Синие банданы, татуировка – вот и все. Ни мозгов, ни племени. Их держит вместе только злоба. Не хочу, чтоб хэггы превратились в такое же.

В углу зашумела ребятня. Похоже, небольшая драка.

Халбер встал:

– Чако, утихомирь их! Пусть заткнутся!

Чако вскочил с места и ринулся было к ним, но Халбер его остановил:

– Хочешь, твоего парнишку утихомирим отдельно?

– Не.

Пуука пора учить уму-разуму, пока он не доведет кого-нибудь до крайности.

Раздался визг, затем наступила тишина. Халбер снова сел.

– Сколько нейтралов ты знаешь?

Я поднял глаза:

– Знаю кой-кого. Зачем спрашивает?

– Можешь попросить нейтралов передать племенам, что обещаем вожакам безопасность, если они спустятся к сабам? Послушаются все племена?

Педро, осторожно. Ты же хотел, чтоб Халбер согласился с тобой.

– Нужно доказать, что сабы не нарушат слово.

Он обдумал мои слова и осторожно спросил:

– Как?

Пора рубить напрямик.

– Для Чанга достаточно и слова, которое дал саб. Но пойми: другие племена боятся сабов. Они в туннель ни ногой, если… – Я молчал, пока не почувствовал его нетерпение. – Если ты не направишь кого-то из своих людей к племенам для гарантии.

Вид у него был потрясенный.

– Сабам – на улицу? Наружу?

Я кивнул.

– Дерьмо?

Пора надавить.

– Твои люди боятся?

Его рука потянулась к ножу, как я и ожидал. Я не шелохнулся.

– Потому что страх – одна причина не предложить своих людей в заложники на время переговоров.

Если б вместо него был Карло или кто другой из мидов, я бы даже не пытался затеять этот разговор, но Халбер человек разумный. Его гнев медленно затихал.

– А где их держать?

– Не знаю. Но это не так уж важно. Пусть племена решают. Когда вожаки вернутся домой, сабов отпустят.

– Сколько?

Он обмозговывал идею. Это хорошо.

– Несколько.

Достаточно, чтобы сабам не пришло в голову обмануть.

– Детишек не брать, – предупредил он. – И взрослых сабов не слишком много.

– Можно обговорить, – я похлопал его по колену. – Предоставь это старому Чангу. Когда?

На обратном пути Пуук шел надутый. Я прикрикивал на него, чтоб глядел в оба. А заодно, чтобы отвлечь.

– He трогайте меня, мистр Чанг.

– Крови не видно, – поддразнил я его. – Ну, вздул он тебя слегка. Не сильнее главаря мидов.

– Не в этом дело, – он с усилием толкал тележку, – Нисколько больно не было.

Тут Пуук застенчиво глянул на меня.

– Элли обещала показать мне туннель, но не могла, потому как вожаки наблюдали.

– А что такого особенного в туннеле? У сабов всюду туннели. Эй! Переверни тележку, и я так тебя вздую!

– Не переверну, – буркнул он. – Не знаю, что такого особенного в этой тележке?

Выждал, пока мы шли по территории бродов. Проклятая мзда. Мы зашагали дальше.

– Элли говорит, – он понизил голос, – сабы собираются открыть туннель паркам. Я не должен говорить.

Хорошо бы разузнать побольше. Разговорить Пуука можно только одним способом.

– Лажа, малыш. Не будут сабы устраивать обмен с парками.

– Она говорит, уже почти готовы отпереть лестницу. Выходит к Парку. Куча сабов перебрались туда жить. Будут готовы, когда надо.

Что такое задумал Халбер? Сабов боялись по всему городу. Очень буйное племя. Но парки… это просто животные. Как крипснблады в Бронксе. Никто не приближался к Парку ни днем ни ночью, он зарос высокими деревьями и кустарником. Если кто из нижних зайдет, больше не выйдет. Верхние тоже.

Если Халбер собирается открыть вход в туннель на краю Парка, значит, у него что-то на уме. Вот только что? Быть что будет.

Все-таки лучше выяснить, прежде чем устраивать встречу всех вожаков.

Ночью я сидел и убаюкивал себя при свете пермы, Пуук не мог долго спокойно сидеть на месте. Да, этот паренек весь в движении.

Он не понимал.

Да я и сам не понимал. Нужно на время перестать об этом думать, пока в голове не прояснится.

Тем временем с водой становилось все хуже.

Я изо всех сил старался уговорить Эдди еще раз навестить своего Капитана, но он твердо сказал «нет» и стоял на своем. Настаивать я не мог. Только потерял бы друга. И все-таки Капитан был единственным известным нам верхним, который не забывал о нижних. Но его одного тоже недостаточно.

Пуук начал приставать:

– Мистр Чанг, пустите на улицу! Не могу больше в темной комнате.

Я передвинул все коробки, как вы велели.

Я отпустил его, чтоб не приставал, и налил себе чаю.

Нет, со встречей нижних ничего не получится. Может, когда-нибудь нам удастся сколотить нижних в единое племя вместо воюющих друг с другом кучек. Вот только хватит ли мне времени остановить верхних, пока все племена не перемерли. Рано или поздно они пришлют сюда людей, чтобы все снести, как это случилось с мэйсами, а потом понастроят еще башен, высоких и надменных.

Снести дома-развалюхи – в этом нет ничего плохого. Вот только что они сделают с теми, кто живет внутри? Да ничего. Просто выпихнут их. Убьют, если будут сопротивляться. И думать не о чем. Никому до этого дела нет. Если они убьют несколько сотен или больше, никаких сообщений об этом в голографических журналах не появится.

Как же остановить?

Пуук вернулся усталый, но довольный. Поносился вокруг, как и положено мальчишке. Почему мы живем в мире, где ему приходится всюду ходить с ножом, чтобы остаться в живых?

Мир нижних. Вот так-то, Чанг. И нечего беспокоиться. Лучше еще чаю.

Пока возможно.

Не удастся мне сидеть и пить чай, пока бульдозеры не снесут магазин. Встреча с сабами – хорошее начало, но нужна еще одна козырная карта. На всякий случай.

Пуук уселся на скамеечку.

– Думаешь, здоровяк Эдди нормально добрался домой?

Я засмеялся:

– Об Эдди не переживай. Кто сумеет его остановить?

Он положил подбородок на подлокотник моего кресла.

– А почему он печалился за Рыболова?

Я взъерошил ему волосы:

– Он дважды взял женщину капитана.

– Не, не может быть. Не то Рыболов бы его пришил.

– Рыболов, он… другой.

Я умолк, вспоминая две свои встречи с капитаном. В моем магазине и в монастыре.

Может, устроить еще одну встречу?

Старому человеку нелегко добраться до города. Но это будет не первая моя вылазка из Нью-Йорка. Как-то раз пришлось стиснуть зубы, истратить почти половину скопленных монет, чтоб заплатить за билет на суборбитальный. Эдди я заставил заплатить за себя. Ему не страшно, он получает пособие, а Чанг нет.

Проблемы мэйсов интересовали не меня, а Эдди, но он не решился бы встретиться с капитаном, если б Чанга не было рядом, словно он все еще был мальчишкой. А потому старый Чанг надел спортивный костюм, постригся как будто он из предместья и двинулся в путь.

Это сработало. Могло б сработать и на этот раз, если б Эдди попытался. Но он боялся. На лице капитана он увидал собственную вину.

Пуук пошевелился.

– Рыболов просто испугался Эддибосса, потому как он жутко большой.

– Рыболов ничего не боится. В этом его сила.

Я сидел и размышлял над собственными словами. И вдруг понял, что делать.

Людей с улицы к нему не допускали, но нужно было попробовать. Я поглядел на Пуука:

– Может, возьму тебя еще в одно путешествие.

Парнишка засиял:

– К сабам? Ладно, мистр Чанг. Сделаю все, что скажете.

– Не, – засмеялся я. – Гораздо дальше.

На подготовку у меня ушло около дня. Сначала нужно было отыскать приличную одежку Пууку. Это легко – наверху лежит целая куча.

Дальше было потруднее. Следовало придать Пууку мало-мальски приличный вид, чтобы его пустили в поезд. Всех нижних обычно останавливали у ворот. У них было при себе слишком много оружия.

Первым делом волосы. Когда я попытался его остричь, он сопротивлялся, словно Самсон. Наконец я потерял терпение и стегнул его пару раз, чтоб успокоился. Он сразу присмирел – понял, кто тут главный. Но Господи Иисусе, как же он возненавидел стрижку! То и дело гляделся в зеркало и сам себе показывал язык.

Мытье я оставил напоследок. Не притворное мытье, что он сам проделывал, а как следует, с мылом. Пришлось потратить много драгоценной воды, но раз надо, так надо.

Думал, не справлюсь с ним. Кончилось тем, что от отчаянья я выкинул его из магазина и запер дверь. Единственный способ успокоить этого мальчишку. Когда я наконец впустил его, Пуук утихомирился. Лицо мрачное, но держался, пока я тер его. Время от времени, когда он начинал ругаться слишком яростно, шлепал его пару раз.

Наконец мы были готовы. Я закрыл магазин, выключил пермы, забрался на крышу и проверил провода. Все в порядке. Слез вниз и отпер переднюю дверь.

– Идем, нечего время терять.

– Не пойду, – мрачно заявил Пуук.

– Ну и ладно, я без тебя не пропаду. – Я взял сумку. Тяжелая. Да, без Пуука не обойтись.

– Сказал, не пойду!

– Ладно, ладно. В чем дело? Мальчишка просто невыносим.

– Не буду носить спортивный костюм. Похож на глупого брода. – Он теребил новую одежку. Я пересек комнату, сердито глядя на него.

– Чанг человек терпеливый. Иначе нельзя, когда имеешь дело с племенами. Даже с Пууком чаще всего умеет сладить. Очень терпеливый человек. Но теперь мое терпение кончилось. Ну-ка, бери долбаную сумку! Живо на улицу, пока Чанг не вытолкал. Мы опаздываем. Шевелись! – Я подтолкнул его. – Вон!

Он вышел, скорее всего пораженный моим напором. От удивления даже не вспомнил, что на нем надето, пока я не запер дверь. Но было уже поздно.

Вдобавок еще мальчишки-миды принялись насмехаться над стрижкой. Пуук кинул на меня взгляд: мол, погоди, старик, я с тобой еще поквитаюсь!

Но решил не обращать внимания на мидов. Взял сумку и зашагал с таким видом, будто всю жизнь ходил по улицам в новеньком спортивном костюме. Смотрю, постепенно он успокоился. Может, ему даже понравилось.

Внизу стальные двери башен всегда закрыты. Верхние добираются туда на вертолетах. А если они отправляются на экскурсию по Нью-Йорку, то только в бронированном автобусе. Так что войти туда, чтоб на вертолете добраться до поезда, невозможно.

Такие, как мы, могут оказаться вместе с верхними только в двух местах. В одно из них мы и отправились. В тяжеленной сумке была запасена куча мзды, чтобы пройти по территории племен сейчас и на обратном пути. Прошли бродов и мидов с 42-й и направились на восток. Еще миды. Потом исты. Сумка стала полегче. Пуук присмирел на чужой территории. Хорошо. Ну почему мне достался этот Пуук вместо Эдди? Конечно, в юности Эдди тоже был не подарок. Головная боль старому Педро. Такая мне досталась судьба.

– Старик, куда это мы?

Проходя, я искал глазами магазины. На 42-й нашлась парочка, но на мену времени не было.

– Скажи!

В одном я увидел комп. У меня их уже и так достаточно. Нижним они ни к чему. Парнишка вздохнул.

– Пожалуйста, мистр Чанг. Скажите, куда мы идем? Спрашиваю вежливо.

Уже лучше. Я показал рукой:

– ООН.

– Племя?

– Здание.

Давным-давно правители решили, что в общие залы здания ООН допускаются все, даже нижние. По крайней мере, раньше было так. Верхним это не нравилось. Правда, мало у кого из нижних появлялось желание сюда идти, даже если было что дать, чтобы пройти. Им становилось не по себе, потому что у входа стояли копы.

– Зачем?

Я пожал плечами.

– Пууку не хочется увидеть, где сидят правители?

Хоть раз мальчишка воспользовался головой.

– Не стал бы ты для этого портить волосы и впихивать меня в долбаный костюм. Не хочешь говорить – и хрен с тобой.

Гордый. Похоже, усвоил наконец.

– Ладно, ладно. Мы отправляемся на Хайтранс.

Мальчишка не скрывал насмешки:

– Чанг, нету здесь никакого Хайтранса. Эх, знал бы я, что ты свихнешься, ни за что б с тобой не пошел!

– А где, по-твоему, Хайтранс?

– В пригороде. Видел когда-то голографию.

– Вот туда и идем.

Он подумал над тем, что услышал. Осторожным стал.

– А как?

– Зайдем в ООН. Оттуда на вертолете в Хайтранс.

Он облегченно вздохнул:

– Все нормально. Я тебя буду защищать, если ты совсем рехнешься.

Идти долго, чуть не через весь город. Может, нужно было потолковать с Халбером, уговорить его провезти меня на андекаре. Но он не знает, что я давно в курсе, и неизвестно, как бы среагировал.

Через каждую пару кварталов мы проходили ничейную землю. Снова мзда. Переговоры. Продолжаю приглядывать за Пууком: как бы он не вздумал вытащить свой нож. С этим мальчишкой ничего не знаешь наперед.

Наконец через пару часов мы прошли последнюю ничейную землю. Впереди стояли высоченные дома ООН, окруженные высоким забором, охранники. Кабинеты членов правительства, Ротонда, Сенат, Генеральная Ассамблея – все было здесь. Развевались разноцветные флаги.

Я крепко схватил Пуука за руку и объяснил, что с ним сделаю, если он не пойдет за мной и начнет распускать руки. Пусть смотрит мне в глаза, чтоб понял: я не шучу. Потом забрал у него нож, что ему очень не понравилось. Я дождался, когда к воротам подъедет бронированный автобус, и встал в длинную очередь людей, входивших в ворота.

На детекторе загорелся индикатор, как я и ожидал. У охранника был скучающий вид, но смотрел он внимательно.

– Откройте, пожалуйста, сумку.

Я забрал у Пуука сумку. Охранник поглядел на консервы и пренебрежительно хмыкнул:

– А, нижние.

Закрыл сумку, провел рукой по телу Пуука. Тот оскалил зубы, будто загнанный волчонок. Я поймал его взгляд, очень сурово покачал головой. Мальчишка засверкал глазками, но мне это было по барабану.

Наконец мы вошли внутрь. Я нашел спокойное местечко, открыл сумку и вытащил из потайного кармана под консервами нож и вернул Пууку. Ему он нужнее, чем мне. Парнишка чуть успокоился, но все равно жался ко мне. Мне и напоминать не пришлось. Слишком много верхних, тут их территория. Пуук был здесь чужаком и понимал это. Я встал у лифта. В первой кабине была куча народу. Зато следующая оказалась пустой.

Пуук схватил меня за руку:

– Мистр Чанг, я не поеду!

– Пуук, это просто лифт. Знаешь, сколько увидишь!

– Не поеду! Тут двери сами закрываются, всех, кто входит, сжирают!

– Да нет же, только отвозят наверх. Я тебе покажу, как работает лифт.

Я двинулся в кабинку вместе с другими. Пууку пришлось последовать за мной. Мне стало его жалко, но я вспомнил, как он сопротивлялся, когда я его мыл и одевал.

На крыше мы дождались вертолета. Пуук переминался с ноги на ногу, будто что-то хотел сказать, но не решался. Прилетел вертолет-такси, я запихнул его внутрь.

– Терминал Хайтранс.

– О'кей.

Пилот включил двигатель, и вертолет взмыл в воздух. Я следил за счетчиком – проверял, чтоб таксист не надул меня. Монет у меня было достаточно, но хорошо б не все истратить.

Пилот поглядел назад в зеркальце.

– Что это там с мальчиком?

Лицо у Пуука позеленело; он повис на ремнях. Я похлопал парнишку по коленке, но он не шевельнулся. Внизу быстро исчезли из вида крыши.

– Нервничает, – пробормотал я на манер верхних. – Однажды попал в аварию. Все быть… все будет в порядке.

– Хорошо бы, – недовольно буркнул водитель. – Не хватает только, чтобы его здесь вырвало.

Пуук с отчаяньем взглянул на меня и застонал:

– Хочу домой.

– Скоро.

Я показал пальцем вниз:

– Вон там. Смотри быстрее! Центральный парк.

Он глянул вниз и вздрогнул:

– Да там всего-то кучка деревьев.

– Всего-то? – я говорил тихо, чтоб не услышал пилот. – А сколько ты раньше видал, а, парнишка?

На улицах дерево годится на дрова и только.

Мальчуган, все еще бледный, сглотнул. Вцепился в ремни.

– Мистер Чанг, там, у оонитов… зачем подыматься на лифте, а не пешком?

– Дом оонитов чересчур высокий, чтоб подыматься пешком. Молодые ребята, может, и сумеют, а старики нет.

– В укрытии мидов тоже есть лифт.

Он задумался.

– Не такой, как у оонитов. Не двигается. Он когда-то ходил вверх-вниз?

– Прежде все лифты ходили вверх-вниз.

– Не. Дома-то развалились. Как же… – Внезапно глаза его расширились. – Они что, не всегда стояли в развалинах?

Я затаил дыхание. Отличная догадка для такого невежественного парнишки.

– Если работали лифты, значит, там прежде жили верхние? И свет работал? И трубы тоже?

– Когда-то, – осторожно сказал я. – Давным-давно.

Он немного подумал. Положил для надежности руку на мою ногу, осторожно приблизился к окну. Мы летели над домами. Крыши. Многие из них обвалились.

Мы поменяли курс у неботеля. Он выглядел огромным на фоне разрушающегося города. Пуук обхватил себя руками, дождался, когда вертолет снова полетел по прямой, и опять поглядел вниз. Оглянулся на неботель.

– Большой был город, мистр Чанг.

Еще раз оглянулся на неботель.

– Должно, башни его сожрали.

Без толку описывать поездку с Пууком на поезде. Одно сказать: для этого нужно запастись терпением Иова, да кандалы на ноги надеть не помешает. Уж не знаю, кто больше радовался, когда мы вышли из вагона в Вашингтоне: я, Пуук или другие пассажиры.

Я оглядывался в поисках остановки наземного транспорта, пока Пуук в возбуждении приплясывал рядом. Он все еще злился на меня за то, что я помешал ему развлекаться.

На станции мы были в безопасности. Много охранников и в форме, и в штатской одежде. Но нужно было выйти наружу, сесть в такси или на автобус, чтобы попасть в резиденцию Сифорта. Прежде чем отправляться в путь, я внимательно изучил план города и знал, куда нам надо. Доехать туда было нетрудно.

У меня хватило бы юнибаксов на такси, да только ни к чему их тратить, если на автобусе туда можно добраться всего на пару часиков позже. Я потащил Пуука наружу со станции и начал искать вывеску автобусной остановки. Вокруг стояли машины, такси выстроились в линию. У стенки слонялись какие-то подозрительные личности, хищно поглядывая на мою сумку, которую я крепко держал за ручки. Примерялись к нам. Пуук зло косился на всех, в том числе и на меня.

Вот и остановка. Направился к ней.

– Эй, старик, помочь нести сумку?

– Позади парня, который спросил меня, держался другой. Может, это тоже здешнее племя, но наверняка я не знал.

Я промолчал, ни к чему напрашиваться на неприятности. Пуук молча шел рядом.

– Что там у тебя, старик?

Я громко и отчетливо сказал Пууку:

– Пырни его, если сделает еще один шаг.

Пуук тут же выхватил свой нож.

– Да, мистр Чанг, сделаю как скажете – В первый раз я услышал, как он говорит это с таким удовольствием.

Парни быстро попятились назад, и я сделал Пууку знак убрать нож, пока не подошел полицейский.

Потому-то я и взял Пуука с собой. Прежде я пользовался и ножом, и мачете – чем придется. Нейтрал должен добиться, чтоб его уважали, или не выживет. Но теперь я состарился. Недалек тот день, когда я поднимусь по лестнице на второй этаж магазина, свалюсь и уже не встану.

На автобусе я заплатил по целому юнибаксу за каждого из нас. Но это все равно гораздо дешевле, чем за наземное такси или вертолет. Хотя кто знает, может, лучше было все-таки взять такси. Не знаю. В автобусе жутко воняло, как у мидов. Щели в сиденьях кишели клопами. Водитель сидел в пуленепробиваемой кабинке, а пассажиры были предоставлены сами себе.

Я уже хотел было выйти, но все-таки остался, потихоньку велел Пууку вынуть нож и держать на коленях, громко, чтоб все слышали, сказал, чтоб он сидел спокойно, не волновался, мол, как доедем, я сразу дам ему лекарство. Похоже, сработало. Нас никто не побеспокоил.

Из автобуса мы вышли недалеко от резиденции. Я заставил Пуука снова убрать нож, и мы дошли до ворот. Вот несчастье! Охранник сказал, что Рыболов уехал.

16. Филип

Я сказал себе, что со мной все в порядке. И почти поверил этому.

Пролежав всю ночь без сна, я все понял. Уолтер Крэнстон в «Психопатологии», том третий, издательство «Прентисс Холл», 2134 года, утверждает, что чувство вины обладает всепоглощающей силой. Ничем не обоснованное чувство вины есть нарушение, говорит он в другой главе. Но мое – обоснованное.

Мой психолог мистер Скиар сказал, что ему придется позвонить моей маме. Я объяснил: у него есть выбор – ведь я еще ребенок и не могу остановить его – но если он это сделает, я больше никогда ничего ему не скажу. Господь Бог свидетель.

Почти целый час мы занимались успокаивающими упражнениями. Под конец он согласился маме ничего не рассказывать, но заставил меня пообещать, что я воздержусь действовать необдуманно, пока не поговорю с ним.

Я пообещал. И необдуманно не действовал.

Во всем виноват я. Запаниковал, когда Джаред начат со мной бороться, и повернул его мысли в плохую сторону. Он убежал из-за меня. Отец говорит, что человек отвечает за свои поступки. Попытка откреститься от своей вины – это оскорбление Господа и истины.

Мой отец – мудрый человек. Хорошо бы постучаться к нему в кабинет и поговорить, но это невозможно. Он еще не скоро вернется из монастыря. Но даже когда будет здесь, у него столько забот, что я не должен отягощать его своими. Как говорит мама, ему пришлось пройти через ад и суметь вернуться к нам, но память о пережитом осталась.

Бедный Джаред! На какое-то мгновение он позволил своим побуждениям взять верх, а я безжалостно накинулся на него, потому что не сумел с этим справиться. Двинуть его в яйца было нетрудно; скорее всего, ему уже приходилось переносить это прежде, в школе. Но я не скрыл от него своего презрения.

А моего презрения Джаред не сумел перенести. У него и своего хватало.

Возможно, я чуточку переборщил, потому что не мог спокойно рассуждать. Не знаю почему. Мистер Скиар сказал, что меня охватила сексуальная паника, но, по-моему, это вряд ли. Я еще слишком мал для сексуальных переживаний. Но когда Джаред дотронулся до меня… Хорошо сидеть с поднятыми коленями, прижавшись спиной к стене. Я знал: если не двигаться и дышать медленно, в моей удобной комнате мне ничто не причинит боль.

С тех пор как исчез Джар, мистер Тенер постоянно беспокоился, но по-прежнему работал в приемной перед рабочим кабинетом отца. Иногда рядом с ним сидела мама.

Джареда не было уже два дня. Полиция его не нашла. Не знала, где искать.

Полицейские прибыли в первый же вечер, пока мы с мамой ужинали, и отправились в бунгало мистера Тенера. Думаю, они всё осмотрели: так полагается.

После того как мама привезла меня домой с выставки Родена, я обошел всю территорию. На стенах по-прежнему виднелись знакомые пятна – задумавшись, я мог или вести ладонью по побелке, или срывать листочки азалий.

В бунгало стояла тишина.

Мистер Тенер был дома, но я знал, что он не станет возражать, когда прошел в комнату Джареда, прикрыл дверь и сел на кровать, подавив неприятные воспоминания.

Хорошо бы полиция нашла его. Джар еще не настолько взрослый, чтобы оставаться одному, и слишком импульсивный, объективно говоря.

Я открыл дверцу стенного шкафа. На полу, как всегда, вперемешку валялись грязная одежда, части ненужных игр, старая обувь. Вообще-то мне бы следовало уважать личную жизнь и личные вещи Джара. Отец говорит, что уважение к себе начинается с уважения к другим. Он всегда прав.

Я пошарил на полках. Я довольно хорошо знаю всю одежду Джара, и методом исключения можно выяснить, в чем он ушел. А это поможет выяснить куда.

Дверь в комнату открылась.

– Джаред? – с надеждой спросил Тенер.

Я обернулся.

– О…

Это прозвучало так печально. Мне захотелось подбежать и обнять его.

– Я ищу хоть какие-то ключи к его уходу, мистер Тенер.

Мимолетная улыбка.

– Конечно, ищи. Дай мне знать, к какому ты пришел заключению.

– Хорошо, сэр.

Он ушел.

Получив разрешение мистера Тенера, я почувствовал облегчение. Подойдя к компу, я включил его и вошел в сети Джареда. Кучка закодированных файлов, которые мне некогда взламывать. Больше ничего. В разочаровании я вышел из бунгало и вдоль стены пошел к воротам.

Каждую неделю сотни людей приходили к нашим воротам в надежде увидеть отца. Некоторые из них были неуравновешенными, а то и психически больными. Некоторые приносили письма, некоторые пытались оставить дары. Большинство же приезжало просто поглазеть. Мама велела мне держаться подальше от ворот – это опасно. Когда я попытался с ней спорить, она заговорила командным сержантским голосом, и я понял, что она не шутила.

Иногда я все равно подходил к воротам, но не часто, потому что люди показывали пальцем или наводили на меня свои голографические видеокамеры. Джаред сказал, что мне нужно показать им голую задницу, они сразу перестанут. А я предложил ему попробовать первым. Насколько мне известно, он не стал пробовать.

Охранниками служили бывшие флотские, так что рядом с ними я чувствовал себя в безопасности.

Сегодня собралась необычно большая толпа. Сунув руки в карманы, я прошел в сторожку.

– Здравствуйте, мистер Вишинский.

– Здравствуй, приятель, – добродушно ответил он, но глаза не сводил с толпы.

– Вам принести кофе?

– У нас есть свежезаваренный в кофейнике.

Он глянул на часы. Вечерняя смена подойдет к пяти.

Я быстренько нырнул в сторожку, пока дочка снимала толстуху-туристку на фоне ворот. Когда они отошли, я снова вышел.

Мистер Виш похлопал меня по плечу:

– Пять лет прошло, а народу приезжает столько же. Словно паломники.

– Они просто стоят и смотрят, – заметил я. – Чего они хотят?

Он немножко помолчал и ответил:

– Осуществления.

Только я хотел его спросить, что это значит, а его уже не было рядом.

– Отойдите, пожалуйста. Не так близко к воротам.

Старик не обратил внимания на его слова, а продолжал стоять, держа внука за руку.

– Отойдите назад, сэр. Оставайтесь, пожалуйста, за желтой…

– Мне надо видеть капитана, – проговорил старик, тщательно выговаривая слова.

– К сожалению, мистер Сифорт уехал.

– А вернется когда?

Виш сузил глаза.

– Я не могу ответить на ваш вопрос.

– Если надо, я подожду.

– Генсек не принимает посетителей. Он в отстав…

– Он может принять меня. Я с ним знаком.

– С ним знакомы многие, – охранник говорил вежливо, но я знал, что его терпение начинает истощаться. – Он вас не примет, дедушка, по какому бы вы делу ни…

– По важному, – старик сунул руку в карман. – У меня есть письмо.

– Он в Ланкастере. Вам лучше отправить письмо почтой в…

Мальчик пошевелился, сунул руку в карман. В его глазах появился зловещий блеск. Я нырнул в тень.

Старик погрозил ему пальцем, и мальчишка подчинился.

– Возьмите. Пожалуйста.

Виш вздохнул и взял смятый листок бумаги:

– Хорошо. Я передам в дом.

– Пожалуйста.

– Когда закончится моя смена и я пойду отдыхать. В любом случае его не будет несколько дней, а то и больше. Отойдите, пожалуйста.

Старик поглядел близорукими глазами мимо охранника на дорогу, идущую от ворот к дому, вздохнул и отвернулся.

Спустя несколько мгновений Виш зашел в сторожку.

– Ну и люди. – Он швырнул мятый листок бумаги в наполовину заполненную корзинку. – Лучше бы тебе, дружок, уйти, пока мама тебя не углядела.

– Да, сэр.

Я провел рукой по его толстой блестящей дубинке. На моих глазах он воспользовался ею только один раз, когда двое пьяных не послушались его предупреждения и попытались забраться на стену. Позже он вместе с мистером Тзии шлангом смывал с дороги пятна крови.

Я пошел обратно в дом. Мама что-то диктовала своему компу и, не останавливаясь, помахала мне рукой.

Я хотел пойти к себе в комнату, но остановился. Комп Адама Тенера безмолвно стоял в приемной. Несколько дней назад Джаред пытался проникнуть в отцовские файлы.

Интересно, удалось ему или нет? Я намекнул ему достаточно ясно. Поглядев по сторонам, я сел за пульт. Если мама поймает меня за этим делом, тут же прочитает такую лекцию, что мне станет не по себе, и отошлет в свою комнату. А если меня увидит мистер Тенер, то, может, больше никогда не будет мне доверять.

С другой стороны, может, именно здесь после Джареда остались какие-то следы, которые помогут его найти. А мистер Тенер вроде как дал разрешение.

Я подобрал его пароль и просмотрел файлы. Письма и меморандумы. Джареду все это ни к чему. Убавив яркость монитора, я сидел и размышлял. Потом решил проверить логарифм доступа, хоть и понимал: Джаред не такой дурак, чтоб наследить.

Но он наследил.

Три доступа, с его собственного компа. Я начал открывать вновь измененные файлы.

Расписание шаттлов. Любопытно. К этому времени Джаред мог оказаться где угодно.

Бронирование номера в межконтинентальном «Шератоне». Наверно, это заказ мистера Тенера, ведь у Джареда нет денег на неботель.

Последним оказался счет мистера Тенера в «Террексе». Вот это уже совершенно не мое дело. Я протянул руку, чтобы выключить монитор, но заколебался.

Джаред никак не мог забраться в «Террекс»: это уже выходило за рамки простого непослушания, а квалифицировалось как преступное деяние. Но если мы не сможем отыскать Джареда в ближайшее время, придется рассказать отцу, а огорчать его еще больше никак нельзя, особенно после Ланкастера.

Я открыл файл и вызвал комп «Террекса».

– Пароль?

Я попробовал набрать день рождения Джареда.

– В доступе отказано.

День рождения мистера Тенера.

– В доступе отказано.

Услышав какой-то звук, я повернулся к двери. Если меня поймают, моя репутация будет запятнана. Нет, Филип, она уже и так запятнана, просто они об этом не узнают.

С пылающим лицом я продолжал пробовать другие комбинации.

Оказалось, это день рождения мистера Тенера, набранный в обратном порядке. На экране появилась информация.

Плата за бронирование номера в неботеле снята со счета. С неистово колотящимся сердцем я закрыл файл и открыл деловой календарь мистера Тенера. Никаких поездок у него не намечалось. Отец был в Ланкастере, значит, номер забронирован не для него.

Я снова вернулся к счету в «Террексе» и вывел на экран отчет за последние несколько дней. Джаред исчез два дня назад. Нужно было посмотреть вчерашнее число…

Четыреста юнибаксов снято со счета в шаттл-порту Нью-Йорка.

Значит, Джаред в Нью-Йорке.

Глухой стук закрывающейся входной двери. Я выключил комп и отправился к себе в комнату, уселся в угол, обхватив колени, и принялся дергать рубашку.

Целиком моя вина. Из-за моего дурного удара Джаред превратился в преступника, может, ему даже угрожает опасность. Я постарался вспомнить успокаивающие мантры.

Моя вина.

Мама зашла ко мне в одиннадцать поцеловать на ночь. Я крепко-крепко обнял ее.

К половине двенадцатого все стихло. Я вылез из кровати, точно зная, что предпринять. Вместо того чтобы делать математику, я весь вечер строил планы.

Во-первых, одежда. Нужно взять две смены, больше не понадобится – к этому времени я вернусь. В темноте я открыл маленький чемодан с инициалами на кромке. Настоящая кожа, таких уже почти не делают. Дорогой. Отец подарил мне его на день рождения перед нашей поездкой в Лунаполис. Я аккуратно сложил в него одежду, как учила меня мама.

Теперь деньги. Я пододвинул табурет к стенному шкафу и дотянулся до верхней полки.

Я скорее отправился бы в Нью-Йорк пешком, чем украл деньги по примеру Джареда. Однажды, когда мне было пять лет, я стащил у мальчика, с которым дружил, из дома игрушку. Отец серьезно поговорил со мной. Больше никогда в жизни ничего не буду красть. Ни за что не хочу чувствовать себя так плохо, как после того разговора.

Да и не нужно было красть. Я открыл свой игрушечный сейф, взял оттуда триста юнибаксов и аккуратно закрыл снова. Предполагалось, что если я беру больше десяти долларов, то должен сказать об этом отцу или маме, и теперь нарушил это правило. Потом я обязательно позабочусь, чтобы они меня наказали. Но только потом.

Деньги принадлежали мне. Четыре года назад, когда я предложил отцу эту идею, он отнесся к ней скептически.

Восьмилетний мальчик, играющий на фондовой бирже карманными деньгами? Он дал согласие, но предупредил, что это незаконно, поскольку я еще несовершеннолетний, и если меня поймают, он скажет, что я сын рудокопа, которого он подобрал на Каллисто. Думаю, он бы так не сделал, но меня ни разу не поймали. Я занимался этим не так уж часто. Примерно раз в неделю, по компьютерным сетям Джареда.

Я сложил деньги и убрал в платиновый зажим, который мама подарила мне на последний день рожденья. Я видел такой у сенатора Рейнса и упомянул, что он мне очень понравился.

После этого я заглянул в свои записи. Чуть не забыл взять с собой телефон. Пришлось снова открыть чемодан и положить туда мой персональный красно-желтый мобильник. Взрослые считают, что детям нравятся яркие цвета. Может, некоторым и нравятся.

Следующий поступок только увеличил мою вину. Я напомнил себе, что делаю это ради Джареда. Точнее, ради мистера Тенера. Это веский довод, особенно если постараться не думать. Обо всем этом я поговорю с мистером Скиаром во время следующей встречи.

По-прежнему не включая свет, я на цыпочках подошел к своему компу, соединился с маминым, в ее кабинете (она редко меняет свой пароль, а я хорошо знал склад ее ума), и набрал записку, которую сочинил:

Я переслал записку с ее компа на свой, так что она прибыла, помеченной персональным кодом. Я нажал клавишу и вскоре уже держал изготовленный чип.

Может, такая мера предосторожности и ни к чему, но любой, кто захочет проверить подлинность моей записки через мамин комп, получит подтверждение автоматически. Вполне возможно, что в неботеле захотят сделать запрос.

Я уже собирался выключить свой компьютер, но задумался.

Я пообещал мистеру Тенеру сообщить все, что я узнаю, и чуть не отправился за Джаредом, ничего ему не сказав. С другой стороны, не хотелось признаваться, что я просматривал его счет в «Террексе». Поэтому я послал на его комп такое сообщение: «Предположение от Ф.Т.: проверьте, сколько денег и откуда Джаред мог взять с собой», – понадеявшись, что этого будет достаточно.

Так, одежда, деньги, телефон, записка. Я осторожно открыл дверь, на цыпочках спустился по лестнице, оставил на кухне для мамы записку на утро, что попросил охранника завезти меня к учителю истории, а после этого на такси отправлюсь прямо к мистеру Скиару, и забрал с собой две старых кастрюли.

Снаружи все было спокойно. Я медленно пошел по дороге к воротам в предвкушении, объективно говоря, приключений, хотя немножко беспокоился, что отец может обо всем узнать, если дела пойдут не слишком удачно. Я надеялся, что это не вынудит его нарушить обещание и выпороть меня. Это очень бы его огорчило.

17. Джаред

Мой шаттл приземлился в Фон-Вальтерском шаттл-порту точно по расписанию. Я забрал сумку и вместе со всеми пассажирами отправился к пропускным воротам. У меня было достаточно денег, чтоб нанять такси-вертолет. Нужно не забыть через пару дней снять с отцовского счета в «Террексе» еще денег. Я дал водителю десять юнибаксов. Он тут же заулыбался и взял под козырек.

Было здорово остановиться в «Шератоне». Я забронировал номер на имя Джера Адамсона – сына Адама: не вредно немножко и пошутить.

Я заплатил наличными. В наши дни это немного необычно, но по-прежнему законно. Больше всего я опасался, как бы кто-нибудь из администрации не спросил, сколько мне лет, но, похоже, это никого не заинтересовало. Хорошо, что я предусмотрительно забронировал номер из дома.

Как только коридорный вышел, я швырнул сумку и бросился на огромную роскошную кровать.

Встреча была назначена на следующий день в полдень. Сегодня можно просто наслаждаться жизнью Я решил отправиться в ресторан на крыше, а после как следует выспаться, и еще попрыгал на кровати. Вот и началась настоящая жизнь.

Я надел любимую зеленую рубашку, на нее – свой лучший пиджак, пригладил волосы и на лифте поднялся наверх. Официант провел меня к первому попавшемуся столику, но я положил ему в руку двадцатку, как проделывали в фильмах. Он моментально усадил меня за потрясный столик у фонтана и подобострастно кинулся отодвигать для меня стул. Я огляделся и решил, что пиджак у меня вполне подходящий. К сожалению, карту с винами пришлось отложить в сторону. Дурацкая ошибка могла все испортить.

Я открыл меню, чуть не подавился, увидев цены, но сообразил, что это неважно. У меня достаточно денег при себе, да и с отцовского счета можно еще снять. В качестве закуски я заказал настоящие креветки, а не какие-то там синтетические. Отец всегда скаредничает.

Официант помог мне выбрать из кучи иностранных названий блюда поинтереснее. Если окажутся несъедобными, отошлю их обратно.

Официант закрыл меню и спросил:

– Что будете пить, сэр? Могу я предложить бутылочку «Пино нуар».

Я поглядел ему прямо в глаза, но не увидел в них ничего подозрительного. А, была не была!

– Хорошо.

Если кто-нибудь спросит у меня удостоверение личности, всегда можно сказать, что забыл его в номере, и отменить заказ.

Я еще раз перечитал свои записи. Ночь прошла ужасно, и голова болела по-прежнему. До встречи оставался еще час. Я снова сполоснул лицо и сел в удобное кресло.

Вчера после ужина, когда мне подали счет, я не стал расплачиваться наличными, а распорядился снять со счета в «Террексе». Это, конечно, сразу будет зарегистрировано, но отец просматривает банковские отчеты только в конце месяца, а к тому времени меня уже здесь и след простынет.

Вернувшись в номер, я подумал: а вдруг ему понадобится воспользоваться карточкой? И понадеялся, что этого не случится. Вот будет номер, если он ее аннулирует, решив, что потерял! Надо будет вечером снять еще денег, на всякий случай.

Ни завтракать, ни обедать мне не хотелось, хотя обычно на аппетит не жалуюсь. До сих пор меня немного подташнивало. Я снова зашел в туалетную комнату и отправился в холл у входа, где мы договорились встретиться. Дождавшись, когда портье поднимет голову, спросил:

– Скажите, мистер Эшарт пришел? Мы договорились…

– Вон там, – портье ткнул пальцем и снова склонился над бумагами.

Я сердито глянул на него, но безрезультатно.

Пришлось пригладить пиджак, повторить в уме свой сценарий и идти к кофейному столику, за которым сидели грузный мужчина старше отца и женщина с худым и жестким лицом.

– Мистер Эшарт?

– Да?

– Я тот, кто… посланник. Я должен был здесь встретиться…

– Ты? – он оглядел меня с головы до ног и переглянулся со спутницей. Оба так и остались сидеть. Я почувствовал, что краснею.

– Я всего лишь посланник. Мне велено выяснить…

– На кого ты работаешь?

Я хотел развернуться и уйти, но вместо этого начал заново:

– Послушайте, я должен был встретиться здесь с двумя сотрудниками из «Голографического мира». Я так понимаю, это вы, но откуда мне знать наверняка?

Женщина вынула из кармашка своего спортивного костюма бумажник, раскрыла его и показала журналистскую визитку. Я столько их повидал. Преимущество проживания рядом со Стариком.

– Миз Грэньон?

– Именно, – она захлопнула бумажник. – Что у тебя есть?

– Человек, на которого я работаю, остановился в… недалеко от отеля, – сказал я. – Он просил меня узнать, сколько вы дадите за его сведения.

Эшарт покачал головой:

– С какой стати? Мы уже их получили.

– Не самую лучшую часть. Если вы…

– Откуда тебе известно, о чем идет речь?

Разговор шел совсем не так. Я рассчитывал, что буду направлять разговор.

– Он сказал мне. К чему напрасно тратить мое… наше время, если вам это неинтересно? Хотите вы заполучить сенсационную новость о Боланде или нет?

Они снова обменялись взглядами, и миз Грэньон сказала:

– Конечно, мальчик. Просто…

– Не смейте так меня называть! – возмутился я. – «Мировые новости» не откажутся от этой истории, даже если вам она не нужна. Давайте забудем об этом разговоре!

Мужчина широко улыбнулся:

– А я думал, ты всего лишь посланник.

Я застыл на месте. Мужчина ногой выдвинул стул.

– Не стоит пытаться обмануть нас, маль… молодой человек. Если понадобится, мы согласны иметь дело и с подростками. Черт побери, я готов заключить сделку с самим Сатаной, если он достанет мне сенсацию! Усаживайся.

Я сел, чувствуя, как дрожат ноги.

– Я хочу получить деньги.

– Сколько и за что именно?

– За практически дословную запись разговора сенатора Боланда с сыном, членом Генеральной Ассамблеи, во время которого они плели заговор против своего старого друга генсека Сифорта.

– Практически дословная запись? А какие доказательства?

Проклятье. Надо было воспользоваться магнитофоном.

– Я был свидетелем. Я записал весь разговор, а у меня хорошая память.

– Кто ты?

– Зачем вам это знать?

Он вполне резонно объяснил:

– А что может помешать любому заявить, будто он слышал разговор, а потом придумать его? Докажи, что у тебя была такая возможность.

Я закусил губу.

– Вы обещаете не разглашать?

– Что это за информация, если мы не сможем сообщить источник?

– Нет, – я встал. Не знаю почему, но я не мог допустить, чтобы Ф.Т. узнал, что я сделал. Или даже Старик. – Извините, так дело не пойдет.

Я отступил назад.

– Забудьте…

– Ну хорошо, обещаем не разглашать, – с отвращением произнес он. – Кто ты и что у тебя есть для нас?

– Я живу в резиденции Ста… генсека Сифорта и слышал их разговор. Мое имя вы узнаете позже. У меня есть то, о чем я вам говорил, плюс кое-что о людях, живущих в башне, которые поддерживают Закон о реконструкции и планы Боланда на следующий год выставить свою кандидатуру.

– Да всем известно, что он снова будет переизби…

– На должность генсека.

Они тут же умолкли. Я потер пальцы:

– Юнибаксы.

– Сколько?

Я сунул руку в карман и дотронулся до листка со сценарием. Уверенности в том, сколько запросить, не было.

– Пять тысяч.

– Это несерьезно!

Я замотал головой.

– Пять тысяч. Соглашайтесь, или сделка не состоится. И не пытайтесь меня надуть. Я пошел.

Эшарт повернулся к своей спутнице. Секунду помолчав, она сказала:

– Действуй.

Победа! Я с трудом удержался от того, чтобы не вскочить на стул и не завопить от радости.

– Где деньги?

– Не так быстро. Сначала мы запишем историю, а потом заплатим.

– Прежде чем я начну говорить, вы дадите мне письменное обещание, что заплатите.

– Хорошо. Мы не обманываем наших информантов, мальчик. Иначе они к нам больше не придут. Значит, договорились.

– Здорово! – я прочистил горло. – Я хотел сказать, хорошо. Когда мы начнем?

– Мы вернемся вместе с оператором в девять. Через час. Какой у тебя номер?

– 3023. То есть…

Слишком поздно. Я покраснел. Теперь они узнают мое имя. А, ладно! Сделка есть сделка.

– Ты здесь один?

Я разозлился:

– Вам-то какая разница?

– Просто любопытствую. Ты убежал? – Он прищурился. – Ты не сын генсека?.. Нет, он помладше.

– Ему двенадцать.

– Точно. Если сбежал, не говори, иначе мне придется доложить о тебе. – Он протянул руку.

Мы обменялись рукопожатием, и они ушли.

Пять тысяч юнибаксов! Достаточно, чтобы убраться из города, с континента. Даже с планеты, если я найду способ, как подделать бумаги.

Я втиснулся в лифт. Пять тыщ. Неплохое начало. Может, после этого стоит спрятать деньги, вернуться назад, словно раскаялся, и установить в гостевых комнатах магнитофоны. Легкие деньги. Лифт часто останавливался – близилось обеденное время, и все устремились в свои номера переодеться. Наконец я поднялся на свой этаж и пошел по коридору, по дороге выуживая из кармана ключ. Поглядев на дверь, я замер на месте. Проклятье. Я вышел на 31-м вместо 30-го. Я не пошел к лифту, решив, что быстрее спущусь на этаж по лестнице. Перепрыгивая через две ступеньки, на площадке своего этажа я распахнул дверь и помчался по коридору.

У двери в мой номер стояло два человека. Я замер. Они постучали.

На толстяке была служебная униформа. А второй кто?

Неизвестный поглядел в мою сторону. Я спокойно повернулся и направился к лифту, засовывая ключ в задний карман. Надеюсь, они это углядели.

Я нажал кнопку вызова лифта и прислушался.

– Его нет в номере. – Это служащий отеля.

– Воспользуйтесь служебным ключом.

– Остался в подсобке. И потом, я должен получить разрешение менеджера.

Куда же подевался этот проклятый лифт?

– Чтобы войти в номер к беглецу?

– К любому постояльцу. Ну давай же, лифт, давай!

– Кроме того, этот со связями. Наша собственная служба предупредила, что нужно быть особенно осторожными…

– Ладно, идите. Я останусь здесь на случай, если он появится.

Беда. Беда.

– Ладно. Покажите-ка мне еще раз снимок. – Толстяк пригляделся к фотографии. А потом посмотрел на меня.

Я кинулся бежать по коридору с жутким ускорением. Как они узнали?

В конце коридора другая лестница. Вверх или вниз? Раздумывать некогда.

Подсобка наверху. Значит, лучше двигаться в обратном направлении. Можно войти в лифт где-нибудь на пару этажей ниже. Я бежал по лестнице, стараясь не споткнуться. 28-й.

Как же они узнали? Номер был забронирован на Адамсона. При регистрации я заплатил наличными. Отцовской карточкой я воспользовался, но это было в шаттл-порту. 27-й.

Проклятье. Я оплатил отцовской карточкой вчерашний ужин. Но как они смогли сообразить… Боже, я заказал столик из своего номера!

Я остановился и поглядел вниз на бесчисленные пролеты лестницы. Тут пока доберешься вниз, задохнешься. Распахнув дверь в коридор, я заглянул туда. 26-й этаж. Спокойно, Джар, у тебя есть время. Я подбежал к лифту и нажал кнопку вызова.

Пока длилось бесконечное ожидание, мое дыхание успокоилось. Раздался мелодичный звон. Лифт, поднимающийся вверх. Не годится. Проклятье. С такой скоростью я пешком быстрее доберусь. Как это получается, что все кабинки поднимаются наверх и ни одна не спускается…

Наконец-то. Я сумел неторопливо войти, а не ворваться, нажал кнопку «1» и принялся ждать. Лифт то и дело останавливался.

Я огляделся. Никто не обращал на меня внимания. Все пассажиры ехали молча, устремив глаза вперед на дверь. Только одна женщина поправляла воротничок, глядя в боковое зеркало. Шикарный лифт. В зеркалах со всех сторон, гладкая дверь, сверкающие медные кнопки, даже камера слежения была с медной отделкой…

О Господи!

– Подержите дверь!

Я протиснулся к выходу мимо раздраженной матроны. Где это я? На пятом. Самый нижний этаж с номерами.

Я заколебался, не стоит ли подняться вверх. Заметили они или нет? Насколько хорошо в «Шератоне» организована работа службы безопасности?

Дверь с лестницы распахнулась. Два охранника.

– Он здесь!

Слишком хорошо организована. Я помчался к лестнице в другой конец коридора. Охранник выкрикивал команды в телефонную трубку. Вниз вели пять пролетов. Я понесся вниз, споткнулся и врезался в стенку. Спокойно, парень. Сверху доносился топот ног.

4-й. Торопись, но не падай. Позади мчался охранник.

3-й.

– Эй, ты! Остановись!

Ну конечно, я остановлюсь, а ты наденешь на меня наручники. Ну, может, и не наденет. Я знал, что отец не станет подавать на меня в суд. Даже если и собирается, я сумею его отговорить. Но я не позволю нарушить мои планы. Нужно только позвонить в «Голографический мир» и перенести мое интервью в редакцию журнала.

Вот и 2-й этаж. Еще один пролет и…

Они будут ждать внизу. Я распахнул дверь второго этажа. В конце коридора была еще одна лестница, а я бегал быстрее.

– С дороги! – угрожающе крикнул я, проносясь мимо пожилого мужчины с множеством пакетов в руках. Позади слышался топот преследователей. Вооружены охранники или нет? У меня моментально зазудела спина. Нет, они не будут стрелять. У меня есть связи наверху.

В конце коридора я рывком распахнул дверь на лестницу, промчался по последнему пролету вниз и оказался на первом этаже.

Пыль. Тусклый свет. Грязный кафельный пол. Ковер в пятнах. Куда…

– Постой, паренек. Мы ничего тебе не сде…

Я рванул в боковой коридор и налетел на груду стульев. Господи! Сумел удержаться на ногах.

Закрытая дверь с намотанной цепью. Я побежал дальше в поисках спасения. Коридор закончился тупиком. Нет, черт возьми! Я мгновенно развернулся, врезался в охранника и, увернувшись, побежал обратно. Сыпя ругательствами, он устремился за мной.

– Попался!

Охранник со второго этажа поджидал в конце коридора. У двери с цепью я остановился и поглядел в обе стороны. Ни за что не позволю, чтоб меня отволокли к отцу, как какого-нибудь…

Охранники дружно кинулись ко мне. Я попятился, поддал ногой по висячему замку – и цепь лопнула! Я разъединил звенья, и в этот миг почувствовал на плече чью-то руку.

– Спокойно, паренек. Ты не можешь…

Я навалился на дверь. Тяжелая металлическая дверь со скрежетом отворилась. Вырвавшись из схватившей меня руки, я бросился на улицу. Охранники заколебались. Пока они не опомнились и не кинулись следом, я забежал за угол и скрылся из вида.

Спасен!

Жаркий летний вечер. Магазины закрыты, хотя еще светло. Постепенно я перешел на шаг и старался восстановить дыхание. Нужно найти телефон и связаться с Эшартом или его подружкой.

На улицах было невероятно грязно. Я обходил самые жуткие кучи мусора. С порога дома за мной наблюдало человек пять. Я огляделся. Вдалеке виднелось еще несколько человек, но эти были ближе всего.

– Извините, вы не подскажете, где здесь ближайший телефон?

Мужчина, стоящий впереди, плюнул и чуть не попал на мой ботинок. Н-да, я слышал, что люди на улицах Нью-Йорка ведут себя странно. Однажды Старик рассказал абсолютно невероятную историю…

Вокруг меня заскакал какой-то мальчишка.

– Эй, верхний, чё делашьнаулице?

Я нахмурился, удивляясь его говору.

– Ищу телефон.

Он загоготал:

– У трущобников телефонов нету!

Я отшатнулся от зловонного запаха и поспешил прочь. Мне стало не по себе. Вернуться в отель я не мог, но нужно как-то выбираться в цивилизацию.

Два мальчишки увязались за мной следом. Я развернулся:

– Убирайтесь!

Сунул руку в карман и сжал в кулак.

– Не то худо будет!

Один из них тихонько заржал. Я заторопился дальше, пытаясь оторваться от них, но не бежать. Бесполезно. Они не отставали.

– Клятые верхние думают, будто владеют миром! Ты нынче на улице, парень!

Остальные оскалились в усмешке.

– Скоро ночь! Беги луче к мамочке!

Один, посмелее, хлопнул меня по карману. Сделав выпад, я оттолкнул его, и мальчишка свалился в грязь. Он тут же вскочил на ноги, сверкая глазами:

– Убью! Бушь знать брода!

Я постарался сказать ледяным тоном:

– Сгинь!

Почувствовав мою уверенность, мальчишка заколебался, и я пошел дальше.

Мне стало немножко легче. Главное не терять уверенности в себе.

Люди в потрепанной одежде глазели мне вслед. Я искал таблички с названиями улиц, но их не было. Нужно найти другую башню и стучать в дверь, пока мне не откроют. Или стоянку для вертолетов. На вертолет денег у меня хватит, правда впритык.

Кто-то толкнул. Я зашатался, но сумел удержаться и продолжал идти.

Смешок. Я оглянулся: мальчишки вернулись.

– Верхний, хошь, поможем отыскать дорогу?

В ухмыляющихся ртах дыры вместо зубов.

– Сгиньте!

На этот раз не помогло. Начинало смеркаться, и я заторопился. На углу наверняка удастся разглядеть ближайшую башню – она будет выситься над остальными зданиями.

Чья-то рука схватила меня за пиджак. Я моментально развернулся, ударил ближайшего трущобника и побежал.

Крики, цепляющиеся пальцы. Я отпихнул их, рванул к углу и за него. На противоположной стороне улицы сидела группа трущобников в лохмотьях. На мостовой я рискнул оглянуться. Мои преследователи отстали.

Я быстро направился к тротуару. Один из нескольких оборванцев встал у меня на пути.

– День кончился, верхнячок. Улицы теперь наши.

– Сгинь.

Это слово начинало звучать каким-то припевом. Я обошел его и двинулся дальше.

– Карло стерпит это от сопляка из верхних?

– Не-е-е!

Позади меня послышался глухой топот ног.

Я бросился бежать.

Я бегал гораздо быстрее многих, но один постепенно догонял меня. Во влажной тишине его покряхтыванию вторило эхо. Сзади меня схватила рука. Я стряхнул ее, но через мгновение почувствовал снова. Трущобник схватил меня за ворот и чуть не бросил на землю. Остальные члены шайки отставали всего на несколько шагов. Я чертыхнулся, скинул пиджак и помчался дальше. Лучше лишиться пиджака, чем жизни. Как только получу деньги от «Голографического мира», куплю другой.

Трущобник не отставал.

Я добежал до угла и перебежал через дорогу. Этот подонок остановился.

Новый квартал был совершенно безлюдным. Хотя нет, не совсем. Впереди я разглядел нормально одетого мальчишку. Слава богу, еще один житель верхнего Нью-Йорка. Я побежал к нему.

– Эй, где здесь ближайшая башня?

Он улыбнулся.

18. Пуук

Назавтра после того, как мы вернулись из Вашингтона, Старик тихий, будто очень устал. Целый день сидит в магазине, раскачивается над своим чаем. Даже не хотел открыть дверь для торговли, когда стучит мид или брод. Снова и снова я говорю ему: ну же, мистр Чанг, раз вы торгаш, так и торгуйте. Нижние ждут. Не, скажет, оставь меня одного, Пуук.

Пожалуйста, мистр Чанг, откройте магазин. Где ваше правило? Улыбнется, похлопает меня по плечу. Ладно, ладно, скажет, открывай. Может, он старый и усталый, да не настолько усталый, чтоб не ободрать тех, кто придет торговаться. Похоже, сумеет сделать это даже во сне.

Старый тупица смеялся, когда я говорю ему, что хочу носить спортивный костюм: ну, Пуук, то на тебя не надеть, то не снять. Наплевать, говорю. Ношу что хочу. Мальчишки-миды засмеются, я их всех пришью.

Не болтай так, говорит. Я пожал плечами.

На другой день опять сидит и качается.

– Мистр Чанг, вы заболели?

– Не. Расстроен.

Не знаю. Он тронутый. Хочу пойти на улицу, а он не отвечает ни да, ни нет. Тогда начинаю спрашивать всех подряд, хватать товар. Он вздохнет, откроет дверь:

– Ладно, ладно, иди, а то с ума меня сведешь. В следующий раз возьму себе не парнишку, а чучело совы. Иди.

– Да, мистр Чанг, сделаю как скажете. – И ухожу.

Я оглядываю улицу, смотрю, не видно ли Карло, чтоб успеть спрятаться от него, но его нет. Другие миды кивают, нормально со мной разговаривают. Один сопляк хотел посмеяться над моим спортивным костюмом, так я его поколошматил, он и замолк. Живется мне здорово. Делать ничего не надо, потому наведываюсь в старый дом напротив укрытия, обследую.

Я и раньше видал его, но после правительственного дома смотрю по-другому. В холле есть лифт. Жму на кнопки, но не движется. Сломан. Здорово было бы починить, но как, не знаю. Наверху дверь открывается в дырку для лифта. Гляжу вниз. Всего в паре футов большой ящик с маленьким люком наверху. Спустился, проверил. Внутри жутко темно, но выглядит как лифт, кнопки и все такое. Похоже, раньше ездил вверх-вниз. Здание в развалинах, окна разбиты. Может, Чанг правду говорит и когда-то здесь было так же, как в здании оонитов.

Скучно. Возвращаюсь к магазину и стучу, пока Чанг не впустит.

– Почему вы тут затаились, словно и дома нет, мистр Чанг?

Он возится с кучей юнибаксов.

– Возвращайся на улицу, мальчик-мид, раз тебе магазин Чанга не нравится.

Я сержусь:

– Это не ответ.

Включаю свет. Он хмурится, но не заставляет выключить. Я поворачиваюсь к зеркалу. Волосы у меня все еще дурацкие. Старый тупица, обрезал мне волосы. Если им положено было быть короткими, зачем они растут?

Чанг встал.

– Другого пути не вижу, – говорит.

– О чем базар, мистр Чанг?

– Должен ехать снова.

– Ни за что!

Больше он меня на Хайтранс не вытянет, прежде я его зарежу.

– Да я не про тебя, мальчик Пуук. Теперь Чанг сам поедет.

Я начинать злиться:

– Куда это вы едете без Пуука один?

– В Ланкастер.

– Это чё такое?

– Лететь через океан, суборбитальным. – Он налил чаю. – Тебя взять не могу. Они обязательно будут искать и найдут нож. Да и я уже слишком стар, чтобы брать тебя так далеко. Прежнего терпения уже нет.

– А зачем?

– Рыболов.

Чанг сел.

– Нужно поговорить с ним. Пока не стало слишком поздно.

Посмотрел на часы:

– Еду сегодня. Нужно пройти через весь город в здание ООН, сесть на вертолет до Фон-Вальтерского порта. Монет тока-тока набрал.

Я забеспокоился:

– А если какие нижние утащат у вас сумку, что будете делать без Пуука?

– Не будет проблем, когда покину Ньюёрк. Дальше уже не страшно. Я отправляюсь туда, где живут верхние. – Он вздохнул. – Истрачу последние юнибаксы. Неважно. Потом еще накоплю.

– Я тоже хочу поехать!

– Нет. За двоих мне не заплатить.

Он допил чай и встает:

– Пора собираться. Иди разыщи Карло и узнай, сколько мзды тебе нужно, чтоб вернуться домой. Я дам.

– Иди в задницу! – Я кричу громко. – Будет мне старик указывать…

Чанг поднял брови.

– Ни один мальчишка не смеет разговаривать с Чангом в его магазине, как…

– Иди в задницу! Иди в задницу! Хочу ехать!

Для старика он двигался очень быстро. Скакнул через всю комнату и схватил меня за руку, когда я машинально полез за ножом. Сильно ударил по губам. Аж слезы покатились.

– Нечестно!

Он вмазал снова, берет у меня из кармана нож и кладет в свой.

– Пусти меня! Пусти!

Снова удар. Я замолчал, плачу. Не могу удержаться.

– Повторяю: ни один молокосос не будет обзывать Педро Теламона Чанга в его собственном доме!

Таким злым я его никогда не видал.

– Садись!

Я сел.

– Молчи, пока не разрешу!

Я нахмурился, а он без внимания. Собирает сумку, ворчит, дал, мол, мальчишке-миду хороший спортивный костюм, а он такое говорить начал. Никакого уважения. Неудивительно, почему Карло решил его не учить.

Я шмыгнул носом.

Он собирался. Пошел наверх, потом вернулся, дышит тяжело.

Я разозлился.

– Хочу на улицу!

– Разве я разрешал тебе говорить? – Он подошел совсем близко, но вижу: уже не сердится.

– Позвольте мне уйти.

– Назад в укрытие, к мидам?

Я выпрямился:

– Не нужно мне укрытие. Сам справлюсь. Отдай мне нож, и я уйду.

Он вздохнул:

– Я вернусь завтра. Или послезавтра.

– Мне без разницы.

Я протянул руку, а он смотрит, и все. Всегда делает что хочет.

– Пожалста, мистр Чанг. Отдайте мне нож.

Он отдал, будто совсем не боится, как бы я не пырнул. А очень хочется. Тупой старик. Ненавижу. Он открыл дверь:

– Хочешь мзду для Карло?

– Не.

Пожал плечами.

– Ну что ж, мальчик из племени мидов за день-другой от голода не умрет.

Мы вышли вместе, он запер дверь.

– Когда вернусь, придешь и постучишь.

Старик думает, я вернусь после того, как он избил меня!

На всякий случай я перешел на другую сторону улицы. Он пошел прочь, таща сумку.

– Иди в задницу!

Он притворился, будто не слышит.

