Глава 19
Полина чуть ли не летит в сторону места, где вышла из машины почти два часа назад.
Ей стыдно, что задержалась так надолго, пусть Гаврила и ни разу не упрекнул. Полине по-прежнему очень нравятся возможности, которые дает его идея с игрой в водителя. Но с каждым днем все сложнее оставлять его хотя бы ради чего-то.
Гаврила просил маякнуть, но Поля ослушалась.
Только от вида машины в одном из дворов – уже сердце быстрее забилось.
Дальше – от вида Гаврилы. Он вышел. Курил, разговаривая с кем-то по телефону. Полине хотелось бы подслушать, но она понимала – парень скинет, как только увидит её.
Он очень во многом остается скрытным. Её это тревожит.
Гаврила оборачивается, услышав стук каблуков. Сначала хмурится (Поля видит это, потому что на парня сверху падает свет фонаря), потом расслабляется.
Действительно комкает разговор, чтобы быстрее скинуть. Полина позволяет не спешить – замедляет шаг, сильнее виляет бедрами, аккуратно переставляет ноги. Удовольствие получает от того, как он следит.
Флирт с ним – в каждом взгляде и каждой клеточкой. И налюбиться просто невозможно.
Гаврила прячет телефон в карман брюк, расстегивает пиджак и стягивает его.
Подойдя совсем близко, Полина позволяет Гавриле прижать ее тело к своему, набросить на платье пахнущую им ткань.
Сама тянется губами к его губам, а пальцами едет по плечам.
Это не совсем безопасно, но слишком хочется, чтобы сдержаться.
– Договаривались же…
Гаврила журит, обнимая за талию, колет подбородок щетиной…
– Тут две минуты… – она оправдывается, вызывая ироничную усмешку. Гавриле не нравится, когда Поля игнорирует его просьбы, но он еще ни разу не требовал от неё ничего, не кричал, не давил… Это поражало до глубины души. Трогало до невозможности.
– Не вредничай, Поль…
Гаврила пожурил, Полина кивнула, шире улыбаясь. Смотрела на него влюбленно. Потянулась к волосам, вести начала, запуталась…
Снова губами к губам…
– Скучал?
– Нет. Книгу читал. – Руки Гаврилы держали так плотно, что Полина таяла. Услышав ответ – удивилась. Скосила взгляд в салон…
Там темно, но действительно видно, что на пассажирском лежит книга.
Поля закусывает губу, чувствуя яркую вспышку жгучего стыда. Еще сильнее – когда Гаврила хмыкает…
– Думала, алфавит не освоил? – задает ужасный вопрос, а смотрит спокойно. Когда сама Поля сгорает просто.
Она так не думала. Или думала, но ненавидит себя за это… Хочется выбить из головы весь снобизм, которым годами та самая голова наполнялась. Но это не так просто.
Она любит своего Гаврилу из Любичей. Она не видит в нем недостатков, даже если такие есть. Ей так хорошо в его квартире, как не было нигде. Ей так хорошо с ним – как не было ни с кем.
И она же понимает, что он очень умный… Умнее ее в сто миллионов раз, пусть вряд ли знает три иностранных языка и вряд ли поступил бы на Международную экономику, но…
– Что за книга? – лаская его виноватым взглядом, Полина ответила на вопрос вопросом, вызывав у Гаврилы новую улыбку.
– Беллетристика просто…
Он так пожимает плечами, будто действительно «просто», а Полина впитывает собой его новую грань – скромность.
Марьян не читает. Сессии ему закрывают отцовские бабки. Ими же парень подкрепляет свой природный, практически отсутствующий, шарм. Незаслуженно имеет всё то, что куда лучше применил бы такой, как Гаврила.
И она, наверное, незаслуженно…
Полина обнимает Гаврилу, что есть сил. Вжимается в шею. Дышит им. Потряхивает опять от осознания, что впереди только их ночь. И дело не в чистом сексе. Она обожает с ним обниматься. Рядом находиться. Говорить. Спать в обнимку. Так даже сны – слаще.
Никогда не подумала бы, но парень из зачуханной деревни вызывает в ней щенячий восторг. Она в рот готова заглядываться. Каждое слово ловить.
Каждое расставание с ним – трагедия для Поли. И с каждым днем всё сложнее.
– Давай в машину…
Гаврила за нее решает, похлопывает по попе очень нежно.
Когда Полина кивает и отпускает его шею, парень ведет её за руку к пассажирскому.
Полю укутывает тепло салона, на колени ложится та самая книжка, на которую девушка чуть не села.
