Налётчики

Повесть основана на реальных событиях,

все герои и их биографии выдуманы автором.

Глава первая. Родион

1.

Они, охранники, как обычно остались ждать кассиршу в операционном зале банка. Покрытый мрамором, с резными полуколоннами и картинами на стенах он напоминал музей, только без казенных тапочек и табличек “Руками не трогать!”. Только самые интересные экспонаты прятались, ясный перец, в запасниках-сейфах.

Константиновна постояла в очереди у окошка, потом, переговорив с оператором, зашла к ней за перегородку. Так всегда бывало, когда кассирша получала денег больше, чем обычно. И охранникам в таком случае ждать приходилось дольше. Они знали – почему, а Родион даже успел поделиться кое с кем своими наблюдениями. Верный знак и сигналом может послужить…

Тут, в банке, охранникам можно расслабиться – все двери, сделанные, кстати, из стали, перегораживают менты с автоматами, а через узкие пропускники, играющие роль вторых дверей, никто не удерет. Так что охранник на полставки Леня Клоков (погоняло – Клочок) обычно читает заботливо припасенную “Комсомолку” или “Комсомольца”, а сам Родион – второй полставочник – глазеет по сторонам, высматривая пикантных дамочек в скучной очереди вкладчиков. Но сегодня Родик часто смотрел на часы, мысленно представляя, сколько бабок успела упаковать Константиновна. Ясный перец – много, на любую мечту хватит: хоть на джип, хоть на мерс.

Когда у Клочка кончилась газета, появилась Константиновна аж с двумя мешками. Леня и Родион подхватили тяжелые мешки из рук кассирши и поволоклись к выходу. Константиновна инстинктивно держалась поближе к мешкам, хотя какой с нее толк, если что случится?

Через пропускники и двери охранники выбрались на крыльцо, Константиновна – следом, а на улице даже выдвинулась в авангард. Она первая подошла к автобусу и постучала кулачком в закрытую дверь.

– Володя! Открывай!

Водитель, как всегда, когда его оставляли даже на несколько минут, дрых, откинувшись на сидении. Он и кресло себе специальное сварганил, чтобы откидываться, как в самолете. Володя протер буркалы, повозился, и створки двери с шипением разъехались. Константиновна скорей полезла на подножку, словно боится, что местов не хватит. Ясно – советская закалка! Тут как не молодись, а манеры за себя скажут – не в наше время воспитывалась Константиновна и на проректорской “Волге” не всю жизнь каталась. Только она на подножку взгромоздилась, задом своим двери запечатала, как Родик боковым зрением засек резкое движение. Он шухернулся, прямо напрягся весь, а Клочек даже не шелохнулся. В том смысле, что как шагал, так и кочумает к закупоренным дверям. Родион косяка задавил – зря стреманулся, это какой-то фраер к остановке за троллейбусом рвет. Ну и клиенты у банка – шушера какая-то троллейбусная. Константиновна наконец пролезла внутрь, Леня прямым ходом за ней задвинул, а уж Родион, оглянувшись по сторонам, вошел последним.

Зря стреманулся. Дураков на свете много, куда без дураков, но не таких же, чтоб прямо у дверей банка, где менты с автоматами, на гоп–стоп кассу брать. Тут такая стрельба начаться может!.. Хотя если кто знакомый к водиле или кассирше подвалит… Родику самому приходила такая мысль, оттого и настороже был, оттого и шухернулся. Место не удобное, зато если внезапно… Но тогда придется всех знакомых на месте кончать – мокруха получается. За большой куш, ясный перец, можно и шмальнуть, но так, чтобы наверняка… Гарантии-то тут нет!

А у Леньки рожа – как у будды, божка такого, – круглая и без эмоций. Кажется, если бы у него газета не кончилась, то так бы и читал, даже когда мешок с бабками нес. А ведь не придурок вроде и деньгу любит. Может, стоило с ним о деле поговорить?.. Нет, трусоват, кажется, Ленька, и соображает медленно. Ему лишние полставки лапу греют – он и доволен, барсук, так всю жизнь в рядовых и проходит. Нет, от такого подельника не то что помощь, а один вред будет.

Служебный автобус откатил с банковской автостоянки и похилял к родному вузу. Через центр, по Красному проспекту, самой загруженной улице. Летнее солнце раскалило ПАЗик до градуса Сахары. Дерматиновая спинка обжигает кожу сквозь рубашку, солнечный луч мимо ситцевой выцветшей шторки бьет прямо в глаз. Родион сощурился и стал глядеть ниже, на дорогу.

Тут на каждом шагу – то светофор, то пробка образуется, серый асфальт почти не виден за мозаикой автокрыш. Отечественные самоходные тележки на колесах, видавшие виды, но сохраняющие достоинство японки, аристократичные “Мерседесы” и крутые джипы – все ехало, ползло, елозило по раскаленной дневной улице, бибикало и окатывало матерком, предназначенным для суетливого соседа по полосе.

Родик прикрыл глаза, настраиваясь на долгое путешествие по короткой дистанции до Института. Вот инкассаторские броневики, ясный перец, – без остановки шуруют, а они через пень-колоду тащатся, хотя еще неизвестно у кого сегодня денег больше…

Вдруг, Родик увидел это через окно, какой-то ненормальный “Жигуль”, малиновый, как модный пиджак, подрезал Вовчика. ПАЗик вильнул к обочине, но малиновый козел еще и притормозил. Володя вдавил педаль тормоза в пол, но инерция была слишком большой, и автобус смял, ясный перец! жидкий вазовский задок. ПАЗик от удара тряхнуло, у Константиновны, расположившейся к водиле спиной, от резкого толчка чуть не оторвалась голова, а Клочок удержался на сиденье лишь потому, что вцепился в тяжелый банковский мешок. Вот это вес! – приметил Родик, вовремя ухватившийся за поручень. – Сегодня точно – бабок не перечесть, да еще главбухша про медали какие-то говорила.

– Ах ты, боже мой! – по-бабьи воскликнул Вовчик, привстав, глянул вниз на разбитую легковушку. Но в следующую секунду в его руке оказалась монтировка, а лексикон стал более профессиональным. – Что ты, козел, сделал?! Тебя в каком интернате учить водили, олигофрен ты безрукий?!

Родик увидел, как с водительского бока к автобусу подходит шофер “Жигуля”, действительно – придурок доходяжного типа, чмо на двух палочках вместо ног. Худой, лохматый – чисто рокер с наркоманским стажем, такого соплей перешибить можно, отличный партнер для базара с монтировкой. Володя тоже, видать, его разглядел, смело распахнул дверь и полез наружу разбираться. Коллеги по баранке чуток повозились, что там происходило, видно не было, но Володя почему-то уже не орал, а, скорее, мямлил. В салоне никто еще ничего не понял, а Родион ясно себе представил, как доходяга ткнул в жирное брюхо Вовчика ствол. Вот загремела железка – правильно, это на асфальт упала монтировка, а Володя с перекошенной мордой вполз обратно в кабину. Родион поглядел на Леню с Константиновной – забеспокоились. Леня привстал, стараясь разглядеть, что там случилось с “Жигулями”.

– Эх, не повезло, а у меня ведь тоже “шестерка”!

Кассирша заерзала.

– Володя, Володя! Может, мы поедем?

Родион напружинился, ясно представляя, что произойдет дальше. Вовчик нажал на тумблер, передние двери с шипением раскрылись, в их проеме сразу возник мужик в черной маске – в “Жигулях”, ясный перец, был еще и пассажир.

– Всем сидеть, это ограбление! – заорал мужик.

Леня, как всегда, не догнал и встал ему навстречу. Налетчик выставил пистолет, но с близкого расстояния было заметно, что это китайская подделка, а не оружие. Клочок хоть и тормоз, но здоровый, в узком пространстве салона возня с тупым охранником могла затянуться. Родион вскочил, чтобы помочь. Со стороны кабины послышался мат и сухой щелчок выстрела. Он прозвучал в тот момент, когда Родик с размаху опустил свой мешок на затылок Лени. Клочок тяжело осел вниз и умудрился (и это в тесном автобусе!) упасть мимо кресла. Константиновна переводила круглые от страха глаза с Родиона на Леню и обратно как заведенная. Дура – ясный перец!