– Никогда, Чанг, больше с тобой не стану разговаривать! Чтоб ты помер!

Я глядел, как он уходит. Нечестно, не взял с собой Пуука. Прошлый раз я помогаю, когда он говорить.

Я ждал напротив укрытия, пока не вышла Старшая Сестра. Карло нет, и я бежал к ней.

– Привет.

Она улыбается, но смотрит по сторонам на всякий случай.

– Уходи, пока Карло не видит.

– Еще злится?

– Да. Наверно, еще долго будет. – Она пожала плечами. – Не нужно сердить сразу и Рейвана, и Карло.

– Это что такое? – Я поглядел на лазерную ручку у нее в кулаке.

– Товар для мены. Нужны консервы.

– Можно мне помочь?

– Не. Карло где-то здесь. Тебе лучше уйти.

– Ладно, – Я пнул ногой в стенку. – Увидимся.

Остаток дня я шатался по улице, глядел в оба, чтоб оставаться на территории мидов, но не слишком близко от племени. Скука.

Начало темнеть. Я не беспокоился. Решил спать в старом доме напротив укрытия. Как-то я здесь прятался, и Карло быть разозленный.

Прошел до угла поглядеть на территорию бродов. Какая-то заварушка. Мальчишка бежит, броды за ним.

Подбежал ближе – верхний.

Я глядел с интересом. Вот его схватят, будет потеха.

Они его почти словили. Схватили за куртку, но он выскользнул из нее. Бежит через дорогу на территорию мидов. Я оглянулся. Из наших никого. Вот бы броды тоже перебежали. Тогда б я крикнул: тревога. Хорошая возможность, чтоб Карло перестал сердиться.

Но броды остановились. Не захотели затевать потасовку.

Верхний бежит, но увидал меня и немного замедлил.

– Эй, где здесь ближайшая башня? – Больше меня.

Я улыбнулся, поманил его ко входу в магазин. Встал перед ним.

Сзади слышу топот ног. Я повернулся. Только Джэг и Сви. Мои ровесники, только Карло им поставил метку. Нечестно. Они сидят со взрослыми, а мне столько же.

– Это кто у тебя, Пуук?

– Верхний!

– Уйди! – Сви пихнул меня в сторону.

Я дернулся:

– Он мой!

– А ну-ка, давай отсюда, малявка! – сплюнул Джэг.

Когда им ставили метку, Джэг стонал и плакал, но Карло делал ему, а не мне. Вспомнив об этом, я разозлился и вытащил нож.

– Убирайся, Джэг. Он мой! – Я чуть присел. – Не то пырну!

– Легче, легче. – Джэг испугался и попятился. Верхний мальчишка стоял у двери.

– Я думал, ты тоже… Мне пора идти… – Я пихнул его назад. Он подпрыгнул быстро, чтоб не попасть под нож. – Эй…

– Он мой! – Я по-волчьи скалился на Сви и Джэга. Сви отступил.

– Ухожу.

– Оба.

Сви и Джэг переглянулись.

– Уходим.

Я повернулся к верхнему:

– Посмотрим, что у тебя есть!

Я иду ближе.

– Убирайся, нижний! – фыркнул мальчишка. За спиной я слышу, как свистит Джэг.

– Как тя назвать? – рычу я.

– Проклятый нижний! Пошел вон, не то полицию позову.

Я вежливо улыбаюсь:

– Все хорошо, верхний, мы друзья.

Я сделал шаг, нагибаю голову и с силой толкаю его в живот.

Он охнул, согнулся пополам, потом поднял глаза, щеки мокрые:

– Зачем ты…

Моя нога поднимается и разбитым ботинком бьет его в морду. Глаза у него закатились, упал и вырубился.

Джэг и Сви наблюдают, глаза расширили.

Вот так. Можно и без обучения стать взрослым. Я встать на колени, перевернул верхнего на спину и опустошил карманы. Монеты. Юнибаксы. Целая пачка. До сих пор у меня не было ни одного. Я засунул их все себе, пока Джэг не углядел.

Сви подошел ближе.

– Пришьешь? – с уважением спрашивает он.

– Наверно. – Я пнул ногой. – Проклятый верхний, говорит про нас, будто мы дерьмо.

– Все они одинаковы, – кивает Джэг.

В кармане нашел лазерную ручку, как у Старшей Сестры. Можно обменять на консервы. Теперь до возвращения старика голодать не придется. Я им всем покажу.

Джэг говорит:

– Карло сказал, давным-давно роки взяли верхнего и попытались обменять его на юнибаксы.

В карманах больше ничего.

– Ну? Что потом?

– Все время полиция искала. Пришлось его прирезать. Карло говорит, была б у него такая возможность, уж он бы провернул это дело, не как эти безмозглые роки.

– Может, лучше отвести его к Карло? – говорит Сви.

– Не.

Вечно все говорят Пууку, что делать. Чанг, Карло, Старшая Сестра. Будто Пуук сам без головы.

– Я подержу его.

Джэг хохочет:

– У двери?

– У меня есть где.

– А как ты туда его дотащишь?

Вот вопрос. Не знаю. Я придумал:

– Вы поможете. Мы отнесем, пока не очухался.

– А мзда? – спрашивает Джэг. Хорошо, он не углядел юнибаксы.

– Лазерную ручку?

Жалко отдавать, но это справедливо. С какой стати им помогать задаром?

– Не. – Джэг пнул верхнего по ноге. – Ботинки.

– Разбежался! – хмыкнул я. – Не пойдет.

– Тогда неси сам, – Джэг сложил руки. Я вздыхаю. Джэг, конечно, плохо соображает, но жутко упрямый.

– Ладно, ладно, – говорю, прямо как Чанг, но сообразил это уже после. – Ботинки не дам. Рубашку.

Я пощупал материал.

– Хорошая и новая.

– Мало.

– Ремень.

Джэг глянул на Сви. Тот кивнул.

– Куда нести?

– Есть местечко, – Я смотрю на обоих. – Секретное, вроде укрытия. Никому не говорить.

Они обрадовались.

– Где?

– Покажу. Но разболтаете – Пуук вас пришьет. Клянитесь. И не вздумайте меня надуть!

– Ни в жисть, – Джэг показал знак дружбы. – Здорово!

Я взялся за голову, Джэг за середину туловища, а Сви за ноги. Уже темно. Время опасное.

Я пошел вниз по улице в дом напротив укрытия мидов. Вверх по лестнице. Крыша дырявая, луна светила – не сплошная темень. Отдышались и потащили по лестнице дальше.

– Будешь все время с ним – стеречь, чтоб не убег? – У Сви смех в голосе.

Хотел бы знать, Чанг что ответил. Он может. Только его нет, придется самому выкручиваться. Нужно отвечать, да побыстрей, чтоб не потерять уважение Джэга.

– Есть местечко, – Я старался говорить уверенно. – Этажом выше.

Они заныли, но пошли. Из любопытства.

Мы затащили верхнего на четвертый этаж, прошли через холл.

– Здесь.

Я прыгнул вниз на крышу лифта.

– Давайте мне верхнего.

– Куда ты его засунешь?

– Внутрь.

Я потянул мальчишку за ноги, пока он не свалился рядом со мной. Тогда я открываю люк, пихаю туда его ноги.

– Держите его за руки, не то здорово грохнется. Мы начали его спускать, держа руки, пока ноги не коснулись пола. Только тогда его отпустили, и он упал.

– Пуук, у тебя крыша поехала, – завоображал Сви. – Он просто подпрыгнет и вылезет наружу.

– Не, я вам покажу.

Я поднялся на четвертый этаж в комнату, где был раньше. Через минуту назад и упал в лифт.

– Что принес?

Я показал им веревку. Сначала осторожно, чтоб не порвать, снимаю с верхнего зеленую рубашку. Теперь она не моя. Отдаю Сви, как обещал. Джэг стащил со штанов мальчишки ремень и надел на себя. Я потрогал лицо верхнего. Гладкое, как у меня. Не дорос, чтоб бриться. Кожа на груди белая, гладкая. Маленькие пучки волос в подмышках. Запах как от цветов.

Я перевернул верхнего на живот, положил руки за спину, крепко связал.

– Пошли, – я выбрался наверх. Следом за мной Джэг и Сви. Мы поглядели вниз.

– Ну как, скажешь, выпрыгнет? – презрительно спросить я.

Джэг покачал головой:

– Не, Пуук, ни за что.

Он снова с уважением.

Я вытащил нож и поднес к его лицу:

– Проговоритесь – пришью! Он мой!

– Никогда. Он твой, Пуук.

Сви закивал тоже.

Слишком поздно идти менять на консервы. Придется поголодать. Не страшно. И раньше голодал. Думал сначала спать в лифте, поглядеть, как верхний очухается, но не стал. Хочу побыть один, придумать, как мне прикончить проклятого Чанга. Спустился на два этажа ниже и пошел в другой конец здания.

Трудно спать не в укрытии. Ни подстилки, ни одеяла. Утром просыпаюсь жутко злой. День дождливый, но я все равно пошел на мену, вернулся с тремя овощными консервами. На этот раз получилось лучше, не облапошили. Вытащил чашку за окно, много воды накапало.

Посчитал свои юнибаксы. Может, отдать Карло как мзду? Не, не отдам.

Пууку не нужны миды, раз им не нужен Пуук.

Открыл консерву, поел холодных овощей. Стало лучше. Пора решать, что делать с верхним. Может, лучше пришить?

Поднимаюсь по лестнице, иду через холл.

Он вопит.

– Помогите кто-нибудь! Пожалуйста! Помогите!

Я прыгаю на крышу лифта, наклонился над люком. Тот глядит наверх. Мы смотрим друг друга. С минуту он молчит, потом:

– Больно.

Шевелит руками за спиной.

Штаны можно выменять на пять-шесть консервов. Ботинки – не знаю. Много. Два-три ящика консервов. А то и больше. До самой зимы еды хватит. Я прыгнул в лифт.

– Да не смотри ты просто так! Помоги, ради бога! Меня зовут Джаред Тенер, я… я потерялся. Получишь вознаграждение.

Не знаю, с кем выменивать ботинки. Можно попытаться с Чангом, а вдруг надует? Нужно быть осторожным.

Восхищенный, трогаю руками ботинки. Джэг рехнулся, отдать ему в мзду такую вещь.

Верхний отдернул ногу, но я просто сидел и крепко схватил. Медленно расшнуровал – не приходилось прежде.

– Убери руки! – Он злится и колотит ногами. Я дернул ботинки, кричу от радости.

– Отдай сейчас же! – Мальчишка весь красный от злости.

– Проклятый верхний.

Я плюнул, он морду в сторону. Весело. Я снова плюнул.

Он вопит, харю воротит:

– Подонок, мерзкий нижний!

Это мне сильно не нравится.

– Заткни хлебало, верхний.

– Отпусти меня! – Лягается.

Я злюсь, но вспомнил, что он для мены пригодится. Куча юнибаксов.

– Принес консерву. Овощи. – Показал ему.

– Боже мой, где я? Отпусти меня! – Задергался, хотел руки освободить. Хрен там. – Кто ты такой?

– Я захватил тебя в плен.

Чанговские словечки. Старик бы нос задрал, если б знал. Я иду ближе, хотел помочь сесть. Покормить нужно.

– Не прикасайся ко мне! – Заехал мне ногой в колено. Я подпрыгнул. – Убирайся, ты, грязный…

Ох я и злой. Хватаю его за ногу и толкнул в грудь. Он грохается вниз.

– Ты, что ль, лучше? Ты, что ль, владеешь миром? Я те покажу!

– Мразь! Дрянь! Не трогай…

Перевернул его, сел на живот, нож вытащил.

– Господи, не нужно… – Он заерзал, но не мог высвободить руки и вытащить их из-под спины.

– Больше ты не верхний! Такой же нижний, как все мы! Теперь будешь мидом!

Острым кончиком ножа я глубоко – чтоб остался шрам – вырезал у него на груди метку мидов: «М» с хвостиком мидов на конце.

Он визжал и вопил: «Боже, о Боже, прошу тебя, нет, о Господи Иисусе!» – почище чем Джэг, когда Карло его метил. Я лезу через люк и наблюдаю за ним. Скорчился в углу и рыдал, как маленький. Кровь капала на живот и на штаны. Их можно отстирать перед тем, как поменять.

– Спаси меня, Господи, – верещал, – кто-нибудь, помогите.

Хныкает. Я подумал: съесть его консерву или оставить.

Без мозгов эти ротастые верхние. Думают, владеют миром.

19. Роберт

Вечером я сидел в своей уютной вашингтонской квартире. Едва я закончил длинный разговор с мамой, как телефон зазвонил снова. Я поглядел на него с неприязнью. Как и у всех, кто на виду, у меня был составлен список друзей и знакомых, которые могли позвонить мне домой. Но, как и у всех, кто избирается, мой список вырос до невероятных размеров, иначе мог обидеться кто-нибудь из моих сторонников, которому очень хотелось иметь возможность напрямую обратиться к члену Генеральной Ассамблеи, за которого он голосовал.

Телефон зазвонил снова, и меня охватило искушение не отвечать. Вздохнув, я поднял трубку:

– Боланд слушает.

– Роб? Слава богу.

– Арлина? У вас такой голос… что случилось?

– Ты можешь приехать? Я не могу… Адам не в состоянии…

Меня охватил страх.

– С капитаном все в порядке? А с Адамом?

– Да. Мы…

Раздались приглушенные голоса, и она резко ответила:

– Значит, посмотрите еще раз! Нет, оставьте свет во дворе на всю ночь и не закрывайте ворота.

Сколько помню, Арлина всегда была спокойной и собранной, даже если распекала какого-нибудь идиота-журналиста в низко пролетевшем вертолете.

– Сейчас прилечу. Зажгите огни на посадочной площадке.

– Спасибо, Роб. Я тебе очень признательна…

– До встречи.

Я надел ботинки. Уж если Арлина расстроилась, значит, дело серьезное. Несмотря ни на какие политические разногласия, я просто обязан был отправиться к ней.

Мой водитель уже сидел дома с семьей. Я решил его не беспокоить: у меня есть свои ключи. На лифте я поднялся на крышу, едва дождался, пока подали мой вертолет, и через мгновение был уже в воздухе.

Резиденция капитана была всего в тридцати милях от моей башни: Ночью лететь было тяжелее, если ориентироваться только на зрение, но на высоте двух тысяч футов я подключился к транспортным маякам. Внизу вдоль двенадцати дорог, отходящих от кольцевой автодороги, ярко горели огни.

Приближаясь к резиденции капитана, я настроил свой приёмоответчик. Комп в сторожке проверит мое удостоверение личности. Произошло что-то серьезное, и кто-то может оказаться навеселе. Авария мне ни к чему.

Я приземлился в центре площадки для вертолетов, ориентируясь на огонек, которым размахивал охранник, выключил мотор и спрыгнул, когда лопасти только останавливались.

– Добрый вечер, сэр. Миссис Сифорт в…

– Мистер Вишинский, не так ли? Мне припарковаться сбоку?

– Нет необходимости, мы больше никого не ждем. – У охранника было напряженное лицо. – Но вы можете оставить ключи.

– Конечно.

– Роб? – прозвучал голос женщины.

– Здравствуйте, Арлина.

Она торопливо шла от дома. Мы встретились на полпути.

– Как я понимаю, нашли Адамова сына? Он…

– Филип исчез, – У нее был изможденный вид.

– О Господи. Когда?

– Мы обнаружили это сегодня во второй половине дня. Я с ума схожу. – Она вцепилась в мою руку. – Ник в монастыре. Я могла бы позвонить и попросить его вернуться раньше, но… действительно ли это необ… – она не договорила.

Я повел ее к дому.

– Все образуется.

Я хороший политик и умею находить успокаивающие слова в любой кризисной ситуации.

– Вы ели? Я так и думал. Мы пойдем на кухню, там вы мне все и расскажете.

Я подвел ее к двери, но Арлина уперлась рукой в дверную коробку, сопротивляясь:

– Роб, не нужно мне покровительствовать. Не в том я настроении.

– Но… – я не нашелся, что сказать.

– Если я сейчас поем, меня тут же вывернет. Я страшно боюсь за моего безмозглого гениального сына. Если… когда я его отыщу, излуплю как следует, но сейчас не нахожу себе места от беспокойства.

– Конечно. Со мной было бы то же самое.

– Откуда тебе знать? У тебя-то нет детей. Ее рука метнулась ко рту.

– Роб, прости меня. Я совершенно не в себе!

– Я понимаю, – я постарался, чтобы голос звучал спокойно.

Она уткнулась лицом мне в плечо:

– Прости меня.

– Ну конечно, Арлина.

Я с беспокойством огляделся вокруг. Если какой-нибудь не в меру ретивый журналист заснял это сцену на камеру, хлопот не оберешься.

Она ввела меня в дом, провела на кухню.

– Хочешь чего-нибудь выпить? Съесть?

– Что найдется.

Пока она ставила в микроволновку чашки с чаем, я ослабил галстук.

– Что нам известно?

– Ф.Т. не появлялся ни у учителя, ни у психолога. – Она передала мне записку. Я внимательно прочитал все, что написано.

– Вы охрану расспрашивали?

– В записке ни слова правды. Он не просил никого из охранников подвезти.

– А как он вышел из ворот?

– Никто не знает. Скорее всего, ночью. Слышали ночью треск и лязг. Охранник вышел проверить, но никого не обнаружил. Думаю, как раз тогда Ф.Т. и проскользнул.

– А что это был за шум?

– От пары моих кастрюль, – она невольно улыбнулась. – Думаю, он перебросил их через стену, чтобы отвлечь мистера Тзи. Как только доберусь до него… – Она налила чаю и снова села.

– Почему он убежал?

– Кто знает? – У нее на глазах появились слезы. – Разве мы плохо с ним обращались?

– А что говорит Адам?

– Он не знает, что и думать. С тех пор как сбежал Джаред, он пребывает в таком состоянии…

Арлина сделала глоток.

– Джаред вел себя действительно ужасно. Он украл отцовскую карточку «Террекса». Если бы не Филип…

Она рассказала о предложении Ф.Т. проверить счет Адама в «Террексе».

– Нет ли здесь какой-нибудь связи?

– С исчезновением Ф.Т.? Боже, надеюсь, что нет.

– У вас есть «Террекс»?

Она сжала губы.

– Да. Карточка по-прежнему в моем кошельке. Счетов на оплату туда не адресовалось. Филип не пошел бы на воровство, разве только предположить, что я совсем его не знаю.

Она покачала чай в чашке.

– Адам сообщил в полицию о пропавшей карточке. Они отправили предупреждение в кредитные сети.

– Что-нибудь выяснилось?

– Карточкой воспользовались в Фон-Вальтерском шаттл-порту. С тех пор больше ничего.

– Значит, он в Нью-Йорке.

– Нет, это значит, что карточка в Нью-Йорке. Не исключено, что Джаред валяется где-то в канаве с перерезанным горлом. – Арлина закрыла лицо руками. – А может, и Ф.Т.

Я заговорил, тщательно подбирая слова. Меня уже один раз отбрили. Жестокость не нужна, но Арлина хотела слышать правду.

– Это не исключено.

Она мгновенно взглянула на меня.

– Но маловероятно, – быстро договорил я. – Филип вернется. У него могла появиться подружка?

– В платоническом смысле, не более того. – Арлина улыбнулась. – Если говорить откровенно, среди ровесников у него практически нет друзей. Улыбка исчезла.

– За исключением Джареда.

– Джаред не мог такое подстроить? Или позвонить ему?

– Нам никто не звонил. Правда, поступление почты по сетям я не проверяла.

Шаги, стук в дверь.

– К вам можно присоединиться? Адам.

– Конечно. Есть новости?

– Никаких.

Адам повернулся ко мне:

– Роб.

– Рад видеть вас снова, сэр. – Я пожал ему руку. – Полицейские звонили мне дважды по поводу поисков Джареда. Никаких следов. Они концентрируются на Нью-Йорке.

Он устало опустился на стул.

– Как нам быть?

– Ждать. Больше ничего не остается, – ответил я и посмотрел на Арлину. – Вы заявили в полицию об исчезновении Филипа?

– Нет, – она переплела пальцы.

– Я ее уговаривал, но она и слушать не стала, – отозвался Адам.

– Завтра, послезавтра – в любой момент – Филип может вернуться, – заговорила Арлина. – Если мы обратимся в полицию, в каждом голографическом журнале появятся фотографии Ника, и опять он будет переживать.

– Но, Капитан, конечно же…

– Более того, услышав об этом, все, кому не лень, примутся разыскивать Филипа, вот тогда его жизнь действительно окажется в опасности.

Я откашлялся.

– Давайте выждем денек.

– По крайней мере, мы знаем, что Джаред отправился в Нью-Йорк, – заговорил Адам. – Без совета Ф.Т. мы бы до сих пор блуждали в потемках.

– Ты аннулировал свою карточку? – спросил я.

– Нет, – покраснел Адам.

– Адам!

– По двум причинам. Если он в беде, ему могут понадобиться…

– И пусть. Он заслужил…

– И это может навести на след.

Об этом я не подумал.

– Но ведь из-за него ты можешь обанкротиться.

– Он мой сын, – устало ответил Адам, – Да, я знаю. Временами я сам себя презираю.

– Оставь эти речи! Я их достаточно наслушалась от Ника! – отрывисто проговорила Арлина. Дружеское пожатие руки смягчило резкость слов. – Адам, ты делаешь все, что можешь.

Исчезновение двух мальчиков с перерывом в несколько дней не могло быть простым совпадением. Я не мог понять, за что такой способный, смышлёный мальчик, как Филип, мог уважать Джареда, но пути Господни неисповедимы…

Может, они решили сбежать вместе? Но тогда зачем исчезать по одному? Зачем Филип подсказал отцу Джареда проверить «Террекс»…

– Тут прослеживается явная связь! – воскликнул я, прерывая их тихий разговор. – Ф.Т. исчез, потому что убежал Джаред. Ручаюсь своей политической карьерой. А кредитная карточка… Покажите мне записку Ф.Т.

Адам передал мне записку.

Я прочитал вслух:

– «Проверьте, сколько денег и откуда Джаред мог взять с собой». Адам, он сам уже знал. Он практически ткнул тебя носом.

– Почему же он не сказал мне напрямик?

– Возможно, из чувства товарищества. Кто знает? Главное заключается в другом: я понял, что случилось с Ф.Т.

И Адам, и Арлина наблюдали за мной так, как внимают словам оракула.

– Он отправился на поиски Джареда.

Они внимательно выслушали меня, хотя и не поверили. Чем дольше мы спорили, тем больше я убеждался в своей правоте и тем сильнее расстраивалась Арлина. Она вышагивала по кухне, жестко сжав рот в тонкую линию, пока мы с Адамом высказывали различные предположения и отметали их одно за другим.

Наконец она подняла руку:

– Все это только предположения. Давайте подождем до утра. Может быть, станет известно еще что-нибудь.

Тогда вы поможете мне решить, вызывать Ника домой или нет. Вы знаете, как много для него значит ежегодное посещение монастыря. Бенедиктинцы не позволяют звонить, но я думаю, что сумела бы пробиться. С другой стороны…

Она прошлась по комнате, остановилась и посмотрела мне в глаза:

– Роб, об этом никто не должен знать, несмотря ни на какие политические соображения.

Я ни секунды не колебался:

– Клянусь.

– Я… боюсь за Ника. Если что-нибудь слу… Если с Ф.Т. произойдет несча… Если Ф.Т. умрет, Ники может покончить жизнь самоубийством.

– О Господи.

– Он настолько хрупок! Вы не представляете, что для него значит сын. Он уже лишился двух семей. Думаю, еще одной потери ему не выдержать, – на долю секунды у нее задрожали губы. – Если я позвоню, он будет мучиться в сомнениях, уезжать или не уезжать из Ланкастера. Знать бы, что Ф.Т. благополучно вернется домой, я бы не стала ничего сообщать. Но если я ничего Нику не скажу и что-нибудь случится…

Она не докончила.

По неписаной договоренности я остался ночевать здесь же. К счастью, сессия Генеральной Ассамблеи еще не началась, поэтому я мог распоряжаться временем по своему усмотрению. Перед тем как выключить свет, я позвонил отцу, сообщил, что не смогу прибыть в Сенат на слушания по вопросу расширения станции свежей воды на Гудзоне – у меня возникли срочные дела. Он был недоволен, но не стал ничего выспрашивать. Отец не сомневался в моем здравом смысле в отличие от моей пунктуальности.

Я ворочался в постели, мрачно вспоминая о том, что всего неделю назад в этой же самой спальне мы с отцом спокойно плели заговор по поводу дискредитации нашего хозяина.

Политика.

Утром мы позавтракали на террасе. О Филипе по-прежнему не было никаких вестей, но вскоре позвонил комиссар нью-йоркской полиции. Адам слушал, что-то бормотал, задавал вопросы.

Потом повесил трубку и пожал плечами:

– Наверно, в каком-то смысле это хорошие новости. Вчера Джареда обнаружили в нью-йоркском неботеле «Шератон».

– Они уверены, что это Джаред?

– Мальчик выглядел точно так же, как на голографическом снимке, который мы выслали, и он воспользовался моей карточкой «Тсррекса».

– Отлично!

– Но он исчез из отеля, и никто не знает куда.

Я бросил салфетку на стол:

– Как такое могло случиться? На это дело должны были бросить половину всей нью-йоркской полиции. Я пустил в ход столько знакомств и связей…

– Роб, спокойно.

После такой отповеди я чуть не выдал:

– Есть сэр!

Двадцать лет прошло, но Адам по-прежнему имеет надо мной такую власть.

– Прошу прощения.

Арлина медленно жевала рогалик. Доев, она вздохнула:

– Надо звонить Нику.

– Почему? – поинтересовался я.

– Приходится допустить, что ты прав и Ф.Т. отправился за Джаредом.

Она взяла в руки трубку:

– Лучше не откладывать. Эти монахи отличаются большим упрямством, и я могу не дозвониться.

Я поднял руку.

– Если это известие окажется для него тяжелым ударом, кто-то должен быть рядом. До Лондона добираться всего три часа.

Арлина кивнула:

– Ты прав.

Ее лицо разгладилось.

– Пойду соберусь. Адам, закажи мне, пожалуйста…

Я скорчил гримасу, поскольку собирался предложить совсем другое.

– Арлина, вам нужно оставаться здесь на тот случай, если позвонит Филип. Или вам понадобится э… быстро отправиться к нему.

Не дай бог, чтоб сбылось мелькнувшее перед моими глазами видение: постель умирающего, а то и хуже – морг.

– Я нужна Нику.

– Филипу тоже, – твердо возразил я. – Поеду я. Это было самое меньшее, что я мог сделать Я долго не мог заснуть, вспоминая свои разговоры с отцом.

– Если ты… я полагаю… вот проклятый мальчишка! – Она с трудом заставила себя успокоиться. – Хорошо. Но если Ник… – она внимательно посмотрела на меня, – Роб, ты сумеешь справиться?

– Не беспокойтесь, я полечу с ним, – отозвался Адам.

– Нет, – запротестовал я. – Тебе лучше оставаться здесь на случай, если позвонит Джаред, чтобы…

Он стукнул по столу кулаком так, что чашки подпрыгнули:

– Арлина возьмет трубку. Я очень хочу, чтобы Джаред вернулся живым и невредимым, но его чувства щадить не собираюсь.

Адам резко поднялся с места:

– Идем.

– Ты уверен…

– Мне пойдет на пользу о ком-то позаботиться. Арлина, вы останетесь на всякий случай у телефона?

– С большой неохотой. – Вздохнув, она встала. – Но если Филип объявится, по крайней мере я буду тут и сумею с ним разобраться.

Глядя на ее суровое лицо, я чуть было не пожелал Ф.Т. оставаться подальше отсюда.

По дороге в шаттл-порт я с гордостью заявил Адаму:

– Ну, теперь ты увидишь на самом деле, как работает наша контора.

Я позвонил в свой офис, велел Вану установить VIР-связи с Лондоном и Ланкастером. Адам промолчал, а я страшно покраснел, вспомнив, что он был личным помощником самого генсека, в то время как я – всего лишь член Генеральной Ассамблеи. Я пробормотал слова извинения, но он с улыбкой похлопал меня по колену.

По крайней мере я выполнил свое обещание. В аэропорту нас моментально провели в президентский салон, к нему подкатила тележка, чтобы отвезти нас с бокалами в руках прямо к пропускным воротам. В наше распоряжение был предоставлен целый салон первого класса и внимательный стюард.

В Лондоне нас уже ожидал вертолет с пилотом. Я задался вопросом, из какого бюджета будут оплачены все эти расходы. Скорее всего, за счет организации строителей или переработчиков воды. Иногда лучше не расспрашивать.

Мы захватили с собой по маленькому чемоданчику на тот случай, если придется задержаться на ночь. Вежливый молодой человек, служащий авиакомпании, отнес их в вертолет, пожелал нам счастливого пути и исчез. Вскоре мы уже были в воздухе.

В Ланкастер мы прибыли в пять вечера по местному времени.

Комплекс бенедиктинского монастыря окружала древняя каменная кладка, похожая на стену вокруг резиденции капитана. Возможно, мистер Сифорт в душе так и не покинул свое убежище.

Монастырь располагался на холмистой местности, где среди камней торчали непокорные клочки травы. Большой паркинг был заполнен почти до отказа. Протоптанная тропинка поднималась от него к воротам и превращалась в дорожку между зданиями. В стенах монастыря посадочной площадки для вертолета не было, поэтому пилоту пришлось посадить машину на паркинг. Мы попросили его подождать нашего прихода, сколько бы времени это ни заняло.

Пока мы разговаривали, подъехали еще машины. Мы с Адамом начали подниматься в гору к кованым железным воротам. На них не было ни переговорного устройства, ни колокольчика, только табличка, которая гласила:

«Записывающие устройства вносить не дозволяется».

– Стоит ли нам туда входить? – засомневался я.

– Я не…

– Извините, – мимо нас протиснулся упитанный мужчина. – Вам, ребята, лучше поторопиться, если хотите попасть на вечерню. – Он остановился у ветхого домишки, что-то проговорил в окно, кивнул, вытащил бумажник, положил туда банкноту и заторопился дальше.

Мы последовали за ним, но не успели дойти до домика, как оттуда вышел старик в коричневом одеянии.

– Простите, зал уже полон. – Он направился в нашу сторону и к воротам, – Только что продал последнее место.

– Мы прибыли сюда, чтобы встретиться…

– Попробуйте прийти на утреню. В семь утра. Он засмеялся дребезжащим смехом:

– Или это для вас слишком рано?

– Но нам нужно…

– В часовне только семьдесят пять мест, кроме наших.

Старик начал оттеснять нас к воротам:

– Из-за вас я могу опоздать. Настоятелю это не понравится. Выйдите, пожалуйста.

– Мы приехали повидаться с капитаном Сифортом, – твердо заявил я.

– Конечно. Сюда все для этого приезжают, кроме Мартинсов и семейства де Ланге. Эти приходят регулярно. Потому зал и полон.

Он настойчиво теснил нас к выходу, и мы постепенно отступали.

– Не так уж часто с трудом удается втиснуть на стоянку электромобиль. Сорок девять недель в году здесь не наберется два полных ряда посетителей, а потом такое начинается!

– Сэр…

– Вы рассчитываете упрочить свой статус, поглядев на него. Тщеславие. Едва ли Господь отнесется к вам после этого внимательнее, если брату Тимоти дозволительно сказать так от Его имени. Выйдите, пожалуйста.

– Брат, мы можем сделать пожертвование? – спросил Адам и протянул банкноту.

– Конечно, только не думайте, что утром это освободит вас от добровольного пожертвования по пять долларов с каждого.

– Я…

– Каждый день. Выйдите, пожалуйста, за ворота, чтобы я смог закрыть. Я настаиваю на том, чтобы вы покинули территорию монастыря сию минуту, иначе мне придется бежать в гору и сердце может не выдержать. На нашего достойного брата Николаса придется полюбоваться в другой…

– Послушайте, старец, – не выдержал я…

Адам положил руку мне на плечо, покачал головой и заговорил примирительным тоном:

– Брат, мы не любопытствующие. Я личный помощник мистера Сифорта. Мы прибыли по срочному…

Брат Тимоти выпрямился и заговорил торжественным тоном:

– Вы находитесь на священной земле Необенедиктинского монашеского ордена Католического Синода Церкви Воссоединения. Может, вы и считаете, что видите перед собой глупого старика в мятой рясе, но в данное мгновение этот старик – представитель духовного авторитета истинной Церкви. Ланкастерская полиция чтит этот авторитет. Стоит мне позвонить, и они прибудут немедленно, а уж после этого без ареста не обойдется.

Он замолчал, чтобы перевести дыхание.

– Выходите! – снова погнал он нас, – Выходите!

У Адама дрогнули уголки рта.

– Сэр, я работаю на мистера Сифорта. Мы приехали сообщить ему о критических семейных обстоятельствах. Нам не хотелось сообщать об этом по телефону.

– Да вам бы это и не удалось! – фыркнул монах и склонил голову набок. – Что за обстоятельства?

– Дело личное, – ответил Адам, – но чрезвычайно срочное. У меня при себе удостоверение личности…

– Ба! Бумаги ничего не доказывают, – заявил брат Тимоти. Проскользнув мимо нас, он запер ворота. – Семь лет назад демон из «Голографического мира» предъявил справку врача о том, что он глухой и нуждается в месте на первом ряду!

Я думал, его ничем не удастся пронять, но в конце концов он указал на дорожку:

– Я пущу вас, если вы подчинитесь определенным правилам. Дождитесь конца службы. Не обращайтесь к нему, пока он сам вас не заметит. Если настоятель не даст ему позволения говорить с вами, так тому и быть, попробуете завтра. Согласны? Если нет, я зову двух послушников, которым по душе физический труд.

Старик подбоченился:

– Ну?

– Даю вам слово, – проговорил Адам.

– Тогда торопитесь. Настоятель ждет.

Брат Тимоти повернулся и поспешно начал подниматься вверх по холму. Мне пришлось широко шагать, чтобы не отстать от него. У церкви старик юркнул в боковой вход, а мы вошли через центральный – старинные дубовые двери.

Церковь и впрямь была забита до отказа. Не обращая внимания на сердитые взгляды, Адам втиснулся на лавку в последнем ряду, я – в ряду напротив. Неф перед деревянными перилами был пуст.

Наверху загудел большой колокол.

Он прозвучал пять раз, нарушив царящую тишину. Сбоку распахнулись обшарпанные деревянные двери, и вошли монахи в темно-коричневых одеяниях с капюшонами, скрывавшими лица. Дойдя до алтаря, каждый останавливался, низко кланялся и шел к своему месту на одной из скамей между деревянными перилами и алтарем.

По рядам пробежал шепот:

– Вот он!

– Ш-ш-ш.

– Нет, не он.

– Он сидит…

Я поискал глазами капитана, но не узнал.

Настоятель, слабый старик в одеянии, подпоясанном красным кушаком, открыл Библию и начал читать скрипучим голосом.

В тринадцать лет я мечтал о военно-космической службе. Моим идолом был капитан Николас Эвин Сифорт. Когда к концу моего первого года учебы в Академии он уволился оттуда и ушел в монастырь, я заинтересовался вопросами религии.

Одно время с юношеским энтузиазмом я воображал, как торжественно отказываюсь от службы в ВКС и отправляюсь на послушание в монастырь. Естественно, в Ланкастере, хоть и не мог представить конкретно этот рай, в который удалился капитан.

Адам Тенер помог мне прийти в себя, за что я ему вечно буду благодарен. Тем не менее каждый раз, когда я присутствовал на богослужении, меня не покидало болезненное осознание, что моя вера не шла ни в какое сравнение с верой моего названого отца.

В результате я редко посещал церковную службу, за исключением тех случаев, когда это было необходимо в силу политических соображений.

Где-то там, среди одетых в темные одеяния монахов, выводивших слова песнопении и время от времени отвешивающих низкие поклоны, находился человек, к которому мы приехали. Хотя я посетил его дом всего две недели тому назад, здесь он выглядел совершенно иным, тем более что я не мог отличить его от остальных братьев.

Кое-кого из сидевших на скамьях для посетителей занимал сам ритуал, но большинство вертелись и ёрзали. Пожилой человек впереди даже не заглядывал в свою Библию. Он раскачивался вперед и назад, словно ему страшно нравилось сидеть здесь. На нем был спортивный костюм старомодного кроя, давным-давно вышедшего из моды.

Что чувствовал капитан, возвращаясь в место, которое прежде было ему домом, оказываясь под прицелом множества любопытных глаз? Должно быть, он привык к этому; ему приходилось выносить то же самое и в те годы, когда он жил здесь.

Две женщины, сидевшие на несколько рядов впереди нас, даже не пытались притворяться, будто их интересует служба. Толкая друг друга локтями, они показывали пальцем в открытую. Суровый взгляд старого настоятеля их нисколько не утихомирил. В конце концов он наклонился к одной из двух высоких фигур и указал на нарушительниц порядка. Два монаха в капюшонах вышли из-за ограждения и, скрестив руки, встали по обе стороны от ряда, в котором сидели женщины.

Наступила тишина.

Наконец служба закончилась.

Снова загудел колокол. Монахи поднялись, по очереди встали на колени перед крестом и направились к выходу. Теперь их лица стали видны.

Я поймал взгляд Адама. Он кивнул.

– Вон он! – Одна из женщин протянула вперед бумагу и ручку. – Генсек, не могли бы вы…

Еще один монах без всякой спешки встал между капитаном и женщиной, отодвинув плечом в сторону протянутый листок бумаги.

– Смотрите на его глаза!

Мне хотелось придушить этих шептунов. Неужели они думают, что он не слышит?

Старик, который раскачивался на скамье, встал с места, наклонился вперед и отчетливо произнес:

– Остановись во имя своего народа!

Капитан взглянул на его лицо. Узнал. Но с каменным выражением лица пошел дальше. Послушник проложил себе путь в толпе, схватил старика за плечо и насильно усадил на место:

– Пожалуйста, успокойтесь. Монахов не положено беспокоить.

Старик снова заговорил хриплым голосом:

– Во имя Эдди Босса и мэйсов. И сабов! Ради них, не ради меня! Прошу!

Капитан сделал еще два шага, почти поравнявшись с рядом Адама. В его глазах плескалась боль. Он оглянулся:

– Пожалуйста, оставьте меня в покое.

– Не могу. Только несколько слов. Должен!

– Нет, я… – Капитан склонил голову. Руки сжались в кулаки. Остальные монахи ушли вперед. Старый настоятель приблизился к капитану:

– Идем, брат Николас.

– Да, отец. Этот человек, он… из прошлого. Он не приехал бы сюда, если бы… вы позволите поговорить с ним?

– Ты уверен, что хочешь этого?

– Нет, сэр. Я уверен только в том, что должен поговорить с ним.

Настоятель кивнул головой:

– В саду.

И продолжал идти. За ним последовал капитан. Он прошел совсем рядом с Адамом, который ничего не сказал.

Старик стряхнул с плеча руку послушника, встал и пошел за ними.

Растолкав прихожан, я выбрался в проход и позвал:

– Сэр, я…

Стальные пальцы впились в мое плечо. Адам Тенер.

– Нет.

– Но почему? Он…

– Я дал слово. Он не захотел заметить меня.

– Этот глупый старик, – с горечью произнес я, – не давал слова. Кто он такой…

– Понятия не имею.

– Что ж, я слова не давал. Идем, я постараюсь перехватить его взгляд.

– Роб, – суровый тон гардемарина, обращающегося к кадету. Я умолк.

– Возможно, он согласится встретиться с нами после того, как поговорит со стариком. Если нет, подождем до завтра.

У меня забилась жилка на виске. Да кто он такой, этот Адам, чтобы осуждать мое поведение? Я член Генеральной Ассамблеи от приморских городов, а он всего лишь помощник отошедшего от дел политика, который…

– Извини, – не мог не произнести я. В общем-то, он был прав.

Мы ждали у дверей церкви, в то время как другие посетители постепенно уходили к своим машинам. Капитан, сидя на каменной скамье ярдах в двадцати от нас, внимательно слушал, задавал вопросы. Наконец старик закончил.

Капитан встал и принялся расхаживать взад и вперед. Потом что-то сказал старику и покачал головой.

– Пожалуйста, – донеслось с порывом теплого летнего ветерка.

Капитан снова покачал головой, словно извиняясь, положил руку старику на плечо и еще раз покачал головой.

– Нет. Это бы означало… Нет. Больше никогда.

Не оглядываясь, он прошел через арку на территорию монастыря, куда посетителям вход был запрещен.

Удрученный старик заковылял вниз по холму к воротам.

– Все сорвалось, – пробормотал я. – Теперь придется затратить уйму усилий, чтобы добраться до него.

– Будем ждать до завтра, как и обещали.

– Джаред и Ф.Т. сейчас…

– Вспомни, сколько сейчас времени. Если бы сейчас пришлось отправляться в обратный путь, мы прибыли бы на место уже за полночь и все равно ничего бы не смогли сделать.

Я пнул ногой скамью.

– На кой нужно было приезжать, если придется ждать до…

– Извините, – обратился к нам молодой монах. – Служба закончилась. Посетителей просят удалиться. Мое нетерпение было слишком велико.

– Мы приехали, чтобы увидеться с капи…

– Уже уходим, – Адам крепко взял меня за руку. – Когда ворота открываются утром?

– С рассветом.

– Мы придем поговорить с настоятелем. Монах слегка поклонился. Я сопротивлялся, но Адам повел меня прочь от церкви.

За воротами я не выдержал и взорвался. Адам выслушал меня и пожал плечами.

– В распоряжении Ф.Т. будет еще одна ночь, чтобы вернуться домой самостоятельно. Возможно, нам и не придется беспокоить капитана.

– А Джаред?

– Все, что можно, уже сделано.

Позвонив в гостиницу, мы заранее заказали номера. Из своей комнаты я позвонил Арлине. Пока не объявился ни один мальчишка.

Вслед за этим я позвонил отцу. Он присвистнул, узнав, зачем я отправился в Ланкастер.

– Жаль Сифорта. Он очень привязан к мальчику.

– Да.

Отец заколебался.

– Роб, тебе лучше не ввязываться. Как бы дело ни обернулось, последствий не избежать.

– Например?

– Не знаю. Если Филип погиб, начнутся выступления против трущобников. Нужно ли, чтобы наши имена ассоциировались с ними?

– Они блокируют наши башни.

– Да, конечно, но пусть вся вина ляжет на земельщиков. А если Ф.Т. найдется, кто знает, какой будет реакция генсека.

– Тем больше причин оставаться рядом. Возможно, мне удастся как-то повлиять, – возразил я. – А кроме того…

Он ждал, но я не договорил.

– Да?

– Па, я им нужен. Ему и Адаму.

Я знал, о чем он думает: я так и не научился отделять политику от эмоций. Мы уже говорили на эту тему. С другой стороны, много лет назад отец нажил врага в лице могущественного сенатора, чтобы спасти капитана от шантажа. Какую политическую выгоду искал он в том поступке?

Мы поговорили еще немного, и я повесил трубку. Сказывалась разница во времени. Я поставил будильник на четыре утра и отправился спать.

Небо чуть посветлело с восточной стороны; невидимые птицы начали предрассветную перекличку. Я зевнул.

– По-моему, он говорил «на рассвете».

– Терпение, – у Адама был измученный вид. Видимо, сказывалась тревога за сына.

– Если нам удастся поговорить с капитаном, к полудню мы успеем добраться до Вашингтона.

– Надеюсь. Сегодня утром Арлина была сама не своя от беспокойства.

– Какие-нибудь новости?

– Никаких. И моим «Террексом» больше никто не воспользовался.

Не уверен, что это хорошо. Пока я обдумывал услышанное, к воротам направился человек в коричневом одеянии.

– Смотри, – указал я Адаму.

Адам немедленно выскочил из вертолета и бросился к воротам.

– Доброе утро, брат. Мы бы хотели поговорить с настоятелем.

Монах с лицом в красных прожилках покачал головой:

– Подайте прошение в письменном виде.

– Преподобный брат, это невозможно. Прошу вас, доложите настоятелю, что мистер Тенер просит его дозволения увидеться с братом Николасом по безотлагательному делу.

– Вам придется…

– Попросите, – с тихой настойчивостью проговорил Адам, скрестил руки и прислонился к каменной стене. Монах заколебался.

– Подождите здесь, у дорожки.

Через несколько минут он вернулся, провел нас вверх по холму к увитому плющом зданию рядом с церковью.

– Я отец Райсон. Почему вы тревожите наш покой?

– Мое имя Адам Тенер, а это мой друг мистер Боланд. У брата… у капитана Сифорта из дома пропал сын. Мы приехали сообщить ему об этом.

– Мы не позволяем проникать сюда мирским делам. Адам склонился над письменным столом настоятеля:

– Это его сын.

– Что вы хотите от него?

– Пусть он решает сам, – ответил Адам.

– Кто из людей волен распоряжаться собой? – пожал плечами аббат. – Я обдумаю вашу просьбу. Подождите, пожалуйста, в приемной.

За дверями кабинета я принялся вышагивать взад и вперед, чувствуя, как во мне поднимается гнев.

– Ну и ну! Кончится тем, что я сяду в вертолет, включу громкоговоритель и объявлю наши новости на весь монастырь! Сидите здесь, не беспокойте нас, ждите, пока он не выйдет к вам…

– Наберись терпения, – Адам сел.

Я возмутился:

– А как же Ф.Т.?

– И Джаред.

Я судорожно сглотнул. На мгновение я совсем забыл о его сыне.

– Прости меня. – Да, Адаму удавалось заставить меня признать себя не правым, но только потому что я действительно был не прав.

Какой-то посторонний звук. Я поднял голову. В дверях стоял капитан Николас Сифорт в коричневой рясе с капюшоном на голове и сжатыми кулаками.

– С Арлиной все в порядке?

– Да, сэр. – Адам встал. – Мы считаем, что вы…

Он замолчал и начал сначала:

– Ф.Т. убежал из дома, и его не могут найти. Мы с Арлиной решили, что вас следует поставить в известность.

Сифорт прислонился к двери и закрыл глаза. Долгий выдох. Наконец он разжал кулаки.

– Когда?

– Два дня назад.

Губы капитана зашевелились в тихой молитве. Затем он открыл глаза. Выражение лица было таким печальным, что у меня перехватило дыхание.

– Почему?

– Трудно сказать, сэр. Скорее всего, из-за Джареда. Он тоже ушел из дома.

– Рассказывайте все, что знаете.

Он сел на скамью и напряженно выслушал рассказ. Когда мы закончили, он вздохнул:

– Мне нужно получить разрешение настоятеля покинуть монастырь.

Он долго отсутствовал, а когда появился, то уже через другую дверь. В обычной одежде с чемоданом в руках.

– Как я понимаю, вы на вертолете?

– Да, сэр, – Адам забрал у него чемодан.

В вертолете капитан отвернулся к окну. Адам сидел сзади и не беспокоил его. Я сел рядом с пилотом и занялся организацией обратного полета.

В Лондоне нам пришлось немного подождать, пока подготавливали суборбитальный. Возвращаясь от общественного телефона, я поймал взгляд Адама и отрицательно покачал головой.

Капитан стоял лицом к стене, засунув руки в карманы.

– Сэр, Филип вернется, – проговорил я. – Простите, что мы нарушили ваше уединение.

– Не извиняйтесь, – печально ответил он, – Так было… предначертано свыше.

– Сэр?

– Я начал чувствовать себя почти… э-э-э хорошо, – он перевел взгляд в окно. – Мы летим в Нью-Йорк?

– В Вашингтон. Я думал…

– Очень хорошо, – он повернулся. В глазах застыла непереносимая печаль. Наконец он отвернулся снова.

Пока я искал подходящие слова, Адам коснулся меня и приложил палец к губам.

Несколько часов спустя мы приземлились на залитую солнечным светом посадочную площадку резиденции капитана. Я разбудил Адама и потянулся. Капитан наклонился, чтобы взять чемодан.

Арлина Сифорт торопилась нам навстречу.

– Ник! – она обняла мужа.

Я откашлялся и отвернулся в другую сторону.

– Какие новости? – спросил капитан.

– Пока никаких. Не тревожься. С ним все будет хорошо.

– А Джаред?

Она покачала головой. Адам крепче сжал губы.

Мы уселись на кухне. Пока закипал кофе, пожевали крекеров с сыром. Во время спартанского обеда мы объяснили капитану, почему решили, что Ф.Т. отправился следом за Джаредом.

Выслушав нас, капитан сказал:

– Да, по-другому не объяснить, разве только он с ума сошел. Что еще известно?

– Я обыскала его комнату, – ответила Арлина, – но кроме того, что он пользовался своим компом, ничего не обнаружила.

– Да что у него еще можно обнаружить? Кроме как на уроки да биржевые спекуляции, Ф.Т. от этой проклятой штуковины за уши не отодрать. Почему я не отобрал у него этот компьютер!

Я зевнул.

Капитан похлопал меня по руке:

– Роб, спасибо тебе за все. Ложись спать. Адам, ты поедешь со мной?

– Куда, сэр?

– В Нью-Йорк, конечно, – он встал – В отель, где остановился Джаред. Если не найдем его, там и заночуем.

Адам встал:

– Я… все, что вы… то есть…

– Если поторопиться, у нас еще останется значительная часть второй половины дня.

Он наклонился к жене, поцеловал ее и подхватил чемодан. Арлина не произнесла ни слова.

– Я мог бы вам помочь, – неохотно проговорил я.

– Ты устал, и тебя ждет работа…

– Устал я не больше вашего, а в Нью-Йорке я прекрасно ориентируюсь. Моя черная книжица может очень пригодиться.

Его лицо прояснилось, но капитан сказал:

– Роб, не исключено, что Джареда похитили. Или хуже того, он оказался внизу на улицах, хотя я считаю, что у него достаточно здравого смысла.

Он помолчал.

– Это может оказаться опасным. Ты уверен, что хочешь поехать с нами?

Я не колебался.

– Да, сэр, если вы возьмете меня с собой.

– Спасибо.

Выйдя из дома, мы направились к вертолету. Капитан замедлил шаг и повернулся к жене:

– Арлина, поддерживай с нами связь на тот случай…

– Конечно, Ник. Обязательно буду связываться с вами, где бы ни оказалась.

– …если он позвонит… Что ты сказала?

Арлина гневно сверкнула глазами:

– Ах ты лицемерный сукин сын! – с каждым словом она подходила все ближе. – Думаешь, я буду сидеть здесь и дожидаться твоего возвращения! Пошел ты в задницу! Кто я, по-твоему, такая? Беспомощная женщина, которую нужно задвинуть подальше в пещеру, как только на горизонте замаячит опасность?

Раскрыв рот, я попятился в сторону, уступая ей дорогу.

– Арлина…

Она оттолкнула его с такой силой, что капитан едва не упал.

– Ах ты паршивец, ничтожество, ах ты… – Она замолчала, чтобы вдохнуть.

– Что я такого…

– Разве тебе еще не ясно? Не возьмешь меня с собой – вернешься в пустой дом. Ф.Т. и мой сын. Я ждала три дня. Пусть только найдется, я его крепко обниму, а потом убью! Если ты отправляешься на поиски, я тоже поеду. Может, я тебе еще понадоблюсь!

– Милая, я… мы просто не знаем, – запинаясь, забормотал капитан, – где Филип или Джаред. Нью-Йорк – жестокий город. Ты даже не представляешь, насколько порочные…

– Ник, во время учебы в Академии за каждое учебное сражение я получала более высокие баллы, чем ты. За стрельбу тоже. Или ты забыл, что я накрывала тебя огнем три раза из трех, и сержант сказал…

– Да ведь это было тридцать лет назад! Мы давно не кадеты…

– Мой сын пропал! – крикнула она. И заговорила тише:

– Однажды ты призвал меня проявить мужество, а я не сумела. Больше этого не повторится!

– Я ни минуты не сомневался…

– Я очень люблю тебя, глупый ты человек, но либо сейчас я иду собирать вещи, чтобы ехать с тобой, либо ухожу от тебя. Выбирай!

В ее глазах светилась отчаянная решимость.

Ник Сифорт с озадаченным выражением лица поглядел по очереди на каждого из нас. Я выдавил улыбку, но его взгляд скользнул дальше.

– Арлина, прошу тебя, подожди. Он может связаться с нами.

– Нет. Прошло слишком много времени, – она ждала его решения и больше ничего не желала слушать. – Пойду соберу вещи. Если к моему возвращению вас здесь не будет, значит, выбор сделан.

Она развернулась и ушла.

Я внимательно рассматривал чехол мотора.

Адам кашлянул и заговорил:

– Сэр…

– Мы подождем, – слабо улыбнулся Ник Сифорт. – Ей пришлось сдерживать свои эмоции до тех пор, пока я не вернулся домой.

– Она чуть не сошла с ума от беспокойства, – заговорил Адам – Не говоря уже о том… – Он умолк – Мне не следовало… – Он колебался. – Это не мое дело…

– Продолжай. Это был приказ.

– Она очень беспокоилась о том, как вы воспримете это известие, – выпалил Адам, – Мы тоже. С вами все в порядке, сэр?

– Конечно. – Капитан засунул руки в карманы. – Я тревожусь за сына. Он слишком юн, чтобы бродить по большому городу. Слишком наивен.

Он вздохнул.

– Адам, мне очень жаль, что так вышло с Джаредом.

– Я… Спасибо.

– Мы не остановимся, пока не найдем обоих. Обещаю.

– Сэр, в этом нет необходимости. Джаред может оказаться где угодно. Он на моей ответственности. Не связывайте себя обязательством…

– Пока не отыщем обоих. Адам, ты не бросил меня в дни катастрофы и позора. Мне известно, что три сенатора предложили тебе перейти к ним, когда пала наша администрация.

На самом деле пять сенаторов. И среди них мой отец.

– Не знаю, почему ты остался со мной, но я тебе благодарен. Отыскать твоего сына для меня почти так же важно, как и своего.

– Спасибо, – шепотом проговорил Адам.

Из открывшейся входной дверь на газон упала полоска света. На пороге появилась Арлина Сандерс Сифорт в спортивном костюме с рюкзаком в руках. И зашагала к вертолету.

20. Педро

Я вернулся домой – настолько быстро, насколько смогло мое старое тело.

А что еще оставалось делать?

От Рыболова помощи не дождаться. Сказал, что сгорел дотла. Сил и желаний действовать не осталось. И так слишком много натворил.

Чушь собачья это. Просто ему наплевать на моих нижних.

Да и с какой стати ему печься о них? Как он был верхним, так верхним и остался. Что с того, что он родился не в башне? Кардифф, Уэльс, неботель «Шератон» – без разницы. Нет города, нет и улиц, где живут нижние.

Я был один в магазине, раскачиваясь, пил чай, даже не замечая, что он остыл.

Что делать? Никому не надуть Педро Теламона Чанга, ха. За исключением времени.

Никому не одолеть моих нижних. За исключением жизни.

Скоро я помру и кончатся мои тревоги.

Нижние тоже скоро помрут. В городе не останется ничего, кроме холодных башен, да, может, крипснбладов в Бронксе. Настоящие животные – с дикими глазами, в которых отражаются яркие огни башен, будут рыскать по заросшим травой улицам.

Без Пуука в магазине стало чересчур тихо. Я не видел мальчишку-мида с того дня, как уходил из дома, а он через улицу выкрикивал мне вслед ругательства.

Может, не следовало его бить. Нет, нельзя позволять, чтоб мальчишка-мид говорил мне: «Иди в задницу» в моем собственном доме. Иначе в следующий раз он накинется на меня с ножом. Этого парнишку нужно уметь вовремя приструнить.

Эх, Рыболов, я-то думал, ты поможешь еще раз в память о прежних годах. Ради жены Энни, ради твоего старого друга Эдди. Ради племени сабов, в которое вступил, – ты сам так говорил однажды.

Старый ты дурак, Чанг.

Вода в трубах еле текла. Прошли сильные дожди, так что мои резервуары наполнились почти доверху. На улицах племена вели себя неспокойно. Жара повисла над городом, словно темный дух. Вокруг развалин старого Торгового центра плескались волны. Что ж мы сотворили с нашей планетой? Озоновый слой в дырах, лед на полюсах наполовину растаял. Грязная река почти полностью поглотила улицу Бауэри. Правда, дамба на месте Уолл-стрит пока еще держится.

Меня не было всего два дня, а кажется, прошел целый год.

Я открыл магазин, совершил несколько мен с мидами. Заходила парочка истов со мздой за проход. Спрашивали кувшины для воды.

Да, Педро, время делать выбор. Можешь оставаться старым нейтралом, сам по себе, или связать свою судьбу с сабами. Халбер не был сильным лидером, если сравнивать, но другого у тебя все равно нет.

Что ж, нужно действовать. Халб уже согласился устроить встречу с главарями других племен, даже послать членов своего племени как заложников. Я передал истам, рокам и юнам, что встреча скоро состоится. Согласились подойти куртланды и уошхайты. Нужно предложить Халберу назначить встречу назавтра. Поспеши, скажу, чтоб озлобленные племена не успели начать свару.

Ближе к вечеру я запер магазин, мелом нарисовал глаз на двери и через город побрел к сабам.

Халбер скрестил руки на груди и глядел с упрямым выражением лица.

– На следующей неделе.

Мы сидели напротив друг друга на старых стульях в дымном укрытии сабов.

Я старался переубедить его:

– Разунь глаза! Ради чего откладывать встречу после того, как я сообщил всем племенам.

– Неужто не догоняешь? – Он скептически поглядел на меня. – Разве Чангу известно о делах сабов не больше, чем самим сабам?

Я напустил простодушный вид.

– Халбер есть главарь сабов, а сабы – само важное племя. Все это знают.

– Кого ты пытаешься надуть? – хмыкнул Халбер, но смягчился, это было видно. – На кой спешка?

– Из-за воды. – сказал я.

– Что, опять? – Он пожал плечами. – Летом всегда хуже с водой. Испаряется из-за жары.

– Как же! Скажи еще, у сабов вода из труб не стала бурой из-за грязи. Скажи, сабы не жаловались.

У Халбера резко сменилось настроение. Он наклонился ко мне вплотную, глаза полны угрозы.

– Откуда знаешь, старик? Заплатил мзду какому-нибудь большеротому сабу?

Да, здесь нужно действовать с оглядкой. Не знаешь, можно ли чего добиться. Я спокойно ответил:

– Шпионы мне ни к чему, чтоб разузнать очевидное. У тебе нет хорошей воды по той же причине, что и у остальных нижних. Я ж говорил: правительство отключило наши трубы. Неважно, лето или зима. Чистая вода ушла из труб навсегда.

– Чушь, – махнул он рукой. – С водой все в порядке.

Но было поздно. Спросив, не платил ли я мзды, чтоб узнать про грязную воду, он уже выдал мне правду. Сейчас и сам допетрит.

Я смирно сидел, надеясь, что ему не придет в голову, будто лучший способ сохранить это в секрете – прикончить Чанга.

– И все же, чем наша встреча поможет с водой? Разве все решим меной добывать воду? – резко засмеялся он. У меня аж кости расслабились от этого смеха.

– А что может племя, даже сабов, сделать в одиночку? Может, вместе чего придумаем?

И что будет тогда, Педро Чанг? Племена вступят в переговоры с правительством? Без помощи Рыболова, который выслушал бы нас?

Неважно. Позже об этом. Первое дело – чтоб племена договорились. Нужно спешить, пока вода совсем не исчезла. Пора попробовать подкуп. Я осторожно сказал:

– Достал сотню перм, если тебе еще нужно.

Он засипел:

– Когда?

Сотня перм – груз тяжелый. Пуук бы мне очень пригодился, но он куда-то пропал. Я вздохнул про себя.

– Послезавтра, если мне кто поможет подвезти.

– Так скоро?

Интересно, чего ему так не терпится? И вдруг я понял.

Да, умен, ничего не скажешь. Из него вышел бы хороший генерал.

Он явно хотел выпихнуть парков, захватить для сабов Парк и середину города. Думал, Чанг не сообразит, но иначе зачем было открывать туннели возле Парка и снова приводить в действие вагоны?

Халбер не понимал, что это ничего не даст. Но скажи я ему это, и мне несдобровать.

Я выпрямился:

– Ты получишь пермы. Устраивай завтра встречу.

Он покачал головой:

– Так быстро не могу. Ты не понимаешь. Как только мы получим пермы… – Он замолчал, чтоб не проговориться.

Как только Халбер получит пермы, он начнет действовать. Тогда всполошатся миды, парки и броды… и разве сумеет старый нейтрал собрать все племена вместе?

У меня внезапно пересохло во рту. Большой риск, но придется попробовать. Я наклонился вперед:

– Слушай, Халбер. Ты очень сильно хочешь заполучить пермы, но Чанг хочет устроить встречу еще сильнее. Нет встречи – нет перм.

– Но после того, как мы получим…

Я встал со стула, готовясь к тому, что сейчас он может кинуться на меня с ножом.

– Сначала встреча племен. Потом пермы. Или ничего.

– Сукин сын! Мразь! – с грохотом полетел стул. – Я сдеру с тебя кожу заживо!

На его крики вокруг моментально собралось племя вместе с детьми.

– Чако! Роли! Крикните сабам, чтоб следили! Хватайте его!

– Я нейтрал!

Не помогло.

Когда они начали наседать на меня, я успел крикнуть:

– Давайте, зарежьте мечту сабов! Не будет перм! Только этот нейтрал в целом-мире нижних может достать столько перм! Без меня будете набирать сотню двадцать лет!

Я не сильно преувеличил.

Меня схватило множество рук. Я полетел на пол. Дышать было почти нечем, так сильно давили.

– Кончай его!

К горлу приставили острый нож. Громкие шаги. Пинки ногами. Руки подхватили и подняли меня.

Глаза Халбера, полные ненависти.

– Стоит умирать за эту встречу?

– Наверно, – выдохнул я. Все равно нас всех ждет смерть.

– Стоит делать сабов врагами?

