Александр Подмогильный Наши «левые» в деградирующем Ростове

Ростов-на-Дону претендует на звание столицы Юга России: здесь находится полпредство и прочие казённые учреждения Южного федерального округа. По последней переписи населения город насчитывает около миллиона жителей, а если посчитать всех нелегалов и мигрантов — то и все два. С тех пор, как Украина получила независимость и торговые пути из Москвы перестали пролегать через Харьков, Ростов стал фактически единственным перевалочным пунктом между Северным Кавказом и остальной Россией. Это прежде всего торговый город. Здесь всё время что-то покупают, продают или перевозят. Есть и крупные промышленные предприятия: знаменитый Ростсельмаш, который работает едва ли на десять процентов от своей мощности, и вертолётный завод, который не так давно посещал сам Уго Чавес. Но тем не менее большинство населения занято либо в сфере услуг (магазины, торговые сети и т.д.), либо непроизводительным физическим трудом (укладка плитки, работа на складе). Главный вуз города — Южный федеральный университет (ЮФУ), в который объединили несколько бывших институтов, добавим к нему Ростовский государственный университет путей сообщения (РГУПС) и Донской государственный технический университет (ДГТУ). Недавно благодаря инициативам Министерства обороны было закрыто, расформировано и разворовано Ракетно-авиационное училище им. М.И. Неделина. Из культурных достопримечательностей можно отметить Музыкальный театр и Театр им. Горького, построенный в тридцатых годах в стиле конструктивизма (в форме трактора).

Казалось бы, в таком большом и развитом городе должна быть активная политическая жизнь. Это не так. За последние годы интерес к политике у жителей нашего города резко упал. Еще несколько лет назад в каждом районе существовала организация «Молодой гвардии Единой России» (МГЕР), и каждая насчитывала по 10—15 человек. Сейчас же их и след простыл, осталось только руководство. Когда потребовалось провести пикеты в поддержку Путина, они не смогли привлечь никого, пришлось заставлять бюджетников стоять с плакатами против «оранжевой чумы».

Еще печальнее обстоит дело с левыми (кого бы под этим словом ни понимать). В КПРФ раньше существовал «Патриотический союз молодежи Дона», куда входило около 50 человек. Нынче же собрания комсомола (ЛКСМ) редко посещают больше пяти активистов. Были и «левопатриотические» организации (ВМГБ, «Трудовая Россия», АКМ), сейчас они полностью прекратили свое существование. Действовали Федерация анархо-коммунистов и местный филиал Федерации анархистов Кубани, которые тоже почили в бозе. Некогда многочисленная НБП сейчас насчитывает два-три человека (именует себя, разумеется, «Другой Россией»). Раньше все вместе левые (без КПРФ) были способны вывести на первомайскую демонстрацию несколько сотен человек. Сегодня они едва ли соберут больше 20. Такой упадок политической жизни никак не повлиял на популярность В.В. Путина: бабушки все равно знают, что он платит им пенсию, а бюджетники — что получают от государства зарплату. Зато на популярности левых идей это сказалось очень сильно: многие люди в первый раз слышат слово «коммунист», а остальные плохо понимают, что это значит. Людей, знакомых с теорией, можно в буквальном смысле по пальцам пересчитать. И это — в двухмиллионном городе!

Сейчас в Ростове действует лишь несколько небольших левых групп, которые то и дело грозят развалиться. По сравнению с девяностыми численность и влияние левых ещё более уменьшились. А ведь левые в городе и в девяностые не блистали. Что же довело их до сегодняшнего плачевного состояния?

Большинство (если не все) ростовские левые вышли из неформальной тусовки. Причин тому несколько. Институты социализации в современном обществе практически отсутствуют, кроме учебных заведений мест для элементарного общения почти нет. Политических партий (за исключением КПРФ) или организаций, где бы проводилась хоть какая-то работа — тоже. К моменту развала Советского Союза от «советского марксизма» не осталось ровным счётом ничего, кроме набора догм, «что такое хорошо, и что такое плохо». Роль книг к этому времени была фактически сведена на нет. Во всяком случае, так это выглядело в нашем торгашеском Ростове. Если на Западе девальвация понятия истины и насаждение постмодернизма в философии привели к исчезновению такого явления, как интеллигент, то в СССР разворачивался сходный процесс: под прикрытием официальной идеологии утверждался позитивизм в форме веры в глобальную мощь науки, в кибернетику, а параллельно дилетантские рассуждения «лириков» о «нравственных проблемах» заменяли собой философию. Образовался идеологический вакуум, колоссальный дефицит смыслов. Среди советских диссидентов не было талантов в области общественных наук, были лишь некоторые люди-символы. И большинство ищущих оказалось разочаровано, читая по ночам запрещённые произведения диссидентов и не находя там ничего. Вот почему интерес к издаваемым в перестройку миллионными тиражами журналам угас очень быстро: люди искали в них то, что смогло бы заменить набившие оскомину советские лозунги, а находили там в лучшем случае религиозно-мистический хлам. Желание что-либо читать в поисках ответа на вопросы отпало надолго.

