История посвящается моей маме,
любимой подруге Алёне Беловой,
её дочке Агате и сыну Арсению,
а также всем-всем-всем мамам,
которых раздраконили.
Раньше, чтобы стать настоящим рыцарем, нужен был конь. Верный и сильный. А сегодня настоящий рыцарь может и на машине ездить — так сказал папа. Правда, мне пока всего девять лет, и за руль садиться рано. Поэтому у меня есть верный пылесос.
Ещё настоящий рыцарь должен соблюдать кодекс чести: быть смелым, защищать слабых, не врать. И вообще много чего хорошего делать. Я стараюсь вести себя именно так.
Но папа рассказывал, что рыцари были не только честными и смелыми, но ещё и бездомными. И мылись они от силы три раза в год — то есть почти и не мылись никогда.
Я спросил папу: это потому, что они берегли планету и экономили воду? Папа в ответ засмеялся и объяснил, что, когда по Европе разгуливали рыцари, воду не экономил никто.
Но я всё равно решил стать рыцарем! И начать со смелости, храбрости и честности. А мыться буду реже… зимой. Тогда лезть в воду не очень-то и хочется. Не мыться вообще нетрудно. Легче, чем не драться со слабыми. Об этом я сейчас расскажу.
Часы показывали без пятнадцати три зимнего дня. За окном ещё не стемнело, когда входная дверь в нашу квартиру открылась, будто её пнули. Это была мама; она чуть не сломала в замочной скважине ключ, сбросила с ног ботинки и тяжёлым шагом прошла на кухню. То ли стукнула пяткой о порожек, то ли вздохнула. Мы с Агатой, моей младшей сестрой, притаились в гостиной. (Мы и правда притаились, потому что ещё минуту назад, изображая рыцаря, я ломал пластилиновый дворец Агаты, а она верещала на весь дом и била меня подушкой). Так вот, мама, пройдя по квартире, даже не поздоровалась с нами. И вдруг… зарычала.
Она зарычала, запыхтела, пальто на её спине порвалось, шапка свалилась с головы, посуда на столе жалобно зазвенела… Мама разбухла, ссутулилась, забулькала и… превратилась в дракона.
Тут-то мы и притихли.
В коридор мы выглянули в тот самый момент, когда раздались «бум», «бах», ер-р-р», «а-а-а» и треск огня.
Агата побежала на кухню первой. Я — за ней. А папы дома не было: он улетел в командировку и планировал вернуться только в воскресенье.
На кухне творилось что-то страшное: мама, ссутулившись по-драконьи, царапала чешуёй потолок и разбрасывала по полу банки с конфетами и зефиром. Банки, которые нам трогать не разрешалось! Она намотала на шею штору и пыхтела огнём в окно, что-то бормоча сквозь пепел и дым. Увидев нас, мама-дракон открыла форточку и выдула из носа два облака, то ли недовольно, то ли смущённо отвернувшись. На лапе, бывшей когда-то маминой ногой, сидел кот: дракон покачивал Гошу, придерживая его когтистым крылом, а тот, вцепившись в чешую, ошалело смотрел на нас. Наверное, умолял простить за все обиды и царапины и спасти.
— Мама… что с тобой случилось? — Мой голос меня подвёл, став тонким и высоким, словно палка у швабры.
А у дракона расширились ноздри, глаза налились красным, внутри него заклокотали дым и гнев. Испугавшись этих звуков, Агата попятилась в коридор и наступила мне сразу на обе ноги, потому что я стоял за её спиной и думал, что делать. Признаться, с мамой бывало всякое: она готовила полуметровый торт на день рождения нашего кролика Эдди, спала три дня подряд, не отвечая на телефонные звонки и комментарии в соцсетях, наряжалась на работу Снегурочкой и русалкой. Но драконом она ещё не бывала.
— Агата, — сказал я, — надо срочно звонить папе и вызывать пожарных.
В кухне пахло дымом, стол печально дымился.
Агата уже набрала папин номер, но тот не брал трубку. Видимо, сидел на совещании. Или бегал на беговой дорожке. Или медитировал. В общем, развивался. А нам дома было не до медитаций.
— Пожарных нельзя. Они сломают дверь, зальют всё водой и ещё сильнее её разозлят, — заметила Агата и хитренько улыбнулась. — Или заберут и увезут куда-нибудь на своей пожарной машине.
Агата была права.
— Ок. Помню, в школе нам говорили, что если в здании огонь, то из него надо бежать, — сообщил я сестре.
А при землетрясении надо было встать в дверном проёме — и хотя нас не трясло, мы замерли как раз в дверях. Но к мудрости рыцарей юные девицы прислушиваются редко… Агата скривилась. Уроки она не любила и в школу (в первый класс) ходила, чтобы выгуливать колготки со стразами. Я хотел треснуть её в ответ, но она принялась записывать видеокружочки папе (с моего телефона!).
И тут запахло палёной шерстью. Пронзительный кошачий визг разрезал воздух и впился в наши уши. Гоша, дымясь, пулей вылетел в коридор. Глаза защипало от едкого дыма. Сквозь сизую пелену я увидел, как в углу кухни мама поджаривала зефир, наколотый на острый коготь. Она плевалась огнём и дымила уже не в окно, а прямо в кухню, и складывала зефир в спутниковую тарелку, оторванную от стены дома.
Ох, эту тарелку папа купил на Новый год, чтобы смотреть любимый канал о науке и природе и медитировать…
Я думал, стоит ли говорить с драконом как с драконом или как с мамой? Всё же я был рыцарем, но также и её сыном. От мыслей меня отвлекла Агата.
Она ущипнула меня и зашипела:
— Эй, ты чего замер? Ай, моя нога!
Когда я нервничаю, я всегда хочу в туалет. Вот и сейчас я пятился назад, потому что торопился к заветной двери в коридоре. И наступил на ногу Агаты.
Оказалось, в туалете уже спрятался Гоша: кот тихо сидел в своём лотке, продолжая дымиться. Там же, в туалете, лежал мой «Кодекс рыцаря». Эту книгу мне подарил папа; она была толстой, тяжёлой, ещё и на английском. И подписана: «Сене — настоящему рыцарю — на день рождения!» Я уселся на унитазе поудобнее и принялся искать раздел о драконах.
«The darkest hour is just before the dawn [1], - гласила книга. — And the duty of any valiant knight is to fight evil. And — dragons [2]».
И дальше шёл рассказ о великих подвигах рыцарей, выступавших против драконов; о том, как летающие ящеры появились на земле и почему они стали похищать принцесс и драгоценности (как я понял — из жадности и от злости). Также в книге нашлась схема с подробным описанием дракона и объяснениями, куда надо тыкать мечом, чтобы его победить. Я понимал не всё, но что нужно попасть дракону хотя бы в глаз — понял. И поёжился… Книга была тяжёлой, в туалете я сидел долго, а за дверью меня ждал дракон, сражаться с которым мне совсем не хотелось. Полистав «Кодекс» в поисках совета, как можно расколдовать дракона или хотя бы усыпить его (не навсегда), и отсидев зад, я наконец решил выйти из укрытия. А когда вышел, Агата, очень довольная собой, сообщила:
— Викуся сказала, что злым мамам надо порадоваться жизни! Порадоваться жизни не дома!
Викуся — это не голос в голове моей сестры: это голосовой помощник. Агата спрашивает её обо всём: какая за окном погода, написали ли уже о ней новости в интернете, какую актрису сейчас считают самой красивой и когда выйдет фильм «Барби-2». Викуся намного терпеливее родителей и отвечает на все-все вопросы Агаты. Поэтому мама и папа разрешили Агате болтать с голосовым помощником иногда. Это иногда почти сразу превратилось во всегда. И теперь Агата консультировалась с ней по поводу пожара и мамы-дракона…
О том, что нам нужно уйти из дома, я уже говорил. А вот что дракону нужно порадоваться жизни — это было что-то новенькое. Агата удалилась в свою (в нашу!) комнату, чтобы собраться, а над моей головой кто-то довольно засопел.
Это была мама. Она выбралась в коридор и сунула в мой рот кусочек остывающего зефира. Я присмотрелся к её глазам, груди, где должно было биться сердце, и… Всё же этот дракон был заботливым: он ласково мне подмигнул — и тяжёлыми драконьими шагами прошёл в гостиную. Мамодракон попыталась лечь на диван, и тут же из-под дивана (из своего укрытия) вылетел Гоша. Оказалось, он спрятался туда, выбравшись из туалета, — и снова неудачно: прямо там, где заканчивался котовый хвост, у дивана подломились ножки и отвалилась спинка. Потому что наш нежный ящер упал на него всей тяжестью уставшей в офисе женщины. И, дыхнув в потолок, проделал посреди белой лепнины огромную чёрную дыру.
Прожевав зефир, я снова вспомнил, что был рыцарем. Это же я победил в драке Колю из третьего «А» (разбил ему нос), отлично фехтовал обувной ложкой, сражался с мальчишками в снежных боях и метал в них ледяные копья, я мог попасть попкорном в сидящего в первом ряду кинозала одноклассника и даже выиграть у деда партию в шахматы! Но одолеть собственную маму… Таких подвигов рыцари не совершали никогда, я уверен.
Тем временем в гостиной снова появилась Агата. Она напялила на голову корону, которая осталась от выпускного в детском саду, и теперь уточняла у Викуси, как именно надо радовать дракона. Но Викуся её не понимала и советовала обратиться к родителям. А мама то ли дремала, то ли усмехалась и кивала нам с дивана.
От греха подальше я решил вывести сестру из гостиной. Отобрал у неё телефон, чтобы поискать в интернете парки аттракционов для крупногабаритных ящеров. Телефон был горячим: в квартире уже стало тяжело дышать. И тут я подумал… о зоопарке!
— Зоопарк? — Агата вытянулась лицом и захлопала ресницами.
Я покосился на дверь, за которой мама, то есть дракон, могла уже уснуть, и приложил палец к губам. Агате стоило говорить потише.
— Да… Зоопарк. Там живут всякие животные, которые, предположительно, произошли от драконов. Мама посмотрит, как они сидят теперь — в клетках и тесноте, как пьют из вёдер, смотрят на небо сквозь решётку, скулят. И порадуется своей жизни…
— Мы пойдём смотреть на слона? — уточнила Агата. Глаза её загорелись.
— Нет. Слон не совсем нам подходит… Я думаю…
— Нам нужно посмотреть на слона! Это точно!
Сестра надула губы и взглянула на меня вызывающе. Мол, как я могу ей перечить! Корона на её голове противно блестела, будто поддакивала.
Это начало тревожить мои рыцарские чувства, но я взял себя в руки и продолжил:
— В зоопарке нам понадобится… носорог! У него броня — почти чешуя. И есть рог.
— А у мамы есть рог? — удивилась Агата и уже собралась вернуться в гостиную, чтобы осмотреть дракона, но я успел схватить её за руку.
— Не буди её! Ты что! Сперва нам нужно придумать план.
Агата скрестила на груди руки.
Если в нашей семье я был рыцарем, то Агата… Мы ведь как раз спорили об этом, когда мама пришла с работы. В семье, где живёт рыцарь, принцесс быть не может. А так как я родился первым, то мне и решать, кто есть кто. Агату такой расклад совсем не устраивал.
— Нам нужен слон. В зоопарке мы будем смотреть на слона, — пробубнила сестра и глянула на меня исподлобья.
И тут меня осенило!
— Нам не слон нужен… нам нужен жираф! Жи-раф!
Жирафов Агатка любила с самого рождения и сразу сменила гнев на милость.
— Точно! Я так и хотела сказать! Нам нужен жираф! — обрадовалась она. Но осеклась: — А… почему?
— Да потому, что у него шея длинная, как у дракона! И пятна эти. Зуб даю, они у него остались вместо чешуи, — объяснил я свою теорию, очень собой довольный.
— А крылья? Куда делись крылья? — задумалась Агата, поглядывая на видневшийся в просвет двери драконий хвост.
— А крылья… Жирафы их потеряли. Они так похудели в этой своей Африке, что крылья отпали. Остались только ноги, шея и пятна. Нам нужен жираф!
Зоопарк, к счастью, был рядом с нашим домом: пара кварталов — и мы у цели. И теперь у нас появился план. Оставалось только поднять маму с дивана и заставить выйти (или вылететь) на улицу. И я решил взять огонь на себя.
Бесшумно открыв дверь и сделав сестре знак глазами, я собирался тихонько подкрасться к дракону и уговорить его пойти с нами. Осторожно, кашляя от дыма, подполз к развалившемуся дивану. Но чуть не вскрикнул от страха, когда диван заскрипел, а дракон вдруг перевалился на другой бок и посмотрел прямо на меня.
— Привет, — то ли улыбаясь, то ли кривясь, сказал я. Дракон, то есть мама, смотрел на меня в упор и вопросительно. — Мамочка, мы тут подумали… Раз ты пришла раньше домой, а на каток мы не идём, не прогуляться ли нам? Такая погода хорошая… Кстати, тебя пораньше отпустили с работы? Короткий день?
Дело в том, что ещё вчера мама говорила, что сегодня, как придёт с работы, возьмёт нас с собой кататься на коньках. Но в обед она написала, что не смогла купить билеты в парк Горького, а потом — что и вовсе погрязла в работе, и — «котики, поход отменяется». Поэтому вопросы о походе на каток и работе я, кажется, задал зря: дракон тяжело вздохнул, фыркнул пеплом, заёрзал на диване и… перевернулся на другой бок. Буквально повернулся ко мне драконьей попой.
Но я — живой и не в огне — решил не сдаваться. Рыцарь я или нет, в конце концов?
Мамина чешуя на спине блестела, как огромный панцирь майского жука. Я обполз изголовье дивана и снова оказался лицом к лицу с драконом. Он открыл один глаз и недовольно нахмурился. Так мама делала, когда была ещё самой собой, будто спрашивая: «Ну, что ты хочешь?» А я хотел поговорить.
— Мамочка, ну давай пойдём прогуляемся? Ещё светло даже, и снег за окном падает… так красиво! Давай лепить снеговика? Или… сходим в зоопарк! Посмотрим на животных в снегу?
Мама чуть закрыла глаза и уткнулась мордой в подушку. Я осмелел и протянул руку, чтобы погладить её по лапе. Когда мама была мамой, её это очень умиляло, я знал. На ощупь её чешуя оказалась холодной и шершавой. Я провёл рукой по огромным когтистым пальцам, поджатым под драконью грудь. Подумал о жирафах…
— Мамочка, ну пожалуйста…
Глаза дракона снова открылись; он посмотрел на мою руку, на свою лапу, на снег за окном и опускающиеся сумерки и вдруг как пыхнул огнём в потолок! С протяжным стоном и какой-то драконьей (или маминой), неясной мне жалобой. Ой!
Я тут же вскочил, спасаясь от волны жара и дыма, и кинулся к двери. Загорелись занавески, ещё сильнее запахло жареным, дышать стало совсем нечем. Агата — пока я вёл переговоры с драконом — уже оделась: нацепила цветные колготки и серебряное платье, натянула розовые ботинки со шнуровкой и намазала щёки блёстками.
«Вызвалась сопровождать дракона — будь принцессой», — явно решила она. Мама-дракон посмотрела на неё, не поднимая головы, сквозь дым и смог и хихикнула. Даже прицокнула языком. И вообще вдруг развеселилась. За её спиной не менее весело полыхали занавески. Мама хихикала, клокоча дымом, пока не увидела, что Агата взяла её золотой питоновый клатч. Глаза матери и дочери встретились, и Агата, испугавшись, рванула к выходу. С золотым клатчем. Прочь из квартиры.
Я и рта не успел открыть, как мама-дракон тоже рванула — с развалившегося дивана прямо к двери, снеся на своём пути тумбочку в коридоре и вазу с зонтиками и обувными ложками. И прихватив Агатино пальто.
Рыцарь не может покинуть горящий замок. Поэтому я набрал в ванной полный таз воды и выплеснул его на шторы. Вода сразу сбила пламя, но тут на лестничной площадке раздался Агатин крик. И я побежал на зов моей младшей дамы. То есть прекрасной сестры. Тоже сунув ноги в ботинки и сдёрнув с вешалки своё пальто.
— Это я-а-а приду-у-умала та-а-ак! Это так на-а-адо бы-ы-ыло! — хватая ртом холодный воздух, кричала мне Агата с карусели.
Когда я спустился на первый этаж, горячая парочка уже резвилась во дворе. Агата крутила кольцо карусели одной рукой, но кружилась быстро-быстро. А мама, то есть дракон, тяжело бухая лапами по снегу, бегала за ней следом. И пыталась то ли отобрать у дочери клатч, то ли надеть на неё пальто. Я стоял у детской площадки и думал, что делать.
— Ви-и-иди-и-ишь, как мы бы-ы-ыстро её из до-о-ома вывели-и-и? — вопила сестра с карусели, прижимая к груди добычу — мамину сумочку. А мама гневно пыхтела дымом и тянула к ней лапы.
— Агата! Отдай ей! Она же тебя убьёт! — крикнул я, когда драконьи когти проскользили в миллиметре от Агатиной головы и чудом не оторвали ей ухо. — План удался, можно отдать ей сумку!
Агата скривилась — не маме, а мне — и спрыгнула с карусели. Да так ловко, что грязный снег разлетелся во все стороны, забрызгав и моё пальто, и маму. Всё её драконье лицо.
— Отдай ей сумку, и пошли в зоопарк! — вдруг рявкнул я на сестру и сам удивился своему голосу. И добавил чуть тише: — И пальто надень.
Агата тоже удивилась и даже посмотрела вопросительно на маму. А та так же вопросительно взглянула на меня. Я выпятил грудь, забрал у сестры клатч, надел ей на плечи розовое пальтишко, а маме отдал её трофей.
— Он же… чешуйчатый. Прямо как ты, мам. Странно тебе с такой сумочкой ходить… — пробубнила недовольно Агата. Но всунула руки в рукава, потому что уже начала мёрзнуть.
