Нарушая все запреты

Глава 35

Глава 35

Полина хотела бы, чтобы врачом, который её осмотрит, была её гинеколог, но понимала, что практически без шансов.

Что бы отец ни говорил, в его представлении ребенок от водителя как минимум должен остаться в тайне. Хотя бы до поры до времени. Поэтому осматривавшим её врачом была не Павловна.

Ей сделали УЗИ и забор крови. Говорили больше с сопровождавшей дочь мамой, чем с самой Полиной.

Поля пыталась поймать взгляд молодой женщины-гинеколога, но та практически ни разу этого не позволила. Полина волновалась ужасно – за себя и за ребенка. Хотела по глазам хотя бы понять – зря или нет.

Если бы кто-то попытался заговорить с ней об аборте – закрыла бы уши просто. Но и потерять ребенка тоже очень боялась.

Мать по-прежнему была к ней холодна. Сжимала губы и хранила молчание за редкими исключениями – по необходимости.

Полину утомляла эта манера, она даже несколько раз чуть не сорвалась на крик:

– Мама, да очнись ты!!! Я же твоя дочка, черт тебя возьми!!!

Но сдержалась… И хорошо.

Находясь в своей комнате – бесконечно набирала Гаврилу или думала о том, что стоит набрать. Наравне с непониманием её крыло страхом. А вдруг с ним что-то случилось? Её Гаврила не стал бы игнорировать. Он не оставил бы одну так надолго.

Но факт в том, что её звонки остаются без ответов. Сообщения читаются… И ничего.

В голове бесконечно крутится навязчивая мысль о том, что нужно попасть в его квартиру, но как это сделать, Полина не знает.

Отцу даже не заикается, он четко дал понять, что это под запретом. Да и Полина боится, потому что именно он – отец – своими словами сеет сомнения, которые просто убивают.

Её Гаврила не обманщик. Они венчаны. Он перед Богом не соврет.

Жизнь Полины понемногу налаживается. Стремится к тому состоянию, в котором девушка провела девятнадцать лет до встречи с Гаврилой за исключением нескольких мелочей: ей по-прежнему запрещено покидать дом без сопровождения… И она беременна.

Родительский прессинг сошел на нет. Отцовское всепринятие даже пугает. Полина продолжает чувствовать, будто он ждет от нее покаянных слез, но Поля не кается. И продолжает ждать своего Гаврилу. Он же… Продолжает её игнорировать.

Его телефон работает, но трубку он не берет. Читает сообщения, но не отвечает. Попасть к нему домой Полине не удастся, её туда не отпустят, но как понять его молчание – девушка не знает.

Убеждает себя, что так надо. Каждый вечер ложится с одной мыслью: она еще один день ему доверяла. Он её не предаст.

Только когда он что-то сделает? Когда появится? Когда ей станет легче?

Полину больше не запирают в комнате, она может свободно передвигаться по дому и территории вокруг него. Она не выпускает из рук телефон и как сумасшедшая следит, чтобы он всегда был заряжен.

Старается нормально питаться и прислушиваться к ощущениям, которых по-прежнему почти нет. Слава богу, тянущие боли тоже прошли. Но она так и не знает о своей беременности практически ничего. Ни срока, ни состояния плода, ни результатов анализов.

Однажды мама принесла ей целую коробку витаминов и, кривясь, приказала пить.

Странно, но она реагировала на Полину и её состояние острее, чем вспыливший поначалу отец. Ей будто каждый раз делается неприятно от необходимости находиться рядом с дочерью. А дочери приходилось тушить в себе обиду из-за того, что родная мать ею брезгует.

Но это – меньшая из Полиных бед. Главное, чтобы её отпустили с Гаврилой.

– Полина, зайдешь? – она поднималась в комнату, бессознательно поглаживая живот пальцами. Не заметила отца, который стоял над лестницей, следя за ее приближением.

Вскинула взгляд, одернула руку чуть позже, чем осознала – он следит за ее движениями. Покраснела…

Кивнула.

Следовала за ним по коридору до кабинета.

Зайдя, окинула взглядом, направилась к креслу. Поймала себя на мысли, что практически перестала чувствовать напряжение. Отец давно не давит. А единственный принципиальный для неё вопрос продавить невозможно.

Полина на аборт не пойдет. Полина дождется Гаврилу.

