42

POV Евгения

— Я что, под арестом? — шутя спрашиваю брата, подходя к окну его кабинета. — Почему мне нельзя выходить на улицу?

После того дня Илья запретил мне показываться в коридоре в одиночестве, сопровождая меня лично до процедурки и обратно. Если сам в это время бывал на операциях или в отъезде, то заранее предупреждал, чтобы нос не высовывала.

Знаю, что скандала избежать не удалось, особенно, когда вскрылась причина. Та самая старшая сестра решила отомстить, увидев меня и Женю. Как же: дочь встречается с сыном заклятого соперника.

А про нас… про нас она подумала? Уверена, что нет. Наверняка ждала, что нас разлучат, да только Женя приезжает ко мне почти каждый день. Мы встречаемся в кабинете брата вечерами. А папа…

Папа снова дежурит под окнами клиники в машине… Но на его звонки я не отвечаю. Не из-за просьбы Ильи, а сама. Я не хочу, не готова простить те слова и особенно тот поступок.

До сих пор перед глазами рывок и блеск кольца, брошенного в траву. Кто-то нашел колечко и оно снова на моём пальце, а горечь осталась.

Мне рассказали, что остановить крики удалось Тане. Она сориентировалась и сыграла на больном месте папы. Грустно, что о моём здоровье он не подумал…

— Привет! — в помещение вплывает аромат корицы, а следом входит Женя.

Уже привычно здоровается с Ильёй, и брат оставляет нас наедине ненадолго. У нас минут пять-шесть на то, чтобы обняться и поцеловаться, а новостями мы делимся по телефону. Долгие разговоры стали частью жизни за неимением других вариантов.

Откладываю бумажный пакет с выпечкой, и тянусь к своему жениху. Замираю, перебирая пальчиками мышцы на его спине. Он каждый день качается, начинает играть. Через месяц у его команды выездные игры и он собирается их сопровождать.

Точнее, он хотел их сопровождать, но сейчас боится оставить меня. Я убеждаю, что за несколько дней ничего не случиться. К тому же есть у меня один секрет… Мне очень надо, чтобы Женя уехал. Я хочу, чтобы он жил привычной жизнью и не оглядывался постоянно на меня.

Да, так меня швыряет из стороны в сторону: и рядом хочу быть, и жалею, что от меня столько проблем.

Но уж про игру точно настою! Я тоже умею быть убедительной!

— Ты сегодня не такая, как обычно. Что-то болит? — отстранившись, Женя смотрит в мои глаза, для чего ему приходится согнуться, ведь я взгляд отвожу.

— Почему? Всё нормально…

— Я же вижу. Ты грустишь? Опять отец?

— Что? Нет. Он звонил, но я не ответила. Я, — задираю голову, — про выпускной думаю. Уже скоро…

Не просто скоро, в начале следующей недели. Илья обещал меня отпустить, но никто не знал, что планы поменяются.

— Одноклассники спрашивают, приеду ли, я же обещала, а теперь… Мне даже пару подобрали, — хихикаю.

— И кого же? Подожди, дай угадаю? Александра?

— М-м, — мотаю головой.

Женя знает всех моих одноклассников, я присылала ему фотку и рассказывала.

— Игорь? Андрей?

— Мимо, — смеюсь.

Он специально называет всех парней, которые погружены в учебу и выглядят соответственно.

— Тогда кто?

— Григорий? Или этот… Сейчас вспомню… Как же его?

— Альфред, — подсказываю.

— Точно! Он?

— Не-а. Ещё попытка?

— Руслан? Иван?

— Не мучайся. Алик.

— Алик?! С тобой рядом? Жень, — игривый тон меняется на серьезный, — если брат тебя отпустит, я лично запру здесь. Никакого Алика рядом, слышишь меня?

Ревнует. Он в курсе, что с Аликом я несколько месяцев просидела за одной партой, и что парень за мной ухаживал, но я не ответила взаимностью. А ещё Женя в курсе того, что мой папа и папа Алика хорошо общаются и даже мечтали о нашей свадьбе. Типа приумножение капиталов, брак с партнером «своего круга» и прочая ерунда, обсуждаемая за стаканчиком элитного v.s.o.p. (прим. Very Special Old Pale) — обозначение выдержки спиртного напитка, возраст которого, как правило, не менее 4 лет).

Они не учли, что я своего согласия на цирк не дам. Об этом я заявила прямо самому Алику, вызвав только смех последнего.