– Наверно, нет, – я пожал плечами, дрожа от усталости. Если сабы будут настроены враждебно, устраивать встречу незачем. – Но разве у меня есть выбор? Встретиться нужно до того, как вы выпихнете парков и…

Халбер просто зарычал.

Я умолк, но слишком поздно. Глупый, тупой нейтрал. Ты его достал. Теперь живым тебе не уйти.

– Откуда знаешь? – заговорил Халбер хриплым голосом. – Кто сказал?

Он молниеносно оглядел всех.

– Мер, это ты? Чако?

Они съежились от его гнева.

– Никто. – Я ухватился за стул, пока ноги совсем не отказали.

– Тогда как?

Я с усилием напустил на себя уверенный вид:

– Думаешь, можешь обдурить Педро Теламона Чанга? Да это ж было ясно. Зачем еще тебе нужны пермы?

Он слушал с перекошенным лицом.

– Продолжай.

Я постарался принять самодовольный вид. Все равно меня прикончат, так нужно напоследок чем-то поразить.

– Может, Халбер, главарь сабов, не читает и не знает истории, но из него вышел бы хороший генерал. Территория сабов идет вокруг Парка. Вот сабы и захотели захватить середину города. Но парки таятся в кустах, их чересчур много. Да и Парк чересчур большой. Людей из племени сабов не хватит, чтоб окружить весь Парк. Разве только…

Сердце у меня страшно колотилось. Мне пришлось остановиться, чтобы передохнуть.

– …Разве только Халбер обойдет парков. Но ему придется быстро перемещать сабов с одной стороны на другую, с одного конца к другому, потому как парки-то в середине. Вы не сможете бегать вокруг Парка то туда, то сюда, да еще чтоб хватило сил сражаться. А вот если наладить вагоны в туннелях и выбираться наверх там, где вас не ждали…

Все молчали.

– Как ты узнал?

Я прищурил глаза и, глядя на Халбера, начал делать всякие знаки, которые чертил, чтоб миды и броды побоялись забраться в магазин.

Он моментально отступил:

– Не колдуй меня, нейтрал.

Я сплюнул:

– Кого хочу, того и колдую. От моих знаков биться вам будет труднее. Умрет на тридцать сабов больше.

Он злобно заворчал:

– Ничего не случится, когда Чанг уже умрет.

Я сказал громче:

– Это пустяки по сравнению с тем знаком, который я сделаю после того, как вы пришьете меня. Давайте, сделайте это, потом увидите. Еще вспомните старого Чанга, когда племя погибнет, а туннели сабов обрушатся. Когда младенцы начнут рождаться без пальцев, а исты примутся разгуливать по территории сабов. Помните, это сделал мертвый Чанг!

Мой голос набирал силу.

– Не достанется вам перм, значит, и Парк захватить не сможете. Но все это забудется, такой будет стоять плач.

Грудь мою сдавила жуткая боль, но я как-то сумел удержаться на ногах и громко продолжал:

– А когда сабов смоет водой и вагоны разобьются, когда дети ослепнут, а миды сжуют кости Халбера…

– ПЕРЕСТАНЬ!

Я, не дрогнув, глядел на его ужас.

– Чанг, не нужно… – хрипло проговорил он. – Пожалуйста.

Я заморгал. Значит, они не убьют меня. Только что толку, если всю грудь сдавило?

Сердечные таблетки в аптечке, а аптечка – в задней комнате магазина. Но туда еще нужно добраться.

– Отведите меня домой, – с достоинством произнес я. – Чанг слишком стар, чтоб дойти самому.

– А колдовской знак?

– Если до завтра доживу, заклятие исчезнет. Сегодня уже слишком поздно. Ничего не могу сделать.

Халбер стоял жутко бледный.

– Чако, Мер, Барт! Все идете наверх! Быстро доставьте Чанга домой. Захватите мзду для прохода.

Было тяжело дышать, но я заставил голос звучать спокойно:

– А как встреча?

– Отдашь в обмен пермы?

– После, – кивнул я. Он устало пожал плечами:

– Когда ты захочешь. Можно завтра, если не умрешь.

Не знаю, как мне удалось живым добраться до магазина. Сабы усадили меня на носилки и понесли. К тому времени, как мы дошли до 34-й, я немного отдышался – хватило сил отправить сабов назад и отпереть магазин. Я зашел в заднюю комнату, открыл аптечку и проглотил таблетку. Сел и принялся ждать, когда она подействует. Постепенно грудь отпустило, боль утихла. Старый ты дурак, так и помрешь в другой раз. Теперь всегда носи таблетки с собой.

Напоследок я сказал Чако:

– Передай Халберу, чтоб назначил встречу завтра в полдень.

Или я выживу и захочу устроить встречу, или помру, а тогда мне уже будет все равно.

Когда меня отпустило, я упаковал в пачки мзду, потом вышел на улицу и отыскал мидов, которые согласились передать весточку про завтрашнюю встречу другим племенам. Было еще светло. Если действовать быстро, можно всем успеть передать. Даже паркам.

Ночью я слонялся по магазину, гадая, как убедить племена объединить усилия. Если сумею уговорить главарей действовать сообща, можно послать представителей нижних к юнитам. А если правительство не станет слушать, можно поговорить с «Голографическим миром». На племена им наплевать, но какую-нибудь историю, про то, как главари племен собрались вместе, напечатать могут.

Стук в дверь.

Сердце сильно забилось.

– Закрыто. – Я зашаркал к двери.

– Эт я.

Пуук.

Я прислонился лбом к двери. Напомнил себе: он тебе не родня, глупый ты Чанг, просто дикий мальчишка, оставшийся без племени. Нечего так радоваться.

– И дальше что? Уходи. Я не пускаю в дом мальчишек, которые грязно ругаются.

Ворчание, а потом очень вежливый голос:

– Пожалста, мистр Чанг.

Я забеспокоился:

– Тебя порезали?

– Не.

– Проголодался? Ничего не поделаешь. Сначала ты кричишь, чтоб я помер, а потом приходишь просить помощь…

– Хочу торговать.

– Ты? И у тебя найдется то, что мне надо? Грязный спортивный костюм? Куски старого провода? Не, Пуук.

– Хороший товар. Дайте покажу.

– Торгуют днем. Ночью спят. Если племена увидят, как я открываю ночью, скоро придет беда.

– Днем не могу. – По голосу было слышно, что терпение у него кончается. – Миды увидят, что я принес, попробуют отобрать. Хочешь, чтоб Пуука прирезали?

Я улыбнулся. Не было у Пуука ничего такого хорошего, чтоб бояться принести днем. Но пока он не стал полноправным членом племени мидов, и Карло все еще злится. Так что риск действительно есть.

– Ладно, ладно. Но не вздумай мошенничать.

Я медленно отпер дверь, надеясь, что Пуук завелся не настолько, чтоб сразу, как войдет, вытащить нож и прикончить старого Чанга. Распахнул.

– Входишь или нет?

Его глаза быстро оглядели вокруг, и он проскользнул внутрь. Я быстро запер дверь.

– Ну, что у тебя… где ты их достал?

Я понимал, что говорю как чокнутый нижний, который не смыслит в торге, но не удержался.

Пуук держал пару отличных ботинок, какие носят верхние. Очень дорогие, и сносу им нет.

Он раздулся от гордости:

– Говорил же те, Пуук не пропадет.

Я оглядел их со всех сторон. Почти не ношенные.

– Где взял?

Он нахмурился, будто я в уме повредился.

– Какая разница?

Верно. Не знаю, с чего я вздумал спрашивать.

– Ладно, ладно, на что будешь менять?

– На консервы. Мясо и овощи.

Я осторожно спросил:

– Сколько хочешь?

– Сколько дашь?

– На кой мне еще одна пара ботинок, – заворчал я, начиная торг.

– Это еще не все. Я могу… – он умолк на полуслове.

– Да?

С его лица моментально исчезло всякое выражение. Я порадовался: наконец-то он этому научился, но и подосадовал, потому что с таким ловкачом сговориться будет труднее.

Побазарили мы какое-то время, и я понял: Пуук никуда не торопится, а может, даже готов поторговаться еще где-нибудь. Это хорошо для него, но не для Чанга. Я рассердился, начал торопить. Если завтра я собираюсь идти на встречу, нужно выспаться.

– Как я могу торговаться, если ты не говоришь, хочешь что, или у тебя еще есть?

Пуук заколебался:

– Я знаю, ты меня обманешь.

Конечно. Для этого и нужно знать, что хочет получить человек в обмен. Но это был Пуук. Из него не выйдет ничего путного, если не дать ему шанс. Я вздохнул.

– Ладно, ладно, успокойся. Говори.

Он набрал в грудь побольше воздуха:

– Достаточно консервов на целую зиму.

– На целую зиму за какую-то пару ботинок? Думаешь, меня можно обду…

– Достаточно на двоих.

– Скажи, кто из нас рехнулся? Никак ты решил организовать племя Пуука? С чего это я отдам тебе столько консервов за…

– А еще у меня…

Грязная рука полезла в карман спортивного костюма. Я внимательно смотрел, гадая, не вытащит ли он сейчас нож. Вместо ножа он вывалил на стол пачку юнибаксов.

Я медленно, чтобы не встревожить Пуука, взял их в руки и пересчитал. Двадцать семь. Я сидел и думал: кого же он прикончил?

– Хочешь рассказать мне об этом?

– Не.

Я вздохнул, предложил мену, на которую он, конечно, не согласится, – для начала. Но вместо того, чтобы торговаться, он жутко разозлился. Пришлось его успокаивать. Дал ему чашку хорошего чая. Сам не знаю, чего я вожусь с этим Пууком. Под конец он сказал, что придет в другой раз, а сегодня возьмет пару консерв за пару юнибаксов. Выгодная сделка. Я подумал и добавил еще пару консерв, чтоб он пришел снова.

Перед самым его уходом я сказал:

– Пуук, мне нужна… может, тебе интересно… помощь. Завтра.

– Зачем?

– Будет встреча у сабов на 42-й.

– А Элли там будет?

– Это кто? Девчонка из сабов? Откуда мне знать?

Он скорчил рожу.

– У меня все равно дела.

Помолчал.

– Что за встреча?

Я заколебался.

– Пуук, слушай. Может, завтра ничего и не случится. Но… кто знает, может, и что-то очень важное, в историю войдет. Что Пуук будет вспоминать, когда станет старым.

Его глаза вспыхнули:

– Большая потасовка?

– Давай, иди, – Я пихнул ему в руки консервы. – Убирайся.

– Да я только спросил. – Он не сдвинулся с места. – Что будет?

Не знаю, почему мне захотелось сказать ему.

– Встреча главарей племен. Никакой мзды, никаких мен. Будет разговор насчет воды.

Он сдвинул брови.

– Куча племен на одной территории? Не. Никогда не будет.

– Завтра. Точно. Сразу после двенадцати.

– Вы рехнулись, мистр Чанг. Соберутся вместе – будет здоровенная потасовка.

– Пойдешь со мной?

– Смотреть, как вас зарежут? – Его лицо выражало интерес. И вдруг:

– Не. Не могу оставить моего… Не могу.

Он взялся за замки:

– Увидимся после, Чанг, если живым останешься.

И ушел.

21. Филип

Даже с чипом-запиской от мамы можно было улететь только утром. Голос у меня был еще детский, да и роста я невысокого. Кассир может с подозрением отнестись к мальчику, покупающему билет на ночной рейс. Такие же сомнения могут возникнуть и у портье в неботеле. Поддельной запиской пользоваться нельзя: я запасся ею на крайний случай.

Когда я возвращался с мамой, по дороге домой не только сосчитал породы деревьев, посаженных вдоль обочины, но и взял на заметку все дома без заборов в благополучном районе недалеко от нас. Во дворике одного из них я и провел ночь. Перед уходом хотел было в записке поблагодарить за ночлег, но не стал, потому что об этом могла узнать мама.

Когда солнце поднялось повыше, я снял пиджак, доехал на автобусе до стоянки такси и на наземной машине доехал до шаттл-порта. Если менять транспорт, обнаружить меня будет сложнее.

За билет я заплатил наличными. На суборбитальный шаттл можно было и не заказывать билеты заранее: обычно всегда находились свободные места. Если б Джаред это сообразил, отыскать его было бы гораздо труднее.

На всякий случай я сказал кассиру, мол, мама просила помочь мне найти проход к нужному рейсу. Не покажет ли он мне, куда идти? На шаттле я попросил помочь мне разобраться с ремнями, хотя отец частенько показывал, как с ними обращаться. Приветливая стюардесса пристегнула меня к креслу. Во время взлета она села напротив и поглядывала с ободряющей улыбкой.

Единственной проблемой было нанять такси-вертолет от Фон-Вальтера до «Шератона». Я стоял в общей очереди с чемоданчиком в руках, но пассажиры постоянно обходили меня, словно не видели. Я отошел в сторонку посмотреть, кто как действует, и решил проверить на практике самый успешный метод, когда подошла очередь пожилой дамы, которая из-за полноты показалась мне безобиднее других. Я постарался не обращать внимания на потрясенное выражение ее лица, когда пронесся мимо нее в кабину.

– Отвезите меня, пожалуйста, в неботель «Шератон».

Судя по таблице цен, поездка должна была обойтись мне долларов в десять с небольшим. Я позаботился, чтобы водитель заметил двадцать юнибаксов, крепко зажатых у меня в руке. Он без возражения взмыл в воздух.

В отеле я крепко держал чемодан в руке, чтобы не пришлось давать чаевые носильщику. Трудно сказать, как мама отреагирует на мой побег; но деньги нужно экономить. На лифте я спустился с крыши в холл и встал в очередь к администратору.

– Да, сынок?

Приклеив на рот вежливую улыбку, я проигнорировал его снисходительный тон:

– Мне нужен номер на две ночи.

– А твои родители.

– Мама велела, чтобы подальше от лифта и от бельевых. И от уровня улицы. Я сосчитал купюры в руке.

– Она приедет вечером, если не задержится транссибирский рейс.

Он поджал губы, все еще не зная, как быть.

– Номер забронирован?

– Нет, она звонила сюда и узнала, что у вас сейчас много свободных номеров.

– Как тебя зовут?

– Филип Таер. Скажите, а ресторан работает? Мама хотела, чтобы я съел нормальный обед. У вас здесь есть автоматы с бутербродами? На моем этаже будет автомат с лимонадом? А он дает сдачу?

Я продолжал засыпать его вопросами, пока он подавал мне регистрационный бланк и брал деньги.

Чаще всего лгать совершенно ни к чему. Нужно только вести себя так, чтобы взрослым захотелось побыстрее избавиться от твоего присутствия.

Я дал коридорному два юнибакса и вежливо поблагодарил его.

Как я и думал, в номере стоял стандартный компьютерный терминал. Я вошел в сети и набрал пароль Адама Тенера. Через три минуты я получил доступ к его счету в «Террексе».

Вот это да! Мистер Тенер моментально понял мой намек и запросил ежедневно отслеживать доступ к своему счету. Надеюсь, он заглянет сюда не слишком скоро, иначе легко заметит, что я сюда заходил.

Джаред снял с отцовского счета три сотни. Мистер Тенер не мог не заметить этого, но, к моему изумлению, он не заблокировал доступ.

Кроме того, два дня назад со счета сняты деньги за обед в ресторане неботеля.

Я позвонил администратору и спросил, не остановился ли в отеле мистер Тенер.

Нет, такого постояльца здесь не было.

Ну конечно, Джаред зарегистрировался под вымышленным именем. Только под каким? Нужно было как-то взглянуть на список постояльцев. Вряд ли администратор согласится показать его, а мои вопросы наведут его на подозрения.

Я снял пиджак, повесил на спинку стула и приступил к работе.

Пришлось вызвать справочник, проверить, кто владеет сетью отелей «Шератон», и переписать опубликованные номера доступа. После этого я подключился к сети Джорджтаунского университета, «крякнул» и проник в платные входы нескольких дюжин пользователей.

Я загрузил свой запрос на рабочее место каждого из этих пользователей, запрограммировав звуковое предупреждение в случае ответа и самоуничтожение запроса через десять часов, чтобы от каждого пользователя запрос непрерывно поступал в главный компьютер «Шератона». Вскоре у меня было задействовано девяносто девять копий одного запроса.

Я улегся на кровать, заложив руки за спину. Это займет часа два.

Наступило и прошло время обеда, но есть не хотелось. К тому же в холле стояли закусочные автоматы.

Мама говорит, что сахар создает избыток энергии, поэтому дома мне редко давали пищу, приготовленную из полуфабрикатов. На мой взгляд, мама не совсем права: скорее она испытывала недостаток энергии, чем я – избыток. Так что такая еда была в самый раз.

Звуковой сигнал прозвучал почти в два.

Замигал код доступа в штаб-квартиру корпорации «Шератон». Я вышел из сети Джорджтауне кого университета, подсоединился к главному компу корпорации, ввел расшифрованный код и через несколько минут уже просматривал список постояльцев, зарегистрированных в нью-йоркском неботеле «Шератон» за последнюю неделю.

Никого по фамилии Тенер.

Нужно поставить себя на место Джареда, но не стоит забывать, что я гораздо умнее его, не то можно самого себя перехитрить.

Я пробежал список глазами.

Итак, я оказался прав. Джер Адамсон. Могу поспорить на что угодно, он решил, что это очень смешно.

Никаких отметок о выписке. Значит, он до сих пор здесь? Номер 3023. Самый простой способ узнать – позвонить в номер.

– Да? – ответил женский голос.

– Позовите, пожалуйста, мистера Адамсона.

– Ты ошибся, мальчик. – Женщина повесила трубку.

Я еще раз проверил список на экране. Против всех остальных номеров стояла отметка об оплате или о продлении.

Странно.

Я вывел на экран счет мистера Тенера в «Террексе». Неужели Джаред не сообразил, что пользование кредиткой будет зарегистрировано, или ему на это было наплевать? Я проследил все записи об использовании карточки в обратном порядке, начиная от самой последней. И увидел звездочку, которую не заметил прежде. Пришлось вызвать вспомогательное меню.

Срочно сообщить полиции.

Всякий раз при пользовании кредитной карточкой сведения об этом поступали в комп нью-йоркской полиции. Почему же тогда ее не вызвали в ресторан «Шератона»?

Я проверил дату. Звездочку поместили уже после того, как Джаред заплатил за обед.

Н-да. В моих руках доказательство того, что Джаред был в неботеле, и я знал, что больше он карточкой «Террекса» не пользовался. Из гостиницы Джаред не выписывался, но в номере поселился кто-то другой. Где же он? Я улегся на кровать и погрузился в размышления.

Через час я снова надел пиджак, нашел в сети и изучил городской справочник, после чего запер комнату и на лифте поднялся в холл к стойке администратора.

– Скажите, пожалуйста, как пройти к управляющему?

– Кто его…

– Филип Таер.

– Он сейчас занят. Я передам ему.

– Я подожду здесь.

Прошло полчаса. Было ужасно трудно сидеть неподвижно, и я начал дергать пиджак. Возможно, лучше вернуться в номер и присесть на корточки у стенки. Основание семь мне показалось интересным из-за не правильностей, и я принялся решать в уме уравнения со случайными коэффициентами, постукивая ногой по стулу.

Через час я снова подошел к стойке.

– А сейчас управляющий может поговорить со мной? – спросил я, стараясь устранить из голоса агрессивность. – Я жду с половины третьего.

– Сейчас спрошу.

Устроить скандал – значит привлечь к себе внимание.

Я просмотрел все голографические журналы в холле.

В четыре к стойке начали подходить вновь прибывшие. Я встал в очередь и дождался, когда администратор обратит на меня внимание.

– Извини, сынок. – Тип в дорогой одежде протиснулся мимо меня к дежурному.

– Мальчик, поиграй где-нибудь в другом месте, – бросила женщина средних лет с тремя огромными сумками.

Я отошел. Как бы отец поступил на моем месте? То есть если бы его никто не узнал?

Обед я пропустил, и терпение мое подходило к концу. Набрав побольше воздуха, я вернулся к стойке, где женщина с тремя сумками спорила с администратором по поводу номера. Все дежурные были заняты, и приезжие ждали своей очереди.

– Простите, мне нужен…

Я замолчал, почувствовав, что нужно говорить громче.

– Простите, я уже давно жду, когда можно будет поговорить с управляющим.

– Мальчик, мы заняты. Подойди попозже…

Я заговорил еще громче:

– Я хотел сказать ему, что один из охранников неприлично обнажился в коридоре.

Женщина ахнула.

– Три раза. Объективно говоря, я нахожу это огорчительным. Мама обязательно захочет, чтобы вызвали полицию и…

Через тридцать секунд я уже сидел, болтая ногами, в офисе управляющего на стуле с прямой спинкой, а узколицый человек с торчащими усами суетился, успокаивая меня.

– …ужасное происшествие. Ты можешь описать…

На столе стояла табличка с его именем.

– Мистер Феннер, у вас в отеле творятся дела похуже, чем охранник с расстегнутой ширинкой.

– …или прочитал имя на его пиджаке – что?

Дело сделано. Путь к отступлению отрезан.

– Забудьте про охранника, я его выдумал.

– Ах ты, маленький… – Он позвонил в холл гостиницы. – Выдворите этого маленького негодяя…

Я вспомнил отца, когда сенатор Уэйд пытался заставить его вмешаться во время расследования, и заговорил ледяным голосом:

– Вы заставили меня прождать впустую несколько часов в вашем проклятом холле. Как, по-вашему, к этому отнесется мистер Кредвин?

– Вы знаете мистера Кредвина? – поразился Феннер.

Только из отчета в справочнике, где он был назван главным администратором сети отелей «Шератон». Я постарался не прибегать к прямой лжи.

– А еще наша семья хорошо знакома с сенатором Боландом и его сыном Ричардом. Я мог бы назвать и Джозефа Мартинса, городского инспектора по строительству, но в этом нет необходимости, не правда ли, сэр?

Управляющий внимательно смотрел на меня, не говоря ни слова.

Я разозлился:

– Если я еще не стал взрослым, это не значит, что со мной можно обращаться, как с грязью!

Возможно, меня выручила уверенность, с которой я говорил. Он моментально переменился.

– Послушайте, мистер… э…

– Таер.

– Должно быть, произошло недоразумение. Что я могу сделать для…

Я наклонился вперед и произнес:

– Джер Адамсон.

Выражение его глаз на долю секунды переменилось, но и этого было достаточно. Я попал в яблочко! Джаред выглядел точно так же, когда отрицал, что у него есть порнографические чипы. Я спросил только для того, чтобы посмотреть на его реакцию.

– Какое вам дело до этого человека, мистер э… Таер?

Отец, я знаю, ты бы не одобрил мою грубость, но отступать нельзя. Я должен. Ради Джареда.

– Зачем скрывать, мистер Феннер? Почему Джаред… мистер Адамсон не выписался из отеля обычным образом? А как насчет его карточки от «Террекса»?

– Откуда вы знаете? – выпалил управляющий.

Я внутренне расслабился. Теперь все в порядке. Я продолжил холодным тоном:

– Лучше расскажите все, ничего не скрывая. Или вы предпочитаете иметь дело с полицией?

– Нам нечего скрывать, молодой человек, – сердито ответил Феннер. – Поступайте как вам…

– Можно воспользоваться вашим телефоном или лучше позвонить комиссару Йохансону из холла? – Я потянулся к его столу.

Я пришел к выводу, что нужно называть имена, а не просто должности: инспектор по строительству Джозеф Мартинс, комиссар Йохансон. Нехитрый трюк, но, как я и думал, он сработал. Управляющий поспешно передвинул телефон подальше от меня:

– Ну-ну, не спеши, паренек. Скажи, чего ты хочешь и почему.

– Все полицейские, начиная от Канзаса, ищут Адамсона под его настоящим именем. Думаю, вам это известно.

– Продолжай.

– Его зовут Джаред Тенер. Его отец – личный секретарь… человек со связями. Джаред зарегистрирован в номере 3023, ел у вас в ресторане. А что случилось потом?

– Каким образом это касается вас, мистер Таер?

– Джаред Тенер болен. Он нуждается в гормональном балансировании. Его отец, друг нашей семьи, очень расстроен. Я помогаю искать его сына.

По-моему, я сказал правду.

– Возможно, мальчик здесь и останавливался, но выписался…

Я встал.

– Благодарю за то, что выслушали меня. Видимо, полиция сумеет…

Он заговорил, когда я был на полпути к выходу:

– Постойте, будь оно все неладно!

Я обернулся.

– Мы не совершили ничего противозаконного.

Я попытался говорить спокойно:

– Вы не выписали его из номера и не конфисковали кредитную карточку, хотя на ней стояла метка «известить полицию». Вы не оповестили власти. Уверен, что полиции будет интересно узнать почему. Лично я заинтересован в одном – отыскать моего дру… Джареда. Я еще не дорос до того, чтобы интересоваться гостиничным бизнесом.

– Это обещание?

Я чувствовал себя вывалявшимся в грязи.

– Если вы будете со мной откровенны.

Он в удивлении покачал головой:

– Ну и детки нынче пошли!

Я ждал.

– Ладно. Он поселился четыре дня тому назад. Заплатил наличными. Назвался Адамсоном. В этом нет ничего противозаконного, хоть он и несовершеннолетний.

– Конечно, сэр. Я сам несовершеннолетний и знаю об этом.

– Он воспользовался кредитной карточкой, чтобы расплатиться за обед. Ночной аудитор обратил внимание на метку, когда проверял данные бухгалтерии. Я послал к нему в номер руководителя нашей охранной службы.

Сердце мое забилось.

– И?

– Мальчик заметил нас и убежал. Мы преследовали его по коридорам.

Джаред быстрый и выносливый. Когда мы играли в футбол, мне ни разу не удавалось его догнать.

– Он… исчез.

– Прошу вас, сэр, скажите мне правду, – Я постарался, чтобы мой голос не дрожал.

– Это прав… эх! – Он махнул рукой, явно сдаваясь. – Ладно. Он оказался на уровне улицы, пинком открыл дверь и убежал. Куда делся дальше – не имею понятия.

Ликование. Испуг. Облегчение.

– Почему же вы не сообщили в полицию?

– Не знаю. – Феннер избегал смотреть мне в глаза.

– Ради бога, я не сумею отыскать его, если не смогу поставить себя на его место. Скажите мне все, что знаете.

Почему-то мои слова привели его в замешательство. Наконец он вздохнул:

– Ты странный мальчик. Дело в том, что… Ты обещаешь?

– Не просто обещаю. Клянусь. Не скажу ни единой живой душе.

Это его, видимо, успокоило.

– Видишь ли, сынок, иногда случаются ошибки. Метрдотель… Понимаешь, меня там не было. Иногда так случается… Наше правило… Обычно мы не…

Я ждал, и наконец он выпалил:

– Ему дали спиртное. Бутылку вина.

– Вот что.

Неудивительно, что Феннер был напуган. Официанту, метрдотелю, а может, даже менеджеру грозила ссылка в колонию. Как и Джареду.

– Поэтому вы решили все скрыть.

– Не совсем.

– Значит, он оказался на улице? Там, где живут те, кто остался внизу?

– Нижние. Да.

– Я должен его найти.

Он облегченно вздохнул.

– Это не наша забота, верно?

– Да, сэр. Но мне нужно, чтобы ночью меня впускали обратно.

Он уставился на меня:

– Неужели ты хочешь сказать, что… Не выдумывай. Тебя там заживо съедят. В буквальном смысле.

– Я должен его найти.

Из-за меня Джаред ушел из дома. Низкие слова, которые я выкрикивал ему, потому что плохо соображал. До сих пор не понимаю, почему я это сделал.

– У полицейских есть его фотография. Пусть они и действуют.

– Покажите мне, в какую дверь он вышел Я позову кого-нибудь, чтобы меня впустили обратно, когда буду возвращаться.

– Мальчик, ты не можешь…

– Сэр, я должен, – мой голос дрогнул. Я отчаянно старался не набирать обороты. – Сейчас я спущусь к себе в номер и скоро вернусь. А вы передайте кому надо, чтобы меня выпустили внизу на улицу. Прошу вас.

Я встал и направился к двери.

– Твои родители…

Я повернулся к нему:

– Скажу вам правду: они не знают, что я здесь. Но я не обманывал, когда говорил, что они знают сенатора. И еще кучу важных лиц. Не выдавайте меня, и я не выдам вас. Я должен разыскать Джареда, пока с ним ничего не случилось.

Феннер явно встревожился:

– Сынок, я не могу выпустить тебя на улицу. У меня дети примерно твоего воз…

– Не вам решать, сэр. – Я посмотрел ему в глаза. – Я поступил… очень плохо. Он убежал из-за меня, и теперь моя обязанность найти его. Со мной все будет в порядке.

Мне нужно было вернуться в номер.

– Если понадобится, я задержу тебя силой, вызову родителей…

– Вы не знаете, кто они, а я вам не скажу. И станет известен ваш секрет. Прошу вас, не вмешивайтесь. – Я открыл дверь. – Я позвоню вам, когда буду готов.

С этими словами я помчался к лифту.

Доехав до своего этажа, я вбежал к себе в номер и запер дверь. Здесь я уселся на пол, сжался в комок, обхватив себя руками, и принялся раскачиваться.

Джаред на улице. Десять тысяч шестьдесят с основанием двенадцать это будет… Думай. Числа беспристрастны. С ним все будет в порядке. И с тобой тоже.

Расслабься. Хватит хныкать.

Успокойся.

Это заняло целый час.

Когда мне стало лучше, я позвонил и попросил принести мне поесть. Жуя сэндвичи, я обдумал ситуацию.

Можно ли рассчитывать на помощь управляющего? А если я вернусь и окажется, что мой номер в отеле заперт? Вдруг охрана отеля затащит меня в его офис и вызовет полицию? Зачем я признался, что еще несовершеннолетний и ушел из дома без ведома родителей?

Почему я так зациклен на том, чтобы всегда говорить правду?

Отец, я знаю: ты всегда так поступаешь. Но посмотри, куда это тебя привело? Тебя сняли с должности, возложили на тебя вину за махинации сенатора Уэйда. Погублена твоя репутация. Не осталось ничего, кроме чести.

Ты сказал, что накажешь меня, если я снова скажу тебе это. Мне было только восемь, и я не понял, почему.

Сохранилась ли твоя честь?

Была ли честь у Филипа Таера? Ты сказал, что я должен гордиться таким именем.

Смог бы он обмануть менеджера неботеля?

Странный человек этот мистер Феннер. Мы начали разговор как противники, но прошло немного времени, и он начал беспокоиться обо мне.

Я сложил одежду в рюкзак, у закусочных автоматов наполнил карманы съестным – может пригодиться, потом поглядел на часы и поспешил в офис мистера Феннера. На этот раз я попал туда сразу.

– Мистер Феннер, я готов.

– Уже поздно выходить сегодня на улицу.

– Да, сэр. Лучше поспешить.

Он поднялся из-за стола.

– Тебя действительно зовут Филип Таер?

– Да, сэр.

Фамилию-то свою я вам не скажу.

– Странно. В реестре граждан нет ни одного человека с таким именем. Единственный, кто числится под этим именем, умер много лет тому назад. Служил в ВКС.

– Это мой э… крестный отец. – Очень близко к правде. – Мне бы хотелось отправиться не задерживаясь.

– Ты захватил мобильник? Я велел ночному портье открыть дверь, когда ты позвонишь. Тебе известно, что на улицах телефоны не работают? – Мы шли по направлению к лифту. – Не знаю, почему я это делаю.

Первый этаж. В сопровождении охранников я подошел к прочной армированной двери на улицу. Вдвоем они сняли тяжелую цепь. Охранник держал оружие на изготовку, когда я проскользнул на улицу.

– Спасибо.

– Он побежал вон туда, – показал рукой охранник.

И дверь захлопнулась.

Солнце все еще светило, но сумерки были не за горами.

На улицах оказалось много людей в мятой одежде, на некоторых она была грязной и изодранной.

Люди не сводили с меня глаз.

Я стоял не двигаясь. Джаред выскочил на улицу и наверняка бежал до тех пор, пока не успокоился.

Так, надо подумать. Мне пятнадцать. Я только что выбежал на улицу, спасаясь от погони. Не семи пядей во лбу, но о себе очень большого мнения. Куда бы я направился?

Подальше отсюда.

Мне сказали, что Джаред побежал в южном направлении. Наверняка он свернул за угол. Но куда?

Если свернуть вправо, нужно перейти дорогу, а если влево – тут же исчезаешь из поля зрения охранников в отеле.

Я свернул влево.

– Верхний, чё те надо?

Грязный человек старше отца. Я сделал шаг назад.

– Ищу кое-кого.

– Кого?

– Два дня назад из неботеля вышел мальчик. Он…

– Убирайся лучше, малыш, отсюда. Ночь близко.

– Мне нужно найти…

– Ты че, не слышал? В темень верхним здесь не место. – Он сплюнул. – Мне-то без разницы, да уж больно ты мал. Дуй отсюда домой!

Он зашаркал прочь.

– Мистер…

Он не останавливался.

Я закусил губу. Дело может оказаться труднее, чем я думал. Я дошел до следующего угла. С полдюжины мужчин и женщин странного вида сидели, прислонясь к столбу. Я пошел мимо.

Один стал у меня на пути:

– Куда шагаешь, паренек?

– Я ищу мальчика, который проходил здесь два дня назад.

Вожак поглядел наверх, словно проверяя небо:

– Скоро ночь.

– День еще не кончился, – отозвался я и хотел обойти его.

– Держись подальше от земли бродов, верхний. Я не понял, что он имел в виду.

– Нечего тебе ходить здесь.

– Я должен.

Он поразмыслил над моими словами.

– А мзда?

– Сэр, что это значит?

Он заговорил со мной, как с малым ребенком:

– Гони мне мзду, паренек. Чё дашь?

Я повторял про себя эти слова, пока не сообразил, о чем речь. Сунул руку в карман и достал плитку шоколада:

– Это вам.

У него челюсть отвисла:

– Майра, глянь: верхний платит мзду!

Все вокруг загоготали:

– Давай, проходи!

Отбросив страх, я не отступал:

– Мальчик, два дня назад. Из башни. На нем был синий пиджак.

– Ну?

Я вытащил из кармана еще две шоколадки.

– Куда?

– Давай.

Но я убрал руку за спину:

– Сначала скажите.

– И так могу взять.

Один из собравшихся встал у меня за спиной.

– Это правда, но сейчас еще день.

Не знаю, почему я так сказал, но в его глазах мелькнула нерешительность. Я твердо заявил:

– Таково правило.

Спокойно, Филип. Ты сам не знаешь, что говоришь.

Мужчина покачал головой. Я оглянулся: человек, стоявший у меня за спиной, сделал шаг назад.

– Мало даешь, верхний.

Я отвернулся к стене, заслонившись от их взглядов, залез в карман рубашки. Отсчитав две пятерки, остальные деньги убрал снова.

– Тогда могу дать деньги, – Я протянул руку. У него расширились глаза.

– Щё.

– Кто это – Щё?

– Щё. Мало.

Я старался не врать, но тут ничего другого не оставалось.

– Это все, что у меня есть. Хотите берите, не хотите – не надо.

…Прости, отец…

– Не пытайся надуть нижних, паренек. Отдавай все, пока мы…

Мама бы этого не потерпела. Она бы сказала…

– Что ты о себе возомнил, черт возьми? – Я сунул деньги обратно в карман. – Имя у тебя есть? – Я ткнул его в грудь. – Ну?

Он вытаращил глаза на мой палец. Кто-то заржал.

– Ну? – я топнул ногой.

– Арри.

Я вытянул деньги:

– Вот тебе мзда. Хочешь, Арри? Если не хочешь, я спешу.

Арри повернулся к приятелям:

– Пришить?

– Не. Скажи.

Я понятия не имел, о чем они толкуют.

– Лады, – Арри протянул руку. – Паренек из верхних, два дня назад. Больше тебя.

Я кивнул.

– Спроси мидов.

– Прошу прошения?

– Мидов. Через квартал. Он бежал мимо Риффа и Билло.

Арри показал на двоих из группы. Вид у них был глуповатый.

– Они пропустили его к мидам.

– В какую сторону?

Арри махнул рукой:

– Туда. Давай мзду.

– Большое спасибо, – я вручил ему две пятерки. – Если увидите его снова, попросите подождать меня здесь.

И я заторопился к следующему углу.

Мне не понравились люди, сгрудившиеся на тротуаре через дорогу. Чтобы избежать их, я обогнул этот квартал. Я шел, высматривая по дороге кого-нибудь не слишком подозрительного, чтобы расспросить. Вокруг стояли полуразрушенные здания с пустыми окнами. Этот квартал, похоже, давно все покинули.

Внезапно дверь отворилась, и мне преградили дорогу два оборванных подростка.

– Стой!

Я остановился.

– Добрый день. Я ищу…

Один из них толкнул меня. Я отлетел к стене.

– Ты что де…

– Чё там у тебя? – Он похлопал по карману моего пиджака.

Я попытался вывернуться.

– У меня есть для вас мзда.

– Не надо.

Я старался что-нибудь придумать, но его зловонное дыхание заставило пойти на отчаянные меры. Я щелкнул пальцами левой руки:

– Вот. Смотри. И снова щелкнул.

Он уставился на мою левую руку. Кулаком правой я заехал ему в глаз. Он завопил и отпустил мой пиджак:

– А-а-а! Сви, пришей его!

Второй мальчишка вытащил нож:

– Ну, верхнячок, прощай! – И бросился на меня.

Не задумываясь, я схватил его за кисть и перекинул через плечо. Он врезался в стенку.

Я всегда терпеть не мог мамины уроки борьбы. Неприятно, но приходится признать, что они мне пригодились.

Я выкрутил у него из руки нож и поднял ногу, чтобы нанести удар по руке, но заколебался.

– Пришей его, Сви! – Первый мальчишка пополам согнулся от боли и не видел, что ситуация переменилась. Я отпустил его руку.

– Что значит «пришей»?

– А что я пришью тя! – Разъяренный мальчишка вскочил на ноги и бросился, чтобы вырвать у меня из руки нож.

Мистер Феннер был прав. Улицы для меня слишком опасны. Я попятился, низко держа нож, как учила мама:

– Спокойно, парень, я не хочу драться.

Мальчишка бросился на меня. Я едва успел убрать нож в сторону, и он скользнул по его запястью. Что ж, будет осторожнее, ведь у меня острое оружие.

– Извини, я не хотел…

Он уставился на рассеченную кожу, где уже выступила кровь.

– Эй, Джэг! – Он вжался в дверной проем. – Глянь, чё он сделал!

Джэг убрал руки от лица и поглядел второму мальчишке на руку незаплывшим глазом:

– Сви, пришей его!

– Не могу! Он меня порезал!

Джэг изумленно уставился на меня одним глазом, вытащил из заднего кармана сломанный кухонный нож с зазубринами:

– Не трогай Сви!

– О Господи. – Я снова попятился. – Я сейчас уйду. Оставьте меня в по…

Он бросился на меня с ножом. Я даже подумать не успел, просто перенес вес на левую ногу, а правую взметнул вверх. Его нож отлетел в сторону. Получилось, мам! Неужели в Академии и вправду вас учили этому?

– Эй! – Джэг моментально остановился, словно на что-то налетел.

Я успел схватить ржавый нож раньше, чем он.

Видимо, пора бежать обратно к отелю, но сначала нужно было отделаться от этих подрастающих дикарей. Заключить перемирие. Я шагнул к Джэгу и протянул ему нож, чтобы отдать:

– Слушай, я всего лишь хочу…

– Не бей! Пожалста, верхний! Остынь! – Джэг попятился назад, споткнулся о кусок бетона и упал на спину. – А-а-а!

– Не понимаю, о чем вы говорите…

Вмешался второй мальчик:

– Дай нам смыться, парень, а?

Он держался за запястье.

Неужели я повредил ему руку? Я повернулся к нему:

– Дай посмотрю.

– Не-е-ет! – пронзительно завопил он. Крови было не так уж много, но руку нужно было осмотреть.

– Где здесь больница? Ты не порезал артерию? – Я схватил его руку, в то же время соображая, как быть с ножом, который по-прежнему оставался у меня.

– Боже, нет!

Мальчишка зарыдал и упал на колени:

– Слышь, верхний, я не хотел ничё такого. Не трожь Сви!

Здоровой рукой он закрыл глаза.

Я внимательно осмотрел его запястье. Слава богу, порез чуть больше царапины. Я вытащил из кармана носовой платок и обмотал вокруг ранки.

– Все нормально, парень. Пусть приятель отведет тебя в больницу.

Я повернулся к Джэгу. Тот побледнел – здорово грохнулся.

Сви уставился с раскрытым ртом, переводя глаза с повязки на меня и обратно.

– Извини, я не хотел…

Я помог Джэгу сесть. Он хватал ртом воздух. Я встал на колени между ним и Сви.

– Скоро заживет. Считай, что мы квиты, ладно? Держи. – Я протянул нож.

У Джэга от ужаса глаза на лоб полезли, и он грохнулся в обморок.

У меня за спиной Сви испуганно заорал:

– За хреном ты на кой его пришил, верхний? Он на тя не наезжал, хотел ноги сделать! На кой?

Я встал. Для меня это было уже слишком. К тому же я почти не понимал их. Нужно постараться не набирать обороты. Ноги у меня ослабели. Я осторожно перешагнул через порог и прислонился к разбитому окну:

– Что ты кричишь? Я ничего не собирался делать.

Сви съежился в комок, готовясь рвануть мимо меня на улицу. Он схватился за дряхлую дверь:

– Слышь, пусти меня, а? Сви смоется, лады? – Он медленно продвигался по противоположной стене. Слава богу. Я кивнул, но тут же спохватился:

– Нет, подожди.

Сви отскочил назад:

– Лады!

– Я ищу своего друга.

Сви молчал.

Уличные ведут себя очень странно. Когда-то давно отец рассказывал мне об этом. Нужно как-то успокоить его.

– Тебя как звать?

Он поколебался, но ответил:

– Сви. Мид.

– Свимид?

– Я – Сви. Мы – миды.

– А что такое «миды»?

– Племя. Племя трущобников.

– Не говори так, это невежливо.

Отец очень ясно растолковал мне это. С другой стороны, этот мальчик был старше меня, так что не мое дело читать ему нравоучения.

– Извини. Меня звать Филип.

Я протянул ему руку.

– Не полосни!

– Филип Таер. Вообще-то Филип Таер Сифорт.

Я подошел к нему с протянутой рукой, надеясь, что он не слишком злится и не оттолкнет меня.

Сви уставился на мою руку так, словно это была змея, и очень осторожно дотронулся до нее. Уже лучше.

– Моего друга зовут Джаред. На нем был синий пиджак и такие же брюки. Ты знаешь, где он?

Позади нас раздался стон. Джэг открыл глаза.

– Живой? – поразился Сви.

– Конечно, живой. Вам обоим нужно показаться врачу. Идем, поможем ему встать.

Сви заколебался. Я потянул его за руку, и он как-то неуверенно побрел за мной следом. Мы помогли Джэгу сначала сесть, а потом и встать.

– Может, ты знаешь? – обратился я к Джэгу. – Две ночи тому назад сюда из башни выбежал мальчик. Я его ищу.

– Не. – Джэг переминался с ноги на ногу, не поднимая глаз от разбитого тротуара. – Пойду я.

– Скажи, – не выдержал Сви. – Может, это Пууков? Забыл? У верхнего наши ножи!

Джэг широко раскрыл глаза:

– Так ты за этим парнем? Больше тебя? Нюнит?

Наверняка Джаред!

– Светлые волосы, примерно вот такого роста…

Сви переглянулся с Джэгом:

– Про укрытие базара не будет. Мы обещали Пууку.

Их манера говорить сводила меня с ума.

– ХВАТИТ! – Я сжал кулаки.

– Лады, верхний. – Он бочком-бочком двигался к двери.

– Где Джаред?

– Где Пуук, – буркнул Сви.

– Что это значит – Пуук?

– Парнишка. Был мид. Снюхался со стариком Чангом. Хапнул твоего верхнего дружка.

– Пуук – это мид, и Джаред у него?

– Ну.

Прогресс. Мне. полегчало.

– Где его найти?

Они переглянулись.

– Следующий квартал. Точно не знаем. Может, в доме.

– Ну хорошо. Простите за крик. – Я вынул второй нож. – Вы согласны на перемирие, если я верну вам это?

– Чё, чё? – заморгал Сви.

– Перемирие.

Похоже, нож ему был не нужен, поэтому я осторожно положил его на край дороги.

Он рванулся было к ножу, но заколебался.

– Мзда?

– Нет, мзду не получишь. Если нож тебе не нужен, я оставлю его у себя. Иначе кто-нибудь может пострадать.

У мальчишки вытянулось лицо.

– Стало быть, верхний себе оставит.

Он вздохнул.

Нет, понять этих людей просто невозможно.

– Прощайте, – я направился к дальнему углу.

– Эй, верхний! – окликнул Сви. Я остановился:

– Что?

– Ты чё, ночью останешься наружи? – Он смотрел на меня с почтением.

– Конечно нет. Это слишком опасно.

Я пошел дальше.

Уже почти совсем стемнело. К сожалению, я оказался далеко от «Шератона», не стоило и пытаться вернуться туда. Вообще-то я предполагал, что такое может случиться, и обдумал все заранее. Джареду придется подождать до утра.

Из окна неботеля я заметил, что на улицах то здесь, то там стоят брошенные электромобили. Вот и сейчас один из них был виден неподалеку. Отлично. Я вжался в дверной проем, подождал, пока побольше стемнеет, и помчался к машине. Она была низкой, как и большинство моделей, но пока еще я не начал раздаваться вширь и был достаточно худым. Сняв пиджак, я постелил его под машину, заполз туда. Потом сунул в рот шоколадку и стал дожидаться, когда наступит новый день.

22. Джаред

Спаси меня, Господи! Пожалуйста! Прости меня. Если ты действительно существуешь – нет, нет, я не это хотел сказать, честно! Помоги мне, Боже!

В голове мелькали какие-то обрывки молитв.

Я отчаянно крутил за спиной распухшими кистями, пытаясь освободиться. Грудь пронзила страшная боль, отчего голова закружилась еще больше.

Веревка не поддавалась.

Нужно обязательно освободиться прежде, чем вернется этот дикарь и прикончит меня.

Я опустил подбородок вниз, пытаясь разглядеть, что он сделал. Кровь наконец-то остановилась. Господи, как больно!

Капли пота катились по вискам. Я облизал пересохшие губы.

Почему он ударил меня ножом? До чего больно. Придет он или нет наказать меня, если я закричу снова?

Тусклый свет доходил только через открытый люк на. потолке. Этого хватило, чтобы понять: я лежу в грязной кабине лифта. Если б удалось освободить руки, можно было бы выбраться через люк.

С другой стороны, грудь у меня была исполосована ножом и рана могла открыться от любого неосторожного движения.

Этого нельзя было допустить. Прошу тебя, Господи, пусть отец потрясет меня как следует, разбудит, велит немедленно встать и отправиться в школу.

Мне было страшно.

Почему нижний сделал это?

С первого взгляда он выглядел вполне цивилизованно. На год помладше меня. Спортивный костюм грязноват, но новый. Волосы подстрижены и не слишком длинные сзади. Только когда я подошел поближе, то заметил жутко грязные руки, почувствовал зловонное дыхание.

Я начал яростно дергать веревку в разные стороны. Что я ему сделал? Всего лишь спросил дорогу. Разве это, повод, чтобы избить, стукнуть по голове? Полоснуть ножом?

Неужели у нижних нет никакого чувства порядочности?

Почему он забрал мой пиджак, мою рубашку? Зачем оставил на ночь в сломанном лифте? Неужели он бросил меня здесь умирать от жажды и инфекции?

Почему я здесь?

Я тихонько заплакал. Из-за резкий движений у меня открылась рана, и снова потекла кровь. Я скорчился в углу и заплакал.

Послышался какой-то шум.

Господи Иисусе! Я забился в угол, глядя на потолок.

Глухой стук. Шаги. Спасатель? Я не осмеливался позвать.

В люке появилось лицо. Я еще сильнее вжался в угол и замер.

Он спрыгнул вниз – кабина закачалась. Я сдвинул колени поближе к изуродованной груди, пытаясь как-то защитить ее.

– Надо наладить. – Мальчишка вытянул руки с грязной тряпкой и какой-то бутылочкой. Я в отчаянии рванул веревки:

– Убирайся!

– Не. Налажу.

Он неожиданно нагнулся и дернул меня за ноги. Я растянулся на полу. Он уселся на меня, прижав так, что я не мог шевельнуться.

– О Господи, снова! Не нужно, прошу тебя!

– Кончай свой ор.

Он открыл бутылку и налил жидкость на тряпку.

Я сопротивлялся, но все было бесполезно.

– Что ты де. – не нужно!

Он прижал мокрую тряпку к моей искалеченной груди Меня обожгло адское пламя. Пронзительно закричав от боли, я пытался сбросить его.

Господи, не дай этому случиться.

– Заткнись, верхний! – Одной рукой он продолжал прижимать тряпку к порезам на моей груди, а второй попытался заткнуть мне рот.

– Боже, прекрати! Перестань! Я сделаю все, что скажешь! Пожалуйста!

– Заткнись, верхний. Хуже сосунков!

Он снова плеснул из бутылки на тряпку. Я не смог удержаться и завыл от боли. Мальчишка закрыл бутылку крышкой.

– Заткнись, раз Пуук сказал!

Он схватил меня за волосы, потянул голову вверх и начал бить по щекам, с каждым разом все сильнее.

– Кончай орать, не то получишь! Заткнись!

Я кричал, лягался, рыдал. Если б руки у меня не были связаны за спиной…

Мне с трудом удалось подавить плач. Я корчился от его жестокого лечения.

Мальчишка смазал мне грудь какой-то грязной жгучей жидкостью. Я невольно сжимался каждый раз, когда он дотрагивался до меня. Бог знает, какие болезни от него можно подцепить.

В конце концов я обессилел и затих.

Он осторожно убрал тряпку. Я опустил глаза, пытаясь разглядеть, что он со мной сотворил.

– Шпирт, – пробормотал он. – Наладил.

– Что?

– Вроде как метка племени, – ухмыльнулся он. – Теперь ты с племени Пуука.

Он помахал передо мной бутылкой:

– Шпиртуха.

– Боже! Ты что, полил мне раны спиртом?

Я скосил глаза, стараясь увидеть все, что ниже подбородка.

– Чтоб наладить. Он встал.

– Принесу те попить.

– Отпусти меня. Пожалуйста. Я…

Он оттолкнулся ногами, подпрыгнул и исчез.

Я кое-как сумел сесть, упираясь в стенку. Постепенно жжение в груди сменилось тупой болью.

Послышались быстрые шаги, и в следующее мгновение мальчишка приземлился совсем рядом со мной. От ужаса и отвращения я свалился на пол и закричал от боли.

– Вода, – он протянул банку. – Пить хошь?

– Отпусти меня!

– Не. – Он присел на корточки. – Я тя схватил. Буду держать, чтоб до мзды.

Что он несет?

Мальчишка пихнул банку мне под нос. Я отвернул голову.

– Мне нужно держать самому.

– Думаешь, Пуук дурик?

Он схватил меня за волосы, повернул и влил воду в рот. Я чуть не подавился.

– Пей!

Нужно помнить, что он псих, да еще с ножом. Чтобы не раздражать его, я поднес губы к краю банки, сделал глоток мерзкой воды и вдруг начал жадно пить, сам себе поражаясь.

Мальчишка держал банку, пока я не напился.

Наконец я откинулся к стенке.

– Спасибо.

Голос мой прозвучал тихо и униженно.

Он наклонился ко мне.

– Я Пуук. А ты, верхний?

Я следил за его руками, опасаясь, как бы он не вытащил нож.

– Извини, но я не понимаю, что ты хочешь.

Я попытался отодвинуться.

Внезапно он выбросил вперед руку и кулаком заехал мне в висок Я закричал от новой боли, попытался откатиться, но не смог.

– Прошу тебя! Не надо!

– Говори! – Он снова занес надо мной кулак.

– Убери от меня свои лапы! – Я лягнул его ногой, и он поморщился. – Тронь меня снова, и я убью тебя!

Мои угрозы звучали нелепо. Что можно сделать со связанными за спиной руками? Но мне уже было все равно, до того я разозлился.

Он разжал кулаки.

– Чё, пришьешь Пуука? – Он отвесил мне такую оплеуху, что у меня дернулась голова. – Не ори на Пуука. Я тя схватил.

– Не смей. Трогать. Меня, – тихо и жестко проговорил я. Я всматривался в его лицо, чтобы в следующий раз, когда руки у меня будут свободны, узнать и убить.

Он кивнул, вроде бы с уважением.

– Верхний больше не боится? – Он опустился на корточки. – Почему? Боялся, когда я резал метку мидов. – Он указал мне на грудь.

Я дернулся:

– Ничего не мог с собой поделать.

– Порежу тя снова. Если захочу.

Он вытащил нож.

О Господи. Я стиснул зубы и зажмурился, стараясь не заплакать.

Резкий укол в плечо. Я дернулся в сторону и открыл глаза. Он ухмылялся.

– Ну и что? – заговорил я дрогнувшим голосом. – Я тоже бы так смог. Если бы нож был у меня.

– Это кто тут трущобник? – угрожающе проговорил он.

– А разве ты не из них?

– Я мид, – подумав, изрек он наконец.

Нужно продолжать с ним разговаривать, чтобы он не начал бить меня снова. Похоже, он испытывал ко мне уважение за то, что я сопротивлялся. Я спросил:

– Как тебя звать? Мид?

– Я ж говорю, Пуук. А тя?

– Джаред.

– Джаред, – произнес он незнакомое слово. – А племя?

– Не понимаю… Я из Вашингтона.

– Я был. – Он усердно ткнул себя пальцем в грудь. – Чанг брал!

– Как скажешь. – Я пошевелился. – Руки болят. Развяжи меня.

– Не, – он поднял голову вверх, к дневному свету. – Хочу мзду.

Теперь, когда он вроде бы успокоился и был в состоянии рассуждать, я не хотел, чтобы он уходил.

– Пуук, если ты меня отпустишь, мой отец даст тебе вознаграждение.

– Это чё – возграждение?

– Деньги.

– Уже взял, – он сунул руку к себе в карман, вытащил несколько смятых банкнот и похлопал меня по брюкам. – Оттуда.

– Проклятый вор! – Я снова попытался освободить руки.

– Теперь мои.

Он встал.

Я сдержал себя.

– Подумай, сколько денег ты получишь, когда освободишь меня!

– Не. Я тя продам.

Я содрогнулся. Одному только Богу известно, чем это все закончится.

Он потрогал мои носки, точно прицениваясь, сколько они могут стоить. Только сейчас я понял, что на мне нет ботинок.

– Щё вернусь, верхний.

Он подпрыгнул, ухватился за люк, подтянулся и исчез.

Я снова съежился в углу. Кто он такой? Почему мучает меня? Он забрал у меня половину одежды. Неужели заберет и остальное? Что тогда? Я постарался отогнать страх перед неизвестным. На спине выступила испарина.

Я скрестил ноги, подавляя желание помочиться. Скорей бы вернулся этот нижний.

Время шло. Я старался сидеть неподвижно, чтобы не потревожить рану на груди и ободранные кисти. Интересно, что раньше было в этом здании? Лифт отделан латунью. Полуистлевшее покрытие пола, похоже, раньше было роскошным ковром.

Мне стало тревожно, и я начал громко звать на помощь, пока не охрип. Никто не ответил.

Я стискивал ноги, надеясь, что Пуук все-таки вернется раньше, чем я намочу штаны. Это было бы непереносимое унижение.

Становилось все темнее. Я слышал, что оставаться ночью на улице очень опасно. А если он не вернется? Я поежился, несмотря на жару. Совершенно беспомощный, руки связаны за спиной – без Пуука я умру от голода или от жажды. Кабина лифта станет мне гробом. Отец так и не узнает, что со мной случилось. Я с тоской вспоминал свою комнату в нашем коттедже. Что-то скрипнуло.

– Пуук? – стало уже слишком темно, чтобы разглядеть. – Мид?

Молчание.

Я забеспокоился, потом обезумел от страха. Если я останусь здесь один на всю ночь – связанный, покинутый, точно рехнусь до утра.

– ПУУК! – заорал я во все горло.

Сначала полное молчание. Потом снова скрип.

Я ждал, когда появится мальчишка, напряженно вслушивался, пытаясь услышать хоть какой-то слабый звук. Что это было: ветер? Чьи-то голоса? Или все это мне послышалось?

Я вспомнил жутких, отвратительных дикарей, которые гнались за мной.

А вдруг наверху не Пуук, а кто-то другой? Мысленно передо мной пронеслись картины мучений.

Стараясь теперь вести себя как можно тише, я съежился в углу. И ждал.

Что-то разбудило меня. – Я поморгал глазами, но ничего не увидел.

Раздался какой-то звук, потом замигал огонек.

– Пуук? – шепотом спросил я.

– Йо! – Он приземлился у моих ног. Я задрожал от страха и пронзительно вскрикнул.

– Чё, напугал тя, верхний?

Я кивнул. Слишком я испугался, чтобы притворяться.

Он хохотнул.

– Консерву принес.

Мальчишка вынул из мешка две консервные банки.

– Куча мзды. Никто Пуука не надул.

Он поставил на пол перм-батарейку «Вальдес» с прикрепленной к ней лампочкой, сдернул крышку с консервной банки и что-то подцепил грязной ложкой. – Открой рот, я кормлю.

– Развяжи меня, пожалуйста, – я пошевелил руками.

– Не, – он пихнул банку мне в лицо.

– Я не могу так есть!

– Давай.

– И потом, мне нужно в туалет, – выдавил я из себя и покраснел.

– Чё? – Он взглянул на меня пустыми глазами.

– Туалет, – повторил я. – И побыстрее.

Он пожал плечами:

– Не знаю.

И снова протянул ложку с какой-то тушенкой. Мой рот наполнился слюной, но я покачал головой.

– Пуук, пожалуйста, отведи меня. – Я уже едва терпел.

Мальчишка долго разглядывал меня, потом сообразил:

– Ссать?

Я кивнул. Он помог мне подняться.

– Давай в угол.

– Это омерзительно.

– Не. Не выпущу.

– У меня так порезана грудь, что я едва хожу! Ты забрал мои ботинки, и у тебя нож. Как я сбегу?

Он вздохнул и поставил банку на пол.

– Больно много с тобой хлопот. Щас.

Он схватил лампочку и полез в люк.

– Не бросай меня в темноте!

Ноль внимания.

К этому времени уже наступила ночь, и в лифте стало совершенно темно. От страха я громко и часто дышал в ожидании, когда снова раздадутся его шаги.

– Пуук? – Я сжал зубы. Всегда плохо переносил темноту.

Здание заскрипело.

– Это ты?

Я со всех сил стиснул ноги, едва сдерживаясь. Мне нужен свет. Нужно попросить его…

Лифт дернулся. Что-то пролетело в нескольких сантиметрах от моего лица, и раздался грохот.

Пронзительно закричав, я налетел на стенку, потянув за веревку, которая впилась в мои распухшие кисти.

– Господи, Господи, прошу тебя, хоть кто-нибудь, не-е-ет! – Я едва узнал свой голос.

Послышалось гоготанье. Появился свет.

Пуук привалился к стене, едва держась на ногах от смеха.

– Попался, верхний! – Он показывал пальцем на мои брюки, покатываясь от смеха.

Я поглядел на мокрые брюки и от стыда готов был умереть на месте.

– Я-то волок подставку, чтоб помочь те выбраться отсюда, а зря!

Ухмыляясь во весь рот, он пошарил над люком и спустил ведро.

Я заплакал.

Он снова засмеялся.

– Сосунок-верхний.

Перевернул ведро и уселся на него.

– Будешь знать, как орать на Пуука.

Я скорчился в углу. Слезы и сопли текли по щекам. Вытереть их я не мог. Господи, лучше мне умереть!

– Ладно, ладно, верхний. Ничё. Просто напугался. – Голос его смягчился. – Садись.

Он пододвинул ко мне перевернутое ведро.

– Не нужно. Я…

Он заставил меня сесть. Ноги у меня щипало. Меня затошнило от резкого запаха, поднимающегося от брюк.

– Ешь. Будет лучше.

Я старался подавить рыдания.

– Развяжи меня на минутку. Пожалуйста!

– Не. – Он похлопал меня по плечу, – Принес те консерву. Ешь.

Он поднес мне ложку ко рту.

Я начал жевать. Непривычный вкус, но мне страшно хотелось есть. Совершенно униженный, я сел прямо и дал ему кормить себя, как ребенка. Я с жадностью все проглатывал, как только он подносил ложку.

– Можно мне воды?

Он поднес банку.

– Спасибо, – униженно поблагодарил я. Чувствовал себя страшно неловко. – Мне нужны другие штаны.

Он усмехнулся:

– Че тут лавка Чанга?

– Не пони…

– Других нет. Все одно мы со Сви сымем твои. Завтра. Для мены.

– Вы – что? – возмутился я.

– В лифте не нужны.

Внезапно мне стало все равно, в мокрых я брюках или нет. Я вздохнул и прислонился к стенке.

– Пуук, когда ты отпустишь меня?

– Нужно скумекать, как тя продать. Может, спрошу Карло, если не будет наезжать.

Мне очень не понравились его слова.

– Продать?

– Ну. Чё, кормить тя всю зиму?

Я ничего не понимал.

– Так продай меня моему отцу. Это я и пытался тебе ска…

Пуук сплюнул.

– На кой ему платить за парнишку-верхнего, раз он такой рёхнутый и сбежал на улицы к нижним?

Я покраснел.

– У нас в семьях заботятся друг о друге. Мы не такие, как вы, гряз… – Я не договорил, чтобы не злить его, – Потом я очень сообразительный, и он знает об этом.

– Ха! Да чё ты можешь – стоящего?

Мне бы сидеть смирно, но не давали связанные руки и боль в груди.