Роль проводников идей (в первую очередь левых) легла на андеграунд, а точнее, на рок-музыкантов. Но и с этим дело обстояло очень туго, поскольку, начиная с Ленинградского рок-клуба так называемый русский рок носил подчеркнуто аполитичный характер. Позднее в среде неформалов-тусовщиков считалось дурным тоном отзываться положительно или даже обсуждать так людей, как Шевчук и Кинчев. Даже и сейчас приходится читать восторженные статьи о том, что якобы пионеры «русского рока» выступали за «свободу», что они не хотели «обратно в СССР», но в то же время не хотели на Запад. На самом деле они никуда не хотели. За всеми их псевдофилософскими текстами, нагромождением заумных фраз скрывалось не что иное, как желание стать признанной богемой, новой «элитой», занять теплые места среди «деятелей культуры».

Настоящая же популярность неформальных субкультур началась в Ростове в конце девяностых, с появлением фильма «Брат-2» и «Нашего радио». При том что в «Брате» ярко виден переход от защиты ценностей традиционных (то есть советских) к реакционным и даже шовинистическим. Вместо «имперской» логики защиты и собирания территорий вырастает банальный национализм, а ответить на царящий кругом бандитизм предлагается аналогичным способом: взять в руки автомат и стать таким же бандитом. Понятно, что такой фильм не нёс в себе никакой опасности для власти, а лишь подталкивал молодёжь к бытовому насилию. Всё это сопровождалось рок-н-рольным «угаром» и рекламной кампанией на «Нашем радио». Долгое время это радио было в Ростове чем-то вроде символа разросшейся до непомерных размеров субкультуры. Публика в банданах и чёрных балахонах была довольно многочисленна, собиралась группами в несколько десятков, а то и в сотню человек, притом в нескольких местах города. (Ни с какими современными «оккупаями» это не сравнится. На «оккупай» в Ростове пришло лишь немногим более десяти человек.) От своих кумиров, радиостанций они ждали каких-то смыслов, каких-то посланий, точнее хоть какой-то, самой примитивной идеологии. Но её не было. На «Нашем радио» политизированные песни были под негласным запретом, тот же Летов не звучал под тем предлогом, что он «фашист». На вершину популярности взобралась инфантильная, полудетская группа «Король и Шут». Вместе с другими коллективами такого же рода своей аполитичностью и своими текстами они фактически насаждали культ развлечений, по большей части алкогольных, и содействовали отуплению многотысячной армии фанатов.

Что касается «андеграундных» групп, то их пытались прибрать к рукам ультраправые. Корпорация тяжёлого рока (КТР), которой руководил Сергей Троицкий (Паук), фактически приобрела монополию на издание записей панк-групп. Левая пропаганда там не допускалась, зато в каждый сборник включалось по две-три песни сугубо нацистского содержания. Эти сборники наводнили Ростов.

Что еще содействовало упадку левых? Повышение цен на нефть, и появившаяся у государства возможность давать небольшие подачки гражданам. Плюс непомерно разбухшая индустрия развлечений (телефоны, ноутбуки, плееры и т.д.). До невероятных размеров разрослось студенчество — при почти полной ликвидации промышленности. Это позволяло молодым людям, не особо напрягаясь (ведь они знали, что как специалисты востребованы не будут), жить беззаботной жизнью весь период обучения и не думать ни о какой политике. Появилось целое прикормленное поколение, привыкшее развлекаться и не способное работать. Они не понимали и не понимают, что в один прекрасный момент прикормка может закончиться.