Тут окна дома, несмотря на мороз, стали открываться: на улицу, подставляя лица кусачей прохладе, высовывались жильцы.
— Ого-го-го! — прогудел с пятого этажа усатый дядя в очках. Он всегда здоровался с нами в лифте.
— Какая блестящая чешуя! — восхитилась тётенька с карё и острым подбородком: она жила на четвёртом этаже и неизменно ходила по лестнице пешком.
— Какая длинная шея! — охнул парень в тельняшке. Он высунулся из квартиры на втором этаже, держа в руках джойстик от плейстейшн.
Из форточек также выглянули мохнатые морды собак и предупредительно зарычали. На третьем этаже мелькнули женщина с ребёнком на руках и восточного вида дедушка, будто только что сидевший в позе лотоса. Все с любопытством рассматривали нашу маму.
— Дракон! Да это же дракон! Чудовище! Он нас всех убьёт! — вдруг завопила, как сирена, старушка с первого этажа, протиснувшая нос между прутьями решётки.
«Убьёт он только нас», — подумал я и хотел было потянуть Агату за руку, а маму за лапу — прочь из двора. Но дракон вдруг выпрямился, вытянул шею и чихнул огнём в сторону старушки. А тётеньке, дяденьке и парню помахал лапой. Лежавший на подоконнике первого этажа пакет с продуктами задымился; в нём, кажется, поджарился лук, потому что копчёно-сладкий запах поплыл по двору. Мы с Агатой, да и все наши соседи тут же впились носами в аромат. А мама набрала в драконью грудь новую порцию воздуха, чтобы прицелиться в старушку получше.
Но плюнуть второй раз в решётку на первом этаже она не успела: её остановил хлопок. И ещё один. И ещё. Из того же пакета во все стороны полетела жареная кукуруза! Попкорн с луковым топингом салютом взмыл над двором. И пах он так вкусно, что даже Агата, не любившая лук, открыла рот, чтобы поймать кукурузную «снежинку». Открыла рот и мама. А соседи захлопали в ладоши и тоже стали подставлять их под попкорнопад. И только противная старушка пыталась ткнуть маму шваброй, потому что была жадной и жалела о кукурузе, доставшейся соседям.
От греха подальше я, прожевав свою порцию кукурузы, снова потянул дракона:
— Мамочка, пойдём, а?
Наши с мамой взгляды встретились. Снег из попкорна кружился над двором вместе с настоящим снегом и отражался в больших блестящих глазах моего драконовидного предка. Неизвестно, понимала меня мама или нет: вдруг она уже стала совсем ящером? И тут она… начала танцевать! Прыгать, кружиться и выделывать всякие па, ловя попкорн огромной драконьей пастью.
— Уважаемая! Какая грация! — с набитым ртом пропел дяденька из окна. — Какой арабеск! И какие у вас замечательные дети! А дочь — настоящая принцесса!
Дамочка с каре, поймав пару кукурузных «снежинок», тоже отвесила маме воздушный поцелуй. Парень набрал в тельняшку целую горку попкорна и направил на маму джойстик (кажется, он так много играл в компьютерные игры, что принял её за персонажа какой-нибудь аркады). Ещё из какой-то квартиры высунулись дети и стали снимать маму на видео. Агата явно ревновала и её, и свою корону к такой онлайн-несправедливости и закричала, чтобы мы шли прочь со двора. Но мама, то есть дракон, не могла остановиться: «грациозно», словно беременная медведица, она ловила попкорн большими губами и отвешивала соседям поклоны.
— Мама! — гневно крикнула Агата и топнула ногой. — Хватит жевать! Ты же на диете!
И это вдруг сработало.
Вообще, папа всегда учил меня, что в отношения «девочек» лучше лишний раз не лезть. Потому что они сами всё как-то решают между собой, понимают, какое слово и когда можно сказать, а какое — нет. Папа знает, о чём говорит. Потому что я вот на секунду представил, что было бы со мной, скажи я маме про диету, и у меня аж дым из ушей пошёл. А Агате за это, представляете, ничего не было!
Выплюнув попкорн (нехотя, прямо скажу), мама-дракон уставилась на нас с сестрой вопросительно. А затем перевела взгляд на своё отражение в замёрзшей луже. Отражение ей одобрительно кивнуло.
Я хихикнул, а она снова с интересом посмотрела на меня. «Ну и какой у вас теперь план?» — будто спрашивала она.
Агата поправила корону, сделав такое ангельское, такое невинное личико, что даже дядя с усами из окна сладко вздохнул.
— Зима, мамочка. Так хочется посмотреть на белых мишек. Как в той песне, где снег мешают.
Мама, то есть дракон, буквально уронила челюсть. Перед ней стояла её дочь-хулиганка, только в короне и блестящих колготках, и напевала самую трогательную, самую ласковую колыбельную в мире. Да ещё и не фальшивила!
Тут Агата предусмотрительно покосилась на окна и потянула маму за лапу. И та пошла! Тяжёлой бухающей походкой, переваливаясь с лапы на лапу, волоча за собой хвост и крылья. Я последовал за ними, замыкая шествие. Мама пару раз обернулась, будто спрашивая у меня, как у старшего, понимаю ли я, куда мы идём. Я кивал ей и… радовался! Ведь у нас с драконом установился контакт! Дружественный контакт! И теперь мне не придётся с ним бороться!
Слегка позабыв о том, что вообще-то мы шли возвращать маме её мамское обличье, мы добрели до входа в зоопарк. Вернее, до очереди на вход.
Оказалось, в этот день — чуть морозный, немного снежный, но весьма приятный — в открытый вольер выпустили слонов. А ещё должны были показать представление с белыми мишками и морскими львами. Об этом нам доложила онлайн-шпион Викуся. Она вырвалась из телефона, который Агата вытащила из моего кармана.
— Вот все и пришли сегодня в зоопарк, — с видом недовольного знатока проворчала Агата.
Я кивнул.
Очередь, конечно, тут же обратила на нас внимание: девочка в короне, мальчик, полный мужества и смелости, и существо размером с небольшой автобус, с крыльями, зубами и чешуёй. Женщина с коляской, которая стояла перед нами, косилась на маму через плечо и что-то встревоженно печатала в телефоне. Охранники поправляли на поясах пистолеты и дубинки. А вот бабулечка в платке, державшая за руки близнецов примерно Агатиного возраста, ещё и одинаково одетых, вдруг отделилась от линии и подошла к нам поближе.
— Глядите, не только вы с бабушкой в зоопарк ходите, — радостно проскрипела старушка и погладила внуков по шапочкам-балаклавам.
Те вопросительно посмотрели на Агату и на меня, ожидая комментариев от более понятных им существ. В их глазах прям читался вопрос: «Чего?» А Агата оценивала ситуацию и пока не отпускала мамину лапу.
— Живут в зоопарке а-а-аисты. И есть тут ещё я-а-ащерицы. А ребята привели пте-э-эродакти-и-иля с внуками познакомиться. Вы же в террариум, ребятки? — обратилась к нам, продолжая умиляться, бабушка.
Мы с Агатой переглянулись.
— Верно, дети? — наклонив голову, переспросила старушка.
Близнецы, подумав, стали нам кивать.
— Ага! Наша мама… То есть бабуля… Иногда как раздраконится… — выдала Агата и тоже закивала.
Я тоже решил поддержать беседу — тем более очередь зашевелилась, и по-пингвиньи мы стали топтаться и приближаться к кассе. А значит, разговор скоро должен был закончиться.
— А вы на кого пришли смотреть? На орангутана? — Я решил блеснуть знаниями по биологии. В школе мы ещё не проходили приматов, но я уже читал о них в энциклопедии. — Или… на гориллу? Или на павиана? А знаете, говорят, что у свиней…
И тут я наконец остановился. У милой бабушки явно были проблемы со слухом, и мои слова, будто сообщения при плохом интернете, доходили до неё не сразу. Поэтому сперва она умилилась ответу Агаты, а потом принялась разбираться со мной. Где-то на втором предложении (об орангутане) лицо её, сморщенноулыбчивое, побледнело, расправилось, а после стало похоже на морозилку — так холодно она на меня смотрела. Губы старушки поджались, глаза сузились, и она вдруг дёрнула обоих внуков за руки. Шипя что-то себе под нос, бабушка с близнецами поспешила на своё место — как раз почти у окошка кассы. До нас долетело только одно слово: «Хам».
Кажется, это она меня так назвала. Но я ведь… рыцарь!
— Хам? — переспросила Агата, вытянувшись лицом. — Это кто такой?
Глаза мамодракона блеснули: она явно хотела что-то ответить дочери и объяснить, кого старушки называют хамами. Но из её пасти вырвались только пламя и дым. Мы с Агатой разом подпрыгнули, закрыли лица руками и закашлялись.
— Мамочка, ты можешь это… Ты можешь помолчать? — выдала Агата и укоризненно посмотрела на дракона.
Мамодракон в ответ хмыкнула, приподняла бровь и вдруг дунула дочери в лицо горячим и влажным воздухом через ноздри. Отчего вся сажа, а также корона и наглость с Агатки слетели. Тут мы как раз оказались перед кассой.
— Три билета, пожалуйста. — Я заглянул в окошко, встав на носочки.
Агата снова нацепила корону и тёрла юбкой лицо, а мамодракон отвернулась и принялась вроде что-то насвистывать, словно она была не при делах и вообще не летающий ящер. Кассирша поправила на носу очки и вытянула шею, разглядывая нас. Что-то в нашей компании ей явно не нравилось.
— Сколько-сколько билетов? Сколько детских? — переспросила она.
Я достал банковскую карточку и приготовился заплатить:
— Простите. Два детских и один взрослый билет.
Компьютер и маленький принтер внутри кассы загудели, но зря. Даме в очках явно наскучило выдавать билеты малышам и их мамам. А тут мы как раз попались под руку.
— А взрослый у вас кто? — уточнила строгая выдавательница билетов. И добавила: — Карточки не принимаем. Наличные есть?
Наличных у меня не было. Мы с Агатой переглянулись и по привычке посмотрели на маму. Та оживилась и полезла в клатч. Толстыми пальцами с огромными когтями она довольно ловко справилась с миниатюрным замочком и вскрыла сумочку. Но… денег там не нашла и расстроенно опустила глаза. Клатч в её когтистых лапах защёлкнулся, а Агата зашипела, что драконы отлично управляются с роскошью.
— Им сундуки надо охранять, — плюнула сестра мне в ухо. Кажется, это был её первый бизнес-план.
— Наличных нет, — сообщил я кассирше. — Может, можно оплатить переводом? По кьюар-коду?
Дама вытянула шею и теперь смотрела на маму в упор. Я ждал, что сейчас она нажмёт на какую-нибудь тревожную кнопку или поднимет крик, но она оказалась непредсказуема.
— Да даже если бы и были… У нас со своим нельзя. Нельзя с животными! А у вас тут это… пернатое и шипастое. Билеты не продам.
И выставила в окошке табличку «Билетов нет».
Мама смотрела на эту жестокую надпись и не моргала. Но её драконья грудь стала часто подниматься от негодования и обиды. Меня тоже разозлили строгий взгляд и жестокость кассирши. Да она сама наверняка каждый вечер превращается… в муравьеда. Или в варана! Или в змею! А тут не пускает в зоопарк нашу маму! Ещё и в такой день!
Разозлились и другие люди, стоявшие в очереди за нами. Замёрзшие, уставшие после работы, утомлённые детьми и общественным транспортом, они начали гудеть и возмущаться, что так кассу закрывать нельзя. И вообще, что это за драконодискриминация? Какой-то мужчина кинулся к окошку, девушка стала записывать происходящее на видео, а Агата потянула маму и меня к турникетам.
— Пусть там ссорятся, — пропела сестра. — А мы полетим. Мамочка, ты ведь умеешь летать? Ты же дракон!
С Агатой спорить было трудно: мама и правда возвышалась над нами драконом. Только готова ли она подняться в небо?
Я вспомнил картинки из моего «Кодекса рыцаря»: драконы, по представлению авторов, подлетали к замкам и башням и висели в воздухе, часто махая крыльями. А ещё они жили в горах, под скалами или в пещерах. «Their weight was approaching one and a half thousand pounds» [3], - писали в «Кодексе». Если пересчитать в килограммы, то это получится… получится шестьсот восемьдесят!
— Мамочка, ты сейчас весишь почти семьсот килограммов, — сообщил я дракону.
Мы стояли у арки главного входа в зоопарк, похожей как раз на скалу. Или пещеру. Мама наклонила ко мне морду и приподняла бровь, явно ожидая пояснений по поводу её веса. В человеческом обличье, как не раз говорилось подругам и папе, она весила не более пятидесяти пяти.
— Семьсот килограммов — это совсем немного… — поспешил объяснить я. — «Боинг», который самолёт, весит двадцать пять тонн!
Я пытался улыбнуться самой милой, самой солнечной улыбкой, но предательница Агата скорчила мне кислую мину. Видимо, улыбка вышла и правда не очень, но сестра быстро сменила тему и ткнула пальцем в бетонную «скалу».
— Смотри, мамочка! Тебе надо залезть на эту горку и прыгнуть с неё. Чтобы полететь, — сообщила Агата. — Мы так в детском саду делали, когда прыгали в бассейн с мягкими шариками.
Идея Агаты, признаться, меня чуть раздосадовала. Да откуда ей знать? Она даже у Викуси своей не спросила, а вот так вот взяла и просто из головы придумала. А между прочим, это я предложил идти в зоопарк…
Но пока я хмурился, а мамодракон ковырялась когтем в зубах, Агата посильнее придавила корону к голове и полезла на горку.
— Вот так, мамочка! Как на скало-ло-лазании!
Ветер поддувал Агатины пальто и юбку, колготки сияли, словно снег на солнце, и даже очередь притихла, наблюдая, как моя сестра карабкается по скале. Кассирша выглянула из-за таблички, сняв очки.
Агатка ворчала что-то себе под нос, типа «я покажу, смотри» и «рукой за камень, ногу в дырку». Я перестал дышать. Пару раз нога Агаты соскальзывала, её пальцы явно устали хвататься за выступы, и она даже ойкнула, прижавшись к «скале» под порывом сильного ветра. Очередь тоже замерла. И когда сестра в очередной раз задёргала потерявшей опору ногой в воздухе, мамодракон не выдержала. Она сделала пару драконьих шагов, мягко прихватила Агату зубами за шиворот и спустила на землю. А потом цокнула языком. «Нет-нет-нет», — могла бы сказать она, но, слава богу, не открывала пасть и не плевалась огнём, как на кухне.
Мама вообще вела себя по-другому: то ли ещё больше превращалась в дракона, то ли ей начали нравиться её чешуя и крылья — такими мягкими и плавными стали её движения. А Агата возмущённо скрестила руки на груди и насупилась.
— Мам! Мам! Я знаю, что нужно делать! — закричал я. — Тебе надо разбежаться, прям очень быстро, сильно прижимая крылья к бокам, и потом их раскрыть! Как параплан! — Я показал, как себе это представляю. — Тебе понравится!
Очередь отмёрзла и теперь смотрела на нас с любопытством. Дяденьки и тётеньки провожали взглядом меня, «парящего» над площадкой перед главным входом; кто-то из детей даже пытался повторить мои движения. Мне кажется, в конце даже раздались аплодисменты.
Но дракономаму это не очень впечатлило. Она скривилась и передразнила меня: открыла рот, высунув огромный, длинный, словно змея, язык, и закатила глаза. Выглядела она, скажу я вам, в этот момент довольно страшно. А потом, чуть согнувшись, вдруг замахала крыльями и подняла вокруг себя целый вихрь снега и ледяной пыли, ветер и такой шум, что зрители задрожали, а мы с Агатой почувствовали себя на вертолётной площадке.
— Ну-у-у-у ни-и-и фига-а-а се-э-эбе-э-э! — крикнул я сестре и захлопал в ладоши.
Мамодракон тоже удивилась. Она переложила клатч в пасть, развернулась спиной ко входу в зоопарк и начала махать крыльями ещё сильнее.
От такой активности покосилась палатка с бесполезным зимой мороженым, закачались дорожные знаки и светофор, а люди прижались друг к другу, чтобы их не сдуло. Агата вдавилась в ту самую бетонную стену-скалу, а я медленно скользил к ней по ледяной плитке.
— Ща полети-и-ит! — крикнул я.
И мама, сделав несколько шагов, пару раз оттолкнувшись лапами от земли, замахав крыльями ещё чаще, и правда полетела.
— Ма-ма! Ма-ма! Ты-ы-ы-ы лети-и-и-и-ишь! — кричала Агата и хлопала в ладоши. — Сеня, давай телефон! Папе видео запишем! — вопила сестра уже мне прямо в ухо.
А я будто примёрз к плитке у входа в зоопарк и не мог пошевелиться. Такое со мной иногда бывало — когда я чему-то удивлялся или вдруг что-то понимал.
Вот, например, уравнения в школе мы начали решать ещё в первом классе. По какой-то новой методике наша учительница решила ускоренно пройти с нами программу по математике, а потому игреки, иксы и буквы «бэ» и «цэ» атаковали нас уже прошлой весной. Словно качели во дворе, по вечерам они раскачивались перед моими глазами по разные стороны от знака «равно». Но математика всегда давалась мне нелегко. И одно заковыристое уравнение застряло в моей голове и проторчало там всю большую перемену, задержавшись ещё и на физкультуру. И так оно меня увлекло, что во время игры в вышибалы я вдруг понял, как его надо решать! Но сперва завис прямо посреди спортзала и, конечно же, получил мячом по лбу. Мяч стукнулся звонко, все засмеялись, а цифры и буквы в уравнении посыпались… В общем, озарения стоили мне дорого.
Вот и сейчас — когда вокруг носились завитки снежной бури, поднятой крыльями мамодракона, когда вся очередь (и даже злюка кассирша) запрокинула головы и открыла рты, когда Агата пыталась вытянуть из кармана моих штанов телефон — я завис.