– Много чего. Могу… – Я судорожно соображал, что сказать. -…программировать компы лучше всех. Как, по-твоему, я достал деньги, чтобы прилететь в Нью-Йорк? Могу проникнуть в любую систему, какие бы преграды ни ставили.

Я слегка преувеличил, но не очень сильно. И когда выберусь отсюда, докажу. После всего случившегося я сам перед собой обязан это сделать, а Рольф мне поможет. Вместе мы проникнем куда угодно…

– Компы, – трущобник сплюнул снова, – У нас нету.

Обессилев, я закрыл глаза.

– Не спи. Ща шпиртуху достану.

Я побледнел.

– Чтоб зажило, верхний. – Он постучал себя по груди. – Карло так делает, когда метит.

– Прошу тебя!

– Чтоб зажило. Теперь будет полегче. – Он вытащил тряпку и бутылочку. – Не дергайся.

Он приблизился, и я стиснул зубы. Спорить было бесполезно.

Когда с пыткой было покончено, я лег на пол и время от времени не удерживался от стона. Пуук осуждающе хмыкнул и постучал себя по груди.

– Прям как Джэг. Ой! Ай!

– Слушай, трущобник, давай я сотворю с тобой такое! – огрызнулся я.

Он поднял брови, словно обдумывал мое предложение.

– Не, должен Карло. И вздохнул.

– Пошел спать. Утром покормлю. Он поднял фонарь.

– Слушай, я не могу без света, – напряженно проговорил я. – Оставь мне лампочку.

Он помотал головой.

– Не. Не оставлю. Больно дорогая.

– НЕ ОСТАВЛЯЙ МЕНЯ СВЯЗАННОГО В ТЕМНОТЕ!

Похоже, он почувствовал мою панику, но с негодованием сказал:

– Чтоб я оставил свет вашингтонскому верхнячку, а сам в темноте свалился?

– Пуук, ради бога!

Он вздохнул:

– Ладно, ладно, останусь тут.

Я рассчитывал совсем на другое. Оцепенев, я смотрел, как он прямо в одежде улегся на спину и убавил свет.

– Спи, верхний.

Я лежал на боку. Страшно болела грудь. Брюки были сырыми. Лучше не вспоминать, из-за чего. Я облизал губы. Хорошо бы еще поесть. Кажется, он принес две банки консервов?

– Пуук, что мы ели?

– Консерву.

– Было вкусно.

Я надеялся, что он поймет намек.

Молчание.

– Где ты ее достал?

– Мена. Теперь у меня куча.

– А можно мне еще?

Он снова вздохнул.

– Ну ты и зануда, верхний. Ладно.

Он встал, вынул из мешка другую банку и вскрыл ее.

– На.

У меня глаза на лоб полезли.

– Подожди!

– Ты чё?

– Подержи банку у света, чтобы можно было прочитать!

Я прищурился, вглядываясь в надпись.

– О Господи! – выдохнул я, – Ах ты ублюдок!

– Чё случилось?

– Иди в задницу! – Я изогнулся и со всей силы двинул ногой, целясь ему в живот. Он охнул и свалился.

Я нагнулся и попытался извергнуть из себя все, что проглотил.

– А ну стой!

Он подполз и встряхнул меня.

– Чё случилось?

– Ты кормил меня собачьей едой!

Он нахмурился:

– И чё? Я все время это ем!

Я в отчаянии начал дергать веревки и тут же взвыл от боли. Что-то лопнуло на груди. Я посмотрел вниз и увидел выступившую кровь.

– Да что же это такое! – Я беспомощно заплакал. Пуук наблюдал, сидя в углу. Лицо приняло озабоченное выражение.

– Чё такого? – пробормотал он, – Жратва, и все. Хрена ли разницы, чё жрать – собачью еду или собак?

Я заплакал навзрыд.

Глаза у него заблестели.

– Слышь, верхний, не надо, – уговаривал он. – Не хотел обидеть.

Он попытался погладить меня по голове. Я вырвался.

Он сел рядом, прижав меня вниз, заставил лечь на спину, так что моя голова оказалась у него на коленях, как на подушке, и убавил свет. Я пытался высвободиться, но бесполезно.

В полном отчаянии я лежал и всхлипывал. Прошло много времени, прежде чем мое дыхание успокоилось.

Через какое-то время я заснул, чувствуя у себя на голове его руку.

23. Пуук

Когда Чанг балабонил про древние замки и лыцарей, это здорово: сжигать замки, резать вражеских солдат. Но Пуук запомнил: содержание пленника гораздо тяжелее, чем он думал.

В книгах Чанга не говорится, что захватчик даже не может на улицу выйти без беспокойства: как бы пленник не свалил. Даже нет упоминания, что нужно таскать наверх воду, самому скармливать ему каждый кусок, слушать, как жалуется на еду и плачет, пока не заснет.

Уф, я готов сам его пришить и продать одежку.

Назавтра я снес Чангу обувку верхнего, поменял на кучу консерв – теперь Пуук не беспокоится, что жевать зимой. Такой отличной обувки в жизни не видал: ни одной дырочки. Думаете, верхний обрадовался жратве? Заныл – консерва для собак, а не для людей.

Этот верхний, похоже, туповат. Не догоняет простых вещей, что ему говорит Пуук, даже если громко. Все время ноет: Пуук, пожалуйста, ослабь веревку хоть чуть-чуть, я буду хорошо себя вести. Пожалуйста, Пуук, отведи меня в туалет, здесь не могу, ради бога, неужели не понимаешь, мне нужно поссать, ПОЖАЛУЙСТА.

Я машу у него перед носом ножом, рассказываю, как его изрежу, если убежит, развязываю ему руки, помогаю выбраться из лифта. Руки у него раздуло – может, и впрямь я завязал туговато. Идет и все время хватается за грудь, будто боится, как бы она не расползлась от малюсеньких порезов. И опять хнычет. О Господи, только не здесь, неужели у тебя нет настоящего туалета? Я здесь не могу. Отвечаю: не можешь, не надо, а он снова ноет. Я объясняю: мы ушли в другой конец здания, далеко от лифта, здесь тебе будет место для дерьма.

Он снова ноет: не могу, когда ты смотришь, Пуук. Подожди снаружи.

Ну уж нет. Я не идиот. Оставь его, а он сбежит. Я сложил руки на груди, покачал головой, стукнул ногой и сказал: через пару минут снова отведу тебя назад, делай в лифте. Ну, он присел в углу и все скулит.

Да, верхнему ни в жисть бы не выжить на улице. Больно хилый. И вообще, что за имя у него – Джаред? Он все добавляет: «Тяни ир», но уж это я не беру в голову. Какой еще «ир» и зачем его тянуть?

Нужно как-то его продать, пока я еще от него не рехнулся. Неплохо бы с Чангом посоветоваться, да ведь старик начнет про все выпытывать. Прошлый раз вон как обувку трудно с ним сторговать – чуть кожу с меня не содрал, так выспрашивал. Где взял, да почему такие хорошие, да что ты, Пуук, задумал?

Уф!

И Сви с Джэгом какие-то двинутые. Глядят на меня странно, побыстрее сворачивают. Наверняка сказали Карло про мою добычу, и он хочет отобрать. Тут настанет конец Пууку – или Карло. Просто так моего Джареда-верхнего я не отдам.

В следующий раз, когда я повел его в место для дерьма, он бухнулся на колени и ревет: пожалуйста, Пуук, не связывай руки, очень больно. Я толкнул его на пол, сажусь сверху, чтоб связать, а у него руки и впрямь жутко распухли и кровят. Калеку никто не купит. Да и рассказывает складно. Похоже на Чанга. Заставляю его все время повторять: пожалуйста, Пуук, я сделаю как скажешь.

Для безопасности я снова сунул его в лифт, а сверху, на люк, накидал груду кирпичей. Он там все скулит, да мне по барабану. А потом надоело его нытье. Он не может без света, а мне чё? И вообще скоро вернусь. Самое позднее завтра.

Я искал Сви и Джэга, чтобы узнать, зачем они так быстро смываются, да еще глядят странно, но нигде не найти. Старшая Сестра могла бы сказать, но нужно найти ее на улице. Я бродил кругом, но не приближался к укрытию. Нет, так нечестно – Карло должен был поставить мне метку. Я готов больше, чем Сви с Джэгом. Они обещали Пууку никому не говорить, а сами вроде кинули. Я знаю их обоих с сосунков: темнят что-то. Проговориться кому про этого проклятого верхнего Джареда?

Да, жратвы-то у меня для него хватает, а вот с водой туго. В моем укрытии трубы забиты ржавчиной. На улицах вода в лужах до того грязная, даже мне невмоготу такую пить. Можно бы пойти к реке, а толку? От нее такая вонь. Те нижние, кто из нее пьет, рано или поздно помирают. Не знаю, что делать.

Больно неохота, но придется спросить у Чанга. Я стучусь к нему в дверь. Не отвечает. Я со всей силы пну дверь ногой, да только сам взвыл от боли. На другой стороне улицы надо мной засмеялся парнишка-мид Солл. Я хватаю булыжник, швырь ему в голову. Промахнулся, ударил по плечу, но тот все равно воет. Я поймал его в дверях бывшего склада.

– Отстань, Пуук!

Помладше меня, ну и взмолился.

– Будешь хихикать, дерьмовая рожа? – Я вытащил нож.

Солл тут же заныл:

– Ниче тако не хотел, Пуук!

Неплохо бы его прикончить, особенно теперь, когда Карло отказался меня метить. Но если другие миды увидят, Карло меня в живых не оставит. Я вздыхаю:

– Гони мзду.

Он вывернул карманы: |

– Нету ничго.

Я так и думал.

– Твоя мзда – разыщешь Сви и Джэга. Приведи их побыстрей.

Солл убежал.

Я сижу у дверей, жду. Думаю, Сви не будет прятаться, когда услышит, что я его жду. Он знает, как я ловко владею ножом.

Минут через двадцать гляжу: вышагивает по улице Джэг, глядит по сторонам, бутта какой-нибудь турист-верхний.

– Эй, Джэг, давай сюда! – кричу я ему. – Ты чего замышляешь, а?

– Ничего не замышляю.

Ну, невинный младенец!

Я загородил ему дорогу, он и остановился. Вот тупица! Это ж надо: Карло вырезал метку ему, а не мне!

– Решил надуть Пуука, да? Сказать Карло про моего верхнего?

– Не!

– Ну все, вот я с тобой разделаюсь!

Нужно по-настоящему разозлиться, чтоб напасть на Джэга.

– Не говорил он! – за моей спиной кто-то крикнул, и я тут же развернулся.

Сви, но без ножа. Запястье обмотано тряпкой.

– Ладно. А ты?

Сви отвернулся, молчит.

Я с презрением показал на запястье:

– Это так носишь рубаху верхнего?

Он краснеет. Теперь мне стало и вправду любопытно. Я показывал на нож и негромко так говорю:

– Думал, Джэг и Сви – друзья Пуука. Разве я вам не доверял, даже показал, куда прячу верхнего. Что скрываете?

Переглянулись. Джэг пожал плечами и говорит Сви:

– Он поможет нам пришить этого.

– Хватит! Кого пришить? Говорите прямо, не путайте меня! – Теперь я уже злюсь по-настоящему.

Сви сначала смущался, потом медленно стянул повязку. Гляжу – порез.

– В драке? Подумаешь.

Он опустил голову.

– Верхний порезал.

– Проклятые верхние! Спускаются с неба на вертах, думают, всем владеют! Если пара верхних накинулась на тебя и пырнула, ты не виноват.

– Всего один.

– Коп?

Наверно, так и есть, раз порезать Сви.

Сви качает головой.

Значит, один верхний.

– Выперли с нашей территории?

– Э-э-э…

– Он оставался здесь всю ночь, – выпалил Джэг. Ну и чушь несут.

– Как?

– Прячется.

Джэг огляделся и тише:

– Мы следили за им. Под машиной спал.

– Почему ночью его не пришили?

Молчат. Зенки отводят.

Не может быть настоящим верхним.

– Где он?

Сви показал на крышу.

Я гляжу подозрительно:

– Решил меня надуть?

– Не. Он весь день на крыше. Прячется.

Я гордо выпрямился.

– Ладно, пришью его для вас. Но после дадите мзду.

– Какую? Сколько?

Я думаю.

– Воду. Из мидовых труб. Много.

– У нас не будет много, Пуук. С водой жутко плохо.

У меня мурашки по коже. Вода кончается. Беда. Нужно спросить старого Чанга, когда он вернется.

– Значит, сколько сможете, но побольше.

Они быстро соглашаются. Я лез на крышу старого склада, перепрыгивая плохие места на лестнице. Миды все крыши знают на своей территории – на случай опасности. Там, где мы идем, очень много дыр в крыше, нужно все время быть начеку. Забравшись наверх, я поглядел вокруг. Нет верхнего.

– Пуук, не здесь, а вон там, напротив. – Сви нервничает.

Вздохнув, я перелез на другую сторону.

– Идем. Пошли!

– Шшш! – Они оглядываются, словно ждут бродов или сабов.

Я тихо подошел к углу и заглянул за него.

На краю крыши сидит мальчишка и смотрит вниз. Рядом с ним сумка, набитая всякой всячиной. В заднем кармане – блестящая телефонная трубка красного цвета. Однажды я видел такую трубку у Карло – он выхватил ее у туриста-верхнего из автобуса. Карло снова и снова нажимал на кнопки. Когда кто-нибудь отвечал, он ругался в трубку. Веселья хватило на пару дней. А потом перестала работать. Ничего, только какой-то голос говорит: «Номер отключен».

– Этот? – показываю я.

Джэг кивнул.

Я вытаскиваю нож, прячу за спину и спокойно иду.

– Эй ты, верхнее дерьмо!

Он обернулся.

– Вот пришью тя, раз резанул Джэга! – Я подхожу ближе.

Он встает:

– Здравствуйте.

Я даже пасть разинул. Этот порезал Джэга? Меньше меня и даже Солла. Я успокоился, и мне стало смешно. Всего лишь какой-то малявка.

– Рад нашей встрече. Добрый день, мистер Джэг.

Я повернулся к Сви и презрительно гляжу на него:

– Да, чтоб одолеть такого малыша, понадобится человек десять. Бедняга Сви…

Совсем забыл, что у меня за спиной нож и верхний может его увидеть.

Мальчишка отодвинулся подальше от меня, поближе к краю крыши. Дурак. Совсем не соображает про опасность.

Я держу нож так, как учил Карло.

– Что делаешь, верхний?

– Ищу друга. Опустите, пожалуйста, нож. Кто-нибудь может порезаться.

Я хмыкнул: «Это точно», – и задумался: пырнуть его ножом или спихнуть с крыши, посмотреть, как он сыграет вниз?

Он перевел взгляд на Сви и вдруг сузил глаза:

– Откуда у тебя эта рубашка?

– Моя мзда.

– Вчера на тебе ее не было.

– Пожалел надеть.

Верхний аж покраснел от злости:

– Она не твоя!

Сви пятится назад, будто верхний собирается отнять у него рубаху.

– Отстань от меня!

Верхний идет, но я встал между ними с ножом впереди.

– Ну, верхний, пришью сечас. Будешь…

Небо перевернулось, и крыша со всей силы грохнулась на меня. Падая, я выставил руку вперед и здорово зашиб ее.

– Уууууу!

Минуту мне нечем было дышать. Потом я кое-как встал на колени. Нож куда-то делся. Сви несся, как никогда в своей жизни, на другую крышу, а верхний его догоняет. Джэг спрятался за углом. Сви и верхний исчезли в здании.

Я встал на ноги.

– Долбаный верхний!

Все тело болело. Я глянул на руку: вся расцарапана и кровь. Джэг отступил. А я разозлился.

– Значит, прятался, вместо того чтоб помочь?

Я кинулся на него и лягнул меж ног.

– Вот так друг называется!

Я пинал его со всей силы. Он ныл, не надо Пуук, не надо, и отползал к стене, но я не слушал. Проклятые верхние!

Когда я разделался с Джэгом, Сви и придурочного верхнего след простыл. Рука у меня была ободрана. Я не хотел показываться вашингтонскому Джареду-верхнему в таком виде. Если начнет насмехаться, я его точно прикончу. К укрытию мидов подойти не могу – вдруг там Карло, а магазин Чанга закрыт.

Ну и денек выдался.

А опосля до меня дошло: на улице творится странное. Броды не стоят на краю территории, поджидая мзды. Миды тоже. Мне удивительно, с чего это все разленились. И тут я вспомнил про встречу старого Чанга.

Я задумался: интересно, на кого похожи дальние племена? Может, тоже в таких дурацких одежках, как сабы?

Черт, а почему б и нет? Джаред никуда не денется, а у Пуука никаких дел нет. Я сбегал в свое укрытие, взять несколько консерв на случай, если кто внезапно спросит про мзду, и отправился в сторону 42-й.

Пуук не дурак и по территории бродов не шагает, как по собственной. Ни к чему напрашиваться на неприятности. Я иду осторожно, гляжу по сторонам. После территории бродов попал к мидам на 42-ю. Из дверей кто-то коротко свистнул. Я замер на месте, раздумывая: мальчик Пуук, а не уносить ли тебе отсюда ноги, если хочешь жить?

– Что тут делашь, малыш?

Здоровенный мид, который толкнул Пуука, когда мы шли с Чангом.

Я тут же выпрямился. У меня нет метки? Зато у меня есть пленник, свое укрытие и консерв на всю зиму хватит. Никакой я не малыш!

– Иду на встречу, – с вызовом говорю я. Он хмурится:

– А мзда?

– Не нужна. Сегодня особый день. Так говорит Чанг.

Надеюсь, двинутый старый нейтрал знал, о чем говорил.

– Встреча для главарей.

– Для всех, кто хочет!

Точно не знаю, но не показал виду.

Он со злостью машет рукой:

– Давай, иди, но после встречи я до тебя доберусь! Хотелось бежать, но я пошел не торопясь.

Перед входом в укрытие сабов на 42-й не так пусто, как обычно. Люди стоят кучками, беспокойно оглядываются. Все из разных племен.

Мид с 35-й вроде меня редко видит других нижних, кроме ближайших соседей – других мидов, бродов, ну, может, роков. Но когда живешь со старым Чангом, к нему приходит тьма народу из других племен. А иногда и я ходил вместе с ним, ждал, пока он бурчит и платит мзду другим племенам, которых в обычной жизни никогда не встретишь.

Потому Пуук не очень удивлялся, пока глядел на одежки и метки племен. Исты, уошхайты, юны, харлы и другие. Но я замечаю: все держатся своих, стоят напряженно, будто перед грозой, когда вот-вот ударит молния.

Еще чуток, и начнется потасовка. Я отошел подальше от ближайшей кучки людей и очутился возле лестницы сабов.

– Чё те, парень?

Я развернулся. Снизу на меня глядит тощий саб.

– Пришел на встречу.

– Да ты еще маленький. Давай домой.

Я разозлился:

– Встреча для всех нижних, кто захотел прийти!

– Про мальчишек не знаю. Эй, Кард! Малышей тоже пропускаем на встречу?

Снизу отвечает другой голос:

– Никто не говорил, Чако.

Я спрашиваю:

– Где будет встреча?

– Внизу, в большом зале. – Он показал направление. – А что у тебя в мешке?

– Не твое дело!

– Спустись вниз, живо научу, как разговаривать с сабом…

Вдруг Пууку надоело, что со ним обращаются, как с маленьким. Я закинул мешок на плечи и пошел вниз. Может, меня и пришьют, ну и пусть. Чанг говорит, история делается. Хочу видеть.

– Где старый Чанг?

– Какая тебе раз…

– У меня мешок, что он просил принести.

На меня смотрят с подозрением, и я добавил:

– Принес ево лекарства, на всяк случай.

– Ну, не знаю… – Саб почесался – Он занят с…

– Пуук!

Я поворачиваюсь, вижу Элли.

– Что тут зависаешь?

– Скажи этому тупице: я к Чангу, как… Эй! – Я едва успеваю увернуться. – Скажи ему!

Мешком я заслонился от разъяренного саба.

– Прошлый раз Пуук приходил с Чангом, – подтвердила Элли. – Пропусти его, Чако. Я отведу его на встречу.

– Халбер сказал, мы можем его впустить, – рявкнул саб, – но это не значит, будто я стерплю.

– Я отведу его, – Элли хватает меня за руку и тащит вниз по лестнице.

Насколько я понимаю, я в длинном темном туннеле, ниче не вижу, только руку Элли, и крепко держусь за нее.

– Эй, куда ты…

– Все в порядке. Мы просто погасили лампы, чтоб племена не видали что не хотим показывать. Почти пришли.

Пожалуйста, мистр Чанг, помогите. Я сделаю как скажете. Откуда мне знать, а вдруг эта девчонка Элли собирается меня пришить в темноте? Я представил, как острый нож втыкается мне в ребра, и у меня колет в боку.

Через минуту впереди показались огни. Большая комната, низкий потолок, но места много. Вокруг толпилась куча народу в одежках самых разных племен, какие только можно представить.

Голоса злые.

– Глупый нейтрал, кого волнует, есть у уошхайтов вода или нет? Исты пытаются выпихнуть…

– Дайтему сказать!

– Рокам наплевать на проклятых харлов…

Элли слега толкнула меня локтем:

– Одно и то же целый день.

– Лучше не встревать, – бурчу я, стараясь протиснуться вперед, но никого не толкал: в незнакомом месте слишком много разных племен и все не в себе.

По моим прикидкам здесь собралось по десять-двадцать человек от тридцати разных племен. Пришлось раздать мзду, оставить сабов заложниками в каждом из тех племен, которые спустились вниз на встречу.

Старик Чанг сидел рядом с Халбером, выглядел измотанный. По глазам видно, он едва сдерживается, чтоб не заорать на всех.

Элли снова толкнула меня:

– Вон он. Иди отдай мешок.

Я зашипел на нее, отступил назад и наблюдаю.

Исты и роки орут друг на друга, похоже, готовы сцепиться.

Чанг наклонился к Халберу. Я не мог слышать, но видел, как шевелятся его губы, наверное, просит остановить их, пока тут все не разлетелось на кусочки.

Халбер скорчил гримасу и встал Люди перед ним машинально отодвинулись назад. Появилось свободное место, и я метнулся туда, поднырнул Халберу под руку и шлепаюсь на пол у ног Чанга.

Старик с удивлением смотрит на меня. Рот у него дернулся, но он ничё не сказал.

– Я САБ И Я ХАЛБЕР! – В голосе главаря сабов слышится ярость – Кончайте вопить, не то всех пришью! – Он трясет кулаком, и исты отодвигаются. – Будет говорить старик, слушайте!

На улице это б не сработало, но под землей все, кроме сабов, чувствовали себя неуверенно. Разозлившиеся люди из племен хотели драться, ну а вдруг сабы выключат свет? Многие недовольно ворчат, но скоро становится тихо.

Чанг встает.

– Мслио из истов, та прав, роки пытаются выпихнуть вас. Ясно, территория ваша. Но подумайте, зачем рокам перебираться? С водой плохо.

– Все равно пускай…

Чанг говорил тихо, но негодующий голос главаря истов не заглушил его:

– С водой плохо всем нам.

Он огляделся.

Люди молчат, беспокойно переминаясь с ноги на ногу.

– Ну же, кто первый признается, что трубы заржавели и воды почти нет?

Он снова оглядел всех.

– Шез, скажи про харлов. Рэнджи, много у уошхайтов хорошей воды, а? – Чанг топнул ногой. Я чуть не завопил и отдернул руку. – Ладно, ладно, начну первый. В магазине у Чанга вся вода ржавая, и ее совсем мало. Кто следующий?

Долгое молчание. Потом кто-то кричит из толпы:

– Это ненадолго. Вода всегда возвращается.

– Но не теперь. – Чанг поднял руки. – Прежде правительство присылало людей чинить трубы. Теперь забирает воду.

– Чушь, – говорит Шез. – Думаешь, мы не охраняем территорию? Ни один оонит не появлялся у уошхайтов с тех пор…

Мистр Чанг в сердцах грохнул стулом, садясь:

– Ты не врубаешься? Вода не возникает в трубах сама по себе. Должна откуда-то течь, так? Правительство закрывает трубы навсегда.

– Почему?

Чанг говорит осторожно:

– Они зовут это «Проект создания станции чистой воды на Гудзоне». Стало быть, город не будет брать воду из дальней реки Делавэр. Но башни будет строить и дальше. Верхним в башнях нужно много воды. Они ее и забирают.

Сердитое ворчание:

– Проклятые верхние думают…

– Да, да. Думают, что владеют миром. Может, так и есть. Пока мы их не остановим.

– Каждую неделю сюда наведывается туравтобус. Можно остановить его, вскрыть, как консерву, порезать всех верхних…

– Не. После такого оониты пригонят сюда войска, вытурят всех уошхайтов и настроят новых башен.

– Так чё делать? – говорит Рэнджи из харлов. Я замечаю, Чанг выглядит как в магазине, когда сердитый нижний наконец соглашается на мену.

– Точно не уверен. Во-первых, поговорить с журналистами из «Голографического мира» или других журналов. Сказать им: будет плохо, если не получим воду. Только вот как решим, так и будем держаться. Все вместе. Все племена.

– Ну и удумал! Да верхним журналам наплевать на нижних…

Старик кричит:

– А что нам еще остается делать, а? Поймите же вы – племена вымрут!

Сзади раздался еще один голос:

– Я Лэк из морнингхайтов.

Чанг кивает, мол, давай, говори.

– Убьем туристов из автобуса – воды не прибудет. Если правду говоришь, дело не в туристах. А в башнях.

Лэк так говорит это, у меня аж мурашки забегали по спине.

– Я видал башню, которая строилась много лет назад, когда нас выпихнули, Все началось с большой глубокой ямы.

– Ну?

– Глубокой, как жилища сабов, – Лэк молчит, словно размышляя. – Может, нам забраться в башни снизу? Взорвать столбы, что их держат, или сжечь? Избавимся от башен, и им будет не нужна наша вода.

Полная тишина. Люди смотрели друг на друга, как никогда прежде.

Чанг был прав. Вот она, история.

Но старик качает головой:

– Может, попробуем, если другого не выйдет.

– Сразу надо!

Чанг говорит:

– Как только мы нападем на башни, улицы заполнят оонитские солдаты, будет столько, сколько никогда не к было. И они не остановятся, пока нижних не уберут.

Кто-то сплюнул. Смеются:

– Да не смогут они вытеснить все племена сразу. Слишком много укрытий, да и туннелей хватает…

– Копы не успеют высадиться, как мы их всех перебьем, – кричит здоровенный черный парень.

Чанг заерзал на стуле. Лицо у него серое, но голос уверенный:

– Пришлют войска с оружием. На робототанках и в вертах. Не просто копов, а настоящие войска оонитов, что сражались с рыбами. Теперь у них есть лазеры даже в вышине, на орбитальной станции. Могут взорвать улицы нижних и не задеть башни.

– Мы можем…

– Потом, даже если снесем одну или две башни, они будут здорово охранять остальные, чтоб нам не подобраться. А разрушенные отстроят заново.

– Так чё делать?

– Не знаю. Добираться до верхних нужно не через башни. У них везде компы, которые помогают верхним владеть миром. Если б удалось нарушить сети, пригрозить расстроить финансы, порушить налоги, как когда-то давно Лига хакеров…

Старик погрузился в размышления и даже не понимает, его уже не слушают. Бесполезно толковать с племенами о компах; у нас таких нет. Финансы – значит, банки, а нижние не занимаются меной с банками, это точно Банкам нужны монеты, а не консервы. Да и слишком крепкие они, чтоб туда вломиться, слишком высоко – в башнях.

Халбер пожимает плечами:

– Я не прочь свалить башню-другую, – Он отмахнулся от возражений Чанга. – Я понял про компы. Все верхние пользуются ими. Даже у копов в вертах компные карты «Голографический мир» и другие придуманы для компов верхних. Если б мы тоже учились, как верхние, может, смогли. Да только глянь на нас! Собраться всем вместе на встречу, и то труднее ничего нельзя представить.

Чанг спросил с таким видом, будто проиграл:

– Что собираетесь делать?

Удивил меня ответ Халбера:

– Думать. А через три дня встретимся снова.

Племенам это не понравилось.

– Что толку…

– Четыре часа, чтоб сюда добраться…

Голос Халбера перекрыл все:

– Зато теперь знаем: у всех одинаково плохо с водой. Может, через три дня придумаем. Может, что переменится.

Чанг быстро глянул на него, но не стал говорить. Лицо печальное.

Снова начались всякие вопли. Дело обычное. Стоит двоим встретиться на углу, как тут же начнется перепалка.

Все это время я сидел и думал. Воды не станет, значит, конец нижним? Не может быть. А как же Пуук? Только заимел свое укрытие, свое…

Снова мурашки по спине.

Да ведь у Пуука есть пленник!

Что там говорил Джаред-верхний с Вашингтона?

Скажу – может, потеряю возможность его продать. С другой стороны, Пуук получит кучу мзды, если поможет наладить с водой.

Я тяну Чанга за рукав:

– Мистр Чанг…

Он отдергивает руку:

– Не сейчас, мальчик Пуук. Приходи ко мне в магазин, когда отдохну.

– Старый дурак! – не удержался я, когда он так со мной на виду у всех.

Вместо чтоб озлиться на меня, он вдруг поглядел, будто я сделал ему больно, и подозвал пару сабов. Те помогли ему встать.

Люди из. разных племен потянулись на выход, сабы показывают дорогу. До Пуука никому не было дела, кроме Элли. Я поднялся, огляделся вокруг и увидал Халбера. Дождался, когда он кончит разговаривать.

– Главный саб Халбер…

Даже не поглядев на меня, он так двинул рукой, что чуть не сшиб меня с ног.

– Элли, убери этого сопляка прочь…

Не знаю, что нашло на Пуука. Спустился вниз к сабам, будто из их племени. Сидел на встрече главарей. Меня ж могли и пришить, особенно теперь.

Я говорю громко:

– Вы говорили про компы. Сдается мне, знаю выход.

Он медленно повернул голову, краешком глаза глянул на меня. В любой миг Пуук может помереть. Но остановиться уже не мог.

– Можно поговорить с глазу на глаз? Знаю такого парня, который может с компами что хочет. Может свалить все башни в минуту.

Задержал дышать.

Халбер указал в сторону пустого угла на другой стороне зала, потом направил палец на меня. И поманил.

24. Роберт

Слава богу, я сидел между Робертом и пилотом, подальше от заднего сиденья. Там было жарковато. Арлина кипела от возмущения, а капитан погрузился в размышления, то ли не умея, то ли не желая ее успокоить.

Я позвонил в нью-йоркский неботель «Шератон», заказал на всех номера, после чего затеял бессвязный разговор с Адамом и был несказанно рад, когда наконец-то показалась крыша с площадкой для посадки вертолета Я спрыгнул вниз, не дожидаясь, пока лопасти перестанут вращаться, и придержал дверцу открытой для остальных.

Франтовато одетый мужчина с редкими усами поднырнул под останавливающиеся лопасти.

– Господин член Ассамблеи, рад приветствовать вас. Я Арвин Феннер, управляющий неботеля. Господин генсек, для нас большая честь принимать вас. Наш персонал приложит все усилия, чтобы.

– Наши номера готовы? – Капитан даже не пытался скрыть нетерпение.

– Да, сэр. Мы отвели вам и миссис Сифорт президентский…

– Где это?

– Прошу сюда, – щелчок пальцев. – Возьмите багаж!

И он повел нас в номера, расположенные в пентхаусе.

Капитан ждал, засунув руки в карманы, пока управляющий и коридорный суетливо поправляли настольные лампы, разглаживали покрывала на кроватях, ставили корзину с фруктами. Когда все было сделано, Сифорт знаком отослал коридорного, поглядел на меня и глазами показал на Феннера. Я обратился к управляющему.

– Мы будем признательны, если вы поможете нам в поисках.

– Все, что в моих силах. – закивал Феннер.

– Это мистер Тенер, помощник генсека. Мы разыскиваем его сына.

В глазах Феннера промелькнула какая-то тень. И только.

– Мы проследили его до вашего неботеля.

– Он брал номер?

– Мы в этом не уверены, – признался я. – Три дня назад он ел в вашем ресторане…

– Сэр, у нас обширное заведение. Я ничего не знаю о мальчике, но мы просмотрим наши записи. Если отыщется хоть какой-то след…

– С ним был еще один мальчик, – вмешалась Арлина. – Или разыскивал его.

– Я действительно не знаю…

– Это очень важно. Не могли бы вы проверить…

– Феннер, – раздался голос Адама. Выражение, появившееся в его глазах, я видел лишь раз в жизни, когда он узнал, что один из кадетов нечестно сдавал экзамен.

– …мы будем счастливы… да, сэр?

– Мне нужен мой сын. Так что если вы о чем-то умалчиваете… – он придвинулся. – У меня есть влиятельные друзья. Мистер Боланд и его отец, сенатор. Я сам работаю на генсека Сифорта, который тоже пользуется большим влиянием.

Управляющий облизал губы. Капитан наблюдал за происходящим с бесстрастным выражением лица.

– Был в Вашингтоне один отель, – продолжал Адам. – Санитарный врач, пожарник и инспектор по строительству провели там проверку, и его закрыли. Затем аудиторы провели проверку всех записей по найму служащих.

Перед тем как открыть его снова, владельцы подыскали нового управляющего. Между прочим, ваш региональный попечитель по выплате пособий по безработице назначен на эту должность Сифортом. Представьте, какие бы возникли сложности из-за утраты файла, если бы вам понадобилось ходатайствовать о получении пособия по безработице…

– Сэр, уверяю вас…

– А если б это было связано с преступлением… – От зловещей усмешки Адама у меня на голове зашевелились – волосы. – Региональный прокурор назначен Сифортом. Как-то раз мой космический корабль приземлился в колонии, где отбывали наказание преступники. Неприятное зрелище.

– Прошу вас! – Феннер поспешно вытирал лоб носовым платком.

– Правду!

– Ну хорошо! – сдался он. – Когда он регистрировался у нас, мы понятия не имели, что он болен. Хотя если вспомнить…То, что он воспользовался не своим именем, скрыл свой возраст…

– Болен? – загремел Адам.

– Проблема с разбалансировкой. Уверяю вас, это было совершенно незаметно. Он всего лишь…

– О чем вы?

Управляющий взглянул на капитана Сифорта, но поддержки у него не нашел. Тогда он обратился ко мне:

– Мальчик зарегистрировался как Джер Адамсон. Карточкой он воспользовался позднее, в ресторане.

– Продолжайте.

– Мистер Боланд, какова ваша цель: отыскать мальчика или вести расследование…

– Говорите все! – Я с трудом справился с отвращением. – Они заинтересованы в том, чтобы найти мальчика, а не в мести.

С непроницаемым лицом Адам выслушал рассказ о побеге Джареда. Ночной аудитор обнаружил метку «известить полицию» на карточке «Террекса», и охранник отеля зашел в номер мальчика. Началась погоня по коридорам. Мальчик убежал на улицу.

Адам переглянулся с капитаном, и Сифорт отвернулся к окну. Я вспомнил, что много лет назад Адам помогал ему искать в Нью-Йорке Анни Уэллс, – заболев, она отправилась к трущобникам, среди которых жила раньше.

– Если бы мы знали, что он не в своем уме, – выпалил управляющий, – мы бы его немедленно изолировали и…

– Вы утверждаете, что мой сын помешался? – ядовито поинтересовался Адам.

– Из слов другого парнишки я так понял, что мальчик должен пройти лечебный курс, связанный с гормональной балансировкой…

– Кого-кого? – Сифорт моментально повернулся к нему.

– Молодого человека, который искал…

– Филип! – засияли глаза Арлины.

– Да. Мистер Таер, весьма уверенный и напористый юноша. Он сказал…

– Где он?

– Мадам, я не имел ни малейшего понятия о том, что он вас знает, когда…

Издав глухой звук, Арлина одним прыжком перелетела через комнату и прижала Феннера к стенке.

– Говори, черт возьми, где он? – Предплечьем она зажала ему сонную артерию.

– Снаружи! – с трудом выдавил из себя управляющий. Она тут же ослабила давление.

– Таер настоял на том, чтобы последовать за другом, – забормотал Феннер. – Я уговаривал его вызвать полицию, но он заявил, что сам поищет на улицах. Он обещал позвонить вечером, чтобы ему открыли…

– Когда?

Я с трудом расслышал ответ:

– Два дня назад.

– Арлина, остановись! – резко прозвучали слова капитана.

Она медленно расслабила пальцы, сжимавшиеся вокруг шеи Феннера:

– Он отправил Филипа на улицу!

– Не отправил, а позволил отправиться, – мягко проговорил капитан. – Ф.Т. умеет… убеждать.

Управляющий растирал шею.

– Кто такой этот Таер?

– Наш сын.

Феннер побледнел.

– О Господи!

– Молись, чтобы мы отыскали его, иначе…

Я дипломатично кашлянул:

– Давайте не будем горячиться. Мистер Феннер, мы позвоним, когда вы понадобитесь. Миссис Сифорт на грани нервного срыва, то есть я хочу сказать, она крайне взволнована. Вы пошли на сотрудничество с нами, поэтому не будем больше поднимать вопрос о нарушении закона о спиртном. Благодарю вас.

Я открыл дверь, и он поспешно нырнул в нее.

– На грани нервного срыва? – бросила Арлина и быстрым шагом отошла к окну.

– Оставим это, – негромко проговорил капитан. Она в отчаянии смотрела вниз:

– Филип там, на улицах, совершенно беспомощный… – Арлина прикусила губу.

– Роб, звони комиссару полиции. Нам понадобятся все полицейские, которых он сможет отправить на улицы.

Сифорт покачал головой:

– Улицы им не подчиняются.

– Ты говорил мне, что днем…

– На улицах появляются бронированные автобусы, очень редко – вертолет. Сверху полицейские не увидят Ф.Т., разве только он будет стоять прямо на виду, но в этом случае трущобники заметят его быстрее.

Адам кивнул.

Я понимал, что Сифорт прав, но в голове у меня пронеслась мысль: какой был бы эффект, проверни я это дело! Я осторожно спросил:

– Капитан, вы собираетесь отправиться за ним?

– Конечно.

– Как?

– Буду спрашивать на улицах. Адам, помнишь, Эдди захватил с собой мешок разного товара для обмена, когда мы отправились искать Анни? Нам понадобится…

– Послушайте, – вмешался я, хоть у меня тряслись колени, – вы правы насчет полицейских, на улицах им ничего не сделать.

Выдержал драматическую паузу и продолжил:

– Но пора снова взять улицы под контроль.

И расчистить дорогу для строительства новых башен.

– Каким образом?

– Конечно, генсек Кан – ваш политический оппонент, но если вы как бывший генсек обратитесь к нему за помощью… – Я замолчал, выжидая, что он поймет сам.

– Договаривай, – в голосе капитана слышалось раздражение.

– Он пошлет войска ООН. Если понадобится, полки. Мы вернем себе город раз и навсегда. Всего день-два, и вам не придется прочесывать все улицы. А каждому солдату можно дать голографический снимок Ф.Т., чтобы сравнивать…

– С другими трупами? – ядовито договорил капитан. – Ты развяжешь войну и надеешься отыскать в этом аду Филипа?

– Не войну, – поспешно возразил я, – а полицейскую облаву. В конце концов, мы все равно собираемся двинуться туда. В следующем месяце начнется расчистка нескольких блоков в южной части города. Вспыхнут бунты, если не хуже.

Я гордился гениальностью своего плана. Если капитан лично обратится в ООН, он тем самым поддержит водный проект Супранационапистической партии. Отцу не понадобится заниматься дискредитацией, я сумею избавить его от такого унижения. А имея на своей стороне капитана, мы проведем в сенате все законопроекты.

– Звони, Роб, – проговорила Арлина. – Организуй встречу или что там еще нужно.

Я кивнул.

– Арлина…

– Ник, речь идет о нашем сыне!

Я протянул руку к телефону. Ник отвернулся, словно испытывал сильнейшую боль.

Хотя здание ООН находилось всего в нескольких кварталах отсюда, лучше всего звонить туда через Вана и нашу контактную сеть. Я набрал вызов. Капитан беспокойно вышагивал по комнате. Адам наблюдал за нами обоими, не говоря ни слова.

– Ван, это Роб, – я повернулся к окну. – Мне нужно напрямую переговорить с генсеком Каном. Попробуй действовать через Марион Лизон, она знает, где его найти.

Я с нетерпением ждал ответного звонка Вана.

Капитан поглаживал Арлину по плечу:

– Милая, ты же ни разу не бывала на улицах Нью-Йорка. Знаешь, как там опасно? Трущобники – отчаянные люди. Если туда пошлют войска, начнется война. Филипу только хуже будет.

– Хуже не бывает! – Глаза ее наполнились слезами. – Может, его уже нет в живых. Без посторонней помощи мы никогда его не отыщем.

Позвонил Ван. Генсек Кан находился в своей резиденции в здании ООН, отдыхая после напряженного рабочего дня.

Я сказал:

– Звони ему. Соедини меня сразу, как только…

– Нет, – кто-то твердой рукой забрал у меня телефонную трубку и отключил ее. Я с удивлением взирал на решительное лицо капитана. – Роб, я занялся политикой, чтобы не дать генсеку отправить на улицы войска. Следуя твоему совету, я бы совершил поворот на сто восемьдесят градусов. Нет, я на это не пойду.

– Ник, – в голосе Арлины зазвучали угрожающие нотки, – думай о Ф.Т., а не о своих трущобниках.

– Мы не можем стереть с лица земли целую культуру, чтобы спасти Филипа.

– Я могу, если иначе не получается. Он наш сын.

Сифорт тяжело опустился на стул.

– Подожди минутку.

Он уставился на толстый, богатой расцветки ковер.

– Ник, – заговорила Арлина.

– Подожди, Арлина.

Мы ждали бесконечно долгие, мучительные минуты.

Наконец он поднял на нас безрадостный взгляд:

– Я не пойду на уничтожение людей. Даже ради Филипа.

– Зато я пойду, – заявила Арлина и схватила телефонную трубку.

– Арлина, мы прилетели сюда, чтобы искать его. Дай мне время.

– Сколько? День? Два? Какая после этого останется надежда отыскать Ф.Т.?

Она встала на колени перед его стулом:

– Мы не знали, что Филип оказался на улицах Нью-Йорка. Ник, ему двенадцать лет. У нас нет времени. Мы звоним Кану.

Сифорт встретился с женой взглядом:

– Я не смогу остановить тебя?

– Нет. Роб, звони. Я сама поговорю с Каном.

Капитан вздохнул:

– Ну что ж…

Он снял галстук. Потом пиджак. Сначала я решил, что он хочет переодеться. Он подошел к цветочному горшку, выдернул оттуда растение и запустил обе руки в землю, после чего втер влажную землю в лицо и рубашку.

– Что ты…

– Не хочу на улицах выглядеть как верхний. Сегодня ночью я не вернусь. Передайте вашим войскам ООН, что я с трущобниками.

– Ники!

– Постараюсь отыскать Филипа.

Он поглядел на Адама:

– И Джареда. Как обещал.

– Адам, вразуми ты его! – воззвала Арлина. – Как только стемнеет, они всадят в него нож… Адам откашлялся:

– Извините, но я отправляюсь с ним. Он покраснел под укоризненным взглядом Арлины, но продолжал:

– Арлина, искать будет трудно и без военных действий. Чем раньше мы приступим… Мы, конечно, возьмем с собой мобильники. А если отыщем мальчишек…

– Вы в своем уме? – лицо Арлины искривилось. Сифорт серьезно посмотрел на нее:

– Очень может быть. Если хочешь помочь…

– Ах, Ник! – Арлина пронеслась через всю комнату и упала в его объятия.

– …оставь разговор о войсках ООН. Дай нам несколько часов, после этого найми вертолет и присоединяйся к нам внизу. Будем поддерживать связь. Нам не звони: не хочу, чтобы мобильник заверещал не вовремя.

– Я не могу потерять еще и тебя. Ты победил. Мы отправимся вместе.

– Нет, женщина из верхних привлечет к себе слишком большое внимание. Я все равно не смогу сегодня заснуть в мягкой постели, зная, что он бог знает где.

Он обернулся к Тенеру:

– У тебя есть лицензия?

– Да, сэр, и я захватил свой пистолет, – решительно ответил Адам.

Лазерный пистолет будет хорошей защитой в ночи Мало кто из гражданских лиц имел на него разрешение, а еще меньшее количество решалось пойти на риск – за незаконное владение таким оружием грозила смерть.

– Я буду готов через минуту, сэр. Роб, выйдем на минутку.

Я неохотно последовал за ним в коридор. Дверь закрылась, отрезав нас от горячего спора Арлины и капитана.

Адам прижал меня к стене и окинул презрительным взглядом:

– Вот уж не думал, что политик может опуститься до такой низости.

Я покраснел.

– Не понимаю, о чем ты.

– А я-то думал, что хорошо тебя знаю, Робби.

Я промолчал Его глаза буравили меня насквозь.

То, что он сказал о моем маневре, было… словно он заклеймил меня. Я почувствовал себя самым беспринципным, самым бессовестным кадетом в целой Академии. Дважды я пытался перебить его, но каждый раз он заставлял меня замолчать всего одним словом.

Когда он закончил, я почувствовал себя раздавленным – такого мне никогда еще не приходилось испытывать, став взрослым. А может, и в детстве. Я попытался разжечь в себе злость, гнев, но подозрение, что он прав, тушило мою ярость прежде, чем я успевал раздуть ее. Если б это был не Адам, все сказанное совершенно бы меня не задело.

Но я по-прежнему любил его.

После перенесенного унижения и словесной порки мне хотелось поскорее уйти к себе в номер, но я стиснул зубы и предложил помочь всем, чем смогу.

Адам отказался.

Я настойчиво предлагал помочь найти вертолет – мои связи могли бы сэкономить время. Стоило позвонить управляющему, как он немедленно предложил воспользоваться транспортом неботеля. После этого мы с Адамом в неловкой тишине остались ждать перед дверью в номер Сифортов.

Спустя какое-то время Ник Сифорт вышел в коридор, потирая глаза. В руках он держал чемодан.

– Арлина требует взять ее с собой, но я настоял, чтобы до утра она осталась в отеле. Ночью на улицах… – Он вздохнул. – А нам нужно, чтобы кто-нибудь остался здесь на случай, если… – он не докончил предложение.

– Сэр, стоит ли отправляться на улицу к вечеру?. – поинтересовался Адам.

Сифорт ответил почти шепотом:

– Скажу вам правду. Я не уверен, что Арлина не обратится к Кану с просьбой прислать войска, если меня не будет на улицах. Она считает, что это лучший способ спасти Филипа, а решительности ей не занимать.

Он пожал плечами:

– Лучше уж отправляться сразу. Роб, какие у тебя планы?

– Я собираюсь дождаться в вертолете вашего звонка, а утром провожу Арлину к месту встречи с вами.

– Мы получили от тебя гораздо больше, чем следовало. Тебя ведь ждут дела?

Я постарался не смотреть на Адама.

– Ван скорректирует мое расписание. Через несколько дней мне нужно обязательно появиться на корабле ООН «Галактический». Я должен разрезать ленточку в ознаменование начала круиза к Юпитеру, но до этого можете полностью располагать моим временем.

Вместо ответа капитан сжал мне плечо:

– Нам пора.

Когда мы направились к лифту, он оглянулся на свой номер:

– Я уверен, что она вернется домой, когда все кончится.

Кроме печали его лицо выражало что-то еще.

С посадочной площадки мы перелетели на крышу универмага «Блу энд Уайт», открытого двадцать четыре часа в сутки. Ник вошел внутрь и пошел по проходу, быстро кидая на поднос для расчета пищу, карманные фонарики, медицинские аптечки и какие-то безделушки с той же скоростью, с какой кассир мог их сканировать. Даже батарейки-пермы «Вальдес». Он кинул продавцу пачку юнибаксов.

– Идем.

– Сэр, где мы должны опуститься? – спросил я.

– Квартала на два южнее «Шератона».

– Вам стало известно, что Ф.Т. отправился в южном направлении?

– Нет, но мы хотим отправиться именно туда.

Он сверился с тоненькой электронной картой, нажал на кнопку запроса.

– Наш неботель находится на Сорок седьмой. В тринадцати кварталах…

– Это куда же, сэр?

– К старому другу, которого я унизил.

– Зачем?

Ответа не последовало.

Перед тем как спуститься, мы с Адамом начали договариваться о дальнейших действиях. Сначала мне было не по себе, поскольку память о сделанном выговоре не ослабевала, но поводов для беспокойства не было. Как когда-то в Академии, сделав замечание, он больше не упоминал о произошедшем. Я проглотил ком в горле. Куда делся тот энергичный, нетерпеливый мальчишка, которым я был когда-то?

Я сосредоточил внимание на улице под нами, проверил показания инфракрасных датчиков.

– Капитан, они везде вокруг нас. У дверей, на крышах…

– Я знаю. Как только мы выйдем наружу, немедленно взлетайте.

У меня не было желания стать добычей одного из существ, затаившихся повсюду.

– Есть, сэр.

Мы начали спускаться.

– Ну что, все возвращается к прежнему? – улыбнулся Сифорт, но веселья в его улыбке не чувствовалось.

– На данный момент.

В тот момент, когда вертолет опускался на разбитый асфальт, я решился сказать:

– Сэр, насчет сил ООН. Простите, если я…

– Нет времени. Адам, пистолет применять только в крайнем случае. Не отходи от меня.

Взвалив чемодан на плечо, он открыл дверцу и спрыгнул на землю. Адам последовал за ним. Они побежали в южном направлении.

25. Педро

Сабы снова усадили меня на стул и понесли по тускло освещенным туннелям к лестнице. Потом наверх, туда, где день. Держись, Педро Теламон. Скоро будешь дома. Я отпер стальную дверь магазина, шатаясь, проковылял внутрь и сидел, пока сабы грузили на тележки пермы Вальдеса. Когда они ушли, я улегся в задней комнате – неужели остался жив? Я проглотил все таблетки, которые взял с собой. Остальные лекарства хранились наверху, но я ни в жизнь не позволю пронырливым нижним отнести меня на третий этаж, где я держу запасы. Лучше доползу потихоньку. Так бы мне и пришлось сделать, да только в последнюю минуту я вспомнил про аптечку. Принес ее лечить рану Пуука. Она так и стояла у кровати. Я покопался и вытащил таблетки.

У меня была стенокардия. Я знал из книжек, там описывалась боль, какую я испытывал. Раньше таблетки помогали. Был бы я верхним, сделал бы трансплантацию или имплантацию, решил проблему. Но нижнему всех монет, что я накопил за целую жизнь, вряд ли будет достаточно.

Я вздохнул. Стареешь, Педро. Скоро помрешь один в магазине. Придет кто из племени, начнет стучать, дивиться, почему ты не отворяешь дверь, а в конце концов ворвутся и растащат все.

Я лежал, размышлял так, потихоньку прихлебывал чай, пока боль утихала. Шло время. Я проснулся оттого, что кто-то стучал в дверь.

Чувствовал я себя достаточно хорошо, чтобы подняться, но торговаться не хотелось. И все-таки – вдруг это Пуук? Я дошаркал до двери.

– Чанг закрылся. Приходите завтра.

– Мистер Чанг? – спросил незнакомый голос. Похоже на верхнего, но больно уважительно.

– Чего беспокоите старика, а? Возвращайтесь к себе в башню!

– Впустите нас, пожалуйста.

Внезапно у меня подогнулись колени. Это не может быть он. Не здесь. Я схватился за задвижку:

– Ну-ка, скажи еще что-нибудь. Я хотел удостовериться.

– Тут соберется толпа. Вам лучше поторопиться.

– Господи боже ты мой.

От спешки я не сразу справился с запорами. Наконец открыл.

– Ты пришел!

Рыболов стоял на фоне последних лучей заходящего солнца. В одной руке он держал пистолет, другой поддерживал человека с остановившимся взглядом и запекшейся кровью на лице.

– Можно нам войти?

Он подошел к моему любимому креслу и осторожно опустил на него своего друга. Друг шевельнулся:

– Со мной все в порядке.

– Адам, ты потерял много крови.

Рыболов обратился ко мне:

– Ему нужно питье и место, где можно посидеть. Кто-то попал в него камнем. Я боялся, если он упадет…

– Воды. Чая.

В собственном магазине я чувствовал себя беспомощным. Сосредоточившись, отыскал аптечку и вручил ему.

Рыболов взял ее у меня, встретился со мной глазами. Не нужно сейчас слов.

– Простите, – проговорил он. – За то, что не пришел.

– Значит, для этого ты здесь?

Он не отвел взгляда.

– Нет.

У меня сердце ушло в пятки.

Я налил воды и намочил в ней салфетку из аптечки. Он занялся раной на голове друга. Мужчина зашевелился и вытащил из кармана голографическое фото.

– Сиди смирно! – прикрикнул на него Рыболов.

– Вы не видели этого мальчика? – прохрипел друг Рыболова.

Я зашипел, как выгнувший спину кот:

– Рыболова я знаю. Двадцать лет назад он постучался к Чангу с Эдди из племени мэйсов. А ты, парень, небось, какая шишка из верхних. Думал, зайдешь в магазин к Чангу и начнешь задавать вопросы безо всякой мзды?

Верхний в замешательстве поглядел на Рыболова. Тот пожал плечами: мол, остынь немного.

Я заворчал себе под нос, поставил чайник разогреваться и пошел в заднюю комнату за самым лучшим чаем. Вернувшись, я все еще бурчал:

– Проклятые верхние думают, что владеют всем миром.

– Простите, – снова заговорил верхний, показывая мне голографическое фото мальчика, – Я его отец. Он пропал.

– Хм, – я поставил чашки на стол. Мальчишку, конечно, жалко, но тут важен принцип. Какой из Чанга торговец, если он не потребует мзду?

Верхний Адам полез в карман, достал бумажник и вручил его мне.

Я заглянул внутрь. Набит юнибаксами.

– Ну?

– Возьмите сколько хотите, – говорит устало.

– Все?

Он пожал плечами.

– Командир – мистер Сифорт – сказал, что вам можно доверять.

Умно, но я этому фокусу уже давно обучен.

– Хочешь надуть Педро Теламона Чанга?

Я вытащил большую часть пачки денег. Будет знать, как играть в игры с нейтралом. Бросил бумажник ему на колени и взял фото.

– Поможете отыскать его?

Я поразмыслил и вздохнул, усаживаясь.

– Куда он отправился?

– На улицу.

– Почему мальчик сбежал?

– Ему был нужен отец, а отца у него не оказалось, – безрадостно ответил верхний Адам. Я пожал плечами:

– Если он ночью попал на улицу, в живых его уже нет.

– Возможно, – его лицо исказилось. – Но я должен знать.

Никогда не узнает, если мальчишка попал в руки одному из нескольких племен. Крипы бы его слопали. Сабы могли содрать с него кожу, даже в наши дни.

Я осторожно сказал:

– Могу поспрашивать. Может понадобиться мзда – для племен.

Он устало закрыл глаза:

– Все, что вам угодно.

Хм. Слишком просто. Я повернулся к Рыболову, стараясь говорить так же, как верхние:

– А ты зачем пришел?

Он мрачно ответил:

– Разыскать своего сына Филипа.

Я прищурился, пытаясь вспомнить:

– Мальчик примерно вот такого роста? – я показал рукой. – Худенький, с темными волосами?

Рыболов выпрямился, глаза загорелись радостью:

– Вы видели его?

Я кивнул:

– Неделю назад.

Глаза медленно потускнели.

– Не может быть. Тогда его здесь не было.

– Не здесь. Возле твоего дома.

Он вгляделся в мое лицо:

– Вы? Возле моего дома?

Я пожал плечами:

– Должен был попытаться. Но ты был в отъезде. Он выглядел таким безутешным, что мне захотелось помочь ему прийти в себя.

– Как Филип здесь оказался?

Рыболов ссутулился:

– Он отправился следом за Джаредом, чтобы вернуть его домой.

Жаль. У такого маленького не было никаких шансов выжить на улице. Я разлил кипяток по чашкам.

Рыболов заплатит любую мзду. Любую. Так что нужно быть осторожным, ничего не говорить. Помощь Рыболова с водопроводом стоила гораздо больше всего, что я мог бы назвать. Но, по словам Эдди-мэйса, он ни за что не согласится предоставить свою помощь как мзду за что-то.

Я спросил:

– Снимок сына у тебя есть?

Рыболов залез в свой мешок.

– В отеле размножили фотографию. Худенький мальчик с уверенным взглядом.

– Вы можете показать эту фотографию своим… друзьям?

Я покачал головой:

– Сечас вокруг неразбериха.

А завтра будет еще больше, если Халбер, главарь сабов, настоит на своем. Нет, пора приниматься за дело. Я пару раз глубоко вздохнул, проверяя сердце. Кажется, все в порядке. Тогда я приоткрыл дверь и выглянул наружу. Еще светло. Несколько любопытных мидов стояли на другой стороне улицы. Пусть стоят. Я надел длинное пальто, сунул в карман фото Филипа и взял несколько консерв для мзды.

– Мистер Чанг, я хочу пойти с вами, – негромко проговорил Рыболов. Я покачал головой:

– Без тя будет лучше.

Но грудь мою переполняла гордость. Услышать от него такое обращение – «мистр Чанг»! Подумать только! Давно я живу на свете, но никогда еще никто из верхних так ко мне не обращался. Ловчит, конечно.

– Если ты отправишься со мной, начнутся расспросы. Вместо мальчика нижние заинтересуются тобой.

Рыболов задумался. Он относился ко мне серьезно, как к равному. Может, и не ловчит.

– Вы уверены?

– Много они тебе помогли, пока ты не пришел ко мне в магазин?

Выражение его лица было ответом.

– Жди здесь, позаботься об Адаме. Здесь много… – не хотел я это говорить, но в кармане у меня было полно консерв для мзды, – заварки для чая. Берите все, что нужно.

– Спасибо.

Выйдя наружу, я направился прямиком к мидам:

– Что глазеете? Не видали, как верхние приходят на торг?

Я вынул из кармана голографическое фото, которое получил от Рыболова:

– Гляньте на этого паренька. Куча мзды тому, кто знает, где его сыскать. Или хороший торг, если отдадите его мне. Но без надувательства. – Я пустил фото по рукам. – И только если живой.

По выражению их лиц я мог видеть, что им ничего не известно. Но миды разглядывали фото, причем кое-кто явно раздумывал, как бы надуть Педро Теламона Чанга, несмотря на мое предупреждение. Я нахмурился.

После взрослых поглядеть на фото захотели и дети. Можно бы их отогнать в сторону, вот только стоит ли? Проще разрешить.

У одного из мальцов лицо припухло, будто после драки. Он стоял на цыпочках и заглядывал через плечо. Глаза у него расширились. Может, никогда прежде не видел такое фото? Парнишка отвернулся, словно не хотел, чтобы я заметил, как это его заинтересовало.

Значит, никто? Ладно, ладно, а как насчет этого? – я вытащил другое фото.

– А мзда? – спросил голос сзади. Тут нужна осторожность. Слишком много – не поверят.

– Двадцать консерв. Больше, если приведешь его.

Этого оказалось достаточно, чтобы заинтересовать. Все столпились поглядеть как следует, даже ребятня. Кроме парнишки с припухшим лицом. Он исчез.

Я дошел до другого угла, границы с территорией бродов. Показал фотографии бродам, сказал то же самое. Пришлось заплатить мзду, чтоб добраться к мидам на 42-й. Потом к истам. Обошел всех, кого мог, пока не начало пошаливать сердце Тогда пришлось принять лекарство и возвращаться домой.

Было уже темно, когда я добрался туда. Я ушел дальше, чем предполагал.

Едва я закрыл за собой дверь, как Рыболов очутился рядом;

– Ну как?

Я расстегнул пальто Он снял его с меня и вроде бы хотел повесить. Я выхватил у него пальто:

– Думаешь, Чанг слишком стар, чтоб о себе позаботиться, ха?

– Извините.

Я поморщился: за себя стало стыдно. В конце концов, сам Рыболов сидел у Чанга в магазине, а я разговаривал с ним, точно с мальчишкой Пууком.

– Ну, что там твой друг-верхний?

– В норме, – подал голос Адам.

Я сел и потрогал рукой чайник, горячий или нет.

– Теперь нижние будут внимательно наблюдать, чтобы не пропустить их. Но пока ваших ребят никто не видел.

Я поставил чайник греться и приготовил чашку.

– Неужели это возможно? – спросил Рыболов.

– Много улиц, много народу. Мы можем только пустить слух. – Я показал на дверь. – Сейчас стемнело. Выйдете за дверь – не доживете до утра. Придется остаться.

– Мы вооружены, – возразил Адам и положил руку на пистолет.

Я фыркнул:

– Разве ты не был вооружен, когда получил камнем по голове?

– Теперь я буду готов ко всему. – Он смотрел на меня холодными глазами.

– Готов пришить нижних? Для верхнего плевое дело!

Рыболов похлопал друга по колену, чтоб успокоить.

– Мистер Чанг, Филип попал на улицу два дня назад, а Джаред и того раньше. Нам нужно идти. Время поджимает.

Он сунул руку в карман.

– Извините, перед уходом мне нужно позвонить Арлине.

Он набрал номер на телефоне.

Я почувствовал на себе взгляд и, посмотрев вниз, встретился глазами с Адамом-верхним.

– Да?

– Скажите, вы – вы тоже из нижнего населения?

– А кто же еще? – Это прозвучало как вызов.

Он огляделся.

– Вы здесь давно живете?

Рыболов говорил в трубку:

– Конечно, со мной все в порядке. Мы у Педро Чанга. Помнишь, я тебе рассказывал… – Он отвернулся в угол, словно хотел уединиться хотя бы таким образом.

История Чанга слишком непростая, чтоб рассказывать верхнему. Кроме того, я хотел послушать, что говорит Рыболов.

– Да. Давно.

Адам дотронулся рукой до головы, поморщился от боли.