– Глист! Сюда! – крикнул Родион, на всякий случай зажимая кассирше рот. Заорать она не догадалась, но вот за руку его тяпнула. Ну и рефлексы у счетовода – чистый крокодил!

Доходяга обежал кабину и возник в дверях.

– Чего ты орешь?! Уговора не было.

– Дай пушку! – приказал Родион.

– Зачем? Пушка у меня должна быть. Как договорились.

– Дай, сказал!

Глист, поколебавшись, протянул ствол, Родик встал во весь рост, вытянул руку с “Макаровым” и пальнул Константиновне прямо в лоб. Там появился третий круглый глаз, красный, самый выразительный из всех. Как же ему надоела эта вечно прихорашивающаяся корова!..

2.

– Надо же! Дураки! Чуть в нас не врезались! – воскликнула Константиновна, тыча пальцем в пыльное стекло, за которым уже пропали опасно маневрирующие малиновые “Жигули”. – Вот бы влипли!

– Кто – мы или они? – лениво спросил Родион, с трудом разлепляя глаза. Ответа он не ждал, кассирша последнее время взяла моду говорить с ним только по необходимости. И фиг с ней, вот только своей болтовней она такую мечту испортила!

– Это опасно, – заметил Клочок, которого Родик, к сожалению, пристрелить не успел. – Посреди дороги нам лучше не останавливаться.

– Не дай бог, – пролепетала Константиновна.

– Не боись! – гаркнул Володя и показал монтировку. – Она у меня завсегда под рукой, пусть только кто сунется!

– Мне с вами совсем не страшно, – заявила Константиновна, но ее реплика в первую очередь относилась к Лене и водиле. Ну и ладно, Родик и не претендует. Он вообще на всех них клал с прибором. Эх, ему бы команду хорошую!

– А почему нам оружие не выдают, хотя бы газовое или там дубинки? – спросил Леня.

– Приказ давно где-то в ректорате валяется, – со знанием дела заявила Константиновна. – Говорят, что нет такой статьи расходов, по которой эти средства можно провести.

Ясный перец – или главбухша трепалась, или муженек–проректор болтал: сама-то кассирша слишком мелкая сошка, чтобы знать про приказы на столе ректора.

– Предлагаю использовать представительские деньги, – заявил Клочок. – Грабители же встречают по экипировке, а провожают – по мозгам!

Константиновна весело залилась. Не понимает, дура, как все это для нее реально. Глядя на их веселящуюся компашку, Метла руку готов дать на отсечение, шаловливые мысли приходят не только в его голову. ПАЗик с бабками и без вооруженной охраны мозолит глаза стольким людям, что рано или поздно кто-нибудь на него позарится. И вот тут, ясный перец, будет уже не до смеха. Родион понимал, что при любом раскладе опасность слишком велика: или налетчики от психа стрельбу затеют, или Леня встрянет, или идиот с монтировкой, или Константиновна завопит, как серена, в общем, обязательно что-то случится от чего можно не только здоровья, но и жизни лишиться. За такой риск только придурок вроде Клочка может радоваться награде в полставки. У Константиновны мозги тоже куриные, как, впрочем, и у водилы. Сам Родик завтра бы уволился, если бы был уверен, что всегда сможет узнать, когда в институт повезут деньги. Останавливала его мечта, заключенная в двух здоровых банковских мешках.

Сценарий, разыгравшийся в полудреме, представлялся Родиону уже не раз. События в нем развивались по-разному, но чтобы все сложилось гладко – не получалось. Потому что Родик не давал воли фантазии, а старался отталкиваться от фактов. Выдумывать какую-нибудь сказку смысла нет, надо по правде так все сообразить, чтобы дело, настоящее дело, выгорело.

Глист – это парень реальный, такого придурка не выдумаешь, такого придурка никто не придумает, даже Голливуд, где всяких придурков пруд пруди. Он такой и есть: доходяга дохлый, паразит убогий. Роль водителя “Жигулей” как раз для него, на здорового мужика Володя не полезет, а такому уроду, как Глист, так и хочется сопли об асфальт подтереть. Вот только Глист через это контуженный на всю голову, потому что слишком часто его затылком об асфальт прикладывали. Стал он полным психом и только увидит рядом амбала (даже без монтировки) воспринимает его присутствие как личную обиду. Сразу, ясный перец, за нож хватается или кирпич ищет. Несколько бывших спортсменов в их районе уже пострадало, по крайней мере, такие слухи о Глисте ходят. Если ему пушку дать, то он будет палить направо и налево. Внешность у придурка подходящая, а мозги – нет, психованный не в меру. С таким на дело идти – самому надо идиотом быть. Вот и таскает Родион эти проклятые мешки с чужими деньгами, с Константиновной вежливо разговаривает вместо того чтобы…

ПАЗик застрял на светофорной пробке у летнего кафе. Там две загорелые до цвета молочного шоколада биксы искали себе столик. С длинными ногами и грудями, словно только что после пересадки силикона. У Родика даже заныло внутри, – до чего такой телке под юбку залезть хочется! Но вид у них такой, словно они только на секунду с глянцевой обложки соскочили чисто кофею попить, и ни на кого глядеть не хотят. Родиона на этом фуфле не проведешь, он-то знает, что как раз у таких девах боковое зрение лучше всего работает, такие, все что нужно, подмечают. Стоит им только помахать, так они через пару минут рядом окажутся. Все просто, только, ясный перец, махать надо из новенького джипа с хромированными решетками и тонированными стеклами. И чтоб в кармане лежал пресс из баксов – пальца в два толщиной, тогда любые бабы сговорчивые делаются и податливые…

Автобус дернулся и, слава богу, увез Родиона от соблазнительного видения, путающего мысли о деле. С глаз долой – из сердца вон. Всему свое время, как говорится, дойдет очередь и до таких длинноногих бикс…

Глист-то реальный, а вот парня в маске вообще нет, даже в проекте. То есть, родится-то он где-нибудь родился, вот только где? Примерялся Родион к паре ребят, прикидывал даже Клочка завязать, да только туфта это все. Были же у него в микрорайоне нормальные пацаны: Русый, Зил, Бульба и другие. Другие давно рассосались, Русый сел в тюрьму, Бульба – на иглу, а Зила глючит еще больше, чем Глиста. Потому и сценарии в голове Родиона складываются корявые, все с мокрухой, да с беготней от ментов. Глист гнилой, второго подельника нет, и самому Родиону раскрываться тоже нельзя. Тем более, когда мокрая статья на пожизненное тянет. А ведь Родик, он же Метла, случись что, будет первым подозреваемым. Он вообще сильно удивился, как это его в охранники взяли – с судимостью-то. То ли не доглядели, то ли просто порядков не знают, не пуганные. Он, конечно, не материально ответственный, но при таких бабках состоит… Родион покосился на мешки. Тут, ясный перец, у кого хошь слюнки побегут, руки зачешутся, мыслишки завертятся…

3.

– Что-то у меня с утра голова болит, – донесся до Родика томный голосок Константиновны.

– Перебрала вчера, а, Люда? – с пониманием отозвался Клочок.

– Да нет, ты Леня, все об одном. Просто не выспалась.

– Долго сидели?

– Да, было так весело, так весело…

– А что ты Макароновне подарила? Что-нибудь оригинальное?

Что, насторожился Метла, главбухша уже наличкой не берет?

– Да чем ее удивишь, у нее чего только нет! Один крутой мужик, правда, выпендрился – домашний кинотеатр подарил!

– Круто! – выдохнул Клочок. – А ты?

– Да так, хрусталь богемский, наборчик такой на шесть персон.

– Круто! – вздохнул Леня.

– Праздник же – день рождения!

– Надо же – домашний кинотеатр!

– Ну, знаешь, при таких калымах, что он с устроенных ею подрядов имеет…

– Хрусталь-то тоже, поди…

– Ну а ты как думаешь! – чуть обидевшись, сказала Константиновна. – Сам-то что дарить будешь?

– Людмила, ты же знаешь, у меня на дорогие подарки бабок нет, – как всегда заканючил Клочок. – Вот, я ей домашний кинотеатр могу установить. Там техника сложная и пространство под нее надо не мало…

– Да Макароновна-то найдет!