Сизо-серое небо с низкими снежными тучами и мелким, словно пыль, снежком будто заколдовало меня. Крылья и хвост дракона, который ещё час назад был моей мамой, отдалялись и становились всё меньше. И внезапно я понял, что мама улетает.
— Она улетает! — заорал я. Да так громко, что Агата подпрыгнула на месте и уронила мой телефон. — Она улетает без нас!
Агата пыталась поднять мой смартфон и при этом запрокинуть голову, чтобы посмотреть на маму. Но мамы, то есть дракона, уже почти не было видно. Её длинный хвост, крылья, казавшиеся только что очень большими, даже огромными, её шея и крошечная голова превратились в небольшую галочку на сером небосводе.
— Она улетает… — проговорила Агата медленно и прижала телефон к груди.
— Она улетает? — стали перешёптываться люди в очереди, поглядывая на нас.
Мой подбородок задрожал, а глаза наполнились слезами (из-за мороза, конечно). Я не хотел смотреть на Агатку, чтобы не видеть, как и она начинает реветь. Но она всё равно всхлипнула и завыла, кажется, на весь зоопарк.
— Дракон улетел! С нашей мамой! И нашим клатчем!
— Это ты! Ты виноват! — кинулась на меня с кулаками сестра. — Это ты ей сказал, что ей ПО-НРА-ВИТ-СЯ летать! Ты!
Как и пару часов назад (из-за пластилинового замка), Агата дубасила меня, целясь в живот. Я в ответ её не бил, ведь под рукой не было подушки, только пытался остановить. От этого она ещё громче визжала и даже кусалась.
Вообще, бесит, когда девчонки дерутся. Не между собой, а с нами. У меня, как у рыцаря, в такие моменты внутри петарды взрываются: то есть ей можно мне губу разбить или синяков наставить, а мне её даже легонечко, для успокоения, треснуть нельзя?
Помню, как, только получив в подарок «Кодекс рыцаря», я стал искать главу или раздел о драках. В книге было написано, что рыцарь может сражаться лишь с равными себе — рыцарями, and also with all sorts of evil spirits, dark magicians, criminals, trolls and dragons [4]. О неадекватных сёстрах, буйных дамах сердца, переевших сладкого принцессах и других существах, называемых девочками, не говорилось ни слова. Только на одной странице я нашёл рисунок, на котором рыцарь надевал мешок на ведьму, чтобы она не заколдовала его, сидя на лошади за его спиной, пока он будет везти её в замок. Я это запомнил и как-то раз попытался надеть на Агату пакет из супермаркета, чтобы она заткнулась. Но это не помогло: сперва она долго и громко смеялась, потом снесла с тумбы вазу, затем ударилась головой о дверь, расплакалась и завыла, что задыхается. А виноватым всё равно оказался я…
Вот и теперь Агата больно била меня по моим рыцарским, благородным чувствам, проверяя их на прочность. Я терпел и думал, что делать. В этом имелся один плюс: слёзы перестали катиться из моих глаз.
Над главным входом в зоопарк и на улицах, разбегавшихся от него в разные стороны, загорелись фонари. Значит, было уже четыре часа дня.
— Скоро ночь, — задумчиво проговорил я. И будто проснулся.
Внезапно у меня появились силы схватить сестру за плечи и встряхнуть так, что пластиковая корона слетела с её головы. Агата затихла. Я протёр глаза и всмотрелся в небо. И… мне показалось, что уже не слева, а справа от сизых туч к нам приближалась чёрная точка. Агата последовала моему примеру и тоже запрокинула голову.
— Она… возвращается? — сквозь сопли и слюни пробубнила сестра.
— Не знаю. Кажется… — Я щурился, растягивал пальцами глаза и прикладывал над ними ладони козырьком. В темноте и в свете фонарей разобрать было трудно.
— А ну-ка! — Агата открыла камеру. — Есть же зум!
Она навела телефон на небо, скользя по экрану мокрыми, сопливыми пальцами. Я сморщился, но мешать ей не стал, потому что с экрана смартфона на нас смотрела наша дракономама. Она летела, высунув язык, словно собака, дико размахивая крыльями и вращая глазами. По драконьей морде расплывались удовольствие и счастье! Столько радости я не видел даже у корги Джека, жившего на соседской даче. Этот «коржик» носился по посёлку, так же бешено выкатив глаза и высунув язык, и вилял не только хвостом, но и всей попой, когда находил какое-нибудь сгнившее яблоко или… какашки.
И вот мама, словно Джек, неслась с неба прямо на зоопарк. Или на нас?
А дальше всё случилось очень быстро. Телефон, чтобы разглядеть маму в небе, нам больше не требовался, как и всем собравшимся в очереди, а также смотрителям зоопарка, охране и, кажется, даже животным. Я чудом успел сунуть его в карман, поняв, что в парке затихли морозостойкие птицы, замолчали разговорчивые морские львы и кабаны, а также перестали сигналить машины по обе стороны от главного входа. Мама приближалась к нам, как самолёт.
— Ой-ой-ой! — Агата прижалась ко мне, предчувствуя что-то необычное. И снова напялила на голову корону.
Тем временем дракон нёсся уже на высоте многоэтажек и победно выпустил над собой столб огня. Кто-то ахнул, кто-то подпрыгнул, а мамодракон, войдя в штопор, практически падала на нас.
— А-а-а! — закричала Агата — и не зря. Резко выгнув шею, летящий ящер чуть не врезался в землю. Но вдруг поменял траекторию, проскользил вдоль земли, цапнул лапами за шиворот нас с сестрой и потащил с собой вверх.
— A-a-a! A-a-a! A-A-A!
Мы летели! В лапах мамы, то есть дракона! И орали на весь зоопарк, даже на всю Москву. Люди внизу, будка с кассиршей, арка главного входа — всё становилось меньше и меньше. Животные прятались в «пещеры» и домики. Замелькали пруды, покрытые снегом ели, украшенные ёлки, сияющие, словно новогодние игрушки, мост и купол оранжереи. Ботинки у меня с ног не падали, но смотреть вниз было всё страшнее и страшнее. Ветер полоскал рот и глаза. Мамины когти, держащие меня за пальто, опасно скрипели. Агата зачем-то хваталась за меня (глупая), а я попытался поднять голову и глянуть на маму.
Её грудь колыхалась рядом со мной от частого и довольного дыхания, полного пепла и огня; чешуя встала дыбом.
— Куда-а-а мы-ы-ы лети-и-им? — спросила Агата то ли меня, то ли ящера. Тот чуть опустил голову поближе к нам и, как мне показалось, весело засопел.
И тут под нами завиднелся пруд, где летом плавали утки и лебеди. А за ним — мы с Агатой это очень хорошо знали — должны были жить белые медведи.
Дракон начал сбавлять высоту. Только что мы летели на уровне девятиэтажного дома (мамочки, это же если упасть!..) — и вот уже у наших ног поплыли деревья в лёгких снежных облачках. Мамодракон сделала крюк над вольером обезьян. Я хотел было пошутить, что Агату сейчас отдадут приматам, но вспомнил старушку с внуками у входа и промолчал.
— Мишки! Белые мишки! — радостно закричала сестра и захлопала в ладоши. Отчего стала опасно раскачиваться…
Мы спланировали над пустынным павильоном для жирафов и уже заворачивали к медведям, когда поднялся снежный ветер. У земли он был не таким холодным, как наверху, но дул сильнее. И в тот момент, когда под нашими ногами, буквально в паре метров, возникла каменная гора, устроенная для туров и горных козлов, метель резко кинулась к нам и ударила нас с Агатой в лицо. Когти дракона и ткань наших пальто жалобно заскрипели, и мы выскользнули из лап собственной матери.
А-а-а!
А-а-а-а-а!
Рухнув на гору — довольно мягкую, потому что снег с неё никто не чистил, — мы кубарем покатились вниз. Козлы и туры, как и другие животные, от вида летающего над зоопарком дракона давно попрятались и теперь, наверное, сидели под этой самой горой. Я ударился плечом и задом и, врезавшись в какую-то ель, наконец перестал катиться. Следом за мной катилась Агата и тоже затормозила — но не об ель, а об меня. Ощупав лицо и корону, она тут же вскочила на ноги.
— Вау! Вау! Ва-а-ау! Вот это да, Сеня! Вот это мы летели! Нас же весь город видел!
Агаткина корона помялась — то ли от приземления, то ли от столкновения со мной: лучики и острые края закрутились и стали похожи на макароны-спиральки. Агата этого не заметила и принялась высматривать маму. А та кружила над горой. Жалобно и горько воя, она безуспешно пыталась приземлиться.
От удара и полёта, от холода и визга мне как-то туго и медленно соображалось, что ли. Поэтому, когда из-под горы выскочил козлёнок, я не сразу понял, что это значит для нас. Зато белые медведи в соседнем вольере всё поняли и выбрались из укрытия — наверное, чтобы посмотреть на зрелищную драку. И Агата поняла.
Она попятилась, споткнулась о кочку под снегом и села прямо на меня. Тут следом за козлёнком вышли козлы.
Это были отцы — самцы с огромными витыми рогами (прямо как на Агатиной короне). Они окружили дрожащего козлёнка, наклонили головы и принялись передними копытами разбивать землю, отбрасывая её назад: готовились к атаке.
Гости парка, которые, оказывается, наблюдали за нами последнюю минуту (а больше времени и не прошло!), кинулись к забору и стали что-то кричать. У себя в вольере, через ров, выстроились и белые медведи; один даже встал на задние лапы. Не будь я сейчас в загоне со злыми горными козлами, с ушибленным задом и потерявшимися словами и мыслями, я подумал бы, что это медведи так приветствуют рыцаря.
— Бе-э-эжи-и-им! — крикнула Агата и попыталась рвануть по горе вверх.
Но убегать от горных козлов в гору — глупая идея. Я даже не пошевелился. Трое рогатых и бодатых кинулись то ли за сестрой, то ли прямо на меня; кто-то из них издал воинственный крик — заблеял. Я закрыл лицо и голову руками и зажмурился…
…Прошла секунда — и даже две. И даже три. И ничего не случилось. Ни одно копыто не пнуло меня, ни один рог не врезался в мой бок. Открыв глаза, я понял почему. Мамодракон кинулась на козлов, защищая нас. Она приземлилась прямо между мной и агрессивными рогатыми отцами, и её крылья раскрылись, превратившись в огромный щит. Изо рта — то есть из пасти — вырвалось пламя. Мама рычала, поднимая метель прямо в морды козлам. А козлы — вы не поверите — вдруг замерли, выставили вперёд по одной передней ноге и… поклонились маме!
Поклонились ей и белые медведи. И снова вокруг всё затихло и замерло.
В этот момент могли бы раздаться аплодисменты. Или свист рёфери. Или гул трубы, урчащей о завершении турнира настоящих рыцарей, прорезал бы воздух. Но нет. Я слышал только тяжёлое, частое дыхание дракона.
Мамоящер повернулась к нам и аккуратно, одной лапой, взяла меня и Агату — теперь уже не за шиворот, а за талию. Грузно, чуть неловко она вскарабкалась на гору и взлетела. Всего пара махов крыльями — и мы снова оказались на земле, за вольерами, на небольшой площади, где маячила ещё одна бесполезная палатка с мороженым и бродили посетители зоопарка.
Мамодракон мягко приземлилась (как быстро она освоила технику полёта и приземления!), поставила нас с Агатой на ноги, словно человечков Lego, и… сжавшись, втягивая шею, стала отползать в сторону. В ели, одетые в снег, и в сумерки. В её груди что-то клокотало. Мы с Агатой переглянулись.
— Сеня… Это ты её надоумил летать, — зыркнула на меня сестра. Она любила искать виноватых. — Что с ней теперь?
Позвоночник дракона, покрытый шипами, вздрагивал, голова исчезла под крыльями, и, не знай я, что под елями сидит настоящий дракон, мог бы подумать, что это колышется на ветру гора пакетов и мусора, оставшаяся после школьного спектакля.
— Не знаю… Ей вроде понравилось летать, — промямлил я и хотел подойти к маме. Но подойти к дракону было страшно. Не потому, что я боялся, что сейчас мне в лицо полетят упрёки и струя огня (хотя и поэтому), а потому… как бы это объяснить… На меня и Агатины слёзы действовали плохо, а уж мамины… Я только один раз видел, как она плачет, и больше видеть этого не хотел.
Тут снова пошёл снег. Мама плакала в елях и соснах; посетители зоопарка осторожно подходили к нам, поглядывая то на козлов, то на дракона. Кто-то предложил горячий чай и какао, кто-то спрашивал, где мы раздобыли летающего ящера и правда ли он настоящий. Агата отказалась от горячего шоколада и тоже решила подойти к дракономаме. Но цель у неё была какая-то странная.
— Мама! Ты чего? Что с тобой? — Агата собралась выяснять отношения.
Мама её будто не слышала. Искорки и лепестки пепла кружились над ней, а побледневшая чешуя поднималась и опускалась на огромных драконьих лопатках.
Да чего же она плачет?
Я растерянно огляделся, посмотрел на вольер с белыми медведями, словно там мог найтись важный ответ или мишки могли оказаться экспертами по раздраконенным мамам… Но они молчали.
— Милые, ваша мама… Она испугалась. Она же не просто так превратилась в дракона? — вдруг проговорил над нашими головами чей-то ласковый голос. Он принадлежал старичку в очках и в смешной, похожей на меховую кастрюлю, шапке. Очень опрятному и умному — наверняка врачу или математику.
— Мы не знаем, почему она раздраконилась, — ответил я. — Пришла с работы и…
— Да, да. Как я её понимаю, — вздохнул старичок. — Раздраконилась, потому что устала, а плачет, потому что вас… уронила. Вы представляете, как она напугалась?
А мы и правда не представляли. Когда Агата была маленькая и только начала ползать, мама оставила её в спальне на кровати с игрушками, а сама убежала на кухню. Я сидел на горшке и наблюдал (мне было почти три года). Суп на кухне варился, холодильник хлопал дверцей (словно дракон крыльями). И вдруг из спальни донёсся тяжёлый глухой стук, а за ним — резкий, как запах лука, визг Агаты. Она упала с кровати.
Агатка ударилась головой (несильно), и я сегодня с удовольствием шутил бы об этом, если бы не помнил, как мама тогда испугалась. Бросив обед на кухне, она вбежала в спальню и побелела. Глаза её наполнились слезами и потом весь вечер следили за каждым движением и вздохом Агаты. До тех пор, пока врач не приехал, не осмотрел сестру и не сказал, что из повреждений у младенца только синяк и никаких сотрясений или черепно-мозговых. Мама пришла в себя, лишь когда Агата снова порозовела, заулыбалась и описалась на глазах у доктора.
— Она испугалась, что нас уронила? И поэтому плачет? — переспросила Агата. Вид у сестры был озадаченный.
— Конечно! Она и так боялась вам навредить, она же дракон. А тут ещё и в вольер с животными уронила… — закивал старичок и двинулся в сторону выхода, но, обернувшись у фонаря, добавил: — Попробуйте… помочь ей. Как она помогала вам, когда вы были совсем малышами и не знали, что делать со своими руками и ногами.
Мне показалось, что старичок даже подмигнул нам, прежде чем отвернуться и раствориться в сумерках. А Агата сразу принялась действовать. Она подскочила к дракономаме, обняла её за бок, насколько хватило размаха рук, и залепетала:
— Мамулечка… Ты такая тёплая. Такая хорошая! И мы так классно летали! Ты ТА-КА-Я МО-ЛО-ДЕЦ!
Я подошёл с другой стороны и тоже обнял маму:
— Да! Так здорово махала крыльями! Подняла метель! И я никогда не видел зоопарк с высоты… драконьего полёта! Это вау! Спасибо тебе!
— Да! Все обзавидуются нам с Сеней! И если мы полетаем ещё…
— То точно будем сидеть у тебя на шее! — подхватил я.
И тут мама, то есть дракон, затряслась.
Дракон трясся и дымился.
Мы с Агатой — уж я точно — отступили от него в надежде, что сейчас он превратится назад в маму. У Агаты даже рот открылся. А я, наоборот, задержал дыхание.
Дракон повёл лопатками, выпрямил шею и повернулся к нам. Но ни капли не уменьшился. В пасти его всё ещё хранился клатч, а на морде застыла весьма довольная гримаса-ухмылка. Дракономама смеялась сквозь слёзы.
«На шее… сидеть на шее», — понял я и тоже засмеялся.
А Агата…
— Она… не превратилась? Не размамилась? — спросила она. И сама себе ответила: — Фух! Нет… Нет! — И даже сделала резкий жест кулаком, который обычно сопровождается словом «yes».
Агата радовалась? Это меня очень удивило, и я хотел задать сестре пару вопросов, когда из-за угла, точнее из-за трёх сосен, выскочила охрана. Четверо огромных, упитанных, похожих на белых медведей сотрудников зоопарка скользили, спеша к нам, по дорожкам. Впереди них тоже спешила и скользила, только была похожа скорее на взъерошенную курицу, кассирша. Та самая, что не продала нам билеты.
— Вон они! Вон они, безбилетники! — Она тыкала в нас пальцем и толкала охранников. Те растерянно смотрели на двух детей в трухе из козлиного сена и на взрослого дракона.
— Три билета! Они должны были купить три билета, но просто… перелетели! — вопила тётенька.
Я хотел объяснить, что мы были готовы заплатить, и даже стал ощупывать карманы в поисках визитницы с картой, но за спиной у меня засопел дракон.
— А ещё у нас со своим НЕЛЬ-ЗЯ! — выдала последний аккорд кассирша и совсем покраснела.
Я глянул на маму и понял, что она смирилась. Лапами мамоящер слегка подтолкнула меня и Агату вперёд. Мол, давайте уйдём тихо. Слёзы всё ещё блестели в уголках её глаз, и выглядела она уставшей. Агата гневно вытаращилась и собралась что-то сказать, но я успел подскочить к ней и буквально заткнул рот ладонью. Этого, я уверен, рыцарю запретить никто не мог!