– Как вы умудряетесь здесь выжить?

Я пожал плечами:

– Мзда.

– …мы уже уходим. Если он где-то здесь, я не могу.

– Где вы достаете товары?

Я ему что, вроде энциклопедии? Если верхнего разбирает любопытство, почему б не спросить у своего компа.

– И там и сям.

Слишком поздно. Рыболов понизил голос, и больше я ничего не расслышал. Я сердито глянул на Адама-верхнего:

– Смотри, не сожги моих нижних лазером. Учти, наступает ночь, в это время на улице нет правил. Если какой верхний окажется тупицей и выйдет на улицу, его запросто пришьют. Так везде.

Друг Рыболова указал на дверь:

– Где-то там мой сын Джаред. Неужели вы бы позволили, чтобы жизнь кого-нибудь встала на пути между вашим сыном и вами?

Не мог сказать уверенно. Сына у меня никогда не было, разве только Эдди. Жена когда-то была, но она умерла молодой.

– Сначала предупреди их, – пробурчал я и завозился с чаем, – Покажи им лазер, они, скорей всего, бросятся врассыпную.

Голос Адама прозвучал на удивление мягко:

– Мистер Чанг, я не собираюсь убивать из удовольствия. Но за командира я жизнь готов отдать. Тем более их жизнь.

Я не сразу сообразил, что командиром он называет Рыболова. Странные люди эти верхние, несколько имен на каждого.

26. Филип

Сви искривился от боли и прижался лицом к вонючей стене:

– Ты че, не догоняешь? Не могу я сказать!

Я никогда никому нарочно не причинял боли. Ну, только Джареду. И из-за моей жестокости он оказался на улице. Я еще выше начал заламывать кисть Сви к лопатке. Мучая Сви, я ощутил могущество – не могу сказать, что это мне не понравилось.

– Ай! Пожалуйста, верхний! Больно!

Мальчишка был в рубашке Джареда, и я заставил себя ожесточиться.

– Где Джаред?

Подвывая, Сви пытался вытянуться как можно выше.

– Если скажу, Пуук пришьет меня! О Господи, пожалуйста! Хватит!

Я отпустил его, стараясь подавить тошноту.

– Прости.

Сви плакал, прислонившись к стене.

Мне долго пришлось за ним гоняться. По крыше двух зданий, вверх по полуразвалившимся лестницам, которые тускло освещались сквозь дыры в крыше. Через какое-то время я уже не видел ничего, кроме зеленой рубашки, мелькающей среди теней, а когда наконец поймал его, то потерял всякое представление о том, где я. К счастью, в отсыревшем коридоре никого не было.

Сви был больше меня. По идее он вполне мог бы защитить себя, но я впал в страшную ярость. Любопытно, не будет ли она часто накатывать на меня после того, как пробудилась? Не слишком приятная мысль.

Если б я продолжал причинять ему боль, я бы сам превратился в дикаря, а этого допустить нельзя. Но вряд ли сейчас нужно было объяснять ему это. Теперь, когда моя злость стала стихать, Сви мог вспомнить, насколько он сильнее меня.

А может, стоит вести себя так же, как бродяги, которых я видел на улицах? Я набрал в рот побольше слюны и сплюнул, чуть не попав ему на ногу. Прости, мам. Я знаю, ты бы мне сейчас показала.

На Сви, похоже, это не произвело никакого впечатления. Может, он ничего не заметил, потому что плакал, держась за руку. Как же его убедить? Добиваться своего в таком деле мне не доводилось.

Как бы поступил отец? Я вспомнил истории, которые он мне рассказывал о тех днях, когда летал на космических кораблях, и рявкнул:

– Кругом!

– Чё?

Я развернул его лицом к стене.

– Ты меня слышал!

Мне нужно было какое-нибудь оружие. Что угодно. Сви повернул голову, и я врезал ему по уху. Он завопил. Я подавил чувство вины, напомнив себе, что не причинил ему особого вреда. Если его как следует запугать, он не догадается, насколько я на самом деле беспомощен.

Я вспомнил, что в кармане лежит мобильник, и полез за ним. Нету. Наверно, выпал во время погони. Ладно, сейчас не время об этом беспокоиться. Чем же еще воспользоваться? Я полез в карман пиджака и обнаружил пачку денег, которые взял с собой из дома. Несколько юнибаксов я положил в пиджак, а пачку свернул трубочкой и коней приложил к спине Сви. Он тут же начал извиваться.

– Сам напросился, – произнес я.

Я говорил тихо, чтобы не дать петуха Только этого мне и не хватало.

Что за словечко они используют? Пришить. Я по-прежнему не знал, что оно означает, но…

– Бояться тебе нужно меня, а не Пуука. Сейчас я тебя…

Нет, нужно действовать погрубее. И я рявкнул:

– Считаю до пяти. Говори, где Джаред, или пришью тебя прямо на месте.

Я сильнее прижал к нему сверток:

– Вот это будет боль, не так, как щас.

Господи, прости меня, но речь идет о жизни и смерти.

– Четыре! Три!

– Верхний, да пойми ты! Пуук может психануть!

– Два!

– Ладно! – пронзительно заорал он. – Он у Пуука!

– Джаред жив?

– Ну.

Я испытал такое облегчение, что даже голова закружилась.

– Где?

– У Пуука в укрытии!

Один Бог знает, что это такое. Я убрал сверток в карман и встал к нему поближе.

– Можешь повернуться.

Среди книг по психологии, которые я прочитал, чтобы изучить Джареда, обнаружился поразительный труд. Исследование персонального пространства. Если вторгнуться в личное пространство человека, он начинает нервничать. Я проводил эксперименты с Джаредом, и он резко отталкивал меня от себя подальше.

Сви вытер лицо.

– Ну чё?

– Мы отправимся в укрытие Пуука. Попробуй ввести меня в заблуждение – то есть отвести не туда – или сбежать, я тебя… – Я намеренно не стал договаривать. Так звучало более угрожающе.

– Остынь, верхний, – Сви поднял руку, словно защищаясь от удара. – Не убегу я. Клянусь.

– Отведи меня к Джареду.

– Пуук пришьет меня, раз выдал!

– Я с ним справлюсь, – уверенно заявил я. Но он все еще колебался.

– Нужно выйти на улицу.

– И что с того?

Сви с изумлением уставился на меня:

– Верхний, ты чё, не боишься?

Конечно, я боялся. Только вчера я узнал, насколько на улицах опасно. Потому-то и прятался на крыше, когда там появился Сви в рубашке Джареда. Но я помотал головой:

– Если хочешь, отведи меня задворками. И брось называть меня верхним.

– Да ведь ты и есть верхний.

– Не говори ерунды. Верхние живут в башнях, а я живу в Вашингтоне в… – Я вздохнул и не стал договаривать. Вряд ли он поймет. – Зови меня Ф.Т.

Он шмыгнул носом и вытер рукавом последние слезы.

– Ладно, Эфтэ.

– Запомни: попробуешь сбежать – пришью.

Раздумывая, что это значит, я шагал, крепко схватив его за руку. Мама так держит меня, когда очень раздражена или когда настаивает, чтобы я посидел у себя в комнате. Правду сказать, я нахожу это очень устрашающим.

Сви провел меня через двор, наполовину выложенный булыжником, потом вывел к другому зданию. К моему удивлению, он старался двигаться незаметно, словно защищал меня. Так мы миновали целый квартал, и он указал на покосившееся здание:

– Нужно бечь туда, чтоб миды тя не увидали.

Это мне не понравилось. Я огляделся и увидел железный прут, торчащий из стены на уровне пояса. На секунду я отпустил Сви, зацепил за него пиджак и потянул как следует. Раздался громкий треск, и мой пиджак разорвался от середины донизу.

– Не надо!

Я злобно оскалился, и Сви отшатнулся.

– Можно б сбазарить на кучу консерв, – горестно заныл он.

Я пожал плечами, пожалев, что Сви не может говорить по-человечески. С открытым ртом он наблюдал за тем, как я нацепил на железяку брюки на уровне коленки и повалился вниз. Брючина теперь тоже была разодрана.

Преодолев отвращение, я втер грязь в волосы, потом стиснул зубы и провел грязью по лицу, чтобы осталась широкая полоса.

– Теперь можно не бежать.

Сви сморщил брови:

– Думаешь, сделал из себя трущобника?

Оглядел меня и медленно заулыбался:

– Вобще-то ничё. Издали сойдешь. Держись поближе ко мне.

У меня мурашки поползли по спине, пока мы шли по пустынной улице. На дальнем углу у проржавевшего столба сгрудилось несколько человек. Они проводили нас безразличным взглядом. Сви устремился к двери, обшитой досками. Остановившись на пороге, он сунул руки в карманы и как бы невзначай осмотрелся:

– Нормально, никто не глядит.

– А теперь что?

– Ну ты, верхний, тупой. – Он с пренебрежением отпихнул меня в сторону и толкнул дверь плечом. Она поддалась с громким скрипом.

– Давай сюда.

Закрыв дверь, он повел меня наверх по лестнице.

Я шел следом почти вслепую после яркого дневного света. Может, Сви решил заманить меня в ловушку? Он шел на несколько ступенек впереди – явное преимущество. Запаниковав, я взбежал по лестнице и дернул его за руку:

– Не так быстро!

Сви завопил и начал от меня отбиваться:

– Да-бога-ради, не хватай меня в темноте!

В первый миг мне показалось, что он снова заплачет, но Сви показал наверх:

– Еще два этажа. Он понизил голос:

– Если Пуук в укрытии, нам не жить.

Собственная трусость показалась мне отвратительной. Дома же я спал в темноте, верно?

– Пошли дальше, – грубовато сказал я.

На цыпочках мы прошли через тускло освещенный холл. Сквозь распахнутые двери лился дневной свет – единственный источник освещения. Посередине холла находилась шахта лифта, двери в нее были открыты. Сви прошептал:

– Тута.

Точно, ловушка.

– Думаешь, я рехнулся?

– Глянь вниз, увидишь махонькую комнату. Конечно, я погляжу вниз, а он столкнет меня в шахту. Я уже представил, как стремительно падаю навстречу собственной смерти.

– Я тебе говорил: не вздумай надуть меня, ты, дерьмо!

Я не верил собственным ушам. Неужели у меня язык повернулся сказать такое? Мама заставила бы меня вымыть рот с мылом. В последний раз так она и сделала, и я обещал… сейчас не до этого.

– Да не, честно… Кулаком я заехал ему в глаз. Сви взвыл.

Из шахты лифта донесся крик. Я чуть из штанов не выскочил. Господи, помилуй! Аминь. Прости меня, Господи, но я жутко перепугался. Закрыв лицо руками, Сви заглушил крик боли и всхлипы.

Внизу громко скрипнула дверь.

Сви ахнул и кинул на меня взгляд, полный ужаса.

– Бежим прятаться!

Он помчался по холлу. Я рванул за Сви следом. Кто бы ни поднимался по лестнице, мне, как и Сви, совершенно не хотелось с ним встречаться.

Сви метнулся в открытую дверь. Я за ним. Он вжался в стену.

– Что ты…

– Шшш! – он отчаянно замахал рукой, призывая замолчать. – Если это Пуук…

Звук шагов. Невнятные голоса. Я напряженно вслушивался. Сви беспомощно держался за слезящийся глаз. Шаги остановились.

Стоя в полнейшей тишине, я почувствовал жуткую вонь и спросил шепотом:

– Чем это так пахнет?

Сви махнул рукой в угол:

– Сортир.

Блеск! Я осторожно высунул голову в дверь. В холле стоял подросток чуть старше меня, а рядом с ним – здоровенный мужчина угрожающего вида. Сви с большой осторожностью встал на колени и выглянул наружу.

– Господи, это Пуук!

Я вгляделся в фигуру, нависшую над шахтой. Неудивительно, что Сви боялся его: этот человек мог разорвать нас пополам. Я спросил чуть слышным шепотом:

– Что это с ним за мальчик?

Сви хмыкнул.

– Да Пуук!

Я прищурился. Как раз в этот миг мальчик выпрямился, и его лицо оказалось освещено. Я с трудом удержался от восклицания: это был тот самый, с крыши, который пытался помешать мне догнать Сви. Он применил дешевый прием – отжим локтем и толчок плечом. Если б я совершил такую глупость, ма заставила бы меня выжиматься на полу неделю, не меньше.

Я прошептал:

– А кто этот здоровяк?

– Не знаю.

– Где Джаред?

– Говорил же. В дыре.

Я с беспокойством наблюдал за ними. Как-то сразу оба исчезли в шахте лифта. Стук, громыхание. Я ждал. Изнутри донесся протестующий крик. Может, потихоньку подкрасться и посмотреть? Из шахты появилась рука, потом голова. Пуук. За ним вылез высокий человек.

И Джаред.

Он выбрался из шахты, держась за грудь. Высокий показал в сторону лестницы. Джаред покачал головой. Мужчина ударил его по лицу.

Я рванулся в холл, но рука схватила меня за ворот сзади и втащила обратно.

– Ты рехнулся, верхний? – зашипел Сви. – Хошь, чтоб нас пришили?

В холле раздался вопль Джареда.

– Он изувечил Джареда!

– Да только шлепнул маленечко.

– Что значит «пришить»? Ты все время повторяешь…

Сви чиркнул себя ладонью по горлу – значение жеста было очевидным.

– А… – я больше не нашелся, что сказать. Снова осторожно выглянул за дверь. Джаред босиком двинулся к лестнице, его тюремщики пошли следом. Он шмыгнул носом. Я отпрянул в комнатушку, усыпанную мусором.

– Этот здоровенный не из мидов. Шмотки вроде сабовы, – по-прежнему шепотом заметил Сви. Что бы это ни означало, похоже, это сильно его напугало. – Не знаю, чё он здесь делает. Похоже, Пуук привел. Наверно, заплатил мзду.

Сви нахмурился, будто размышлял над головоломной задачей по тригонометрии.

– Никто, кроме Пуука, не знает про дыру. Должно быть, продал он верхнего сабу.

Я выглянул наружу. В холле никого не было.

– Куда они отправились?

Сви пожал плечами.

– Придется идти за ними, – проговорил я. – Можешь не смотреть так на меня. Я пришел сюда за Джаредом. Давай, двигайся!

Он неохотно вышел в холл.

Мы уже были на полпути к лестнице, когда по ней кто-то начал подниматься.

– Дерьмо! – Сви моментально развернулся и кинулся в безопасное укрытие, но споткнулся о торчащую половицу и с грохотом свалился. В одно мгновение он снова вскочил на ноги. Мы вместе нырнули в ближайшую комнату и прижались к стене по обе стороны от двери.

– Кто здесь? – голос был слишком высоким для взрослого мужчины. Значит, это Пуук. Я поглядел на Сви. Тот энергично замотал головой. В холле наступила тишина.

Скрипнула половица. Другая. Глаза Сви судорожно забегали по комнате, словно отыскивая, куда можно спрятаться. Я затаил дыхание. Где-то в начале холла хлопнула дверь. Прозвучало проклятие. Сви пулей пролетел мимо открытой двери и прошептал мне на ухо:

– Нужно сваливать!

Не успел я ему ответить, как он на цыпочках подошел к полусгнившей оконной раме и потянул за торчащий край. С громким протестом дерево поддалось. Шум не имел значения – мое сердце стучало гораздо сильнее.

Сви на цыпочках вернулся к двери, прижался спиной к стене и поднял импровизированную дубинку над головой.

Гром шагов. Дверь распахнулась настежь, чуть не задев меня по уху, и в комнату ворвался Пуук;

– Попались!

Сви стукнул его дубинкой по голове. От удара Пуук упал на колени. Сгнившая доска рассыпалась на кусочки, и Сви отшвырнул их в сторону.

– Бежим!

Мы столкнулись с ним в дверях. Хватая ртом воздух, я рванул к лестнице. Позади нас раздался гневный вопль.

Я побежал вниз, перескакивая через три ступеньки, и с разбегу умудрился открыть упрямую входную дверь.

Позади раздался отчаянный крик, но я уже выбегал на улицу. Джареда с мужчиной нигде не было видно. Я с нетерпением ожидал Сви.

Он не выходил.

Не обращая внимания на пару любопытных трущобников, я рванул к углу, оглядел уходящую вдаль улицу и тут же развернулся поглядеть в другую сторону.

Никого.

Ну давай же, Сви!

Сколько у меня шансов найти Джареда, если они исчезнут в какой-нибудь развалюхе среди тысяч таких же развалюх по всему городу? Сви пусть сам о себе позаботится. Не моя вина, что он остался позади.

Я неохотно вернулся назад, открыл дверь и заглянул в полумрак. До меня донеслись странные звуки. Какие-то крики, кажется стоны. У меня на шее волоски встали дыбом.

С каждым мигом надежда отыскать Джареда таяла. Быстро, насколько хватило духа, я заставил себя подняться по лестнице.

В холле мне сразу бросилась в глаза пара ног, обращенная к лестнице. Верхом на распростертом теле согнувшаяся фигура. Время от времени лежащий пытался ударить ногой, но его попытки оказывались тщетными.

Я осторожно двинулся вперед. Пуук громко и зло выговаривал, свирепо нанося удары по окровавленным голове и груди Сви. С криком я бросился на взбесившегося мида и стащил с лежащего Сви.

– Пусти! Пришью!

– Отпусти его! Сви, беги!

Сви застонал и повернулся на бок.

Пуук вскочил на ноги. Сверкнул нож, и он ринулся на меня.

Я отскочил в сторону, но нож кончиком зацепился за мой порванный пиджак. Я споткнулся. Нож взлетел вверх, готовясь вонзиться в меня.

На мгновение Пуук застыл на месте и сощурился:

– Ты!

Я сорвал с себя пиджак и обернул им руку. В экстремальных ситуациях нужно пользоваться всем, что окажется под рукой, как часто повторяла мне мама. Я нацелился ногой ударить его по руке, но промахнулся.

– Ну, давай, достань меня!

Умом я понимал: глупо говорить такое, но мне было все равно.

Пуук стоял на месте. Внезапно я бросился на него, громко топая. Он отшатнулся назад, к стене. Неужели испугался меня? Используй любое преимущество, говорила мама. Вот только как?

Раздвинув рот в улыбке, Пуук начал придвигаться ближе:

– Ну, верхняк, щас я тя достану.

Чтобы удержать инициативу, я плюнул в него. Он уклонился. Я трижды стукнул по стене, словно знал, для чего это делаю. Мальчишка моментально развернулся, взглянув на пустой дверной проем. Я прыгнул, глядя на нож, со всей силы ударил ногой и пронзительно завопил.

Пуук метнулся к лестнице.

Нет! Это мне туда нужно!

У лестницы он обернулся и встал, поджидая.

Я наклонился к Сви:

– Вставай.

– Никак, верхний. Он меня пришиб.

Я схватил его за руку и постарался поднять:

– Хочешь, чтоб Пуук тебя достал?

Со стоном он, пошатываясь, поднялся на ноги.

Пуук бросился на меня, я – на него. Когда мы сошлись, я нырнул ему под ноги, избежав ножа, и схватил за лодыжку. Инерция вынесла меня дальше, так что пришлось разжать руку, но он все-таки упал. Теперь он стоял между мною и Сви. На это я не рассчитывал. Пуук тоже был не в восторге. Он вскочил на ноги, поворачиваясь лицом то ко мне, то к Сви, словно ожидал нападения с двух сторон. Это вряд ли, – Сви, пошатываясь, держался за живот в дальней части холла.

Прикинув, Пуук принял решение. Он повернулся ко мне спиной и кинулся на Сви, готовясь ударить его ножом.

Раздумывать было некогда. Я бросился следом и прыгнул ему на спину. Он упал. Зазубренное лезвие ножа прошло совсем рядом с ногой Сви. Я вцепился в нож.

Пуук был больше меня, тяжелее и сумел высвободиться. В следующее мгновение он навалился сверху и поднял руку с ножом, явно собираясь ударить мне в грудь. Я в панике заорал.

Сви ударил Пуука ногой по голове, отчего тот сдвинулся к стене. Нож со стуком отлетел на пол в сторону. Отчаянно извиваясь, я вывернулся из-под Пуука, бросился через холл к ножу и схватил его в тот самый миг, когда рука схватила меня за ногу.

Я моментально развернулся и выставил нож вперед.

Пуук стоял на коленях. Лезвие ножа оказалось в миллиметре от его шеи.

Он замер на месте.

А потом заплакал.

27. Джаред

Толку-то оттого, что Пуук развязал меня, если оставил в этой клетушке в полной темноте?

Добраться бы до люка! Но даже если бы мне удалось так высоко подпрыгнуть, распухшими руками ни за что не ухватиться за края. Да и не вылезти наружу так, чтобы не задеть едва затянувшиеся раны на груди. Оставалось ждать в полном мраке, с ужасом встречая каждый раздающийся скрип.

Сидя в темноте, я старался не поддаваться панике. Отец мой, конечно, полный эгоист, но на «Трафальгаре» ему пришлось столкнуться с атакой рыб. Может, если мне удастся выбраться из этой переделки, я расскажу ему, как…

Где-то снаружи в доме раздался крик.

Я не выдержал, громко закричал и забился в угол.

Лифт дернулся – кто-то прыгнул на него. Пуук? Может, он принес настоящую пищу? Я облизал губы. Прошу тебя, Господи! Только не собачья еда! Что угодно. Доживи я до ста лет, и то никогда не избавлюсь от стыда.

Люк открылся. Пуук спрыгнул вниз с металлическим ведром.

– Подымайся, верхний. Выведу тебя отсюда.

Я с радостью подчинился. Когда я встал на ведро, чьи-то руки потянули меня вверх, а Пуук подталкивал снизу. Вскоре мы уже стояли в холле. Я заморгал от света.

С Пууком был высоченный человек в изношенном спортивном костюме в пеструю полоску. Он с сомнением поглядел на меня.

– Этот?

– Ну.

– Да он еще мальчишка. Верхний, петришь в компах?

– Что?

– Говорю тебе, Халбер, – вмешался Пуук, – он сделает все, чё хошь. Башню повалит. Все чё надо.

Халбер подтолкнул меня к лестнице. Я не тронулся с места, и тогда он ударил меня.

Я оказался на улице босой, грудь страшно болела. Лицо ужасно горело в том месте, где ударил высокий трущобник. Я наступил ногой на камень и вскрикнул. В ответ трущобник положил ладони мне на спину и подтолкнул вперед.

В конце концов я сумел убедить их, что мне нужно попить. Пуук побежал наверх, но Халбер не захотел ждать. Трое трущобников повели меня по середине улицы.

Я надеялся, что Пуук скоро вернется.

Через несколько кварталов я начал прыгать то на одной, то на другой ноге, пытаясь хоть как-то облегчить боль ступней. Если б мне отдали мои ботинки!

Все трущобники были в ботинках или сандалиях. Я попробовал объяснить, что иду босиком, но ни к чему хорошему это не привело. Халбер только снова пихнул меня вперед:

– Шагай, верхний! Нужно добраться до темноты. Мы дважды останавливались на углу, пока один из людей Халбера о чем-то говорил с другими трущобниками, но пускались в путь дальше прежде, чем я успевал. передохнуть.

Я оглядывался назад, но Пуука нигде не было видно.

Улица привела нас к широкой площади. В центре поднимались остатки какого-то здания. Еще здесь была лестница, которая вела вниз, в туннель. Халбер подтолкнул меня на ступеньки.

Внизу было темно. Я помедлил.

– Давайте подождем Пуука.

– Вниз.

– Нет! – От нахлынувшего страха мои слова прозвучали еще категоричнее.

Раздался недовольный возглас. Он схватил меня за руку и вывернул кисть к лопаткам.

Я пронзительно закричал.

Трущобник продолжал заламывать руку вверх.

– ХВАТИТ!! – Боль была невыносимой.

– Верхний, вниз! – он торопливо подталкивал меня, вопящего и протестующего, в темноту.

– Чако, – позвал Халбер.

– Тут!

– Свет!

Внезапно зажглась лампочка. В ее колеблющемся свете по стенам заплясали тени. С дюжину трущобников в одежде крикливых расцветок, вооруженных дубинками или ножами. Один держал фонарь на пермобатарее «Вальдес».

Халбер тычками заставил меня идти по коридору, в котором воняло потом и бог знает чем еще. Мы вошли в задымленную комнату, в которой лежали матрасы и стояла сломанная мебель. Посередине горел огонь, а над ним в котле булькало какое-то варево. Я невольно облизал губы.

Халбер поманил одного из соплеменников:

– Пятьдесят девять готовы?

– Ждут у колес.

– Лексаннеры?

– Весь клан на колее, возле лестницы.

– Элли! Кранд! – Халбер ждал, подбоченившись. Вперед рванулась девочка:

– Кранд пошел поссать, я ему после расскажу.

Халбер ткнул пальцем в моем направлении:

– Следите, чтоб с мальчишкой-верхним ничё не приключилось. Для надежности прихватите еще парочку ребят. Сбежит – вас пришьют. Ясно?

– Ясно, Халб.

Халбер отвернулся, а она потянула меня за руку:

– Пошли.

Я попытался высвободить руку:

– Пусти.

Она впилась в меня ногтями:

– Пошли, верхний. Эй, Кранд! – позвала она приближавшегося мальчика-подростка. – Халбер велел следить, чтоб верхний не сбежал.

– Верхний? – презрительно отозвался Кранд. – Он МИД.

– Нет!

– А вот и да! – Он ткнул пальцем в метку на моей груди. Испугавшись, что снова пойдет кровь, я толкнул его к стенке.

– Чако, на помощь!

Меня тут же окружили галдящие трущобники. Я был выше и тяжелее любого из них, но справиться со всеми сразу было невозможно. В потасовке снова раскроются раны, но самое главное – мне не убежать босиком.

Кранд, потирая ушиб, скривился:

– Проклятый верхний!

Элли хихикнула.

От ее насмешки мальчишка разозлился:

– Чако, Барт, держите его!

Они схватили меня за руки. Кранд, размахнувшись, двинул ногой мне между ног.

Я согнулся пополам от боли и повалился на пол.

– Гляди, чё наделал! – завопила Элли. – Халбер велел, чтоб с ним ничего не приключилось. Увидит, сдерет с тебя шкуру заживо! Утащим его отсюда! – Множество рук потащили меня в нишу.

– О-боже-боже-боже! – Сжавшись в комок, я прижал колени к груди, испытывая невыносимую боль в паху. Элли склонилась надо мной.

– Ш-ш-ш. Прости за Кранда. Дурак он. – Она погладила меня по лбу.

– Проклятая трущобница! О боже! – Я катался из стороны в сторону.

– Молчи, хочешь, чтоб Халбер услыхал? – Она потрясла меня. – Ложись на спину и подыми ноги кверху.

Несмотря на мучительную боль, я кое-как проговорил:

– А ты-то что знаешь про это?

Элли улыбнулась:

– Думаешь, я никогда не заезжала мальчишкам коленом? Даже Кранду, разок.

Мальчишка побагровел и отвернулся.

Через время мои мучения уменьшились – сначала до сильной, а потом просто ноющей боли. Я потихоньку вытер лицо.

– Ладно, верхний, нормалек. – Она снова коснулась моего лба.

Я стиснул зубы.

– Меня зовут Джаред.

– Клево встретиться. – Она протянула руку. Я застонал и осторожно сел.

– Ты не лучше Пуука, – пренебрежительно бросила она, схватила мою руку и прижала к своей. – Говори «клево», Джаред.

– Не по… – Я сдался. – Клево встретиться.

Она повернулась к Кранду:

– Теперь ты.

– С верхним? Ни в жисть.

– Ладно, тогда скажу Халберу, чё ты натворил. – Отвернувшись от него, Элли начала подниматься на ноги.

– Элли, погоди! – Кранд поспешно вытянул руку.

Я отбросил ее в сторону:

– Иди в задницу.

– Видишь? Он сам…

– Скажи опять, Кранд, – нахмурилась она. Мне очень не понравился ее взгляд. <

– Клево встретиться, – пробурчал Кранд. Я проглотил свою гордость.

– Клево.

– Ну вот. – Элли присела между нами на корточки. – Зачем Халбер притащил тебя сюда, верхний?

– Откуда мне знать?

И куда делся Пуук, когда я так в нем нуждаюсь?

– А почему у тебя метка мидов? – девочка указала мне на грудь.

– Пуук вырезал. Он здесь? Он собирался…

Глаза у нее расширились.

– Значит, он совсем взрослый и может ставить метки?

Элли повернулась к Кранду:

– Говорила тебе, он уже не мальчик!

– Ха, ничё это не значит! Гляди, как я поставлю ему метку истов! – и он вытащил нож.

Элли несильно пихнула его в бок, как я иногда толкал Ф.Т., – вроде предупреждения.

– Ты теперь мид, Джаред?

Какой ответ безопасней?

– Да.

Может, это произведет на них впечатление.

Элли кивнула.

– Чако, спроси потом у Халбера, где он хочет держать верхнего, когда пойдет заварушка с парками.

– Ну уж нет. Сегодня он и так кипеш поднял.

– Ладно, сама спрошу.

И она исчезла в главном коридоре.

Я был не в той форме, чтобы выдержать столкновение, и тихо сидел на месте. Вскоре Элли вернулась с возбужденно блестевшими глазами.

– Мы поедем на колесах с Халбером! Он велел захватить верхнего.

– Здорово! – Мальчики потирали руки.

– Идем. Подождем в вагоне. – Чако и Барт ставили меня на ноги, пока она рысцой скрылась в темноте.

Прихрамывая, я пошел за ними, стараясь двигаться быстро, насколько это было возможно без обуви. От основного коридора в сторону отходил другой, освещенный совсем тускло. Лестница вела вниз к разрушающейся станции.

На рельсах стоял ярко освещенный вагон размером с автобус. Вокруг собралась толпа трущобников.

Элли с достоинством проговорила:

– Халбер велел нам идти с вами.

Мы отыскали местечко у стены. Я стоял, съежившись, между Элли и Чако, жалея об украденной рубашке. В туннеле было холодно, да и Элли все поглядывала на мою обнаженную грудь Жалко, что у меня нет волос, как у отца.

Халбер крикнул:

– Всем внутрь! – Я вздрогнул и очнулся.

С криками и воплями трущобники устремились в вагон. Я поморщился от запаха их тел. С противоположного сиденья насмехался Кранд:

– Как бы верхнему среди нас не испачкаться!

Он сплюнул мне прямо на ногу. С яростным криком я вскочил с места, но чья-то рука схватила меня за волосы и бесцеремонно потянула на прежнее место.

Я протестующе повернулся к Элли:

– Ты же видела, что он…

Это был Халбер.

– Опусти задницу на скамью, верхний, – рявкнул он.

– Да, сэр.

Про себя я подивился собственным словам. Даже в гневе отец не мог добиться от меня такого моментального послушания и такого покорного тона.

– Все на месте? – Халбер прошел в переднюю кабинку, отделенную от остальной части вагона. Все зашаталось, раздался пронзительный, чуть ли не болезненный визг, и вагон тронулся с места Свет стал тусклее.

Разговоры стихли. Люди с опаской смотрели на осыпающиеся бетонные стены, вдоль которых катил вагон.

Элли наклонилась ко мне и громко спросила прямо в ухо.

– У верхних колеса есть?

– Что?

– Колеса, вроде этого? Внутри ездите?

– Рехнулась? Думаешь, я б согласился… – Нет, так не годится. – Ездим на автобусах, иногда летаем на вертолетах. Или пользуемся авто, если нет спешки.

Она выглядела страшно довольной.

– Даже у верхних нет таких вагонов, как у сабов.

Я огляделся.

Что, в городе снова начал работать транспорт? Я думал, он уже давно не действует.

Элли фыркнула:

– Под землей электричества нет давным-давно, еще с тех пор, как мать Халбера была маленькой. А может, и раньше.

Она снова наклонилась ко мне поближе, словно выдавала какой-то секрет:

– Вальдес-пермы.

– Да их бы потребовался целый вагон…

Я попытался прикинуть в уме, но голова работала плохо.

– Где он их взял?

– Базар Чангом.

Проговорив эту тарабарщину, она замолчала. Вскоре тряска уменьшилась. Вагон остановился, и возбужденные трущобники столпились у дверей.

Из кабинки вышел Халбер и громко хлопнул в ладоши:

– Слушайте все! Чтоб никто носа не показывал на лестнице и не шумел – ни к чему будить парков. Если кого услышу, тут же пришью. Усекли?

– Усекли, Халбер, – позвучали вразнобой голоса.

Он открыл дверь:

– Ждите в туннеле, пока не подам сигнал. Скоро вернусь. Кранд, ты наверх не пойдешь. Останешься с верхним.

Мальчишка послушно отошел от дверей. Я ухмыльнулся, понимая, что такой приказ ему не по душе.

Халбер сел на скамью рядом со мной. Я невольно сжался в ожидании неизбежного удара. Вместо этого он изучающе поглядел на меня:

– Пуук сказал, ты петришь в компах. Загнул?

– Простите?

Моментально Халбер прижал меня к стенке и схватил рукой за горло, а другой замахнулся.

Не знаю, как Элли осмелилась, но она тронула его за руку:

– Извиняюсь, Халбер. Верхний тя не понял.

– Почему? Рехнутый?

– Да не. Но раз ему дали метку мидов, он, должно, туповат, как все они. Скажи ему медленнее.

Халбер приблизил ко мне свое заросшее щетиной лицо. Глаза у него налились кровью, и их выражение перепугало меня.

– Пуук сказал, – преувеличенно медленно заговорил Халбер, – ты хорошо толкуешь с компами. Загнул Пуук?

Я беспомощно поглядел на Элли. Она выпалила:

– Отвечай, верхний, да или нет?

– А! Коне… То есть да, сэр!

По сравнению с трущобниками я был абсолютным гением. А если вспомнить моих приятелей и код взламывания… Судя по всему, мой статус явно должен претерпеть изменения.

– Компы в башне понимаешь?

– Конечно.

Я постарался говорить уверенно, чтобы произвести на него впечатление.

– Башню можешь свалить?

У меня отвисла челюсть. Он нахмурился, и я поспешно спросил:

– Каким образом свалить башню, сэр?

У него на лбу залегла глубокая морщина.

– Остановить электричество. Отключить энергию. Остановить банки и все такое.

– Господь Вседержитель… Вы хотите…

– Можешь ты ее обвалить, чтоб они были не лучше нас? – свирепо рявкнул он.

– Разрушить весь мой мир? – Несмотря ни на что, мои губы дрогнули в усмешке. – Неужели вы хоть на минуту вообразили, что я…

– Халб, нет! – пронзительно закричала Элли, но было поздно.

Кулак Халбера врезался мне в глаз, голова моя врезалась в окно у меня за спиной, и я рикошетом упал ему в руки.

– О Господи! Иисусе Христе!

Кровь потекла по порезанной щеке. Я свалился на холодный пол, стараясь не потерять сознание. Я потрогал глаз, гадая, не выбил ли его Халбер.

– Говори прямо, верхний! Можешь? Без всякого там дерьма!

– Да! Нет! Не знаю! – Я разрыдался.

– Элли, не спускай с него глаз! Мне пора наверх. Гляди, верхний, вернусь – чтоб ответил.

С этими словами он загромыхал из вагона.

28. Пуук

Никогда за миллион лет Пуук так не злился. Проклятый верхний прижал мне к горлу мой собственный нож и заставил меня плакать.

После мне было наплевать, что он делает. От злости я хватаю ведро и колочу его об стенку снова и снова, пока не отлетела ручка мне в лицо. Не помню, что потом, только пару минут спустя я скорчился в углу. Верхний хлопает меня по плечу, говоря: спокойно, Пуук, не заводись.

Понять не могу, как такое приключилось. Все вроде шло хорошо: Пуук находит верхнего Джареда, берет его в плен, сторговал его ботинки за кучу консерв. Но тут явился Фити, и все рухнуло. На глазах Джэга и Сви он швырял меня на крышу. Разве будут они уважать Пуука после этого? Ладно, ладно, Пуук выправится. Заставил Халбера согласиться одолжить Джареда на время, а не покупать – значит, когда Джаред Халберу будет не нужен, Пуук продаст его верхним и выручит даже больше, чем заплатит Халбер.

Но Фити вернулся, как чесотка жарким летом. Ему бить больше некого, кроме Пуука? Пуук виноват, если Халбер велел ему захватить воды для Джареда? Иду наверх, слышу шум. Можно б, конечно, не обращать внимания, да только вдруг это миды отыскали мое укрытие и консервы?

Негоже это, чтоб верхний малявка знал такие трюки. Пуук дрался как зверь, но только я собирался подхватить ножик, Сви стукнул меня, и верхний хватает его первым.

Теперь Фити спрашивает, куда Халбер увел Джареда, Если не скажу ему – не знаю, что сделает. А если скажу – Халбер жутко разозлится.

Хуже того, я могу потерять Джареда, потому как Фити говорит, заберет своего верхнего друга назад в башню.

Я сижу и думаю про Чанга. Он справится с любым племенем, даже с верхними. А пока как только Фити отворачивается, я гляжу на Сви так, чтоб он понял: мол, еще заплатишь.

Фити вздохнул. Он держит нож с таким видом, будто съел какую дрянь. Я напрягаюсь, но он загнал меня в угол, бежать некуда.

– Слушай, Пуук, мне действительно нужно найти Джара. Поэтому я тебя и спрашиваю, куда они его повели. Каждый раз, как ты не ответишь, мне придется порезать тебя. Я постараюсь причинить тебе как можно меньше боли, особенно сначала. Но я не остановлюсь до тех пор, пока не скажешь. Иначе… – Он сглотнул, и его голос становится жестким:

– Пока ты не сломаешься. Извини – это действительно так.

Иногда человек ненавидит себя за то, что не может не сделать. Пуук хочет быть храбрым, но невозможно, когда верхний машет у тебя перед носом ножом. Я расслюнявился и сам не заметил, как реву, – точно как Джаред в лифте.

Фити бормочет:

– Господи, потом я понесу любое наказание, клянусь. Иду на это ради Джареда. Прошу тебя, пойми, – и вперился мне в глаза.

Едва он занес нож, я – вопить:

– Фити, не нужно! Пуук покажет! Клянусь!

Он кричит:

– Где Джаред?

– Чанг знает! У него нужно спросить!

Я сам подивился, как здорово придумал, когда нож верхнего готов кромсать меня на кусочки. Уж Чанг сумеет справиться с Фити.

– Кто это? Где он?

– Чанг – старый нейтрал, торговец. В одном квартале отсюда, – отвечаю я, стараясь не хныкать.

Фити хмурится:

– Сви, он меня надуть хочет?

Сви знал: ему взять сторону верхнего, я пришью его, как только смогу.

– Не знаю. Пуук не мог сторговать Джареда сабам сам. Может, Чанг помогает.

Во гад! Еще одна причина пришить Сви! И вздыхаю. Он не виноват. Если б Фити не свалил Пуука на его глазах два раза подряд, он бы понял: Пуук уже взрослый. Я вытер слезы рукавом.

– Чанг скажет в магазине.

И вот теперь Пуук идет по улице, Сви слева, Фити с ножом справа. Перед тем как спуститься по лестнице, Фити надавал столько указаний, прям как Чанг. Не делай того, не делай этого, слышишь, Пуук?

Можно б сбежать, да две причины. Первая – верхний с ножом, да и поймать может. Вторая – если миды увидят, как бегу от невзрачного парнишки-верхнего, засмеют так, придется уходить с территории мидов.

Через несколько минут мы стучимся к Чангу. Фити стоит совсем рядом, держит нож наготове.

Чанг, как всегда, ворчит:

– Кто там? Чё надо?

– Эт я, Пуук.

Молчит. И говорит совсем другим голосом:

– Не знаю никакого Пуука. Был паренек с таким именем, но ушел.

Я сжимаю зубы и говорю очень вежливо:

– Пожалуйста, мистр Чанг. Позвольте войти.

– Ты не тот Пуук, которого я знал. Тот паренек назвал Чанга старым дураком. Вряд ли зашел ко мне выпить чаю или просто навестить.

Фити нетерпеливо шевелится:

– По-моему, ты сказал…

Я пробую снова:

– Мистр Чанг…

Снова молчание, а потом:

– Уходите. Магазин закрыт.

Глаза Фити вспыхивают.

– Я тебя предупредил, верно?

И прижал меня ножом к двери. Я – вопить что было силы:

– Мистр Чанг, помогите! О боже, нет, Фити, не надо!

Я пытаюсь оттолкнуть его руку с ножом так, чтоб не порезаться.

Внутри загремели цепочки и засовы. Дверь распахнулась, и на пороге стоит Чанг.

– А ну-ка отпусти моего Пуука!

Фити облизывает губы и неуверенно говорит:

– Сэр, я Филип Сиф…

Я воспользовался случаем, шмыгнул под руку Чанга в магазин, в безопасность. Фити с криком тоже следует за мной. Верхний перекрыл мне дорогу к лестнице, и мы кружим вокруг стола. Я попытался выбежать в дверь, но он больно проворный. В конце концов я зажат в углу, выставив вперед руки, чтоб хоть как-то защититься.

– Какого дьявола ты тащил меня сюда, паршивый маленький ниж…

От двери раздался голос Чанга. Он говорил на удивление спокойно, несмотря на вторжение в его магазин:

– Что скажет Рыболов, когда узнает, как разговаривает его сын?

Фити его почти не слышит.

– Филип… Таер… Сифорт! – Чанг выговаривал это имя как заклинание.

Может, это и впрямь колдовство. Верхний мальчишка выпрямился, но нож по-прежнему не отводит.

– Сэр, я не хотел ничего плохого, но этот мальчик…

Чанг запер дверь.

– Паршивый маленький нижний? Значит, так он научил тебя называть нас?

Фити трясет головой. Его злость постепенно уходит.

– Откуда вам известно мое имя?

– Он назвал мне его.

– Кто?

– Рыболов. Твой отец.

Фити топнул ногой:

– Может мне кто-нибудь сказать правду? Вы ничуть не лучше этого…

– Прошлой ночью он сидел вот на этом стуле, который ты сшиб, – показывает Чанг. – А теперь садись сюда и рассказывай, что происходит.

– Здесь? Правда? – Он внимательно глядит на Чанга. – О Господи. Почему…

– Пришел уговаривать, чтобы я помог разыскать тебя. Просить.

В голосе Чанга не было торжества или злорадства. Только печаль.

Я попытался потихоньку отодвинуться, но Фити хватает меня за воротник:

– Я еще разберусь с тобой, парень. – Голос у него еще мальчишеский, но напугал меня не меньше слов Карло. – Если сбежишь…

Толкнул меня в кресло.

– Пусть я буду за это гореть в аду, но перережу тебе горло!

– Остынь, верхний, – я вжался в кресло. – Сделаю все, что скажешь. Чанг улыбнулся.

– Где Сви? – Фити спрашивает.

– Остался на улице, – отвечает Чанг. – Я могу справиться только с одним буяном за раз.

– Пожалуйста, позвольте ему войти, мистр Чанг. Я не доставлю вам неприятностей.

– А перерезать Пуука?

– Я ничего ему не сделал. Пока. – Фити сердито глядит на меня. Я постарался сидеть спокойно и вежливо.

Полчаса – настоящее сумасшествие. Не пойму, почему Чанг не пришил верхнего за меня? Чанг поставил кипятиться воду для чая. Спросил Фити, зачем взять меня в пленники. Фити спрашивает, где его друг Джаред. Чанг повторяет: не знаю. А Сви потихоньку сидит в углу, обдумывая, как уговорить меня, чтоб я не пришил его после.

А еще Фити снова и снова спрашивает, неужели Рыболов взаправду приходил к Чангу.

– Я же сказал, прошлой ночью, – говорит старик. – С другом.

Я слушаю, соображая, обманывает Чанг или нет.

Рыболов – у нас на улице? Как же. Да ему и двух кварталов не пройти, особенно ночью. С другой стороны, они оба говорят, Фити – его сын, а круче Фити я никого из верхних не встречал.

Чайник на перме Вальдеса долго кипел, пока Чанг наконец заметил. Он скорей выключает, бормоча:

– Воды не так много, чтоб ее разбазаривать.

Верхний Филип задумался.

– Бог знает, как поступит отец, когда увидит меня здесь. – Он корчит гримасу. – Но я думаю, будет больно. Он сжимает кулаки.

– Когда он отыщет меня, мне придется уйти вместе с ним. Поэтому я просто обязан сначала разыскать Джареда. Мистер Чанг, прошу вас, помогите…

– Я не видел его. Сколько раз можно повторять? – раздраженно говорит Чанг, разливая чай.

– Но Пуук сказал, что вы… – взгляд Фити медленно останавливается на мне. И Чанга тоже. Я прямо застыл на месте.

Чанг встал, подержался за стол, пока не прошло головокружение. Я беспокоюсь: вдруг помрет и оставит меня одного с верхним.

– Нам с Пууком нужно побеседовать, – говорит он, – Наедине.

– Я не спущу с него глаз…

– Филип Таер, он никуда не денется. Даю слово. Сиди и пей чай.

Фити внимательно глядит на него. Наконец кивает.

Я встаю очень осторожно – из-за ножа, но не смог сделать и двух шагов, как Чанг хватает меня за ухо и тащит через заднюю комнату в коридор. Я надеюсь, он покажет мне потайную дверь и даст убежать, но вместо этого он поворачивается ко мне.

– Значит, раздобыл новые ботинки для мены, так?

И жестко добавляет:

– Что ты сделал, Пуук? Пришил его?

– Пожалуйста, мистр Чанг, дайте мне быстро уйти, пока он не…

Не отпуская уха, Чанг закатил мне оплеуху. Моя рука тянется к ножу, но на обычном месте его нет. Нож у верхнего. Чанг снова дал мне затрещину, еще сильнее.

– Ты его пришил, Пуук?

– Пожалуйста – я – ааа! Да живой он!

– Тогда где он?

Я попробовал вырваться, но чуть не остался без уха. Через пару минут я уже выл, как малявка:

– Мистр Чанг, хватит! Ай! Не нужно!

Лицо горело. Я вцепится в его руку:

– Он у Халбера! Правда! Я не обманываю!

– Откуда мне знать?

– Был мой пленник.

Шмыгая и утирая слезы, я рассказать ему, как захватить Джареда и сделать после.

Он глядит на меня одновременно с восхищением и с отвращением.

– Значит, ты все-таки обзавелся собственным укрытием? Ладно, ладно, с мидами оставаться ты не мог. Но что тебе сделал Джаред? За что ты его избил, вырезал ему метку мидов, обращался как с животным? Ты псих, Пуук? Ты психопат?

– Мистр Чанг, да ведь он всего лишь верхний!

– Что с того…

– На территории мидов! Не врубаешься? – Я схватился рукой за ноющее от боли ухо, стараясь перестать плакать. – Раз человек ушел с собственной территории, он принадлежит тому, кто его поймает.

– Как же! – Он повел меня в сторону магазина.

– Спрячьте меня, мистр Чанг! Скажите верхнему, я сбежал. Или дайте мне уйти.

– Нет. Я дал слово.

– Ну? Вы ж не верхний.

– И ты тоже, парень. «Пуук тебе покажет. Клянусь». Это ты сказал?

– Да как я отведу Фити к Халберу? Он пришьет нас обоих.

Неожиданно Чанг стукнул меня. Я заморгал глазами и с трудом удержал рыдание в горле.

– Думать нужно было, прежде чем давать клятву!

– Мистр Чанг… – я сделал вежливое лицо, чтоб он не думать, будто я лезу в потасовку. – Клятвы дают верхние, не нижние. Какая разница, что я сказал Фити?

Он долго глядит на меня. До меня не сразу дошло: он меня не видит, а просто задумался.

Наконец говорит:

– Верхние должны понять, что у нижних своя жизнь, свои обычаи. Мы не звери, чтоб отлавливать нас на улицах и отсылать на дальние планеты, как они сделали с Эдди Боссом. Мы не добыча, на которую нужно охотиться, как делают оониты. Мы – люди.

Я жду.

– И нижние должны понять, что у верхних есть и хорошие обычаи. Если верхний дает слово, все знают: он его сдержит. Обязательно. Даже если у него в кармане нет ножа.

Я краснею.

– Пуук, когда-то я думал, что нижние не могут позволить себе быть честными, слишком много сил уходит на то, чтоб выжить. Итак, через несколько месяцев, может, через год, нас не станет. А потому нам ничего не мешает. Теперь мы можем позволить себе держать слово.

Его глаза увлажняются.

– Я дал Филипу слово, что не позволю тебе сбежать. И не нарушу его. А ты дал слово показать ему, куда увели Джареда. Значит, должен отвести его к сабам. Скажи ты, ради бога, зачем ты отдал Халберу верхнего мальчишку?

Я начал отвечать, но он махнул рукой:

– Нет времени. Пуук, до темноты ты должен привести Фити сюда обратно. Халбер начинает потасовку с парками. Ни к чему в это дело встревать верхнему пареньку Отведи его к сабам побыстрей.

Чанг точно рехнулся. Я уже хотел ему это сказать, но остановился подумать. На кой было хитростью заставлять Фити отвести меня к Чангу, если я не послушаюсь совета старика? И вообще, если назвать его рехнутым, он снова излупит меня. Да, Сви, верхний и Чанг до того измолотили меня, до конца жизни хватит.

– Мистр Чанг, а как же Рыболов?

Чанг хмурится.

– Я мог бы оставить Филипа в магазине в надежде, что Рыболов вернется, как и обещал. Но его мальчишка раздобыл нож; не знаю, сумею ли удержать, чтоб он не поранился. А может, Рыболова уже и в живых нет. Он провел ночь на улице.

У меня мозги закрутились от кучи мыслей. Сначала Чанг излупил меня, а теперь объясняет, что думает. Такого раньше не было. Рыболов, Халбер, потасовка. Фити. Верхний Джаред.

Я глубоко вздохнул.

– Мистр Чанг, Пуук сделает, что сказал. Я отведу Фити к сабам.

Он одобрительно кивнул, но я еще не закончил. Я вспомнил про лыцарей и замки.

– Я отведу его. Клянусь.

29. Роберт

Арлина расхаживала по моей спальне в неботеле «Шератон».

– Прости, что разбудила, – повторила она. – Но Ник до того упрям, я просто готова… – Она пробормотала что-то невнятное.

– Что?

– Нет; ничего. Что поделаешь, если он… – Она выпустила длинный залп ругательств, от которых и у мужика завяли бы уши. Я выслушал с интересом. Не слышал ничего подобного с тех пор, как был гардемарином и капитан «Сарнии» споткнулся о кота, которого контрабандой пронес на корабль матрос Ид.

– Прошу прощения, – извинилась она. Подавив зевок, я взглянул на часы. Шесть утра. Хорошо бы иметь часок в запасе, но…

– Светает. Пора отправляться за ними следом. Она отодвинула занавеску и выглянула в окно.

– Ты имеешь хоть какое-то представление, где живет этот Чанг?

– Нет. Вы звонили Нику?

– Его телефон отключен.

– Значит, нужно ждать.

– Сколько?

Помолчав, она добавила:

– Возможно, его уже тоже нет в живых, э… то есть… его нет в живых. – И прикусила губу. – Роб, я больше не могу ждать. Нужно звонить генсеку.

– Вы же знаете, что думает по этому поводу капитан…

– А ты знаешь, что думаю я? Что чувствую я? Ф.Т. мой ребенок. Я не могу бросить его на произвол судьбы. Действуй. Звони.

У меня сильно забилось сердце.

– Как скажете.

Захват улиц расчистит отцу дорогу к заветному креслу, а там, глядишь, последует и моя предвыборная кампания. Но какую цену заплатит за это Арлина, когда узнает капитан?

Хуже того – какую цену заплачу я? Навсегда лишусь дружбы Ника Сифорта.

Возможно, как опасается Арлина, капитана уже убили. При мысли об этом мне стало легче не думать о предательстве.

– Позвольте мне одеться, и мы пойдем позавтракаем. Сейчас слишком рано и не удастся дозвониться до тех, кто действительно имеет вес.

– Мне кусок в горло не лезет.

– Ты должна заставить себя.

Я проводил ее до дверей, словно заботливый дядюшка.

Бесполезно звонить генсеку напрямую. Иначе он будет держаться доброжелательно, но уклончиво. Никто не дергает со всей силы за струны влияния; здесь нужно убеждать и уговаривать, чтобы они зазвучали в гармонии с инструментом.

При активном содействии Вана мы начали обзванивать нужных людей, подбираясь все ближе к Ротонде, чтобы подготовить советников генсека к личному звонку Арлины.

С правилами этой игры я был прекрасно знаком и отработал их до совершенства.

Несмотря на то что мы были политическими противниками, порой и супранационалисты, и земельщики, контролировавшие Генеральную Ассамблею, прибегали к помощи друг друга. А еще я знал, что если мы сможем убедить генсека начать действовать, от расчистки улиц выиграют все избиратели. Трущобники к таковым не относились.

Утро еще не кончилось, а все было готово. Настало время напрямую заручиться одобрением генсека. Арлина начала набирать номер, а я наблюдал, сидя на диванчике в ее номере. Я натаскал ее как мог. Ей удалось передать свое нетерпение без особых трудностей.

– Мистер Кан, если он жив, мы должны отыскать его… их обоих.

Она выслушала ответ.

– Не знаю. Он собирался зайти в магазин старого торговца, но вряд ли задержался там надолго. Роберт, где ты их высадил?

– В двух кварталах к югу от «Шератона».

Она сказала Кану:

– Они осмотрят этот участок, поэтому вам следует начать с другого места… Если послать полицию на время, пока идет мобилизация военных. – Пауза. – Нет, больше всего я беспокоюсь за Филипа. Ему только двенадцать, а мальчику, за которым он последовал, пятнадцать. Ник отправился на улицы с Адамом Тенером – своим адъютантом. У Адама есть лазер.

Арлина нахмурилась:

– Безусловно, он имеет лицензию!

Она прикрыла рукой микрофон:

– Ну и вопрос!

Пауза.

– Нет, я не прошу вас расчистить весь город…

Меня передернуло.

– …лишь отыскать бывшего Генерального секретаря и его сына. Это вполне резонная просьба, какая бы партия ни стояла у власти.

Она снова выслушала ответ.

– Мистер Кан, прошло три дня. Они обязаны прибыть быстрее! Проклятье, неужели у вас нет детей?

Я поднялся с места и предостерегающе поднял палец, но она не обратила внимания.

– Два дня – да это просто смешно!

Было слышно, как говоривший запротестовал, но Арлина покачала головой:

– Нет. Сегодня. Ее голос стал жестче:

– Я безусловно благодарна Робби Боланду за усилия, которые он приложил, чтобы помочь связаться с вами, но я могу обратиться за помощью не только к нему. Если я сообщу в «Голографический мир», что вы отказались… Ну, это зависит от точки зрения. Лично я считаю, что срок в два дня равносилен отказу. Завтра? Значит, вы хотите, чтобы они погибли? Учтите, если с вашей помощью я стану вдовой, то натравлю на вас всю прессу!

Я застонал.

– Мистер Кан, когда Ротонду занимал мой муж, весь аппарат был наготове; а вы, значит, не в состоянии его контролировать? Прикажи Ники полицейским выйти на улицу – любую улицу, – они бы исполнили его распоряжение через несколько часов, если не минут.

– Арлина, – проговорил я слабым голосом. Она рушила все мои тщательно продуманные планы. Она только отмахнулась от меня.

– В ответ Вы хотите, чтобы я дала обещание от лица Ника Сифорта? Неужели вы не имеете ни малейшего представления, что это за человек? В ответ я публично выражу вам благодарность. Нет, не имею ни малейшего понятия, кого он будет поддерживать на выборах.

Она выслушала, нетерпеливо постукивая ногой по полу.

– Да, я слышала эту чушь и раньше. Я была о вас лучшего мнения. Можете подумать до – сколько сейчас времени – полудня. После этого я звоню в «Голографический мир». Очень хорошо. Будьте здоровы.

Она отключила телефон.

– Боже, Арлина!

Мгновение она стояла неподвижно, а потом запустила мобильником через всю комнату.

– Скользкий сукин сын! Выражает соболезнования и тут же заводит разговор о предстоящих выборах.

– Это политика.

Арлина искривила губы:

– Знаю. Я жила в этом мире. – И махнула рукой в направлении угла, куда упала трубка. – Вот почему у Ники в мыслях не было снова выставить свою кандидатуру. Он и раньше не представлял, что на него нашло – добровольно плюхнуться в эту выгребную яму.

– Лучше бы вам не настраивать Кана против себя, – осторожно заметил я.

– Плевала я на него. Ты знал его, когда он был сенатором от Большой Австрии? Лебезил перед Ники Так же как генсек Анжур и Де Вала. Если у него есть хоть какие-то принципы, он их очень тщательно скрывает. Власть – вот перед чем он преклоняется.

Я вздохнул. Возможно, она избрала наилучшую тактику в отношении Кана. В конце концов, гнев Кана не коснется ни отца, ни меня. Мы были его оппонентами, и он знал это. Я не сомневался, что отец согласится со мной.

У нее опустились плечи.

– Если б только Ник дал нам знать…

Я прищурился:

– Арлина, а не мог Ф.Т. захватить с собой мобильник?

Какое-то мгновение она молча смотрела на меня. Затем ее лицо посерело.

Я бросился к ней и довел до стула.

– Простите. Я всего лишь…

– Как я могла не подумать об этом? Боже! Где телефон? – Она начала лихорадочно оглядываться.

Я поднял трубку с пола в дальнем углу, куда она только что швырнула ее, и принес Арлине.

– Какой у него персональный…

Она набрала код.

– Мне и в голову не пришло позвонить ему. Робби, я идиотка.

– Спокойно, Арлина.

Я пригнулся поближе и слушал гудки.

Щелчок, индикатор включенной линии загорелся зеленым. У нее расширились глаза, она вцепилась в мое запястье.

– Филип, это мама. Где ты?

Послышался смешок, какой-то шум, словно кто-то набирал номер.

– Ф.Т., ответь мне.

– Привет, верхняя сука. Выбираешься из своей башни?

– О Господи!

Я извлек трубку из застывших пальцев:

– Кто вы? Где мальчик, у которого был этот…

Снова щелчок.

Тишина. Индикатор загорелся красным.

Следующие два часа прошли в мрачном молчании. Арлина рыскала по комнате, как много лет назад ее муж расхаживал по капитанскому мостику «Трафальгара» во время атаки рыбьей армады.

Мне казалось, что я хорошо знаю Арлину, но никогда не видел ее в таком взвинченном состоянии. Между приступами плача и молчания она ругала себя за то, что забыла о телефоне Ф.Т.

– Я могла его спасти. – Арлина сунула руки в карманы, дошагала до окна и развернулась снова. – Я уверена, он хотел, чтобы его спасли.

– Вы не можете точно знать…

– Зачем же тогда он взял с собой трубку? Он хотел, чтобы мы остановили его. Неужели ты соображаешь не лучше моего? Господи.

Она открыла дверь и зачем-то выглянула в коридор.

– Прости, Робби, я так не думаю. Ну как я могла оказаться такой дурой и забыть…

– Сядьте.

– Перестань. Я не могу…

– Ну же, – мой голос звучал так повелительно, что я сам удивился.

Пораженная, Арлина медленно опустилась на стул.

– Арлина, возьмите себя в руки, или я вызову врача, чтобы вам дали успокоительное. У нее отвисла челюсть от удивления.

– Я не шучу. Оттого что вы так взвинтили себя, ни Филипу, ни вам лучше не будет. Я знал, что он взял с собой телефон. Капитан и Адам тоже знали об этом, но ни одному из нас не пришло в голову набрать его номер. Почему вы одна чувствуете себя ответственной?

– Я его мать!

– Но вы не Господь Бог. – Я встал. – Нам нужно поесть. Вы не дотронулись до завтрака и…

Зазвонил телефон.

Арлина кинулась к нему, выслушала и прикрыла рукой микрофон:

– Это Кан. Поговори с ним. Я не в состоянии вести дипломатические переговоры. Я взял трубку, послушал.

– Не раньше? Хорошо. Да, мы согласны. Даю слово, что супранационалисты не накинутся на вас за это. Да, и еще одно. – Я вошел к себе в комнату и закрыл смежную дверь, – Для всех заинтересованных лиц будет лучше, если к этому… делу не примешивать Сифортов. Объявите это началом принятия жестких мер.

Генсек молчал.

Я заговорил снова:

– Как вы слышали, Арлина Сифорт не отличается сдержанностью. Реакцию капитана тоже никто из нас не возьмется предсказать. Вы согласны?

Он был согласен. Я обсудил с ним еще несколько важных деталей и закончил разговор совершенно удовлетворенный. После этого вернулся к Арлине.

– Ну?

– Сегодня в семь вечера в город выступят все полицейские. До этого времени мы можем вести поиски.

– Только полицейские?

– Думаю, будет поддержка со стороны армейских подразделений, – спокойно ответил я, отдавая себе отчет в том, что ей ни к чему знать о сделке, которую я заключил с Каном.

Войска ООН прибудут днем и войдут в город на рассвете, уже после полиции. Я знал, что это необходимо для успешного претворения в жизнь проекта с башнями. Я гарантировал Кану, что супранационалисты не выступят с критикой его действий, и обещал помочь с законопроектом по поводу переселения с Веги.

Арлина направилась к шкафу.

– Ты меня подбросишь на вертолете?

Она накинула жакет.

– Куда?

– Вниз, разумеется. Искать сына.

– Вчера вечером вы пообещали…

– Подождать до утра. А Ник не позвонил. Если есть хоть малейший шанс отыскать Ф.Т. до начала военных действий…

Я не мог допустить, чтобы Арлина подвергалась опасности на улице. Она не представляла, какой механизм пришел в движение после нашего разговора. Скорее всего, сражение будет вестись за каждый дом, множество домов окажется разрушенными. Если она попадется или, хуже того, будет убита… политические последствия будут ужасными.

Я вдруг с ужасом сообразил, что думаю о смерти Арлины с точки зрения политической борьбы. Она мой друг. Ее смерть была бы личной трагедией. И капитан этого не вынесет. Я сглотнул.