Кроме того, политизированные маргиналы были банально разогнаны правыми скинхедами, а неформальные политические организации взяты под контроль ЦПЭ и ФСБ.

Проще говоря, люди погрузились в частную жизнь. Стали больше пить (вновь, как при Брежневе, многократно возросло потребление алкоголя и стала расти смертность от него). Таким образом, и без того вялая протестная волна, которая имела место в девяностых, сошла на нет. Люди занялись своими личными проблемами, а улица была почти полностью отдана правым, что вполне соответствует эпохам «стабильности».

Теоретическая база левых организаций, и до того состоявшая из пустых бессмысленных деклараций, свелась к набору весьма немногочисленных лозунгов. Причём определить, является та или иная организация левой, довольно сложно, так как у людей, называющих себя левыми, отсутствует само понимание того, кто такие левые. Совсем немногое объединяет людей, собравшихся в какую-либо организацию. Достаточно считать себя патриотом (а часто и антисемитом), чтобы вступить в КПРФ. При этом можно не любить революцию, но обязательно любить надо Сталина и быть государственником. Чтобы быть троцкистом, нужно считать Сталина плохим, а Троцкого — хорошим; остальное, в принципе, неважно. У анархистов вся «теория» сводится к тому, что государство и капитализм — это плохо. Почему это плохо, они объяснить не могут, да это им и не нужно. О массе карьеристов, мечущихся из одной партии в другую, и говорить нечего. К сожалению, именно такие люди чаще всего оказываются на руководящих ролях.

Подобная ситуация была в нашем местном отделении КПРФ. Пару лет назад из комсомола ушел его первый секретарь и, по его собственным словам, «видный политический деятель» Алексей Плахута. У этого человека сложная судьба: он был в «Яблоке», в «Родине», а после ухода из КПРФ стал контактировать со «Славянской силой». При нем в комсомоле проходили собрания, настоящие собрания. При общей численности организации в 8—10 человек (это если по максимуму) был избран первый секретарь, секретарь по идеологии и ещё какой-то секретарь. Они сидели втроём за большим столом, а остальная немногочисленная публика располагалась в небольшом зале. В один прекрасный день Плахута, видимо, захотел приобрести всероссийскую известность. На выходных, пока никого не было, он тайно пробрался в штаб партии, вынес оттуда документы, и оставил на столе заявление, в котором обвинял руководство партии в оппортунизме, пьянстве, а самое главное, в том, что ему не дали орден и медаль в честь 140-летия Сталина, которые он заслужил по праву. Естественно, разразился скандал [1]. Но политическая карьера автора скандального заявления не задалась, хотя он и проболтался ещё некоторое время в РКСМ [2].

Вслед за ним ушли два его друга, тоже секретари. Один из них через пару месяцев «встречал рассвет с губернатором» (такое действительно было, губернатор приходил приветствовать новое движение по озеленению и уборке мусора) [3]. Другой сразу же заделался либералом.

Как приходят в КПРФ? Один из ярых активистов, Александр пришел в комсомол (в комсомоле сейчас можно быть до 33 (!) лет), борясь с коммунальными службами. Местное отделение партии ему в этом помогло. Главную задачу партии Александр видит в восстановлении СССР и борьбе за справедливость. За эту справедливость он даже пострадал, когда был кандидатом в депутаты [4]. На эти никому не нужные выборы КПРФ потратила кучу денег, напечатала сотни тысяч газет, и получила… одно место из 35, да и этот единственный депутат в партии не состоял. Все убеждения Александра укладываются в триаду «СССР — Сталин — патриотизм». Маркса и Ленина, по собственному признанию, не читал. К тому же главными врагами России он считает не капиталистов, а евреев («жидов»). Про того же Плахуту и его друзей Александр как-то сказал мне: «Не хочу показаться антисемитом, но это заговор. Здесь замешаны лица еврейской национальности. Я видел в интернете, как можно определить еврея. Носы у всех похожи, а особенно уши, уши!» Однажды он привёл на собрание человека, который повёл себя странно: принялся, буйно жестикулируя, рассказывать о том, как Сталин в 37-м перестрелял всех троцкистов-«жидов». Когда Александру задали вопрос, кто это, он ответил: это коммунист! Причем воспринималось всё это достаточно спокойно, в порядке вещей. Александр не только очень активен, но и очень серьёзен. Серьёзно относится к бесплатной раздаче газет с портретом Зюганова, и радуется, если удалось раздать на пару тысяч больше.