Агата пробубнила что-то сквозь мои пальцы, но послушно зашагала к выходу. Дракон топал за нашими спинами, пофыркивая и переваливаясь. Я слышал, как его хвост скрёб чешуёй по заледеневшей дорожке.
Нас провожали звери из ближайших вольеров: выглянули из «зимних» домов обезьяны, слетелись полярные совы, вынырнули из воды выдры. Опять выстроились у воды белые медведи, а козлы поклонились нам.
— Смотри. — Я убрал руки от лица сестры и ткнул пальцем в росомаху, рассматривающую маму не без страха. — Этот зверь нас боится!
Агата восторженно закивала и глянула на маму. Та кивнула в ответ.
Мне вдруг — в первый раз за последние пару часов — стало очень весело. Вот это история случилась с нами! Гуляем по зоопарку с драконом, нам звери кланяются, за нами бегает охрана, мы летаем над Москвой… Я выпрямил спину и представил, будто только что выиграл рыцарский турнир, а Агата с мамой — моя свита. И тут мы упёрлись в турникеты.
— На вы-ход! — каркнула кассирша и ткнула пальцем в металлическую конструкцию, похожую на мясорубку. Будто мы забыли, куда и зачем шли. Смотреть на эту тётеньку было неприятно. Ну чего она такая злая?
Первой к крутящейся штуковине шагнула Агата. Она любила вращающиеся двери в торговых центрах, карусели и вот это всё. Потом сквозь турникет прошёл я. Мама, ощупав свои бока, с любопытством посмотрела на кассиршу.
— НА ВЫ-ХОД! — прорычала та и скривилась.
Мама в ответ фыркнула, выпустила пару клубов дыма из ноздрей и… раздвинула лапами створки турникета так, что в нём буквально образовалась дыра. В эту дыру — грациозно, просунув сперва одну заднюю лапу, а потом вторую, — ящер и вышагнул. Чуть застрял живот, вернее живот и спина, но случилось это явно из-за шипов на хребте, не иначе.
— Ты слышал, что сказал тот старичок? Нам нужно с ней обращаться как с ребёнком, — зашептала мне на ухо Агата.
Мы стояли на тротуаре Садового кольца рядом с шумной, полной машин дорогой. Мамодракон поглядывала по сторонам.
— Да… надо что-то такое придумать… — согласился я тоже шёпотом.
— Ты уже придумал сходить в зоопарк… — не без претензии сказала сестра. И даже бровью повела. Откуда в семь лет может вообще такое взяться?
Мама, хрустнув пальцами на передних лапах, кивнула мне. Явно ждала каких-то идей и предложений.
— Нам надо… к бабушке! — снова зашептала мне Агата. И закивала для убедительности.
Я закрыл глаза и вздохнул. Нет, к бабушке нам точно не надо. Агата её очень любила, а вот мама… Я знаю, что мама скорее выбрала бы пойти к стоматологу или на растяжку в фитнес-клуб.
— Да, Сеня, да! Как с ребёнком с мамой может обращаться только бабушка! Мама же её дочка! — продолжала Агата, тряся меня за руку и поглядывая на клатч в пасти у мамы, с которого начали капать слюни.
Мама это тоже заметила и взяла клатч в лапу, как ни в чём не бывало стряхнув с него слюни. И кажется, даже присвистнула.
— Нам надо к бабушке! Срочно! — громко прошипела Агата и осмотрелась. Затем схватила телефон и стала в нём ковыряться.
— Хочешь… с Викусей посоветоваться? — съехидничал я.
Но Агатка зло зыркнула на меня и ткнула в нос карту.
— Я строю маршрут. А ты из себя неизвестно что строишь! — вдруг заявила она и повернулась к мамодракону: — Мамочка! Раз ты не хочешь летать… будем кататься!
Мама заинтересованно села на попу и сложила задние лапы под собой по-турецки. Она так и в человеческом обличье любила наблюдать за нами. Не без улыбки.
— Кататься будем… кататься будем… — не отрывая глаз от экрана телефона, говорила Агата. — Кататься будем… на автобусе!
И к остановке как раз подъехал автобус.
Мама хихикнула и — чему я очень удивился — поднялась с земли. Под стеклом у автобуса висели буквы «Б-а-а» — будто он собирался отвезти нас прямо к бабушке.
Но прежде чем мы куда-то поедем, мне надо рассказать вам историю.
Это случилось в мае, когда мы всей семьёй уехали в Египет. В отеле был огромный аквапарк, мы с Агатой только и успевали из бассейна прыгать в море, из моря — в бассейн, а оттуда — на ужин. Но мама всё время нервничала: Гошу, нашего кота, накануне прооперировали в ветклинике, и мама попросила бабушку присмотреть за ним. Пока мы загораем у Красного моря.
— Пока вы обгораете у Красного моря, — поправила маму бабушка, перешагнув порог нашей квартиры и затягивая за собой чемодан.
— Вы с нами полетите? — с ужасом в глазах спросил папа, забирая у бабушки чемодан.
— Ещё чего! — хмыкнула бабушка и потянулась к щекам Агаты освободившимися от багажа руками. Она очень любила мою сестру, особенно кормить.
— Мама посмотрит за Гошей, пока он восстанавливается, — кивнула наша мама (тогда ещё не дракон) и выкатила в коридор наши чемоданы. Пора было ехать в аэропорт. Все в квартире тут же засуетились, заворчали, и вот уже Гоша сидел на руках у бабушки и с тревогой поглядывал на нас.
— Смена караула! — улыбнулась бабушка, помахивая лапой ещё слабого кота.
Папа закрыл перед её носом дверь и поспешил с нами вниз, к такси.
— Какая-то недобрая улыбка была у неё? — полушёпотом спросил он маму. Но та пожала плечами. Мама любила Гошу и не хотела сдавать его в кошачий отель. И на самом деле переживала за сделанный выбор. И потом много раз пожалела о нём.
А случилось вот что: в один из египетских вечеров бабушка перестала выходить на связь. Она не ответила маме на вопрос, как там дела у неё, кота и квартиры, не брала трубку и не появлялась в сети несколько часов. Это всё мама озвучила папе за ужином, но тот посоветовал ей глубоко подышать и расслабиться.
— Всё будет хорошо, — пообещал он.
Мама подышала глубоко, ещё глубже вдавливая в телефон воображаемую кнопку вызова и продолжая звонить. На её материнском (котоматеринском) сердце было неспокойно. И в конце концов не бабушка, а наша соседка написала ей, что Гошу ищет весь дом.
— Гоша сбежал… — прошептала мама, опустив телефон и дрожа подбородком.
В ту ночь мы с Агатой спали за всю семью и наутро не узнали родителей: мама была серая и злая, папа — белый и молчаливый, хотя накануне знатно обгорел на солнце.
— Через пару часов лечу в Москву, — сообщила нам мама, втягивая в себя серый кофе. И правда: собрала сумку и поспешила к такси.
Мы, конечно, пытались её остановить, но папа очень убедительно положил руки на наши головы и прижал к себе так, что ни вырваться, ни пикнуть мы не сумели. Даже Агата.
Гоша нашёлся через три часа поисков: достаточно было ласково позвать его маминым голосом, и перебинтованный вдоль и поперёк кот вылез из какой-то дыры и поспешил к любимой хозяйке.
— Могла бы и по громкой связи его позвать и ему помяукать, — пожала плечами бабушка, будто это не она оставила открытой входную дверь в ожидании курьера и уснула на диване.
Мама напомнила ей, что та дезертировала и не отвечала на сообщения и звонки.
— А если бы меня… обокрали? Ты тоже примчалась бы? — попыталась сменить тему бабушка и, фыркнув, уехала к себе. Гоша провёл оставшиеся три дня у соседки, а мама прилетела к нам назад в Египет.
Вы скажете, что отправиться с раздраконенной мамой к бабушке — идея, возможно, не лучшая? Что мама могла обернуться ещё каким-нибудь зверем, а бабушка наконец раскрыла бы в себе потенциал чудовища? Возможно, вы правы.
Но мы с Агатой и с драконом пока пытались забраться в автобус.
И всё-таки собирались ехать в сторону бабушкиного дома.
— Оплачивать проезд будете? — строго спросил водитель. И автобус, с трудом пережив посадку мамодракона, тронулся. — За драконов двойной тариф.
Мама фыркнула, выдохнув через ноздри целое облако пепла, и в салоне стало темно и душно. Сквозь дым я видел её горящие глаза: она возмущённо смотрела, правда, не на водителя, а на Агату. Та обещала ей кататься, но не на общественном же транспорте!
— Агата… а мы в ту сторону едем? — спросил я сестру и приложил к валидатору банковскую карту. Мне её выдал папа на случай карманных расходов. Но сейчас со мной случились расходы драконовские — двести рублей за проезд.
— Ну… мы едем куда-то подальше от дома… — задумалась Агата.
Усевшись на сиденье для инвалидов, она делала вид, что читает вывески за окном. Другие пассажиры автобуса — девушка и парень — слушали музыку и качали головами в такт, как игрушки под лобовым стеклом. Но тут они перестали кивать и принялись фотографировать маму. Мне же пришлось открыть навигатор и смотреть, куда нас вёз наш автобус. Маршрут строился через Пятницкую, мимо Охотного Ряда, по Большой Никитской, мимо зоопарка и в пробки на Олимпийском проспекте где-то у Рижского вокзала. И там, среди тополей и дубов, нас ждал подъезд с девятью этажами и цветами на лестничной площадке, пропитанной запахом супа и ватрушек. И пара чашечек чая.
Я показал карту сестре, а в ответ вместо благодарности получил непонятно что. Агата выхватила у меня телефон и снова набрала папу. Тот всё так же не отвечал. Мама уселась на площадке для колясок и велосипедов и сопела.
— Мамочка, отчего же ты так… раздраконилась? — Агата сползла с сиденья и прижалась к драконьей лапе.
Мама, поведя большими, чёрными, как арбузные семечки, глазами, уставилась на дочь. Она открыла пасть, чтобы ответить, но оттуда вырвались облачко дыма и горстка искр. Мы с Агатой закашлялись.
— Довели, да? — вдруг через громкоговоритель пробасил водитель. Он явно обращался к нам. — Довели мать?
Мимо окон плыли украшенные еловыми лапами и фонариками веранды и окна кафе; снова падал пушистый снег, похожий на попкорн или выбитые из подушки перья. Мне вдруг стало очень стыдно за водителя, захотелось объяснить ему, что это маму на работе довели. Или ещё где-то, но точно не дома.
— Не стыдно вам? Небось, всю квартиру разгромили и уроки не сделали? — ворчал водитель. Я прямо слышал, как его усы поддавали жару, тыкались в микрофон, потому что тоже хотели попасть в эфир.
Мама, то есть дракон, медленно повернула голову в сторону водительской кабинки. Автобус остановился, двери распахнулись, и в дыму маминого горячего дыхания проступили силуэты. Это были старичок с внучкой и какая-то высокая строгая дамочка на каблуках. Дамочка прижимала к груди ноутбук, не по погоде пряталась за солнцезащитными очками и попивала кофе из длинного стакана.
Дедушка усадил внучку рядом с Агатой и похвалил сестру за то, что она уже умеет читать (Агата как раз водила пальцем по наклейке с маршрутом автобуса на стекле). Дым резал дедушке глаза, он смахивал слёзы. Мама фыркнула и слегка прихрюкнула. Старичок уставился на неё и начал активнее протирать глаза. А водитель зачем-то продолжил:
— Товарищи пассажиры, за дракона уплачен двойной тариф. Просьба не возмущаться. Всё по регламенту!
Дамочка отодвинула от губ стаканчик и вдруг шарахнулась к двери, потому что только теперь заметила маму. Сидящую на полу, в чешуе, с клатчем у груди. Проморгавшись, дамочка открыла рот, но вопить не стала.
Она спустила на нос очки и удивлённо прошептала:
— Лида, это ты?
Нашу маму и правда звали Лидой.
— Лида… Ну точно, ты!
Я глянул на маму: та занервничала и начала скрести пол автобуса лапой, будто загребая его под себя. От этих маминых попыток встать автобус закачался, словно на волнах. Дамочка с кофе шагнула дракону навстречу и стала рассматривать чешую, когти и зубы.
— Что с тобой случилось? Что с кожей? А я-то думаю… — Она явно о чём-то поразмышляла, а потом ткнула в нас пальцем и захлопала ресницами. — Твои? Это… из-за них? — В глазах тётеньки сверкнул огонёк, она вцепилась в нашу маму и стала засыпать её вопросами: — Ты поэтому с обеда сбежала? На совещание не пришла, на звонки не отвечала? Лида… Дома беда? Ты же чешуёй покрылась!
Мама, я видел, была готова завыть. Она и в человеческом обличье могла так сделать: закатить глаза, запрокинуть голову и тяжело выдохнуть. Но сейчас это стало огнеопасно.
Агата бросила свой спектакль с «чтением» и встряла между мамой и тётенькой. Поправила корону и вдруг выдала:
— Это дракон! А я принцесса! Вы чего пристали?
Я чуть челюсть не уронил: не зря Агату отдали в театральный кружок. Сестра выкатила вперёд грудь и ухитрилась глянуть на тётеньку свысока — с высоты своего метрового роста.
— Где вы видели дракона по имени Лида? — продолжила она.
Во даёт!
Мне хотелось подыграть ей и изобразить принца (в бежевом пальто, заляпанном грязью и усыпанном сеном), но тётенька вдруг выпрямилась, залпом допила кофе и забасила в ответ:
— Я сейчас напишу Петру Семёновичу! У нас как раз звонок в зуме. По закрытию годового отчёта! Мы же тебя полдня искали! Отчёт нужен срочно, и ещё встреча с Уралавралбанком… На почту тебе отправили письмо… Ох, Лида!
Ситуация явно выходила из-под контроля. Дамочка наставила на дракона телефон, буквально растаптывая каблуками наш план по раздракониванию мамы. Тьфу, то есть по размамиванию дракона. В общем, всё портила. А от слов «совещание», «письмо» и особенно «отчёт» чешуя на маминой спине встала дыбом, в глазах её разгорелся чёрный огонь, в груди заклокотало. Прикинув что-то драконье, она положила лапу на Агатино плечо и подцепила когтем корону. Потом перекинула её на свою голову и… показала тётеньке язык. Сквозь облака пепла я увидел, как мама пыхнула дымом в телефон, из которого уже доносились кваканье и урчание рабочей встречи.
Автобус как раз причалил к очередной остановке и раскрыл двери. Тётенька попятилась к сиденьям, пытаясь остудить всё же загоревшийся смартфон, а мамодракон схватила одной лапой за шкирку меня, другой — Агату, и мы вместе выкатились на тротуар.
Моё пальто стало серым и в разводах: пепел смешался с грязным снегом и солью, которой посыпают тротуары. Корона Агаты укатилась чуть дальше нас, но мама ловко остановила её. Агата тут же попыталась отобрать её у мамы, но ящер с невозмутимым видом поднялся на задние лапы, удерживая добычу передними. В одной лапе — корона, в другой — клатч. Над нами мигали и переливались новогодние огоньки.
— То есть ты работу прогуляла? — вдруг завопила Агата и буквально повисла на маме, пытаясь дотянуться до короны. — Ты! Ты запрещала мне пропускать английский и школу! — Пластиковое украшение явно было ей очень нужно. Дракономама глянула на дочь с презрением и фыркнула.
— И ты… ты… ты нас уронила!
— Агата… не надо сейчас к маме с пре-тен-зи-я-ми, — процедил я сквозь зубы, вставая с тротуара и отряхиваясь. Ну, чтобы мама не слышала. Но она одобрительно кивнула и надела корону на мою голову.
Но Агата не унималась. Она прыгала вокруг мамы, пытаясь её ущипнуть или треснуть, и кричала:
— То есть мне прогуливать плавание нельзя, а ты на совещания не ходишь? Да ещё огнём плюёшься! — И затопала ногами.
Я дёрнул её, потому что нам вообще-то ещё к бабушке надо было как-то добраться. А она сорвала с меня корону и снова напялила на себя. Высунула язык и оскалилась. Мамодракону это явно не понравилось. Она сняла корону с Агаты и снова положила её мне на голову, предупредительно выпустив из ноздрей клубы пара. Драконьи глаза сузились; я тяжело сглотнул. Мамодракон кивнула мне, повернулась к нам чешуйчато-шипастой спиной и направилась прочь от автобусной остановки, размахивая левой лапой с клатчем. Я попытался нащупать руку Агаты, но та уже сдёрнула с меня корону в очередной раз, надела её на себя и полезла на скамейку.
Выставив одну руку вперёд, Агата глянула на маму свысока и вдруг приказала:
— Слушай меня, дракон! А ну, полетели!
Вжилась в роль, ничего не скажешь!
— Полетели к твоей! К твоей! Ма-а-аме-э-э…
Чудо-полководец ростом метр десять от пола потеряла голос и буквы в самом конце предложения. Потому что мама обернулась и двинулась на неё всей мощью своей драконьей груди, явно собираясь навалять непослушной дочери. Мощные лапы бухали по присыпанному снегом гравию дорожки; мама сопела и бежала прямо на лавочку с Агатой. Такую мощь я видел только в рёстлерских боях! Вообще-то мама, пока не стала драконом, не рукоприкладствовала. Могла только игриво шлёпнуть Агату по пушистой юбке после урока хореографии или щёлкнуть меня по носу. Но это была мама-мама, а что может сделать мама-дракон?
Испугавшись за мелкую, я — неожиданно для самого себя — запрыгнул к Агате на скамейку и в тот самый момент, когда ящер подбежал к нам, ухватился за чешую на его предплечье, забросил ногу на длинную шею, а ладонью прикрыл ему глаза. Случилось это прям за секунду до нападения на «принцессу».
— А-а-а! — вопила Агата, зажмурившись, а я свободной рукой схватил её за шиворот и усадил впереди себя.
— А-а-а! — продолжала верещать сестра.
Шума от хлопанья крыльев и рычания дракона, поднявшегося с испуга и разбега в воздух, стало как-то очень много, поэтому я крикнул ей в ухо:
— Ага-а-ата-а-а! Закрой ей глаза ладошками, а я буду рулить! Рулить к бабушке прямо на балкон.