– Едва ли я смогу нанять вертолет за такое короткое…

– Глупости. Ты нанял вертолет на два дня. Он стоит в ожидании звонка от Ника. Если боишься, я попрошу служащих неботеля выпустить меня из двери на уровне улицы.

Я вздохнул. Я со своими амбициями сам поставил себя в такое положение. Если все получится, я окажусь на коне. Но если Арлина погибнет, то лучше и мне погибнуть вместе с ней, чем испытать на себе ярость капитана.

– Мы отправимся пешком. Я договорюсь, чтобы нас забрали до семи часов. К тому времени нас не должно быть на улице.

– Пешком? Как далеко мы сумеем…

– Именно так отправился Ф.Т. и Джаред. Против этих аргументов ей нечего было возразить.

Каждый член Генеральной Ассамблеи имеет лицензию на ношение лазера. Я редко брал свой лазер, но на всякий случай он всегда был под рукой. Вряд ли я отважился бы сегодня выйти на улицу, если б не захватил его с собой.

Арлина не взяла с собой ничего, кроме мобильника и голографической фотографии сына.

Я предложил двигаться в южном направлении.

– Почему туда?

– Именно там я высадил Адама и капитана.

– Значит, нам нужно на север. Нет смысла прочесывать одну территорию.

Не дожидаясь ответа, она зашагала в ту сторону. Я поспешил догнать ее.

– Не торопитесь так. Видите тех людей на углу? И на другой стороне улицы? Они движутся…

Она сложила ладони рупором и закричала:

– Ф.Т.! Филип!

Ее крик повторило эхо.

– Арлина, бога ради!

– Как мы сможем найти его, если он нас не услышит? Филип, выходи!

Бродяги на углу глядели во все глаза.

Арлина продолжала быстро шагать вперед. Я держал руку на лазере.

– Эй, верхний!

Я мгновенно развернулся.

На меня, улыбаясь щербатым ртом, глядел бродяга:

– Чё тут делаете? Потерялись?

Оружия у него не было, тем не менее я в тревоге попятился.

– Уводи свою суку обратно в башню! – Трущобник наклонился за камнем.

– Арлина!

– Вижу.

Она подошла к бродяге, словно не испытывала никакого страха, и вынула из кармана снимок:

– Ты не видел этого мальчика?

Он заржал:

– Мамуля потеряла сыночка?

Повернулся к дружкам:

– Гляньте, чё у верхней! – Он выхватил снимок у Арлины из рук. – Возьму для мены. Небось малыш-то… А-а-а! – Он схватился за руку.

Арлина забрала снимок и повернулась к другому трущобнику:

– Ты не видел этого мальчика? Можешь получить вознаграждение.

– Проклятые верхние думают, они владеют миром! Неча вам делать у нас, бродов!

Трущобник издал пронзительный свист.

– Эй! Гляньте, чё верхний сделал с Полом!

Они сбились в кучку, не спуская с меня глаз. Мне хотелось крикнуть: это не я! Это она.

Арлина схватила меня за руку, перевела через дорогу.

– Филип! Выходи! – снова закричала она.

Молодой трущобник посмелее прочих подбежал к нам сзади. Не успел я вытащить лазер, как он с силой толкнул меня, и я упал.

– Бушь знать, как ходить…

Арлина вышла вперед, ухватила парнишку за засаленный спортивный костюм и ударила в живот. Шпаненок попытался прикрыться руками, но она успела ударить его еще раз, сильнее.

– Беги, мальчик, пока цел. Роб, вставай.

Мальчишка стоял, раскрыв рот от изумления. Такой я ее еще никогда не видел. Знал ли командир, что взял в жены тигрицу? Я с трудом поднялся.

– Ты видел этого мальчика? – Арлина поднесла снимок парнишке к лицу. – Посмотри.

– Не.

Сердитое ворчание. Топот бегущих ног. Не успел я ее предупредить, как нас окружило с дюжину трущобников, а бежало к нам еще больше. У одного в руках была палка, у другого камень. Я вынул лазер из кобуры.

– Чё сделали со Скатом?

– Ну, прощайтесь со своей башней, проклятые…

– Одёжка моя будет!

– Никто не связывается с…

– Послушайте, – высокий жесткий голос Арлины пробился сквозь галдеж. Затем мне, вполголоса:

– Роб, стреляй только в крайнем случае. – И снова обратилась к толпе:

– Вы знаете, что такое, вознаграждение? За этого мальчика назначено вознаграждение. – Она высоко подняла снимок.

Скат потирал живот:

– Сука стукнула меня!

– Ты первый начал, – отрезала Арлина. – Мы пришли не драться. Только найти его.

Она снова сунула руку в карман и вытащила снимок Джареда:

– И за него тоже вознаграждение.

– Пришейте их! – завопила женщина. Моя рука сжала лазер.

– Погодь, Чесси, глянь, чё они принесли.

– Пришейте их, возгражденье потом заберем.

Арлина закричала:

– Проклятье, почему вы так легко готовы пришить? Неужели у вас нет детей? Разве вы не стали бы их искать, если б они потерялись?

Короткое молчание. После чего женщина сказала:

– Не у нас они.

– Почему?

– Уйдут с территории бродов, помрут. А кто из малышни уйдет, значит, рёхнутые и неча за них беспокоиться.

Арлина показала снимок Джареда:

– Этот мальчик попал сюда первым, а вот этот пришел искать его. Кто-нибудь, где-нибудь должен был их видеть.

Тощий трущобник со шрамами на лице протиснулся вперед:

– Дай глянуть.

Внимательно вглядевшись в снимки, он произнес:

– Мзда?

Арлина взглянула на меня:

– Что он говорит?

– Не знаю.

– Мзду мне, верхняя. Хошь слышать, гони.

– Так ты их видел? – нетерпеливо спросила Арлина.

– Одного.

– Которого?

– Наперво мзду.

Арлина вынула из кармана деньги и вручила ему одну банкноту:

– Еще получишь, когда мы найдем его.

– Консерв у тебя, значит, нету? – бродяга скорчил гримасу. – Юнибаксы трудно пристроить. Придется нести старику Чангу, а он с тебя три шкуры сдерет.

Арлина помахала двадцаткой:

– Который из мальчиков?

Он ткнул пальцем в снимок:

– Он.

Джаред.

У нес вытянулось лицо.

– Когда?

– Не знаю, – он пожал плечами. – Кажись, утром.

– Роб, как ты думаешь, он сочиняет?

На снимке крупным планом было лицо Джареда. Я обратился к трущобнику:

– Опиши его.

– Чё?

– Расскажи мне о нем. Какого он роста? Как одет?

У трущобника был довольный вид:

– Мзда.

Арлина отделила еще одну бумажку. Он потянулся, чтобы взять, но она зажала деньги в кулаке:

– Сначала скажи.

Оборванец нахмурился:

– Со ската. Волос светлый. Без рубахи и без обувки, синие штаны. Даешь мзду?

Арлина вручила ему банкноту, потом еще одну:

– Отведи меня к нему.

– Ха, не выйдет!

Я почувствовал, что у Арлины терпение истощается.

– Куда он шел? – раздраженно бросила она.

– Сабы, Сорок вторая.

– А где сабы?

Трущобник показал на север:

– Пять-шесть кварталов.

Арлина обвела всех взглядом:

– Кто нас проводит?

Раздался грубый хохот:

– Да кто ж к ним пойдет? Сабы тя пришьют. И нас заодно.

– Арлина, о чем, черт возьми, они толкуют?

– Сабы – от «сабвей», то есть метро, это старая система подземных поездов. Когда-то Ник спускался туда в поисках Анни.

– О Господи.

Значит, слухи, ходившие в ту пору, когда я был кадетом, оказались правдой. Да, командир способен на что угодно.

– Почему Джаред пошел к сабам? – задала вопрос Арлина.

Мальчишка, которого она стукнула, начал подскакивать:

– Мистер, пожалста, пустите меня. Куда меня ведете? – кривляясь, он схватился за грудь. – Не так быстро, камни острые! Пожалста, пустите!

Арлина застыла на месте. Потом очень тихо проговорила:

– Роб, дай мне лазер.

Я заколебался. Я же собирался защищать ее. С другой стороны, я начинал понимать, что мы будем в большей безопасности, если пистолет возьмет Арлина. И я вручил ей оружие.

Раздался щелчок – она сняла пистолет с предохранителя.

– Кажется, тебя зовут Скат? Ты когда-нибудь видел лазер? Смотри.

Она направила пистолет вверх на облупившийся фонарный столб с металлическим верхом. Металл сверкнул белым, начал плавиться и стекать каплями.

Со стороны трущобников послышался почтительный гул голосов.

– Держи! – Арлина вытащила из кармана пачку банкнотов и бросила на землю перед мальчиком, а затем направила на него пистолет:

– Отведи нас к сабам, а не то, богом клянусь, поджарю глаза на твоем лице!

Он захныкал:

– Верхняя, да ведь если я отведу, они меня пришьют…

– Неужели ты думаешь, что трущобники в туннеле заставят меня прекратить поиски сына?

За считанные секунды толпа растаяла.

Мальчишка Скат начал пятиться к углу здания, но я успел схватить его за руку:

– Парень, она не шутит.

Перетрусивший мальчишка тут же согласился:

– За проход нужно платить мзду. Я доведу вас до лестницы, и все. Вниз не пойду. Хоть кожу с меня сдирай своим лазером.

– Пошли.

Не прошли мы и пяти шагов, как у Арлины зазвонил мобильник.

30. Педро

Прошел целый день, но торговать не зашел ни один нижний. Будто весь город нижних напряженно ждал, что станется с Пууком, Рыболовом и сабами. Я сидел один, испытывая ноющую боль в груди, благословляя тишину темного магазина. Стук в дверь.

– Мистер Чанг? Это Адам Тенер с командиром. Вы позволите нам войти?

Не уверен, хочу ли, если вспомнить, что придется им сказать. Но я медленно прошаркал к двери, отпер.

Тенер вошел первым, сжимая в руке лазер. Я нахмурился:

– Скольких ты порешил, верхний?

Он покачал головой:

– Никого, но дело чуть не дошло до этого.

Не дожидаясь приглашения, плюхнулся на стул.

– Я же сказал, что просто так убивать не собираюсь. Но враждебность к нам невероятная. Едва не пришлось применить оружие.

У Рыболова был усталый вид.

– Ничего. Никаких зацепок, – вздохнул он. – Никто с ним не разговаривал. Тела тоже нигде нет.

Взгляд в сторону Адама.

– То же самое с Джаредом.

Он похлопал друга по плечу:

– Прости.

Я попытался заговорить, но из горла вырвался только хрип. Пришлось начать снова:

– Фити был здесь.

В первое мгновение они меня не поняли. Затем глаза Рыболова загорелись, как два лазера. Я грубо проговорил:

– Сегодня днем. Ушел с пару часов назад.

– И вы отпустили его! – воскликнул он.

– У него был нож.

– У Ф.Т.? Да вы рехнулись! Ему бы и в голову не пришло…

– Похоже, вы его не знаете. Парнишка был готов всадить его.

Правда, не в меня. Я беспокоился за Пуука. Не вынесу, если его пришьют. За себя мне бояться не приходилось. С первого взгляда на парнишку понял, что смогу отговорить его.

– Но почему нож? Почему вы его не остановили? Скажите, бога ради, с ним все в порядке? – Голос Рыболова прервался.

– Сэр, спокойнее. – Это Тенер.

– Нечего меня успокаивать, это не твой сын… Господи, Адам, прости меня. – Рыболов снова опустился на стул, закрыв лицо руками.

– На нем не было ни царапинки. – Я завозился с чайником: налил воду, расставил чашки.

Большие новости – большая мзда. Можно было запросить с Рыболова очень много. Но слова сыпались из меня, точно я превратился в ребенка, который жаждет добиться уважения. Не знаю, с чего бы это; должно, старею.

Когда я закончил, он рассеянно взял в руки чашку с чаем, подул.

– Как Ф.Т. узнал, что Пуук держит Джареда в своем укрытии?

– Не успел спросить. Все случилось слишком быстро.

– С Джаредом все в порядке?

Я вытащил из кармана коробочку, проглотил таблетку и постарался успокоиться, надеясь, что грудь не разорвется.

Рыболов внимательно всматривался в мое лицо, словно пытался запомнить навсегда.

– Вы готовы сделать это для нас?

Я пожал плечами:

– Племена не стали слушать, когда я предупредил, что они перемрут без хорошей воды. Халбер мечтает захватить Парк. Каждое племя готово драться до конца за свою территорию. Своим людям ничем помочь не могу, значит, помогу вам. Сделаю хоть одно доброе дело до того, как умру. – Мне удалось подняться. – Пожалуй, надо идти. Старику не под силу быстро шагать.

– Вам и не нужно, сэр, – проговорил Тенер. Он вынул из кармана телефонную трубку и вопросительно взглянул на Рыболова:

– Могу я?..

Он моментально дозвонился и заговорил отрывисто, потом выслушал, что ему сказали.

– Вышли? Что вы несете… Он сказал, что… Вы отвечаете всем, кто звонит ему? Кто?

Прикрыв микрофон рукой, он сообщил Рыболову:

– Роберт покинул отель. Какой-то человек снимает трубку… Алло! Где Робби Боланд? Кто вы такой? Что случилось с проклятым вертоле…

– Адам, – спокойным тоном произнес Рыболов всего одно слово.

Долгая пауза. Было похоже на то, что Тенер считает про себя, чтобы успокоиться. Наконец он заговорил снова:

– Ладно, продолжайте. Выслушал.

– Вертолет заправлен и стоит наготове? Вы можете встретиться с нами… сэр, где мы находимся?

Рыболов сказал ему.

– Да. Маленький магазинчик в старом здании бурого цвета – выглядит так, словно вот-вот развалится. Будем ждать снаружи. Нас трое.

Я помахал пальцем перед его лицом:

– В вертолет верхних не пойду.

– Мистер Чанг, вы совершали более длительные путешествия. Нет никакой опасности…

Я до того разозлился, аж сплюнул на пол:

– Нет опасности? Вы принимаете меня за глупого мальчишку? Слушай, верхний, это мой магазин! Я пользуюсь здесь уважением. Хотите сгубить мою репутацию? Кто из нижних придет ко мне торговаться, коли увидит, как я забираюсь в верт, а? Да никто не захочет вести со мной дело!

Я засунул руку в карман, вытащил пачку юнибаксов, которые вчера дал Адам Тенер.

– Думаете, Педро Теламон Чанг проживет на эту мзду до конца жизни? Ха!

Тенер, прикрывая микрофон рукой, быстро обменялся взглядами с Рыболовом, отчего я еще больше разозлился.

– Хорошо, мистер Чанг. Мы справимся. – Это Рыболов.

Адам проговорил в трубку:

– Нас будет двое. Только поторопитесь! – И отключил связь.

Я прошел внутрь магазина, ворча под нос. Зря только хороший чай потратил.

Вскоре послышался шум лопастей. Не спрашивая, Тенер подошел к двери и взялся за цепочки. Я подбежал и отпихнул его в сторону:

– Чанг откроет, не то еще сломаешь!

Пока я возился с замками, рядом с магазином опустился вертолет.

Два человека вышли на улицу под хмурое небо, затянутое облаками, поднырнули под крутящиеся лопасти. Пилот внимательно смотрел по сторонам, готовясь подняться в воздух в любое мгновение, но на улице не было ни одного нижнего. Должно, из-за погоды. Что-то электрическое висело в воздухе. А может, только в голове глупого старика.

Пока я наблюдал, Рыболов уселся на заднее сиденье, после него Тенер забрался на переднее. Адам пристегнул ремень и поднял голову, удивленный настойчивым стуком в окно.

Я хмуро глядел на него:

– Поможет мне кто подняться или как?

Дверца отворилась, высунувшиеся изнутри руки затащили меня в кабину.

– Добро пожаловать на борт вертолета, мистер Чанг, – сухо проговорил Рыболов.

– Ха. – Я схватился за сиденье незнакомой машины и погрозил пальцем пилоту:

– Будешь крениться, сначала скажи мне. Слишком я стар, чтоб ломать кости.

– Пожалуйста, следуйте на север – Это Тенер. – Сорок вторая улица.

Пилот с явным облегчением поднял машину в воздух.

– Куда, черт возьми, делся Роб? – тут же потребовал ответа Тенер. – Он согласился быть наготове.

– Он велел мне ждать вместо него, сэр, – ответил пилот, – а сам с миссис Сифорт отправился на улицу.

С заднего сиденья раздалось приглушенное восклицание. Я поглядел на Рыболова. Его лицо было красным. Он стукнул кулаком по сиденью.

– Куда? – спросил Адам.

– Не знаю, сэр. Мистер Боланд сказал, что они пойдут пешком.

Рыболов принялся ровным монотонным голосом, не переставая, сыпать проклятьями. Это напугало меня сильнее лазера.

Похоже, Адама Тенера это не беспокоило. Он достал телефонную трубку, набрал номер, дождался гудка и передал Рыболову.

– Сэр, вероятно, вы хотите переговорить с ней?

Верт приземлился на 38-й. Столпившиеся нижние разбежались, кроме одного, покорно стоявшего У стены на коленях. Возле него находились двое верхних и нетерпеливо смотрели на верт.

Рыболов открыл дверцу, спрыгнул вниз и широкими шагами направился к женщине.

– Где тебя черти носят? – одновременно закричали они друг другу.

Шум мотора заглушил все остальные слова. Оба размахивали руками. На минуту мне показалось, что она его сейчас ударит. Верхний, который поджидал с ней вместе, попытался вмешаться. Сифорт моментально развернулся к нему, прижал к стене и явно ругал его. С каждой секундой лицо человека становилось все мрачнее.

– Кто эта верхняя девушка? – поинтересовался я у Тенера.

– Миссис Сифорт, – ответил тот, его глаза непрерывно осматривали всю улицу.

– Вся семья рехнулась, – пробурчал я. – Бегают по улицам, точно нижние.

Он ничего не ответил, только крепче сжал губы.

Пока они спорили, мальчишка на коленях осторожно оглянулся и попробовал одну ногу поставить с колен на ступню. Одним движением ноги верхняя женщина моментально вернула его на место, прижала голову к стене, а руки завела вверх.

Любопытно, что при этом она его не покалечила. Удерживая парнишку на месте одной рукой, она сердито повернулась к Рыболову. Второй верхний лишь стоял и смотрел.

Наконец крики стихли. Рыболов и второй верхний, сердитые, с красными лицами, направились к верту. Сифортиха схватила мальчишку-брода за воротник, рывком поставила на ноги и тоже потащила к верту. В кабине стало тесно. Я поглядел на парнишку. Растрепанные грязные волосы, пробивающиеся усики. Шестнадцать или что-то около этого. Больше перепугался верта, чем верхних.

Узнал меня, и глаза его зажглись надеждой:

– Чанг? Они нас пришьют?

– Не.

Он понизил голос:

– Эта верхняя – настоящая стерва. Исколошматила меня при всех бродах!

Я пожал плечами:

– Я нейтрал.

Племена должны соображать: незачем жаловаться мне на потасовки. Я должен оставаться за кругом, не принимая ничью сторону. С другой стороны, он жаловался не на члена какого-то племени, а на верхнюю. С третьей стороны, он говорил про жену Рыболова. С четвертой, я теперь на стороне верхних. Слишком много сторон получается. Я пожал плечами.

– Этот парень видел, как Джареда вели к сабам, – проговорил Рыболов, обращаясь к Адаму.

Тенер глубоко вздохнул и медленно выдохнул.

– Он покалечен?

– Сперва мзда…

– Говори, пока верхние тя не пришили, – рявкнул я на него.

Не правда, конечно, но некогда торговаться по поводу мзды.

– Плакал да ныл много, – ответил парнишка и хохотнул:

– Ножа из него не торчало.

Тенер кинул на брода такой же предостерегающий взгляд, каким Пуук поглядел на Сви у меня в магазине. Я не винил его.

– Куда теперь, сэр? – раздался голос пилота.

– Сорок вторая, – ответил Рыболов, – Мы и так потеряли много времени.

– Значит, забрать нас – для тебя потеря времени? – ласково сказала жена Сифорта.

– Арлина, пожалуйста…

– Ты подонок высшей пробы.

Не знаю почему, но я ожидал, что после таких слов ударит молния или того хуже. Ведь это же Рыболов!

Остальные слова Арлины потонули в реве двигателя. Пока мы поднимались вверх, я держался за ремень и жалел, что не остался в магазине. Теперь я им не нужен в провожатые, у них есть парнишка-брод Правда, с ним они могут дойти только до входа на лестницу. А вот спуститься под землю – другое дело.

Мы снова приземлились. На 42-й не было ни души, несмотря на то что еще не стемнело. Я облизал губы, радуясь, что прихватил с собой сердечные таблетки.

– Пошли. – Я рывком открыл дверь. – Отпустите брода. Больше не нужен. Теперь с вами я.

Жена Сифорта окинула меня взглядом с головы до ног.

– Арлина, – поспешно заговорил Рыболов, – это Педро Чанг. Помнишь, я тебе рассказывал…

Какое-то мгновение ее взгляд оставался безразличным. Затем он смягчился.

– Ну конечно. Вы – друг моего мужа и Эдди. Ник говорит, что вы видели Филипа. С нашим сыном все в порядке?

– Было, – почему-то я снова охрип.

Она пожала мне руку;

– Вы напоили его чаем. Благодарю вас.

Она на секунду задумалась.

– Мистер Чанг, как Ф.Т. будет действовать дальше?

Я скорчил гримасу.

– Он мне не сын. Откуда я знаю…

– Вы видели его последним. В каком он был настроении? Расскажите мне об этом Пууке.

Я и сам не заметил, как выболтал ей все свои сокровенные мысли. Рассказал, что Пуук для меня все равно что сын. До чего он напуган, хоть и держится с бравадой. До чего его поразила стальная сердцевина Ф.Т., скрывающаяся под внешней мягкостью. Как я понял, Ф.Т. не остановится ни перед чем, пока не отыщет своего Джареда.

Ее не удивил мой рассказ. Под конец она кивнула и снова пожала мне руку:

– Спасибо, мистер Чанг. Большое спасибо.

В моем горле непонятно откуда взялся комок. Парнишка-брод с надеждой проговорил:

– Отпустишь меня, верхняя?

Я думал, она согласится, но она ответила:

– Извини, Скат. Может, мистер Чанг и знает сабов, зато ты видел людей, которые вели Джареда. Я отпущу тебя, как только мы его отыщем.

– Сказал же, вниз не пойду! – он двинулся к двери. Она схватила его руку и что-то сделала с пальцами, отчего брод завопил.

– Ты куда-то собрался?

– Проклятая верхняя, – пробормотал Скат и обхватил пальцы рукой.

Пилот кашлянул:

– Сэр, мы находимся на враждебной территории. Если вы настаиваете, я останусь здесь, но предпочел бы кружить в воздухе…

– Арлина, – обратился к жене Рыболов, – ради бога, давай выйдем, пока с улицы не начали швырять камни в стекла или в лопасти. Роб, оставайся в вертолете до…

– Я пойду с вами, – коротко ответил верхний и выпрыгнул наружу.

Минуту спустя мы пересекли площадь и подошли к лестнице, которая вела вниз. Ветер, поднявшийся при взлете, швырял нам в глаза песок.

У нас при себе было два лазера: один у Адама Тенера, второй – у верхнего по имени Роб. В безопасности я себя от этого не чувствовал. Если сабы налетят на нас и верхние свалятся, мы все можем получить ножом под ребра.

– Арлина, может быть, вы предпочитаете… – Роб покраснел и протянул ей лазер.

– Держи его пока при себе. – Она вытащила из своей сумки станнер и подняла его высоко над головой. Другой рукой она крепко держала Ската.

Как только мы начали спускаться по лестнице в темноту, я громко крикнул:

– Эй, сабы! Чанг спускается вниз, с друзьями! Со мздой для прохода. Остыньте, не вздумайте кого пришить!

Скат фыркнул и помотал головой.

– Как тя пришьют, я тут же смоюсь, – сообщил он жене Рыболова.

Когда-то под землей горел тусклый свет. Стоит поднять голову, и теперь любой увидит наверху провода. Но сегодня была кромешная темень. Я несколько раз глубоко вздохнул, потому что знал: сабам нравится внезапно выскакивать неведомо откуда, и понадеялся, что сердце выдержит, если так и случится.

Мы спустились до конца и вгляделись в темноту. Не было слышно ни звука.

– Эй, сабы!

Мой голос подхватило эхо. Мы стояли и ждали у лестницы, не решаясь шагнуть в темноту.

Чертыхнувшись вполголоса, Тенер вытащил из кармана фонарик, включил его и направил яркий луч в одну сторону. Ничего, кроме стен пустого коридора, уходящего вдаль.

Луч света развернулся в другую сторону.

Три саба выскочили вперед с ножами и палками наготове. Арлина прошептала, и в руках у верхних появились лазеры с мигающими красными лампочками.

– Стойте! – я бросился между сабами и верхними Нацеленные лазеры чуть опустились. Два саба остановились в нескольких футах, а третий отпихнул меня в сторону и помчался вперед. Я тяжело грохнулся на землю. Не мог дышать.

– Нет! – крикнул Рыболов и отвел лазер Роба в сторону как раз в тот миг, когда верхний выстрелил.

Шум потасовки. Саб вырвался из кольца верхних вниз, остальные сабы кружили поблизости, выжидая подходящий момент.

– Убирайтесь! Сегодня никто не войдет!

Кое-как я сумел встать на ноги.

– Бога ради, утихомирьтесь вы все! – Я помолчал, чтоб отдышаться. – Куча мзды. Покажите им.

– Чанг, плевать на мзду! – злобно рявкнул саб. – Халбер сказал, никого! Уведи их!

Я вытащил из кармана юнибаксы, которые получил от Тенера, помахал перед его лицом:

– Мзда! Халбер здорово озлится, если не возьмешь.

Он покачал головой:

– Он шкуру с меня сдерет, если впущу.

Я отчеканил:

– Халбер говорил не про меня, идиот! Я – Чанг. Разве не ты приходил ко мне в магазин за Вальдес-пермами несколько дней назад? – Я с презрением швырнул юнибаксы на землю. – Подбери. Халберу они все понадобятся.

Не дожидаясь ответа, я махнул остальным рукой:

– Идем. Найдем Халбера и все выясним.

Арлина среагировала быстрее всех и тут же зашагала по туннелю, таща за собой Ската. Остальные последовали за ней.

Как только она поравнялась со мной, я взял ее под руку и оперся на нее Старался дышать ровно. У меня кололо в боку. Болела грудь, болела нога. Слишком я стар для потасовок.

Она вроде как поняла и пошла медленнее, как я. Сабы семенили следом за нами. Один держал пачку юнибаксов.

– Чанг, стой! Он вправду шкуру с меня сдерет!

– Ни за что, – внушительно ответил я. – Халбер поймет.

Надеюсь, что это правда.

– В той стороне, – я махнул рукой, – главное место сбора. И ни за что не выключайте свет. В темноте сабы опасней всех ньюеркцев.

31. Филип

Когда мы вышли из магазина мистера Чанга, я думал, Пуук сбежит или кинется на меня. Если он сбежит, я заставлю Сви показать мне дорогу к сабам. Если же накинется, вряд ли я сумею снова с ним справиться. Он был больше, сильнее и старше. Моим единственным преимуществом были приемы борьбы, которым научила меня мама. Вряд ли удача будет постоянно на моей стороне.

Пуук настоял на том, что нужно взять с собой овощные консервы как дар его знакомым. Мистер Чанг поворчал, но все-таки вынес несколько штук, а когда мы уже выходили, добавил еще.

Сви тащился позади, внимательно следя за тем, чтобы я оставался между ним и Пууком.

– Ще пара кварталов, верхнячок. Пойдем не к площади, а на Тридцать шестую. Скорей будет.

Пуук держался со мной подчеркнуто дружелюбно, зато на Сви время от времени кидал злобные взгляды. Похоже, он был здорово взвинчен. Я чувствовал то же самое.

Несколько кварталов Пуук оживленно рассказывал – получилось что-то вроде экскурсии по местам, где жили трущобники. Я понимал только малую толику того, что он говорил. В висок била тупая боль.

– Дальше не мидова земля. Погодь чуток. Отдам бродам мзду.

Он шагнул вперед. Я машинально двинулся следом – если отстану, мне его не нагнать.

Пуук заговорил на тарабарском языке с одним из стоявших на углу оборванцев, вручил ему пару консервных банок. Сви не тронулся с места, явно побаиваясь и Пуука, и его собеседников.

Два трущобника уставились на меня, потом спросили у Пуука что-то непонятное.

– Он со мной. Нужно пройти вдвоем. А вон того вонючего мида, – он ткнул пальцем в сторону Сви, – можете пришить, когда пойдем обратно.

Они перевели взгляд с меня на Сви.

После этого Пуук повеселел. Может, потому что мешок с консервными банками стал полегче.

– Сабова лестница сразу за землей мидов, – пояснил он мне. – Нужно кучу мзды. Чё дашь?

Я пожал плечами:

– Не понимаю. Ты говоришь на интересном диалекте. Любопытно, кто-нибудь составлял такой словарь или нет? Нужно будет предложить мистеру Фаулзу эту работу в качестве курсовой за четверть.

Он уставился на меня с таким видом, будто я несу полную ахинею.

Пуук привел меня на открытую площадку, откуда вниз, в подземный туннель, вела лестница. Он остановился и облизал губы.

– Верхний, точно пойдешь? Может, здесь подождешь?

– А Джаред внизу?

Он неохотно кивнул:

– Он с Халбером.

– Тогда пошли. – И я начал спускаться. Пуук собрался с духом и кинулся вниз. Оказавшись внизу, он пронзительно свистнул.

– Эй! Сабы!

Видно было, что он в любую минуту готов спасаться бегством.

Я вглядывался в темноту.

Сви, оставшийся наверху, неуверенно проговорил:

– Не хочу вниз.

– Ну так жди наверху, – отозвался я. – Там наверняка есть с кем поговорить, пока мы ходим.

Глаза Сви заметались туда-сюда по развалинам зданий, после чего он с подвываньем кинулся вниз и держался рядом со мной, когда мы тронулись в путь.

– Есть здесь кто-нибудь? – я ничего не видел вокруг, разве только какие-то тени.

– Это далеко! – раздался голос в темноте. Сви схватил меня за руку.

– Кто тут? – дрогнувшим голосом спросил Пуук.

– Саб Роли.

– Я Пуук, чё сменял Халберу Джареда-верхнего. Халбер велел мне тоже идти с ним.

– А чё не пошел?

– Не мог, – расстроенным тоном ответил Пуук. Нужно было вернуться в укрытие и забрать… – Он не нашелся, что сказать. – Ничё, теперь мы здесь.

– Мы?

– Мой… друг Эфтэ.

– И я, – робко добавил Сви.

– Не, – покачал головой Пуук. – Этого не знаю. Можешь его пришить.

– Пуук! – пискнул Сви.

– Этого не знаю, – повторил Пуук. – Похоже, мид. И мзду не принес.

Сви внезапно отпустил мою руку и помчался к лестнице. Раздался глухой стук падения тела, крики протеста.

– Попался!

– ЭФТЭ-Э-Э! – отчаянно заорал Сви.

– Стойте! – выдал я неожиданно высоким голосом. С большим трудом мне удалось заставить его звучать ниже. Призвав на помощь образ отца, я постарался оказать властным тоном:

– Хватит! Отпустите его.

Роли, видимо главный, хохотнул.

– Это кто говорит?

– Я. Разве Пуук не сказал? Мы гости Халбера.

– Вы чё?

Неужели я переврал имя?.

– Пуук, говорил тебе Халбер прийти сюда?

– Да. – Похоже, Пуук с радостью подхватил мою мысль. – Так и сказал.

Молчание. Внезапно включился свет. Мы были в захламленном мусором туннеле в окружении полудюжины людей в одежде невообразимо ярких расцветок. На полпути к лестнице стоял Сви с закрытыми глазами. Саб, схвативший его сзади, прижал нож к сонной артерии.

Как бы сейчас поступил отец?

Уверенным шагом я направился к Сви:

– Опусти нож! Отпусти его, он пришел со мной! Я молился только об одном – чтобы мой голос не дал петуха.

Роли толкнул локтем Пуука:

– Кто такой?

– Мой друг Эфтэ. Верхний, как Джаред.

Я топнул ногой:

– Убери нож!

Какое-то мгновение Роли раздумывал. Наконец он решил:

– Ведите Пуука к Халберу. Тот его пришьет, если он нас водит за нос. И мальчишку-мида.

– А чё с верхним?

– Пришейте, – прошипел Роли.

– Но он…

Роли сплюнул:

– Проклятые верхние думают, они владеют миром! Покажите им, как спускаться к сабам и…

В мою рубашку одновременно вцепилось несколько рук, но я отбился от них. Человек, схвативший Сви, оттолкнул его, чтобы заняться мною. Сви споткнулся, но удержал равновесие.

Ко мне бросились три саба. Мам, что теперь? Как драться, если мне ужасно страшно? Я сделал еще шаг назад и налетел на стенку.

– Он мой!

Зловеще сверкнул нож. Один саб загородил мне путь к лестнице; два других кружили за спиной. С отчаянным криком я внезапно бросился на нож, замер в паре сантиметров от острия, крутанулся и поднырнул между двумя ошеломленными трущобниками, стоявшими за моей спиной, потом перекатился и вскочил на ноги. Путь был свободен только в одном направлении: в глубь туннеля.

– Лови его!

Я рванул вперед, оставляя слабый свет позади.

– Беги, Эфтэ! – крикнул кто-то. Вроде Пуук.

Меня догонял топот ног.

Коридор расширился. Я пролетел через зловонную комнату, заполненную ветхой мебелью и разостланными матрасами. Вокруг двигались трущобники. Сзади приближалась погоня.

Я стремительно промчался по пещере, перескочил через сломанный стул, чудом не налетев на котелок с кипящим варевом. Позади послышались сердитые крики. Я отбросил потянувшуюся ко мне руку, пролетел над парочкой, которая обнималась на матрасе, и рванул к тускло освещенному коридору, который начинался в дальнем конце комнаты.

Свет из общего зала остался позади, темнота становилась все гуще. Чтоб никуда не вляпаться, я пошел, ведя вдоль стены пальцами одной руки, а вторую выставил вперед.

В отличие от меня, мои преследователи прекрасно ориентировались в коридорах. Даже в темноте они подбирались все ближе. От отчаяния я побежал быстрее. Откуда-то повеяло холодным воздухом. Внезапно земля ушла у меня из-под ног. Взмахнув руками, я потерял равновесие и полетел вниз. Почувствовав холодный металл, я понял, что упал на рельсы, и спросил себя, целы ли ребра.

Голоса все еще звучали где-то поблизости. Значит, меня не оставили в покое. На потолке заплясали тени: мои преследователи захватили фонарики.

Чертыхнувшись про себя, я с трудом встал на ноги. И споткнулся. Я находился в каком-то углублении, где были проложены рельсы. Интересно, можно отсюда выбраться наверх, на уровень коридора? Нет, не успею: сабы подошли совсем близко.

Держась за ноющие бока и пошатываясь, я пошел по путям.

Крики, голоса, шаги.

– Вот он где!

– Где?

– В туннеле тень!

– Ничё не вижу.

– Он на путях.

Позади меня с полдюжины человек попрыгали вниз. От света фонариков по стенам заметались диковинные тени. Я поспешно забрался в темноту. Позади раздавались голоса преследователей.

Я бежал до тех пор, пока не стал задыхаться. Оставалось только надеяться, что мне повезло и я оторвался от погони.

Споткнувшись о рельсы, я потерял равновесие, головой стукнулся обо что-то твердое и упал навзничь. Яркая вспышка боли сменилась полной чернотой.

Неужели пора вставать? Мама сердится, когда я встаю поздно. Я напряг глаза, пытаясь разглядеть часы у кровати, но не сумел. Была полная темнота. Кто-то застонал.

Сбитый с толку, я посмотрел в другую сторону и только теперь понял, что стонал я сам. Я схватился за голову, ахнул от боли и моментально убрал руку. Медленным движением поднес руку к голове и осторожно ощупал припухлость, мокрую, видимо, от крови.

Не сразу удалось вспомнить, где я.

Под землей. Это место трущобники называют сабом, а людей, которые здесь живут, сабами. Раньше здесь был сабвей – метро.

Я перестал стонать и затаил дыхание, с ужасом ожидая, что сейчас услышу своих преследователей.

Но ничего не случилось.

Очень медленно я сел и прислонился к холодному бетону. В голове пульсировала страшная боль.

Здесь, в полной темноте, оставаться нельзя. Тем более что разъяренные сабы прочесывали тоннели.

Кое-как я поднялся на ноги, но приступ головокружения заставил меня осесть, придерживаясь за холодный стальной столб.

Я потерялся в темном подземелье Нью-Йорка. Сесть бы сейчас на землю, сжаться в комочек и заплакать, раскачиваясь из стороны в сторону. Я начал дергать пальцами за рубашку… Не здесь и не сейчас. Я обхватил себя руками и представил, что меня обнимает мама. Стиснул зубы. В голове снова запульсировала боль.

Я не выдержал и заплакал.

Наплакавшись вволю, я вытер нос. Что бы подумала мама, если б слышала, что я сопли распустил, как младенец?

Да, ситуация неприятная. Нужно выбраться из туннеля, пока не сдали нервы и я могу здраво рассуждать.

Главное – не попасть к сабам в руки. Похоже, они хотят убить меня, хотя я и не давал для этого никакого повода. Может, для этого они и увели Джареда под землю – совершить жертвоприношение в угоду своей ненависти?

Что ж, придется Джареду выбираться самому. Мне хотелось только одного: вернуться домой, в Вашингтон, выдержать мамин гнев и укоризненный взгляд обиженного отца.

Какой позор! Надеюсь, при дневном свете ко мне вернется мужество.

К счастью, трущобники больше меня не преследовали, так что бежать никуда не нужно. Я заковылял вдоль путей, на ощупь внимательно проверяя дорогу. Еще одного удара голова не выдержит.

Я не имел ни малейшего представления, в какую сторону направляюсь, и постарался припомнить все, что читал про подземную железную дорогу в Нью-Йорке. Она строилась во времена Гражданской войны, чтобы помочь беглым рабам. Или это говорилось про, другой город? В голове у меня все перемешалось, она слишком болела, чтобы соображать. Во всяком случае, из туннеля такой ширины обязательно должны быть и другие выходы; рано или поздно я выберусь наружу, к дневному свету. Если зайду в тупик, нужно только развернуться и идти в другом направлении. Возможно, я вернусь туда, откуда начал путь.

У меня были часы со светящимся циферблатом, причем они могли громко объявлять время. Я услышал, что сейчас восемь вечера. Мне казалось, что я брожу уже много часов, но я не знал, когда именно отправился в путь.

Голоса.

Я насторожился и приготовился бежать, даже если при этом размозжу голову о стену.

Вдалеке слышались неразборчивые выкрики, словно кто-то звал на помощь. Пронзительный вопль.

Я повернул назад и пошел вдоль пути, пока не почувствовал под рукой опору. Тяжело и глухо застучало сердце. Пальцы схватились за застежку рубашки.

Очнувшись, я понял, что сижу, сжавшись в комок, у стены, раскачиваясь и всхлипывая. Я лихорадочно принялся решать сложные уравнения, извлекать кубические корни – в общем, совершать действия, которые помогут притормозить скорость моих мыслей.

Мистер Скиар посоветовал, какие делать упражнения, когда меня начинает нести вразнос. Я старательно их проделал. Очень бы помогло, если б мама обняла меня, но она была далеко отсюда, да и вряд ли сейчас в настроении меня обнимать.

Я заставил себя успокоиться, восстановить защитную оболочку и вернуться к действительности. После этого снова встал и решительно направился в сторону голосов.

Темнота сменилась полумраком.

Замерцал свет.

– Вырубай свет, скотина! – хрипло выкрикнул кто-то. Свет моментально погас, но я успел разглядеть другой коридор, на несколько метров выше моего. – Хошь, чтоб нас засекли?

– Остынь, Фро!

– Парки прямо над нами. Чако и другие вниз больше не вернутся!

– А ну тихо! – приказал другой голос. Я вскарабкался по стене на уровень станции и, напрягая глаза, старался вглядеться, что там дальше за едва заметными очертаниями фигур, сгрудившихся на месте. В одном конце коридора было заметно светлее.

– Где эти проклятые колеса?

– Будут, когда Халбер решит. Сиди и сторожи станцу.

Каким-то образом я заставил себя двигаться вперед. Что угодно, лишь бы избавиться от жуткого мрака.

На меня налетела невидимая фигура и с проклятием отпихнула в сторону. Я на ощупь пошел в сторону света и обнаружил, что стою у основания лестницы. Наверху огонь отбрасывал танцующие тени на стены лестницы.

– Осторожней, паренек! – Кто-то локтем отпихнул меня в сторону.

Я вцепился в перила. Нужно подняться по этой лестнице, чего бы мне это ни стоило. Ни за что на свете больше не вернусь в темноту туннеля.

Кто-то схватил меня за руку. Я пронзительно взвизгнул. Державший немедленно развернул меня к себе лицом.

Это оказалась женщина из племени сабов в яркой разноцветной одежде.

– Чё ты тут делаешь? Халбер велел, чтоб у лестницы никакой ребятни!

– Да… просто… – Вывернувшись, я бросился вверх по лестнице, прорвался сквозь толпу людей, столпившихся у выхода, и выбежал в ночную прохладу. Почти у самого выхода горел костер. Я ткнулся ногой во что-то мягкое. Человек из племени сабов лежал с горлом, перерезанным от уха до уха.

На другой стороне улицы послышались крики, полные мучительной боли. Я выглянул в ночь, но не сумел ничего разглядеть. Тем не менее нужно было двигаться. Я осторожно пошел по тротуару. У полуразрушенного здания, прислонившись к стене, сидел окровавленный саб. Столько крови мне еще в жизни не доводилось видеть.

– Господи Иисусе! – В хриплом голосе я не сразу узнал свой собственный.

Рука саба лежала на коленях поверх отрубленной головы.

Я попятился, отвернулся, и меня тут же вытошнило.

На другой стороне улицы раздавались вопли, крики и свист.

Я отчаянно боролся с желанием броситься кому-то на помощь, понимая, что нужно как можно скорее бежать отсюда. И рванул в ночь.

Справа от меня виднелись какие-то дома, позади осталась лестница. На другой стороне вдоль всей дороги тянулась стена высотой мне по грудь. Вдали линией тянулся густой кустарник.

– Щё один! Хватай его! – Из темноты появились руки. Я свернул к стене. Два моих преследователя были одеты в лохмотья, один из них угрожающе размахивал ржавым куском металла, заостренным наподобие копья.

Я перемахнул через стену прямо в кустарник. Колючки цеплялись за одежду, но я все-таки выбрался.

Через какое-то время я остановился, чтобы сориентироваться, и посмотрел на стену. Никого.

В этот момент где-то совсем близко послышался жуткий стон, от которого у меня волосы встали дыбом.

Чуть в стороне от меня раздался слабый голос:

– Помогите. Ради Христа…

Я зажал уши руками, чтобы не слышать. С другой стороны слышалось учащенное после бега дыхание.

– Проклятые сабы везде! Напали и на Пятой, и на Колумб-кольце!

Я рухнул на землю и свернулся в клубок, надеясь, что темная одежда не выдаст меня в ночи.

– Тут через улицу мы пришили всех. Парочка сбежала под землю.

– Утром нажремся печенки. Пошли.

Голоса стихли.

– Господи, как больно… – Стон. – Помогите…

Я с трудом встал на ноги и торопливо пошел по траве. Когда голоса стало не слышно, я замедлил шаг и огляделся.

Я оказался на поляне, окруженной кустарником и низкими деревьями. За ними с юга и востока высились башни. Их яркие огни затмевали тусклые звезды. С севера светились редкие огоньки. Я долго неподвижно стоял на месте.

Что же делать?

До Джареда мне не добраться. По крайней мере сейчас. Утром я сумею вернуться в неботель «Шератон» и позвонить маме А пока нужно как-то пережить эту сумасшедшую ночь, а значит, отыскать какое-нибудь пристанище. Стоны, которые я слышал, меня не касаются.

Тем не менее ноги сами сначала медленно, а потом все быстрее повели меня назад к тому месту, откуда раздавались стоны. У стены я остановился и прислушался.

Снова стон. Я направился в ту сторону.

Тела, лежащие в траве. Кровь. Я сморщился и начал вглядываться, не шевелится ли кто Среди лежащих тел я заметил мальчика, немного старше меня. Мертв, конечно. У него не было левой руки. Дальше двое мужчин, упавшие друг на друга. Руки все еще сжимали ножи. Еще один труп, из вспоротого живота вывалились кишки. Зажав рукой рот, я пошел дальше.

Чьи-то пальцы коснулись моей ноги. Я с трудом удержался от крика и теперь старался не грохнуться от ужаса в обморок.

– Паренек, помоги мне, бога ради, – заговорил полумертвый человек.

Я облизал губы, опустился на колени рядом с ним.

– Что мне делать? Вы сильно ранены.

Смешок, перешедший в мучительный стон.

– Это я знаю.

– Есть тут поблизости больница?

– О господи, да ты не саб! – Он заскреб пальцами по траве, словно пытался отползти подальше. – Не добивай меня!

– Что вы. Я пришел вам помочь. Что я могу сделать?

– Чё толку? Все равно Чако помрет. Все-таки пришил кучку парков. Скажи Халберу, они собираются к стене у Сто второй.

– Боюсь, я не понял.

– Господи, ты говоришь как… – Его скрутила боль. Он стиснул мою руку. – Как верхний. Нет смысла что-то объяснять.

– Сэр, я на самом деле верхний. – Я огляделся. – Есть здесь кто-нибудь, кто может оказать вам помощь?

– Больше нету.

Долгое молчание.

– Всех сабов, которых я сюда привел, перебили. Халбер должен прислать подкрепление. О-о-о, как больно… С отчаянной силой он стиснул мне руку. Я едва вытерпел.

– Ты вправду верхний? – Он с трудом отдышался, прежде чем продолжить:

– Чё делал в Парке?

– Сам… не знаю. – Я осторожно подыскивал слова, чтобы объяснить попроще. – Шел увидеться с Халбером.

– И из всех ночей выбрал такую… – Рука разжалась. Я думал, он умер, но через время он еле слышно прошептал:

– Увидишь Халбера, скажи за меня про парков.

Послышался приглушенный звук шагов по траве Я инстинктивно упал на лежащего саба. Когда шаги стихли, я поднялся со следами крови на рубашке.

– Сэр, я не смогу ему сказать. Я…

– Должен! Чако не сможет.

– Сэр… Чако… я не участвую в вашей войне. Может быть, я сумею привести сюда ваших друзей и…

Кашель, закончившийся протяжным стоном:

– О боже-боже-боже…

– Пожалуйста, не умирайте!

Он задышал медленнее. Долгое молчание.

– Лучше поторопись, верхний. Скажи Халберу. Я уже не могу.

– Меня убьют, если… я не могу… что мне ему сказать?

– Скажи… Чако разведал в Парке… как он велел, – голос звучал все слабее. – Больше всего парков… живут вокруг дна старого озера.

Молчание.

– Сэр, это все? Тишина.

– Сэр? Чако?

– Холодно, – то ли вздох, то ли рыдание. – Господи! Значит, ухожу.

Я не нашелся, что сказать.

– Слышь, верхний… Халбер внизу, понял?.. Скажи, когда… Сабы атаковали на Пятьдесят девятой… аааа!

Тяжело дыша, он скорчился в конвульсиях. По лбу покатились крупные капли пота. Голос зазвучал с отчаянной спешкой:

– Мы достали только некоторых. Больше парков сбегли к деревам к северу. Я слыхал, толковали про заварушку у входа на Семьдесят девятой в рань.

– Чако, ваши слова… я не понима…

– Повтори ему мои слова! Запомни и скажи! Халбер поймет. Парки скучились у Стодевятой стены! Стодевятой стены. Сто… О боже, не могу… Сто… Господи Иисусе!

Это был крик мольбы, на который никто не откликнулся во мраке ночи.

Я поднял окровавленную руку Чако и прижал к своей щеке. Сам не знаю почему, я перецеловал ему пальцы, орошая их слезами.

– Я скажу ему.

– Верхний, прежде чем уйдешь…

– Да, Чако? – я старался сдержать дрожь в голосе.

– Не оставляй меня просто так… Парки найдут и вырежут печень прямо на живом.

– У меня не хватит сил тащить тебя…

– Прибей меня, верхний.

Потрясенный, я беззвучно открыл и закрыл рот.

– Прикончи меня.

– Нет!!

– Видел, чё… парки сотворили с другими? Сжалься, ради бога, верхний. Прошу.

– Я перелезу через стену, добегу до лестницы и приведу ваших друзей. Они унесут…

– В заварушку ни один саб не выйдет из укрытия, кроме как драться. Тебе нужно.

– Я не могу. Никак не могу.

– Слышь, паренек… до чего ж больно… Сам я могу только удержаться от крика… Кишки мои вывалились в грязь… Иначе я б сам себя пришил. Помоги мне.

У меня перехватило голос.

– Это грех! Пожалуйста, не…

– Всегда ненавидел проклятых верхних… думаете, владеете миром… ну да… вот чё, парень, со всем этим вышло. Ответ… – он тяжело дышал, – отв… ств… ность. Ты б не бросил собаку подыхать с выпавшими кишками. Закончи муки, Христа ради!

Я с трудом поднялся и, пошатываясь, пошел прочь. Господи, помоги! Не дай совершить то, о чем он просит.

Я уходил.

– Верхний, не бросай! – В голосе звучал неприкрытый ужас.

Объективно говоря, поразительно, на что ты способен, если частично отключить сознание.

Ты можешь встать и потянуться на душном ночном ветерке, чтобы размять ноющие мышцы спины.

Можешь заставить себя не слушать слабеющие мольбы выпотрошенного саба, пока беспорядочно ищешь камень или палку.

Можешь найти толстый обломанный сук, которым можно совершить непроизносимое вслух, и медленно вернуться назад к окрашенной кровью траве.

Можешь наклониться, поцеловать потный лоб и бесстрастно выслушать последнюю просьбу:

– Запомни мое… лицо… верхний… и отнеси Чако внутрь…

Можешь поднять сук над головой лежащего, со всей силы обрушить на его голову по траектории, которая заканчивается обезумевшими от страха глазами, и стоять, навалившись на сук всем телом, пока кровь из раздробленного черепа стекает под твои кожаные ботинки.

Можешь легкой походкой беззаботно удалиться прочь, пролезть сквозь колючки, перемахнуть через холодную каменную стену, а потом неспешно пройтись по улице, освещенной огнем костра, словно не боишься ничего на свете, и встать у темного входа в подземелье к сабам.

– Мне нужно… – Меня подвел голос; я попытался начать снова:

– Меня зовут Филип Таер Сифорт. У меня есть сообщение для мистера Халбера.

Мой голос эхом отразился от темных домов с осыпающимися кирпичными стенами, стоящих рядом.

Позади меня послышались приглушенные звуки. Я обернулся. Над стеной Парка показалась косматая голова. Я снова повернулся ко входу.

– Слышите меня?

– Давай, парка, попробуй сунься вниз, – донесся раздраженный крик с лестницы.

– Шшш, – тут же зашипел кто-то. – Не отвечай ему!

– Я не парка. Мне нужно увидеть Халбера. – Оглянувшись назад, я заметил, как парка перескочил через стену. – Я спускаюсь вниз.

– Спустишься – пришью.

– Ладно, – мне было все равно. Я только надеялся, что сначала успею передать сообщение. Чако просил меня это сделать.

Позади послышался шум бегущих ног. Я задержался на первой ступеньке. Внизу из мрака выступали лица сабов, слабо освещаемые светом фонариков. Я крепче ухватился за перила и начал спускаться.

В этот момент раздался яростный крик, и позади меня в проходе появился человек и швырнул вниз пику. Она проткнула бы меня насквозь, если бы за секунду до этого меня не отдернули в сторону с такой силой, что я врезался в стену и, никем не замеченный, кубарем скатился по ступенькам вниз на лестничную площадку.

С полдюжины всклокоченных парков, размахивая ножами и дубинками, бросились в проход.

Началась неистовая схватка. Кто-то наступил мне на руку, но рев множества сабов, в неистовой контратаке бегущих вверх по ступенькам, заглушил мой крик.

Завязалось отчаянное сражение. Лестница стала скользкой от крови, главным образом крови нападавших парков.

Вскоре снова наступила тишина. Доносилось только тяжелое дыхание защитников.

Кто-то поднял меня на ноги:

– Чё за племя?

– Меня зовут…

Мне влепили затрещину такой силы, что зуб>1 застучали.

– Племя?

– …Филип. Я верхний, из Вашингтона.

– Пришить его!

Из открывшейся раны кровь стекала мне прямо в глаза. Я не шевельнулся, чтобы вытереть ее или попытаться освободиться. После встречи с Чако я узнал, что смерть – не самое страшное.

– Можете пришить меня, но сначала я должен передать Халберу сообщение от Чако.

– Врет!

– Где он?

– Умер.

– Его парки пришили?

Я набрал в грудь побольше воздуха.

– Я.

Кто-то схватил меня за подбородок, запрокинул назад и прижал к себе. Сверкнул нож. Острое лезвие коснулось моей кожи на шее. Я закрыл глаза.

– СТОЙТЕ!

Все застыло. Только мое сердце бешено колотилось в груди.

– Пусть паренек скажет Халберу, чё хотел. Пришьете после.

– Халбер не…

– Скоро будет. Слушайте!

Из-под земли доносился грохот, сопровождаемый визгливым скрежетом. Он становился все сильнее, а потом вдруг сразу прекратился. Раздались громкие голоса. Они звучали все ближе.

– Понял? Халбер привез помощь.

– Ну и взбесится же он, когда узнает, чё ты впустил верхнего.

– Неважно. Все одно я его прикончу.

Через несколько секунд нас окружило множество сабов в одежде крикливых расцветок совершенно диких сочетаний.

Меня схватили за шкирку и поволокли сквозь толпу, потом по темному коридору к другой лестнице.

Свет. Шум мотора.

Я увидел углубленную в землю колею, на которую налетел в темноте. Теперь она была освещена светом от длинного вагона, стоящего с открытой дверью. Трущобники сгрудились вокруг крупного высокого человека. Он, медленно продвигался сквозь толпу, отдавая распоряжения и время от времени указывая на что-то на колее.

Меня за ворот вытащили вперед и швырнули к ногам этого человека:

– Поймали проклятого верхнего.

– Под землей? – не поверил высокий.

– Сам спустился по лестнице, будто хозяин. После хочу получить его шкуру. Он пришил Чако. Из груди вожака вырвался яростный рык.

– Говорит, сначала должен поговорить с тобой.

– Поставьте его.

Кто-то поднял меня с земли.

– Ладно, парень. Чё хошь?

– У меня сообщение для мистера Халбера, – дрожащим голосом проговорил я.

– Я Халбер, главарь сабов.

Я стряхнул с себя руку, шагнул вперед и встал прямо перед высоким человеком – так, как я встаю перед отцом в кабинете, когда докладываю о своих проступках.

– Снаружи, наверху, я встретил одного из ваших людей. Он был ранен и просил помощи.

– А ты его пришил! – взорвался саб, притащивший меня сюда.

– Это потом. Чако заставил меня пообещать передать вам, что парки…

– Почему он не…

Халбер шевельнулся:

– Заткнись, Кролл.

И обратился ко мне:

– Продолжай.

– Я был в парке, когда Чако схватил меня за ногу. Живот у него был… – Я судорожно сглотнул. – Он не мог двигаться. Я с трудом его понимал. Он сказал, чтоб я повторил все так, как он говорил, а вы поймете. Парки, которые живут вокруг озера, во время вашего нападения переместились на север. Они… – я наморщил лоб, – скучились у Сто девятой стены. Он все повторял эти слова.

Халбер нахмурился.

– Последние дни двигались к Колумб-кольцу.

– Да, сэр. Теперь у Сто второй стены. Скучились для большой заварушки у входа под землю на Семьдесят девятой.

Глаза Халбера превратились в два лазера.

– Повтори.

Я повторил.

– А теперь говори, как пришил Чако.

Я облизал губы и заговорил. Слушая себя как бы со стороны, я поражался собственному спокойному голосу, четкой речи и тому, что я не выказывал и не чувствовал угрызений совести.

32. Джаред

Мальчишка по имени Кранд сидел у стены и подкидывал камешки.

Я шлепнулся на холодную скамью и прижал руку к ноющей щеке. Попытался моргнуть, но после удара Халбера один глаз так раздуло, что он не открывался. Я тихонько заплакал. Элли бросила на меня сочувственный взгляд. Она единственная из всех трущобников сообразила, что я ничего не понял из скороговорки Халбера, и уговорила его повторить помедленнее.

Все меня ненавидят, даже отец. Он почти что отдал меня полицейским, когда установил сигнал тревоги на свой счет в «Террексе». Если б он хоть немного беспокоился обо мне, то разрешил бы пользоваться своим счетом, пока я не встану на ноги.

И так было всегда. В школе учителя не обращали на меня внимания, просто пихали задание, будто больше ничего не имело значения. «Голографический мир» меня надул. Даже в неботеле не оправдали моего доверия. Я был постояльцем, не каким-нибудь там грязным трущобником, а они выпихнули меня на улицу. Старик Сифорт презирает меня, и это обидно, хоть я и знаю, что он всего-навсего надутый пережиток прошлого. Черт возьми, даже Ф.Т. смотрит на меня сверху вниз, хотя я здорово его обогнал со своими компьютерными сетями.

И вот теперь я сижу раздетый глубоко под землей среди трущобников. Величайшее в моей жизни приключение обернулось дерьмом.

Ну а Пуук… я презрительно усмехнулся. Он даже не видел во мне человека. Всего лишь трофей, чью одежду нужно отдавать по частям, чтобы побольше выручить. Пуук звал меня добычей, располосовал мне грудь, кормил собачьими консервами. Правда, в лифте он положил мою голову себе на колени вместо подушки и гладил, успокаивал, когда я так отчаянно в этом нуждался. Я начал привыкать к нему, а он отдал меня Халберу и его жутким сабам. Тем же пришла в голову бредовая идея свалить башни.

За кого меня Халбер принимает? За хакера, что ли? Уже целое столетие с тех пор, как хакеры стерли счета финансового управления ООН, их презирают и преследуют.

Вообще-то мыслят они правильно. Сокрушить все!

Социальный порядок, который поддерживают отец и Старик, хуже некуда. Прямо у Старика в гостях Робби и его драгоценный папочка плели политические козни, готовились принести Старика в жертву, если он встанет у них на пути.

Халбер прав. Пусть ООН погибнет в огне революции, а если при этом погибнут и он сам, и его мерзавцы-трущобники, тем лучше.

Интересно, что я смогу натворить, если возьмусь за дело как следует. Одному много не осилить. Главная хитрость – иметь нужных друзей в сети. А если они способны проделать хоть половину того, чем похваляются…

Если ооновцы меня поймают, то на тюремном корабле отправят на Каллисто или в колонию для заключенных.

Ну и плевать.

В моем распоряжении был всего лишь примитивный домашний комп, а я сумел забраться в отцовский счет в «Террексе». Если трущобники обеспечат мне доступ к сетям, я доберусь до взламывателя паролей Рольфа и имитатора идентификации Фионы. Я встретил их по разным адресам, и они ничего не знали друг о друге.

Работая в тандеме, мы такое сотворим с «Террекс Лимитед»!

Но у трущобников ничего подобного нет и в помине. Наверняка они даже не очень-то знают, что такое компы. И потом они хотят гораздо больше, чем несколько дней неразберихи в «Террексе». Халбер хочет свалить башни.

Да, это было б круто.

Если б я смог взломать защиту и получить доступ к сетям башен…

Арно живет в башне. Его отец – член синдиката, который ими владеет. Он показал мне помещения с компами. В башнях все подключено к компам: подача энергии и воды, запоры, финансовые отчеты…

Интересно, какой нужен перепад напряжения, чтобы взорвались генераторы?

Возможно ли такое?

И хочу ли я этого?

Должно быть, я задремал. Когда проснулся, Элли нетерпеливо переступала с ноги на ногу. Я вдруг почувствовал себя наполненным энергией, словно в голове у меня щелкнул какой-то переключатель.

– Элли.

– А? – девочка широко зевнула.

– Разыщи Халбера.

Она хихикнула:

– Это Халбер разыщет тебя, когда захочет, верхний.

– Я могу сделать то, что он хочет. Развалить все.

Она с одобрением поглядела на меня:

– Клево. Все одно нужно дождаться, пока не кончится разборка с парками.

Я припомнил слова, которые узнал за последнее время. Пуук упоминал это слово: разборка означает драку. Зачем Халберу затевать сейчас драку и что это за парки такие?

– Ваша разборка не имеет никакого значения, – объяснил я ей, но она не стала меня слушать.

Я постарался сдержать разочарование. Какими бы ни были мотивы Халбера, но он предоставлял мне возможность проявить себя, показать, чего я стою. Если мне это удастся, я прославлюсь на все века.

Я начал расхаживать по станции, почти не ощущая холодный бетон под босыми ногами. Элли всего лишь тупая трущобница, а Кранд наполовину заснул. Может, попробовать ускользнуть от них и самому поискать Халбера?

Нет, без ботинок не выйдет.

Я приблизился к Кранду:

– Слушай, где тут можно помочиться?

Он зевнул во весь рот:

– За углом.

Я послушно пошел за угол. Как я и предполагал, он двинулся за мной следом. Я повозился с брюками, сделал несколько шагов назад, мгновенно развернулся и врезал ему со всей силы. Удар пришелся по горлу. Кранд беззвучно открыл рот и схватился за горло. Лицо у него сначала покраснело, потом стало приобретать синюшный оттенок.