Ни хрена у них ставочки! – поразился Родион. Он сам и не нюхал что это за игрушка такая – домашний кинотеатр. День рожденья это он понимает, друзья могут бутылку коньяка принести местного разлива, видеокассету с порнушкой или еще чего. А тут… Не слабо главбухша загребает, прикинул Родион. Такую аппаратуру только крутые покупают. Все–таки главбух – серьезная должность, денежная. Так что кому Макароновна, а кому Антонина Макаровна. В этом Клочок с Константиновной Родиону равны: в глаза никто из них главбухшу лапшой не обзовет. Может, коллеги его за человека не считают, но Макароновна их всех на одной доске держит. Или почти на одной, раз Константиновна с Леней на ее день рождения приглашены. Только она-то домой, а напарник – на службу, видать. Такой прыти, честно сказать, Метла от полставочника не ожидал. Может, ему Константиновна протекцию составила, ей-то с мужем проректором приглашение по должности, считай, положено.

Ну их всех к черту, с их гулянками да подарками, у них свои проблемы, у него – свои…

Бульба – он, конечно, на любое дело, где бабками пахнет, готов не глядя подписаться, но ведь (наркотик конченный!) сдаст по любому, а уж тем более, если залетит. А не залетит – под кайфом сболтнет, другой наркуша следующему, так до ментов информация и доскачет. Бульба он, как шприц, одноразовый. Ясный перец, его после дела убирать надо. Родик наркоманов не уважает, гнилые они все, но мочить Бульбу ему совсем не хочется, поганая затея, да и опять – он сразу в подозреваемые попадет. Тут легко погореть можно, а гореть с бабульками вдвойне глупо. Он – Метла – не для того на нарах парился, чтобы так легкомысленно рисковать. Риск должен быть минимальным, а выигрыш – максимальным. Чтоб раз – и на всю жизнь закрома полные. А там хошь бизнесом занимайся, хошь на золотом песке валяйся, загорай, пока не облезешь.

Единственный, перед кем раскрыл свои планы Родион, был Зил. Ну, не совсем раскрыл, а намекнул. Зил не дурак, о чем базар понял, и сразу крутить стал, межеваться. И вопросы задавал – про детали. Что да как? Родик, ясный перец, не раскололся, конечно, но и интерес Зила постарался поддержать. Вдруг Зил просто много дурака валяет, а на самом деле вовсе не такой псих, каким хочет казаться? Похоже, когда надо, он может и соображать. Пусть хитрый, ладно, дураки Метле тоже не нужны, дураков полно, но пусть не пытается перехитрить его самого. Сам-то он, без Родика, ничего сделать не сможет и пытаться нечего. Хотя бы потому, что Зил не сможет узнать, когда и сколько денег повезут в Институт. Этого заранее никто не знает, даже им, охране, сообщают чуть не в последнюю минуту. И не из-за конспирации, а просто потому, что бабки распределяет какой-то жирный чиновник, которого, может, в глаза только одна Макароновна и видела, и делает он это когда захочет или когда уже всем приятелям своим бабки отстегнет или еще как… Только без Родиона Зил дело не потянет. Это он должен понять или Метла с ним больше не знаком. Вопрос с Зилом надо прояснить раз и навсегда, спокойно так поговорить, серьезно, чтоб, знал, сволота, кто в деле главный, и не рыпался. Но и время тянуть не надо, не то обязательно найдутся какие-нибудь прыткие ребята, ясный перец! – залезут вперед и всю мазу Метле поломают…

ПАЗик миновал центр, быстрее проехал по Красному проспекту до площади Калинина, а тут уже рукой подать до Института. Бодро подскакивая по мостовой, смахивающей на стиральную доску, автобус докатил до заветной чугунной решетки, изображающей ворота вуза. Володя, бибикая громче Соловья–разбойника, пугнул с дороги десяток студенток-гулён, влетел на территорию и, лихо развернувшись, остановил машину у крыльца. Имеет право лихачить, не дрова везет и даже не целлюлозу, а ее окончательный продукт – бумагу с красивыми водяными знаками. Родион встал, чуть размял спину – не в “Мерседесе”, чай, ехал и взялся за свой (временно свой) мешок. Выходя из автобуса, Метла глянул по сторонам: вокруг болтались праздные студенты, чуть поодаль другие лоботрясы курили, никого подозрительного видно не было. И то сказать: почему вдруг Родик решил, что народ вокруг все сплошь такой же сообразительный, как он сам?

Леня Клочок о чем-то опять размечтался и встал только после родикова тычка. Встал, мешок подхватил и покосолапил вперед. О чем, ясный перец, эта дубина постоянно думает? Что институтские деньги плохо охраняются? Метла покосился на Леонида. Не, на хороший план у такого тормоза ума не хватит, уж кто–кто, а Клочок ему не конкурент. И кишка тонка, хоть он Родика на полголовы выше и в обхвате шире. Это сразу чувствуется – сила, она не в живом весе измеряется, а в чем-то совершенно неуловимом. Ведь Родик с Клочком в разведку не ходил и даже налет не переживал, а вот точно знает, что кишка у того на серьезное дело тонка. И еще знает, что сам перед собой, если что, Леня будет оправдываться высокими моральными качествами, дескать, он не такой, а честный. Но дай любому честному 100 процентов гарантии, что можно миллион взять и никакой опасности, никакого следствия не будет – любой честный сразу призадумается, да и то, ясный перец, – для виду. А сам будет опять придумывать почему ему, честному, эти бабки взять можно. Так что нечего, граждане, из себя целку разыгрывать, Метла вам всем цену знает!

Мешки тяжелые, хорошо хоть касса на первом этаже. Родион свою брезентуху тянет, а для равновесия в другую сторону вопросительным знаком клонится: это ж сколько денег они сегодня приперли? На все долги по зарплате хватит, да еще куча останется. Куда столько? Неужели начальство прямо из кассы налом хапает? Вот про их ходы и тайную жизнь Метла знает мало. Понятно: все, что плохо лежит к рукам липнет, но вот как все дела обделываются… Леньку расспросить бы… Да он, лопух, поди и не знает, хотя вот каким-то странным боком в ихний круг допущен, и с Константиновной он на ты. Они хоть и ровесники, но мужик-то у нее проректор, по институтским меркам – крутизна. Главбухша с чего-то Леню на день рожденья зовет, хотя, может, это она тут, на службе отмечать будет, а не дома. Но и на службе, конечно, далеко не всех приглашают, сотрудников-то несколько тысяч, а зовут какого-то Клочка. Не все тут чисто, надо бы Леню осторожно расспросить, может и проболтается сдуру. Или он не так прост, как прикидывается?

Родиону надоело гадать, он все утро задает себе бесконечные вопросы, и почти все они остаются без ответов. Ясный перец, на фига ему эта викторина? Ну, вот опять! Хорошо хоть то, что скоро он получит зарплату и сможет в кабак закатиться, или с друзьями побазарить, или девчонок поснимать. Когда в кармане рубли шуршат – все можно, сегодняшний вечер его, а дальше видно будет.

Клоков первым доволок свой мешок до финиша – дверей кассы. Родик пристроил свой рядом. Константиновна с умным видом путалась в связке ключей. Уж тут-то могла быть посообразительней. Наконец все срослось, щелкнул последний замок. Кассирша распахнула дверь, охранники заволокли мешки в помещение и поставили у сейфа.

– Все, мальчики, выметайтесь, вам тут нельзя находиться! – придурочной улыбкой Константиновна старалась смягчить грубое “выметайтесь!”. Чего тут манерничать, инструкция есть инструкция, но ей, видно, все–таки неловко. Не перед Метлой, ясный перец, а перед Леней. Вот пусть он и раскланивается с кассиршей. Родион развернулся и, не глядя на Константиновну, покинул помещение. Клочок действительно что-то там пробормотал, и вышел следом. За его спиной клацнул замок.

– Постой, ты куда? – окликнул Клоков напарника. – Не уходи, Людмила нам первым деньги выдаст.

А он уходить и не собирался, знал, что Ленька договорится. Дурак он, что ли, в общей очереди потеть! В конце концов, она им должна, они эти мешки на себе перли, им по заслугам и зеленый свет.

– Сейчас, она только мешки распакует, – пообещал Клочок.