После ухода Плахуты численность организации сократилась. Но, тем не менее, осталось много достойных людей. В полном соответствии с программными установками КПРФ городским отделением в одном из городов области руководит богослов (с профессиональным образованием). Себя он считает «знатоком диалектического христианства». В общем, человек недюжинных знаний. Однажды, когда зашла речь о маньяках, он сказал: «Вы не знаете истории, вы не представляете себе, сколько маньяков было в деревне». Особого упоминания заслуживает его писательский талант. Главные темы его произведений — это насилие и гомосексуализм. Его перу принадлежит произведение про Ленина-Бланка-гомосексуалиста и замечательный «Психологический анализ фрезеровщика», который заканчивается словами: «Теперь мы видим, к чему приводят “металлообработочные забавы”: фрезеровщиков ждёт полная деградация личности, агрессивный гомосексуализм, локальный коммунизм и вырождение» [5].

Но есть в организации и настоящий теоретик Станислав. Иногда он читает лекции немногочисленному составу комсомола. Одна из лекций была посвящена депортации кавказских народов. Станислав рассказывал, что людей одновременно и наказывали, и спасали от мести разъярённой Красной Армии. Да и вообще эти люди от рождения ведут себя плохо и склонны не любить русских. Ещё одна лекция называлась «Революция без насилия». Оратор говорил о том, что нужно втыкать розы в щиты омоновцев. В целом, говорит он много и охотно, и общий смысл его речей сводится к тому, что коварный Запад при помощи философов Франкфуртской школы изобрёл средства манипулирования сознанием и разрушил традиционный уклад русской жизни, то есть «соборность» и «русский космизм». Поэтому и развалился Советский Союз.

Теоретик Станислав часто возмущался, что комсомол становится «приютом для сирых и убогих». И для этого были основания. Один комсомолец раньше ходил в секту к мормонам, ему нравилось играть там в теннис. Были ещё два брата комической внешности. Оба носят усы, которые никогда не бреют, оба шепелявят и выглядят… как бы это сказать помягче… психически не совсем здоровыми. Накануне очередного дня рождения Сталина они предложили «защитить его, как это делает замечательный публицист Сергей Ервандович Кургинян». В итоге решили провести опрос: почему Сталин называл себя русским и почему понижал цены. Впоследствии братья разочаровались в комсомоле, и ушли в районное отделение партии. Как правило, эти отделения размещаются в подвалах, и заседают там люди в возрасте за семьдесят. Часто бывает сложно собрать кворум, так как половина членов партии не может ходить.

Не так давно в городском комсомоле произошла реорганизация, первым секретарем стал Евгений Чугунов, личность, выдающаяся во всех отношениях. Человек гоповатого вида сделался всеобщим любимцем сразу, как только появился в организации. Пришел он туда из «Молодой гвардии Единой России». Несмотря на бегающие глаза и бессвязную речь, он проявлял удивительную активность. Злые языки говорили, что связано это с употреблением запрещённых веществ. На выборах он тоже вёл себя активно. Будучи наблюдателем, он говорил председателю комиссии: «Вы чо, вы же понимаете, что это незаконно, мы можем эту тему раскачать и аннулировать голосование». Именно этого бывшего мгеровца (на фото в центре [6]) за проявленную активность назначили руководить комсомолом в Ростове-на-Дону.

У комсомольцев есть две задачи: раздавать газеты с портретом Зюганова и стоять с флагом на митинге. При этом их одевают в дурацкие жилетки и кепки. Смысл существования самой организации не совсем понятен, так как на Первое мая и Седьмое ноября привлекают большое число студентов, благо, в штабе КПРФ есть два преподавателя. Студенты приходят постоять на мероприятиях и помахать флагом за зачёт, а иногда и просто за деньги. Причем негативного отношения к этому они не высказывают: проще постоять полтора часа с флагом, нежели что-то учить (сдавать). Похожим образом действует и «Единая Россия». Ей тоже приходится привлекать студентов, поскольку МГЕР в Ростове практически прекратила своё существование. Только используют единороссы тактику запугивания: отчислим, не поставим зачёт и т.д. Например, на «белоленточный» «Белый поток» (автопробег и митинг с участием депутата Ильи Пономарёва) пригнали группу студентов с лозунгами «Дон за Россию», «Хиллари, ты не права» и т.п. Выяснить, кто они такие, из какого вуза, по чьей инициативе пришли сюда, не удалось. Ни на какие вопросы журналистов и участников митинга они не отвечали, отворачивали лица, и по первой же отмашке удалились [7]. А что касается раздачи партийных газет, то для этого дела обычно нанимают людей за деньги. Но комсомольцам предлагается делать то же самое из любви к родине и Зюганову.