Я толкнул его назад и стукнул головой об стену. Что-то хрустнуло, и он соскользнул на пол.

Проклятые трущобники. Будут знать, как обращаться со мной словно с грязью. Я надел его сандалии. Да, далеко не мои ботинки, но за неимением лучших сойдут.

Ну вот, теперь вперед на поиски Халбера.

33. Пуук

Нет моей вины, если сабы решили пришить Фити. В туннеле, когда верхний кинулся бежать со всех ног, я прям-таки застыл на месте, пока крики погони не смолкли вдали. На месте не осталось никого, кроме меня, Сви да саба Раули.

– Давай, Пуук, пошли. Халбер, небось, ждет тебя. – Раули повел меня по длинному туннелю.

В другое время я б разозлился, но мы шли в темноте по территории сабов, да и вообще сегодня все дерганые. Даже когда мы шли к лестнице, миды и броды не спрашивали мзды, будто им на это наплевать. Будто к чему прислушивались. Мне от этого сделалось не по себе.

Потому я шел тихо, даже не сказал, когда Сви придвинулся ко мне поближе. Потом разберемся, а в темноте двум мидам лучше держаться вместе.

Пуук, куда это нас?

Во дубина!

– К Халберу, тупица, – говорю.

А может, в укромный уголок, горло перерезать. Я старался про такое не думать.

Саб привел нас на открытую станцию. Большое место, много света. Я тут же приободрился.

Мы долго ждали. Наверху, должно, наступила ночь, но кто знает, под землей.

После разговоров Чанга я не больно удивился, когда из туннеля донесся такой грохот, точно стены падают. Я решил: должно, это андекары, про которых они все шепчутся. Вагоны, что ли…

У Сви был такой вид – вот-вот сбежит. Ну а я, понятно, наоборот, приосанился и стоял с таким видом, будто глядел, как по колее подъезжает андекар – самое обычное дело.

Вагон, дрогнув, остановился. Из него сыплются сабы. Халбер углядел меня:

– А я гадал, придешь или нет.

Я покраснел.

– Задержка вышла. Теперь все в порядке. Я оглядываюсь:

– А где верхний – Джаред?

– Отвез его в восточную сторону. За ним пара ребятишек присматривает.

Я киваю. Толкуем про дела, как два взрослых мида.

– Стукнул его маленько, пока не согласился помогать.

Я возмутился: Джаред мой, значит, и бить его – мое дело. А еще после того, как помог ему заснуть в лифте, я не хотел его бить так же сильно, как прежде. Но я ничем не выдал свои мысли.

Сви слушать наш разговор с круглыми глазами. Пора ему сообразить, с Пууком шутки плохи. Хотя теперь это ему не поможет, разве сменю гнев на милость.

– Ну?

Я припомнил, что сказал Халбер. Вроде как Джареда надобно уговаривать, чтоб помогал, и приглядывать за ним.

– У Пуука с Джаредом-верхним проблем нет, – говорю я.

Халбер скорчил рожу, точно Чанг, когда хлебнет слишком горячего чая.

– Парнишка говорит, ему нужна сеть. Повторял даже после того, как я ему врезал.

Халбер настороженно глянул на меня:

– Ты говорил, он все может делать с компами.

– Навроде, – подтвердил я, стараясь сам в это поверить.

– Только не говорил про эти сети. Чё такое?

– Специальные компы, – предположил я. – Не заводись, Халбер, ерунда это. Как он сидел у меня в лифте, вечно ныл. Когда хочешь, чтоб начинал?

– Завтра, может послезавтра. Сперва с парками разберемся.

– Дай мне поговорить с ним сегодня, – как бы между прочим говорю я.

– Ладно. Но пока я занят андекарами.

Халбер показал на Сви:

– Кого это ты притаранил?

Хотел было сказать, никого, можешь пришить его, но сообразил: меня посчитают идиотом, если скажу, мол, привел с собой мальчишку-мида, хоть его даже не знаю, и неохотно ответил:

– Друга. Помогал мне с Джаредом-верхним.

На благодарный взгляд Сви я не обратил внимания.

– Раули отведет вас, где ждать. Не встревайте, пока потасовка не кончится.

Он сказал парню, куда нас отвести, и ушел.

Мы долго идти по темному туннелю, только свет фонарика на перме Вальдеса. Через время меня аж затошнило от темноты. Наконец приходим на другую станцию Саб велеть сидеть на скамье, пока андекар не освободится, чтоб отвезти нас И лучше заткнуться, потому как вокруг спят сабы.

Сви принялся озираться:

– Куда это нас привели?

Я пожал плечами:

– Не знаю. В безопасное место.

– А почему, Пуук? Разве под землей не везде безопасно? Кто заберется сюда, чтоб устроить потасовку с сабами?

Я сердито гляжу на него:

– Тебя просили тащиться следом? Думаешь, не помню, кто треснул меня доской по голове?

Он краснеет.

– Не было выбора. Фити заставил.

– Здорово, мальчишка-верхний до того тебя напугал, чтоб лупить друга. Думаешь, я такой тупой… – Замолкаю. Вспомнил, как Фити вчера избил меня на крыше, да и сегодня снова перед лифтом. Не знаю, как это случилось. Только когда глаза у него делаются бешеными, я готов пообещать все на свете, лишь бы остановить.

– Незачем было везти его в укрытие, – говорю обвиняюще на Сви.

– Не было выбора, – повторяет Сви. Честно сказать, я ему верю, но продолжаю держать сердитый вид.

Скоро со скрежетом подкатил андекар. Я почувствовал облегчение, когда Халбера там не оказалось. Не хотел никаких вопросов про Джареда, пока не выбью из того упрямство. Верхний должен понять: с Халбером шутки плохи, может и пришить.

Признаться, Пуук и сам немного беспокоится. Может, торопился я, когда говорил насчет Джареда и компов. Не знаю, что там верхний болтает про сети. Когда-то Карло раскидывал сеть на крыше, чтоб поймать птиц для варева, но как с ними делать Джареду на компе?

– Эй, мид, идешь или нет? – крикнул водитель. Больше в вагоне никого не было.

Я запрыгнул внутрь с таким видом, будто сто раз катался на этой штуковине под землей.

– Давай, Сви, – презрительно говорю я. – Ничё с тобой не сделается.

Пару минут спустя колеса заскрежетали и остановились. На этой станци наверху горела лампочка.

– Вылазьте, – велел саб.

– А Джаред где? – спрашиваю я.

– Сидит с Элли и Крандом.

– Они тоже едут с нами?

– Не. Вы ждете с ними, пока Халбер не скажет.

Я пообвыкся под землей, но ездить вот так с одной станции на другую мне не понравилось, потому как теперь Пуук не представляет, как выбраться отсюда наверх, если захочется.

Я вышел, Сви, как всегда, не отставал. Я едва удерживался от смеха: то он боится, как бы я его не пришил, то боится отойти от меня.

Андекар со скрежетом укатил в темень. Я огляделся. Элли не видать.

– Эй! Джаред! – Голос мой прозвучал здесь громче, чем я ожидал. Сви вздрогнул.

Молчание. Потом из-за угла осторожно выглянула чья-то голова и тут же скрылась. Что ж, можно и пошутить.

Я ждал секунду и заору:

– Ааааааааа!

Элли пронзительно визжит.

Я иду за угол, улыбаясь.

Но девчонка не смеется, а дико смотрит на меня.

– Халбер с тобой?

– Не.

– Обожебожебоже! – Элли скручивала и теребила свой спортивный костюм.

Напомнила мне нытье Джареда в лифте.

– Чё ты, привиденье увидела?

Она кривит губы, будто вот-вот заплачет, но потом вцепилась в меня и здорово поцарапала мне физиономию, прежде чем я схватил ее руку:

– Не смейся надо мной, мид-задница! Халбер меня пришьет, когда увидит!

Я чуть зубы ей не выбил за такие штучки, но девчонка была до того перепугана, что я сжалился.

– Почему?

– Джаред сбежал!

Я похолодел и даже дышать не могу.

– Господи, как это?

– Глянь! – Она тащит меня за угол. – Он прикончил Кранда!

Парнишка-саб лежит на полу с разбитой головой.

– Господи! Он точь-в-точь как Фити! – кричит Сви и тянет меня за рукав. – Видишь, Пуук? Вот почему мне пришлось сказать ему.

Тут я не выдержал и принятая колотить Сви, пока он не свалится с плачем.

– Заткнись и молчи, пока тя не спрашиваю!

Элли трогает до моей руки:

– Пуук, что делать? Халбер пришьет меня, когда узнает.

– Тебя пришью, сучка! – рявкнул я на нее, потому как внезапно сообразил: я не только не получу мену от Халбера, но и легко отделаюсь, если главарь сабов меня самого не пришьет. – Кончай вопить! Куда он отправился?

– Кранд повел его помочиться.

– Джаред убежал вверх по лестнице наружу?

– Не, я была между ним и лестницей.

– Точно?

– Говорю же, я сидела на дороге! – злится Элли. – Он, должно, сбежал в туннель. Забрал обувку Кранда.

Я глажу царапины на лице и лихорадочно соображаю.

– В какую сторону?

– Откуда мне знать? Я ж его не видала.

– Похоже, хочет ноги сделать. Который путь ближайший?

Пока я ее расспрашивал, Элли потихоньку успокаивалась. Здорово чувствовать себя главным. Сви притих и держится уважительно. Элли глядит на Пуука с таким видом, будто я взрослый.

Теперь нам надо только найти Джареда.

– Следующая станция на восемь кварталов севернее. Там есть лестница наверх, но…

– Тогда пошли!

– Пуук, не думаю, что он хочет сбежать!

Я тут же повернулся к ней.

– Он хотел, чтоб я позвала Халбера, будто Халбер тут же примчится по зову мальчишки.

– Зачем?

– Сказал, сможет сделать компом то, что хотел Халбер. Хотел говорить прямо немедленно. Пришлось сказать, что Халб далеко.

Чушь какая-то.

– И потому он пришил Кранда? Он соображает, что Халбер сделает, когда узнает?

– Пуук, он, должно, рехнулся.

Вздыхаю.

– Ладно. Все одно – нужно его сыскать. В какую сторону он отправился к Халберу?

– На андекаре его привезли с юга. Думай, Пуук, не то всадят в тебя нож.

– Значит, на юг. Идем.

– В темноте никогда его не поймаем, – говорит Элли. – Опусти фонарь с потолка и возьми с собой. Халбер все равно взбесится, когда узнает.

Втроем бежим по туннелю. Фонарь раскачивается и отбрасывает тени во все стороны.

– У Джареда есть свет?

– Не.

Это хорошо. Значит, он идет медленней.

Мы продвигаемся не больно скоро, потому как заглядываем во все ниши и углубления: вдруг Джаред там засел. Все мы понимали, до чего важно поймать его, и растянулись во всю ширину коридора.

– А если поедет андекар? – спросить я Элли. – Сомнут нас в лепешку?

Она насмешливо хмыкает:

– Да мы издалека увидим свет и услышим. Сойдем с колеи, и все.

Я почувствовал себя идиотом и краснею. В темноте она не увидит, а все-таки не мешало б врезать девчонке, чтоб уважала.

Но я уже представлял, как исколошмачу верхнего. Старина Джаред получит такие фонари, и в темноте светло покажется. Парочку зубов вышибу обязательно. Да, Пуук, он еще повоет. Я свое слово держу. Как сказал, так и сделаю.

А если не найду его, направлюсь к лестнице и убегу в северную часть. Лучше попытать счастья у харлов, чем встретиться с Халбером без Джареда.

Впереди туннель начал расширяться.

– Станца, – пыхтит Элли.

– Лестница наверх есть?

– Есть, но сабы ее хорошо стерегут из-за потасовки с парками.

– Что они подумают, когда увидят, как мы бежим?

– Какая разница? – пожала плечами Элли. – Без Джареда меня прикончат. И добавила:

– Выключи фонарь.

Мы пробежали через станцу по колее, низко пригибаясь.

Сабов тут, к счастью, не оказалось.

Я радовался, когда снова смог включить свет. Может, никакая зараза на Пуука в темноте и не облизывается, а может, и наоборот.

Сви так стискивает мою руку, что я вскрикнул:

– Пусти!

– Гляди, движется. – Он показал вперед. Я сглотнул. Не так уж мне и хочется знать.

– Что там?

– Какой-то человек.

Может, Джаред. Я почувствовал облегчение.

– За ним!

34. Роберт

Подземная пещера провоняла дымом, человеческим потом и еще бог знает чем. Старый трущобник Чанг невозмутимо сидел на каком-то хилом стуле, который ему принесли. Позади него стоял капитан, прислонившись к грязной стене и скрестив руки. Адам и Арлина держались вместе, словно защищали друг друга. Время от времени я посматривал на Арлину. Ее губы были сжаты в тонкую линию.

Халбер, предводитель племени, пока не появился. Видимо, помещение, где мы находились, представляло собой место для сборищ, но сейчас здесь никого не было, за исключением нервничающего трущобника, который последовал сюда за Чангом и остался с нами наполовину как провожатый, наполовину как охранник. Я ждал с растущим нетерпением. На розыски Филипа до того, как ооновцы начнут чистку улиц, у нас оставалось очень мало времени.

А знает ли об этом капитан? На мгновение я позабыл, что нужно дышать, при мысли об этом.

Когда он спустился за нами на вертолете, Арлина отвела его в сторону и о чем-то говорила. Но разве стал бы он так терпеливо ждать, если бы знал, что вот-вот начнется война?

Кто-то должен сказать ему, если Арлина не сказала. Я поразмыслил, но отбросил эту мысль. Час назад капитан буквально взорвался, когда узнал, что я не воспрепятствовал Арлине выйти на улицу. Он отчитал меня, словно мальчишку-кадета. У меня не было желания испытать это во второй раз. Я с беспокойством раздумывал, возьмет ли Арлина на себя ответственность за звонок в ООН или расскажет о моем содействии, В конце концов, именно я имел необходимые связи в политическом мире, чтобы выйти на генсека.

Нет, лучше ничего не говорить. Внутренний голос упрекнул меня в трусости. Я вздохнул. Слишком давно я стал политиком и расстался с идеалами Военно-Космического Флота, столь любимого Сифортом. Я был вне своей стихии.

Даже если забыть об ооновцах, бессмысленно ждать в этой вонючей пещере дикаря, чтобы начать с ним переговоры, – если он вообще появится. На улицах Филипа нигде не видели. Если же он отважился забраться под землю, то давно уже вышел отсюда, или мертв.

– Арлина? – произнес я с вопросительной интонацией.

– Знаю.

Она повернулась к мужу:

– Ник, чего мы ждем?

Совершенно неожиданно отозвался Чанг.

– Без их помощи вы не отыщете ребят.

– Мы можем сами…

– Вы ничего не найдете, если они вам не позволят, – мягко проговорил Чанг. – Это их территория. Примените силу, и вам придется убивать их дюжинами. Вы этого хотите?

– Я хочу вернуть моего сына.

– Нашего сына, – поправил капитан и прочистил горло. – Дорогая, мистер Чанг прав.

Несмотря на принятое решение, я сказал:

– Может быть, лучше вернуться в отель и прийти позднее. – И бросил взгляд на часы. – Уже темно.

– Уже не один день прошел с тех пор, как ушел Джаред, – заговорил Адам, – и сейчас мы как никогда близко подобрались к мальчикам.

– Хорошо. – Я едва не добавил «сэр».

После того как бесконечно медленно прошло еще пятнадцать минут, я уже с большим трудом скрывал свое нетерпение. Что, если наш вертолет поврежден? Что, если ооновцы не распознают в нас цивилизованных людей? Если…

В дальнем конце пещеры возникло какое-то оживление. В туннель хлынул поток сабов. Они тащили на себе покалеченных.

– Касс, опускай осторожней!

– Да какая разница, через минуту все одно помрет.

– Тащи других. Гляди, чё проклятые парки сделали с…

– ГОСПОДИТЫ БОЖЕМОЙ! ВЕРХНИЕ!

В то же мгновение все глаза устремились на нас.

– Остыньте, парни, – осторожным тоном заговорил наш провожатый, – Их привел Чанг. Хотят свидеться с Халбером.

– Под землей? Роли, ты пустил верхних к нам под землю?

– Нужно было пустить или пришить. Они б не остановились. А у них станнеры с лазерами.

Через все помещение просвистел металлический прут и ударил в стену в нескольких сантиметрах от головы капитана.

– Хватай их!

– Ник, ложись! – крикнула Арлина. – Адам, встань передо мной. Целься так, чтобы убить, но не стреляй, пока…

В ответ сабы рассыпались в разные стороны. Появились дубинки, ножи и копья. Известие о случившемся передавалось в конец туннеля, откуда прибывало все больше народу.

– Убирайтесь отсюда! – сверкая глазами, закричал тот, которого звали Крассом. – Верхним тут не место!

– Мы пришли поговорить с Халбером, – произнес Чанг.

– Заткнись, старик! Никто тя не слушает, пока верхних не уведешь.

Роли рыскал глазами в обе стороны, словно пытаясь успокоить и тех и других.

– У сабов потасовка с парками. Плохой день. Победили, да столько покалечилось.

– Плевать, – жестко бросила Арлина. – Мне нужен мой сын.

Кто-то метнул копье. Адам пригнулся, споткнулся о матрас и упал.

– Держи их! – качнулась вперед толпа.

– НЕТ! – Оттеснив нас в сторону, капитан вышел вперед, – Сабы, гляньте на меня.

– Ник, назад! – зазвенел голос Арлины.

– Мы не будем здесь убивать.

Он снова повернулся к сабам.

– Я капитан Рыболов. Приходил под землю видеть Алвина. Был друг.

Один из сабов повернулся к Роли:

– Кто Алвин?

– Главарь сабов. – Роли сплюнул. – Давно, до Халбера, даже до Джозипа. Рыболов – просто сказка для малявок.

– Не, – капитан вышел вперед. – Гляньте на мое лицо. Я – он. Пришел видеть Халбера. Где он?

Он говорил точно так же, как и сабы. Я подивился: где он освоил этот жаргон? А потом вспомнил его жену-трущобницу.

– Пришьем его? – неуверенно спросил Роли.

– Не, Халберу решать, как и с верхнячком.

Капитан вскинулся, точно его током ударило.

– Верхнячок? Вот такого роста? – От возбуждения капитан забылся и заговорил нормальным языком. – Светло-каштановые волосы?

– Чё те задело, верхний?

Толпа одобрительно загудела. Капитан огляделся вокруг.

– Кажется, это было здесь? Точно.

Он указал на столб:

– Алвин стоял тут, нож в руке. Сзади сабы прижали Эдди Босса к стенке. Хотели пришить меня, потому как пришел под землю. Закон сабов, тогда.

Он провел рукой по волосам.

– Алвин держал нож так, – он продемонстрировал. – Кружил вокруг меня. Говорю, вызываю тебя. Драться на главаря. По закону сабов.

Тишину прорезал визгливый хохот старухи:

– А Алвин в ответ: капитан говорит по-трущобному? Не мог поверить. Спросил Рыболова: если победишь, останешься с сабами?

Капитан проговорил почти шепотом:

– Как захочу. Сабы решают сами.

Сморщенная карга кивнула:

– Точно, он самый, парни.

Роли осторожно спросил:

– Тот, которого Алвин вытурил наверх?

– Не, – старуха решительно замотала головой. – Алвин придумал, уже потом, когда Джозип хотел его вызвать. Алвин не вытурял. Не стал драться, помог Рыболову найти его девчонку.

Роли презрительно хмыкнул:

– Помог верхнему?

– Доставил через город к истам, – добавил капитан.

– Ни в жисть.

– На колесах. Везде горел свет от…

– КТО СКАЗАЛ ПРОКЛЯТОМУ ВЕРХНЕМУ ПРО КОЛЕСА?

Все пространство было наэлектризовано напряжением. Я стиснул лазер.

– Я ехал на колесах, – терпеливо пояснил капитан и спокойно подошел к Роли. – Давно присоединился к сабам. Теперь тоже саб.

Он распахнул пиджак.

– Хошь пришить саба? Ну давай. Давай.

Арлина разозлилась:

– Ник.

– Давай! – Еще мгновение, и капитан выхватил нож из вялой руки Роли.

Мой палец, лежавший наготове на пусковом крючке, расслабился. Было такое впечатление, что я увидел призрак.

– Где Халбер?

Адам посмотрел на меня и перевел взгляд на Арлину. В пещере передо мной предстал призрак Николаса Сифорта прежних дней – капитана, которого невозможно ослушаться. Исчезло кроткое выражение лица, извиняющаяся манера вести себя, свидетельствовавшая о годах страданий.

– Халбер будет.

– Тогда ладно. Где он?

Послышался приглушенный гул голосов, сабы начали расходиться в две стороны, словно в замедленном кино.

Халбер, бородатый приземистый человек с огромными бицепсами, торчащими из разноцветных лохмотьев, пробивал себе дорогу среди притихшей толпы.

Они остановились друг против друга.

– Я – Рыболов. Капит…

– Знаю. Слыхал. – Рот Халбера неприязненно искривился. – Чё надо?

– Два мальчика-парнишки отправились под землю. Одного зовут Джаред Тенер, сын этого человека. Второй, Филип, мой сын.

Халбер молчал.

– Отведи меня к ним.

Халбер молча посмотрел на него, потом ответил:

– Не. – И, отвернувшись, обратился к какому-то сабу:

– Загрузи колеса на западную Семьдесят девятую, доставь парней на лестницу Сто десятой и вернись за следующими. Быстро!

Трущобник тут же рванул с места.

– Халбер…

– Это моя территория! – Он шевельнулся, и под одеждой заиграли мышцы, – Кто вас просил вламываться под землю прям в потасовку? Занят я. Поговорим потом.

Его взгляд остановился на Педро Чанге:

– Не дело, нейтрал, вести верхних под землю.

– Не было выбора, – коротко ответил старик.

– Больше те не верю.

– Мне можешь не верить. Верь ему.

– Времени нету на пустую болтовню. Ну, говори.

Чанг вскочил на ноги:

– Забудь ты про проклятых парков. Я привел Рыболова! В трубах не вода, а грязь: скажи ему про это! Все племена волнуются, готовы выпихивать друг друга: скажи ему! Тут все рушится – СКАЖИ ЕМУ! Я привел единственного верхнего в мире, который умеет слушать!

Он остановился, часто и тяжело дыша. Я проскользнул ему за спину и пододвинул к нему стул.

Халбер по-прежнему держался холодно:

– Нету времени.

– Ну так найди.

– Халбер, ты должен выслушать! – настаивал Чанг.

С ревом главарь сабов схватил стул, раскрутил его над головой и с размаха ударил им об пол. Собрал обломки и над головами соплеменников зашвырнул их к дальней стене.

– Никак ты, старик, вызываешь Халбера? Сабам захотел приказывать?

Арлина метнула на меня взгляд и начала медленно поднимать свой станнер.

Но Халбер остыл так же быстро, как и рассвирепел. Он похлопал капитана по груди:

– Ладно, Рыболов. Мена.

– У меня есть монеты, могу достать консервы. Или пермы Вальдеса…

Халбер развернулся к Адаму Тенеру:

– Верхний по имени Джаред-вашингтонский. Хошь его повидать?

– Да, – охрипшим голосом проговорил Адам. Главарь искоса посмотрел на Арлину:

– А ты Эфтэ хошь?

– Где он?

– Тебе не найти. Будет мена. Сабам не одолеть парков. Мы загнали их к стене у Сто десятой. Уцепились за парк и не уходят. В другом месте им не выжить. Вроде щас можно их захватить, но слишком много сабов уже полегло. У вас лазеры, станнеры. Помогите с парками, и я отведу вас к парнишкам.

– Нет!

Халбер тяжело задышал, глядя сквозь капитана. Слегка успокоившись, он заговорил потише:

– Рыболов, парки – дрянь, отбросы. Даже жрут своих мертвецов. Никто не ходит по улице у стены, чтоб парки не схватили.

– Я не буду убивать для тебя.

– Они не лучше крипснбладов. Спроси Чанга!

Голос старика звучал подавленно:

– Он прав, Рыболов. Парки изгои, охотятся на трущобников. С ними невозможно разговаривать, вести торг. Даже нейтралы в опасности.

Ник Сифорт сжал кулаки и воскликнул:

– Что тебе от меня надо?

К кому он обращался – к Халберу или Господу Богу, я не понял.

Халбер облизал губы. С одной стороны, перед ним стояла задача выиграть войну, с другой – верхние вторглись в его туннели. Причем привел нас туда его прежний союзник… На мгновение я воочию убедился, до чего одиноко чувствует себя человек, пришедший к власти, к которой я тоже стремился.

Халбер вскинул голову:

– Будь сабом.

На мгновение он улыбнулся, но глаза оставались по-прежнему беспощадными.

– Рыболов, я зову тебя в племя. Наши сабы умирают от руки парков. Ты можешь спасти. Чё сделаешь? Плюнешь или поможешь?

– Не проси об этом!

– Я прошу.

На мгновение в пещере воцарилась могильная тишина.

Ник Сифорт поник, признавая поражение:

– Ладно. Халбер ждал.

Капитан повернулся к нам и начал отдавать приказы один за другим так естественно, будто находился на своем любимом капитанском мостике:

– Арлина, Адам, Робби, в нашем распоряжении два пистолета и два станнера – по одному на каждого. Сделаем только самое необходимое, не больше. Халбер, отвези нас на север на Сто десятую. Лучше на колесах – быстрее туда добраться можно только на нашем вертолете. Мистер Чанг, вам придется остаться здесь. Халбер, Чанг болен. Оставь двух своих людей ему в помощь. Чтобы у него была вода и все, что понадобится.

– Ладно.

Голос Сифорта посуровел:

– Они будут ему помогать, а не стеречь. Мистер Чанг волен идти туда, куда захочет.

Роли с силой выдохнул, но Халбер молча кивнул:

– Ты слышал.

– И последнее, – капитан повернулся к жене. – Если я не выживу, добейся, чтобы Халбер отвел тебя к Эфтэ. Если откажется, убей и разыщи сама.

Час спустя мы ехали, покачиваясь, в ржавом вагоне в окружении хмурых чумазых трущобников, крепко державших самое разнообразное самодельное оружие.

Арлина сурово сжала губы. Когда я хотел заговорить с ней, она лишь покачала головой. Лично мне хотелось только одного – избавиться от наших чумазых союзничков. Может, капитану нравится это нелепое притворство, будто он трущобник-саб, но мне это не по душе. Одному Господу известно, как я не хотел ввязываться в эту сумасбродную затею. Узнай отец, он пришел бы в ярость оттого, что я так рисковал нашим будущим. Я представил заголовки в прессе: «Член Ассамблеи Боланд рискует всем ради спасения сына генсека», или «В ходе бессмысленных поисков Боланд участвует в войне трущобников», или еще чище: «Боланд убит в драке трущобников».

Я многим обязан Адаму. Но приближающаяся выборная кампания отца была кульминацией всех его чаяний, Да и моих тоже. Мне удалось вынудить генсека пойти на очистку улиц, что было определенно в наших интересах: все обвинения посыплются в его адрес, а хибары трущобников будут снесены для строительства новых башен.

Вагон накренился, и я схватился за поручень. Позже будет время подумать о политических последствиях. Сейчас же главное – остаться в живых, ну и, конечно, отыскать Ф.Т. с Джаредом. Я не сомневался, что Арлина без малейших колебаний убьет Халбера, если он не выполнит свое обещание. Я коснулся рукой своего лазера. Думаю, трех зарядных пакетов вполне хватит. Нужно только не терять головы.

Я чуть не упал, когда неопытный водитель нажал на тормоза. Сталь завизжала от трения о сталь. Поразительно, как невежественным сабам удалось вернуть к жизни поезда метро в заброшенных туннелях без подводки электричества.

В следующее мгновение мы очутились на замусоренной станции.

– Сто десятая, – сообщил Роли. – Конец парка.

– Халбер, где твои люди? – раздался голос капитана.

– Кое-кто остался перед стеной, на случай, если парки вздумают выбраться. Хотя вряд ли. Остальные сабы пробиваются через Парк, мимо озера.

Мы устремились к лестнице.

– Парк окружен стеной?

– С обеих сторон, и в конце тоже. Сабов мало, чтоб охранять весь Парк, но паркам нужно рехнуться, чтоб попытаться пробиться по сторонам. Исты поджидают, да и миды, чтоб отомстить.

– Они сражаются вместе с тобой?

– Чтоб трущобники, да вместе? Не, ты, должно, рехнулся, как старик Чанг. Он им сказал, парки могут попытаться пробиться. Годами те жрали мидов, вот теперь племена их и поджидают.

Мне стало не по себе.

– Пожалуй, отправимся на Сто третью. Сабы выпихнули парков из Парка дотуда.

Мы вышли в сумерки и присоединились к отряду, состоявшему примерно из пятидесяти сабов. Среди них были дети не старше Филипа. Я поморщился. Отвратительно, что эти дикари рискуют жизнью детей ради того, чтобы расширить свою территорию.

По середине мостовой мы направились к Парку. Роли, приплясывая, шел рядом со мной.

– Обычно сабы выходят наружу только за мзду. Сёдни по-другому.

Я не обращал внимания на его трескотню.

– Это ж надо! Сабы ходют по дороге к Парку, как по своей территории! – Он хохотнул, – Вы, сабы-верхние, можете навещать нас, когда захотите!

– Я не саб, – не выдержал я.

– Точно, ты верхний кусок дерьма, думаешь, будто владеешь миром. Но глянь на Рыболова, идет с Халбером!

Впереди группка сабов охраняла пролом в стене. Вокруг лежали убитые и страшно израненные.

– Слушайте! – загремел голос Халбера. Мои губы невольно дрогнули в улыбке. На мгновение он напомнил мне сержанта из Академии, обратившегося к кадетам. – Мы продолжаем. Знаю, ран много. Но я обещал вам, мы вытурим парков. Говорил, колеса нам помогут, верно? Так и вышло. Мы быстро двигались и заставили парков бежать к стене у Сто первой. А теперь у нас для них еще один сюрприз.

– У этих верхних, – он показал на всех нас, кроме капитана, – есть лазеры и станнеры.

– У верхних? – поразились сабы.

– А это Рыболов. – Халбер стоял рядом с капитаном. – Рыболов – саб с давних лет, пришел помочь своему племени. Объяснять некогда. Он дерется заодно с сабами. Делайте, как он и я скажем. Пошли!

Капитан остановил Халбера:

– У тебя есть план?

– Да. Пришить их всех.

Он повернулся ко мне:

– Роб, ты знаешь, какова ширина Парка?

Тут я был в своей стихии. Это мне должно быть известно. Я сосредоточился.

– Где-то около полумили.

– Халбер, сколько парков осталось в северном конце Парка?

– Вроде как четыре-пять сотен.

– А сколько их внутри Парка?

– Сотни две, не больше. Примерно столько же мертвых.

Я невольно ахнул. Да, это была настоящая война.

– Поставь своих людей охранять от прорыва северо-западный угол, – распорядился капитан. – Мы пойдем к стене прямо на север, а потом свернем к западу.

Халбер нахмурился:

– Нельзя, чтоб парки в восточном углу пробились на юг. В деревьях и развалинах мы их никогда не отыщем.

– Верно. Значит, тебе придется усилить линию защиты и на Сто первой.

Сердито глядя на капитана, Халбер скрестил на груди руки:

– Это кто сказал, что ты тут распоряжаешься?

Капитан ждал, не говоря ни слова. Последовал вздох.

– Ладно, делайте как он сказал. Роли, половину парней отправь держать линию. Остальные пойдут с Рыболовом и со мной.

Халбер подошел к стене, перемахнул через нее и хладнокровно взглянул на капитана:

– Идешь?

Мы перелезли через низкую стену и начали продираться сквозь заросли колючего кустарника.

– Роб, – обратилась ко мне Арлина, – держись рядом со мной. Я знаю, ты не из уличных бойцов.

Моя гордость была ранена.

– Мы обучались в одной Академии. Я прекрасно могу о себе позаботиться.

– Сначала мы воспользуемся станнерами, – заговорил капитан. – Лазеры пойдут в ход в последнюю очередь. Стреляйте только для того, чтобы обратить их в бегство. Убивать лишь в случае необходимости.

Адам откашлялся.

– Вряд ли сабы проявят такое же милосердие.

– Это их дело. Ясно?

Мы пробормотали в знак согласия. Поразительно, как в сражении командование сразу перешло к нему. Годами Арлина и Адам защищали капитана от стрессов. Все мы помогали им, зная, как хрупка его нервная система.

– Роб, поменяйся со мной оружием. – Он протянул руку за лазером.

Я в изумлении уставился на него.

– Дай мне лазер, будешь пользоваться станнером.

Я повиновался.

– Сэр, почему…

– Мне приходилось убивать, и я не хочу, чтобы ты пережил такое.

Его лицо превратилось в маску.

Долгий путь сквозь колючие заросли к остаткам дороги. В лунном свете лишь раздавалось наше тяжелое дыханье. Через какое-то время мы свернули на север. Сабы нисколько не заботились о том, чтобы оставаться позади нас. Они растянулись в три шеренги человек по двадцать. Мы двигались вперед, держа оружие наготове.

Арлина Сифорт стояла справа от мужа и в точности следовала за ним.

Метров через сто мы столкнулись с сопротивлением. Раздался короткий вскрик, и саб упал назад с копьем, торчащим из горла.

Треск лазерного выстрела; жуткий крик из темноты. Сабы радостно завопили.

Ночную тишину пронзил резкий голос капитана:

– Парки, бегите. Здесь смерть.

Я с напряжением вслушивался, пытаясь определить, откуда доносится шорох.

Впереди сквозь ветки замелькали горящие факелы. Мрак прорезали гортанные крики.

Ближайшие кусты с треском раздвинулись, кто-то выкрикнул проклятие. Пронзительные вопли. В воздухе замелькали дубинки, полетели копья. Гибкий парка прыгнул на спину саба и запрокинул ему голову. Сверкнул нож, хлынула кровь, и оба упали на землю. Парка откатился в сторону, вскочил на ноги и бросился ко мне. Я едва успел поднять вверх станнер и выстрелить. Он замычал и кулем повалился на меня сверху. Я оказался прижатым к холодной земле и заворочался, стараясь освободиться.

Адам отбросил в сторону обмякшее тело напавшего.

– Поднимайся, Роб!

Женщина-парка сбила его с ног и подняла дубинку. Откатившись в сторону, Адам ударил ее ногой в живот. Она замахнулась снова. И тогда он выстрелил ей в лицо.

Ее волосы вспыхнули с потрескиванием, кожа лица со свистом и шипением занялась огнем – все произошло настолько быстро, что женщина не успела даже вскрикнуть и камнем упала на землю. Меня вывернуло прямо на собственные ботинки.

– Некогда. – Адам потащил меня за собой. – Не отставай! Где твой станнер?

– Потерял, – с трудом выговорил я.

– О Господи, Робби.

– Извини, я…

Халбер, подтолкнул его вперед:

– Парки бегут! Добей их!

Сунув два пальца в рот, он издал пронзительный свист:

– Сабы, вперед! Гоните их к стене!

Послышался топот ног, и наш провожатый тоже побежал.

Вверху над нами кругами двигались огоньки, устремляясь на север.

Халбер дернул капитана за руку:

– Коли ты саб, ТОРА! Парк будет нашим!

Арлина встретилась со мной взглядом. В ее глазах застыло угрюмое осознание того, что нас ждет впереди.

– Ник, нам лучше поторопиться. – Она потянула его вперед, и он подчинился.

Руками, липкими от крови, я держался за стену, пока меня выворачивало.

По мере того как мы все больше продвигались на север, парки действовали все отчаяннее. Я схватил упавшую дубинку и работал ею с кровожадной решимостью. Я узнал, каково это – раскалывать вражеский череп, проламывать ребра вооруженного врага.

Где-то я потерял из виду Адама. Капитан поспешно ушел на восток, рассчитывая остановить беспощадное истребление загнанных в угол парков. Арлина ушла вместе с ним.

Все закончилось. Мне хотелось только одного – вернуться в отель и смыть с тела смерть. Поиск Ф.Т. и Джареда больше меня не интересовал.

Сабы Халбера захватили 110-ю у северной стены и с ликованием кружили на дороге среди обезображенных трупов парок и своих соплеменников.

В небе над головой вспыхнул свет. Послышался шум лопастей вертолетов. На погруженной во мрак территории Парка послышались пронзительные крики.

Однако за пределами Парка сабы, привыкшие к безобидным патрульным вертолетам, не обратили на шум никакого внимания.

Внезапно по улице пронеслась смерть.

Гул вертолетов заглушил треск лазерных выстрелов, но ряды сабов заметно поредели. Сначала оцепенение. Потом ужас. Трущобники понеслись к лестнице в подземелье, чтобы укрыться. Мало кому удалось добежать.

К горлу вновь подступила тошнота, и я отвернулся.

Послышался звук шагов. Кто-то крепко схватил меня и прижал к стене. Я увидел сверкающие глаза Халбера.

– Чё ты сделал, верхний?

Я попытался говорить спокойным тоном:

– Мы дрались на вашей стороне, не забыл? Понятия не имею, почему полиция…

На залитую кровью улицу опустился вертолет. Лопасти постепенно остановились. На землю начали спрыгивать солдаты войск ООН.

– Это правительство, а не копы! Чё ты сделал?

– Говорю тебе, не знаю…

Он нанес мне сбоку удар по голове, и я зашатался. Одной рукой прижимая меня к стене, кулак второй он отвел назад, замахнувшись для удара.

– Ну!

Я бессвязно заговорил:

– Жена капитана… была готова на все, лишь бы найти сына. Они позвонили в ООН…

– Зачем? – он нещадно тряс меня.

– Расчистить улицы.

В его глазах застыло непонимание. Машинально он продолжал с силой вдавливать меня в стену, и я начал опасаться, что мой позвоночник не выдержит.

– Как расчистить?

Удар.

– Чё выделывает правительство?

Снова удар.

Собрав последние силы, я прохрипел:

– Расчистить улицы – от трущобников. Разрушить город трущобников раз и навсегда.

Меня удерживала только железная рука, а не собственные ноги.

– Не смогут! Нас много. Много укрытий, домов, всяких щелей!

– Войска ООН будут сносить по одному кварталу за раз. Они разрушат в…

Он отпустил меня, и я упал. Кулак взлетел вверх, чтобы добить меня, но тут же опустился.

– Проклятый Рыболов назвал себя сабом! Скажи ему… – Он поднял меня из грязи и говорил почти прямо в губы. – Он не саб. Никогда не был, никогда не станет. Скажи, пусть помнит про это, пока я буду жрать его сопляка из мести!

Он отбросил меня, повернулся и, пригибаясь, чуть ли не на корточках, бросился бежать на юг вдоль стены. Через мгновение он скрылся из виду.

Адам нашел меня несколько минут спустя.

– Господи, Роб, что они с тобой сделали?

На моих руках и лице запеклась кровь.

– Со мной все в порядке. Помоги сесть.

– Нужен врач! – Голос Адама утонул в шуме вхолостую работающих двигателей, – Я позову на помощь. Я ухватил его за ногу:

– Найди капитана.

– Тебе нужна…

– Черт возьми! Адам, немедленно найди его! – Только мое богохульство убедило его.

Думаю, прошло немало времени. Ребра болели. Я старался дышать с большой осторожностью. Возможно, пострадал не настолько серьезно, как мне казалось. Среди кустарника послышались шаги.

Зазвучал знакомый голос:

– Роб, с тобой все в порядке? Кто вызвал полицию?

– Сэр, я… – Голос меня не слушался. – Арлина, скажите ему…

Он опустился рядом со мной на колени:

– Что такое?

Осторожно вдохнув, я с трудом произнес:

– Взгляните на улицу.

– ВНИЗ! – Адам пригнул его к земле, и в следующий миг лазерной пулей срезало ветку в нескольких сантиметрах от его головы. – Боже, они ведь не знают, кто мы!

Капитан осторожно взглянул из-за стены на кровавое побоище.

– Господи Иисусе!

Он снова упал на колени, и лицо его оказалось на одном уровне с моим.

– Роб, почему ты мне не сказал? – В его голосе слышалось невыразимое страдание. Я молчал.

Он повернулся в сторону:

– Арлина? А ты?

Запинаясь, мы с ней признались в том, что наделали.

35. Педро

Долгое время после того, как Рыболов ушел, я сидел в пещере сабов, потирая грудь. Так хотелось горячего чая. Не уверен, прав ли я, приведя Рыболова вниз к сабам. Может, никогда и не узнаю. От усталости сердце в груди готово было остановиться в любой момент. Я сжимал в руке таблетки, чтобы проглотить, если станет хуже.

Может, Халбер победит в войне с парками, может, нет. Будь как будет. Я-то знал, что это неважно, но он не мог понять. Может, позже сумею втолковать ему.

Я печально улыбнулся – вот ирония судьбы… Я привел к сабам самого Рыболова, бывшего генсека, но в результате потерял доверие Халбера. Теперь и он вообще не станет слушать, что бы я ни говорил.

– Сиди тут со стариком! – резкий голос. Я поднял глаза. Саб Раули толкнул к моим ногам мальчика. Сын Рыболова Фити встал и отряхнул брюки. Сердце мое радостно ёкнуло. Жив все-таки.

– Раули, остынь. Он еще маленький.

Я похлопал рядом с собой по скамье:

– Садись, паренек.

Он послушно уселся около меня. Глядя прямо перед собой и обхватив себя руками, он трясся.

– Ты в порядке?

Он медленно поднял глаза и встретился со мной взглядом.

– Нет.

В его глазах было что-то настолько холодное и мрачное, что мне захотелось съежиться. Фити глубоко вздохнул, будто пытался взять себя в руки.

– Вы видели Джареда?

Я покачал головой. Открыл было рот, чтоб сказать про Рыболова и мисис, что они оба явились искать, но закрыл, так ничего и не сказав. Не знаю, что Фити сделал бы, если б узнал. Очень уж он решительно настроен отыскать своего друга.

Я усиленно размышлял. Чтоб помочь племенам с водой, нужно как-то заставить Рыболова почувствовать благодарность. Нет лучшего способа добиться этого, как вернуть ему сына. Значит, оставалось задержать Фити до тех пор, пока Рыболов не вернется.

Я недовольно покачал головой. Рехнулся генсек, что ли, вмешиваться в потасовку племен? Разве он не понял, что это ничего не изменит? Халбер готовит себя в короли муравейника, вот только без воды в трубах весь этот муравейник высохнет и развалится. Вода в реке была соленой, как в океане, и слишком грязной.

Пока удержать Фити рядом не составляло труда. Он тихонько сидел, положив голову на руки. Я спросил:

– Почему ты здесь?

– Меня прислал Халбер. Сказал, что потом отведет к Джареду. Только я не уверен. Они очень рассердились.

– Почему?

– Потому что я… – Он снова задрожал, обхватил себя руками. Закрыв глаза, почти беззвучно бормотал какие-то цифры.

Я спросил у Раули:

– Что случилось в Парке?

– Не знаю. – Саб скорчил гримасу. – Халбер отправился на андекаре к Сто десятой – все, что знаю. Парки долго не продержатся.

Похлопав себя по ноге, он сердито проговорил, обращаясь к Фити:

– Не надо те было пришивать его!

– Кого? – я взволновался.

– Чако, – Фити отвернулся.

Пещера наполнилась криками ненависти и тревоги. От лестницы с 42-й бежала группа сабов. Один резко остановился:

– Где Халбер?

– В Парке, – ответил Раули.

– Вызови его, быстро! На улицах солдаты. Начали выпихивать мидов. Стреляют в каждого, кто сопротивляется. Проклятые верты садятся на территорию бродов, истов, роков – везде!

Я поднялся на ноги. Сердце колотилось так сильно, что все закружилось перед глазами. Я ухватился за плечо Фити.

– Осторожнее, сэр. Садитесь.

Я не обратил внимания на его слова.

– Надо посмотреть.

Неужели всему конец? И даже Рыболов не сможет помочь?

– Пойду на лестницу.

– Те сказано ждать, – сказал Раули.

– Рыболов говорил, я гость, могу идти куда хочу, а Халбер согласился.

Я с трудом двинулся по коридору, ведущему к выходу. Фити шел рядом, подставляя плечо для опоры.

– Что случилось, сэр?

– Рейд оонитов, их много.

– Почему?

– Не знаю. Они проводят такие рейды каждый год.

Я старался дышать равномерно.

Через какое-то время показалась лестница. Меня пугал долгий медленный подъем на поверхность. Снаружи доносился гул вертов да отдаленные вскрики людей.

Позади пещера заполнялась возбужденными сабами. Фити наконец пришел в себя как после долгого сна.

– Сэр, но ведь наверх выходить опасно. Не лучше ли подождать…

Крики в пещере усилились.

– С дороги! – Такого бешенства в голосе Халбера я никогда не слышал. – ГДЕ ЭТОТ ПРОКЛЯТЫЙ ФИТИ ВЕРХНИЙ?

– Помогает Чангу подняться по лестнице, – ответил ему кто-то.

Что-то пошло не так. Не знаю что. Я подтолкнул Фити вперед:

– Беги! Сию секунду!

Он непонимающе уставился на меня.

– ТАЩИТЕ ЕГО СЮДА! – проревел Халбер.

– Беги!

Парнишка кинул на меня отчаянный взгляд и помчался по лестнице в ночь, а я устало прислонился к стене, ожидая неизбежного.

Час спустя я все еще оставался в живых. Похоже, помогло, когда я поглядел главарю сабов в глаза и сказал, что Фити сбежал, услышав крики Халбера, а я слишком стар, чтоб удержать его.

Врать нехорошо, но иногда без этого не обойтись.

От злости, что он упустил Фити, Халбер даже говорить не мог. Он отправил вдогонку за парнишкой трех сабов. Ни один не вернулся. Но Халбер не стал вымещать свою злость на мне или сабах. Те ходили вокруг на цыпочках, чтоб не разозлить его еще больше.

Час за часом в пещеру прибывали перепуганные сабы. Я старался, как мог, оставаться в стороне в надежде, что вернется Рыболов. Если его пришили в Парке, нам никто не поможет.

Халбер рассказал дикую историю, будто Рыболов сам вызвал солдат, но я этому сразу не поверил. Такого просто быть не может. Тогда Халбер заявил, что это сделала жена Рыболова. Я в этом тоже сомневался, хотя у меня достало промолчать.

После всей неразберихи – оониты орудуют наверху, парки разбиты, Рыболов не приходит, столько сабов погибло – я оказался на сходке сабов. Все разговоры про потерянное доверие были забыты.

Я посоветовал Халберу пока даже не вспоминать про Парк и всем сабам оставаться под землей.

– Но парки снова захватят территорию, – с болью возразил Халбер. – Столько сабов погибло, и все зазря?

Я хмыкнул.

– Правительство стреляет в сабов из лазера, так? Думаешь, парков не тронут?

– Не, парков тоже стреляют, – Халбер ударил кулаком по стене. – Негоже такое выделывать даже с парками и крипснбладами. Их убивают без жалости, бутта бездомных собак!

– Оставайтесь под землей, – повторил я. Никто не спорил. Для сабов здесь родной дом.

За следующие несколько часов я узнал о сабах больше, чем за все годы торговли с ними. Они починили только два-три вагона, зато расчистили от камней колею с рельсами на юг почти до стены, о которую плещутся морские волны.

Прежде электричество подводилось к вагонам по колее, но сабы приспособились по-другому. Теперь у вагона был собственный источник питания – мои Вальдес-пермы, и он катится по рельсам. Я горжусь моими сабами.

Халбер попытался объяснить мне, что колея ведет в разные места. Есть множество линий. Ну и ладно.

К Халберу поступали сообщения со всего города. Никто их не приносил. Просто световые сигналы в темных туннелях могут быстро и далеко разносить новости.

Передали, что на 110-й солдат не так уж много. Видно, они появились там оттого, что потасовка сабов с парками привлекла к этому месту очень много нижних. Другое дело – улицы вокруг 42-й. Дюжины вертов, военные машины. Военные кричали в громкоговорители, двигались на юг.

На 14-й восточной было второе место приземления вертов. Отсюда оониты двигались на север в сторону 42-й. Я тревожился за нижних этих мест. Никто не согласится быть выпихнутым. Сегодня оборвется множество жизней. Снова и снова я пытался понять, с чего началась вся эта суматоха. На обычный рейд не похоже. Может, погиб кто важный из правительства? Про это я ничего не слышал.

Причиной суматохи могло быть появление на улицах сына Рыболова, но капитан не упоминал про оонитов и сам отправился вместе с людьми Халбера драться с парками. Похоже, он не знал, что оониты готовятся к атаке. Не знаю, что и думать.

36. Филип

– Беги, – сказал мистер Чанг. И я побежал вверх по лестнице туда, где стреляли войска.

Обычно, перед тем как последовать совету, я взвешиваю, стоит ли, но, объективно говоря, в крике Халбера крылась такая угроза, какой не было даже когда я рассказал ему, как умер Чако.

Не представляю, что его так разозлило. Выбежав наверх, я очутился на ночной улице, где из-за света прожекторов с земли и с вертолетов было светло почти как днем. Повсюду лежали тела сабов. Я заколебался, не обратиться ли мне к военным, чтоб попросить отправить домой, но все-таки бросился за угол и налетел на вооруженного солдата. От столкновения у него из рук вылетело оружие. – Ну-ка стой!

Но я вскочил на ноги и побежал на север. Лучше бы, конечно, повернуть на юг, к «Шератону», сделать перерыв и все обдумать как следует. Но улицы в южном направлении от площади были слишком ярко освещены, не стоило рисковать.

Маленький рост и темный костюм помогли мне раствориться в ночи.

Впереди несколько зданий было охвачено пожаром, и было видно как днем.

Честно говоря, я не знал, куда идти. На севере находилась стена 110-й, которой Чако и сабы придавали такое значение. Может, отправиться туда? Я плохо ориентировался в географии Старого Нью-Йорка.

Если судить по военным планам Халбера, у этой стены сабов должно кишмя кишеть. Если их главарь приказал своим людям схватить меня, идти туда ни к чему. В любом случае я не знал, что находится за этой стеной.

Но почему к площади стянуты войска? Я слышал, что правительство и трущобники в целом придерживаются негласного договора, стремясь не провоцировать друг друга. Что же вызвало такой рейд?

На площади я заметил эмблемы 6-го авиационного полка, 25-го бронетанкового полка и старой национальной гвардии. Мундиры в точности соответствовали военной форме батальонов моих солдатиков. Похоже, это нечто большее, чем простой рейд, особенно если учесть время суток.

Видимо, ооновцы намеревались установить контроль над улицами, пусть даже временный. Но почему?

Через какое-то время пришлось остановиться. Тяжело дыша, я прислонился к разбитому окну.

– Слышь, мид, они смываются?

Я моментально повернулся на голос, с трудом удержавшись от крика.

– Что?

– Оониты. Несколько часов назад тут прошла куча грузовиков. С тех пор их не видно.

Я с трудом различил три фигуры на пороге дома.

– Видел их вон там на площади, – показал я.

– Куда ты?

Я напрягся, вспомнив, как ревниво они относятся к своим территориям.

– На север.

– Ладно, иди. Щас не до потасовок.

– Спасибо.

Я снова тронулся в путь.

– Эй, гляди в оба у Пятьдесят пятой, – тут же крикнули мне вслед. – Парки рехнулись. Сабы вышли наружу.

– Знаю, – я прищурился, стараясь разглядеть их одежду, – Вы какого племени?

Послышалось презрительное фырканье.

– Северные броды, чучело.

– Спасибо.

Я поспешил уйти прочь.

Я устало тащился на север, минуя один бесконечный квартал за другим. Впереди доносился гул тяжелого транспорта. Опасаясь наткнуться в темноте на солдат, я свернул восточнее и двигался по темным улицам, усеянным камнями. Сверху надо мной нависли неясно видневшиеся покосившиеся верхние этажи. Наконец я вышел на широкую улицу, увидел невысокую стену и сообразил, что оказался у Парка.

Мысли мои путались. В голове засело «стена на 42-й». Я не знал, что это такое, но это явно означало определенное место, а никакого другого я не знал. Может, удастся узнать у кого-нибудь из сабов, за что так рассердился Халбер. А может, увижу, что происходит. Может… сам не знаю, что. Во всяком случае это была хоть какая-то цель, и я решил ее придерживаться.

37. Джаред

Вырубив мальчишку-трущобника, я побежал со всех ног. По крайней мере, у меня снова появилась обувь, пусть всего лишь грязнущие сандалии, еле державшиеся на ногах. Без обуви я чувствовал себя совершенно беспомощным на улицах, усеянных обломками камней, я проявил терпение и находчивость и наконец-то перехитрил своих тюремщиков. Не так уж это было и трудно: в конце концов, я имел дело всего лишь с кучкой оборванцев.

Было бы легче, будь у меня фонарик, но я знал, что в туннеле есть много «станц», как их называли трущобники. Нужно только попасть на одну из них, найти саба с более-менее пристойными манерами и потребовать доставить меня к Халберу, чтобы я смог объяснить свой план.

Если все пройдет гладко, я даже смогу выбраться на улицу, хотя вряд ли из этого выйдет что-нибудь путное: трущобники там были невероятно враждебными и жадными.

После удара Халбера страшно ломило глаз, но по крайней мере в темноте не имело значения то, что он не видит. Я вприпрыжку бежал по туннелю, одну руку вытянув вперед, чтоб с разбегу не уткнуться лбом в какую-нибудь преграду, а вторую прижимал к груди – боялся, как бы от напряжения не открылись раны.

Наконец я добежал до станции. Наверху тускло светила лампа, работающая от пермы Вальдеса. Я увидел с полдюжины сабов, уже набрал в легкие воздуху, чтобы их окликнуть, но передумал.

Все они были вооружены копьями, ножами и топором. Прямо впереди мне были хорошо видны чьи-то тощие ноги, а на колею накапала лужица крови. Чуть дальше на платформе лежали два расчлененных тела.

Я пригнулся пониже и потихоньку пробрался мимо. Все трущобники – настоящие дикари, а эти похлеще других будут.

Я рискнул кинуть последний взгляд. На стене висела грязная табличка «96-я улица». На улицу, похоже, вела только одна лестница.

Мне совсем не улыбалось снова убегать в темноту. Удаляясь от света, я с грустью оглянулся назад.

Тень перемещалась. Я заколебался.

Да, точно.

Свет был на уровне колеи, а не выше, на платформе.

Кто-то шел за мной следом.

Я рванул в темный туннель.

Так нечестно. У них есть лампа. Хоть я и бежал, но им это давалось легче: было видно, куда идти.

Кто меня преследовал? Девочка Элли? Вряд ли. Она же еще маленькая. Даже у трущобницы хватит ума не гнаться за мной в темноте. Я пригляделся и вроде бы различил несколько фигур. Не меньше трех, но не больше пяти.

Я вынул из кармана складной ножик – забрал у этого мальчишки, Кранда. Маловат для серьезных дел, но во всяком случае им можно угрожать, заставить их держаться подальше.

Знать бы точно, сколько их на самом деле. Может, устроить засаду, чтобы уменьшить перевес?

Я огляделся в поисках места, где бы спрятаться. Тогда было б можно, оставаясь невидимым, пересчитать моих преследователей, когда они будут проходить мимо, а может, и пойти назад той же дорогой. Можно даже напасть на самого медлительного, покалечить одного-двух, прежде чем убежать снова.

Я остановился передохнуть.

В центре туннель поддерживали стальные столбы-опоры и бетонные балки, достаточно широкие, чтобы мне за ними спрятаться. Я уже собирался поднырнуть за одну из них, когда разглядел дверной проем. От него исходил совсем слабенький свет.

Проем был проделан в крошащейся бетонной стене. Если сабы увидят меня здесь, уйти уже не удастся. Я проглотил страх. Бежать дальше нет смысла – рано или поздно меня настигнут. Уже сейчас они подобрались так близко, что неизвестно, удастся ли незамеченным подобраться к проему.

Я сделал глубокий вздох и прыгнул. Теперь самое главное – не выдать своего присутствия тяжелым дыханием. Я заставил себя дышать медленнее и почувствовал, как начинает багроветь лицо.

Потихоньку я начал пятиться внутрь, внезапно наткнулся на холодное железо и с трудом удержался от крика. Я принялся ощупывать все вокруг. Лестница?

Стало чуточку светлее. Я поднял голову и понял, что высоко наверху решетка и сквозь нее видно небо. Я полез по лестнице. Сандалии соскальзывали со ступенек.

Решетка держалась очень крепко. Я надавил на нее плечом, поднатужился.

– Тихо! Элли, тащи сюда свет!

Я ударил решетку плечом. Та с визгом поддалась.

– Эй, он тут!

Решетка оказалась страшно тяжелой. Я отбросил ее в сторону.

На моей щиколотке сомкнулись чьи-то пальцы.

– Джаред, стой!

Пуук? Не может быть. И вообще теперь он мой враг. Я лягнул ногой, освобождаясь от хватки, и полез в отверстие. Следом за мной показалась сначала рука, а потом и голова.

Удар ножом, и рука моментально исчезла.

Я помчался изо всех сил.

Все оказалось напрасно. Они бегали гораздо быстрее. Несколько дней меня держали связанным, резали на кусочки, а потом еще Халбер избил. К тому же на ногах эти проклятые сандалии. Конечно, Элли отлично бегала в таких сандалиях; небось, прямо в них и родилась. Но я-то привык к нормальной обуви, разве в такой мне убежать?

Они поймали меня на углу.

Элли. Пуук. Еще один трущобник по имени Сви.

Пуук, похоже, задыхался, как и я.

– Куда это ты, Джаред?

Я взмахнул ножом:

– Убирайтесь! Убью!

– Глянь на него, Сви! – хмыкнул Пуук. – Думает удержать нас этой игрушкой!

Вместе с тяжелым дыханием из моей груди вырвалось рыдание.

– Будьте вы прокляты!

Пуук облизал губы и подобрался ближе. Несмотря на долгий бег жаркой ночью, я похолодел. Элли отодвинула Пуука в сторону:

– Он пришил Кранда – значит, мой.

Меня не собирались брать в плен. Связывать, резать ножом, кидать в затхлый лифт.

– Хочешь убить меня, стерва? Давай! – Я сплюнул, – Потеряете последний шанс, который у вас был!

– Чё?

Я стукнул себя кулаком в грудь и передернулся от боли.

– Дура! Я могу свалить башню. Может такое этот тупица Пуук? – Я лягнул его в коленку, но промазал. – Только нам нужна помощь Халбера. Пятьдесят человек, может, и меньше. Чтобы выиграть время!

Если они меня не послушают, я умру здесь, на улице, так и не осуществив свою месть. В одно мгновение я отчетливо понял, что одинаково ненавижу их всех: Пуука, Элли, Халбера, отца, проклятого Старика и его сучку Арлину, А больше всех – Ф.Т. Не знаю как, но он был виноват в моих неудачах. Когда-нибудь потом я как следует это обдумаю, но сейчас нужно было заняться делом.

Элли взмахнула ножом. Лезвие скользнуло мне по карману брюк. В одно мгновение я отскочил подальше и снова принялся ее подначивать:

– Давай, давай, сучка, мне теперь все равно!

Пуук схватил ее за руку:

– Погодь.

Он взглянул на меня с невольным уважением.

– Пуук, нужно привести верхняка назад, – проговорила Элли. – Не то Халбер с меня шкуру сдерет.

Пуук жестом остановил ее и повернулся ко мне:

– Ладно, верхний. Чё там нащёт башни? Халбер говорит, ты болтал про сети.

Я стукнул кулаком по стене:

– Вот именно!. Нужен приличный комп с сетевым доступом. В том-то и дело! Я могу заполучить все это в башне!

У Пуука помрачнело лицо.

– Думаешь, мы отпустим тебя в проклятую башню? Ни хрена не…

– Да послушай ты, тупой трущобник! – заорал я.

Пуук моментально напрягся и поднял нож. Я снова стукнул по стене:

– Не я пойду в башню. Мы пойдем!

По мере того как Пуук слушал меня, рука с ножом медленно опускалась вниз.

Мальчишка-трущобник Сви с удивлением переводил взгляд с него на меня и обратно. Даже Элли придвинулась поближе.

38. Пуук

Кто их разберет, этих верхних? У меня в лифте Джаред плакал и ныл, как малявка: «Отпусти меня, Пуук. Пожалуйста, Пуук!» А теперь даже после того, как Халбер врезал ему как следует, самолично расправился с Крандом. Забрал нож и обувку Кранда да сбежал в туннель.

На счастье, нам повезло загнать его в кладовку – никому, кроме как совсем тупому, не придет в голову прятаться в таком месте – но верхний подначивает нас пришить его, вроде как ему все равно.

Похоже, он и впрямь хочет повалить башню, где полно его дружков-верхних.

Разве поймешь?

Над головами грохочут верты, шарят прожекторы, но мне по барабану. Нужно все обмозговать. Элли со Сви нервничают, а Джаред злобно глядит на всех нас.

Он хотел прямо свидеться с Халбером. Да только Халбер отправил его на станцу, откуда он сбежал. Верхний требовал шанс свалить башню – как раз это Халбер и велит ему сделать с самого начала.

Правда, он пришил Кранда, и это здорово все путает. Элли оттащила меня в сторонку и шепчет, чтоб Джареда после отдали ей отомстить. Он заплатит за Кранда, даже если Халбер спустит ему это. Я киваю, хоть и не вслушивался в базар.

Халбер просто-таки взбесится, когда услышит про Кранда. По крайней мере Элли говорит, что без Джареда ей лучше не возвращаться. Так вместе мы объяснили верхнему, что выбирать не приходится.

Он зырит на меня обвиняющим взглядом:

– Почему ты бросил меня, Пуук? Сабы меня увели, а ты не пришел.

Я краснею.

– Не мог я. Дела.

Разве скажешь про то, как малыш Фити одолел меня?

– Когда пришел, ты уехал с Халбером. Мы с ним заключили сделку. Потому я должен вернуть тебя.

