— Подожди! — холодные пальцы робко обхватили широкое запястье Макса, заставив остановиться.
Голос девушки, тихий, почти плачущий, действовал оглушающе. Сердце в груди вдруг совершило кульбит, взлетело и застряло где-то поперёк горла. Резко обернувшись, застыл, попав под чары её дико сверкающих глаз. Завис на минуту. Потерялся будто. Утонул в бушующем океане сдерживаемых слёз.
Сокол наклонился, подцепил двумя пальцами аккуратный подбородок и зафиксировал. Надёжно — не сбежать.
— В чём дело, Зеленоглазка? Ты вся дрожишь.
— Я... — она не могла вымолвить ни слова. Шумно вдохнула, попыталась отвернуться, но он не позвонил. — Я не знаю.
«Обманщица», — пронеслось в его голове. Жёсткие губы растянулись в привычной ухмылке.
Нечто густое и плотное повисло в воздухе, встало между ними раскалённой завесой. Нечто осязаемое и наэлектризованное. Знакомое до боли в груди...
Она хотела его!
Макс видел желание в её глазах. Слышал его в рваном биении девичьего сердца. Улавливал в трепетном вздрагивании длинных ресниц. И ему это нравилось. Чёрт, как же ему это нравилось!
Соколов не был романтиком даже в юношеские годы, а тут его прибило. Прошибло насквозь. Да так, что не разогнуться больше. Он даже не понял, что с ним. Заклинило мужика, и всё тут. Контузило напрочь — не выбраться. Из-за неё.
Не выдержал. Окинул малышку долгим, изучающим взглядом.
А посмотреть было на что.
Сафонова воплощала собой мечту об идеальной женщине. Его мечту.
Ухоженная до невозможности. Утончённая. Изысканная, как драгоценная статуэтка. Хрупкая и совершенная. Округлые бёдра, которые так и просятся обласкать. Тонкая талия, плоский животик и лицо... Хоть неделю любуйся, но и этого не хватит, чтобы насладиться ею.
Он провёл пальцами по плечу, спустился вдоль руки. Кожа оказалась мягкой и шелковистой, без единого волоска. Её хотелось не просто трогать — вобрать без остатка. Избавить от лишней ткани и всю детально рассмотреть. Изучить каждый изгиб, каждую родинку, добраться до татуировки, спрятанной на пояснице...
Макс больше не мог сдерживаться. Слишком велико было искушение поцеловать её, ощутить под собой податливую нежность женского тела.
— Чего ты хочешь, Зеленоглазка?
Пухлые губы девушки изогнулись в грустной улыбке. Взгляд её стал мутным, подёрнутым туманной дымкой, в которой он так боялся утонуть.
— Исчезнуть, — на мгновение она снова прикрыла глаза, спрятав от него все свои эмоции. Умолкла на мгновение, и даже не осознавая этого, подалась навстречу ему. — Хочу забыть обо всём... хотя бы на одну ночь...
И тут он понял, что хочет того же. Нарушить все правила и запреты. Впервые в жизни довериться голосу сердца, а не разума. Раствориться в ней. Целиком. Без остатка.
Макс с глухим стоном сжал нимфу в объятиях и припал к её устам в долгом поцелуе.
— Что ты со мной делаешь, Зеленоглазка? — хрипло пробормотал он, наконец оторвавшись от целительного источника и заключив раскрасневшееся лицо девушки в ладони. — Я так сильно желаю тебя, что уже забываю обо всём на свете. Со мной это впервые.
— Со мной это тоже впервые, — задыхающимся от волнения голосом призналась Сафонова.
Пальцы Макса умело заскользили по обнажённой спине, вбирая её тепло, вдыхая цветочный аромат длинных каштановых волос. На мгновение он замер, неожиданно смутившись от собственных признаний и остроты тех ощущений, что разрывали внутренности на куски. Отстранился, не разрывая зрительного контакта.
— Наверное, мы оба сошли с ума...
Она положила ладони ему на грудь, не давая разорвать тонкую нить, сковавшую их невидимой паутиной. Уткнулась лбом в шею Сокола, обжигая жарким дыханием, расщепляя последние крохи благоразумия.
— Т-с-с... Не говори ничего... — умоляюще прошептала она. — Увези меня отсюда!
Зарычав от восторга, Макс с лёгкостью подхватил её на руки и припал изголодавшимся ртом к бархатисто-нежной щеке.
Реакции Зеленоглазки кормили его внутреннего зверя. Подкупали своей искренностью. Он уже и не помнил, когда в последний раз видел во взгляде женщины настоящее, голое желание. То самое, от которого мужчина способен потерять голову. Ради которого готов отказаться от собственных правил.
Эта малышка была другой. Неиспорченной фальшью. Живой...
Макс привык к этому. Интуитивно чувствовал ложь, улавливал в каждом наигранном вздохе и стоне.
Отчасти поэтому Сокол давно перестал обращать внимание на женские заигрывания. Понял, что по-другому никак, не умеют. Секс стал для него чем-то вроде игры, где у каждого своя определённая роль и позиция. Ему было плевать, с кем, где и как. Единственное правило долгие годы было лишь одно — в эту конкретную ночь она только с ним. И чтобы покладистая оказалась, на всё готовая...
Но с Зеленоглазкой хотелось большего. Сколько ни старался, а раскусить её не получалось. Инстинктивно вдруг замолчали резко. Отключились, стоило ей появиться рядом.
— Одна ночь, девочка. Никаких запретов и никаких обязательств, — уткнувшись в ложбинку за ушком, осторожно гладил тонкие предплечья. — Если тебе это не подходит, скажи... Я не привык называть женщине свою волю. Решать только тебе... Всего одно слово, Зеленоглазка. Да или нет?
Но она не ответила. Обхватила его голову, привлекла к себе и поцеловала. Её рот приоткрылся, и Макс воспользовался этим, погрузившись языком глубоко внутрь, лаская до тех пор, пока ноги Сафоновой не подкосились. Пришлось подхватить её за талию, не давая упасть.
— Ты теперь моя, Зеленоглазка! Только моя...
Она действительно станет его. Всего на одну ночь Макс забудет об осторожности и позволит себе маленькую слабость. Первую и единственную за всю жизнь. А утром... утром он снова станет прежним и навсегда забудет о прекрасной вдове Сафонова.