Помимо КПРФ, в Ростове есть ещё и радикальные коммунисты. Организация носит громкое название: «Западное отделение Рабоче-коммунистической организации “Молотов”», хотя и существует только в одном городе. Появилась она так: несколько лет назад основатель организации посетил «Лагерь им. Че Гевары» (лагерь, организованный комической комсомолкой Франческой (Ольгой Ивановой) на Чёрном море). Первое, что он там увидел, был знакомый участник «Левого фронта», который встретил его словами «я здесь уже три часа как трезвый». Остальные участники лагеря находились в похожем «весёлом» состоянии. Посмотрев на всё это, местный коммунист уехал обратно и написал в своём блоге [8], что этот лагерь был сборищем алкоголиков. Тем не менее, идея ему понравилась. Вместе с несколькими знакомыми левыми он решил основать ультрареволюционную организацию, которая тоже будет совершать выезды на природу и тренироваться там в стрельбе. Для этой цели были закуплены пара дешёвых пневматических винтовок и красный флаг с деревянным древком. А чтобы придать всему действу устрашающий вид, участники организации фотографировались в чёрных масках и выкладывали фото в интернет. Эти фотографии очень быстро нашли правые, и стали обсуждать на своих страницах в социальных сетях. На одной из фотографий был изображён человек с молотком и красным флагом. «Да таким молотком можно череп проломить», — писали ультраправые. На другой — человек в тренировочных штанах держал винтовку. «Да у него штаны порвались прямо на заднице», — гласил комментарий. Под фотографией, где эти леваки, скрыв лица палестинскими платками, сидели за столом с кружками, кто-то написал: «Они наверное так жидкость фильтруют». Впоследствии был куплен травматический пистолет. Стрелять из него по мишеням вообще-то глупо, так как он для этого не предназначен, но, тем не менее, несколько мишеней с изображением Путина были поражены. Наконец, был испытан новый вид оружия — праща. То есть это был кусок тряпки с примотанными к нему верёвками. Только почему-то камень из пращи летел резко вверх и норовил упасть на голову тому, кто его запустил.

Участники этой организации по-своему примечательны. Один, из них, называющий себя «Зеро», начинал свой путь в РНЕ. «РНЕ многое мне дало», — говорил он. Затем «Зеро» вступил в НБП, когда она ещё действовала у нас в городе. До сих пор он сохранил верность этой организации, уважает Лимонова, любит Сталина и Муссолини. «Зеро» нигде не работает и не учится. Еду добывает, воруя в супермаркетах. Обычно это макароны, хлеб и банка тушёнки. «Зеро» крайне «радикален». Когда участники организации пришли на один из митингов, он и несколько его товарищей стал раздавать там листовки, где было написано «Кровь за кровь, смерть за смерть» и «Да, смерть». Это сразу же привлекло внимание сотрудников ЦПЭ. Затем, когда к микрофону пригласили всех желающих, он пробрался туда и стал агитировать за партию «Другая Россия». Естественно, после этого его самого и тех, кто был с ним, несколько часов допрашивали в полиции. Вообще же после этого случая нацбол-коммунист находится под пристальным вниманием органов. Перед одним из «маршей миллионов» он был профилактически посажен на 10 суток за то, что «матерился и хватал прохожих за пуговицы».

Ещё один человек, по кличке «Ленин», ранее состоял в АКМ. После того, как Удальцов стал сотрудничать с либералами, эта организация развалилась, и «Ленин» вступил в КПРФ. В своём пригороде он даже пару раз баллотировался от этой партии в местную городскую думу. Однопартийцы приезжали агитировать за него. Сам он агитировать был не в состоянии, сказал, что от него несет перегаром, и вид имел прескверный. Тем не менее, на выборах он набрал около тридцати процентов, видимо, благодаря магической силе четырёх букв КПРФ. Как-то он целый день пил на пару с лидером местного «Левого фронта» Рязанцевым. «Левофронтовец» оказался слабее, и к вечеру уснул за столиком. Собутыльник сначала не знал, что с ним делать, но потом дотащил его до лавочки и оставил там спать. Как назло, мимо проезжал полицейский «бобик» и забрал незадачливого революционера. Проснувшись в полиции, Рязанцев подумал, что товарищ его сдал. С тех пор они в ссоре и больше не общаются.

