Глава 31
Их ночь получилась одной из сложнейших за всю Полину недолгую жизнь.
За то, сколько слез из неё пролилось, Полине было стыдно перед Гаврилой, которому приходилось бесконечно утешать.
Девушка прекрасно понимала: ненормально так рыдать из-за беременности, какой бы незапланированной она ни была, но не плакать не могла.
Наверное, больше, чем плакал он, хороня бабушку или сестру. Наверное, Гаврила мог даже пожалеть, что связался с такой… слабой. Но Полина об этом не спрашивала – не выдержала бы закономерного ответа.
Знала, что лицо опухло. Глаза красные, сколько ни умывайся.
Застегивала утром блузку, в которой приехала, чтобы Гаврила завез ее в квартиру. Ему нужно куда-то ехать по делам. Она сама попросила.
Прислушивалась к себе и к тому, как Гаврила гремит на кухне. По-прежнему ничего особенного не чувствовала. Но еще два теста, за которыми ночью сбегал уже Гаврила, показали тот же результат.
Она беременна. Свершившийся факт.
Взгляд и пальцы замирают одновременно. Полина смотрит на торчащую полоску кожи на животе. Плоском-плоском. Скрывающем огромный запретный секрет.
Одна её часть подталкивает дотронуться, а вторая заранее руку одергивает. Это сжимает сердце и горло. Онатакне хочет. Она хочет радоваться.
Гаврила заходит в гостиную быстрым шагом. Окидывает повернувшую голову Полю взглядом, уперев руки в бока, вздыхает…
Подходит, разворачивает от дивана к себе лицом, дозастегивает то, что недостегнула она. Аккуратно заправляет блузку в юбку, помогает съехаться молнии…
Как с ребенком, ей-богу… А может просто с тормознутой беременной дурой.
– Сядь, Поль…
Гаврила полупросит-полуприказывает, кивая на диван. С его лицом тоже творится всякое. Видно, что думает. Видно, что непросто ему.
Полина слушается. Опускается, смотрит перед собой сначала, потом вниз немного, когда он приседает на корточки и берет в свои руки ее пальцы. Гладит. Взгляд ловит. Улыбается…
– Ты успокоилась хоть?
Спрашивает без раздражения. Шире улыбается, когда Полина кивает.
– Извини за истерику.
Прижимается губами к её костяшками, когда девушка даже извиниться пытается. Потом снова опускает на её колени, смотрит в лицо.
В его взгляде столько решительности, что невозможно не успокоиться. Но самое ужасное, что это очень временно. Он уйдет – она на дно опять…
– Полюшка, послушай внимательно, пожалуйста, – Гаврила делает особое ударение на слове «внимательно», Полина обещает кивком. – Всё будет хорошо. Не бойся только. И не плачь, очень прошу. Сердце же рвешь…
Будто из чувства протеста на ее глазах снова выступают слезы. Полина моргает, чтобы не пролились. Гаврила улыбается… Тянется к щеке, сам сгоняет…
– Я всё сделаю. Доверься и всё. Уедем на какое-то время. Тебе спокойствие надо, а твои против же будут…
Он – удивительный человек. Умудряется сгладить там, где сгладить невозможно.
– Не переживай, у меня деньги есть. Еще заработаю. Припечет — дом продам, но думаю, что и без этого справимся. На первое время нам точно хватит. Вы нуждаться не будете. Я себя применю…
Он уже говорит «вы»…
– Меня не отпустят… – Полина выталкивает из себя тихо-тихо и сдавлено. Транслирует глазами искренний страх. Гаврила гасит его новой улыбкой.
Не потому, что любят как-то особенно сильно. Просто… Это же позор. Отец такого не позволит.
– Если ты думаешь, что мне лучше с отцом твоим поговорить…
Гаврила даже закончить мысль не успевает, а Полина уже мотает головой. Об этом и думать страшно. Михаил Павловский с такими, как Гаврила Круглов, не разговаривает.