Все равно минут 15–20 пройдет, наверняка она по инструкции бабки сначала в сейф сложит, а уж потом раздавать начнет, как будто нельзя из мешка выдавать. Дело-то простое: получила бабки – раздай людям, но инструкций тьма, на каждый чих. Кстати, они тут не одни, те же бухгалтера, канцелярия и прочая шушера, которые первыми про зарплату узнают, уже выстроились у окошка. Клочок с ними сразу базар завел – вот, блин, всеобщий любимец нашелся, а Метла к стенке притулился. Не любит он зря язык чесать, да и девки тут как на подбор скучные, все из себя что-то строят. Ему девчонки попроще нравятся, а эти – сплошь заочницы, и Клочок за ними тянется, тоже на втором курсе третий год учится, ботаник хренов. Таких ученых кайлом да тачкой лечить надо, а бабам всем замуж надо, вот ради этого они, ясный перец, сопромат и грызут. А как мужика найдут, так вся учеба побоку. Вот только Клокову это не светит, ему до–олго еще канителиться с зачетами да экзаменами. Каждый сам себе проблемы по жизни придумывает, сам и маяться будет. Родиону этого не надо, он одного своего дня на сопромат бы не променял, у него голова есть для этого. Ему бы только свою заветную задачку про два мешка решить и все, отдыхай не хочу, гуляй по свету, кайф лови.

Размечтался Родион так, что не услышал, как щелкнул замок кассы. Встрепанная Константиновна нервно переставила ключ изнутри наружу, заперла дверь и быстро–быстро засеменила по лестнице на второй этаж. Вот те раз, конец балета, а кто им бабки-то выдаст? День вопросов, блин, какой-то, даже флегматичный Леня уставился вопрошающим взглядом на пустую уже лестницу. Ну, ясный перец, невезуха, словно пятница 13–е, засада сплошная!..

Глава вторая. Антонина Макаровна

1.

В дверь постучали так, что Антонина Макаровна даже вздрогнула. Ну, никак ее в покое не оставят с этим днем рождения. Вчера все ходили, поздравлялись, сегодня едва она в кабинет – опять начали. То звонят, то в двери заглядывают и все с таким простодушным видом, что прям воротит. А ведь она в Институте должности не раздает, зарплату не назначает. Так чего все лебезят? А, может, они и правы, не последний в Институте человек – главбух.

– Я занята!

Стук в дверь стал еще громче.

– Тьфу ты, черт! – Антонина Макаровна оттолкнулась от столешницы, кресло чуть откатилось, и она смогла выбраться из-за стола. От этой сидячей работы спина словно деревянная, а живот и бока… Правда, шейпингом что ли каким-нибудь заняться, как Людмилка советует? Она дура, конечно, но за собой следит, для Виктора старается. А после занятий, в баньке, у Людмилки язык побойчее станет, она ведь много интересного знает от своего муженька, не зря же тот на время командировки шефа вместо Игоря Кирилловича остался?

Стук перешел в барабанную дробь. Ну, это уж ни в какие ворота… в смысле: кто ж так может к главбуху ломиться? Такого себе даже Игорь Кириллович не позволяет. Вот сейчас нахал у нее получит!

Антонина Макаровна подошла к двери и щелкнула замком. Створка вдруг распахнулась, как от удара, за дверью оказалось пара парней в хаки, и такого же цвета бейсболках, натянутых на самые глаза. Военные что ли?

– В чем дело? Вы не в казарме! Чего стучите?!

Первый парень вдруг толкнул Антонину Макаровну в грудь так, что она попятилась. Парни вошли в кабинет, а второй закрыл за собой дверь и щелкнул ключом.

– Да как высмеете? В чем дело?! Кто вы такие?!!

– Не ори, тетка! – первый выхватил откуда-то пистолет, зашел сбоку и приставил холодное железо к виску Антонины Макаровны. Свободной рукой он рывком развернул ее назад, лицом к столу. Потом раздельно и спокойно сказал. – Будешь орать – получишь травму головного мозга, а будешь мешать, травма станет несовместима с жизнью. Поняла?

– Нет… да… Кто вы такие, что вам надо? – Антонина Макаровна зашаталась, сделала несколько шагов вперед. Металл у виска почему-то заставлял ее тянуть голову вверх, словно так было безопаснее. Почувствовав перед собой родной стол, оперлась на него. Все происходившее было слишком стремительным и нереальным, ноги подкашивались, а в животе образовалась пустота, как после недельной диеты. Не время о еде, какая еще еда…

– Вы террористы, да? – догадалась Антонина Макаровна.

– Ага. Аллах акбар, – сказал второй.

– Не трепись! – оборвал его первый, наверное, главный. – Времени нет, делом займись.

Наступила короткая пауза. Антонина Макаровна заставила себя посмотреть вниз – рядом на столе стоит телефон. Только надо вытянуть руку и чуть наклониться…

– Смирно стой! – приказал ей первый, хотя она еще ничего не сделала, только подумала об этом. Сзади завозились, вдруг что-то холодное коснулось шеи, проникло под платье, потом последовали рывок и звук распарываемой ткани.

– А–а–а–а! О–о–о!!

– Молчи, я сказал! – первый схватил со стола бумагу и попытался засунуть ее главбухше в рот. – Заткнись, поняла?

– А–а–а–а… что вы делаете?

– Вентиляцию, блин!

Антонина Макаровна невольно поежилась. Что они там делают с ее спиной?

– Вы что! У вас матери есть?

– Дура ты, тетка, и лечить уже поздно, – прошипел на ухо первый налетчик. – Чувствуешь вот это? – он ткнул пальцем в спину и Антонина Михайловна поняла, что между пальцем и кожей есть что-то еще. – Это – взрывпакет, а вот это, – перед глазами главбухши возникла рука с черной коробочкой, из которой торчали антенна и кнопка. – Это – дистанционный пульт управления. Стоит мне нажать на эту кнопку и взрывпакет взорвется. Мы его приклеили как раз с левой стороны – напротив сердца, поэтому долго мучиться тебе не придется. Одно лишнее слово или движение – взорву к черту, поняла, корова старая? Если поняла, то скажи, а еще лучше – кивни. Ну!

– Поняла, – кивнула Антонина Макаровна. – Что вам от меня надо? Здесь учебное заведение, я бухгалтер. Что вам надо?

– А ты не такая уж и корова, соображаешь! – хмыкнул первый, убирая от ее виска пистолет. – Теперь переходим к главному. Сейчас ты позвонишь в кассу и прикажешь кассирше прийти сюда.

– Я не могу ей приказать. По инструкции…

– Насрать на инструкцию, – оборвал главный, – говори что хочешь, но чтоб кассирша была здесь через три минуты.

– Ее сейчас, наверное, нет, – вспомнила Антонина Макаровна, – она должна была с утра уехать в…

– В банк, мы знаем. И знаем, что она уже вернулась, звони!

– Я не могу…

– А ну иди сюда! – главный налетчик толкнул Антонину Макаровну вперед, они обогнули стол, – сади ее!

Подручный придержал вертящееся кресло, вдвоем они усадили в него главбухшу и встали за спиной. Первый схватил ее за плечи и притиснул к спинке.

– Чувствуешь взрывпакет? Он как раз у твоего сердца. А вот эта спинка, к которой мы тебя сейчас привяжем, она из крепкого пластика и когда мина рванет, то взрыв будет направленным, спинка его отразит и в твоем жирном теле образуется здоровая дымящаяся дыра, ты это понимаешь?! Давай, звони быстрее!

Антонина Макаровна помотала головой, но не от того, что против, а потому что правый висок ломило так, словно дуло пистолета уже продавило там дыру. Первый истолковал жест по-своему и снова поднес к глазам бухгалтерши дистанционный пульт.

– Считаю до трех! Раз!..

2.

Вчерашний день выдался заполошным, и половина его ушла на звонки. Звонили знакомые и не очень, коллеги со старых работ, партнеры и поставщики. Сотрудники Института заходили лично и до того надоели, что, в конце концов, Антонина Макаровна заперла дверь кабинета на ключ. А то ведь сосредоточиться невозможно, а ей полугодовой отчет на днях сдавать! Девчонки у нее в бухгалтерии опытные, но и на старуху, как говориться…

Вот так каждый год: перед своим днем рождения она минуты свободной не имеет, дел по горло. Уже в конце дня выбрала момент, позвонила домой.