Она гладит глянцевую обложку, читая название.
«Иметь или быть».
Замирает, не следя даже за тем, как Гаврила обходит машину с другой стороны…
Поля никогда не считала себя абсолютно бессмысленным существом. Всегда с легким снисхождением относилась к «подругам», которые действительно прожигают, пока она хотя бы к чему-то стремится. Но рядом с Гаврилой всё равно теряется. Он удивительный. Ей безумно повезло. Главное не портить настоящее мыслями о будущем.
Он садится рядом, заводит машину, смотрит в зеркало заднего вида, чтобы назад сдать, развернуться…
Полине в нем нравится всё вплоть до манеры вождения. На манеру других она никогда внимания не обращала, а он даже водит так, что Полина пломбиром тает.
– О чем задумалась? – задает вопрос, глянув быстро. Полина улыбнулась, садясь в кресле ровнее. Головой машет. О всяком стыдном и неизбежном.
– Иметь или быть? – спрашивает с улыбкой, приподнимая бровь.
О чем его «беллетристика» ей не обязательно объяснять. Просто мурашки по рукам от мыслей, что он о подобном в свои двадцать лет думает.
В двадцать ведь все хотят иметь. Она хочет…
Гаврила не спешит отвечать. Хмыкает. Скашивает взгляд и смотрит, как Полина ласкает пальцем обложку. Не знает, что она так нежна, потому что этих же мест касались его пальцы…
– Не понял пока, – признается… Но Полине этого мало. Она ждет продолжения. – Чтобыиметьтебя – мне нужно иметь очень многое.
Ее взгляд скатывается от мужского лица по плечу до своих колен. В щеки бьет жар. Сейчас ей стоило бы возразить, чтобы избавиться от чувства собственной алчности. Но врать Полина не хочет. Она просто не знает, поможет ли им его «иметь очень многое». И уж точно не считает себя вправе это «очень многое» требовать.
– А захочешь ли ты простобытьсо мной…
Гаврила не договаривает, Полина не рискует посмотреть в ответ. Смотрит вниз. На обложку. Закусывает губу…
Сейчас она хочет. Мечтает даже. Но что будет завтра – кто же его знает…
– Такие парни, как я, очень жадные, Поль. Дело не в тебе. Я в себе разбираюсь. Меня бабка знаешь, как правильно учила? Малым довольствоваться. В малом счастье обретать. Но не могу я… Тянет меня к большому… Вот и пытаюсь разобраться, кто неправ был, я или Лампа моя…
Гаврила приходит на помощь. Продолжает рассуждать так, будто молчание Поли не делает ему больно. Но она же знает…
Он очень трезво мыслит. Но главное в нем – сердце, которому хочется клятв от нее о вечном.
– Сейчас я быть хочу… С тобой…
Произнося, Полина не чувствует ни малейшего диссонанса с чувствами. Смотрит на профиль в ожидании реакции. Уловив, как улыбка начинает расцветать, тает снова…
Его так приятно делать чуточку более счастливым…
– Куда поедем? – Гаврила меняет тему, но Поля не обижается. Важное сказано и услышано.
– К тебе? – спрашивает с осторожностью, потому что альтернативы в ее голове не рождались. Куда еще можно поехать, если не к нему? Она не знает. А у Гаврилы, кажется, есть варианты.
Он хмыкает, скашивает взгляд…
– Покататься? В клуб поехать? В ресторан хочешь? Ты выберешь…
Предложения Гаврилы – не просто приемлемы. Наверное, они даже более нормальны, но Полина упрямо мотает головой, реагируя на каждое.
С одной стороны, это осторожность. Она не хочет волноваться из-за того, что их кто-то увидит. С другой… Зачем ей ресторан, когда есть его кухня? Зачем тратить время на то, чтобы любить друг друга в декорациях, если можно без них?
Гаврила смеется, вздыхает. Делает то, чего делать нельзя. Бросает наблюдение за дорогой, тянется к ней, впечатывается в подставленные навстречу губы.
– Сложно с тобой, Поль… Я же стараюсь… – Признается, как сердце сжимает в кулаке.
– Не старайся. У тебя всё и так получается. Я счастлива, правда.
В её словах – ни грамма лжи. Сейчас ей в миллион раз лучше, чем еще полчаса назад за столом с самыми близкими людьми.
– По-ли-на…
Гаврила произносит её имя, но девушка не спешит спрашивать, в чем дело. Улыбается. Следит, как он отводит от её лица выбившуюся прядку.