Девушка следила, как отец прохаживает по своему кабинету, как останавливается у окна, сначала в него смотрит, потом, оглянувшись, с улыбкой на Полю.

Под его взглядами Поле стыдно, но она держится.

– Ты немного успокоилась, я посмотрю…

Кивает в ответ на его замечание. Грустно, что он начал обращать внимание на ее состояние только вот сейчас. Она в детстве до потолка бы прыгала от осознания – папа волнуется.

– Разговор не самый приятный будет, Поль. Но и не поговорить мы не можем.

Полине, конечно, не хочется, но протестовать она не пытается. Ежится только, руками себя обнимает.

Михаил подходит к рабочему столу, берет папку, взвешивает в руках сначала, потом ей протягивает.

– Это что?

– Возьми, полистай…

Пожимает плечами, встряхивая еще раз. Смотрит на папку сначала, потом на Полю.

Ей брать не хочется, но отказываться, наверное, бессмысленно.

Поэтому пластик ложится в ладонь. Полина открывает…

Она сразу начинает дрожать – на неё с фотографии смотрит Гаврила. Это так больно, что сердце реагирует, а ещё учащается дыхание.

– Только без слез, хорошо? – отец просит, Полина кивает просто чтобы кивнуть. А сама переживает новую сложнейшую в жизни минуту. Смотрит во все глаза, которые действительно застилают слезы.

Она их смахивает, хмурится, читать пытается…

Гаврила Афанасьевич Круглом, год рождения, поселок Любичи. Это, кажется, досье…

– Ты же не знала, с кем связалась, правда? – Поля вскидывает взгляд с сомнением на отца. Тот смотрит на неё внимательно, не отрываясь. Она знает – с самым лучшим на свете парнем. Самым заботливым. Любящим. Честным.

Знает, но вслух не произносит. Снова опускает взгляд на строчки его биографии.

– Он как на работу устраивался, документы подделал. Это Турова не оправдывает. Он свое тоже получит, что так нас подставил, но ты знать должна, с кем… Была.

Отец демонстрирует верх сдержанности. А Полине даже не обидно. У нее сердце бьется быстро-быстро, а глаза скользят по строчкам.

Может быть её состояние очевидно отцу. Может просто хочется говорить вслух, но он себе в этом не отказывает.

– Этот пацаненок, дочь, шестерка одного опасного человека. Он преступник. Крыска. Специализируется на замках – обычных и не только. Ломает защиту разных систем…

Полину бросает в дрожь, она снова отрывается от папки и вскидывает взгляд на папу. На его лице нет особенных эмоций, а её изнутри разрывает.

Она ведь знала, что Гаврила не совсем чист на руку. Всегда знала. Так почему сейчас так… Гадко?

– Ты же и без меня знаешь, что он Марьяна нашего избил? – отвечать ей не приходится. У отца подрагивают губы и коротко вспыхивают глаза. Он знает, что она знает. И это вроде как ему прощает… – Думала, наверное, что это романтично даже… За тебя такое сделал… А он вряд ли за тебя, малыш. Для него это – норма поведения. Беспредельщик он. Да только ладно, будь он просто беспредельщиком. Бог с ним, просто меня вы обманите…

В ожидании, а что «не бог с ним», Полина несколько раз непроизвольно дергается. Кажется, она превратилась в оголенный нерв.

Отец же не торопится. Ныряет рукой в карман, достает оттуда что-то…

Из его перевернутого кулака вниз вылетает крестик.

Полина не сдерживает странный звук – будто всхлип, но она же не плачет…

Или уже плачет?

Смахивает слезу, поднимает взгляд на лицо отца.

– Мои пацаны за твоим счастьем следят сейчас. В ломбард занес. За денежку… Твоё же?

У Полины нет сил ответить. Сердцу, которому было больно при взгляде на фотографию Гаврилы, теперь вообще невыносимо.

Зачем в ломбард? Как он мог в ломбард?

Отец снова собирает цепочку пальцами, на секунду крестик прячется в его ладони, а потом он ее переворачивает, раскрывает, предлагая…

– Бери.

И пусть это унизительно, но Поля не может сдержаться – тянется и сжимает в своем кулаке.

Острые углы давят кожу, но эти ощущения слишком слабые, чтобы отвлечь.