– Привет, как дела, Слава?

– Хорошо, дорогая, вот только столько хлопот, что присесть некогда!

– Тебе присесть, а мне из-за стола встать не дают – то звонят, то в кабинет лезут, а тут еще отчет… Из магазина не звонили?

– Нет.

– Ольга дома?

– Нет, как с утра ушла…

– Ну, пока.

– Тоня, вечером не задерживайся!

Вот взял манеру ее поучать. Не опаздывай, позвони, скажи… Только “застегнись” еще не говорит, а то был бы копией родной тещи в молодости – не отличишь. Даже интонации, показалось Антонине Макаровне, у них похожи. Она набрала другой номер.

– Зоя, привет, ты чего не звонишь мне, а?

– Здравствуйте, драгоценная Антонина Макаровна! – Зоиному восторгу не было края, товаровед “Галантереи” на том конце провода таяла, как сыр в духовке. – Да разве до вас дозвонишься! Вы же нарасхват, особенно сегодня. Мы с утра с девчонками звонили, стихи поздравительные сочинили, а вы то трубку не берете, то занято без конца. Антонина Макаровна! Я вас поздравляю от всего нашего коллектива, желаю, чтобы дебет всегда сходился с кредитом, а также здоровья, счастья и больших–больших дивидентов. А мы вам всегда готовы во всем помогать. Вы, наверное, сегодня такая красивая, прям – царица бала! Хоть бы одним глазком увидеть! Хотите, сейчас стихи прочту или попозже, когда к нам заедете?

– Не трещи, Зойка, аж ухо болит, – чуть строго сказала главный бухгалтер. – Как у вас там дела идут?

– Нормально, Антонина Макаровна, – бодро ответила Зоя. – Контора пишет, в смысле – считает. Товар поставщики весь, какой должны были, подвезли, выручка, Галя прикидывала, обычная, средняя для лета. Все в порядке, разве мы можем подвести вас в такой день? Если не верите – проверьте!

Как можно не верить такому искреннему возмущению, особенно когда знаешь, что в любой момент можешь эту подлизу уволить. И она, Зойка это, конечно, тоже распрекрасно знает.

– Верю, поэтому проверю завтра, – сказала Антонина Макаровна. – За поздравление спасибо, всем передай, с меня шампанское.

– А стихи, Антониночка Макаровна?

– Все завтра, сегодня мне некогда. Пока.

– Всего вам хоро…

Главбух не привыкла говорить дольше, чем надо и по телефону, и лично. А слова льстивые ее не очень трогают, знает она всем этим зойкам цену, даже если они, как Людмила, вдруг поднимаются наверх. И нутро, и манеры – все прежнее остается, никуда не девается. Все они – рядовые да сержанты, так сказать, а она, как никак – дочь полковника, и со всякими паршивками ее не перепутаешь.

Антонина Макаровна достала пудреницу, посмотрелась, мазнула подушечкой по носу и лбу. Нет, не перепутаешь. Папа служил в инженерных войсках и сумел пристроить дочь в профильный институт. А потом она в здешнюю бухгалтерию попала, правда не сразу. Может, этот Институт и не самый большой на свете, зато она тут главный бухгалтер, и все с ней считаются, вплоть до самого Геннадия Кирилловича, а он человек с большими связями, да не местными, а московскими, вот бы с кем сойтись поближе…

Жаль, очень жаль, что сынок его уже женат, да на ком, на простой, можно сказать… чуть не уличной. Не поспела вовремя ее Оленька… Эх, дочка, дочка, горе ты мое, что ты себе там думаешь? – вздохнула Антонина Макаровна. Где тебя черти носят?

Надо что-то с Ольгой делать, надо что-то придумать, вот только сегодня сумасшедший день и вечер будет такой же. Может, Романюка с сыном позвать, повод вроде удобный…

Размышления прервал телефонный звонок.

– Дорогая–любимая Антонина Макаровна! Поздравляю вас…

– Ну, спасибо…

…В полшестого Антонина Макаровна решила, что с нее хватит и вызвала машину.

– Как обычно, в магазин? – ухмыльнулся шофер.

– Сегодня домой, Коля.

– Точно! У вас же день рождения! Поздравляю и желаю…

Тьфу ты, до чего надоели!

Гости, как вечно бывает, стали собираться с легким опозданием и чем беднее, тем больший букет. Видно, чтоб “не хуже, чем у других”. Больше всего несли лилии. Они появились недавно, потому в нынешнем году были в моде. Резкий тяжелый запах заполнил все пять комнат и терялся только на кухне, где над чужими деликатесами колдовали Слава и специально нанятая официантка. Там Антонина Макаровна тоже долго не могла находиться, ведь ей надо было развлекать гостей. Так, оглядела деваху – хорошенькая, но чуть вульгарная, как и все официантки. Слава, конечно, с ней вежлив, но уровень-то разный, против этого не возразишь. Проинспектировав кухню, Антонина Макаровна вернулась в залу, где приглашенные вяло рассматривали картины (уж не думают ли, что она их у метро покупала!) или мялись у столика с аперитивами. Один Дмитрий Иванович выпивал хорошо, он всегда хорошо выпивает, ни на одном торжестве на памяти Антонины Михайловны он до конца не досидел: или под стол скатится, или жена на служебной машине домой увезет. Такое поведение ход светской вечеринки нарушает, но как не пригласить в гости личного друга мэра, он же в любом состоянии любой вопрос решить может. А интеллигентные люди на чужих слабостях никогда внимание не заостряют. Да и у кого их нет, если вдумчиво вокруг посмотреть? Даже у идеального, как его в бухгалтерии прозвали, Виктора Денисовича и у того слабое место нашлось, впрочем, обычное, Людмила не долго его искала, просто вцепилась покрепче других и свое получила.

– Не скучаешь, Людмилочка?

– У вас прелестно, Антонина Макаровна! Мне очень весело!

– Позволь познакомить тебя с Павлом Робертовичем, начальником комитета образования. Павел Робертович, это Людмила э–э–э Константиновна, супруга Виктора Денисовича.

– Очень приятно!

Старый хрен склонился к кассиршиной ручке, а та и млеет, дура, перед этим голубцом, который бы, конечно, предпочел облобызать ее мужа.

– Мама! – позвала Антонину Макаровну дочь. – Папа говорит, что можно приглашать к столу.

– Нет, нет, еще не все гости собрались. Ты хорошо себя чувствуешь, Оленька?

– Да, мама!

И сразу в сторону метнулась, словно у нее дел невпроворот. Вот сама станет матерью, тогда поймет… Тьфу, тьфу, тьфу, не дай бог раньше времени! Пусть дочь поучится, поумнеет, тогда конечно, а сейчас… Кто поймет, что у нее на уме, она же ничего Антонине Макаровне не рассказывает! Сегодня Оля заявилась с первыми гостями, подарила нежные хризантемы: “поздравляю, мамочка!” Глазки блестят, как маслинки, а ручки целлофан теребят. Чего так разволновалась? Что натворила? Некогда и поговорить с родной дочерью, надо с гостями со всеми перекинуться хоть словечком.

В прихожей раздался долгожданный звонок, новорожденная поспешила к двери.

– Добрый вечер, драгоценнейшая Антонина Макаровна! – за порогом стояли оба Романюка. Геннадий Алексеевич протянул единственную бордовую розу. Вот шик у человека! Даже за опоздание не извинился.

– Поздравляем вас с днем рождения, – присоединился Борис, – и надеемся, что наш подарок поможет вам отдыхать от работы…

– И от нас – надоедливых! – добавил Романюк-старший.

Новорожденная старательно еще раз понюхала цветок, но шутку про отдых так и не поняла. Геннадий вечно модничает, слова в простоте не скажет.

– Прошу вас, гости дорогие! – распахнула она дверь пошире.

– Минутку, Антонина, – попросил Романюк-старший. Тут раскрылись двери грузового лифта, и оттуда появились грузчики со здоровенной коробкой, вернее ящиком. – Сюда, ребята!

Антонина Макаровна посторонилась, а ребята заволокли свой груз в прихожую.

– Распишитесь, – один протянул квитанцию.

– Это что, Геннадий?