– Ладно, – говорит гордо верхний. – Только скажи Халберу, что я – его единственный шанс. Чтоб он знал: если снова ударит меня, я на него работать не буду. Я хочу уважения!

Так, нужно устроить проверку.

– Думаю, пора те рот порезать, верхний, за то, что пришлось гнаться за тобой. – Я вытащил нож. Может, и впрямь порежу. Он начал меня сердить.

Он ухмыльнулся, ждет, пока подойду поближе, и плюнул мне в лицо.

– Давай, нижний! Поглядим, ты меня порежешь или я прежде снесу твою чертову башку с плеч!

Я похолодел, ничего не смог с собой поделать, и говорю:

– Ты переменился, верхний.

Он смеется:

– Точно. После того как все потеряешь, уже все равно.

– Тебе без разницы, порежу или нет?

– Разница, конечно, есть, да только как мне, черт возьми, тебя остановить?

Мы глянули друг на друга. Верты низко кружили над нами. Чувствую, этой ночью все не так. Мы были на территории бродов, но никто к нам не цеплялся. И звуки тоже какие-то подозрительные.

Джаред указал на высокую башню:

– Поглядите на этих самоуверенных подонков. Могу поспорить, в «Шератоне» их тысячи две, а то и больше. А здесь, – он повернулся и тыкнул в другую, – находится редакция «Голографического мира». Как тебе понравится зрелище горящей штуковины?

На миг я вроде как увидал башню в здоровенных языках пламени.

Я облизал губы.

– Элли, как сделать, чтоб Халбер не пришил Джареда, когда мы доставим его?

Она впилась зубами в кулак.

– Сначала нужно вернуться под землю, пока броды до нас не добрались. Халб или на Сто десятой, или на Сорок второй. Я поговорю с ним. Иногда он хорошо ко мне относится.

Так и сделаем.

Только мальчик Пуук никогда не бывал в тех местах и не знал, как туда долго топать. Ноги жутко болели, когда мы наконец пришли на 42-ю станцу.

Я вытер пот со лба. Голова кружится, столько глядели, как качался на путях свет от фонаря Элли.

Тут было полно сабов. Я удивился, когда увидал старика Чанга рядом с Раули. Хотел было спрятаться, но потом выпрямился, ведь плохого не делал. Фити к сабам привел, как обещал. Я ж не виноват, что он свалил.

– Держись подальше, – предупредил Элли и дернул Раули за рукав:

– Где Халбер?

Он показал:

– Решает, что делать с ранеными.

Элли выпучила глаза. В другом конце комнаты Халбер стоял на коленях. Перед ним лежали как мертвые сабов с пятьдесят. У одних текла кровь, у других были жуткие ожоги.

– Господи! Это все парки? – спросила она.

– Не. Оониты.

Халбер поднял голову и смотрит нас. У меня аж в животе закрутило. Сабов главарь оглядывал нас всех по очереди. Долго и пристально смотрит на Джареда.

Элли подошла к нему.

– Халбер, пожалуйста, дай мне сказать.

Она говорит тихонько, показывает на Джареда. Халбер слушает.

Потом он медленно идет к нам. Я вроде как невзначай огладываюсь, прикидывая, куда бежать.

Но он разозлился только на Джареда-верхнего.

– Ты пришил Кранда.

– Если хотите заполучить башни, не трогайте меня! – вопит Джаред. – Господом Богом клянусь, тронешь меня хоть пальцем, и все на этом кончится!

Дрожащий, он глядит на главаря сабов.

– Она рассказала вам мой план?

Долгое молчание, потом:

– Кой-что.

– Хотите услышать остальное?

Снова тишина. Я зырю на Халбера:

– Да.

Они свалили куда-то вместе. Я шепотом спрашиваю Элли:

– Ну как? Нас не тронет?

– Наверно. Молчи.

Их долго не было. Делов никаких не было, ну, я и подошел к Чангу. Вот начнет меня ругать. Только он будто меня не видит.

– Что делаете, мистр Чанг?

– Жду, – он поднял глаза. – Пуук, не ходи на улицу.

– Ну да, слыхал, оониты.

Большим пальцем я показал на мертвого саба:

– Что с парками?

– Сабы победили. – Его голос безразличный. – Это неважно.

– Я привел Фити под землю, – осторожно сказал я.

– Знаю. Был здесь со мной.

– Не врете? – не удержался я от вопроса. Когда я его видел последний раз, Фити бежал к колее, а дико злые сабы за ним.

– Пуук, что с ним случилось?

– Не знаю, – признаваться неохота.

– Он изменился.

– Не только он, – слова вылетели, прежде чем я остановился.

Глаза старика проницательно глядят на меня.

– Продолжай.

– Джаред-верхний. Он говорит про Халбера, будто нисколько не боится, – я качаю головой. – Мистр Чанг, мир переворотился вверх дном.

– Пуук, мальчик, – вдруг всхлипнул старик. Уж и не знаю с чего, только я подбежал к нему, кладу руку на плечо. Он прикрыл мою руку своей, вытер глаза:

– Ну и ну!

Рехнулся, видно, на старости лет. Про себя я с ним согласился, но говорить старику такое негоже.

– Переворотился вверх дном, – снова говорю я.

Элли подбегает, дергает мой рукав:

– Халбер ждет тебя! Я иду следом.

У главаря сабов вид, будто он месяц провел в потасовках. Волосы тусклые, глаза дикие, ходит туда-сюда, будто у него шило в жопе.

– Показать им всем! – рявкнуть он. – Сабы просто так не сдаются! Потрясти мир!

Я кивнул, будто понял, про что он.

Халбер в момент развернулся, схватил меня и тащит поближе. Меня пот прошиб.

– Два верхних свалили!

– Халбер, мы вернули его, – пискнул я. – Говорил же, дай мне с ним остаться…

– Вы привели его назад или сам пришел?

– Мы привели!

Он хвать меня за волосы так, аж зубы стучат.

– Правду!

Я сглотнул.

– Он сбежал, чтоб отыскать тебя, сказать про башни.

– Он получит свой шанс.

Халбер развернул меня и поднимает высоко над полом.

– Эй, сабы! Гляньте на Пуука из мидов! Запомните! – Он опустил меня вниз и снова поворачивает к себе. – Если Джаред-верхний сбежит, приведите мне этого Пуука, чтоб я содрал с него шкуру!

Я вздрогнул.

– Остынь, Халбер…

Он приблизил ко мне потное лицо:

– Не спускай с него глаз, парнишка. Следи, чтоб исполнил обещание, или тебе несдобровать.

– Остынь, Халбер! Я сказал, сделаю! Остынь. – Я стараюсь говорить спокойно. – Честно!

– Вы с Раули поведете пятьдесят сабов на юг. Возьмите перм Вальдеса сколько унесете, сколько скажет Джаред. Помогайте ему.

Я отшатнулся:

– Джаред главным? Ты дашь верхнему вести нижних?

– У сабов главный Раули, – бурчит Халбер. – Верхний отвечает за проклятый комп и еще из техники надо да соображает, как вломиться в башню, а ты глядишь за верхним.

Он заставил себя успокоиться.

– Слушай, Пуук. – Халбер толкнул меня к стулу и садится рядом, – Придется забираться наверх. Ты побывал там, видал.

– Ну, – с сомнением говорю я. Запомнилась мне только пара вертов, зудевших рядом. Почему это Халбер так взбудоражился?

– По дорогам сабов добираться опасно, пока оониты на улицах. Правительство нас раздавит, если все племена не сойдутся драться вместе, – Он нахмурился. – Отправил гонцов во все племена, какие знаю, чтоб собрались сегодня под землей. Безо всякой мзды за проход. Чанг прав. Нужно действовать как одно племя.

У меня аж мурашки по телу забегали. История делается, говорит старый Чанг.

– Надеюсь, Джаред сможет кой-кого отвлечь, чтоб нам влезть.

– Он же пришил саба Кранда. Это ничто, значит?

– Позже решим. Сейчас столько сабов полегло… – Он провел рукой по лицу, – Пуук, помоги отомстить, станешь сабам другом на всю жизнь.

Он говорил жестким голосом, но глаза упрашивали.

Я выпрямился.

– С Джареда глаз не спущу, клянусь. Помогу свалить башню!

– Хорошо. – Он хлопает меня по плечу, как своего.

Я спрашиваю:

– А с Фити что? Он бегал, искал Джареда и…

Халбер скалится:

– Фити поймаю – мой будет. Отправится в котел с похлебкой за то, чё Рыболов сотворил.

Пытаюсь понять. Раньше я слышал: приходил Рыболов к Чангу в магазин.

– Проклятый верхний! – Халбер вскакивает и снова принялся расхаживать взад-вперед. – Пришел под землю, встал вон там, в паре шагов от твоего стула. Поклялся, что теперь саб, был и будет. А потом со своей сукой вызвали на улицы оонитов.

Я киваю.

– Проклятые верхние думают, они владеют миром. Странно только, почему Чанг думает не так.

Халбер поманил:

– Идем.

– Угу. А Элли тоже?

– Неважно.

Он повернулся к людям, которые появились из туннеля:

– Еще? Живые или мертвые? Положите их рядом с остальными. Господи Иисусе!

Топать по туннелю с кучей сабов гораздо больше по душе, чем гнаться за верхним Джаредом в жуткой тьме. Шагали мы быстро, каждый с грузом.

Я, как обещал, держусь возле Джареда, точно приклеенный, но нисколечко не боюсь, что он сбежит, потому как мы собирались проделать чего он сам хотел.

Раули объяснил план. Зажжем от Вальдес-пермы факел и продырявим дверь в башню с улицы. Тем временем Джаред с остальными сабами вломятся в другую башню и отправятся в комнату с компом.

Я не врубился сперва, но молчу.

Немного времени прошло, как мы вышли на станцу 34-ю. Несколько сабов охраняли лестницу.

– Оониты наверху? – спрашивать Раули.

– Куча машин на Тридцать шестой, – ответил саб. – И вокруг Двадцать восьмой. Между ними солдат всего ничего.

– Пошли, – решает Раули.

– Солдаты углядят, – предупредил я.

– Еще не рассвело, паренек. Успеем добраться.

Я качаю головой в полном замешательстве. Живут под землей, так откуда знают разницу между ночью и днем? Как они вообще такое выдерживают?

Мы осторожно вышли на улицу. Раули послал несколько сабов поглядеть вокруг. Все было спокойно. Мы перебежками, по несколько человек за раз, помчались по улицам. Добравшись, до башни, окружили ее. Сабы сжимали в руках топоры, копья, факелы.

Джаред принялся командовать с важным видом – как же, верхний. Сабы слушаются, что он говорит. Их больше беспокоило, как бы из-за угла не вышли солдаты, а на важничанье Джареда им было плевать.

– Сцепите вместе пермы вот так. Теперь другие, в отдельную линию. Теперь поставьте крест-накрест. Господи, помоги, неужели вы никогда не слышали о последовательном и параллельном соединении? – Он огляделся. – Кто умеет резать?

– Я, Солли, – откликнулся пожилой саб. Он беззубо ухмыльнулся.

– Ты уверен?

– На андекарах работал, – буркнул Солли. – Когда не было ацетилена, мы сцепляли пермы, чтоб резать, чего нас учить. – Солли с верхним сердито уставились друг на друга. – Чего резать-то?

– Дверные петли.

Солли нацепил на лицо маску.

– Не глядите, – предупредил он, – Больно ярко.

Я смотрел, разинув рот, и вдруг ослеп. Я принялся тереть глаза и ругаться. Элли хихикает. Я плюнул вслепую, но промазал.

– Он же говорил тебе.

– Идиотка!

– А ну замолкните! – кто-то толкается.

Потихоньку я начинаю видеть.

– Откуда у вас резак? Как научились?

Элли пожимает плечами:

– Меняли у Чанга. А научились давным-давно, когда Алвин чинил первые андекары.

– А свет при чем?

– Он поджигает дверь, – Элли оглядываться вокруг, – Черт! В домах напротив отражается свет. Оониты увидят. От факела Солли на улице стало светло.

– Еще одна!

Вскоре дверь покосилась и повисла. Внутри громко звенит звонок. Сабы ввалились в башню. Первые факелы Раули зажег на пороге, а уже от них сабы – все остальные, Я хватаю кого-то за рукав:

– Что будете делать?

Свирепая улыбка:

– Помчимся наверх, поджигать проклятую башню!

– Я с вами!

Джаред и Солли убрали снаряжение.

– Пошли!

Они перебежали улицу.

– Дайте мне факел! – Я с трудом стою на месте.

Элли толкнула меня:

– Тебе ж надо с Джаредом.

– Не, пойду… – Я умолк, кляня Халбера, сабов, Чанга, самого Господа. Нечестно. Почему Пууку нельзя тоже поджигать башню? Джаред поймет. Я постоял, стуча по себе кулаком, а потом со всхлипом понесся догонять Джареда.

Нечестно, черт возьми!

39. Роберт

– Простите, сэр, мы выполняем приказ.

Полковник Вирц стоял в полном боевом обмундировании.

Капитан был вне себя:

– Приказ убивать всех подряд, кто попадет на глаза?

– Нет, но…

– Смирно! Я беру ответственность на себя.

Он провел рукой по волосам, бросил на Арлину укоризненный взгляд:

– Господи, как ты могла?

– Мистер генсек, – проговорил полковник, – единственное, что я могу сделать, – связать вас со штаб-квартирой.

– Свяжите!

Капитан безостановочно расхаживал взад и вперед.

Испытывая головокружение, я прислонился к транспортеру для перевозки войск. Кулак Халбера оказался не хуже дубинки. Я сделал глубокий вздох, и ребра мгновенно заныли.

В отдалении на территории Парка слышался треск лазеров.

Я застонал, ухватился за руку Адама и осторожно сделал шаг.

Лицо Тенера превратилось в маску.

– На этот раз это была идея Арлины, – закинул я удочку. – Мальчиков так долго не было…

Он заговорил безжизненным голосом:

– Робби, не буду притворяться, будто меня очень заботит судьба трущобников. Но то, что ты сделал с ним…

– Да.

И все-таки мы с отцом добились того, чего хотели: улицы будут очищены от сброда.

Для капитана же это может обернуться разбитым браком, если не помрачением рассудка.

Когда мы рассказали ему, скорчившись под прикрытием стены, глаза его превратились в раскаленные угли, в которых отражались огни войскового лагеря ООН. Капитан выслушал нас.

– Вы сделали это от моего имени? – проговорил он наконец.

– Официальная причина – волнения трущобников. – Я постарался смотреть в сторону. Он повернулся к Арлине:

– Ты развязала войну, чтобы найти Филипа?

Я ожидал, что она смутится, но ошибся. Арлина же рассердилась:

– Вспомни, сколько времени он отсутствует. Что же я, по-твоему, должна была…

– Ждать. Искать.

– Мы это испробовали!

– Филип заходил в магазин Педро Чанга!

– Но я-то этого не знала. Ник, ты же не позвонил.

Он поглядел на меня и снова перевел взгляд на нее:

– Сколько людей погибло из-за вас?

Тут он встал – живая мишень для любого солдата – и рупором сложил ладони:

– Прекратите огонь! Я. Николас Сифорт, со мной член Генеральной Ассамблеи Боланд! Мы выходим из-за стены!

Я думал, он сейчас сгорит, обуглится головешкой от костра, но каким-то чудом капитан остался жив.

И вот теперь, выйдя из Парка и оказавшись в безопасности среди военных, я взвесил, что получил: очищение улиц и потерю его дружбы, и решил, что мы с отцом по-прежнему впереди.

Но не испытал никакой радости. Ожидая ответа из штаб-квартиры, капитан снова принялся расхаживать.

– Ф.Т. сейчас у сабов, но Халбер не сказал, где именно, а теперь наверняка решит убить его. Насколько обширна система подземных туннелей?

Вирц пожал плечами:

– Основная их часть обвалилась. Одно время они охватывали весь остров.

Он помолчал, размышляя.

– Сэр. дайте мне несколько часов, и я смогу напустить в туннели усыпляющий газ. Есть большая вероятность того, что…

К нам подбежал связист:

– Сэр, на проводе генерал Рубен.

Полковник заговорил в телефонную трубку:

– Докладывает Вирц. Сэр, рядом со мной находится бывший генсек Сифорт. Да, на Сто одиннадцатой, перед стеной Парка. Я не совсем уверен, ситуация довольно запутанная. Он требует, чтобы мы прекратили операцию. Я сказал, что свяжу его со штабом. Член Генеральной Ассамблеи Боланд вместе с ним.

Он передал капитану трубку.

– Алло? – Сифорт отвернулся и зажал ладонью другое ухо. – Да, конечно, помню. Захватывающее событие. Генерал, произошла ужасная ошибка. Насколько быстро вы можете отозвать отсюда свои войска? От этого зависит жизнь моего сына.

Он выслушал.

Его ответы были гневными, но голоса он не повышал. Я расслышал только часть его слов. Вскоре он бросил трубку и засунул руки в карманы.

– Что они сказали? – спросил Адам.

– Ему очень жаль, что все так обернулось, но он ничего не может сделать. Он попытается связаться с Каном.

Я сомневался, что генералу Рубену удастся убедить генсека Кана отозвать войска. Его непросто было уговорить действовать, но, сделав этот ход, он не согласится внезапно отозвать войска. Это бы расценили как нерешительность, чего политики боятся больше всего.

Кроме того, Кан с капитаном недолюбливали друг друга. Несмотря на то что Кан был всего лишь младшим сенатором, во время падения правительства Сифорта он ускорил процесс яростными нападками на честность генсека.

Рука Арлины легла на плечо мужа. У нее был изнуренный вид.

– Ник, позволь им пустить в ход газ. Пусть лучше у Ф.Т. останется хоть небольшой шанс, чем совсем никакого.

– Знаешь, сабов беспомощными не назовешь, – поразительно мягким голосом ответил капитан. – Они будут сопротивляться. Значит, оборвется еще больше жизней.

– Люди все равно погибнут, – она сделала широкий жест, охватывая весь город. – Думаешь, после этого наступит мир? Но если мы застанем сабов врасплох, пока Филип еще жив… Ради бога, скажи полковнику, пусть готовит газовую атаку!

– Не мы здесь решаем. – Сифорт хмуро взглянул на военного. – Приказы отдают Кан и Рубен.

Он расхаживал взад и вперед у военного транспортера для перевозки войск.

– Прекратить нападение – единственный способ доказать Халберу, что я в этом не участвовал.

Арлина ждала, не говоря ни слова. Последовал долгий вздох:

– Нет, Арлина, я не могу дать свое согласие.

Прошло четверть часа. Первые утренние лучи сорвали покровы темноты с мрачных городских развалин. Я пытался сфокусировать зрение на трубе, но она все время расплывалась. Я уже отказался от одного предложения отправить меня в госпиталь. Плевать на головокружение. Хочу увидеть все собственными глазами.

К моему удивлению, генсек Кан перезвонил капитану. Я-то считал, что он удобства ради предпочтет оставаться отсутствующим. Сифорт уселся внутри транспортера. Разговора я не слышал, но впоследствии все понял по выражению лица капитана.

– Я возвращаюсь на Сорок вторую, – сказал он. – Полковник, вы можете меня подбросить на вашем вертолете?

– Сэр, это военная зона. Гражданским лицам запрещено…

– Мой сын в опасности.

Вирц упрямо покачал головой:

– Мне приказано не рисковать жизнью гражданских лиц. То есть, я имею в виду, гм, вам подобных. Я не могу вам позволить…

– Я отправлюсь пешком, – жестко ответил капитан, отвернулся и направился к улице, которая пролегала вдоль Парка.

– Сэр, здесь опасно, трущобники здесь бродят по-прежнему. Смотрите! – полковник указал на призрачную фигуру человека, бежавшего вдоль стены на север. – Все они вооружены. С дюжину моих людей эти мерзавцы забили камнями и копьями и забрали у них лазеры. Мэм, ложитесь на землю. И вы тоже, мистер генсек.

Я поспешно ушел под защиту транспортера.

– Стюарт, Веска! Снимите этого! – указал полковник солдатам. – Мэм, пожалуйста, пройдите…

– Стойте! – пронзительно закричала Арлина. Она отбросила в сторону одного из прицеливавшихся солдат и метнулась к другому. – Не стреляйте!

Капитан пристально вглядывался в бегущего.

– О господи!

Он бегом устремился навстречу.

– Не стреляйте! – рыдала Арлина, бегая между солдатами, утратив остатки самообладания. – Он не опасен. Прошу вас!

Когда капитан побежал навстречу, через рассвет пронесся высокий звонкий голос:

– Отец, это ты?

Изнуренный и подавленный, Филип сидел на ступеньке транспортера.

Когда первая вспышка радости миновала, он высвободился из родительских объятий.

– Я почти отыскал Джареда, – проговорил он. – Я видел его.

Он посмотрел на Адама и опустил глаза.

– Простите, мистер Тенер.

– Боже, Ф.Т., это не твоя вина.

– Нет, моя, – не согласился мальчик.

– Глупости. С чего ты так решил?

Долгое молчание, словно он размышлял, говорить или нет.

– Я не готов сказать вам, сэр.

Арлина присела рядом с сыном, пребывая в полном блаженстве.

– Мы так испугались…

Он угрюмо смотрел на нее.

– Филип, – ее рука коснулась головы мальчика, рваной ранки за ухом, – что случилось после того, как ты ушел от мистера Чанга?

Ф.Т. поежился. Его глаза метнулись в сторону Парка и обратно.

– Я не хочу говорить об этом.

Он потянул отца за руку:

– Джаред у сабов под землей. Мы должны вернуться за ним.

Арлина встретилась взглядом с мужем.

– Давай отвезем его домой.

– Отец, Джаред не на Сорок второй. Я там был, но…

Капитан кивнул Арлине:

– Отель. Еда, горячая ванна и отдых. Идем, сын.

Поворачиваясь, он увидел Адама и остановился, потрясенный.

– О господи, Адам, прости меня.

– Все в порядке, сэр, – отозвался Тенер.

– Я останусь с тобой. Арлина, забери его…

– Командир, – Адам сделал глубокий вздох, – Джареду сейчас ничем не поможешь. Либо он выживет, либо нет. Отправляйтесь с Филипом.

– Ничего не кончено. Я клянусь…

– Сэр, благодарю вас за обещание, но освобождаю вас от него. Полковник Вирц, поскольку сын мистера Сифорта в безопасности, нет причин раздумывать, применять или не применять усыпляющий газ. Мой сын Джаред где-то в подземелье, и это самый лучший шанс спасти его.

Полковник серьезно взглянул на него.

– Я могу дать такую команду, но уверены ли, что хотите этого?

– Да, – ответил Адам, и добавил, обращаясь к капитану:

– Встретимся в неботеле.

Ф.Т. уперся ногами.

– Отец, помоги мне найти Джареда.

Он с мольбой смотрел на отца.

– Сын, уже слишком поздно. Военные обязаны выполнять приказ. Мы подождем в отеле, пока не узнаем что-нибудь. Робби, ты идешь?

Я встал.

– Да, сэр.

Теперь, когда мальчик в безопасности, может быть, капитана удастся перетянуть на свою сторону и избежать политической катастрофы. Но чем меньше улиц он увидит, тем лучше.

Мы забрались в вертолет и дождались, пока двигатель наберет обороты.

Во время полета Ф.Т., ушедший в свои мысли, время от времени вздрагивал Перед самым приземлением он шевельнулся и произнес поразительную фразу:

– Отец, когда все это кончится, меня нужно наказать. Но не теперь.

– Понимаю, сын.

Похоже, он действительно понимал.

Утро чуть брезжило, когда вертолет опустился на крышу неботеля. Через несколько минут мы вошли в свои номера. Я сбросил туфли, улегся на постель, прижимая к ноющему виску холодный компресс, и позвонил в Вашингтон. Стоило закрыть глаза, как комната переставала вертеться и я был в состоянии думать.

– Соедините меня с сенатором Ричардом Боландом. Я дождался, когда в трубке раздался его голос.

– Отец? Слушай.

Я рассказал ему о последних событиях.

– Роб, ты как-то невнятно говоришь, – заметил отец. – С тобой все в порядке?

– Немножко кружится голова. Теперь о Франджи. Дай знать его синдикату, что именно я разжег огонь под Каном. И естественно, что именно ты способствовал этому.

– Конечно, – сухим тоном отозвался отец.

– К счастью, вопрос о безопасности Ф.Т. больше не стоит на повестке дня. Ф.Т. теперь можно не принимать в расчет. Сын Тенера, скорее всего, погиб.

– Трагедия. – Он говорил это искренне – Но не повлияет на политическую ситуацию.

– Мне придется какое-то время побыть с Адамом, после. Самое малое, что я могу для него сделать.

Раздался стук в дверь между номерами, и ко мне заглянула Арлина.

– Роб?

– Я перезвоню, – сказал я в трубку и отключился. – Да, Арлина?

У нее был встревоженный вид.

– С точки зрения Ника, дело не закончено. Он намерен вернуться обратно, как только заснет Ф.Т.

– Он что, не в своем уме?

– Он в ярости. На меня. На тебя. На Кана. Поговори с ним.

– Не могу, – я энергично потряс головой, моментально пожалел об этом и закрыл глаза. – Он не станет слушать.

– Он доверяет тебе.

Ребра внезапно пронзила острая боль – то ли от судорожного вздоха, то ли от ее слов, не знаю. Она подавила рыдание.

– Я опустила голову ему на плечо, а он оттолкнул меня. Мы, говорит, можем подождать, а племена – нет. Он хочет встретиться с Халбером и заключить что-то вроде перемирия, пока они еще не все погибли. Но Халбер жаждет убить его! Я не хочу… – она заставила себя договорить, – …потерять его.

Поняла ли она двойной смысл своих слов?

– Ждите здесь.

Я сделал глубокий вздох, расправил одежду и, осторожно шагая, направился к человеку, который в бытность мою кадетом был для меня богом.

Он стоял у окна гостиной. Двери спален были плотно закрыты. За одной из них Ф.Т. приходил в себя после тяжелого испытания.

– Роб, предупреждаю: не заводи со мной этот разговор, – с ходу отрывисто бросил он.

У меня отвисла челюсть от изумления.

Капитан приблизился. В его глазах застыла боль.

– Ты же порядочный человек. Как ты мог пойти на это?

– Пойти на что? – спросил я, хотя прекрасно все понял.

– Уговорить ее на эту мерзость.

– Я ее не…

– Не то чтобы ее требовалось долго уговаривать, – Он притянул меня к окну и ткнул пальцем вниз, в сторону улицы. – Роб там, живут люди. Ты член Генеральной Ассамблеи, даже представляешь их интересы!

– Нет, – решительно возразил я. – Я представляю интересы тех, кто живет в башнях, налогоплательщиков, порядочных людей, которые…

– Ох, Роб, неужели мы ничему тебя не научили? – Злость в голосе капитана исчезла, ее сменила безнадежная печаль. – «Трафальгар». Кадеты. – Его голос прервался. – Неужели не помнишь?

– Помню.

Внезапно я снова ощутил себя беспомощным четырнадцатилетним подростком.

– В тот день мы принесли в жертву сорок два кадета и девятерых гардемаринов. Тебя потрясла их гибель. После допроса ты больше не мог смотреть мне в глаза.

Я снова в белой форме стоял перед рядами сидящих адмиралов, и сердце билось так сильно, что казалось, его стук слышен сквозь накрахмаленный китель.

– Бог в его мудрости позволил мне думать, что их смерть необходима. Но ты приносишь в жертву в сотни, тысячи раз больше людей – во имя политических амбиций!

Он бросил последние слова с яростью и злобой. Я сглотнул.

– Боланд, посмотри на меня! – В это мгновение я стоял в Фарсайде перед моим командиром.

– Есть, сэр. – Я сумел встретиться с ним взглядом.

– Так нельзя.

Чуть слышно я прошептал:

– Понимаю.

И схватился за его плечо, борясь с нахлынувшим головокружением.

Лежа на диване в гостиной капитана, я снова и снова пытался добраться до генсека Кана, который улетел в Лондон, стремясь сгладить опасную ситуацию. Я заставил Вана задействовать все мыслимые и немыслимые каналы, пустить в ход все связи, даже позвонил отцу и попросил у него помощи. Сам капитан звонил по другому телефону, обращаясь к старым друзьям – уговаривая, убеждая, угрожая, упрашивая. Всем, с кем он разговаривал, Сифорт рассказывал, что его сын нашелся, а значит, цель акции достигнута.

Добраться до генсека нам так и не удалось.

Я знал, что так и случится. Кана можно было понять. Мы заключили сделку, он рискнул всем, а теперь мы пытались пойти на попятную.

Пока мы звонили, Арлина устроилась в громадном кресле, беспрерывно вскакивая, чтобы взглянуть на Филипа. Мальчик то ли не хотел, то ли не мог заснуть.

Внезапно она встрепенулась.

– Проклятье! Что там за шум? Как ему успокоиться, если… – Арлина выглянула в коридор.

Топот бегущих ног Тревожные крики.

Зазвонил телефон, и мы с капитаном одновременно кинулись к нему.

– Уважаемые гости, – в трубке явно звучав записанный текст. – В целях предосторожности в неботеле «Шератон» объявляется эвакуация. Просим всех немедленно пройти к вертопорту на крыше отеля или, если проход наверх заблокирован, – к южному выходу на уровне улицы.

– Какого дьявола… – начал капитан.

В холле пронзительно зазвенел сигнал тревоги.

– Кабины и шахты лифтов выдерживают огонь в течение одного часа после начала тревоги. Двери не будут открываться на тех этажах, где…

Он мгновенно развернулся к Арлине:

– Буди Ф.Т.! Отель атакуют с фланга!

Она тут же кинулась к двери в комнату мальчика, но дверь уже отворялась.

– Мам? Что это за сирена?

Он был в нижнем белье.

– Брюки и ботинки! Быстро! – резко скомандовала Арлина.

Ее голос заставил его энергично действовать. Он моментально вернулся в комнату и мгновение спустя появился, натягивая брюки, с ботинками в руке.

Я попытался по телефону связаться с администрацией.

– Почему никто не…

– Роб, спокойно. – В кризисной ситуации Арлина снова стала сама собой. – Ник, возьми лазер.

Свой собственный она достала из глубокого кармана.

– Где твой станнер?

– Потерял в Парке, – признался я, чувствуя себя неуклюжим кадетом.

– Пусть каждый захватит свой мобильник и установит на свой персональный код. Ты тоже, Филип.

Она осторожно приоткрыла дверь в коридор.

– Пошли. Нет, подождите. Мокрые полотенца.

Арлина бросилась в ванную. Через минуту она вернулась, одно мокрое полотенце накинула на шею Филипу, другое – мне.

– Ну вот. Теперь мы готовы.

И она вывела нас в коридор.

Площадка рядом с лифтом была забита встревоженными постояльцами. Было тихо, но чувствовалось, что все напряжены.

Раздался мелодичный звон, и дверь лифта открылась. Он уже был забит до отказа.

Собравшаяся толпа изо всех сил пыталась втиснуться, в кабину. Какой-то человек ударил соседа по лицу. Крики. Проклятия.

Да, настоящее столпотворение.

Кто-то дернул меня за руку с такой силой, что я зашатался и ребра пронзила острая боль.

– Роб, ну давай же! – услышал я голос Арлины.

– Куда?

– На лестницу!

Схватив Ф.Т., она распахнула дверь. На лестнице чувствовался легкий запах дыма. Капитан поглядел наверх.

– Сколько этажей?

Я попытался сообразить.

– Мы на шестьдесят шестом.

– Вертопорт на восемьдесят первом. – Он скорчил гримасу. – Ладно, идем.

Я сделал два шага и пошатнулся от головокружения.

– Мне не дойти. Вернусь к лифту.

– Глупости! – прикрикнула Арлина. – Мы понесем тебя.

– Не девятнадцать же пролетов.

– Ник?

– Я возьму его слева.

Голова у меня кружилась, ребра болели. Да, все-таки нужно было, чтобы военные со 110-й отправили меня в госпиталь. Протестуя, я позволил Сифортам поддерживать – фактически нести меня на себе.

На лестнице мы оказались не одни. Проворный молодой человек с поблескивающим от пота лбом бегом поднимался наверх. Он не произносил ни слова, только сосредоточенно глядел на ступеньки перед собой. Другие, обгоняя, толкали нас, некоторые при этом ругались. Снизу доносились крики и вопли. Клубящийся дым кольцами медленно поднимался вверх по лестнице.

Через семь пролетов капитан остановился передохнуть.

– Ник, дым поднимается, – обеспокоено проговорила Арлина. – Наверху будет еще хуже.

– Пока хуже не становится. Может быть, открыта наружная дверь, чтобы выпускать его.

Она кивнула.

– Ф.Т., с тобой все в порядке?

– Да, мэм.

– Не отходи от нас далеко, пока я не скомандую тебе бежать. Роб, продолжаем идти.

Снизу доносился топот, восклицания и вскрики. Чуть наклонившись, я заглянул вниз.

– Что там?..

– Идем же.

Мы старательно тащились наверх.

Раздался лязг.

Филип опережал нас на полпролета.

– Мам, смотри!

Он был близок к панике.

Чуть выше дверь, ведущая в коридор, была наполовину распахнута. Черный дым клубами валил на лестничную площадку и уходил вверх.

– Филип, вниз. Немедленно! – ударом хлыста раздался ее голос, и мальчик бегом спустился к нам.

– Поддерживай мистера Боланда, – велела ему Арлина, а сама осторожно начала подниматься наверх, обмотав полотенцем всю правую руку до плеча.

– Арлина, что ты… – начал капитан.

– Хочу закрыть дверь.

Послышатся натужный возглас:

– Проклятье. Дверь заклинило.

– Стой там.

Сифорт взбежал вверх по лестнице. Я поднял голову. Арлина стояла на коленях, капитан пригнулся к ней. Вдвоем они старались справиться с дверью. Лица потемнели от копоти и дыма.

– Ее не сдвинуть с места.

– Немедленно вниз! – Арлина потянула капитана от двери. Языки пламени вырвались в открытую дверь.

– Мам! – окликнул Филип, поднимаясь на несколько ступенек.

Как только вспышка погасла, Арлина встала на колени, чертыхнулась и перекатилась по площадке.

– Проклятые искры! – Она энергично хлопала по дымящемуся спортивному костюму. – Ник, ты как?

– В порядке. – Он отвел ее на площадку ниже. – Ф.Т., тебе же было сказано: стой рядом с Робом! – Капитан взял мальчика за плечи, развернул и подтолкнул вниз.

Откуда-то снизу донесся пронзительный крик боли.

– Может, нам удастся пройти мимо двери? – спросил я.

– Не уверен.

Он буквально подполз к двери и заглянул внутрь. Над его головой дым валил на лестницу.

– Даже если удастся, дым может оказаться токсичным.

– Па, смотри!

– Ф.Т., не сейчас.

– Можно закрыть дверь с помощью рычага! – мальчик ткнул рукой в отсек с противопожарными принадлежностями, где лежал топор.

– Можно попробовать.

Капитан вытащил топор и втиснул его между стеной и дверью. Вдвоем с Арлиной они нажали на рукоятку. Едва он встал на колени, как прямо в лицо ему вылетел огромный клуб дыма. Он снова упал на пол, отчаянно кашляя.

– Па!

– Сын, спокойно! – прохрипел капитан. – Я цел и невредим.

Из его глаз текли слезы. Он удвоил усилия. Внезапно с протестующим скрипом дверь поддалась. Вдвоем они начали толкать ее, но небольшая щель все-таки осталась.

Капитан остановился и снова зашелся кашлем. Отдышавшись, он поспешно спустился к нам. Арлина снова заняла свое место рядом со мной.

– Роб, возможно, тебе будет больно, но лучше поторопиться.

Я собрался с силами. Мы миновали горящий коридор и поднялись еще на два пролета. Несколькими этажами ниже раздавались торжествующие крики. Снова топот ног.

Мы одолели полпролета, когда они нагнали нас: с полдюжины трущобников в одежде диких расцветок с лицами, залитыми потом.

– Верхние!

Жуткий вопль радости.

Трое были с факелами.

– Ник, береги Филипа.

Арлина заняла позицию, держа пистолет сразу двумя вытянутыми руками.

Трущобник поднял голову:

– Гляньте! Рыболов!

– Здорово! Халбер хочет его голову!

Арлина выстрелила в пол прямо у их ног.

– Уходите!

Трущобники, пятясь, спустились ниже.

– Мам, подожди.

Ф.Т. громко крикнул:

– Вы что, поджигаете все здание? – В его голосе звучало любопытство. – Почему?

– Сжечь башню! Проклятые верхние, думаете, владеете…

Послышался другой голос:

– Пошли, Барт. Пару этажей ниже куча покоев. Занавески, кровати…

– Почему вы пришли сюда? – снова крикнул Филип. Выше раздался топот бегущих ног. Вопль мучительной боли. Потом отчаянные крики:

– Нет! Пожалуйста!

Трущобник ниже нас заржал:

– Ага! Поприжали вас!

А потом крикнул наверх:

– Эй, сабы! Между нами на лестнице Рыболов! Кидайте матрасы, поджигайте!

Арлина подняла оружие.

Ф.Т. дернул ее за руку и снова обратился к трущобникам:

– Почему «Шератон»?

Смешок.

– Джаред выбрал. Сказал, он покажет вам всем за то, что погнались и выперли отсюдова.

– О господи, – я даже не сразу сообразил, что сам произнес это.

– А где он? – Ф.Т. сделал пару шагов вниз, но капитан схватил его за руку и вернул назад.

– Близко. Офисная башня.

Сверху на лестницу упал стул с горящей обивкой. Капитан попытался сбить огонь мокрым полотенцем, но не сумел.

– Ник, в какую сторону? – спросила Арлина.

– Думаю, вверх большинство сабов должны быть внизу.

Ф.Т. вывернулся из отцовской руки и перегнулся через перила.

– Вы что, пешком так высоко забрались? – его голос звучал почти приветливо.

– Филип, бога ради…

– Не. Нашли лифт.

Раздался гогот.

– Вверх-вниз. Вверх-вниз. Здорово горит.

Я закашлялся от дыма, который становился все гуще, и боль волнами разлилась по грудной клетке. Я постарался говорить спокойным тоном:

– Капитан, не стоит тут долго стоять и разговаривать.

– Верно.

Сифорт неохотно вытащил лазерный пистолет.

– Эй, сабы! Не я вызвал солдат! Я пытался остановить их! Мы идем на крышу. У меня в руках лазер, но пришить никого не хочу. Уходите! Обратно!

Единственным ответом был свист и улюлюканье.

– Отец, Джаред где-то близко, – проговорил Филип.

– Оставайся за моей спиной, ясно? Арлина, следи за тем, что делается внизу. Я иду расчищать дорогу.

Капитан снова крикнул:

– С дороги, у меня лазер!

Он поднялся выше.

– БЕРЕГИТЕСЬ!

Капитан прижался к стене, когда мимо него пролетел горящий матрас и упал у наших ног со столбом искр.

– Филип? – Арлина тащила меня по лестнице с невероятной силой. – Ф.Т.! Отвечай!

– Мам, со мной все в порядке.

Жуткий крик в коридоре длился, казалось, целую вечность. Голос капитана:

– Назад, сукин сын! Я тебя предупреждал!

Топот бегущих ног. Снова крик, который через секунду оборвался.

– Боже, нам нужна помощь, – Арлина вытащила мобильник, набрала код экстренной помощи. – Алло! Проклятье. Отвечайте! – Она потрясла трубку. – Похоже, нет соединения. Вокруг сталь…

– Арлина, быстрее!

Она еще крепче обхватила меня за талию – я думал, что потеряю сознание. Перед тем как начать подниматься по лестнице, она наклонилась через перила и выстрелила вниз. Там кто-то взвыл.

– Мам, мне нужно отыскать Джареда.

Я старался опираться на перила, чтобы уменьшить нагрузку на нее. Кое-как нам удалось преодолеть еще один пролет. Я постарался не смотреть на два обуглившихся трупа, мимо которых мы прошли. Капитан был на полпролета выше.

– По-моему, остальные ушли. Он бегом спустился к нам, взял меня с другой стороны.

– Идем, Роб.

В тот момент, когда он обхватил меня, я споткнулся, ударился головой о перила и провалился в благословенную темноту.

Свежий воздух. Холод. Ветер. Я взглянул вниз и обнаружил, что сижу в легком кресле.

– Где мы?

– На крыше, – ответила Арлина. – Не двигайся.

– А пожар?

– Говорят, пламенем охвачено восемнадцать этажей наверху и еще больше внизу, начиная с уровня улицы.

Я посмотрел на свои руки. Они заметно дрожали. Я постарался не поддаваться панике.

Неподалеку Ф.Т. спорил с отцом. По его лицу текли слезы. Было не слышно, о чем они говорят.

Над нами беспрерывным потоком двигались вертолеты. Как только один наполнялся людьми, он взлетал в воздух и на посадочную площадку тут же опускался другой.

Были задействованы самые разнообразные аппараты: вертолеты-аэробусы, транспортные военные и просторные частные вертолеты.

– Дюнкерк, – пробормотал я.

– Что ты сказал?

Я покачал головой.

Подходы к посадочной площадке охраняли вооруженные ооновские войска – ВВС.

Ниже уровня площадки распахнулись двери лифта, выпустив толпу обезумевших пассажиров. Военные моментально ставили их в очередь на посадку. Двери закрылись. Я проследил за индикатором этажей. Лифт спустился на семьдесят этажей и остановился на десятом – видимо, самом нижнем, где все еще ждали постояльцы.

Я постарался вспомнить информацию о башнях, с которой отец ознакомил меня.

В настоящее время высота здания ничем не ограничена, говорилось в ней. Лестничные колодцы и шахты лифтов фактически являются огнеупорными. Особым образом защищенные кабели препятствовали остановке лифтов, управляемых компами, на этажах, охваченных огнем.

Здания были полностью защищены.

Ото всех и вся, кроме трущобников, которых мы довели до крайности.

– Арлина, насколько близко к нам огонь?

– На семьдесят пятом.

Всего на шесть этажей ниже. Не так уж далеко Я содрогнулся, наблюдая за тем, как заполняется людьми очередной спасательный вертолет.

Филип молотил кулаками по груди отца. Капитан Сифорт с мрачным видом качал головой.

Арлина потрепала меня по плечу:

– В переносном смысле – эвакуация под огнем. Выражение возникло после того, как в 1940 году во время Второй мировой войны благодаря героизму английских и французских моряков и летчиков удалось эвакуировать в Англию значительную часть англо-французских войск, окруженных фашистами (около 280 тыс. человек из 340 тыс.).

– Мы улетим на третьем. Ник не захотел воспользоваться служебным положением в личных целях и мне не позволил упоминать его имя. Когда я предложила это, он поинтересовался, не подумываю ли я о разводе.

Ее слова вывели меня из состояния жалости к самому себе. Я неуклюже пожал ей руку. Вертолет поднялся в воздух с крыши, и буквально в считанные секунды, гораздо быстрее, чем предписано правилами, на это место опустился второй.

Она помолчала.

– Роб, неужели мы совершили ошибку? Я до сих пор не уверена в этом.

Еще из одного лифта вывалилась толпа людей.

Вскоре в воздух поднялся второй вертолет. Арлина наклонилась к молоденькому перепуганному солдату:

– Наша очередь лететь на следующем. Мистер Боланд пострадал, его нужно перенести на кресле.

Солдат заколебался, но повелительный тон, с каким она говорила, оказал свое действие.

– Да, мэм.

Он закинул автомат за спину и позвал товарища.

Втроем они понесли мое кресло к посадочной площадке.

Ник Сифорт положил руку на плечо сына. У Ф.Т. глаза покраснели от слез.

К счастью, наш вертолет оказался военным транспортником со складными местами. Прежде всех остальных в него загрузили меня вместе с креслом, в угол сразу позади пилота.

От внезапного порыва ветра вертолет качнуло, и я, перепугавшись, ухватился за сиденье руками: мне вдруг показалось, что огонь подобрался совсем близко и площадка начала проваливаться вниз.

Стремясь поскорее оказаться в воздухе, я наблюдал в окошко за посадкой. Дверцы лифта открылись в очередной раз, и новые беженцы присоединились к людям, ждущим своей очереди.

Капитан помог Арлине забраться на борт вертолета. Она протянула вниз руки, чтобы помочь Филипу.

Внезапно Ф.Т. выдернул руку из отцовской, через всю площадку кинулся к опустевшему лифту, влетел туда и нажал на кнопку.

– ОСТАНОВИ ЕГО!

Двери закрылись. Арлина выскочила из вертолета, выхватила лазер и прицелилась в угол дверей лифта.

– НЕТ!

Вместо крика из моей груди вырвался какой-то хрип. В любом случае было слишком поздно. Ружье солдата, проделав дугу, выбило лазер у нее из рук, и он полетел за парапет.

Дальше все смешалось. Люди, заполнившие вертолет, заслонили мне обзор. Капитан отчаянно колотил по дверям лифта. Арлина осыпала солдат проклятиями. Индикатор лифта стремительно перемещался вниз.

Капитан бросился к сержанту, указав на вертолет, а потом на улицу. Сержант покачал головой, явно отказывая.

Индикатор погас. Лифт остановился на один этаж выше нижнего уровня – улицы.

Увидев это, Арлина застыла на месте.

– Мэм, нужно освободить площадку!

– Улетайте! – махнула она рукой. – Роб, мы отыщем тебя в госпитале.

Лифт начал подниматься снова.

– Так вы садитесь или нет? – потребовал ответа солдат. – А мистер Сифорт…

– Летите!

На 10-м этаже лифт остановился.

– Следующий! – солдат пропустил на посадку еще двоих. – Подымайся!

Я тронул пилота за плечо:

– Я член Генеральной Ассамблеи ООН Роберт Боланд, – каждое слово давалось с большим трудом, – После того как вы подниметесь в воздух… освободите площадку, прошу немного задержаться в воздухе на месте.

16-й этаж.

Лопасти начали медленно вращаться. Пилот обернулся ко мне:

– Зачем?

– Мне нужно видеть, что происходит.

– Мы летим в резиденцию ООН.

– Это займет четыре, даже три минуты, – я впился ногтями ему в плечо, – Сделайте это.

32-й.

Мы взлетели.

В этот миг лифт находился слишком далеко, и я не разобрал, какой этаж высветился. Прошла минута. Две.

Пилот повернулся ко мне:

– Сэр, я должен лететь.

Двери лифта открылись, и из него вывалилось десятка два людей.

Ф.Т. среди них не было.

Наш вертолет устремился на восток.

Арлина, оставшаяся на крыше, стоя на коленях, рвала на себе волосы.

Капитан, на глазах уменьшавшийся в размерах, застыл перед опустевшей кабиной.

40. Педро

Халбер метался как тигр в клетке.

– Кто-нибудь еще пришел?

Сатч помотал головой:

– Только исты и миды. Да северные броды.

Халбер сердито проворчал неразборчиво:

– Рано еще. Прошло часа три, не больше.

– Хотели б, уже пришли б.

Чтобы не обозлить его еще больше, я вроде как высказал предположение:

– Оониты здорово их прижимают. А некоторым и идти долго.

Он махнул на мои слова:

– Как только получу весточку, что они уже под землей, пошлю андекар.

Я спрятал улыбку. Халбер до того привык к своим колесам, что забыл: некоторые нижние скорее предпочтут тащиться пешком, чем садиться в железного зверя, который со скрежетом мчится в темноте.

Наверху, на улице, раздавался грохот.

– Халбер, что наверху делается? – спросил я. Он помрачнел.

– Оониты повсюду. Ни разу не видал их столько. На мгновение настроение у него поднялось:

– Правда, попадаются среди них и мертвые. Зажигательные бомбы. Камни с крыш. И оониты не умеют проверять верхние этажи.

Я представил рукопашный бой, в котором нижние отчаянно сражаются за каждый дом.

Думаю: что, если это докатит до подземелья? Поразительно, что до сих пор мы в безопасности. Когда в первый раз пара дюжин солдат с лазерами ввалилась по лестнице на 42-й, мы спаслись по туннелю.

Халбер подозвал одного из сабов:

– Есть какие новости про Раули?

– Ты высуни голову на Тридцать четвертой поглядеть. Верты жужжат, как пчелы. Верхняя половина башни вся черная, окна выбиты, везде огонь. Сходи, Халб, глянь!

– Что там сделали? – прохрипел я. Халбер оставил мой вопрос без ответа.

– Верхние тушат?

– Не похоже, – засмеялся саб. – Пришел Трей. Рука у него обожжена. Говорит, Рыболов пытался пришить его на лестнице.

– Рыболов? – Халбер вскочил на ноги. – В башне?

– Поджег его! Джесс и Коули были этажом повыше. Подожгли матрас да сбросили, ну и сгорел к чертям собачьим!

Я отшатнулся. Господи, пусть это будет не правда!

– Точно?

– Трей говорит.

Из холла к нам мчался человек:

– Халб! Уошхайты идут под землю с северной стороны!

– Ааа, – на минуту на перекошенном лице Халбера появилось выражение удовлетворения. – Отправь Джуби на андекаре на запад, докуда путь позволяет. Скажи, пусть едет медленно, потому как другие нижние будут подсаживаться по дороге.

– Понял. – Саб рванул с места.

– Халбер, – я дождался, когда наши глаза встретятся. – Что там с башней?

Он сплюнул.

– Я ж говорил, Чанг. Пора действовать как одно племя, выпихнуть верхних. Избавиться от башен.

– Я никогда не говорил…

– Сжечь их все. Мы сможем! – Его глаза горели, как раскаленные угли. – Верно, каждый раз погибнут наши нижние, но нас больше, чем тех, в башнях! Мы выпихнем проклятых верхних из города!

Я покачал головой:

– Не выход.

– Старик, не повредись умом. Ты мне нужен учить нижних. На этот раз тебя послушают. И потом… – Он говорил так, будто, торгуясь со мной, пошел на уступку. – Джаред-верхний придумал. На кой выбрасывать верхних из башен? Поджечь их, так сами уйдут. И не только пожар. Он говорит, может сшибить башню компом.

– Вправду может?

Не знаю, что я почувствовал: холод или надежду.

Халбер пожал плечами.

– Постарается. Не сможет – отомщу за Кранда. Понимаешь… Я бы понял, если б он пришил нижнего, чтоб спастись. Но Элли сказала, Кранд свалился, даже не пикнул. Пырнул Кранда его же собственным ножом. Как по-твоему, что это значит?

– Значит, помер.

– Значит, сначала ему как следует врезали. Джареду и не надо было его пришивать, – мрачно проговорил Халбер.

– Ты послал его работать на сабов. А потом ты его пришьешь?

Долгое молчание.

– Не уверен, – сказал он наконец. – Может быть. Кранд – саб.

Подошел полдень – по мне, страшно медленно. Хорошо, что я захватил с собой из магазина таблетки. Магазин. При мысли о нем я застонал и принялся раскачиваться. Проклятые верхние, держитесь подальше от магазина; это все, что есть у Педро. Без него ни дома, ни торга, ни пищи. Ни воды. Голодная смерть.

Какая разница, старик. Все одно скоро помрешь. Лучше помоги сабам. Их мир рушится, вокруг лежат мертвые, другие жалеют, что еще живы, молят смерть избавить их от жуткой боли от ожогов. Но Халбер продолжает сражаться.

Молодые люди вроде главаря сабов смогли это сделать, говорил я себе. Смогли позабыть о безнадежности, в то время как Педро Теламону Чангу хотелось лежать, обхватив руками голову. А молодые сосредоточились на мести против верхних.

Вот только месть – не то, что нам нужно. Ладно, ладно, мы должны показать кое-какую силу. Без этого правительство на переговоры с нами не пойдет. Любой торговец это скажет.

Проблема в том, что если до переговоров убьем слишком много верхних, разрушим слишком много – тогда правительство слишком разозлится, чтоб беспокоиться о переговорах.

Четыре, пять часов мы собирались глубоко под землей в туннеле. Поразительно, сколько племен прислали своих людей. Уошхайты, броды, исты, роки, миды. Даже парочка мэйсов из племени Эдди. Лексы. Гуды. Люди, которых я редко когда видел за все годы, что занимаюсь торговлей. Уоллы. Чайны. Я покачал головой. В прежнее время я бы назвал это чудом. На минутку мне захотелось, чтоб Пуук был здесь и видел все это.

Вот она, история.

Еще одно чудо: никто не лезет вперед, чтоб выказать себя. Никто не требует мзды. Все притихли.

Разговор начал Халбер:

– Пора забыть про старые разборки между; племенами. Нужно драться, чтоб выжить.

Лекс пробормотал:

– Как заварилась эта проклятая неразбериха?

– Рыболов начал. Мальчишка-мид привел мне его сына Фити. Тогда Рыболов и его сука звякнули правительству, чтоб нашли мальчишку.

– Да выдайте им парнишку! – крикнул кто-то.

– Уже. Он благополучно перебежал к оонитам на улице. Должно, рано утром его отправили домой. А вы видали, чтоб солдаты остановили потасовку? Как только Фити здесь не стало, сделалось еще хуже.

У дюжины нижних возникла дюжина идей, почему правительство кинуло на нас такие силы. Я наблюдал за Халбером, поражаясь тому, как он умеет обращаться с толпой. Из него бы вышел отличный нейтрал, если б он попытался. Халбер дал им выговориться и мало-помалу повернул все по-своему.

Когда разговор замедлился, он сказал:

– Почему так случилось – неважно. Главное, они не останавливаются. Пока мы тут разговариваем, машины перевозят солдат к Парку. Кто скажет, зачем?

– Они крушат дома! – крикнул уошхайт. – Даже если кто внутри.

– Двадцать наших гудов заловили в сточной трубе и всех пришили.

– Пришили мою сучку! – с болью в голосе сказал ист. – Пока она прятала нашего парнишку.

Зазвучали слова сочувствия и негодования. Халбер почувствовал, что пора вмешаться:

– Пришло время драться. Нужно идти всем вместе!

– Да! – гиканье, крики, аплодисменты.

– Саб, солдат больно много для нас, – осторожно заметил мид.

– И нас будет больно много для них.

– Как это?

– Все племена должны драться с ними сразу в одном месте.

Люди помолчали.

– Как армия верхних?

Халбер ухмыльнулся:

– С каких это пор нижние превратились в верхних? Деремся по-нашему.

Взрыв смеха ослабил напряжение.

– И еще у нас есть кое-что. Башня горит – это наших рук дело. Лазеры раздобыли, у мертвых. Значит, можно пришить солдат и достать еще.

Одобрительные крики.

– Но они продолжают атаковать, и тогда нам некуда бежать, – сказал северный брод.

– Это переменится, – Халбер поднял руку, призывая к тишине. – Многие десятки лет вы боялись сабов и правильно делали. Но сегодня… – Он помолчал. – Мы открываем подземелье для всех.

У меня мурашки побежали по коже. Нелегко ему было пойти на такое. Территорию сабов он отдавал всем нижним.

И нижние это поняли.

Они оглядывались с почтительным выражением лиц.

– И андекары?

– Пока работают Вальдес-пермы.

Халбер повернулся ко мне:

– Чанг, есть у тебя еще в магазине?

– Куча. Только туда не добраться.

– Броды, миды с Тридцать четвертой, поможете Чангу попасть в магазин?

– Да! – дружно завопили все.

Я поднялся на ноги. Сердце заколотилось.

Настал мой час.

– Договорились, – сказал я, заставляя себя не думать о потерянной мзде. Это неважно, напомнил я себе. – Как только вы поможете мне попасть на юг. Но нижние должны добиться куда больше, чем устраивать потасовки с оонитами и жечь башни.

– И такое непросто, Чанг. Чё еще та хочешь? – спросил ист.

Что ж, спасибо, парень.

– Договориться, – ответил я, хоть и знал, что большинство не поймет. – Мзда.

Недовольное бормотанье, замешательство во взглядах.

– Чанг хочет нас выдать верхним за консерву!

Я засмеялся вместе со всеми.

– Не. Переговоры ведет одна армия с другой, – объяснил я. – Пошлем одного сказать им, мол, мы, нижние, все заодно и прекратим потасовку, когда вы уйдете. Мы хотим мира, нормальной жизни, чтоб вода снова текла по трубам.

Полная тишина. Все вроде как онемели.

Потом начался гвалт. Все заговорили разом, громче и громче. Несколько минут я даже мысли свои не слышал. Некоторые спорили с таким жаром, я даже забеспокоился: как бы драка не началась в самом подземелье.

Халбер закричал мне в ухо:

– Выходит, ты, Чанг, не рёхнутый.

– Одобряешь?

– Ну! – Он резко стукнул одной рукой по другой. – Пока нас не выслушают. Ну, как, ребята?

Послышался презрительный голос эфдира:

– Да кому охота затевать переговоры, будто каким слабым истам!

В тот же миг к нему рванулось с полдюжины истов.

Халбер положил этому конец. Сунув пальцы в рот, он оглушительно свистнул.

– А ну, спокойно на территории сабов! Хватит!

Я затаил дыхание, но за минуту все успокоилось. Заговорил чайн:

– Слабаки мы или как, мне наплевать. Нужно остановить оонитов. Еще пара дней, и нас вышвырнут отсюда!

Вокруг него встревоженно зашумели. У нижних не принято признаваться в собственной слабости. Даже перед угрозой полного уничтожения племя все равно держалось вызывающе и сопротивлялось до последнего.

– У нас то же самое, – спокойно сказал рок. – Осталось всего два укрытия.

– И у нас, – постепенно все собравшиеся признавались в катастрофе.

– Ну так вот, – заговорил Халбер. – Думаю, надо сразу и драться, и переговоры вести. Загвоздка в том, кого отправим на переговоры.

Я внимательно наблюдал за ним и понимал, что он умеет вести торг ничуть не хуже меня. Ни тени улыбки на лице.

С дюжиной мидов и бродов я катил на андекаре к 34-й станце. Сабы, охранявшие вход, предупредили, что оониты расползлись повсюду. Бежать через улицу под обстрелом я никак не мог, но в этом и не было необходимости. Миды посовещались между собой, потому как здесь была их территория.

Двое бегом поднялись по боковой лестнице и нырнули в ближайший дом. Минут через двадцать они вернулись с ликующим видом.

– Возле западной лестницы ни одного солдата. Оттуда по закоулкам и через дома выберемся прямо к магазину.

– Магазин разрушен? – я не мог сдержать беспокойства.

– Не. Напротив снесли старый дом, но твой пока стоит.

И мы отправились в путь.

Он стоил мне месяцы жизни, но в конце концов все очутились у двери и, когда я открыл замки, ввалились внутрь.

Больше всего на свете мне не хотелось позволять им подняться наверх по лестнице, но выбора не было. Самому бы мне ни за что не стащить пермы вниз. Ну да все равно, самый важный товар я держал завернутым, на случай сырости.

Наверху я как следует обшарил все запасы лекарств. Теперь есть для чего жить.

Возвращаться в подземелье оказалось куда труднее. Все. кроме меня, тащили на себе тяжелые пермы. Но мы справились.

Потом снова на андекаре к 42-й.

Встреча племен давно кончилась, сидело только несколько человек, остальные отправились к своим с известиями о новом раскладе.

Халбер распоряжался, как принимать нижних в подземелье, обсуждал нападение на базу оонитов на 14-й.

Перед тем как мы отправились в магазин, он сказал всем, что мне решать, как устроить переговоры, и назначил двадцать сабов мне в помощь. Те охотно согласились – будто это игра какая.

– Ну так вот… – Я пожалел, что нет чая. С ним легче думается. – Правительству лучше не знать, что мы расположились на Сорок второй. Потихоньку проведите меня наверх в какой-нибудь дом, чтоб я добрался к ним оттуда. Ладн?

– Запрост, – один парень стукнул по плечу другого.

– Хватит! Там, наверху каждую минуту умирают люди, – Я постарался говорить не слишком резко.

– Остынь, Чанг. – Но они утихомирились.

– Мне нужен кто-нибудь особенно храбрый.

Я оглядел всех. Будь здесь кучка верхних, у меня б наверняка уже была дюжина добровольцев. Но нижние побаиваются обмана.

– Нужна какая-нибудь белая одежка, чтоб сделать флаг. И храбрый саб, чтоб выйти на улицу и махать им.

– Я! – одновременно поднялось четыре руки. Глупые мальчишки-сабы думают, это увлекательная приключения. Я тяжело вздохнул про себя.

– Махать оонитам. У военных правило: не стрелять в человека с белым флагом. По крайней мере, есть такая надежда. Когда вас заберут, покажете записку, я напишу, и скажете: не стреляйте, племена посылают человека на переговоры. Когда они согласятся, пойдете в дом за мной. Но не говорите, где я, пока они не согласятся.

Надеюсь, им нетрудно было меня понять.

Я проглотил таблетку, потом дал отвести себя наверх по боковой лестнице, усыпанной обломками камней, и потом – в какое-то заброшенное помещение. Оттуда через заднюю дверь в другой дом, примерно с полквартала на юг. Конечно, лучше б еще подальше от сабов, но старым ногам за сегодняшний длинный день не выдержать.

Спрятался я и отправил с флагом саба Барта, надеясь, что его не подстрелят. Слишком уж весело блестят глаза этого парня.

Я ждал не меньше часа. Были слышны выстрелы ружей, грохот танков. Еще час.

Я начал волноваться, растирать грудь одеревенелыми пальцами.

Еще час.

Громыханье правительственной армии начало стихать.

– Чанг? – Барт просунул голову в дверь, все еще размахивая флагом, точно рёхнутый. – Они хотят говорить с генралом.

– С кем?

– С генралом. Велели передать, выслушают.

– Стрелять точно не будут?

– Не знаю. Меня не подстрелили.

Несмотря на жару, я застегнулся на все пуговицы и сделал глубокий вздох.

– Идем.

Гордо размахивая перепачканным белым флагом, Барт повел меня по Броду назад к 44-й.

Во рту пересохло. Что меня ждет, я не знал. Быть что будет.