План родился сам собой! И мы снова взлетели!
Бабушкин дом стоял у милого сквера с игровой площадкой и фонтанчиком. Этот тихий, хотя расположенный почти в центре, уголок Москвы нравился всем. Папа часто вздыхал, что «квартира в таком районе используется не по назначению». Агата, не понимая смысла этих слов, кивала. Я, не понимая смысла этих слов, хмурился. Мама, понимая смысл этих слов, тыкала папу пальцем в бок. Район назывался Марьиной Рощей.
Наш дракон, устав в бешенстве мотать головой и расплёвывать повсюду облака пыли и огня, наконец стих. Смирился и летел прямо, иногда ловя поток ветра и широко-широко расправляя крылья, как самолёт. И злобно рычал, на драконьем языке явно посылая нас то ли в школу в воскресенье, то ли ещё куда-нибудь. Агата, тоже утихнув и освоившись с ролью дракононаездницы, не снимала ладоней с маминых огромных — и даже очень красивых — глаз. Но снова взялась за своё. Извернувшись, она как-то смогла зашипеть мне в ухо:
— Хорошо я придумала, да? Разозлить маму, а потом раз — и вот так на ней полететь к бабушке!
Ветер вырывал слова из её рта и уносил их, к счастью, подальше от драконьих ушей. Слышал хвалебные откровения Агаты только я. И я смеялся. Ведь это я придумал… Правда, я сперва сделал, а потом уже придумал лететь на маме, глотая сопли и протирая слезящиеся глаза.
Под нами мелькал сизый заснеженный город. Вдоль аллей и дорог горели золотыми каплями фонари. В пробках плыли машины, зелёными лужицами растекались ёлочные базары и парки. Зеркалом сияли парковки в искрах огней. И будто ёлки, торчали из Москвы сталинские высотки. А небоскрёбы походили на стремянки, увешанные лампочками и гирляндами. Дух захватывало от этой картины и высоты! И было весьма холодно.
— Са-хм-п-ж-к! — вдруг крикнула Агата, но ветер разорвал слово на кусочки.
Не получив от меня ответа, сестра ткнула пальцем в сквер, завидневшийся прямо по курсу, — сквер у бабушкиного дома. И открыла маме обзор на одну сторону…
Чего делать, кхм-кхм, не стоило. И вот почему: признав район даже одним замацанным дочкиными пальцами глазом, мать мотнула головой, загудела и заклокотала огнём и пеплом так, что мы чуть не свалились с её шеи. Кажется, я даже расслышал её драконьи слова. Она говорила что-то типа: «Куда вы меня притащили? Вы что, с ума сошли? Только бабушки мне не хватало!»
А мы не сошли с ума — мы просто не знали, что нам делать с раздраконенной мамой.
Агата тем временем справилась с пультом управления, то есть снова закрыла дракону глаз, и сладко вздохнула. Я почувствовал, как в животе у неё заурчало.
— Ку-у-ушать хочется! — пропищала она сквозь ветер.
Я ответил бы ей, что правильно говорить «есть», а не «кушать», но… Но тут нас, словно самолёт в зоне турбулентности, изрядно затрясло. Даже захотелось пристегнуться и чтобы стюардесса принесла воду и плед. Я попытался одной рукой прижать к себе сестру, но Агата, зевнув, как ни в чём не бывало придерживала корону. Она пожала плечами: мол, уже догадался обо всём дракон, чего бояться, пусть смотрит. И живот её опять заурчал.
А мне есть не хотелось. Я пытался понять, как и куда припарковать маму, чтобы поскорее оказаться в квартире у бабушки. При такой турбулентности.
Желательно не спалив при этом весь бабушкин дом.
Наш дракон от вида родного дома ощетинился, начал широко размахивать крыльями и сопеть. Обычно, когда мама в образе мамы нервничала, она принималась убирать квартиру, мыть посуду и перекладывать вещи с места на место. Тут, видимо, она решила замесить побольше воздуха и перетрясти нас.
Она то снижалась, то набирала высоту, а прямо по курсу у нас был храм (весьма старый), растяжки проводов, стройка с подъёмным краном (тоже увешанным гирляндами) и тот самый сквер с деревьями — очень даже высокими. Поэтому нам стоило бы держать одну скорость и высоту, тем более что бабушка жила на шестом этаже девятиэтажного дома и целиться в балкон нужно было поточнее.
Чешуя уже не помогала справляться с управлением: дракон летел зигзагами и мотал головой в разные стороны. Словно мы катались на американских горках: вверх и вниз, вверх и вниз. Я хватал маму за щёки и уши, сжимал шею и тянул на себя, но без толку. Впереди уже трясся бабушкин дом. Мы же двигались на уровне третьего этажа, а скорость дракон не сбавлял, и ко всему прочему вокруг нас вихрилась метель. Надо было как-то затормозить, но как?
— Агата, надо тормозить! — крикнул я сестре в ухо.
Та закивала и хотела спросить у Викуси, как лучше это сделать, но я запретил ей брать телефон. Прижав сестру к себе посильнее, я глубоко вдохнул и наконец решил прибегнуть к запрещённому приёму. Совсем запрещённому, ужасному. Приёму из мира собак, который… Ох, в общем, я решил потянуть маму за ноздри.
И вот как мне в голову пришла эта «гениальная» идея.
Пару лет назад мы всей семьёй ходили на птичий рынок; правда, мы ехали туда за собакой, но всё пошло не по плану. Рынок был полон птиц, а ещё кроликов, морских свинок, ящериц, котят, черепах и даже пауков. И так как вы уже знаете о коте Гоше, то, вероятно, догадались, что щенка мы в тот день не купили, а взяли котёнка…
«В ноздри! Суй ему пальцы в ноздри!» — кричал заводчик. Он прыгал вокруг мальчика, в рукав куртки которого крепко, хотя не до крови, вцепился малыш питбуль. Щенок болтался на руке, довольно пускал слюни и челюсти разжимать не хотел. Мальчик тоже не особенно возражал против происходящего. Но пальцы в нос собаке всё же запустили — когтистые пальцы мамы мальчика. Питбуль взвизгнул и шмякнулся на землю; мальчик тут же подхватил его на руки, решив никому не отдавать.
Наша мама глянула на это действо, округлив глаза и приподняв брови (не знаю, что её возмутило сильнее: красный маникюр дамочки-мамочки или хватка собаки). А затем направилась к большой клетке с мейн-кунами. Оттуда мы и забрали Гошу.
И вот сейчас, надвигаясь на бабушкин дом, словно «Титаник» на айсберг, я решил воспользоваться старым советом заводчика и попытался засунуть руки (пальцев не хватило бы) дракону в ноздри. Вдруг это заставит его сбавить скорость? Попробовать явно стоило.
Не предупредив Агату, я приступил к исполнению плана. Дыхание дракона было горячим, но не обжигающим — будто ладошки к костру подносишь. Метель залепила мне глаза, так что целился я уже не в конкретный балкон, а просто в дом. И ещё хотелось не разбиться.
— Ага-а-ата! Идём на посадку-у-у! — закричал я и засунул ладони поглубже в драконий нос. И козявок, признаюсь, не нашёл! Только крошки пепла.
Тут шторы из косой метели распахнулись, мама от испуга (и нехватки воздуха?) дёрнула головой, рванула вверх и понеслась прямо вдоль стены дома. Мы с Агатой орали так, что могли бы разбудить уснувших в далёкой Сибири медведей, а мама тряслась, царапая брюхо о перила балконов.
— А-а-а! — хором голосили мы, уворачиваясь от летящих кусков краски и бетона.
Агата вцепилась в мои ноги, а я не вынимал руки из ноздрей дракона, хотя пора было уже ослабить хватку. От ветра и шока они как будто онемели. Поэтому, когда мамодракон вдруг затормозила, схватившись лапами за верёвки для сушки белья, я со всего размаха полетел вперёд. Кувыркнулся, растянулся и, конечно, освободил мамины ноздри. Влетел я, словно с велосипеда, прямо на бабушкин балкон. Точнёхонько в коробку с яблоками, укрытую одеялом.
— Сеня! Сеня! Ты жив? — кричала Агата, поправляя корону и держась за мамину шею.
Она уже снова уселась на драконе поудобнее. Дракон, кажется, тоже смотрел на меня встревоженно, но в большей степени возмущённо и отфыркивался. Почти чихнув и помотав головой, он бросил на меня очередной испепеляющий взгляд, а после метнул в мою сторону многострадальный клатч. Тот пролетел над моей головой. С меткостью у мамы бывали проблемы, и сейчас это скорее радовало. Тем более что я и так уже ушиб локоть и зад. В остальном же чувствовал себя целым и невредимым — целее многих рыцарей после поединков. Только в голове гудело. А вместе с головой гудели трёхлитровые банки с заготовками и стёкла в квартире — от крика Агаты и взмахов драконьих крыльев.
— Как мы круто, да? — визжала сестра от восторга.
Согласно с Агатой скрипнула балконная дверь, и из-за неё — в стёганом голубом халате, словно Снежная королева, навстречу метели и огненному дыханию мамы — высунулась бабушка.
— Ну… мойте руки, что ли… То есть руки и лапы! — скомандовала бабушка. Мы с Агатой уже зашли в квартиру и топтались в гостиной, снимая пальто, пока мама-дракон втискивалась в дверь. Дверь жалобно скрипела и сопротивлялась. Во дворе выла сигнализация у какой-то машины: видимо, её напугал дракон. В комнате мигала гирлянда, махал щупальцами дождик, приклеенный к зеркалу, на тумбочке стояли маленькая пластиковая ёлочка и неваляшка Дед Мороз. Вечно включённый телевизор жевал жвачку телешоу.
— А мама раздраконилась! А мама раздраконилась! — Агата скакала вокруг бабушки, запрокинув голову и корча рожи.
От тепла квартиры она почему-то не раскисла, а, наоборот, оживилась. Я наблюдал за этим, машинально прижимая к груди клатч. Из моей сестры будто выходил демон: раскрасневшееся лицо, всклокоченные волосы, одежда в саже. Энергии — хоть отбавляй. Но бабушку ни наш вид, ни тем более мама в виде дракона почему-то не напугали и не удивили. И даже ботинки — на Агатке и на мне — заставили её только поднять одну бровь. И хмыкнуть, как мама.
— А я так и поняла. Днём звонила вашей маме, и она уже тогда в трубку плевалась, — сообщила нам бабушка и зыркнула на дракона, будто тот был не огнедышащим ящером, а просто её дочерью.
Я глянул на свои руки, облепленные сажей из маминого носа и комками тополиного пуха, выползшего из-под балконных закруток, и вздохнул:
— Мы не знаем, что с ней случилось. Пришла с работы раньше, сняла шапку, прошла на кухню — и вот…
— А я знаю! — фыркнула бабушка, выталкивая Агату в коридор.
Дракон тем временем наконец пролез сквозь балконную дверь — боком, втягивая живот. Чешуя у него сильно оттопырилась, крылья пришлось неудобно согнуть, буквально вывернуть в плечах. На морде замерли смущение, усталость и обида. Мне было так жаль его… Бедная мама!
Я хотел подойти и обнять её, но бабушка цапнула меня за шиворот и потянула к себе:
— Сними это… пальто. И что это у тебя в руках?
В руках был почерневший клатч. Мама забрала его у меня, поджав тёмные, горячие губы.
Бабушка глянула на неё исподлобья и продолжила:
— Иди… умойся и вымой руки.
Дракономама кивнула (мол, не сопротивляйся, иди в ванную), а сама уселась на пол, чтобы не сломать бабушкин диван.
— Не пойду! — вдруг почти прошипел я и сдвинул брови. А ещё выкатил грудь и напряг шею (папа делал так иногда, когда говорил с коллегами по зуму, — для устрашения).
— Это как? Это почему? — Бабушка удивилась и чуть наклонилась, будто я был маленьким.
А меня всегда ужасно раздражало, когда она разговаривала со мной как с малышом. И во всём старалась уравнять с Агатой.
— А потому, что рыцари вообще не моются. Вернее, моются три раза в год! — выдал я и для убедительности скрестил руки на груди.
Бабушка, словно рыба без воды, открыла рот и хотела было уже потребовать от мамы, чтобы она меня «успокоила», но взгляд её уткнулся в хихикающего дракона.
— А что с нашей мамой? С на-а-аше-э-эй ма-а-амо-о-ой! — решила вернуть себе внимание Агата. Она запрокинула голову, глядя на бабушку, а корону повесила на руку, как браслет.
— Какие такие рыцари? Вы что, все с ума посходили? Это ты мать в дракона превратил, рыцарь? — обозлилась бабушка.
Я молчать не собирался, но Агата снова влезла в разговор, выкрикнув из ванной:
— Сеня — рыцарь. Я — принцесса. А мама — дракон! Это я маму в дракона превратила: рыцари на такое не способны!
Снова-здорово… Мама захихикала ещё дымнее. С одной стороны, я радовался её хорошему настроению, а с другой — эта мелкая…
— Я родился раньше! А раз я родился раньше и я рыцарь, то ты не можешь быть принцессой! — крикнул я.
Агата высунулась из-за бабушки и показала мне язык.
— У меня есть корона! А у тебя что? Что у тебя от рыцаря есть?
— Грязные руки… Рыцари же не моются, — задумчиво проговорила бабушка.
Она кивнула мне, чтобы я все-таки пошёл умываться. Но я был уже слишком зол. Слишком! Раз Агата сбила коалицию с бабушкой, я… буду с мамой!
— С вашей мамой… С вашей мамой… Вот что с вашей мамой… Меньше надо читать всяких книжек по психологии. Это как прыщи на лице давить: вред-но! Я вот к этим психологам, тарологам, астрологам никогда не ходила и не пойду. А она только и делает, что шастает по всяким ведьмам!
— Маму заколдовали? — Агата открыла рот и запрокинула голову, чтобы лучше видеть стоявшую за ней бабушку.
— Не знаю я, что там с ней сделали. Только я с утра ей звонила, а она начала рассказывать мне о каких-то билетах и о том, что не может говорить со мной по телефону. Доигралась!
— Ты ничего не понимаешь в рыцарях… и драконах! — крикнул я бабушке из коридора и вернулся назад в гостиную. Уселся на пол в ногах у дракономамы и злобно засопел.
Тем временем бабушка вывела Агату из ванной. Успев где-то цапнуть расчёску, она принялась расчёсывать сестре волосы, не без претензии поглядывая на маму. Агата довольно улыбалась.
— Бабулечка… а ты умеешь так же? — спросила она, часто моргая и явно строя бабушке глазки.
— Как «так же»? Сидеть на полу и сопеть? — съязвила бабушка.
— Не-э-эт… В дракона превращаться. Чтобы раз — крылья, хвост, чешуя.
— Ну нет. Ещё чего не хватало… — Бабушка закончила заплетать Агате косу и снова скрылась в коридоре.
Мама потянулась за фотографией, стоявшей на тумбочке у телевизора. Это было наше фото с сестрой, но ещё совсем маленьких. Агата тогда только начала ходить, а у меня не было пары передних зубов.
— Сеня… Сеня… я придумала! — зашипела мне на ухо «принцесса». Но слушать её я не хотел: мне было обидно. — Сеня… Надо бабушку раздраконить! Как маму! И будет тогда у нас два дракона! — не унималась Агата, прыгая вокруг меня.
Мама, наверное, не расслышав её слова, посмотрела на дочь с подозрением.
— Ты… чего? — только и смог я ответить от удивления. — Ты хочешь… Хочешь… О-о-о! — До меня вдруг дошло, что Агата… Агата вовсе не хотела, чтобы мама перестала быть драконом! — Ты это специально?
И потащил сестру в коридор.
Навстречу нам бабушка несла поднос с чаем, какими-то конфетами и печеньем, отчего мой живот очень громко заурчал. Но разговор с Агатой был куда важнее!
— Так ты это специально? — Я прижал сестру к стенке.
Рыцарям можно допрашивать дам, я уверен. Допрашивать, но не бить.
Агата тут же пошла на попятную.
— Что «специально»? — переспросила она и часто заморгала полными непонимания глазами. Корона скользила по её гладким, красиво заплетённым волосам.
— Го-ло-о-одные? — крикнула бабушка из гостиной. Это она звала нас, чтобы держать в поле зрения.
— Ты специально маму раздраконила? И теперь мешаешь ей превратиться назад? — не отставал я от Агаты.
Она на секунду задумалась и отрицательно замотала головой:
— Она сама… в дракона. Но классно же вот так летать? И никто не заставит нас домашнее задание делать.
У меня чуть челюсть не отпала. Как она могла! Какая хитрая и… и…
И тут треск, ор, визг. Мы бросились в гостиную (Агата, кажется, прошептала: «Бабушка превратилась», а я уже ничего не ждал). Но оказалось, что это мама, устав тыкать когтем в бесполезный для её габаритов пульт от телевизора, попробовала выдернуть из розетки шнур гудящего экрана, а в итоге сорвала его со стены. И он наконец затих.
— Бешеная! Демон! Что ты творишь! — кричала бабушка и махала на маму полотенцем. — А ну-ка пфу! Кыш! Дурная!
Агата, успев глянуть на меня с вызовом, вдруг прыгнула между бабушкой и драконом и выпятила грудь:
— А ну не тронь нашего дракона! Тебе всё равно новый телевизор нужен, чтобы там была Викуся!
Бабушка, любившая Агату слишком сильно, и правда остановилась. Я молчал, Агата сопела, и пришло время посмотреть на маму.
А та, глядя на разбитый экран, на всклокоченную бабушку, на меня и на Агату, цапнувшую со стола конфету и размахивающую короной… заплакала. Огромными драконьими слезами. Тихо, потряхивая плечами и роняя солёные (солёные?) капли на лапы, цветастый ковёр, чешую и клатч.
— Чай остывает… — растерянно и виновато проговорила бабушка.