– Подарок. Домашний кинотеатр.

– Да у меня вроде не юбилей…

– Ничего, ничего, все нормалек.

– Ну, Геннадий, ты меня опять поразил, – Антонина Макаровна обошла коробку.

– Мама, ну скоро ты, все ждут? – в прихожую влетела Оля. – Ой, что это?

– Домашний кинотеатр! Геннадий Алексеевич подарил! – гордо сказала мать. – Вот, Оля, кстати, познакомься, его сын Борис. Вы ведь еще не знакомы?

– Очень приятно… Вот это круто!

– А мне вдвойне приятно и трижды круто, – улыбнулся Борис.

– Это я про подарок, – смутилась Оля. – Очень уж шикарно.

– Ну что вы, Олечка, мы ведь с вашей мамой не только партнеры, но и друзья, – сказал Романюк-старший. – Примите от чистого сердца!

– Оля, закрой дверь, – попросила Антонина Макаровна. – Геннадий, Борис, проходите, пожалуйста.

Чудесным образом остальные гости уже оказались оповещены о подарке. “Не зря ждали…”, “это сколько же он с подрядов имеет…” Шепоток пролетел и растаял, но Антонина Макаровна постаралась клеветников разглядеть. Проходившей мимо Оле, она успела шепнуть: “Обрати внимание, доча, на Бориса. Очень перспективный молодой человек – учится на экономическом и уже помогает отцу в фирме!” Оля, конечно, дернула плечиком, но не дура же она и глаза у нее есть: высокий, красивый, богатый, молодой – чего еще хотеть?

За столом Антонина Макаровна посадила молодых рядом. Она видела, как Борис быстро освоился и стал ухаживать за Ольгой. Доча, молодец, повела себя скромно и строго. Мальчика из золотой молодежи только так и можно привлечь – безразличием, наверняка за ним девчонки толпой бегают. Народ подобрался все сытый, ели через силу, а пили исключительно виски, коньяк и мартини. Тосты говорили такие витиеватые, словно собрались одни академики. И то сказать, их Институт уже решено переименовать в Академию. Звучит солиднее, глядишь, и средств из министерства будут побольше выделять, а, значит, больше денег пойдет на ремонт учебных корпусов, общежитий и прочего хозяйства – перспектива хорошая.

Антонина Макаровна посмотрела на Геннадия. Улыбается до ушей, бестия! Ну, до чего обаятельный, и дела умеет обделывать – никакая инспекция не докопается. Если сын в него, то у Оли есть хороший шанс. Дочь по-прежнему беседовала с Борисом через губу. Ничего, после ужина у нее будет время стать любезнее. Официантка подала кофе, а муж включил видео из Таиланда.

– Остров Бали – это сказка, мы там были в отпуске, – сказала Антонина Макаровна. – Правда, Оленька? Расскажи, как ты сидела верхом на живом крокодиле.

– На крокодиле? Живом? – всплеснула руками Людмила. – Ой, я тоже хочу.

– Да ничего особенного, – вяло сказала Оля, – просто им так разжимают челюсти, что их заклинивает, так что можно и в пасть залезть.

Дальнейший рассказ пришлось вести Славе. Вот это муж умеет, и как он только запоминает всю ту чепуху, которую говорят экскурсоводы? Да просто голова у него ни о чем не болит, семья на ее плечах, и дочь она одна, можно сказать, воспитывает. Если бы этим занимался Слава, то Оля давно бы уже в подоле принесла, потому что ему все равно, ему на все наплевать. Как бы они без нее прожили? Антонина Макаровна даже плечами пожала в ответ своим мыслям. Нет, надо с дочерью откровенно поговорить, что за апатия, что за кислое лицо? То ли ей так скучно, что она не считает нужным это скрывать, то ли она заболела. Если болеет, то почему не пожалуется? Или тут что-то еще замешано?..

Конец вечера был смазан мыслями о дочери, и утром она проснулась с тяжелым настроением. Слава, как всегда, бодрячком помчался на утреннюю пробежку.

– Оля! – позвала Антонина Макаровна и постучала в дверь комнаты дочери.

– Доброе утро, мама! Я скоро.

– Я хочу с тобой поговорить, – Антонина Макаровна решила разговор не откладывать и распахнула дверь. Оля, как можно было угадать, еще лежала в постели.

– У тебя сегодня занятия есть?

– Да, со второй пары. Но я сейчас встану, – девушка откинула одеяло.

– Оля, ты плохо себя чувствуешь? – Антонина Макаровна подошла к кровати и положила руку на лоб дочери.

– Нет, мама, хорошо.

– Мне вчера показалось, что тебе как-то не по себе.

– Нет, все было нормально.

– Но я же вижу! – односложные ответы дочери начали Антонину Макаровну раздражать. – Ты вчера весь вечер куксилась. Может быть, тебе скучны мои гости, но, например, Борис очень милый мальчик. Мне кажется, – лукаво улыбнулась Антонина Макаровна, – если девушку не интересует такой красивый и перспективный молодой человек, то с этой девушкой что-то не та-ак!

Оля наморщила носик.

– Ну вот! Опять гримасы. Объясни матери, что ты имеешь против Бориса? Студент, умница, работает в отцовской фирме.

– Вот–вот, тебе, мама, он интересен именно поэтому. А мне нет. Оба они какие-то противные… – Оля глянула на мать: не слишком ли она прямолинейна?

– Я знаю, что старший Романюк тебе не нравится, но тебя никто не заставляет с ним общаться, тебе достаточно быть с ним просто вежливой. Но Борис очень перспективный, почему бы тебе не познакомиться с ним поближе?

– Он мне вчера не понравился. Сноб надутый и дурак.

– Это с золотой-то медалью? Да на джипе? – улыбнулась Антонина Макаровна, присаживаясь на край постели. – Послушай, доча, я сама была молодой и еще помню это время. В молодости все ждут какого-то принца заоблачного, какого-нибудь Ди Каприо с Томом Крузом. И я тоже мечтала, мечтала, между прочим, о Шалевиче пополам с Казаковым. Ну и что? Ничего подобного я в жизни не встретила, а встретила твоего папу. Думаешь, он приехал ко мне на белом коне? Он мне ногу на танцах отдавил, причем танцевал-то вообще с другой девушкой. Думаешь, он мне в этом момент показался красивым или умным? Нет, я его тоже дураком обозвала… Но Борис тебе ведь подобных поводов не давал? Подружи с ним, пообщайся, сходите вместе куда-нибудь. Ну?

– Не хочу.

– Я тебя не понимаю, тебя же не в ЗАГС гонят. Борис тебя обидел?

– Нет.

– Тогда в чем дело, Оля?

– Тебе это нужно, потому что у тебя с Романюком дела?

– Не уходи от ответа.

– Ты – тоже.

– Ты как с матерью разговариваешь! Я тебе добра желаю, хочу помочь сделать в жизни правильный выбор.

– Я уже сделала.

– Что это значит? У тебя кто-то есть?! Отвечай, ты путаешься с мужиком? Кто он?! Как зовут?!

– Мама, я ни с кем не путаюсь, ты не правильно поняла, я…

– Ты с ним спала? Отвечай, дрянь! Ты уже с ним спала? Как его зовут? Он тебя соблазнил, да? – Антонина Макаровна схватила дочь за плечо и как следует тряхнула. – Отвечай матери! Почему ты скрытничаешь? Он что, женат?

– Перестань, мама, мне больно! – у Ольги навернулись слезы. – Никого у меня нет, отстань! – она вырвалась и упала лицом в подушку. – Никого!

Дочь зарыдала, а Антонина Макаровна наоборот, немного успокоилась. Девичьи слезы легкие, а знать правду она должна, всю до капельки – своя же дочь, не чужая. Антонина Макаровна положила руку на вздрагивающие плечи.

– Ну, успокойся, доча, не плачь, я же за тебя волнуюсь, хочу, чтобы у тебя все было хорошо, правильно. Не плачь, не плачь, извини, я ведь не со зла на тебя кричу, ты ведь девочка уже взрослая, должна понимать. Ну, успокойся, повернись, вот так… давай я тебе слезки утру… Ты ведь моя кровиночка, я беспокоюсь, нервничаю, вот оно и выходит… Ты бы сама мне сказала: так, мол, и так, мама, не стану же я тебя силком заставлять… Не нравится – ну и шут с ним, с Борисом, мы другого парня найдем. А если что случилось, если тебя кто-то обидел, ты только скажи, я во всем тебе помогу. Я ведь твоя мама, я всегда на твоей стороне буду, что бы не случилось. А теперь скажи, доча, у тебя кто-то есть, да?