– У нас ещё какое-то время есть, правда? Срок же маленький, наверное…
Гаврила не сдерживается – соскальзывает глазами вниз. Поле делается неуютно. Хочется сжаться…
– Не знаю… Нужно, наверное, снова к врачу… Но я к своему не могу…
– Хорошо. Врача сделаю тебе. С опытом. Надежного. Что еще?
– Не знаю… – Полину и саму раздражает это состояние, когда один ответ на все вопросы… А Гаврила где-то находил силы реагировать спокойно. Улыбаться…
– Ничего. Разберемся. Ты, главное, не нервничай, договорились? Всё правда хорошо будет…
Полина проглатывает бессмысленное: «откуда ты знаешь?». Он не знает, но и не обязан. Он и так старается за двоих.
– О приятном думай…
Гаврила дает установку, она непроизвольно и как-то внезапно вызывает у Поли улыбку.
Господи… Он же правда невероятный. С ним ничего не страшно. Невозможно бояться просто. А теперь часть её Душевного внутри, получается…
Немного душевности в ней.
Глаза Полины снова мокреют, Гаврила наблюдает за этим, укутывая теплом…
– Я же ничего не умею… Ты же меня бросишь… – а потом её обливает ушатом холодной воды. Паникой кроет…
– Тихо, Поль… Ну тихо… – у Полины учащается дыхание, она за шаг до новой серии рыданий, но Гаврила не дает. Гладит руки, не позволяет взгляд отвести. Держит собой её внимание, а заодно и дамбу от прорыва. – На этих выходных в Любичи съездим. Как смотришь на это?
Спрашивает для Полины как-то неожиданно. Она чуть замирает…
Теперь необходимость лгать и изворачиваться снова кажется ужасной. Они уже доврались. Вляпались.
– Зачем? – предложи он еще вчера, Полина до потолка бы прыгала. С тех пор, как вернулись оттуда, всё ждала повторного приглашения. А он почему-то не звал… Сам не ехал. Наверное, меньше соскучился, чем она. А ей просто стыдно было говорить, что соскучилась.
Ей Любичи опять снились много раз. Теперь реальные.
Будто это её место. Совершенно её.
Гаврила не отвечает прямо. Смотрит как-то загадочно, губы дрожат у него… Снова руки приподнимает. Целует, гладит.
– Давай венчаться. Я в Бога верю. Перед ним тебя не обману.
Когда взгляд вскидывает – он уже другой. Серьезный до мурашек. У Полины во второй раз возникает желание поежиться.
– Ты только пойми... – но вместо этого она слушает, затаив дыхание. – Мы либо вдвоем прыгаем и взлетаем. Либо ты трусишь – и разбиваемся. Мне разбиться не страшно, но я лететь хочу.
Она понимает. Чувствует себя правда как за шаг до прыжка с обрыва. И понятия не имеет, есть там сзади крылья или нет.
Но он снова довериться просит. Полина кивает.
– Мне сок, пожалуйста… – Полина останавливает официанта, который успел поднести бутылку к ее бокалу. Смотрит на парня с улыбкой. По девичьей коже мурашками идет осознание, что её просьба не осталась без внимания.
У них снова обед на две семьи. Новая серия дебильного сватовства. Но теперь всё выглядит совсем пародийно. Потому что она беременна от парня, который когда-то избил Марьяна и испортил ему машину в наказание за излишнюю самоуверенность. А потом устроился водителем к её отцу и больше трех месяцев глумился вместе с ней, пользуясь оказанным доверием.
Но об этом пока никто не знает.
Только теперь уже даже призрачного шанса нет, что не узнает.
Ребенка не скроешь.
Создается впечатление, что её просьба о соке – чуть ли не главное событие за столом. Все молча и внимательно наблюдают, как Полине наполняют стакан.
Она подносит к губам, пьет жадно…
– Всё хорошо, дочь? – вопрос задает отец, привычно сканируя взглядом. Но сейчас Полина постоянно в стрессе. Смотри он или нет – неважно. Поэтому особого страха это не вызывает.