Вообще, наша бабушка неплохая. Вредная и ворчливая иногда — да. Строгая и упёртая — да. Отставшая от технологий и обожающая телевизор — да. Но неплохая.
И теперь, когда дракономама, разломав телевизор, утирала слёзы шторой и сморкалась смесью соплей и пепла в скатерть, сидя в её гостиной, бабушка повела себя благородно. Она взяла вазу для цветов, налила туда воды из фильтра и выплеснула полный флакон капель. Эти капли бабушка носила во всех своих сумочках и лечила ими и плохое настроение, и сердечный приступ. (Круче с лекарствами справлялся только наш папа: бальзамом в круглой баночке, сжигающим кожу и запахи на своём пути, он лечил простуду, отит, растяжение мышц. И плохое настроение иногда тоже. Моё.)
— Пей, — шмыгая носом и утирая мелкие, человеческие слёзы, бабушка протянула дракону вазу.
Агата притихла, прижавшись ко мне щекой и что-то явно соображая.
— Бабушка, зачем маме капли? — спросила она.
— Чтобы успокоиться, — кивнула бабушка.
И попробовала очень осторожно погладить свою дочку по лапе. Та не подняла головы и лапу не отдёрнула.
— А если маму заколдовали и сейчас она, успокоившись, снова превратится в маму? — уточнила любопытная Агата.
— Может быть… — задумалась бабушка. — Зависит от того, кто её заколдовал. Вот был бы телевизор… — Она вздохнула.
Я хотел предложить Агате спросить у Викуси, кто мог заколдовать маму и как, но уже через секунду сам ужаснулся этой мысли. СПРОСИТЬ У ВИКУСИ? Агатка меня что, покусала?
Часы на комоде громко тикали, в такт им капали драконьи слёзы. Слёзы падали на клатч, который становился снова золотым, в разводах сажи и пепла.
Бабушка вдруг встала с кресла и достала из тумбочки под телевизором какую-то пыльную кожаную книжку. Альбом с фотографиями.
— Пока ваша мама пьёт капли, покажу вам её в детстве, что ли… — смущённо проговорила бабушка и уселась между мной и Агатой.
Она листала страницы, и с квадратных и прямоугольных карточек, снятых на плёнку или на поляроид, на нас смотрела девочка с двумя хвостиками, порой без одного или даже двух передних зубов, очень улыбчивая, худенькая и счастливая.
— Вы с мамой так похожи. — Бабушка ткнула Агату в бок и прижала к себе. Агата довольно поправила корону на голове. — И ты, Сеня, на маму похож… По-своему.
Бабушка рассентиментальничалась. Начала показывать снимки мамы в подгузниках, упавшей в крапиву, в зелёнке и ветрянке, в соплях, потому что её не пустили на карусель для взрослых. Мама перестала пить капли и плакать и, вытянув шею, тоже всматривалась в фотографии.
— Вот тут, хе-хе, ваша мама в первый раз попробовала вареники с вишней. Рот фиолетовый, но такая счастливая! А вот она с обезьянкой…
Я вдруг заметил, что бабушка говорила о маме в третьем лице. Будто та не сидела с нами в комнате, пусть и раздраконенная. При этом голос бабушки стал нежным и ласковым, будто ей было легче любить маму-девочку, а не взрослую тётеньку. И тем более не дракона. Бабушка гладила Агату по голове и листала альбом.
— Новый год: ёлка, Лиде дали два шоколадных подарка, и она — простофиля такая — один отдала подружке. А вот ваша мама в платье — красивом!
Платье было странным: розовый верх в пайетках и лимонного цвета юбка — будто кто-то перепутал куски ткани.
— Платье я сама, между прочим, шила. Между прочим, костюм для фигурного катания. Лида тогда выиграла конкурс, стала чемпионкой города, правда, среди одиночек… И ведь всегда была такой букой! Как ей удалось потом замуж выйти? — задумалась бабушка.
Мы с Агатой переглянулись, а мама фыркнула и поставила вазу на столик рядом с альбомом. Все вместе мы дружно всматривались в фотографию тощей и длинной девочки с котом на руках. В вазе покачивалась мутная вода — примерно половина ведра и флакона капель. Агата вдруг дёрнулась из-под бабушкиной руки, потянувшись к альбому, и сбила со стола вазу. «Успокоительный» раствор пролился на стол и на фотоальбом. Прямо на снимок из театра, где мама — уже подросток — стояла рядом с бабушкой и дедушкой. В красивом чёрном платье, с ровной спиной. Снимок мне показался почему-то знакомым.
— Ну что ты творишь! Ку… ку… — Бабушка запнулась, глянув на Агату и поймав на себе строгий взгляд дракона.
А Агата ткнула пальцем в фото и вдруг выдала:
— Не «ку», а «кл»! Клатч! Это же мамин клатч!
На снимке в руках у бабушки и правда была золотая сумочка из питона, которая теперь лежала на диване рядом с драконом. Оплаканная и отмытая. Бабушка приподняла брови, проследила за взглядом Агаты, за моим взглядом и… побагровела. Кажется, она только сейчас признала в странном предмете принадлежавший ей когда-то дамский аксессуар.
— Так вот он где был все эти годы! Да? Вот куда он делся! А я его искала по всем шкафам, подружку Свету обвиняла, что она его взяла и не вернула, а это ты! Ты его взяла! Бессовестная!
Бабушкины губы задрожали, кулаки сжались. Загребая ковёр ногами, как бык на корриде, она кинулась к клатчу. Ноздри её раздулись, когда наперерез выскочила Агата. Словно регбист, моя сестра первой цапнула злополучную сумочку. Я только и успел подумать, что надо подбить папу отдать её в спорт. Но бабушка не собиралась сдаваться и чуть ли не в прыжке метнулась к внучке. Пальцы её проскользили в миллиметре от Агатиного плеча, но схватили только воздух: сестрёнку так просто не возьмёшь! Агата победно оскалилась, будто планировала укусить бабушку, но тут её за шиворот поймала мама-дракон. Клатчепохитительница закачалась в воздухе, показывая бабушке язык. Бабушка ругала внучку на каком-то странном языке, пытаясь до неё допрыгнуть. Сцена была… необычной, на неё с любопытством смотрел не только я, но и все родственники с фотоснимков.
Поймав на себе взгляд тоненькой девочки-подростка из фотоальбома, мама-дракон второй лапой схватила и меня. Она закинула нас обоих на свою спину, сдёрнула с кресла плед и набросила его сверху, а затем… протянула Агате лапу с распахнутой ладонью. Сестра, поняв маму без слов, положила туда клатч.
Мамоящер открыла сумочку, достала оттуда какой-то билет и тяжело вздохнула. Я присмотрелся и понял, что это билет не в театр, а на каток. В парк Горького! Дракон сжал листок двумя коготками и прямо перед носом у бабушки дунул на него огнём, отчего он за секунду превратился в пепел. Потом мама сунула бабушке и сам клатч.
И, уже не заботясь о сохранности дверей, выбралась на балкон родительского дома, схватив для нас плед вместо пальто. Двери хрустнули, нас обняли морозный воздух, тёплая ткань и ощущение свободы. И мы снова полетели.
Мы летели над городом без какого-либо плана. Медленно, будто на обзорной экскурсии, потому что мама теперь боялась нас уронить. Агата, бултыхая ногами, придерживала корону. Я думал, как быть, а сестра обняла дракона за шею и тяжело вздохнула.
— Устала? — спросил я. Рыцари не жалуются, рыцари заботятся.
— Это был подарок, — ответила «дама моего сердца».
И как это часто бывает в разговорах с женщинами, я не понял, о чём говорила Агата. Но промолчал.
— Сеня! — возмутилась и вдруг ущипнула меня за ногу «дама сердца». — Это был подарок. Понимаешь?
Я всё равно не понимал, но продолжал молчать: было свежо, и я пытался разобраться, куда мы летим. Открывать рот лишний раз мне не хотелось.
— Что ты за рыцарь такой, когда тут не-спа-вед-ли-вость! — зло выкрикнула Агата без буквы «эр» (то ли она её потеряла, то ли её ветер унёс).
— Какой подарок? — наконец отозвался я.
— Клатч этот! Бабушка подарила его маме. Когда та школу окончила. И забыла… Сама подарила, а потом захотела забрать.
Я задумался. Но Агату это не устраивало.
Она снова ущипнула меня и продолжила:
— Так нельзя! Нельзя дарить подарки, а потом их забирать. Понимаешь?
Я понимал и согласно закивал:
— А откуда ты знаешь про клатч?
— Мне мама рассказывала… — уже не так настойчиво и уверенно ответила Агатка. — Когда я его канючила. Она сказала, что это подарок.
Пару минут после этого разговора мы летели молча. Каждый явно думал о своём, а я ещё думал: слышала ли мама наш разговор? И вообще, хороший ли у драконов слух?
И тут рядом с моим ухом кто-то зашмыгал носом.
— Та-а-ак не-э-эльзя-а-а! Не-э-эльзя-а-а! — ревела Агата. Она стала тереть лицо руками, размазывая сопли, а после прижалась к шее дракона и продолжила: — Бедная, бе-э-эдная ма-а-амочка! Бе-э-эдный кла-а-атч!
Мне казалось, этот день больше не сможет меня удивить: мама превратилась в дракона, в доме пожар, мы летали над городом, упали в зоопарке в вольер с козлами, катались с драконом на автобусе, забрались через балкон в бабушкину квартиру, бабушка, Агата и мама подрались… Я мог бы ждать инопланетян на ужин или что в Москве вдруг в самом центре города появится море. Но нет: Агате стало кого-то жалко. До слёз.
Ну ничего себе!
— Рыцарь! Ты же ры-ы-ыцарь! — выла Агата. — Ры-ы-ыцари спасают! Всех спасают!
Я, кажется, уже говорил, что терпеть не могу женские слёзы? Вот прям до тошноты и холодных мокрых ладошек. Сводит челюсти, и хочется то ли убежать, то ли схватить пачку салфеток и кинуть прямо… прямо в окно. Мне кажется, девчачьи слёзы — это даже хуже, чем сдавать кровь из пальца.
Поэтому мы с Агатой обычно дерёмся не очень долго, и я… сдаюсь ей. Да-да. В «Кодексе рыцаря» такого пункта нет, но я вам скажу: дамам лучше сдаться. Это и не проигрыш вовсе (ведь с ними вообще драться нельзя), зато все будут целее. И меньше слёз.
— Успокойся, — сказал я Агате и замычал, чтобы она поняла: я думаю и пытаюсь что-то придумать. Так иногда делает наш папа, и на маму это действует.
Агата вроде перестала выделять воду. Но вновь начала выделять слова:
— Нам надо… Надо купить ей новый клатч.
Я мычал.
— Ей нужен новый вместо старого. Са-а-амый красивый. И чтобы его никто не мог забрать! — Сестра сопела и ковыряла мамину чешую.
Я перестал мычать, потому что наконец придумал план:
— Тогда нам надо лететь в торговый центр. У меня есть банковская карточка, а на ней… сколько-то денег. Давай спрашивай Викусю, где ближайший магазин.
— Да! И это будет наш подарок маме! На Новый год!
Конечно… деньги мои, а подарок «наш»… Так хотелось ущипнуть Агату за такую наглость, но маму это не порадовало бы. Как и сестру.
Агата тем временем уже залезла в мой карман, вынула телефон и принялась расспрашивать голосового помощника, где продаются сумки для мам.
— Продуктовую тележку можно заказать онлайн, — разобрал я ответ Викуси и засмеялся.
Кажется, засмеялась и мама. Дракон нас всё это время слышал!
Он чуть повернул к нам голову, будто попросив держаться покрепче, и начал снижаться. Воздух скользил по вытянутой вперёд очень длинной и красивой шее и морде, и я точно видел: маме нравилось летать!
— Йоху! Лети-и-им! — крикнул я, раскинув руки. Плед разлетался за моей спиной, как плащ у настоящего рыцаря.
Агата тоже завизжала и чуть ли не запрыгала на маме.
А из-за серых облаков и голубого тумана вдруг появился настоящий замок. Это был торговый центр «Голубая мечта».
«Голубая мечта», утыканная ёлками и прозрачными каретами с огоньками, сверкала на фоне украшенных гирляндами многоэтажек. На огромном экране над входом в торговый центр крутили рекламу: красивая девушка скользила по катку в прозрачных туфлях с острыми носами и прижимала к себе серебряный клатч. Я поймал мамин взгляд: она следила за девушкой и явно о чём-то думала.
— Сумочка! Смотри, серебряная! — Агата ловко спрыгнула с драконьей шеи, когда мы приземлились на парковке у входа в центр.
Сумочка и девушка исчезли с экрана, сменившись слайдами со схемой магазина и другой рекламой. А мама, кажется, ждала, когда ей снова покажут девушку. Но Агата схватила её за лапу и потащила к главному входу.
— Идё-о-ом скорее покупать! — не утихала сестра.
В крутящуюся дверь торгового центра мы все вместе, конечно, не пролезли, поэтому я распахнул боковую «грузовую», и мама протиснулась в неё, пригибая шею. Агата с короной на голове гордо вышагивала впереди и записывала для папы десятки кружочков: вот она, вот мама, вот ТЦ, идём покупать сумочку. Из магазинов нам навстречу выходили покупатели и продавцы: шоу вызывало у всех интерес. Кто-то даже хотел сфотографировать с драконом своего сына, но Агата сказала, что фото платное, а мама вдруг завернула в магазин обуви и сумок.
Это его рекламу крутили на экране, и это в нём якобы продавали сумку и туфли, в которых можно без забот кружиться на катке. Мама явно искала что-то такое. Она прогуливалась мимо стеллажей, иногда задевая хвостом сапоги и рюкзаки на полках. Мы с Агатой следовали за ней. Наконец я решил спросить продавщицу, где у них тут сумка из рекламы.
— Су-у-умка? — выдавила из себя девушка, тяжело сглатывая и косясь на дракона.
— Клат-ш-ч! — от старания добавила букву «ша» Агата. И убежала куда-то в ряды сапог, туфель и сумок.
А мама-дракон уселась на пуфик посреди зала. Заулыбалась (видели бы вы эту очаровательную драконью улыбку!) и вдруг закачала головой. Отрицательно. «Нет, не клатч», — будто говорила она. И закинула ногу на ногу, вытянув пальчики. Намекая на…
— Туфли? — переспросил я.
Дракон закивал, а девушка-продавец окончательно остолбенела. Мама же хихикнула и кивнула мне: мол, давайте, верный рыцарь и ветреная принцесса, несите мне волшебные башмачки.
— Ага-а-ата! — Я сам себя не узнал, когда крикнул на весь магазин. — Ищи туфли! Те, что на экране крутят.
Агата выскочила на меня из-за какого-то стеллажа и просияла:
— Знаю! Такие прозрачные, со стальным носом. Это же я придумала!
И, не обращая внимания на мое краснеющее лицо (под цвет пледа, который я с себя не снимал), она повернулась к продавцу и добавила:
— Для нашей ма-а-амы!
Девушка открыла рот, беззвучно прожевала слово «мама», затем ещё раз посмотрела на всех нас, и на её глазах вдруг выступили слёзы.
Агата тем временем снова куда-то убежала, но уже через секунду заорала на весь зал: «Нашла!» Она действительно нашла те самые туфли.
Правда, на видео они выглядели красивее: в жизни пластик был грубым, а стальной нос казался слишком большим. Но и это не помогло туфельке налезть на мамину лапу — удалось нацепить её лишь на один коготь. Поэтому Агата решила рассказать девушке-консультанту грустную историю про питоновый клатч и бабушку. Продавец, присев перед мамой и моей сестрой, разглядывала чешую с тоской в глазах. Наконец, опустив взгляд и что-то задумчиво пробормотав себе под нос, она стёрла с лица слёзы, вскочила на ноги, радостно вскрикнула: «Сейчас!» — и растворилась среди стеллажей.
Тем временем между полками и за прозрачными витринами магазина собирались люди. Они смотрели на нас через камеры телефонов, снимая видео и переглядываясь. Агата спрашивала у Викуси, какой размер ноги у дракона. Викуся в ответ мямлила что-то невнятное.
Я заметил, как сквозь толпу пробирались охранники: они явно спешили к нам. Это мне не понравилось: я помнил встречу с охраной в зоопарке. Да и девушка-продавец всё не появлялась.
Закончив общаться с Викусей (не понимаю, как батарейка телефона, доставшегося мне от папы «по наследству», так долго держала зарядку?), Агата снова исчезла между стеллажами. А вернулась с парой босоножек. Детских, но на каблучке, золотых, в пайетках — под стать оставшейся в бабушкиной квартире сумке из питона.
Агата уселась рядом с мамой, подмигнула ей и ловко надела туфельку на свою правую ногу. Она точно попала в размер!
— Смотри, мамочка, как хорошо сидит, — задумчиво проговорила сестра и искоса глянула на дракона. — Идеально же?
Вторая босоножка тоже очень ловко обняла её ступню. Агата вскочила с пуфа и завертелась передо мной и драконом, демонстрируя, как ей идёт.
«И кто продаёт летнюю обувь зимой?» — подумал я.
— Мам… купи, а? — не подумала, но сказала Агата.
Мамодракон, до этого сидевшая на пуфике спокойно и даже по-драконьи счастливо, напряглась. В её планы явно не входили выслушивание нытья и беганье за дочерью по магазину, как это обычно случалось во время походов за покупками. А Агата, как грозовая туча, уже начала набухать истерикой. Она снимала босоножки, поглядывая на меня и на маму.
— Я… Мне… Мне они очень нужны!
Я хотел напомнить Агате о нашем плане, но её губы задрожали, нос покраснел, она часто заморгала и набрала полную грудь воздуха… Я подскочил, чтобы принять огонь сестры на себя, как вдруг услышал над правым ухом треск рации. Поднял голову, а там…
…В джинсах, в почти военной куртке надо мной возвышалась какая-то дамочка — высоченная, в наушниках с микрофоном, из которых всё время что-то шелестело и шипело. Дама встала напротив мамы, воинственно расставив ноги, и объявила:
— Приём-приём. Я нашла его. Облезлый, но наш.