Он не зовет. На языке катает. Приятно ли ему – Поля не знает, а ей – до невозможности. Даже собственное имя в его исполнении звучит особенно. Будто как бы ни назвал – всегда «Полюшка».
– По-ли-на…
Парень повторяет, вдвоем следят, как на ее голом плече образуются мурашки. Поля не знает, это от слов или от прикосновений, а может и вовсе от мыслей, но факт налицо. И новый повод улыбнуться. Потянуться к нему, прижаться губами к губам, оторваться с сожалением.
У них осталось не так-то много времени. Скоро в душ, одеваться, приводить себя в порядок и уезжать. Но каждую из оставшихся минут Полине хочется наполнить Гаврилой максимально.
Они, как всегда, без одежды. Как всегда, на его разложенном диване. На нее наброшена простыня, сам он – в одних боксерах. Ходил забирать у курьера доставленную им еду.
О скромности давно речь не идет. Они вечно голодные. Набрасываются и едят с аппетитом почти равным тому, который испытывают по отношению друг к другу. Но ничто не откладывается на боках. Всё благополучно сжигают.
– Почему ты в Пищевой не пошла? – вопрос, который задает Гаврила, кажется Полине внезапным.
Он уже смотрит в глаза, ожидая ответа, а она еще какое-то время переваривает…
Это давняя история. Она ни с кем ею не делилась. И от Гаврилы явно не ожидала. Просто рассказывала, о чем мечтала в детстве, а он вот как вывернул…
– Папа против был…
Полина произносит условно безразлично, пожимая голыми плечами. Чуть-чуть смотрит на Гаврилу, но быстро отводит взгляд вперед – к окну.
Тема не из приятных, пусть и вопрос давно вроде бы закрыт. Пережит. Проглочен.
– Почему? – И лучше бы Гавриле не тревожить, но ему любопытно. А Поля не может отказать. Вздыхает, снова смотрит на парня.
Улыбается, видя, что у него между бровей – складочка.
Обеспокоен её Гаврюша. Зайка такой. Она его любит так. Немыслимо.
– Нечего его дочери тухнуть в Пищевом. Он предлагал на выбор Штаты, Британию. Бизнес-школы. Меня никто не спрашивал, если честно…
Сейчас удавалось говорить об этом без особых эмоций. Но свое состояние в тот год, когда эти разговоры велись, Полина все же помнила отлично. Её очень штормило. В ней зрел мятеж. Её злила перспектива, обрисованная отцом. И его же уверенность в своей правоте. Но больше всего – один аргумент, возразить которому она – шестнадцатилетняя девочка – тогда не могла.
Решения, которые принимает отец, предполагают его же ответственность. А свою ответственность за свое решение Полина взять на себя готова не была. Она не знала, получится ли у нее лучше, если настоит на своем. Она привыкла быть послушной. Она сдалась. Поэтому никаких Пищевых. Но и не Штаты с Британией.
– Сошлись на том, что поступлю на Международную экономику у нас, а после окончания бакалавриата посмотрим.
– Тебе там нравится? – складка между бровей Гаврилы всё не хочет убираться прочь. А Полине вдруг легче. На этот вопрос она может ответить без проблем и честно.
– Да. Учиться – да.
Нравилось ли больше там, где хотела бы учиться сама, Полина не знала. Приняв аргументы отца, смирилась. Плыть по течению ей всегда нравилось куда больше, чем переть против ветра.
– А если бы сейчас могла заново поступать, куда пошла бы?
В этом ключе Полина никогда не думала. Теперь же – зависла ненадолго. В разговорах с Гаврилой ей важно было оставаться честной и не пустословить. Что бы кто ни думал, он влиял на нее так положительно, как никто и никогда.
– Не знаю… Уже поздно, наверное… Я смирилась…
Полина улыбается, пусть и немного неловко, Гаврила же только смурнеет сильнее. Ей не хочется, чтобы грузился, поэтому она тянется к его лицу и ведет по складке пальцем – будто так сможет разгладить. А потом скользит по щеке. Просит об улыбке глазами…
– Я хочу тебя о важном попросить…
Просьба еще не озвучена, а у Полины уже ускоряется сердце. Это в большей мере страх, чем предвкушение.
Гаврила снимает со щеки ее руку, прижимается губами к ладошке.
Он часто так делает. Полину это безумно трогает. В каждом его слове и жесте – трепетное к ней отношение. Привыкаешь быстро. Во вкус входишь. Подсаживаешься…
– Проси…
На ее позволение Гаврила реагирует еле-уловимой ухмылкой, когда один уголок губ дергается вверх.