Удивительно, что мама встала тогда на мою сторону. Правда, аргументов она не привела, ограничившись одним: Альберт мне не пара. Я рада была избавиться от настойчивого ухажёра и, если честно, в пару с ним вставать не собиралась, но зачем-то решила подразнить Женю.

Наверное, девочка во мне захотела эмоций и ревности, которые тут же получила.

— Если пойдешь, то только со мной. С учителями твоими сам договорюсь! Я тебя никому не отдам, Облачко, слышишь? Даже однокласснику. Даже простой выйти на сцену.

Он думает, я возражать буду? Даже не собираюсь! Если всё получится, то я стану Счастливым Облачком, и тоже ни за что не откажусь от Жени. Пусть не надеется!

***

— Ой! — громко вскрикиваю, когда игла пронзает вену.

Место прокола пульсирует, а кровь отказывается бежать в пробирку. Медсестра проталкивает иглу дальше, делая тем самым боль невыносимой. Мне хочется дернуться, но я прекрасно знаю, что не поможет.

Сквозь слёзы терплю и жду, когда женщина наберет нужное количество материала для обследования.

На металлическом поддоне еще 4 с разноцветными метками. В пятом сейчас пара капель. Медсестра ругается шёпотом, наклоняясь ниже. Запах приторных духов вбивается в ноздри даже сквозь маску и вызывает приступ тошноты.

Сегодня я сдаю анализы натощак. Илью беспокоит моё состояние и временами накатывающая апатия. Бат боится, что с таким трудом достигнутые показатели упадут, но я уверена, что со мной всё в порядке. В том, в котором я могу быть. Грущу же я по иному поводу, о котором запрещаю себе думать.

— Давай другую попробуем. Не идёт совсем.

На второй руке затягивается жгут, я активно работаю кулаком, следя за тем, как тонкие вены «прячутся» под кожей. Новый прокол и слезы уже брызжут, потому что сдержать не получается.

— Жжёт.

— Потерпи, надо собрать, чтобы завтра тебя не мучить.

Терплю, вдыхая и выдыхая. Рассматриваю календарь, плакаты, появившиеся на стенах сегодня, нераспечатанные коробки с антисептиками, стоящие в стеклянном шкафу. Знаю, что всё это в качестве жеста доброй воли прислал в клинику мой отец, но… Ни этот поступок, ни другие его слова и сообщения не могут перекрыть воспоминания о сдёрнутом колечке.

— Сильнее, Женя.

Механически сжимаю и разжимаю кулак, но вены решили, что не готовы отдавать драгоценную жидкость.

— Сейчас сюда попробую, — медсестра давит пальцем и меняет иглу.

Повторяет манипуляции и — о чудо! — хватает на две пробирки. Дальше, как я не прошу мысленно свой организм сжалиться, ничего не получается.

На сгибе расползается некрасивый синяк. Медсестра равнодушно завязывает руку и возвращается к другой:

— Ещё раз сюда. Может, пойдет.

Хочу возразить, что не пойдет, потому что я устала, хочу пить и есть. Хочу лечь и поспать, а не сидеть в прохладной комнате в шесть утра и не мучиться от неумелых действий нового сотрудника. Но молчу, конечно. Кто я такая, чтобы жаловаться? А женщина выполняет свою работу.

Правда, больно и неаккуратно, но, может, дело не в ней, а во мне?

— Справились? — Илья запахивает халат на ходу, приближаясь к креслу. Придирчиво рассматривает и отодвигает мучительницу.

— Опусти руки и отвернись. Сам сделаю.

Брату доверяю и послушно прикрываю веки, откинувшись в кресле. Чувствую затянутый жгут, сжимаю кулак и расслабляюсь, скорее поняв, чем почувствовав, что всё получилось.

— Илья Викторович, золотые руки…

— Идите, Ольга, я доделаю, — тоном, не терпящим возражений, произносит брат.

В его голосе слышится злость, когда он видит синяк.

Покончив с неприятной процедурой, вместе с Ильёй иду к нему в кабинет и получаю огромную порцию ещё теплых блинов.

— Таня расстаралась? — с набитым ртом спрашиваю, хотя знаю, что невестка совершенно не умеет готовить выпечку.

Ни блины, ни пироги, ни печенье — ничего из муки, по её словам, «не лепится» и «не подходит».

— Не угадала. Женя твой постарался. Точнее, его мама.

— Что? — тут же подскакиваю к окну.

— Пять минут, Жек. И не беги!

Загрузка...