– Голова болит, – Полина отвечает, хмурясь и прижимая пальцы к виску. Это ложь. Но нежелание пить алкоголь всё равно нужно как-то объяснить.
– Молодая ты для головных болей, Полинка… А всё туда же… – отец Марьяна и Варвары пускает абсолютно неуместную шуточку, чтобы самому же и рассмеяться. То ли из уважения к нему, то ли всем действительно такой юмор залетает, но остальные реагируют тихими смешками.
– Погода меняется…
В её пояснении вроде как уже не нуждаются, но Полина всё равно бубнит себе под нос, пожимая плечами. Колупается в тарелке и старается заставить себя хотя бы что-то съесть. А еще не естьсебякаждую чертову секунду.
Сегодня по сути третий день её осознанной беременности.
Гаврила сказал ей стараться не нервничать и жить, как будто ничего не поменялось. А он пока… Всё подготовит.
Поля старается. Очень-очень старается быть умницей.
Дергается, когда к ней откуда-то сбоку тянется рука.
Варвара делает это не столько резко, сколько Полина в напряжении… Как удара ждет…
Получается же, что только Варю пугает. Подруга же просто прикладывает тыльную сторону ладони к ее лбу. Будто температуру меряет…
– Не горячая…
В ответ на слова Варвары за столом снова кивают. Типа волнуются. Типа хоть кому-то дело есть.
А на самом деле… Если Полина сейчас правду скажет – ни в одном взгляде не найдет хотя бы жалости. Уж не говоря о радости.
– Пройдет, все хорошо…
Полина вымучивает из себя улыбку. Скользит взглядом по Варе, даже Марьяна задевает. Потом снова в свою тарелку.
К Кулиничу-младшему она уже давно ничего не испытывает. Даже брезгливости. Холодное безразличие.
Ему повезло, что Гаврила ничего с ним не сделал после того, что услышал, пусть он даже никогда этого не поймет.
Пожалуй, это был последний её жест в его пользу. Пусть живет, как считает нужным. Теперь-то точно без неё.
– Полин, ну как там наши дела-то? Давно не рассказывала ничего…
Лучшее, что могли бы сделать ее родные и близкие сегодня – просто не трогать. Дать мирно отсидеться. Но папа… Он мыслит иначе.
Снова обращается с противоположной стороны столика. Снова смотрит. Ждет чего-то…
– Всё хорошо…
Она понятия не имеет, что он хочет услышать. Поэтому отвечает максимально никак и максимально обо всем.
– Я всё жду, а ты молчишь…
Следующее его обращение накатывает волной ярого страха. Полина вскидывает взгляд, тут же оказывается пойманной отцовскими глазами.
– Магистратура…
А вместе с уточнением от темечка до кончиков пальцев прокатывается слабость. Господи…
Как он заебал уже с этой магистратурой.
– Изучаю… Думаю, па…
Но нужно продолжнать быть Варварой. Делать вид.
Поэтому Полина отвечает, будто действительно держит в памяти и занимается. Когда на самом деле – даже смотреть в ту сторону не собирается. Теперь и подавно.
– Активней бы, Поль… Активней… А то вы молодцы, девчат... Лето красное пропели, загул на загуле. Хотя планы-то совсем другие...
В голосе отца слышится раздражение. Вроде как можно было бы на двоих поделить – замечание же и Вари тоже касается. Но она просто плечами пожимает, а у Поли таким же раздражением вибрирует грудная клетка. Он её вечно куда-то толкает. На каждом чертовом перекрестке, когда она хочет по сторонам посмотреть, подумать, почувствовать… Он берет палку и давай…
Вместо нее хочет жить её жизнь.
– Я тебе напомню, Полина, ключи от квартиры вручались с условием…
Напоминать ей совершенно не обязательно. Тем более:
– Думаешь, это всем интересно слушать? – за столом снова становится неуютно. Теперь всем. Реакции – типичны. Нервные улыбки. Такие же движения. Кто-то за бокалом тянется. Артурке ровно…
Хорошо Артурке. Только он скоро в двери не пройдет из-за размера своих рогов. А так – счастливый человек.