Дамочка с рацией, уперев руки в боки, кивнула маме и скомандовала:
— Ну что, актёр погорелого театра? Опять в загул ушёл? У нас мотор, тьфу ты, то есть начало спектакля, через пятнадцать минут. Быстро в гримёрку!
И после этих грубых — действительно грубых — слов она сделала знак охранникам, уже сжимающим нас в кольцо со всех сторон, чтобы они рассосались.
— Это наш, — повторила она. У неё снова зашипело в ухе, и она ответила: — Да, скажите Копейкину, что нашли.
Мы с Агатой и мамой переглянулись. Я был растерян, мама насторожена, а Агата сглотнула комок из слёз и визга и притихла. Её взгляд упал на желанные босоножки. Что-то взвесив в голове, она заинтересованно посмотрела на дамочку. Как и в случае с мальчиком и фото в холле торгового центра, моя сестра почувствовала сладкий запах выгоды.
— Кто это у вас «наш»? — поинтересовалась Агата, глянув на незнакомку весьма серьёзно, и тоже упёрла руки в боки.
— Девочка, иди к маме, — фыркнула джинсовая тётенька и попыталась взять дракона, то есть маму, под локоть и подтолкнуть к выходу.
Но Агата сдаваться не собиралась.
— Это наш дракон, — сквозь зубы процедила сестра и протиснулась между дамой и мамой.
— Конечно-конечно, — снисходительно промямлила ходячая рация (вероятно, продюсер) и зашипела в микрофон: — Готовьте там принца. Сейчас появится ящер.
Цепкие пальцы схватили маму за лапу. Отодвинув Агату в сторону, дамочка сильнее потянула на себя «актёра», но с удивлением поняла, что это не так-то просто. Отпустив лапу, она ещё раз осмотрела дракона и отметила, что «на костюм они явно не зря потратились».
— Только как эта штуковина будет летать под потолком? — сама с собой решила обсудить вопрос продюсер.
А босоножки сияли, и Агата не придумала ничего лучше, чем выдвинуть ультиматум:
— Штуковина пойдёт с вами, только если вы купите мне эти босоножки!
«Штуковина»?! Рот дамочки с рацией открылся от удивления, а мама довольно раздула ноздри и хихикнула. «Справляйтесь с этим ребёнком сами», — явно говорила она.
— Что-о-о? — Продюсер вытянулась лицом и отпустила мамину лапу. — Да мы гонорар уже заплатили вашему ящеру, чтоб его снеговик съел! Быстро на площадку! Шоу начнётся через пять минут.
Слова дамочки никого ни в чём не убедили. Зато рядом с нами появилась продавец. Другая девушка, не очень милая и совсем не улыбчивая. Она хрустнула пальцами, увидев Агату и разбросанные босоножки.
— Отличный выбор, — заметила продавец. — С вас пять тысяч.
Пяти тысяч у мамы с собой не было. И у меня, у рыцаря, на карточке лежало гораздо меньше денег. Мы с мамой переглянулись и — зуб даю — обсудили ситуацию без слов. Не успев даже подумать, я сказал:
— Штуковина пойдёт с вами, только если моя сестра сыграет принцессу.
Вот так-то! И… Ой.
Наверное, у каждой девочки есть мечта: не просто надеть корону и платье, натереть щёки и нос блёстками, обрызнуться духами из маминого флакончика, но ещё и во всём этом обличье предстать перед зрителями. И чтобы зрители хлопали и восхищались.
Джинсовый продюсер, осмотрев Агату и потрогав корону, чуть прищурилась, опустила взгляд на колготки сестры и, закусив губу, вдруг согласилась:
— Давайте. Пусть будет принцессой. По рукам.
Мне даже показалось, что за очками дамочки сверкнули искры — настолько ей понравился план. Но куда более выразительно на нас смотрела продавец: она явно ждала, что уж теперь-то мы купим босоножки «для девочки». Однако девочка уже вошла в роль и поскакала за продюсером, как горная коза. Мамодракон и я поплелись следом.
В гримёрке нас ждали зеркало с лампочками, печенье с шоколадом и апельсиновым джемом, кружочки апельсинов и накрашенный, с зализанными волосами мальчик. Это, видимо, был принц, ждавший своего звёздного часа. Он полулежал на кресле-мешке и смотрел в экран телефона.
Когда продюсер вошла в комнату, а дракон всунул морду и уложил её рядом со складным стулом, на спинке которого блестела надпись «Шоу», принц устало зевнул и потянулся к печенью.
— Золотко… планы поменялись. Сегодня ты на сцену не выйдешь, — сказала весьма холодно продюсер и положила Агате руки на плечи. Как куклу, она усадила мою сестру на стул перед зеркалом и сделала знак гримёру. — Готовим девочку к роли. Крутим кудри, румяним щёки. И быс-тро!
Агата радостно замахала ногами (она не доставала до пола) и через плечо прыснула мне от смеха:
— Вот видишь! Я принцесса! Всё же принце-э-эсса! Давай, Сеня, сфоткай меня!
Принц тем временем даже не шелохнулся. Он жевал печенье и смотрел в смартфон, где прыгал хомяк из какой-то игры. Мальчик был, наверное, моим ровесником или чуть постарше. На левой руке у него блестели электронные часы, уши прикрывали наушники. Кажется, он не слышал, что роль у него только что забрали.
— Эм-м-м… простите, — обратился я к джинсовому продюсеру. — Но у него наушники…
— Что? — Дамочка согнулась надо мной и сдвинула брови. — Какие наушники?
— Он, — ткнул я пальцем в принца, — вас не слышал. А ещё… — Тут я сам удивился: когда я успел об этом подумать? И даже решил сказать? — А ещё нужен… сценарий. Для Агаты. То есть принцессы. И для дракона.
Продюсер поджала губы и осмотрела гримёрку. Её наушник зашипел, и все в комнатке (кроме принца) услышали, как кто-то оттуда взволнованно проговорил: «Копейкин идёт».
В этот момент за дверью, вернее за драконом, раздались грохот и недовольное ворчание. Выбросив вперёд длинную худую ногу, мимо дракона в комнатку протиснулся высокий тощий мужчина с шарфиком на шее, с очень смешными тонкими усами и полностью лысой головой. Он сдвинул брови (которые тоже походили на усы), надул губы и хмыкнул:
— Та к-та к-та к. Что это тут такое?
Агата, которой накрутили уже половину локонов и даже налили какао (представляете, сколько селфи она успела сделать за пару минут с плойкой в волосах?), подняла подбородок и спокойно ответила:
— Тут у вас принцесса. Можете кланяться!
Мужчина, побелевший как снег от встречи с моей сестрой, глянул на продюсера.
Та скривилась, потрогав кудряшки Агаты, и ответила:
— У нас форс-мажор. Меняем героев. Я как раз собиралась вам сказать…
— ЧТО? — буквально капслоком спросил мужчина. — ЧТО? Да вы что о себе возомнили? Я тут режиссёр! Я решаю, кто и кого играет! Какие такие форс-мажоры…
Но пыл его, сделавший лицо красным, а голос — слишком тонким, быстро угас. Потому что продюсер ткнула пальцем в морду нашей мамы, то есть в лицо дракону, и ящер в ответ недовольно фыркнул облаком дыма.
— Глядите, какой у нас дракон. А к нему комплектом идёт принцесса.
«И рыцарь!» — подумал я. Но скромно промолчал. Скромность украшает рыцарей.
Окинув взглядом гримёрку и маму, режиссёр протянул Агате руку.
— Копейкин, — представился он.
Агата посмотрела на меня вопросительно и кивнула.
— Кроме дракона, у меня есть рыцарь, — сообщила она и мотнула кудряшками в мою сторону.
И отхлебнула какао из стаканчика со снежинками, отчего над верхней губой у неё собрались белые пушистые усы. «Усатая принцесса — интересный режиссёрский ход», — подумал я и хихикнул. Но вслух говорить ничего не стал. Тем более что горячее какао Агата любила, да и портить момент мне не хотелось. Назвать её мушкетёром я ещё успею.
— Дайте какао и рыцарю. И дракону! — приказала Агата.
Копейкин наклонил голову в одну сторону, потом в другую и ухмыльнулся: Агата явно ему нравилась.
— Да вам и текст не нужен, прин-цес-са. Вы и так справитесь, — заметил он.
Агата просияла (потому что читать, скажем так, она не любила).
— А вы, дорогой дракон… — Копейкин повернулся к маме, — с ролью успели ознакомиться?
— Это «она», — поправил режиссёра я.
— Девочка? — поднял бровь Копейкин.
— Наша мама… — тихо проговорила Агата.
Чтобы не отвлекать режиссёра сложными мыслями о родственных связях и нашем семейном древе, я напомнил ему о роли дракона.
— Да, роль… Смотрите… — Он с подозрением глянул на дракономаму. — Сперва мы показываем королевство. Замок, зима, Новый год, крестьяне. Танцуют, поют, летят конфетти. Потом принц выходит на балкон поприветствовать свой народ… — Режиссёр посмотрел на Агату и показал, как надо махать народу ручкой. Агата тут же, и весьма неплохо, повторила за ним движение. — То есть принцесса выходит. Далее бьют часы, загорается ёлка, и вдруг прилетает дракон! Дракон кружит над замком, народ в панике разбегается. Дракон облетает ёлку, плюётся конфетти и похищает принцессу с балкона. Переполох, визг, слёзы, ёлка гаснет.
Потом гаснет свет, и мы быстро меняем декорации. И оказываемся в пещере дракона. А там гора новогодних подарков, которые он много лет воровал! Принцесса осматривает подарки и понимает, что среди них нет ничего, подходящего для дракона. Ей становится жалко его, она догадывается, что никто никогда не дарил дракону подарков на Новый год! Звучит трагическая музыка, дракон отпускает принцессу, свет гаснет…
— А рыцарь? — вдруг вмешался я.
— Какой рыцарь? — сбился и смутился Копейкин. — Нет рыцаря в сценарии.
— А кто принцессу спасает? — всё же решил уточнить я. Эх, не было у меня с собой моей книжки…
— Она са-ма, — отчеканил Копейкин. И продолжил: — Так вот, гаснет свет, мы снова в замке, где принцесса у ёлки рассматривает подарок для дракона. Выходят король с королевой и хвалят дочь: она сделала отличный выбор. Это новый мангал! Мангал для огнедышащего ящера!
— Манга-а-ал? На Новый год? — переспросил я.
— Ну да. Наш партнёр и спонсор — магазин мангалов. Король с королевой рассказывают о мангалах, и представление заканчивается.
Мама, то есть дракон, всё это время слушала Копейкина довольно внимательно, но под конец затряслась и буквально захрюкала. Она явно давилась от смеха. Режиссёр покосился на неё с презрением и поправил на шее шарфик.
— Что с ним? — уточнил он. — Дракон… простыл?
— Это «она»! — напомнила Агата, величественно выставив ножку, чтобы слезть. И спрыгнула со своего «трона».
Повисла неловкая пауза, хотя уже пора было выдвигаться на сцену.
— А что с ним делать будем? — кивнул режиссёр в сторону принца: мальчик продолжал сидеть в углу гримёрки с печеньем и наушниками.
Джинсовый продюсер прикусила губу и тоже, как и режиссёр, наклонила голову.
— Его папа — хозяин магазина мангалов, — вздохнула продюсер. — Но дракон нам очень нужен! Так что этот огонь я возьму на себя. А ты, — она повернулась к дракономаме и уставилась ей прямо в морду, — не подведи нас. Сделай так, чтобы эти шашлычники остались довольны и забыли о своём сыне!
Тут наушник у неё снова зашипел: актёров звали на сцену, обещая вот-вот погасить свет в зале. На Агату спешно натянули платье — слишком большое и пышное, но она довольно встала на цыпочки, показав миру свою настоящую натуру, то есть ботинки на шнуровке, и ещё раз глянула на себя в зеркало и поправила корону. Мамодракон стала сдавать задом в коридор, чтобы покинуть гримёрку, а я подошёл и взял у принца печенье.
Актёры, то есть дракономама и Агата, отправились на сцену. Я слышал, как принцесса, проплывая по коридору, репетировала приветствие подданных. Джинсовый продюсер осталась в гримёрке — присматривать за принцем; меня же Копейкин повёл за собой куда-то вглубь торгового центра. Он сказал, что лучше всего представление смотреть из зрительного зала.
— Тут тебе и ваш дракон будет виден, и музыка слышна, и эмоции зала… М-м-м! — будто со мной, но скорее сам с собой говорил режиссёр, вышагивая на длинных тонких ногах.
Пройдя пару галерей с магазинами, мы свернули в главный холл торгового центра. Он собирал вокруг себя четыре этажа и стеклянный купол. И вот под этим куполом и построили сцену — наверное, не только для спектакля про мангалы, но и для других новогодних представлений. Сцена была огромная, бело-голубая, с бортами, усыпанными снежинками. Вокруг неё разместились лавочки и пластиковые ёлки с приклеенными (вероятно, намертво) шариками и Дедами Морозами. Под потолком тоже кружились снежинки — и чем выше гирлянда со снежинками поднималась, тем крупнее становилась снежинка. Под самым потолком висели уже не просто снежинки, а снежины. Снежинищи!
Зал был полон. Дети сидели на скамейках и вертели головами. «Головами» вертели и софиты, торчавшие из сцены, а также музыкальные колонки. Сверху, с четвёртого этажа, к замку тянулись голубые и белые ленты. Они обвивали башню — как раз там, где размещался балкон для Агаты. Между снежин под куполом покачивался белый шар, похожий на снежный ком. Выглядело всё внушительно.
Я, признаться, не люблю театр. Но помню, что даже утренник для школьной ёлки мы начинаем готовить в ноябре. А тут — замок, ёлка, дети, родители… И маму с Агатой вот так, без репетиций, выталкивают перед публикой. Ничего хорошего от этого номера я не ждал.
Свет в зале начал гаснуть, и я стал внимательнее вглядываться в декорации: появилась ли уже принцесса Агата? А дракон? Слева и справа от замка-башни стояли две пушки; они начали немного дымиться. С потолка, из-под купола, спустился и куда-то за башню протянулся трос. За ним с любопытством наблюдали все зрители: дети в костюмах зайчиков и снежинок, мамы и папы в спортивных худи и офисных пиджаках, бабушки, принарядившиеся, будто в настоящий театр. Все запрокинули головы и следили за тросом. Заиграла медленная тихая музыка.
— А будут ещё король и королева, да? — почему-то спросил я Копейкина.
Тот, не поворачиваясь ко мне, кивнул. И добавил:
— Да… И их играют родители принца — владельцы магазина. Вот они удивятся, когда выйдут на сцену, а там твоя сестра.
Я не понял, шутит режиссёр или всерьёз думает, будто родители мальчика лишь удивятся, когда не обнаружат сына в спектакле. Но решил посмотреть, что случится дальше. Шоу становилось всё интереснее!
Наконец свет погас, музыка разыгралась и зазвучала в полную силу, и зал зааплодировал. Мне показалось, что где-то за башней мелькнули джинсовый продюсер и хвост дракона. Луч одного из софитов взлетел сперва к потолку, а после упёрся в огромную ёлку, «растущую» на сцене. Вокруг неё уже собирались жители волшебного города — подданные короля. Кажется, это были продавцы магазинов или даже посетители торгового центра. На кого-то из них надели парики, кому-то дали фартуки и корзинки с цветами (хотя откуда цветы в зимнем городе?). Прямо под балконом башни стоял с вилами весьма упитанный и усатый дядя.
И тут я снова — на этот раз точно — увидел джинсового продюсера. Она в панике выглядывала из-за башни и пыталась высмотреть кого-то в зале.
Меня?
— Там что-то происходит, — сказал я Копейкину и ткнул пальцем в сцену.
Режиссёр посмотрел на меня и хмыкнул: он тоже заметил движение у башни. Музыка, нарастая, становилась похожей на зимний вальс. Подданные ходили вокруг ёлки, взявшись за руки. Но хоровод топтался с ноги на ногу недолго: вальс резко стих, и жители города тоже остановились.
— Хо-хо-хо! Зима… — Мужчина с вилами достал из ватного снега микрофон и забасил в него, обводя взглядом зрителей. Затем он зачем-то взмахнул вилами и передал микрофон девушке в рыжем парике и фартуке с оборками. Такой фартук могла бы носить фрекен Бок.
— Скоро Новый год! — не проговорила, а провизжала в микрофон девушка. — А это значит…
— А это значит… — повторил её слова мужчина в очках, рубашке в клетку и почему-то в красных подтяжках.
— А это значит… — прошептала из всех колонок пухленькая тётенька в каком-то тоже пухлом платье и с румяными щеками. Она походила на настоящую булочницу из Средневековья.
— А это значит… — пискнул кто-то из-за ёлки.
И все подданные подняли головы на балкон (движение, кажется, они даже репетировали). Вместе с ними головы подняли и зрители. Все затихли, мечтая узнать, что же значит наступившая зима.
Я снова глянул на Копейкина: он грыз ногти и хмурился. Мне стало не по себе, и я хотел рвануть за сцену, но режиссёр поймал меня за плечо.
— Подожди. Дай им шанс…
И тут из башни вышли король и королева. На королеве были пышное платье и корона. Да какая! Будто две медные табуретки сложили друг в друга и вверх ножками водрузили на голову. Король был в белой мантии с чёрными пятнышками, напоминающей берёзовую кору, и тоже в короне, но куда более скромной. Зато в руке он держал круглый золотой шар.
— Жезл… где жезл? — прошептал Копейкин и отпустил моё плечо.
Король и королева тем временем остановились перед ёлкой и поклонились. Зрители захлопали, кто-то даже присвистнул.
— Дорогие жители города Манга-мал! — заговорила королева. Она зачем-то надувала щеки и выпячивала грудь, отчего выглядела и звучала странно. — Раз наступила зима, то скоро придёт и Новый год!
— А Новый год — это… — подхватил король басовитым, густым голосом, напоминающим сливовое варенье, — это ПО-ДАР-КИ!