– Почему он не берет трубку? Это ты его… Запугал? – не задать этот вопрос Полина не может. И даже то, что отец реагирует дрожанием губ и снова вспышкой веселья во взгляде не задевает.

Ей знать надо. До остального нет дела.

– Вот ведь бандиты пошли… Так легко их запугать… – наверное, отец так над ней глумится сейчас. Но и на это Полине без разницы. Просто знать надо. Чтобы дальше ждать. – Я с ним не разговаривал, Полина. И не собираюсь. Он мне не интересен, в отличие от тебя. А вот ты вляпалась, девочка моя… Ужасно вляпалась. Ты знала, что он наркоман?

– Нет, – отцовский вопрос взрывается атомной бомбой в мозгу. Полина жмурится и мотает головой. Её «нет» значит не «не знала», а «неправда».

Она долго крутит головой, пока не начинает тошнить. Дальше, чтобы чем-то себя занять, дрожащими пальцами пытается снова надеть на шею крестик. Ей так сразу станет легче. Она будет уверенней в том, что у них с Гаврилой чистая и искренняя любовь. Просто… Просто он знает что-то лучше, чем знает она. И хочет сделать лучше…

– Значит, правду ребята говорят. В завязке был. А на радостях, видимо, развязался… Ты же ему успела про ребенка сказать, да?

Полина не отвечает, смотря перед собой в стену и поглаживая крестик. Должно отпустить… Сейчас должно отпустить… Она себя не отравит сомнениями…

Она его миллион раз видела голым. Он не наркоман. Он здоровый, практически не пьющий, парень. Её большая светлая любовь.

– Или может нюхал просто, пропадал же на несколько дней периодически, да? Устраивал себе туры, а потом возвращался, а ты и не замечала…

– Прекрати, – в ответ на Полину просьбу Михаил поднимает руки, будто сдаваясь. Но она не верит, что это конец. Оназнает, что это не конец.

– Вот и сейчас у него тур, Поль… По розовым красивым далям… Ты тут варишься, права ваши отстаиваешь, а он…

– Я тебе не верю.

– Ну так позвони…

Отец предлагает легкомысленно, в очередной раз пожимая плечами. А Полине снова в сердце больно. Она звонит без остановки.

– Хочешь, с моего телефона позвони… Он же вряд ли номер хранит…

Это «хочешь» – чистая формальность. На самом деле Михаил не спрашивает. Он уже взял со стола телефон и уже разблокировал его, чтобы протянуть Полине.

– Уж прости, я его номер в телефонную книгу тоже не забивал…

Ирония абсолютно неуместна, и исполнять прихоть отца Полина не хочет. Но ей слишком важно во всем разобраться.

Она забирает мобильный. По памяти вводит номер телефона Гаврилы и прикладывает к уху.

Гудки режут ножом по живому. Она даже не знает толком, что подарит ей облегчение – отсутствие ответа или ответ.

Но стоит услышать какое-то чавканье в трубке, сердце обрывается.

– Алло… – его голос Поля узнает из тысячи. Пульс тут же частит… Она теряет дар речи сначала, потом шепчет:

– Гаврюш…

Наступившая после пауза крошит на осколочки успевшее закаменеть сердце. Может Полина и сама бы развалилась на кусочки, толкни её сейчас кто-то на пол.

– Скажи что-то… – она просит, не думая о том, как жалко может смотреться со стороны. Ей всё равно. Абсолютно…

– Это кто? – а потом невыносимо больно. Потому что из трубки разносится вопрос, дальше смех, следом. – Не узнаю… Приезжай, малыш, познакомимся… У нас тут хорошо… Лета-а-а-аем…

Становится так мерзко, что Поля не выдерживает. Отрывает от уха мобильный, будто он жжется. Скидывает, смотрит на набранный, не моргая. Это был Гаврила.

Это был её Душевный. Её и совсем не её…

Взгляд снова фокусируется на строчках его досье, которое лежит под телефоном.

Полина скользит по ним, впитывая:

«Привод… Привод… Привод…»

«Участие в махинациях… Пьяная драка… Порча имущества… Торговля наркотиками»

– Взял, ты посмотри… – самой кажется, что ни одно слово и действие не могут ранить ещё сильнее. Но отцу удается.

– Мне нужно в комнату.

Её снова начинает тошнить. Полина захлопывает папку, возвращает на стол и, не глядя, выходит из отцовского кабинета.