– Можешь сумму посчитать? Сколько тебе нужно, чтобы жить, как живешь?
Гаврила озвучивает по-деловому, цепко смотря в глаза, а Полина зависает. Щеки сами собой краснеют, кровь бьет в них и скорей бежит по венам.
К такой просьбе она точно не готовилась.
– Не понимаю…
– В неделю или месяц. Как удобней будет. Просто засеки, пожалуйста. Не ограничивай себя ни в чем. Но посчитай…
Неловкости и красноты на щеках становится больше. Полина чувствует себя, будто в западню попала…
– Гаврила… – она даже не понимает пока, что скажет, но обращается и смотрит с просьбой отмотать назад.
Только его эта перспектива не прельщает. Он улыбается уже иначе – чисто и ярко. Снова целует в ладошку. Сжимает в своей, прижимает к голой груди.
Там самое быстрое и самое отчаянное в мире сердце. Полине кажется иногда, он ничего не боится и ни перед чем не остановится.
– Просто сделай, Поль. Пожалуйста.
– Зачем?
– Хочу у отца тебя забрать.
За его признанием следует онемение. Полина впервые чувствует себя вот так – как обухом по голове. Глупая, наверное, но совсем не ожидала…
Знает, что пришло время поговорить, объяснить, что она… Еще не готова. И еще не уверена… Но у нее просто язык парализовало, а у Гаврилы возникли какие-то внезапно неотложные дела.
Он рывков поднимается к кровати. К горке своей идет…
Поля смотрит в спину, и одновременно отмечает – какой же он все-таки красивый. Высокий, статный, мужеством укутан. А еще раз за разом прокручивает в голове его «у отца забрать»…
Господи… Зачем?
Зачем он дал ей повод об этом подумать хотя бы, а потом изнывать из-за несбыточности?
Он и иметь и быть хочет. Ненасытный.
Берет что-то на полке за стеклом. Сжимает в кулаке, возвращается к кровати. От ранения на его теле осталась только розовая полоска свежего шрама. И услугами той Лады он тоже больше не пользовался…
Гаврила опускается на пол рядом с диваном, кладет на него коробочку, смотрит на Полину с улыбкой.
Она же вниз…
У нее много украшений. В основном – от именитых домов, название одного из которых вытеснено серебром по мятному чехлу. Она прекрасно знает ассортимент каждого и что бы хотела получить.
Отец никогда не скупился, но Гаврила…
– Открой, ну…
Просит, горя энтузиазмом, а она боится. Но и отказать не может. Тянется, поднимает крышечку…
Сердце подскакивает к горлу…
Это крестик. Он бешеных денег стоит. Просто бешеных для парня, который катает её на отцовском Мерсе. Усыпан брильянтами. Сделан из платины.
– Ты же крещеная? – в ответ на вопрос Полина кивает, продолжая пялиться вниз. – Не нравится? – Гаврила имеет права ждать более очевидно счастливой реакции. Для нее ведь старался. Но Полине приходится силой заставлять себя мотать головой и улыбаться.
– Очень красивый. Я хотела…
Она шепчет, ни секунды не лукавя. Правда хотела. Но вот так – не ждала. Он либо все свои сбережения потратил, либо…
Даже думать страшно.
Гаврила тянется сам, достает крестик с цепочкой, застегивает на Полиной шее, когда она поднимает волосы. Любуется…
– Спасибо, – Полина от чистого сердца благодарит, подставляет губы для поцелуя. Пытается затолкать поглубже бунтующую совесть.
Он её огорошил сегодня. Дважды уже.
– Там много красивого было, но мне он понравился.
Полина даже думать не хочет, как на него реагировали консультанты в магазине. И что думали, когда выбирал и расплачивался. Ей стыдно за всех – за них, за себя, за мир.
И болезненно сжимается сердце от осознания, как сильно и бескорыстно он любит её. Какой он отчаянный…
– Я сделаю, как ты просишь, – она снова тянется к губам Гаврилы. Обещает, пусть сомнений в ней больше, чем уверенности.
Просто хочется, чтобы улыбался. Он заслужил.
Полина прижимает подвеску к коже. Гладит…
Гаврила целует ее, чуть давит, прося разжать губы. Она отзывается. Падает на спину, обнимает, когда он оказывается сверху…
Дрожит из-за его тяжести и моментально вспыхнувшего желания. Отдастся ему, не жалея и ни о чем не думая.
Но прежде в голове мелькает малодушное:
Господи… Как хорошо, что это было не кольцо…