Оля отрицательно помотала головой, она еще всхлипывала, но слабо и редко. Потом достала платок и вытерла глаза, глянула в маленькое зеркальце.

– Не нравится мне твои нервы, Оленька, – продолжила Антонина Макаровна, – что-то очень легко в слезы ударяешься. Разве наш разговор – повод? В жизни, знаешь, бывают поводы и посерьезней. Ты бы сходила к психотерапевту.

– Мама, ну ты же знаешь, как я не люблю ходить по врачам.

– Никто не любит, но чтобы потом локти себе не кусать… Да ведь я же не в районную поликлинику тебя посылаю, я имею в виду нормального платного врача, специалиста. Я сама у него лечилась, время-то вон какое дерганное, суматошное. Сходи, а?

– Ну, мама–а…

– Что – мама? Кстати, там можешь полное обследование пройти, сколиоз свой детский проверить, к лору сходи, к глазнику, к гинекологу.

– Нет уж…

– Почему?

– Не хочу.

– Ну вот, опять та же пластинка.

– Не люблю врачей, – Оля скорчила гримаску и показала язык. – У них инструменты всякие и пальцы холодные …

– Это зимой, – пошутила мать.

– А летом надо отдыхать.

– Вижу, тебя не уговорить, – вздохнула Антонина Макаровна. – Ладно, вставай, пойдем завтракать.

К завтраку дочь совсем успокоилась, защебетала, как птичка, даже рассказала пару студенческих анекдотов про то, как выпускники подарили военной кафедре копию картины “Дубовая роща”, и как доцент ставил оценки за чертежи, глядя в них, как в подзорную трубу и ни разу не ошибся. Антонина Макаровна, слышала все эти истории не раз (она же главбух в Институте уже семь лет!), улыбалась в нужных местах, пока не догадалась: а откуда студентка второго курса университета знает истории про выпускников военной кафедры? Кто ей эту галиматью рассказал? И чего это она на меня иногда так испытующе поглядывает, словно проверяет или опасается?

Неужели Оля думает, что материнское сердце можно обмануть? Уж кто–кто, а Антонина Макаровна все чувствует, все понимает. Откуда эта скрытность взялась? Обычные девичьи “секреты” или что-то посерьезнее прячется за всеми этими недомолвками? Однажды ей уже пришлось отваживать одного не в меру ретивого поклонника. Сделать это было не трудно, Леня оказался парнем глупым и доверчивым, но ведь он не единственный, кто на ее красавицу заглядывается.

После ухода дочери Антонина Макаровна позвонила своей заместительнице.

– Ираида? Ты меня не теряй, я на часок–другой задержусь… Ага, в налоговом управлении, так всем и говори… И Виктору Денисовичу тоже… Пока.

Антонина Макаровна быстро собралась (чашки Слава помоет, тем более, что она вечно забывает как моечная машина включается), заглянула в кошелек, нащупала в кармане ключ от “Ауди” и вышла из дому.

Слава богу, она еще не забыла, как в поликлинике двери открываются. Сама ведь сюда бегала и кабинет тот же, а врачиха, интересно, та же или другая? Той-то уже семьдесят должно быть, поди уже наковырялась… Хотя место, наверное, не самое плохое, не стоматолог, конечно, но тоже человек с креслом. Антонина Макаровна направилась прямо в кабинет.

– Дама, вы куда? Там занято! Очумела, что ли?! – загалдела редкая, но сварливая очередь.

– Мне назначено! – бросила Антонина Макаровна и плечом толкнула дверь.

Пациентка, к счастью, находилась у стола, а не в кресле. Врачиха, как вечно они делают, что-то писала. Лица не видно, но другая, конечно, сразу видно, смена пришла. Доктор подняла лицо.

– В чем дело? Вы видите – у меня идет прием.

– Доброе утро. Я от Татьяны Алексеевны. У меня срочное дело, – Антонина Макаровна решительно села. – Я подожду.

Врачиха внимательно на нее посмотрела и ничего не ответила. Сообразительная, однако.

– Попринимаете эти таблеточки, весь курс, а потом снова сдадите анализы – вот направление, а затем еще раз придете ко мне.

– Хорошо, Наталья Яковлевна. Спасибо, до свидания.

– До свидания, – врачиха снова склонилась над бланком.

В открытую пациенткой дверь просунулась очередная голова, но Антонина Макаровна уже приступила к делу.

– Наталья Яковлевна, мне вас рекомендовали как прекрасного специалиста, только вы можете мне помочь! Я в этом уверена!

– Посмотрим. Как ваша фамилия?

– Потехина.

– Что-то знакомое. Вы карточку откладывали? Я что-то вас не помню, – врачиха перебрала бумаги на столе. – На что жалуетесь?

– На дочь, – вздохнула Антонина Макаровна.

– В смысле? – подняла бровки докторша.

– У вас дети есть, Наталья Яковлевна?

– Есть. Но при чем тут…

– Тогда вы, как мать, меня поймете. Наталья Яковлевна, я должна знать, что происходит с моей дочерью, понимаете?

– Пока не очень. Где вы оставили дочь? В приемной? Позовите, – врачиха опять попыталась склониться к своей писанине.

– Дочери здесь нет.

– Тогда приводите ее завтра, а сейчас позовите следующую по очереди.

– Вы, кажется, не понимаете…

– Нет и, кстати, Татьяну Алексеевну я тоже не знаю.

– Это мой гинеколог, это не важно.

– Гражданка, я прошу вас покинуть…

Наталья Яковлевна не договорила, потому что на недозаполненный бланк легли пятьдесят долларов.

– Мне нужно ровно пять минут, – сказала Антонина Макаровна.

– Я вас слушаю… простите, как ваше имя–отчество?

– Антонина Макаровна.

– Очень приятно.

– Я сама в районную поликлинику, извините, давно не хожу. У меня есть свой платный гинеколог.

– Это я как раз поняла. Вас ведь волнует ваша дочь?

– Вот именно. А она наблюдается у вас. Я бы хотела знать все о ее здоровье.

– Антонина Макаровна, существует врачебная тайна и я…

– Я же мать. У вас дети есть?

– Вы уже спрашивали.

– Ну, тем более! В виде исключения, а?

– Если только в виде исключения, – Наталья Яковлевна смахнула купюру в ящик стола и пододвинула телефон. Как дочку зовут?

– Потехина Ольга Станиславовна.

– Минуточку… Алло, Лена?.. Это Наталья Яковлевна. Будь добра принеси мне прямо сейчас карточку Потехиной Ольги Станиславовны… Когда обращалась, не знаю… Спасибо, детка… Антонина Макаровна, ваша дочь регулярно бывает у меня?

– Вот вы мне это и скажите.

– Хорошо, она дома живет? Ведет себя нормально?

– Конечно, она очень хорошая девочка.

– Чего же вы так волнуетесь?

Риторический вопрос остался без ответа, медсестра из регистратуры принесла карточку. Шепнула что-то на ухо врачихе, косо посмотрела на Антонину Макаровну и вышла. Видно успела заглянуть в карточку и удивилась тому, что пациентка выглядит чуть старше.

– Вспомнила я вашу девочку, мамаша, – сказала Наталья Яковлевна. – Взрослая уже барышня, она периодически бывает на осмотрах, жалоб особых нет, здоровье нормальное. Так что можете не беспокоиться.

– Разрешите мне посмотреть, – протянула руку Антонина Макаровна.

Врачиха карточку не отдала.

– Вы мне не верите?

– Дайте посмотреть!

– Во–первых, вы ничего не поймете даже там, где нет латыни – у меня, как и у всех врачей, отвратительный почерк, во–вторых, я вам все сказала: ваша Оля вполне здорова.

– Скажите мне… понимаете… Оля еще девушка?

– Ваша дочь взрослый человек, она сама за себя отвечает.

– Ваше мнение меня не интересует. Моя дочь – девушка? – на стол врачихи легла еще одна купюра. – Ну?