Другой участник ура-революционной группы, Михаил, решил перейти к практической реализации идей Вильгельма Райха. Он создал специальную секс-группу в социальной сети и размещает везде объявления вроде этого: «Оргия! Требуется 2Ж или 1Ж или 1М». Написал даже теоретический трактат о будущей коммуне, где, в частности, говорится следующее: «Коммуна создается на основе учения идеолога сексуальной революции Вильгельма Райха, а также на основе моего личного сексуального опыта. Живя в одиночестве или семье человек всегда будет стремиться к расширению своих сексуальных контактов. Мы хотим расширить семью до бесконечности и сделать секс бесконечно свободным. Сексуальное счастье возможно только в коммуне» [9]. Однако пока привлечь к этому делу хотя бы кого-то ему так и не удалось.

Анархисты представлены двумя группами. Одна из них считает себя филиалом Конфедерации революционных анархо-синдикалистов — Российской секции Международной ассоциации трудящихся (КРАС — МАТ) [10]. Об интеллектуальном уровне этой группы можно судить по количеству мата и грамматических ошибок на сайте. Идеология у этих анархистов состоит из культа личности Махно, а также из ярого, пещерного антикоммунизма. Пока что их единственный выход в свет случился на праздник Первого мая. Собрав людей из пригородов, они смогли увеличить свою численность до десяти человек. Но направились почему-то не туда, где проходил митинг левых, а к другой стороне площади, где проходил физкультурно-фашистский праздник «Единой России». Полицейские, увидев людей в масках с чёрно-красными знамёнами, быстро скрутили их и доставили в отделение. На этом акция и кончилась. В прошлом году один из участников этой группы совершил самоубийство. Сообщили анархисты об этом следующими словами: «Он вышеб себе мозги из двухстволки. Я не могу в это поверить, но он взял ружьё и размозжил себе башку!». Интернет-бойцы из КРАС узнали об этом только из сообщений на форуме.

Второй группой руководит бывший любитель пострелять из воздушки Токарев [11]. Ему надоело пребывать в организации в роли рядового участника, и он решил создать свою. Эта группа отличается теоретическими новациями. Она пропагандирует так называемый анархо-большевизм, то есть пишет на стенах лозунги с изображениями серпа и молота и знака анархии. На митинге «За честные выборы» они появились в масках и представились участниками движения «Оккупай Уолл-Стрит». Больше никакой активности не проявляли.

Кроме того, в городе действует «Левый фронт», про его лидера Рязанцева я уже упоминал. Их тактика — как можно большее число раз попасть в полицейский участок. Если никого не задержали — значит, акция прошла зря. У лидера этой организации уже 60 или 70 задержаний, и останавливаться он не собирается. На одном из пикетов он даже стал волноваться: «Что? Никого не свинтили? А ну иди быстро», — и активист «Левого фронта» покорно пошёл общаться с полицией. «Левый фронт» пытался проводить «Дни гнева» 12-го числа каждого месяца. Выглядело это так: около десяти человек выходили на площадь — и затем дружно отправлялись в отделении полиции. Во время зимних «белоленточных» митингов Рязанцев выступал одним из организаторов и ведущих митингов. Однако где при этом был сам «Левый фронт», непонятно. Выглядело это довольно комично: Рязанцев ходил по площади, завернувшись в свой флаг в гордом одиночестве и всякий раз неизменно попадал в отделение полиции. «Акция» с точки зрения «левофронтовцев» — это пикет за честные выборы или в поддержку политзаключенных, никакой другой формы активности они не знают.

Организации левых друг с другом обычно не взаимодействуют. За исключением разве что двух групп анархистов. Но после того, как одна из них захирела и практически прекратила существование, это общение сошло на нет. «Левый фронт» обвиняет участников «Молотова» в том, что они «агенты ФСБ», анархисты ненавидят марксистов из идеологических соображений. С другими организациями взаимодействует КПРФ, правда, со всякими черносотенцами вроде Евразийского союза молодёжи (ЕСМ) или казаков.

