Нападение на короля Франции, или Богатые тоже плачут

Дорога. Город.

То — пешие. И шепот,

и улыбка: «Как бы Луи…»

А? Теракт? Карета —

бах! Ухаб?

Куст? Сук?

Арапов во — пара!

А шут — как туша.

Сир — как рис,

как бел хлеб, как

мел: «Шлем!!!

Кипу пик!»

Он: «Рубите, дети, бурно!

Йо! Валите, дети, лавой!

Мрут? Штурм!

Ан, сто лет опух, употел от сна,

от дрем, смерд-то.

Но, а чуть — туча он:

топор, ропот!

Раб туп, и хам он, но мах — и пут бар

и щи!

Да, гневен, гад!

Я — деспот? Стоп, сед я!

Да, корона! Но рок — ад!

Но то — венец, в цене. Вот он!

Я не дам оргии! Громаден я!

Еще угомоню. Но могу еще!

Вон!!! А, карать тараканов!

У, быдло! Кол! Дыбу!»

Гон, топот ног.

Ража жар.

Ему в ухо: «Риск, сир!» Ох! У, в уме —

мрак карм.

Но вот — худо: дух-то вон,

о пол — хлоп! О!

Кошмар драм! Шок!

Гул слуг:

«Лих, а хил.

Ох, рано, монарх! О!»

И у Луи

не лоб болен —

удар! Рад — у! —

барин и раб,

у, рад удару:

«Во, того — готов!

А, себе — небеса?

Шиш!

Ан — нам манна!»

О, босота — жуть! — тужат особо:

«Давитель, лети в ад!»

Ликовал и лавок ил.

А Руан — на ура!

Но и Лион,

Марселя лес рам.

«Но, а был глыба он?»

«Не, чуть тучен.

Но не видал (а дивен он!)

жира Париж?»

То — хохот,

то — гогот.

Но (тс!) — стон.

Или шепот? Опешили:

«Уж и вот сел. Ест! О, вижу!»

А вон — снова

шкура, вопит (и повару — кш!):

«У, живу! Еще увижу

роз узор,

лак, резь зеркал,

роскоши шок, сор.

(Я — мот?) Помаду дам оптом я…

И шум уши

и

тенор тронет.

А дукат — и вся свита куда?

Тут как тут!

Я нежен? Я?

Я — велик! И лев я!

А спущу пса —

и

цыц!

Во: махом — и мимо хамов

рву!»… Лувр!

Но он

и

тут

не дома (а моден

он еще, но…):

«Нет — снам, бо обман стен,

кора арок,

а

покои — окоп».

А зал глаза?

А ниши тишина

гулка, как луг?

Ох, и тихо!

И тати!

А ножи Дижона?

Или

от стилета дур — груда тел. И — тс! — то

и нет его рода… На дороге — тени.

Возня. А? Что? И отчаян зов.

А вон — снова,

и

лепет (но еще он тепел):

«Сир, беда! Дебри-с

(о!) тут — не Лувр (о!). Сорву ленту-то

пут я. Как я туп!

Лето хотел,

сон, луну. Сунул нос

и

уже лежу

тут!

(У, кару дураку!)

Миг — он многим

беду судеб

неся, ясен:

то вот —

хорош шёлка клёш, шорох;

то вот —

на! — крах, аркан.

Я и ты — босы (события!).

Но вон

как:

и вор к крови

голоден (не долог

улыбке век был, у…),

а лила

она!!! Но

я мок (о!). Ранен ненароком

от меча зачем-то…

Мутит ум!

Уж (ох!) ухожу»…

И

умер. «Ему,

о, да не надо

лав хвал.

Он? (Тс!) Он верен не ревностно?

У, чушь! Шучу!

У, лгу!»… В углу —

тип, и шипит:

«Не роз (а разорен!)

тут

аромат, а мора!

Пуст суп?

А вар-то тот — отрава.

Яд, яд, дядя!

Яд! И, видя

ужаса сажу,

обмер Рембо?

Тина ланит

зелена? Не лез

бы туда — аду ты б

(о!) надобен? Небо дано

тебе, щебет

там (о!), рая аромат!

А ты быта

(у!) взял язву.

Умен! Жил, ближнему

даря? Шиш! Я рад,

отче, что

худо, дух

вон. Снов

и нет тени!

Так-то вот, кат!

Шанс наш!»

И

тут

нож он

(тень, нет

луны), вынул,

и у Луи —

мороз узором

тело колет,

лишил

(«Я — и не жив?») движения.

(«Уже лежу?

Вот — о! — готов

убор гробу?

То от

ума сам — у! —

в

узел лезу?»)

Ад же дан! Чу — луч («Надежда?»).

Топот.

Гомон («Но мог

и

быть ты б

менее нем!»)

Но, а он:

писк, сип,

пот… Стоп!

О, мимо! Мимо!

Или…

А!!! Чаду — удача:

плоть толп,

стража… «Жар, тс!

Он не жив день — недвижен, но

не (вон и виновен!)

умер. Ему

еще

народа надо ран,

мора даром,

беду судеб.

А вон снова

смена на нем-с:

иго тоги».

Ирод, ори!

«Агония? Шиш! Я и нога —

топ!» — И пот,

и туже жути

он жал влажно:

«Я —

велик, аки лев!»

Он — сир присно!