Наталья Яковлевна сгребла бумажку.

– Уже нет, но это обычное дело, не расстраивайтесь…

– Сама знаю, что обычное, – пробормотала Антонина Макаровна, – как же она могла?

Решив, что этот вопрос уже не к ней, докторша промолчала.

– Ну, я с ней разберусь!

Сев в машину, Антонина Макаровна достала мобильник, но потом передумала и кинула его обратно в сумочку. Говорить об этом по телефону глупо. Да и торопиться не следует, хотя так и хочется заорать на глупую девчонку. Она-то, дура, подыскивает ей хорошую партию, рассказывает про английскую школу и фортепьяно, распинается перед Романюком, а самого главного о своей дочери, оказывается, не знает. Молодость – понятно, сама была такой, весело жила, но ведь это были театр, танцы, как максимум – поцелую на лестнице. И только в 19 лет она впервые позволила мальчику… Тьфу, черт, не об этом думать надо. Романюк – ладно, и так никуда не денется, дело вообще не в мужиках, их-то, как раз, на Ольгин век, с ее личиком и фигурой, хватит. Вопрос в том, почему дочь скрыла, что у нее есть ухажер. Да не простой, а… Кто же этот оболтус? А вдруг это тот Леня? И когда они… Вот что надо было спросить! Как давно дочь скрывает свой роман? Впрочем, раз до постели дошло, то ситуация серьезная. Вплоть до… ну, если она в подоле принесет, тогда… Антонина Макаровна аж зубами заскрипела… Убить дуру мало! И как же она-то проглядела? А папашка… Тот вообще никогда ничего дальше своей логарифмической линейки не видел, а Ольгу всегда баловал, в куклы с ней играл. Вот и доигрались!

В Институт Антонина Макаровна приехала злая, как черт. Зашла в расчетную группу, наорала там на девчонок, потом сделала выговор заместителю Ираиде и только тогда поднялась на второй этаж к себе в кабинет. На сегодня было намечено отметить день рождения на службе, так все начальники делают из соображений демократичности. Значит, надо список гостей пробежать (не забыла ли кого нужного?), организовать подчиненных на нарезку закуски, пригласить еще не охваченных гостей, а у Антонины Макаровны ибез этих хлопот все из рук валится. Она даже достала из сейфа бутылку коньяка и приняла рюмочку. Решила, что сначала надо успокоиться, а приготовлениями можно заняться и после обеда, день еще длинный. Антонина Макаровна села за стол и придвинула к себе полугодовой отчет. И в этот момент в дверь громко постучали…

3.

…правый висок ломило так, словно дуло пистолета уже продавило там дыру, а перед глазами Антонины Макаровны плыл дистанционный пульт со страшной белой кнопкой посередине.

– Считаю до трех! Раз!.. – голос главаря впервые напрягся.

– Я позвоню, позвоню, – поспешно сказала Антонина Макаровна. – Разрешите?

Налетчик пододвинул ей телефон. Она сняла трубку и набрала номер.

– Людмила? Это Антонина Макаровна. Зайди ко мне, у меня к тебе важное и очень срочное дело!

– Но я же не могу оставить…

– Это касается твоего мужа. Быстро иди ко мне, Люда. Всего на пять минут…

Глава третья. Людмила

1.

Распахнутый сейф был забит уже наполовину, а до второго мешка она еще и не добралась. Много места заняли медали из золота и платины, заказанные специально к юбилею Института. Каждая из кругляшек упакована в специальный футляр – не дай бог поцарапать или ударить, тут и мужниной зарплаты не хватит расплатиться. Людмила выпрямилась, вытерла ладонью пот, затем достала платок и повторила движение. Дурная привычка, хорошо, никто не видел.

Ох, денег в этот раз выдали столько, что даже у нее, кассира, рябит в глазах: получка сотрудников и студенческая стипендия за три месяца, да еще средства на юбилей Института, и немного – на премию ректорату за хорошую организацию юбилея. Ну а как иначе, ведь праздник организовать это же как… как заново построить! Вон как Витюша старается, крутится с утра до вечера, словно юла. А ведь не мальчик, но о здоровье проректору думать некогда, тем более, когда сам Игорь Кириллович уехал в Москву в командировку – финансы выбивать. Они, деньги эти, им положены, потому что Институт – головной за Уралом, ни иркутский, ни хабаровский с ним рядом не стоят. Потому и в праздник нельзя в грязь лицом, надо, чтоб все на высшем уровне. Министр из столицы пожалует, коллеги, гости всякие, даже из-за границы. За такой юбилей не то что премия, месяц курорта – и то мало! Витюша похудел совсем, осунулся и раздражительный стал, чего с ним раньше никогда не бывало. Ясно, что в отсутствии шефа, муж должен проявить себя по максимуму, зарекомендовать с лучшей стороны, показать на что способен. А он способен и на большее, и если шеф уйдет на повышение, например, в замминистры, то Витюша… Не хочу, говорит, загадывать, но Людмила его мечты понимает, она же чувствует, она верит. Придет время и не будет уже Макароновна перед ней нос задирать, хвалиться связями, а выучит ее отчество и кланяться будет ниже, чем начальнику управления. Ейный-то Слава – настоящая домработница, так что Макароновна уже свое взяла, больше ей не светит, а вот у Витюши все шансы есть, он в хорошем возрасте, Игорь Кириллович ему доверяет, а уж умный какой! Как начнет говорить, так у Люды мурашки по коже бегут – до чего красиво и непонятно. Все бы хорошо, если бы не прошлая Витюшина семья. Хоть он и говорит “не обращай внимания”, а все–таки неприятно. Но Людмила старается делать вид, что все нормально – чтобы Витюшу не огорчать.

Зазвонил телефон, и погруженная в свои мысли Людмила почему-то вздрогнула.

– Алло?.. Антонина Макаровна?.. Но я же не могу оставить… Хорошо, бегу!

Сердце Людмилы после разговора вдруг рвануло с места в карьер. Что случилось? При чем тут Витюша? Главбухша ничего не объяснила, наверное, по телефону о таком нельзя, ведь про инструкции Макароновна отлично знает, а по голосу чувствовалось, что дело серьезное, но при чем тут Виктор? Людмила глянула на не выгруженный мешок с деньгами, – да за пять минут ничего, поди, не случится. Кассирша лишь захлопнула распахнутый сейф, схватила ключи и выскочила за дверь. Закрыла оба замка и быстро–быстро пошагала в кабинет начальницы. Ну, если это опять шутка, как с тем старым педиком, то она обязательно пожалуется Виктору. Боже мой, что же могло с Витюшей случиться?

Людмила досеменила до кабинета, распахнула дверь и когда занесла ногу над порогом из-за косяка вытянулась рука, схватила ее за платье и втащила внутрь.

– А–а–а! – взвизгнула Людмила.

– Заткнись! – сказал мужской голос в ухо, дверь за спиной захлопнулась, щелкнул замок. Антонина Макаровна сидела в своем кресле, а за его высокой спинкой торчала мужская голова. Больше Людмила ничего не разглядела, человек сзади повернул ее лицом к стене.

– Что случилось? – вымолвила Людмила.

– Кассирша, а что случилось, не знает! – заржал грубый голос. – Деньги в кассе завелись!

– Что с моим мужем? Антонина Макаровна, что случилось с Виктором?

Макароновна не ответила, а схвативший Людмилу парень снова дохнул в ухо.

– Ты не про мужиков, ты лучше о себе подумай! И про начальницу свою.

– Что вы делаете! – взвизгнула вдруг главбухша.

– Молчи, дура, – внушительно произнес “ее” налетчик, – от веревки твоя честь не пострадает.

Людмила хотела было повернуться, но шея будто одеревенела.

– Жить хочешь? – спросил бандит за спиной.

– Да.

– Это хорошо. Тогда слушай сюда! Сейчас – не дергайся – я приклею тебе на грудь мину, – мужская рука полезла из-за плеча в декольте, Людмила инстинктивно отшатнулась. – Не шевелись, я сказал! – Рука продолжила свой путь, обогнула бюстгальтер поверху, остановилась под левой грудью и вдавила что-то в тело. Рука выскользнула, а у сердца осталась холодная пластина.