Действующая власть левыми практически не озабочена. Сейчас полиция и ЦПЭ заняты исключительно «белоленточниками». Перед каждым «Маршем миллионов» в Москве наиболее активных (да и просто тех, кто «засветился» в «белоленточном» движении) сажают на 10—15 суток. Например, активиста «Левого фронта» из Новочеркасска Олега Прудникова таким образом профилактически сажали чуть ли не каждый месяц. Едва ли не единственный случай за последнее время, когда левые привлекли внимание полиции, — это 50-летие расстрела рабочих в Новочеркасске. Тогда группа активистов пришла туда с красным флагом, повязанным траурной лентой и раздавала листовки. Всех задержали, но ограничились трёхчасовой профилактической беседой.

Троцкист у нас в городе всего один, Юрий Назаренко. Он очень стар. Одиноко стоит он на каждой демонстрации и продаёт книги и газеты Четвёртого Интернационала. Он писал книгу об испанской революции [12], но, видимо, не закончил. Говорят, у него был последователь, да куда-то потерялся.

Итак, левые организации в нашем городе крайне немногочисленны. Даже по сравнению с тем, что было лет десять назад, их численность упала в разы, либо же просто сошла на нет. «Левое движение» представлено отдельными, не совсем адекватными личностями, и выйдет оно из этого состояния ещё не скоро. Одна из причин — отсутствие твердых взглядов и идеологии, хотя бы в рамках одной организации. Большинство так называемых левых не проявляет никакого интереса к теории. Левые, которые читают книги и интересуются теорией, подобных организаций избегают, ибо никакого обсуждения теоретических проблем там не происходит, даже на самом поверхностном уровне. На предложения что-нибудь прочитать или обсудить ответ всегда один: зачем? «Левые» организации остаются подобием субкультур, а ни в коем случае не серьёзной политической силой.

Самим участникам этих сборищ кажется, что они при деле, что они «участвуют в политике». Им кажется, что жизнь их наполнена смыслом и благородной борьбой за светлое будущее. Если они выходят на улицу постоять с плакатом, они считают это большим достижением и вкладом в общее дело. Если потом их забирают в отделение — это грандиозный успех и повод для гордости. При этом большая редкость, если такой человек не ведет «экстремальный образ жизни», не занимается уничтожением алкоголя в больших количествах, курением и иным поглощением различного рода веществ. На деле же (хотя они никогда не признаются в этом, и прежде всего себе) им хочется оставаться в таком же положении, в котором они пребывают сегодня. Их вполне устраивает такая жизнь, менять ее они не собираются. Зачем менять ситуацию, в которой они себя уютно и комфортно чувствуют? На словах они хотят изменить мир, а на деле боятся хоть что-то поменять даже в собственной убогой жизни. Эти маргинальные молодежные группки никогда не совершат никаких революций (да и не собираются). Власть это вполне устраивает: такие организации для неё абсолютно безвредны и безопасны. Более чем за двадцать лет своего существования они не смогли сделать абсолютно ничего. Тем не менее, они продолжают плодиться. Рассчитывать на то, что эти люди поумнеют, не приходится.

Было бы большой ошибкой скрывать подробности жизни и деятельности этих «революционеров». Чем больше правды будет о них известно — тем лучше, ведь люди по молодости и наивности продолжают идти в эти организации и верить их вождям. В большинстве случаев после этого наступает разочарование, и человек теряет всякий интерес к политике — и особенно к левым. Поэтому всю эту патологическую псевдолевую публику надо разоблачать. Они — препятствие, которое лежит на пути у левого движения, и если не убрать это препятствие — никакого левого движения никогда не будет.

В моей жизни был период, когда пришлось (по работе) поездить по соседним регионам. Поэтому я знаю, что описанная мной патология — не чисто ростовская. У соседей — то же самое. Вся разница — в именах и диагнозах. Но если почитать интернет, возникает впечатление, что везде кипит «левая» политическая жизнь и смелые левые молодые герои отчаянно борются за победу коммунизма и свержение «кровавого режима». Неопытная молодёжь постоянно на это покупается. И всё это длится не год, не два, а десятилетия.

Чтобы это безобразие прекратилось, надо говорить правду о наших «левых». Говорить публично.

Потому и написана эта статья.

Май—ноябрь 2012

Загрузка...