– Поль… – что она перегибает, понимает даже Варвара. Незаметно кладет под прикрытием скатерти ладонь на ее колено. Гладит, будто успокаивая…
Добра ей желает. И себе тоже день портит не хочет. Но в Полине так быстро костер не потушить. Она теперь тоже немного Гаврила. Она теперь думает… Может с ней действительнотакнельзя?
– Я не знал, что у тебя есть какие-то особенные секреты от присутствующих за столом…
Наверняка в отцовском ответе стоит искать двойной смысл. Наверняка самое время заткнуться, чтобы искать его не взялся сам отец. Но Полина отталкивает руку «подруги», смотрит прямо и не очень-то испуганно.
– У меня есть нежелание гавкать по команде.
Звучит так резко, что даже отец кривится. Откладывает приборы… Его невозможно так просто смутить. Он не краснеет, не бледнеет, эмоций не выдает. Но Полина знает его всю жизнь. Чувствует, что злится.
И все равно считает себя правой.
– Вот когда будешь сама зарабатывать на жизнь, Полиночка… Тогда непременно сможешь выбирать и темы, и собеседников, раз родной отец вызывает в тебе… М-м-м…
Михаил делает вид, что слово подбирает, а Полине так гадко…
– То есть, чтобы иметь право голоса, я должна отдать тебе карты, отчислиться из университета и съехать в коробку? Спасибо за идею, па. Звучит заманчиво.
Не дожидаясь реакции, Полина с характерным звуком отодвигает свое кресло, бросает на стол салфетку. Встает из-за стола, чтобы направиться с террасы ресторана в сторону уборных.
Ей всё равно, что дальше будет происходить за столом. Как будет возвращаться и будет ли. Хочется просто оказаться подальше и успокоиться.
Её трясет. Единственное настоящее желание – попасть туда, где Гаврила.
Но вместо этого – холодная вода на руки и брызги в лицо. В которое всё же ударила краска. Она провалила свой же план. А ещё она не умеет себя отстаивать. Только сбегать.
– Поль… – девушка вздрагивает, когда у нее за спиной открываются двери. Это мама. И пусть у кого-то другого это могло бы вызвать облегчение, Полине хочется прикрыть глаза и еле удается сдержаться, чтобы не сбежать в кабинку.
Потому что мать живет по правилам. Ей не нужна свобода жить в коробке.
– Вот, выпей…
Она делает вид, что заботится. Выдавливает в перевернутую своими руками ладонь дочери таблетку от головной боли.
Наверное, списывает псих на неё – боль. Наверное, всем лучше просто на что-то списать.
Полина делает вид, что действительно пьет, хотя на самом деле таблетка застряет в сливе раковины.
Выпрямляется, смотрит на мать в отражении.
Чувствует, как рука скользит по её спине, но это вообще никак не отзывается. Как так возможно? Каждое прикосновение Гаврилы полнится для нее чувствами. А с родными – чистая механика.
Её как лошадь успокоить пытаются. То Варя. То мама.
– Зачем ты его провоцируешь, Поль? Ты же видишь, он волнуется…
Мать пытается её вразумить, а Полины губы кривятся в не слишком радостной улыбке. Она почему-то всегда считала, что волнение не равно подавление.
– Я скоро вернусь…
Продолжать диалог она не видит смысла. Поддержки ждать тоже не приходится.
Оттолкнувшись от раковины, всё же идет к одной из кабинок. Уже замкнувшись внутри слышит, как мама покидает уборную.
Сама же просто смотрит в потолок. Потом делает то, от чего саму мурашит…
Рука тянется к плоскому животу.
Полина ведет, чувствуя себя странно…
Опускает взгляд, пуговицы на блузке расплываются из-за слез, шепчет:
– У нас по-другому будет. Я обещаю тебе. По-другому…