И тут все подданные снова посмотрели на верх башни, а дети в зале захлопали. Но на балконе всё ещё никого не было.
Король и королева тоже сами себе захлопали и принялись перекладывать под ёлкой пустые коробки.
— А где же наш принц? — смущённо спросил мужчина с вилами, глянув на пухлую булочницу.
— А правда… ваше величество? — обратилась дама то ли к королю, то ли к королеве.
Будто желая ответить, за башней замелькала джинсовый продюсер с белым лицом и выпученными глазами. Она буквально ехала по земле. Что-то тащило её. В руках она, кажется, держала хвост дракона.
Из башни замка раздался грохот, и я был готов поспорить, что по ступенькам внутри декораций топала моя сестра. И точно: через секунду двери распахнулись, и на балконе появилась она. Агата.
— Все-е-ем приве-е-ет! — крикнула принцесса.
Платье волочилось по полу, корона (родная!) накренилась на левое ухо. Агата тяжело дышала. Не глядя на короля и королеву, она обвела взглядом подданных и полный зал зрителей. И просияла:
— Не принц, дорогие мои подданные, а принцесса! Ваша принцесса!
Голос Агаты звучал звонко и чётко — наверное, потому, что к платью был прикреплён микрофон. Правда, в слове «подданные» она потеряла одну букву «дэ», и прозвучало оно как «поданные». Или Агата сказала так специально?
— Скорее бы уже Новый год! Хочу посмотреть, что вы мне подарите! — звонко заявила на весь торговый центр моя сестра.
По залу среди зрителей пробежали шёпот и ворчание: бабушки и родители о чём-то переговаривались. Я посмотрел на короля и королеву: они, покрасневшие, подступали к башне.
— Ты… ты похитила нашего сына? — вдруг спросила королева и стала осматриваться по сторонам.
Король выхватил у стоявшего под балконом мужчины вилы.
— Да какой принц, вы что? Мама, папа, вы совсем замёрзли там? — отшутилась Агата и поправила причёску и корону. Но вниз смотрела настороженно.
И не зря: король стоял уже у самого входа в замок.
А я побежал к сцене. Но стоило мне сделать пару шагов (мешали зрители и лавочки под ними), как грохот из-за декораций больше не мог сдерживаться и вывалился наружу. Опрокинув пару ярмарочных домиков и чуть не снеся ёлку, на сцену выбрался дракон. То есть наша мама. Следом за ней, с прикреплённым к джинсам карабином с тросом, выскочила продюсер. Зрители в зале ахнули, кто-то из подданных испуганно завизжал, а из колонок вдруг бахнула очень тревожная музыка.
Король с вилами застыл у входа в башню, и мамодракон кинулась прямо к нему.
— А-а-а! — закричала королева, схватившись за корону.
— Дракон! Дракон! Дра-кон! — кричали подданные.
Они бросились врассыпную, правда, некоторые актёры при этом держались достойно и умудрились не выйти из роли: женщины придерживали юбки и хватались за грудь, мужчины, падая под ёлку, накручивали на палец усы.
Джинсовый продюсер выхватила из-за пояса рацию, и её голос полился прямо из колонок, поверх музыки:
— Всем звуковикам: включайте вальс. Световики — софиты на дракона. Слепите его!
А мамодракон уже карабкалась по декорации к башне. Не помню, чтобы она занималась скалолазанием… но выходило у неё очень ловко! Я продолжал пробираться к сцене: ведь я рыцарь, а моя сестра и мой дракон, то есть мама, явно были в опасности. Грянул вальс, лучи света впились в моего родного ящера, а король с вилами бросился на продюсера.
— Мила! Мила, это что такое? Где наш сын?! Почему какая-то девчонка на балконе и что это за… чудовище? — орал король, и микрофон, прикреплённый к его мантии, радостно разносил слова через колонки.
В зале нарастала тревога. Бабушки, мамы и папы явно начали догадываться, что дело может запахнуть жареным: дракон уже вызывал у них подозрения. Король тряс джинсового продюсера за плечи, и та, сперва пытавшаяся что-то ответить, вдруг крикнула в рацию: «Миша, тяни трос! Поднимай меня». Миша её услышал, трос дёрнулся, и продюсер… взлетела!
Тем временем дракон добрался до Агаты и попытался закинуть девочку к себе на шею. Но моя сестра уже вошла в роль и выходить из неё так быстро не собиралась.
— Дракон! Страшный дракон! Он похищает меня! Спасите!
Королева металась по сцене и шептала что-то непонятное, изредка выкрикивая «А-а-а!» и «О-о-о!». А король, лишившись продюсера, обозлённо повернулся к нашей маме и прорычал:
— Ну, чудовище, я тебе покажу! Сожрало нашего сына, а теперь и девчонку хочешь?
И рука короля с вилами взлетела вверх.
Я был уже на сцене, когда дракон наконец справился с брыкающейся Агатой и усадил её себе на шею. Та кричала в микрофон, что это нечестно и не по сценарию. Продюсер болталась на тросе под куполом, а родители в зале пытались поднять детей со скамеек, чтобы поскорее увести подальше от этого шоу. Но дети этого не хотели. Играла весёлая музыка.
Мамодракон, прижавшись к замку лапами и животом, фыркнула, заметив вилы. А после ласково глянула на меня. Она меня узнала! Король отступил назад, чтоб замахнуться посильнее, но я уже был рядом, схватил его за руку и выдернул из неё вилы. Вот ещё удумал — в мою маму вилками кидаться!
Я был очень доволен собой. Король же, ужасно разозлившись, теперь замахнулся на меня. Причём так сильно, что вдруг… упал. А может, он увидел, как мамоящер оттолкнулась от башни и полетела? Наверное, последнее, потому что мужчина распластался по полу, глядя в потолок.
А зал замер.
Мама, конечно, хотела забрать меня, а не победить короля. Она даже не посмотрела в его сторону. Просто дёрнула меня за шиворот вверх, махнув крыльями так сильно, что ёлка упала, а подарки покатились со сцены. Дети — и некоторые родители, я видел! — зааплодировали. Но кто-то всё же начал визжать и прятаться под скамейки. Королева тоже не удержалась на ногах и села на попу.
Однако его величество явно не собирался сдаваться. Пока мамина тень — крылатая и хвостатая — скользила по залу, уворачиваясь от лучей софитов, а сам дракон набирал высоту, горе-король снова схватил вилы и всё-таки метнул их в маму…
— А-а-а!
Но не бойтесь. «А-а-а!» — это на всякий случай.
Мы не упали, и дракон не был ранен: вилы короля оказались пластиковыми и лишь слегка стукнулись о мамин зад. Хотя потом я подумал: как хорошо, что мама успела забросить меня к себе на шею. Потому что от неожиданности она могла бы меня уронить.
Потому что от неожиданности она издала очень странный и такой громкий звук, что во рту у меня пересохло. Звук походил одновременно на визг курицы, на кашель нашего старого соседа и ещё немного на вопли новорождённой Агаты.
А ещё мама выдала огромный столб огня. Такой, что прямо вау! Будто бензин лили из шланга рядом со взорвавшимся газовым баллоном. Зрелище получилось невероятное! И нам с Агатой было видно лучше всех! При этом мама даже не подпалила джинсового продюсера. А вот белый, висевший под самым куполом шар прожгла. И из него тут же посыпались серебряные снежинки, конфеты и конфетти.
Конечно, после такого шоу детей вывести из зала было невозможно: они хлопали в ладоши, прыгали, ловя конфеты, махали маме (ну не Агате же) и смеялись. Продюсер, пристёгнутая к карабину, еле живая от испуга и полёта в компании с настоящим драконом, прошептала в рацию: «Миша, сними меня отсюда… Пожалуйста…»
И в этот момент на сцену из-за кулис вышел принц в наушниках. Наверное, он тихо спросил: «Что тут происходит?» — ну, я так думаю.
Что происходило дальше на сцене и в зрительном зале «Голубой мечты», мы не видели. Потому что наш дракон, фыркая и плюясь маленькими облачками пепла, сделал круг над залом, дунул напоследок горячим воздухом в короля и полетел к выходу.
Двери — ни крутящиеся, ни грузовые — нас с мамой вместе не пропустили бы. Но дракон уверенно двигался вперёд, намереваясь, как мне показалось, снести всю конструкцию у входа… Думать об этом было страшно, я посильнее прижал Агату к себе и укрыл пледом. И вдруг — я даже не успел зажмуриться — навстречу нам буквально выпрыгнула девушка, размахивающая руками и подарочными пакетами. Это была первая продавщица из магазина обуви и сумок, та, которая расплакалась, узнав, что дракон — это наша мама.
Девушка стояла посреди коридора торгового центра, махала руками и кричала:
— Дракон! Принцесса! Рыцарь! У меня для вас подарки!
— Мама! Там подарки! — заверещала Агата и потянула маму за шею, чтобы затормозить. Но мама начала сбавлять скорость и без её помощи.
Мягко приземлившись (к вечеру мамоящер освоила все тонкости драконьего полёта), мы остановились прямо перед девушкой. Та, совсем не испугавшись летевшего на неё дракона, радостно взвизгнула и вручила нам, сидящим у мамы на шее, пакеты.
— Это ВАМ! — прокричала девушка. И захлопала в ладоши. — Пусть у вас будет праздник и повод радоваться! С Новым годом!
Агата хотела было спрыгнуть и кинуться обнимать девушку, но мама придержала дочь, затем кивнула и поклонилась продавцу, как… ну, как тот горный козёл.
Девушка снова захлопала в ладоши от радости, но внезапно помрачнела:
— Вам же тут не выбраться… Правда, торговый центр уже закрывается… Я выпущу вас через грузовые ворота!
В это трудно поверить, но у «Голубой мечты» имелись настоящие ворота! Огромные, будто в аэропорту: в них точно мог бы зарулить небольшой самолёт. Пока мама переминалась с лапы на лапу среди пластиковых коробок, наша спасительница-консультант, освещая путь телефоном, подошла к щитку и нажала на кнопку. Ворота зажужжали, поехали вверх, и из-под них стала заползать в помещение сизо-тёмная улица с морозным воздухом.
— И куда вы теперь… полетите? Домой? — спросила девушка, обращаясь чуть больше к нам с Агатой, чем к маме.
Агата пожала плечами: она уже пыталась украдкой заглянуть в пакеты и выяснить, что там.
Девушка это заметила и засмеялась:
— Какая любопытная принцесса! Там твои босоножки. Ещё сумочка для вашей мамы. И кое-что для тебя, рыцарь!
Кажется, я покраснел от этого слова. А Агата вдруг засмеялась и обняла меня:
— Сеня — настоящий рыцарь! Как он этого короля приложил! И вообще!
Знаете… Иногда девочки умеют так сказать что-нибудь… что-нибудь смешное или милое… отчего даже самый настоящий рыцарь растает. А уж что случится с мыслями в его голове! Мои так завертелись, так закружились, что я… придумал!
— Мы полетим не домой! Мы полетим на каток! — выдал я.
И лишь потом понял, почему это сказал: потому что билетик в мамином клатче, и реклама на экране с туфлями, и вчера мама ещё говорила, что если придёт пораньше с работы… Везде был каток!
— А он ещё не закрыт? — удивилась консультант.
Ворота тем временем полностью поднялйсь, готовые нас выпустить.
— Да мы откроем! — крикнул я и помахал этой милой, доброй девушке.
Агата тоже не хотела улетать просто так.
— Спасибо! За подарки! И это вам! — крикнула она и кинула девушке свою помятую, потёртую, но самую настоящую корону.
А мама побежала! То есть полетела.
Мы снова летели!
Под брюхом дракона (и нашими ногами) город постепенно затихал: машин и прохожих стало меньше, огни ёлочных гирлянд в окнах горели ярче. Мы скользили над улицами, открыв рты и раскинув в стороны руки.
Впереди, словно озеро, заблистал льдом каток. Большой-большой и в самом центре города. Мы с Агатой завизжали от восторга, и мама — то есть дракон — стала сбавлять высоту.
Девушка из «Голубой мечты» была права: посетителей ледяного парка уже отправили по домам. По некоторым дорожкам скользила техника, кое-где по льду ходили в обуви сотрудники, что-то осматривая и даже замеряя рулетками. Музыка, уже притихшая, лилась из колонок успокоительно.
— Ка-а-ато-о-ок! — радостно кричала Агата, размахивая руками.
Мамодракон мягко опустила лапы на лёд главной площади парка рядом с фонтаном, в чаше которого теперь была установлена огромная ёлка. По какому-то закону физики (кажется, по закону инерции) она проскользила до бортика и слегка в него врезалась. Но не случайно, а специально, чтобы мы кубарем слетели с её шеи, перелетев через драконью голову.
— Мам! Мам, ты чего! — крикнула Агата, возмущённо отряхиваясь.
К груди она прижимала пакеты. Мама глянула на неё исподлобья и аккуратно забрала свой. Затем подмигнула мне, развернулась и заскользила к ёлке, не оборачиваясь. Я как-то сразу понял, что должен закрыть Агате рот, чтобы она… чтобы она не испортила момент.
— Ну помолчи, пожалуйста. Не спугни! — взмолился я и прижал ладони к губам сестры.
Она попыталась меня укусить, но я надавил пальцами посильнее, и Агатка вопросительно подняла на меня глаза. Вот уж кому нельзя превращаться в дракона, так это ей…
Храня молчание и свои зубы, Агата проследила за моим взглядом: в лучах фонарей, в журчании музыки — тихого вальса — по льду кружился грациозный дракон.
Вместо острых лезвий коньков мама использовала когти. Драконья чешуя чуть приподнялась, но это была не ощетиненность кошки, а мурашки от удовольствия. Мама щурилась и улыбалась. По моей спине тоже побежали мурашки.
Тут синее небо и тёмные зигзаги ёлок, окружающих каток, пропали среди падающих тяжёлых снежинок. Снежинки опускались нам с Агатой на носы и ресницы. Мама взмахивала лапами, словно фигуристка, приседала, подпрыгивала, выполняла дорожки, то меняя лапы и скользя вперёд, то укатываясь в самый дальний угол площадки. Снег был ей к морде. То есть к лицу. И как же это было красиво!
Со всех сторон парка к нам подтягивались люди. Они, как и мы, заворожённо, с открытыми ртами смотрели на маму. Почувствовав внимание публики, мамодракон разогналась от левого угла катка, набрав полную грудь воздуха, и понеслась вперёд. Она чуть подпрыгнула на середине и, ни разу не взмахнув крыльями, закрутилась в прыжке. Один, два, три, четыре, пять, шесть! Шесть оборотов! Приземлившись на одну лапу, она тут же присела в «пистолетик» и закружилась — теперь уже на льду — в волчке. Вращаясь всё быстрее, мама привстала; лапы и крылья плотно прижались к телу, лёд под когтями заискрился, закрошился, и вот уже вокруг фигуристки поднялась ледяная пыль.
Сотрудники катка и мы с Агатой зааплодировали. Столб снежно-ледяного вихря, поднятого драконом, стал совсем плотным, и наш ящер на секунду исчез из поля зрения, видимо укатившись за ёлку. Музыка стихла, вращение прекратилось, и внезапно возле нас возник старичок — тот самый, которого днём мы встретили в зоопарке.
Он облокотился на бортик, кивнул в сторону дракона и сказал:
— Вашу маму бы на Олимпиаду.
Я заулыбался и закивал, а потом… А потом понял, то есть увидел, что на лёд из-за ёлки выплыла мама. В тех самых туфлях и офисном костюме, раскрасневшаяся и очень счастливая.
Мама раз-ма-ми-лась!
Домой мы ехали уже на такси, втроём завернувшись в плед.
Мама, явно привыкнув за полдня к драконьей жизни, молчала и просто обнимала и целовала нас. Мы тоже молчали. Агата даже задремала.
Машина медленно подплыла к светофору и остановилась. Сестра приоткрыла один глаз и покосилась на мой пакет с подарком.
— Сеня… а что там? — будто и не очень интересуясь, спросила она.
Я пожал плечами. В пакете у мамы обнаружился золотой, из очень фактурной кожи, клатч — достойная замена старой сумочке. Про босоножки Агаты и так было всё понятно, но она трижды проверила, чтобы они подошли ей по размеру и ладно ложились обратно в коробку.
Мама наклонилась и поцеловала меня в макушку. И было так хорошо, что я решил: как настоящий рыцарь, буду сильным и терпеливым и открою подарок не раньше Нового года. То есть первого января! Вдруг там доспехи? Или рыцарский меч? Или седло для верного коня?
…Надо только от Агатки хорошенько спрятать подарок.
Водитель улыбнулся нам в зеркало заднего вида и потянулся к приёмнику. По машине разлилась тёплая, новогодняя музыка. И я решил спросить маму:
— А что же с тобой случилось, мамочка? Почему ты… превратилась в дракона?
Агата высунула нос из-под пледа и тоже прислушалась.
— Я… не знаю. — Мамин голос звучал тихо и чуть хрипло. Видимо, за этот долгий день она отвыкла разговаривать. — Кажется, всё как-то разом навалилось. Билеты на каток не покупались, на работе совещания бесконечные, бабушка что-то хотела от меня, и… Под конец года я совсем устала.
Мама чмокнула меня в затылок и добавила:
— Но с вами было так весело! Ни один дракон не пропадёт с такими детьми!
Тут бы нам обняться всем вместе (дракону, рыцарю и принцессе, то есть маме, Агатке и мне), но разом зазвонили все телефоны в машине. То есть мамин и мой. Бабушка хотела спросить, как себя чувствует мама, и… извиниться, а папа — узнать, что у нас там за маскарад происходит и привезти ли нам из командировки манго и сушёный дуриан.
Не сговариваясь, мы с мамой включили громкую связь на двух мобильниках и… громко хором зарычали!
Р-р-р-р-р!
А чего они от нас ещё ждали?
— Сеня! Следующую книгу буду писать я! Ведь это я всё придумала!
Внимание!
Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.
После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.
Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.